Призвание

                - 1 -    

     В  узком кабинете, залитом сквозь прямоугольное окно уличным светом, надсадно  тянулась  хромающая  народная мелодия. В руках малолетнего баяниста  вздыхал  и  хрипел  старенький   «Этюд».
               
  –   И-и   раз и-два и-и три-и-и…  Смена   меха! – хлопал  ладошкой  по  столу  Анатолий  Васильевич  Дубков – тощенький  с  седыми  висками  учитель  народного   отделения,  прививающий   детскому   населению  навыки  игры   на   баяне  и  аккордеоне. – И-и  раз-и-и-два-и-и-три-и-и…  Стоп!  Илья,   здесь  нужно   легатто,   а  ты   рубишь,  как   топором.  Давай  ещё   разок   вторую   часть.  Постарайся   сыграть  плавно,  нежно,  выпукло!

      Илья с  каменной  физиономией  резко  сжал  меха  и  попробовал   сыграть  нежно   и  выпукло. Баян охнул и выдал в атмосферу нечто подобное гудкам тонущего в  тихоокеанской    пучине  парохода.

      Вдруг  дверь  в  миниатюрный   кабинет  раскрылась,  и  в  проёме   возникла  голова   старухи  в  круглой   фетровой     шапке   и   очках  с  огромным   количеством   диоптрий. 
             
    –   Анатолий  Василич,  добрый   день!  Это   мы  с  Кирюшей.  Можно   к  вам? – зычно  выдала   старуха.

      Дубков   подскочил  на   своём   стуле,  встрепенувшись,  глянул   на    часы   и   закивал:
   –    Здравствуйте,  здравствуйте,  Антонина  Борисовна!  Уже    два   часа? Проходите,  конечно.   Мы   уже   с   Ильёй   завершаем.

      Пенсионерка   завела  в   кабинет  маленького   белоголового  карапуза  в  мощных   очках.  Карапуз  не   произвёл  ни  малейшего  приветственного  жеста.  Он был всецело погружён в происходящее на экране планшетного компьютера  и  возил  по  нему   пальцем.

      При виде старухи, приведшей внука на занятие музыкальным искусством, ранее  каменноликий  Илья с баяном просиял, как оборотная сторона лазерного диска  в   солнечных лучах. Он воззрился на пенсионерку как на свою героическую   освободительницу.

    –   Ну,   занимайся,  Кирюша! – водрузив  на  крючок   вешалки   маленькую  курточку,  бабка  в   шапке  похлопала  по  плечу  полностью  погружённого   в  планшетник   внука   и  отбыла   в  коридор.

      Анатолий  Васильевич   улыбнулся   и   сказал  сидящему  с  баяном   ученику:
    –   Давай,  Илья,   сыграй   нам  с  Кириллом   полечку   и  пойдёшь  домой.

     Илья   испустил  сверхтрагичный  вздох  и,  не   спуская   с   физиономии   выражения  мировой  скорби,   захромал  пальцами  по  клавиатуре, выбивая  требуемую  учителем  полечку. От  производимых  его  баяном  звуков у  Анатолия  Васильевича  в  голове   сразу   возникла картинка ковыляющих с неимоверными усилиями  инвалидизированных   цыплят.  Цыплята  с  писком  шкондыляли,  падали  на   песок,  барахтались – такие  мысли  и  ассоциации  порождала  в  воображении   учителя   полечка,  исполняемая   его  учеником.  В  голове   карапуза  Кирюши  она   вряд  ли  что-нибудь  порождала – пацан   был  всецело  погружён   в  свой   планшетник.

      Наконец   истязание   баяна  прекратилось – учащийся   доиграл.   Расставшись  с  инструментом,  долговязый   мальчишка  скорее   выудил   из  кармана  смартфон   и   куда   виртуознее,  нежели  по  клавиатуре   баяна,  начал   тыкать  по  его   экранчику.

