О связи Сербской и Русской православной культуры

Радио «Радонеж», Москва.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, август 2022.


ВЕДУЩИЙ: У нас в гостях побывал сербский ученый славист, профессор Радмило Мароевич. Предлагаем вашему вниманию запись беседы Мароевича с историком Владимиром Махначом об истории сербской православной культуры, ее связях с православной культурой России и о положении православия в Сербии в наши дни.

МАХНАЧ: Обращаясь к вопросам о современной жизни православной Сербии и, может быть, даже какой-то определенной связи с православной жизнью России, думаю, проще всего начать с того, что это очень, очень давняя и религиозная, и культурная общность. Ведь прежде всего мы представляем собой достаточно родственные этносы и чрезвычайно давно живем в рамках православной культуры.

МАРОЕВИЧ: Да, конечно, русско-сербские отношения начинаются с того момента, когда русские и сербы получили письменность, то есть с тех времен, когда начинается настоящая история славянства. Надо сказать, что Повесть временных лет очень хорошо сохранила память о принадлежности русских и сербов к одному и тому же народу. Там упоминается, что народ, язык един, то есть славянский, а племена разные. Там приводятся и «русь», и «поляне», и «сербь». Этнотопоним «сербь» впервые встречается в Повести временных лет. А вообще русско-сербские отношения развиваются в рамках двух южнославянских влияний на русскую культуру и, можно сказать, в рамках двух больших влияний русской культуры на сербскую и южнославянскую.

МАХНАЧ: Да, конечно, Русь получила еще в домонгольский период готовый перевод большей части Священного Писания и богослужебных текстов, который обычно называют Кирилло-Мефодиевским. На самом деле примеров этого очень много. Самые интересные широкому слушателю, к сожалению, неизвестны. Я исходно по своей профессии историк архитектуры. Отвлекаясь от вопроса о словесности, хочу привести пример малоизвестный. В конце XII века в русской архитектуре появляется тип ярусного храма, принципиально новый тип, отличный от основной византийской линии того времени. Особенно много таких храмов строили смоленские и черниговские зодчие. Со вторжением Орды и со вторжением с запада это прекратилось, и восстановилось к концу XIV века. В Москве стоит шедевр — Спасский собор Андроникова монастыря. Но как это вернулось сюда в Москву? Это вернулось, несомненно, через сербскую архитектуру, где древнерусский тип ярусного храма строили в другом материале, не в кирпиче, а в камне. Там он перетолкован в таких замечательных памятниках, как собор монастыря Грачаница. Вот такой замечательный двойной обмен возвратил нам в ином виде старую русскую архитектуру. А таких штрихов несомненно сотни и сотни по Средневековью. Тогда это было довольно легко, ведь язык, чтение не представляло ни малейшей сложности грамотным людям того времени. Читали с небольшими отличиями почти на одном и том же языке — на языке богослужения.

МАРОЕВИЧ: Да, конечно, старославянский язык — это литературный язык славян. Тогда можно было говорить о славянах как об одном народе. Вот такое историческое переплетение находит свое отражение и в языке. Известно, что один из типов древнерусского литературного языка опирается на южнославянскую традицию. Это так называемый русский извод церковно-славянского языка. И вот интересно, что в XVIII веке сербы приняли назад уже русскую редакцию церковно-славянского языка, и она стала использоваться в богослужении. И до сих пор сербские священники проводят богослужение на том же варианте церковно-славянского языка, как и в России. Конечно, они пользуются одними и теми же книгами, текстами.

МАХНАЧ: Кстати, интересно, что в XIX веке Русская церковь начинает активно пользоваться таким драгоценными православным наследием, как корпус канонического права в издании и комментарии сербского епископа Никодима. И среди существующих сейчас православных автокефалий мы в числе тех, которые сохранили в богослужении Юлианский календарь. К сожалению, многие отказались от него.

МАРОЕВИЧ: Да, Сербская и Русская православные церкви пользуются Юлианским календарем, и во всех наших календарях даты по «старому стилю».

