Цыганское отродье. Гл. 1-2

                Глава 1
     Они объявили перемирие, едва увидев друг друга: Большая Нюра и маленькая Ритка. Да, именно так: войны еще не было, а перемирие было необходимо. Они поняли это, едва скрестив взгляды.  До того, как Ритка Нюру  увидела, она думала, что Большая Нюра - это такая большая женщина, и где-то есть Малая Нюра. Все оказалось гораздо скучнее. Большая - это была фамилия. Почему бездетная, странная, нелюдимая Нюра, единственная близкая родственница отца согласилась на такой эксперимент, можно было только гадать. Отец Рите намекнул: это - разовая акция, Рита. Не вздумай мечтать, Рита. Ты, Рита, недостаточно хороша, чтобы каждое лето ездить в деревню. Рита не уставала удивляться глупости взрослых. Сама она давно поняла: ничто хорошее в  жизни не повторяется дважды. Повторяться регулярно могут только гадости. Поэтому туманные намеки родителя выглядели столь же неуместно, как если бы отец сказал: "Дочь, тебе это не понравится, но дважды два равняется четырем. И даже не мечтай понапрасну, что это может быть пять".
     Как ни странно, первый деревенский месяц прошел вполне спокойно, тем более что обе они стремились держаться подальше друг от друга. А еще был ПОГРЕБ - волшебное место, гордость Нюры. Дом ее,  самый большой в деревне, стоял в стороне от остальных. К нему примыкал сад и  внушительный двор с остатками сараев для скота. Вот под двором-то и располагался знаменитый погреб. Он всегда был большим, но в эпоху раскулачивания его расширили, вырыв несколько длинных ходов и даже построив ложные стены. Тайные ходы были скрыты полками или завалены старыми ящиками, а за стенами из потемневших от времени досок были пустоты, в которые когда-то прятали зерно от отрядов продразверстки. Возможно, это спасло немало жизней бывшим владельцам и их семьям в лихое голодное время. Сейчас это все принадлежало Нюре. И, конечно, она не могла не похвастаться перед Риткой, тем более что центральная часть погреба была превращена ею в уютное альтернативное жилье. Под самым потолком, на витом проводе висела мигающая лампочка, а  вдоль стен прилепилась старая мебель. Полки были плотно заставлены банками с соленьями и прочей едой, а на одной, самой длинной стояли в ряд любимые книги Нюры - дамские романы, отреставрированные изолентой. Перечеркнутые  черными жирными полосами, книги при этом выглядели так, словно были подвергнуты неизвестному зловещему ритуалу. Все вместе взятое напоминало подготовку к катастрофе, в которой должно было погибнуть все человечество, кроме Большой Нюры. Ритка часто мысленно рисовала эту картину: наверху бушует ядерная война или нашествие инопланетных монстров, а в погребе сидит Нюра, читает роман "Дикая Маркиза" и хрустит  солеными огурцами, доставая их рукой прямо из банки.
