Глава 5 Накануне войны. Часть 1

Фелиция. Соколы. Греческий скульптор. Перстень царя   

Знатные персиянки – свита Атоссы приехали в Персеполь, чтобы принять участие в праздновании встречи нового года. Здание гарема в городе, окружённое деревьями, беседками и водоёмами, занимало большую площадь. Если бы можно было посмотреть сверху на город – у гарема словно вился рой пчёл – десятки загорелых рабынь в лёгких одеждах и ярких ухоженных наложниц постоянно сновали то в здание, то в сад, останавливаясь у фонтанов, чтобы вдохнуть влажный воздух. Из сада доносились ароматы готовящихся восточных сладостей и смешиваясь с более тонкими ароматами роз, растущих здесь в огромном количестве, проникали внутрь просторного открытого дворца. Наступившая весна радовала свежим ветерком, прилетающим с гор. Волнистые облака почти касались крыш зданий стоящего на высокой каменной платформе Персеполя.

У круглого бассейна расположилась цветистая стайка молодых девушек в широких и длинных одеждах из тонких дорогих тканей с рукавами пёстрых расцветок, отделанных каймой. Круглые шапочки, украшенные драгоценностями и обувь, вышитая золотом, доказывали, что они принадлежат к персидской аристократии. Над ниспадающими самотёком струями воды высилась статуя богини Анахиты. Журчание воды приглушало тихие разговоры.

Неподалёку в сводчатой беседке темноволосая молодая женщина что-то рассказывала своей подруге. Жена Ксеркса Аместрида сидела у станка и уже можно было рассмотреть мантию для царя, которую она ткала золотыми нитками. Атосса была здесь старшей и к ней относились с уважением и почтением. Рядом с ней сидели две маленькие девочки – дочери Ксеркса – Родогуна и Амирис, а чуть дальше – её любимица Фелиция. Сыновья царя тоже приехали на праздник, но им не положено было находиться с женщинами. Сыновья Ксеркса часто ссорились, особенно благодушный Дарий и задиристый Артаксеркс, Гистасп пытался их мирить, но это не всегда получалось и приходилось вмешиваться начальнику охраны.

Фелиция выросла в древней эламской столице Сузах. Атосса знала её историю и хранила эту тайну. Матерью молодой девушки была красивейшая из наложниц в гареме Ксеркса и ей позволили родить ребёнка. Атосса сразу же забрала маленькую девочку и отдала на воспитание в семью бездетного богатого вельможи. Царица-мать спрятала девочку от коварной жены Ксеркса. Аместрида сама была дочерью наложницы и помнила об этом, поэтому ревностно относилась ко всему, что происходило в гареме царя. Атосса хотела, чтобы Фелиция получила воспитание без влияния царицы и думала – девочка вырастет, она хорошо устроит её судьбу, и Фелиция будет ей опорой в старости. Гильяну вскоре продали богатому феодалу Тирасфену и она рано умерла, так и не увидев свою дочь.

 Фелиция была способной и её обучали разным наукам, танцам, умению поддерживать светские разговоры. Когда девочке исполнилось четырнадцать лет, её привезли во дворец. Сейчас Фелиция уже достигла того возраста, когда девушек выдают замуж, но Атосса не хотела, чтобы она уезжала из дворца, а чтобы завистники не причинили девушке зла, Атосса держала её при себе. Фелиция была фавориткой.

Однажды, Ксеркс пришёл к матери и, беседуя с Атоссой, встретился глазами с Фелицией. Он сразу не понял, почему после этого стал бережно относиться к девушке и хотел чаще видеть. Ему хотелось её холить, оберегать. А Фелиция хотя и смотрела на него почтительно, царь почувствовал в ней внутреннюю силу. Он решил, что это результат воспитания в семье богатого феодала.

Что-то промелькнуло в сознании Ксеркса, когда он первый раз увидел Фелицию, словно он на мгновение вернулся в детство и почувствовал себя защищённым и спокойным. Светлая занавеска маленького окна на каменистой стене, парус, развевающийся на ветру, яркие камешки на берегу, тёплая и надежная рука отца, любимая комната матери, яркие цветы в высокой вазе… Всё пронеслось так быстро, как будто ветер перелистал картинки книги его детства, потом вспомнились глиняные таблички, на которых он учился писать клинописью, горячее пламя печи, обжигающее его первые письмена.

