17. Кто сможет вернуться

- Васька Антонов. Даже не верится, что он погиб после работы в Чернобыле… – сменила Таська тему.

– Не верится, точно. Казалось, с таким гадом ничего в принципе не могло случиться. И вот его нет, а как хотелось бы увидеть! Он был своим гадом, и его уже нет, как и Аркашки, и других… Страшно.

– Я Ваську Антонова с такой теплотой вспоминаю, – отозвалась Таська, позевывая. – Он, оказывается, был в меня влюблен и совсем по-детски мои хорошие оценки в списках возле деканата исправлял на двойки и тройки.

– Да, это точно была любовь, – и мы дружно засмеялись.

За домом в кустах что-то громко зашуршало. Может, кабан. Кошка, что сидела у Таськи на руках, вжалась в колени и прижала уши.

– Знаешь, – тихо сказала Таська, – этой ночью слышала какой-то странный, протяжный, не похожий на звериный, вой. А ещё кто-то гремел носиком умывальника, прибитого к стене дома, а до него больше метра! Жутко стало…

– Да не съедят нас возле дома, давай посидим, а то вдруг нас завтра раз – и в старое тело. Я помню, возле моего кордона тоже какие-то странные звуки нас с Владом напугали. Мы тогда тихо сидели на крыльце и услышали необычное подвывание и треск. Жуть! Хотелось рвануть в дом и спрятаться, но храбро сидели и слушали. Мы ведь биологи и полевики, которым нельзя бояться. Смешные!

Мы замолчали. И безмолвно думали, вспоминали каждая своё. Вообще, пребывание в заповеднике тогда много чего изменило в моём мироощущении, например, я увидела людей без городского лоска. Диких дальневосточных бичей (бомжей по-нашему), таких в городе тогда не было, а тут – предостаточно.

Но одним из самых больших открытий в человеческих отношениях стало то, что слова из песни Высоцкого «Парня в горы тяни, рискни… там поймешь, кто такой» зачастую не являются истиной.

Звуки за домом перестали волновать и мысли плавно перешли в воспоминания о Владе. Мы очень сдружились в заповеднике. Если Таська и раньше была подругой, а с Митей было сложно общаться из-за дефекта слуха (хотя сейчас понимаю, какой он славный парень), то с Владом, на Дальнем Востоке, мы как бы дышали одним воздухом детской восторженности. Щенячье обожание тайги, сбор насекомых, змей, чёрт возьми, всего невероятного. Мы понимали друг друга без слов. Он, действительно, мог, не жалея времени и сил, прийти за много километров и принести продукты, пойти в маршрут, нужный больше мне, вытянуть из болота, помочь не оступиться и не упасть на тропе ночью.

Тогда, в далекой юности, как сейчас с Таськой, мы просто могли сидеть на крыльце кордона и молчать каждый о своём. У него были сложные отношения с оставленной дома девушкой, ставшей впоследствии первой из многочисленных жен. Он, тогда ещё не циничный, переживал, и, если бы не моя детская, робкая увлеченность Валерой, наверное, ухлестывал бы за мной, и, вероятно, мог бы переключиться в тот момент с Олеси на меня. Но нет, я изображала из себя только друга. Друзья-соратники, единомышленники, мы были в одной связке, были товарищами, которых не бросают в беде. Которые будут держать канат до последнего, подсознательно понимая, что и сами могут упасть в пропасть за компанию.

А вот по позвращению в город всё закончилось. Опять мы окунулись в социум, то бишь в город со всей его циничной обнаженностью отношений. Это совсем не лес и не «горы», в которых в связке с одной. Романтика романтикой, а город – городом. Грустно.

– Тася, пошли спать. Керосиновую лампу зажигать не будем, так ляжем.

– А вдруг завтра проснёмся, и все забудется? Да, а чай? Так ведь и не выпили.

Бедная, вечно голодная девушка. Все про еду и про поесть. Поели. Глаза слипались, может, завтра выспимся, никуда спешить не надо. Какой-то сложный день сегодня получился. Надеюсь, нас ещё оставят на некоторое время в этом теле.

Таська быстро заснула в спальном мешке, а мне вдруг перехотелось спать. Поёрзала и встала. Накинула фуфайку и вышла из дома. Села на лавку и вновь погрузилась в мысли. Думать внятно не получалось. Мысли стали настолько юркие, что их не удавалось согнать в кучу. Они то разбегались по углам памяти, то лезли сразу скопом, все вместе, отталкивая локтями друг друга, стараясь доказать, что они и есть самые важные, и это именно им стоит уделить внимание. А в это время, в каком-то закутке сознания, сидела, нахохлившись, именно та, которая самая нужная, которую надо раскрутить и заставить донести до разума её значимость. Сосредотачивайся, Ася, лови её, тонкую и упрямую!

