Расщелина Глава 29

ЧУДО — ГРОТ

Ударившись лицом о воду, Павел, чуть было не потерял сознание. С трудом преодолевая последствия падения, едва способный дышать, он сумел справиться с натиском реки, грозившим оттеснить и снести его израненное тело в главное русло проносившегося мимо, бурлящего потока. В страшном и долгом падении ему все же удалось оттолкнуть от себя Анну, чтобы не навредить ей. Но где она сейчас и что с ней, он не мог понять. Некоторое время, не в силах отчетливо разглядеть плывшие перед глазами неясные образы, он лишь боролся с водой, погружаясь в круговерть творившегося всюду хаоса. Едва удерживаясь за острые камни, Павел скользнул к скале, массивом нависавшей над его головой. А почувствовав песок под ногами, он всем телом прижался к ее скользкой и холодной, глади. Зрение восстановилось, но расслышать крики или что-либо еще, было невозможно. Дрожа всем телом, Павел глазами искал Анну. При падении, она до конца пыталась держать его руку, но при ударе их растащило потоком воды.

Туман поглотивший утес остался наверху и, плотным облаком нависая над протокой, ввергал ее в полумрак едва забрезжившего утра. Здесь, внизу, вся береговая часть капризной реки, просматривалась хорошо. Слева, громоздясь и сплетаясь, вперемешку, торчали корневища деревьев, чьи сломанные стволы и рваные остатки, когда-то стройных, вершин, обреченно тянулись к стремнине ревущей протоки. За затором небольшая заводь. И вот она, радость; счастье увидеть в ней Анну. Хватко уцепившись руками за коряжину, тараща непонимающий взгляд на Павла, она чуть ли не плакала от охватившего ее ужаса. Лишь только Павел, преодолев течение, сумел приблизиться, Анна, трясясь и содрогаясь от холода, ничего не говоря, с силой вцепилась в его уставшее тело. Коряжина была не нужна… Существовал только Павел, который непременно избавит ее от страха и спасет от леденящего душу ужаса. Долго, не пытаясь расцепить объятия, они согревались теплом своих мокрых и продрогших тел.

Павел увлек Анну за собой и скоро они выбрались на мокрые, черные камни, горой возвышавшиеся у подножья громадного утеса. Что было по ту сторону каменных глыб, разглядеть или представить себе было трудно. Прижавшись друг к другу, не обращая внимания на раны и ушибы, они грелись и отдыхали. Немного передохнув, Анна спросила:

— Что это было, Паша, куда мы свалились? Почему? Где мы, я ничего не понимаю? — с трудом веря в произошедшее, она испуганно, но с надеждой глядела на своего спасителя.

— Упокойся, Анечка, мы в безопасности. Главное не бойся, все будет хорошо, я в этом уверен. Теперь уже точно уверен.

— Кто это был? Кто на нас напал? Мы ведь могли разбиться? Мне страшно, Павел! И что у тебя с лицом? Оно же все сине — красное, словно тебя побили. Ты что, ударился?

— Это о воду, выбора не было. Как ты?.. Удар наверное был сильный? С горяча можно не ощутить боли и почувствовать ее позже.

— Нога немного ноет и холодно очень. Одежда намокла, а ведь все вещи остались наверху. Что будем делать?

— Потерпи, мы скоро выберемся из под горы и что-нибудь придумаем. Все один к одному; прямо таки бабушкин сценарий. И даже ружье, как Мария, на утесе оставил… Без него будет трудно, а во всем виноват медведь.

— Какой медведь, откуда он явился? — недоумевала Анна.

— На утесе их лакомая сосна, ты ее видела. Вот они и приходят к ней иногда. А тут мы…

У меня не было выбора, все произошло так скоро. Конечно же я знал, что к Раcщелине ведет лишь одна дорога — прыжок в бездну, но я не думал, что в этом нас поторопит зверь и не ждал его. Прости, я не говорил тебе об этом; как-то оттягивал, не решался. Да и в себе не был уверен; смогу ли? Надеялся выход будет и мы найдем его… Одно знал, что обратного пути у нас нет, а оно, возьми, само и разрешилось, — Павел виновато улыбнулся, заглядывая Анне в глаза.

