Действительность Том 2
Архаическая
Синтез противостояний
Каким же мерилом, мерить мир? Его тяжесть, и его лёгкость…, его закостенелость, и его гибкость…, его светлость, и его темноту…, его величественность, и его ничтожность... Каким он явится, твоему взору, в каком обличие, он предстанет в следующую минуту? Ведь это, и будет его истинная, единственно существующая, модальная личина. Его самая объективная, - самая правдивая ложь! Ибо другой - у него нет…, никогда не было, и никогда не будет... Ты хочешь знать, каков он, на самом деле…, что представляет он собой, вне твоего субъективного взгляда…, не искажённый твоей «призмой», зеркалом твоей души, и твоего разума…, - сам в себе истинный? В тебе, постоянно ползает червь сомнения... - А истинно ли то, что я только что видел, слышал, или созерцал? Ведь мир, - мир действительности – не объективен. Он, словно «древняя рыба», покрывается блестящими чешуйками – иллюзиями…, и медленно плывёт, в бескрайнем, и безвременном океане безмятежности, и безмолвия…
Мы убеждены в том, что наше архаическое воззрение, в оценках мироздания, являет собой, древний замок, покрытый слоями штукатурки…, который несёт на себе, наслоения веков, своего «временного бытия» …, но в то же время, сохраняет в себе, недосягаемый для нашего познания, «каркас собственной существенной законченности». И вот этот «каркас», как раз является для нас камнем преткновения. Ибо мы не можем увидеть и потрогать его, не разрушив самого здания. Мы верим, что он есть, что он существует, но нам никогда не коснутся его руками, не осмыслить этого пантеона.
Как, в определённом русле осмысления, невозможно освободится, от костного воззрения, что мир реален - сам по себе…, так и в ином русле осмысления, невозможно убедить себя, что мир - лишь твоё отражение…, и не содержит в себе, ничего абсолютного, ничего, по-настоящему сущего в себе.
Мы, оглядываясь по сторонам, и рассматривая мир, не осознаём, что все существующие вокруг нас, «объекты метастазирующей действительности», есть суть фантомы…, выстраиваемые нашим же рассудком, в последовательные, и законченные, очерченные, и пронумерованные, обоснованные, и закреплённые образы-объекты. – Образы бытия реальной действительности, формирующиеся и существующие только под нашей черепной коробкой. И образы эти, не имеют ничего общего с «истинностью мира в себе».
Всё это, граничит, с неким помешательством. Мир – как мираж! Это уже слишком! Ведь если это так, то мы сами, также миражи, и не существуем сами по себе. Ибо мы - часть мира, и неотделимы от него. Мы внутри него, мы - не сторонние наблюдатели. Но как бы, это ни было прискорбно, как бы мы не пытались привести мир феномена, к существованию в реальности, существованию его, самого по себе, он не становится от этого, более реальным, и не превращается, тем самым, в собственную, независимую монаду бытия.
Пантеоны неразрешимого
«Как безучастны к счастью мы, в те редкие мгновения,
Когда вдруг, прорастает, и встаёт лицом к лицу,
Великой божьей милости, скупое семя,
Как, к прокатившемуся мимо, вдохновения колесу…»
Итак, Мир таков, каким мы его строим силой своего воображения, от начала, и до конца. И, в то же время, в сути своей, он независим, ни от каких наших представлений, впечатлений, и построений. Он, есть – «маска» …, и в тоже время, ему совершенно незачем наряжаться перед нами..., незачем надевать на себя, эту маску.
Какую сторону мира, мы бы не брали, какой стороной нашей деятельности, он бы не претворялся, будь то исследование, или творчество, он всегда будет представлять собой, произведение искусства. И значит, здесь всегда будет превалировать нечто «маскарадное», нечто скрывающее, и в тоже время, выставляющее напоказ. Здесь всегда будет играть свою роль, иллюзия - «маска». Но как раз, эта «маска», и олицетворяет собой наиболее выразительный образ мира…, и его апофеоза - жизни.
Мы видим, как мир пытается скрыть свою истинную суть. Но она выглядывает из-под каждого камня, смотрит на нас, из-за каждого дерева в лесу, и манит нас, из собственной преисподней. Словно тот актёр, что может, сколько угодно уходить в глубины лицедейства, примеривать на себя роли, и даже сущности других людей…, но его личность, его сакральная сущность, всегда будет, словно мокрый пёс, стряхивать с себя, эти маскарадные костюмы.
Мир, беспрестанно переодевается, представая пред нашим взором, то в одном, то в другом обличии. Он словно актриса, носит те наряды, в которые мы одеваем его с детства, и до самой старости. Он сбрасывает с себя один наряд, мы надеваем на него новый…, и так, до самой смерти. Мы беспрестанно ищем именно тот наряд, который будет ему в пору. Но нам не суждено найти его. Ибо, его «нагота» всегда будет оставаться для нас, самым привлекательным его нарядом…, пусть и ему, никогда не суждено обнажиться перед нами полностью…, и нам никогда не увидеть, не озарить своим взором, той «сакральной наготы».
Здесь всё, и вся пропитано иронией…, и в то же время, та серьёзность, с которой мир относится ко всем нашим играм, не оставляет и тени сомнения в его довлеющей доминанте над всем, что мы только можем иметь, можем чувствовать, и в состоянии создавать.
Его суть – парадокс. И мы, со своим «Великим разумом», закованы в клетку, этого парадокса, не имея никакой возможности, когда-нибудь освободиться. Такова наша судьба, такова судьба жизни, таков удел этого действительного мира.
Часто даже в рамках нашего бренного, пошлого быта, глядя на какую-нибудь вещь, или человека, крайне сложно определить с первого взгляда, - что это, или кто это? Истинная ли сущность, предстаёт пред нами, или это маска? Подожди немного, и маска сама спадёт. Крайне редко, какой-либо маске, удаётся удержаться длительное время.
Вот посмотри! Он вошёл такой важный, такой напыщенный, всем своим видом показывающий, что он не простой, из ряда вон выходящий, что он из драгоценного материала. Но проходит несколько минут, и он оголяется... Ты понимаешь, что имеешь дело с лицедейством. И по закону контрастности, чем важнее была маска, тем ничтожнее оказалась его сущность. Надо обладать недюжинным талантом, чтобы сохранять хоть на какое-то время, маску. Но даже если это и случается, то эта его маска становится со временем, его сущностью. Она срастается с его плотью и кровью, меняя его самого, на свой лад. Да, случается и такое. И вот, он уже вынужден искать себе новую маску.
Сколько же времени должен был носить свою маску наш мир, чтобы она стала его сущностью? Зачем она ему? Для чего ему скрывать свою истинность, свою «наготу»? Ему стыдно за неё? - Нет уж! Кого ему стыдится? Да и вообще, он ведь в сущности своей, - само совершенство! В нём всё уравновешивается, всё выверено и сбалансировано, в нём нет, и быть не может никаких изъянов. Как не может быть изъянов в дующем ветре, или текущей реке. Ведь ветер дует так потому, что иначе просто не может, и река течет так, как позволяет ей течь её русло. Нет, и быть не может изъянов в том, что - необходимо. Только наш заинтересованный разум, исходя из собственной пользы и соразмерно своей фантазии, может так оценивать мир. Он готов назвать изъянами всё, что противно ему. Он нарекает их, то ошибкой природы, то катаклизмом, то нарушением гармонии, и, в конце концов, злом. Зло природы?! - Что может быть абсурднее!
Но что нас заставляет полагать, что мир на самом деле не то, что мы представляем, что он, в своей самой сокровенной сути, - иной, что это маскарад природы, который мы наблюдаем повсюду, во всех плоскостях его телесности: Маскарад, - одно из главных свойств природы. На протяжении всей своей жизни, мы постоянно обнаруживаем переворачивание истин. Нечто, что мы представляли себе в одном свете, оказывалось маской, и мы, теперь взирая на его истинную сущность, восторженны и удовлетворены. Но через некоторое время, и эта «истинная сущность» оказывается маской, и мы устремляемся в глубину, нисколько не задумываясь об опасностях. Ведь глубина таит в себе большое их количество. Не осознавая того, мы рискуем зайти так далеко, что можем переступить ту черту, за которой лежит, - Невозможное. То, что выходит за рамки всякой действительности. Это крайне опасная вещь. Не один разум «свернул себе шею» на этом пути. Наш разум всегда должен находиться в пределах возможного, в своей стезе, в океане собственного возможного бытия. В противном случае, его ждёт неминуемая гибель. Рыба, выброшенная на берег – обречена. Но вот вам парадокс. = Только вышедшей на берег рыбе, было суждено стать человеком.
В мире так много опасностей, о которых мы даже не подозреваем, ну или которым не придаём особого значения. Но мало того, наша сущность так устроена, что мы всегда подспудно стремимся к опасности. Как только в нашем организме, какая-нибудь сила начинает преобладать, её воля тут же проявляет себя в виде какого-нибудь непреодолимого стремления, какого-нибудь абсурда, или даже безумия. И с этим ничего поделать нельзя. Только и остаётся, что стараться не перегнуть палку на этом пути.
Сегодня нет ни у кого сомнения, что мир в нашем воззрении, как на пути в микрокосмос, так и на пути в макрокосмос, имеет аналогичное устройство. Точнее сказать, мир микрокосмоса имеет идентичную конструктивную и динамическую модальность с миром макрокосмоса. Отличие лишь в масштабах и особенностях, присущих этим масштабам. Мир же, в своей сокровенной сущности, - един и целокупен. И главное, в своей глубинной сущности, в своей сакральной квинтэссенции, он - прост. В нём нет разнообразия. Ибо нет никакой разницы в принципиальном устройстве, к примеру, Галактики, и любой другой «системы», любой другой организации наземного происхождения. Всё живёт и развивается по одним и тем же макрокосмическим законам, всё и вся существует по одним и тем же лекалам мироздания, и ни на шаг не выходит за этот глобальный, и в то же время микроскопический пантеон.
У каждого «организма», у каждой «системы» мироздания, лишь своё время, - лишь свой мир бытия. Если хочешь узнать, как рождаются и умирают Вселенные, загляни в самые мелкие уголки мироздания. Вселенная, такая же «единица», - одна из бесчисленных «единиц», существующих в границах, отчерченных своим масштабом пространства и времени, на бесчисленных уровнях пантеона небытия. Всякий из нас целая Вселенная с множеством звёзд, галактик и туманностей. В каждом из нас отражена вся законченность Вселенной. В этом смысле, ядро атома всякого материала включает в себя всю целокупность материи, из которой состоит Вселенная. Да собственно всякое ядро атома, и есть вселенная для того, кто мельче этого ядра, к примеру, в «Гугол раза». Ведь мир, как на пути уменьшения от нашего бастиона действительности, так и на пути увеличения, уходит - в бесконечное.
Да, в массе своей мы не хотим смотреть в глубину, в сущность вещей. Наше «Я» сопротивляется этому. Оно подсознательно чувствует, что это не принесёт ему радости. Ведь для обывателя, познание глубин мироздания, и счастье, - это две взаимоисключающие противоположности. Счастье подразумевает неведение, оно всегда там, где наиболее сконцентрирована иллюзия, - сопровождающаяся эйфорией поверхностного бытия, - парения над бездной. Знание же, поиск истины, поиск сущности вещей и явлений неминуемо выдвигает наше сознание и мироощущение за пределы иллюзии, а значит за пределы всякой романтики, кроме романтики познания. - В мир холодного исследования, - туда, где всякое «животное счастье» умирает, где в сущности, ничто не может радовать, кроме самоидентификации себя, как чего-то сверх возможного, чего-то из ряда вон выходящего. Здесь остаётся только радость гордости. Тонкое, возвышенное тщеславие духа, которое порой даже не нуждается в постороннем признании. – И это то единственное, что толкает нас к холодным безжизненным берегам истин мироздания, где одиночество такая же необходимость, как и простота быта и отсутствие всякой изощрённости в жизненных потребностях. А также игнорирование всякого иного тщеславия, кроме тщеславия сверх разумного духа.
И вот, что же на самом деле толкает нашу, всё ещё животную сущность к этим безжизненным берегам сознания? Неужели эта Великая гордость сопоставима со всеми удовлетворениями иллюзорной жизни нашего бытового животного бытия? Зачем мы стремимся туда, где лишь скорбь, где нет причин радоваться, где нет места простым наслаждениям и удовлетворениям воли и разума? И вот здесь как мне кажется, наш разум всё же несколько лукавит самому себе. Ведь не получай он хоть какого-то наслаждения, хоть какого-то удовлетворения, пусть латентного, или потенциального, стремился бы он туда? Конечно же, нет. Наша животная сущность, (а наш разум при всём своём возвышенном апломбе часть этой сущности), всегда стремится к удовлетворению, и всегда бежит от боли, если только эта боль не приносит удовлетворения другим «ганглиям» его многогранного и многомерного мира сознания. Ведь нередко бывает так, что боль причиняющая страдание одним «ганглиям» нашего существа, приносит удовлетворение другим. То есть, причиняя боль одной части разума, удовлетворяет другую. Подобно тому, как причиняемая боль нашим инстинктам, в моменты волевых проявлений духа, удовлетворяет разум в целом. И наше стремление сюда, либо убегание отсюда, определяются уже не наличием боли вообще, но преобладанием, - доминированием одного аффекта над другим.
Часто наше стремление к боли, к намеренному диссонансу воли, провоцируется нашей уверенностью в последующем неминуемом наступлении консонанса, то есть удовлетворения. Ведь как боль, так и наслаждение, - два противоположных аффекта, символизирующих собой в нашем органоиде противоположные полюса самой жизни и мира в целом. И в своей глубинной сути, словно противоположные полюса земли, они представляют собой одно и то же. Возбуждение нервной системы, физико-эмоциональный взрыв, - стресс. И разница не в том, что наслаждение имеет созидательный характер, а боль разрушительный, (ибо и то, и другое, в конечном счете, несут и разрушение, и созидание одновременно), но лишь в том, как выстроено наше отношение к этой боли, или наслаждению. С точки зрения вивисекции сакральных основ природы, отношение боли и наслаждения находятся в аналогичном контексте, как в случае противопоставления зла и добра в глобальных транскрипциях оценки жизни и бытия. Различие лишь в «полезности», или «вредности» для нашего организма в целом, состояния вызывающего тот, или иной аффект нашего чувства. И также как в случае добра и зла, на тонких границах «горизонтов событий» этих понятий, где сливаются и размываются всякие границы, в понятиях боли и наслаждения, эти границы так же становятся эфемерными и размытыми. И устремляя сюда свой взор, ты не можешь подчас с уверенностью сказать, что ты на самом деле ощущаешь, приносит ли тебе это больше страдания или наслаждения? И, кстати сказать, эта альтернативная дуалистическая парадигма находит своё олицетворение в сущностных основах удовлетворения нашей личности всяким искусством. Только боль, придаёт всякому искусству действительную ценность для нашего восприятия. Только «истошный крик души», придаёт всякой песне настоящее величие и совершенство. Только «кровь и молоко на холсте», в сакрально-эстетическом смысле, пусть в самых завуалированных и метафорических формах, но всё же кровь в контрасте с молоком, - завораживает и придаёт произведению искусства настоящее достоинство. Да и в самых простых транскрипциях нашего быта, всё обстоит именно так. Каждый из нас замечал, как схожи в своих тональностях плач и смех. Как пик сексуального удовлетворения схож с болью, и последующим отдохновением отпускающего. Или напряжением наполнения и последующим опорожнением мочевого пузыря. Всё зависит от твоего отношения, от эмоционально-психического настроя. И для того, кто смотрит достаточно глубоко в эту жизнь, становится очевидным, что боль, в преодолимых собственных интенсивностях, полезна так же как полезен яд в малых преодолимых дозах.
