Перестук

Виктор Матюк

Перестук

Весенний дождь по зелёной траве неспешно пляшет,
Вокруг дремучего леса никто не сеет, не пашет,
На пригорке стоит старинный ржавый плуг,
Нет ни одной живой души вокруг! О воле забудь,
Годы пройдут, прежде чем ты сожжёшь после себя все мосты!
Мысли безжалостны и на первый взгляд просты,
Им бы долететь до Воркуты, а опосля добраться до Караганды!
Увы! Здесь миром правим не мы, молчат даже злые языки,
Здесь местные менты могут что-=то дать тебе взаймы,
 А потом, спрятавшись за придорожные кусты невиданной высоты,
От ответа уйти, леса стоят стеной вокруг, лёгкий звук едва сорвётся с губ,
Как перестук дятлов лесных доходит до горных вершин и зелёных долин!
Здесь ты никогда не бываешь один, за тобой круглосуточная слежка,
Ты же не ферзь, а маленькая пешка в глобальной игре на выживание,
Идёт соревнование двух систем, ты же случайно угодил в плен
Бандитских схем ,зачем и почему ты приличный дом променял на тюрьму,
Потом сменил на лагерь, тебе здесь тамбовский волк – товарищ и приятель!
Судя по всему, создатель здешних лагерей знал толк в этом деле,
Многие большевики свои сроки давно уже отсидели,
Их волосы поседели, когда же петухи в соседней бане пропели,
Они по новому этапу в тайгу ушли, им непривычно жить на жалкие гроши!
Теперь только камерный перестук отделяет воров и сук,
Первым всё сходит с рук, а другим – Магадан и Надым
Вместо холодного места, хотя если честно, жизнь, прожитая нелепо
Под сводами тюремного склепа по соседству с блатной братвой,
Когда ты делишься даже жратвой, и согласен себе петь «За упокой»,
Можешь погореть в момент любой, расставшись с роком и судьбой!
Общая посуда, общий унитаз, одна кружка, одно одеяло, один матрац,
Нарушена связь на много лет, добрых вестей нет со знакомых с детства мест!
Вокруг много сторожевых башен, здесь даже чёрт тебе не страшен,
Ты сразу здесь ошарашен, вспоминаешь о дне вчерашнем,
Как про временный кашель, момент истин ы важен,
У тебя сажень в плечах, но гири и путы на ногах и руках!
Тот, кто трёх слов связать не может, тебе ничем не поможет,
Хотя намного моложе, чем ты, уж лучше на время уйти от смуты,
Фу ты, нет ни одной свободной минуты! Без богатства – заест нужда,
Без ума – беда, просвета не будет у тебя никогда! Боль во плоти,
Дальше нет пути, чтобы душу от грешных помыслов спасти!
Нарушающим обет в душе толпы уважения нет!
Если весной от  погони уйдёшь, всё равно пропадёшь,
Все сказки – сущая ложь, что посеешь, то пожнёшь!
Всё равно до цели не дойдёшь, помрёшь или собаки загрызут,
Так стоит ли предпринимать Сизифов труд? Забудь о побеге,
Нет путей ни по воде, ни по снегу, можно по железке,
Потом привезут в инвалидной тележке обратно,
По причинам понятным возвращение будет не очень приятным!
Придётся ехать на запятках, свернувшись в охапку,
Лишь тьма и вой пронесутся над седой головой,
А так ты здесь как-никак всё же живёшь,
За колючей проволокой неспешно бредёшь,
Да, тебя изредка бросает в дрожь, иногда трясёт,
Ты же – не глыба и никто тебе никогда не скажет «спасибо» за то,
Что поступал дерзко и мерзко, пахал напропалую, брался за работу любую!
Трудно разбивать законы рабства, природа упрямства полна лукавства,
Снег таял в чистом поле, ты же томился в то время в неволе,
Иногда и до тебя доносился колёсный перестук,
И паровозный гудок деликатно сообщал,
Что проверяющий из столицы в таёжный лагерь  приезжал,
Что-то там долго писал, что-то искал, и многое он не понимал,
Тебя тоже везли в холодной теплушке, не было ни нар, ни раскладушки,
Ни матраца, ни подушки, ты спал на полу прямо в пальто,
Ты – никто, ни странник, ни изгнанник, ты – никто!
Зек сменивший  старое пальто на прохудившуюся фуфайку,
На полушку хлеба отдавший старую дедовскую балалайку!