    Но все изменилось в один день. Большая Нюра сдерживалась из последних сил, и это было очень, очень заметно: когда она злилась, то, во-первых,  закусывала нижнюю губу и становилась похожа на кролика, и, во-вторых, начинала перетирать мокрой тряпкой все, что попадалось на ее пути. С самого утра свирепый кролик носился по дому, размахивая тряпкой и бормоча проклятья. Доказательства вины Ритки были, мягко говоря, косвенными.  Эти слова вместе со словами "отсутствие мотива преступления" сами всплыли в памяти. Воспитание, которому Ритка подвергалась с рождения, предполагало, что знания о жизни она должна добывать сама. Родители же существуют для другого: их задача - держать в узде и карать за грехи. Мозг Риты в этих условиях перешел в режим самообучения. Она знала многое из того, о чем взрослые даже не подозревали. Рита не была вундеркиндом в привычном смысле слова: не играла в шахматы в три года, не исполняла Бетховена в четыре  и не решала задачи по высшей математике в пять. Но зато в своем небольшом возрасте Рита умела грамотно анализировать события и делать правильные выводы. К тому же она отработала до совершенства технику подслушивания чужих разговоров. Ее недетский ум, как компьютер, восстанавливал ткань разговоров по отдельным словам или  их обрывкам. Благодаря этому, несколько визгливых придушенных звуков, которые долетели к ней из теткиной спальни, Ритка легко составила в два предложения: "Черт ее послал на мою голову. Цыганское отродье". Это была личная Нюрина версия. Никаких доказанных цыган в роду по маминой линии не было. Родилась она в Сибири, в небольшом селе, стоящем на берегу "Великой" как любил выражаться папа, реки. Когда Ритка услышала слова "Цыганское  отродье", она, смотревшая не так давно нашумевший сериал,  глубоко задумалась. Представить себе цыганский табор, дошедший почти до полярного круга, было непросто. Зато другая картина довольно легко возникала в ее воображении: Это были Белые Ходоки, разряженные в цветастые многослойные юбки и ожерелья из монет. Маленькие босоногие Ходоки бежали впереди табора  и пели: "Ой, на-на..!" Ну, допустим,  - думала Ритка, - допустим, что они не замерли по пути, и приперлись в Сибирскую деревню в сорок градусов мороза.... Что дальше? Подбросили своего ребенка, чтоб испортить маминой семье генетический код и повлиять на наследственность? Но цыгане не подбрасывают детей, они их воруют. Мысль зашла в тупик, и вывод был оставлен прежним: тетка врет.  Наследственность идет кривыми путями. Отцу, например,  часто говорили, что он - вылитый поэт Маяковский. Папа был очень красив, мама - тоже и, казалось бы, природа имела все шансы  создать из Риты абсолютный шедевр. Однако результат получился "не ахти", и родители, судя по всему, были разочарованы. Рита никогда особо не обольщалась по поводу их отношения к себе, но следующие слова тетки пробили даже ее нехилую психологическую защиту: "Ведь не хотели они ребенка, так чего было рожать...  а потом запричитали: ах, ох... какие были дураки...  мы уже не такие молодые... у нас работа... на кой нам это надо... жили бы для себя... Ну, так сдавайте ее в приют, если никому не нужная,… а я  в няньки не нанималась!"
        И вот, наступил день "Икс". Нюра, счастливая, с горящими глазами, притащила во двор шевелящийся мешок и выпустила из него Петрушу - красивого самовлюбленного петуха. Редкая в этих краях расцветка – почти черное туловище с радужным нефтяным отливом, белые чулки и пурпурный гребень  сразу привлекли к петуху всеобщее внимание. Его красота была соразмерна с красотой известной артистки, чей выгоревший плакат был прибит гвоздями к стенке сарая. По количеству же комплиментов, отпущенных в его адрес, петух кинозвезду значительно опережал. Не было ни единого человека, который бы прошел равнодушно мимо такого совершенства. Слова: «красавец», «гусар», «ух-ты-мужик» и даже «прям-Майкл-Джексон» сыпались на него, как из рога изобилия.  Самой странной Рите казалась похвала: «Какая красивая птица», сказанная случайным прохожим. Рита петуха птицей не считала, потому что он не умел летать. Об этом она заявила во всеуслышание в первый же день. Возможно, петух чувствовал ее неуважение, но это была нелюбовь с первого взгляда, означавшая начало войны. Однажды, легкомысленно забыв о Петруше, Ритка выскочила во двор и помчалась к калитке. Петух по своему обыкновению, дав ей, возможность удалиться от двери, вылетел навстречу. Запутавшись в собственном сарафане,  Ритка растянулась во весь рост в середине двора.  Петруша,  снизив скорость, приблизился к лицу жертвы и посмотрел ей прямо в глаза, но, словно наткнувшись на невидимую преграду, развернулся и помчался прочь. Не веря своей удаче, Ритка поднялась и попятилась к калитке, не сводя взгляда с петуха. Тот стоял в тени навеса и наблюдал за ней издали, часто перебирая ногами и сверкая темными бусинами глаз. Вечером она услышала истошный крик тетки Нюры. Петух лежал в сарае, без движения, распушив крылья и закрыв глаза. Утром ему стало лучше, однако супер-петух перестал выполнять свои прямые обязанности: он больше не голосил по утрам, не дрался с соперниками и не топтал кур. По непонятной причине, виновницей этой внезапной болезни тетка посчитала  Риту: "...Цыганское отродье".  Это было прекрасным поводом избавиться от нее. Через несколько дней за Риткой приехал отец, и вскоре они уже шли по желтой вечерней дороге к электричке. Они не видели, как Нюра достала из печного нутра тугой травяной пучок, как подожгла его, как трава начала тлеть, не загораясь. Не видели, как Нюра стала обметать белыми клубами дыма стены, пол, окна и собственную одежду, шепча: "Ишь, ты...  глядит она на меня... гляделками не доросла... я тебе не петух, Чертово семя... " Жаль, что Ритка ничего не слышала - это могло стать богатой пищей для ее дальнейших размышлений.   
