Расщелина Глава 31

ПРЕОДОЛЕНИЕ

Не видя смысла, вести разбирательства с одержимым злой страстью отцом, весь следующий день Павел и Анна, решили посвятить ели, на которую возлагались огромные надежды. Их умелыми руками она должна была превратиться в спасительный ствол, способный позволить им добраться до вершины глыбы. Не должна она бесследно кануть в пучине дикой протоки, а послужить на благо, измученным голодом и страхом безвестной гибели, людям.

Используя лезвие острого ножа, Павел обрубил почти все ветви на расстоянии полуметра с обеих сторон ствола так, что он постепенно стал превращаться в подобие лестницы, по которой предстояло подниматься до корневищ сосен, опутавших верхнюю часть скалы. К вечеру, руки Павла ныли и болели; им необходим был отдых. Оставалось совсем немного для полной готовности ствола к подъему; отделить лишнее от корневища и сделать его устойчивым. Пожалуй это сулило стать самой трудной работой, которую Павел намеревался закончить предстоящим днем. С наступлением сумерек, пришлось воротиться к пещере.

Василий, увлекшись добычей драгоценных камней, совсем забросил заботу о костре. Чтобы он запылал с новой силой, пришлось заново разжигать утратившие силу угли. Благо от елки осталось много ветвей, способных быстро поддержать огонь. Жаль вот только было, из-за беспечности отца, тратить спички, которые стали ценнее любого золота.

А Василий продолжал собирать самородки, упиваясь страстью обладания, находя в себе все новые и новые силы. Он носил и носил золото, а ему не было конца, ведь это бесконечные сокровища земли. Упрямо копошась на поверхности, люди услаждают себя лишь добытыми крохами, не в состоянии объять, понять и осмыслить вечное для земли и всей Вселенной, продолжающих дивиться трудолюбию человека, усердствующего не ради блага просветления души, а лишь из маниакального желания владеть и властвовать…

После изнурительной работы, Павел спал крепко и под утро, чувствуя теплое дыхание Анны, погруженной в предутренние сны, боялся пошевелиться. В трогательные минуты их уединения, он хотел, войти в ее сказочные сновидения и защитить даже там, разогнав и тени недоброжелателей, способных испугать или разбудить любимую. Крепче прижимая Анну к себе, Павел понимал и надеялся, что это их последняя ночь в пещере Раcщелины. И как бы не сложилась судьба в будущем; важно, что они вместе идут к единой цели, в стойком стремлении — жить и любить до конца…

В утренние часы раздумий, мысли незаметно увели его в то далекое время, когда жива была бабушка. Павел старался припомнить и восстановить некоторые наказы матери, сопоставить их с той логической цепочкой событий, пережитых здесь, в пещере, самой Марией, и которую он пытался достроить сам. На столь интересную мысль его навела могила отшельника, холмиком возвышавшаяся неподалеку: «Ведь если Мария лично проводила старика в последний путь, то из Расщелины ей пришлось выбираться одной. Естественно она знала тропу, ведущую к свободе, да и сам выход, вероятно, не был настолько сложным, чтобы женщина, в одиночку, не смогла преодолеть связанные с этим трудности. Получается, что в то давнее время выход существовал, только вот какая же катастрофа могла здесь произойти, чтобы время напрочь стерло все следы. Неужели он не смог найти его или отшельник, в целях безопасности, как-то маскировал выход? Мария могла и умолчать о не столь важном факте. Наверное поэтому и мать ничего ему не сказала, но ведь она уверила его в том, что он сможет справиться с трудностями. Но как им выбраться? Может стоит искать внимательней? — вновь недоумевал Павел. — Нет! Все решено, времени совсем не осталось, надо уходить своим путем и не лелеять тщетные надежды на чудо».

Тревожило еще одно обстоятельство; факт таинственной смерти Марии на Черепашьем валуне, навсегда остался загадкой. Разгадать ее никто даже не попытался и не объяснил причину, по которой здоровая женщина, вдруг покинула земной мир. Мать рассказывала ему о таинственном могуществе духов утеса и избирательной воле самой Расщелины. Ее слова он хорошо помнил: «Кому Расщелина открывается по собственной воле, по судьбе, без принуждения, того она не трогает, не примечает вроде; ведь он без злого умысла явил себя ей… От того и прощен будет. На то есть особое дозволение небес. Вот и не примечают духи Расщелины тех, кто не властвовать над ней явился, не пользоваться ее благом, а по року судьбы, с добром вошел, злого умысла не тая».

