Как Наша-Бригада в Прилуки ездила... часть первая

Как Наша-Бригада в Прилуки ездила?
Ооо! Это, надо Вам сказать, сага во множестве частей со слезами и песнями. Слёзы, однако, всё больше со смехом. И то слава Богу! Ведь все живые, машины целые, работу сдали, денег получили. Просто сказка какая-то выходит!
Итак.
Прилуки. Часть первая. Приключенческая. Заезд.
 "Это атас!", Плакал Серёжа Маленький. Плакал он условно, а маленький, потому-что другой  Серёжа бригадир у нас Большой. Другой Серёжа хоть и младше Маленького, но килограмм на сорок в нём больше, да и авторитет в нём же со статусом такие, что автоматом отодвигают Серёжу Борисыча в маленькие. Ну да Борисыч не обижается! Наверное? Так-то Борисыч, натура тонкая и сложноорганизованная. Рогатки любит, например, ножи острые тоже ж, а ещё гитарный бой. Про бой, это потому-что просто играет он хорошо, а не то что Вы могли подумать. Он играет и поёт пронзительно. Однако же, фальцет Борисыча явно отдаёт металлом самоуважения и проблёскивает кощеевой заточкой острия. Хулиганское детство, "панимаешь". И вот этот уважаемый человек плакал. Плакал над подвеской, которую должна будет потерять его родная машина на дороге в Прилуки. И не один Борисыч о том плакал. Проливал пограничные слёзы и завхоз Миша - обеспечивающий злодей нашей славной экспедиции на границу Ярославской и Тверской областей, к Угличскому водохранилищу, за леса и колдобины сельских районных путей. Похоже подвескам и впрямь хана намечается.  Миша-пограничник, отставной подполковник погранвойск, а в миру наш снабженец, квартиръер, лесовстроитель и замполит на полставки (это,чтоб нас к лишениям готовить кому было). Лишения-то уже томно переминались перед нами на ста сорока километрах до объекта. Миша-пограничник, лихой человек с многобещающим взглядом киллера, тоже всхлипывал, сдержанно и согласно субординации. Однако, слюна, всё же, предательски покапывала с уголков его снабженческих губ. Шутка ли? Большой заказ от солидного клиента. Аванс волшебный, перспективы радугой, спины дугой! Паши, не хочу!  А сколько нам всякой всячины доставить туда надо было?! Вот на это сколько Миша и посмотривал, как солдат на вошь, да и приговаривал. - Хрен вам, а не кисти колонковые по стописят рублей и противогазы от ацетонов с бензолами всякие. Есть для вас кисти произошедшие от извращённой дружбы коровы с леской по сорок ре и марлевые повязки, которыми через десять лет человечество вирус смешить будет. Хрен вам не тёплое жильё в селе, с водой и туалетом. Есть там "домик молодых специалистов" с лопнувшими трубами отопления и композитными стенами из слоя фанеры и ряда кирпича. Зато пустой. Специалисты в нём все покончались, домашние животные с клопами тоже.  И ещё фиг вам, а не горячий обед, ужин, завтрак! Плитка будет электрическая, одна. Она еле пашет. Сама помереть норовит, сама себя греет, сама пробки электрические выбивает, и проводка от неё сгореть норовит. Помнит та плитка ещё лампочку Ильича, да самого дюдю Ленина, наверное, тоже. Беречь вам её, как в мавзолее и чтоб очередь к ней стояла такая же! Вот в какую сказку едете, дорогие мои. Приедете,а кругом!!!! Кругом смёрзлась зимняя природааа! Днём белооо! Ночью черноооо!Первобытные дебри, с фермами советского периода, ещё маленечко алкоголиков, два магазина, волжские ледяные бескрайности, конец декабря, звёзды аж хрустят от мороза, и тишина! Сказка! Экстрим! Всё для вас!
