Рыцарь 21 столетия Пролог Глава 1

Пролог

— Что с тобой происходит? Ты выглядишь несчастным.
— Мне стало душно, невыносимо жить и притворяться счастливым. Я хочу уехать...
— Но разве ты не был счастлив все эти годы?
— Да, раньше я наслаждался любовью, счастьем, красотой...
— А куда теперь всё это исчезло?
— Знаешь, как ответил бы тебе Гамлет:
"Как невыполотый сад, дай волю травам, зарастёт бурьяном,
С такой же безраздельностью весь мир заполонили грубые начала."
— Если таковой весь мир, стоит ли куда-нибудь бежать?
— Мне кажется, там, куда я стремлюсь, осталась ещё красота, иначе миру конец...

Глава первая

Париж выпустил его из своих объятий, но напоминал о себе отдалённым шумом. Особняк бабушки Франсуазы, куда направлялся Макс, находился в Сюрене, всего лишь в девяти километрах от Парижа.
Он наслаждался быстрой ездой на новеньком Рено. Двоюродный старший братец Жерар настаивал, чтобы он купил Фольксваген, но Макс упрямо молчал в ответ на его уговоры — он решил купить Рено и точка. Жерар считал, что так же как и в детстве, младший брат нуждается в его советах. Однако это было заблуждение — Макс был взрослым тридцатилетним самостоятельным человеком, который живёт своим умом и поступает так, как считает нужным, даже если это кому-нибудь не нравится.
А то, что он купил Рено, наверняка понравится бабушке Франсуазе. Она, как истинная француженка, всегда ратовала за то, чтобы покупать только французские товары. И здесь Макс был с ней солидарен.
Солнце светило прямо в глаза, и без чёрных очков нельзя было смотреть на небо. Мимо проплывали бесчисленные виноградники, принадлежавшие их семье де Бошан. Вскоре впереди показался холм, на котором стоял особняк. Внешне это был старый двухэтажный дом, который построили предки Макса по материнской линии, но внутри всё было отделано с комфортом, на современный лад. Лишь некоторые антикварные предметы мебели и безделушки напоминали о длинной истории их рода.
Вопреки правилам, бабушка не отпустила свою младшую дочь, мать Макса — Алис, в дом её мужа, а оставила жить с собой. Дедушка в то время сильно болел, и Франсуаза чувствовала потребность в общении с младшей дочерью, которую всегда очень любила. Любовь перешла и на внука — Максимилиана. Только когда он достиг совершеннолетия, бабушка отпустила его в отдельную квартиру в Париже. А мать так и осталась жить на два дома.
 Макс зашёл в дом и сразу почувствовал аромат бразильского кофе, который варили в этом доме непрестанно.
Все предметы фойе и гостиной — венские стулья, изящные этажерки, старинные вазы, многочисленные фигурки на камине и даже пышная хрустальная люстра со сложным дизайном из богемского стекла, казалось, были пропитаны этим запахом, проникающим из кухни. Макс любил кофе и с удовольствием вдохнул чуть терпкий аромат, а потом поднёс к носу букет белых роз, который приготовил для именинницы, словно проверяя — не пахнет ли и он бразильским напитком.
На день рождения хозяйки дома всегда собиралось самое изысканное общество. Бабушка не терпела одиночества, поэтому редко можно было застать её одну, но сейчас был такой случай — он приехал раньше всех.
— Максимилиан, мальчик мой, — воскликнула стройная пожилая женщина с аккуратной причёской серебристо-седых волос, — я ждала тебя первым и рада, что не ошиблась. В последнее время ей стало трудно ходить, и теперь в руках у неё была палка из благородного тёмного дерева с маленьким белым наболдашником.
Макс вручил букет и поцеловал бабушку в напудренную щёку, едва коснувшись губами. Франсуаза похлопала его по плечу.
— Твой брат скоро будет, уже звонил. Проходи в столовую, там для тебя сюрприз — новая картина. Если сможешь определить чья, припишу тебе её в завещании.
