Дигория-82. Дневник похода, продолжение

ДЕНЬ  ПЯТЫЙ

С когтями – не птица, летит – матерится.
                (загадка альпинисту)

Как ходить на Южный Белаг. – Как ходить по ледникам. –
Горный туризм как искусство. – Стрёмность спуска. –
Мы с Игорем выходим из строя. – Вперёд к Райской долине. –
У командира появляется мысль. – Мечты о южном базаре.


Утром пятого дня подъём удался в 6.00. Настроение у всех было
праздничное. – Вот гостеприимная долина! Вчера встретила солнцем и
голубым небом и так же провожает. Сто шагов ниже лагеря шумит река,
обегая выше по течению упомянутых Семерых братьев. Налево чернеют
пики перевала Айхва (вторая категория сложности). На том берегу реки – 
морена, за которой толком не виден Южный Белаг, и которую вчера также
рекомендовали вниманию Скр…лёва. (*)

* Молва народная даёт имена, но при этом порою искажает фамилии.   

Направо – долгий и пологий путь на Северный Белаг. Командир сказал
со скрытым сожалением, что вот Северный Белаг, он кучерявее.
И всё вокруг, начиная от главного камня на кухне и кончая ледниковыми
взлётами на перевалы, слепило белизной и отливало серебром.

В такую погоду всё ладилось. Дежурная смена (это мы) работала, как часы,
и в ДЕСЯТОМ ЧАСУ группа готова к походу. Наташа раздаёт витамины,
все мажут лица кремом и надевают защитные очки. В таком виде и попадаем
на фото, если окажется засвеченным, значит, перемазались.

Южный Белаг отличается тем, что идти к нему в общем прямо. А еще тем,
что морены, маленькие озерца, снежники, попадающиеся на пути, лежат
на леднике. Ледник подступает к самому перевалу, и такие места в горах
следует проходить в первой половине дня, пока лёд не подтаял. Мы выходим
в 9.35. Какие трудности?

Подножья ледниковой морены, за которой последний взлёт на перевал,
достигли без осложнений, если не считать нехороших мыслей, заползавших
в голову на снежниках. Под снегом стояла вода. Сидя у морены можно
любоваться обширными плато и ледниковыми стенками. Язык ледника
резко обрывается, склоны растрескиваются, и вот вам места вероятных 
ледопадов. Но Лёша торопит на гребень морены. Здесь многие камни
скреплены льдом, а солнце припекает. Наверху узнаём, что предстоит нам,
единичке, или, как выразился командир после Столетия, напряжённой
единичке.

Между перевалом и ледовитой мореной – снежная седловина. Под снегом
ледник, о чём говорят поперечные трещины, проступающие сквозь снег.
Их надо перешагивать. На Белаг путь лежит исключительно по снежнику,
причём следует держаться правой стороны. Высота подъёма примерно
СЕМЬДЕСЯТ метров. Сам же перевал представляется расщелиной между
двумя зазубренными вершинами.

Двенадцатый час, идём по склону, тропим без труда, переговариваемся.
Вот разом зашумели, что хотим сниматься. Вперёд бежит Шурик
с фотоаппаратом. Завхоз стоит на серой полосе, прорезающей склон.
поблескивает очками. Я стою ниже, любуюсь. Командир кричит завхозу
сойти с трещины. Завхоз переспрашивает, наконец, сходит с трещины,
как с классиков на асфальте.

Послушно инструкции мы держали вправо, пока не упёрлись в кусок
породы, проступающей из снежника. Саша первым лезет на камень,
подталкиваемый товарищами. Я, стоя через Игоря и Лёшу, даю советы.
У завхоза дрожат руки. Лёша командует завхозу закрепиться на выступе
и бросить нам репшнур. После Игоря настала моя очередь убедиться в
необходимости страховки. Под чёрным камнем снег подтаял, образовался
разрыв, который не давал подступиться к скальному выступу. Оставался
еще перешеек снега, в две стопы шириной. Я потыкал ледорубом. Ледоруб
уходил на полную. Мы с командиром переглянулись. Да, стрёмно. Для
верности я разгрёб снег рукавицами, попытался повиснуть на репшнуре.
Припал к камню и полез. Руки у меня дрожали.

Игорь и Саша сидели на страховке, а я зашагал выше, до перевала оставалось
чуть-чуть. Вскоре пропустил вперёд Шурика, чтобы отдышаться. Ему
суждено было первым взойти на перевал. Кенгуру достался крутой участок.
В порыве усердия он вытаптывал такие «ступеньки», в которые было легко
зайти, но выйти – только с ледорубом.

