Поездка в Санкт-Петербург

Щепинские рассказы, или Яшкины были.

отрывок из книги " ХОЛОД СВОБОДЫ"
автор:  Кн.Щепин-Ростовский С.А.

"семейные хроники-основаны на реальных событиях".

                = СНЫ ПРОШЛОГО СБЫВАЮТСЯ...иногда =


ГОРЕ В ПОЛЕ ЗАГУЛЯЛО,
ИЩЕТ  ПУТЬ К МОЕЙ ДУШЕ
ТОЛЬКО РАНО, СЛИШКОМ РАНО
РОК ВЕДЁТ  МЕНЯ К РЕКЕ...
ТЁМЕН ОМУТ, ЛЬДОМ УКРЫЛСЯ
КРАСНЫЙ ДЬЯВОЛЬСКИЙ ПИРОГ,
ТО ПОГИБЕЛЬ РУССКИХ БРАТЬЕВ
МНОГИХ ВЫШЕДШИХ НА ЛЁД...

  1825г. Кн. ЩЕПИН-РОСТОВСКИЙ Д.А.


Кн. Щепин-Ростовский Д.А. 1825г.декабря 31дня.
отрывок из письма к своей матушке кн.Ольге Мироновне.


... После отъезда семьи Черкасовых и Лукутина, и после настоятельных просьб Шимановского, обеспокоенным здоровьем князя, он вынуждено выехал в усадьбу Мельничное с другом, так опекающего его и его семью. Вскоре они уже въезжали на санях в ворота усадьбы, к дому Николая Шимановского в Мельничном. В гостях Шимановского, оказался его хороший друг дон Беллизар Фердинанд Михайлович (1798-1863) владелец и содержатель книжных магазинов в столице, в одном из которых, том, что был в Голландской церкви на Невском, собирались иногда поклонники декабристов, из числа дворян и передовой молодёжи, о чём рассказал князю его новый знакомый. Фердинанд Михайлович собирал, по просьбе одного из благожелателей декабристов в Европе, материалы о работе тайной полиции в период правления Николая I. В частности он хотел от князя подтверждения слухов о доносах церковных властей, раскрывавших тайну исповеди и доносивших властям о государственных преступниках и о правильности сведений о доносах и фактах работы органов власти на местах проживания и нахождения декабристов. Князь вежливо поздоровался со всеми. Самое удивительное было то, что у собравшихся, оказались общие знакомые, бывший в имении князя, это акробат и фокусник итальянец Фенарди, приглашённый тогда батюшкой князя в их усадьбу на новый 1824 год, и так порадовавший всех гостей и близких своим фокусами и мастерством Великого мага. Ныне же, воспоминания о былом сблизило их, князю стало намного лучше, то ли от встречи, то ли от пилюль и порошков, данных ему домашним доктором Шимановского, неизвестно нам. На балконе они курили трубки набитые терпким, душистым табаком "Вакштаф", так любимым князем. Он тут же поблагодарил его хозяина кивком головы, за этот приятный подарок. Как он пояснил собеседнику итальянцу, там, на каторге, этот табак был самым дорогим подарком у поселенцев. Декабрист рассказал в беседе гостям о методах воздействия на декабристов в заключении. Так в частности, он рассказал об одном случае, происшедшем с Лисовским. Тот совершенно случайно узнал, что власти не только следят за их жизнью, но фиксируют даже их финансовые поступления из России. Когда супруга Нарышкина передала Лисовскому два ящика с посылкой и 75 рублей серебром, это сразу было зафиксировано в реестре наблюдений полиции. То же самое произошло и с Авраамовым, когда он получил от Волконской двести рублей. И это только был малый кусок стукачества и доносов, применяемых к декабристам. Разошлись гости от Шимановского лишь поздним утром, ближе к полдню, договорившись не терять из вида друг - друга, и если что помогать при случае...
  Так прошли недели и зимние дни, князь жил у себя в имении лишь изредка посещая вечно занятого на службе Шимановского. Лекарь Шимановского регулярно посещал декабриста и он остался вполне доволен состоянием его здоровья. После порошков и микстур, приступы кашля и боли как-бы отступили, больному стало намного легче. Дмитрий Александрович, даже воспрянул, поверив в удачу и жизнь, хотя иногда  в нём и прорывалась боль утрат за своих друзей и знакомых, о чём писал в своих стихах.

