Дигория-82. Дневник похода, окончание

ДЕНЬ  ДЕВЯТЫЙ

Гор бояться – егерей не видать.

Снова альпийские луга. – Фотографируются чайники. –
Нудный путь к удобному перевалу. – Ищем КСС. – Второе купание
моего рюкзака. – Вид на переправу из конца длинной очереди. –
В гостях у егерей. – Пастушья доля. – Немного экзотики, этнографии,
гидродинамики. – Холодная ночёвка.


Утром нас разбудил Кенгуру. Настроение у него было прекрасное.
А если у Кенгуру прекрасное настроение, значит, всем должно быть хорошо.

Второй раз за время похода мы стали лагерем в кромешной тьме – и снова
удача. То, что обступило нас при дневном свете, можно было обозначить
одним словом: «Здорово!» Настоящий альпийский луг, море зелени и цветов
разливалось по склонам гор. Старенький кош сторожит эти угодья.
Заботливо убранные и уложенные камни образуют преграды для скота.
Несколько десятков лошадей и коров средней масти несмело подбираются
к лагерю. Мы, конечно, заняли самое лучшее, питательное место.

Шурик забрался на камень, за плечами  у него – заснеженные вершины.
Жаль, если они не выйдут на фото. Да, Шурик разбудил меня, чтобы я его
запечатлел. – Охотно! Вот от сидячей позы Шурик переходит к более
раскованным, его охватывает волнение. Одна рука торжественно упёрлась
в бок, другая устремилась ввысь, кокетливо изогнувшись. Из палатки на это
дело смотрит Игорь и, обращаясь к Кенгуру, вынуждает его вспомнить о
чайнике. Мы хохочем, но Кенгуру нисколько не обескуражен. Вот его место
на камне занимает завхоз и тоже хочет сниматься в позе чайника.
Я тоже снялся, но очень скромно, ибо знаю, что чайник из меня тот еще.

Не следует забывать, что поход у нас спортивный. Дальше всё шло по
графику. Встал командир, произвёл подъём и осмотр. Дежурные запустили
все четыре примуса (для скорости). Наташа и завхоз взяли мой (к-хм, наш)
кошелёк и побежали в кош за молоком. Вернулись они, счастливые, как
дети, с двумя литрами дарёного молока. И в прочем между Завхозом и
Поваром не было разногласий.
Сытые и довольные вышли в путь, держа в памяти КСС, перевал Удобный
и некий «цирк», куда надо попасть.
В честь погожего дня уже через десять минут состоялся первый привал,
На нем зашёл разговор о ядовитых змеях. Лена и Таня меньше всех хотели
покинуть гостеприимный луг, а тут еще змеи. Зато у Димы был вид
победителя змей, и я подумал, что он похож на Виннету. (*)

* Виннету – вождь апачей, одноимённый кинофильм (1964).

Вскоре наше внимание оказалось надолго прикованным к жёлтой палатке,
одиноко стоявшей на пути. Лёша в очередной раз вспомнил КСС и как он
потерял маршрутный лист. Идти к жёлтой палатке страшно трудно, почти
по ровному месту. Когда же мы сблизились настолько, что можно было
судить о внушительных размерах палатки и об обитаемости, то выяснилось,
что палатка – на том  берегу, а мы – на противоположном. Тут вошли в
скальный городок, и произошло следующее: я обернулся и заметил, что
Лёша делает нам какие-то знаки. Игоря сразу потянуло к скале, за которой
совсем уже скрывалась жёлтая палатка на том берегу. Потянуло и меня.
Сидим все почти за камнем. Подходит Лена и спрашивает командира, чего
мы сели.
- А так, – отвечает Лёша. – На всякий случай.
Хозяин палатки, будь он хоть трижды КСС, мирно спал на траве. А его
собаки нас облаяли. Змеи, наверное, тоже …

У широкой луговины повстречали стадо коров. Мы с Шуриком во главе
колонны, с ледорубами наперевес, естественно напугали бедных животных,
и они не знали, куда деваться. Когда же мы ускакали далеко вперёд, то нам
открылось забавное зрелище. Лёша замыкал группу, но процессия им не
кончалась. Всё стадо, доселе преграждавшее нам путь, повернуло за
командиром. Вместо щёлканья кнута раздалось щёлканье  фотоаппарата.

