Над судьбой. Том первый. Глава двенадцатая

 
 

Страшная беда постигла краснокожих. Сотни людей были убиты, даже не вступив в бой с врагом. Окружающий шауни мир  плакал  вместе  с  ними. Небо покрылось пеленой грязных серых туч. Не переставая, моросил дождь. Дул, пронизывая до костей, холодный северный ветер.  Он проникал повсюду, и не было от него спасения.


Еще никогда шауни не хоронили столько соплеменников. Живые провожали мертвых на Заоблачные Поляны Охоты.
Вожди и воины уходили в последний путь. Рядом лежало оружие: луки, стрелы, щиты, копья, палицы, топоры, ножи. Боевая раскраска покрывала суровые лица.
 Женщины, дети, старики — все  вместе они отправлялись на Небо, чтобы навсегда стать частью Великой Тайны.


С пылающим факелом в руках к погребальному костру слабеющей походкой подошел Великий Вождь, Расщепленный Дуб. Наступила полная тишина.
«Братья! — вознёсся над округой суровый голос, — шауни гордый, мужественный народ. Белые люди лишили жизни многих из нас, но они не смогли и им никогда не удастся убить в нас Дух.
Они  кровожадны, безжалостны, беспощадны, но разве есть в этом мире сила, способная сломить шауни? Бледнолицые собаки заплатят кровью за смерть наших людей. Поклянемся же в этом!»


Возбуждение достигло предела. Этих слов ждали, они были в сознании и на устах каждого. И громогласное — «клянемся», раскатом разнеслось по округе.
Расщепленный Дуб вознёс руки к небу и, устремив взгляд к облакам, прокричал: «Гичи-Маниту! Прими детей своих, возлюби их, как любим мы тебя».


В глубокой скорби он передал факел Познавшему Древо. Жрец поджёг костёр с четырех сторон: «Владыка Жизни! Страшный враг напал на нас. Дай нам Разум и Силу победить его. Мы любим тебя, Великий Дух,  возлюби же детей своих!»


Языки пламени жадно пожирали хворост, пробиваясь к центру костра. Забили барабаны, воины выстроились рядами. В грозной боевой раскраске, с оружием в руках они начали свой погребальный танец. Ритм учащался, движения становились  быстрее. Разгорячённые ритуальной пляской, шауни подбадривали себя устрашающими выкриками, распаляясь, всё больше.   Жажда мести сжигала, разрывала на части.


Вдруг в самую гущу танцующих ворвался Познавший Древо. Он высоко поднял свой жезл и направил его в сторону Большой Горы. Глаза жреца блестели, на впалых, изборожденных морщинами, щеках  заиграл румянец. Весь его облик выражал удивление и восторг.
«Смотрите! Смотрите», — в растерянности прокричал жрец. Люди останавливались, в недоумении застывая на месте.


На вершине горы на прекрасном ослепительно белом скакуне величаво восседал могучий, необычайно красивый воин. Лёгкий ветерок раздувал переливающиеся перья его головного убора. Куртка и легины из нежной оленьей кожи были украшены изящным орнаментом и окаймлены бахромой. Гордая осанка воина, мощь и могущество, исходящие от каждого его движения, от сурового, мужественного взгляда, просто завораживали,  вызывая почтение и мистический ужас.


Вооруженный по обычаям шауни, в руках он держал ружье — грозное оружие белых людей. Видение было необычайно чётким, легко различались даже белки глаз и мелкие узоры на одежде всадника. Конь медленно развернулся, теперь воин смотрел строго на восход солнца. Туда, откуда пришли белые люди. Мустанг вздыбился, заржал. Всадник отпустил поводья, и скакун стремглав ринулся вниз, на восток, медленно исчезая за горизонтом.


«О, Великий Маниту!» — одновременно разнеслось тысячеголосое эхо. Люди падали на колени, вознося к небу руки. Чувство истомляющего наслаждения разливалось по их телам. Бог Краснокожих пришел в это тяжелейшее время к своим детям. Он был рядом, до него можно было почти дотронуться рукой. Бог пришел ко всем и к каждому.


Что-то новое, еще не осознаваемое, но уже ощущаемое охватывало народ шауни. Прошивало его невидимыми,  но прочнейшими нитями, вселяло в людей   непоколебимую уверенность  в себе.   


* * *
Познавший Древо сидел на берегу Отца Рек и, вроде бы, беззаботно запускал плоские камешки вдоль водной глади. Со стороны могло показаться, что он просто развлекается, наслаждаясь бездельем. Но жрец был облачён в свою неизменную ослепительно-черную накидку из перьев ворона.  Любой из шауни, с детства испытывал чувство  глубокого уважения к этому символу высшей духовной власти. И вряд ли бы хоть кто-то  усомнился, что всё намного серьёзнее. Так оно и было.


