Rip current. Кольцо Саладина, ч3. 32

Слов, чтобы описать моё состояние в эти минуты, на свете не существовало.
Душа судорожно рванулась в одну сторону, потом – в другую, и окаменела.
Это была катастрофа…
Варианты в такой ситуации исключены – надо улыбаться и вести дорогого гостя в терем. Но я не выношу, когда кто-то встаёт на моём пути. Когда мне мешают, во мне просыпается мегера. А воспитанная интеллигентка пытается её урезонить.
Поэтому внутри я мечусь в разные стороны и очень мечтаю побить где-нибудь стёкла.
Я беспомощно посмотрела на Татку – кажется, она тоже остолбенела.
- Ой, а мы… - я изо всех сил пыталась усмирить мегеру, - здравствуй, конечно, да, но… а я… мы тут…
- Вы уходите? – догадался Юра. – А я прямо с поезда сюда… Спешил. Хорошо, что застал.
Я мысленно стиснула зубы. Досада клокотала у меня прямо в горле.
- Ну в общем… - я тщетно старалась изобразить два взаимоисключающих чувства так, чтобы они совместились. – Мы тут напланировали… у меня сегодня долгожданный выходной, и мы...
Татка пришла в себя первая.
- Ой, ты с поезда? Так тебе, наверное, отдохнуть надо. Давай, может, завтра? И у нас как раз будет куча времени.
- Увы, у меня как раз завтра не будет времени вообще, - Юра развёл руками. - Я уезжаю утром на место практики, а я и так уже задержался из-за болезни бабушки, откладывать больше нельзя. Но я совсем ненадолго. Передам всё, что собрал, объясню что-то, я же обещал…
- Ну и отлично, - весело защебетала Татка. – У нас есть полчасика как раз или даже сорок минут. Бежим к нам быстрей пить чай, - весело распорядилась она, - и ты нам как раз за чаем всё и расскажешь. Ага?
Она молниеносно подцепила нашего незваного гостя под руку и поскакала вверх по лестнице.
Я двинулась за ними. Меня немного отпустило после такого плана, и бить стёкла уже не так хотелось.
- Я понимаю, я не предупредил, - оправдывался Юра на ходу, пытаясь оглянуться на меня, но Татка усиленно волокла его вверх и со своей стороны тоже успевала оглядываться на меня и ободряюще подмигивать.

В комнате Татка усадила Юру за стол, подхватила чайник, вытолкнула меня, едва успевшую снять куртку, в коридор и повлекла за собой в сторону кухни.
- Сейчас садись с ним и обсуждай оперативно всё, - на ходу инструктировала она таинственно, - а я побегу звонить твоему князю, что ты опоздаешь. На обратном пути захвачу чайник. Не переживай. На сколько откладываем?
Мы влетели в кухню. Я в сотый раз за сегодняшний вечер посмотрела на часы.
- Наверное, на восемь теперь уже... Только не говори про Юру, я тебя прошу, взмолилась я. - Это будет конец.
- Ну, он же по делу, я скажу, что по делу. Важные сведения привёз.
- Ни в коем случае! - почти закричала я. – Даже не думай! Имя ни в коем случае не упоминай! Не дай бог!
- Ну хорошо. А что скажем?
- Придумай что-нибудь по работе.
- Так я и скажу, как было на самом деле, - Татка бухнула на плиту полный чайник. - Сначала были в Историческом, а потом в Оружейной. В связи с докладом. И пришлось задержаться.
- Точно! – я чиркнула спичкой, под чайником заполыхал голубой венчик. - А что мы Юре скажем?
- А Юре мы скажем, что нас ждут… нас ждут бывшие однокурсники. Сто лет не виделись, и мы договорились о встрече.
- Придётся нам тогда вместе выходить из дома.
- Ну, конечно. Вместе выйдем, а я потом домой вернусь. Или не вернусь. С князем твоим поеду обниматься, - она подмигнула мне.
Я засмеялась и вернулась в комнату уже совсем с лёгким сердцем. Всё кое-как устроилось. Татка всё-таки гений.