      Анатолий  Васильевич,  дописывая   финальную   фразу  в  его  дневнике,  давал  заключительное  наставление:
    –   Хорошенько  поучи  соло   басов  в  «Рябинушке».  Так,  «Ехал  казак   за   Дунай» – тут  поработай   над  второй   частью,  особенно,  над  вольтами.  В  вариации  всё   отрывисто – та-та-та-та!  Хорошо?..

     Тем  временем  очкастый  Кирюша,  далеко  не  по-детски  вздыхая,  пытался  усесться  с  миниатюрным  аккордеончиком.  Он  довольно  враждебно   глядел  на  добродушную    физиономию  пожилого   учителя,  и  всё   его  существо   выражало  скрытный   протест  перед  надвигающейся  музыкальной  экзекуцией.

    –   Ну,  Кирилл, – обратился  к  карапузу  улыбающийся  Дубков. – Теперь  давай  с  тобой   поиграем.  Ты   доразбирал   дома  со  счётом   вслух  «Как  под  горкой,   под  горой»?

      Вместо ответа подневольный аккордеонист начал тыкать толстыми пальцами  по  белым клавишам. По кабинету  захромала  спотыкающаяся,  не  в  меру   тягучая   мелодия.

      Анатолий  Васильевич   застучал  авторучкой   по  крышке   стола,   пытаясь  задать  песенке   нужный   ритм:
   –   Раз-и два-и,   раз-и два-и!

      Взгляд  Дубкова   вдруг   наткнулся  на   лежащий   под  стеклом   выцветший  чёрно-белый   снимок.  Там   был  запечатлён  торжественно  и  радостно  улыбающийся   дуэт  баянистов-студентов  с  растянутыми  мехами   двух  концертных  «Тул».  Как   это   было   давно!  Почти  пятьдесят   лет   назад!  Тогда   они  не   мыслили   себя   без   музыки,  без   своих   инструментов,  хищно   хватались   за   новые   обработки   песен,  переписывали  по  ночам  друг   у   друга  лихие  вариации   из   тонких   тетрадей…  Как   всё   это   было   давно!  Многое  вокруг  с  тех  пор  изменилось:  нравы,   взгляды,  интересы…

      Из   тумана  ностальгических   мыслей   Анатолия   Васильевича  вырвал  адский   грохот,  какой  может  получиться  при  падении  с  приличной   высоты  ветхого,  доисторического   сундука.  Дубков  встрепенулся  и  осознал,  что  на   фоне  его  воспоминаний  в  учебной   аудитории  произошло  крушение.   Подмяв   под   себя  аккордеон,  посреди  кабинета  лежал  на  пузе  головастый Кирюша. Чуть поотдаль от   юного музыканта скорбно покоились его мощные  очки  и  поваленный   пюпитр  с  нотами.

       Прежде   чем   Анатолий  Васильевич  сумел  среагировать  на  катастрофические   события  каким-либо  телодвижением,   дверь  в  кабинет  распахнулась   и  в  музыкальную   обитель  залетела,   как   ошпаренная  кипятком,  старуха   в  круглой   шапке:
   –   Кирюша!   Кирюша,  внучек,    ты   убился?!!


                - 2 -

    Скинув  с  маленькой  двурогой  вилочки  себе   в  чай  кусочек  лимона,  Анатолий  Васильевич  поднёс  парящую  кружку  к  губам  и  неторопливо   отпил.