Перевал предстал в виде нагромождения камней, с одной стороны
подпираемых снежником, а с другой – ничем. Справа и слева, оставляя
шестиметровый проход, круто вздымались скалы, местами поросшие
рододендронами. Камни же в основном были живые. Лёша, взойдя и оценив
обстановку, сказал, что отсюда надо сматываться и побыстрее.
Завхоз, первым проложивший путь через трещину, шёл теперь последним,
вслед за Игорем. Для ускорения решили, что Шурик кинет им верёвку.
Благодушие Шурика в этом вопросе внушало бы уважение, если бы на
склоне был он сам. Игорь был уже наверху, когда Шурик бросил репшнур
завхозу, небрежно удерживая другой конец рукой. Не сразу удалось
уговорить Шурика обмотаться. так как ему не терпелось делать фото
завхоза, повисающего на шнуре. Завхоз же еще ко всему плохо слышал
и переспрашивал. Тогда Лёша махнул рукой: пусть поднимается так.

Завхоз – всегда завхоз. Первые слова завхоза на перевале: «Перекус готов?»
На этот перевал была шоколадка «ЦИРК». Вниманию туристов:
крупносекционный блок, хорошо сохраняется в условиях высокогорья,
легко делится на шесть частей.
- Так мало! – изумился завхоз.
- Зато поровну.
На таком перевале грех было ничего не оставить. И крышка фляжки завхоза
пошла под камень. Этот камень оказался мёртвым.

Спуск с Южного Белага, по описанию, долгий и утомительный. Он начался
съездом по ущелью в три шага шириной, в котором мы все пускаем камни
и кричим об этом. Дальше следует некая тропа, вьющаяся под скалой, но
мы по ней не идём, а съезжаем по мелкой осыпи к очередному снежничку.
Делаем мы это потому, что, во-первых, при спуске надо быстрее сбрасывать
высоту, а во-вторых, погода по эту сторону напоминает Столетие, с той лишь
разницей, что до нас долетают не раскаты грома, а весьма близкий грохот
камнепадов. Вот почему командир тропу не ищет, а ведёт нас прямо на
морену. Крупные, коричневой масти валуны обступают со всех сторон.
За плечами сразу чувствуется рюкзак. То царапнет пряжкой по камушку,
то занесёт на повороте, то отказывается пролезать в расщелину. Ледоруб
теперь становится не только третьей ногой, но и третьим глазом: идём,
как по минному полю. А морены сменяют одна другую, перемежаясь со
снежниками, под которыми журчит вода. Всё мористее и мористее.
Вот правая у меня поехала, левая осталась на месте. Так, теперь у меня
только две ноги. Немного погодя захромал и Игорь. 
 
Этот спуск по моренам продолжался без малого три часа. Командир всё
время был впереди и, как говорят охотники, шёл на слуху: то там, то здесь
раздавался его характерный посвист.
Но вот наше терпение вознаграждено долгожданной мелкой осыпью.
По ней резво съезжают Наташа, Шурик и Саша и садятся на зелёной
лужайке.
Я сползаю следом, упадая на каждом повороте, а через меня Лёша кричит
сидящим,  убраться в сторону. Их глухота меня поражает …
 Доковыляв до травы, я тоже присаживаюсь и с наслаждением снимаю
ботинки, и вытряхиваю из них на два кармана камней. Оглядываясь, вижу,
что эта троица увлечена тем же. Тут мы совсем повеселели и стали
высматривать внизу Райскую долину, или как её там? Тут до нас досыпался
Игорёк и, как обычно, спросил, чего мы сидим. А командир заметил, что
по мелкой осыпи идти всегда легче. С этим все согласились и засеменили
по траве.

Когда мы привалились к очередному характерному камню, было половина
шестого и без слов ясно, что спуститься в долину сегодня не успеть.
Тут командир сказал, что у него есть мысль: спускаться без рюкзаков. Эту
мысль я сразу поймал, мы с Лёшей сбросили рюкзаки и пошли в разведку.

Шагов через двести до командира дошла и предыдущая мысль, и мы
вернулись искать место для стоянки. Вот оно: великолепный козий луг,
лопухи, колючки. На высоком месте Шурик торжествующе воткнул свой
ледоруб, вытесняя нас с завхозом на заминированный козами участок.
Но командир бросил рюкзак в низине, по соседству с большим камнем,
образовавшим что-то вроде гротика, прикрывающего от дождя. Там они с
Наташей стали распаковываться, подзывая Кенгуру.
Когда мы поставили палатку и забросали в неё вещи, старший потребовал
второй спальник. Спальник несёт Наташа. Рюкзак Наташи набит канами,
чайником, и спальник никак не давался. Напрасно Игорь кричал из палатки,
а я стоял над душой. Призывные крики Игоря и плутовской вид Шурика
напомнили мне атмосферу южного базара.
- Не можешь спальник – каны давай! – неожиданно (с ударением на «ы»)
рявкнул я.
- Что? – спросила Наташа.
- Каны давай, каны давай! – не унимался я, заодно вспомнив о дежурстве.

