Над судьбой. Том первый. Глава седьмая

 

- Вождь, этой ночью я блуждал по Древу Жизни, и мне открылось многое, может быть слишком многое. Текумсе, это знание невыносимо. Оно испепеляет, как пламя лесного пожара, разрывает изнутри на тысячи мелких кусочков. Я видел будущее, оно ужасно. От бессилия я выл как трусливый американский солдат на Столбе Пыток. -   Сын Скунса смотрел на Текумсе, будто смертельно раненый олень, печаль и тоска разъедали старческие глаза.
 — Тени наших великих предков, могучих вождей и мудрых жрецов вели меня по Стране Духов. Я видел кровавую дорогу слёз, покрытую мёртвыми телами алгонкинов. Подлый койот Гаррисон привёл много Длинных Ножей, и они разбили нас.
Наш народ ушёл в Страну Бизонов. Ещё два поколения алгонкинов жили в прериях, но белые люди настигли их и там, уничтожая всех и каждого.

И тогда те, кто спасся, перешли канадскую границу и бежали на север, в безлюдные чащобы. Но везде бледнолицые находили и убивали их. Прошло сто Больших Солнц, и Великий Дух послал нашему народу  белую женщину из далёких заснеженных земель. Она стала женой вождя и родила ему сына.   


Веря в то, что  люди, живущие в её стране, помогут алгонкинам спастись, она с сыном вернулась к вигвамам предков. Её сын, Текумсе, великий пророк! Он один знает, какой тропой должны идти  краснокожие.
Сын Скунса закрыл глаза и погрузился в свои мысли.


— Скажи, мудрец, что же нам делать? — прервал затянувшееся молчание вождь, — неужели мы обречены?!
— Текумсе! -  Словно вернувшись откуда-то издалека, заговорил жрец, — я жил долго, очень долго и не раз посещал  Страну  Духов. Но никогда ещё я не был так близок к Гичи-Маниту. Владыка Жизни говорил со мной, и его слова струились, будто журчащий ручей в половодье.  Мой же язык окаменел, словно река в зимнюю стужу; я молчал не в силах произнести ни слова. Но уши мои были открыты, и я передам тебе то, что вложил в мои уста Великий Дух.


Да, мы можем уйти в прерии, к Скалистым горам, избежав кровавой битвы. Но что будет после этого, ты уже знаешь. Есть другой путь, и только ты, Великий Текумсе, сможешь пройти его! После нашего поражения собака Гаррисон позовёт тебя, будто на переговоры. Но он обманет. Бледнолицые станут мучить и терзать тебя, вождь. Умирая, ты заберёшь с собой всю боль алгонкинов. И эта боль превратится в Силу. Божественную Силу, какой никогда не было даже у великих пророков и мудрых    учителей. Ведь ни одно из поколений  наших предков так не страдало!


Твой дух не  вознесётся в Страну Вечного Покоя. Ты чистый, Текумсе, ты самый чистый из нас. Твой дух пройдёт сквозь расстояние и время, и ты сможешь найти пророка. Вместе вы вернётесь назад, чтобы родиться вновь. Он один знает точно, когда это должно произойти.


Я поведу твой дух, Великий и Незримый даст мне могучий дар. Но ты должен забрать всю боль алгонкинов без остатка, очистить наших людей  от трусости,   бесчестья и безверья. Ты вернёшься, Великий Вождь, чтобы к невиданным победам повести свой народ.


- Но разве возможно это человеку, ведь люди не боги?! - В волнении спросил Текумсе. - А  если я не смогу?
— Да, Текумсе, - с тревогой произнёс оракул, -  это может случиться только лишь один раз. Или вовсе не быть! Ты самый чистый, Великий Вождь, Гичи-Маниту избрал тебя. Ты последняя и единственная надежда нашего народа. Как будет иначе, ты уже знаешь. Твоё горячее сердце испепелит любые преграды. Только не дрогни, и ты спасешь весь мир!»   

* * *

Платон замер в изнеможении. Горячие слёзы текли из глаз. Боль алгонкинов потоком раскалённой лавы вошла в него. Он чувствовал: ещё миг, и эта боль просто уничтожит его. Он готов  был сполна разделить страдания алгонкинов, даже умереть за них.

Ни Текумсе, ни Высокий Ворон так и не  смогли осилить разделяющий их барьер из времени и пространства. И если Гичи-Маниту на самом деле избрал его, Платона Громова, для этой миссии, то он жаждал преодолеть всё, пройдя даже через смерть! Немного успокоившись, Платон стал читать дальше.