— Что, Павел, разрешилось? Мы не известно куда свалились, нас чуть не сожрал медведь, а ты спокойно говоришь — разрешилось. По моему, все только начинается…

Павел продолжал улыбаться, глядя на взволнованную Анну; такой он не знал ее, но любил еще больше…

— Ты бы даже не почувствовала, что тебя съели; ты ведь спала, — рассмеялся он.

— Тебе все шутки, а я помню как падала и мне было страшно, особенно когда захлебывалась и тебя нигде нет, — Анна чуть не заплакала, прижимаясь к его плечу.

— Это Раcщелина, Аня… Здесь долгое время укрывалась моя бабушка, когда медведь вынудил ее прыгнуть с утеса в реку. Но она выжила и вернулась. Возможно и нам судьбой выпало; пройти тропами Марии.

— Ты мне так мало рассказывал о ее жизни.

— У нас еще будет много времени для этого, а сейчас нам нужно познакомиться с Раcщелиной ближе. От ее гостеприимства зависит теперь и наше с тобой пребывание в этом таинственном и святом месте.

— А я считала, что это всего лишь стечение обстоятельств, сложившихся не в нашу пользу.

— Знаешь, Аня, они складываются так, как предопределила их судьба. Но нам от чего-то хочется думать, что мы идем по непроторенной дорожке…

— А это разве не так?

— Нет, моя хорошая! — ее уже проторили для нас…

Осторожно перебравшись через каменный холм, ребята оказались у входа в пугающую темную пещеру, зев которой, уводил черным провалом внутрь скалы, силами природы, расколотой надвое. Свод таинственной пещеры походил на узкую щель, смыкавшуюся над головой и наверное именно по этой причине, живший в сокрытой земной обители отшельник, называл ее Раcщелиной.

Сразу же, в полумраке входа, ребята увидели могилу. Павел знал о ее существовании, но ощущение причастности к святости этого места, невольно вызывало грусть. Стоя перед входом, воспоминания уже не ощущались так остро, как реальность сопричастности к увиденному. Нетронутое временем, пристанище, хранило усердие рук Марии, с благодарным чувством проводившей своего спасителя и праведника в последний путь. Она исполнила его просьбу и волю, но тем не менее, Раcщелина забрала жизнь женщины, обретшей знание, ничуть не усомнившись в выборе наказания. Истинный смысл ее прощения и кары не с родни, писаным и надуманным людьми, законам справедливости.

Все в ней, абсолютно все, зависимо и подвластно воле мироздания; великому Вселенскому порядку, от которого она никогда не отступает, Раcщелина всецело подчинена ему — она и есть порядок… Просить ее о пощаде нельзя; не услышит и не отзовется. Сделает так, как укажут звезды, каким вектором обозначат путь к цели того, кто волей судьбы или рока вошел в обитаемое ею пространство, наполненное иным, отличным от земного, смыслом Бытия…

— Что это здесь? — Тихо ступая по слабо освещенной осыпи камней, спросила Анна.

— Это могила отшельника, который спас Марию от гибели. Кроме них здесь никто не бывал. Это святое место и место силы…

Анна с пониманием смотрела на каменный холм, ничуть не страшась его внезапного появления на их пути. Она была уверенна; все страхи остались на вершине утеса, сбросившего их, как нечто лишнее, явившее себя из иного мира.

— Мы не можем идти дальше. У нас нет даже огня, все осталось там, наверху, — печально заметил Павел.

— Но у меня есть спички в кармане, только их надо просушить. Они намокли.

Павел быстро подскочил к Анне и поцеловал в щеку. Она поняла, что этот поцелуй совсем иного рода. Он был благодарностью за ее сообразительность и правильное понимание главного; всегда хранить огонь при себе…

— Ура! Мы спасены. Ты просто умница. Пока светит солнце, мы их просушим, — ликовал Павел. — Нам необходимо где-то здесь, у входа развести костер. Займись спичками, а я осмотрю окрестности и соберу дрова. А когда отогреемся, то подумаем над тем, как обследовать таинственную пещеру. Я уверен, нас ждет много интересного, а главное, необходимо позаботиться о еде.

