Глава 11. Трудный разговор
- ... Проходите, Степан Сергеевич, садитесь, - пригласил его за стол Иоффе, что-то записывая в своем блокноте.
Титов сел за стол, сняв головной убор. Напротив как ни в чем ни бывало, восседал Ковун и тоже что-то записывал световым пером на поверхности виртуального планшета.
- Здравствуй, Степа, - поднял глаза Павел Андреевич на капитана. – Курить будешь? Извини, Дэвид Аркадьевич, ничего, если я в твоем кабинете покомандую?
- Давай, Павел Андреевич, чувствуй себя, как дома, - махнул рукой Иоффе.
- Не курю, товарищ подполковник, - сухо ответил Титов.
- Вот это правильно! Хоть кто-то у нас здоровье бережет! А в роте у тебя покуривают бойцы, только честно?
- Не могу знать, товарищ подполковник. Все проинструктированы о запрете курения при отсутствии медицинского документа.
- Правильно, - одобрил чекист. – Я бы тоже никого не выдал. Но учти, спрос с тебя, как с комроты, если кого поймаю.
- Так точно, - согласился Титов.
- Степан Сергеевич, инструктаж провели в роте по приказам?
- Так точно, товарищ полковник. Сразу по возвращении.
- Отлично. Теперь к главному. Степан Сергеевич, мы пригласили вас, чтобы вы прокомментировали сегодняшнюю операцию по захвату ракетных установок, - сказал Иоффе. – Особенно меня интересуют ваши действия с пленными.
«Началось!» - подумал капитан. Ристич был прав, спасибо ему за предупреждение. Титов немного успел подготовиться, прорепетировать ответы на наиболее вероятные вопросы. Но все конечно же, пошло не так:
- Я выслал вам видеоотчет операции и рапорт. Я там все описал. По поводу ракет…
- По поводу ракет, все ясно, вопросов нет, – прервал его Ковун. – Тут ты все сделал грамотно, грех жаловаться. Два беспилотных ракетных аппарата, управляющихся по радио, в обеих боевые части по 50 килотонн. Старинные плутониевые бомбы. Скажи, Степа, а ты зачем начал в гестапо играться? Пацана этого под автомат ублюдка поставил зачем? Просто, мотивация твоя мне непонятна?! Да, кстати, по технике противника еще ремарочка, - аппараты старые, еще времен Очаковской и Покоренья Крыма, а вот бомбы, - новой сборки. Где-то осуществляется производство плутония до сих пор.
- Привет нашей разведке, Павел Андреевич! Степан Сергеевич, у нас возникли вопросы. Вы ведь понимаете, что данный поступок можно трактовать с разных позиций, - сказал питерский полковник. – Особенно, если кто-то захочет показать это с невыгодных нам всем позиций. Про то, что случилось на базе «Йеллоу Форт-14» вы в курсе, товарищ капитан?
«Вот вы куда копаете?! Хотите меня под прокуратуру подвести что ли?! Особенно, Ковун старается, ему, видно, после происшествия у федералов нужно работу показать по борьбе с подобными проявлениями.. Это же не по пустоши лазать, сиди себе в кабинетике и стряпай дела!» - с ненавистью к чекисту подумал Титов. А вслух ответил:
- Мне все это известно, товарищ полковник. И я не понимаю, с каких позиций вы хотите трактовать мой поступок. Или, виноват, есть какие-то предпосылки, чтобы трактовать его как-то по-особому?!
- А ты не ершись, Степа! – строго сказал чекист. – Если ты намекаешь на что-то нехорошее, нас бы здесь много народу сидело бы. В том числе и такие важные бояре с вот такенными звездами на погонах, перед которыми я – ягненок! Это мы с тобой по-людски разговариваем, а там разговаривают по-другому.
- Я бы не хотел, чтобы вы поняли мои слова превратно, - продолжал Иоффе. – Жаль, что вы пока не располагаете к конструктивной беседе. Но, понимаете ли, в чем дело… На основании предоставленных вами записей, можно предположить, что вы … практически наслаждались этим процессом. Очень хотелось бы ошибаться, поэтому я и спрашиваю вас, - какова была мотивация ваших действий? Каков практический смысл? Cui podest malum?*
- Я?! Наслаждался?! – Титов посмотрел на него, как на человека, который обвинил бы его в краже конфеты у ребенка или в домашнем насилии? – Или я вас неправильно понял, или вы меня хотите маньяком выставить?!