Получив кан с чайником, мы с завхозом отправились за водой. Вскоре под
ними шумели примуса, а мы, как положено дежурным, стали толкаться на
кухне. «Вы чего тут столпились! – возмутилась доктор-повар. – А ну,
проваливайте с кухни!» Одобрительное гоготание Шурика не спасло и его.

За ужином говорили о Райской поляне, зелени, осетинском сыре за десять
рублей, обжорстве арбузами и прочих приятных вещах. Шурик невзначай
сочинил стих:
«Хорошо б испить винца, не послать ли нам гонца».
Я представил Кенгуру в роли гонца и тоже кое-что сочинил, но оставил до
завтра. А Лёша налил всем спирта, для снятия напряжения.



ДЕНЬ  ШЕСТОЙ

В кругу друзей не щёлкай клювом.
                (пословица)

Ранние сборы. – Завхоз и его окружение. – Я бреюсь. –
Окончание утомительного спуска. – Я – жмот. – Мы идём на базар. –
Легенда о 70-метровом склоне. – Как я не растерялся. – Поляна ЛКТ.

Что может разбудить спящего в палатке туриста? – Сухость в горле?
Намокание спальника? Булькание каши в котле или голос товарища,
сообщающего об этом? – Ничего подобного не наблюдалось сегодня утром,
и всё же мы проснулись в 8 часов. Мы – это недежурная смена.

То, что открылось нашим взорам при полном отсутствии тумана, еще не
было Райской долиной, но напоминало о её близости. Изумительно гладкие,
нежно-зелёные склоны гор, издали даже бархатистые. По ним пролегли
коричневые ниточки троп, бродили крошечные рыжие коровки. Между
двумя склонами, наверно, уже в долине, стояла лесистая гора. Как давно
мы не видели леса!
Но вот, развязывается серебрянка, командир одобрительно поглядывает
на нас, на коровок, на обступившие кухню лопушистые растения: мол, ну
что я вам говорил!
Следом появляется Наташа, но этого еще далеко не достаточно для начала
дежурства. Ожидается выход Шурика. «Лучше переесть, чем недоспать», –
сказал бы завхоз, не будь он при исполнении.
Серебрянка была недвижима. И только категорическое требование продуктов
вывело её из оцепенения, и она выпустила наружу  Кенгуру.
Вот когда я нарушил обет молчания и прочёл по памяти:
- Очень трудно поутру просыпался Кенгуру!

Игорёк отсалютовал из палатки и просил повторить. Кенгуру пошевелил
мозгами и выдал:
- Мишка был с утра голодный, проглотил утюг холодный!
- Ну, это классика, это Носов, – заметил я.
- Кстати, Носов давно умер, – добавил Игорёк.
- Не сумел найти рифму на Кенгуру.
Кенгуру в задумчивости раскачивал палатку. Завхоз вылез и предложил
устроить ему тёмную.
- Постой, Завхоз, не трогай Шурика! – Это я уже почерпнул у Высоцкого.
Игорёк радостно заёрзал в палатке, бормоча, что всё это надо записать.
Шурик удалился, сказав, что он тоже про нас, про всех напишет.

Однако, в ярких лучах, легко было разглядеть, что мы этого вполне 
достойны. Взять хотя бы мой свитер и Игореву шевелюру. Можно подумать,
что нас вываляли в пуху. Виной тому заячья душегрейка завхоза. Не желая
обижать хозяина, я сказал только, что по возвращении в Москву, подам на
зайца в суд.
- Чем тебе не нравится мой заяц? – спросил завхоз.
Завхоз вылез из палатки при полном параде. Посмотреть на него прибежал
и Шурик. Вот каков был завхоз:
свалявшиеся, пересыпанные заячьей шерстью волосы, густая чёрная щетина, 
очки на резинке; на ссутулившихся плечах та самая чёрная безрукавка 
(душегрейка), синие штаны с белыми лампасами, а под ними – новенькие
кроссовки, заставляющие думать о белых тапочках.