И здесь Павлу не все было понятно; за что прощает и карает Расщелина? В чем была вина Марии, ведь она сделала все, как велел отшельник. Выходит два золотых самородка, какие теперь в его руках, вовсе не отмоленный отшельником дар Расщелины, а ее кара? От того и настигла она Марию на валуне, когда та мысленно уносилась к изумительному чудо-гроту, где жила подземная сказка. Павлу стало не по себе; что если странная смерть бабушки не закрыла брешь всепроникающего ока, влияния и воли Расщелины? Ну что же, значит теперь это его судьба, мирился Павел, а вновь отнимать у нее золото он не станет; ничего не возьмет с собой, но и завещанные Марией самородки, не отдаст, они святы, как священна память матери, доверившей ему эту необычайную тайну.

Однако в этих личных выводах, Павел глубоко сомневался. А вот исповедь его бабушки, поведавшей людям о сокровенных, сокрытых тайнах глубокого знания Расщелины, действительно могла не остаться безнаказанной. Не дано еще людям управлять течением жизни природы, законами и первозданным замыслом Творца. Ведь как только мать рассказала ему всю историю Марии и ее постигла возможно та же, неминуемая кара Расщелины. И если в этом заключена истина, то они, пройдя через ад счастливого освобождения, отныне и навсегда станут единственными и последними хранителями знания и воли Вселенной. И его долг; не подвергать опасности их жизни и сохранить в тайне от всех увиденное и пережитое. Придет время и все скрытые, бесчисленные сокровища земли станут естественным достоянием человека нового мышления. В этом заложен великий смысл познания и причастности к тайнам Расщелины…

Еще с вечера, он все предусмотрел и приготовил. Сегодня они уходят. Сил совсем мало, их остаток нужно сберечь для подъема. Тревожным оставалось и то, что возможный выход, в виде увитого корнями сосен откоса, находился очень высоко и способен был, как показалось Павлу, вот-вот отделиться от основного массива и с грохотом обрушиться в бурлящий поток ручья. Но до сих пор этого не случилось; хотелось верить, что это всего лишь опасения и глыба накрепко связана со скалой. Но если это вдруг произойдет; с ними или без них, то покинуть Раcщелину уже не удастся никому и никогда. Песчано-глинистая скала, огромной кручей нависала над водой, готовая в любой момент отрезать им важный, единственно разумный путь к спасению. Возможно здесь, во времена отшельника, и был единственный путь, которым Мария покинула лагуну, но время сделало свое…

Туманным утром, Павел сообщил Анне о том, что они сегодня уходят. Дальнейшее пребывание в Расщелине пойдет лишь во вред, но для этого предстоит еще разговор с отцом, в надежде на его помощь. И, чтобы не вызвать каких-либо подозрений Василия, он попросил Анну, скрытно забрать ружье из укрытия. В остальном они будут действовать по ситуации, но оружие никоим образом не должно попасть во внимание Василия, в противном случае он отнимет его силой, чего нельзя допустить.

Разбудив отца и предложив ему чай, он обратился с просьбой о посильной помощи; одному со стволом дерева не справиться, нужна дополнительная физическая сила. Но того, похоже, интересовало лишь богатство, которое с каждым днем затягивало его в свои коварные сети все больше. Сдвинуть Василия с насиженного места оказалось делом непростым. Ему ничто не угрожало, а о бегстве и спасении пусть другие заботятся, такова была его позиция. Павел не отступал:

— Пойми, отец, тебе этот лаз наверх позже и самому пригодится, — убеждал он Василия, глядя в его равнодушные и отсутствующие глаза, — или ты собрался вечно здесь сидеть? И пойми, наконец, что иным путем тебе отсюда не выбраться, а здесь остаться — значит погибнуть от голода. Сухари то скоро закончатся. Зачем тебе тогда все эти самородки?