  Но нам не страшно! Почти. Главное, лопаты снеговые, чтоб в каждом экипаже были, или распечатка песни про замерзающего ямщика, с инструкцией для товарища и возможной вдовы. И вот, мы заранее откашлялись, загрузились и кинули долгие взгляды на любимые улицы, что оборвались, как нити за кольцевой дорогой. Всё! Прыжок через гиперпространство по ледяным кочкам и снежным перемётам. Поехали! Шли по навигатору и неприличным мантрам. Маршрут - Ярославль, Большое Село, Новое село, Углич, левый берег Волги,  множественные зомби-совхозы, редкие пейзане, "Беларусь"-камекадзе, Снова кочки, перемёты, лопаты, мантры, Прилуки. Приехали! Выгрузились в реал потные и голодно-усталые, так-как покопать дорогу в сугробах уже довелось. Реал оказался продвинутой игрой на выживание. Ну не Форт-Боярд, не компьютерный ужастик, но! На местной мизансцене нарисовались мы - восемь упревших, голодных монстров бригадных, персонаж к персонажу, от Серёжи Маленького, до Евгения Александровича бессмертного (кто не верит в его бессмертие, пусть проверит болезный. Сам я, даже не проверяя был, болезным уже пару раз. Не моё это.). Бессмертный же Евгений Александрович от авторитета, ну и конечно по стажу работы. Некоторые государства столько не существуют, сколько Евгений Александрович реставраторствует. Ещё в сплочённых рядах наличествовало ударное ядро с крепкими руками и добрыми глазами (иначе, что же мы за монстры?) Монстр Игорёк, он же лучший, вторым из ларца,тьфу ты, ядра был Самый серьёзный Лёша от такого слышу.(Люблю нежно, платонически, по родственному, как перекопич перекопича) Был у нас так же и арьергард из штукатур-академика, заслуженного бального танцора, бас-пенсионера Константина Алексеевича (шикарный бас, надо сказать, у мужчины. Практикующий певец народник)Вторым номером был Макс незабвенный. Таланты перечислять не буду, ибо плачу сразу горькими мантрами. А! Я тоже наличествовал в составе, в качестве блуждающего специалиста (или заблудшего?), для раздолбайской серьёзности, или просто для доброй памяти. Я много помню: как печки топить и перекладывать с настоящими мантрами, помню кто сказал чего, где магазин поласковей и тд.
  Каково село Прилуки, его история и красоты с чисто утилитарной точки зрения, нам предстояло узнавать по мере вживания и выживания. Ибо! Встреченные персонажем настоятеля, отцом Серафимом (внеземных законов адепт нам попался) вошли мы в.... Блин! В Место Силы! (так его много раз, многомантрово). Кодовое, историческое название места - "домик молодго специалиста". Сей приют сразу же стал при нас многообещающе прогибаться полами, разлетаться дверями, заискрил инеем стен, отражаясь зловещим посверкиванием проводки и крестов с притулившегося в ближайшем сугробе кладбища. Домик-то мы когда откапывали, то это кладбище и закидывали снежком от ворот. Лопаты-у нас собой были. Чегож не закидать? Как оказалось, из домика, вместо дымовой трубы торчала канализационная.(Срочно пришлось её стекловатой оборачивать, да тою же стекловатой продухи в подвале забивать. Ох и помантрировал я тогда!) Подозреваю,что когда внеземной адепт - настоятель Серафим освещал место сиё, через трубу ломанулась нечистая в теле аборигенствующих бомжей и прихватила асбоцементный оригинал трубы с собою, в надежде погасить стресс водкой, путём обмена трубы же на огненную воду. Славный Серафим с помощью классного мужичка дьячка Серёжи (ещё Серёжа) и присандалил чугунинку навех. Получилось монументально и смешно. Печечка, хоть и водилась в дому, но топиться отказалась категорически. Типа конденсат у неё, контраст температур смущает, завихрения потоков всякие и золы в ЖарочноКирпичномТракте немеряно. Капризница! И ни словом пастырским, ни мантрой языческой не пронять  хо;лодную. Сама-то печечка была и вовсе от размороженной и размозжённой системы отопления махонькая в крупную трещину и глубоко чёрную полосочку копоти, как зебра африканская среди русской зимы. Волшебный сей очаг при виде стольких Буратин, папы Карлы с Дуремарами сразу же охотно принялся помирать от собственного же сырого дыма (чем это печь хуже плитки?!). Всё по сказке. Потолок ледяной, дверь скрипучая, в кухне плотной толпой, к чучел чучело. Спиртное дополняет антураж и гасит панику. Уют, тишина на кладбище, да  с мороженных дров лениво кап, кап. Как-никак, восемь носов на одной кухне подняли температуру выше ноля (ртами мы больше выкашливали дым). Но мороз от печки таки нехотя отодвигался, на ушко обещая всем замечательную ночку в соседней комнате, где леденели наши рюкзаки. Там пока ещё надёжно мёрз ужас. И слабосогретый щиток печки (самая её теплоотдающая стенка такая)выходящий в сей дортуар  ужас вовсе не беспокоил. Но! Но, блин! Мы не привыкли отступать! Потому как уже: вокруг декабрь доживает, вечер волчий, ветер танцует с пургой, а сто сорок километров до дома надо ещё прокопать. И все предпочли сказочные посиделки у камелька и коньяка. В холоде и темноте дохнет уверенность в завтрашнем дне? Ну так и что?! Впереди ночь ледяной неизвестности. Будет же, утро! За ночь на холоде рассосётся злыми слезами первое похмелье!  Будет первый рабочий день на объекте! Мы передадим пламенные приветы из арабского ада (он у них ледяной) в родимую контору, хоть и без взрывчатки! А пока нас ждёт первый опыт совместного, ночного выживания.