Конечно, мы не могли взять коров с собой. Опять встретилась бурная речка.
Странно, но факт: в хорошую погоду мокнуть не хочется. Лучше пройти
100-200 метров в поисках переправы, что мы и сделали, найдя отличное
место, где следует с разбегу прыгать, но без рюкзаков. Знакомая ситуация:
Дима на том берегу, я – на этом, Но мой рюкзак оказался на том берегу
даже еще раньше, постоял, подумал и медленно скатился в воду. Но Дима
на страже, как Виннету! А я только сливаю воду из клапанов пойманного
рюкзака.

После перекуса дорога пошла нуднее. Слева от тропы – широкая заводь,
тянется на километры и безбожно портит долину. Ботинки норовят
провалиться в грязь. Рита и Таня теперь лидируют, подталкивая друг дружку
и не пуская меня вперёд. Погода испортилась, тропа потерялась в поле
белого щебня. 
Сердце ёкнуло при виде большой, посеревшей от времени палатки. Однако,
её обитатели – охотники или егеря, в горах эти понятия сливаются – кивают
приветливо, и мы спешим прочь. Но неподалёку нас останавливает река.
Нет, не перепрыгнуть. Я уже говорил, что погода испортилась, да и день
выдался спокойный, шестой час уже … Самое время вымокнуть.
Командир выбирает широкий участок, где река разбивается отмелью 
на два рукава. А как же иначе, верёвки-то у нас предлинные! Командир на
том берегу, перила готовы, второй конец – для страховки. Перила ожили.
по ним пошла Лена. Ребята столпились на конце – травят.
Травили неважно, уже на полпути отравили ей настроение. Переправа по
всем правилам – дело деликатное, спешить не надо. Сажусь и жду.
Лена завладела перилами. Перила у нас теперь, что надо! За её спиной
Лёша обвязался концом шнура, опустился на камешек и закурил.
Переправился Шурик и засел с фотоаппаратом. Пошли девушки. Девушек
объектив явно смущал, и они забирали глубже. На том берегу Лёша совсем
освоился со страховкой. Снимал вибрамы, выкручивал стельки, поглядывал
на стоявшую стрункой Лену. Я переправился предпоследним, доверчиво
повисая на перилах. Диму перетаскивали на карабине, за два конца шнура.

Между тем, среди нас появился одиннадцатый. Крепкий, смуглый молодой
человек, с характерными усами. Говорил по-нашему, в гости приглашал.
В суете укладки его как-то не очень замечали. А он приглашал.
Народ призадумался. Кто не думал о здоровье, вспомнил законы кавказского
гостеприимства. Словом, решили зайти, хоть ненадолго.
- Ничего, не стесняйтесь, – убеждал егерь, если то был егерь. – У нас вашего
брата много бывает!

Хозяин привёл нас к старому кошу, сложенному, по его словам, лет двести
тому назад. Кроме загона и землянки были там предметы из менее
отдалённого прошлого: столы, длинные скамьи, крытый толем навес,
запасённые куски каменной соли в углу, совсем дачный рукомойник.
Очень скоро прибыли товарищи нашего егеря, все слегка обросшие,
приветливые, с ружьями и на лошадях, которых они тут же стреножили
и привязали к каменному забору.
Народ стал разбредаться и обживать дом. В загоне поставили палатки на
сон грядущий. К чести Игоря, он не забыл об обязанностях дежурного, и
примус засвистел прямо на краю изрытой копытами тропы.
Но, мало - помалу, становилось ясно, что обед предстоит необычный,
и главное слово будет не за завхозом.

Во-первых, у хозяев был очаг. Самый настоящий, с пылающим огнем.
Во-вторых, было мясо, которое, кажется, сварили вместе с рогами. Меня
успокоили тем, что мясо у горцев подаётся отдельно. Или вообще не
подаётся. У нас как раз первый случай.
Большим ножом пастухи (выяснилось, что это пастухи) разделали тушу
сваренного животного на отдельные мослы, горячие и благоухавшие, как
нигде. А гости за столом, тоже большими ножами, завершили резку мяса.

Теперь, когда мы узнали, что едят жители гор, мы понятно спросили, чем
они утоляют жажду. – Оказалось, не пьют ни чая, ни кофе, одну только
воду. Минеральную, нарзан из местных источников. Воду держали в
канистрах и предлагали всем желающим. Тут произошёл конфуз. Отведав
нарзана и подивившись свежести напитка, я умилил хозяев детским
вопросом: «А где вы её газируете?» - А-а, понял. Наученный нарзаном.

Командир, тонко чувствуя обстановку, выставил весь НЗ другого ценного
напитка, который был с благодарностью принят пастухами и, из вежливости,
разбавлен той же водой.
Завхоз, посоветовавшись со старшим по палатке, наказал ему извлечь весь
запас репчатого лука. Стороны, как водится, обменялись приветственными
речами, содержание которых никто не помнит, и дружно опустошили миски.