Завхоз покрутил на нас пальцем и приступил к своим обязанностям. Как
заведено, завхоз читал, а мы с Шуриком шуровали в палатках. Не найдя на
кухне сахара и бормоча что-то про нашу нерадивость, завхоз направляется
к Игорю, а мы с Шуриком стоим, ушами хлопаем. Шурика привёл в чувство
шёпот инструктора: «Что стоишь, тащи скорее наш сахар из палатки».

После завтрака настал мой час. Я решил побриться. Казалось бы,
обычное дело. Но здесь оно собрало кучу любопытных.
Игорь с ремнабором в руках, завхоз в душегрейке и Шурик в шляпе завхоза  испереживались надо мной.
Идёт девятая минута, у меня побрита одна половина лица.
 
На очередном заводе механическая бритва совершает меж пальцев некий
кульбит и бьёт меня. Игорь просит не мучиться, завхоз – поберечь здоровье,
а Шурик, конечно, с детства мечтал ремонтировать бритвы.
«Бритва безопасная», – сказал я и спрятал её под колени, подальше от
жизненно важных органов. Всякий раз, когда пружина срывается со стопора,
слабый визг машинки заглушается азартным хрюканьем этой компании.
Раскровавив палец никелированной ручкой ключа и развинтив машинку,
я побрился – и довольно об этом!

Лагерь свернули ровно в полдень. К этому часу трава совершенно высохла.
Помятые накануне конечности перебинтованы нашим доктором. а раны
душевные, если они у кого были, обильно умащены добрым юмором.
Поэтому остаток пути до долины не показался нам в тягость. Попрыгали
по издали бархатистому склону, поелозили по мокрой от ручья козьей
тропке, пошатались над каньоном голливудской красоты.

Получасовой привал на настоящей лесной полянке, во время которого все
балдеют от жары, а Лёшу любят бабочки. Затем 15-минутный стремительный
спуск по самой цивильной тропе, усыпанной сосновыми иголками, и мы с
Шуриком первыми выходим на грунтовую дорогу со следами колёс. Мимо
проходят первые люди без вибрамов и ледорубов. Рядом с ними чувствуем
себя гигантами. Бегут два маленьких мальчика. Я по-стариковски улыбаюсь.
Мальчики тоже делают улыбку и идут в открытую:
- Дядь, дай конфетку!
Так я им и дам. Хватит им моего хорошего отношения.
«Детки, конфетки далеко, вам не достать», – говорю я добрыми глазами.
- Дай конфетку, – канючит Шурик. – Дай мою долю!
- Без завхоза нельзя.
- Жмот!
Завхоз подоспел, когда дети уже ушли.
- Не мог дать детям конфетку, – сказал Саша. – Должна же быть и какая-то
инициатива!
Нет, стоило пожадничать, чтобы получить от завхоза справедливый упрёк.

До фермы и туристского рая –  поляны Таймази, было рукой подать. Лёша
объявил перекус, а завхоза послал на большую дорогу, разузнать, где тут
чего есть. По дороге шла … дэ-вушка! – Нодарий обрёл крылья, и оба
скрылись за кустами. Лёша выразил уверенность, что завхоз очаровал
девушку своим появлением. И пожурил его за скорое возвращение. Саша
был скромен и лишь подтвердил в двух словах, что мы на верном пути.

У поворота к долине, там, где река Урух начинает зваться своим именем,
мы разделились. Саша и я, налегке и с увесистым кошельком под клапаном
моей штормовки, отправились на поиски пропитания. После общения с
девушками и голодными ребятишками южный базар почти стоял перед
нами. – Но в посёлке Стур-Дигора такого не оказалось. Единственный
магазин был закрыт. Местные жители поразили нас своей бедностью.
Мы их ничем не поразили, а сели в попутный мини-автобус и поехали на
турбазу у Дзинаги. Водитель оказался на редкость словоохотливым, и хотя
из его речи я мало понимал, зато много спрашивал, думая этим отработать
часть стоимости проезда.

Водитель возил КСС. Он рассказывал о трудностях работы и вспомнил
недавний случай. Один альпинист упал с ледника. Название ледника
водитель упустил, но высота запала ему в душу. СЕМЬДЕСЯТ МЕТРОВ.
Ах, как нам это знакомо, конечно, 70 метров! Везде семьдесят метров …

