Медиум

 Наводить порчу я научился быстро. В группе все удивлялись и завидовали. Я не скрывал, что у меня бабушка была ведьмой. От неё мне перешли по наследству книги с заклинаниями, целый сундук бутылок и пузырьков с вонючими настойками, мешок талисманов и заговорённых предметов, среди которых девять медальонов на шнурке, переделанных из пятикопеечных монет старого образца, три сухие пушистые лапы мелкого зверя, типа хорька, или кошки, много самодельных фигурок в форме человечков, сплетённых из веток и соломы.

 Помню тот день, когда, будучи в пятилетнем возрасте, сидел напротив бабули, а она обмотала иглу ниткой, оставив торчать небольшое остриё, и делала мне татуировки на руках, расшифровать которые я смог только теперь, спустя двенадцать лет с помощью нашего учителя, которого мы называли Шаман. Ещё бабушка наколола мне две точки под глазами, и вместе с узором на руках они служили мне для защиты и сохранения моей врождённой силы.

 Родители мне не прекословили и даже голос не повышали, бабуля предупредила их, что лучше со мной не ругаться никогда. Хоть я рос беззлобным, они понимали, что любая моя негативная эмоция может перерасти в смертельную угрозу невинным жизням. К сожалению, врачевать мне было не дано, но диагностировал я любые сбои в человеческом организме безошибочно.

 Естественно, о школе не могло быть речи, я занимался на дому и приходившие учителя сидели через ширму, чтобы случайно не взглянуть мне в глаза. А Шаман меня сам нашёл. Мне было семнадцать, я сидел во внутреннем дворе нашего дома и, став хромой вороной, дразнил ленивого кота, хватая клювом за хвост. Не знаю, как он открыл калитку и вошёл, но я помню, что резко ослаб и моя воля стала не моей.

 Оставив ворону, я повернул голову в сторону незнакомца и в порыве той скрытой силы, из-за которой родители ограждали меня ширмами от остальных людей, я вонзил в него взгляд, способный умертвить лошадь. Шаман отшатнулся к забору, схватился за горло, начал краснеть и задыхаться, а я продолжал проникать в его мысли. Прекратив ломать комедию, он выпрямился, засмеялся и подошёл ко мне. Оказалось, что я не смог причинить незнакомцу никакого вреда и он, как пушинку, скинул мою энергию.
 - Ты сильный. Сколько тебе лет? - сказал он добродушно
 - Кто вы? Я всё равно убью вас.
 Он улыбался и, разговаривая со мной, копался у меня в мыслях, как в собственном шкафу с одеждой.

 Было ещё несколько его визитов в наш дом, пока родители не согласились отпустить меня на учёбу к нему в загородный дом. Там я встретил ещё троих похожих на меня, но гораздо слабее; они совсем не умели защищаться, когда я их испытывал, поэтому я быстро стал изгоем. Одиночество было мне не свойственно, потому, что когда я начинал скучать, сразу подчинял себе волю одного из троих и развлекался, допекая этих недотёп, пока наконец Шаман не научил их ставить блок. Но в основном я сидел перед телевизором и смотрел новости - это было одним из заданий Шамана, а со временем я и сам втянулся.

 Через год обучения я безошибочно мог на общей фотографии определить медиума, или любого человека, применяющего свою силу. Блокировать таких людей, или причинять им вред я научился не сразу, они были сильней меня и защита у них была мощная, но Шаман упорно натаскивал меня и уже через два года я, глядя на фотографию, ломал их силовые щиты как спичечные домики, проникал внутрь и уничтожал личность. Как же мне хотелось видеть мучения этих людей, чьи фотографии подсовывал шаман, но мы безвылазно сидели в глуши и уже несколько лет не видели других людей.

 Позже Шаман почувствовал, что моя сила растёт и он уже не может узнать, что у меня в голове. А я переключал каналы в поисках новостей и в чехарде лоснящихся тупых рож, мне хотелось смотреть только на одно. Был человек, которого я не мог ни то что прощупать, но даже, пытаясь сосредоточиться на нём, меня выбрасывало в чёрную пустоту. Большую фотографию с его лицом я повесил над кроватью и даже ночью тщательно искал путь к нему. Что же мне мешает? Откуда такая мощнейшая защита? Неужели он сам такой великий, что от него отлетает любая энергия.

 Шаман был мудр и поймал мои мысли. Прижал к стене и со злостью сказал:
 - Ты знаешь, что военные пытаются вычислить тебя за всё, что ты сделал?
 - Знаю, - ответил я спокойно.
 - А куда ты лезешь теперь?
 - Мне просто интересно.
 Он отпустил меня и сел устало на стул. Он уже понимал, что стал слабее меня.
 - Оставь его, для твоего же блага. Иначе я не смогу тебя защитить.
 - Не оставлю, - я улыбался, мне нравилось издеваться над учителем.
 - Ну, как знаешь. Там целый отряд таких, как ты и ещё более сильных. Они ни за что к нему не подпустят, а перехватив тебя - уничтожат.

 Его речь только усилила мой интерес.
 К счастью для Шамана, началась новая война, в которой наша страна выступала под видом миротворцев, а на самом деле мы там всем заправляли. У нашей группы теперь было очень много работы, и, пока мои так называемые однокурсники создавали защитные фоны для правящих чинов, я высекал генералов и основных стратегов со стороны противника. Научившись коварным ухищрениям, я выводил из строя людей такими тонкими методами, что заподозрить участие другого человека, например, в острой язве, или чудовищном артрите, было очень сложно. После тяжелого рабочего дня ложился под портрет своего недосягаемого любимого врага, чья защита во время войны стала только сильней и это раззадоривало меня, как шахматиста - фанатика, решающего сложную задачу. Но я поклялся себе, что доберусь до него, хоть каждая моя попытка отнимала уйму сил и утром я выходил ко всем уставший и вялый, словно всю ночь бежал кросс.

 А в один из дней я просто не вышел ко всем. Шаман стучал в мою комнату, пока не понял, что это конец. Он вышиб замок и, ворвавшись внутрь, увидел на кровати иссохшего старика со вздутым от гнойных волдырей лицом, пальцы его рук и ног были скрючены и переплетены между собой. Старик практически не дышал, но на искаженном лице читалась улыбка. Это был я. К вечеру я умер в страшных муках и мою душу потащили мелкие бесы в чёрную воду на веки вечной.

 На следующий день по новостям сообщили, что президент находится в критическом состоянии и лежит на аппарате искусственного дыхания. Церковь просила людей молиться о его здоровье. А смысл?