Здесь надо сказать несколько слов о братьях наших меньших.
На ужине неотлучно присутствовала свора добродушных кавказских
овчарок. Все они давно знали нрав пастухов, но гости, видимо, внушали им
надежду хоть раз поесть досыта. Больше всех старался щенок овчарки.
попрошайкой он не был, просто норовил стянуть что-нибудь со стола.
Сидели - то тесно, но около меня, на углу было свободное пространство.
Бедное животное визжало и плакало, слушая мои уверения, что воровать
не хорошо. «Смотри, предупреждают Игорь с Шуриком, – Он вырастет,
он тебя найдёт!» Щенок, надо сказать, зверел, то есть, рос на глазах.
Толкал взрослых собак, а когда его пытались оттащить от личного
имущества, дрался, как за своё!

Бородатый пастух извлёк на свет настоящую балалайку и изобразил на ней
пару ласковых мелодий. Уже темнело, зажгли лампу и свечи. Среди пастухов
нашлись картёжники. Над кошем, у изгороди из камней, которые двести лет
никто не трогал с места, собрались Игорь, Саша и старший из пастухов
(хотя все они были молодые парни) поговорить о житье - бытье.
Присоединился и я. Рассказ повёл старший. Гостим мы, стало быть,
у дигорцев. Работают они в совхозе 3-4 месяца в году. Пасут коров в этой
долине. Точнее, не пасут, а следят, чтоб с коровами худо не вышло. Перевал
им не перейти, а если заболеет какая – отправят на лечение. Помрёт или
разобьётся – съедят, а шкуру предъявят. Родственники есть у наших 
пастухов: и в городе, и в Москву к ним ездят. Только никто более пастухов
не зарабатывает. «Нет-нет, да и приедет сестра. Дай, говорит, денег. –
От чего же не дать, бери. – А что делать, ну разве у них в городе
заработаешь! То-то …»
- Туристов у нас тоже много бывает. – продолжал пастух. – А ведь и риск
есть. Вот, например, эта долина. – Под холмом, на склоне которого стоит
кош, широкая полоса сбросов перекрывала травянистую низину. Вон там
мы проходили мимо первых «егерей», там переправлялись. Несколько лет
назад рухнул язык ледника, увлекая за собой камни, изменил всё до
неузнаваемости. Так в межсезонье дожди работают. А бывает, резко
поднимается уровень воды в реке, образуется волна, а тут человек лежит,
загорает. – Короче, если уж идти в горы, то в разгар лета. Такого как это.

Итак, народ увлёкся беседами, преферансом, прочими приятными вещами,
а времени для сна оставалось всё меньше.
У Лёши в палатке тоже были гости. Тёплый свет фонарика пронизывал
серебрянку, делая её похожей на японский домик. Без окон, без дверей,
тапочки снаружи. Только Шурик войти туда почему-то не мог. В сумерках
мы услышали его заунывный голос: «Лёша, ты хотел устроить холодную
ночёвку казначею, а устроил мне!»
Шурик попробовал залезть в нашу палатку, но его как-то отговорили. Суть
наших увещеваний можно выразить двумя словами: «Будь мужчиной!»
Как повёл себя Шурик дальше и где провёл остаток ночи – мы не знаем.



ДЕНЬ  ДЕСЯТЫЙ

Перевал Штулавцек и две его стороны

«Перевал – это место, по одну сторону которого следует подниматься
вверх, а по другую – спускаться вниз» (Игорёк)


Лошадиная фантазия. – Прощальное фото. – Конно-спортивный поход. –
Охотничий арсенал по-дигорски. – Бегом за нарзаном. – Лошадям надоело. –
Последний взлёт к перевалу. – Туристы – безлошадники. – Месть Шурика,
или «не рой другому яму».

Утром встали как всегда и неспешно свернули лагерь. Природа, присоединяясь
к нашим гостеприимным хозяевам, говорила: «Вот теперь вы можете со
спокойной душой идти на перевал». Командир расправлял поля своей
шляпы. Завхоз навьючивал канистру на рюкзак. Игорь прогуливался в
тельняшке. Параллельная группа думала, что бы еще такое оставить егерям.

