Ленские корни. Марковы

ЛЕНСКИЕ КОРНИ -  МАРКОВЫ

   Будучи ребёнком, слышал от своего деда Маркова Николая Лаврентьевича, что по фамилии мы могли быть не Марковыми, а Никитиными.
   В то время я не понимал, что дед знал, от кого идёт наш род Марковых – от Марка Никитина (Никитина сына).
   В беззаботном детстве  не хотелось вникать в кажущуюся скучною историю. Чувство родства или зов предков пришли  ко мне, когда уже сам стал отцом и дедом. Видимо, всему своё время. Изучение истории своего рода-племени оказалось интересным и увлекательным занятием.
   Что знал, из истории своих предков? Что один из предков появился в деревне Турука якобы из Якуримской деревни. Что у предка Сергея было два сына: Егор и Степан. Ветвь Егора из-за отсутствия потомков исчезла, а ветвь Степана выжила и разрослась. Все её называли Степановской породой.
   Своих отца, деда и прадеда знал с младенчества и поэтому не считал их какой-то историей, это была настоящая полноценная жизнь.
   Изучение истории происхождения и возникновения нашей  фамилии  приоткрывает забытые страницы жизни наших предков, погружает в далёкое прошлое нашего семейства, неразрывно связанного с ним освоение сибирских земель вдоль реки Лена.
   При изучении использованы труды Г.Б.Красноштанова «На Ленских пашнях в XVII веке» (документальное повествование), книги Ю.И.Чивтаева «Дорожное дело в верхнем Приленье (XVII- XIX в.в.)» и «Усть-Кутский сользавод ( очерки истории 17-20 веков)», Д.Д. Маркова «Нет, весь я не умру…» и другие материалы по краеведению.
   Особую благодарность хочу выразить Галине Николаевне Церковнюк (Гомзяковой),     которая помогла мне соединить в единую цепочку 16 поколений Марковых ( по моей ветке древа поколений) и раскрыть связь Марковых  с такими фамилиями как Высоких, Гомзяковы, Якушевы, Медведевы, Нечаевы, Таюрские, Ефимовы, Дедюхины, Скуратовы, Зыряновы, Наумовы, Катышевцевы, Киприяновы, Кокшаровы, Синюшкины…
   За это время изучения своей родословной скопился материал, которым хочется поделиться с родными и людьми, интересующимися  историей родного Приленья.

   Как «величали» на Руси
 
   Первые упоминания отчеств историки обнаружили в списках русских послов, относящихся к 945 году. Правда, писались они не так, как сейчас, а например: «Владимир, сын Глеба», или: «Святослав, сын Игоря».
   На Руси и сегодня сохранилась поговорка: «Как вас звать-величать?» Слово «величать» означало «возносить, чествовать». Отчество позволяло человеку возвеличить свой род. При этом, древнерусских князей принято было величать не только по отцу, но и упоминать дедов и прадедов. Так, киевского князя Владимира Красно Солнышко официально называли: «князь Владимир Святославич, внук Всеволож, правнук Олегов». Употребление отчества подчеркивало связь с родом.
Отчество как привилегия
    Само слово «отчество» появилось в XI веке. Первые отчества на Руси заканчивались на суффикс «-ич»: Святославич, Ярославич, Изяславич. С XV столетия вошли в обиход отчества современного типа с суффиксом «-ович» или «-евич»: Глебович, Евсеевич. Но их первоначально имели право носить исключительно представители высшей знати. Бояре средней руки и представители иных сословий называли себя просто: «Михаил Архипов сын Васильев». Это означало, что деда Михаила звали Василием, а отца – Архипом.
   Людям незнатного происхождения привилегия носить отчества с суффиксом даровалась лишь за особые заслуги. Их называли «именитыми», так как они получали право прославить имена своих предков.
   Порядок использования отчеств закреплялся в официальных документах, таких, как «Табель о рангах» Петра I и «Чиновная роспись» Екатерины II. В зависимости от ранга человек мог носить отчество на «-ов» или «-ович». Так, простой крестьянин мог именоваться Петром Михайловым, а чиновник высокого ранга – Павлом Сидоровичем. Представители купеческого сословия получили право именоваться по отчеству лишь в петровскую эпоху.
Простым людям стали давать отчества намного позднее. Обычно их именовали по отцу. Так, Иван, сын Петра, становился Иваном Петровичем. Василий, сын Афанасия – Василием Афанасьевичем.
   В старину отчества могли образовываться не только от имени отца, но и матери. Вероятно, это происходило в тех случаях, когда у ребенка не было отца или по какой-то причине главой семьи становилась женщина. Тогда детям давали отчества – Настасьевич, Авдотьевич, Ефросиньевич. Такие отчества называются матронимами. Впоследствии многие из них превратились в фамилии: например, Катин или Машков. Сегодня отчество дают только по имени отца.
   Однако обращение по отчеству вошло в широкое употребление лишь в XVIII-XIX столетиях в среде интеллигенции. У многих крестьян фамилии и отчества появились лишь после отмены крепостного права. А после Октябрьской революции отчества вошли в обязательное употребление независимо от социальной принадлежности граждан.

  Само слово "фамилия" относительно поздно вошло в русский язык. Слово "фамилия" латинского происхождения, означающее в переводе "семья". Отсюда основное назначение фамилии - это объединить под одним именем всех членов семьи и различных родственников. Происхождение фамилий имеет интересную историю.
Фамилии пришли к нам из Европы, привез и внедрил их царь Петр I. Впрочем, на Руси до этого был свой элемент имени, стоявший на месте фамилии и частично выполнявший ее роль, - прозвание или прозвище. Так же эту часть имени могли называть "навище" или "рекло". При царской переписи населения каждого человека записывали не только по имени, данному при крещении, но и дополняли прозвищем. Так же как в последней переписи населения современных людей переписывали по фамилии, имени и отчеству. Но прозвище каждого отдельного индивидуума не было общей чертой семьи, зачастую каждый член семьи имел свое прозвище.
Но не все слои населения Руси получили свои фамилии одновременно. Первыми в XV-XVI века получили фамилии представители высшего звена общества - князья и бояре. Фамилии давались тогда в основном в связи с названиями их наследных владений. Например, Вяземский, Звенигородский, Тверской и другие.
К XVII веку окончательно сформировались фамилии дворянства. Слой дворянства на Руси составляли в основном люди, приехавшие в страну из за рубежа, поэтому зачастую дворяне имели фамилии иностранного происхождения.
История происхождения фамилий пополнилась и в XVII-XIX веках, когда давались фамилии мелким и средним купцам, а также военным людям. Зачастую служивые люди и купцы получали фамилии от географических названий по факту рождения в определенном месте. Например, Венедиктов, Архангельский, Москвин и другие.
К XIX веку стали обзаводиться фамилиями и представители русского духовенства. Они получали фамилии типа Дьяконов, Звонарев, Молитвин, Попов и другие, напрямую связанные с понятиями церковной службы. В среде духовенства так же много искусственных фамилий, полученных путем различных морфологических преобразований из слов не только русского, но и латинского, церковнославянского, греческого происхождения. В основу многих фамилий также вошли названия церковных праздников и церквей. Например, Троицкий, Богоявленский, Успенский и другие. В церковных учебных заведениях вообще очень часто менялись фамилии ученикам. На то были различные причины: то прежняя фамилия не красиво звучала, то солидности не хватало, то была достаточно распространенной.
Крестьянское население страны - самое многочисленное сословие России - были практически бесфамильными чуть ли не до начала XX века. Некоторые представители получили свою фамилию лишь в 30х годах XX столетия. Последние бесфамильные ее получили при всеобщей паспортизации. Хотя находятся подтверждения того, что крестьянское население страны имели неофициальные, деревенские фамилии, правда они характеризовались изменчивостью, но при этом под одной фамилией отца ходило все семейство. Например, если главу звали Гаврилом, жена и дети были Гавриловыми. Перешел Гаврила на службу к полковнику, семья тут же в деревне становилась из Гавриловых  Полковниковыми. Менял Гаврила профессию и становился кожевенником — семья переименовывалась в Кожевенниковых.
Помимо крестильных имен и профессий в истории происхождения фамилий принимали участие также и прозвища.
Фамилии хранят в себе множество тайн и секретов давно минувших времен. Верно определить историю происхождения фамилии не так-то просто.

   История возникновения нашей фамилии Марковы

   Фамильное имя Марков принадлежит к древней форме семейных наименований, которые образовывались от крестильных имен. Традиция предков, установившаяся с принятием на Руси христианства, обязывала называть младенцев в честь святого, которого почитала церковь в день его рождения или крещения. Каждый славянин во время крещения получал от святого отца крестильное православное имя.
В дореволюционное время вопрос об имени для ребенка решался просто. Регистрация новорожденных детей проводилась только церковью, где осуществлялся обряд крещения. Таким образом, крещения не миновал ни один ребенок, даже если его родители были неверующими.
   В русской православной церкви были (да и теперь есть) особые книги — месяцесловы, или святцы. В месяцеслове на каждый день каждого месяца записаны имена святых, которых в этот день чтит церковь. Священник перед обрядом крещения предлагал на выбор несколько имен, которые значились в святцах на день рождения ребенка. Этим обычно дело и кончалось.
    Происхождение фамилии Марков  связано с крестильным именем Марк, которое пришло к славянам из Византии. Имя имеет древнегреческие корни, оно образовалось от латинского слова «маркус», которое переводится как «молот».
   Эта фамилия произошла от полного мужского имени Марк - Марков. Это самая старая форма образования славянских родовых именований.