       И, вот тут, Ритке повезло: родители решились оставить ее под присмотром  старенькой соседки - продвинутой бабушки Анны Ильиничны, у которой Ритка и прежде пережидала вечера. Старушка эта была известна на весь район тем, что как-то громко поссорилась с полицейскими. Причина была неизвестна, но многие слышали, как она кричала с балкона: "Вот вы у меня где!" - и вроде, по не уточненным данным,  даже вывалила на полицейских мусорное ведро. Бабушка категорически отказалась жить с детьми, приказав, чтобы они обеспечили ей счастливую старость. Это выражалось в том, что в квартире у Анны Ильиничны стоял современный компьютер, на котором она раскладывала пасьянсы, а на стене висел огромный телевизор. В дополнение к этому, внуки по первому требованию, доставляли  ей все сериалы, которые она только могла пожелать. А желала бабулька, всю  жизнь проработавшая в прокуратуре, детективы и сериалы про продажных политиков. Во время просмотра она азартно восклицала что-нибудь вроде: "Уж я-то бы им хвост прижала! Уж меня-то бы они не купили !!!" Ее глаза, увеличенные толстыми линзами очков, сияли уверенностью в победе. Иногда, в порыве страсти, бабулька показывала в телевизор острую коричневую фигу и стучала по полу именной тростью с серебренным набалдашником. Рита была совершенно очарована ею и какое-то время мечтала стать прокурором. За недолгий период их странной дружбы Ритка прошла экстерном краткий курс юридических и пограничных с ними знаний, куда входили уроки нецензурной лексики, рассказы о судебных процессах и тюремные истории. Иногда Рите казалось, что соседка провела свою жизнь не в прокурорском кресле, а в тюремной камере; и что она испытывает непонятную симпатию ко всем тем, кого отправила за решетку. Одна из историй особенно врезалась в память Ритки.
    Как-то, после очередного сериала про маньяка-убийцу Анна Ильинична разговорилась: "В моем родном городе был один учитель. Все его знали - городишко маленький, школа одна-единственная… Заметный  был мужчина, а преподавал малышне всякую географию с ботаникой да физкультуру. Очень детей любил. В школе на него молились - собрал школьный музей, учил детей фотографировать, ездил с ними в велосипедные походы. С ночевкой, да... Сам выбирал место, приезжал заранее на машине - привозил палатки, готовил все к  приезду ребятишек. Вечером, у них было заведено - костер, песни под гитару. А потом все пили чай - с полезной травой (он очень травами увлекался). После этого чая дети спали, как убитые. А учитель садился на велосипед и ехал в другое место, которое накануне высмотрел, и где разбил палатку одиночный рыбак... или парочка. Места ведь у нас водные - не речка, так - озеро. Отдыхающих навалом. А после всего, о чем я тебе даже рассказывать не буду, он уничтожал все следы. Вода, опять же... К утру возвращался в лагерь. Дети-то допоздна спали. Умный был, как черт... " - Анна Ильинична помедлила: "Когда мы его только-только закрыли, начались звонки и письма - с самого верха: Беспредел.... Клевета.... Учитель года.... Любимец школы.... А какая тут клевета, если он сам сдался, все рассказал с подробностями, улики принес и места преступления показал. А еще он все, что творил, снимал на камеру. Не пришел бы - может, до сих пор бы его искали. Что значит: "прям никто-никто  нисколичьки",  - передразнила бабулька Ритку.  Никто даже подумать на него не смог бы... Я тебе больше скажу - у него невеста была. Была да сплыла".  После этого она отчего-то пригорюнилась, замолчала, и больше Ритке не удалось вытянуть из нее ни единого слова.
