Расщелина Глава 30
К утру следующего дня, Василию стало легче, и он заговорил. Хорошо осознавая трагичность и безвыходность своего положения, он в первую очередь заинтересовался причиной тех обстоятельств, какие в столь необычной ситуации, но все же столкнули его с сыном. Узнав, что один и тот же медведь, чуть было не растерзавший его на вершине скалы, немногим ранее, вынудил спасаться бегством и Павла с Анной, Василий слегка смягчил свой гонор. Как-никак, но они спасли ему жизнь. Благодаря счастливой случайности все выжили. Однако, первый же разговор с сыном, не заладился. На его претензии Павел реагировал жестко, высказывая в глаза все, что наболело. Нападки Василия звучали глупо и необоснованно, стиснув зубы, он с недоверием смотрел на сына. Брошенный в отчаянии укор Павла окончательно оборвал неприятный разговор:
— Но запомни одно, отец — мать я тебе не простил! Ее смерть на твоей совести, только мстить я тебе не буду, а хотел, так не стал бы спасать твою промерзшую шкуру. Мы скоро уйдем отсюда, а ты живи и забудь нас; здесь оставайся, может богаче станешь, но самородок Марии верни!
— Не учи, без твоей науки разберусь! — не унимался, однако, Василий. — Ты мне не указ!
Пойдем, Анна, он больше не нуждается в нашей помощи. Взяв Анну за руку, Павел потянул ее к реке, стремясь поскорее лишить возможности вникать в неприятный диалог. День только разгорался, сияя голубизной неба, даря тепло и настроение. Шум ручья быстро приблизился, стал надоедливым, утомляя ребят своей несговорчивостью. С тем же натиском проносились мимо бурные воды опасной протоки, вовсе не делая ее хоть чуточку приветливее.
Оставшись стоять на вершине каменного холмика, Анна внимательно и долго вглядывалась в грубые очертания берега, но видела лишь беспредельный хаос огромной и неприветливой лагуны. Обойдя заводь, Павел снял одежду и по самую грудь вошел в холодную воду ручья. Его все больше интересовала представившаяся возможность, пройти вдоль отвесной стены утеса, далее, в сторону основного русла реки, чтобы знать наконец; имеется ли выход к большой воде.
Вскоре протока расширилась и прижимая свою голову к поверхности воды, Павлу удалось увидеть противоположный берег реки, красотами которой они вместе с Анной любовались, стоя недавно на вершине утеса. Следовать вдоль скалы дальше было опасно; слишком быстрый поток, отходя от русла, исключал любой вариант возврата на прежнее место. Рискуя, можно снова угодить в бурную протоку, из которой они чудом выбрались тремя днями ранее. Пришлось возвращаться проторенным путем. Однако, на всякий случай, немного отойдя от скалы, Павел прощупал ногами каменистое дно. Рыбалка в этом, довольно глубоком месте, была возможна, а любая рыба, уходя от стремнины могла стоять только здесь. Павел пока не представлял себе, как будут выглядеть его снасти, но возможность поймать рыбу интересовала его уже сейчас. Едва касаясь дна, он неожиданно наступил на что-то мягкое. Скользнул по нему пальцами ног, зацепил и потянул наверх. Ощутив тяжесть, подхватил рукой и поднял. На мокром ремне висело двуствольное ружье, оно ничуть не проржавело от воды и выглядело новым и чистым, словно его кто-то совсем недавно обронил. Павел стоял в растерянности, не понимая, каким образом оно сюда попало. Долгое пребывание в холодной воде становилось опасным, и он направился в сторону заводи, где ждала Анна. Осмотрев внимательно оружие, Павел убедился, что ружье было исправным, а в стволе находилось два стреляных патрона. Одевшись, он переложил их в карман, чтобы сравнить с теми, которые находились в мешке у Василия. Павел уже почти убедил себя в мысли, что двустволку вероятно обронил при падении отец, но это надо было еще проверить.
— Откуда у тебя ружье? — первым делом спросила Анна.
Пытаясь согреться, Павел дрожал всем телом.