Ныне Смерть, а завтра Слава!
Эх, в России, всё не так,
Восхваляют только павших…
Как и сотни лет назад…

...После праздников, Князь, написал письма супруге и детям в Нижний, с просьбой их прибытия в Иваньково, не зная, что они были уже в пути. С утра и до вечера он занимался делами семьи, работал над счетами и финансовыми проблемами оставшиеся от матушки, провёл инвентаризацию хозяйства и библиотеки с проверкой сельских тайников семьи, приводя всё в порядок. Переписывая документы и картотеки, он обнаружил несоответствие наличности и в хозяйстве, пришедшее в упадок, которое он проверил и объехал лично, давая распоряжения и указания своим помощникам о работе в деревнях и сёлах. Князь и его подопечные возродили выращивание зелёного горошка, лука, цикория. Посадили даже «Владимирскую» вишню, смородину, малину и многое другое. Хозяйство возрождалось. Очень помогали советы и явная помощь в иных разбирательствах многих дел, что находились ныне в Мышкинском и Ярославском судах, княгини Волконской Марии Николаевны. По ходу дела, Князь в переписке с Черкасовыми, просил их обоих ускорить перепечатку ими его стихов и рассказов, о которых они сговорились при встрече в Иваньково, а при удачном стечении обстоятельств и возможном выпуске самой книги. Хотя, как пишет в дневниках декабрист, многое в ней князю казалось лишним, по причине обиды на него  некоторых участников трагических событий 1825 года, включая и особое мнение князя о самом восстании, больше рассказывающего о солдатах гвардии и положении их семей после суда, чем о мнении офицеров, считавших что в ней слишком много подробностей и правды о действиях и ошибках в тот день и в дни суда...

 «…Я был, я есть, я буду снова, Отчизна вспомнит обо мне, И ты прости меня Свобода, что не сберёг тебя в огне » из письма к Лунину.(Эпиграф к книге.1857г.)