                * * *


«Две армии сошлись в чистом поле. Главным преимуществам краснокожих:  успешным засадам, ложным отступлениям, неожиданным контрударам, не было места в этой битве. Они пошли лоб в лоб прямо на пушки.


Ожесточение в схватке приняло невиданный с обеих сторон характер. Тысячи героев погибли, сражённые картечью. Отрядам презревших смерть всё же удалось пробиться к батареям и уничтожить артиллерийскую прислугу.  Но большая часть воинов пала в бою. Остатки разгромленной армии смогли вырваться из окружения, вплавь перебравшись на другой берег реки.
 

Текумсе остался жив. И хотя у него больше не было боеспособной армии, тревога не покидала лидеров США. В  любой миг мог полыхнуть пожар новой войны. Одним из ярых сторонников жёсткого курса в отношении аборигенов оставался генерал Гаррисон, требовавший смерти Текумсе.      


«Вождь алгонкинов, — утверждал он, - не только амбициозный дикарь. Всё далеко не так просто. Его мысли и планы опасны для самого существования нашей республики. Это Цезарь, Наполеон, а скорее даже  Аттила, Чингисхан краснокожих. Мы не можем оставаться  спокойны, пока он жив. Текумсе должен быть уничтожен, а вместе с ним и сама идея бунта. Лишь обезглавив движение туземцев, мы сумеем замирить племена на границе. И только после этого станет возможным   разделаться с каждым из них отдельно».


Текумсе был приглашен на переговоры, генерал Гаррисон дал личное слово офицера под гарантии безопасности вождя.
Прощаясь с Горькой Ягодой, Текумсе сказал: «Мы проиграли эту войну, мы слабее наших врагов. Сегодня Бог Белых сильнее Гичи-Маниту и его народ полон могущества.

Но слабость краснокожих в нас самих.  Разве бледнолицые виноваты в том, что мы не  хотим забыть свои распри, трясущимися руками тянемся к огненной воде и не соблюдаем обычаев предков? Много лет наш народ шёл ложным духовным путем!  Американцы убьют меня. Я знаю это, такова воля Владыки Жизни, иной дороги нет. Но я вернусь! Я буду рожден вновь, чтобы повести за собой народ. Завтра враги станут жестоко терзать моё тело, но пусть наши люди не оплакивают меня. Разве может боль остановить алгонкина?!»

* * *
Светало. Два лидера великой борьбы краснокожих за право жить на земле смотрели друг другу в глаза. Сколько тепла было в этих взглядах! Они молчали, все слова уже сказаны.

 Сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее их сильные, гибкие тела, поддаваясь внутреннему ритму, входили в неистовую пляску. Суровые воины прощались. Жестокое время, жестокая судьба. Они сделали всё, чтобы не потерять свое имя. Это был Танец Духа. Танец, посвященный Богу. Владыке Жизни, вера в которого оставалась единственными лучом света в беспросветной тьме   грядущих веков безвременья!

* * *

Живой лидер разгромленных туземцев мог быть полезен интересам США даже больше, чем мёртвый. И генерал Гаррисон знал, как загнать свою личную ненависть к дикарю в угол, не дать ей встать на пути государственных приоритетов. А ненавидеть Текумсе было за что.


Несколько лет назад сын генерала лейтенант Филипп Гаррисон с небольшой группой драгун был послан в разведку. Всего в пяти милях от форта всадники попали в засаду. Краснокожие выскочили, будто из-под земли, словно духи из преисподней и бесшумными стрелами подло перебили весь отряд.

Забрав оружие и лошадей, дикари тут же скрылись.
Помощь опоздала совсем немного. Филипп был ранен в спину; индейцы всегда трусливо нападали сзади. Ничто уже не могло спасти сына, краснокожие собаки содрали с него скальп. И сделал это сам Текумсе! Умирая на коленях отца, Филипп всё время просил пить. Безумный ужас в глазах обречённого сына   не   забыть никогда!


Гаррисон пожирающим взглядом впился в лицо Текумсе, изучая каждую его черту. Со времени их последней встречи, вождь сильно постарел.
 «А кого щадит время? – спрашивал себя генерал. - Но сколько лучших боевых товарищей пало в схватках с бандитами этого фанатика? Цвет офицерства!»


«Вот уже три столетия, - констатировал факты Гаррисон, - белая раса успешно колонизирует обе Америки. В чём обычно выражались попытки дикарей сопротивляться этому? В болтовне о великих подвигах мифических предков и неорганизованных попытках вести туземную вендетту.