МАХНАЧ: Интересно, что календарь богослужения, календарь по сути дела жизни человека, всегда старались ликвидировать. Это обычное следствие западного влияния, своего рода агрессия против восточнохристианской культуры, которая существуют наряду с западной как некая культурная целостность. Еще в XIX веке на Западе не могли мечтать, что удастся перевести православие на Григорианский календарь. Увы, некоторые греческие патриархаты перешли. Известно, что Афонские монастыри совершают богослужение по Юлианскому календарю. Мы с вами остаемся в меньшинстве, остаемся стержнем православной культуры

МАРОЕВИЧ: Да, несомненно, русское и сербское православие — это стержень той великой культуры, которой мы принадлежали с самого начала своей истории.

МАХНАЧ: Но вам было сложнее. Все-таки территориально вы примыкаете к Адриатике и, следовательно, приближаетесь к внутренним областям канонического управления Римского престола. Потому Ватикан на вас всегда смотрел более косо, чем на кого бы то ни было.

МАРОЕВИЧ: Да, конечно, Ватикан прекрасно понимает, что самый западный оплот православия — это Сербская Краина, которая находилась в административных границах Хорватии до недавнего времени, и, конечно, Боснийская Краина. Они прекрасно знают, что ни один православный серб не хочет и не может перейти в римское католичество. Там такое сильное и национальное, и религиозное, и культурное чувство, что и во время Первой мировой войны, и в «крестовом походе», который происходит в наше время, Ватикан старается военными средствами разрушить православие в западных сербских землях.

МАХНАЧ: У нас к этому приложила руку также наша свободная и свободолюбивая пресса. Не все представляют себе, как это происходило даже недавно, в XX веке. Имею ввиду страшные гонения на православие и геноцид сербов при усташском режиме.

МАРОЕВИЧ: Надо, наверное, начать с начала века, когда в Загребе состоялся какой-то римо-католический конгресс, на котором было решено называть всех католиков среди южных славян «хорватами», кроме словенцев, которые все были католики. Таким образом, в Далмации сербы-католики до начала Первой мировой войны называли себя «сербами», во время первой Югославии большинство называли себя «югославами», а после Второй мировой войны называют себя «хорватами». То есть Ватикан использует этническое имя хорваты, а через это этническое имя разделить сербский народ, то есть отделить от него сербов-католиков.

В 1941 году, как только Гитлер оккупировал Югославию, в Загребе было образовано независимое Хорватское государство, целью которого был как раз геноцид православных сербов. Это государство охватывало не только собственно Хорватию, но также Словению, Боснию и Герцеговину. Православного населения тогда в этом государстве было больше, чем всего остального, в том числе католического.

В этом геноциде православных сербов, целью которого было расширение католичества, использовались три метода. Первый метод — зарезать как можно больше православных сербов. Как известно, тогда было убито около миллиона православных в этом фашистском государстве. Другой метод — перевод в католичество насильственными способами православного населения — тогда около 300 тысяч православных сербов. После войны все они считаются хорватами. Да, и остаются римо-католиками. По национальному самосознанию они уже не сербы. И третий способ — это, конечно, культурная и религиозная ассимиляция. В XIX веке сербский язык был общим литературным языком сербов, хорватов и словенцев. Но вот в последнее время, уже два десятилетия этот литературный язык, созданный на сербской основе, там называется «хорватским литературным языком», это навязывается и сербам. В хорватских конституциях указано, что хорватский язык — это литературный язык не только хорватов, но и сербов, проживающих в этой республике.

Конечно, надо сказать, что геноцид 1941-1945 годов совершался непосредственно под руководством Римо-католической церкви. Во всех военных формированиях находились католические священники, которые благословляли все вот эти убийства.

МАХНАЧ: И даже, ужасно сказать, некоторые непосредственно действовали. Потом Ватикан вынужден был признать, что несколько священнослужителей запятнали себя участием в практической жизни концлагерей и в пытках. Так ведь?

МАРОЕВИЧ: Да, некоторые не только идеологически направляли свою паству, но и участвовали в злодеяниях. Сначала произошло разоружение православных сербов в этом так называемом государстве, а потом уже происходило вот это, наверное, самое крупное преступление против одного народа на такой не очень-то большой территории.

МАХНАЧ: Скажите, профессор, а территория Республики Хорватия чем обусловлена? Как менялись ее границы? В общих чертах, конечно.