... Сон никак не шёл, Дмитрий Александрович, ворочался с бока на бок и, в конце концов, не выдержав, встал и зажёг свечу. Прохлада весенней ночи не радовала,а беспокоила его, на старом больном сердце было тревожно и волнительно тяжко. Вдруг вспомнились разговоры его старых  друзей,  рассказывающих о последних часах и минутах жизни друзей соратников перед казнью. Как он считал, лучших представителей дворянских родов России, гвардии офицеров - дворян, таких разных в жизни и понимании средств достижения, но беззаветно и искренне боровшихся за Свободу народа Великой страны, русского Отечества.  Как они говорили:
 «- Россия, погрязшая  на века в рабстве, в её диком крепостничестве и бесправии народа. Гибнущие в вере. Как звезда мелькнувшая в падении на грешную землю был  подвиг младшего брата Муравьёва- Апостола, благородного Ипполита, пронзившего себя на поле боя  клинком сломанной шпаги. Он, как истинный русский офицер не пожелал сдать врагу свой боевой клинок полученный им за подвиги на войне... ».
Вспомнился Михаил Бестужев, написавший песню о восстании, он в частности пел и о народе, русских офицерах, Русской чести и Гвардии, о павших в том бессмертном бою солдатах, павших во имя Свободы Отечества. Всё вернула старому солдату в одно мгновение память.
«… И НЕ  БУРЕЙ ПАЛ,  ДОЛУ КРЕПКИЙ ДУБ, А  ИЗМЕННИК ЧЕРВЬ  ПОДТОЧИЛ ЕГО ...»  -
                МИХАИЛ БЕСТУЖЕВ.
… Ныне, песню легенду-балладу эту, он князь  в эти дни не раз слышал на рассвете с полей, что были сразу за усадьбой. Её пели крепостные крестьяне и работники, работавшие на земле. Как она попала к ним из Сибири, он не знал, скорее она была привезена кем-то с каторги. Поймут ли их потомки, оценят ли их скромный вклад в борьбу с несправедливостью, беззаконием и рабством, думалось старику. Он хорошо понимал, что кто-то, их не понимая, проклянёт, и в лживых несправедливых словах будет полоскать и поносить их честные имена, кто-то их обожествит и поднимет до уровня народных героев. Всё это может и будет, но потом, когда умрут последние свидетели небывалой ещё в мире, в России народной мясорубки, когда их дети, дети революционеров, перестанут стесняться, что их родители на основании клеветников царя, названые преступниками и убийцами. И всё это будет, эта вся борьба ещё впереди, страшная и кровавая, непримиримая. Борьба между народом и властью, между царём и церковью, народом и дворянами, не теми, кто стремится улучшить жизнь и могущество государства, а тех, кто в бессильной своей злобе ненавидит свой народ и Россию, ненавидит всех и вся, а любит лишь свои проценты и ростовщические деньги. Свою власть над бесправными людьми...
 Уже днём, сидя в гостях у верного друга и товарища, Шимановского Н.В., неспеша, за чашкой чая беседуя с ним о жизни, князь Щепин-Ростовский рассказал ему о своих ночных размышлениях и переживаниях, о будущем, о товарищах и своей семье.      
— Я решил ныне отправиться в столицу - сказал князь - надо срочно решить вопрос о помощи бывшим заключённым и их семьям,о том о чём мы с тобою говорили не раз и не два. Негоже столь достойным людям жить в нищете и горестях о корке хлеба.   