  Вот перво-наперво, отбили мы у сугробов ледяные поленья про запас. Потом сушили их теплом своих рук и горячей надеждой, Печка медленно грелась и уже не так слезила глаза. Всё-таки собрались какие-никакие специалисты по древностям и заклинали её исконными народными мантрами со всего родимого фольклора. Во вторых, один из двух инфракрасных обогревателей и сам грел печь. Не звери ж мы совсем?! Второй обогреватель судного дня мы внесли в спаленку три, на четыре метра. Кто не знает - инфракрасные обогреватели хорошо приплавляют к телу плотную одежду, но прозрачный воздух не греют. А печь плотнее воздуха. Я сам видел. Я её потом через день на треть перекладывал. Во спаленку же, пугая грохотом морозный ужас, задорно вволокли мы трое двухъярусных нар, всего на шесть персон. Шесть на восемь. Внимание! Шесть мест, на восемь ночующих. Четвёртые двухэтажные нары, на два места соответственно, из-за кипичного поворота печки, уменьшившего попомещение, грозили перекрыть четырём кандидатам в спящие доступ к койкам. То есть - двое пока без коек, четверо потенциально без доступа к спальным местам. А оставшиеся двое счастливцев (я и Макс незабвенный) уже железно схватились за свои плацкарты. И шестеро решили... С  двумя бескроватными членами общества оботись честно. Расфигачили их четвёртые нары на две части и у одной, в азарте еще и ножки оторвали напрочь, чтобы совсем хорошо. Константина Алексеевича, как ветерана танцевального спорта, заслуженного чемпиона художественного храпа (всё же бас),  поместили в акустический и геометрический центр Залы на нижней половине разобранных нар. А Серёжу Маленького решили положить на кирпичи маленького приступочка печи. Так-то приступочек, это был печной поворот, для дополнительного отъёма тепла горячего потока. Сам Серёжа ложиться стеснялся (тонкая душа!) Приступочек низкий и короткий. Для обычного человека критически мало, для Серёжи Маленького тоже. Всё же наш Борисыч может быть больше печки, когда захочет. Но хоти не хоти, а не влезает он. Укорачивать себя Борисыч категорически запретил. И мы придумали номер с альпинистом. Они так ночуют на восхождениях. Тот же холод, дикость и мантры, только вместо кокона палатки на скальной стене Гималаев, в Прилуках панцирная сетка от кровати, которую гениально решили поместить на уже нагревающийся притсупочек, этакий филиал экватора, завидная точка! Тепло и каждый ноги загибает, как уголки на страницах книги, когда в комнату протискивается, чтоб не забыть Серёжу. Почему-то никто не хотел загибать голову, хотя спать ногами в дверях у кладбища, примета так себе. Зато со стороны печки ещё щиток вертикальный добавлял блаженного тепла товарищу. Итак. Сетку кровати от стены решили застопорить, чтоб лежал человек горизонтально и некультурно не скатывался под ноги. От пола постановили подпереть эксперимент соразмерным задаче поленом. Полено договорились не выбивать. На чём истово божились мамой пославшего нас сюда провидения. Добрые, но решительные подобрались конструкторы счастья Борисыча, (сто лет ему не чихать заразе. От его чиха вылетают поленья, алкоголики теряют твёрдость и прелесть общения с миром, а стаканы взрываются в их надёжных ладонях). Итак, во исполнение плана, я беспощадно вырвал  из косяка сарая, что саморазваливался на пустоши за домиком, самый большой заговорёный гвоздь, на котором тот и держался. Гвоздь активно заговаривали мантрами все задевающие его плечам, когда целеустремлённо трусили в бездверный, ромбообразный туалет. Коий изящным поклоном непринуждённо зазывал путников с ближней дороги посетить, оценить или, хотя бы обратить внимание. Убрав проклятие гвоздя, я приговорил к логическому концу сарайные останки. Да и не жалко. Всё-равно привидения из него улетели на юг с тоскливым клёкотом. Видно весной гнёзда здесь вить уже не собирались. Мы же на этот гвоздь, как оберег зафиксировали панцирную сетку от верхней половины разобраных нар, подложили плачущий чурбак и благославясь, групповым усилием бросили Борисыча на ложе. Конструкция приняла в свою арматуру, его костяк, как родной, от чего у Борисыча появился повод радоваться званию Маленький и надежда пролевитировать так остатние ночи. Печь через четыре часа битвы за жизнь выдала всё, что смогла и с непривычки тёплая, стала задыхаться. Век золу в её катакомбах никто не чистил, вот она и не смогла больше. А впереди ждала нас самая длинная ночь в году. И мы решились.