На турбазе поживиться нечем. Аристократическое кафе «Фарн», сейчас
откроется. Овощей и фруктов нет, вина – залейся.
Топаем до Дзинаги. Не успеваем на почту. Успеваем в магазин, в котором
завхоз осуществил свою мечту о зубной щётке. А также опустил в сетку
бутылку портвейна «Кавказ». С этой бутылкой идём побираться по домам.
В первом доме нам дают сыра и хлеба. И не берут денег. Во втором доме
дали хлеба – и денег не взяли! В третьем доме сажают на скамью, предлагают
еду и четверть самогона. Само собой, нервы у нас на пределе. Завхоз еще
в дверях мается от смущения, перед хозяевами молчит. И вот, мы уже  сидим
без самогона, потому что вместо четверти попросили  пол-литра. Азия-с!
Тогда я посветил десяткой за головку сыра и зелёный лук. Хозяин – старый
партработник, у него руки не подымаются, у жены сдачи нет. Завхоз шепчет,
что у него есть трёшка. Но у меня, по счастью, оказалась пятёрка. Нас
отпустили живьём, пообещав в следующий раз кормить бесплатно.
 
«Бессовестные мы с тобой, – сказал завхоз. – Честных людей обобрали
и жуликам дали».

С «Кавказом» и сыром, «Эрети» и шашлыком, прихваченными
в аристократическом кафе, мы бесплатно доехали на попутных до места.
        «Эй, водитель, тормози! Здесь поляна Таймази».
На зелёной лужайке нас поджидал Шурик. Он стал нашим проводником.
Дорогу в лагерь описывать не стану, здесь пошли сплошь заповедные
места. Путь был отмечен крошечными турами, чуть не с кулачок!
В каждый кулачок была зажата бумажка с таинственной надписью ЛКТ.
Так, по буквам, достигли тесной полянки. Среди деревьев – наши две
палатки, нос к носу. Рядом Игорь и Лёша, тоже нос к носу. Против Игоря
на каменном очаге греется чайник. Против Лёши на двух примусах – кан
с водой. На нас они не обратили внимания. На вопрос командир ответил,
что здесь идёт поединок железного коня с крестьянской лошадкой.
Через минуту «телега» опрокинулась, и вода закипела на углях.
Друзья наши времени не теряли, и не успели мы сходить к воде,
как шашлыки, нанизанные на шампуры, повисли над кострищем.
Большая туристская сноровка у друзей!

Я сегодня вдоволь нашиковался своей белой повязкой на пальце. Пора её
снять. Сматываю бинт, искусно повязанный Наташей (совсем не жмёт) и
опускаю в карман.
- А ну, вытаскивай, что у тебя там еще осталось! – Это Шурик мне.
- Это бинт. Он невкусный, - отвечаю.
- Э-э! А бинты мы не покупали! – У завхоза своя сноровка.



ДЕНЬ  СЕДЬМОЙ

Увеселительная прогулка на перевал Авсанау.

Наша экипировка. – Берег левый – берег правый. –
Через леса и долы. – Таинственное исчезновение завхоза. –
Перекус с ножом. – По пути Фомина. – На охотном перевале. –
Шестая доля шоколадки. – Танец кузнечика на альпийских лугах. –
Как нам не дали вымокнуть. – Завхоз – всегда завхоз. – Телефонный
перезвон.

Перевал Авсанау едва тянет на жиденькую единичку. Во многих клубах
он вообще не категорируется. – Так, совсем не кучеряво отзывался о нём
инструктор. – Но мы – спортсмены, горы нас должны звать и манить. А
посему уже в начале восьмого все были на ногах.
Игорёк захотел остаться, и завхоз поручил ему подсчёт наших съестных
припасов. А командир пожелал застать Игорька к вечеру живым и здоровым,
а главное – накормленным. В чём Игорёк просил не сомневаться. Уж не
достал ли он у егерей ружьишко?
Снаряжения мы брали (не считая касок) до смешного мало. Мой 50-метровый
канат категорически отклонили. В рюкзаки – завхоза и мой – уложили
два тонких шнура (восьмёрку) и перекус.
По хорошей погоде и по описанию Шурика, попали сначала в какое-то
болото. Потом  миновали  туристский муравейник на том берегу реки,
на который егерь периодически совершает набеги, изгоняя неугодных
особей.  А вот и другая бурная речка. Переправа на ней только в помине,
так что Лёша, обвязавшись булинём, протопал по воде в широком месте,
показав, что мокнуть придётся всем, по колено и выше. (*)

* Булинь – простейший туристский узел (чтоб не развязался), за ударение
в слове не ручаюсь.

Натянули перила, которые я закрепил на этом берегу, тем же булинём,
завязал контрольный узел. Тогда Лёша швырнул мне второй конец шнура
под карабин, и этим нехитрым приспособлением мы перетянули оба
рюкзака, не замочив и нитки.
Эта первая переправа по всем правилам (ух!) заняла у нас полчаса.
Перила Лёша решил оставить, пригодятся на обратном пути. Сказал
доброе слово о булине. Моя каска, при переправе висевшая на рюкзаке,
теперь защищала мою голову от прямых солнечных лучей, и мы углубились
в лес.

