Глава 35. Андрей Николаевич Бабушкин часть 4

(полтора месяца назад)

Своего двойника Андрей Николаевич увидел на улице совершенно случайно, в тот момент, когда меньше всего этого ожидал. Он пошел выносить мусор и возле контейнеров встретил бомжа, методично роющегося в них в поисках чего-нибудь ценного. Бабушкин сначала даже не поверил своим глазам, ведь профессиональным репортерским взглядом он мгновенно отметил, что бездомный был одного роста и телосложения с ним. Возраст бомжа редактор определить не смог, но выглядел тот примерно так же, как и он сам.
Андрей Николаевич начал незаметно следить за двойником, благо из окна его квартиры мусорные контейнеры хорошо просматривались. Вскоре он выяснил, что бомж инспектирует помойку ежедневно, около восьми часов вечера. И в один прекрасный день, Бабушкин купил бутылку приличной водки, треть вылил в раковину, оставшееся содержимое завинтил крышкой, сунул в пакет и побежал в восемь часов к контейнерам, караулить двойника. Тот появился в назначенное время, а Андрей Николаевич окликнул его и сказал:
— Слушай друг, мы тут с ребятами мой День рождения отмечали, водка осталась, я сам не пью, а выкидывать жалко. Возьми если надо.
Бомж посмотрел на свалившегося ему с неба благодетеля недоверчиво, но бутылку взял, молча кивнул и пошел своей дорогой. На следующий день в восемь вечера Бабушкин опять прибежал на помойку. Проходящий мимо бездомный первым поздоровался с редактором, поблагодарил его за водку, и они разошлись. А еще через несколько дней Бабушкин собрал у себя дома пакет с ношеными вещами и при следующей встрече передал их бомжу.
Спустя пару недель Андрей Николаевич уже здоровался с бездомным, как со старым знакомым, периодически притаскивал ему из дома специально купленную еду или свою поношенную одежду, и наладил с бомжом почти что дружеские отношения. В коротких разговорах с двойником Бабушкин, легко умевший находить общий язык с самыми разными людьми, выяснил непростую судьбу бездомного, которого звали Димой. Тому оказалось чуть за пятьдесят, хотя выглядел он гораздо старше, жена его лет десять назад трагически умерла, детей у них не было, а новая пассия обманным путем оформила его квартиру на себя и скоро выгнала незадачливого дон Жуана из собственного жилища. И в течение последних пяти лет Дима бомжевал, став частью коллектива людей без определенного места жительства.
Об этом Андрей Николаевич и рассказал Вилену Егоровичу, при их очередной встрече, после пары выпитых полторашек. Смирнитский долго и пристально смотрел на него, а потом спросил:
— Скажи-ка мне, ты серьезно решил убить человека, чтобы инсценировать свою смерть?
Бабушкин начал нелепо оправдываться, махать руками, и уверять друга, что весь его рассказ — это лишь теоретические умозаключения, никакого отношения к реальности не имеющие. Да и вообще, какой смысл всерьез говорить об убийствах, если он отродясь не держал в руках боевого оружия, и даже не знает, где его можно раздобыть.
— Зато я знаю! — похвалился уже хорошо поддатый Вилен Егорович, когда Андрей Николаевич выдохся и замолчал.
Бабушкин округлившимися глазами смотрел на друга. А тот продолжал.
— Ты даже не представляешь, чего только нет в наших фондах. И никто не знает. В том числе и я сам, хотя всю жизнь прослужил в музее хранителем.
И Смирнитский рассказал другу, как он лет десять назад разбирал стеллажи в запасниках и обнаружил там любопытную находку. В свое время бывший директор музея, вернувшийся в сорок пятом году с войны, привез из Германии коллекцию трофейных безделушек, а среди них и личные вещи какого-то безымянного немецкого офицера. Были там и медали, и полевая сумка с картами, и красивый серебряный портсигар, и еще целая куча разных интересных вещиц. В том числе и пистолет, принадлежавший фашисту.
Директор, который быстро понял, что дома хранить подобные вещи чревато, а выкинуть их не поднималась рука, уложил трофеи в большую жестяную коробку из-под довоенного монпансье и сдал ее хранителю фондов своего же музея. А тот написал прямо чернилами на крышке экспоната обстоятельства его поступления, засунул на один из стеллажей, даже не заглянув внутрь, и благополучно про него забыл. А за долгие годы коробку завалили кучей других единиц хранения, под которыми она и пролежала целой и невредимой почти семьдесят лет, пока ее не раскопал дотошный Вилен Егорович.