Какой же мотив можно назвать главенствующим, когда наш разум стремится вглубь мироздания? Когда он стремится к холодной истине, а значит к безжизненной пустыне? Когда он, не взирая на боль, причиняемую каждый раз «волевым ганглиям тела», всё же ползёт к неизведанному. Что в нашем сознании, какая «ганглия нашей осознанности» получает своё удовлетворение, когда мы, подобно археологу копаемся в «фолиантах мироздания», очищаем от песка очередной «артефакт». Когда между пластами истории, мы вдруг находим архаическую истину, которая ослепляет нас холодным, безжизненным отблеском. - Светом, способным сжечь наше «Я», не надень мы на него вовремя маску самоиронии, и не накинь мы на нашу душу «плаща отстранённости». Только ли чистое любопытство движет нами, когда мы нагружаем свою душу камнями способными утянуть нас на дно, не привяжи мы свой разум тросом к лодке иллюзии, плавающей на поверхности. «Тросом», который не даёт нашему разуму углубляться слишком глубоко, в безжизненные глубины запредельности.
Полагаю, что одной из основных «ганглий» нашего разума получающей экстраполярное удовлетворение здесь, является «ганглия самоидентифицирования», «ганглия самосозерцания» с её «рецепторами тщеславия». О великое тщеславие нашего духа! Здесь живёт гордость. Чем сильнее развилась эта «ганглия» в нас, тем сильнее будет жажда власти, - всякой власти, от простых её форм бытового повеления, до самых возвышенных и изысканных, где её возможно распознать только по тонким нитям заинтересованности. Ведь что, как не обещание власти над миром, толкает нас к поиску истины. - Власть высшего ранга, завуалированная, спрятанная от посторонних взоров, не подкрепляемая никакими мирскими бастионами подтверждения, но всё же самая могущественная из всех!
То тщеславие духа, удовлетворение которого находит какой-нибудь лидер государства, имея подтверждённую власть над миллионами людей, всё ещё тщеславие воли, - тщеславие низшего ранга. Его бастионы и рядом не стоят с бастионами власти над миром, - власти, дающейся познанием истинны. Где тщеславие нашего разума, со своей самой высокой колокольни, получает удовлетворение собственной воли над запредельностью, над сакральными основами мироздания. С этой высоты всякая иная власть кажется мелкой низменной, не удовлетворяющей настоящие желания, и не обеспечивающей действительных стремлений и возможностей возвышенного разума. Подобно тому, как всякие обыденные удовлетворения инстинктивных желаний толпы, для относительно утончённого возвышенного разума, - являются низменными, пошлыми, не заслуживающими никакого внимания.
Наш разум, поднявшийся в своём развитии, возвысившийся в своём аристократизме до такого уровня, когда в нём появляются стремления к проникновению в суть вещей, стремления отыскать истину, точно также поднялся над «обычным разумом», как этот «обычный разум», поднялся над «животным инстинктом». И эта иерархическая пирамида нашего сознания уходит своим основанием в самые глубины, - туда, где гнездятся истоки всякой разумности, где только начинается инстинктивное познание бытия, - туда, где зачинается простейшее реагирование и находит свои исторические истоки теперешнее умопостижение, созерцание и анализ. Вершиной же этой «пирамиды», (в чём мы бесконечно уверенны), является наш утончающийся до бесконечности «рефлексивный разум», со своими «ганглиями» рационально-аналитического, ассерторического, интуитивного и идеального мышления. Но это лишь наш взгляд на иерархию мироздания, в рамках собственных возможностей в осмыслении и мировоззрении, оценках выстроенной разумом линейной парадигмы с лестничной структурой категорий, и их бесконечных отношений и соответствий. В своей же глубинной сути, мир не имеет никакой иерархии. (Я ещё остановлюсь на этом позже).
Тщеславие. Наше великое тщеславие духа, как явление имеет своим истоком повсюду существующее стремление к превосходству, к доминированию, - к власти над миром и над собой. Доминирование, на самом деле присущее всяким материальным структурам, стремящимся всегда и всюду, на всех без исключения уровнях к собственным вершинам. Власть, - это приведённая к наивысшему сану в нашем разуме форма удовлетворения, изначально присущая как живой, так и неживой природе вещей, доминанта порабощения, воплотившаяся в нём в мощную «ганглию», стремящуюся как всякая «ганглия» в силу своей природной ипостаси, лишь к собственному насыщению. И чем чаще и интенсивнее «кормить» эту «ганглию», подавая к её столу всё большие «куски власти», тем больше она вырастает, и тем сильнее становится её аппетит. Эта главная «ганглия» нашего существа при благоприятных для неё условиях, способна вырасти до невероятных размеров, подавив все другие «ганглии», и даже превратить их в рудименты. Впрочем, это относится к любой другой «ганглии» нашего воззрения и осмысления. Всякая «ганглия», которой уделяется наибольшее внимание, а точнее сказать, которая забирает на себя львиную долю энергии, теснит все остальные «ганглии».
Вообще всякая форма материальной субстанциональности, образовавшаяся в систему, в нечто слаженно-согласованное в себе, сложившись во внутренний гармоничный порядок, и тем самым приобретя силу, всегда стремится либо поглотить другую форму, ассимилировать, подчинить, либо на худой конец настроить на свою полифонию бытия. Наше тщеславие и жажда власти растёт именно оттуда. И вот, что самое интересное. Даже мораль, как определённая «метафизическая система» трансцендентного мира, при всей своей абстрактной возвышенности, при всех своих мотивах бескорыстного улучшения человеческой сути, на самом деле, в своей глубинной мотивации, латентными стремлениями имеет банальное доминирование, - настройку на свою полифонию общего мировоззрения. То есть, по сути, удовлетворение своей власти. Стремление к доминированию одной части нашего разума, и его основополагающих воззрений, над другими. Одной «ганглии осознанности», над всеми остальными. Власть «возвышенного», - над «низким». Власть более организованного, - над менее организованным. И, в конце концов, власть полифонии - над какофонией, в их относительных оценках. Ибо всё это, - игры. Реальной же властью, настоящей доминантой нашей действительности - над миром в целом, обладает только гармония.
Мораль как явление, - многогранна. Она словно действенная самодостаточная и независимая «организация», словно некий «метафизический органоид» – многоножна и многоголова. Она сама создаёт собственную ценность. Мало того ей приписывают ещё целый ряд принципов, навешивают на её чело множество диадем, на самом деле не имеющих к ней отношения. К примеру, тех приписываемых морали и увенчиваемых её принципов, имеющих на самом деле своей латентной целью лишь банальное сохранение «рода», или «клана», в ущерб сохранения индивидуума, но выдаваемых за возвышенное самопожертвование. Но главными, основными мотивами её были и остаются те сакральные цели, в которых она самоутверждается, в которых её собственное доминирование, её власть находит свою квинтэссенцию в победе над «собственным низменным». Здесь всегда есть нечто повелевающее, и нечто подчиняющееся. И всё это внутреннее, происходящее на уровне подсознания волеизъявление, доминирование и подчинение, выливается в виде проекции во вовне, и находит своё воплощение в наших социальных взаимоотношениях. Наше внутреннее сострадание к ближнему, (рождённое моралью, как противовес нашей внутренней жестокости), перерождается в сострадание вообще. У него вырастают «новые головы», и «новые ноги». Так формируется и становится мораль. Она, из простого аффекта нашей внутренней воли, превращается в нечто «объективно-существующее», воплощается во что-то самопроизводящее, во что-то, что уже само по себе имеет волю. И как всякий формирующийся и вырастающий организм, наша мораль меняется, она постоянно трансформируется, превращаясь во что-то иное.
Зачем же нашему разуму, такое противоречие в себе, зачем он создаёт внутри себя непримиримых врагов? Стремление к аристократии внутри себя, моральное возвеличивание и совершенствование. А именно это получает с помощью «моральных инструментариев» наш разум, в качестве своего удовлетворения. Он чувствует себя выше других, сильнее собственных «низменных страстей». Он хочет власти над ними, чтобы чувствовать свою силу, свою волю, и своё утончённое доминирование.
Здесь я хотел бы несколько обратиться к физике нашего вещества, как основы для всего нашего существа, в метафорических образах сравнения. Если посмотреть на наше поведение, в свете химико-энергетической концепции «живого» и «неживого», как лишь искусственно определённых нами полюсов целокупного мироздания, где при непредвзятом взгляде усматриваются явные идентичности процессов, происходящих во всех без исключения плоскостях областях и дорогах этого мироздания, то наше психофизическое поведение вообще, условно можно сравнить с поведением кислоты. И не только по отношению к своей абсолютной противоположности, к щёлочи, но и вообще, по отношению ко всякого рода материальным субстратам. Пока она не вступает в контакт с «реагентом», она - инертна. Как только в её сферу попадает «реагент», она тут же начинает действовать, а точнее сказать, взаимодействовать. Для нашего поведения, таким «реагентом» является мотив. Не важно, откуда исходящий, извне, или изнутри. Всякий мотив, откуда бы он не исходил, всегда пересекает тот «горизонт событий», который отделяет наш ноумен, от феномена, то есть внешнюю реальность от внутренней. И наша воля реагирует с такой же необходимостью, в такой же последовательности, и по аналогичной схеме, как и во всякой реакции в простейшей химии. Наше поведение, это комплекс реакций, лишь усложнённые в своих динамических формах процессы, превращённые нашим осмыслением в некий алгоритм, который в сути своей, лишь отражает пути и сплетения, формы сочетаний и взаимодействий глубинных основ нашего разума. Ведь всякая последовательность, и всякая причинно-следственная связь, существующая в мире феномена, есть лишь отражённый порядок ноумена. Ноумена, который в силу своего стремления к власти приводит к своему порядку внутреннего взаимоотношения, весь внешний мир реальной действительности. (То есть эта реальная действительность, становится таковой, только после приведения внешнего хаотического в своей сакральной сути, бытия, к своему порядку нашим ноуменом). И в силу общей сложности нашего организма, как целостной системы, эти реакции, часто непредсказуемые, вызывают в нашей «оценочной ганглии», чувство волшебного стечения обстоятельств. А следом и в нашей «законодательной палате парламентариев» возникает вердикт произвола нашей воли, на основе которой и зиждется собственно, наша свобода.
Что есть наша воля? В чём её суть? Она есть проявление той энергии, которая появляется в результате «скопления» и «сливания» в единую субстанцию, мелких «волевых сгустков», мелких энергий. Которые, слившись в одну реку, в некую «единицу», образуют общую волю этой «единицы». У каждой нашей клетки, есть своя воля, но она не заметна, пока не образуется структура большего масштаба, и не проявляет себя, как нечто целое, нечто целокупное. Воля всякого субъекта, его латентная сила, зависит от целокупного характера этого субъекта. Характер же, складывается из глубинных физических структурных особенностей этого «материального сгустка», его нано мира. Поведение всякого субъекта природы обладающего своей волей, абсолютно зависимо от его внутреннего содержания. А главное, упорядоченной структуризации этого содержания, то есть гармонии внутренней формы.
Я пытаюсь выразить свою мысль в освящении того, что наша воля, при всём своём мистическом произволе, самостоятельности и абстрактности от всего остального феноменального мира, имеет чёткую, фатальную в своей сути, химико-энергетическую последовательную зависимость. Её сила и её слабость определяется не нашим мифическим, непонятно откуда берущимся желанием, но конкретным внутренним содержанием организма, и общей формой внутренней упорядоченной гармонии субъекта. Воля, - некая метафизическая астральная река, вытекающая из сформированной «физической организации», как нечто авангардное и сверхгармоничное этой организации, как нечто сверхтонкое и агрессивное, как поле, волна, свечение, как нечто - производное. Сформировавшись в некое «облако», это «производное» начинает оказывать влияние на структуру, создавшую её. Так образуется «верх» и «низ», «доминанта» и «подвластное», «материал» и «ваятель». Так формируется и становится всякое «организованное существо». И так же формируется, и становится цивилизация с её упорядоченностью и организованностью. Так возникает собственно, всякое совершенство. Разум, возникая, формируясь и становясь благодаря сплочению в организм различных форм существования, с различной динамикой обменов, благодаря сочетанию «грубого» и «тонкого», синтеза инертного и агрессивного в нашем теле, становится повелителем этого «организма», как нечто «сверхтонкое» и «сверх организованное», «сверхагрессивное» и «доминирующее», нечто - повелевающее. Бог, рождённый слиянием миллионов разумов в нечто целокупно-организованное, управляет этим «организованным».
И главную мотивацию, для собственного гармоничного становления, выстраивания и укрепления, Воля черпает из собственного отражения, которое она постоянно ищет вокруг себя. Ведь сама она, являясь в сути своей, «ноуменом», без отражения вовне, не в состоянии сама себя ощутить. Об этом я упоминал выше, повторю ещё раз. Наша воля, находит себя, и удовлетворяется по-настоящему, лишь собственным отражением. Это, то единственное, та сакральная и все определяющая цель, достижение которой доставляет ей истинное удовлетворение. Не найдя собственного отражения, латентного или явного в каком-либо предмете, она старается отойти, отстранится. Ей, по большому счёту, не интересно и даже ненавистно проявление «чуждой воли», воли с чужеродной конфигурацией самого широкого плана. Воли, не резонирующей с её архаическими инстинктами. Ведь «чуждая воля», в большинстве своём, всегда и во всём стремится ассимилировать, поглотить, поработить, распылить. Или, по крайней мере, настроить на свою собственную волну для того, чтобы доминировать, управлять и повелевать. Всякая, встретившаяся на твоём пути «воля», всегда имеет к тебе глубоко корыстный интерес. Но и твоя воля, сколько бы ты не купал её в «благородном вине», в промежутках между любованиями собой, старается делать то же самое по отношению к «чуждой воле». И здесь, как во всяком ином столкновении, - кто кого. Победит сильнейший. «Сильнейший», - в самом широком диапазоне противоречий. Ибо под «сильнейшим», я подразумеваю всё, что может принести победу, подчас латентную, но всегда относительную.