Когда аборигенов собиралось более сотни, они обязательно находили повод переругаться между собой. Все победы над краснокожими давались необычайно легко. Достаточно было вручить оружие одному из племён и указать цель. Но ведь  здесь всё по-другому!»


Интуитивно генерал понимал, что Текумсе — явление совершенно невиданное для Америки. Это был краснокожий нового типа. Со дня появления на континенте белых людей туземная раса не рождала ничего подобного.


Вождь расположился напротив генерала, с полным равнодушием взирая по сторонам. «Да, краснокожие, - вскользь отметил американец, - ещё те мастера прятать свои чувства за маской безразличия!»
 Неожиданно Гаррисон поймал себя на мысли, что по-своему туземец даже красив. Взгляд глубоко сидящих темно-коричневых глаз был печален и, в тоже время, непознаваем.


«Что творится в голове этого дикаря?! – недоумевал генерал, - как мог он, совсем не зная основ военного искусства, столько лет громить регулярные войска? Это непостижимо!»


Во всём облике индейского полководца прослеживались необычайные природные способности и несгибаемая воля: высокий лоб,  красивый, с изящной горбинкой, нос, тонкие, плотные губы, широкие скулы, крупный, тяжёлый подбородок.


«Да я просто обязан сломить этого туземца! – С ненавистью подумал американец. - Историческая судьба США — безостановочное территориальное расширение в пределах естественно-географических границ. Американский образ жизни — это свобода, развитие, процветание. Текумсе замахнулся на сами политические основы США.

Его идея создания индейского государства ужасна своими возможными последствиями. Ведь война за независимость американских колоний от Великобритании начиналась тоже всего лишь с «бостонского чаепития». И именно из главного врага Америки необходимо сделать инструмент её дальнейшего возвышения!»


Глубоко пряча злобу и презрение, генерал заговорил ровным, спокойным голосом.
— Великий Вождь Текумсе показал себя талантливым полководцем. Личная отвага вождя стала легендарной. Но победить   в войне, можно только веря в правоту своих идей. Эту войну индейцы проиграли. Почему?

 Цели и исторические задачи, которые ставит перед собой наша республика, справедливы в принципе. Здесь в Америке мы строим новый мир. Кругом растут огромные города с портами, строятся прекрасные дороги, разбиваются всё новые и новые поля и пастбища.

 Плодородные почвы, мягкий, приятный климат; многие тысячи, миллионы колонистов стремятся в этот благодатный край.


За что боролся Текумсе? За право малочисленных индейских племен распоряжаться огромными ресурсами всего континента. Но кто захочет согласиться с этим? Да, краснокожие с изрядным трудом привыкают к новому образу жизни, но это временно. Мы создаём для коренного населения резервации; там вы сможете жить по традициям и обычаям предков и постепенно усваивать достижения белых людей, полезные вам.


Правительство не позволит нашим гражданам селиться на индейских землях, и никто не нарушит ваших прав. Со временем вы получите возможность покидать резервации и жить среди колонистов. Пройдут годы, и все проблемы между двумя расами сотрутся и уйдут в прошлое.


Текумсе пользуется огромным влиянием среди  краснокожих. Если он донесёт до своих братьев правду о целях американской политики, большинство из них поймут     бессмысленность войны. Мы предлагаем вождю сотрудничество и гарантируем большие личные блага. Текумсе может не торопиться, ведь мудрый человек всегда думает, прежде чем принять   решение.


— Лжецы должны иметь хорошую память! Эту пословицу придумали не алгонкины.  -   Лёгкая усмешка скользнула по лицу вождя.     — Мы уже просто устали слушать эту ложь: «отдай, брат, мне твоё, ибо так велит Господь». Язык бледнолицых раздвоен. Но я не боюсь смерти. Текумсе не подвластен силе белых людей. Я все сказал. Хау!


Генерал растерянно смотрел на вождя. «Что возомнило из себя это грязное, выряженное в перья животное, — недоумевал он. — Как там они любят повторять: «сегодня хороший день, чтобы умереть». Ну что ж, верно сказано — «только мёртвый индеец хорош!»


Гаррисон медленно встал, ровным, твёрдым шагом подошёл к вождю и  наклонился лицом к лицу. С холодной ненавистью тихо, отчётливо выверяя каждое слово, генерал произнёс.
-Ты не просто подохнешь, грязная краснокожая собака, ты будешь корчиться на Столбе Пыток. У нас найдутся мастера, они сумеют сделать это не хуже твоих головорезов. Ты ещё взвоешь как паршивый койот, моля о пощаде, когда твои кишки поползут по земле!
- К столбу его!  — прокричал генерал, обращаясь к охране.

