Где раки зимовали

В то лето мы, как с ума посходили.  Началось с чтения. По книжным делам главным был я. В библиотеке углядел журнал про Жака-Ива Кусто. Прочёл влёт. В те поры увлекала меня светлая мечта стать военным моряком и водолазом. Я изучал устройство акваланга и технику погружений. Кстати, оказались подаренные отцом на Новый Год ласты с маской и трубкой. Мне так хотелось их испытать, что уже второго января забрался дома в ванну, надев ласты. Но плавать начал, как только лёд сошёл. Это, замечу, совершенно иное, прямо-таки сексуальное наслаждение, нежели кроль, брасс и даже баттерфляй. Ну, совершенно иное.
  Журнал вкруг прочли друзья; Гарик по прозвищу Пижон. Юрка, которого мы почему-то именовали Спецназом. Видимо, за одержимость и неукротимый нрав, хотя, трудно представить дёрганного, костлявого, состоящего из сплошных выпирающих суставов, Юрку бойцом диверсионного подразделения. Сам про себя он говорил: «Зато, я жилистый». И это было именно так. Сила, она не в мышцах, а именно в жилах. И, наконец, Мишаня по прозвищу Смур – от слова смурной. Он и улыбался всегда неизвестно чему, видно, собственным мыслям,  не очень делясь своими размышлениями с нами. Итак; прочли и решили, что поедем нырять и охотиться под водой, благо Пижон сказал, что у него есть друг, а у друга друг, у которого есть ружьё для подводной охоты. На том и порешили, а пока приступили к тренировкам на берегу старицы. Старица эта образовалась недавно. В один прекрасный день появился на Урале Земснаряд и промыл Новое русло. В областной газете – органе Обкома КПСС и Облисполкома пафосно, даже с некоторым надрывом писали о спрямлении русла реки и неисчислимых благах для города, и о том, что древний Урал обретёт новую судьбу… Ну, и ладно. Старое русло глубокое, с ямами и омутами, сомовье гульбище, сазанье нерестилище. А на берегу, там, где устроены цементные ступени, Дом Отдыха для восстановления трудового энтузиазма рабочих и крестьян. Рядом ещё одна турбаза-не турбаза за высоким и глухим забором. А была та турбаза местом (нам по секрету сказали) семейного отдыха славных чекистов. У берега дощатый помост с лесенкой для выхода из воды и даже нечто вроде вышки, правда, невысокой, для ныряния отдыхающих. Они и ныряли. Выпьют и ныряют. Мужчины - вниз головой, ухая и пуская струйкой воду изо рта после выныривания. Женщины –  с помоста, попой вперёд, жеманясь, с визгом, придерживая обеими руками самосшитые объёмистые сатиновые лифчики, чтобы – не дай бог – сокровенное наружу ни выскочило.
Мы же располагались чуть-чуть в стороне. Плавали, ныряли. Однажды Пижон явился с ружьём. Вставил гарпун, натянул резиновую, тугую тетиву и, победоносно глянув на нас через плечо, зашёл пятками вперёд в воду. Только мы его и видели. Лишь дыхательная трубка изредка, как перископ подлодки, взрезала блещущую на солнце воду старицы. А той порою Смур, молча, натаскал сухих веток из рощи и усиленно раздувал костерок. Надеялись запечь свежедобытого сазанчика. Уже и костерок прогорел, и угольки тихо шаяли, а Пижон всё плавал. Наконец, вышел на берег, пятясь, пятками вперёд из-за ласт на ногах. Видно было, что стрелял. Но рыбы, пронзённой гарпуном, нет, как нет.
- Воот такого сазанинщу бил. Но не дострелил - пояснил Пижон.- И вообще вода речная, мутная. На море надо ехать. На Кавказ. Там вода, как стеклышко. Сам в Гаграх видел.
Он действительно в прошлом году ездил с родителями в неведомые нам края. И возвратился с морским загаром, чем пытался поражать девчонок в классе, мороча им голову, якобы, несмываемостью морского загара. Хотя, кареглазая Наташечка со второй парты у окна, всё лето загоравшая у бабушки на деревенском огороде, возвращалась с каникул куда более шоколадной. Но она и в зимнее время отличалась смуглой кожей, сквозь которую проступал сводивший меня с ума румянец.
- Раки! – завопил вдруг Юрка-Спецназ, возившийся в воде у обрывистого берега, что между нами и вышкой для ныряния. – Он держал в руках двух довольно приличных раков, шевелящих клешнями и хвостами. Раки были грязно-зелёного цвета. Он показал нам свою добычу, и мы внимательно рассматривали выпученные рачьи глаза на стебельках и черно-серую икру под хвостом у одного из пленников.  Раки же рассматривали наши физиономии и, похоже, мы им не нравились. Особенно икряной рачихе .
- Подумаешь… - покривился Пижон. На море можно лангустов добыть. Лангусты – это да! А раки – лакомство так себе.
- Много ты понимаешь! - Взвился экспансивный Спецназ. -_ Вот я сейчас вас угощу! – И положил свою добычу на тлеющие уголья костра.
