16. Кто сможет вернуться

Любовь зла, полюбишь и козла



Я крутила в руках пустую красивую бутылку.

– Пополним этой красавицей коллекцию Примачишки?

М-да, Примачишка. Мысль перескочила на парня – приятеля.

– А я ведь по-своему была в него влюблена на первом курсе, помнишь?

– Не придумывай сейчас, чего не было. Мне кажется, ты была влюблена только в энтомологию и мечты о дальних дорогах. Парней воспринимала, как способ получения какой-нибудь информации и средство передвижения в странствиях. И как защиту от чрезмерно пристального внимания мужского пола в местах этих странствий.

– Да мы сами себя передвигали и без парней – и на Памире, и на Тянь-Шане, и в Средней Азии, и по Харьковской области на подножке электрички, это был и шик, и самоиспытание, и дурь собачья в одном коктейле.

– Твоя страсть к путям-дорогам, подруга, умиляла девчонок. Помню, как вы с Ксюхой частенько вечерами, зимой, ходили на вокзал и провожали поезда дальнего следования. Вам нравился вокзал и его запах. Хотя, по мне – там вонь и суета, нервные люди снуют туда-сюда. Что вы там ловили?

– Та да! Угомонись – это была не вонь, а запах дальних дорог, что звал и манил. Высокопарно звучит, но что было, то было.

Мы задержались у океана. Начало смеркаться, пора бы возвращаться на кордон. Тайга кругом, это вам не домашняя квартира.

Мальчишек, наших однокурсников, и практически всех лесников заповедника забрали на месяц косить сено, и мы остались на многие километры одни-одинёшеньки, без защиты в лесу, то бишь в дальневосточной тайге.

Итак, подводя итоги дня, что мы имеем в этой временной реальности? Сидим вдвоём с Таськой на кордоне Тачингоуз, молодые снаружи и старые внутри. Что будет в ближайшие дни, не знаем. Думаем, на что решиться – согласиться возвращаться в прошлое или нет. Не больно верим в обещания экспериментаторов и не понимаем их интерес. Вспоминаем всё подряд. Анализируем. Грустим. Немного боимся.

– У меня есть мелкашка, – храбро и гордо заявила Таська.

– Ага, поможет она защититься и от браконьеров, и от...

– Что-то ты стала осторожничать, раньше этого не было. Вот помнишь… – и опять понеслись воспоминания. – Ты, Асенька, вообще отпетая авантюристка была. Когда мы только сюда прибыли, на кордоне в это время сидел понтовитый корреспондент какого-то Московского журнала, помнишь?

– Конечно, помню. На следующий день мы пошли в сопки. Я с сачком, корреспондент с фотоаппаратом, Валера с ружьем. Впереди всех бегу. Вдруг вижу – мишка лежит, отдыхает, совсем недалеко от меня.

Недолго думая, я к нему направляюсь – еще ближе рассмотреть. Вот где у меня в юности было чувство самосохранения – не знаю. Когда до него осталось метров десять, а то и меньше, и уже хорошо были видны отдельные шерстинки на морде и волоски на чудесной белой манишке, ошалевший от такой наглости медведь решил меня попугать. Встал и, тряхнув головой, побежал на меня. Слава Богу, мужики услышали мой восторженный писк: «Ой, смотрите, медведь» и посмотрели в мою сторону. Оценив картинку, Валера, вышедши из ступора, пальнул в воздух, и медведь скатился, ломая кустарник, по склону вниз.

Что мне было за самодеятельность – не описать словами. Была бы у Валеры возможность меня выдрать хворостиной по голой заднице, он бы выдрал. Корреспондент до вечера со мной не разговаривал – мол, с идиотками не общаюсь, а я с большим трудом поверила, что гималайский медведь – опасный зверь.

Медведей я за своё пребывание в заповеднике встречала еще раз пять-шесть. Один раз вообще сидела больше пяти часов на дереве, изображая дополнение к картине Шишкина, а внизу мирно паслись два медвежонка и совсем не мирная их мамаша. Сидела и думала, как буду ночевать на дереве, и не надумают ли они полазить по деревьям, они ведь умеют.

– Ась, тебя не удивляет, как в прошлом мы мало чего боялись? Я вот беременной смогла поехать на Дальний Восток и жила сама на кордоне. Ты шаталась всё время в одиночку по тайге, тигров, к слову, учитывала. И тоже жила сама на кордоне и не опасалась особо ничего.

– Сказать, не опасалась, соврать. С браконьерами опасалась встречаться. Одного случая хватило. Я их встретила недалеко от кордона Сяуха. Они с ружьями, я с сачком. Что-то им лепетала, про то, что в заповеднике нельзя охотиться. Они отодвинули меня с тропы и долго хохотали, продолжая идти дальше. Тогда браконьерство процветало. И не на таких весёлых малых можно было наткнуться. После того случая начала ходить осторожно, тихо. Неприятная встреча приучила прислушиваться и вовремя сходить с тропы, чтобы не попасться на глаза непрошеным гостям.