— Это же здорово, теперь у нас есть оружие. Оно должно быть отцовское, но ему его показывать никак нельзя. Надо срочно отыскать для него надежное место и спрятать.
Хорошее укрытие нашлось быстро; им оказалась узкая щель в скальной тверди, надежно спрятанная от глаз большим кустом колючей акации, росшей у подножья стены. Здесь бесценная находка была в полной безопасности. Пока шли к пещере, Павел рассказал Анне, что нашел отличное место для рыбной ловли, только вот со снастями придется повозиться. Но он был уверен; что-нибудь обязательно придумает или найдет в запасниках отшельника, нужно только еще раз тщательно осмотреть все закутки в пещере и вблизи ее. Слабо верилось в то, что отшельник и Мария, жили в таком месте без рыбы, наверняка он имел снасти или знал иные способы рыбалки.
Неожиданно, среди больших глыб камней, Анна увидела напитанную влагой полянку, где к великому удивлению, рос щавель. Эту кислую траву можно было есть, наслаждаясь сочными, зелеными листьями. Кроме спасительной травки, которая больше нигде не росла, им так и не удалось найти что-либо существенное.
— Не унывай! Это уже удача и мы немного утолили голод, — подбадривал Павел. — Зато я сегодня покажу тебе такую красоту, о которой ты и помыслить не могла. Глубоко в скале есть сокрытый, удивительный по красоте, грот. Я нашел его вчера, он здесь. Там россыпи, невообразимо много золота — это Раcщелина, о которой мне рассказывала мать и где долгое время жила Мария. Отшельник одарил ее самородками этого чудного места, и может никому более она своей тайны не откроет…
— Паша, но ведь твой отец, если он узнает об этом, то совсем сойдет с ума и наше присутствие рядом станет мешать ему. Я слышала, золото; ну, когда его слишком много, может человека даже рассудка лишить.
— Он его уже давно потерял, а здесь, лишится окончательно. Я не скрывал это при нашем разговоре, ведь Василий все равно отыщет грот. Поэтому хочу показать тебе его красоту сейчас, пока он не в состоянии до него добраться. Его ли власть над золотом или золота над ним, эти реалии могут изменить многое в наших отношениях. Да и нам нужно торопиться, мы не должны здесь надолго задерживаться. Надо искать выход, ведь отшельник вывел отсюда Марию. Значит он знал проходы, иначе не смог бы здесь долгое время жить; вести свое хозяйство и даже заботиться о моей бабушке.
— Но ведь прошло много времени, стены лагуны могли обрушиться и прежних троп не осталось.
— Мы обязательно выберемся отсюда. А сейчас, я покажу тебе самое интересное; у меня еще есть два факела, я их вчера сделал.
Ушибленные ноги Василия не позволяли ему отходить от костра, поэтому основное время он проводил рядом с огнем, подкармливая его дровишками. Спиртного не осталось, а с трезвостью пришел голод. Но он терпел, стремясь поскорее встать на ноги. Пил чай, то и дело заваривая все новые и новые травы, вовсе не задумываясь об их полезности и влиянии на больной организм.
Прихватив пару факелов, ребята прошли вглубь пещеры, не обращая внимания на отдыхавшего Василия. Сверкнув завистливыми глазами, он с недовольством пропустил их мимо, словно они лезли в его карман и тянули из него золото. Делая отчаянные попытки, он порывался идти следом, но боль в ногах тут же усаживала его на прежнее место. Словно сама Расщелина, до поры, не давала ему возможности узнать себя.