Мы собрались в кружок и стали наблюдать, как раки сначала обездвижили, а потом начали краснеть на глазах. Когда они запунцовели, по мнению Юрки до полной готовности, он ловко ухватил их за хвосты и положил на лопух, предусмотрительно сорванный Смуром. Раки поостыли и Юрка приступил к разделке. Отломил клешни, оторвал хвосты, и извлёк белое мясо, назвав его раковой шейкой. Каждому досталось по клешне и по половинке хвоста. Понравилось. Хотя всё тот же Пижон заметил, что крабы из банки несравненно вкуснее. Мы согласились, тем более в предложенном лакомстве ясно недоставало соли. И тут нас охватил охотничий азарт. Мы полезли в воду под обрывчиком и, нащупывая рачьи норы, стали извлекать из них добычу, которая тому была явно не рада. Меня пару раз пребольно хватанули за палец. Но общими усилиями мы натаскали десятка полтора довольно крупных экземпляров, складывая их, как в рачню, в мою майку, завязанную узлом.  Правда, Пижон за раками не полез, заметив, что этот вид охоты ему претит. Зато он вновь распалил костерок. Раков мы слопали за милую душу и про соль забыли, хотя Смур намеревался сходить в столовую Дома Отдыха и выпросить чуток соли у официанток. Наелись, намерзлись у воды, залили кострище и отправились в город через Рощу. Славный выдался денёк. Через неделю, опять в воскресенье мы вновь явились на то же славное рачье место. Прямо-таки, рачий рай. Пижон авторитетно заявил: здесь кормное место, где  раки со всей старицы зимуют и размножаются. Юрка-Спецназ принёс закопченный рыбацкий котелок. Я нырнул в отцовскую укладку, где помимо рыбацких снастей, хранились запасы разных премудрых специй, и, навертев из газеты фунтиков, отсыпал для наших нужд. Смур запасся солью и вооружился маленьким топориком для хвороста. Пижон выставил из сумки четыре бутылки, чуть ниже горлышка увенчанные жёлтой наклейкой «Жигулёвское»  - и где только достал, и кто ему продал! Мы опять натаскали раков, сварили по-науке, и принялись пировать, прихлёбывая пиво из горлышка, мечтая, меж делом, о том, в какие море оправимся поохотится на рыбу в прозрачной воде. Радостные выпали тогда нам деньки! Вода в старице подпитывалась ключами, а потому свежа и прохладна, если нырнуть – вовсе холодна. А сверху ласкова и тепла. Мы плавали взапуски, играли в пятнашки, уходя о преследования, ныряли и увёртывались. Хохотали беспричинно, дурачились. Говорили о том, что впереди ещё один учебный год, а там прощай, родная школа. Дышалось легко. Думалось о будущем. Настоящее было ясным и понятным, а день вчерашний ценен тем, что прошёл и не вернётся никогда, нафиг он нам сдался.  Солнечные, светлые, наполненные верой часы, что всё вокруг, есть и навсегда будет только хорошим!

   Прошло много-много лет. Вместе с Кириллом Набутовым – питерским тележурналистом, мы приехали в Зауральную Рощу. Вышли на берег старицы. И вдруг увидел я остатки тех бетонных ступеней, что укрепляли некогда берег, рядом с тем местом, где мы доставали из глубоких подводных береговых нор откормленных раков. Уровень воды упал, берег оплыл и сильно отступил от кромки. Теперь вниз головой в воду не попрыгаешь. То место, где мы некогда лакомились раками, заросло кугой. Не было и высокого, глухого забора, за которым неесколько десятилетий славные чекисты отдыхали от трудов праведных по защите Отечества о врагов внутренних и внешних с семьями, играли в волейбол и даже большой теннис. Теперь на этом месте мемориальное кладбище. В годы соввласти, здесь во рвах закопали тайно боле восьми тысяч расстрелянных. А когда массовые казни завершились, для сокрытия следов преступлений организовали поверх могил Базу Отдыха. В средине 50-х сильный паводок размыл берег. Размыло рвы и мумифицированные в песке трупы казнённых со связанными руками и пулевыми отверстиями в затылочной кости, поплыли по Уралу, до содрогания пугая тех, кому довелось их увидеть. У Кирилла в этих траншеях где-то был закопан дед, сосланный в Оренбург по так называемому Ленинградскому Делу, а затем расстрелянный во имя выполнения плана по ликвидации недострелянных Врагов Народа. Может быть, и дед Кирилла в последний путь проплыл по Уралу мимо города. на виду у горожан, традиционно собиравшихся на красивом спуске к реке полюбоваться буйным половодьем. Тогда-то и прокопали новое русло, чтобы Урал-Яик, всегда отличавшийся неукротимым нравом, не подчинявшийся никаким указаниям начальства, прекратил, сволочь, вымывать и пускать по течению трупы жертв, и смущать неуёмным своим вольнолюбием незрелые умы. Тогда же и забетонировали часть берега с размытыми частично рвами-могилами, укрепляя его. Обсуждали ли видевшие эту жуть горожане? Не берусь судить. Всё произошло в ту пору, когда свежи были воспоминания, как бесследно исчезали люди, опрометчиво сронившие лишнее словцо.
Видно, тогда же и раки облюбовали это кормное местечко, где можно было отведать вяленой мертвечинки…
Я долго отгонял от себя воспоминания о наших юношеских, счастливых, солнечных деньках. А теперь, когда всё чаще вновь и вновь с разных трибун зычными голосами нам всем, а особенно молодому поколению, втолковывают, что жить в эту пору прекрасную было жуть, как хорошо, пересилил себя и вспомнил…
Так что, извините.