Путь в точку отсчета. Глава 8

Антон плыл. Тёплые мягкие волны белой пеной кутали тело. Или это не волны? Всё равно, просто быть, лететь в этом нечто, не думая, не чувствуя, растворяясь, стирая накопленную тяжесть. Может это душа отбрасывает скорлупу тела, он теперь видит не прорехами в одежде, а настоящими глазами, глазами души? Теплая пенность слегка качала, убаюкивая. Как хорошо, как радостно, безмятежно. Больше не надо искать смысл, зачем его искать, если он здесь – во мне, вокруг, в этом спокойствии? Нет, это не волны, это облака. Сбросив наносное, стал лёгким, способным к полёту. Какие-то разноцветные знаки-фигуры возникали на пути. Антону хотелось понять, разгадать загадочное послание, оставленное этими знаками, но оно расплывалось, ускользало. Впрочем, это его вовсе не огорчало, он летел всё дальше, дальше, к новым образам. Радужный луч, возникший справа, стал вдруг закручиваться в спираль, разбрызгивая цветные струи, а следом дрожащий фиолетовый треугольник, постоянно меняющий форму. Сине-зелёный поток, превратившийся в анкх, какие-то знаки, напоминающие руны. Антон летел всё быстрей, пространство запестрило, теперь трудно было различать отдельные символы, лишь золотистый крест вдалеке, к которому нёс поток. Внезапно до него донеслись какие-то голоса:
- Сестра, сестричка, быстрее…
«Какая сестра? У меня нет сестры. Может это сестра отца, Анна Петровна? Отыскалась в этом нечто», - подумал Антон, почувствовав, что полёт прекратился.
- Быстрее, ему плохо. Не слышите что ли? Человек умирает.
- Ну-ка, разошлись по койкам. Эка невидаль, одним алкашом меньше будет.
«Почему алкашом? Кто умирает?»
- Как вы так можете? Позовите врача.
- Тебя не спросила, кого мне звать.
Пенный кокон с каким-то стоном запульсировал, выталкивая Антона из мягкого нутра. Мужчина ещё сопротивлялся, с усилием погружаясь внутрь, но удержаться не мог. Все потемнело, он рухнул вниз.
- Не суетитесь, только мешаете. Видите, я капельницу ставлю, - и уже громко, повернувшись огромным телом к свету, льющемуся из дверного проёма,
 - Анна, Анна, идите скорее, я не справляюсь, у него, похоже судороги, игла вылетает.
Сумеречная больничная палата, строй белеющих коек с копошащимися на них людьми, тусклый свет старой лампы над кроватью в самом углу. Не то сипенье, не то хрип – тяжелый, надрывный, жадный до последних глотков. Какие-то тёмные фигуры суетятся, позванивают металлом.
- Всё, - шёпотом.
- Я сказала спать. Все спать. Устроили тут балаган.
- Умер? – голос от окна.
- Спать, - прокричала дородная фигура.
Заскрипела каталка, тело перекладывали не совсем трезвые санитары. Потом кто-то собирал постель, скатывал старый матрас. В завершение в проёме показалась все та же медсестра со шприцем в руках:
- Кому тут укол, чтобы успокоился?
Обитатели палаты притихли нашкодившими детьми.
- То-то, удовлетворенно бросила в темноту и выключила пыльный светильник.
- Кто умер? – Антон с трудом разлепил спекшиеся губы.
- Ишь ты, очнулся. Как себя чувствуешь? – тощий мужичок в растянутом спортивном костюме участливо склонился над самым лицом.
Заскрипели соседние кровати.
- Может надо что?
- Пить, хочу пить…
- Это мы мигом, - у губ оказалось горлышко бутылки с минералкой.
Спасительная влага потекла в горло.
- Мужики, может, позовём кого?
- Кого ты позовёшь? Сегодня доктор Петров дежурит, наверняка уже пьяные сны в ординаторской досматривает.
- Он даже к Михалычу умирающему не подошёл.
- Да не спит он, у него роман с Катькой. В туалет ходил, а из ординаторской такие стоны!
- Хорош трепаться, к нам сюда не Катька со своими прелестями, к нам сейчас генеральша пожалует со шприцами.
- Ты как? – Лицо мужичка неожиданно вытянулось, подбородок изогнулся залихватским крючком.
- Нормально, - выдавил Антон.
- Ну и ладненько. Давайте, мужики, по койкам. Хватит на сегодня.
