Книжный знак Виктора Фомина

В свое время я моему замечательному другу-товарищу и однокурснику Виктору Фомину,
встреча с которым, во многом по существу определила весь сюжет книги моей жизни,  по его просьбе нарисовал книжный знак для его библиотеки.
Странное дело, когда теперь кануло и минуло много и всякого, я глядя на этот книжный знак всякий раз размышляю о том, что же заставило меня  нарисовать на нем такую знаковую вещь, как сломанная стрела. Его ли это была просьба. Я ли это сам придумал.
Тем более, что это было еще в ту пору, когда радуга планов и грез ярко гнулась вся в переливах красок и над его и моей головой.
И вглядываясь в жизнь этого незаурядного парня из простой семьи, дружелюбного и во всем обязательного, и на этот книжный знак, всякий раз я об этом думаю.
А жизнь его была не так продолжительна, и далеко не так благополучна и ровная, как бы этого хотелось.
Она у него сложилась именно подобно этой сломанной стреле.
...
Что же до его биографии, то в лучшие годы своей молодости (молодости!) он работал в Новосибирске начальником отдела снабжения более чем знакового  в нем завода — «Сибсельмаш», который и в моей судьбе оставил заметный след — будучи студентом дневного факультета, я несколько лет в общежитии этого завода, живя там (у института своего общежития не было) работал в нем же в ночную смену вахтером.
...
Нарисовал я ее ему в самом начале 80-х. Вытравил же его в металле цинкограф ГИПП «Алтай» (сам же я тогда к Алтайской правде» еще никакого отношения не имел) Валера Пирогов, по просьбе работавшего вместе со мной в АНИТИМе  замечательного алтайского художника, книжного графика и автора большого числа книжных знаков и по существу в этом деле первого в крае мастера в этом деле — Рустема Александровича Прохневского.

НЕНАПИСАННАЯ ПОВЕСТЬ

Ах какой же широкой была нашей жизни река,
По которой с товарищем-другом неспешно мы плыли...
И лежала на каждом весле тогда твердо рука
А теперь что от лет тех осталось? Одни только небыли-были.

Но какой же тогда из видения прошлого взять нам урок?
И какие о том, что давно истончилость, вести в сотый раз трали-вали?
На земле ведь всему, абсолютно всему есть, отпущенный срок.
И в душе оскудели запасы былые и радостей и печалей.

И опять, глядя в день суеты, так подумаешь,  что же из лет тех нам взять,
Где волненья широкой реки, оскудев никакой уже страстью с отвагой не дышат.
Повесть что ли о том, что когда то смеялось и плакало взять написать?
...
Да она, дорогие мои уже что-то не пишется.

https://ok.ru/profile/459972409179/statuses/154631931147099