И как всякая материальная структура «неживого плана», в силу своей природной структурной особенности, будет вести себя так, и не как иначе, так и человек, всё его поведение продиктовано его внутренними природными структурными особенностями. И здесь, как и всюду, необходимость того или иного поступка, всегда – абсолютна. Как бы тебе не казалось обратное, ты не можешь поступать иначе. Ибо, по большому счёту, нет никакой свободы воли, всё это миф, рождённый нашей иллюзией. Будто мы можем поступать так, как нам вздумается, независимо от нашей внутренней, строгой структуризации и вытекающей из неё, необходимой организации нашей мысли и воли.
Убеждённость в наличии в нас произвола, есть последствие нашей ответственности, рождённой этой же убеждённостью. Ответственности порождаемой нашим «рациональным разумом», и подогреваемой его производными, моралью, этикой, и собственно, правом. Здесь есть некий замкнутый круг, когда первое рождает второе, а второе рождает первое. Убеждённость в произволе воли порождает ответственность, а ответственность порождает убеждённость в произволе воли. И что на самом деле «первичное», не скажет никто. Нам не выйти из фокуса собственного осмысления, из собственного «круга событий».
В силу нашей строгой зависимости от мотивов, и полной необходимости последовательности поведения, как с точки зрения чистой физики, химии, так и метафизики, любые наши поступки – невинны по своему определению. Как невинен огонь, пожирающий древесину. О! Как бы я хотел, чтобы человек имел «свободную волю»! Чтобы он мог в глубине своей души, самостоятельно, не зависимо от мотивов, принимать решения. Это можно было бы назвать настоящим чудом! Ведь тогда он поломал бы всю фатальность природной последовательности, и смог бы по-настоящему абстрагироваться, от остальной природы. Да, мы все хотим сказки, мы жаждем чуда! Но явь, и холодная действительность, с её нерушимой последовательностью, с её фатальностью необходимых событий, держит нас в своих объятиях, держит очень крепко, не давая нам возможности сделать ни единого шага самостоятельно. Лишь давая нам иллюзию самостоятельности. И эта иллюзия для нас, - реальнее любой холодной реальности, она дороже нам любой реальности бытия.
Мы, в своей глубинной сущности, марионетки фатума. Как бы это ни было неприятно признавать, но это так, и сделать с этим ничего нельзя. Наши нити тянутся к необходимой последовательности мировых законов, к фатальной, непреодолимой последовательности всего сущего. Где нет места для самостоятельности ни для одного элемента «глобального природного котла». Где цепь событий на всех уровнях, предопределяет будущее до самых мелочей, и где нет никакого выбора. И то, что вы чувствуете в себе как некий выбор, есть лишь иллюзия, образующаяся в результате борьбы мотивов, как опосредованных внутренних, так и непосредственных внешних, (ну или наоборот), где побеждает совершенно необходимо, - сильнейший. Выбор, нам лишь снится. Наш выбор, является звеном в цепи последовательности, и по сути, лишь представляется нам как выбор.
Наша воля, как воплощение «ноумена», это идеальное метафизическое проявление нашей химико-биологической сути. Воля есть и у камня. Который, благодаря своей внутренней структуре, противостоит огню, и воде, но до определённого момента, после которого, его воля сдаёт позиции, как всякая другая воля. Я не случайно обозначил здесь именно огонь и воду. Ведь в глубоко метафизическом смысле, эти две стихии, являются химико-энергетической основой того, что мы причисляем вообще, к «живому». В нас, как в организмах, по большому счёту, живёт баланс огня и воды. Столкновение этих противостоящих стихий, и создают то явление, которое мы называем «оргастической жизнью». Я называю это «Храм стужи и огня». Сакральная платформа жизненности держится именно на этом непримиримом противоречии.
И в чисто физическом плане, определяющем все биологические аспекты нашего существа, становится ясна эта метафора, как только ты начинаешь смотреть на всё в определённом фокусе своего созерцания. Ведь то, что мы едим и пьём, (а это есть строительный материал нашего организма), в своей сути, есть «модифицированный синтез огня и воды. То, что мы едим, есть «сцепленная» в определённой форме последовательности энергия солнца. Она «сцеплена» так, чтобы наш организм, мог её усвоить. (Хотя можно сказать и наоборот, наш организм питается такой формой «сцепленной» энергии солнца, которую в состоянии усвоить). Если учитывать ещё и последовательность формирования и становления наших вкусов, то эта метафора находит ещё большее подтверждение.
Солнце же, как известно, это «огонь» в чистом виде. И этот «огонь», сцепленный на поверхности нашей планеты в различные формы последовательности своего бытия, попадая нам в рот, высвобождается, сталкиваясь с водой. И в этом сакральном столкновении, и высвобождении таится тайна жизни. Ибо именно это высвобождение, дозированное и упорядоченное, превращённое нашим разумом в некую «производную волну», в алгоритм волн, с гармонией полифонии в определённом диапазоне, и определяет то, что мы чувствуем, как проявление жизни. То, что можно назвать тем самым «контролируемым, растянутым во времени взрывом». О котором я уже упоминал выше, и уже не стану останавливаться на этой стороне метафизики «живого». Отмечу лишь следующее:
Когда пытаешься проникнуть в самую суть вещей, в частности в сущность «живого», когда усилием воли отбрасываешь все привычки думать шаблонно, по накатанной, и пытаешься смотреть в мир с иного угла зрения, тогда мир – переворачивается! Ты словно ощупываешь его пальцами с содранной кожей. Он начинает обжигать тебя, в то же время, давать новые ощущения. Очень явственно проступает вся механика «живого», почти ничем не отличающаяся от механики «неживого». И то, что у Киплинга звучало как: «Мы с тобой одной крови, - ты, и я», приобретает новое видение, более широкое, чем прежде, и даже бесконечно широкое. Ведь на самом деле, мы можем достоверно утверждать, что нашли в этом мире нечто «неживое» только тогда, когда обнаружим в нём нечто совершенно отличное от нас не только структурно, но и материально, - то есть сущностно. Когда мы найдём в нашем мире нечто - не материальное. Ибо все, что материально, можно смело относить к «живому». В мире материи не существует «неживых тел». И в этом фокусе познания, мы всегда и во всём будем находить некие признаки жизни, для которой фундаментом является повсеместное стремление природы вообще, к собственной упорядоченности, к собственному балансу. - То, что представляет основу всей нашей действительности. Но именно в этот момент, когда ты в своём познании опускаешься на такую глубину, возникает иной фокус познания, «корабль осмысленности» теряет остойчивость и переворачивается. И пред твоим взором встаёт иная, противоположная картина. В мире не остаётся ничего по-настоящему живого. Ибо вдруг обнаруживается, что здесь нет, и быть не может никакого произвола, а значит и свободы воли. То, на чём собственно зиждется бастион нашей веры в собственную «живость», и на чём собственно стоит вся наша убеждённость в феномен нашего бытия. И в этом свете, вдруг приходишь к выводу, что не только «братья наши меньшие», но и мы с вами - не являемся, в академической достоверности, «живыми сущностями», так как не являемся некими абсолютно произвольными, свободными личностями. А в мире, где нет свободы, нет и жизни, как таковой. Есть лишь иллюзия. Наш произвол и все наши доминанты живости - иллюзорны и ограниченны. В том смысле, что все наши действия фатально необходимы, и строго запрограммированы окружающей природой. И произвола, который мы иллюзорно чувствуем в себе, и который является непременным условием «живого» в нашем понимании, на самом деле, нам - не присущ. Мы им, попросту не обладаем.
И когда мы делим наш мир на «живой» и «неживой», это чистая условность нашего заинтересованного воззрения, делящего необходимо мир, на две части. Мы подходим к этому вопросу слишком антропоморфно, слишком предвзято, плоско и узко. И для острого глаза, наша предвзятость в этом вопросе, проступает повсюду. Примеров тому масса. Один, из которых тот, что мы относим к «живой природе» поток микроскопических бактерий, и в тоже время причисляем к «неживой природе» поток электронов, и поток фотонов только потому, что первые ближе нам своей системностью, дисциплинами внутренних метаболических взаимодействий, их скоростями и динамическими алгоритмами. И ни какие доказательства физиков, химиков, или биологов, в этом противоречии, меня не убедят. Ибо я мыслю иными категориями. Я смотрю вглубь «водоёма». А то, что доказывается, плавает на поверхности. Физика и метафизика, хоть и имеют общий корень, но существуют в разных мирах нашего разума. Натуралист, никогда не поймёт теолога, как физик – практик, не оценит эзотерика. Во-первых, совершенно разные критерии оценки самой полезности выводов, во-вторых, разное направление взглядов, и соответственно, различное построение самой действительности. Здесь нет никакого смысла искать наиболее истинного подхода в оценке общего мироздания. Не ищите, и не гадайте, кто из них первым придёт к полному пониманию мира. Ибо, повторяю: У них, у каждого субъекта, продуцирующего собственное воззрение и осмысление, свой собственный неповторимый и неповторяющийся мир. И общее мироздание складывается из этих «пазлов-миров» в мозаику, оно сшивается словно большое лоскутное одеяло, для которого нет никаких пределов собственного расширения. Так как нет собственной законченной формы, нет, и быть не может собственной объективности. Но и понять до конца даже этот локальный мир, при жизни, - невозможно. Ибо это означало бы, заглянуть за «горизонт событий», понять и осмыслить пустоту, - некую антагонистическую существенность мира.
Как вообще можно утверждать, кто ближе к истине, - «физик – ядерщик», или «эзотерик–оккультист»? Ведь это так же нелепо как спорить о том, что важнее для мира, его инертная основательность, или тонкая и агрессивная субстанциональность. С таким же успехом можно спорить, что важнее для понимания мира в целом, - рационально-аналитическая способность разума, или идеальная? Ведь это так же абсурдно, как сравнивать и оценивать важность, первостепенность и второстепенность для феноменального познания мира, одних сенсоров пред другими. Что для познания мира является доминантным, - зрение, или слух, обоняние, осязание или тактильные способности. И именно поэтому так абсурдно выглядит спор разноплановых мыслителей, для каждого из которых, по большому счёту, существует только его мир действительности. И противоположный мир, - мир, не вписывающийся в его концепцию мироздания, он считает либо заблуждением и ошибкой, либо недомыслием, идиосинкразией или просто вздором.
Скажите на милость, сможет ли разговаривать на одном языке лаконичная проза физических законов, и интуитивная метафора поэзия? Каждый живёт и проникает в суть вещей только в своём мире, создаёт и развивает в своём разуме индивидуальные неповторимые в своём продуцировании «ганглии осознанности», которые производят, строят и укрепляют свои мосты, возводят свои бастионы, и устанавливают свои форпосты. И культивируют только свои растения, определённого вида форм и расцветок, и только на том поле, где в силу климатических обстоятельств возможно взращивание только этих «культур», и только этих «сорняков».
И этими неповторимыми носителями производящими разные «фокусы бытия», и строящими разные формы собственного познания, создаётся общий целокупный мир человеческой цивилизации. И важно осознавать, что здесь нет и быть не может никакой истинности. Ибо всякая вещь этого мира не может подлежать сомнению так же, как не может подлежать сомнению всякое воззрение.
«В тот край, - где голую святыню, не прячет истины гордыня» …
И как для мира в целом, так и для человеческой цивилизации, важностью является всё, что существует в пределах его досягаемости, и его постижимости. Как собственно, в противоположном фокусе воззрения не составляет важности ничто, ни глобальность, ни ничтожность этого мира.
Спорить и искать истину допустимо только тогда, когда оппоненты находятся в одной плоскости, в одном мире, разговаривают на одном языке, на одном диалекте в самом широком смысле слова. Нам лишь кажется, что мы существуем в одном едином для всех мире, и мыслим в одном пространстве и едином для всего и вся, времени. Так мозаика, сложившись из различных по цветовой гамме и форме «субъектов-элементов», воплощает собой нечто целокупно слаженное – картину законченного бытия. И тем самым довлеет над всем тем, что собственно, складывало её. Но на самом деле не она, не сложенный гармонично связанный образ определяет её реальную действительность, но каждый вложенный «элемент-субъект», который продуцирует свою неповторимую форму, и несёт собой часть этого, впоследствии сложенного в общую полифонию реальности, - мира пространственно-временного континуума.
Ложь - в правде Правда - во лжи
Ложь. - Такое вездесущее явление, отвергаемое всеми, и в тоже время, порождаемое всеми. Самое противоречивое, и трансцендентальное…, прячущееся, и повсеместное... Явление, заключающее в себе нечто - «неистребимое». Нечто неопровержимое, как сам мир бытия. Ведь бытие, ложь и правда, истина и заблуждение – нечто слитое в единый конгломерат. Здесь невозможно определить достаточно достоверных границ, и в тоже время каждый знает, что есть ложь, и что есть правда.
И так. Её прямая непосредственная противоположность, – правда. При всей объективно расплывающейся неопределённости того и другого, неопределимости достоверных границ собственной «телесности», полной зависимости того и другого от своих носителей и обстоятельств, эти архаические определения являются главными монадами нашей личности. В этих сакральных противопоставлениях, заложена основа нашего отношения к миру, в котором всё ложное, воплощено в неестественное, искусственное, то есть, по большому счёту, - антропогенное. В противоположность этому, всё правдивое и истинное, воплощено в некие стандарты естественности, где строгая последовательность эмпирических каузальных связей, несёт в себе настоящее будущее, где нет воли к обману ослабленной природы. Ведь именно слабость, как таковая, в самом расширенном её понимании, является той причиной, за которой следует всякая ложь. И как слабость, всегда лишь по отношению к силе, и наоборот, так и ложь, всегда в зависимости от своей противоположности. И всегда лишь представляет собой адекватное отражение своего антипода. Ибо, на мой взгляд, правда, при всём своём пафосе и абсолютизме, при всех своих претензиях на твёрдость и незыблемость, при полном отсутствии в себе какой-либо толерантности, всё же в глубине своей, опорой имеет именно ложь. Как собственно, и ложь, имеет опорой своей – правду. И поэтому «тела» того и другого для нас, в сущности своей, глубоко субъективны. Ведь то, в чём один видит абсолютную правду, другой обязательно обнаружит подмену. И происходит это не столько потому, что одно скрывает в себе другое, но потому что наш взгляд в сути своей всегда эмоционален, глубоко субъективен, а главное во всяких своих оценках всегда – заинтересован. И различия в оценках одного и того же явления, происходит либо в силу излишней душевной восторженности, искривляющей зеркало воззрения, и как следствие чрезмерности, либо от того, что воззрение на одно и то же явление, у одного слишком широк, у другого - слишком узок. Всякая вещь феноменального мира целиком зависит, как от угла воззрения, так и от широты и узости этого воззрения. А что касается непосредственно философских вопросов, ещё и от глубины и поверхности этого воззрения. Ведь всякая вещь, это всегда «объект» для «субъекта», и никогда - «объект сам по себе».
