Воспоминания о Ремизове В. Б

      Мне вспоминается произнесенная когда-то Виталием Борисовичем Ремизовым (1949-2022), бывшим директором Государственного музея Л. Н. Толстого (2001-2012), фраза. Он сказал, что всегда во все трудные времена его выручало одно и то же – погруженность в работу, в творчество. В ту стихию, где человек может ощущать себя абсолютно свободным. И тут он был абсолютно прав.
***
      В 2004 году, в августе, Ремизов повез нас, сотрудников музея, в Ясную Поляну. Заказал большой туристический автобус. Нас было много, пришлось разделиться на две группы. Он вел сам обе группы по очереди. Вел долго, но отнюдь не перегружал экскурсию фактами, заостряя внимание на чем-то своем, особенном. Помню, встал на аллее «Прешпект» – там, где экскурсоводы обычно рассказывают о хозяйственной деятельности князя Волконского, о прудах и  оранжереях. И воспроизвел цитату из письма Толстого к жене 1897 года, где содержится совершенно особое ощущение яснополянской природы: «Очень я себя чувствовал вялым и слабым в день отъезда и дорогой. Но необыкновенная красота весны нынешнего года в деревне разбудит мертвого. Жаркий ветер ночью колышет молодой лист на деревьях, и лунный свет и тени, соловьи пониже, повыше, подальше, поближе, сразу и синкопами, и вдали лягушки, и тишина, и душистый, жаркий воздух — и всё это вдруг, не вовремя, очень странно и хорошо. Утром опять игра света и теней от больших, густо одевшихся берез прешпекта по высокой уж, темнозеленой траве, и незабудки, и глухая крапивка, и всё — главное, маханье берез прешпекта такое же, как было, когда я, 60 лет тому назад, в первый раз заметил и полюбил красоту эту». Виталий Борисович всегда шел своим путем, воспроизводя в просветительской деятельности богатый опыт осмысления толстовского наследия.
***
      Подробно о научной работе мы говорили лишь однажды, так получилось. Это было 16 лет назад. Я отдал в «Толстовский ежегодник», где он был главным редактором, две свои статьи. Ремизов хотел их обсудить. И переносил нашу встречу раз 5 или 6. Он тогда совмещал директорство с постом в ИКОМе, был очень занят. В конце концов он сказал: «Приходите в воскресенье после моей лекции, поговорим». Знать точно, когда закончится лекция Ремизова, я не мог, поэтому пришлось прийти на саму лекцию. Кто слышал лекции Виталия Борисовича, когда он был в ударе, не даст соврать: это был настоящий моноспектакль, театр одного актера. Рассказ лектор вел очень эмоционально, используя все известные приемы ораторского искусства. Там были риторические вопросы, диалог с воображаемым собеседником-оппонентом, личные воспоминания из жизни в виде «лирических» отступлений… При этом сочеталось все это с глубоким научным уровнем, концептуальным видением, отменным знанием материала. Чего на этих лекциях точно никогда не было, так это монотонного перечисления фактов. Ремизов всегда пропускал материал через себя, осмысливал его, увлекая слушателя тем, что его самого очень сильно интересовало. Народ на него ходил. Некоторые – специально на него. Я помню, как лет семь назад он согласился выступить в музее на философском семинаре. Его пришли послушать какие-то полемически настроенные пенсионеры, которые и после окончания семинара продолжили вести диалог, пытаясь его в чем-то переубедить…
      В общем, в тот день Ремизов говорил три с половиной часа. После этого позвал меня в кабинет и сказал: «Я уже не помню содержания ваших работ, мне нужно вновь их прочитать»… Получилось так, что работу Ремизова-редактора я наблюдал в тот день вживую.
***
      Редактором-корректором он был хорошим. С одной стороны – внимательным, замечающим нюансы, мимо которых многие специалисты прошли бы, с другой – умным, что большая редкость для нынешних редакторов: он не пытался насильно переделать авторский текст, хорошо понимая, что именно изменить реально, а что лучше не трогать, дабы не пострадало своеобразие статьи. В тот день мы спорили о нюансах. Что-то мне удалось отстоять, а с чем-то я вынужден был согласиться под давлением неопровержимых аргументов.
      Вообще, насколько помню, спорить Ремизов не очень любил. Некоторые его научные взгляды, подходы казались мне сомнительными и странными. Так, например, он развивал теорию единства индивидуального, национального и общечеловеческого, пытаясь искусственно, как мне казалось, привязать к ней творчество Толстого. Говоря о толстовских общественно-политических взглядах, он, вопреки фактам, отрицал анархизм писателя и не любил акцентировать внимание на критике поздним Толстым патриотизма. Рассуждая в одной из своих статей о взглядах Толстого и Владимира Соловьева, он старался сближать их подходы, как будто не замечая различий в религиозных представлениях мыслителей… В общем, придя в музей, я пробовал иногда (по молодости лет) спорить с профессором, но очень скоро понял, что такая полемика ему не по душе: Ремизов имел устоявшиеся воззрения, отказываться от которых не собирался.