— Ну, раз ты так решил, так и делай - в раздумье произнёс Николай - но я тебе этого не советую делать, слишком опасно, да и надзор за тобой серьёзный,- A fichtre a blic - Чёрт возьми!, а там как знаешь - сказал друг, - Revenons a nos movtons - Но, вернёмся к нашим баранам, пойми же, тебе друг выжить надобно и  поведать молодому поколению  обо всех страданиях в Сибири, молвить правду о тех друзьях и товарищах, что отдали свои жизни за правое дело Свободы. Нам очень важно– Que dira le monde- что скажет свет. Давай-ка Князь Дмитрий Александрович, мы с тобою теперь перекусим. Мне мужики принесли и сготовили кулебяку с сомовым плёсом, скородумки и шаники, а хочешь горячие пряглы с пыла жара и Шампани ледяной. Князь поблагодарил за столь приятное предложение хозяина, но не стал слушать больше его предостережения, надев фризовую шинель, сказав на прощание другу:
- Прощай - произнёс усмехаясь тревоге товарища - En avant, en avant!- Вперёд! Вперёд! - и торопясь вышел из гостеприимного дома друга, где сев в свою новую коляску запряжённую гнедыми лошадьми, выехал в столицу империи С.-Петербург.
Ночная дорога в столицу показалась нескончаемой и измотала последние силы князя, измучив одряхлевшее от каторги и старости тело старика.
Санкт-Петербург - столица Российской Империи, встретила  его холодным дождём, слякотью и  плотным апрельским туманом. Смотря в окошечко на мелькавшие тени домов, князь не на шутку загрустил. Настроение у путешественника, было довольно прескверное и тоскливое.  Заканчивался апрель, а тепла от робко мелькавшего иногда в облаках Солнца, как такового ещё было безнадёжно мало, и пасмурная погода изматывала старика  своею сыростью. Ему даже показалось что ему в Сибири было дышать полегче несмотря на холода, пургу и морозы. От пустоты общения князь разговаривал с  « тенью » своего великого прошлого, тяжкого, трудного, но право счастливого, невольно разбудив всю долю души невинной юности:
- Le plus sage, Le plus grand – шептал князь - самый мудрый, самый Великий! Великий, мой город памяти и смерти товарищей. Был некий Царь негодяй. Да..., а кто же тогда ныне из господ  благороден. Кто  друг, или извините господа, что заставили вас ждать? Все несчастия, от бесчестия их и народа ненавистничестве. Жаль, что в России действия лишь одного человека, так называемого императора, меняет своею волею полный расклад сил, всего нашего Отечества, и не в пользу народа. Прямо какой-то итальянский искуситель "кастарианин", краситель тканей, некий Джон Уоллис. Князь задумался на минуту, и произнёс в слух:
— Так, вот ты какой город моей, нашей юности и мечты, что стало с тобою, растёшь и расцветаешь во благо России, будто–бы и не было борьбы и битвы за народ. Не было крови, или время и обстоятельства всё смывают и уносят, как волны Балтики?  - тихо шептал плотно укутавшись в шинель старый солдат-декабрист. Смотря на улицы и красивые прямые проспекты прекрасного города, города его бурной юности. Ныне же, он искренне наслаждался его красотой, но мысленно огорчаясь жестокостью мелькавших событиями памяти. Вспомнился поход на фрегате "Россия" в 1820 году,под командой старого капитан-лейтенанта Титова, верного и бесстрашного командира, дальнего родственника княгини Щепиной-Ростовской Т.И.
Шторма, в которых их фрегат сильно потрепало, а один раз даже, чуть не выбросило на скалы. Случайную встречу с  Муравьёвым – Апостолом  С.И. в Семёновском полку, будучи в гостях у друга. Как это мимолётная встреча повлияла на  его совсем юное мальчишеское миравозрение, и так уже пробуждённое отцом. Старики знают, что такое юность и мечты, так часто не сбывающиеся. Ныне дикая усталость, также ломала и угнетала болью всё его тело, как тогда душу. Князь вспомнил, как на каторге, все они с любовью и тоской мечтали попасть снова в этот прекрасный, неземной красоты город. В голове пронеслись стихи, написанные им в Петровском заводе...