Как часто мы нарекаем ложью то, что всего лишь противоречит нашим взглядам, углу нашего зрения и его масштабу. И как часто мы обозначаем правдой то, что нам выгодно иметь как правду. Один скажет: Человек - лжив! Он склонен к лживости по своей природной сути. Другой возразит: Человек склонен к правдивости, она, правда, - всегда и всюду всплывает. Эти оценочные определения исключающие, казалось бы, друг друга на самом деле оба содержат в себе как истинность, так и заблуждение. А при определённом угле воззрения в силу доминирующих в данный момент плоскостей «за» и «против», одно из определений будет полностью подавляться другим. Ведь ты всегда будешь видеть главным то, что хочешь видеть этим главным. К тому же фокус твоего воззрения способен меняться в зависимости и адекватно перспективе твоего индивидуального поля зрения в данной ситуации.
По большому счёту всякое воззрение, есть всецело - перспектива. И каждое отдельное воззрение в мир, есть воззрение с неповторимой индивидуальной перспективой, глубиной и кривизной, соответствующей зеркалу душевного агрегата, продуцирующего это воззрение. И мы, люди, как «зеркало мира», играем собственными перспективами так же, как играем понятиями и словами. Эти игры, суть нашей переливающейся и играющей красками, словно на сфере мыльного пузыря, природы. Мы стремимся к основательности, к односложности наших воззрений, мы хотим надёжности, но это очередная иллюзия. Ибо в самом мире не существует ни основательности, ни надёжности, как бы мы могли обладать ими? У нас просто нет такой возможности.
В нас есть всё, что только может содержать в себе мир и природа. И так же как в нём, в мире - нет ничего однозначного и односложного, в нас нет ничего простого, ничего абсолютно истинного и безупречно законченного. И правдивым будет всегда лишь тот взгляд, который ты определил в данную минуту, как правдивый. Ведь, как грубое и тонкое, инертное и мобильное, как живое и неживое, так истина и заблуждение, ложь и правда, в конце концов ад и рай, это результат того же деления нами мира на две противоположности (по большому счёту близкое родное, с одной стороны, и далёкое чужое - с другой), в игре противопоставлений, в воинственной парадигме нашего сакрального существа. Деления мира на монады противоположностей собственного разума, которые на самом деле не существуют друг без друга. Лучше будет и здесь сказать аллегорией:
«Погонщик» – истина, верхом усевшись на «осла»,
«осёл» тот – ложь, своим иканием заглушает правду,
в плети «погонщика» находит он отраду,
«Погонщик» – не «погонщик», без того «осла».
Как часто видел я, на исторических тропинках,
картину дивную, что так влияла на рассудок мой,
«погонщика» преследовал «ослов» конвой.
Плетями погоняя, окружив со всех сторон,
от удивления кричал я, - это он?!
Перевернулся мир вверх дном!
Где истина? Где ложь? В ответ: - Известно.
«Погонщик» – истина! «Осёл» же, – ложь!
Но ведь я только что увидел,
как на «погонщика» «осёл» тот взгромоздясь,
своё тщеславие насытил…
И все сказали: Истина - в «осле»!
Его икание - это песня правды!
И не взирая, на «погонщика» награды,
наречь «ослом» готовы, обвиняя в кривизне...
Природа лжи лежит в том месте, где её меньше всего ищут. Природу вообще редко ищут. Но даже если это и случается, то обычно переворачивают всё и вся с ног на голову. И потому, как правило, стремятся к одному, а находят - другое. На самом деле природа лжи всецело находится в нашем воображении. Она такой же результат внутренней борьбы, борьбы одних «ганглий» нашего разумения, с другими, на поле безостановочной баталии, начавшейся с рождением, и заканчивающейся со смертью. В самой природе конечно же нет ни лжи, ни правды, ни истины, ни заблуждения, всё это лишь наши дефиниции и наши оценки, подкреплённые устоявшимися консолями нашей же разумности. Ведь наш разум в своих воззрениях и апперцепциях естественным образом старается вставать на «твёрдую почву». «Зыбкая почва» - опасна! Ему необходима некая определённость, пусть относительная, но всё же дающая хоть какую-то уверенность. Он ищет «истинность», чтобы твёрдо стоять на своих ногах. Но находит ли он её? Способен ли он на это? Ведь как бы ни была тверда и незыблема очередная его правда, её твёрдость и незыблемость, её непогрешимость, есть лишь вопрос времени. «Всё разрушается под временем звонков…» Относительность твёрдости и незыблемости здесь такая же, как в любом другом месте. Она построена целиком и полностью лишь на убеждённости.
Как в этом мире всякий монолитный стержень,
Имеет прочности запас
Так вера в непоколебимость стелы
Что истинной зовётся из спокон веков -
Разрушится под временем звонков,
И будет свергнут всякий царь Памира
Разрублен, как палаш эмира
И человек, обрез отмерив от плеча
Нарядит новую богиню с горяча...
И станет поклоняться совершенству,
Что в очевидности блаженства
Отбрасывает всякое сомнение и упрёк
Приносит разуму удовлетворение, из века в век…
И ты, - мужчина настоящий,
Стремишься к истине, - ведь женщина она!
Но стоит лишь испить бокал до дна,
Напитком жажду утолить, бодрящим,
Как привкусом фальшивого вина,
Восторженность погасит настоящим,
Упрёка скорбь, разочарование, и вина…
Ложь, как всякое иное понятие нашего разумения, - многогранно. У каждой нашей «ганглии разумения», есть своя ложь и своя правда. И то, что для одной «ганглии» является святой правдой, для другой, - выступает как неоспоримая ложь. Как правило, весь вопрос лишь в фокусе осмысления. А фокус этот у каждой «ганглии» нашей осознанности свой. Какова же генетика этого явления, в архаическом осмыслении всякого понятия. Вот несколько граней, явно представляющихся моему воззрению. Одна из граней лжи та, которой мы прикрываемся, стыдясь своей правдивой наготы. Мы прикрываемся ей, как одеждой. «Лживая маска», прикрывающая правду, - и в этом смысле весь наш мир – лжив. Ведь его истинный облик, мы не узнаем никогда. Он всегда в «халате иллюзии», на лице маска, его образ – фантазия. И здесь выявляется другая грань лжи. Она рождается там, где правда больно хлещет своим хлыстом. И наша сущность, с помощью своего воображения, начинает закрашивать эту правду красками лжи, рисуя картины, не соответствующие реальной действительности. Она замазывает мазью раны, и остерегается, только бы не получить очередной удар этим хлыстом. Наше воображение, как страж нашего разума, охраняет его от опасной действительности, купая его в тёплых водах иллюзии. И здесь, по большому счёту, мы лжём сами себе.
Следующая грань лжи рождается там, где происходит быстрая смена картинок действительности, либо происходит быстрая трансформация какого-нибудь понятия, (а понятия живут по тем же законам, что и всё остальные «сущности»), и мы восклицаем: Всё, что было до этого, - ложно! Произошло естественное для нашей реальности изменение, но оно посеяло в нашем воображении, недоверие к прошлому, а точнее к его истинности. Недоверие, которое, словно какая-нибудь зараза, начала распространятся во все стороны нашего мировоззрения, захватывая своим ареалом всё, что лежит на его пути.
Ещё одна из граней лжи, возникает от недостатка нашей памяти, и восприятия вообще, нехватки деталей, дополняемых тем же воображением. Наш разум, являясь «зеркалом», в то же время сам есть отражение действительности, её природы, и не терпит пустоты, - пустоты во всех смыслах. Ведь «глобальная пустота», своим основным свойством являет безмятежность, нечто антагоничное действительности, и, по сути, является противоположной стороной, противоположным полюсом реальной действительности. И в силу этого нашему разуму, существующему только в рамках реальной действительности, являющемуся её продуциратом и носителем противны, как «глобальная истинность Великой пустоты», так и мелкие её флюиды, проникающие в нашу феноменальную реальную действительность, словно вирусы, и разрушающие все, что так родно и близко его глубинному существу. А именно - «чистую иллюзию». Так вот наше воображение, в силу чувства самосохранения сообразного своей действительной природе, не терпящей никаких проявлений «пустоты» заполняет пробелы, возникающие в нашей памяти и нашем восприятии. Она их домысливает, как домысливает недостающее звено, в каждый данный момент реальности.
Но самым важным моментом в осмыслении правды и лжи, истины и иллюзии, должно заключатся в том понимании, что истина на самом деле, не позитивна для нашего существа. Ибо ложь, иллюзия является сакральной сущностью жизненности. И как в науке, так и в философии мы стремимся к истине, как всё и вся в этом мире стремится к своей смерти, к своим изначальным монадам, к своим архаическим состояниям. Здесь нет и быть не может никаких альтернатив. И повсеместная иллюзия, воплощающаяся в сакральные основы нашей фантазии, правит балом нашего бытия, нашей реальной действительности, так как именно она несёт в себе причины и следствия архаики жизненности. Фантазия, - «великая ганглия нашего сознания», находящая свой апофеоз в человеческом разуме, являет собой основу этой жизненности, и несёт в себе её квинтэссенцию и пантеон. И по большому счёту, не будь у нас этой «ганглии», мы бы, скорее всего, не лгали бы вовсе, по крайней мере, самим себе. Но, в этом случае, и не было бы никакой возможности становления нашего разума, его невероятного развития. И в феноменальном осмыслении мироздания, этот пантеон жизненности, наша фантазия, домысливая, создаёт «недостающие звенья» выстраиваемой нашим разумом «цепи реальной действительности». Она, словно кузнец выковывает эти «звенья» из материала возможных событий, связывая их «логическим раствором» нашего воображения. Но часто эти «звенья», не зафиксированные «закрепителем реальной действительности», сталкиваясь с фактической реальностью феноменального мира с всплывающими вдруг, откуда ни возьмись «реальными звеньями», оказываются на их фоне, фальшивыми. И потому часто то, что мы называем ложью, в своей сути, это искусственно созданные и вставленные в естественные цепи, звенья нашей фантазии, этой Терпсихоры олимпа жизненности».
Логика, при всём своём пафосе, при всех своих претензиях на холодность и истинность рассудка, есть лишь «дитя совокупления фантазии идеального», и «памяти рационального». И как водород и кислород, горючие и взрывоопасные материалы, при своём синтезе порождают нечто противоположное горючести и взрывоопасности, воду, так логика, порождённая сочетанием «метафорических неустойчивых материалов», являет собой нечто холодно последовательное, нечто связывающее и определяющее, нечто монолитно твёрдое и устойчивое. Где каждое из этих «метафорических неустойчивых материалов», как известно, не без собственных врождённых естественных погрешностей. И логика, в силу своей «искусственности», (ведь она была создана в результате сношении «аналитического разума» базирующегося на памяти, и «идеального», базирующегося на фантазии), противоречит «естественной реальности» бытия отражающейся в нашем рассудке, и не гармонирует с ней так, как должна гармонировать с естественной истинностью действительной реальности.
Иногда создаётся впечатление, что наш «аналитический разум» в сношении с «фантазией идеального», вообще всегда идёт вразрез с естественной реальностью внешнего мира. И то, что наша «естественная реальность» отражённая в рассудке, почитает за истину, для них, - иллюзия и ложь. И наоборот. То, что для «естественной реальности рассудка» - ложь, ими воспринимается, как истинность. Порой возникает такое чувство, что некоторые «ганглии нашего сознания» живут на разных планетах. Мне даже в какой-то момент казалось, что это и есть вся соль лжи. Что ложь — это то, что «не моё», в самом широком смысле слова. Но это от чрезмерной восторженности. Ложь, на самом деле гораздо шире в своей сути. Её сущность выходит за рамки одного явления, она слишком многогранна. И при всей нашей общей отвергаемости лжи, как чего-то обманывающего нас, как некоей фальши, её главными мотивами служат, безусловно, полезные для нашего существования, свойства. Её доминирующее значение несёт в себе ограждающую от враждебных стихий, причину. Ибо её «главные грани», защищают нас от «Дамоклова меча истинности». Ведь саму «иллюзию действительности», как некую определяющую гармонию всего нашего бытия, то, на чём зиждется вся наша действительная реальность, можно смело отнести ко лжи. А она есть, - бастион нашего существования вообще.
Однозначное и категоричное отношение, как ко лжи, так и к истине, есть признак врождённого и неизжитого инфантилизма, который склонен вводить всё и вся в абсолютные рамки, как общего мировоззрения, так и собственной осознанности. Вообще всякая «однозначность», в любой из областей воззрения и созерцания всегда является признаком плоскости и слабости «развивающихся «ганглий осознанности». Человек, смотрящий в мир без максимализма и восторженности, видит во всём лишь противостояние, на всех без исключения уровнях воспринимаемой действительности. Здесь нет и быть не может никаких бастионов, никаких абсолютных и незыблемых граней, здесь нет истинности, но есть лишь фатальность. Здесь холодный разум идентифицирует и обозначает, либо сами силы (стихии), задействованные в этом противостоянии, либо то, что порождается в результате этого противостояния.
Человек, вкусивший с «древа познания» и расставшийся с детским инфантилизмом знает, что нелепо полагать, будто в нашей действительности может существовать «абсолютная ложь». Точно так же, для него нелепо думать, что в ней может существовать «абсолютная истина». Мало того, он чётко осознаёт, что любые «противоположности» в мире, не существуют одна без другой, и со временем проникают друг в друга. Происходит некая «диффузия противоположностей» и последующий «местный локальный синтез», с необходимыми трансформациями обоих противостоящих форм. И чем сильнее эти противоположности будут расходиться в твоём «рационально-аналитическом сознании», тем неразрывнее они будут становиться в твоём «инстинктивно-идеальном». Так синтезируются всякие монады нашей действительности, так синтезируются самые непримиримые противоположности. И в результате такого синтеза, происходит «чудесное», возникает нечто невероятное и великое. И это относится, в первую очередь, к физике сущего. Так неоспоримая аналитическая противоположность метафорических монад действительности огня и воды, в своём синтезе, дают ту искру, ту силу, и тот порядок, что составляет объективное бытие всего, что мы приравниваем к понятию «живого». Именно столкновение и последующий синтез этих непримиримых противоположностей, создаёт все невероятные, чудесные и фантастические формы «живого». Именно здесь лежит тайна жизни, её волшебная гармония, и недосягаемая суть.
Аналогичную динамическую особенность имеют диффузные сношения в нашем разуме истины и иллюзии, порождающие такое грандиозное явление, как «сбалансированное идеальное воззрение», поднимающееся на такие высоты, которые были бы не доступны без этого внутреннего противостояния, и последующего синтеза. Ведь, как я уже говорил, всё самое великое, а значит ценное для нас, рождается в результате столкновения «взаимодостойных непримиримых врагов».