- А ты что, главный что ли?
- Гляди-ка, командует он. Я – человек свободный, что хочу, то и делаю. Бомжару не спросил.
- Почему бомжару? – Обиделся мужичок, - у меня квартира есть.
- Ага, коттедж двухуровневый из коробок на помойке, - хохотнул молодой голос.
- Да мне, пацаны, вообще впадлу с таким мусорщиком одним воздухом дышать.
- Заткнитесь, балалайки, спать мешаете, - грозный окрик от окна.
Антон чувствовал, как деревенеют веки, но стоило хоть на миг закрыть глаза, он погружался в какой-то водоворот. Мутило страшно. Какие-то шарики отскакивали от головы, бросая реплики:
- Забились, перетереть…
- Не, ну вижу телка и сама не против. Пришлось этому челу экспресс-пластику организовать, так, немного, чтобы отлип на вечерок.
Шарики перекатывались, обрастали багровыми лоскутами, обретая тяжесть, сливались в одно красно-черное нечто.
Сероватое утро в подпалинах двигающихся теней, металлический лязг, скрип каталок, нетерпимый запах хлорки.
- Просыпаемся, мальчики. Пьем таблетки, измеряем температурку, - молоденькая медсестра в кокетливо узкой блузке, подчеркивающей пышность форм, развозила градусники и стаканчики с лекарствами.
- Тина, вы сегодня на дежурстве?
- Прекрасно выглядите.
И вслед захлопнувшейся двери:
-Тина, Тинка, аппетитная скотинка.
Палата немного качнулась, будто испытывая Антона, буро-зеленые стены запрыгали к серому потолку. Он закрыл глаза, но подступившая тошнота вытолкнула его из скрипящей кровати.
- Куда? Куда? Тебе разрешили? – гудели вслед голоса.
После умывания стало легче. Довольно бодро прошёлся по холлу, и, обнаружив уютный уголок с мягкой кушеткой под разросшейся пальмой, обрадовался возможному одиночеству. По коридору с деловитым видом пробегали медсестры и санитарки. Все куда-то спешили, на кого-то кричали. Вскоре и Антона обнаружили в его убежище, отправив на законное койко-место.
У кровати со скатанным матрацем невольно задержался, газетка со сканвордами и старенькие очки в дешевой оправе на тумбочке. По-старчески крупные буквы, вписанные в клетки, походили на шифрограммы.
Обход, к которому тщательно готовились испуганные санитарки, с привычным ворчанием выгребая из тумбочек запрещенные пачки сигарет, прошел быстро. Доктор лет тридцати пяти в бандане, прикрывающей длинные волосы, собранные в пушистый хвост, задал несколько вопросов, пару раз ткнул пальцем в живот, спросил про головокружение и тошноту, что-то сказал медсестре и перешел к другому пациенту.
После обхода медсестры зачастили в палату со штативами капельниц, контейнерами со шприцами, какими-то бумагами. Зелено-голубая суета под металлический лязг. Процедурный кабинет, окровавленный тампон, жесткие кушетки, холод в спине от ледяных стен, изможденные лица пациентов, деловитый щебет сотрудниц. Духота коридоров, где так хочется окна и ветку с набухшими почками за ним. Но лишь решетка натяжного потолка, лишь лампы вместо солнца. 
- Кислицин, - сексуальная Тина деловито смотрела в листок назначений, - пройдемте. Вам назначено МРТ, это в другом корпусе. Одежда есть?
- Не знаю. Меня привезли, - растерялся Антон.
- Спускайтесь вниз. Я позвоню в приемное отделение, вам выдадут одежду. Ждите меня у выхода.
Оказывается, он так и не переобулся, все те же грязные мокрые войлочные ботинки отца. До нужного корпуса добрались с трудом, отяжелевшей стоптанной обуви была безразлична неловкость мужчины, не успевающего за сексуальной Тиной в кокетливой дубленке. В моменты, когда она останавливалась, поджидая пациента, презрительно поглядывая на старческую обувь, хотелось стать невидимым.