- Вы извините меня конечно, Степан Сергеевич, но на основании анализа вашего поведения у меня возникли очень странные выводы. – Иоффе говорил ровно, спокойно и уверенно, глядя прямо в лицо Титову. – Ваши действия, когда вы ставите одного человека, над которым имеете власть, пусть и нашего противника, в положение «жить или умереть», не пресекаете девиантные враждебные действия одного из членов группы, а даже в какой-то степени стимулируете их, рождают подозрение, что вы наслаждались властью над человеком. Говорю вам это в глаза. Если я не прав – опровергните это!
- Это неправда! – вспыхнул Титов, – Я хотел подтвердить действия противника, у меня не было времени на беседу с ним в мягком кресле, а это – противник, которые только что хотел бомбить нашу базу! На то чтобы леденцами его угощать, у меня не было ни времени, ни возможности! Я солдат, а не психолог!
- Вы не солдат, вы офицер! Советский офицер, офицер Федерации Земли! И никого угощать от вас не требуется. Вы должны быть бесстрастны и спокойны. Вам нужно было допросить противника? У вас в вашем оборудовании имеется устройство «Хризантема» направленного излучения. Включите его, и они вам через минуту сообщат и свои намерения, и цели-задачи, и еще по секрету сообщат пару фактов из своей личной жизни, вплоть до тайных сексуальных фантазий! Куда они направлялись бы после этого, вам скажет космическая разведка, да и они бы в своей исповеди вам раскрыли! Кстати, этой информации мы не получили, что тоже минус, - какая группировка их направила. Практического смысла в ваших действиях не вижу! Объясните мне, может, я ошибаюсь?! Про имитацию расстрела живого человека, который не представлял никакой угрозы - это вообще особый разговор. Это наслаждение страхом и беспомощностью человека и своим превосходством над ним?
Иоффе, всегда тихий и корректный, был беспощаден. И, самое интересное, Титов понимал, что в чем-то петроградец может быть и прав. Да, он действительно испытал целую гамму чувств, какой-то непонятный эмоциональный прилив во время этой сцены. Что он, псих, получается, которому нельзя оружие в руки давать?! Иоффе говорил не заученными казенными фразами, не передавал чужие мысли, которые ему мог передать более сильный и влиятельный Ковун, не инструкции сверху по бумажке, а свое личное понимание ситуации, которое еще надо подумать, как опровергнуть. А ведь про худощавого молодого питерского «пиджака» с погонами полковника частенько пошучивали в курилках, что он, как слаломист на спуске, лавирует между мнениями Ковуна, Кецолькоатля, Лурье и Сайто. Вот тебе и слаломист!
- Я хотел убедиться в том, что среди этих людей… среди солдат противника есть те, кто близок нам по степени морально-нравственных ценностей.
- Зачем? Что вам это дало?
- Наверное, хотел убедиться, что они не просто безликий противник, а живые люди, которые заслуживают … более пристального внимания.
- Да мы и так знаем, что они живые люди! Кто в этом сомневается?! Несомненно, в глубине души многие из них не такие уж дикари. Они когда-то жили в городах, ходили на работу, имели профессию… Тогда тем более странно ваше поведение! – Иоффе продолжал гнуть Титова в дугу. – Мне почему-то кажется, что и в их глазах вы нам очков не добавили. Да и нужно ли устанавливать с ними близкие контакты? Общество аборигенов в полном техническом и моральном упадке, зачем они нам? Мы здесь выполняем свои задачи. И в поисках братьев по разуму не нуждаемся. Вам нужны их психограммы? Посмотрите. Вон у меня и Павла Андреевича несколько папок от федералов на границе, они с ними близко работают.
- И потом, с чего ты взял, что его мораль близка твоей? – сказал Ковун. – Воля и упорство не обязательно показатель морали. Мало ли было смелых и волевых людей в истории, но конченых уродов в плане нравственности. Может, он отморозок, - сейчас храбро смотрел в дуло автомата, а вернется домой, и будет приговоренных убивать? Как тогда быть с моралью?! Может, он банально под наркотой был, и ему все по хрену было?! Есть разные стимулирующие вещества, не обязательно превращающие человека в идиота. И ты это должен понимать не хуже нас.
