Что будет? Видения

ПРИМЕЧАНИЯ И НЮАНСЫ: Место, которое я описываю, явилось мне в нескольких кадрах во время прослушивания одной песни, очень красивой и сильно воздействующей на сознание. Я подозреваю, что видел то, что будет с нами после освобождающей и великой Смерти. Являясь Сатано-Нигилистом, я могу объяснить видение этого места, как предсмертную галлюцинацию, финальный образ, за которым стоит уже забвение и окончательное низвержение себя до гнилого мяса. Но именно этот образ и станет последней строкой в моей (и не только) никчёмной жизни. Именно он поставит блаженную нечестивую печать на наших трупах. Королевство, в коем мы будем не больше пары минут - олицетворение всего цветущего, беззаботного, нереального и сладкого, что мы никогда не смогли бы испытать и заполучить при жизни. Это, вероятно, истинное пурпурное небо Антихриста, погружающее своих сторонников в гордую радость, а после - соединяющее её с неотложным триумфом Смерти. Это место - последняя слеза и последний хрип. А затем - тотальный покой и чернота.

***
Я в том месте, которое строил в себе десятилетиями. Я не знал, что тут так много лиственниц.
Здесь грязно, но ты позволишь себе испачкать платье полностью. Мы все здесь прощаем друг друга, бессовестно и безвозмездно. За всё, что нам пришлось пережить, когда мы дышали в потных мешках тел, ведомых стуком сердец и суетой, мы оказались здесь, все вместе. Теперь мы будем плакать дружно, в бескрайних полях, которые мы будем видеть каждый по-своему. Но сейчас они лиловые. Сосны и тёплая грязь. Это наши призы за членовредительство. Если бы в Вальхаллу брали апатичных. Если бы в раю самоудовлетворялся бы Люцифер, сидя под земляничным гигантским кустом. Если бы с каждым земным оргазмом нас бы не навещал холод и эгоистичное жжение. Сегодня и отныне. Отныне не будет ничего, что может меня расстроить. Только лиловые ветви сосен. Только небо, открытое для постижения.
Я беру за руку одну из девушек, стоящих рядом. Мы не испытываем ничего похожего на предыдущую недосказаннсоть и оцепенение. Мы падаем в грязь и целуемся. Я люблю всех, кто сейчас со мной в раю. Но в раю ли мы? Это неважно.
Нико стоит за туями. Джим свисает с холмов и одобрительно расстегивает свою сумку. В неё сыпется вольное ржание сумеречных обозов. Поздравительные открытки, лежащие на тропинке, уходящей в лес, образованы лавровыми листьями, сплетёнными друг с другом. Такой лёгкий воздух! Впервые мне так легко дышится! Сюда было непросто попасть. Несколько лет желания уснуть и проснуться тут. Кто-то говорил, что нам будет стыдно, а кто-то говорил, что нас не станет и останутся только наши пенящиеся органы, чувства пролежней и закопанной кожи. Я не мог себе представить, насколько прекрасно будет здесь! Все, кого я и подобные мне ненавидели - сейчас мертвы и действительно лишены всего. Проводников морока и удавок более не существует. Но мы-то сейчас держимся за руки. Я смотрю из грязной доброй земли на ночь и моих спутников. Они совершенны. Или это свет так падает... Но всё же я очарован. Из прохлады мха и точёных звёзд летят мотыльки, что не боятся огня. Всякий огонь тут - безвреден. Он только наполняет нас и заставляет пахнуть дымом. По правую руку от меня - озеро. В нём глухая зелёная вода. Я поднимаюсь из грязи и прыгаю в воду. Я переплываю озеро и выхожу на берег, наиболее ясно подсвечиваемый чем-то оранжевым и огненным... Стоит мне пройти несколько десятков кустов, как я оказываюсь перед воротами. Монументальные белокаменные ворота, охваченные пламенем. Я подхожу и опускаю туда руки. Танцующие языки летают сквозь ладони и приближаются к растениям, чтобы показать мне и всем, кто здесь стоит животных. Из гущи прохладных тайн и соседства Нелюдей и природы выходят потоки летучих лисиц и мышей. Мы ловим их и тут же отпускаем. Мы находимся на этой земле одни. Все Нелюди в скором времени устроят празднование, перейдя черту между залом ожидания и точкой назначения. Мы не такие, какими нас рисовало спазмированное воображение земных лжепророков и мошенников. Мы готовы слиться друг с другом и оставить больных, не подозревающих о нашем древесном королевстве. Оставить их доживать свои никчёмные дни на поверхности и никогда не почувствовать лёгкости от прикосновения к телам, уже невосприимчивым к диктатуре мерзких и морщинистых пуритан. Я подхожу вплотную к расширяющимся горячим кругам внутри белых ворот. Я позволяю себе быть спасённым через огонь. Волдыри - позади. Я чист! Отметины крестов, полумесяцев и шестиконечных звёзд, а также прочие инфекции - позади. Я чист! Мы чисты! Мы держимся за руки и потребляем вечно юную плоть друг друга. Вот так мы и входим в огромную дугу, отделяющую нас от всполохов зелёных полей...