    Основателем фамилии ленского рода Марковых и деревни под названием «Марково» был пеший тобольский казак, служилый человек воеводы «Великой реки Лены» (так именовалась в те времена река Лена), выходец из Вологодского уезда Марк Никитин (Микитин).

  «Царю бьёт челом холоп твой государев, великие реки Лены казак Марчко Никитин, родом вологжанин в Грибцовской волости…
А женишко, государь, моё Маремьяница Гаврилова дочь, и детишки мои, Исайко и Киприянко Марковы, живут на Вологде в Грибцовской волости…» (из челобитной царю (А.М). от Марка Никитина  Ф.214.Ст.274.Ч.П.Л.364; Красноштанов Г.Б. На ленских пашнях в XVII веке (Документальноеповествование)Часть1,М.«Древнехранилище»,2012. С.688)
    
    Значение выражения «холоп твой…»
    «Царю бьёт челом холоп твой государев, великие реки Лены казак Марчко Никитин, родом вологжанин в Грибцовской волости..» (из челобитной царю (А.М).                Ф.214.Ст.274.Ч.П.Л.364; Красноштанов Г.Б. На ленских пашнях в XVII веке(Документальное повествование) Часть1,М.: «Древнехранилище»,2012. С.688)
    В данном случае «холоп твой» используется как подданный государя, находившийся от него в полной зависимости, беспрекословно повинующийся ему.
    В слове «холоп» для русского средневекового человека не было ничего оскорбительного. В нем звучала даже благочестивая нота: все мы рабы Божьи, а значит, и холопы государя, власть которого от Бога! В том не было унижения достоинства, но формулой «Яз, холоп твой», тем не менее, фиксировалась история становления в средневековой Руси особого типа взаимоотношений верховной власти и подданных. Холопами были все, кто не входил в великокняжескую, царскую семью.
  С возникновением Русского государства рождается особое обращение служилых людей самого высокого ранга в официальной переписке с царем.
Во всех челобитных и отписках все служилые люди от казаков до воевод обязаны были именовать себя «холопами», а крестьяне, торговые и промышленные люди и другие представители неслужебных сословий — «сиротами».

   В документах XVII-XVIII веков написание имен отличается от полного современного имени. Так полное имя Марк писалось в разных документах по-разному - Марко, Марчко; имя Исак ( Исаакий) – Исайко, Исачко, Ысачко; имя Киприян – Киприянко, Кипрюшка ;  Марианна - Марианка, Маремьяница …

    Фамилия Марковы от имени Марк передалась его сыновьями Исачке и Кипрюшке, а затем и многочисленным  потомкам.
   Забегая далеко вперёд, хотелось бы отметить, что семьи сыновей Марка Никитина Исачки и Кипрюшки были многодетными, и род ленских Марковых сразу приобрёл прочную основу для дальнейшего своего продолжения.
 В семье Исачки Маркова было десять сыновей: Марчко, Ивашко (Иван большой), Егорка, Кипрюшка, Тимошка, Власко, Евсютка, Андрей, Иван младшой, Дмитрий.  В семье Кипрюшки только двое сыновей: Егорка и Петрушка, но у Егора пятеро сыновей (внуки Кипрюшкины): Осип, Терентей, Емельян, Василий, Хрисанф.
 А вот сколько в семьях было дочерей, к сожалению неизвестно …
На протяжение более трёх веков, хорошо видно, как из одного семечка, «павшего» в приленскую землю в середине XVII века, — вологжанина Марка Никитина сына, сразу же пошёл мощный разветвлённый корень, давший жизнь многочисленному роду Марковых, а от них — через женскую половину рода — породил и множество других фамильных родов с «марковской» кровью, объединенных ленскими корнями.


   Марк Никитин сын, страница в истории …
   Кем был основатель нашей фамилии?
   Марк Никитин (Микитин) – пеший казак тобольского воеводы, служивый человек якутского воеводы «Великой реки Лена», пашенный крестьянин, ямской охотник.
В 1643 году с товарищами строил Якутский острог, корабли для освоения Севера и Амура. В 1645 году на берегу реки Лена распахал пашню и стал основателем деревни Марково. Забегая вперед в 1900 годах деревня была волостным центром Киренского уезда Иркутской губернии, в который входили такие деревни, как Маркова, Назарова, КонецЛуга, Касаткина, Оболкина, Мысово, Глухова, Тира, Улькан, Казимирова, Красноярово,Мельничное.
    Именно от Марка Никитина пошла фамилия многочисленного рода ленских Марковых. «Никитин» в данном случае не фамилия, а принадлежность к семье по линии отца. Часто в документах XVII века употреблялась такая форма личного имени « Марчко Никитин сын», то есть сын Никиты.      
    «Царю бьёт челом холоп твой государев, великие реки Лены казак Марчко Никитин, родом вологжанин в Грибцовской волости..» (из челобитной царю (А.М).                Ф.214.Ст.274.Ч.П.Л.364; Красноштанов Г.Б. На ленских пашнях в XVII веке (Документальное повествование) Часть 1,М.: «Древнехранилище»,2012. С.688)
Семья его проживала «на Русе на Вологде в Грибцовской волости». «деревня Перхурово - Акуловская (Окуловская) тож. Эта деревня была у Кубенского озера по речке Пальме» (Красноштанов Г.Б. На ленских пашнях в XVII веке (Документальное повествование) Часть 1,М.: «Древнехранилище»,2012. С.690)
  В писцовой книге Вологодского уезда за 1646 год  есть запись:
«деревня Перхурово - Акуловская (Окуловская) тож. ,…
Да крестьян:
двор - Пронька Микитин с сыном Онтонком…
двор - вдова Марианка, Марковская жена Микитина. з детьми с Сысойком да с Купреянком»    ( Ф.1209.Оп.1. Кн. 310. Вологда 7154-7155 (1646-1647). Л.508,511-512.)               
Думаю, что Пронька Микитин родной брат Марка Микитина (Никитина).

На карте заселения Белозерского края в IX-XIII веках синяя стрелка ориентировочно показывает на д. Перхурово  у Кубенского озера. Можно предположить откуда пришли предки на Вологду и в Белозерье.

 

   Родился Марк Никитин в 1610-1615 годах, точной даты неизвестно.
Жизнь Марка Никитина охватывает время освоения и присоединения Сибири к Руси, поэтому тесно связана с этим периодом ХVII века.

   6 августа 1638 года издан Наказ царя Михаила Федоровича первым якутским воеводам Петру Головину и Матвею Глебову по вопросам управления новым Якутским уездом «Лета 7146, августа в 6 день, государь царь и великий князь Михайло Федорович всея Руси, велел ехати стольникам и воеводам Петру Петровичу Головину, да Матвею Богдановичу Глебову да дьяку Еуфиму Филатову в Сибирь, в Тобольск, а из Тобольска в Енисейской острог, а из Енисейского острогу на великую реку Лену, для того распред сего присылывали к государю в Москву из сибирских ближних городов и острогов государевы ясачные и поминочные мягкие рухляди с лишком». Далее говорится, что ныне мало оттуда присылают ясака,— зверь там выловлен, а угодья охотничьи заняты пашнями. А охочие люди с Лены и её притоков говорят, что «та великая река Лена угодна и пространна… И живут там многие народы, а не владеет ими никто.
  И (пусть) укажет государь послати сибирских людей и велит поставить город или остроги, и велит по той великой реке Лене и по иным рекам новых землиц людей приводити под … государеву царскую высокую руку и на себя государя с них собирати ясак, и государеве казне в том будет большая прибыль». «И для того указал государь послати с ними с стольниками и воеводы … на свою государеву службу на великую реку Лену для острожного ставленья и для прииску и приводу новых землиц, ясачных людей и для ясачного сбору, … да (из) сибирских городов пеших казаков и стрельцов из Тобольска 245 человек.,с Березова 50 человек, из Енисейского острогу 100 человек, всего 395 человек добрых с вогневым боем, у которых бы ружьё было доброе и которым бы служба была за обычай…».

   В 1639 году произошло важное событие в жизни Ленского края – из Енисейского воеводства было выделено Ленское  воеводство во главе с воеводой Петром  Петровичем Головиным.
   Проезжавший через Тобольск к месту службы (1639–1640 гг.) первый ленский воевода П. П. Головин нанял на службу в Ленском воеводстве четырёх тобольчан, в числе которых был и Марк Микитин (Никитин).
В Сибирском приказе « Марчко Микитин сказал, что де послан ис Тобольска на великую реку Лена с ленскими воеводы, с стольником с Петром Головиным с товарыщи, вместо тобольского отставленного пешего казака Исачки Захарова» (Ф.214.Ст.261. Л.46.)
   «В прошлом, государь, во 148 (1640) году, июня в 21 день, пошли мы, холопи твои, из Енисейского острогу на твою государеву службу на великую реку Лену и пришли, государь, мы, холопи твои, на Ленской волок августа в 24 день» -  сообщал в Сибирский приказ воевода П.П. Головин. ( ДАИ.Т.II. СПб.,1848.№85.С.238.)
   Из этого документа следует, что наш предок Марк Никитин впервые вступил на ленскую землю 24 августа 1640 года.