- Иными словами, вы хотите сказать, что я психопат?! – возмутился капитан. – Вы знаете, я не считаю их дикарями, но вот уж не думал, что вы будете столь щепетильны и гуманны к противнику! А когда они там друг друга режут, стреляют, травят газами, жрут, они помнят о гуманности?! Когда атакуют нас атомными бомбами, нас или друг друга, они сильно помнят о гуманности?! А с наших бойцов спрос, как с ..
- Так то – они, а то – мы, - изрек чекист, подняв указующий перст. – Избитая фраза, но так и есть. С нас и спрос другой.
- Никто вас психопатом не называл! - в голосе Иоффе уже звенели нотки раздражения. – По крайней мере, я не имею права называть вас так, потому что это уже диагноз. Это может сказать только врач. Но ваш поступок одобрить я не могу категорически! И как командующий, и как психолог! И не забывайте о субординации пожалуйста, товарищ полковник!
- Виноват, товарищ полковник! – Титов быстро поднялся со стула, замерев по стойке «смирно».
- Садитесь пожалуйста, - Иоффе тоже сбавил обороты. – Понимаете, жажда власти, - это тоже своеобразная форма психического расстройства. Она говорит о внутренней неуверенности личности, о некомфортности внешней среды, вот личность и пытается адаптировать внешнюю среду под себя, сделать ее более безопасной. Я трижды говорю вам, - я не считаю вас больным, ущербным или психом! Я не ставлю под сомнение ваши военные заслуги или нравственный уровень. Но все мы понимаем, что работаем мы в условиях, прямо скажем, далеких от нормы. В определенном смысле, все мы жертвуем собой, своим здоровьем, а кто-то и жизнью. На то мы и военные люди. И в данных условиях любая, самая крепкая психика может дать слабину. Как металл, на который постоянно оказывается давление, может начать разрушаться.
- И еще одна главная ошибка, Степан, - подключился к разносу бедного капитана Ковун. – Скажи мне, чем отличается военный человек от гражданского?
- Вы серьезно?! Формой, оружием, статусом…
- Особой психологией! – отчеканил комитетчик. – Далеко не каждый человек в наше время может попасть в армию. Воин отличается от простого человека особой психологической подготовкой, скоростью принятия решения, морально-волевыми качествами, а только потом уже тем, что ты назвал. Армия – это одна из немногих структур, где сохранилась вертикаль власти, единоначалие. Это не просто уступка старым порядкам, не просто заповедник властолюбцев, которым тем более в армии не место, а наиболее верное решение в экстремальных ситуациях! Военный каждый день подвергается моральным и физическим испытаниям, стойко переносит тяготы и лишения, цитируя устав. И военная психика должна быть твердой, как камень, устойчивой, в какой-то степени свободной от лишней эмоциональности. Не надо ничего додумывать и изобретать. Есть приказ – выполняйте! Вот только недавно на федеральной базе я говорил, - нет на той стороне людей, приятелей, товарищей и бедных родственников, есть противник. Все! Безликий, если угодно. Ему не надо сочувствовать или ненавидеть его, надо выполнять приказ. Будь моя воля, я бы в армию набирал только людей флегматического склада, ей-богу! А когда начинаются нравственные метания, духовные терзания – это уже два шага до п…деца!
Нравственные поиски и духовные терзания могут себе гражданские люди позволить, - вон девочки наши, графиня Жю Сет, или тетя Люба из бухгалтерии. А бойцу излишняя эмоциональность ни к чему! А то потом начинаешь видеть в противнике чьих-то сыновей, мужей, братьев, и уже никуда не годишься. А противник всего этого не оценит, даже не беспокойся!
- Ну, Павел Андреевич, ты уже перегибаешь! – покачал головой Иоффе. – Не надо нивелировать солдата до уровня автоматического бездушного исполнителя воли командования, человеческие качества есть человеческие качества. Собственно, эмпатия и делает разумного человека разумным здоровым человеком. Но психологический самоконтроль у военного должен быть на порядки выше, чем у гражданского, - в этом я согласен. Да, кстати, Павел Андреевич, на заметку, у флегматиков скорость принятия решения ниже, чем у тех же холериков, так что на одних флегматиках далеко не уедете.