Прекрасен строй, мундиров цвет,
В огнях великого безумства!
Наш страшный век великих бед,
Свободу, кровью освятила
Наш Мир, рождался в декабре,
На площадях Святого братства,
Полки в каре, стояли день,
Тревожа Бога, призрак счастья…

Усталость навалилась как камень на грудь, опять старику не здоровилось, он чувствовал, что теперь редкие дни будут проходить для него без боли и тоски. Он, по затухающим звукам коляски, стихающему цокоту лошадиных копыт и осевшему дыханию лошадей, понял что поездка подходит к завершению. Выглянув из-за поднятого воротника старой шинели на дорогу, князь увидел,что они уже подъезжали к Невскому. Вон тот дом, был ему знаком, именно там, как в письмах писала его матушка княгиня Ольга Мироновна, и его друзья, находится библиотека и книжная лавка Смирдина. Александр Филиппович, как сообщили ему его товарищи, принимал здесь самого Пушкина Александра Сергеевича, Жуковского и многих мыслителей. Всю талантливую молодёжь столицы. А вот и Зимний, обновлённый после пожара 1836 года, когда трон российский вынесли из покоев зала, жуткая и страшная примета нашего времени. Пожар на десятилетие казни декабристов, и снова страшные жертвы, слуги, пожарные, солдаты, разве перечислить тех, кто спасал романовское добро, будущую историю России. Жертвы, жертвы и кровь. Совпадение, или пророчество для Романовского племени? Кто ж знает господа? В России всё всегда не предсказуемо.
Извозчик, иванковский мужик, громко заголосил прикрикивая на усталых лошадей, по мужицки матерно и вязко, с опаской смотря на своего старого помещика. Крикнул:
— Барин! Приехали! - кучер устало разворачивал свою новую коляску в сторону небольшой тёмной аллеи, что-то бубня по привычке и недовольно ворча себе под нос тихо радовался концу путешествия, так ему хотелось опять в родное село под тёплый бочок супружницы. Наконец коляска подкатила к каменному крыльцу особняка, скрытого темнотой, лишь два одиноких фонаря у входа тускло освещали двери парадного, и остановилась. Пока извозчик снимал поклажу, чемоданы, князь прокрутил старую медную, не начищенную рукоятку старого звонка. Ждать пришлось долго, наконец, спустя десяток минут, за дверью послышался шум, резкий кашель и звон ключей. Щепин, на удивление мужика, расплатился с ожидавшим его извозчиком щедро, и сразу отпустил пролётку, при этом успев прикрикнуть и приказал беречь её и никуда не заезжать, а ехать прямо в усадьбу Иваньково.
- И чтоб ни-ни, без пьяных выкрутас, а то прикажу выпороть. Смотри! Проверю Филимон, и не дай бог угробишь коляску!
... Дверь открыла очень старая, пожилая женщина, спросив гостя что тому нужно, стала вглядываться своими подслеповатыми глазами в лицо гостя. Тот стоял молча и улыбался, с трудом сдерживая чувства радости, в старой женщине он узнал свою тётку княгиню Татьяну Ивановну Тишинину, урождённую Щепину-Ростовскую, супругу Алексея Тишинина. С ней он ещё мальчишкой ходил в парк гулять. Она была его дальней тёткой… Ветви князей Щепиных-Ростовских, поддерживали связи между своими и роднёй всегда благотворно.
— Боже, как она постарела, совсем дряхлая стала - подумал князь, понимая, что и сам уже старик. В благодати печаль, как человек мал пред временем и жизнью. Это он осознал, увидев родственницу, тень былого счастливого прошлого, но его душа не могла смириться с этим. Минута молчания затягивалась, вдруг барыня закричала и бросилась к Дмитрию Александровичу на шею, крича:
— Димушка, родной Вы мой! Неужели это Вы? Как же Вас ждала ваша матушка Ольга Мироновна, не-дождалась, все очи проплакала. А батюшка вашего Ипполита Яковлевича, тот всё ругался, и на Вас, и на себя опекуна, а другим то говорил:
— Вот этот сын настоящий герой. За царя пострадал, а тот его предал. Глупцы, те, кто как овцы с ними. Все они такие, продажные. На крови их племя взошло и от крови народной захлебнётся.Эх, спасать надо народ, от безумства больных и убогих властителей. Всё у них есть, а кровушку народа любят кровопийцы… ". Так в 1831 году, когда в Шуе был мор от язвенной холеры, никто не помог нам спасти народ от страшной напасти. И люди пошли в Храмы, так и спаслись. Тогда матушка ваша выжила.В знак благоговения и благодарности к Святой Иконе Шуйской Пресвятой Богородицы, спасшей город от  язвы, лично она, княгиня, приказала  сделать  список с сей великой иконы, и хранила её всю жизнь в усадьбе на почётном месте в красном углу. Тогда рекомендации и советы давал и помогал во всём, приехавший из столицы доктор Мудров Матвей Яковлевич. Он даже списки сделал, какие Святые помогают от болезней, и от  каких. Жаль помер сам, уже, будучи в столице, когда у нас свирепствовала всё та же мерзкая болезнь. Была я на его похоронах в июле тридцать первого года. Великий был человек.  