— Бабушка, скажи просто, что ты решила мне её подарить, потому что я отсюда вижу, что это Фанни  Нушка Морэ. Только она всё время рисует девиц без лица, — уверенно заявил Макс и убедился в своей правоте, подходя к картине поближе. Красным цветом художница детально изобразила воздушное платье девушки, смазав, как обычно, лицо.
— Ладно, ладно, молодец. Но слово я сдержу — картина твоя. А я тут никак не могла вспомнить...
— Что вспомнить, бабуля?
— Составила я завещание или нет? — вдруг шёпотом спросила она.
Макс в удивлении посмотрел на неё. Совсем недавно она собирала его, мать Алис,  её сестру Катрин и Жерара и объявила, что собирается поделить наследство на четыре части и распределить поровну между ними.
Франсуаза заметила удивление внука, смутилась и перевела взгляд в окно. В большие окна гостиной они увидели, как к дому подъехало сразу три машины. В одной из них сидел Жерар. Во второй его отец — дядя Бернард с тётей Катрин, а в третьей — родители Макса — Николя и Алис.
Сначала фойе, а потом и гостиная наполнились многоголосьем, среди которого можно было выделить бас дяди Бернарда и звонкий молодой смех Алис. Казалось, что они друзья, но Максим знал, что это не так. Алис всегда с опаской смотрела на зятя. Её пугали бесцеремонные манеры, его громкий, властный голос и безапелляционный тон, который не допускал возражений. В спорных случаях маленькая Алис пряталась за широкую спину отца Макса, который словно не замечал недовольства свояка и поступал всегда по-своему.
Старшая сестра матери Катрин — невысокая, как и её сестра, но более худая женщина лет шестидесяти, с модной короткой стрижкой обесцвеченных волос, была молчаливой. Но во взгляде её карих глаз Макс всегда видел не испуг перед громогласным супругом, а полное одобрение его деятельности и поведения.
Стремительной походкой к бабушке подошёл красавчик Жерар и преподнёс букет алых роз, также быстро чмокнув её в щёку, и, едва поздоровавшись с Максимом, тут же предъявил ему претензию:
— Ты не мог поставить машину поудобнее?
— Поудобнее для кого? — насмешливо спросил Макс. Ему нравилось поддразнивать старшего брата, и сейчас он не мог отказать себе в маленьком удовольствии.
— Для всех, и для тебя в том числе, — сухо ответил брат, делая вид, что рассержен.
— Мне было удобно оставить её именно в этом месте, а вашим машинам она не помешала, места у дома хватает. Зато, дорогой братец, ты обратил внимание на мою покупку.
— Мне не нравится Рено, и тебе это отлично известно, — отводя взгляд, ответил Жерар. Он не любил конфликты и только иногда напоминал, что он всё-таки старший брат.
— "На вкус и цвет товарищей нет", — так говорят русские, и они правы в этом философском вопросе.
— Может быть, — бросил Жерар и отошёл к Бернарду, делая вид, что у него срочный разговор.
Макс ещё позабавился в душе, наблюдая за Жераром, но он и сам не хотел никакого конфликта. Жерар был старше Макса на пять лет, но его гибкая стройная фигура, шевелюра чёрных кудрявых волос, а главное, неиссекаемая энергия делали его похожим на тридцатилетнего. Общей у них была страсть к фехтованию. Переболев романами Дюма, они подражали мушкетёрам и еженедельно сражались в клубе. Жерар всегда был Д'Артаньяном, а Макс не мог определиться: ему нравился и мужественный, но спокойный Атос и созерцательный Арамис.