Это неописуемо. Гениталии-самолётики и носы-экваторы. Руки-пальмы и животы-сыры. Внутрь насыпан порох. Он идёт, как снег, с неба. С неба, уже намного более светлого, чем раньше. Оно сейчас ярко-синее. Кобальтовое.
Останки скованности ушли, крохи боли испарились, а сыпь скитаний погибла. Каждый момент - это обратное Рождество. Время, когда родился Иблис, зароставший вешонками и благородными видами плесени. Время, когда зимой, в январе, цветёт яблоня с плодами, популяризующими познание. В это время не понятно, какая на улице погода, сколько кому лет. Любое движение - это праздник, где слова излишни. Звонкие трели жаберных птиц. Мы будем петь песни вечно.
Я хочу видеть в небе чайку - и она появляется. Улыбающийся подобно грудничку мужчина хочет видеть речку. И он уже стоит на коленях и пьёт из неё мысленную воду. Да, наших кусков мяса больше нет, но это не повод убивать наши чувства. Все ощущения неотличимы от предыдущих, но во многом даже лучше.
Меланхолия дарит мне крылья, так как мне труднее дышать. Я испытываю всё, что мог испытать раньше лишь по отдельности. Эйфория - единственный Господь, который не стесняется любить меня. Все вокруг также счастливы. Мы поём с закрытыми ртами, мы поём вечно. Мы плачем, а наши слёзы питают съедобную почву и вырастают смородиновыми кустиками. Таких спелых слёз я ещё не держал в руках. Они сочатся даже из морщинок, болтая между собой и раскачиваясь на бескровных моих пальцах.
Около водопада разом образуется камень и ещё несколько смородиновых кустов. Это всё мои мысли. Я наступаю на траву, и она щекотно взмывает вверх полутораметровыми столбами. Вкусы ягод, неба и кислородной пены, раскрытые в моём вымышленном желудке. Я интересуюсь у одной из своих соседок, вкус чего именно наполняет её. Она отвечает, что вкус первых чисел сентября, пустых вагонов и пломбира. Мы смотрим в наши глаза, смотрим наверх, а потом опять в глаза. Слёзы и цветные бумажки рвутся из глазниц. Мы оба видим осень. С этой девушкой я провожу ближайшие часы. Меланхолия и сознательная нагота. Мы неизменны, но красивы. Наградой за прошлое стал Луг Эйфории. Мы стимулируем нашу память, гладя ее ноготками и палочками. Мы ловим забытые, но сохранившиеся кусочки и собираем из них пазлы. Все пазлы разные. К нам хотят присоединиться ещё несколько Нелюдей. Мы уже вшестером гложем неистощимые запасы наших дорог и жестов. Кто-то захотел увидеть маму, и она обняла его за шею. Кто-то захотел смеяться и смеялся долго и протяжно.
Я не знаю, что может быть лучше. Я представляю стоги сена и они появляются. Мы залезаем на них и ставим друг на друга розовые полосы совместных удовольствий.

Пастернак растёт всюду. Шиповник, зверобой. Я поднимаюсь на облако и хочу отдохнуть. И вот я засыпаю, чтобы продолжиться тут же, но только в пурпурном свете и бликах от фонарей, что появятся на моём теле, когда я выйду из воды, первостепенно свободный и честный. Первородно греховный и любимый.
Спокойного вечера, Вечность.