Юра при виде меня встал из-за стола. Я прямо так и увидела его порыв подойти ко мне близко, обнять, может поцеловать, но я быстренько плюхнулась за стол, опередив все его порывы и очень правдоподобно - радушно и заинтересованно - кивнула ему.
- Садись-садись, рассказывай, я тебя слушаю.
- Я привёз тебе запись с бабушкиными воспоминаниями, - начал Юра, бережно доставая из сумки что-то, тщательно запакованное в бумагу и плёнку. Он развернул обёртку - на свет появился прибор, похожий на маленький магнитофон.
- Это диктофон.
- Я видела такой диктофон, кто-то на кафедру приносил, - кивнула я. - Но вот близко впервые вижу. Интересно…
- Я оставлю тебе. Когда у тебя будет время – послушаешь всё внимательно. Ты там возможно, найдёшь что-то важное, какие-то мелочи, о которых я даже не подозреваю. Я поэтому и записал всё… специально.
- Какой ты молодец. Спасибо тебе, - с признательностью сказала я, и Юра просиял.
Он каждый раз поднимал на меня ищущий взгляд, окрашенный нежностью, и каждый раз я старательно гасила его, отворачиваясь в сторону и спрашивая что-то деловитое.
- Как это всё включать?
- Я сейчас покажу, как всё это работает, - с готовностью сказал Юра. - Вот на эту клавишу нужно нажимать, посмотри, пожалуйста…

