Чечет

   В недрах обрушенной снегопадом туи поселился чечет. Необитаемое на первый взгляд дерево порадовало однажды поутру появлением за слегка отдёрнутыми гардинами ветвей сонной птицы, облачённой в приличную полосатую пижаму.

   Парню, а судя по наряду это была точно не девица, уже умытому, с мокрым, зачёсанным назад чубом, что придавало ему вид служащего, не хватало только ношеных, но крепких шлёпанцев на ногах да газеты подмышкой.

   Повозившись недолго в прихожей, устроенной на нижней широкой ветке дерева, чечет соскочил с неё, как с подножки трамвая и принялся закусывать семенами,  рассыпанными давешней метелью. Птица вкушала степенно, неторопливо, подробно, не смущаясь очевидной, привычной во всём умеренности. Чечет подбирал не всякое семечко, но лишь ладные, добротные, из тех, коих минули перипетии зимы. Манеры выдавали в птице поклонника всего изящного, вкупе с отменным вкусом и рассудительностью.

  Занятый собой, хранящий молчание чечет, взывал о внимании к себе куда как более иных, чей глас сотрясал заснеженную ещё округу, отвыкшую от истерик, распрей и ссор, сопровождающих обыкновенно птичью повседневную суету. Скользя по наклонному насту, чечет удерживал равновесие, не прибегая к помощи крыльев, чем вызывал восхищение ястреба, следившего за ним исподлобья неба. Малая птаха несомненно пришлась бы если не ко двору, то уж непременно к обеду ястреба, но следить за нею оказалось куда потешнее.

- Что там с неё? - Рассуждал ястреб, оправдывая свою причуду, внезапно нахлынувшего добродушия. - Пучок перьев и боле ничего.

   Не в силах справиться с любопытством, ястреб спустился с небес на ближнее к чечету деревце, и устроившись к нему спиной, дабы не приводить в смущение, поинтересовался:
- А чего ты один?
   Чечет едва заметно улыбнулся и, загодя прощая всех и вся, ответствовал кротко, но с достоинством:
- Отстал.
- От своих? - Уточнил ястреб.
- От них. - Подтвердил чечет.
- Тяжело тебе придётся. - Посочувствовал ястреб и... улетел.

   Мы не станем теперь врать про то, что птицы сделались неразлучны. Они, без сомнения, имели с тех самых пор друг друга в виду, но лишь тем и обходились. Любопытство - не лучшее из качеств натуры, но и сочувствие без деятельного участия в судьбе, сродни равнодушию, которое делает нас жестокими, хотим мы того или нет.