    –   Знаешь,  Иван,   я  так   больше  не  могу.  Нагрузка  растёт,  работай  хоть  в   три  смены,  денег  нет…  Что  мне  их  эти  семнадцать  пятьсот?!  За  квартиру  заплатить  да   два  раза  в   магазин   выйти?..  Да  и  ещё  не  в   этом   всё   дело!  Вот  работаю   я   для   чего?  Я  детей  учу   музыке,  учу   их  владеть   инструментом,  прививаю  любовь  к  прекрасному.  Вопрос:  а  у  них  самих   есть  интерес,  тяга  к  этому   прекрасному?  У   меня  только  три  человека  искренне   хотят  заниматься,  любят  инструмент  и   тянутся   к   искусству.  Три!  Из   двадцати   двух!  Остальных  папки-мамки   тянут  в  музыкалку,  как  на  аркане.  Им  это   не   нужно.  А  я  должен  научить   их  из-под  палки  играть  «Василёк-василёк,  мой   любимый    цветок»?!  К  чему   эти   истязания?..  Не  пойму,  почему   они  сейчас   ничем   не   интересуются?    Почему   их  влекут  только   эти  смартфоны,  планшетники – одним  словом…  как  их?..  Вот,  собака,  вылетело   из  головы!..  Гаджеты,  во!  Разве   весь  мир   замыкается  на  смартфоне?   Разве  телефон   интереснее   баяна  или,  скажем,  гитары?  Выходит,  что   интереснее.  Не  пойму,  как  это  мы  стали  рабами  технологий,  призванных   служить   и   оказывать  нам  самим   же  помощь?  Вот  не   пойму!   Всё   перепуталось  на   свете…  Ну,  хорошо – увлекается  смартфоном,   но  кругозор-то  надо   расширять!  Вот  играем  мы  с  ним  вальс  из  «Берегись  автомобиля!»,  а   я   спрашиваю:  смотрел   ты    такое  кино?  Нет,  отвечает.  Я,  говорит,  про   трансформеров   смотрю…  И   ещё   про   этих…  как  их,   дьяволов? – Анатолий  Васильевич   защёлкал  пальцами,  силясь  вспомнить  неведомое  название  кинематографических  страшилищ.

    –   Вурдулаков? – подсказал свояк  Иван  Николаевич  Кубышка, безмолвствовавший  на  протяжении  всей   исполненной  яростным   отчаянием  речи  учителя.

    –   Нет!..  Зомби,  во! – вспомнил  Дубков. – Ну,  думаю,  что  ж  там  за  зомби  такие,  глянуть  надо,  чтоб  знать  хоть,   что  ученики  смотрят.  Нашли  вечерком  с  Марией  Петровной  в  интернете   кино  про   эти  самые   зомби,  «Измельчение»  называется.  Начали  смотреть…  Да   там  страсть   божья,  Ваня!  Там  сумасшествие!  Как   это  смотреть  можно?!  Мы   и   до  половины-то   не   дошли,  а  я  потом  всю   ночь  содрогался.  Всё   эти  уроды   снились…   Не  могу   понять,  как  это  нравиться   может?

    –   А   они,  видимо,  не  могут  понять,  как   может  нравиться   твой   баян, – сказал  толстощёкий   свояк  Иван,  похожий   на  поросёнка  с  густыми  колосящимися  бровями.

    –   Вот,  видимо,  так… – покачал  головой  Анатолий  Васильевич. – Всё   теперь  переменилось.  Как  пел Утёсов  «что-то в жизни перепуталось хитро».  А   что  же   делать?

    –   А   бросай  всё   это  к  свиньям  и  к  Наде,   к  сестре  моей,  на   работу   иди, – зачерпнул  ложкой  из  блюдца  малиновое  варенье   свояк. – Они  с   мужем,  с  Володей,  открыли   химчистку.  Там   и нервов   меньше   тратить  будешь,  и  зарплата  выше.

      Анатолия  Васильевича  как  молнией  прошило.  Он  подпрыгнул  на   табуретке  и,  едва  не  опрокинув  на   себя   все   лимонные   чаи  и  малиновые   варенья,  замахал  руками  в  протестном  режиме:

   –   Что  ты,  Ваня!  Какая  химчистка?!  Чего  я  там   сумею?
   –   Сумеешь! – решительно  стукнул  по  столу  Кубышка.  Его  мощные   брови   съехались  на  переносице,  образовав  на   лбу   единую  непролазную  рощу. –  Мой  друг  хороший –   Васька  Шкуркин – по   этому   делу   курсы   открыл,   учит  химическому   очищению   вещей.  Обучат   тебя – и пойдёт  работа!
    –   Да   какие  курсы,  Ваня?  Когда? –  лупал  глазами  пожилой   педагог-баянист. – Тут  сейчас  начинаются  у  меня  экзамены,  академические  концерты.  Кочкин  выпускается  в  этом году, а  программу   кое-как  тырныкает.  Дел – непочатый   край.  Какие   тут   курсы?
    –  Спокойно,  Василич! – Свояк  продолжал   вещать  непоколебимым   тоном. – Курсы  очно-заочные.  Вечером  Васька  проводит  вебинары,  поглядишь   их,  когда   время   будет.  В  конце   тесты   сдашь,  дадут  сертификат,  и   будешь  у   нас  химическим   чистильщиком! – толстощёкий   друг  сам  пришёл  в  восторг  от  своей   же   идеи. – А  с  Васькой я договорюсь,   так   что   считай,  что   ты   уже   сертифицированный  специалист!
    –   Ой,  не  знаю,  не   знаю… – спешно  допивал  свой   чай  Дубков,  уже  намереваясь  эвакуироваться  из-за  стола.

    И пока Анатолий Васильевич благодарил  за чай  хозяйку застолья,  толстый   свояк   уже   вёл жизнерадостную беседу со своим приятелем, прислонив к уху   массивный   мобильник:
    –   Алё,  Вась,   там  к  тебе   мой  родственник   на   учёбу   изъявился.  Он   будет   у  Нади  в  химчистке   работать.  Ты   его  к   себе   запиши,  я   тебе   щас   всё   продиктую.  Он  пока  ещё   от  своего  искусства   не   освободился,  не   уволился.  Так  что    ты   там  не   свирепствуй!  Надя   с  Володей   за  него   учёбу   оплатят.  Главное – с  тебя   сертификат!  Понял?  Вот   и  славно.  Он   мужик   хороший,  сам   кого   хошь   научит  на   гармошках  играть.  Так  что   с  Нади – деньги,  с  тебя – сертификат!  Ну,  не   болей!  До   скорого!..   


                -  3  -

    Учение  химическим  методам   очистки  пронеслось  для  Анатолия  Васильевича  безумной  каруселью.  Как  и  предрекал  педагог,  курсы    наслоились  на  самую  жаркую  пору  в  любой   школе – на  май-месяц.  Бесчисленные   экзамены   и  академические  концерты  не  позволяли  вырваться  не   то  чтобы  на   очные   занятия,  но  и  не   давали  возможности  прослушать  по  интернету  сверхпоучительные   вебинары  подкованного   в  сфере  стирки   и  чистки  Васьки  Шкуркина.

      Однажды вечером, улучив момент, Дубков уселся напротив монитора компьютера  и   включил сайт для желающих образовываться по программам химической очистки  разного  обмундирования.  Кликнув   на   ярлычок,  Анатолий  Васильевич   запустил  вебинар.

      На  экране  возникла  живописная  картинка:  около  громадной   стиральной   машинки  в окружении армии флакончиков, пузырьков и разнокалиберных пульверизаторов,  подбоченясь, стоял лично Васька Шкуркин и самозабвенно пил из  бутылки  нефильтрованное пиво. Вдруг стиральный учитель, как от удара  током,  встрепенулся  всем   туловищем, закричал: «Рано! Рано!», и, спрятав за   спину,  не  предусмотренную   учебным  процессом   ёмкость,  скорее  вырубил  свою   камеру.  Трансляция   прервалась.

      Когда   учебное   вещание  возобновилось  и  на  экране  возник   улыбающийся  шире  ушей  Шкуркин  в  белоснежной   рубашке   и   без  пива,  в  квартире  Анатолия  Васильевича   зазвонил  телефон.  На  проводе   был  отец   выпускника  Феди  Кочкина,  он   справлялся,   как   его  не  особо  расположенное   к  беседам   чадо   сдало   финальный   экзамен. Анатолий Васильевич в красках  описал  всю  эпичную  экзаменационную  процедуру и даже в конце похвалил  своего  ученика.  Завершив  разговор  с  обрадованным  родителем,  Дубков  поспешил  к  компьютеру,  но   тут  позвонил   директор  музыкальной   школы  и    повёл   речь   о  годовом  отчёте.  Когда   наш  приятель   всё  же   вернулся   к  экрану,  жизнерадостный  стиральный   учитель   уже  останавливал  свою  очистительную  машину  и  сообщал  своим  зрителям:
    –   …На  этом  наша   учебная  программа  завершается.  Завтра  с  12:00  до  15:00  жду   всех  в  нашем   офисе – будут  сертификационные   тесты.  Успехов   по   жизни!