Ещё ваш батюшка Александр Иванович, Царствие ему небесное, да будет в благодати его благородная Душа, знавал его родных. Как судьбы переплетаются  по жизни, кто мог знать, что всё так, совсем трагически произойдёт с ним, с вами. Вот только ваша беда сия и вседозволенность офицерская убила его, до нового года помер. Надо будет с Вами съездить к нему на могилку, в наше  Иваньково. Помянем хорошего и мужественного суворовского солдата-офицера, человека долга и чести. Так, в радости и разговоре прошли гость и хозяйка дома, нежно обнявшись и поддерживая друг-друга, в комнаты чрез длинный мраморный коридор. За гостем, неопрятно тянулся след от промокшей одежды. Служка быстро убрал за ними беспорядок и отпущенный барыней на отдых,  ушёл к себе в каморку.
— Ой, что же это я. Вам ведь и переодеться, отдохнуть с дороги надобно, ну всё устраивайтесь, а я за чайком, а может, что и покрепче достану, Вы князь такой гость, у меня-то давно нет никого, племянник князь Николай Алексеевич вырос и теперь редко бывает у меня, он ведь военный, штаб - офицер. Он женился, у него двое детей, девочки. Он такой ладный. А вот о Вас, Димушка, он всегда пред-почитал обходится. Не любил эти разговоры о восстании, мне кажется, даже боялся смертельно их. Как-то однажды придя ко мне, он был так сумрачен и холоден, что я даже расспрашивать его не стала в чём дело. Как потом оказалось, он побывал в местах вашего ареста, в кордегардии и крепости – старуха с натугой и хрипом откашлялась в платок, и продолжила свой рассказ о родственнике, очевидно ей неприятном – Он, никогда бы не смог стать богом князь, такие всю жизнь в лакеях ходят, он лишь слуга.
И хозяюшка, вся в воспоминаниях о прошлом удалилась, весело напевая что- то на французском, всё охая и не веря своему нежданному счастью от такой радостной встречи. Уставший и обессиленный от дальней дороги, князь присел на старый диван стоявший в углу. Диван был обит  красивым, но уже выцветшим от времени красным бархатом с лихими разводами по краю, очевидно от шального "гусарского" шампанского, но очень на удивление удобный и мягкий, без пролежней. Чуть согревшись, гость невольно задремал. В  его разгорячённой, покрытой густой сединой голове, пролетали молниями, будто ожившие на миг воспоминания о былом, теперь казавшимся ему счастливом времени молодости, хотя и убаюканном невзгодами каторги, смертью сына Ванюши в Петровском заводе, самоубийства любимой женщины и прошедших испытаний на выживание после всего.Друзья соратники в Сибири,как могли помогали ему, старательно  избегая с ним тем о восстании. Что это было? Какая-то  недосказанность, недоверие со стороны товарищей из-за разнообразии слухов распространяемых властью и филёрами, или что другое, но он всегда чувствовал себя как-бы сторонним наблюдателем, чаще критическим судьёй, даже  на собраниях Общества и в кулуарах произошедшего. Всё это было ныне в прошлом...хотя и мутило старческий разум  беспокойством и заставляло даже во сне, переживать и думать о будущем. Вспомнились письма родной матушки, княгини Ольги Мироновны, которая писала о попытке оскорбить её, подачками от врага её сына, царя. Здесь послышался голос тётушки, зовущей Дмитрия Александровича. Сквозь дремоту он услышал предложение хозяйки к столу. С трудом очнувшись ото сна, князь увидел улыбающуюся старушку, и поднявшись, прошёл за ней к богато уставленному в столовой столу... Обед явно затянулся, а Татьяна Ивановна всё никак не отпускала племянника, всё время, то заставляя отвечать его на её вопросы, то сама же на них весело и отвечала.      
В первую очередь беседа была меж ними о их общих родных, близких и его товарищах по судебному делу 1825 года.   
– Батюшка Дмитрий Александрович. Ты друзей-то видишь? Что нибудь о их судьбах пользовал в миру? Помогаешь их семьям? Небось, о солдатиках то, не вспоминаешь барин? Ну как же, мы же русские господа дворяне особые, и кровушка в нас разная.
– Дмитрий Александрович с укоризной посмотрел на осерчавшую в мыслях  Татьяну Ивановну, о чём говорил её суровый взгляд  –  ну что Вы, кое-что делаю и даже помогаю по возможности. Вспоминаю частенько о наших друзьях, вот  были у нас такие замечательные братья Беляевы, Александр и Пётр Петровичи. Александр, тот  лишь на год старше Петра. Так вот они достойны  всякого уважения и почтения к их подвигу. Княгиня, гитара у Вас ещё не рассохлась, давайте-ка её сюда! Спою Вам нашу!