Братья де Бошаны были очень похожи, и в юности часто рассматривали себя в зеркало: оба смуглые (в деда испанца), густые тёмные волосы покрывали их высокие лбы. Но у Жерара был тонкий нос, тонкие губы и голубые глаза, а у Максима нос был толстоват, широкий подбородок и глаза не голубые, а серые, словно в материнскую породу отец добавил густой черноты своих глаз, которая передавалась у русских дворян Елагиных по наследству. Со временем стали отличаться и их фигуры: при одинаковом высоком росте Макс раздался в плечах, а Жерар остался стройным и чуть худощавым.
Но главным отличием были их характеры. Жерар, достойный сын опытного дельца Бернарда, источал энергию, которая всё время искала себе применения. Он работал в журнале отца, и радовал того правильными статьями на самые злободневные темы. Максим тоже работал журналистом у дяди, но писал не часто, предпочитая работать фотографом и рисовать маслом пейзажи Парижа, продавая их туристам. Макс любил уединенье и даже на шумных вечеринках умудрялся заниматься любимым делом — рисовал карандашом портреты гостей. Гости к этому уже привыкли и с удовольствием брали рисунки домой. Но не все привлекали внимание художника, а потому каждый изображённый чувствовал себя польщённым, что удостоился его внимания.
Родственники по очереди поздравили Франсуазу и разбрелись по гостиной, ожидая остальных гостей и негромко переговариваясь друг с другом.
— Привет, сын, — поздоровался Николя, пожимая руку Максу, который сразу заметил какую-то заботу в глазах отца. Они разговаривали между собой всегда по-русски, и все, кроме Алис, недовольно покосились на них, так как не понимали ни слова.
— Папа, у тебя что-то случилось? — озаботился Макс, нисколько не смущаясь от косых взглядов.
Николя ответил не сразу.
— Не волнуйся, это мои дела, тебя не касаются.
— Ты потом расскажешь мне? — настаивал Максим.
— Может быть, может быть...
Отец сел в мягкое кресло и стал читать журнал "l'Express fran;ais" (Французский экспресс), который выпускал его свояк. Дядя Бернард взял в руку бокал шампанского и тоже сел рядом. Макс заметил, что ширококостное лицо дяди, с большими чёрными бровями и глубоко посаженными карими глазами, было напряжено, словно он думал о чём-то неприятном. Через короткое время Бернард наклонился к отцу и что-то у него спросил, пристально вглядываясь в лицо Николя. Тот ответил тихо, но резко, так что дядя даже отпрянул.
"Что они обсуждают? И почему отец такой грустный? "— зарисовывая благородное, чуть вытянутое, лицо отца, думал Макс. Раньше он не замечал у них общих дел. Отец преподавал в русской школе, как его дед и прадед, и ему хватало на жизнь.
 Но Максим зависел от дяди. Тот печатал его комиксы про рыцаря Седрика, беря себе хорошие проценты. Кроме того, Макс часто ездил по Европе, по таким местам, которые выпадали из общепринятых туристических маршрутов, и делал репортажи. Дядя печатал их в своём журнале, и тех денег, которые он платил, Максу хватало, чтобы снимать квартиру в центре Парижа.
А гости всё прибывали. Бабушка Франсуаза чувствовала себя королевой, хотя, как истинная француженка, не чванилась, а каждому давала понять улыбкой и умной беседой, что именно он является самым дорогим и долгожданным, без которого вечер был бы не так хорош, и предметом разговора всегда был гость, а не она сама. Именно за это Максим её и любил. Ему вообще нравилась лёгкость общения благородного общества, которая позволяла обходить острые темы. Скрытое недовольство исходило только от дяди Бернарда. Он был деловым человеком, а потому презирал праздность и предпочитал использовать вечеринки, чтобы поговорить о делах с нужными людьми.
Звучали тосты в честь главы семейства Де Бошан, каковой стала Франсуаза после смерти мужа. Все находили её красивой и чрезвычайно молодой для своих лет. Бабушка знала, что ей льстят, но всё равно довольно улыбалась. "Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад!" — так кстати всплыли в голове Макса стихи любимого Пушкина, когда он смотрел на Франсуазу.