Татка, явившаяся с горячим чайником, застала нас увлечённо склонившимися над диктофоном.
Она живо наплескала в чашки чай, вымахнула на стол булку, варенье и пристроилась к нам.
- Ой, какая штука отличная! – немедленно защебетала она. – Ой, я знаю это… И ты нам это оставишь, да? Прямо совсем оставишь? Ой, а можно мы тут сами что-нибудь позаписываем?
- Ну, конечно, можно.
- Мы тогда побалуемся тут с девчонками… Ладно? Чай давайте, разбирайте! А он сейчас включен? И что, он нас записывает сейчас? Да? Записывает? А дашь послушать, что там?
Я решительно отпихнула Татку, смотала шнур и спрятала драгоценный прибор в стол.
- Потом послушаем всё хорошенько на свежую голову, - решительно объявила я.
- Ну, ты нам расскажи словами-то, - не отставала Татка от Юры. - А то мы ж умрём от любопытства. Держи варенье! Тебе положить в чай, может? Узнала кого-то бабушка? Мы тут знаешь сколько времени головы ломали… Всё-таки расскажи!
- Сейчас всё расскажу. Я же ещё и от руки записал, чтобы не забыть…
- О, тебе надо у нас на кафедре работать, у нас такой подход уважают! – восхитилась Татка.
Юра достал из сумки аккуратную общую тетрадь, из тетради фото – оказывается, он и себе оставил экземпляр – открыл нужную страницу, и мы, забыв о чае, опять тесно сдвинулись головами над маленьким картонным прямоугольничком.
- Бабушка помнит эту девочку с косами, о ней говорили, что она из Москвы, - начал Юра, и я вдруг почувствовала, как холод пошёл у меня по позвоночнику.
Я отошла к письменном столу и встала там, глядя в пол. Почему-то не могла сейчас ни на кого смотреть, а сама совершенно обратилась в слух - замерла и внутри, и снаружи. Как перед оглашением приговора, - мелькнуло у меня в голове.
- Её так и называли «москвичкой», - продолжил Юра, оглядываясь на меня. - Но у бабушки в памяти осталось, что она жила у какой-то родственницы, а в музей просто приходила помогать. Или её знакомый кто-то работал в музее, а девушка приходила помогать. Бабушка тут не очень точно помнит…
Он снова оглянулся на меня. Я упорно смотрела в пол.
- Я сделал всё так, как ты советовала, - сказал Юра, обращаясь теперь исключительно ко мне, и я вынуждена была поднять на него глаза. – Я сначала расспрашивал, стараясь всё вызвать в памяти, и только потом делал наводящие вопросы, очень аккуратно, не нажимая…
Я кивнула. Именно так я и советовала: не сообщая никаких фактов, просто поднять из памяти всё, что можно, и только потом наводящими вопросами откорректировать. Сообщать какие-то факты в начале опроса нельзя – можно сбить собственные воспоминания, человеку будет казаться, что он помнит именно то, на что его навели…
Я глубоко вздохнула, взглядом попросила продолжать.
- Бабушка тогда несколько раз была в музее, и девушку эту встречала, но не интересовалась подробностями её жизни, - продолжил Юра. - Они в основном говорили о деле, решали организационные вопросы… Бабушка сказала, что тогда было не до расспросов, живы – и слава богу. Она заметила, что вот сейчас, в своём пожилом возрасте, она бы, конечно, отнеслась по-другому, возможно, участвовала даже в её жизни, пыталась бы помочь, а тогда все были молодые, враг наступал, думали только о деле, были мобилизованы на спасение государственных ценностей, было не до житейских мелочей, надо было всеми силами помогать стране… А тут появились лишние руки, появилась помощница, грамотная, из Москвы, ответственная – и очень хорошо. Бабушка помнит, что её, вроде бы, поставили на довольствие и оформили продуктовые карточки.
- Она узнала её по фото? – спросила я и удивилась своему голосу, он стал звучать по-другому.
- Да, она сказала, что, кажется, это она и есть, - Юра опять посмотрел на меня. Кажется, его смущал мой сосредоточенно-окаменевший вид. - Как её звали, бабушка не помнит точно, но имя было какое-то простое – то ли Шура, то ли Лёля. А что касается вот этой девушки, стоящей рядом с москвичкой, - Юра оживился, - о ней она сказала совершенно точно. Это Надя Подгорецкая. Бабушка её отлично помнит и хорошо знала, она была местная.
Я даже могла не смотреть на фотографию – я знала её наизусть. Рядом с девушкой с косами стояла предполагаемая Вера…
Надя Подгорецкая...
С безнадёжностью я подняла глаза на Юру - он аккуратно повёл пальцем по страницам, отыскивая нужную запись.
- Вот… Надя была комсомольской активисткой в школе, потом вступила в партию и училась в партшколе. Сразу после школы стала сотрудницей исторического музея, училась заочно и работала в музее, но перед самой войной её перевели в местный горком партии, в отдел агитации и пропаганды. С музеем она связи не теряла и в начале войны, действительно, принимала активное участие в подготовке экспонатов музея к эвакуации. Где сейчас Надя, бабушка не знает. Кажется, куда-то эвакуировалась.
- А разве они не вместе работали? – спросила Татка.
- Нет, бабушка работала в структуре горсовета, а Надя – в структуре горкома партии.
Я уже плохо слышала и Юру, и Татку. Острое разочарование захлестывало меня, словно плетью.
Ничего не подтвердилось!
Оказывается, как ни старалась я готовить себя к тому, что поиски могут быть тупиковыми, полученный сейчас результат я восприняла, как крах.
Нахмурившись, кусая губы, я чертила носком сапога по полу. Надя Подгорецкая... Но как же так… Ведь всё остальное совпадает. Абсолютно совпадает. Более чем странно. Все факты жизни Нади, что сейчас перечислил Юра - они же о Вере… Они о Вере!
- А у Нади не было сестры? – спросила я, всё ещё не желая мириться с тем, что услышала.
Юра беспомощно развёл руками.
У меня нет такой информации, - сказал он извиняющимся тоном.

И вдруг словно кадр мелькнул в голове: мы с князем примерно в такой же ситуации: ищем, вспоминаем, сопоставляем. Князь лежит на диване, курит, сбрасывая, не глядя, пепел на тетрадь, валяющуюся на полу…
А Юра никогда не будет сбрасывать пепел на тетрадь, подумала я. Даже на ненужную. Да он и вообще не курит. А вообще-то, он делает хоть когда-нибудь хоть что-нибудь не так, как надо?
Видение князя, валяющегося на диване с сигаретой словно вытолкнуло меня из реальности, потащил в сторону – туда, к себе, в свой мир, неправильный, беспорядочный, но яркий, живой и волнующий - но я нахмурилась и выбросила картинку из головы. Вдруг стало ясно, что я не хочу гулять. Пропал куда-то это запал, это вдохновение, это яростное желание... Погасло всё.
Вместо этого мне хотелось кинуться в бумаги, зарыться в эти драгоценные записи, подумать о чём-то, додуматься до чего-то…
И только потом вспоминать обо всём остальном...

продолжение следует