Отрывок 18 из повести Счастливый глобус

С трудом постигалась наука разбираться в людях. Не всё укладывалось в голове наивной  девчонки, то и дело срабатывало правило толпы: «Все ведь так считают».
Смотрела на некоторых сверстниц и на тех, кто  был постарше, и какое-то время готова была соглашаться с мнением других: именно дорогое  шмотьё и понты, наверно, и  определяют авторитет и лидерство. Но всё чаще убеждалась:  как-то не вяжется это превосходство и внешняя милота  школьных «королев» с их курением в подворотне, то есть с обманом родителей, с щедрым навешиванием ярлыков, с бойкотами и сплетнями.
Уже тогда знала: законы настоящего школьного братства должны ограждать однокашников  от зависти, от подлости, от неприятия  чужого своеобразия.
 Став учителем, никогда не мирилась с тем, что нынче называют модным словом «булинг». Может, это и не соотносится с сущностью человеческой природы, с логикой общественного неравенства, но до сих пор считаю: одноклассник не может, не должен предавать, подставлять, оскорблять, унижать. Табу - бить своих словом, ранить поступком.
«Свой», «наш» - местоимения из далёкого уже  советского времени, но у меня, ребёнка той непростой эпохи, никогда не возникало желания поменять СВОЮ страну на какую-то другую или иронизировать по поводу НАШЕГО счастливого школьного прошлого.
Кто-то подумает про издержки советской идеологии, а я  благодарна пионерскому и комсомольскому времени , своему окружению за науку понимать мир , себя, за помощь в выборе нужной жизненной тропинки.
Вспоминаю  полюбившийся многим фильм Владимира Меньшова «Розыгрыш», герой которого Олег Комаровский, оказавшись у одноклассницы Таи в гостях, произнёс в её адрес: «А ты ничего!» За неспособность лгать так называемая «элита» класса  прозвала девушку «юродивой». Зрители знают, что Комаровский оказался в доме Таи  не случайно - была корыстная цель, но сама фраза какова!
 Общаясь в домашней обстановке, Олег осознал: Тая- искренний, светлый, добрый человек, способный прощать чужие ошибки и мерзкие поступки.
Явился   в гости , имея шкурный интерес, а ушёл, поняв, что общественное мнение и сущность человека- разные вещи.
Все знали: у Валентины Фоминичны Минькиной была довольно высокой планка требований к ученикам. После уроков она терпеливо обходила квартиры воспитанников, добиваясь того, чтобы мы своевременно и добросовестно выполняли уроки, читали газеты и книги, не болтались без дела по улице.
Как-то, увидев на моём школьном платьице голубой гипюровый воротничок , она  строго сказала:
-Отпарывай,Елена, эту красоту! Воротничок должен быть белым!
-Неужели я стала хуже учиться  , выбрав другой цвет?- робко пыталась ей возразить.
-Нельзя! Форма есть форма!
«Так надо!»- эту железобетонную фразу она повторяла мне несколько дней подряд, добившись-таки выполнения общепринятого требования.
Тогда я думала о въедливости,  о дотошности учительницы, сердилась на её непримиримость и жёсткость.
 В один из приездов в Заполярный увидела Валентину Фоминичну в  продуктовом магазине. Она словно помолодела и похорошела. Не шла-летела. С блеском в глазах, задыхаясь от переполнявшей её радости, коротко рассказала о внезапной своей влюблённости.
Я была ошарашена такой степенью доверия и услышанным. Смотрела на учительницу, которую все привыкли считать строгой, требовательной, державшей дистанцию, и не узнавала. Передо мной стояла счастливая и трогательная женщина.
Так что в который раз убедилась: мнение о человеке складывается из мозаики собственных впечатлений.