      Итог нашего обсуждения в тот день был таким: одну статью он принял в третий номер «Толстовского ежегодника», а другую просил переделать (я ее опубликовал позже). Сейчас я понимаю, насколько правильным было такое решение.
***
      Педагогику он любил больше с научно-практической стороны. Я всегда считал, что если бы он стал педагогом-теоретиком, то достиг бы многого, ибо вопросы эти он трактовал очень глубоко. Хотя, наверное, чистых теоретиков в педагогике мало, слишком уж она связана с практической сферой.
      Выступление Ремизова на «Толстовских чтениях» 2002 года я помню хорошо. Доклад был посвящен рассказу «Сила детства». Это произведение Виктора Гюго, которое Толстой обработал и включил в «Круг чтения». Но говорил выступающий не только об этом сюжете, но и об особенностях восприятии Толстым феномена детства, детской души, ее чистоты, близости к Богу… Говорил ярко, эмоционально, с убежденностью в правоте толстовских взглядов, его миропонимания. Помню, Берта Михайловна Шумова, которая вела то заседание, даже прослезилась: так проникновенно выступал оратор.
      В 2003 году он собирал нас, сотрудников просветительских отделов, на семинарские занятия и вещал о педагогике, рассказывал о своем проекте «Школа Толстого», о разработанных учебных курсах… Помню, он особенно любил цитировать письмо Толстого к В.Ф.Булгакову 1909 года, которое издавалось под названием «О воспитании», где Толстой особенно подчеркивал важность свободы – как основного педагогического принципа. Ремизов пытался распространить свой проект по всей стране, он неизбежно должен был вступать в полемику с педагогической традицией, с Системой, изменить которую одному человеку бывает невозможно… Что там говорить, сам Лев Толстой, предпринимавший усилия в том же направлении в 1860-1870-е годы, убедился в этом… Но сделал Ремизов в этой области много, даже очень.
***
      Кандидатская диссертация Ремизова была посвящена роману «Воскресение». Подходил он к этому произведению совсем не так, как было принято в советском толстоведении. Его интересовали прежде всего не социальные реалии, обличение государства, несправедливости и пр., а духовный путь личности – то, как этот процесс понимал Лев Толстой; представления писателя о духовной жизни. Защита, как он вспоминал, проходила непросто, были голоса «против», но в итоге все закончилось успешно. Книгу по диссертации он издал через несколько лет после защиты, уже в 1986 году. Другая монография – сборник статей разных лет («Лев Толстой. Диалоги во времени»), она вышла в 1998-м. Там целый ряд работ, связанных с изучением помет Толстого на полях книг яснополянской библиотеки. Работы очень глубокие. О чем бы он ни писал – о Сократе, Монтене, Паскале, Достоевском… – всегда было стремление раскрыть мировоззренческий подтекст темы, связать толстовские поиски с мировой философией и религиозной мыслью.
      Очень интересные статьи были опубликованы в начале нулевых годов – о чтении Шопенгауэра и финальном этапе работы над «Войной и миром», об  осмыслении Канта, о философских поисках 1870-х годов – еще допереломного периода. Главную свою книгу – докторскую диссертацию – он так и не написал. Сам он обозначал тему ее как «Толстой и Кант», но это, очевидно, условное название. Замысел диссертации состоял, видимо, в том, чтобы связать поиски писателем нравственного идеала, смысла жизни, истины конца 1860-х – 1880-х годов с осмыслением наследия Канта, сблизить идейную основу перелома в мировоззрении и толстовский морализм с кантовскими этическими представлениями. Задача сложная, но справиться с ней он, конечно же, смог бы, если бы не новые административные заботы.
      В последние годы Ремизов выпустил несколько книг, в основном – научно-популярной направленности. Говоря о его научно-исследовательских работах, можно заметить, что сделал он много, но потенциал, пожалуй, был еще больше.
***
      Я написал в основном о просветительской и научной работе, но вспомнить можно многое: открытие экспозиций и выставок, в том числе генеральной экспозиции «Земля и Небо Льва Толстого» (2003); выпуск новых изданий и сборников научных статей; работу философского семинара (2001-2003); завершение реставрации Музея-усадьбы «Хамовники» (2001-2002) и ремонт флигеля на Пречистенке (2006-2007); создание документальных фильмов о Толстом, проведение новых конференций… Во все эти дела Ремизов вложил много времени, сил и, увы, здоровья, которого с годами не прибавлялось. Те премии, звания и награды, которые он получил (а их было немало), Ремизов заслужил на самом деле, он действительно проделал колоссальный объем работы в разных направлениях…
      Идеальных людей (как, кстати, и идеальных директоров) не бывает, у каждого есть свои недостатки. Были они и у Виталия Борисовича. Но вспоминать хочется теперь только самое лучшее. Не знаю, как у других, но у меня в памяти навсегда останется доклад Ремизова на Чтениях 2002 года о «Силе детства», я о нем тут вспоминал. Говоря так о Льве Толстом, он делал очень много для нашего проникновения в сущность взглядов классика, его духовного мира.