Медленно следуя узким проходом к загадочному и неповторимому по красоте гроту, Павел держал Анну за руку, словно боясь потерять свою любимую среди таинства пещерных духов и мерцания огненных теней. И вдруг их взорам открылся чарующий красотами грот, поражая изумрудно-золотым блеском стен, тишиной и покоем под мягкое журчание приветливого ручья. Анна не могла отвести взгляд от неземных, жемчужных переливов мерцающих гранитных стен и овального свода. Затаив дыхание, Анна медленно обошла пространство и подойдя к Павлу, взглянула в его сияющие глаза. Словно соединив суженых за руки, Раcщелина венчала Павла и Анну, даруя им любовь Вселенной, питая их трепетные сердца соблазном и раскрывая таинство Божественной любви, которую должно принимать…
Павел смотрел на необычайно красивую Анну. Он никогда не видел ее признательного, такого ласкового взгляда, как сейчас. В ее глазах, по золотым камням, плавно скользил ручей, омывающий стену грота. Павел заглянул глубже; там, в нескончаемой дали, среди манящих и мерцающих бликов, блистали огнями немеркнущих звезд, самородки родных ему глаз. Они сияли светом, что дарила Раcщелина, силой неповторимой, глубокой любви, в которой утопал Павел. Он видел колеблющийся свет факела и впитывал тепло ее удивительно нежных рук. Едва касаясь пальцами влажных, горячих губ, Анна смотрела на него совсем иным взглядом; глазами полными трогательных чувств. Павел потянулся, чтобы поцеловать ее, но Раcщелина опередила его; она сблизила их единым сладостным поцелуем, силой собственной любви проникнув в огненный жар, всколыхнувшихся к близости сердец. Охвативший пыл, неодолимой тягой влечения, свел и слил их души воедино. В отсветах играющих огней, Павел видел нагое тело женщины, походившее на оживший, трепетный стан, золотой фигуры подземной феи; оно покорялось, изгибалось в неповторимом сиянии отблеска первой зари. Он ощутил неимоверное счастье обладания грациозной богиней. Губы скользили, томясь и играя, чувствуя мягкость и тепло. Их горячие сердца уносились в пространство неизведанной благодати, где хозяйка Раcщелина, благословив духовную и телесную близость, стелила сказочную золотую постель, для утех и счастья любящих душ. Где их нагая чистота была ярче блеска стен, сливалась с золотой мелодией прозрачного ручья жизни, в который окунула их любовь и близость…
Тени косматых туч, скользнув через открытое пространство глубокого провала и не приметив его, поплыли дальше. Стемнело быстро. Тучи, заметав ночное небо, полностью скрыли звезды, за которыми нравилось наблюдать Анне. Весь вечер Павел думал о своей любимой; его душа приняла ее как дар, которым обладала и способна была делиться лишь любящая женщина. Он не знал ее такой раньше; обыкновенно любил и обожал, надеясь на то, что когда-нибудь она станет его женой. Павел уверял себя в том, что они никогда не расстанутся, но он вовсе не помышлял о ее способности, вот так; шумным дождем, нахлынувшим из тишины, окатить его с ног до головы, окунуть в мир чистоты и гармонии, истиной любви, о которой он еще ничего не знал…
Анна радовалась его радости, которую он попросту не скрывал и был не способен утаить. В его душу вошла любовь, а в глазах жила преданность и готовность преодолеть любые трудности, только чтобы быть вместе с любимой и делить одно, общее счастье, на двоих.
Потом была ночь и теплое дыхание Анны. Следом, снова утро и новый, день, полный забот, беспокойств и раздумий. Рыбалка в заводи и у скалы особого успеха не принесла. Внимательно осмотрев пещеру отшельника, Павел, с вечера, обнаружил лишь старую острогу, которой видимо умел хорошо пользоваться загадочный старец. Однако сложное искусство владения такого рода снастью, давалось с трудом. Вода плохо просматривалась на глубине, а мелководье, в заводях, было мутным. Лишь однажды, Павел изловчился и поймал маленькую, рыбешку. Но даже это обрадовало его; поджарив на палочке, он преподнес Анне, столь редкий сейчас деликатес. Позже, она сама принялась бороздить заводи, в надежде на удачу. Однако холодная вода ручья была настолько нестерпима, что Анна подолгу грелась на солнце, прежде чем вновь попытать удачу.