- Вы знаете, я никогда не испытывал удовольствия от чужих мучений или унижений, - медленно, будто пробуя слова на вкус, сказал Титов. – Вот даже сейчас я представляю себе нечто подобное, пытаясь сам себя уличить в том, что вы мне приписываете, - и что-то не получаю удовольствия. А этому парню, - да я пытаюсь его понять, сострадать, если угодно, увидеть в нем нашего собрата! И я категорически не согласен с вами, товарищ подполковник! Может, уже надо попытаться прийти с местным населением к компромиссу? Может, с ними уже пора оговориться, увидеть в них равных нам?
- Ага, экспедиция Института по контактам уже попыталась в свое время! – скептически заметил Ковун. – Сколько голов нам еще не жалко? Это уже пусть другие люди в других кабинетах думают, - идти на компромисс, не идти на компромисс, наше дело маленькое! Нам наше дело нужно делать, прежде всего, а не мечтать! Ладно, Степа, хорошо, будь по-твоему, - сострадать так сострадать! Вы не находите в таком случае, капитан Титов Степан Сергеевич, что поставить семнадцатилетнего больного парня под расстрел, - так себе сострадание?! А если бы у него сердце от страха встало?! А если бы тот предатель, к примеру, не стал бы дожидаться твоей команды, а второпях разрядил бы в пацана весь боекомплект, чтобы перед тобой выслужиться?! Да просто, палец бы у него дернулся, - и кабзда котенку! И вот уже пишут, - капитан Титов заставляет пленных убивать друг друга! Во… заголовочек! – Ковун пальцем провел по воздуху, изображая чтение информационной ленты. – И потом, звать их с собой на базу, тем более без согласования с руководством - это уже прямое нарушение приказа номер шестьдесят один от первого – ноль четвертого – сего года. Это так, к слову, о высоких материях!
- Понимаете, Степан Сергеевич, вы не обязательно должны, извините, кайфовать, осознанно. Как вы помните, у каждого сознания есть своеобразная «тень», то, что содержится в бессознательной части нашей психики. Там, помимо рефлексов, обеспечивающих жизнедеятельность, содержатся наши потаенные эмоции, обрывки воспоминаний, переживаний, страхов. Тот самый «противочеловек», «противоличность», наши эмоции и чувства, комплексы, если угодно, которые мы, зачастую, не хотим показывать, выпускать на поверхность. То, что психологи в старые времена только представляли теоритически, в наше время доказано практически с помощью точных приборов. Здоровый человек контролирует это внутреннее «оно», его проявления, не пропуская проявления эмоций и действий, которые могут навредить ему самому и окружающим. Но человек, который подвергается постоянному агрессивному воздействию, ослабляет контроль, и вот это бессознательное начинает влиять на уже осознанные действия и поступки. И какие желания вырвутся на свободу у человека, в руках которого оружие и военная техника? Мне уж можете поверить, в головах вполне приличных граждан порой такие монстры обитают, что не дай бог! Приходилось в свое время читать мнемограммы, от которых лысина дыбом встает, не то что волосы! И все вполне адекватные нормальные люди, начавшие в определенный момент испытывать некоторые проблемы. Кстати, извините за вопрос, Степан Сергеевич, у вас дома все хорошо? Может, какие-то проблемы личного характера?
- С чего вы взяли?! – спросил Титов, чувствуя себя очень неуверенно после всех выводов начальника.
- А это общая наша ахиллесова пята, у военнослужащих, находящихся далеко от дома, - вздохнул Иоффе. – Хотя, некоторые наоборот, бегут куда подальше от личных проблем, в том числе и на дальние аванпосты. Старо как мир.
- Правда, Степа, - подключился Ковун. – Если чего дома неладно, расскажи. Мы здесь вот, трое мужчин, языком трепать не будем. Может, чего толковое подскажем, а может, и делом поможем. Товарищ товарища в беде не бросает.
«Ты что ли товарищ»?! - презрительно подумал Титов о чекисте. – «Тебе расскажешь, потом три раза пожалеешь!»
- Никак нет, все отлично, - соврал капитан-десантник. – Все в порядке.
