Заноза социальной критики

заметки на полях о сериале "Декстер"

Есть какие-то очевидные наблюдения с колокольни позднего соцреализма, которые сами собой возникают у меня в голове и живут там как назойливая муха между рам. Приходится их записывать, чтобы прекратили жужжать, наверное, это и называется писательским зудом. Например, соображения моего внутреннего худсовета по поводу сериала «Декстер».

Напомню, сквозной сюжет восьми сезонов сериала – похождения Декстера Моргана, маньяка-убийцы, работающего экспертом-криминалистом в полиции Майями.
От обычного маньяка Декстер отличается тем, что гибнут под его ножом почти исключительно лиходеи, которых не сумели или не захотели официально уличить и покарать стражи закона. Впрочем, иногда Декстер именно что препятствует закону, запутывая следствие, чтобы заключение или экзекуция намеченной жертвы не помешали насладиться кровавым воздаянием. Параллельно Декстер влюбляется, женится, заводит ребёнка, выясняет запутанные отношения с сестрой (живой) и отцом (покойным), который регулярно появляется в кадре в роли ангела-хранителя. То есть ведёт себя Декстер Морган практически как нормальный американец.

Моя зрительская реакция на такой коктейль из «Мосгаза» с Юрием Деточкиным вполне ожидаема: саспенс, смех, очарование злом, симпатия, отвращение,– американские сценаристы хлеб едят недаром. Но полному погружению мешают незашлифованные края, которые несмотря ни на что очевидны даже очень снисходительному советскому зрителю.
Я зритель не особенно снисходительный и с ортодоксальных позиций стараюсь не сходить.

С точки зрения явных сюжетных натяжек и культурных ляпов моё внимание привлекла, в первую очередь, история про кубинских беженцев в Майями (первый сезон).
Декстер казнит супругов из Майями, которые тайком переправляют кубинцев в США и, обобрав до нитки за перевозку, морят и губят. Бедные овечки, бегущие из страны зла, попадают в лапы к ещё худшим злодеям. Подразумевается, что бежать овечкам не надо, а надо свергать злочинну владу на родине.
В седьмом сезоне фигурирует история украинского мафиозо, которому Декстер симпатизирует (сезон вышел в 2012 году, когда по Украине уже работали очень плотно с большими бюджетами, украинская тема была даже в «Гарри Поттере»). Дедушку мафиозо страшно обидела (казнила смертью) советская власть.

С кубинцами дело понятное: за кадром остаётся тот факт, что бегут на плотиках и баркасах с Острова свободы чаще всего явные маргиналы, на которых, в первую очередь, и рассчитана пропаганда американского образа жизни, транслируемая на Латинскую Америку мощным потоком. В ответ в США вливается ещё более мощный поток почти дармовой рабочей силы, которую при случае можно без зазрения совести депортировать. А если в виде погрешности помимо неприхотливых мексиканцев и гватемальцев в рай лезут и изнеженные кубинские товарищи, требующие политического убежища и пособий, то что поделаешь, collateral damage. Пусть разбирается кубинская община (община скрипит зубами, рвёт на себе волосы, виноват Фидель).

Что до обиженного дедушки, то любопытным образом, схожая коллизия встречается у Переса-Реверте в «Королеве Юга»: Олег Языков, русский криминальный авторитет и подельник главной героини Тересы Мендосы, рассказывает ей, что его дед был царским офицером и пострадал от Советов.
Мафиозо из «Декстера» излагает грустную историю немного другого окраса: его дед, герой-фронтовик, был публично повешен в Киеве после войны (sic!) за то, что не захотел уступить свой дом партийному работнику. Здесь меня терзает конфликт между нежеланием работать на совсем уж низком контексте и знанием того факта, что на историю Великой Отечественной войны в нынешних школах иногда отводится не более двух уроков.
Поэтому коротко отмечу, что публичные казни через повешение в мирное время в СССР практиковались лишь применительно к нацистским преступникам и были разовыми акциями, а такого рода произвол в адрес заслуженного фронтовика в послевоенном Киеве вызывал бы самое малое бунт среди военных.

Русский зритель и не с такой клюквой привык смиряться, пропагандистский посыл в описанных случаях очевиден. Неочевидным для зрителя может проскочить другой эпизод из четвёртого сезона сериала, засевший у меня в памяти (серия "Blinded by the Light").
В уютном и безопасном районе, где живёт Декстер (на наши деньги это коттеджный посёлок в черте города) заводится вандал. Действует он скрытно, по ночам, и отцы семейств устанавливают дежурства, чтобы изловить и примерно наказать негодяя.
В итоге тайну вандала раскрывает Декстер: безобразиями занимается один из респектабельных соседей. Собственно, соседом ему оставаться недолго, потому что подавленный горем после смерти жены он проштрафился и потерял работу, а сын вместо университета вынужден поступить в дешёвый муниципальный колледж. Но главное, что банк забирает его дом в счёт невыплаченного ипотечного кредита.
Декстер, поколотив и примерно напугав соседа, берёт с него обещание убраться прочь. Внутренний монолог Декстера нравоучительно серьёзен: «У него хотя бы был шанс вписаться». Подразумевается, что Декстер с его извращённой психикой в общество вписаться не может и чувствует себя скверно.