Спустя утомительный день, опасного поиска выхода из лагуны, один вариант, по мнению Павла, стоил того, чтобы его обдумать. Обследуя береговую линию ручья, он обнаружил почти затопленный ствол довольно длинной и сучковатой ели. Внимательно осмотрев дерево, он попытался вытянуть его ствол из воды, но это удалось лишь отчасти. Напитавшись влагой ручья, ель оказалась сырой и тяжелой; ее обтрепавшиеся, ломаные ветви превращали когда-то высокую и стройную, лесную красавицу в подобие огородного пугала, громадных размеров. Но как раз это ее качество и интересовало Павла. Оставив ель лежать на берегу, он отправился еще раз, внимательно осмотреть огромную глыбу, сложенную из песчаника и глины, которая, уходила стойкой стеной ввысь. Могучие сосны, росшие на ее вершине, гордо возвышались над провалом отдалившись от основного лесного массива. Сосны одиночки, так обозначил их Павел, удачно охватывали глинистую глыбу плотной и крепкой сетью корней, выбеленных солнцем и омытых ливнями. В верхней части почва растрескалась и казалось, что песчано-глинистый утес, едва удерживая на своей груди трех могучих великанов, готов был в любой подходящий момент, с шумом и треском обрушиться в бушующий под ним поток. Корни надежно способствовали сохранению целостности глыбы, невообразимой тяжестью нависавшей над неистовой стихией воды. Вершина, на которую с надеждой смотрел Павел, была довольно высоко и поначалу ему казалось, что добраться до нее невозможно. Но бывшая красавица ель, которую он только что нашел, могла сослужить свою последнюю службу. Ведь если многочисленные сучья дерева обрубить, используя как ступени, чередуя их по сторонам, одна за другой и, прислонить высокий ствол к глыбе то, пожалуй, можно будет добраться и до корней, а по ним лезть выше. Однажды они уже преодолевали подъем подобным образом и все у них получилось. Стоит лишь придать стволу устойчивость и суметь поднять его вертикально. Сделать это будет сложно, но как представлялось Павлу, возможно, необходимо лишь срезать с дерева лишние ветви, облегчить и подсушить его на солнце.
Сомнения невозможно было устранить одной лишь верой в удачу, поэтому Павел хорошо понимал, что это их шанс на спасение и пренебречь им нельзя. Вот только как к такому невероятно трудному, лазанию по скалам, подготовить Анну, сможет ли она преодолеть изнурительный подъем и хватит ли сил, он пока не знал. Но был уверен, что подъем удастся, они вместе непременно справятся и их стремление, стать сильнее страха, укрепит волю: «Только бы хватило длинны дерева, а остальное он хорошо продумал…»
Воротившись вновь к стволу, он еще раз оценивающим взглядом осмотрел его. Задуманное казалось реально осуществимым, надо лишь свести к минимуму любой возможный риск. Жаль нет топора, есть только острый охотничий нож, а это в их положении уже хорошо, считал он: «Ну, что же, придется потрудиться и сегодня же поговорить с Анной. День в самом разгаре и еще многое можно успеть сделать».
Неумолимое стремление бороться и победить природную стихию, вселяло в Павла уверенность, крепило дух и желание действовать, ведь каждый день лишь отнимал силы: «Не сидеть у костра, грея душу ожиданием удачи, которая не приходит сама. Надо идти ей навстречу, превозмогая боль и страх, и только тогда Вселенная ответит тебе, отзовется, ведя к спасению…» — считал он.
Вечером, выслушав идею Павла, Анна с долей сомнения тихо, спросила:
— Павел, а может лучше как-то по воде?..
Занимаясь до полудня рыбной ловлей, ей удалось поймать две небольшие рыбешки и теперь, Анна увидела в реке их надежду на спасение. Она давала пищу, а значит уже спасала их от голодной смерти. Что если довериться ей, узнать получше, может и освобождение придет через это?
— Пойми, Аня, к основному руслу реки у нас выхода нет; слишком быстрое течение вытеснит нас к ручью, а по нему сплавляться невозможно. Это очень опасно, там вода просто кипит и уходит под землю, в ущелье. Если мы даже найдем место, где можно будет перебросить наше бревно на противоположный, более пологий берег, то его наверняка смоет бурным потоком воды и мы потеряем любую возможность выбраться отсюда. Даже в случае успеха, перейти на другую сторону ручья по качающемуся бревну, почти невозможно, а падение равнозначно гибели. У нас нет даже веревок, чтобы страховать себя, да и ручей довольно широкий. Так, что все это слишком опасно для нас.