 Наконец, он увидел ту гостью, которую ждал больше всего —  высокую, очень уверенную в себе, блондинку — Валери, свою невесту. Нет, они ещё не были обручены, но Максим знал, что все были за этот брак: и родители, и бабушка, и особенно дядя Бернард. Последний не скрывал желания породниться с отцом Валери — влиятельным и успешным банкиром Дюраном, который спонсировал его журнал.
Валери обернулась к Максу, и он увидел её табачные глаза, тонкий чуть вздёрнутый носик и непокорные завитки соломенных волос вокруг широкого лба. Глубокие ямочки на щеках и тонкая улыбка придавали её лицу чуть насмешливое выражение. В то же время Максиму часто казалось, что глаза девушки оставались серьёзными и слегка холодными даже тогда, когда губы её улыбались. Он не верил себе, но когда впервые рисовал её портрет, рука машинально передала то, что он ощущал. Валери была недовольна полученным результатом, а потому он больше и не пытался её нарисовать.
— Ты чего такой грустный? — подходя к нему и одновременно здороваясь с целой кучей народа, спросила она.
— Тебе показалось, я рад тебя видеть, — улыбнулся Макс, целуя её в щёку и с наслаждением вдыхая тонкий аромат её духов.
— Ах эти русские глаза, они всегда грустят, — насмешливо подколола она.
— Я не похож на русского, и ты это знаешь. Меня все принимают за испанца. Впрочем, как и Жерара.
 Франсуаза позвала гостей за стол, и шумные компании, не прекращая что-то обсуждать, двинулись в просторную столовую.
Здесь дизайнеру было позволено внести в интерьер чуть больше роскоши, чем в гостиной. На комодах, стоящих на высоких ножках возле большого зеркала, разместились дорогие китайские вазы, купленные ещё предками де Бошанов. Но расположены они были не симметрично, потому что, по мнению Франсуазы, симметрия уместна разве что в номере отеля.
В окна столовой заглядывали разросшиеся старые кипарисы, создавая тень в жаркие дни, но от темноты спасали изящные светильники на стенах, и большая дорогая люстра, как в прихожей, из богемского стекла.
 Наверное, чтобы не иссякали темы для светской беседы Франсуаза повелела развесить на белых стенах картины французских художников. Каждый раз менялась одна из картин, и потому гости принялись с любопытством оглядывать — какая из них новая. Максим уже был в курсе новинки, а потому без промедления помог бабушке сесть за стол и встал рядом со своим местом, ожидая Валери. Мимо проходили знакомые и почти незнакомые люди, но все знали, что он художник, который будет выбирать натуры для себя на этот вечер, а потому старались улыбнуться потеплее и обратить как бы невзначай его внимание на себя. Макс всё это видел и чуть посмеивался в душе, но ему это нравилось, как и всё в этом доме, в его родном доме, где он вырос и был счастлив.
Гости расселись, и потекла непринуждённая беседа, подогретая аперитивом.
Вскоре двоюродный братец сел за пианино, стоявшее в углу, и предложил спеть поздравительную песню всем вместе. Гости с удовольствием подхватили:

Joyeux anniversaire
Acceptez de bon c;ur
Nos v;ux les plus sinc;res
De joie et de bonheur!
 (С днём рождения
Примите это от всего сердца
Наши самые искренние пожелания
Радости и счастья!)

Застолье продолжалось. Жерар попросил слова и наговорил бабушке комплиментов. Гости почувствовали, что оказались в его власти: он шутил и сам хохотал над своими шутками, вовлекал в разговор и тех, кто его поддерживал, и тех, кто хотел помолчать. Жерар не допускал и мысли, что может кому-то быть неприятен. Его неуёмная энергия не знала границ. Только Макса он не трогал, вероятно, опасаясь, что тот скажет что-нибудь откровенно резкое.