Кто-то решил покататься на лошади. То есть, решили все. Но сначала, я
уверен,  фантазия пришла на ум женщине. Лена, Рита, Наташа потянулись
к четвероногим, при активном участии пастухов, которые кому держали
стремя, кому коня, а кого и катали сами, под уздцы.
Я влез на лошадь впервые в жизни. Впечатление неповторимое, хотя
лошадь на меня не обратила никакого внимания. Сделав небольшой круг,
как будто по комнате, я всё же отпустил лошадь, спрыгнул с неё, перебросив
ногу через гриву, по-ковбойски.
Фотографируем егерей - пастухов на фоне долины и, конечно, обещаем
прислать снимки на память.
Дождавшись высокого солнца, держим путь к вершине зелёного холма.
Там проходит тропа. Рассеявшись по склону, кто боком, кто змейкой,
набираем высоту. Тропа действительно есть, подходы к ней «минированы»,
коровы разбегаются. Нас нагоняют егеря верхом. Дальше происходит
следующее. Рюкзаки девушек навьючиваются, девушки садятся верхом,
егеря становятся на тропу. Я бегу впереди, если не считать Шурика, который
должен это заснять.
Вот тропа сделала поворот, и нам уже нипочём не увидеть коша. Зато можно
угадывать подходы к перевалу. А егеря, меж тем, углядели в бинокль
настоящих туров.
 
Экипировка у наших провожатых: патронтаж, карабин.
- Где же вы патроны берёте? – спрашиваем.
- Как где! А советская армия на что! – улыбаются егеря.

В горах много чудесного. Нам обещают показать нарзановый источник.
Тропа забирает вниз, да так круто, что девушкам приходится спешиться.
Шурик нашёл оптимальный путь по круче, всех обогнал и подтвердил звание
способного ученика. Мы снова на широком месте, есть, где развернуться.
Рысью меня нагоняет Таня. Обгоняет и зовёт к себе. «Скажи егерям, что
лошадь меня не слушает». Та в раздумье переступает, трогает не спеша.
Ябедничать не хорошо. Но вот всадницу преследует всадник.

Сбрасываем рюкзаки, достаём фляги с кружками. Саша, Дима, Лёша и я,
стремглав спускаемся к реке вслед за дигорцем, ведущим нас к источнику.
Дима резко падает и просит его не ждать. И чего мы бежим, неизвестно.
Форсировали речку, где число участников забега могло еще сократиться.
Бегом вверх по рыхлому, красного цвета склону. В нужном месте дигорец
разгребает землю руками и ждёт, когда очистится вода. Целебная, с газом!
Во всей этой церемонии есть что-то святое.

После повторной пробежки вся группа поправила нарзаном пошатнувшееся
здоровье. Кони дальше идти отказались, егеря жмут нам руки.
Егерей ждали быки и туры, а нас – крутой подъём, на котором те, кто провёл
утро в седле, сразу поотстали. Впредь наука. По науке следовало перекусить,
что мы и сделали. На перекус было съедено, помнится, дикое количество
сала, белой, как мел, халвы особого сорта. С конфетами завхоз уже прямо
настаивал, мол, завтра к людям выйдем, стыдно, мол.
Между тем, нас уже начинал мочить дождь, и хотелось спросить:
«Ну, где этот чёртов перевал? Последний …»

Одолев первым очередной взлёт, я увидел то, что можно было назвать
цирком. А именно, ряд снежников, полукруг зазубренных чёрных вершин,
все одинаково туманны и неприветливы: иди, куда хочешь.
Татьяна веско заметила, что не надо было мне сюда так рваться.
Все посмотрели на командира, но он никакой активности не проявил.
А Рита свернула направо, на снег. Тут я догадался, что Рита знает.

Рита ступает по снегу, как кошка, стараясь не повредить собственного следа.
По мелкому чёрному щебню, из-под которого выдавливаются вода и грязь,
Рита поднимается короткими шажками, аккуратно убирая вибрамом землю,
чтобы получилась ступенька. Ступенек ей не жалко, мне кажется, после нас
склон будет в полоску, так часто Рита подрезает. У самого перевала, как
рёбра, выступают пласты. И как мы в него попали – спасибо Рите!

На перевале – промозглый ветер, не дающий упасть дождю. Пока Лёша и
Рита общаются с туром, я делю шоколадку (четвёртую!). Скорее вниз!
Шурик показывает нам, как это делается. Ему бы горные лыжи! Снега на
спуске достаточно, чтобы ехать, но явно мало, чтобы остановиться.
Наконец-то, он кончился. И началась нуднейшая тропа, на которой мы все
растянулись на длину того поезда, который ожидал нас через два дня в
курортном Нальчике. Единственное светлое место – речушка в овраге,
покрытая ледовой коркой, по которой Лёша протопал, не мудрствуя лукаво,
правда, выбрал путь по высокому месту, где лёд, очевидно, толще.
Я было нашёл путь еще короче, но Лена так замахала на меня руками, что я
оставил даже мысль вернуться и пройти по чужим следам.