 
Николай Каразин «Сибирские казаки у проведения новых землиц», 1891 год

   Глядя на картину Николая Каразина «Сибирские казаки у проведения новых землиц», невольно задумываешься, что отряды первых землепроходцев состояли из людей определенного склада характера. Кто-то из них ревностно исполнял службу, кто-то рассчитывал поправить материальное положение, кто-то просто искал приключений. Одно их связывает, что это были волевые, решительные и отчаянные мужики, не боящиеся идти в неведомые земли.
   Одним из таких первопроходцев  был и наш предок - пеший тобольский казак, ленский служивый человек  Марк Никитин.
   
   Значение слова «служивый»
СЛУЖИ'ВЫЙ, ая, ое (устар.)
1. Являющийся службой (см. служба во 2 знач.), связанный с исполнением служебных обязанностей (преимущ. военных). Умирать так умирать: дело служивое. Пушкин.
 2. в знач. сущ. служи;вый, ого, м. Солдат, военнослужащий (употр. преимущ. в обращении к служащим в войсках или к отставным).
 ( «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д.Н.Ушакова (1935-1940) )

   Весной 1641 г. воевода Пётр Петрович Головин, находясь на Ленском волоке в устье реки Кута, уговаривает пятерых своих «пеших казаков» временно заняться хлебопашеством на уже распаханной «старым опытовщиком» Ерофеем Хабаровым пашне в устье Куты («опытовщик»- деятельный, инициативный человек).
Для обработки прежней пашни Ерофея Хабарова, а также дополнительной пашни, воевода Головин П.П. нанял пять человек служивых людей, приехавших с ним на Лену, за особое жалование, скрепив условия найма «уговорной записью», т.е. письменным договором. Теперь этих людей стали называть «служивыми и пашенными крестьянами». (Красноштанов Г.Б. На леских пашнях в XVII веке (Документальное повествование) Часть1,М.: «Древнехранилище»,2012.С.55.)
    «В нынешнем во 149 (1641) году, апреля в 9 день, нанялися: служилые
люди Тобольского города: Исачко Максимов (зырян), Марчка Микитин (вологжанин), Ондрюшка Кирилов, Мишка Костентинов (Синьков), енисейской служилой человек Семейка (Родионов) Чертов в государеву пашню на урочные годы до 152 ( 1 сентября 1643) году. А найму им дано сверх государева денежного и хлебного, и соляного жалованья их окладов по дватцати рублёв человеку на год.

… А пахать им государева пашня у того соляного озера на усть Куты, где пахал преж того промышленой человек Ярофейко Павлов (Хабаров). А посеять им… ржи ко 150 (к 1 сентября 1641) году по три десятины человеку. Да во 150 (1642) году посеять по десятине ярового .Да ко 151 (к 1 сентября 1642) же году посеять две десятины ржи.»  ( Ф.1177.Оп. 3.Ч.I.Ед.хр.120.Л.88.)
«А во 151 (1643) году им же… посеять на государя ко 152 (к 1 сентября 1643) году по три десятины ржи человеку». Здесь речь идёт о последнем посеве к 1 сентября 1643 г. согласно «уговорной записи», - далее, согласно договору, все пять «служило-пашенных крестьян» должны были вернуться в сословие «пеших казаков-служилых людей».
   Таким образом, воевода Головин П.П. нанял пять человек служилых людей, приехавших с ним на Лену, за особое жалованье, скрепив условия найма «уговорной записью», то есть письменным договором.
   Теперь этих людей стали называть «служилыми и пашенными крестьянами и казаками».
   Ранее в этих местах своего хлеба не было. Зерно везли с енисейских пашен по Ленскому волоку, что увеличивало его стоимость во много раз. Поэтому освоение приленских земель, превращение их в пашню для выращивания ржи и получение хлеба в местах проживания первых русских поселенцев на Лене было во время освоения восточной Сибири первостепенной государственной необходимостью.

  Кроме пашенных работ вменялась служивым пашенным крестьянам ещё и обязательная перевозка («воска») на своих лошадях разных грузов в Илимский  острог  через Ленский волок. Эту деятельность хорошо осветил Юрий Иванович Чивтаев в книге «Дорожное дело в верхнем Приленье (XVII – XIX вв.)»
   Использую отрывки из книги Ю.И.Чивтаева  «Дорожное дело в верхнем Приленье  (XVII – XIX вв.)», связанные с нашим предком Марком Никитиным (Микитиным), чтобы окунуться в ту историческую эпоху и понять как жил и чем занимался он вместе со своими товарищами и какой вклад они внесли в развитии Приленья и государства Руси.

    Отрывки из книги Ю.И. Чивтаева. Дорожное дело в верхнем Приленье (XVII – XIX вв.)

    Ленский волок в XVII – XVIII вв.

    Итак, первая дорога Приленья сформировалась. Это Ленский волок. Содержание дорог всегда было обязанностью населения России. Об этом, например, писал Гурлянд, исследуя ямскую гоньбу до конца XVII в.( Гурлянд И. Я. Ямская гоньба в Московском государстве до конца XVII в. Ярославль, 1900. С. 66.) За 1630–1640 гг. мы не нашли сведений о регулярной работе по содержанию дорог на Ленском волоке, и вряд ли такие работы были. Конечно, те сильные телом и духом мужчины, кто шел через волок, всякий раз подчищали, улучшали дорогу на нём. Однако такого неупорядоченного процесса формирования дороги становилось недостаточно. Нужно было не просто торить дорогу, но и систематически ее содержать. Движение по волоку становилось постоянным, а в период заезда якутских воевод – особенно интенсивным. Например, в зиму 1645–1646 гг. и 1646–1647 гг. только для перевозки запасов воеводы В. Н. Пушкина к устью Муки с Илима сходило 384 санных подводы с грузом по 20 пудов каждая. Центральная власть устанавливала общие правила. В Соборном Уложении 1649 г. есть статьи, посвященные дорогам, требованиям по содержанию в исправном состоянии мостов, гатей, перевозов, плотин и об ответственности за неисправность этих сооружений. (Тихомиров М. Н., Епифанов П. П. Соборное уложение 1649 года. М., 1961. Глава IX. Пункты 1, 3, 8, 11, 13. C. 91– 96.)  Но в Уложении ничего не сказано о ширине дорог. Нормы о ширине дорог появились в Писцовых книгах, что нашло свое подтверждение в писцовых наказах межевщикам 1683 и 1684 гг. Ширина дорог определялась в две сажени «в полевых и проселочных местах к рекам для водопоев» и ко всяким другим угодьям общего пользования, «а для большой проезжей дороги ширина три сажени.»     ( ПСЗРИ. Т. 2. № 1013. С. 527. П. 10; Т. 2. № 1074. С. 697. П. 34.)
   Потом нормы Писцовых книг «перешли в отдельные указы», – писал профессор права Московского университета В. Н. Лешков. ( «Москвитянин». Т.1. № 1. 1852. Лешков В. Н. Исторический очерк русского законодательства о путях сообщения и ямской гоньбе или почтах. С. 15 – 16)
   Применяли ли эти нормы первые устроители Ленского волока? Вряд ли. Им важно было пробить себе путь. И где-то дорога могла быть для зимней езды и в три сажени, а где-то – и меньше или больше. Как отмечал В. Н. Шерстобоев, «…Вначале в деле открытия, устроения и освоения путей участвовали все слои населения, тем более что оно двигалось на Восток... Но, по мере устроения края и заселения его главным классом того времени – крестьянством, государство перелагает на их плечи всю тяжесть осуществления транспортных связей». (Шерстобоев В.Н. Илимская пашня. Т. 1: Пашня Илимского воеводства XVII и начала XVIII века. Иркутск, 1949. С. 413). 


Волок. Из Ремезовской летописи

   Дороги были государевыми, они были дорогами общего пользования, поэтому содержание дорог также было общей обязанностью. Поскольку крестьянство было наиболее многочисленным классом общества, а сеть дорог была унизана крестьянским селениями, тем более в Сибири, где селений городских было совсем мало, поэтому объективно обязанность содержать дороги не могла не стать натуральной повинностью крестьянской общины. Конечно, и в начале создания дороги через волок и позже, илимские воеводы привлекали к этой повинности посадских и служилых людей, а потом разночинцев, и это получалось, хотя не всегда в тех количествах, на которые воеводы рассчитывали.
    В 1640-х годах крестьян в Илимско-Ленском крае почти не было, и для работы на Ленском волоке невозможно было обойтись без других слоев населения. В «Конной росписи» 1645 г., о которой упоминалось выше, учитывались лошади не только десяти пашенных крестьян, живших по Илиму и по Лене от Орленги до Чечуйского волока (крестьян было больше, но новопоселенным на пашню давалась отсрочка от повинности), но и двух торговых людей, двух волоковых откупщиков, одного целовальника (из других документов известно, что этот человек был в то время целовальником у соляной варницы на Куте), одного служилого (из других документов известно, что этот служилый был в Усолье при приказчике «для письма»), одного промышленного человека с Лены, одного илимского посадского жителя. Сама роспись составлялась для того, чтобы отправить людей за Ленский волок для перевозки государевых запасов воевод, сменявших Головина. С 1648 г. Ленский волок переходит в ведение образованного в том же году Илимского воеводства. Растет число крестьян. По крестьянской окладной книге, «на Илиме и Лене до 1652 г. поселено 121 душ, с 1652 г. по 1656 г. построено в пашню еще 46 душ». (Шерстобоев В.Н. Илимская пашня. Т. 1: Пашня Илимского воеводства XVII и начала XVIII века. Иркутск, 1949. Табл. 14. С. 244.)
   Забота о состоянии дорог Ленского волока становится общей и для Якутского воеводства, обеспечение которого шло через эту единственную дорогу, и для воеводства Илимского, на территории которого находился волок. Крестьяне становятся основной рабочей силой по содержанию дорог, это их повинность. 2 сентября 1652 г. Илимскому воеводе Богдану Оладьину из Сибирского приказа поступила грамота «…тотчас послать на Илимской волок Илимского острогу служилых людей пашенных крестьян, сколько человек пригож, и велеть им от Илимского острогу до Лены реки… на грязех и на болотах помостить мосты добрые, чтоб впредь… на Илимском волоку… мешкоты ни за чем не было». ( Цит. по: Красноштанов Г. Б. Ерофей Павлович Хабаров. Хабаровск, 2008. С. 360.)
   Это было связано с тем, что на Ленский волок прибывал московский дворянин Дмитрий Зиновьев с отрядом в 150 человек для дальнейшего движения в Даурию, и тогда же на волок прибыл новый якутский воевода Лодыженский. Оладьин отчитался, что служилых и крестьян мостить мосты послал, но вряд ли из-за осеннего времени года удалось многое сделать. Тем не менее, с этого года можно отсчитывать существование круглогодичной дороги на Ленском волоке, хотя и прежний путь к верховью Муки и по ней сплавом еще не скоро утратил свое значение.

