Осколок военное

Кому бы Евгений не рассказывал, что с ним произошло осенью 44, никто ему не верил. Хоть справку у врачей бери и показывай! Но кто такую справку даст, если сами врачи в эту историю категорически верить отказываются! «Такого просто не может быть. Не может и все!  Не бывает! Точка!»
Однако история эта произошла на самом деле.
Шел 1944 год.  Красная Армия успешно наступала, громила врага по всем фронтам и стремительно двигалась вперед. Наступления следовали одно за другим практически без перерыва.
И вот в теплый июльский день роте, где служил Евгений, приказано было взять высоту N. Задание будничное, особой сложности не представляло, в меру опасное. Высота N была невесть как сильно укреплена, сил врага на ней разведка обнаружила немного, тяжелых орудий нет вовсе. За пару часов можно было управиться.
Бойцы в роте Евгения подобрались все опытные, прошедшие огонь и воду, познавшие почем фунт лиха. Они и не такие задачи умели решать без особого напряжения.
В пять утра рота выдвинулась на переднюю линию.  Поползли. Немцы ни о чем не догадывались. Наши минеры еще ночью освободили проход к высоте, даже колючку не позабыли порезать, чтобы зря времени на этом не теряли и неосторожным шумом выдать свое присутствие не могли.
Вышли напрямую с линей соприкосновения противника.
Теперь надо были, воспользовавшись эффектом неожиданности, ошеломить врага и разгромить его полностью, пока он в себя не успеет прийти.
Ура! Вперед! В атаку!
Поднялись, и только тогда немец их заметил. Ударили пулеметы. Сначала один, затем три сразу. Для атаки в лоб это уже было многовато, немало бойцов можно было положить. С нашей позиции по вызову ударила пушка, помесила минут пять, и перебросила огонь на другие участки – там тоже поддержка артиллерии требовалась.
Бойцы снова поднялись в полный рост и побежали. Теперь только ноги решали, кто из них добежит, а кто ляжет навечно у этой высоты.
Пулеметы молчали. Это упрощало задачу. Хорошо бы, если бы еще фриц догадался уйти без боя, тогда потерь бы при выполнении задания – ноль.
Нет, стреляют. Значит, высоту надо брать, а врага уничтожить. Но что такое пять – шесть автоматчиков, когда на них целая рота прет.
Победа была уже близка, когда по высоте ударил немецкий тяжелый миномет. После первого же взрыва Евгения вдруг сильно ударило в грудь и отбросило назад и, если бы не густые заросли кустарника за спиной, то он бы кубарем покатился вниз, а так только упал на землю.
Боли особой он не чувствовал, жгло только немного грудь. Евгений отряхнул землю, которой его забросало с головы до пят, поднялся на ноги. Потрогал рукой место груди, где ему показалось горячо. Рука наткнулось на что-то твердое, непонятное и небольшое. «Что за черт! камень мне что ли в грудь воткнулся?»
Осторожно пощупал еще раз и понял, что это не камень, а осколок мины, вонзившейся ему в грудь на уровне сердца. Он попробовал осколок осторожно вытащить, но тот сидел плотно, и каждое прикосновение к нему вызывало сильную боль не где-нибудь, а в самом сердце.
Евгению сделалось не по себе.
- Это что получается, он мне в сердце вонзился? Но почему тогда я до сих пор еще жив?
Осколок мины действительно какой-то своей частью вонзился в самое его сердце и не убивал только потому, что перекрыл кровотечение и сидел в теле крепко.
Евгений знаком позвал санитара. Ему было страшно. Понимал, что в любую секунду может умереть.
Бойцы передали по цепочке:
- Санитара! Санитара! Серьезное ранение!
Санитар подошел очень быстро. Вопреки обычаю, это была не молоденькая девушка, а мужчина в летах, к тому же бывший врач, но почему-то скрывавший, что он врач.
- Дядя Егор! (так бойцы называли этого своего необычного санитара), посмотри, чертовщина какая-то.
Дядя Егор посмотрел и не сразу поверил увиденному.
- Что? Что там? - обеспокоенно спросил Евгений.
- Осколок, - спокойно ответил санитар.
- У меня такое ощущение, что он у меня в сердце.
- Так и есть, в сердце.
- И что мне теперь делать?
- Первым делом – меньше трогай, лучше вообще не касайся, а то если он вывалиться, тебя никакой волшебник не спасет.
- И все?
- Все. А что ты хочешь? Тебе в менсанбат надо, может, они чего и сделают. Хотя … Сам понимаешь. Я тебе здесь ничем помочь не могу. Тебя даже перевязывать бесполезно, вдруг не так поверну.
- Шутите? Как я в медсанбат попаду в самый разгар боя?
- Как, как – ножками. И как можно скорее. У тебя, думаю, в запасе чуть более двух часов имеется. Как раз успеешь, если торопиться будешь.
- И сколько мне до медсанчасти добираться?
- Сущие пустяки, километров десять.