     В  рамках  подготовки  к  итоговому   тестированию  Анатолий  Васильевич,  руководствуясь  непонятным  принципом,  выучил  наизусть  состав  стирального  порошка  «Ушастый  нянь»  и,  помня   о  договоренности  свояка   со  Шкуркиным,  пошёл  спать.

     На следующий день с утра Дубков ещё  планировал заехать в музыкальную  школу,  чтобы  написать заявление  об  увольнении и доработать ещё   кое-какие   бумаги.  Все  подписания  несколько затянулись,  и  на  тестирование  наш   друг  прибыл   уже  за   полчаса  до  окончания  всей   финальной  процедуры.

      Анатолия  Васильевича  радостно  встретила  какая-то  молодая  девица   с  километровым  маникюром,  что у  Дубкова  вызвало  сомнение  о  её   причастности  к  каким-либо    видам  стирки.  Потом  появился  Васька  Шкуркин   собственной   персоной.  Он  усадил  педагога   за  компьютер  в  пустом  классе   и   выдал:
    –   Тестируйтесь!  Потом   запишите  свой  результат  в  нашу   ведомость, – он  помахал  в  воздухе  разграфлённым   листком, – и  можете   быть  свободны.  Сертификат  можно  забрать  завтра  в  течение   дня! – И  Васька   отбыл.

     Анатолий  Васильевич   послушно  кивнул  и  начал  испытательную  процедуру.  Тесты   были   архистрашными!  Компьютер  выкидывал  один  за  одним  жутчайшие  вопросы  о  сроках  экспозиции  хлопчатобумажных  и  синтетических  изделий,   о  таинственных   отбеливателях  и  неведомых  раскислителях.  Содрогаясь  от  устрашающих  названий  химикатов,  Дубков  жал  на   все  подряд  кнопки.  Наконец  компьютер  выдал  шокирующий,  но  ожидаемый  результат:  «21  балл  из  100  возможных.  Очень плохо!»

     Анатолий  Васильевич  несколько  секунд  почесался   у  монитора,  даже  хотел  позвать  девицу с маникюром,  но,  вспомнив  о  секретной   договоренности  свояка  со  стиральным   учителем,  выключил  скорее  компьютер  и  пошел  к   лежащей   на   столе  ведомости.  Там  напротив   фамилий   были   указаны   баллы  за  тестирование.  Наименьшим результатом было 80 баллов. Дубков глубоко  и   шумно   вздохнул,  подумал:  «Да  что  тут,  все  прям  прачки-грамотеи?!»,  и  написал   напротив  своей   фамилии «80».

      На  следующий день  наш  друг  уже  официально  считался   сертифицированным  специалистом  в  области  химической   очистки  и  стирки   одежды.


                -  4  -

    Вскоре в сияющей  серо-бежевым  кафелем  химчистке  «Чистотел»  появился  передовой  работник, и двери предприятия  распахнулись для клиентов. Навстречу гражданам,  принесшим на очищение свои куртки, брюки и платья, из недр  заведения  являлся   суховатый мужичок в голубом хирургическом костюме   и   башенном  поварском  колпаке.  На его груди  был  закреплён  блестящий   бейджик:


              АНАТОЛИЙ,
       старший  специалист
               по
      химической   очистке
                и
        обработке   одежды
 
          В   таком   костюме  престарелого  медбрата-поварёнка  Дубкову  приходилось  обслуживать  население,  воспылавшее  желанием  подвергнуть  очищению   свои  загрязнённые   гардеробы.  Считаясь  единственным   работником  химчистки,  Анатолий  Васильевич   так  и  не  мог   понять,  над  кем  же   он   здесь  всё-таки  старший.  Но  этот  вопрос   очень  скоро  перестал  его  волновать,   и   бывший   педагог  позабыл   о   своём  высоком  статусе  в  стенах   заведения.