   Среди первых дорожных строителей были усть-кутские пашенные крестьяне: Мишка Костентинов Синьков (жил в черте нынешнего города, то в д. Балахня, то в д. Якурим), Мишка Степанов Жмур (его заимка была там, где позже место назвали д. Рижской), Марчко Никитин (основатель д. Марково) и орлингский крестьянин Афонька Иванов Долгой. В 1655 г. Оладьин вновь принял меры для устройства дороги по Ленскому волоку, и это вновь связано с отправлением отряда из 60 человек в Даурию. На этот раз крестьяне «мостили мосты от Илимского острогу через весь Ленской волок на грязех и через болота, и через речки, и протоки, на десятину сажен по сту и больше», а потом государеву казну «на телегах возили за Ленской волок… и работали в самую страдную пору».(Цит по: Красноштанов Г. Б. На Ленских пашнях в XVII веке. М., 2013. Ч. 2. С. 410)  От непосильного труда пало 70 лошадей, но была устроена тележная дорога до Усть-Кутского острожка, удалось до заморозков перевести через обновленный волок около 150 тонн муки и круп, предназначавшихся для отправления на Амур. О качестве той дороги сохранялись воспоминания много лет. Так в 1736 г. И. Г. Гмелин, очевидно со слов местных жителей, записал: «…лет 80 назад путешествия через этот Волок были намного удобнее, на дороге были мостки, и летом можно было ехать на повозке. Теперь от мостков не осталось и следа…». (D. Johann Georg Gmelin. Reise durch Sibirien, Zweyter Theil. Goettingen, 1752. S. 222–233.)

 
Старая гать
   В 1650-х годах была устроена еще одна колесная дорога, и шла она от Усть-Кута до р. Якурим. Тогда ниже Усть-Кутского острога существовали с 1640-х годов одноименная заимка у р. Мельничный, заимка Балахна у р. Утопленник, одноименная заимка у р. Якурим, и местные крестьяне проторили сначала верховую дорогу для своих нужд, хотя летом предпочитали передвигаться водой, а зимой по льду Лены. Но такая колесная дорога нужна была и для казны, поэтому из верховой ее постепенно превратили в колесную для летних нужд. Дело в том, что от Якурима Лена вверх была в летнее время заметно более мелководной, чем ниже Якурима, поэтому парусные суда (дощаники и кочи), идущие вверх по Лене, поднимались под парусом до Якурима, здесь тяжести перегружали на другие мелкосидящие дощаники и тянули лошадьми до Качуга. На эту особенность обратил внимание в 1830 году известный иркутский писатель и краевед Н. С. Щукин. ( Щукин Н. С. Поездка в Якутск. 1833, Санкт-Петербург. С. 38).
 