Анна улыбнулась и от простых слов ей стало тепло и ясно, даже захотелось помочь Павлу искать сухие ветки для костра, который способен был согреть и восстановить утерянные силы. Туман давно сошел, оголив пик могучего утеса. Взошло солнце, согревая укрытую тенью скалы протоку, обнажило правду столкновения сил природы и разума…

Предстоящая схватка не на жизнь, а на смерть, пробудила едва теплящееся сознание Василия, вернула ему миг осознанности в преддверии конца. С трудом преодолевая боли в, изломанном натиском стихии теле, он протиснулся в заводь, спасая себя от потока ревущей воды. Захлебываясь ею и не чувствуя под собой ног, он почти тонул, но немеющими руками греб к камням возле которых не было той круговерти в которую он угодил. Мешал намокший, тяжелый мешок, висевший на спине и тянувший его книзу. Появилась слабая надежда выбраться из воды. Он устал и совсем замерз от ее ненавистных объятий. Никогда в жизни Василий не чувствовал и не осознавал себя на пределе выносливости, но сознание жило и давало ему возможность сопротивляться. Глаза были готовы закрыть себя, несмотря на теплящуюся в глубине души, волю и стремление выжить. Прильнув к камню он охватил его и замер: «Это конец…» Мелькнула последняя мысль, перед тем, как сознание покинуло его.

Из-за непрестанного шума протоки, Павел не слышал; как стрелял, как кричал, как упал, сорвавшись с кручи, отец. Он нашел его в заводи, у камней. В поисках запаса сухих дров, Павел взобрался на холм, с которого можно было хорошо осмотреть кипевшую гневом лагуну и прилегавшие к ней окрестности. Нежданный оборот с которым столкнула его судьба, поверг в растерянность и замешательство. Павел не верил в то, что видел перед собой — это было немыслимо:

«Как, почему и каким образом отец оказался здесь? Неужели он все это время шел следом? Как отыскал дорогу на утес и зачем свалился в этот ад? — силился понять и осмыслить случившееся, Павел. — Ведь добрая воля никак не способна была убедить Василия прыгнуть с кручи».

Однако противоречивые догадки ничуть не приблизили его к сути произошедшего. Волнуясь, Павел подошел ближе и, осмотрев отца, убедился что он жив, но от изнеможения и боли, лишь потерял сознание. Перед ним, раскинувши руки по сторонам лежало обессилевшее тело злейшего врага, безжалостно лишившего его самого дорогого в жизни — матери… И не представится ему случая проще этого; ведь оставить отца без помощи, стало вдруг делом его выбора. Стоя в недоумении, он лишь теперь осознал и понял, что никогда не сможет отомстить отцу, не пойдёт на сделку с совестью, не станет творить зло, а стиснув терпеливо зубы, предоставит все решать судьбе…

Охваченный на какое-то время тяжелыми мыслями, Павел вдруг вышел из задумчивости; решил перетянуть окоченевшее тело Василия через груду камней, поближе к костру, который старалась разжечь Анна. Увидев его, она подошла ближе.

— Кто это, Паша, откуда здесь человек?

— Это отец, Аня, он без сознания…

— Но он же может умереть. Смотри, он совсем синий от холода.

— Да нет, жив как видишь! — Павел грел руки у огня, поглядывая на лежавшего рядом, беспомощного и беззащитного человека. — Он бы нас не пощадил, поменяйся мы местами, — с горькой укоризной ответил Павел, подходя к отцу. — Помоги мне, надо переложить его ближе к огню и снять лишнее. Я до конца не верил, что он бросится по следу и, в конце концов найдет нас. Как он в провал угодил, не пойму; прыгать то сюда зачем? Ну да ладно, очнется сам расскажет, — заключил Павел.

Пока тепло костра отогревало бессознательное тело Василия, Павел осмелился шагнуть вглубь Раcщелины, наскоро соорудив нечто вроде факела. Он ничуть не сомневался, что их ждут открытия, о которых они даже помыслить не могут. Пройдя узким проходом, который внезапно расширился, Павел вошёл в довольно просторное помещение, по стенам которого, уподобляясь букетам цветов, висели травы. У стены, на плоскостях песчаника, стояла деревянная и каменная утварь, слегка подёрнутая плесенью и укрытая паутиной. Плотным покрывалом она затянула углы и проемы между уступов глыб, должно быть выполнявших, когда-то в прошлом, роль стульев. В глубине пещеры, мерцающее пламя огня высветило две лежанки, ветви с хвоей на которых давно прогнили, делая их трухлявыми и непригодными. Все здесь казалось обитаемым, но много лет нетронутым человеком — неприкасаемым и немым, неспособным поведать тайны земной «гробницы», где единственным фараоном когда-то был отшельник, позволивший своей «царице» покинуть святые места, оставив на века прах его тела в уединенном забвении Раcщелины. Огонь факела стал быстро угасать и Павлу пришлось выйти наружу, дабы не погрузиться в кромешный мрак.