       В  первый  день  новой   для  Дубкова   деятельности  в  химчистку   прибыла   солидная барышня с рубиновым перстнем  и золотым  кулончиком  на   шее.  «Директриса  какая-нибудь», – в мыслях окрестил её Анатолий Васильевич  и  вышел  принимать   заказ.

    –   Здравствуйте!   У   меня   трагедия, – начала   представительная   барышня.  –  Ещё   в  марте  в   супермаркете  на   моё   песцовое    манто  пролился   маринад  из   бракованной    баночки   форели.  Смотрите,   что   вышло! – И  солидная   женщина  разложила  на  прилавке  перед  Дубковым  своё  осквернённое  маринадом  манто.  По  ярко-белому   пушистому   боку  расплылось  безобразное  сальное   пятнище.  На  месте   трагического   загрязнения  мех   слипся   и  представлял  собой   какие-то  убогие  клочки. – Я  ждала  два   с  лишним  месяца,  пока   откроется   ваш  «Чистотел».  Ведь  только   вы  используете  передовые   технологии   очистки!
    –    Только   передовые… –  согласно  кивнул  Анатолий  Васильевич,  с  ужасом   и  безысходностью  осматривая   песцовую    вещь.
    –  Справитесь?
    –   Сп-правимся…  Через   три   дня, – сказал   и  сам   испугался   своих  слов  Дубков.

     Довольная   барышня   вежливо  распрощалась   и  покинула   химчистку.  А  наш  приятель   удалился   в  недоступную  всеобщему   обозрению  комнатку  с  обилием  самых  разных   химикатов  во  всевозможных   пульверизаторах   и   бутылочках.  Три  с  лишним   часа  Анатолий  Васильевич  изучал  всякие   инструкции  и  аннотации   и   вышел   на   свет  совершенно   обалдевший,  в  съехавшем   на   лоб   поварском  колпаке.  Самым  разумным   шагом  Дубков  посчитал   обработку  промасленного  манто  эфирсодержащим  раствором  на  основе  химически  чистых  галогенов  с  последующим  двухминутным  содержанием  в  ультразвуковом   шкафу.

      Глубоко  вздохнув,  наш   друг,  озираясь  по  сторонам,  перекрестил  меховую   вещь   и   от   души   оросил  её   своим   зелёным  раствором.   По  химчистке  распространилась  злая  вонь:  по  ноздрям   било   дикой  смесью  нашатырно-анисовых  капель  и  загнившего   урюка.  Отставив  на   вытянутую   руку  манто,  Анатолий  Васильевич  с  содроганием   души  заключил  песцовый   наряд  в   ультразвуковой   шкаф   и  включил   двухминутный  режим  обработки. Пока манто обрабатывалось ультразвуком, сердце Дубкова  выколачивало бешеные  дроби,  а зрачки  безумно   пульсировали. Когда  очистительная  процедура   закончилась,  наш  знакомый   зажмурился   и распахнул  шкаф.  Разомкнув   веки,  Анатолий  Васильевич   узрел  картину  полнейшей   катастрофы.  От  воздействия   эфирсодержащего зелья и  всех  его   галогенов  некогда  роскошное   манто     скукожилось   и  пошло  ядовито-зелёными  пятнами. По ранее  залитому  маринадом   борту  теперь  распространялась совершенно   лысая   равнина.  Вдобавок   ко  всему  от  манто  отделился  его  правый   рукав  и   теперь  мирно  покоился  на   дне   ультразвукового   шкафа.