- Тогда прошу сделать выводы из всего нами сказанного, и принять меры к недопущению повторения подобного, - ответил казенной фразой Иоффе, уловив неискренность Титова. – По итогам сегодняшней операции, - объявляю вам выговор, Степан Сергеевич. Неофициальный, в устной форме.
- Есть выговор! – Титов поднялся, выражая своим видом полный пофигизм. – Выводы сделаю. Разрешите идти?
- Подожди, Степан, - остановил его Ковун. – Раз проблем нет, то вот тебе мой наказ. В течение недели пройти обследование и предоставить в отдел безопасности данные общей психографики*. За последние три месяца. Иванниковой я передам, она сделает.
- В смысле?! А если я не хочу, чтобы в моем мозгу копались?
- Нет в Советской армии такого слово «не хочу», есть такое слово «так точно». Это приказ. Когда сюда вербовались, все знали, что обязательное условие приема на службу – психографическая и мнемографическая* регулярная диагностика. Не волнуйся, не собираюсь я смотреть, о каких ты бабах думаешь. Я же сказал, - общую психографику, а не проекцию твоих мыслей. Психографика, край, в следующую среду должна быть у меня.
- А если я откажусь?!
- Тогда я поднимаю вопрос о досрочном расторжении с тобой контракта.
- Ну спасибо вам, Павел Андреевич! – прошипел командир десантной роты.
- А мне-то за что? – усмехнулся Ковун. – Правила такие, Степа!
- Согласен с вами, Павел Андреевич, и полностью поддерживаю ваше предложение, - согласился командующий. – Вы свободны, товарищ капитан!
…Когда дверь за Титовым закрылась, он чуть не шарахнул в нее кулаком от досады. Было обидно до жути. Эти тонконогие кабинетные демагоги сидят под куполом и изобретают теории. Ну, идите с плазматом побегайте под местным солнышком, раз такие умные! А пуще всего – КГБшник, тварь! Это он питерца подначивает, ей-богу. Он, Титов, никогда перед начальством не гнулся, а Ковун, кубаноид, рыбак ***в, любит, чтобы перед ним на цирлах ходили! Расторгните контракт?! Ну и хер с вами, командуйте ротой сами!
Красный от гнева капитан нервно поправил форму, поясной ремень, оглядел себя в огромное зеркало, висящее на стене. Нормально… Несколько прядей вьющихся русых волос выбились из общего ряда, спадая на лоб.
«Подчиненный должен вид иметь лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство», - вспомнилось Титову старое шутливое изречение об извечных отношениях между начальством и подчиненными.
- Ничего… Нас ебут, а мы крепчаем! – подмигнул Степан Титов одинокому роботу-секретарю. – В первый раз что ли?! Будет вам психографика, в обе руки будет! Перед сеансом специально какой-нибудь порнографии насмотрюсь, пожестче, и любуйтесь на здоровье!
- Может не стоит? – спросил Степана тихий женский голос на интерлингве.
Степан обернулся. Перед ним на том же кресле, где он ожидал своей участи, сидела Сайто. Скромно, как школьница, подобрав ножки под сидение. И в грустных глазах ее блеснули маленькие слезинки:
- Я ждала тебя…
… - Что думаешь о Титове, Павел Андреевич? – спросил Иоффе, дорисовывая в блокноте хвост очередному чертику.
- Да ничего хорошего, Дэвид Александрович, - нахмурился Ковун, выключая планшет, который тут же растворился в воздухе. – Мне кажется, что мы его ни в чем не убедили. Он считает себя правым. Зверем на меня смотрел, думает, мы его сгноить хотим. Вот тяжело работать с такими гусарами, привыкшими жить в духе этакой казарменной демократии. Кстати, запорожские казаки так жили!
- Здесь не Сечь, и Титов, - не Тарас Бульба, – ответил Иоффе. - Должен понимать, к чему приведут его действия. А психологический аспект – основной в нашей работе, я так считаю. Подготовка воина должна начинаться именно с психологии. Солдат, офицер подвергается в зоне боевых действий колоссальной нагрузке, страдают прежде всего его разум, сознание. И задача военной психологии – разработать методы подготовки такого духовного щита, который с одной стороны позволит бойцу экранировать, поглощать эти нагрузки, а с другой стороны – не превратит его в бездушный автомат, или того хуже, в вооруженного психопата. Ни одну из существующих методик пока нельзя назвать совершенной в этом смысле. Ни наши, ни североамериканские, ни европейские или азиатские. Везде есть свои изъяны.