Анна была занята костром и не приходящим в сознание Василием.

— Он уже должен прийти в себя, поэтому нам надо быть рядом, — обратилась она.

Совсем не возражая, Павел принялся подготавливать сухие ветви для костра и мысленно вернулся к размышлениям об их отношениях с отцом: «Совсем не было ясно, как отец, в сложившихся обстоятельствах, обойдется с ними, ведь по сути он их враг, готовый из-за золота идти на все. И если верить Марии, здесь, в глубине Раcщелины, целая россыпь золотых камней, куда ценнее самородка отнятого отцом. Скоро они откроются их взору. Так что же теперь; враждовать из-за того, что в изобилии лежит у тебя под ногами? Это бессмысленно и глупо… В это трудно верится, однако это правда, о которой Василий пока не знает. Но дверей у пещеры нет и, придя в себя, отец непременно примется за дело… Много ума не надо, чтобы догадаться; где они все трое оказались».

Как проявят себя его алчность и жадность при виде такого богатства, Павел не знал, но был уверен; будь у Василия ружье, он бы от счастья перестрелял всех, чтобы остаться с золотом один на один…

Прежде чем что-либо предпринимать необходимо было обследовать местность и саму пещеру, но оставлять Анну одну Павел не мог, а Василий никак не приходил в сознание. Стоило подумать и о еде; без ружья, невозможно выжить в тайге. Хотя отчасти утешало то, что отшельник наверняка знал; где и как добывать какого-либо рода пищу и все же срочное тщательное ознакомление с прилегающей территорией и самой пещерой становилось острой необходимостью. Иначе у них не останется сил для борьбы и выживания.

Василий, придя в себя, долго стонал и не разговаривал; должно быть сказывались боли от полученных при падении внутренних повреждений, хотя сильных, видимых ран на теле отца, Павел не обнаружил. К вечеру он стал кашлять и бредить, поднялась температура; видимо повлияло сильное переохлаждение от долгого пребывания в холодной воде.

Анна следила за больным, заботливо укрыв его принесенным хвойным лапником, а Павел, тщательно обследуя темное помещение, обнаружил так необходимую, старую медную посудину, в которой с успехом можно было кипятить воду. Что-либо съедобное найти не удалось, поэтому удобно обустроив ночлег, ограничились чаем из сухих трав запасливого отшельника. Изможденные и усталые, чувствуя тепло и уют Раcщелины, всю ночь провели у костра, в полудреме и беспрестанной заботе об огне.

Раннее утро высветило потаенные уголки совсем еще не обследованного провала и прилегавшей к нему лагуны, столь неожиданно оказавших им приют в укромном месте, под сводом таинственной пещеры. Павел оставил Анну следить за больным отцом, убедив ее в полной безопасности и недолгом своем отсутствии. Позже, когда Василий сможет говорить, он непременно определит их отношения, а сейчас он обязан был оградить всех от любой возможной опасности, исходящей от дикой и непредсказуемой природы.

Ступая по неровностям лежавших всюду камней и обходя вросшие в песчаный грунт коряжины, Павел поражался величию утеса, неприступной и мрачной скалой нависшего над лагуной. Неодолимость его могучих, гранитных плит была столь очевидна, что окинув взглядом богатырский стан уходящей ввысь скалы, стоило забыть любую дерзкую попытку покорения вершины, подёрнутой клочьями тумана. Заросший по краям высоким, плотным кустарником утес ширился, окаймляя со всех сторон огромный провал. Уступов, каких-либо оврагов или обрушившихся стен, удобно сходивших к подножью скалы, Павел не обнаружил. Это лишний раз убеждало его в тщетности любой попытки подъема.

