Над судьбой. Том первый. Глава десятая

 

Сытость медленно растекалась по телу. Растянувшись на мягких шкурах, Платон с интересом смотрел на закат  сквозь дымовое отверстие вигвама, рассуждая о превратностях судьбы. Неожиданно вспомнился случай с побегом Чингиз-хана, а в те дни всего лишь  Темучина, из рабства.

Будущий повелитель Вселенной, благодаря отличному здоровью, просидел в густо поросшем камышом озере несколько суток. И лишь когда отчаявшиеся отыскать беглеца татары вернулись в свои стойбища, он выбрался из убежища. Его обнаружил старый татарин, но не выдал, восторгаясь подвигом юного монгола. «А если бы предал, – спросил себя  Громов, - куда бы повело историю?»

«В принципе, - размышлял Громов, -  дата нападения британцев на шауни, кроме Гумилёва никем не обозначалась. А если на самом деле бойня состоялась не 30, а 31 числа. Или,   хуже того, 1 ноября? Шауни ждать не станут и прикончат меня завтра же утром.

Конечно, если рассуждать абстрактно, переброска в прошлое Пророка, которым я   по сути дела и должен стать, проходила далеко не просто.  Высокий Ворон, несмотря на наивысшую степень готовности, так и не смог преодолеть толщу времени и пространства. Пожалуй, в моём положении              не   стоит  отчаиваться.  Всё в руках божьих. Ну, в смысле Гичи-Маниту. Будем торопиться не спеша».
 
                ***               


Углубившись в лес, алгонкины быстро нашли подходящую поляну, расположившись  на берегу речушки в ожидании рассвета…   
 Над горизонтом показался край огненно-красного диска.
— Пора! — тихо сказал Текумсе. И губы тут же зашептали. — О Гичи-Маниту…


В тот миг, когда дух вождя уже вышел из тела Петра Быстрова, он услышал визгливый крик. Низкорослый кривобокий мужичонка в форме лесника, направив им в спины охотничью  двустволку, прокричал: «Стоять! Руки за голову!»

 Пророк успел выхватить «ТТ» и нажать на спусковой крючок. Лесник тоже выстрелил, попав в плечо. Текумсе видел, как теряя кровь,   Высокий Ворон  упал, в траву, что-то шепча. Перед вождем простиралось бесконечное нежно-голубое небо…

                ***               
Дух Текумсе вошел в тело Зоркого Сокола: молодого воина, уже заслужившего уважение и признание среди соплеменников. Вождь готов был составить чёткую программу подготовки своего народа к суровым испытаниям и немедленно приступить к её реализации.
Боевой опыт и знания генерала Быстрова давали немало преимуществ. Необходимо было срочно донести до людей весть о страшном ударе британцев, который может случиться в любой час.

Но когда появился Пророк, Текумсе просто растерялся. Необходимо было спешить, но прослыть сумасшедшим, совершив ряд ошибочных действий, не составляло большого труда. На одной чаше весов расположились его место в иерархии племени и дальнейшие перспективы социального статуса, на другой – жизни конкретных людей.

Приходилось маневрировать, памятуя старую большевистскую установку: «смерть одного человека – большое горе, смерть миллионов – статистика!». Выждав, когда торжище немного успокоится, он, оценив риски, решил пойти на прямой контакт с Пророком.
 

 ***               

Кусок кожи, прикрывающий вход в вигвам, отлетел в сторону, воины, охранявшие Платона, с уважением отошли на несколько шагов.  И в жилище, бесшумно ступая по шкурам, вошёл совсем ещё юный воин. Властный  взгляд, гордая осанка, печать глубокого ума на челе: Платон был уверен, что знает этого человека. Воин неспешно расположился рядом с Громовым и по-русски тихо, почти шёпотом сказал.

- Большинство приняло тебя за умалишённого, остальные за лазутчика. Все говорят, что если бы духи прислали вестника беды, то он обязательно был бы краснокожим. От белых людей шауни добра не ждут. Надо срочно что-то делать!
- Ты Текумсе? – твёрдо взглянув в глаза индейца, спросил Платон.
- Да, я прибыл сюда лишь за несколько часов до тебя, моё имя Зоркий Сокол. Но что же нам делать, как убедить их в том, что ты прав?   