И тут из глубин моей памяти всплывает крокодил в шляпе, похожий немного и на Гену из мультика и на логотип одноимённого журнала. Крокодил выходит на нарисованный бережок с точками-песчинками, отряхивается, вытирается возникшим из воздуха нарисованным полотенцем с бахромой и начинает вещать.
«Гнилая суть, – говорит крокодил, – капиталистического американского общества такова, что маньяк-убийца с большей лёгкостью приспосабливается к его ханжеской лицемерной морали, и ощущает себя более ценным его членом, чем человек, проигравший в беспощадной конкурентной гонке за красивой жизнью».
«Ну нет», – говорю я крокодилу, – «про “красивую” ты не в ту тему едешь. Это должно быть не у тебя, а в журнале «Ровесник» или «Смена» года так 88-го, в статье, которая рассказывает старшеклассницам о том, как опасно терять невинность с развязными молодыми людьми на пять лет старше или предупреждает против фарцы. Такое словосочетание хорошо подходит к тем местам, где говорится, что употребление спиртных напитков в интимной обстановке в узком молодёжном коллективе ведёт к нравственному падению, и что нужно приветствовать безалкогольный досуг в дневное время с участием педагогов и руководителей кружков. И что обувь девушки должна быть на гигиеничном невысоком каблуке, а платье – модным, но чтобы скромного покроя.

Тут, крокодил, не красота – это тебе после зоопарка Майями раем кажется, а так-то климат тяжёлый и город грязный. И не конкурентная борьба – куда обывателю бороться с банком, а самое настоящее узаконенное рабство, при котором человеку не принадлежит ни его жилище, ни его дети. Потому что дети бездомных попадают в фостерную систему как Джон Коннор из второго “Терминатора”.
Хотя откуда тебе, крокодил, знать, это уже в девяносто втором году сняли, когда у тебя упали тиражи, а все школьницы успели лишиться невинности после совместного просмотра видеофильмов с развязными молодыми людьми и с распитием. У соседа Декстера, правда, сын почти взрослый, но не имея опоры в семье и места, где приклонить голову, да ещё после дешёвого колледжа, он скорее всего из нищеты выбиться не сможет никак».

«Хорошо, пусть будет не “гонка за красивой жизнью”, а “за внешне благополучной”». – «Всё равно непонятно. Это общие слова, как читатель поймёт, в чём суть ипотечных обязательств и почему люди вообще влезают в эту кабалу? Они же по умолчанию исходят из привычных представлений, из своей реальности. Подсознательно воспринимают американцев такими же как мы, что вот не захотел человек стоять в очереди на квартиру и влез в кооператив, а выплачивать не может. Ну лишится он кооператива. Но на улицу-то его с семьёй не выставит никто, будет себе жить в коммуналке или в общежитии или куда-нибудь на север уедет, где квартиры дают. А в США нет этого ничего, это надо понятно объяснять. И к родителям в их дом жить взрослый человек пойти не может, потому что модель совместного проживания взрослых детей с родителями и вообще совместного проживания любой семьи кроме нуклеарной, включающей сексуальных партнёров или родителей с маленькими детьми, старательно очерняется в медиа. И не факт, что у самих родителей есть жильё, может они тоже всю жизнь по съёмным углам мыкаются».
«Да как ещё понятнее-то?» – тянет своё крокодил. – «Сказано – беспощадная гонка за символами благополучия».
«Да шёл бы ты, крокодил».
И крокодил уходит, а я остаюсь в 2020 году, где ошалевшие от нежданного надбавочного счастья московские и питерские врачи пашут в три смены в инфекционных бараках, чтобы поскорее выплатить ипотечные взносы, от которых освободить их может только смерть.
Иногда и освобождает.

Сценаристы «Декстера» – талантливые профессионалы, эпизод содержит совершенно очевидную подоплёку социальной сатиры: маньяк ловит бедняка, вот потеха. Но вряд ли двойное дно фабулы настолько глубоко, чтобы включать идею абсурдности, совершенной нелогичности и противоестественности ипотечного рабства и драконовских налогов на наследство среднего класса, которые часто не позволяют детям-наследникам пользоваться домами родителей.
Неотвратимость наказания за бедность и невозможность уничтожения банковского ярма стали в России таким же неотменимым явлением природы, каким в моём детстве была высокая московская трава, школа без заборов, охраны и металлодетекторов на входе и ёлочные базары, где расписанные вручную игрушки из стекла стоили не дороже порции мороженого.
Хотя мороженое мне было нельзя, приходилось есть нелегально.
Теперь можно, но какой в этом прок.

________________
Иллюстрация не совсем в тему, но она говорит о том, что к 75 году крокодил успел фатальным образом поглупеть.