«Да, — с тоской думал жрец, — после такого побоища многие готовы склонить головы.  Пушки учат этому быстрее всяких слов. Так же было и с ирокезами,  и с могиканами. Но почему же бледнолицые столь могущественны?»


Мысли Познавшего Древо оборвались в пустоте. Ответа не было. Пушки, ружья, корабли — все это являлось следствием, но вовсе не причиной. В общем-то, причина лежала на поверхности. Но это была как раз та правда,  что опасней  любой лжи. Эта правда, которую абсолютно точно осознавал жрец, могла стать самым грозным, самым страшным оружием врагов.


«Правильно говорили старики, — с ухмылкой вспомнил Познавший Древо, — много будешь знать, не успеешь состариться. А что же делать тем, кто должен думать не только за себя, но и за других».


Сокрушительный удар британцев мог сломить кого угодно, но не Верховного Жреца шауни. Он по праву занимал свое место. Каждая черта его сурового, властного, будто из гранита высеченного, лица говорила о непреклонной воле и силе духа.

Во всем его облике чувствовалась тревожная настороженность зверя, способного в любой миг нанести опережающий удар. Тонкие плотные губы были искривлены в презрительную ухмылку, он словно бросал вызов всему окружающему миру.


Тяжелый, массивный подбородок выдавался вперед, под широкими, кустистыми бровями и набрякшими веками обжигающе сверкали черные глаза. Весь его внешний вид  говорил о хищнике, готовом немедленно  вступить в смертельную схватку.


Жрец вспомнил притчу о воине, посвятившем жизнь поиску Правды. Уже перед самой смертью он нашел её в далекой стране. Но его встретила не прекрасная молодая девушка, а дряхлая,  уставшая жить старуха.
— Как же я объясню людям, какая ты на самом деле, — с изумлением спросил воин.
— А ты скажи им, что я молода и прекрасна, — смеясь, ответила Правда.


Познавший Древо ясно понимал, что же необходимо знать людям. И не спеша, постоянно останавливаясь, а порой и отступая, он начал  подгонять  свои мысли под заранее заданный ответ.


«Британцы столь сильны, - полагал мудрый жрец, -  потому что могуч их Бог — Бог Белых Людей. Вся земная жизнь есть место великой битвы добрых и злых духов. Гичи-Маниту, сильнейший из добрых духов далеко не всегда способен побеждать злых духов, здесь слишком многое зависит от поведения его краснокожих детей. Бледнолицые  — порождение зла, и бороться с ними, значит сражаться с  вселенским злом».


Весьма довольный тем, что столь сложная умственная конструкция оказалась логически вполне завершённой, и внешне весьма привлекательной, Познавший Древо вновь отправил утлый челн размышлений по бурной реке непознанного.
«Если, - напрашивался вывод, - Великий Дух сегодня слабее злого духа Бога Белых, то он, конечно же, был не в силах предотвратить ночного побоища».
Здесь мысли жреца заходили в тупик. Кому нужен бессильный Бог?   


Познавший Древо не задал бы этот вопрос, ни при каких обстоятельствах. Но, не сомневался он, желающие найдутся и без него. После долгих сомнений, жрец всё-таки решился побеседовать с пришельцем, абсолютно точно предсказавшим ночное побоище.


Конечно, не сомневался шауни, после двух-трёх таких консультаций авторитет чужеземца возрастёт до небес. И в первую очередь за счёт падения веса Великого Жреца.  Но мудрый шауни не стал путать тактику со стратегией. Он не сомневался, что в дальнейшем сможет политически переиграть посланника духов и поставить его на место. На определённое им, Познавшим Древо, место!

* * *


Громов с первых же слов жреца сразу понял, как важно не затронуть амбиций человека, привыкшего на всех смотреть сверху вниз. Трижды обдумывая не только слова, но и интонацию, он предложил подняться вдвоём на Большую Гору и внимательно осмотреть то, что упало во время ночной битвы.


Едва завидев  камень, жрец  замер  в изумлении. От минерала исходило мягкое голубое мерцание,   он был прозрачен, и чист как ледяная глыба. Познавший Древо с благоговением  и трепетом устремил  взор  на чудо Гичи-Маниту.  Платон, заметив какое впечатление увиденное произвело на самого жреца, представил, что подумают о явлении божественного простые воины.


«Этот камень -  часть Великой Тайны, он даст нам силу, — с непреклонной уверенностью заявил жрецу Громов, — необходимо срочно спрятать его. Когда наступят лучшие времена, мы вернемся к небесному посланию Владыки Жизни,   спасшему шауни от неминуемой гибели.   Для  своих детей Бог Краснокожих сделал все возможное. Он послал Камень Спасения и, появившись на Большой Горе, вселил надежду в шауни».


После слов Громова жрецу удалось надежно увязать между собой нападение колонистов, появление Камня Спасения и видение Гичи-Маниту. Он даже удивился, что сам не смог разглядеть очевидного. Осталось заполучить последнее подтверждение у Бога.