Ах, мама милая,Земля Россеюшка
Палати новые мне суждены
Вся боль отверженных
В сердцах растопленных
На Невском береге лежат в крови

Судьба запуталась, в стремнине омутов
И наша гвардия стоит в каре
Напрасно ждали мы, здесь императора
Россия матушка, уже в крови...

Ах, мама милая, Земля Россиюшка
Просторы дикие Земли Сибирь
Там каторжане все, киркой издёваны
Там рабский труд... почётен всем...

— Нет дорогая хозяюшка, расстроена жизнь и ваша гитара. Я с вашего позволения её отремонтирую и привезу, или пришлю посыльным на следующей недели.               — Нет уж мой дорогой, оставьте её себе, как память обо мне. У Вас руки и голос золотые. Вам она более сгодится. А кто  и чья эта печальная песня? Не ваша ли?  — Моя с Вашего разрешения. Баловался там на досуге, ночи там длинные...Друзья...
Тогда офицеры - мичманы гвардии экипажа - вдруг мрачно продолжил разговор старый заключённый, неожиданно перебив хозяйку - первыми вышли и помогали нам на Сенатской  чрезвычайно самоотверженно и дерзко, неудача и поражение восставших не сломила их. Позже, перед тем, как их власти посмеют наказать, они от товарищей узнали, что заготовлено для них на их корабле, где их захотели поспешно наказать в науку всем будущим бунтовщикам и разжалуют  сорвав эполеты, и обломают их шпаги пред строем, моряки экипажа, готовят бунт и восстание чтобы их освободить, так вот они - офицеры, не желая их погибели, отказались от сего плана и приняли «позорное» постановление властей должным смирением, но не раскаявшись ни в чём и не жалея всего. Да, досталось им в Читинском остроге, впрочем, как и нам всем.
Потом уже, в Петровске, стряхнув с себя налёты гордыни от свершённого, ибо все прекрасно понимали, что ворвались в историю России достойно, в конце концов решили, умирать так с честью, выпросили службу на Кавказ. Достойнейшие люди. Был у них в Самаре, видел  Петра, у него трое  детей. Александра не было, он был в отлучке по торговым делам. Неплохо проживают они. Да и  наша родня, купцы Синебрюховы из Кронштадта, правда мы были у них всего-то тройку раз по проезду с оказией и помогли им очень финансово, обещали их детей пристроить в столице. Удивительные люди, когда  Синебрюхов спросил их о власти, помогают ли им. Они ответили дедовой поговоркой:
«- Не долби древо, если не дятел, язык отобьёшь…».
Синебрюховы молодцы, но до отчаяния скромны. Вот помогли в Шуе со строительством Храма Парийского, а кто ж знает об этом. Всё досталось купцам Киселёвым. Да Бог с этим разногласием душ, не купцы горшки обжигали, строил то народ, а вот память как всегда другим души режет. Вот в таких людях, как Синебрюховы, Беляевы, Муравьёвы и Вы, матушка.  Живёт великая Русь, бессмертный  дух всея земель. В нём  труд и  забота народа о ней, и я думаю в ея жилах, они бесконечны.
Уже луна давно свершала свой путь по северному небу, а слов и вопросов всё не становилось меньше. Князь, совершенно уставший от внимания тётушки и от её горячих пирожков  с капустой, с любовью сделанными  старой женщиной-прислужницей хозяйки для дорогого её гостя, замахал руками благодаря за заботу и отказываясь от угощения указав на живот утомлённо опухший от съестного.Он, вконец измученный дорогой и столь трудным разговором, решительно встал и прошёлся по гостиной старательно разминая руки и затёкшие, уставшие от  дальних дорог старые больные ноги подверженные ещё и подагрой, приобретённой в Петровском Остроге.Потом гость вернулся к хозяйке, тайно и в глубокой задумчивости наслаждаясь радостью ночного разговора и  встречей, устроенной даже для себя неожиданно и спонтанно. Князь, глядя на хозяйку устало и расслабленно, словно извиняясь, произнёс:      
— Дорогая княгиня, я извиняюсь и прошу прощения, но разрешите мне удалиться на отдых, и огромная благодарность за сей обед, всё было отлично и очень вкусно. Да, давненько я не вкушал столько яств, Ваш фензерв и Ваши пирожки, это верх кулинарии  и как подтверждение сказанному блаженно заулыбался. Пожилая женщина, словно придя в себя от приятного комплимента и вечера воспоминаний, сказала:         
— Да, Дмитрий Александрович, я совсем Вас замучила своими вопросами и болтовнёй, извините старую трухлявую говорушку, я так здесь одинока. Родные все померли, а молодёжь не хочет бывать в обществе старухи, вот я и страдою в одиночестве. Лидия Васильевна изредка привечает меня, да и то,  как я понимаю лишь из-за наследства, ждёт сия хлопотушка, когда я помру, всё проверяет жива ли? А, я думаю, долго ждать ей придётся. Недождётся теперь когда Вы рядышком добро посеяли. Вы устали, я постелю Вам в комнате для гостей, сколько лет прошло, а я к вам всё как к маленькому. Время летит быстрее жизни.
–  Я, не хочу доставлять вам беспокойства - с улыбкой произнёс гость  –  не утруждайте себя хлопотами любезная волшебница и царица гостеприимства, дорогая моя тётушка. Князю даже стало неловко, и он, подойдя к княгине, обнял старую преданную женщину и поцеловал её в лоб. Да уж, стареем мы все, сам то уже древен, как высохшая, иссохшая и в трещинах старая берёза, подумал он
— Давайте ка, я Вам прочту пред сном свои стихи. Придётся ли княгиня ещё когда в живую, ныне все привыкли в письмах и в журналах матушка - сказал гость и сначала тихо, так что и сам не мог от воспоминаний разобраться в них, но голос начал крепнуть и звучать властно и красиво:

… Я возвращаюсь каждый год
К той страшной, но Великой дате
Нас опалил тот день огнём
Расчистив путь судьбе на плаху
Я помню зимний, с искрой снег,
Огонь картечи, Невский омут
Каре Гвардейцев… редкий строй...
И павших, в тот, декабрьский холод,
Я помню всех, я не забыл!
Всех имен борцов за право
Гвардейцы, армия смогли...
Им показать, не быть бесправью...