Житель городской быстро познакомился с лагерной братвой,
Нет ни тросточки в руки, ни разума в голове, тебе написано на судьбе:
Жить подобно грешной голытьбе, и всю тяжесть чужих просчётов нести на себе!
Небо в клетку – выполняем пятилетку, до дыр протёрлась старая жилетка,
На ней следы слюны и пота, снег уже растаял в чисто поле,
Но там, где следы от бурелома, невдалеке от барачного дома,
Тоска, нега и истома с запахом боли, пота и соли прорастают полынью,
Давно нечёсаные седины по ветру разметались,
На макушке лишь следы от них остались!
А на верхушке огромной сосны разнообразные гнёзда из пучков травы
Неспешно сотканы, бедствие и его последствия склоняют к мужеству,
Судя по всему, судьба режет живьем судьбу по яйцам,
Принося боль якутам и нанайцам, от неё убегают даже зайцы,
А зеки обрабатывают чужие нивы, в то время,
Когда лагерная стража неторопливо жжёт архивы!
Всему – своё время, всему – свой час! Память остаётся в нас,
Если не сейчас, тогда надо из этих мест бежать? Трудно сразу сказать, что и как?
Как бы с высокого коня долу не упасть, ниже плинтуса опускается судьба, 
Едва слышны её слова, только вагонные колеса стучат вполголоса: «Ту-ту-ту-ту-ту!
Не хочу на Калыму, не хочу в Воркуту!» Судьба склоняется к одному: 
Она ищет для себя раба или слугу, и моё имя у неё на слуху!
Вот возьму и приму её приглашение, окажу доле почтение,
Пусть впаду в искушение, а опосля, зажмурив глаза,
Прислушаюсь, как звук, исходящий от небес, дал новый всплеск эмоциям земным?
Зекам простым на всё наплевать, им что строить, что ломать, что сеять, что пахать,
От них услышишь только искромётный мат, у них глаза ненавистью горят уже много лет подряд!
Жизнь внешне хороша, но её не приемлет рабская душа,
Нет желания ходить по лезвию ножа, только пламень плотский
Погашает росчерк идиотский непредсказуемого рока и судьбы, и без промедления
Отправляет больную душу прямо в захудалую регистратуру!
Там с неё в натуре снимает не только одежду и шкуру,
А наяву сметают даже прошлогоднюю шелуху,
Перевивают её на промозглом ветру, авось,
Она наземь осядет ближе к утру! Вдруг доносится неясный собачий лай,
Неясный и нехоженный край преподносит нежданные подарки
 В виде нависшей над головой радужной арки,  в день жаркий и паркий
Пришлось подбирать в тюремной церквушке свечные огарки,
Везде рос зелёный лишайник, на огромном камне сидел худощавый на вид
Рано поседевший старик и читал произведения Петрарки, пил кипяток без заварки,
Он был далеко не молод и его душевный холод остался после зимних ночей,
Он впитался в кровь здешних людей! Он до сих пор грех творит в душе моей!
Сколько рабов, столько врагов! Сколько зеков, столько  абреков осталось без ответов
С большой земли, там уже давно каштаны отцвели, казённые сапоги в грязи и в пыли,
Над головой гудят шмели, сжимаются кулаки, в небе курлычут журавли,
Попробуй только в сторону отойти от лесосеки, как из человека превратишься в мертвеца,
Навылет голову пронзит пуля, вылетевшая из ржавого автоматного дула!
Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя! Крест целуя, не устают повторять уста
Сгорбленного до земли старика, его дома ждёт бабуля, и если его жизнь оборвётся
И он домой после отсидки уже не вернётся, она проклянёт всё, что было и что уже прошло!
Живёшь среди грехов, страстей и грёз, ты этот странный и неказистый мир свободно вхож,
Твою совесть не очищает ни проливной дождь, ни падающий снег,
Ты, как увалень-медведь, пока я здесь, под прессом совесть и честь,
Мне вослед несутся громкие всхлипы, страсти, родившиеся в созвездии Рыбы,
Готовятся на ночлег, тает, тает серый снег, патефонная игра скрипит, но играет,
Она о прошлой интриге бытия мне постоянно напоминает!
Лежу на старом тюфяке, бумага и перо торчат в руке,
Всё, что на уме, как зыбкая тень падает на белоснежный плетень,
Что ни звук, то камерный перестук, смахивающий на стук паровозных колёс,
Сколько здесь пролито слёз, сколько  людей боролось за собственную жизнь,
Но их голос терял смысл во всеобщем беспределе, уже волосы и те поседели,
Казалось, до цели рукой подать, но света в конце тоннеля до сих пор не видать!