               
                Типы русских судов в Сибири XVII в.: дощаник, каюк и коч.
               С рисунка XVII в.
  И наоборот, тот груз, что везли с Ленского волока в зимнее время (не весь, конечно, но наиболее тяжелые грузы) довозили до Якурима, потом в летнее время догружали там дощаники, плоты и барки, сплывающие вниз по реке. Были еще дороги. И они названы в разгонных книгах ямщиков. Таких книг сохранилось всего две. Одна – за период с 1 сентября 1688 г. по 1 сентября 1689 г. (РГАДА. Ф. 214. Оп .1. Кн. 910. Л. 285 – 384 об. 25 Дороги 1690 г.), другая – за период с 1 сентября 1689 по 1 сентября 1690 г. ( РГАДА. Ф. 214. Оп.1. Кн. 1042. Л. 302 – 378 об.)
В них, кроме волока Ленского, названы дороги от Илимска на Ангару до Кежемской слободы, дорога «вверх по Илиму реке… до Шестачковские заимки и до Подволочные заимки пашенного крестьянина Игнашки Максима, и за волок на Ангару реку», дорога вниз по Илиму реке «летом водою до Ганкины заимки Оглоблина, а зимою по Илиму реке». Зимняя дорога от Илимска до устья р. Муки шла по суше, а дальше в основном по льду Купы и Куты. Выезжали на берег в тех местах, где спрямлялся путь. Таким местом был выезд на берег как раз там, где сейчас расположен пос. Мерзлотная, так как с этого места у р. Купы большая южная излучина. Отсюда ехали через хребет по дороге, которая действовала и летом и впервые была проложена, как выше уже сказано, еще в 1655 г. при воеводе Оладьине. Потом опять спускались на лед р. Куты. Перед самым Усть-Кутом выезжали на берег меньше чем в одной версте ( До Петровских реформ верста исчислялась в 1000 саженей. Это 2132 м. С 1719 г. стали считать казенную версту в 500 саженей (это 1066 м.). Фактически в практике и в документах примерно до 1730-х годов исчисляли расстояния и в старых верстах, дескать, так привычнее, и в новых)  от селения, перед озерком, которое тогда было на месте, где сейчас в микрорайоне «Старый Усть-Кут» расположены транспортные и иные компании, магазин «Светофор» и другие объекты городской застройки. Этот выезд с р. Куты на берег сохранился и сейчас. Использование зимой не сухопутных, а ледовых дорог всегда было предпочтительнее, так как проминать санями летники, идущие по тайге, продолжая при этом вынужденно чистить дороги от упавших или наклоненных деревьев, от свисающих под тяжестью снега ветвей, преодолевать наледи на ручьях и ключах, труднее, чем мять дорогу по льду реки.
   Одно из первых описаний всего пути от Усть-Кутского острога к Илимску дано в дневнике Д. Г. Мессершмидта, первого ученого, исследовавшего Сибирь. Об этом пути рассказал ученому его кормщик во время подъема вверх от д. Орленги по Лене ( Первая научная сибирская экспедиция организована по инициативе Петра I, продолжалась она с 1719 по 1727 г.): «…нужно на лодке идти вверх… до устья речки Купы, которая впадает в Куту с правой стороны… Здесь нужно оставить реку Кута, идти вверх по Купе от устья Купы до речки Муки, которая с левой стороны впадает в Купу, 15 старых вёрст. После того как устье Муки проедешь, нужно идти по Купе (летом верхом или на повозке, а зимой на санях)»( Messerschmidt, D. G.. Forschungsreise durch Sibirien. 1720–1727. Teil 2. Tagebuchaufzeichnungen. Januar 1723–Mai 1724. Berlin, 1964. S. 148.)
В последнем предложении какая-то неясность. Вероятно, Мессершмидт вместо того, чтобы записать союз «до того как», употребил союз «после того как». Дело в том, что, поднимаясь вверх по Купе, после устья Муки дальше по Купе не нужно было идти вверх, так как сразу от устья Муки начинался сухопутный участок волока. Запись в предложении Мессершмидта верна только в том случае, если речь идет об обратном направлении от Илимска на Лену. Тогда от устья Муки «кругом», то есть рекою, до устья Купы, или до д. Каямоновой расстояние исчислялось в 20 верст, а по суше «через камень горою» (от нынешней станции Мерзлотная) 12 верст, как записано было в 1699 г. в Дозорной книге» Ф. Р. Качанова ( РГАДА. Ф. 214. Кн. 1227. Л. 134. 12-верстный сухой путь.)
 И эта запись Мессешмидта (с учетом записи Качанова) подтверждает, что вниз по Купе от Мукского плотбища до д. Каймоновой с конца 1690-х годов уже постоянно использовалась не только ледовая, но и летняя дорога, по которой можно было ехать летом и верхом и «на повозке», а зимой на санях. Чтобы закончить с рассказом о дороге вниз от устья р. Муки к Лене, еще раз обратимся к дневнику И. Г. Гмелина. Он записал: «Ручей Мука впадает в Купу… Пообедав, мы продолжили нашу поездку. 10 верст дорога шла по Купе, потом три версты вверх на не очень высокую гору, дальше две версты с горы вниз, дальше сразу на крутую гору вверх и сразу вниз с горы до устья, где Купа вливает свои воды в Куту… Дорога от Илимска шла по густому лесу, не считая 10 верст, которые мы проехали по Купе. Дорога между Купой и Кутой была такая узкая, что мы каждое мгновение задевали за деревья. Мы пробились с большим трудом. Эта поездка, особенно при спуске со средней крутой горы и по большой родниковой воде, по льду была чрезвычайно утомительна». ( D. Johann Georg Gmelin. Reise durch Sibirien, Zweyter Theil. Goettingen, 1752. S. 221 – 222. Экспедиция ехала на 25 подводах.)
   Современная дорога сейчас не такая узкая, чтобы даже телеги задевали о деревья, но профиль такой же: те же две горы и в конце дороги длинный спуск к Купе. Таким образом, запись Гмелина уточняет, что зимой от устья Муки первые 10 верст ездили по льду Купы, хотя и по «родниковой воде» (наледям. – Ю. Ч.), а потом выезжали на сушу (у современной железнодорожной станции Мерзлотной) и ехали уже по дороге, которая была и летней колесной. То есть как раз так, как объяснял Мессершмидту его информатор. Сделаем небольшое отступление от основной темы, хотя и это «отступление» не уведет нас от Ленского волока. Речь пойдет о топонимике. И. Г. Гмелин, говоря о дороге через волок, записал в дневнике: «Все знают о том, что дороги очень плохие, и некоторые грамотные крестьяне считают, что названия ручьев Мука и Купа происходят от состояния этой дороги. Они говорят, что, выехав из Илимска, кто-то обнаружил безымянный ручей и назвал его Мука, потому что там ему постоянно приходилось мучиться. А название Купа было дано отчасти из-за того, что при проезде к этому ручью было много риска утонуть от того, что на пути до Купы приходится проезжать еще много источников и ручьев. Названию Купа они тоже давали свое объяснение, но я его не понял».( D. Johann Georg Gmelin. Указ. соч. S. 223.)   
    В популярной литературе XIX в. говорилось, что эта речка до прихода русских называлась Тальмышан и «в память трудностей, перенесенных при проплаве по речке Тальмышану, казаки Бугра назвали её Мукою». ( Памятная книжка Иркутской губернии на 1865 год. Иркутск. С. 198.)
    Известный топонимист Восточной Сибири профессор М. Н. Мельхеев связывал название не со сплавом по речке, а с состоянием дороги: «Мука р., приток р. Купы – от слова мука – «мучение», «страдание». Эта речка раньше называлась Тальмышан, но была переименована в Муку русскими землепроходцами, так как участок пути по Ленскому волоку до устья р. Муки был самым трудным, тяжелым, мучительным». И он же повторил известное народное объяснение названий: «У старожилов этого района, например, дер. Каймоново, сохранилось предание о старинных путешествиях русских казаков, и в связи с этим объясняется происхождение названий рек: «На речке Муке казаки мучались, на Купе – купались, на Куте – кутили, а когда выехали на Лену – ленились. Вот от чего реки получили названия». (Географические названия Восточной Сибири: Иркутская и Читинская области. Иркутск. 1969. С. 48, 50 82)
К слову сказать, Мельхеев здесь же пишет: «В действительности, только р. Мука носит название, данное казаками, а имена других рек (он имеет ввиду р. Купа и р. Кута – Ю. Ч.) не русского, а эвенкийского происхождения.( Географические названия Восточной Сибири: Иркутская и Читинская области. Иркутск. 1969. С. 50 ) Однако, автор в этой работе дает объяснение названия только р. Кута: «Кута, р., приток Лены – по-эвенк. кута – «трясина», «болото», «заболоченное место»; Кутакан – «речка». Долины рек, так названных, обычно, сильно заболочены».
Мы можем предложить иной вариант происхождения названия, исходя из того, что до прихода русских эта маленькая речка имела название Тальмышан. В слове присутствует звук «ш», являющийся звуком, воспринятым эвенками от русских. «В эвенкийском языке 17 согласных звуков и 6 звуков, вошедших в язык с русскими словами», – так пишет известный тунгусовед, лингвист и этнограф Г. М. Василевич. Среди таких звуков есть и звук «ш».( Эвенкийско-русский словарь», сост. Г. А. Василевич. Государственное издательство иностранных и русских словарей, Москва, 1958 г., стр. 657.)
   Поэтому звук «ш» в слове Тальмышан, в русском написании и произношении, это какой-то другой искаженный звук эвенкийского языка. В эвенкийском языке есть слово «т;л;» (ударение на последний.( Болдырев Е. В. Русско-эвенкийский словарь. Новосибирск. 1994. С. 487. )
И есть слово удлиненный звук), переводимое как наречие «там», «по тому месту» при указании на передвижение «м;» – вода.(Василевич Г. М. Указ. соч. С. 258; Болдырев Е. В. Указ. соч. С. 46.)  А «кан» – это суффикс уменьшительности по размеру ( Василевич Г. М. Указ. соч. С. 687). Можно предположить, что первопроходцы расспрашивали местных тунгусов о путях на Лену с использованием рек, а речка, относящаяся к Ленскому бассейну и наиболее близкая к Илиму, это и есть речка, тогда еще безымянная. Тунгусы видели бо; льшие по сравнению с их берестянками суда русских и, рассказывая о речке, по которой можно было бы спуститься вниз к Купе, предупреждали пришельцев: «т;л; м;кан», то есть «там мало воды», «там маленькая вода». Отсюда «талмукан» или искаженное «тальмышан». А так как и по сухопутному волоку до этой речки и по самой речке действительно мучились, то эвенкийское «м;кан» превратилось в название Мука, как результат переосмысливания сходного по звучанию слова из чужого языка. А слово «тала» просто стерлась из народной памяти.