МАРОЕВИЧ: Надо сказать, что послевоенная Хорватия — это искусственное образование. Все историки прекрасно знают, что собственно Хорватия — это одно, Далмация другое, Славония третье. Только в так называемой гражданской Хорватии, в северо-восточной части, в области Загреба живет не сербское население. А в Славонии и Далмации живут сербы. Но в основном, к сожалению, как я уже сказал, это сербы-католики, которые заменили этническое имя сербы вот этим уже религиозным именем «хорваты». Помимо этих трех исторических областей надо еще указать на Сербскую Краину, которая после войны находилась частично в составе Хорватии, частично — в составе Боснии и Герцеговины. Это, конечно, неслучайно. Сербскую Краину разделили искусственно. После последних событий она находится практически в двух государствах, международно признанных Европейским экономическим сообществом, США и, конечно, Ватиканом в первую очередь.

МАХНАЧ: То есть это захваченная территория, которая до Первой мировой войны входила в состав Сербского королевства?

МАРОЕВИЧ: Нет, до Первой мировой войны все эти области находились в составе Австро-Венгрии. Только часть сербских земель находилась в составе Сербии и в составе Черногории. До Первой мировой войны существовали два свободных сербских православных государства. Это Сербия и Черногория. В итоге Балканских войн была освобождена южная Сербия. Это нынешняя Македония и Косово. А в итоге Первой мировой войны были освобождены все остальные территории сербские, хорватские и словенские. Тогда было создано Королевство сербов, хорватов и словенцев. Но вот Славония и Далмация исторически никогда не входили в Хорватию и в языковом отношении к Хорватии не относятся.

МАХНАЧ: В настоящей ситуации, к сожалению, поддержка хорватским антиправославным устремлениям исходит не только от западноевропейских кругов, но и от западнических властей нынешнего усеченного российского государства. Не кажется ли вам, что это закономерно. Ведь, в конце концов, подобно тому, как сейчас пытаются усечь Сербию, территориально усекается и Россия. Родственная модель проигрывается, притом все время по одному и тому же принципу — усечение территорий, населенных православными. Чем больше это будет удаваться, тем больше православных будут жить в неправославных землях, под чьим-то очередным прессом, при чьем-то очередном порабощением.

МАРОЕВИЧ: Да, конечно, даже мировой коммунизм, который был задуман и который хотели осуществить в итоге Октябрьской революции, был как-раз задуман на принципе разделения православных земель. И мировая «демократия» строится тоже на том же принципе. Они будто бы отрицают коммунизм, который был нам с вами навязан извне, но не отрицают коммунистические границы, то есть границы, созданные коммунистическим руководством. Известно, что Приднестровье никогда не входило в состав другого государства, кроме российского. Крым тоже после его освобождения (от турок-османов) и присоединения к России был только российской территорией. Противники русских и сербов прекрасно знали, что однажды они используют эти искусственно созданные границы. У нас то же самое происходило, только у нас искусственно создавались еще и нации. После войны коммунистическим декретом православные сербы Черногории стали называться отдельной нацией, хотя черногорцы — это этническое ядро сербского народа. Я сам черногорец, Черногория — первое независимое сербское государство. Потом коммунистическая верхушка во главе с Иосифом Брозом Тито приняла католическую трактовку нации, и всех католиков автоматически назвала «хорватами». И только после ухода коммунистического режима, два-три года назад стало возможным сербам-католикам в Воеводине называть себя хотя бы по региональному признаку — «буневцами».

Сербов-мусульман после войны называли «неопределившимися в национальном отношении югославами». Затем они все больше примыкали к сербской культуре, у них восстанавливалось сербское этническое самосознание, они все говорили на сербском языке, видные ученые и писатели, в том числе Меша Селимович стали называть себя «сербами». Это в основном население Боснии и Герцеговины. И тогда коммунистическое руководство испугалось такого направления в их развитии и создало новую нацию в Герцеговине и Боснии — «мусульманскую». Так что все, что происходит в настоящее время, — это результат коммунистического прошлого, с одной стороны, и попытка нового расчленения Югославии, с другой стороны. То есть у нас повторяется Вторая мировая война, и все те же агрессоры — Ватикан, Германия, Австрия, Венгрия, в какой-то степени проявляет свои интересы также Болгария.