Несколько отвлекаясь от контекста, хочу вспомнить здесь музыку. Я долго думал, перекатывая в своём сознании её сущность, и задавая себе вопрос: в чём таиться её волшебная не поддающаяся никакому математическому или логическому разложению, форма? То есть, в чём её не подвластная нашему рефлексивному строгому аподиктическому созерцанию «телесность», создающая впечатление волшебной произвольности, не присущей более ничему в нашем мире? Как всё великое в этом мире, музыка представляет собой столкновение сил иллюзии и реальности, воплощающихся в синтез диссонансов и консонансов её последовательной мелодики. В этой последовательности и сочетаемости, она полностью повторяет нашу душевную агрегатность, её сакральные основы. Музыка словно лекало, отпечаток, - образец тонких душевных сплетений возвышенной сверх организации нашего тела. И вырвавшись наружу, она резонирует с близкими формами, тем самым вызывая восторг, и трепет каждой клеточки нашего органоида. Он тянется к музыке, словно к чему-то родному, чему-то, что может подтверждать и утверждать его бытие, давать, пусть иллюзорный, но смысл.
Конечно же, музыку, как собственно большую часть явлений нашего мира, можно перевести и в «цифровой формат», и этим занимается ныне каждый уважающий себя профессионал от музыки. Но если затем, начинают воспроизводить этот «формат», переводя обратно в музыку, строго придерживаясь его алгоритмической формы, соблюдая точно все цифры, то настоящей музыки, - не получается! Её волшебный полёт куда-то исчезает! Чего же не хватает? Вы скажете души? И я с вами соглашусь. Именно нашей души. А точнее той, присущей нашей душе погрешности, -произвола, в самой сакральной его основательности. Непредсказуемого полёта фантазии, искривления, некоей лжи в ней! Лжи, в грамматическом смысле, которая только и даёт впечатление всякой неповторимости. Музыка прекрасна тем, что в ней всегда есть некая противоположность математики, некий изъян, неточность. Обязательная примесь лжи, кривизны. В ней, в музыке дважды два, не всегда четыре, и в этом вся её волшебность. Ибо она содержит в себе тем самым, недосягаемую для разумности тайну, - воплощённую в звуках действительность бытия, которая своей основой имеет именно нарушение, некий сдвиг, искривление абсолютной гармонии. Кстати сказать, при котором только и возможно рождение всякого стремления. - Стремления, олицетворённого всякой полифонией, и составляющего главный мотив и принцип всякой музыки. Не важно, пространственного или временного её воплощения.
Иные алгоритмы
Когда ты увидишь и осознаешь ту невидимую нить, связывающую все явления в этом мире, когда ты поймёшь, что в мире не существует ничего отдельного, абстрагированного, отличного своей природой от всего остального, тогда ты оценишь по-настоящему всю великую иллюзорность бытия и «правдивую ложь природы» и поймешь, как нелепо разделять в этом мире «живое» и «неживое».
«Есть корень общий, в человеке и растении,
и даже в свечке, камне и земле,
всё связано на круг, единой нитью,
ты не найдёшь отшельника, в кромешной тьме!..»
Человек представляет себя и всё что близко ему по форме, то есть свою группу, свой «клан», как нечто отдельное от всего остального, и называет этот «клан» - «Живым». И это естественно. Всякая группа (клан), на каком бы политесе не строилась её архитектоника, старается абстрагировать себя, и противопоставить всему остальному. Это незыблемый закон действительности. Она, действительность, не существует без этого противопоставления. Она сама - есть суть этого противопоставления. Но наше непомерное возвеличивание себя, совершенно безапелляционное возведение на абсолютный пьедестал, на вершину всей природы, - это перебор.
Если попытаться отбросить восторженность собственным существом, его неоспоримым совершенством, и взглянуть на себя и свои собственные воззрения с несколько иного угла зрения, а попросту сказать посмотреть на себя со стороны трезво, то откроется иная картина, и противоречие, словно белокрылая птица с пронзительным взглядом поднимет свои крылья, и подняв ветер сметёт с поля нашей осознанности всё неустойчивое. Ведь то, что даёт нам уверенность в своём «сверх материализме», своей божественности, (я имею в виду наш разум, наш математический, алгоритмический, теологический, аналитический и философский разум, как некое направление в развитии разумности вообще), - есть лишь направление, и не более того. Ведь это только с нашей точки зрения, это направление является истинным и вообще, единственно существующим, единственно возможным направлением в развитии всякой разумности. Ведь если посмотреть несколько шире, то становится очевидным, что если бы существовало одно возможное направление развития разума вообще, то в этом случае «мир действительный», «мир феноменальный» был бы одинаковым в своём Абсолюте для всех и вся, и существовала бы единственно возможная действительность для всякого ноумена, причём сама в себе сущая? - а это нонсенс.
Гипотетически, мы с полным правом можем предположить, что существуют и другие направления развития разума, я даже быть уверенными, что они существуют. У этих направлений, возможно, иная алгоритмическая функциональность, иные векторы мышления, и даже та непоколебимая конструктивность разумности, как причина и следствие, вполне может переворачивать в этих направлениях и менять последовательности, как общие, так и локальные. Ведь наша последовательность возникает только тогда, когда наш разум начинает её выстраивать, причём делая это локально, как бы вытягивая ниточки из действительности, и строя свои дорожки на необъятном поле реальности.
Я абсолютно убеждён, что существуют не только «слабо развитые», и «более развитые» разумения, но и иные плоскости разумения. «Плоскости», которые даже сравнивать нельзя! Ибо они, - субстанции различных миров. Ведь даже между людьми в тонких отклонениях разума, существуют такие несопоставимые различия, которые наталкивают на мысль, что даже между людьми существуют разные направления самой природы мышления. А также в нашем «природном организме», в этой единой системе «биосферы» существуют «разумности», не поддающиеся нашему порядку разумения и объяснения, - не резонирующие с нашей специфической волной. «Разумности» иного плана, иных алгоритмов и направлений. Мы часто замечаем, что так называемые «низшие» животные и насекомые, удивительно целесообразно пользуются физическими явлениями недоступными и непонятными нам, людям. Что они одарены такими возможностями разума, которые для нас, - не существуют. Как будто бы эти твари существуют наполовину в другом измерении, лишь ползая и плавая в нашем мире.
«Но если б смог я хоть на миг
собрать творения мудрецов, когда-либо живущих
то и тогда, не стоили б, они
великой мудрости немого паука
природы колыбелью, сотворившей…»
Наш великий разум в своей формативной устроенности, не является последней инстанцией, он является лишь квинтэссенцией своего направления. Мы с нашим разумением, велики - только с нашей же точки зрения. И если существуют иные направления разумения, совершенно непохожие на наше направление, то существуют и совершенно иные миры. Миры, которые мы не в состоянии заметить, идентифицировать и осмыслить.
Чтобы стало ясно о чём я, и дабы исключить всякого рода недоразумения, хочу акцентировать ваше внимание на том, что речь идёт не о «векторности развития разума» в его становлении, форму которого наш же разум только и допускает, (в обе стороны: - от слабой развитости к недоразвитости; и к развитости, и сверх развитости), но об иной форме мышления, иной плоскости разумения. - Той, что в своей продуктивной динамике отличается в корне от нашей формы всякого познания и осмысления. Наша форма разумения была задана в момент зарождения белковых групп. Их основа, как известно «углеродные цепи», и наш разум сохраняет в себе ту генетическую особенность «цепного», следует в этой форме разумения, развивается в этой плоскости и в этой «векторности». Форма, как нашего воззрения, так и мышления вообще в своей динамике повторяет «матрицу «живых белковых соединений». Наше рационально-аналитическое мышление в сути своей имеет «цепеподобную формативность». Ведь всякая наша мысль выстраивается подобно цепям, её «тело» всегда некая последовательность соединений из «разнокалиберных колец», обоюдно зависимых и связанных воззрений, превращающихся в алгоритмы, трактаты и философемы.
Далее. Одна и та же мысль, выступающая для нашего восприятия, хотя и существует как нечто единое в собственной действительности, но может быть воплощена в совершенно различные формы, как словесные, так и визуальные. И усваиваемость нашим разумом этой выстроенной во внешних формах мысли, напрямую зависит от креативности формы, в которую эта мысль облачена. Одну форму наш разум способен воспринять и переварить, - другую нет. Что-то в роде усвояемости нашим желудком пищи. Пищи, которая есть сцепленная в определённой форме и определённой последовательности солнечная энергия. И эту энергию мы поглощаем в виде продуктов питания. И усваивается она нами, в зависимости от формы собственного внутреннего сцепления. Ведь всё, чем мы питаемся, так или иначе, есть суть, сцепленная в различных формах солнечная энергия. Но для нашего желудка важно - в какой форме предстаёт агрегат этого сцепления. Так и для нашего разума крайне важно, в какой форме сцеплена та или иная мысль, в какой агрегат она воплощена. Он усвоит лишь ту форму, которая близка ему, которую наш разум способен переварить с помощью своих «ферментов». И как сама суть материи нам не доступна, а доступна лишь её форма, так и мысль как таковая, нами не познаваема в своей квинтэссенции, лишь только её форма, образ в которую эта мысль воплощается. И в этом смысле сакральная суть мысли, как имманентная суть нашего разумения, - аналогична самой материи, как имманентной сути феноменальной действительности.
Мы возвели себя в ранг повелителей и обозначили свой разум, его форму алгоритмов, как единственно возможную, как единственно истинную в своей законченности и безапелляционности. Но этим же разумом осознаём, что единственно возможного, как такового, - в природе вещей, быть - не может. Мы уверенны в своём разумении, мы уверенны в том, что мир может быть только трёхмерным, что он может быть только двух полярным, что всё, что мы способны обозревать в нём, это единственно возможное существующее мировоззрение, отражающее всю полноту мироздания. И это вполне закономерно. Законченность мира в себе на «трёх мерности», является как абсолютной истинностью, так и абсолютной нелепостью. Как собственно вообще всякая «законченность», олицетворяет собой и абсолютную реальность, и нелепость одновременно, в зависимости от угла зрения, от фокуса созерцания и осмысления. И здесь нет нужды в каких-либо практических доказательствах. Существование иных измерений, иных форм мироздания, а, в конечном счете, иных миров, - такая же необходимость, какую заключают в себе самой бесконечность и вечность. И такая же нелепость, которую заключает в себе возможность для нашего разума мировоззрения вне рамок пространственно-временного континуума. Мы без всяких доказательств точно знаем, что «законченность», как таковая, не возможна ни в одном из направлений. И не нуждаемся ни в каких доказательствах того, что все, что мы созерцаем вокруг себя, имеет свой конец, и что сама жизнь и бытие, как таковые, - конечны. Мы, с нашим «великим разумом», не в силах осознать такую, казалось бы, простую вещь. Наше движение в своём прогрессе, либо регрессе, будь то вперёд, или назад, будь то в глобальное расширение, или в локальное сужение, имеет значение только для нашего представления. Хотя где-то в глубинах подсознания осознаём, что для самой природы, для её сакрального существа, не имеет никакого значения, ни прогресс, ни регресс. Ведь для безграничного и безвременного пространства, мы вообще никуда не двигаемся. Мы не прогрессируем, ни регрессируем, ибо всё это лишь отражённая на зеркале нашего мировоззрения, игра локального характера, не оказывающая на глобальный мир никакого влияния.
Так, где же ложь, а где истина? Существуют такие уголки нашего сознания, где эти категории меняются местами, чаще, чем луна сменяет солнце. И есть такая глубина сознания, где они вообще перестают иметь какое-либо значение. Где воздух настолько разряжен, что задыхается даже ложь! А истина, с её живучестью, начинает кашлять. По большому счёту, в мире не существует незыблемых вещей. Даже вселенная, с её непостижимой объемлемостью, с её неисчерпаемой энергией, с её нескончаемым вселенским временем, когда-нибудь обязательно должна раствориться и превратиться в «ничто». Чтобы снова, как «птица Феникс», восстать из пепла. - И это её необходимость. Она должна сохранять свою «бесконечность», которая только и возможна, в глобальной цикличности становления и разрушения. Именно повторяемость, обеспечивает вечности, - вечность.
Как невыносимо тоскливо становится на душе, когда проникаешь в глубину бытия, в её «подземные коммуникации». И уж совершенно нестерпимо, когда проникаешь в сущность самого мира. Появляется чувство полной безнадёжности, и сомнения ко всему. Всё, чем ты жил до сих пор, - «Романтика», «Любовь», «Обещание», всё теряет свой смысл. Всё это становится какой-то игрой, не имеющей никакого значения. Ты ощущаешь, насколько бестолковы и мелки все твои желания. Твоя жизнь теряет радости, как дырявый мешок, теряет пирожки. С каждым шагом вглубь познания, этих «пирожков» становится всё меньше, они уже начали валиться чредой. Ты стараешься изо всех сил вернуть радостные минуты, но всё куда-то ушло. В тебе что-то умерло, что-то важное, по отношению к твоей жизни. Но как бы ты хотел? Ведь «сосуды твоего восприятия», - не резиновые. Ты наполняешь их «другим вином», заполняя их новыми конструкциями, новыми формами, а старые, неминуемо вытесняются.
Да, правы древние, говорившие, что познание преумножает скорбь. Я чувствую это на себе. Как ни стараюсь, наравне с мудростью проникновения в суть вещей, сохранить детскую весёлость и романтическую радость, ничего не получается. По-видимому, эти «вина» не смешиваются. Нельзя быть одновременно и «счастливым романтиком», и «мудрецом», копающимся в лабиринтах мироздания. Как не может оставаться «романтиком» патологоанатом, копающийся во внутренностях мёртвых. Он, неминуемо становится циником. А это первый шаг к атрофированнию всего романтического. Патологоанатомы ко всему этому привыкают. Ведь человек способен привыкнуть к чему угодно. Но привыкну ли я когда-нибудь к тому, что, копаясь в «анатомии мироздания», во мне постепенно умирает Надежда. Я смотрю в мир, уже совершенно другими глазами. Иллюзий, дающих пищу для надежды, всё меньше. В каком-то смысле, это напоминает то, как если бы смотря на человека, ты всегда видел его внутренности, его скелет, его мозг, и т. д. Эстетически, - не выносимое зрелище! А если мир, само мироздание, предстаёт пред твоим взором в подобном виде? Если пропадает иллюзия, эта «кожа мироздания», то с ней пропадает и радость жизни. Пропадают те ощущения, которые даёт «шелковистая кожа», когда ты поглаживаешь её. Только теперь ты начинаешь понимать истинную ценность иллюзии. И начинаешь ценить её, как нечто самое дорогое. Как хочется вернуть эту полную и благостную иллюзию. Как хочется снова посмотреть в мир, глазами ребёнка.
Как? Ты жаждешь обмана? Ты жаждешь лжи? Тебе ненавистна правда мира?! Истина, = слишком тяжела для тебя? Да. Не каждые плечи способны нести эту ношу. Многих, она раздавила своею тяжестью. Опасайся взваливать на себя непомерный груз истинности. Если хочешь сохранить душевное здоровье, и душевную радость жизни, сохрани хоть часть иллюзии в своём сердце. Редкий совет с моей стороны. Подумай, как следует, прежде чем ступать на эту дорогу. Нужна ли тебе истина? Ведь ложь, иллюзия - прекраснее, с ней в сердце легко, она не давит. Истина же напротив, угнетает и забирает силы. Ложь даёт надежду, - истина её отнимает. Разберись, чего ты хочешь на самом деле? Может быть всё-таки немного истины, немного иллюзии, немного света, немного тьмы, немного огня, немного воды? И круг замыкается на нашей внутренней сущности, где всегда немного огня, немного воды, где живёт синтез этих непримиримых стихий.