- Текумсе, - Громов взял воина за руку, - как только загремят первые выстрелы, всё быстро встанет на свои места. Многие потеряют голову.  Но не мы. Надо будет срочно возглавить сопротивление и лучше нас с этим не справится никто. Я буду ждать тебя.
- Я сделаю так, как сказал ты, - Текумсе с почтением кивнул головой и бесшумно удалился.


***

Громов впервые за долгие часы пребывания у шауни смог расслабиться. Накинув на себя меховое одеяло,  он почувствовал непреодолимое желание заснуть. Вскоре его охватил ровный, глубокий сон.


Разбудил Платона взрыв огромной мощи, донёсшийся со стороны нависающей над селением скалы. Мгновенно вскочив на ноги, он ринулся к выходу из жилища. Охранявшие его воины тут же метнулись наперерез. Платон стал горячо объяснять им, что самое худшее уже произошло. Но, похоже, они ни слова не понимали по-английски.

 В этот миг Громов в сполохах взрывов увидел бегущего к нему Текумсе. Сказав воинам несколько резких слов,   молодой вождь тут же обратился к Платону.
- Час беды настал. Теперь всё будет решать быстрота наших действий
 
 ***               

Огненный шар солнца медленно опускался за холмы на западном берегу Отца Рек. Полумесяц еще не успел осветить своим бледным светом всю глубину неба, но его серебристое мерцание уже растворялось в безбрежных водах могучей реки.


Охмелевшие, усталые люди ложились спать. Но не до сна было молодым, как долго ждали они этой ночи!


 Только отблески лунного свечения выхватывали из полумрака стремящиеся навстречу друг другу тела. Их кожа сама излучала сияние, такое, как у речной струи, как у зеленых листьев деревьев. Они были движимы лишь могучим желанием, которое овладевает всем живым: животными и растениями.

Волна испепеляющей страсти и еще неиспытанных чувств захлестнула их; окружающий мир исчез в неосознаваемой  бесконечности пространства.
Они задыхались от нежности, будто заклинания шепча заветные слова.
— Ты муж мой, Быстрый Ястреб. Я люблю тебя.
— Я люблю тебя, жена моя.


Нежная девичья кожа обжигала жаром. Воин чувствовал каждый изгиб ее молодого манящего тела, оно таяло в его ладонях.
Руки и ноги сплелись, сознание поглотил поток неистовой радости, и глубочайшее наслаждение пронзило их насквозь.


Ночной Цветок склонила голову на плечо воина и нежно, словно боясь, стала гладить его лицо; мужественное, красивое. Гордый, сильный воин; сколько Больших Солнц прошло с тех пор, когда она впервые с вожделением бросила на него   отрывистый взгляд? Сколько бессонных ночей провела она в мечтах об этом дне? И вот  её муж здесь, рядом с ней.

И вновь эта неуправляемая жизненная сила толчками погнала по жилам кровь. Они будто провалились в бездну невообразимого удовольствия, и, казалось, нет  и не может быть в мире ничего, что могло бы помешать их беспредельному счастью. Слезы текли по девичьим щекам: «Нет, эта ночь не кончится никогда!»

В этот миг, совсем рядом, послышался страшный грохот. От стоящей на окраине селения скалы оторвалась громадная глыба и, разлетаясь на бесчисленное множество кусков, обрушилась на жилища, убивая и хороня под собой сонных людей.

 Тут же со стороны реки раздался орудийный залп. Вигвамы, изготовленные из шкур и дерева, быстро загорались от разрывающихся гранат, выбегающие из жилищ задыхающиеся от дыма, алгонкины сразу же попадали под картечь бьющего по селению брига.

Всеми овладела паника: люди, лошади, собаки метались в разные стороны, ища спасения. Но везде их подстерегала  смерть.

Пробив оленью шкуру и окончательно потеряв скорость, большой камень ударил Быстрого Ястреба в бедро. Прихрамывая от боли, воин выскользнул из вигвама, внимательно вглядываясь в разрезаемую сполохами огней ночную тьму.

«Это британцы, — мелькнуло в сознании, - те самые, о которых говорил    странный пришелец».  Сам воин никогда не видел кораблей и пушек. Но многие из тех, кто сражался   против королевских солдат на Великих Озерах, часто говорили об этом страшном оружии.

Жилище молодых находилось вдалеке от реки, ближе к лесу, его чудом не завалило камнями. Шауни сразу понял все: враги взорвали скалу и с брига бьют по селению. Обстрел не продлится долго, главное для неприятеля — посеять панику. Затем вперед пойдет пехота или конница добивать потерявших управление людей.