      Анна Ильинична приучила Риту к крепкому чаю и кофе, который поглощала огромными кружками и пообещала, что когда-нибудь даст ей попробовать свое "курево». (Она курила какие-то необычные сигареты, которые ей приносил стеснительный восточный человечек) Детей Анны Ильиничны Рита видела редко. И каждый раз, когда они решались ее навестить, дело заканчивалось изгнанием. Дочь и сын обращались к ней на "Вы", и до сих пор смертельно боялись. Сын, тучный усталый человек, как-то пытался упрекнуть ее: "Мама, Вы гробите свое здоровье...  Где Вы берете эту дрянь? ("курево")". На что бабулька весело ответила: "А ты мусоров своих науськай - пусть найдут моего поставщика. Кишка тонка! Иди на..!" Из этого случая Ритка сделала вывод - сын пошел по стопам матери. Как ни странно, профессиональные истории бывшей прокурорши поселили в Риткиной голове устойчивое понятие: любой закон можно нарушить, любое нарушение закона - скрыть, любое преступление может остаться безнаказанным.

                Глава 2
        Отец Риты работал бухгалтером в военной части, и любил называть себя офицером. Ритина мама могла показаться образцом женственности, но внешность ее была хитрой маскировкой. Рите она  представлялась  женщиной-роботом из антиутопий: под нежной смуглой кожей с матовым румянцем скрывалась машина, сделанная из черного блестящего металла, холодная и безжалостная. Даже ее работа называлась мужским словом: хирург.  Как-то во время ужина мама сказала отцу: "Я каждый день - со скальпелем, каждый день – как на линии фронта... Не нравятся МАГАЗИННЫЕ пельмени? Сделай себе бутерброд", -  с этими словами она воткнула нож точно в центр батона и с размаху швырнула его в отцовскую тарелку. Из-за подобных разговоров Рита в детстве была уверена: ее родители каждый день уходят на войну. Широкоплечий прямой папа в военной форме с портфелем и миниатюрная мама, едва достающая ему до плеча, каждое утро уезжали на фронт, а по вечерам оттуда возвращались к ней, в тыл. И было абсолютно понятно, почему им не до какой-то там Ритки.
               
         Вскоре жизнь снова показала себя с привычной, гнусной стороны. Отец вдрызг рассорился с Анной Ильиничной.  Однажды, обнаружив, что Ритка задержалась у той сверх  строго отмеренного срока,  он явился за дочерью лично: суровый и высокомерный, в полувоенном домашнем костюме. Не представляя, с кем имеет дело, он попытался отсчитать бабульку за "недостойный образ жизни". Дело в том, что он застал их за просмотром любимого сериала про серийного убийцу, из-за которого, собственно, они и забыли про время. Ритка сидела с полулитровой кружкой запрещенного растворимого кофе, а хозяйка квартиры дымила пахучей сигареткой.  Все закончилось катастрофой: отцу « было нанесено невиданное оскорбление, и кем?!  женщиной, пребывающей в абсолютно преклонном возрасте", а Ритке было запрещено приближаться к заветной квартире. Портал закрылся, источник иссяк. Телевизор Ритке разрешалось смотреть только с родителями, и не больше часа в день.