Хорошая тропа, уступ за уступом вела круто вверх, сквозь заросли цепких
кустарников, по можжевеловым кореньям,  через плантации рододендронов,
цветущих вовсю в разгар июля. Сбегающая по узкому ущелью речка
образует каскад водопадов, любоваться которыми теперь не мешали 
рюкзаки. Но фотоаппарат Шурика ему уже порядком надоел. Идём шустро,
Саша не устаёт сегодня быть замыкающим. Наташа на каждом привале
пьёт холодную воду. Это от шашлыка, от шашлыка. – Лёша сбегает к воде
и приносит полный шлем: пей – не хочу!
Тропа пересекает широченный луг. Угол склонения – градусов десять, не
больше. Ну и перевал! Кенгуру бежит вперёд, кричит, что под ногами у него
всякая живность. Снова осыпь. Тропа, кажется, растворилась. Сели отдыхать.
Минут через пять я спрашиваю, где завхоз.
Выбегаю на высокое место, прочёсываю взглядом альпийский луг. –
Ни души! – В пору бы уже себя ущипнуть. Оборачиваюсь и вижу далеко
вверху, на вряд ли доступном моему слабому голосу расстоянии Сашину
КРАСНУЮ рубашку. – Живой, всё-таки!
Завхоз только что понял, что ошибся. Командир вяло махнул ему ледорубом,
и мы заспешили к утёсу, возле которого почувствовали голод. Удовлетворить
его оказалось не так-то просто, так как все, не сговариваясь, забыли взять
ножи и ложки. – Вот Игорь бы такого … На перекус были консервы.
У завхоза, правда, нож был, но никто не сказал ему за это спасибо. Вместо
этого запрезирали Кенгуру, чей карман для ложки был пуст. Открыли и
перекусили ножом.

На следующем переходе над нами навис призрак Столетия. Командир повёл
широкой крупной осыпью, красиво подрезая склон, и вверх по снежнику.
Но снежник до 70 метров не дотянул, остановился на десяти. Перевал же
оказался ложным. Настоящий скрывался за следующим перегибом. Лёша
первым зашагал по перевалу, широченному, как футбольное поле.  А то,
что мы с Наташей увидели рядом с командиром, показалось нам какой-то
насмешкой. – По полю шли два мужика, в зелёных куртках, охотничьих
сапогах и с ружьями за плечами.
- Что делать-то … – тихо спросила Наташа.
- Идти, – сокрушённо ответил я.
Но командир жмёт охотникам руки, и те идут дальше. Выяснилось, что
это браконьеры. Трёхлинейка и карабин – вот пропуск на Авсанау.

Посвященная Авсанау шоколадка распалась на мелкие кусочки.
Но все они были одинаковые и поддавались счёту. С шестой частью
чуть не перемудрили. Спасибо завхозу, присудил её Игорьку, ждавшему
внизу.
В обратный путь пошли иначе, сразу вылавировали на тропу, и всё шло,
как по маслу, до «альпийских лугов». Шурик летел, почти не касаясь земли,
Прыг вправо, скок влево, ледорубом туда, ледорубом сюда! Настоящий
танец под музыку гор. Где прозвучал заключительный аккорд, я, признаться,
не уловил. Но дальше Кенгуру зашагал одной ножкой немного менее.
- Пустили слух, что Шурик наш хромает.
Ты не хромаешь, Шурик?

На спуске мы пересеклись с группой туристов. Человек пятнадцать,
Предводительствуемые рыжеватым бородачом, в полной выкладке и 
с гитарой на спине замыкающего, они делали единичку. Больше всего
их поразили наши каски. «Вы что, ребят, единичку – в касках?!»

Перевал закончился у той же речки. С той лишь разницей, что перил на ней
не оказалось. Хорошие были перила. Пошли к мосту. Так мы были избавлены
от повторного купания и от лишнего веса. Я ж говорил, надо было брать
мою верёвку.

На поляне Таймази встречаем знакомую серебрянку и егеря, восседающего
на гнедой кобыле, с двумя шавками, почтительно поджимающими хвосты.
Егерь с нами ласков. И параллельную группу – видел, не обидел. Поминает
добрым словом. – Да вот и они сами.
Рита и Дима идут в наш лагерь по пути ЛКТ, который тут же заметается,
бумажки складываются в ладоши, и не было ЛКТ, и не знаем, что это такое.
Игорь встретил готовым ужином.  За время нашего отсутствия он, конечно,
поправил хозяйственные дела, еще больше оброс и наотрез отказывался
от шоколадки.