И Павел указал на кучу золотых камней сложенных у его изголовья.

— Иного выхода у тебя нет, очнись наконец! Не нужна мне сейчас твоя ненависть и претензии, я забыл о них. Сейчас нужна помощь, а там делай, что захочешь.

— Ладно, показывай, чего кричать! — Василий поднялся и нехотя пошел за Павлом.

В противоположной стороне лагуны, распластавшись вдоль ручья, ждал своего часа еловый ствол, гребнем выставив на стороны обломанные ветви. Следуя к нему, Павел окончательно убедился в том, что сознание отца уже, частью, во власти Раcщелины и «золотая лихорадка», вот-вот безвозвратно подчинит его разум себе. Василий что-то твердил о возможности прожить и обустроиться, приноровиться и начать добывать себе пищу, что его претензии к сыну ушли в прошлое. Что с золотом он даже подобрел и больше не станет укорять и злиться на него. Он продолжал твердить, что займется золотом и упрячет его на хуторе и, что этого запаса хватит всем, что его решение твердое и говорить об этом лишнее. Он согласился помочь и пусть лаз останется стоять, пока он не решит выбираться. Но сейчас не время…

Понимая, что это безумие, Павел даже не пытался отговаривать отца. Он считал, что Василий сделал свой выбор, к которому стремился и шел всю жизнь. Сейчас он благодарен лишь за помощь, а за остальное ему самого себя судить. На это будет достаточно времени…

Еловая лестница, ведущая к спасению, с трудом, но нашла свое прочное место. Для большей надежности и устойчивости, Павлу пришлось обложить комель дерева крупным булыжником. Он умышленно не стал просить отца, а подойдя ближе, сказал:

— Ну все, дальше мы управимся сами. Спасибо отец… Я бы никогда не сказал тебе этого, но добро не судимо. Это только твой, свободный выбор, ты его сделал… Прощай!..

— Ну прощай!.. Высоко больно, не побейтесь!..

Осмотревшись, Василий медленно побрел обратно. Как только он скрылся из вида, Анна побежала за ружьем, акация была не так далеко и пока Павел носил тяжелые камни, она быстро управилась. Вскоре и комель дерева обрел нужную устойчивость. Оставалось приготовиться к подъему. Но прежде необходим отдых, особо это касалось Анны, поэтому Павел велел ей отложить на время суету связанную со сборами. Сам же, достав стреляные гильзы из ружья, сравнил их с новыми, что извлек из кармана; сомнений не было, ружье принадлежало отцу. Довольный тем, что у них есть оружие, Павел, облегченно вздохнув, заслал в стволы два свежих патрона и поставил его на предохранитель.

Внутреннее беспокойство не позволило особо хорошо отдохнуть, но мышцы рук и ног обрели прежнюю силу и готовы были к покорению высоты. Павел убедительно просил Анну сделать паузу, перед тем как они оставят лестницу, и начнут цепляться за одни только корни, это много сложней, но он всегда будет снизу, на подстраховке. Пожелав удачи, Павел помог ей почувствовать себя устойчиво, стоя на самодельной, замысловатой лестнице. Шаг за шагом, Анна стала уверенно подниматься. Закрепив ружье на спине, следом, осторожно ступил Павел. Подъем начался…

Преодолев довольно удачно первую половину пути, Анна согласно наставлениям остановилась, готовясь покинуть надежные, служившие ступенями, ветви ели. Она хорошо понимала; дальше придется карабкаться наверх, цепляясь лишь за корни и любая ее ошибка может стать последней. Сейчас она отдыхала, готовясь к преодолению самого трудного участка. Следовавший за ней Павел замер и, делая передышку, случайно взглянул в сторону Расщелины. Он не верил своим глазам; от пещеры в их сторону спешил Василий, он махал высоко поднятыми руками, словно прощаясь или забыв сказать что-то важное. Он настойчиво пытался обратить на себя внимание. Павла сильно обеспокоило то, что подойдя ближе и заметив ружье на его спине, Василий может пойти на все, чтобы только помешать их подъему. Необходимо было как можно скорее продолжить движение и закрепиться на высоте; им следовало поторопиться:

— Аня, долго не стой, теперь только наверх, держись изо всех сил. Главное не смотри вниз, я буду рядом.