               
      ….Рита коротко вздохнула и закрыла последнюю страницу книги. В четырнадцать лет она уже переросла собственную мать и, внешне, превратилась во вполне взрослую девушку. Ее память не была избирательна, она помнила абсолютно все, что когда-либо видела, слышала или читала. Поэтому, благодаря романам, прочитанным когда-то в погребе Большой Нюры, о глазах (голубых озерах,  бездонных омутах, и сверкающих топазах) Рита знала все. Зеркало же предлагало ей эконом-вариант: какие-то глазки, какой-то нос, какой-то рот...  Услышав, в очередной раз, что внешность в человеке - не главное,  она мысленно произносила: "Ага, как же". Ее лицо со временем  приобрело стойкое выражение недоверия ко всему и неодобрения всего. Еще одна фраза, вызывающая у нее горький смешок, звучала как "счастливое детство". Детство было безрадостным и тоскливым, как дождливый осенний день. Едва ли не с первых часов Ритиной жизни отец вбил себе в голову, что его дочь -  проблемный ребенок и взял на вооружение тоталитарный стиль воспитания. Никакие желания  самой Риты не принимались во внимание. Отец подвергал жестокой цензуре вероятных подруг, самые безобидные книги и даже немногочисленные игрушки. Фасон и цвет ее одежды тщательно обсуждался родителями: сама Рита права голоса не имела. Пропахшие шоколадом коробки, которые маме дарили благодарные пациенты, стопкой стояли за пыльным стеклом, закрытые на ключ. Только иногда, в качестве невиданного поощрения, ей выдавалась парочка поседевших от старости конфет.
    Однако справедливости ради надо признать: у Риты в памяти хранилось несколько (ныне - болезненных) воспоминаний, которые подходили под определение "счастливые дни "-  дни, когда в гости приезжала мамина  двоюродная сестра - красавица тетя Настя. Красивой у нее было все - веселое, в веснушках, лицо;  узенькая фигура, голубые джинсы, невероятные кофточки и даже халат с маками в котором она валялась целыми днями у телевизора. На этот короткий шелковый халатик  помещалось всего четыре огромных цветка: два - спереди и два - сзади. Настя была моложе мамы почти на десять лет и, казалось, испытывала к Ритке искреннюю симпатию. В один из своих приездов, например, она приволокла одноглазого медведя (купила скидкой, правда, прелесть? пусть он будет пиратом). Тетя была вихрем, который поднимал в воздух и раскидывал по сторонам пазлы их унылого мира.  Достигнув своей цели, Настюха располагалась в  эпицентре,  любуясь достигнутым эффектом. И тут начинался домашний театр:
 Папа - в чистой рубашке, со следом бельевой веревки на спине  (не буду же я при постороннем человеке ходить в рваной майке): "Анастасия... Я, конечно, многократно извиняюсь, но мы неоднократно просили тебя не курить в квартире. Кстати, здесь, в данный период времени находится наша малолетняя дочь..." - Папа волновался, лицо его покрывалось некрасивыми пятнами.
Настя (поправляя красным ноготком бретельку от сарафана, пересекающую загорелое плечо):  "Да ладно, Вась... (Отец, которого даже собственная жена при дочери называла "Василий Петрович", со свистом втягивал в себя воздух) -  ничего с ней не сделается от одной сигареты, - приподнимает тонкую  бровь, - Эй, Малолетняя дочь, как ты там - держишься?"
Мама: (отвернувшись, пристально рассматривает щель на стене): "Он прав, Насть. Это - пассивное курение. И конфеты: ей нельзя есть сладкое. Зубы и лишний вес - это я как врач... " -  Здесь мама замолкает, уловив зарождение Настиной змеиной улыбки.
Настя: "Да у вас тут все пассивное. Ладно-ладно, в данный период времени докуриваю… А малолетний ребенок должен готовиться к многократным жизненным трудностям. К дыму и конфетам – в том числе"
    Папа демонстративно открывает дверь на балкон, Настя закидывает ногу на ногу  и продолжает курить. Ее узкие лодыжки высоко перевиты ремешками "греческих" сандалий, блестящий браслет скользит по руке вверх-вниз, бросая блики на стены и потолок. Кудрявая лента дыма плывет к открытой двери, весело вьется вокруг темной фигуры отца. Через несколько дней тетя Настя уезжала, оставив за собой островки конфетных фантиков и длинный шлейф из мятного сигаретного дыма, апельсинового  запаха духов и тяжелого молчания родителей.