- Десять?! Шутите! Как же я до него дойду, когда у меня осколок?
- Дойдешь – не для тебя сказано. Тебе бегом надо. Или другой вариант: ложись здесь и умирай. Я тебе все, как есть, сказал, выбирай. А я пошел других раненых перевязывать.
Остался Евгений один и хоть вой с досады. А делать нечего, хочешь жить – беги, спасай себя.
Поднялся он, сделал несколько шагом и видит: хоть и больно, но идти можно, главное, чтобы осколок не сильно шевелился.
Спустился Евгений с горы, пока шагом, а как за траншею переступил, побежал. Осколок к груди прижал, чтобы он не вывалился, и почесал во всю прыть.
Ничего! Идет! Боль терпима!
Вдруг откуда не возьмись, ротный:
- Куда! Назад! Дезертир!
Евгений ему молча осколок, торчащий из груди, показал.
Лейтенант чуть в обморок от не упал. Молоденький совсем, мало чего на фронте повидавший.
Евгений его разрешения дожидаться не стал, рванул дальше. Только скорости прибавил.
Только бы успеть! Только бы ничего не помешало.
А его патруль особого отдела останавливает.
- Стой! Стрелять будем! Ты куда это, боец, в тыл намылился? Фронт в другой стороне.
- В медсанчасть, товарищ капитан, послан медицинским работникам. Срочное дело! Нельзя терять ни минуты!
- А это мы сейчас посмотрим, какое у тебя срочное дело. Арестовать!
Евгений показал капитан свой осколок, торчащий из сердца. Тот вместо спецпропуск сработал.
- Извини, солдат, но мы бы тебя помочь не можем, у нас строгий приказ, не покидать этого места.
- Ничего, сам добегу. Сколько еще осталось?
- Три до поворота, там еще два. Успеешь?
- Надо успеть. Жить мне еще не надоело.
Бежит Евгений дальше. Километр, два пробежал, навстречу легковой автомобиль с начальством двигается. Он ни сворачивать, ни прятаться не стал. Кое-кому это сильно не понравилось.
Автомобиль остановился, да так, что всю дорогу перекрыл, выходит из него генерал, а следом за ним ординарец, оба – вся грудь в орденах.
- Трус! Подлец! Предатель! Застрелю как бешеную собаку! Драпать вздумал!
- Никак нет, товарищ генерал, ранен.
- И где же твоя рана?
Евгений показал. Генерал онемел аж. Евгений смелости набрался и говорит:
- Может, подбросите, товарищ генерал, до медсанбата, а то, боюсь, не добегу. От самой передовой несусь.
Смутился генерал:
- Извини, солдат, не могу. Приказ у меня срочный. И рад бы, да не могу. Не серчай.
Пришлось Евгению и дальше на своих двоих добираться. Пробежал он в конце концов эти нескончаемые десять километров, оказался в поселке. Там жизнь кипит. Все куда-то едут, идут, разговаривают. А у него от всего этого движения голова закружилась. Как в мирное время живут, только все в военной форме и при оружии.
Спросил он одного, где медсанбат. Сердобольный оказался человек, узнав, в чем дело, не только показал, но и проводил.
Заходит Евгений во дворик перед  санчастью, а там народа видимо-невидимо, кто сидит, кто лежит, кто стоит –  все в бинтах – очередь. Ему занимать ее не с руки, время вышло, идет напрямик, не обращая внимания на крики и угрозы.
Навстречу ему выходит военврач, лицо суровое, злое, недовольное.
- Кто такой? Часть? Фамилия? Каким образом у нас очутился?
Евгений руки развел и показывает:
- Вот.
Военврач очки поправил, чуть ли ни носом ткнулся, затем смотрит в лицо Евгения.
- Что это такое?
- Мина, товарищ военврач.
- Вижу, что мина. Давно это у вас … торчит?
- Часа два, два с половиной.
- Кто доставил?
- Никто. Сам. Ножками. Я же до войны бегом занимался, вот пришлось вспомнить.
Здесь главврач повел себя достойно. Все ему стало ясно. Как закричит.
- Готовить к операции! Лихачева и Полозкова ко мне! Это же уникальный случай. Выживешь, боец, статью о тебе в медицинском журнале напишу, ее студенты изучать будут…
Операция прошла успешно. Удалили осколок, сердце зашили, застучало как новое.
С тех пор Алексей, кому о своем случае не расскажет, никто не верит. За фронтовую байку принимают. Сколько их на войне ходило. Но тут случай действительный, даже ничего приукрашать не пришлось, и так звучит невероятно.
И стал Евгений единственным человеком на земле, которому осколком сердце пробило, а он жив остался.



Историю эту мне рассказал писатель-фронтовик Емельян Ярмагаев. Она произошла на самом деле. Так как он в своих книгах ничего об этом не написал, то я позволил себе смелость сюжет этот использовать для своего рассказа. Считаю, что невероятное это происшествия должно остаться в памяти на века.