Преодоление самого тяжелого участка, оказалось куда сложнее и тревожней. Корни сосен, то обрываясь, то проскальзывая в руках, внушали страх. Продвижение замерло на самом горбу глыбы нависшей над пропастью. Гора словно не хотела пускать их дальше. И тут до Павла стали долетать крики и ругательства разъяренного отца, обвинявшего их в краже ружья, которое он непременно, любым способом хотел вернуть. Василий торопился, его взбешенные крики все отчетливее долетали до ребят, продолжавших неистовую, отчаянную борьбу не на жизнь, а на смерть, в тревоге осознавая, что обратной дороги не будет.

Обломки сухой глины сыпались из под ног Анны, с усилием карабкавшейся на вершину. Сердце ее колотилось и собирая всю силу в руках, она медленно, но верно шла на подъем. Вместе с грязной пылью, комья земли летели на голову Павла и затем вниз, где ступил на лестницу Василий, намеревавшийся догнать беглецов. Не думая о больной ноге, он ринулся на покорение вершины, наконец-то осознав, что ружье ему будет крайне необходимо и Павла нужно обязательно остановить.

С мужеством принимая на грудь летевшие сверху обломки камней, Павел продолжал движение, веля Анне не останавливаться. Он нагонял ее, постоянно подбадривая и радуясь преодолению очередного уступа. Находил устойчивость и отдыхал. Оставалось совсем немного. На одном из изгибов, Анна, теряя силы, оступилась и даже вскрикнула, едва удерживаясь руками. Но она, тут же, оперлась на подставленную Павлом руку и вновь обрела равновесие. Готовый отдать ей свои силы, Павел продолжал ползти рядом, иной раз придерживая ее рукой.

Что-то слышала Анна, что-то нет, но она не сдавалась и ползла, кусая губы, теряя силы. Жилы корней в кровь ранили ладони; проскальзывая они лишали пальцы твердой, уверенной хватки. Анне казалось, что они вот-вот отцепятся и ее обреченное тело полетит с кручи вниз; в темную пасть стремительной протоки, с шумом проносившейся под ними. И не увидит она больше никогда, голубых словно небо, любимых глаз Павла и душа никогда не простит ей этой утраты…

Со стороны далекой Расщелины, повеяло внезапным ветром, он шел снизу, из лагуны. Подул Анне в спину, словно помогая ей удержаться: «Сильней, сильней, подними меня над кручей!» — хотелось кричать Анне в порыве отчаяния. Но сбитые, изодранные руки, цепляясь за корни, уже почти переставали чувствовать боль; становилось даже легче и, ругая себя за слабость духа, Анна плакала и ползла. Но вот круча округлилась, ее тело легло на траву и способно было ползти. Какое счастье, она была на верху. Чувствуя себя в безопасности, Анна быстро отодвинулась от края и обернулась…

Где-то там, следом, должен был ползти Павел, но его не было. А она ждала и плакала уже навзрыд, не в силах сдержать нахлынувшие эмоции страха: «Нет!.. Он должен!.. Он поднимется!.. Он был рядом!.. Он не оставит ее!.. Он где-то там!.. Он сейчас,.. он будет,.. он вот-вот!..»

Анна изнемогала от усталости, боли в руках и сердце. Судьба не рядилась, оставляя им лишь одно; ценность выбора и веру в преодоление, какую несли они вместе с собой, уходя от крепких, прощальных объятий Расщелины, толи грозящей им гибелью, а толи суля пощаду…

И вот, у подножья трех сосен, появился Павел, коснулся ее ног и замер, расслабляясь и переводя дыхание. Анна готова была броситься к нему и целовать, целовать, слизывая с его губ налипшую пыль. Но лишь устало улыбнувшись, поползла дальше, к лесу. Уклон закончился и им открылась, стоявшая стеной, тайга. Могучая и властная, она встретила изможденных людей, с долей пренебрежения и равнодушия к их счастливому освобождению. Она не ведает людских бед, не знает и печалей. Это их решение — их судьба…

Скинув с плеч ружье, Павел с беспокойством оглянулся назад. Он знал, что отец преследует их и возможно скоро может выбраться на поверхность глыбы. Сил куда-либо бежать совсем не осталось, а отдавать ружье обезумевшему отцу, было крайне неосторожно и опасно.