    Предыстория ямской гоньбы

   В первые годы, после выхода на Лену, все те, кто двигался через Ленский волок и дальше, сами заботились о своих перевозках так же, как и о прокладке дорог. Первые отряды служилых, отправлявшихся на годовую службу из Енисейска, были немногочисленны, и всё необходимое переносили через волок вручную или нартами и дальше добирались водой. Даже через 10 лет после первого выхода на Лену весь казенный груз служилые люди тащили на себе или нанимали возчиков: регулярного, под руководством государства, извоза не было, им занимались отдельные торговые и промышленные люди. Но перед государством стояла задача закрепления северо-восточных земель, продвижения на Амур и поток людей и грузов рос, а это потребовало организовать гужевые перевозки.
   И этим занялся первый якутский воевода П. П. Головин. Чтобы отказаться от найма, он принял решение оставить на волоке несколько десятков казенных лошадей. Одновременно он принял решение нанять на обработку бывших пашен Хабарова на устье Куты пятерых служилых. Они получили казенных лошадей, купили несколько себе лично. Наняты были тобольские служилые, прибывшие в отряде Головина. Вот их имена: Исачка Максимов, Марчко Микитин, Семейка Родионов сын Чертов, Андрюшка Кирилов, Мишка Костентинов сын Синьков. К середине 1640-х годов эти люди освоили новые пашни по Лене, положив начало деревням Турукской, Балахонской, Якуримской, Марковской. Договор с ними был заключен на три года, и по его условиям эти служилые, которых стали называть пашенные служилые люди, обязаны были не только «по три десятины по вся годы пахати, но и с Ылима за Ленской волок за тем же уговором хлебные запасы возити» (.РГАДА. Ф. 214. Ст. 241. Л. 184.)
А хлеб был как раз тобольской присылки и шел на Лену через Енисейск.
В 1645 г. на смену Головину на волок прибыл воевода В. Н. Пушкин, он там и зимовал. Новый воевода тоже заключил с пашенными служилыми договор еще на три года. В договоре было сказано, что «...им же, Исачку с товарыщи, дано для той государевы пашни и для воски через Ленской волок государевых хлебных запасов, купя из государевы казны, по две лошади человеку… Да им же, Исачку с товарыщи, перевести через Ленской волок государевых хлебных запасов по четыреста по семидесят пуд на лошадь. А на другой год возить по тому ж». (РГАДА. Ф. 1177. Оп.3. Ч. I. Ед. хр. 120. Л. 88.)
    У служилых пашенных дворы были и на Лене, и в Илимске, поэтому в случаях, когда во время прибытия в Илимск следующих на службу в Ленский (Якутский) уезд приказчиков, целовальников, других казенных людей, в Илимске оказывался кто-либо из пашенных служилых, им вменялось в обязанность везти этих проезжающих через волок, хотя в самом договоре такая обязанность не записана. Ездили не только зимой, но и по летней конной верховой дороге до устья р. Муки и до устья р. Куты, а также к соляной варнице на Куте «по службам к Соле».
    Служилые пашенные крестьяне возили не только груз, но и людей. А это уже схоже с ямщицкими обязанностями.
    Овладели служилые пашенные крестьяне и зимними перевозками по льду Лены. За это дело впервые взялся Марчко Никитин. Собранный в 1645 г. ясак оставался в Олекминске и Якутске, и Марчко предложил отправиться за ним на лошадях. Воевода Пушкин, зимовавший в Илимске, согласился. Поездка Марчка в Якутск далеко выходила за договорные обязательства. Но поездка «по первому зимнему пути» удалась, хотя у него «з бездорожицы два коня пали по тритцать рублев». Зато Марчко в награду был отправлен в Москву с собранной пушниной. А это было крайне важно для него, потому как на Лене он тогда жил еще без семьи, остававшейся в Вологодском уезде. Приехав в сентябре 1646 г. в Сибирский приказ, Марчко в челобитной о своих службах с заслуженной гордостью писал, что за рухлядью ездил «с Ленсково волоку по первому зимнему пути пять недель. А преж сево, государь, дорога зимная конная по Лене не бывала, потому что место пустое». (Цит. по Г. Б. Красноштанов. На ленских пашнях. Документальное повествование. Часть первая. М. 2012. С. 685).
   С трудом можно представить, как дался этот путь длиною около 5200 км в обе стороны, ведь от самой нижней русской однодворной заимки, находившейся тогда в двух–трех километрах от р. Пелюды, и до Олекминского острога, то есть на расстоянии более 900 км., а потом до Якутского острога, то есть еще 600 км., русских селений не было. Никто заранее не готовил сена лошадям, не было никаких жилищ, кроме редких юрт тунгусов и якутов и зимовий охотников. Но этой поездкой было начато зимнее гужевое движение в отдалённейший край Русского государства. Конечно, оно еще долго не было регулярным, но стало ясно, что такая зимняя дорога возможна, хоть и добирались до Якутска по два месяца. Интересно, что по плотному снегу использовали не сани, а «лошадьи нарты», то есть облегченные сани с широкими полозьями.
   Семью на Лену Марчко привез в конце 1647 г. Его сыновья, повзрослев, обзаведясь семьями, вместе с отцом на некоторое время стали первыми ямщиками Лены, о чем будет сказано ниже.
   Однако с наймом служилых пашенных на возку хлеба через волок, проблема доставки всех остальных казенных грузов на Лену не была разрешена. Слишком много шло туда грузов и много двигалось в Якутск людей по службе. Служилые пашенные просто физически не могли управиться, а главным для них делом все же была не возка, а хлебопашество. Не удавалось в полной мере возложить обязанность казенных перевозок и на другие слои населения, в первую очередь, на первых пашенных крестьян и других вольных землепашцев.
   Между тем постоянно использовать пашенных крестьян на возке было невозможно, а служилые пашенные строго придерживались договора и не собирались возить всех людей, нужных в Якутске. Это проявилось, когда в 1647 г. дьяк якутской воеводской канцелярии (а это второе лицо после воеводы) приказал приказчику Илимского острога в Якутский острог нужного для письма человека с его домашним скарбом. Вызванные служилые пашенные, имевшие дворы в Илимском остроге, «...в тех подводах отказали… Мы здесь не ямщики, что, де, нам по вся годы воевоцкие всякие запасы возить. И в государевых, де, мы подводах ставать не будем». Становилось очевидно, что прежняя организация перевозок не справляется с задачами обеспечения доставки казенных грузов и людей. Надо было переходить к ямской гоньбе и к междудворной гоньбе в пределах формирующихся волостей – Илимских, Усть-Кутской, Нижнеленских (Киренских), Чечуйской, Орленской, как это было в Россси. Но время еще не наступило, просто не было достаточного количества крестьян. Заселение Лены шло за счет ссыльных, и шло оно не очень быстро. Кроме того, управлять Ленским волоком и прилегающими территориями хоть из Енисейска, хоть из Якутского острога было трудно, слишком далеко эти центры воеводского управления. В 1649 г. в Москве принимается решение создать на месте Илимское воеводство, и на Ленский волок прибывает первый илимский воевода Т. Шушерин. Ленский, или Якутский воевода остается главным, так как Ленское (Якутское) воеводство разрядное, но и Илимский воевода имеет право непосредственного сношения с Сибирским приказом в Москве. В том же году на Ленский волок прибывает очередной якутский воевода Д. А. Францбеков.
А первые пашенные крестьяне из расселенных в 1646 г. по Лене черкас уже стали жаловаться на тяготы выставления подводчиков в порядке междудворной гоньбы. Так, только что прибывшему в Илимский острог воеводе Шушерину поступает жалоба, крестьяне пишут, что присланный на Лену сотник казачий Яков Онцыфоров «емлет... твои государевы кони у нас, сирот твоих, сильно, и ездит тот Яков на твоих государевых конях по деревням для своие бездельные корысти многажды, и твои государевы пристановил кони. ... Не вели, государь, служилым людем у нас, сирот своих, твоих государевых коней в подводы имати, чтобы твоя государева пашня не стала и нам бы, сиротам твоим, вконец не погинуть». Яков Онцыфоров приехал на Лену с воеводой Дмитрием Францбековым.
   Служилые пашенные крестьяне тоже воспользовались тем, что теперь они не подчинены Якутску, а договор с якутским воеводой Пушкиным закончился. Они все пятеро явились в Илимский острог и завили, «чтоб их от той пашни и от воски свободили». Францбеков хотел было забрать их в Якутск, но Шушерин не отпустил и обратился в Сибирский приказ. Ответ пришел после отъезда Францбекова, а сам Шушерин к этому времени умер в Илимске. Сибирский приказ фактически удовлетворил просьбу служилых: велел в Якутск не отпускать, оставить просто на пашне в Илимском уезде, сняв с них обязанности возки.
   С этого времени вся возка и через Ленский волок и куда бы то ни было легла на плечи пашенных крестьян. К 1651 году на ленской стороне волока было расселено 102 пашенных крестьянина, на Илиме 17 тягловых душ.
   В 1651 г. указом из Москвы назначается первый приказчик всех ленских крестьян. Этот приказчик В. С. Скоблевский получил для обзаведения готовую пашню в девяти км ниже современной д. Макаровой на левом берегу Лены. Добирался он туда в ноябре – декабре 1651 г. на лошадях, которых предоставляли крестьяне в порядке междворной гоньбы. Тогда еще многие крестьяне от этой повинности пока были освобождены, так как по закону в первые два года с начала пашни они пользовались льготой и в гоньбе участия не обязаны были принимать ни сами, ни своими лошадьми. Но Скоблевский это игнорировал и насильно заставлял давать ему проводников и лошадей, везти пожитки и его самого.
   В 1653 г. многие крестьяне Лены и в страдную пору, и зимой сначала улучшали дорогу по Ленскому волоку, а потом перевезли более 9300 пудов воеводских и государевых грузов на Лену. Сейчас такое количество представляется небольшим, а тогда для перевозки потребовалось до 500 подвод. Пало 70 лошадей, разбито было много телег, покупаемых в Илимске самими крестьянами за свой счет.
Осенью 1654 г. вновь поступает распоряжение готовиться к зимней перевозке через волок больших якутских запасов. Но ленские крестьяне используют опыт западно-сибирских и предуральских собратьев по сословию, и в следующем году на Лене появляются ямщики, начинается подводная гоньба силами и за счет средств всего крестьянского населения.