Ксеркс снова встретился с глазами девушки и ему показалось, что она оттуда, где все это было таким ярким и незабываемым, но очень далёким. Ксеркс почувствовал сильное притяжение, словно Фелиция где-то в его внутреннем мире давно жила и не уходила. Это было похоже на мираж. Ксеркс подумал, что потеря Ангизы сделала его таким чувствительным и ранимым и это не должен допускать царь, воин.

***
Атосса послала Фелицию во внутренний дворик замка, где был небольшой сад, чтобы она подождала её там и помогла разобрать несколько папирусов, со стертыми в пути записями. С равнин была специально привезена земля с равнин, высажены деревья и сооружен изящный фонтан. Девушка присела на скамье у фонтана. Несмотря на палящее солнце, здесь легко дышалось, воздух был наполнен ароматами цветов и свежей влагой фонтана. Фелиция была одета в тунику и тонкие шальвары белого цвета, сверху было наброшено пурпурное вышитое покрывало.

Созданный римским инженером, фонтан играл тонкими струями, они то взвивались высоко, то становились короткими, эта жизнь фонтана напомнила девушке человеческую жизнь, с её порывами, страстями и моментами раздумий. И ещё она подумала, что в образе этого фонтана автор выразил тоску по утерянной родине, сейчас ей показалось, что эти жемчужные капли напоминают брызги волн тёплого моря. Она улыбнулась, вспомнив, что царь вызывал её к себе. Эта встреча с наполнила душу радостной энергией. Ей хотелось петь и обнимать весь мир. Она вспомнила, как Ксеркс тихим голосом пригласил её подойти поближе и протянул перстень с крупным алмазом.

– Фелиция! Я хочу, чтобы этот камень был с тобой. В это мире всё непостоянно. И я скоро отправлюсь на войну. Этот камень помогает своему владельцу влиять на ход событий. Он ограждает от лжи и предательства.

Фелиция посмотрела на перстень и протянула руку к струям. Бриллиант сверкнул на солнце и заиграл радужными красками.

– Как хорошо здесь, – подумала девушка, вспоминая слова царя. – Пусть этот камень будет моим талисманом.

Она широко раскинула руки, словно пытаясь обнять весь мир. Тонкая душа Фелиции отметила поразительное сочетание – буйство алых и пурпурных роз накладывалось на величественный фон горного пейзажа за изразцовыми зубцами дворцов, где находится скальный массив с царскими усыпальницами.
Высокая колоннада в парадном дворце, казалось, уходила в небо. Здесь, в Персеполисе, ожил замысел Дария. Игра света и теней, создаваемая лучами солнца, как символ борьбы света и тьмы постоянно напоминала о реальном воплощении единого бога-покровителя персов.

Величественный город символизировал всю протяжённость империи, простирающейся с востока на запад и с юга на север. Удивительным образом солнце восходило здесь в течение дня на полукилометровой террасе с лестницами, воротами и двориками и, проходя по колоннам и стенам, касалось всего до самого заката, даря уверенность, что следующая игра света и теней на следующее утро начнется снова. Это было доказательством того, что в Персеполисе, солнце поднимается и садится, как будто просто поворачивается.
 
Каждый, кто мог наблюдать за положением солнца между колоннами Ападана, мог увидеть, что дворцовый комплекс мог так же открыться на запад, как и на восток. Дарий и Ксеркс стремились сделать Персеполис центром силы и воплощением роскоши, который устанавливает порядок и время для всего мира.

Рассматривая высеченные на камне рельефы о жизни царей Фелиция впитывала в себя их величие. Она чувствовала, что колонны зала вызывают в её душе необыкновенные высокие чувства и поднимают сознание к богу. Она была счастлива в этой стране. Её переполняла благодарность создателям этого великолепия и где-то таилась испуганная мысль, что, лишившись этого, она перестанет быть собой. Что-то заставляло запоминать каждую деталь, словно хотела унести это с собой, как лучшее, что всегда бережно хранит память и передает через века.