В душном коридоре, уставленном серыми кушетками, очередь. Тина кивнула на место в самом углу холла и исчезла за одной из дверей. Тихие перешептывания, топот ног вспотевшего мальчишки, нарезающего круги по клочку свободного пространства, приглушенные крики из, висящего на стене, телевизора. Очередное ток-шоу выплевывало очередные потоки ненависти. Нетерпимо хотелось на воздух, втягивать в легкие холодную бодрящую жизнь. Пусть даже приправленную горькими нотками городской отравы. Хотелось бесцельно петлять по кривоватым улочкам старого города, наслаждаясь свободой. Антон закрыл глаза, представляя полуразрушенные домики-долгожители, давно отпраздновавшие столетние юбилеи, вросшие по самые окна в бугристый асфальт. С залихватски нахлобученными шапками крыш, со следами краски на умирающем дереве стен. Он тысячу раз проходил мимо подобных домиков, удивляясь их живучести. Возможно секрет постоянства в вечной герани на подоконниках? Или в щербатых фарфоровых статуэтках на пыльной вате между рамами? Было что-то вызывающее в покривившихся резных ставенках, в увенчанных фигурными конусами столбиках ворот. Нарочитое презрение времени, превосходство мудрости. Равнодушные к суете окна, сохраняющие отбитые фигурки и кусочки нарезанной фольги. И было в этом спокойствии что-то настолько притягательное, что хотелось скрипнуть провисшей калиткой, проникнув в мир сладковатых запахов минувших веков. 
Антон очнулся от удара чем-то острым по коленям. Раскрасневшийся сорванец бил его по ногам металлической машинкой.
- Что ты делаешь? – Кислицин отвел руку малышу.
- Не смейте приставать к моему ребенку, - от противоположной стены отделилась фигура девушки модельной внешности. Маникюр, кожа, брови, волосы, грудь – всё от лучших профессионалов города, Ани научила видеть разницу. Молодая мама неспешно приближалась, не отрываясь от экрана смартфона. Но постреленок был уже в другом конце коридора. Ухватившись руками за ствол искусственной пальмы, забирался в цветочный горшок. Какая-то пожилая женщина поймала этого потомка обезьян за секунду до обрушения на него всей этой флористической композиции. Постреленок тут же вырвался из рук спасительницы и отвлекся на копание в какой-то сумке. Он с деловитым видом вынимал бумаги и разбрасывал по полу, пока хозяйка этой сумки, бесцветная женщина в серой неприметной одежде, что-то шептала своему собеседнику – грузному пожилому мужчине, нервно теребящему носовой платок.
- Да что же такое? Уймите, наконец, своего безобразника, здесь больные люди, - не выдержала солидная дама в старомодной шляпе.
- А больные, так и сидите дома, - невозмутимо ответила девица, вернувшись на свое место у стены.
Бесцветная, наконец, заметила разграбление собственной сумки, отпустила руку мужчины и стала собирать бумаги с пола. Антон кинулся на помощь. Большинство листов, исписанных невероятными каракулями, были отмечены медицинскими штампами и печатями.
-Спасибо, - прошептала женщина, подняв глаза с линзами слёз, - папины обследования. Онкология.

Дверь распахнулась, и нерадивой матери вынесли какой-то пакет. После ухода этой парочки стало заметно тише. Антон опять закрыл глаза, но видения не возвращались. В голове забилась тревога за отца. Он прислушивался к тихому диалогу отца и дочери. Женщина уговаривала отпустить страхи, перестать бояться, просто закрыть глаза и выдержать процедуру достойно. У мужчины заметно дрожали руки.
Наконец появилась Тина.
- Кислицин, - крикнула она на весь коридор, - сидите, ждите, будет пауза, вас примут. Сегодня много платных пациентов.
Перекинувшись несколькими словами с девушкой на ресепшен, заспешила в своё отделение. 
 - Петелькин, пройдите, - крикнули из-за двери.
Нервный мужчина рывком поднялся, постоял немного и опять опустился на кушетку.
- Папа, ну ты сможешь, я верю, - серая женщина почти плакала.
- Не могу дочка, не могу. Это как оказаться в гробу, понимаешь?
- Закрой глаза. Просто закрой глаза.
- Хорошо, я попробую, - мужчина, пошатываясь, пошёл в кабинет.
Дочь застыла, лишь губы что-то неслышно шептали. Но уже через несколько минут отца вывели в холл.
- Не смог, - рыдал он. Женщина тихо гладила его по голове.
- Вы уже делали МРТ? - обратилась к Кислицину дама в шляпе.
- Нет. В первый раз.
- Не все могут, - вздохнула она обречённо.
- Почему? Больно?
- Нет, хуже. Клаустрофобией не страдаете?
- Не замечал.
- Тогда вам легче. Впрочем, сами всё поймете, пугать не буду.