Задумалась.

Хороший вопрос о нашей бесшабашности. Если вернусь в прошлое – смогу ли я жить в лесу теперь, когда осознала реальные опасности? А ведь тогда хотела остаться работать в заповеднике на три-пять лет, и только потом в город вернуться или не вернуться. Действительно, в то время почти ничего не боялась, только под конец практики кордон как будто наполнился моим духом и стал давить на меня. Я не могла в доме растворяться, и мне становилось не по себе вечерами, когда за окном шуршал лес, наполнялся непонятными звуками, а в кустах порхало множество светлячков «тигровый глаз». Их мерцающий полет напоминал глаза тигра. Жутковато…

– Пошли-ка домой, Таська, вспоминать можно до глубокой ночи. Смотри, уже и луна прочертила дорожку. Филин ухает. Пошли.

– Ой, – охнула подруга, вспоминая, – мы про кашу-то совсем забыли, а я есть уже хочу, жуть. Сосун проснулся. Ужас, если каша подгорела!

Мы поспешно покинули берег и почти бегом вернулись на кордон. Засиделись, однако. К счастью голодных девиц, ничего страшного с едой не случилось. Печка прогорела, и каша не пригорела, а допрела. Мы насыпали по здоровенной миске, и отправились есть на улицу. Сели на скамейку. Лепота. Сытно, тепло, таинственно и волшебно. Таська не выдержала сидения в тишине и опять заговорила.

– Ты хотела тогда остаться в заповеднике навсегда? Кажется, Валера был к тебе немного неравнодушен. Вместе было бы нормально и жить, и работать.

Её слова подняли целый пласт событий прошлой жизни. И я погрузилась в себя, вспоминая.

Валера – ясно помню – был ко мне неравнодушен. Да. Я ему нравилась, точно нравилась. Намекал пару раз, что не прочь завести серьёзные отношения. Смотрел на меня, когда мы оставались одни, и чаще всего молчал, как будто ждал моих ответных действий и слов. Вот до сих пор не знаю, он под серьезными отношениями секс имел в виду или на женитьбу намекал, или что ещё под этими серьёзными отношениями подразумевал?

Может, ему просто одиноко было в тайге с уссурийскими тиграми гулять. Киевка – село, где находилась контора заповедника, ещё та дыра. А я такая юная, романтичная, довольно симпатичная… Многодневные походы в тайгу вдвоём могут привести к возникновению романтических иллюзий у любого здорового молодого мужчины.

Что у него в голове было, узнать бы. Я бы встретилась с ним с удовольствием лет этак через… Но когда захотела узнать, как сложилась его жизнь, было поздно. Он стал очень известным фотографом-анималистом и умер от инфаркта, не дожив и до пятидесяти.

Заглянуть бы тогда, в мои девятнадцать, ему в голову. Что там варилось? Да, что у него, что у меня варилось?

Вела я себя странно. От его намеков отстранялась, от попыток прикоснуться увиливала. Почему? Вопрос вопросов. Ведь он мне тоже нравился. Хотя нравиться – еще не влюбленность, и уж точно не любовь. Дура к тому же была. Нафантазировала разное. Рефлексировала. Всех, кто старше и умнее, возвела в ранг неприкасаемых. Они казались мне великими и необыкновенными, созданными не для меня, ничтожной малолетки. На них можно было только смотреть издалека и вздыхать. При этом на простых «смертных» ребят смотрела высокомерно. Довольно многочисленных курсантов, что пытались ухаживать за мной, относила к разряду приземленных и недостойных внимания. Словом, стерва.

Нам бы с Валерой просто побеседовать тогда. Сейчас, читая книги, удивляюсь, почему герои и героини не могут решить простые вопросы, просто поговорив друг с другом, откровенно, по-человечески. Стесняются показаться глупыми? Боятся поранить свою душу? И я, тогда, туда же. Ведь могла просто спросить: «Валера, ты хочешь, чтобы я осталась, или хотя бы приехала сюда на следующий год?» – и посмотреть, что он ответит. А он, вероятно, что, вероятно… Ведь так и не знаю, что было у него в голове.

Посмотрела на уже зевающую Таську.

– Тась, думаю, не могла, не умела любить тогда.

– Тогда, это когда? Ты имеешь в виду в институте или позже?

– Сложный вопрос, сейчас не отвечу, надо подумать.

– Аська, но у тебя гармонизации нет как раз по линии общения с противоположным полом.

– Да зачем они вообще нужны? Многие, особенно в старости, такими козлами становятся!

– Любовь зла, полюбишь и козла, или полюбишь и Козлову, как говорил незабвенный Васька Антонов. Даже не верится, что он погиб после работы в Чернобыле… – сменила Таська тему.

Продолжение следует