«Вперёд мой друг, ведь сказано не зря,
лишь тонкость мысли радовать должна тебя!..»
Материя природных сил
Как невозможно вычерпать бездонный колодец, как невозможно постичь всю глубину мироздания, так нет никакой возможности для человека, познать до конца свой разум. Что же нас заставляет после осознания невозможности достижения цели, достижения абсолютной истины в последней инстанции, не сходить с пути и продолжать идти в этом направлении, невзирая на разочарования, неминуемо уготованные здесь? Я думаю, что эта главная особенность нашего существа, прорастает в нас, как необходимый имманентный парадокс, присущий всему сущему в действительности. Одна из его главных особенностей олицетворяется отсутствием всякой возможности остановиться, в невозможности для мира действительности достижения своей сакральной цели, = приведения всего, и вся к абсолютному порядку, к абсолютному балансу сил. Ведь это именно то, к чему стремится действительность, и всё, что её наполняет. И эта фатальная невозможность заложена самой природой действительного бытия. Ведь это бытие только и существует благодаря отсутствию в нём, такой возможности. Будь у него такая возможность, и оно давным-давно пришло бы к этому великому и недостижимому коллапсу. И тем самым обрело бы свой покой, свою нирвану, где не пробежит ветерок и не колыхнётся лепесток, где безмятежность и забвение исключает собой существование всякой действительности.
И так. Убеждённость старых мыслителей в том, что материя для своего движения, якобы нуждается в неких природных силах, ныне исчерпала себя. Старые идеи, при всей своей совершенной идеальной глубине, на фоне современного мышления кажутся недостаточно проницательными. Эти мыслители полагали, что существуют две отдельные стихии, что есть материя, и есть природные силы, которые толкают материю, заставляя её трансформироваться, и видоизменятся. Что по логике вещей предполагает, будто не толкай они её, она бы оставалась неподвижной. Я позволю себе высказать на этот счёт, свои соображения. Я считаю, что материя не нуждается в посторонних толчках. Она сама - суть движение, ибо сама - суть действительность. А то, что называли и называют природными силами, есть лишь вопрос тонкости или грубости одной и той же материи, состояние её относительной инертности либо агрессивности. И наши отнесения одной и той же материи к различным категориям, происходят на основании тонкости или грубости этого состояния, которое, в одном случае, представляет относительную «инертность» (всегда присущую относительно грубой форме), в другом случае, относительную «мобильность и агрессивность» (как правило, присущую относительно тонкой форме). Взаимодействие различных форм одной и той же материи вызывает иллюзорное впечатление различности субстанций. Но именно эта разница состояний, собственно и порождает движение, воплощённое в нашем органоиде, в его «тонких трансмиссионных ганглиях», во всякое стремление. Именно на противостоянии, непримиримой разности состояний одной и той же материи, основывается та «разность потенциалов», которая заставляет всё двигаться, и порождает всякое стремление. Неся в себе - всю суть глобальной действительности. Материя - суть движение, движение – суть материя. И отсутствие движения в пространстве, подразумевало бы отсутствие материи, как таковой.
Далее. При более широком осмыслении, здесь просматривается явная сущностная связь между материей, пространством и временем. Время, не имеет остановок потому, что не имеет такой возможности сама материя. Время и пространство, как стихии, определяющие не только всякую форму, но и всякую субстанцию, как некие противоположные стороны всякого единого сущего, определяющие своим синтезом это сущее, сами по себе – без сущностны. Как время, так и пространство, - бесконечны в обе стороны от наблюдателя, но сходятся в нашем разуме в некий зенит, точку сферического бытия, и в своём синтезе образуют «существенное». И наконец, материя и пространство. – Одно, вытекает из другого, продуцируя в нашем представлении, - время. Материю мы обнаруживаем только в пространстве. Пространство же, можем ощущать только благодаря существованию материи. Синтез пространства и времени даёт нам нашу действительность, сущностная основа которой, есть - материя.
Так вот, именно эта особенность нашей сущности, которую мы имеем по наследству от сущностной особенности материального вообще, (невозможность остановиться), и является тем «генератором» нашего стремления, и нашего желания. «perpetu mobile», это не теоретический нонсенс, это - суть мироздания. И в этом вечном движении, не имеющем никакой возможности остановится, - всё. = Вся наша действительная реальность. Рассеивание и концентрирование, становление и разрушение, действие и противодействие, агрессивность и инертность, и т. д. Движение на всех уровнях, такое разное, но всегда сущностное, всегда материальное. И когда нам кажется, что что-то остановилось, замерло, то это значит лишь то, что мы не в силах заметить движения, оно вне наших возможностей, ибо наша сенсорика ограничена. Когда мы обнаружим действительно что-то неподвижное, (хотя уже здесь противоречие, = действительно, и неподвижно), это будет означать, что мы обнаружили «антиматерию», а значит «антимир». Но это уже будет за рамками нашего восприятия и осмысления. Ибо наш разум никогда не осмыслит то, что вне его мира, вне его сущности. Его мир – материя. И он способен функционировать только в этой области. Его суть – движение, он воплощение этого движения. За границами этого движения, кончится и его осмысление.
Но когда проникаешь достаточно глубоко в сущность явлений, в природу существующего, когда удаётся, хотя бы на время абстрагироваться от устоев общего мировоззрения, тогда начинаешь открывать совершенно новый мир. - Мир свободный от всякого стоицизма, и даже от присущей твоему разуму «логики рационального», и тебе начинают открываться такие истины, которые обжигают твою душу холодом «абсолютного ноля». Ибо эти истины, во всей своей наготе и первозданности, так же враждебны твоей сущности, как холод Южного полюса.
Здесь мир останавливается. Всякая действительность перестаёт иметь смысл. Всякое движение превращается в полную безмятежность. И ты стоишь пред бесконечной пустыней, где нет ни прошлого, ни будущего, а настоящее существует лишь как «чёрная дыра». Причём, именно это настоящее - существует вечно.
Дуализм сущего
Двойственность мира, его «полярность» - абсолютна во всём. «Полярность», как необходимый и вездесущий «динамический нонсенс», своего рода «коллапс противостояния». Вне этого «коллапса», нет ничего. «Сущее» не существует без внутренней войны, без внутреннего сопротивления, без внутреннего напряжения. Единство противоположностей, противоборство, как необходимый залог всякой действительности, и всякого существования вообще. Всякая вещь феноменального мира для нас, оказывается существующей, только если в ней существуют достойные противоборствующие силы. Где внутренняя война, не останавливается ни на секунду. Без равных соперников внутри, - не существует «Целого».
Условно говоря, наше тело разделено, как физически, так и метафизически, на два непримиримых лагеря. Наш мозг анатомически разделён на две половины. И потому наше мировоззрение, наша ментальность, наше грубое и тонкое разумение, вся наша психофизика, так же делится на два лагеря. И весь воспринимаемый нами мир в целом, и каждая его деталь, всегда имеет две равнозначные стороны.
«Два берега разных,
У всякой реки…»
Вы говорите, что война - не естественна? Что мир стремится к миру? Что война — это фатальное нарушение природы? Мир может, и должен существовать без войны? Как же силён в вас инстинкт самосохранения, что вы не хотите видеть очевидное. Если даже сущее, как таковое, не могло бы существовать в действительности, без внутреннего напряжения, без абсолютно необходимого креатива войны в себе. Наша психофизика, есть самое явное, а значит самое наглядное явление, подтверждающее выше изложенный тезис. Двойственность нашей натуры, - с одной стороны «животные инстинкты», - с другой «разум», с его «моральным апологетом естественности». Двойственность нашего разумения в целом, - с одной стороны «интуитивное», с другой «рациональное». Раздвоенность более мелких «ганглий» разумения и воззрения. Это можно продолжать бесконечно. И эта сущностная внутренняя раздвоенность нашего органоида, отражается на внешнем мире, налагая на всё и вся печать раздвоенности и непримиримости сторон. Всё наше мышление прорастает этими антиномиями. Эмпирические, созерцательные, императивные, и категорические конструкции нашего мышления, всегда содержат два противоположения в себе. Как я отмечал выше, как только мы что-то воспринимаем, в нём тут же появляется противоречие, вещь тут же начинает делиться. А главное всё, что попадает в наше поле зрения, все, на чём мы концентрируем своё внимание, всё, что мы можем идентифицировать как объект познания, как на пути прогрессивного исследования, так и на пути регрессивного, - делиться, - до бесконечности. Как делится в нашем разуме пространство, (сзади и спереди, слева и справа, сверху и снизу), как делится время, (прошлое и будущее), так и всякие субстанции, порождаемые синтезом пространственно-временного континуума, непременно делятся на две части, словно отражаясь в наших, поставленных под разными углами, зеркалах осознанности. А всякое «разделённое» тут же вступает в конфликт, - в противоречие, которого не было, пока мы не разорвали мир на две части. И по большому счёту, дело здесь не в самом мире, но в «системе зеркал» нашего сознания. Мир сам в себе – неделим. Ибо его самого в себе, как некой данности – не существует. Его суть – неопределённость и нейтральность. В нём, самом по себе, - нет никакой действительности, а значит, нет и никакой существенности. Мир таков, каким мы его представляем. И в своей самой сокровенной сути, где-то явно, где-то латентно или завуалировано, но он всегда воинственен именно потому, что воинственно наше существо, наш органоид, выстраивающий внешний мир в соответствии своим возможностям, адекватно своей сакральной природе. И фатальная и необходимая суть «сущего» – противостояние во всех, без исключения плоскостях, на всех без исключения уровнях, есть отражённая и воплощённая в реальную действительность парадигма нашей внутренней парадоксальной существенности.
И даже мораль как таковая, выступающая всегда против войны, возникла в результате раздвоения нашей внутренней сути на два достойных друг друга, противника. И у каждой из раздвоенных частей, мораль - своя. И эта неоднозначность морали, проецируется вовне, на всю внешнюю эмпирическую реальность. И так же как наша внутренняя мораль всегда на стороне одного из противников нашей раздвоенной души, так и своя мораль у каждой из противоборствующих армий, идущая, как правило, вразрез с моралью противника. При желании, оправдать можно почти любые действия, как и придать ореол благородности почти чему угодно.
Всякая «Сила» нашего мира, созревшая и набравшая в себя достаточный потенциал, неминуемо станет искать себе врага во вне, параллельно раздваиваясь внутри себя, создавая так же внутреннего врага. В противном случае у неё не будет мотивов и оснований, сохранятся как «Сила». «Сила», для того, чтобы ей существовать, и уж тем более расти, необходимо должна чем-то мотивироваться, - должна существовать необходимость, для её существования.
В нашем мире бесконечно много вещей перестаёт быть «сущностью», даже не начав свой путь. Мы не в состоянии их идентифицировать, и, конечно же, просто не замечаем. Мы можем их лишь подразумевать гипотетически. Мы не в состоянии их заметить, ибо мы воспринимаем только те вещи, которые достойны к существованию в нашей действительности. Те, в которых с самого их начала, присутствует борьба. Ведь наш разум, имея в себе аналогичный внутренний порядок, ту же генетику внутреннего противостояния, соответственно и замечать способен, только подобные ему вещи. «Форма», не содержащая в себе противостояния, не будет иметь силы для существования, вообще. Да она собственно, и формой то стать - не может. Представьте себе существование вещи без внутреннего противоборства. За счёт чего она могла бы существовать? Какова могла бы быть причина для существования такой вещи? В чём могла бы зиждется мотивация для её бытия? «Самодостаточность» подразумевает внутреннее сопротивление, - некое напряжение сил внутри субстанции. Не имеющий такового, исчезнет как «форма» из нашего поля зрения, из нашей действительности. Субстанция, не сформировавшая в себе внутренний паритет сил, растворяется в безвременье и превращается для нашего воззрения в пустоту.
Трансформации материального
Если попытаться сделать нечто абсурдное и невероятное, а именно абстрагироваться насколько это возможно от парадигмы иерархичности природы, и посмотреть на мир взглядом самого мира, то в нём останутся только «Грубое» и «Тонкое». Где «грубое» нисколько не важнее «тонкого», как и «тонкое» нисколько не главнее «грубого». И где у каждого своя независимая плоскость существования, со своими недостатками по отношению к противнику, и своими преимуществами по отношению к нему же, но всегда лишь с точки зрения оценивающего и заинтересованного в категориях, наблюдателя. Ведь всё, что мы наблюдаем во вне, в природе и мире, всё это состояние одной и той же материи, - энергии, сцепленной в различных формах пребывания. И «тонкость», (с соответствующей этой тонкости, агрессивности), и «грубость», (с соответствующей этой грубости, инертности), вопрос лишь формы сцепления, но никак не сущности, и всегда только лишь по отношению к нам, наблюдателям.
Для самой природы вещей, как известно, не существует ни «главного», ни «второстепенного», ни «низа», ни «верха». И все наши оценки, как феноменального, эстетического, так и морального характера, всё те же оценки объекта познания, - субъектом, и необходимо вбирают в себя принципы присущие форме пребывания оценивающего субъекта, трансцендентальной форме его ноумена. Мы, в силу собственного состояния, необходимо вынуждены смотреть на всё и вся, с точки зрения этого состояния. И та вездесущая и повсеместная иерархичность мира, вытекает как необходимая, для оценивающего разума, непреодолимая потребность.
Личность всегда жаждет двух вещей. – Возвыситься, и познать себя. Но как ей это сделать, как только не сравнивая себя со внешним? Как почувствовать себя, как только не на контрасте? Как возвыситься, не зная и не имея «низа»? Куда стремится, не видя, и не распознавая перспективы?
Каковы же преимущества и недостатки, (условно говоря), имеют по отношению друг к другу относительно «грубые», и относительно «тонкие» формы сцепления? Если посмотреть в мир феноменов исследовательским взором, и обозначить некие условные полюса «грубости» и «тонкости», и сравнить, взять к примеру, с одной стороны условного представителя «грубой формы материи» - камень, и «тонкой формы» - фотон, то их преимущества и недостатки будут совершенно относительны, и не в коей мере не будут нести в себе никакой абсолютной иерархической истинной абсолютности. Первая форма - инертна, жёстко сцеплена, медлительна в своём движении, и тем самым, долговечна в сохранении собственной формы. Вторая же, более мобильна, стремительна, агрессивна и гибка, и тем самым, менее долговечна. И вот что характерно. Существование этих противостоящих форм в пространственно-временном континууме, протекает в различных фатумах. Они существуют в разных мирах, и не встречаются никогда. И только наш ноумен, соединяет их в едином пространстве и времени. Наш разум втискивает в мир всё и вся, что только способен вообще, видеть, слышать, чувствовать и оценивать. Он объединяет и смешивает всё, что попадает в его поле зрения. Он разделяет и классифицирует, раскладывает по категориям все вещи, их принципы, которые сам же и создаёт, и которые не существуют в практике мира в себе. Ему необходима иерархия мира. Он не может существовать в ином контексте.