Не подумав – действовать нечего, жизнь только в серые цвета расцвечена,
Беда без счастья, нужда без богатства, ни тления, ни искушения,
Только забвенье в конце столетья! Взвесив каждое слово,
Не поступай здесь бестолково, не бери чужого, но и не отдавай своего,
Иначе безумцем назовут того, кто выглядит слепцом и легко расстаётся с венцом,
Заслуженным тяжким трудом! Идёт слух за колючкой, что после получки
Предстоит новая взбучка  для старика, лишившего себя венценосного орла!
Чуждая среда напоминает о себе везде и всегда! Лишь уши и глаза ловят звуки и цвета,
Прилетающие сюда издалека, вот только людская молва не доносит язвительные слова,
Изредка над головой пролетает бездельница-стрекоза, у неё огромные разноцветные глаза!
Из-под стрекочущих крыл доносится старинная быль, она тут же исчезает, как придорожная пыль,
Ежели ты о своей статье уже забыл, она тебе напомнит обо всём и грешном и святом,
Раздвинув занавес времени  пушистым плечом! Здесь старик встретил бородатого комбата
И пожилого аббата, они на работу ходили то с лопатами, то с топорами, обмотавшись шарфами,
Натягивали на руки рукавицы, под ногами у них постоянно скрипели старые половицы!
Жизнь на лесосеке для каждого дровосека представляла загадку,
Как для печника ежедневная кладка, в голове не было порядка
И потому даже тягловая захудалая лошадка представляла какой-то интерес для очес!
Миг здравомыслия исчез, постоянный пресс лагерного бытия не для тебя,
 Если у тебя палата ума, но за плечами тюремная сума, и из окна барака едва видна 
Скованная ледяными глыбами привольная и суровая Калыма! Нет дыма без огня!
Шайка-лейка из воров и ментов через колено мужиков гнёт и покоя никому не дает,
Превращает озеро в болото, если негодует кто-то, тогда ему – труба,
То есть секир-башка! Не знаешь, кого тыкать, кого выкать, кому в ноги кланяться,
 С кем договариваться, уж лучше жить самому по себе, доверившись року и судьбе!
Старику не сбежать через топи и хляби, через ямы и ухабы, бежишь не хлеба ради,
Есть желания увидеть собственную бабу, жива ли твоя старушка, цела ли её избушка?
Стоит ли на скоблёном столе чекушка самопальной водки,
В своём дому никто не вырвет кусок мяса из твоей  глотки!
Замки на двери, она закрывается изнутри и даже ставни и те
Всегда останутся в высоте, по простоте конструкции своей
Они спасают от нежданных и негаданных людей! Вновь слышен перестук,
Тот, кто не глуп, смотрит вглубь вещей, и не рубит под собой сук, на котором сидит
И зрит в высоту, теряя время попусту все ночи напролёт, глаз до рассвета не сомкнёт!
Надеждами живёт, всех и вся клянёт, словно старый звездочёт,
Всему – своё время, всему – свой срок! расширившийся к утру зрачок,
Выносит итог, он – жесток, ты же пытаешься сделать глубокий вдох,
Закрыв рот на амбарный замок, платишь року оброк, твои обещания уходят в песок!
Путается слог, мысленно улетает через эпоху, шапку надвинул на лоб,
Глаза прикрыл ночной сноп, вот-вот время придёт,
Когда бог широко раскроет глаза и до утра их не сомкнёт,
Свет блеснёт, и черёд прилёт что-то осознать,
Что-то отвергнуть, что0то принять, но объятое уже не объять!
В жилах весна разлита, судьба во всём виновата, что в душе пустота,
И постоянно слышен свист хлыста, шумит зелёная листва,
Природа меняет свои цвета, красота размыта, мысль многолика,
Странная палитра закрытого за колючкой бытия очищается только после дождя!
Сердце не из камня, из искры возгорается пламя, море слёз за водоворотом,
С глубоким вдохом ты смотришь пристально с молодых уродов,
Что от них взять? Они едва научились писать и читать,
Умеют воровать, грабить и убивать, им не привыкать
О сути жизни спьяну толковать, постоянно рисковать,
Когти рвать, хамить и дерзать, коль ночь темна и холодна,
А ущербная Луна едва видна из-за холодных дождевых туч,
Едва блеснёт яркий солнечный луч, как есть желание отдохнуть,
Но не дадут тебе расслабиться на краткий миг! Издашь хрип,
Сменишь стареющий лик, возьмёшь в руки одну из старинных книг,
Попытаешься забыть о сутолоке лагерных интриг, ты местный быт уже сполна постиг!