  Ловко наступая валенками на геометрический центр комнаты и акустический центр Константин Алексеича, сгрудились по местам, бок о бок, в тесной дружбе. И ночь пришла! Лично в моей жизни, это была ночь всех ночей! Морозный ужас в душной необиде согрелся и обильно потел вокруг печки и перед ифракрасным рефлектором обогревателя судного дня, что вращался, как прожектор из кино про империалистическую войну. По дальним, тёмным углам сохранялась хрусткая стынь морозного утра. А на верху студень наших выдохов талантливо резали руллады Константина Алексеича. Тому явно снился Шаляпин, возможно в партии Мефистофеля, Сквозь чужой сон, даже кто-то очень громко кричал браво. Я услышал. В дальнем, реликтово-промёрзшем углу, у окна, на нижнем ярусе из недр ушанки, телогрейки и валенок, в чуме одеяла, клацал челюстями, попадая в такт угрожающего храпа коллеги Евгений Александрович, шаманя на тепло и сердито хрустя инеем. Надо мной Максимка незабвенный, напившись пива, расслабленно млел в душной жаре и забыв о самоконтроле сгущал воздух, слабо реагируя на мои пинки. На печи, отдающей весь жар своих кирпичей от щитка и приступочка левитирующим счастливцем покрывался золотистой корочкой драгоценный Борисыч. Усталое ядро бригады в сонном забытьи подхватывало, кто дробь челюстей Евгения Александровича, кто храп Константина Алексеевича, к Максу, паразиту никто не присоединялся. А пойманный  розовым светом обогревателя судного дня Маленький Серёжа тройной прожарки периодически левитировал к входной двери, судорожно желая откусить от холодного, ночного кислорода. Но тут же бывал сбиваем ч'умной, крупнокалиберной мантрой из ледяного угла от старого танкиста Евгения Александровича. " Дверь, тра-тар-та!!!" Сказка, сказка, сказка!
  Когда измученный рассвет объявил подъём по камере, все были давно непрочь прервать отдохновение и выйти пингвиньей стайкой с отсутствующих ступенек скользко-бетонного айсберга крыльца по грудь в сугробы. Вы, видели фильмы про мексиканскую тюрьму, где заключённые оттягивают на потных животах майки в жару? А про эскимосских тюленеловов, где персонажей не видно от холода из меховых капюшонов? Я в это утро видел оба кино в одном помещении. Верхний ярус в майках очумело красными глазами разглядывал под завязаными шапочками синие лица нижних соседей. Борисычу помогли приделать валенки к ногам и прекратить левитацию. Акустический центр Константина Алексеича желал овсянки.
   На следующий день я чистил печь. А в Ярославле за четыре дня до возвращения Нашей Бригады в аптеках стало напряжённей с успокоительными и в магазинах с коньяком. Возможно, это из-за приближающегося Нового Года. Однако, в конторе старательно учили противомантровые заговоры. Готовились к нашему возвращению милостивцы. Думаю, что и корпоратив закатили щедрый не случайно. Богатый такой. А Макс незабвенный пытался реализовать в бухгалтерии свои чеки на коньяк, как командировочные расходы на утепление. Но, увы и отнють.
 Так Наша-Бригада заехала в Прилуки. И провела там четыре счастливых года.
Славная была работа. Если хотите, то расскажу про неё потом.