Состоятельная рыба 3

И так под красное вино и жареную кабанятину мы неспешно поскакали по американской прерии. Включилась характерная для вестернов музыка и скоро пошли кровавые разборки с перестрелкой в одном из салунов на Диком западе. После всё затихло, и начались танцы в духе таньгё, как выразилась Нелличка. Танцевать было с ней величайшей мукой ибо, прижавшись ко мне, она чуть не проломила своими грудями мой позвоночник. Натравливая свою вагину на моё несогласие сойтись с ней в соитие прямо на танцполе. Боже что она со мной делала то возилась по моим бёдрам, то перемещалась руками в моих мудях. Спасла меня от этой назойливой осы Тасси, включив бойкий рок-н-ролл от "Creedence Clearwater Revaivel".

Oobydooby, oobydooby, oobydooby…

Но Нелличка не хотела меня уже отпускать и повалила на пол.

Oobydooby, oobydooby, oobydooby…

Топталась на моих костях Нелличка, входя в шабош, Тасси не отстаёт и начинается двойное домогатетство.

— Щярики и ремешьки, — крикнула Нелличка Тасси, а та уже шарахнула меня чем-то по голове, и я полетел  с третьего этажа, собирая балконы.
Вдруг в кромешной темноте включились два прожектора, осветив мою абсолютно голую фигуру.   
— Смётьри кобелина на свёи скячки, — сказала мне ниоткуда Нелличка, и тут я увидел себя сразу в трёх в зеркалах. Сижу  перед трельяжем, с ползающими по его краям чертенятами вместо ангелочков, весь перевитый кожаными ремнями, а мой рот закрыт шариком в кожаной оправе.

Вдруг на мою обритую до свастики голову наделась чёрная фуражка ss-mann, и голос Тасси очень внятно произнёс по-немецки — du bist ein russischer partisan, du musst ein wenig erschossen werden.
— Нажьми на кнёпькю, — услышал я приказ Неллички, но решил не сдаваться.
— Нажьми на кнёпькю, russisches schwein! – заорала Нелличка и огрела меня узкой плетёной плёткой из воловьей кожи.
— Мм… — замычал я.
— Жёльтюю!
Я нажал жёлтую кнопку, и тот час снизу в меня что-то полезло треугольное и тупое и снова новый удар плёткой, я жму на зелёную кнопку. И вот я уже сижу на необъезженном мустанге, который так прыгает подомной, что я готов уже влететь в  трельяж с орущими чертями.
— Кнёпькю! — порет меня Нелличка.
И тогда я выбираю между красной и голубой, и обе вызывают у меня отвращение.

— Кнёпькю! — срывается на меня Нелличка и лупит до лопающейся в кровь кожи.
Голубая! И всё это начало ада, мустанг срывается с обрыва, и мы летим в клокочущую реку Колорадо, оставляя на вступающих скальных шипах обрывки моей кожи и конского мяса. Пыль,  мои вопли, топот конских копыт, индейские улюлюкивания, ржание от ломающихся костей ног животного всё смешивается в падении по крутому склону, и чтобы прекратить это страдание я еле дотягиваюсь до красной кнопки…

Тишина, мелкая в росе травка, огромная поляна похожая на стадион, я голый в гетрах "пики-бубями" и размалёванный губной помадой, а рядом никого.

Это был центральный стадион "Динамо", дворник отдал мне чью-то старую спецуху и говорит.
— И со мной всякое было, но чтобы так напиться, чтобы остаться в гетрах да ещё голым такое в первый раз вижу.