      Анатолия  Васильевича  вмиг  перекосило  от   нахлынувшей   волны   ужаса.  Вибрируя  всеми  частями  своего   туловища,  он  коряво  написал  на  картонке  «Учёт»,  приляпал  свою  писанину  на   дверь  химчистки  и,  закрыв  заведение   на   ключ,  прямо  в  своём  неповторимом  наряде  умчался   домой.  Дома  Дубков  одним  махом   вылил    в  себя   всю  настойку   пустырника  и   без   чувств   рухнул   на   диван.

      Когда   утром  раскачивающийся  как   на   волнах  Анатолий  Васильевич  снова  прибыл  по  месту  службы,  на  крыльце   химчистки   уже  околачивался   мордастый   мужичок   с  огромным    баулом.

    –   Хозяин!  Хозяин,   выручай! – дёргал  за   локоть  Дубкова   мужик,  пока   тот  в  своём  громадном   колпаке   и  хиркостюме  отпирал  двери   химчистки. – Мой  пуховик  залило маслом из коробки, на плече – пятно от тосола, а вот  здесь – видишь? – это  мы   с  Гришей  тормозухой забрызгались. Отстирай,  хозяин!  Проверни  его  на  самом   мощном   режиме!

    «Чокнулись   все,  что  ли? – думал  Анатолий  Васильевич. – На   дворе   лето,  а  они  прут   зимнюю   одёжу!»

    –   Хозяин!   Ты  его  только  на   самом   мощном   режиме!  Это  добрый   пуховик! – шёл  по  пятам   за  шатающимся  Дубковым  возбуждённый   мужик.

     Приняв   из  рук   клиента   загрязнённую   вещь,  наш   друг  выписал  мужику   квитанцию  и  понёс   пуховик   к  стиральной   машине.  По   пути  его  взгляд  наткнулся   на  распахнутый  ультразвуковой   шкаф,  в  коем  висело  со  времён   вчерашней   обработки   изувеченное   манто.  Дубкова  снова   бросило  в  жар.

     Последующий   час  Анатолий  Васильевич  провёл   за  тем,  что  изучал  всевозможные   бирки  и  нашивки  на   обречённом   на  нещадную  стирку  пуховике,  выясняя  при  каких  температурах   и  оборотах   барабана  его  можно  стирать.  Не  найдя  ничего  путнего,  наш друг загрузил пуховик в машинку, засыпал в  выдвинутую   ячейку  полкило  порошка, повращал  регуляторы и со словами: «Хуже  всё  равно  не   будет!»,  нажал  «запуск».

     Огромная,  похожая   на  полукосмический   агрегат   стиральная   машина  ожила.  Через  стеклянное   окошечко   было  видно,  как   барабан   её  заполнился  колоссальной   пеной.

     А  пока   машина  бултыхала  окроплённый  всевозможными  техническими  жидкостями  пуховик,  Анатолий  Васильевич   занялся  посильной  ему  починкой  покалечено   манто.  Он  пришил  к  нему   белыми  нитками  отторгнувшийся   рукав  и  даже  попытался  приклеить  суперклеем  на  место   облысения  все  выпавшие  волосинки.  Творение  вышло  до   жути  сногсшибательным.  «Оторвёт   башку   директриса  та!» - горестно  решил  Дубков,  созерцая   свой   печальный   труд.

    –   Эге-гей!   Есть  кто   живой?! – из  приёмного  помещения  химчистки  послышался  скрипучий  старушечий  голос.

     Поскорее закинув истерзанное манто снова в ультразвуковой шкаф и захлопнув     дверку, Анатолий Васильевич выскочил  к  очередному  посетителю.  У  приёмного столика   томилась в ожидании низенькая носатая бабка. На вытянутых руках она  продемонстрировала  Дубкову фланелевую  курточку  с  неимоверным  оранжевым  пятном   на  груди.