Анну пугал сложный подъем, высота скалы, а на выносливость и стойкость корневищ деревьев и вовсе нельзя было полагаться. Способны ли они выдержать их? Страшно было даже думать об обратном. Но она верила в устремленность Павла и его твердая решимость выбраться из коварных объятий стихии, давала шанс на победу. В конце концов, осознав окончательно, что иного выхода нет, Анна согласилась на подъем.
Почувствовав себя лучше, Василий принялся разминать ноги и понемногу прохаживаться возле пещеры. Видя, что Павел с Анной заняты целыми днями какими-то своими заботами, он первым делом, приготовил себе факел и, подпалив его, прихрамывая отправился на поиски золота, о котором говорил его сын. Уверовав в такого рода удачу, он не находил себе места; хотелось поскорее проникнуть в этот загадочный грот и лично убедиться в существовании золота. Конечно же, в те дни, когда он, отлеживаясь, залечивал раны, тревожные думы о приятеле, оставшемся там, наверху, среди тайги, волновали его. Он знал, что Шершню придется туго, но что тут поделаешь; судьба разлучила их и, впервые после знакомства с ним, Василий вздохнул с облегчением. Он был почти уверен, что Шершень пропадет в тайге без него. Не сможет выйти к хутору; заплутает, а без ружья и огня, не имея навыков, этот алчный охотник до чужого добра — обречен…
Воротившись после трудного дня к пещере, ребята никого не застали у костра. Огонь угас, а едва тлеющие угли, с трудом сохраняли остатки тепла. Быстро укрыв его принесенными с собой еловыми ветками, огонь скоро удалось воскресить.
Удивляло долгое отсутствие Василия. Однако смело можно было предположить, что отец не утерпел и отправился, на поиски золота. Только по этой причине он мог задержаться на столь длительное время. Объясняя Анне отсутствие отца, Павел ничуть не сомневался в неспособности того покинуть грот, не набив карманы самородками. Осознавая этот факт, словно в предчувствии предсказуемой реакции Василия, они обеспокоенно ждали у костра.
И только к вечеру, слегка прихрамывая, из полумрака пещеры, вышел улыбающийся и очень довольный Василий. В его сияющих глазах жила радость и довольство, а в ладонях лежало несколько принесенных им из чудо-грота, золотых самородков. Павел с удивлением, выжидающе смотрел на изменившегося отца. Он помнил и знал его хмурым, и злым, на его алчном, лживом лице, редко возникало подобие улыбки.
— Ты видишь, Павел — это золото! Ради него я шел сюда, мерз, скулил, ненавидел, но терпел! И вот оно! — ликовал от радости отец, поднеся самородки к лицу, — оно здесь, оно мое! Я не уйду отсюда, пока не возьму своего! Это мое золото, мои камни! И не будет сюда дороги, ни Шершню, ни еще кому-либо. Только я один хозяин этой скалы и мне решать, как быть и где хранить эти богатства…
Павел слушал, озабоченного наживой человека и удивлялся, все больше понимая, что оторвать отца от желаемого счастья обладания всеми сокровищами Раcщелины, будет невозможно. Подчиняя затуманенный рассудок Василия, своей воле, золото медленно брало над ним власть.
Достав из кармана малый самородок, память Марии, он бросил его к ногам сына.
— Ты прав, здесь много золота; всего не унести. Поэтому забери бабкин камень, мне не жалко. Теперь я сам по себе, теперь я богат…
Без доли осуждения или вины, Павел спокойно поднял дорогой ему самородок. Необходимо было отдохнуть и обдумать произошедшее. В обществе, охваченного золотой лихорадкой отца, он больше не нуждался. То, что Василий мог многое изменить в их планах; навредить или даже помешать, беспокоило Павла больше, чем дурман, поселенный богатствами Расщелины в сознании отца. Но пока он занят своим золотом, им нужно спешить; оставаться рядом с алчным и злым человеком, лишенным чувства меры и понимания ситуации, становилось опасно.
Свидетельство о публикации №222082200582