Не на каждого шауни  противник припас бомбу или гранату, а картечь не пугала воина — бриг находился далеко. Вигвам стоял на окраине, и Быстрый Ястреб принял смелое решение; вместе с женой он набросил на себя все имеющиеся в жилище шкуры, ставшие преградой для падающей на излете картечи, и распластался под ними.

Орудия быстро замолчали и индеец, откинув шкуру, закрывающую вход в жилище, приготовился к бою; было поздно искать вождей, куда-то бежать. Огонь пожарищ освещал окрестности, и из темноты выступила солдатская шеренга, от реки до самого леса,  надвигающаяся на селение.

Одну за другой стал выпускать шауни стрелы, прячась в ночной темноте. Он видел падающих солдат, слышал их крики и стоны. Сердце обжигала радость; его народ сражался.

Вражеский строй неумолимо приближался, воин приготовил для броска копье. Встав в полный рост, он метнул свое грозное оружие и пробитый насквозь британец неуклюже вывалился из ряда.

Но   тут же шауни настигла пуля, раненый в живот он упал навзничь.

Поправив за поясом большой нож, Ночной Цветок двумя прыжками преодолела расстояние, отделяющее её от супруга.  Боль исказила   лицо, но  плакать было некогда:  над мужем витала смерть. Разорвав одежду, она перевязала рану, надеясь остановить кровотечение. Воин лежал без сознания, но сердце билось.

Втащив Быстрого Ястреба в вигвам, женщина стала срочно готовить отвар из трав; каждое мгновение решало всё. Происходящее за пределами очага не имело никакого значения. Она не слышала выстрелов, не видела  солдат, повсюду сеющих смерть; ее муж умирал.

Вдруг кто-то с силой отбросил шкуру,  прикрывающую вход в жилище и в вигвам тут же  ворвались бледнолицые. Их было четверо; волонтеры, добровольно примкнувшие к армии, торопились в поход, чтобы поживиться.

 Регулярные части еще вели бой, а они уже рыскали в поисках не снятых скальпов. «Состричь клок волос с  краснокожего» где-нибудь в лесу, конечно, хлопотно. Но среди завалов из трупов, отчего бы и не потрудиться.


Вперед выдвинулся огромный рыжеволосый детина. Белесые, навыкате, глаза  хищно  смотрели по сторонам. Увидев молодую красивую дикарку, он оскалил зубы. «Какая удача, до чего хороша, редко встретишь такую в этих забытых Богом местах. Ну, сейчас мы увидим, какова она в деле», — подумал волонтер.

Предвкушая удовольствие, он сощурил глаза, отчего рябая, в оспинах, кожа покрылась морщинами. Ноздри Рябого раздулись как у лошади. Жадно втягивая в себя воздух, он шёл на запах.

Быстро набросив на мужа кожаное одеяло, Ночной Цветок забилась в угол, надеясь на чудо. Бледнолицый подошел вплотную и коротким ударом сапога опрокинул ее. Затем он выхватил из-за пояса пистолет, откинул одеяло и с презрением посмотрел на умирающего туземца.

 Ещё раз, обведя взглядом вигвам, он поднёс ствол прямо к сердцу своей жертвы и нажал на спусковой крючок. Быстрый Ястреб судорожно дернулся, издал последний стон. Рябой деловито пнул труп ногой и оскалился, довольный своей работой.

Широко раздвинув руки, он стал вразвалку приближаться к женщине. Остальные волонтеры медленно шли за ним. Похотливые ухмылки скользили по лицам.

Ночной Цветок быстро оправилась от шока. Убийца! Это огромное рыжеволосое существо убило ее мужа и приближалось к ней. Великая ненависть пылала огнём, дотла сжигая чувство самосохранения. «Умри же, бледнолицая собака», — прокричала она и, выхватив из складок платья нож, вонзила его в горло врага.

Хрюкнув от неожиданности, как кабан, Рябой с удивлением посмотрел на женщину. Потом, схватившись слабеющими пальцами за рукоятку, он выдернул нож и отбросил его в сторону. Захлестала кровь, заливая все вокруг.

Постояв еще мгновение, он сделал шаг вперед и всем своим огромным весом обрушился на пол жилища. В его белесых глазах не было ни страха, ни боли. Одна пустота!