МАХНАЧ: До какой степени они одинаково работают? Поправьте, если ошибаюсь. Помню, когда Ватикан стремился распространить на побережье Адриатики католическое влияние, дабы оторвать славянские народы от ядра славянской культуры, от единого стержня, даже печатались старые католические книги на глаголице, только чтобы не пользовались кириллицей. Был ведь и такой эпизод в истории южных славян. Латиница ведь довольно поздно распространилась там.

МАРОЕВИЧ: Да, дело в том, что в католических сербских землях, в Дубровнике первоначально использовали также кириллицу. У них было такое региональное национальное самосознание. Они называли себя «дубровчанами». В поэтических текстах они называли свой язык «словинским», но в письменных документах свою живую речь называли «сербской». Потом католицизм постепенно навязывал дубровницкой культуре латиницу, а после латиницы постепенно терялось и сербское национальное самосознание. А что касается глаголицы, то она сохранялась как раз у хорватов. То есть хорваты использовали глаголицу. Но католичество постоянно давило, навязывало латинский язык, не только латиницу, а потом и местный словинский язык на латинице. Наконец-то, к сожалению, Ватикану удалось совсем убрать глаголицу. И не только глаголица, а вообще литературный язык хорватов, так называемый чакавский диалект давно не используется как литературный язык хорватов.

МАХНАЧ: Да, все очень мило получается у них на Западе — хоть где-нибудь, хоть маленький кусочек урвать. Вот и в нашей стране, поскольку православные и славянские ученые были лишены возможности высказываться, они на наших глазах сумели убедить молдаван в том, что их исконный алфавит, незаконно у них отторгнутый, — это латиница. А ведь латиница появилась в молдавском языке только в 1870 году при создании государства Румыния, многовековая молдавская литература была написана на кириллице.

Все повторяется. Но у русских и у сербов есть славное боевой прошлое, мы ведь многовековые союзники, ранее в Балканских войнах, а потом в годы Первой мировой войны. Есть масса пересечений. Можно надеяться, что наши народы будут об этом помнить, даже если мировое содружество им помешает. Приведу один пример. Когда в XVIII веке на Балканах еще господствовала Турция, по инициативе нескольких видных деятелей российского правительства, в частности сенатора Федора Глебова были приглашены все сербы, желающие поселиться в Российской Империи, сперва по большей части в Малороссии, а затем и в Новороссии, близ Черного моря. Тогда были созданы Сербские поселенные гусарские полки. В XVIII веке у нас почти все гусары — сербы. А впоследствии, в грозе 1812 года прогремели имена двух славных генералов Милорадовича и Депрерадовича. Так что есть много пересечений. Мы ведь и в Первую мировую войну были союзниками. И к концу войны, когда она печально закончилась русской революцией, сербы охотнее всех и гостеприимнее всех приютили русских беженцев.

МАРОЕВИЧ: Да, надо сказать что в истории русско-сербских отношений был такой период, наверное, до конца XVI века, когда сербы и русские принадлежали к одной культуре, к одной письменной традиции, конечно, со своей спецификой. Потом уже начался период с реформами Петра Великого, когда не всегда совпадали интересы российского государства и русского народа. А перед Первой мировой войной как раз почти совпадали интересы русского народа и русского государства. Сразу после нападения Австро-Венгрии на Сербию за Сербию заступилась не только сербская Черногория, которая объявила войну Австро-Венгрии, но сразу после того и Российская империя. Однажды в этой несчастной войне западные союзники все-таки хотели бросить сербских солдат, сербскую армию, которая через Албанию перешла в Грецию, и тогда русский император Николай Второй послал телеграмму союзникам, что Россия сразу выйдет из войны, если они немедленно не направят свои корабли, чтобы спасти сербскую армию. Конечно, сербский народ всегда помнил об этом и никогда того не забудет. Потому даже коммунистическая власть не могла искоренить память Николая Второго. Например, в музее в городе Цетине всегда был портрет Николая Второго. В Белграде есть памятник Николаю Второму. И, конечно, Сербский король Александр Карагеоргиевич приютил представителей русской культуры и русской церкви. И русская церковь, и русская культура могла считать Сербию своей второй родиной.

МАХНАЧ: И ведь первое иконописное изображение Николая Второго как мученика тоже появилось в Сербии.

МАРОЕВИЧ: Да, конечно, в Сербии создавалась и Русская зарубежная церковь. Вообще во всех отношениях это был плодотворный период влияния особенно русской культуры на сербскую.