Около семи вечера от золотистых луговин отрогов Штулы попали в широкую
долину с моренами посередине, бурной рекой, разбивавшейся на рукава, и
белыми овечьими клубочками на зелёных склонах. Было мокро и холодно.
Сигналом к привалу послужила переправа через бурный поток. Лёша
отметил для этой цели подходящий камень, который я, к сожалению, утопил.
Окунулись: Игорь, Таня, Рита и другие товарищи.

Стали лагерем на зелёном пятачке между рекой и большими чёрными 
камнями, образовавшими идеальное место для прогулок. Но сперва палатки.
Я же говорю, мы стали на пятачке. Лучшее место нашёл Кенгуру, за что
инструктор его похвалил. А сам Кенгуру похвалил себя за то место, которое
он отвёл нам! Сравнив, я признал победу Шурика. Торжество его распирало.
Он и палатку поставил раньше всех, и камешки под колья подобрал самые
удобные. Ну, за это он сегодня дежурный.

Я снял штормовку, настолько мокрую, что при всём моём к ней уважении не
мог оставить в палатке. Залез в палатку вслед за Игорем и решил не вылезать,
даже если Шурик откажет в самом необходимом. Но тут он сжалился,
накормил нас и другие палатки. Козинаки пришлось разбивать внутри, как 
назло, на полу нельзя было найти твёрдого места. Несколько упрямых долек
я оставил на следующий день. Сил нет. Ох, и влетит же мне от завхоза!

Когда собрались спать, в нашу неудобную, плохо стоящую палатку упал
Шурик с коконом в руках. Завхоз было возник, но мы с Игорем заступились.
Шурик залёг между мной и завхозом, а кокон бросили под головы.
В темноте запели: «Товарищ, сегодня ты плохо идёшь. Инструктор тобой
недоволен». Инструктор, по-видимому, был доволен. Завхоз подбивал меня
на неприличные анекдоты. Кенгуру тихо подрагивал. Только бы к утру
дождь кончился …



ДЕНЬ  ОДИННАДЦАТЫЙ

Лучше хорошо ехать, чем плохо сидеть.

Удобства нудного спуска. – Кабардинцы. – Первый встречный. –
Мимо КСС. – По широкой дороге. – Второй встречный. – Заключительный
перекус. – Странность переправы. – Кабардинские коровы. – Третий
встречный. – Как Игорёк надел шлем второй раз. – Последний ужин:
финал большой делёжки. – Ночная переправа. – Провал холодной ночёвки.


Ночью дождь, кажется, растратил последние силы. Туман, после темени
палатки, светился почти, как солнце. Одежда просыхала до сырости.
Настроение было приподнято - деловое, мы имели серьёзное намерение
сегодня же сесть в автобус и к ночи сварить суп где-нибудь в окрестностях
Нальчика. Кое-кто, наверно, знал уже, где именно.

Палатка наша  проснулась одновременно, что при такой тесноте естественно.
Причём, оказалось: завхоз, Шурик и я спим в сдвоенном спальнике,
в который вчера залегли вчетвером, а Игорь – в коконе, который он же
вчера небрежно бросил под голову. Мир и дружба, Шурик! Здесь все свои.
Упаковались без проблем, так как рюкзаки давно стали пустоваты. Я взял
запасной кусок мыла и запустил его в нагромождение камней. Через пять
минут оттуда раздался торжествующий крик Шурика: нашел!

Длинной вереницей мы двинулись напрямую, через холмы, холмики и
болотца, набирая в ботинки росу и по привычке выискивая тропу или след.
Травы, от жёлто-зелёных до оранжевых, редкие кустики, – местность
напоминала саванну. Каждый шёл, как ему удобно, присаживались
передохнуть, поджидая друг друга.
Часа через два – кош. А возле него – собаки, молодые кавказские овчарки.
И двое пастухов: черноволосы, черноглазы, один в настоящей бурке,
кабардинцы. Пасут лошадей, ишаков да коз. Богаты неким створоженным
молочным напитком. Выпиваем за здорово по две-три кружки, благодарим
улыбчивых пастухов, идём дальше.

