АЙВА. Набераи калони. Старший внук

Из цикла ДЕДУШКА ПО ПРОЗВИЩУ АЙВА.

Быль-беседница.



– Было или не было... Было. Точно было!
– Давай, бобо-бобуна, не гадай!
– Точно, ромашка, рассказывай!
– Он – Айва, ты – Ромашка! Ха-ха-ха!
– Верно, оба едва съедобные!
– Ждём! Тебя ждём, твой плов ждём!
– Надеемся, хотя бы плов будет хурданибоб.
– А-а-а, ну ждите, ждите, надейтесь...

     Вот я и говорю: было у Айвы семь детей.

– Не семь, а восемь, болван! Ещё в прошлый раз спорили. Четыре дочка, четыре сыночка! Запомни, что ли! – сегодня Суфа была излишне голодна и строга.

     Ихтиёратон! Ихтиёратон! Пусть будет так. А вот внуков-то никто не считал.

– Как никто? Как не считал? В своём ли ты уме, сказочник?! И Хотам–ходжа считал, и Азамат–куса считал, и Дидор–каллапаз, и...

     Всё же мы не знаем, сколько было их на самом деле. Но ходят слухи, что первый и старший внук – всё-таки Абдулло. Дедушкина радость, дедушкина гордость.

– Во-о-т, Бобуна, читатели твои узнали, как зовут мальчишку. К закату или нет, к тысяче первой ночи ли, узнают они, как зовут старуху.

     А я и не скрываю – Гулхонум её зовут.

– Ты подумай где собака зарыта – хонум, госпожа... Госпожа–цветок...
– Собака... Саги гиро. Кусачая, собака–то.

     Да не было у Айвы никакой собаки, что вы. Чабаном он никогда не ходил, а собака во дворе, тем более в доме – это шармандаги, позор!

– Одна всё-таки была. И есть. Хи-хи... – тихонько, но смело отозвался кто–то с Суфы.

     Ну... Э–м... А!.. Исправно, значит, заглядывал Абдулло к старикам.

– Куда заглядывал-то, в замок калитки?

     Почему... Во двор ходил, в дом ходил. Мыться ходил, потом в хочатхона ходил. Нет, наоборот...

– Да поняли мы, поняли. Аппетит не порти – плов-то на подходе, нет?

     Да, на подъезде. О чём это я?.. Нет-нет, старший внук гостил у них частенько. Дедушку уважал. Бабушку... тоже уважал. Обращался к ней так: “Модаркалон, шумо...”

– Госпожа Бабушка действительно – калон. Тутовник в обхвате! Не веришь?
– Почём знаешь, ведь Бобуна ещё не рассказал?
– Э–э, да ну тебя! А ты, ты веришь?
– Мне можешь не описывать! Глубокоуважаемая мать моей жены...

     Г–хм, г–хм. Я продолжу.
     Айва, Гулхонум, наш дорогой старший внук Абдулло, кто–то ещё из их замечательного семейного подмножества сидели на суфе...

– На суфе, на суфе!!
    
     ...сидели, кушали...

– Ясное дело! Что ещё можно делать на суфе?
– Спать можно. Не обижайся, дальше давай, наш многословный!

     И я как всегда благодарен вам. Щедрость ваша не знает границ, понимание ваше не знает пределов! Да вознаградит вас Аллах! Как вознаградил нашего доброго старика Айву любимым внуком, Абдуллочоном.
     Дело было за трапезой, дело было за беседой.

– А вот наши соседи–славяне, я слыхал, говорят: «Когда я ем – я глух и нем».
– Да ведь это же невкусно!
– Зато полезно, невежда – желудочные мышцы лишний раз не сокращаются!
– А–а–а! Ну понял, понял... Что там дальше–то?

     Дальше? Что дальше. Дальше вот что. В хозяйстве Айвы, точнее, в хозяйстве Гулхонум, конечно, была корова.

– Конечно, конечно!

     Следить – надо, доить – надо, чистить – надо, кормить – надо. У людей обед подходил к концу. Пора было и о скотине подумать. Знаю, знаю, лучезарные мои. Сейчас вы укорите Айву: мол сперва скотину справь, а после и сам справляйся. И будете правы. Но судить не будем, и тогда, глядишь, и нас не осудят...
     Дожёвывая вкусную, размякшую в чакке и загирном масле слоёную лепёшку – фатир биби Гулхонум почти промычала:
     – Корову кормить пора – и защёлкала (простите!), со страстью облизывая свои пальцы.

- Курутоб! Они едят курутоб!
- Молчи, проклятый!

     Что говорите?

- Говорим, да не тебе.
- Хотя бы в своих рассказах покорми нас, о гостеприимный...

     А...
     Значит, наш Айва, заметив растерявшегося и раскрасневшегося Абдуллочона, повторил просьбу старухи:
     – Поди-ка, внучек, коровку нашу покорми, сеном покорми. Вон тем, что на крыше.
     Юноша пришёл в себя.
     – Не могу, дедушка.
     – Почему же, наберачон? – ласково спросил Айва, гладя его по голове и заглядывая в тёмно–карие, и всё же светлые глаза.
     – Это я: почему?!! – гаркнула бабушка. Внук так и подпрыгнул. От страха на веранде задребезжали стёкла, с таким трудом вставленные перед последней зимой.
     – Не получится у меня, просто не получится – трепетал внучек.
     – Почему, почему, дорогой? – лепетал Айва, пытаясь опередить наливавшуюся свекольным соком жену.
     – Ну... Ну как же я затащу корову на крышу?..
     Под тенью старого тутового дерева воцарилось гробовое молчание.
     – Каллакаду... – вдруг процедила биби Гулхонум, глядя на старшего внука. Потом резко развернулась к Айве, да так, что кости, которых отродясь и не видать было на теле этой женщины, все разом не то скрипнули, не то хрустнули. Развернулась и съязвила:
     – Нет, старый, в сыром виде не только ты, но и внуки твои ни на что не годятся!..

Суфа переглянулась. Теперь уже молча.

Вот вам и внук Бихи!..
Старший внук...



ПРИМЕЧАНИЕ.
Перевод с таджикского:

бобуна = ромашка
хурданибоб = съедобный
ихтиёратон = как будет угодно; воля ваша
куса = безбородый
каллапаз = повар, готовящий блюда из субпродуктов; однако каллапазом называют не только повара, готовящего кушанья из голов, ног и требухи животных, но и человека бестолкового и непонятливого (Рахим Джалил, "Разрушение чар")
модаркалон = очень уважительное обращение к бабушке, дословно "большая мать"
биби (бибичон) = простонародное обращение к бабушке
хочатхона = туалет (дословно "дом для нужды")
чакка = густой кисломолочный продукт
наберачон = внучек
каллакаду = бестолковый
бихи = айва