     Ямские охотники

    В течение последующих трех столетий вплоть до массовых превозок грузов пароходами, крестьянские телега и сани, крестьянская лошадка, погоняемая мужиком, были той главной силой, что обеспечивала жизнь в нашем краю. Ну, а зимой и вовсе всякая жизнь замерла бы, если бы не эти герои ушедшей сейчас эпохи.
   Для того, чтобы продолжить дальнейшее изложение, следует определиться с понятием «ямщик». Вот какое определение ямщика дано в энциклопедии: «Ямщик, представитель общественной группы, выделяемой по профессиональному (в широком  «почтовый двор». Изначально ямщик — житель яма (почтовой станции), обязанный на своем транспорте и своими силами доставлять в назначенное место казенные послания, грузы, должностных лиц. Таким образом, в обязанностях ямщика соединялись доставка почты и пассажирские перевозки.
   За службу ямщики получали жалованье и наделялись земельным наделом... Составляли особую сословную группу. В Сибири ямщики появились на рубеже XVI – XVII вв. в связи с устройством ямов...»( Историческая энциклопедия Сибири. Т.3. Новосибирск. С. 621.) И далее там же:
«К 1824 г. ямщиков в Западной Сибири числилось около 17 тыс. душ муж. пола. В 1825 г. они были объединены с гос. крестьянами. ...Однако понятие «ямщик» сохранилось. Оно стало обозначать любого человека, профессионально занимающегося извозом... В этом же значении понятие «ямщик» и ранее использовалось восточнее Томска, где ямщики, как сословная группа, отсутствовали. Ямскую повинность там исполняли крестьяне (сначала натурой, затем наймом). Как проф. понятие слово «ямщик» имело хождение вплоть до нач. XX в.»
Как видно из этого определения, данного д. и. н., профессором О. Н. Катионовым, автором фундаментальных исследований по истории Московско-Сибирского тракта,               ( Катионов О. Н. Московско-Сибирский тракт и его жители в XVII – XIX вв. Новосибирск.2004. 569 с.; Сибирские ямщики в конце XVIII – начале XIX вв), в Восточной Сибири ямов не было и ямщики не представляли собою отдельной сословной группы. Восточносибирские ямщики являлись подгруппой в сословии крестьян, они жили не в отдельных слободах (ямах), а в тех же деревнях, слободах, в которых жили крестьяне. Они отличались тем, что в отличие от государственных крестьян Восточной Сибири получали за свою работу жалованье, не несли повинностей таких как подушная подать (их подать состояла в службе государству), поставка рекрутов, участие в исправлении дорог (кроме отдельных мест и непосредственно вблизи станций). В то же время восточносибирский ямщик также, как и государственный крестьянин, наделялся пашней, сенными покосами, держал скот и вел образ жизни, аналогичный образу жизни крестьянина.
   Таким образом, приленский ямщик – это тот же крестьянин, выполняющий профессионально функцию перевозки казенных грузов, должностных лиц и почты.
   Когда и как появились ямщики на исследуемой нами территории?
В конце 1654 г. крестьяне каждой волости направили в Илимск своих выборных представителей, для выбора ямских охотников, то есть тех же крестьян, имевших много лошадей и согласившихся за вознаграждение выполнять ямскую гоньбу.
Стремление крестьян обеспечить постоянство ямской гоньбы силами ямских охотников вполне объяснимо, это было в их интересах, такой способ превращал их тяжелую натуральную повинность в денежную. Намереваясь нанять ямских охотников, они так объясняли свое желание в одной из поданных позже челобитных: видя предстоящие «болшие протори (расходы, издержки – Ю. Ч.), и в пашнях недопашки и разоренье, в конных падежах болшие избытки (убытки, потери. – Ю. Ч.)», наняли возить «в Ылимском остроге из пашенных крестьян, Панфилка Яковлева с товарыщи, за Ленской волок вашы государевы ленские хлебные запасы на всякой год по десятитысяч пуд».
( Г. Б. Красноштанов. На ленских пашнях. Документальное повествование. Часть вторая, М.2013. С. 411.).
   В то же время такой способ соответствовал и интересам государства, поскольку не надо было всякий раз иметь дело с отдельным крестьянином, с разными людьми. Ямской охотник специализировался на гоньбе, лучше всех знал дороги, у него всегда были наготове лошади, сбруя, одежда, корм себе и лошадям. Его телеги, сани и «лошадьи нарты» своевременно ремонтировались, он не отлынивал от своей работы, так как она давала ему постоянный доход. А собинные земли на их заимках обрабатывали родственники или нанятые «ярыжки».
   Ямской охотник того времени – это наиболее сильный хозяин, имевший и пашни, и лошадей, и достаточно сенокосов. Ямской охотник сам решал, обойдется ли он своим транспортом или надо нанимать дополнительные подводы.
   А для властей Илимского и Якутского уездов организация перевозок на Ленском волоке ямскими охотниками была особенно удобна. И дело здесь в следующем. Ленский волок с 1649 г. находился в ведении Илимского уезда, но через него шло все обеспечение Якутского уезда. Главной задачей была доставка хлеба (ржаной муки и зерна) для выплаты хлебного жалованья якутским служилым. А хлеб тогда везли из Енисейска, так как своего илимско-ленского не хватало даже и для обеспечения хлебным жалованием илимских  служилых. Через волок шло движение самих служилых в Якутск и обратно, всего ясака, вообще всей казны, то есть всего казенного имущества, почты и проч. Конечно, илимские служилые и сами воеводы ездили на Лену и обратно через волок по разным делам. Территория Якутского уезда начиналась тогда ниже Чечуйского волока, и вызывать оттуда крестьян для гоньбы через волок было крайне трудно. Поэтому вызывались крестьяне Илимских волостей, в том числе и таких отдаленных от Ленского волока, как Усть-Илгинская, Орлинская (Орленгская), Усть-Киренская, что также было нелегким для них делом, как и вообще для крестьян. Кроме того, с казенных Усть-Кутских соляных варниц надо было возить соль в Илимск для выплаты соляного жалования и Илимским, и Енисейским служилым, и Красноярским, и еще соль шла на торговлю всему населению Енисейска.
   Превращение некоторого количества крестьян в ямских охотников не приводило к уменьшению поступления в казну хлеба от крестьян, так как доля государевой запашки, приходящаяся на ямских охотников (точно также потом и на ямских старост и ямских наемщиков), распределялась между остальными крестьянами соответствующих волостей. Так было до тех пор, пока крестьяне несли эту повинность натурой, поставляя в казну отсыпной хлеб. С заменой в XVIII в. платы отсыпным хлебом на оплату деньгами государева десятина все еще оставалась неким измерителем всех повинностей, в том числе и денежного взноса в казну за ямских наёмщиков. Государева десятина составляла одну пятую часть всей запашки каждого крестьянина и, следовательно, одну пятую всей запашки и ямского охотника (наемщика), поэтому по раскладу между крестьянами фактическое количество молотого хлеба, сдаваемого в казну за того или иного ямского охотника было разным, оно зависело от площади всей запашки выбранного в ямские охотники.
Так, например, у Кузки Яковлева, выбранного в числе первых десяти ямских охотников от Орленской волости, государева десятина составляла 1; десятин во всей его запашке. Кузка сразу же сбежал, но и за беглых, и за мертвых крестьянский мир до очередной ревизии платил налоги и нес всякие повинности. Поэтому в окладной книге волости записано было, что пашенные крестьяне платят «за збеглого ямсково охотника  Кузьки Яковлева великого государя за 1; десятины молоченным хлебом по умолоту против (согласно. – Ю. Ч.) середних десяти». (В.Н.Шерстобоев. Илимская пашня. Часть первая. Указ. соч. С. 418.)
   Точно также за первого усть-кутского ямского охотника Агафонку Григорьева сына Шипицына, выбранного в 1655 г., но сбежавшего вскоре от этой работы и вообще из волости «неведомо куда», ежегодно платили Усть-Кутской волости пашенные крестьяне молоченным хлебом «за десятину ржаную да за полдесятину яровую». ( Г. Б. Красноштанов. На ленских пашнях. Документальное повествование. Часть вторая, М. 2013. С. 430.)
   У второго усть-кутского весьма «прожиточного» ямского охотника Марчка Микитина государева запашка на его заимке Марковой была больше, ржаной было 2; десятины, ярицы полдесятины, и за него крестьяне Усть-Кутской волости платили «против великого государя середней десятины молоченным хлебом».( Г. Б. Красноштанов. На ленских пашнях. Документальное повествование. Часть вторая, М. 2013. С. 431.)
  Ясно отсюда, что общеволостные поставки в казну молотого хлеба за ямских охотников различались, поэтому расклад на крестьянскую душу в каждой волости был не одинаков: там, где дворов было больше, подушное количество молотого хлеба, подлежащего сдаче в казну, было меньше, при равной запашке у ямских охотников соседних волостей. Само физическое количество хлеба зависело от урожая в целом по волости и определялось по среднему умолоту с государевых десятин в волости.
Индивидуальный платеж зависел и от числа государевых десятин в хозяйстве того или иного дворохозяина. Чем больше у него самого было площади государевых десятин, тем больше он вносил отсыпного молотого хлеба за ямщика, хлеба, подсчитанного из среднего, повторим, урожая именно по государевым десятинам по волости.
   Можно было бы продолжить говорить о механизме расчетов, но для этого надо окунуться в мир цифр из окладных книг, выяснять хотя бы за один какой-то год величину государевой пашни в какой-либо волости, урожай на ней, количество пашенных крестьян, количество выбранных от этой волости ямских охотников (или ямских наемщиков после 1673 г.). Мы не будем этого делать, так как в целом понятно: переход от натуральной повинности подводной гоньбы к повинности в денежной форме сохранил для казны и прежний хлеб, а гоньба через ямских охотников не исключила поставки хлеба в казну за этих охотников.
Итак, собравшись в Илимске, выборные из волостей, избрали в ямские охотники 10 человек. Кандидатуры подыскивались заранее из числа «добрых, семьянистых, прожиточных» людей. Почему выбрали именно 10 человек, установить не удалось, возможно по привычке иметь наименьшую самоуправляемую группу крестьянского общества – десяток. В свою очередь ямские охотники старшим десятка выбрали Панфила Яковлева, пашенного крестьянина, который уже был старостой Усть-Киренских крестьян, пользовался авторитетом у жителей Лены, как один из старожилов-пашенных крестьян, имел несколько заимок и в районе Чечуйского волока, и в раойне р. Орленги, и на Илиме рядом с острогом, держал самый большой табун лошадей и большое количество работников.
   От Усть-Кутской волости избрали Марчка Никитина, бывшего служилого пашенного крестьянина, уже 14 лет занимавшегося перевозками, грамотного, владевшего многими лошадьми, державшего работников. Стали ямскими охотниками и старший сын Марчка Исачко, тоже грамотный, и младший 21-летний Кипрюшка, получившие по имени отца фамилию Марковы. Исачко уже и на Амуре успел побывать. Наслушавшись разговоров о богатствах Даурии, где успешно действовал отряд хорошо знакомого этой семье Е. П. Хабарова, Исачко в 1653 г. тоже направился туда в группе беглых с Лены. К отряду Ерофея Хабарова примкнуть не успел, так как был встречен московским дворянином Дмитрием Зиновьевым, который вместе с Хабаровым возвращался с Амура в Москву. Зиновьев вернул беглеца.
   От Усть-Кутской волости еще одним ямским охотником стал тоже опытный в деле обращения с лошадьми и в перевозках Агафонко Григорьев сын Шипицын. Это был зять известного в Илимском уезде енисейского стрельца, бывшего служилого пашенного крестьянина Семейки Родионова сына Чертова по прозвищу Черт. Агафонко вместе с тестем занимался извозом на волоке, у них был свой двор не только на Лене напротив р. Туруки, но и в Илимске. Ко времени выборов ямских охотников тесть умер, однако тёща Агафонки вдова Федосья, по прозвищу Чертиха, держала хозяйство твердой рукой. У нее была пашня не только у Туруки, но и на Куте выше соляной варницы. Семья подряжалась и дощаники строить, и лес возить. Видно именно эта властная женщина настояла на том, чтобы зять дал согласие стать ямщиком, что сулило и прибыток в семье, и жительство в Илимске. Но… выборы прошли в начале зимы 1655 г., а уже весной, тоже соблазнившись богатствами Амура, бежал Агафонко в Даурию и сгинул безвестно. Остались далеким потомкам на память о нем названия «Агафонов ручей», по которому теперь стоят дачи, а тогда это была межа между землей Чертихи (Шипицына, так как тягловые души считались мужские) и землями сользавода. На Куте есть «Агафоново урочище» или «Шипичное», что немного ниже д. Максимовой. Здесь тоже была когда-то отъезжая пашня Агафонки.
   От Орленгской волости выбрали двух живших в Нижне-Илимской волости в 103 верстах у р. Тушамы выше Илимского острога промышленных людей – Яковлева (брата Панфила Яковлева) и Нечайку Федорова Воронина, устюжанина. От Орлинги в Илимский острог ездить значительно дальше, чем от р. Тушамы, где жили выбранные, потому и выбрали этих людей. Но и этот выбор оказался явно неудачным, оба тут же сбежали в Даурию.
   Об остальных ямских охотниках сведений нам найти не удалось.
   Имеется большое количество документов, анализ которых позволяет довольно подробно показать особенности гоньбы первых ямщиков XVII в. в Илимском воеводстве. Здесь челобитные крестьян, переписка воевод по вопросам ямской гоньбы в связи со многими спорами, возникшими в результате неоднократного изменения границ уездов Илимского и Якутского, переходом целых волостей или их частей из ведения одного воеводы в ведение другого и обратно, грамоты Сибирского приказа. Мы остановимся на некоторых деталях этих споров, касающихся условий подводной гоньбы, не отвлекаясь на вопросы, связанные с изменением административных границ территорий, и обратимся не ко всем документам, а только к части их, но достаточной, чтобы показать, как изменялись условия гоньбы в том столетии.
 Договор (тогда писали «ряда», «уговор») заключали на год, потом продлевали на следующий год или на три. Договор регистрировался («писался в книги») в Илимской приказной избе, утверждался воеводой, который всегда сообщал о его условиях в Сибирский приказ. Условия уговора неоднократно менялись то по инициативе крестьян, то по инициативе ямских охотников, и те и другие для изменения договора добирались и до Москвы.
Первый договор, когда еще никто из ямских охотников не убегал из
воеводства, предусматривал следующее:
– возить из Илимского острога на устье р. Муки государевы хлебные
запасы по 10 тыс. пудов в год;
– по подорожным «всякая подводная гоньба», то есть возить в обе стороны всех должностных лиц и все казенные отправления;
– государеву соль;
– «на судовое дело лес возить»;
– в Илимском остроге «всякие зделья делать».  (Г.Б.Красноштанов. На ленских пашнях. Документальное повествование. Часть вторая, М. 2013. С. 797)..
По договору с Панфилом Яковлевым и с его «товарыщи» крестьяне были обязаны ежегодно платить за доставку хлебных запасов и за подводную гоньбу до устья Куты 400 рублей, а еще 100 рублей доплачивала казна, так как было предусмотрено по прежнему договору 1641 г. между тогда еще служилыми пашенными Марчком Микитиным и другими, с одной стороны, и якутским воеводой Петром Головиным, с другой стороны. Эта доплата производилась частично деньгами (50 руб.), частично солью на такую же сумму 50 руб. Кроме того, крестьяне согласились оплачивать за перевозку еще до 10 тыс. пудов хлебного запаса, заключая отдельный договор на перевозку. Так как Панфил и его «товарыщи» были крестьянами, то они не могли бы быть выбраны ямщиками, если илимские крестьяне не взяли бы на себя их подати. Поэтому, договором было предусмотрено «за тоё возку и за подводы» пахать «за них, Панфилка с товарыщи, ваших государевых десять десятин ржи да пять десятин яри». Подводная междворная гоньба «с усть Куты реки вверх по Лене реке до Верхоленского острошку, а вниз по Лене реке до Чичюйского волоку под вашими, государи, гонцами и под посланники, и под служилыми людми» ( Г.Б.Красноштанов. На ленских пашнях. Документальное повествование. Часть вторая, М. 2013. С. 411 – 412.), оставалась обязанностью крестьян.
   В течение последующих трех лет условия оплаты по договору несколько изменились: 400 руб. были поделены на оплату двух видов гоньбы. За возку хлебного запаса стали платить 300 руб. и еще по алтыну за пуд перевезенного хлеба, а 100 руб. платили «опрочь хлебной воски за подводную за всякую гонбу, что они, ямщики, возят твою государеву всякую казну и твоих государевых воевод, и посланников, и всяких гонцов, и служилых людей из Ылимского острогу за Ленской волок и из-за Ленсково волоку в Ылимской острог, взад и вперёд» (Г.Б.Красноштанов. На ленских пашнях. Документальное повествование. Часть вторая, М. 2013. С. 423.) То есть 100 рублей платили за то, что условно можно назвать легковой ямской гоньбой. Доплата казной 100 руб. сохранилась, но теперь платили все солью, и это была доплата за «подводную ж гонбу, за всякую».