На крутой тропе, которая вместе с долиной поворачивает вправо, встречаем
человека, но он не словоохотлив и потому не в счёт. А вот с его спутником,
шедшим следом, мы разговорились. Оказалось – художник. Ездит сюда не
первый год, КСС, пастухов, – всех знает. Места, говорит, заповедные, сейчас
с того берега вам будут орать КСС.
Действительно, на левом низком берегу стояли домики, бродили кони и
какие-то люди, человек двадцать. Даже мост есть. Поступило предложение:
сдаться добровольно, авось у них есть автобус. Но спустился туман и решил
дело в пользу пешего похода. Вскоре, однако, вырулили на грунтовую
дорогу.
На привалах, для подкрепления сил, раздавали, у кого что было: изюм,
конфеты, компот. Меня поражали Лена с Ритой: с блаженной улыбкой
подставляли пригоршню – в одну ладошку уже не помещалось – и 
складывали, складывали в карман. Когда же есть-то будут!

Вот горы впереди словно растворились. Идём по ровному месту, и второй
встречный, на сей раз местный житель, сообщает, что дорога завалена и до
машин идти еще километров 16. – Ничего, успеем, скорость у нас приличная.
У очередного характерного камня, точнее, скальной стенки, выпиравшей из
земли на высоту поднятого ледоруба, устраиваем последний перед выходом
к людям перекус. В дело идут остатки сала, две плитки шоколада, последние
сухарики из бородинского и прочее. Все довольны моей делительной
работой, завхоз делает мне выговор за утаённые в ужин козинаки. А Шурик
сообщает завхозу, что рюкзак завхоза стал тяжелее на один камень, и просит
ему верить!

Через пятнадцать минут, неподалёку от заброшенного приюта, мы имели
переправу. бурная река, через нее переброшено бревно и несколько жердей,
для спокойствия строителей. Шурик переходит на ту сторону и, замочив
вибрамы в воде, так в ней и остаётся, держа конец шнура. – Это перила, для
нашего спокойствия. Странные эти горные переправы, ненадёжные. Всё
хлипкое в межсезонье уносит река, всё прочное уносят туристы.

Где-то рядом завхоз вздумал перепаковать рюкзак и обнаружил на дне означенный камень.
Забег не состоялся, но стон …
«Я тебя предупреждал, – отозвался Кенгуру на привычной дистанции. –
А ты не поверил!»
Короче, крепись, друг!

Краткий привал в рощице окультуренных деревьев. В редколесье тесною
толпой ходят коровы. И быки. Коровы смотрят на нас с испугом, бычки – с
любопытством. А на этого чёрного быка лучше не смотреть. С ледорубами
наперевес проходим сквозь строй.
Дорога, однако, становилась всё менее заезженной и исхоженной. Завела нас
в другое ущелье при слиянии двух рек. Только стали посовещаться с картой,
появился третий встречный и рассказал, что автодорога завалена камнепадом
на длину 2 км. Мы воспрянули духом, ведь на часах было около семи часов,
темнеет в девятом, а там, глядишь, раздастся гудение моторов.
Дорога, вернее, то, что от неё осталось, являла собою печальное зрелище.
Сплошные завалы светло-жёлтых булыжников и щебня. Песчаные наносы –
река поднималась. Отдельные крупные камни, как плугом, прорезали склон
и погрузились в воду, выдрав с корнем и унеся с собой большие деревья.

Делаем привал на менее изувеченном участке. Игорь, по совету друзей,
надевает каску. Впервые после Белага. Принимает наши поздравления.
Шурик выбирает живописное деревце и обрушивает на него град камней,
стремясь при каждом броске куда-то попасть. Это не эйфория, это серьёзнее.
Вместо обещанных двух километров завалов мы имели, по меньшей мере,
пять. «Если сейчас дорога пойдёт вверх, – шепчет Таня. – То я по ней не
пойду». – Я успокаиваю, уверяя, что дорога, в общем, должна вести вниз,
поскольку мы находимся в Верхней Балкарии.

Около девяти стали, как попало, достали примуса. Игорь так и не мог
понять, зачем. Я отправился за водой, а когда вернулся, уже совсем стемнело.
Народ расселся и разлёгся на дороге, одни спиной к откосу, другие лицом.
От двух примусов и огарка свечи внутри круга разливается свет. Лица наши
медные и усталые. Пели песни – не помогло.

Следом за супом полагались остатки былой роскоши – лимоны и халва.
Халву поручили делить мне. Сказали, у меня хорошо получается. Каждый
из двух брикетов следовало поделить на пятерых. Сделав ряд теоретических
посылок, одобренных собравшимися,  я взял первый брикет и раскрошил его
ножом. Сказав, что это не беда, я начал отмеривать халву ложкой, под
неусыпными в ту минуту взорами товарищей. Когда пачка была поделена,
выяснилось, что её хватило на шестерых. Отступать поздно, я вызвался
поделить так же и вторую. Но сидевшие рядом настояли на четвертовании,
причём, четвёртая часть досталось автору, так оно и было, истинная правда!

