Гремелевские упыри

Никогда – слышишь? – никогда, дорогой читатель, не ходи вечером гулять! Ну а ежели нужда выгнала тебя из дома, внимательно гляди по сторонам, ибо есть место, - не так далеко, между прочим, - укрытое заботливо от твоих наивных глаз, но в месте том можно оказаться в одно мгновение! Есть город в нашей большой стране, о котором мало кто ведает и о котором никто не говорит, дабы не накликать беду на собственную голову. И город тот страшен, как и люди, что живут в нем, ибо поклоняются они упырям – кровопийцам, что лезут из могильника во все стороны, лишь только заходит солнце. И ежели приезжему не посчастливилось туда забрести – будь уверен, в газете появится статья об еще одном, пропавшем без следа. Но не обманывайся: никуда он не пропадал, но был убит и съеден!
Ибо упыри всегда голодны и рыщут всю ночь напролет среди наглухо запертых хат. И ежели находят они приоткрытую дверь, то беззаботных не спасают ни молитвы, ни иконы, ни мольбы! И крики их слышат все соседи. А утром не находят ничего, кроме безлюдных стен. И все понимают, что случилось, за исключением разве тех немногих, что в наше время по-прежнему верят газетам.
Но ты не верь – не верь написанному! Ибо никто никуда не уезжал, не покидал родную землю, но был утащен в логово, дабы насытить ненасытных. Не верь газетам, слышишь? Не верь ни слову! Ибо, когда пропала Наталья, тринадцати лет отроду, и гремельцы впервые за долгие годы похватались за топоры, так в газетах поганых писали, что ругалась она словами грязными, не почитала ни мать, ни отца, не верила ни в Господа Бога, ни в Главупыря...
Так что не верь газетам! Не бери их в руки, даже когда млеешь от безделья, и не слушай ни в коем разе дураков, что поступают иначе. Ибо в редакциях давно не осталось людей – одна нечисть, вурдалаки проклятые, что пляшут на костях невинно убиенных. А костей-то скопилось немало: весь могильник засыпан доверху, и, когда задувает ветер, кости сыплятся через край – через стену, которой он обнесен. А потому все труднее упырям скрывать от глаз людских свои злодеяния.
Во всем мире упырей давно уж перебили, перевешали, но в городе том страшном их по-прежнему чтят: толпы стекаются к останкам главупыря, укрытого от солнца стеклом и бетоном. А он лежит в гробу – лежит и улыбается тихонько.
«На что же ты нас покинул, отец? – вопрошают гремельцы в слезах, протянув к покойнику руки. – На кого оставил нас, сирот?»
А он лежит и не шевелится – не шевелится, потому что мертв. Сгинул! И тогда они идут к живому, что каждый вечер собирает толпы пред своим дворцом – тех, кто еще читает газеты; тех, кто еще верит им!
И главупырь этот и смешон, и страшен одновременно – не так, конечно, страшен, как тот, что лежит, но страшен по-своему: когти у него длиннющие, морда вся изгнила от старости – так, что зубы видно вместе с костями; двое кровососов поддерживают его за плечи, ибо стоять он уже не может, по продолжает – продолжает молоть языком, хотя любой, у кого ума поболее, чем у лопаты земли, ни слову его давно уже не верит.
Но дураки по-прежнему приходят – приходят и слушают, затаив дыхание. И пусть страшен он, как черт кудлатый, но говорит красиво, с чувством – часами может лепетать – так, что заслушаешься! А как отойдешь от его поганых чар, как попытаешься припомнить слова, так и не сможешь, ибо пусть и говорит он красиво, но говорит ни о чем: все так же, как много лет назад, все обещает, что скоро, вот-вот, есть людей они перестанут, что заживут гремельцы без страха и стыда. Но верить упырю себе дороже! И покуда толпа очарована его пустыми речами, бродят в ней, в потемках, его ручные вурдалаки, выискивая тех, кто пожирней.
Главупырь-то нынешний ругает главупыря почившего за его кровожадность – но ругает лишь для вида, ибо любит его он, как отца родного. Я слышал даже, что отец он ему и есть! Но все это глупость – конечно, глупость.
Главупырь нынешний вообще любит всех ругать: вызовет на помост, сорвет шапку прилюдно, схватит за волосы да вырвет клок. И дурачье умиляется: глядите, говорит, какой главупырь – всем главупырям главупырь! Без него нас всех в одно мгновение сожрали бы!
А обруганный возвращается к вурдалакам и смеется с ними – смеется до слез.
Дураков же в Гремеле хватает – быть может, только они и остались. Сколько уж из них крови выпили, сколько душ перемололи, а все никак не поймут. И упыри тем временем бродят по округе...
Никогда – слышишь? – никогда, дорогой читатель, не ходи вечером гулять! И даже ежели пропащее место от тебя далеко – будь осторожен. Ибо с заходом солнца лезут из могильника гремелевские упыри – и каждый беззаботный может легко закончить их обедом!