     Некоторые значения слов и выражений, встречаемые в тексте

     Значение слова «служивый»

     СЛУЖИ'ВЫЙ, ая, ое (устар.)
1. Являющийся службой (см. служба во 2 знач.), связанный с исполнением служебных обязанностей (преимущ. военных). Умирать так умирать: дело служивое. Пушкин.
 2. в знач. сущ. служи;вый, ого, м. Солдат, военнослужащий (употр. преимущ. в обращении к служащим в войсках или к отставным).
 ( «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д.Н.Ушакова (1935-1940) )
Казаки выполняли типичные для сибирских служилых людей задачи, которые были отражены в воеводских наказах. Согласно им, служилые люди должны были присоединять к Руси новые «землицы», дающие, в первую очередь, драгоценную «мягкую рухлядь», удерживать в подданстве русского государя ясачных людей, а также защищать русских людей и сибирских «иноземцев» от нападений враждебных племен.

     Значение выражения «холоп твой…»

      «Царю бьёт челом холоп твой государев, великие реки Лены казак Марчко Никитин, родом вологжанин в Грибцовской волости..» (из челобитной царю (А.М).                Ф.214.Ст.274.Ч.П.Л.364; Красноштанов Г.Б. На леских пашнях в XVII веке (Документальное повествование) Часть1,М.: «Древнехранилище»,2012. С.688)
В данном случае «холоп твой» используется как подданный государя, находившийся от него в полной зависимости, беспрекословно повинующийся ему.
      В слове «холоп» для русского средневекового человека не было ничего оскорбительного. В нем звучала даже благочестивая нота: все мы рабы Божьи, а значит, и холопы государя, власть которого от Бога! В том не было унижения достоинства, но формулой «Яз, холоп твой», тем не менее, фиксировалась история становления в средневековой Руси особого типа взаимоотношений верховной власти и подданных. Холопами были все, кто не входил в великокняжескую, царскую семью.
      С возникновением Русского государства рождается особое обращение служилых людей самого высокого ранга в официальной переписке с царем.
Во всех челобитных и отписках все служилые люди от казаков до воевод обязаны были именовать себя «холопами», а крестьяне, торговые и промышленные люди и другие представители неслужебных сословий — «сиротами».

     Значение выражения «пашенный крестьянин»

    Сибирские па;шенные крестья;не – государственные крестьяне в России, обрабатывающие казённые (государственные) пашни в Сибирских землях.
    С конца XVI века пашенный крестьянин получал в личное пользование участок земли (собинную пашню) при условии обработки казённого поля, с которого брался продуктовый оброк (отсыпной хлеб) в казну. С 1769 года в Сибири для пашенных крестьян обработка казённой земли была заменена денежным оброком.
     Пашенные крестьяне с XVIII века вошли в категорию государственных крестьян и были лично свободными.
    "... десятинная государева пашня - казенная пашня, которую обрабатывали государевы пашенные крестьяне. Была распространена главным образом в Сибири, а также в южных районах России и на дворцовых землях …"

   Значение слова «товарыщ»

   «Товарищ — термин, означающий:
• друга или союзника, коллегу; до революции в Российской империи — должность помощника, заместителя (например: товарищ министра, товарищ председателя общества и т. п.).
• форма обращения в антимонархической, революционной или советской среде, в партиях и организациях левой ориентации.
Согласно словарю Ушакова, товарищ - человек, действующий, работающий вместе с кем-нибудь, помогающий ему, делающий с ним общее дело, связанный с ним общим занятием, общими условиями жизни и потому близкий ему.
 В 1802—1917 годах в Российской империи слово употреблялось в наименованиях официальных званий и должностей в различных ведомствах в значении заместитель, помощник, например товарищ министра, товарищ прокурора, товарищ председателя и т. д.
В Советском Союзе и в других социалистических государствах это обращение стало общепринятым среди граждан. Ныне слово «товарищ» при обращении к людям практически не употребляется; оно является уставным обращением лишь в постсоветских вооружённых силах (Вооружённые силы Республики Беларусь, Вооружённые силы Российской Федерации), в казачестве, в ряде левых и коммунистических организаций. Тем не менее, слово «товарищ» продолжает использоваться в таких словосочетаниях, как «товарищ по работе», «товарищ по несчастью», «друзья-товарищи» и т. д.» (Материал из Википедии — свободной энциклопедии)
  Слово «товарыщ»  часто встречается в документах XVII века и специально обращаю внимание на это слово  для того, чтобы не забывать свою историю и свою родную речь.