Несокрушимость дремучего и непокорного утеса начинала тревожить Павла, но он не унывая шел дальше. Лагуна осталась за спиной и присматриваясь к стремительно проносившемуся мимо, бурному потоку сжатой берегами реки, Павлу открылся тёмный зев двух расколотых природой уступов, куда с шумом, стремительно уносились грозные водяные валы. Река действительно пугала Павла своим крутым нравом; угодив в ее воды, любому пловцу гарантирована была неминуемая гибель. У самого скального, вздыбленного ввысь разлома, дышал сумрак. Там река с ревом несла пенный поток воды в промежность каменных глыб, укрываясь ими и исчезая. Разлом так и остался не обследованным; не было удобного подступа, а рисковать из простого, лишнего любопытства было бы неосторожно.

По всей видимости поток воды уносился куда-то под землю и где выходил на простор тайги вновь и выходил ли вообще, понять было невозможно. Оставалось повернуть обратно и, следуя кромкой реки, искать заводи — в них могла быть рыба. Ревущие берега уже мало интересовали Павла; понемногу стал подступать голод и о еде стоило подумать в первую очередь.

Анна, сразу же, прочла на лице Павла озабоченность и долю тревоги; их невозможно было скрыть.

— Завтра осмотрю протоку со стороны главного русла реки. Может все же отыщется выход из лагуны, — беспокоился Павел.- С одной стороны; мы в безопасности, ведь те же самые медведи сюда спуститься не смогут, а с другой: тревожит не просто западня, а нечто вроде капкана, созданного природой для естественной защиты Раcщелины и ее сокровищ, из которого ещё предстоит выбираться.

— И как нам теперь быть? — удивленно спрашивала Анна.

— Мы что-нибудь обязательно придумаем, положись на меня.

Кроме всего, Павла беспокоило состояние отца, который пару раз приходил в себя, но не разговаривал, а лишь тихо стонал. Анна поила его отваром сухих трав, собранных много лет назад самим отшельником или возможно даже его гостьей. Мария знала в них толк и наверняка, именно для таких случаев, хозяин Раcщелины заготавливал их впрок. Лечебные травы, собранные с любовью и надеждой, настоянные на выдержке временем, наверняка скоро поставят Василия на ноги, полагала Анна.

— Это хорошо, только вот чем обернутся для нас твои старания, душу ведь травами не лечат. Тебе еще предстоит услышать его благодарность, — озабоченно высказался Павел.

Собираясь сегодня же пройти по пещере до самого ее окончания, он с усердием принялся готовить факелы. Осматривая намокший мешок Василия, и все хранившиеся в нем вещи, которые необходимо было просушить, Анна очень обрадовалась, найдя немного слегка намокших сухарей. Кроме всего прочего, среди вещей оказались и патроны; их было около десятка: «Только вот зачем они сейчас?» — подумала она, решив показать Павлу, который сразу же спрятал их в пещере, сказав, что осмотрит сам, когда вернется.

Скоро факелы были готовы и, улыбнувшись Анне глазами, Павел направился к темному входу уводившему вглубь пещеры. Высветив узкий проем в скале, огненный факел проявил направление. Небольшой проход, то расширяясь, то сжимая стены, вел к недрам непостижимой тайны земли. Здесь владения Раcщелины, здесь несметные сокровища и святость вечных загадок мироздания, здесь ее знание… Тут долгие годы Божественной милостью, пребывала лишь мудрость веков, надежное хранилище космического порядка…

Раcщелина жива, она жила всегда, оберегая секреты глубин, принадлежащих лишь земле и являя собой достояние и силу энергии самого Божества, создателя и хранителя ее недр. Всевидящим оком он согревает голубую планету, на которой волей его созидательной силы и могущества, обитает Вселенская жизнь Творения…

Перед Павлом предстала Раcщелина, во всем своем чарующем могуществе, великолепии и откровении. Он не чувствовал течение времени, не ощущал движения тела; сознание и ум замерли. Ореол таинственного и мистерия первоистока наполняли пространство. Павел представить себе не мог, великолепие сияющих золотом всех оттенков природных красок, картин и бликов, внезапно открывшихся его взору. Его доселе развитое воображение не в силах было воссоздать тягучую мягкость чарующих, неземных, искрящихся акварелей, которые безмолвно плыли перед ним в разнообразии светотеней, словно маня и осторожно касаясь лица и рук. Павел расширенными глазами пытался охватить красоту неведомого пространства внезапно открывшегося ему чудо-грота, поражавшего своим волшебным и диковинным убранством.