В этот момент стало ясно, что завхоза с нами нет.
Моё беспокойство передалось инструктору, вдвоём вышли на поиски.
- Хороший у нас был завхоз, – сказал инструктор. – Добрый, справедливый,
хозяйственный.
На опушке леса командир поговорил с Леной из параллельной  группы
о походе, стал помогать Рите тащить палатку. Мужество командира меня
потрясло. – Между тем, завхоз описал по лесу фигуру, повторяющую
первую букву слова ЛКТ, и вернулся в лагерь.

Ужинать пришлось дважды. Сначала расправились с тем, что наготовил
Игорь. Потом оказали помощь параллельной группе на договорной основе.
Вот как это случилось. От серебрянки номер два прибежала возбуждённая
Наташа.
- Завхоз! Нам предлагают есть картошку. Дадим за это сублимированное 
мясо!
- Это они будут есть сублимированное мясо?
- Да не они, а мы!
- Это как?
- Мы даём им нашу долю сублимированного мяса, а они добавляют его
нам в картошку. – растолковала Наташа.
- На такой обмен я согласен, –заключил завхоз.

Когда совсем стемнело, Игорёк предложил мне и завхозу пойти позвонить.
Собственно, вчера мы с Сашей надеялись позвонить в Москву с почты.
Почта повсюду была закрыта. Товарищи нам посочувствовали. И как ни
странно это звучит для непосвящённых, лагерь «звонит» уже второй вечер.
Вся ценная бумага, кроме моего дневника и Лёшиного блокнота,
расходуется на междугородние разговоры. А по местному телефону, звоним
по нескольку раз в день. Ночью тоже удаётся дозвониться очень быстро,
достаточно притушить фонарь.

Но положим трубки, не будем беспокоить параллельную группу. Ведь
завтра им предстоит увеселительная прогулка на перевал Авсанау.


ДЕНЬ  ВОСЬМОЙ

«Полные желудки – больные головы»  (Лёша)

Как обмануть КСС. – К чему приводит недостаток витаминов. –
Витамины в избытке. – Начало большой раздачи. – Обаяние Игорька. –
Завхоз против завхоза. – Ночной поход. 

Наш путь дальше лежит в соседнюю долину, к перевалу Штула или
Штулавцек, на котором мы прощаемся с Северной Дигорией и попадаем
в Верхнюю Балкарию. Там, в долине реки Черек, найти автобус до Нальчика
будет делом техники. Но к перевалу нас должны не пускать КСС.
Еще вчера, когда ночь окутала Райскую поляну, Лёша и Рита, прежде
ходившая на Штулу, прочесали лучом фонарика по карте каждый миллиметр
пути. На этот день командир запланировал обмануть КСС.

Подъём состоялся в половине десятого, а с наступлением темноты следовало
начать движение двумя группами.

Если быть более точным, ровно в 9.30 между завхозом и старшим по палатке
упал Шурик и стал склонять к общению. Тут мы втроём зашевелились,
забормотали что-то о неотложных делах. «Ну что вы, в самом деле, –
обиделся Шурик, - Не можете поговорить с человеком!»
«Некогда, некогда нам с тобой разговаривать», – отвечали лежавшие по ту
сторону спальника, в то же время вытесняя гостя к передней стойке.
На Шурика же напала такая внезапная и сильная слабость, оставлять его
одного в душной палатке с продуктами было бы безумием. Втроём мы
кое-как вытолкали Кенгуру на свежий воздух. И сами чуть не упали обратно.
Что с нами?

На кухне я опрокинул кан с молочной кашей. И избыток молока перестал
волновать следившую за ней Наташу.  Во время завтрака завхоза перевесил
кусок колбасного сыра. Но эти редкие события были вытеснены более
драматическим. Лёша опрокинул миску с кашей себе на ботинок и был
принуждён есть кашу с ноги под объективом фотоаппарата Шурика.
Лена, коротавшая с нами часы досуга и до того обходившаяся без
дополнительного питания, согласилась на кусок сала. К счастью, трое из
параллельной группы ушли на перевал до нашего вставания и убереглись 
от печального зрелища.
Очень скоро стала ясна причина всех недугов. Мы второй день не получаем
витаминов! – Слабеющими руками доктор - повар раздаёт спасительные
витамины. Увы, половина из них раскрошилась. Все ли сумели рассчитать
дозу? – Результат не заставил себя долго ждать.