Для нашего впечатления и разумения «тонкая материя» впитывается «грубой». «Грубая» трансформируется в «тонкую». И по большому счёту, в природе всё течёт и меняется без всякого главенствования, без всякой иерархии. И как «тонкая материя» утончается до бесконечности, выходя за рамки нашего восприятия и даже осмысливания, так и «грубая» форма, «грубеет до бесконечности», превращаясь в нечто не доступное нам. Нам известна, (а по большому счёту неизвестна), лишь наиболее грубая форма для возможностей нашей осмысленности, в виде гипотетической «Чёрной дыры», как наиболее «грубой» формы существующей материальности, как некоего объекта за пределами наших чувств, как нечто существующего только в нашем разуме в виде трансцендентального опыта, и представляющегося нам, самой доступной (и в тоже время недоступной), некоей пограничной для нашего восприятия, формой.
Мы, люди, как некая определённая в себе «форма материи», с определённой тонкостью, и определённой грубостью, не являем собой вершину мироздания. Наше «царское повеление», в отношении более «грубых» форм, (впрочем, как и в отношении более «тонких» форм материи), лишь суть - «само-возвеличивание», не имеющее под собой, почти никаких оснований. Наше превосходство над ними, – суть наша иллюзия. Мы как тот майор, который чувствует себя верхушкой командования, находясь в своём подразделении, вершит свой произвол. Но стоит выйти из него, и обязательно найдётся тот, кто будет повелевать им. Мы разделяем и властвуем только в собственных критериях и оценках. Мы, в сути своей, лишь «форма материи определённой тонкости» и «определённой грубости». И вполне естественно, взирая в обе стороны от себя, видим, как более «грубую», так и более «тонкую» относительно себя, форму материи. И чем тоньше наша общая внутренняя структурность, тем больше для нас в мире будет «грубого», и инертного. Ведь всюду, во всех без исключения плоскостях, царствует – относительность.
Вся наша произвольность, (то, что мы называем свободой, в самом широком смысле слова), обеспечивается именно самой «тонкой составляющей» нашего субъекта, - «ноуменом». Ведь именно тонкость, а значит гибкость материи, является «эквивалентом свободы», как таковой. Ведь чем тоньше материя, тем она мобильнее. А мобильность, как в физическом, так и в трансцендентальном смысле, и есть воплощённый лейтмотив свободы. Наше преимущество перед более «грубыми» формами материи, именно в гибкости и мобильности, то есть, в наличии большей свободы. А недостаток, естественно, в скоротечности, и недолговечности нашей формы, в пространстве и времени. Но является ли первое преимуществом, а второе недостатком, с точки зрения метафизики? С точки зрения отсутствия «полной свободы», и отсутствия «общего для всех времени»?
Если бы в мире «самом в себе», было хоть какое-то становление, то у мира должен быть определённый «конец», как и необходимо должно быть «начало», как непременные условия всякого становления. Ведь без этих «полюсов», всякое становление теряет свой смысл.
Скажите на милость, как вообще, может быть становление там, где ничего не появляется, и ничего не исчезает? То, что мы оцениваем, как становление, на самом деле является простым изменением форм, трактующееся нашим спекулятивным по своей природе, разумом, как некое совершенствование. И становлением всё это, и совершенствованием, является лишь в нашем, ограниченном своим «пространственно-временным синтезом», разуме.
То, что в нашем разумении встаёт так ясно, почти неоспоримо, как становление, на самом деле является фикцией. «Прогресс», как и «регресс», правомерны только по отношению к ограниченному промежутку времени, который порождает действительная природа нашего разумения. Прогресс и регресс вообще, - так же абсурдны, как существование «низа и верха» вообще. И в этом смысле становление мира вообще, - абсолютная фикция. Но становление формы, в определённом нашим разумом промежутке времени, с последующим неминуемым распадом, - реальность. Только в рамках нашего пространственно–временного разума, только в рамках нашей действительности, возможно, какое-либо становление. Для природы совершенно всё равно, в какой стадии находится её объект, в стадии ли прогресса, или регресса. Для неё вообще не существует этих категорий, как не существует и иных других.
И вы поймёте всё это тогда, когда, проникнув в суть мироздания, осознаете по-настоящему, что такие критерии нашего осмысления как «высшее» и «низшее», «верх» и «низ», «прошлое» и «будущее», «живое» и неживое» наконец, отталкиваются друг от друга, и в тоже время стремятся друг к другу, подобно планетам космоса. Они, в нашем разуме, подобно сталагмитам и сталактитам в пещере, стремятся друг к другу, отсчитывая веками капли летящие сверху вниз, но им никогда не слиться в «сталагнаты», пока жив, пока существует разум, пока он функционирует. И обязательно сольются в нечто единое, когда ваш мозг, с его синтезированным коллапсирующим разумением, исчезнет. В мире не останется ничего противостоящего друг другу, ни «высшего» ни «низшего», ни «живого» ни «мёртвого», ни «прошлого» ни «будущего», - лишь незыблемость и полная фатальность пустоты.
Невинность мира и всего того, что в нём происходит, осознаётся только тогда, когда ты начинаешь понимать, что все твои поступки продиктованы, с одной стороны; необходимостью обстоятельств, с другой; твоей неизменной и в сакральном корне своём, не свободной сущностью. Что борьба в тебе, непримиримая борьба «грубого» (инертного) и «тонкого» (агрессивного), борьба мотивов «инстинкта» и «разума», определяет всё твоё воззрение и поведение, от самых незначительных поступков, до тех, что переворачивают подчас, мир социума вверх дном. И В этой борьбе, твоему гипотетическому «Я», по большому счёту, отведена роль «приказчика», или, по крайней мере «наблюдателя». - «Зрителя», сидящего даже не в первом ряду. И когда ты осмыслишь всю фатальность этого положения, тогда для тебя откроется, что все твои решения и поступки, это результат победы того или иного мотива, - победы сильнейшего, где роль твоего «Я», сводится лишь к фиксированию, почти к нолю, как бы это ни было неприятно констатировать. Ведь по большому счёту, никакой свободной воли - не существует. Свободы, в своей абсолютной категории, быть - не может. Есть лишь иллюзия свободы, дающая нам возможность самой жизни, нашего бытия в действительности, средь вещей полярного мира, между «инертных скал», и «сверх мобильных фотонов».
Подобен книге.
«Подобно книге сокровенный мир,
лежит на полке молча, тихо.
Он первым редко говорит,
И если говорит, то очень сухо.
Как глубочайший фолиант,
его обложка - неприметна,
его присутствие едва заметно,
ему не нужен украшенья бант.
Нарядом ярким привлекает пошлость.
Смотрите! - Книга разноцветная лежит!
Навязчивость в ней и угодность,
своей доступностью манит.
Как проститутка у дороги,
своим нарядом привлекает похоть,
кому трудиться головою лень,
кто смотрит в книгу – видит фигу.
Мир сокровенный говорит лишь с тем,
кто, невзирая на неброскую обложку,
на труд извилин уповает, и на сплин
открыть стремится новый мир
Кто в каждой вещи ценит глубину,
Назойливую пошлость отгоняет, как-нибудь.
Мир говорит с ним языком идей,
в них образы божественного откровения,
открылась истина! - Ты чувствуешь, что рядом с ней,
ступая в такт божественного провидения,
всегда идет какой-нибудь злодей,
Герольдом правды машет, - лживый чародей…
Подобно книге, сокровенный мир,
лежит на полке, молча, тихо.
Раскрой же книгу, и она заговорит,
но диалект её, звучать он всё же будет сухо.
И краска горькая великих истин,
окрасит с ног до головы,
плоды смоковниц с потолка повиснут,
увидишь ясно ты значение борьбы.
Своей невинностью война любая,
твоим глазам откроет новый путь,
жестокостью своею соблазняя,
Мир светлый - сокровенную рисует суть…»
Каннибализм разума
Ты непременно хочешь собрать побольше истин? Словно грибник, ты ходишь по лесу мироздания, и собираешь «Грибы – истины». Выискивая их под «листвой обыденности», под «корягами привычки». Чем скрытнее лежала истина, тем большее удовлетворение ты получаешь, - охотник за грибами. Ты даже не представляешь, как один «гриб», похож на другой. Тебе они кажутся, такими разными. Как всякие грибы леса, приобретая различную форму, в сути своей, имеют идентичную споровую основу, так и истины, имея различную форму в нашем представлении, в сути своей, - одно. И как всякие грибы, истины не так безобидны, как кажутся на первый взгляд, и даже совсем не безобидны. В одних больше яда, в других меньше, но совсем без яда, истин - не бывает.
Порой нам кажется, что мы нашли совершенно отличный от других «гриб», но надрезав ножку, понимаем, что всё одно. Мы находим, казалось бы, совершенно самостоятельную, объективную и отличную от других истину, но через некоторое время вдруг осознаём, что её генетика, её суть - та же, что и у предыдущей. И что она отличается лишь формой, но никак не содержанием. И вот это содержание определяет только наш «разум». И как всякий предмет мира есть его отражение, так и всякая истина есть его собственная дефиниция. Ведь как вся действительная феноменальная реальность, с её бесчисленными предметами, это результат некоей экспансии твоего ноумена во вне, в виде некоей «синтетической волны», волны «искривлённой» на определённый лад после столкновения с внешними объектами, волны отражённой этими объектами, и вернувшейся обратно в виде зашифрованного алгоритма определённой формативности, так и всякая трансцендентная истинность твоего осмысления, есть лишь впечатление твоего оценочного разумения, относительно экспансируемых и возвращающихся волн твоей осознанности, но лишь на полях сверх тонкого астрального мира той же действительности.
Наша реальная действительность, это некое «дитя», зачатое от «совокупления» твоей внутренней сути - с внешней, более фундаментальной сутью бытия. И не только истина, как нечто законченное в своей форме, но и всякая иная форма нашего сознания, есть суть формодинамика нашего разума, с его экспансией во вне собственной волны, оплодотворённой уже устоявшейся в нём же самом, и лишь накладываемой на вне, укоренившейся грубой действительностью, так называемой внешней феноменальной реальностью. Реальностью, которая по большому счёту, есть лишь «окаменелая форма нашего прошлого архаического представления». «Действительность», со всей своей реальностью, подобна вековому древу, выкладывающему свои кольца, и покрывающемуся фундаментальностью коры, предстаёт нашему взору, как непреложная истинность реальности внешней действительности. Сталкиваясь с которой, каждую следующую секунду, наше тонкое мышление, оплодотворяется, и вместе с тем прикрепляется очередным кольцом, к этой длинной цепочке представлений. Синтез «внутреннего» с «внешним», а по большому счёту, синтез «грубого» - укоренившегося, с тонким - мобильным, гибким и уязвимым – вот, что есть в сути своей, всякая реальная действительность. Зачатая в совокуплении, и взаимно оплодотворении, она развивается как всякое «дитя», самостоятельно, являя нам свою неоспоримую истинную реальность.
Наш разум, - разум абстрагированных идей, подобно кошке без конца рожает истины. Он рожает эти «формы своего разумения», чтобы кормить ими себя же. Эти «дети», как некий плод сношения нашего разума с «внешней действительной реальностью», а по сути, плод сношения разума с собственным искривлённым отражением, - кормят его. Он словно «каннибал», пожирает своих же «детей», получая истинное удовлетворение, лишь от этого процесса. Его «каннибальская сущность», это его естество. От других «блюд», необходимо выставляемых на общий стол его представления, восприятия и впечатления, он дряхлеет. Да! Ему иногда кажется, что он может питаться и чужими «истинами», что он только этим и занимается. Но на самом деле, его «желудок» способен по-настоящему усваивать только собственные истины. «Ферменты его желудка», способны к усвоению только близких форм сочетания. Всякого рода «суррогаты», это не то, что может сделать его по-настоящему сильным. Лишь собственное «мясо», делает его мощным, даёт ему рост и крепость. Такова природа нашего разума.
Мы, те, кто относительно отдалены от общей людской осмысленности, до поры до времени, пока наш разум не созрел, питаемся как все остальные чужими мыслями, суррогатами, словно «детским питанием». Но приходит время, и это «блюдо» становится для нас слишком пресным. Что ещё может удовлетворить наш «голодный разум», как ни «собственное мясо», «мясо собственных детей - мыслей»? Перейдя на эту пищу, мы всё меньше и меньше нуждаемся в суррогатных разносолах обыденности. И, в конце концов, мы уже не можем «есть» ничего кроме «собственных детей», «собственных мыслей», «собственных истин».
Но абсолютное большинство людей, так всю жизнь и питается чужими мыслями, и чужими идеями. Зациклившись на них, они останавливаются в своём развитии. Они не знают вкуса собственных мыслей, собственных идей. Я ни в коей мере не упрекаю их за это. Ведь это их природа, и с этим ничего нельзя поделать. Они даже гордятся этим, ведь, по крайней мере, как им кажется, то есть, они сохраняют в себе силу той иллюзии, что они не стали «каннибалами» в своей сути. Что их разум, питается чем-то посторонним. - Блаженные! Они думают, что, не питаясь «собственным мясом», но питаясь «мясом соплеменников», они не являются «каннибалами»?
Но дело в том, что и мы также живём в собственных недоразумениях. Ибо тот, кто считает, что питается только своими мыслями, так же культивирует в себе иллюзию. Иллюзию того, что это только его мысли, не спровоцированные и не навеянные никем и ничем из вне. Что он их рожает сам, даже не будучи оплодотворённым, без постороннего вмешательства. «Дети – истины» - сами из себя. - Эдакий «метафизический партеногенез».
Способность разума
Осознал ли ты, способен ли ты осознать великую фатальность мира, его незыблемую абсолютную безответственность. Его могущественное размеренное движение, подобное широчайшей реке. Не взирая ни на что, ни на помехи, ни на водовороты, она медленно течет, перекатывая разнообразные камни, и несёт в себе всё, что только способен вообразить ищущий разум.
Осознал ли ты своё место в этом мире? Осознаёшь ли своё ничтожество, когда смотришь широко, в масштабе бескрайнего космоса? Осознаёшь ли в полной мере свою мощь, когда твой взор устремлён в «узость мира», в микромир? Понимаешь ли, что единственно возможный, и единственно существующий центр мира, это твой взор, твой маленький, и в то же время безграничный разум.