Гудение моторов всё не было слышно. Выступили при свете звёзд с Лёшей
во главе, так как дороги не было вовсе. Белый щебень под ногами светится.
На переправах через малые речушки фонариками освещаем подводные
камни, Лёша выдергивает нас по одному за ледоруб. Мокрые есть, раненых
нет. – Кино, да и только. Намекаю командиру. Он понимающе кивает
впотьмах. – Но что делать? Лучше плохо идти, чем хорошо сидеть.

Снова топаем по широкой дороге. Мимо проплывают самые фантастические
фигуры и тела. Интересно, каково тут при свете дня. Переговариваемся,
поём песни, прикуриваем на ходу. У инструктора большие планы. Есть
вариант прикорнуть где-нибудь на часок – и дальше. Есть вариант идти до
упора, то есть, часов до двух. Игорь говорит, до двух – мало, потеряли время
на суп с халвой. Всё свершилось неожиданно. Слева от дороги приметили
луговину. Трава по колено, зато ровно. Внизу река шумит, Черек Балкарский.
Посветили вправо, чтоб чем не присыпало, и начали ставить палатки.
Да так дружно, что у меня тут же увели ледоруб, под колышек. Перед сном
еще успели сходить за водой для чая. – Эх, алкоголики мы!



ДЕНЬ  ДВЕНАДЦАТЫЙ  И  ПОСЛЕДНИЙ

«Лучше плохо ехать, чем хорошо идти» (решили все)
«Лучше хорошо ехать, чем плохо идти» (подумал инструктор)

Встали – сели. – Вот они, КСС! – Конец мучениям. – Возвращение к людям.
Символическое взятие перевала Штулавцек.

Подъём произошёл, как обычно, в десятом часу. Лагерь сворачивался
быстрее, чем готовился завтрак. Небо распогодилось.

Только мы поели и попрятали посуду, раздалось гудение мотора. На поляну
выехала экспедиционная машина, в кузове которой двадцать человек.
Водитель в солдатской форме гнал машину в направлении завала. Там,
передали по радиосвязи, одна женщина сломала ногу. А эта орда молодых
людей и девушек в трико и куртках болонья, надо полагать, ехала на помощь
той несчастной женщине, а заодно и посмотреть завал.
Спрыгнули два егеря в зелёных фуражках и с ружьём. Захотели видеть
инструктора и его маршрутный лист. Лёша сказал, что он, конечно, может
показать маршрутный лист, но скорее так всё объяснит.
Как он и предполагал, тот факт, что мы уже спешим на поезд в Нальчик,
егерей убедил.

Я уже упоминал, что лагерь сворачивался очень быстро. Машина отвезла
КСС, и мы услышали гул мотора с противоположной стороны. Договориться
с водителем было минутным делом. Пять рублей с человека – и вы
в Нальчике. Итак, запомним: выходя из гор, надо иметь наготове 
пять рублей.

Рюкзаки в кузове, мы на скамейках, Шурик на рюкзаках. Даже не верится!
Едем! – Первое селение! – Меняются первые пассажиры! – Первый
цивильный дом отдыха! – Новые слова: газеты, кино, мороженое! –
Шурик напоминает о недавнем прошлом, но тоже по-новому: открывает
нагрудный карман и устраивает раздачу сахара! Шурика колотят по шлему.

Я прошу еще минуту внимания, к одному важному событию.
Здесь, в кузове автомобиля, состоялся обмен ценными бумагами о взятии
перевала Штулавцек. Рита и Лёша полны серьёзности. Наша группа прошла
перевал в 17.00. Параллельная группа прошла тот же перевал в 16 часов
45 минут.


*  *  *


ПЕСНИ, РОЖДЁННЫЕ  ПОХОДОМ


Песня 1. Родилась на следующий день после похода, на берегу Чёрного
моря, из морской пены, пота и слёз радости. Петь на мотив романса
военной поры: «Бьётся в тесной печурке огонь …»

1.
Бьётся камень о старенький шлем.
На коленях протёрлись трико.
Я молчу, мало пью, много ем.
Отчего ж мне идти нелегко?
Ноги сбиты, карманы пусты.
Губы солоны, голос – не свой.
А завхоз: «Привередливый ты!»
Попрекнёт и обжулит с халвой.