А Василий, не обращая внимания на больную ногу, остервенело рвался к вершине. Ему было проще; крепкие руки, проторенный, трудный, но свободный путь, позволили быстро продвигаться и достичь вершины обрыва.

Неожиданно раздавшийся треск и скрежет лопнувшей, расколотой надвое скалы, вынудил Павла подняться. Анна заметила, как вздрогнули вершины сосен стоявших на краю утеса. В это самое мгновение к подножью деревьев выполз и поднялся, вставая на колени, Василий.

Никто не понимал, что произошло. Все замерли в ожидании и лишь отец, тщетно пытался встать с колен. Почва под ногами содрогнулась и словно пробудившись от векового сна, плавно стала отделяться от кромки скалы. Василий взмахнул руками, теряя устойчивость, когда огромная глыба, вместе с вековыми деревьями, с неимоверным грохотом и шумом рухнула вниз, сокрушая на своем пути все былое и старое. Обреченный массив, свалившись с огромной высоты, в мгновение был поглощен бушующим потоком воды.

Пали сосны, повергнутые могучей силой природы, унося окаменевшего от ужаса Василия за собой, в бесследную пучину неминуемого конца. Расщелина не простила его за поругание ее целостности, величия и красоты, за глумление над памятью веков и совестью предков. Она не отпустила Василия, преградив ему путь…

Подойдя ближе к кромке, Павел тихо поклонился месту гибели отца, потом долго смотрел на лагуну; там у подножья туманного утеса, осталась Расщелина. Он верил в ее благодать и знал, что отныне, мысль всегда будет окунать его в темный разлом грота, где властвовала и сияла, просветляя душу, повелевающая, Божественная сила любви и гармонии, чаруя и спасая человеческий дух от неминуемого соблазна и растления.

В эти тревожные мгновения, не знали Павел с Анной, стоя рядом, что к ним соблаговолила прийти милость и любовь Расщелины; за чистоту помыслов, за память и уважение к предкам, за несгибаемость воли и стойкость духа перед отпущенной им долей. Василий, как того и хотел, остался с золотом Расщелины навсегда.; отвергнув она приняла его, но не позволила уйти. Алчность сгубила его душу, помутила разум. Расщелина не отпускает! Павел знал о великой силе ее притяжения и неотвратимости кары, и приклоняясь верил, что отныне, он стал сильнее своей судьбы…

ЭПИЛОГ

Спустя дни, изможденные и уставшие от бессонных ночей, ребята вышли к хутору. Одиноко и сиротливо встретила их опустевшая изба старика. Павел отыскал могилы Захария и Фомы, они были рядом. В их сердцах навсегда осталась память о последних жителях Погорелого хутора; родной и памятной земли Павла. А свой малый золотой самородок они решили, до поры, вернуть на прежнее место; на вершине холма, вблизи от Расщелины и рядом с Марией, ему будет вернее и безопасней, дожидаться своих владельцев…

Скоро прошел год и у Павла с Анной родился сын. Счастливые, они называли его золотым сыном Расщелины… Но прежде еще многое предстояло пережить; впереди ждали испытания и долгий путь в Екатеринбург, под надежное покровительство и участие Ивана Даниловича Ольховского, преданного и доброго сердцем, друга Крутоярова. Позже, он позаботился и о втором самородке; золотом сростке, которому суждено было занять свое надлежащее место в коллекционных сокровищницах музея Урала и Сибири.