 Макс немного перекусил и уже достал было блокнот, чтобы начать зарисовывать гостей, как разговор перешёл на такую тему, которая не могла оставить его равнодушным. Кто-то вдруг заговорил о любви. Оказывается, в это слово все вкладывали разный смысл. Самым умным и авторитетным, конечно же, себя считал его двоюродный братец. О, с каким невыносимо умным и глубокомысленным видом он перечислял все виды любви!
— Послушайте, друзья, вы же не думаете, что в брак вступают из-за той любви, которую в своих комиксах описывает Макс, — уверенно заявил он, накладывая себе на тарелку устриц.
Макс почувствовал себя уязвлённым.
— Ты так говоришь, будто был уже не один раз женат.
— Не был, — невозмутимо парировал Жерар, — но поверь, если я женюсь, то уже раз и навсегда, а вот ты...
— А что я? — ледяным тоном спросил Макс, опуская карандаш.
— Ты слишком романтично настроен и можешь увидеть в девушке то, чего в ней отродясь не было.
Максим посмотрел на Валери и неприятно поразился, что она покраснела.
— Жерар, ты решил меня скомпрометировать перед Максом? — спросила Валери.
— Нет, что ты... Просто я хочу просветить братца, что любовь в этом мире бывает разной.
— И какой же? Нам всем интересно, — вступился за Макса Николя, — я, например, прожил всю жизнь и всегда считал, что есть любовь, а есть что-то похожее на неё. Но подделка всегда проявляется рано или поздно.
— Не скажите, Николя, — возразил деловито Жерар, — бывает, что брак по расчёту держится гораздо дольше, чем брак по страсти. А бывает брак из уважения, из благодарности и даже из страха.
— Но всё это, насколько я понимаю, не любовь, — не успокоился Макс, — эти качества являются частью любви. И, конечно же, их недостаточно для брака.
— Может, ты и прав, но согласись, что главное, чтобы твоё понятие о любви совпадало с понятием твоей возлюбленной.
Максим понимал, что Жерар неспроста завёл этот разговор — между Максом и Валери намечалась помолвка. Но всего лишь два года назад, до того, как они только начали встречаться, Максу казалось, что Валери остановила свой выбор на брате. Однако его подозрения не подтвердились, и теперь он был абсолютно уверен в чувстве своей возлюбленной. Непонятно, зачем Жерар снова ворошит старое? Его жаркие взгляды в адрес Валери начали вызывать ревность, и он почувствовал, как в груди рождается раздражение, которое могло привести к ссоре.
— Мальчики, что за странную тему вы подняли у меня на дне рождения, — вмешалась Франсуаза, — я могу разрешить ваш спор, ведь со своим мужем я прожила больше сорока лет, и уж точно знала, что и он меня любит, и моя любовь к нему не иссякла до сих пор. И здесь я на стороне Макса — любовь может быть только одного вида.
— Но как её распознать, чтобы не ошибиться? — спросила Валери.
Франсуаза задумалась.
— Я знаю как, — твёрдо сказал Николя. Он серьёзно посмотрел на сына и произнёс: — если ты готов пожертвовать хоть чем-то ради любви, значит, любовь настоящая.
— Жертвовать? — удивился Жерар, — я всегда считал, что любовь связана с чувством счастья и радости. Мне и в голову не приходило, что надо думать о жертве. И чем же нужно жертвовать?
— Деньгами, временем, силами и... даже жизнью.
— Ах, опять эти романтические идеалы, дорогой Николя. Вам не кажется, что современный мир гораздо сложнее и не укладывается в прописные истины? Стоит ли их повторять?
Николя усмехнулся, и Макс понял, что у отца как всегда наготове авторитетное мнение.
— Могу только призвать в единомышленники Джорджа Оруэлла, который как-то сказал, что "мы опустились так низко, что проговаривать очевидные вещи теперь — первая обязанность всякого умного человека".
— Браво, отец, — порадовался Макс жирной точке в разговоре. Единственное, что его смутно волновало — это странные взгляды, которыми обменялись Жерар и Валери.