2.
Я несу всё, что нужно в горах.
Шнур – десятку, бинты, ледобур.
Сто рублей, финский ножик, на страх!
Карабинов – на длительный бой.
Курагу, чтоб менять на урюк.
Мыло: два! Чтоб без мыла – не ныть!
И огромный, единственный крюк,
Просто так, чтобы вбить – и забыть.

3.
Шли б и ночью, но нас допекло.
Мы варим сублимат, суп с котом.
Пусть каны пожирают тепло.
Нам же будет, что вспомнить потом.
Кучерявость отрогов Белаг,
Напряжёнку с питьём на Урух.
Стрёмность спуска и наш бивуак.
И по-дружески щёлкнувший клюв …


Баллада о нечёрном альпинисте.
Фантазия, погружённая в реальность

Ремарка 1.
Чёрный альпинист – персонаж историй, в турпоходах и в экспедициях, призрак человека,
погибшего в горах, в пещерах, при таинственных обстоятельствах.
 Этот дух наделён разительными свойствами.
Для одних людей встреча с ним гибельна, для других – спасительна, смешна и поучительна сразу.
Чёрным пугают новичков, чёрного уважают, и сказать, привечают …

*

1
Если вас позовут на Памир,
На Эльбрус – или просто на скалы,
Вы найдёте там тьму чёрных дыр,
О которых не знают журналы.

Чёрный камень, он тонет во льду.
Чёрен воздух пещер без ответа.
Мне родных не видать, коль найду, говорят,
Альпиниста такого же цвета.

Он разбился, он – лишний балласт,
Кем-то брошен, ну сгинул – и точка.
Но Господь на загадки горазд – или чёрт!
Только бродит в горах одиночка.

2
Как на призраков, страшно смотреть
На иных чудаков в единичке.
В турпоходе, нагружен на треть
Веса тела, я б отдал и спички.

Первый день – я как будто без ног.
Еле полз – и оставлен на базе.
Там сказал один встречный: «Смоги!» И я смог.
И потопал, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Я запомнил, что будет подъём.
Я усвоил, что камень – с отскоком.
Шевельнулось: «Как можно вдвоём!» Только там,
Где вперёд и назад – только боком.

3
В анорак чёрный старенький влит,       /анорак – ветровка с капюшоном/
Мой вожатый шагал безразмерно.
Есть на свете места, как магнит, для людей,
Есть магнитные люди, наверно.

- Вот он, сброс прошлогодний, смотри.
Этот снег называется «кашей». –      
Сколь вершин на хребте, столь внутри огоньков:
«Ну, какая из них будет нашей»!

Греет голый хребет левый бок,
Ледниками не намертво схвачен.
Выпил солнца ледник – и потёк, и туман
Обнял сразу. И стало иначе.

4
Кто для фото показывал класс,
Не грусти о потерянном друге.
Перевал нам порадовал глаз
Ну, шагов на пятнадцать в округе.

Сложен тур из подножных камней.    /туры в качестве путевых знаков/
Быть не может, чтоб туры пропали!
Счёт потерян шагам, но гораздо важней
Ни на миг не терять вер-р-тикали!       /намекаю на родство/

Не велик и не мал перевал,
Днём да летом пройдут даже дети. –
Я полснежника вниз пропахал – белый весь!
Ну, а он зарубился на трети.

5
Что ж, товарищ не стал выяснять,
Кто его подцепил ледорубом.
В путь-дорогу мы вышли опять, на сей раз
Репшнуром перевязаны туго … 
                /это в сердцах, обвязка туриста должна быть свободной/
               
Нам бы вынырнуть из пелены
Да добраться до Райской Поляны!
Где нас встретят такие, как мы, может быть,
Если им наплевать на туманы.

Я спешил, но часа через два
Захромал, не взирая на лица.
Вот споткнулся и слышу: «Вода».
Верный знак, что пора становиться.

6
И, про это и то говоря,
Сели так, будто всё по программе.
Я уснул под рассказ о горя-чих клю-чах …
И палатке в нагрудном кармане.

А на утро – гляди и дивись:
Где вчера мы хватались за воздух,
Рядом, в зелени трав, табуны разбрелись.
Лагерь чей-то. И машущих пять рук!

Все при деле: кто руку мне жал,
Кто дарил мне лимонную дольку.
Я свой первый поход продолжал!
А его поманили в «пятёрку» …       /поход высшей степени сложности/

7
Разлучили, едва породнив.
Жизнь в горах мне не кажется вздорной.
Там живёт неразвенчанный миф,
Альпинист, только вовсе не чёрный.

Он со мной, мой единственный миф,
Альпинист, только вовсе не чёрный.