- Вот и занялся бы, ученый ум, - Ковун закурил очередную сигарету. – У кого пять высших дипломов? Кстати, если не секрет, почему такой разброс? Психология, микробиология, генетика, русская филология, иудаистика, потом военная кафедра. Так долго не мог решить, чем в жизни заниматься?
- Да тут все просто, - улыбнулся Иоффе. – В армию я вообще попал в пику родительской воле, когда надоело пытаться соответствовать высоким ожиданиям. Я ведь из семьи Нобелевского лауреата. Должен был идти по стопам отца и деда, а мне просто надоело оправдывать, а точнее, не оправдывать надежд, - уж слишком они высоки. А учиться я вообще люблю.
- Слушай, Дава, давно хотел спросить, - Ковун пустил к потолку несколько колечек дыма. – А ты случайно не потомок знаменитого русского физика 20 века Иоффе Абрама Федоровича?*
- Что случайно, слышу впервые! – рассмеялся обладатель пяти дипломов. – Причем прямой, по линии отца. У нас вообще знаменитая фамилия. Не поверишь, хочу еще и каббалистикой заняться, ну это как раздел иудаистики.
- Что, колдовать будешь, как наша ведьма?!
- Ага. Создам большого Голема и отправлю гулять вокруг планеты, пусть производство местного плутония обнаружит!
- Не надо! Тебе одного Кецеля мало?! – рассмеялся чекист. – Вот тебе Голем готовый, еще и летает, кислоту пьет и анекдоты травит!
- Нет, нашего депутата оставим в покое! Я про историю каббалистики! Я, кстати, в отпуск очень хочу. Согласую сроки, оставлю все, и направлюсь в Национальную Пражскую библиотеку. Прямо на неделю там засяду!
- Нафига?
- А ты не слышал, Павел Андреевич?! Недавно в Праге на месте бывшего гетто в Старом Городе обнаружили при ремонте старинного дома тайник в стене. А в тайнике - древние записи из утерянной Книги Царей Иудейских. Предполагается, что их спрятали жители гетто в годы Второй Мировой войны, во время нацистской оккупации. Там листы в руках чуть не рассыпались, хорошо догадались их сразу сэйф-составом обработать! И еще несколько книг, которым чуть ли не пятьсот лет. Там запись в читательский зал на недели вперед. Я согласовываю отпуск, записываюсь, и туда. Уже давно мечтаю. А у Титова, мне кажется, точно проблемы на личном фронте. Шерше ля фам?
- Еще бы! – сказал Ковун. – «Шерше ля фам» доведут до цугундера, сколько раз говорил! Сам пострадал как-то! Мы же без семей живем, в отпусках когда последний раз были? Откуда здоровым и крепким семьям взяться?! Не хрена женатым служить … так далеко! Хотя, опять же, было бы желание… и транспорт. Вон нашей Стелке хорошо, она на своей личной лайбе домой может хоть каждые выходные мотаться. А на наших "ласточках"* пока долетишь, уже обратно разворачивайся! У Стеллиного корабля скорость втрое-вчетверо больше!
- Хоть какая-то компенсация за десятипроцентный налог частника! – согласился петроградец. – Хорошо хоть у меня таких проблем нет! Свободен, как ветер. Поэтому отправлюсь в Прагу.
- А вот нехорошо от коллектива отрываться! – гыгыкнул Ковун. – Жениться когда соберешься, командир? Мать, поди, внуков требует?
- Ну конечно, придет полковник, и все опошлит, - прикрыл глаза Иоффе. – У мамы есть, кому ей внуков рожать, я, слава богу не один в семье. Я люблю наукой заниматься.
- А я люблю на свадьбах гулять! – засмеялся Ковун. - Вот я и спрашиваю, когда ты полюбишь иную деятельность?! Вечно молодой не будешь, Дава, на пенсии книжки читать надо!
- Вот не поверишь, Павел Андреевич, ты мне сейчас слова мамы повторяешь!
- Поверю! Я сам дважды отец Советского Союза, еще и дед в придачу! Мама плохого не посоветует, знает, что говорит! Да и мне шестьдесят, и поверь, я сейчас жалею вовсе не о непрочитанных книжках! – Ковун расхохотался.