Разгорячённые огненной водой янки потащили связанного алгонкина в центр площади. Они били ненавистного врага прикладами ружей по лицу, голове, всему телу, кололи штыками. Но великий воин был безучастен к происходящему. Стойкость краснокожего взбесила палачей. С него содрали одежду, головной убор, украшения. Озверевшая солдатня втоптала одежду в грязь, плюя и испражняясь на неё. Окровавленного алгонкина повалили на землю и долго били ногами, а затем туго привязали к столбу.


Никакая, даже самая невообразимая боль не могла сломить волю великого Текумсе, он не издал ни звука. Раскалённые солдатские шомпола  вонзались в тело: адская, непереносимая пытка. Но гордый воин с презренным спокойствием смотрел на своих палачей.


Старый сержант лезвием бритвы выделил на груди большой квадрат с тотемной татуировкой, а затем крепко схватил окровавленными пальцами кусок живой, трепещущей человеческой плоти. Ловко подрезая  кожу лезвием, он  стал отделять её от мяса, будто свежуя молодого бычка у себя в деревне, в далёком Гринфоресте.


Индеец так и не застонал! «Это не человек, - с трепетом осознавали янки, - никто не сможет вынести такой пытки! Какая сила заставляет его молчать?!»

Оторвав кусок кожи на груди, сержант одним взмахом ножа вспорол вождю живот и подозвал рядового. Солдат с нескрываемым желанием зацепил штыком кишки и, смакуя удовольствие, стал медленно отходить в сторону. О, ужас! Мистический страх охватил всех участников экзекуции.

 «Почему дикарь не умирает?!» – спрашивали они себя.
Ударами прикладов Текумсе перебили руки и ноги. Но американцы уже были парализованы безотчётным страхом, они просто не могли смотреть на свою жертву. Быстро собрав вокруг столба кучу хвороста, её тут же подожгли.

Едва занялся огонь, все присутствующие сразу увидели, как вокруг головы туземца образовалось светящееся кольцо, и распространился почти забытый приятный запах.
Такие символы для американцев привычны с детства. Их изображают в храмах вокруг голов святых — избранных, ближе всех познавших Бога. Нимбы святости присущи только великим мученикам, наиболее пострадавшим за веру.

Появление ауры у дикаря вызвало оцепенение у всех наблюдавших за пыткой, многие вспомнили о возмездии за грехи.
На некоторых солдат и даже   офицеров нашло временное умопомрачение. Одни падали на землю и бились в конвульсиях, другие, безумно завывая, встав на четвереньки, раскачивались в трансе. Все они до ужаса боялись как наказания Господня, так и дьявольского искушения.

Молодой новобранец, выкрикивая псалмы  из  Священного Писания, в исступлении кинулся разбрасывать связки горящего хвороста. На нём запылала одежда, загорелись волосы, на лице и руках стала лопаться кожа. Боевые товарищи набросили на него плащи, пытаясь оттащить от костра живой факел.


Площадь огласил звонкий голос краснокожего. Слух американцев, большинство из которых не знало и десятка алгонкинских слов, пронзило всем известное имя туземного Бога — Гичи-Маниту. А полковой капеллан  готов был на исповеди подтвердить, что ясно слышал голос из ниоткуда: «Элои, Элои! Ламма савахфани!»

Уже никто не испытывал сомнений в предназначении смерти Текумсе. И в подсознании всех присутствующих сначала  смутно, а затем всё отчётливее   стали всплывать  не одну сотню, раз воспроизводимые духовными пастырями картины казни Сына    Божьего.    И ещё больший ужас охватил американцев.

* * *
— Я выдержал эти муки, Сын Скунса. Я забрал всю боль алгонкинов с собой. Веди меня! Гичи-Маниту — Великий Бог, я вершу это твоим именем. Дай же мне сил не дрогнуть, не покинь меня! — Так закончилась земная жизнь великого воина Текумсе,   вождя  сокрушённого и  обескровленного народа алгонкин».

* * *

Платон почувствовал, что умирает. Боль Текумсе испепеляла его.   Неведомая сила подняла и тут же бросила Громова в глубину пространства.  Короткий полёт в кромешной тьме, сильный удар, тишина. Он оказался в зарослях кустарника, на окраине дороги. В небе светило ослепительно яркое солнце.