Несколько резких ударов повалили женщину на пол. Враги долго били её ногами, оглашая вигвам нечленораздельными звуками,  упиваясь  видом окровавленной, обессилившей жертвы. Она лежала на животе, не имея сил даже пошевелиться. Один из бледнолицых взял в руки длинноствольный охотничий оленебой и направил его жертве прямо в затылок.


Но  другой волонтер отвел ствол в сторону и, выхватив нож, разрезал на женщине кожаное платье.

Липкие, потные руки, слюнявый рот, незнакомый, тошнотворный запах; она никогда не сможет забыть этого. Бледнолицые торопились; их было трое.


***   

Просвистев в воздухе, большой охотничий нож почти по самую рукоять вошел в спину одного из волонтеров. Падая,  он  попытался судорожно ухватиться за висевшую в вигваме рыбацкую сеть. Но толстые, короткие пальцы сжимали лишь воздух. Завалившись на спину, британец  еще сильнее вогнал лезвие в тело.

Второй волонтер мгновенно выхватил пистолет.  Но младший брат Быстрого Ястреба Меткая  Стрела двумя прыжками преодолел  разделяющее их расстояние.  И коротким  взмахом боевого топора разрубил снизу доверху гортань и челюсть врага. Последний бледнолицый был повержен ударом томагавка в затылок.

Отшвырнув тело врага в сторону, воин склонился над неподвижно лежащей женщиной. Жизнь еще теплилась в её  истерзанном теле. Срезав скальпы с трупов, шауни перебросил Ночной Цветок через плечо и устремился в сторону взорванной скалы.

Но беспощадная пуля нашла свою цель. Как и сотни других  краснокожих, в эту ночь молодой воин Меткая Стрела, ценой своей жизни спасший жену брата, вознёсся на Заоблачные Поляны Охоты.

***

Пробиваясь сквозь огни  пожарищ,  Текумсе и Громов примчались к вигваму  Великого Вождя.  «Надо отходить к взорванной скале, - сквозь пушечный грохот кричал Текумсе, -   прорыв в лес - единственное спасение. Так велят духи. Мы должны поверить посланнику!»

Вождь Расщепленный Дуб находился в шоке. И Громов понял это с первого взгляда. Текумсе мгновенно уловил мысль Платона.

- Великий Вождь, - обратился он к старцу, - позволь повести воинов в бой!   
- Веди! – твёрдо ответил Расщепленный Дуб, - и пусть духи помогут тебе.

Под непрерывным ружейным огнём лучникам удалось организовать внешнее кольцо обороны и прижать к земле засевших на скале волонтеров. Понеся первые же  существенные потери, солдаты залегли. В рукопашную никто не рвался. Ради чего?

Используя возникшую заминку, индейцы под прикрытием лучников ринулись вверх по скале. Расстреливаемые в спины, они, не считая потерь, ворвались в ряды волонтеров. И  быстро смяли заслон.

Через проломы на взорванной скале шауни стали отходить в лес. Женщин, детей, стариков выводили первыми, раненых выносили на руках. Этот непрерывный поток из человеческих тел стал   огромной единой мишенью.

Солдаты, не целясь, стреляли в упор и, одурманенные кровью побоища, с неистовством хищных зверей убивали безвинных, беззащитных людей. Казалось, уже ничто не сможет остановить полной гибели племени Бурого Медведя.

Но в это время с высоты небес донёсся огромный мощи гул, переходящий в страшный рёв. Длинный огненный хвост разрезал утренние сумерки и громадный, нестерпимо яркий шар ударился в вершину Большой Горы.

Раздался неимоверный грохот, и ослепительный поток огненных брызг накрыл собою округу. Тут же занялся пожар. Вековые деревья загорались,  будто сухая прошлогодняя трава.  Стало светло, как днем.

Ветер подул к реке, и едкий чёрный дым накрыл позиции бледнолицых. Спасённые чудом, шауни уходили через лес к озеру.  В воде они надеялись укрыться  от бушующего пламени.

Платон ещё раз внимательно посмотрел на место взрыва.  «Ни один из источников, - с тревогой подумал он, - не указывает на данный факт. Если бы он имел место, то, без сомнения, был бы зафиксирован. В первые же сутки моего пребывания у шауни события принимают неожиданный оборот.

По сути дела, прошлое становится  будущим: неведомым и непредсказуемым.  Что ж, надо хорошо изучить место взрыва и ещё лучше подумать какую пользу можно извлечь из этого обстоятельства».