- Нет, спасибо, Павел Андреевич, мне сейчас вообще не до романов. Да и ловелас из меня так себе. Я тихо и тайно влюблен в одну прекрасную даму, и прекрасно понимаю, что это чувство останется неразделенным. Мне хватает... Да и реально проще Нобелевку взять, чем надеяться там на что-то большее.
- Это что же за цаца такая?! – Ковун заинтересованно прищурился. – Колись, Дава, я ее знаю? Наша, или из Питера, или еще из каких краев?!
- Так, отстань, Павел Андреевич! Ей-богу, не туда разговор зашел! В конце концов, у каждого воина в древние времена была своя Прекрасная Дама, о которой он мог только мечтать и во имя ее совершать подвиги. Продолжаем традицию и занимаемся каббалистикой*!
- Дак ты подойди и признайся, даме-то?! Штурмуй высоту, ты ж командующий!
-- Это у тебя все просто, Павел Андреевич, ты – кубанский казак лихой, а я – тихий еврейский мальчик из семьи академика! Да и потом на той высоте уже многих куда более значительных людей домой отправили, нежели я. Куда мне-то соваться? Даже как-то невежливо!
- Да что за Лунная крепость имени Гагарина*?! Дава, колись уж, раз начал! Я знаю? Светка что ли, с планового? Она форсить любит, вся такая из себя … Яна? Любовь Яковлевна с бухгалтерии?! Да у нас тут женщин не так много! Не Изуми часом, вы с ней вроде на курсах переподготовки вместе были?! Ну, строго между нами?!
- Черт! – Иоффе держался из последних сил, но Ковун наседал, как орда степных кочевников на стольный град, да и хотелось с кем-то поделиться наболевшим. – Ладно, Павел Андреевич, никому не скажешь?
- Да ты что, Давид, я – могила! Почитай в моем личном деле, что написано: «Умеет хранить военную и государственную тайну!». Ну кто, Сайто что ли?! Сайто женщина хорошая, положительная…
Помявшись немного, Иоффе взял бумажку, на которой сотворил многочисленных чертиков, написал крупными буквами имя своей прекрасной дамы и показал Ковуну. Потом бумажка комком полетела в урну. Ковун аж присвистнул:
- Однако! Ну, брат, не ищем легких путей! А что нужно, чтобы Нобелевскую получить?
- Вот и я о том же, - согласился Иоффе. – Так что улыбаемся и продолжаем руководить объектом. И каббалистика по выходным! Только помни, Павел Андреевич, - ты обещал!
- Да помню я, слово казацкое свято… - пожал плечами Ковун. – Что, так и будешь маяться, как ботаник, который влюблен в королеву курса?
- Тю! Я тебя умоляю, Павел Андреевич! Когда и в каком веке еврей не страдал?! Я привык уже, лучше мучиться от неразделенной любви, чем от общей неприязни.
Возьму отпуск – и в Прагу!
ПОЯСНЕНИЯ И РАСШИФРОВКИ - *
Cui podest malum? - Кому полезно зло? (лат.)
Психографика - график, показывающий эмоциональное состояние пациента за определенный период.
Мнемографическая диагностика - изучение мыслей и воспоминаний пациента за определенный период. К человеку, не являющимся обвиняемым по уголовному делу, может быть применено только с его согласия.
Иоффе Абрам Федорович - русский и советский физик, организатор науки, обыкновенно именуемый «отцом советской физики», академик (1920), вице-президент АН СССР (1942—1945).
"А на наших "ласточках"* пока долетишь, уже обратно разворачивайся!" - Некоторые офицеры прилетают на службу на собственных космолетах и космобилях, скорость которых, конечно, много ниже, чем у специализированных кораблей.
Каббалистика - в Средние Века религиозно-мистическое, оккультное и эзотерическое течение в талмудическом иудаизме, появившееся в XII веке и получившее распространение в XVI веке. Сейчас - одно из направлений изучения иудаистики.
Лунная крепость имени Гагарина - научно-исследовательский комплекс и одновременно база снабжения ВКФ, оказавшая упорное сопротивление хвилланцам в день Терранской битвы.
Свидетельство о публикации №222082301213