А когда «Алешке-Раcщелине» было уже почти четыре года, к Павлу и Анне пришла неожиданная радость; их разыскал Иван, который долгое время, не находя себе покоя, ждал встречи с друзьями. Через Акима Евграфовича, он узнал об учителе, который и рассказал о Павле. Остальное разрешилось само собой. Хотя с поездкой к друзьям не все получилось скоро; у Дарьи с Иваном родилась дочь, которую назвали Машенькой. А обездоленному старику, верой и правдой служившему своему хозяину, помог Игнат, пристроивший его у себя, в пустующем доме. Через то и поплатился; выследили его чекистские ищейки и донесли, ну а Загребайло безжалостно разлучил его с сестрой Любашей и маленькой Катюшкой, навсегда…

Потом были годы жизни и становления Советской власти. Дарья с Иваном тоже переехали жить в Екатеринбург и, общаясь семьями, продолжали дружить. Грянула война и Павлу с Иваном выпала нелегкая доля; не щадя своих жизней, защищать Сталинград от рвавшихся к Волге фашистских захватчиков. К счастью все остались живы и гордились тем, что отстояли город и победили в Великом сражении за свободу.

Однажды, уже после войны, когда друзья вновь собрались вместе, молодому «Алешке-Раcщелине», носившему на своей груди звезду героя, за оборону Ленинграда, довелось рассказать Дарье, невероятную историю ее отца — Гордея Крутоярова, с которым столкнула его судьба на фронте. Слушая тревожное повествование, Дарья расплакалась, оставаясь благодарной воле случая, донесшего до нее долгожданную весточку о бесследно канувшем отце.

Алексею довелось увидеться с Гордеем, хотя они не могли знать друг друга. Это случилось, когда население блокадного Ленинграда, находясь под вражескими бомбежками, погибая голодной смертью, страдало от нехватки продовольствия. Но город держался, благодаря силе духа его жителей. О них никогда не забывали на «Большой земле». И очень важная дорога, которую проложили по льду Ладожского озера, помогала снабжать голодающий город продовольствием. Алексей, будучи тогда капитаном артиллеристом, командовавшим одним из батальонов зенитчиков, сражался на Волховском фронте и отвечал за организацию обороны «Дороги жизни» от нападений фашистской авиации.

Тогда, немцы нанесли очень сильный, массированный удар по колонне автомашин, следовавших по льду к городу, везя продовольствие и медикаменты. Одна из машин, угодив в полынью, образовавшуюся после разрыва снаряда, затонула, но захлебывающегося среди ледяных обломков, тонущего водителя, удалось вытянуть и спасти от смертельных объятий Ладоги. Он был тяжело ранен и сильно застужен. Алексей знал о Крутоярове из рассказов своего отца. А сейчас, его бойцы передали ему личные документы водителя. Это был Гордей Никадимович Крутояров: «Должно быть это и есть тот купец?» — Удивившись, подумал Алексей.

Он добился встречи с раненым, сославшись на то, что они земляки и хорошо знакомы. Гордей едва мог говорить. Он с трудом открыл глаза, когда услышал о Павле. Спросил лишь, не знает ли он о судьбе его дочери, Дарьи?.. Алексей был рад сообщить ему, что Дарья жива и у него есть внучка, которую зовут Мария. Великая радость вошла в его исстрадавшееся сердце. От Гордея он успел узнать лишь о долгом, тяжелом времени отсидки в Сибирских лагерях, которое лишило его возможности общаться с родными, поэтому был счастлив видеть перед собой Алексея — сына Павла и Анны…

Позже, когда началась война, у многих отбывающих свой долгий, почти пожизненный срок, появилась возможность — штрафбат, где только кровью можно было искупить свою вину. Так он попал на Волховский фронт, водителем… На следующее утро Гордей умер от двухстороннего воспаления легких и тяжелого ранения.

Пролетело время и вот уже серебрит сединой голова «Алексея-Раcщелины», а его сын Павел, внимательно вслушиваясь в рассказы деда, рисует своим детским воображением картины той давней поры, когда бабушка Аня и дед Павел, были совсем молоды.

И только они знали, что по осени, распускается на холме Марии множество красных цветов — это «Марьины коренья» — скромное участие и дар Фомы. А если окинуть просторы тайги взглядом, то можно разглядеть таинственное место, где в туманной дали, во владениях утеса и сахарной сосны, со всем великолепием ее сокровищ, упрятанных до поры от людей, по прежнему живет Расщелина, хранимая духами природы и необъятностью вечного мироздания…

05.03.2021

Владимир Кремин. (Цельмер).