 Фелиция не раз думала о том, что опоясывающие плато горные хребты, с их неповторимыми снежными покровами и зелёными коврами и приближающиеся к облакам, придавали чувствам людей особую остроту, искренность и открытость, словно всё, что они совершали, отражалось в магическом зеркале, будто бы происходило перед лицом создавшего их бога.

Однажды она видела, как Ксеркс стоял здесь, во дворце Дария и наблюдая за закатом, сказал одному из вельмож, что самые значительные завоевания ждут его на западе и Персеполь будет центром мира.

Фелиция не заметила, что за ней наблюдали пристальные глаза, пока она была у фонтана. Это был пленный греческий скульптор. Он получил заказ от жреца сделать статуэтку Фелиции. Жрец велел сделать работу тайно, чтобы Фелиция не позировала ему и не знала даже об этом заказе. Мастер очень волновался. Он боялся гнева жреца, если не сможет повторить в точности её черты, создать желанный для жреца образ. Волнение скульптора невидимо передалось Фелиции и заставило насторожиться и прислушаться, она почувствовала кого-то рядом.

 ***

– Да пошлёт нам всевышний мир и процветание, – приветствовал Бахрам царя, когда они встретились у длинного строения и вошли в помещение, в котором размещался царский сокольник.

Ксеркс уже прислушивался к мнению холодного и рассудительного Бахрама, но предпочитал обсуждать важные вопросы в канцелярии или в своих покоях. Он ставил задачу военным, но понимал, что во время его отсутствия в империи должны оставаться надёжные подданные.

Бахрам был министром, помощником Аспацина – министра финансов, сменившего на своем посту Фарнака, из царского рода Ахеменидов.

Министр подошел к клетке с сапсаном. Птица выделялась тёмным, аспидно-серым оперением спины, пёстрым светлым брюхом и чёрной верхней частью головы, а также чёрными «усами».

– В праздник намечено много разных развлечений, но я знаю, что самой желанной для всех гостей будет соколиная охота. Чтобы развлечь гостей, я распорядился всё подготовить. Охота с птицей может доставить высшее наслаждение. Сапсан – самая быстрая птица в мире, – сказал министр и увидев одобрение царя, продолжил:

– Я думаю, что лучше конная охота. Мы будем охотиться на равнине, на открытой местности «с круга», или с руки с сапсаном – крупным соколом. Я знаю некоторые секреты соколиной охоты. При охоте с ловчей птицей, она возвращается на руку по приглашению с расстояния до восьмисот и более локтей. Ловчая птица охотится для себя, но со временем принимает правила игры, в которой добыча умело подменяется поощрением. Но удар когтями задних пальцев бывает настолько сильным, что у достаточно крупной дичи может даже отлететь голова либо распороться туловище по всей его длине.

Бахрам пожалел, что не может взять сейчас птицу в руки:

– Нужно надевать на глаза специальную повязку, иначе сапсан сразу же начнёт высматривать добычу.

– Я с нетерпением жду начала охоты, – сказал Ксеркс. – Соколиная охота даёт мне настоящее упоение боя, она для меня, как настоящая война. Птицы и животные – прирождённые воины. Они преданны, они понимают намерения хозяина, и они мгновенно развивают и используют свою тактику и стратегию. Они делают это с такой скоростью, которой человеку никогда не научиться. Если бы мои воины и полководцы были такими охотниками, как эти птицы. Они понимают намерения сокольника и применяют свою тактику, часто такую, которая человеку недоступна и реагируют мгновенно и единственно правильно.

– Да, к тому же они не способны на предательство и обман, – поддержал его Бахрам.

– Я знаю, что искусство соколиной охоты загадочно и притягательно, как боевые искусства, шахматы, искусство живописи и стихосложения, – сказал Ксеркс. – Ловчая птица – воплощение мечты людей о красоте, свободе и справедливости. Ловчие птицы лишены инстинкта подчинения лидеру. Только общность целей и равноправное партнерство!

– Да, – продолжил Бахрам, – мы и здесь думаем одинаково. Что же, скоро мы испытаем настоящее удовольствие!

2009 г.