    –  Дед в погреб лазил, – пояснила старуха, – и  по пути наружу расхлестал об лестницу  лечо.  Измазался сам, как свинья, и весь лапсердак свой  изгваздал.  И  ведь   ничё   его  не   берёт!
   –   Деда? – не  понял  наш   друг.
   –   Да   одёжу   его! – громко  сказала  пенсионерка. – На  кой   чёрт   дед  этот  сдался,  кому   он   нужен…   А  вот  одеяние   жалко,  надо   бы  отстирать!..

     Вращая   в   руках  дедову  запатранную курточку,  Анатолий  Васильевич  услышал,  как  за  его   спиной  в   стиральном   помещении  остановилась  машина.

   –  Подождите  минуточку,  у   меня   там   пуховик  простирался,   щас   я   его   извлеку   и снова к вам выйду! – сказал Дубков старухе и  поспешил  в  производственное   помещение.

      Набравшись  отваги,  Анатолий  Васильевич  вытянул  за   рукав  из  недр   стиральной  машины  почему-то  полегчавший  пуховик.  И  сразу  вслед за  извлечённым  пуховиком из  круглого окошечка невесомым потоком полились волны белоснежного пуха,  засыпая   весь   кафельный пол и вылетая в открытые двери. Пух долетел   даже   до   старухи с  замаранной   дедовой   курточкой.  Она  сразу  огорошила  Дубкова  ошеломляющим   вопросом:
    –   Вы  там,  что  – кур   теребите?
    – Да  нет…   не   теребим…   Мы  тут  пуховик  постирали… - предстал  перед  пенсионеркой  запорошенный  пухом  по  самый  поварской  колпак  Анатолий  Васильевич  с  развороченным  в   прах  пуховиком  на   руках.
    –   Ох,   батюшки! – зажала  ладошкой  сморщенный  рот   бабка. – Пущай  уж  дед  в  грязной   лазит!

      Последующие   дни  показались  Дубкову  самым  смертоносным   ураганом.  Перед  его  глазами  то  поочерёдно,  то   совместно  всплывали   озлобленные  лики  хозяйки  химчистки,  её   мужа,  владелицы  обезображенного  навеки  манто,  мордастого  мужика   и  прочих-прочих  граждан.  Все   ругались,  махали  кулаками,  пускали  в   ход  угрожающие  изречения.  Вся   эта  канитель   завершилась   тем,  что  Анатолий  Васильевич,  разодрав   в   клочки   свой  сертификат   прямо   на   крыльце  химчистки,   убежал   домой.  Ему   было  страшно.


                -  5  -

     На  цветастой  скатерти  стояли  аккуратные фарфоровые кружки с  лимонным   чаем   и  ароматно парили. Свояк увлечённо накладывал в золотистое  блюдце  малиновое  варенье.

   –…В  общем,  пока   мы  с  Марией  Петровной  им   все   штрафы   да   издержки  выплатили,  замордовались  смертельно, –  махнул  рукой  Анатолий  Васильевич  и  завладел  кружкой  с   чаем. – Теперь просто  пенсию   копим.
   –   А  дальше  у  тебя   какие  планы   на  жизнь? – свояк  поглядел   на  Дубкова,  откусывая   сушку.
   –    Пенсия! – отрезал  Анатолий  Васильевич. – Хватит,  пора   и   честь  знать.  Как-никак  пятьдесят  с  лишним  лет  отдано   музыке,   искусству,  ребятишкам,  школе…  Вот  на   старости  лет   с   твоей   милости  пробовали  и  в   бизнес   вдариться – так  чуть  не  засудили. – Он  засмеялся. –  Какие  нам   бизнесы  и  лёгкие   деньги!  Не   для   нас   это!  У  каждого  своё   призвание.  Моё – это  музыкальная   школа  и  ученики,  какими   бы   они   не   были…  А  Кочкин-то  выпускную  программу  на   пятёрку   сыграл!  Не   ожидал  я   от   него,  а  он   сыграл! – Лицо  Анатолия  Васильевича  торжественно  сияло. – А  плесни-ка,  Вань,  ещё   чайку,  очень  он   у   тебя   изумительный!..

                26-27 марта  2019 г.,
                г. Барнаул