Попыталась, но не получилось. Вместо этого посмотрела на небо и все мысли моментально испарились. Тысячи искр мелькали в тёмной вышине. Десятки светлячков «тигровый глаз» шевелились в кустах. Звуки и запахи леса вихрились вокруг меня. Эти запахи кустов, кедров, можжевельников, камней, песка будоражили. Звуки и запахи реки, океана – стали осязаемыми и обрели густую материальную консистенцию, которая, как вода, плотно окутала. Известно: вода – универсальный растворитель. Вода или сознание вселенной – неважно уже, кто из них конкретно растворял, но ему удалось. Растворилась в памяти, и меня понесло по неровным дорогам и ухабам жизни, выхватывая те или иные куски. Кому-то нужно было, чтобы я вспомнила. Может, мне, а может, и кому-то. В кустах шептало:

– Для того, чтобы быть собой, важно помнить себя. Память о себе – самый эффективный механизм для понимания и приспособления. Ты должна научиться новой жизни. Сейчас не время и не место карнавала, когда ты надеваешь маску и сразу становишься другой, надуманной. Нет, сейчас придется снять с себя всё и остаться голой перед воспоминаниями – хорошими и плохими, радостными и болезненными. Но мы разрешаем начать с радостных. Начни с поездок. Вспомни свои авантюры.

И я вспоминала…

Значит, это экспериментаторы-гармонизаторы меня подгоняют, провоцируют на воспоминания. Что вы, что вы… Соизволили разрешить… Премного благодарна… Как вы щедры, господа! Разрешаете, значит? А знаете, интересные, значимые для других истории не могут рассказывать те, кому жилось хорошо, спокойно и счастливо. В основе любой поучительной сказки лежат пережитые ужасы жизни.

Я тогда на это так не смотрела – это была жизнь, которая сильнее всех остальных эмоций вместе взятых.

Незаметно прикорнула, прислонившись к стене.

Очнулась вскорости на лавочке возле кордона. Зябко. Спина затекла. Как удалось заснуть, сидя? Пойду, залезу в спальник, может, удастся расслабиться и выспаться. Таська вон как посапывает и улыбается, кажется, во сне, хотя и не видно в темноте.

Выспаться нам не дали. Рассвет только начинал пробуждать сопки, как кто-то затарабанил в окно.

– Тася, вставай! Это мы, Ваня и Андрей. Мы в объезде, вот и прискакали к тебе, проведать.

Заспанные, мы выползли из дома. На пороге стояли ребята-пограничники. Они иногда приезжали навестить Таську и меня, если заставали. Их часть стояла в пятнадцати километрах от кордона, на сопке, недалеко от Валентина, и в бинокль им было видно кордон и даже туалет, поэтому, за отсутствием двери, Таська повесила тряпку, чтобы не подглядывали. Появление на берегу довольно юных девиц, конечно, привлекло их внимание, и они при любой возможности наведывались на кордон.

Совсем мальчишки. А ведь мы с ними одного возраста сейчас. «Боже, они же просто дети», – промелькнуло в голове. Мальчишки отпустили лошадей, и те гарцевали вдоль океана. Здоровые такие кони, крепкие.

– Что такое? Что-то опять случилось? Опять голый мужик с портфелем у нас высадился? – воинственно спросила не выспавшаяся подруга.

– Да тут вчера, предположительно, браконьеры появились, видели вечером лодку на том крае бухты, – и Ванька махнул рукой, – похожи на браконьеров. Опять горалов охотят.


Плохо, видимо, браконьеры узнали, что заповедник без охраны, и быстренько решили этим воспользоваться. Горал ценился у китайцев за железу, из которой делали вытяжку для поднятия мужской потенции. Как же китайцы плодятся в таком количестве, если им потенции не хватает? Вопрос.

Мы с подругой переглянулись. Браконьеры не есть хорошо, да и что мы с ними можем сделать, две пигалицы? Вот если погранцы с нами проедутся, ещё можно будет их задержать.

Мальчишки свистнули коням. Лошади у них огромные. Я сидела почти в поперечном шпагате, и мне казалось, что могла бы улечься поперёк лошадиной спины. Но ездить на них было здорово, устойчиво. Покатались немного, развеялись, но решили идти пешком в скалы. Коней оставили на кордоне попастись – далеко по сопкам на конях не уедешь, камни и осыпи кругом. Таську брать не стали: если просто покататься – без проблем, а в горы пешком ей трудно.

Продолжение следует