У самых ног, слабо журча, тихо шептал родник. Прозрачная вода, образуя небольшой ручей, вытекала из самых недр скальных глубин. Спокойно покидая небольшой источник, она терялась и исчезала, непонятным, таинственным образом, словно сама Раcщелина, утоляла великую жажду, питаясь живительной влагой ручья. Павел наклонился и попробовал воду на вкус; она была лучше, много приятнее речной. В свете мерцающего огня удивительная, гранитно-кварцевая стена, вдоль которой, говорливо напоминая о себе, струилась живительная влага, лучилась разноцветием живых красок. То двигаясь, то замирая, в переливах и игре с собственными тенями, они словно оживали, показывая скрытую, необычайную красоту и великолепие места мистической силы. В свете факельных, играющих огнем, бликов и видений можно было легко угадать и распознать себя; проплывающим мимо, невообразимых красот, напоенных ароматом тайных миров и очарованием живых цветов, словно им дано было сейчас взрасти здесь, в глубинах земной тверди. Питаясь влагой родника они благоухали, озаренные солнечными бликами золотых самородков, которые Павел заметил только сейчас, приглядевшись к струившемуся мимо ручью. Ничего подобного ему видеть не приходилось. Как невольный свидетель подземных красот Раcщелины, созерцал он могущество и великолепие золота. И лишь окунув руки в ручей и поднеся факел ближе, смог разглядеть россыпи золотого песка и галечника укрывавших все его дно. По окатышам самородков, разящих взор природной желтизной камней, струилась, родниковая вода, будто укрывая и оберегая их священный свет и облик от всего чуждого этому пространству.

Россыпью ложась к его ногам золотые камни громоздились друг на друга и были всюду; у подножья ручья, в воде и по периметру грота, вросшими в массив не менее великолепных кварцитов. Природное золото, бугристыми жилами напоминая гибкий стан изящной красавицы, уходило в неведомые толщи стен, сияющих разноцветием красок. Павлу казалось, будто он стоит у ног ожившей перед ним, царицы грота, покровительницы Раcщелины, пребывая во власти ее чарующего, зримого духа.

Весь сияющий калейдоскоп красок походил на забытую, древнюю сказку, повествуемую Павлу, не бабушкой сидящей у детской кроватки, а родниковой водой, обладающей знанием земных недр, дивной красотой и содержанием еще нерассказанных, неведомых людям историй. Не нарушая первозданную, нетронутую красоту таинственного и неповторимого, грота, Павел присел и, опершись спиной о каменную стену, взял в ладони золото Раcщелины.

Холодом прикосновения самородка, ощутив ее могущество и силу, он долго, в глубокой задумчивости, смотрел на его полные блеска и жизни изгибы. Все больше хотелось дивиться внутренней силе земли, которую таила она в своих сокрытых недрах, смиренно храня великую тайну неведомых глубин. Раcщелина несла в себе лишь крупинку того важного знания Вселенской природы земли, которое готова была положить в трепетные ладони человека, доверяя и любя его, как частицу мироздания. Но ее Божественную, чистую любовь, страшит и пугает алчность, и жадность корыстных, еще незрелых, людских душ, во власть которых так же способно попасть ее знание. Неизбежными и неотвратимыми станут тогда беды земные и расплата за них…

В эту минуту, Павлу было жаль людей, видевших в любви небесной и земной лишь золото, способное давать власть и могущество среди мира себе подобных. Их корысть может быть оправдана, лишь магическим притяжением самого благородного металла, сияние которого подчиняет себе, лишая людей рассудка и чести. Человек, не видя и не чувствуя зла, способного множиться от одного только мига обладания этими сокровенными камнями, сеет раздор, и губит в себе самое ценное — человеческий дух и жизнь.

Факел угасал и Павел, направился к выходу. Минуты их общения были недолгими, но Раcщелина подарила ему неизгладимые впечатления от красоты и величия потаенных мест природы, хранимых и оберегаемых ею. Тихое уединение, во владениях ее духа, породило в пытливой душе Павла, глубокие мысли, открывшие путь к постижению истинного знания, каким она доверительно и осторожно делилась с ним. Он был счастлив от чувства любви и сопричастности к великой, Божественной благодати дарованной ему властью Раcщелины.