В груди огонь горит, в ушах звенит старинный колокольный звон, ты бьёшь судьбе поклон,
А она издаёшь скрежет и стон, выглядывает за дверной проём, досужих мыслей легион
Напоминает тебе о том, что нельзя здесь идти прямиком, блистая своим мастерством,
Хватая воздух открытым ртом, если тебя местная шушера считает скотом! 
Пух беспёрый летит мимо огромного забора, жалкий ум что-то решает наобум,
Он – тугодум, ау-ау, ту-ту-ту, пока живу – надеюсь, сегодня побреюсь,
От грязи отмоюсь, в душе слегка пороюсь, потом чуточку успокоюсь.
Попытаюсь себе как-то помочь, однако мозг не находит веских слов,
Взор тускнеет, разум ржавеет и постепенно стареет!
Кирзовые сапоги хочу, но без портянок надеть не могу,
Судьбу прошу помочь перешагнуть через высокий порог,
Ослабевшая плоть вот-вот наземь упадёт, цвет отпадёт,
А неприязнь медленн6о к душу ползёт, быть может,
Ему не выжить среди такого уродства, когда из-за сумасбродства
Кружится непрестанно голова, от солнечного луча светлее становятся облака!
Ты умён весьма, ха-ха-ха, почто не боишься ты греха? Не из-за стыда, нет,
Кишка тонка, чтобы смотреть свысока, как лагерная шпана на помине легка,
Как только  зеленью покрывается ольха, она ищет нужные слова,
Дабы с помощью рифмы поменять свои давнишние взгляды
На все преграды возникающие на пути, мимо них не проехать, ни пройти!
 Неисповедимы господние пути! Ни пахучего хлеба, ни безоблачного неба!
Только соль пересоленной хамсы и седина вылезшей почти бороды!
Ни креста, ни помина, на дырявой фуфайке жёлтая глина,
Тяжёлые веки и вокруг одни и те же калеки!
Только редкий перестук среди заброшенной колеи,
Уходят дни, как скрипящие ветки дорог, то тюрьма, то острог,
Уже не чувствуешь ног от повседневных забот, неужто остолоп?
Не похож! Переболел цингой, весь измученный, тощий, худой и больной,
Кому ты такой нужен дома? Ходячая чума, ты никому не нужен там задарма!
Москва далеко, дорога незнакома, только холодная сторона медальона
Напоминает о покупке в стенах огромного гастронома, перед глазами туман,
В голове дурман, ты как будто в стельку пьян, и угодил в охотничий капкан
Своего же государства ни за хулиганство, ни за кражу, ни за тунеядство,
Пошёл по этапу за пришлую и статную бабу, попался на самообман,
Был пламенный роман, опустел карман и всё, от любви и страсти не осталось ничего!
Проходит всё, теперь баланда и чифирь, сапоги, протёртые до дыр,
На правой ноге огромный волдырь, боль невыносимая, мозоль моя любимая!
Судьба неотвратимая упёрлась в ствол треснувшей ольхи, безвестность впереди,
В цель прослезившегося ока видишь смутный образ великого пророка,
Но и он без белоснежных крыл, я свою тайну, как и он, никому до сих пор не открыл!
Сотку на грудь, приняв, свободным человеком покинул старый и грязный таёжный вокзал,
Медальон на груди и вместе с ним серебряный крест поцеловал,
Глянул в отражение привокзальных зеркал и сам себя не узнал!
Немощен и стар, в руках гранёный стакан, в голове дурман,
Сделал последний залп с чекушки, стал похож на побирушку!
Вот так, ****ь, чему быть, тому не миновать, музыка в душе уже не станет так звучать,
 Как в двадцать пять! Вытер рот о грязный рукав, с вокзальной лавки тяжело привстал
И зашагал туда, где когда-то в душе сирень цвела, но уже отцвели хризантемы в саду,
Я вернусь, я приду, если дойду и по пути замертво не упаду! 
Вновь телячий вагон, вновь жалобный стон и паровозный перезвон,
Вновь протяжный гудок, вновь кратковременный оброк.
Всему – своё время, всему срок! Вновь знакомое – ту-ту!
Ей, там, наверху, Вам куда? Небось в жаркую Алма-Ату?
А мне один хрен куда, только бы от прошлой жизни не осталось и следа!

г. Ржищев
9 мая 2020 г.
6:44