Он внимательно изучил содержимое находки, представляющее сейчас достаточно большую историческую ценность, в том числе и пистолет Вальтер Р38, выпуска 1942 года. Бывший фронтовик в свое время тщательно смазал оружие и завернул его в лоскут, оторванный от нательной рубахи. Так же аккуратно была обернута и картонная упаковка с готическими надписями, в которой лежали пятьдесят патронов калибра 9 миллиметров.
В подвале музея, где хранились фонды, всегда поддерживалась определенная температура и влажность, за этим Смирнитский следил очень строго. Поэтому никакой коррозии ни на пистолете, ни на патронах он не обнаружил. Вилен Егорович решил сначала сдать находку в милицию, но передумал, и убрал коробку обратно на стеллаж, где она и лежала последние десять лет.
Бабушкин выслушал друга с открытым ртом, и спросил:
— А почему ты не сдал пистолет, куда следует?
— Да ты понимаешь, — почесал в затылке Вилен Егорович, — я хотел сделать из вещей немецкого офицера экспозицию, к юбилею Дня победы, и решил пока оставить находку в запасниках. И забыл про нее. Возраст. Мне ведь уже семьдесят семь стукнуло. А ты сейчас сказал про оружие, я и вспомнил про эту коробку.
— Тебе на вид и семидесяти не дашь, — посмотрев на друга, с завистью пробурчал Андрей Николаевич, — но ты мне лучше ответь, неужели пистолет, который старше тебя, сможет выстрелить?
— Пистолет то наверняка выстрелит, если его почистить и смазать, а вот патроны могут дать осечку, — сказал Смирнитский.
На следующий же день Бабушкин позвонил Вилену Егоровичу и предложил незамедлительно провести полевые испытания Вальтера. Тот начал отнекиваться, ругая себя за то, что по пьяной лавочке сболтнул лишнего, но Андрей Николаевич был очень настойчив. И наконец, через пару недель уговоров, Смирнитский сдался и согласился проверить в деле свой музейный экспонат.
Дотошный Вилен Егорович нашел в интернете руководство по неполной разборке пистолета, попутно удивившись тому факту, что Вальтер Р38, оказывается, выпускался еще много лет после окончания второй мировой войны. Смирнитский досконально изучил по картинкам устройство пистолета, а в ближайший понедельник, когда музей был закрыт, сел в машину и поехал на работу, купив по дороге оружейного масла и щеток в магазине «Охотник». Несмотря на преклонный возраст, Вилен Егорович уверенно водил автомобиль, да и Бабушкин нисколько не польстил другу — выглядел Смирнитский гораздо моложе своих лет. В музее новоявленный мастер-оружейник обложился щетками и маслом, достал из коробки пистолет и целый час очищал его от старой затвердевшей смазки. После предварительного изучения руководства Вилен Егорович легко разобрался с устройством Вальтера, снарядил патронами обойму и отправился к Бабушкину, который с нетерпением ждал его дома, под каким-то предлогом отпросившись с работы.
Посовещавшись, друзья решили поехать на заброшенный песчаный карьер, в двадцати километрах от Шахтинска, и там проверить музейный экспонат. Прибыв на место, Вилен Егорович показал Андрею Николаевичу, как пользоваться Вальтером, и научил разбирать и собирать пистолет. Дело осталось за малым — испытать оружие в действии. Право на эту миссию Смирнитский великодушно уступил другу.
Андрей Николаевич, на удивление быстро разобравшийся с пистолетом, вставил в Вальтер обойму, передернул затвор, надавил большим пальцем предохранитель, взвел курок и нерешительно посмотрел на Смирнитского. Тот кивнул, и тогда Бабушкин направил пистолет в борт карьера и нажал на спуск. Вальтер звонко хлопнул, распугав окрестных ворон, и выбил из откоса фонтанчик песка.
— Ты смотри, — поразился редактор, — он и вправду стреляет!
— Умели же делать, фашисты проклятые, — сказал не менее изумленный Смирнитский и, на всякий случай, втоптал в песок отлетевшую гильзу.
Андрей Николаевич принес из машины две взятые с собой полторашки из-под пива, заполненные водой, и поставил их гусеницу старого полуразобранного экскаватора, ржавеющего неподалеку. Он отошел шагов на пять от мишеней, тщательно прицелился в одну из них и выстрелил. Бутылка опрокинулась на бок и через пробитое отверстие из нее потекла вода.
— Ну ты и снайпер, — восхищенно сказал Вилен Егорович и покачал головой.
Редактор расстрелял всю обойму (сам Смирнитский не изъявил желания поупражняться в стрельбе), и пистолет ни разу не дал осечки. И Вальтер, и патроны к нему за восемьдесят лет сохранились безупречно. Оружие было готово убивать. Дело оставалось только за Бабушкиным.