Освободив дух настроем дурманящих трав и облачившись в шкуру бурого медведя, Познавший Древо удалился в Священный Типи. Терзая себя неистовыми камланиями, он до самого рассвета ждал появление Гичи-Маниту. Но Бог так и не пришел.


Совсем измождённый, жрец заснул глубоким сном. Оказалось, он проспал полдня. По-прежнему беспрерывно моросил дождь, было сыро, холодно. Бог не подтвердил правоты Познавшего Древо. Любого другого это обстоятельство могло шокировать и разуверить. Но, несомненно, шауни не ошиблись, избрав Верховным Жрецом Познавшего Древо.


«Братья! — надрывно кричал он, собрав народ в центре селения, — братья, Великий и Незримый послал нам Камень Спасения. Ликуйте, шауни, Гичи-Маниту заботится о нас».


Пожалуй, никто не мог вспомнить, чтобы жрец хоть когда-то был так взволнован и так искренен. Увлечённая единым порывом огромная толпа, тут же ринулась на Большую Гору.  Здесь жрец, не особо отступая от первоисточника, пересказал народу слова Громова.


Возможно, не все шауни оказались  согласны с Верховным Жрецом. Но для того, чтобы поспорить с его авторитетом, одного недовольства  мало. «Допустим, - ставил себя на место рядового воина Громов, - этот камень свалился с неба совершенно случайно? Ну и что? Ведь он на самом деле спас племя! Тут уж  кому как удобно считать. А жрец все-таки  больше других разбирается в этом».


Небесное послание вовсе не впечатляло своими размерами. Но, как известно, мал золотник, да дорог.  Шауни быстро вырыли яму и тут же осторожно опустили камень в это углубление. В столь тяжелый час Камень Спасения мог и должен был стать не соломинкой для утопающих, а надежным мостом в будущее.


Ощущение радости нарастало в народе шауни. Едва рассеялись сумерки, живительные лучи солнца, с трудом  пробиваясь сквозь заслон из тяжелых, грязных туч, заскользили по  небу. Вожди вышли из Священного Типи,  направившись к Священному Столбу Войны.


Пять копий вонзились в землю. На каждом был вырезан тотемный знак. Все пять родов племени шауни  клялись Гичи-Маниту в своей готовности сражаться с врагами и просили помощи. Вперед вышел Великий Жрец. Устремив взгляд сквозь тучи, он прокричал: «О, Великий Дух, дай нам надежду! Пусть наша Сила сольётся с твоей. И мы победим!»


На площадь выдвинулось несколько воинов с удлинёнными боевыми барабанами. Они сели в стороне. Сразу раздался монотонный бой. Возле столба собрались жрецы. Жезлы, украшенные ястребиными перьями, страшные звериные маски, развевающиеся одеяния — они были похожи на таинственных духов, сошедших в мир людей.


К Священному Столбу Войны приближались колонны воинов, закутанных в плащи, украшенные священными символами. Это были лучшие воины, выбранные от каждого рода. Они взялись за руки и начали медленно кружиться. Голос барабанов становился громче, ритм учащался.


Вдруг барабаны смолкли, танцующие мгновенно сели на землю. Тут же в танец вступили жрецы. Разгоряченные необузданными движениями, они, входя в экстаз, где теряется грань между миром людей и миром духов, насыщались Силой. Невиданной Силой, данной им Великим Маниту.


Подбегая к сидящим воинам и дотрагиваясь до них жезлами, жрецы зажигали всех огнём страсти. Вскоре вновь воины в большом круге, а жрецы внутри круга предавались пляске. Темп движений возрос до предела, танцующие срывали с себя плащи со священными символами и, размахивая ими, отгоняли злых духов. Окрестность огласила боевая песня, зажигательные слова прерывались пронзительными криками.


Полные грозного смысла движения ввели всех в полубессознательное состояние.  Некоторые воины, обессилев, готовы были в изнеможении рухнуть на землю, но жрецы подбегали к ним и, дотрагиваясь жезлами, вселяли Силу. Танец продолжался.


Когда и жрецы, и воины вошли в глубокий экстаз, жрецы стали быстро проводить жезлами по телам танцующих, воины тут же падали ничком на землю. Вскоре вся площадь покрылась находящимися в глубоком трансе телами. Но дух каждого воина возносился в небеса, там его ждали духи предков и сам Великий и Незримый.


Барабаны смолкли, жрецы вновь возвращали воинов к жизни. Неожиданно подул резкий, порывистый   ветер, разгоняя тучи и унося их косматые обрывки вдаль. В прозрачном, лазоревом небе нестерпимо ярко засияло солнце,  ослепляя осеннее спокойствие увядающей природы. Восторгу шауни не было предела, Гичи-Маниту ответил на их призыв.