Щучьи котлетки

«— Вы знаете Бендер как я Вас уважаю, но вы же ничего не понимаете! Вы знаете, что такое гусь? Вы знаете, что такое шейка, ножка, крылышко; Вы знаете, как я люблю гуся?
— Знаю, в Арбатове видели.»
Точно так же могу сказать про щучьи котлетки — одно из самых ярких кулинарных воспоминаний моего детства. Времена были трудные, жили мы небогато, если не сказать бедно, а матушка моя отлично умела готовить котлетки из щуки — даже рыба-фиш нашей соседки Розы Раппопорт получалась не такая вкусная как мамины, знаменитые на всю улицу, котлетки. Все соседи спрашивали рецепт, даже смотреть приходили на процесс приготовления, но все равно ни у кого такие не получались.
Но была одна проблема — щука. В наших небогатых рыбой краях она почти не водилась, а мой отец, заядлый рыбак, уезжавший на рыбалку за сотни километров, не любил ловить хищную рыбу — его кумиром был лещ.
Поэтому щука была для нас дефицитом. И время от времени этот дефицит покрывал дед Дёмин. Всего эго так звали — дед Дёмин, и никто уже не помнил его имени — Николай Федорович. Я помнил и поэтому, а может еще потому, что он рассорился со своими детьми и внуками, хотя и жил с ними в одном доме, разделенном глухой стеной, он любил меня как внука и часто баловал. Мне даже рассказывали, что на рыбалке, он ходил по берегу и выменивал щук на водку. И даже иногда выкупал их за деньги, чтобы порадовать меня.
И когда он важный такой подходил к нашему дому со своей неизменной клеёнчатой сумкой, я уже знал, что на моей улице будет праздник. Он важно присаживался на крыльцо, сумку ставил рядом и заводил неспешный разговор:
— Знаешь, Сережа, я тут на рыбалку ездил, вот возьми, поймал парочку для тебя.
И протягивал мне ручки насквозь пропахшей рыбой сумки. Я относил рыбу в дом, выкладывал в раковину, мыл сумку и завращался к деду. В мое отсутствие дед разговаривал с Пальмой, нашей дворовой собакой. Пальма была очень серьезная псина, не жаловавшая даже ближайших соседей и родственников, но деда Дёмина любила и всегда подходила к нему, клала морду на колени и внимательно слушала.
Но настоящий разговор начинался когда я возвращался из кухни и садился рядом. А рассказать деду Дёмину было что — он был, как он выражался «третьего года рождения». Да-да, того самого 1903. Он воевал и в гражданскую, и в финскую, и в отечественную. Что интересно, он почти никогда не повторялся, как это обычно бывает со старыми людьми.
А я был благодарным слушателем: слушал внимательно, переспрашивал, уточнял. И все время, пока мамуся готовила котлетки, дед Дёмин развлекал меня своими рассказами. Я еще тогда подозревал, что именно ради этих рассказов он и приходил к нам, и рассказы тоже были заранее приготовлены, как и скупленные на берегу щуки.
А когда мама выносила полную тарелку источавших невероятные запахи золотистых котлеток, мы присаживались к столу прямо здесь, на улице. На запах обязательно подтягивался кто-то из ближайших соседей, они приносил что-то свое, и через некоторое время стихийно организовывалась веселая вечеринка. Иногда, если кто-то приносил водку, засиживалась допоздна.
А потом мы с Пальмой шли провожать деда Дёмина домой к его доброй и почти совсем слепой жене.
Много воды утекло с тех пор, но я отлично помню запах и вкус мамусиных щучьих котлеток — они так и остались моим любимым блюдом, хотя повторить их за эти годы так никто и не смог.
На фото мои вчерашние щучьи котлетки.
Надеюсь, вы не подумали, что я сам их готовил? Но где взял, не скажу — пароли и явки не выдаем.