Шурик скачет меж палаток на здоровой ноге. «Э-э, Кенгуру-то у нас –
выздоравливает!» – радуется Лёша.
Игорь извлёк на свет божий топор - ледоруб и стал объяснять, как мы
сэкономили на нём три килограмма веса. – Ребят! – вдруг возвысил он
голос, - А топор-то у нас совсем тупой! – Игорь точит топор, давая понять,
что тому, кто затупил топор, ничего не будет.
Завхоз объявил, что продуктов у нас в избытке, и устроил долгожданную
раздачу сухого компота.
Лена обещала стукнуть командира.
Я принёс от реки сосновое бревно и тем ограничился.
Народ раздевается и желает получить горный загар.
Наши соседи разложили на солнце компот и сухари, не столько для сушки,
сколько для раздачи. Завхоз не нарадуется наведённой экономии.

С реки вернулся Игорёк и стал возбуждённо делиться со мной
произошедшей там встречей. Сам я ничего не видел, но дело было так.
По берегу полноводной реки шли две девушки, туристки, искали переправу.
Игоря они сразу не заметили, так как на переправу он не похож, а в белой
ветровке сливался с пейзажем. Можно представить охватившее обеих
волнение, когда Игорёк встал перед ними в полный рост, подняв грудь,
на которой явственно проступал просоленный матросский тельник, и
открыв ветру загорелое лицо.
- Дэвушки, здэсь нэт переправы! – пояснил он.
Игорь не мог утверждать, что его слова были верно поняты, но его обаяние,
помимо слов, придало путешественницам сил, и они (пролепетав что-то
невнятное) заспешили вверх по течению.

Девушки не знали, как зовут их нежданного провожатого, откуда взялся
и что хорошего совершил на своём пути. Но наверно, они дали ему какое-то
имя. Нельзя человеку без имени. Так мы, даём друг другу имена сообразно
здешней нашей жизни. Окончится поход, мы отвыкнем от этих имён, но не
забудем их. И может быть, я захочу побеседовать с казначеем, как с другим
человеком. А казначей не удостоит меня внимания.

Возможно, о чём-то таком думал и завхоз. Ведь власть завхоза осязаема,
пока не израсходован лимит продуктов. Пустеющие пакетики, внеплановая
курага или, скажем, сегодняшний даровой компот, – всё это, конечно,
ласкает самолюбие завхоза, но и предвещает разлуку. – Я это пишу 
неспроста. Ведь не далее, как сегодня, в тягостные минуты ожидания
захода солнца, завхоз бежал за Игорьком, преследуемый Шуриком и
какой-то мыслью. И мы услышали возглас: «Завхоз, завхоз!» И тут же
последовало: «Ах, ты, да это же я – Завхоз!»
Да, это и был Завхоз. Призывающий Завхоза к ответу.

С Авсанау вернулась параллельная группа, такие же счастливые и уставшие,
как мы днём раньше. И не хотелось думать, что уже через час - полтора
снова в путь.
От поляны Таймази к перевалу Штула ведёт грунтовая дорога, плавно
переходящая в тропу. Перевал надеялись увидеть завтра, а нынче ночью
идти до упора: либо тропа кончится, либо остановит КСС. Это последнее
крепко засело в голову и придавало движению по автомобильной трассе
особый азарт. Остановят – не остановят! Едва мы покинули гостеприимные
заросли, каждый камень мог сойти за КСС. Фонарик Шурик конспиративно
включал только на привалах и только, чтобы взглянуть на мои часы.
В придорожных кустах поблескивали редкие светлячки. Небо то и дело
освещалось зарницами. Вспыхнула идея пройти мимо КСС с песней. Но
под рукой не оказалось барабана. Командир сказал, что с одним егерем мы,
конечно, справимся.

Страх перед КСС нарастал, пока не исчез совсем. Группа (обе) погрузилась
в полусонное состояние. На привалах Лена и Лёша раздавали сухой компот.
Это вносило какое-то оживление.

Подъём по грунтовой дороге, серпантином, казавшимся бесконечным,
всё же вывел на открытое место, с высокой травой. Где-то шумит река,
лай собак во тьме кромешной говорит о близости коша. Здесь в ноль часов
с минутами поставили палатки. Народ захотел есть, в ночи зашипели все
примуса. Что-то варили, видимо, суп. Супов у нас – пропасть. Ёжились от
холода, смотрели на звёзды и Млечный Путь. Звёзды ни о чём не говорили.
Небо в горах всю дорогу такое: многообещающее.


ОКОНЧАНИЕ  СЛЕДУЕТ