— Мы, дорогая Татьяна Ивановна, искренне верили и верим в нашу идею Свободы. А Вы, помните что как-то в дни молодости, я ходил в Кадикс? Да, это тот, что в Испании. Так вот, там и подсмотрел я идею Свободы. Там, так называемый Кортес, провозгласил свободу от инквизиции, некоторых притеснений народа. Это  выборы и даже торговля. Так вот любознательная княгиня, они установили Конституционную монархию. Исполнительную власть Королю, а законодательную Кортесам и народу, так сказать суверенитет и т.д. У них народ сила, а наш...Он ещё совсем неграмотный, учиться людям надо. Вот с этого и надо было начинать. А Вы знаете, мы ведь в Кадикс,а не Кадис по испански, как говорили русские моряки, неслучайно попали, и как всё это изменило наши судьбы. Да, Жизнь  прекрасная, но невероятно жестокая штучка, даже не штучка, а дамочка, грозная дама не позволяющая изменить в поступках и судьбах, что либо, она  не святой дух в виде голубя и в окружении   херувимов. «… Я много думал в этой жизни, учился, право не ленясь. Судьба сверкнула мне мечтою, штыком трёхгранным не таясь...»- строка из стихотворения «Скука » 1830 г.? Князь   Щепин-Ростовский Д.А.      
В наступившей тишине, из угла комнаты, послышались тихие всхлипывания и тяжкие вздохи тётушки княгини, старость  уже  давала   о себе знать, княгиня, добрая   душа, стала  совсем  сентиментальной:
— Эх, Димитрушка… ты всё тот же, беспокойный и честный. Да… ты помнишь всех, а вот о Вас кто вспомнит, разве ж эти людишки поймут, за что Вы отказались от всего, ради их и вашей, для их Свободы. Когда же, ты наконец поймёшь, что люди не благодарны, им только деньги и тепло нужно, да и то в чужом доме, всё даром хотят получить. Твои то, матушка и батюшка были тебе верны и понимали тебя, да и я их с братским князем Лобановым - Ростовским, как могла Вас и твоих  поддерживала, а вот когда мне до самой могилы остались крохи, я не уверена, что Вы были правы. Хоть и жесток царь, а он защищал трон и своих потомков, а Вы все ради людей, а кому они то нужны. Смотри, что сейчас в столице-то деётся, кругом балы и праздники, деньги и золото текут рекой. А, что народ, как был рабом, так и остался, а ты всё Свобода. Эх князь, ты лучше бы себя поберёг, вон какой бледный и худой, старый. Великомученики Вы наши. Всё, или почти всё роздали, а теперяча судитесь. О детях вспомнили, и о семьях задумались? Не раздавать милостыни надобно, а народу землицу надобно дарить, и без этого "избранного" народишка банкиров. Закрома-то Князей Ростовских , закладки и сундуки тайных подземелий Ростова сберегли, не отдали басурманской рати? Смотри, на тебе всё заложено, и семья несёт ответственность пред потомками и Ростовом Великим. Старик рассмеялся:
— Да нет, дорогая моя тётушка, там в подземельях Русалочьих Озёр схоронено, век никому не отыскать. Да и в ходах озера  Неро всё цело, уж проверял и потомкам объяснил доходчиво, что можно, а что нельзя и запрещено делать им. Да и все наши ростовцы понимают, что княжество терпит до поры до времени. Но, не время ещё, ибо сроки заклада не вышли, ещё двести лет молчат подземелья наши будут. Как Боги сказали, так и будет выполнено. Басурманы не выведали, а этим людишкам и подавно не сыскать правды князей Ростова. Смертушка ждёт каждого, кто только прикоснётся к сим знаниям, а к Неро, уж точно путь заказан.
— Ну, что-ж, будь по твоему уговору предков, князь. А, Вы знаете мой друг, что ваша матушка как то раз пыталась приехать к вам? В сороковом она попыталась приехать в Сибирь, даже расписку с неё взяли, но на этом всё заморозили и княгиня вернулась домой. Деньги, что ей полагала власть, она швырнула фельдъегерю прямо в лицо, а жандарму сопровождавшего сие поручение, она дала пощечину. Узнав об этом, декабристы право долго смеялись и восхищались её смелостью и верностью долгу, идеалам сына. А как она радовалась рождению внучек и внука.      
— Тихо причитая, женщина залилась слезами, старое её тело трясло и дрожало от скорби и, за тех и за других.
— Старость,  друг мой дорогой Димушка, всегда жалеет вас молодых, тех, которые умирают раньше их оплакивают и их бессмертные души. Вот тебе скоро за шестьдесят, а ты, всё как мальчишка, все о людях, да о людях. Эх, Дитя!
Князь Дмитрий Александрович, с сочувствием и благодарностью смотрел на эту, некогда одну из самых красивых женщин дворцов северной столицы, тогда, у её ног сложились многие сердца Гвардейцев и царедворцев. Как жизнь летит, а может она и права в чём-то. Да нет, она права лишь в том, что мы должны жить и защищать свой несчастный народ, и первое что нужно делать, это идти в народ. Иначе думается без оного, всё бессмысленно...

снимок Княгини Щепиной-Ростовской О.
2015г. Земли Ростова Великого