Что способен узреть твой глаз? Что способен узреть твой внутренний взор? Способен ли твой разум переварить всё то, что воспринимает твой взор? Только лишь малую часть? Он начинает ворчать и кашлять, говоря при этом: Куда столько…, я не осилю! Я не в состоянии всё это переварить. Отплёвываясь, он, в конце концов, отворачивается. «Аппетит его воззрения» прямо пропорционален его способностям. А когда ему в «глотку» начинают запихивать то, что он не в состоянии переварить, не в силах воспринять, он выплюнет и скажет: Мне это не нужно! Или даже так: Кому это вообще нужно? И это вполне естественно. Ведь каждый разум, невзирая на свои способности, всегда точно знает, что для него интересно, а что нет. Всегда считает себя последней инстанцией в оценке всего мелкого и всего глобального, всего грубого и всего тонкого. Всегда считает себя последней инстанцией в оценке «полезности», или «бесполезности» того, или иного. И это вполне правомерно, ведь он судит только по отношению к себе, ему интересно только то, что он способен переварить. И в этом смысле наш разум, похож на наш желудок, который диктует нам, наши кулинарные вкусы. Наш разум, его «оценивающая ганглия», диктует нам вкусы нашего воззрения, формирует наши желания, в зависимости от потенциального удовлетворения. Способности нашего разума переваривать, определяют не только наши пристрастия и наши интересы, но и всю картину мира, всю его пошлость, величие, и истинность. Ведь нам интересно только то, что мы способны усвоить. Мир наших оценок, это единственно существующий для нас мир. Мир всегда прекрасен для нас, когда мы в состоянии его воспринять и оценить, и становиться сверх безобразным, когда мы не в состоянии этого сделать.
Физиология существенности
Ещё более углубляясь в физиологию разумения, как всякого иного процесса, хочу продолжить эту параллель. Способность переваривать пищу, зависит от наличия определённых «ферментов» в организме, которые производятся «секреторной функцией». Работа же, секреторной функции, то есть продуцирование и выделение необходимой определённой группы ферментов, зависит напрямую от того, какая пища поступает в организм. Здесь одно, - формирует и определяет другое, которое, в свою очередь, зависит от первого. То есть способность переваривать определённую пищу, зависит от способности выделения ферментов, а выделение ферментов, в свою очередь, зависит от поступающей в организм определённой пищи. Круг замыкается. - Взаимопровокация.
И вот к чему собственно, я. Дело в том, что это самая наглядная схема механизма формирования всякого восприятия, вообще. В этом механизме скрывается креативная причина нашего взаимоотношения с внешним миром. Этот механизм определяет взаимодействия во всяком синтезе формирующем, как отдельные составляющие внешней феноменальной действительности, как саморегулирующие системы и организмы внутренней действительности, так и нейрофизические процессы головного мозга, и вытекающие из этого механизма трансцендентальные образы сознания, как воплощения самого «тонкого метаболизма нашей реальной действительности». Ведь эти механизмы присущи как чисто физиологическим процессам, происходящим в желудке, так и процессам, происходящим в нашем разуме, инстинктивного, рационального, и трансцендентального и идеального планов.
Эти механизмы питают древние корни, имеющие главной своей целью приспособляемость к внешним условиям. Как наш желудок питается внешней пищей, так и наш разум нуждается в определённой пище из вне, которая, в свою очередь, формирует его вкусы и пристрастия. - То, что я назвал простым взаимовлиянием. Как развитие способностей желудка, зависят от поступающей пищи, так и развитие разума, так же, зависит от того, какими «продуктами» вы его кормите. Желудок и разум. У них разные «рты», и разные формы функционирования, но сущность их сакральных механизмов, - аналогична.
Скажу несколько слов о взаимодействии нашего разума и желудка. О том, что наша мысль, в своей глубинной трансцендентной метафизике, немало зависит от пищи, потребляемой нашим желудком. Ведь если форма мысли, её острота, её гармония, это отражение формы нашей внутренней организации, то её энергия, это трансформированная субстанциональность той материальности, которая приносится в нас с поступающей через желудок пищей. И «субстанция мысли», зависит как от физической пищи, перевариваемой нашим желудком, так и от трансцендентного влияния нашего разума на работу желудка. Продукты, поступающие в наш организм, проходят колоссальный путь трансформации и преобразования, начиная с пережевывания, переваривания в желудке, они обрабатываются ферментами, всё время на своём пути, получая новую форму, в конце концов, поступают в каждую клеточку нашего организма. Где как на фабрике, преобразовываются в самую тонкую форму материи, в электромагнитные импульсы, - токи мизерной величины. Затем эти токи, вливаясь в «общую реку внутреннего энерготока», наконец, конденсируются в нашем мозге, приобретая уже законченную форму разумения, самую тонкую и самую упорядоченную и организованную из всех форм, присущих нашей действительности. Они воплощаются в продукт, называемый нами мыслью, которая экспансируется вовне, создавая и меняя внешнюю реальность бытия. И в этом смысле, именно в нашем желудке, начинает своё рождение всякая мысль.
Но что самое интересное, как я уже отмечал, существует не только взаимозависимость, но и взаимовлияние между работой нашего разума, и работой нашего желудка. Наш разум развиваясь, и приобретая новые свойства, (в развитии которого не последнюю роль играет желудок), посылает флюиды нашему желудку, меняя тем самым, его вкусы и пристрастия. Желудок, через целый комплекс посредников, выдавая более качественную продукцию, заставляет мозг ещё более интенсивно развиваться. Это взаимовлияние, повторюсь, отражение всякого взаимодействия в мире, порождающего восприятие, как таковое. Вот такая физиология. Всякое влияние, - есть суть взаимовлияние. Всякое становление, - есть суть взаимостановление.
Наш организм, - это слепок с мира. Чтобы понять, как происходят те или иные процессы в природе, достаточно внимательно посмотреть в себя. Там ты найдёшь всё, что тебе для этого нужно. Всё, что ты найдёшь в себе, ты найдёшь и в окружающем мире. И наоборот. Всякая «конструкция» внешнего мира, и главные принципы всякой «саморегулирующейся системы», (если посмотреть на них непредвзято, а главное глубоко), будет непременно походить на наши внутренние механизмы и внутренние принципы. Отличаясь лишь своими феноменальными индивидуальными формами. Ведь все оценки, оценки принципов и механизмов, это всеобъемлющая и неистребимая способность нашего разума, видеть то, что он хочет видеть. Он всегда находит то, что желает найти.
Посмотрите непредвзятым взглядом на то, что мы делаем, что создаём и изобретаем. Нам кажется, что мы делаем что-то новое. Но всё это не выходит за рамки общих природных принципов и механизмов, присущих как нашему организму, так и миру в целом. «Машины», - (дополнительные «органы для тела», как продолжение и усиление наших возможностей). «Политические партии, государства», - (системы, в сути своей, повторяющие устройство как нашего, так и всякого организма). «Меж клановые баталии», - (как отражение внутренней борьбы во всякой системе). «Искусство», - (как чистое отражение нашей души). И т. д. и т. п. Всё, в своей сущности, повторяет уже существующие принципы, одно копирует другое, находя своё отличие лишь в форме, объёме и скорости.
Ну а последние изобретения электроники, как дополнения к нашему разуму, пролонгация увеличения его возможностей. - В сути своей, новые искусственно созданные «ганглии» для нашего мозга. Я имею в виду, конечно же, компьютер. Это вообще отдельная история. Его механизмы, его свойства, подошли так близко к функциональным особенностям нашего мозга, к принципам и формам его функционирования, что подчас создаётся обманчивое впечатление, будто он копирует и полностью повторяет работу разума. И пусть, на самом деле, его возможности ещё слишком далеки от возможностей нашего формирующегося веками «процессора», но его принципы аналогичны процессам, протекающим в нашем мозге. И даже «сущностный фундаментальный материал» для его функционирования - один – электротоки малой величины, с их безграничными возможностями собственного форматирования, и соответствующей этой формативности, бесконечно возможной информативной кодированной содержательности. Здесь нет лишь, присущего нашему разуму произвола, и свободы выбора, как некоей изначальности, некоей самопроизвольности, являющейся в нашем представлении главным пантеоном жизненности, как таковой. - Всего того, что по большому счёту, является нашей же иллюзией, и составляет главную основу веры в жизнь, как в нечто выходящее за рамки всего существенного, всего существующего вне нас в мире реальной действительности, и стоящего над всем мирозданием, бастионом божественности.
Как всякая машина, созданная человеком, расширяет возможности его тела, так компьютер расширяет возможности его разума. Лишь как некое усиление и расширение функциональности, в дополнение его доминирующему «произвольному разуму». Но и некое подобие относительной «произвольности компьютера», не за горами. Он уже показывает чудеса самостоятельности. И пусть «абсолютная произвольность», как некое воплощённое олицетворение «свободной воли нашего разума», являются фикцией нашего же разума, но относительная произвольность, воплощающаяся в доминировании исходящих из его недр апперцепций и дефиниций, здесь бесспорно, имеет место быть. По отношению ко всему, так называемому «неживому материалу», мы, на самом деле обладаем относительным произволом, и относительной свободой. Но этот произвол и эта свобода, являются таковыми, и несут в себе истинность только с точки зрения нашего же проблематического, ассерторического и аподиктического разума. То есть, с точки зрения его же модальности. Он создаёт относительный произвол, и выращивает в себе свободу воли, так же как мир действительности создаёт и выращивает свою фауну, с её разнотипными, казалось бы, произвольными и свободными насекомыми и животными. Но эта произвольность и свобода им только снится.
Для того чтобы осмыслить метафизику, понять все процессы происходящие в мире действительности вообще, и в нашем социуме в частности, достаточно проанализировать глубинные процессы, происходящие в доступных нашему анализу локальных системах, к примеру, в так называемых «живых органоидах». Природа явлений всюду одна. Строя параллели и проекции можно достаточно точно предсказывать возможное разворачивание событий в социуме. Ведь его «организм», «организм социума» и его «кланов», в точности повторяет все динамические и статические процессы, происходящие в организме всякой «биологической единицы». И эти процессы глубоко индифферентны по отношению к принадлежности форме системы. Главное здесь суметь идентифицировать тот или иной процесс, и провести параллель. Или говоря метафорически сделать нечто вроде лингвистического перевода, с языка на язык, но только в области метафизики этих явлений.
«Незримый первофеномен», - суть мира, воплощённая в каждом явлении так называемой «неживой природы», необходимо составляет основу субстанциональности всей так называемой «живой природы». Где лишь форма системности, её строгой упорядоченности на определённый лад, определяет её относительную абстрагированность от мира «неживой природы».
Я уверен, что на этой дороге лежат большие открытия, как для нашего «рационального разума», так и для «трансцендентального» и «идеального». Если смотреть в суть нашего восприятия мира, то всё, что мы оцениваем, как «наблюдатели», с одной стороны; Есть наш субъективный взгляд, который всегда находит то, что хочет найти, и всегда оправдывает то, что ему оправдать необходимо. Он находит «сходство и нераздельность», даже в явном противоречии. Он делит то, что неделимо! Он всегда будет видеть, осознавать, и оценивать в соответствии настройке своего собственного «фокуса». Ведь, строго говоря, при определённом настрое, при определённом «фокусе воззрения», можно найти схожесть между топором и земляникой. Ибо всё это, лишь игры нашего разума. С другой стороны, всё, что нас окружает, и мы сами в этом окружении, в своей сакральной сущности – одно. Всё есть материя, сцепленная в разные формы пребывания. И отличие одного от другого лишь в самой форме, в определённом порядке этого сцепления. - Порядке, в самом широком смысле слова. И всякие, называемые «природные силы», являющиеся генератором и толкателем всевозможных трансформаций в этом мире, необходимо относить к «форме материи». - К самой «тонкой» в нашем кругозоре. И в силу своей «тонкости», чрезвычайно гибкой, мобильной и агрессивной. И всякая «форма материи», даже самая «грубая и инертная», при определённых условиях может трансформироваться в самую «тонкую форму». - В волну определённого порядка, со своей определённой длинной и амплитудой колебания. Которая в силу приобретения новых качеств, начнёт действовать в соответствии приобретённой субстанциональности. Камень превращается в свет (поток фотонов), железо в электричество (поток электронов) и магнетизм, наша плоть в мысль. - Всё что, так или иначе, относят к чему-то сверх возможному, к некоему «божественному началу», является в сути своей, проявлением «утончённых форм материи». А точнее сказать, проявлениями выходящих за пределы простых возможностей нашего тела, волн. Они не появляются каким-то мистическим образом в нашем мире, они часть этого мира, а значит, являются лишь определенной формой субстанциональности общего мироздания.
И наш так называемый «ноумен», нечто мыслящее в нас, и создающее в своём креативном посыле всю реальную действительность, является так же частью материального мира. Это наиболее тонкая и агрессивная его форма. Настолько тонкая и агрессивная, что имеет небывалые возможности, вызывающие в нас же, чувство чудесной божественности, фантасмагории, - некоего бытия, выходящего за всякие пределы материальной существенности. Но, тем не менее, разделять и абстрагировать грубые и тонкие формы материальности, всё равно, что отделять и абстрагировать огонь и свет, воду и пар, всё равно, что отделять и абстрагировать ствол древа от его кроны. Всё это лишь вопрос трансформации материальных форм, - суть их «огрубения» и «утончение». Существенность же, всегда остаётся единой и неделимой. И пусть эта существенность, сама по себе, в своём самом сокровенном формате нам не доступна, мы всё же способны осознать, что «формы» как таковые, не могут определять эту самую существенность.
И пусть эта мысль не нова, и даже в некотором смысле пошла, но на самом деле действительно всё в этом мире общо, всё - «одно из другого, и из другого - в одно». И когда мы не видим никакой связи между двумя субстанциональностями, это ни в коей мере не говорит о том, что связи нет. Это лишь говорит о том, что мы не видим эту связь, что наше восприятие, ограниченное определённой сферой восприимчивости и идентификации, как в пространстве, так и во времени, как в объёмах, так и в скоростях, пока не в состоянии идентифицировать эту связь.
Конечно, очень непросто обнаружить даже метафизически, общую существенность между камнем и электричеством, или куском металла и светом. Но в своей физике, они всё же одно и то же. Ибо просто не могут быть чем-то отдельным, в своей глубинной субстанциональности. Разнообразность форм сцепления энергии в объекты нашего познания настолько широка, что наш разум не в состоянии охватить всех аспектов этого разнообразия, как не в состоянии охватить весь мир действительности.
Психологические протуберанцы
Безумие
Формат отношения
Как отчаян, как смел человек! Эта смелость подчас граничит с безумием! Его порыв, - взрыв его страсти, захватывает целиком, заполняя весь его разум. И осмысливание того, или иного собственного поступка наступает позже, когда страсть отступила, и душа успокоилась. Ты как будто бы очнулся, и теперь оцениваешь своё поведение, так же как оцениваешь только что прерванный сон. Обуреваемый страстями, ты находишься, словно во сне. И осмысливаешь глубину собственного безумия, только, проснувшись. В тебе как будто бы меняется мир. Ты выходишь из состояния безумия, вступая в этот разумный мир, и контраст - обжигает твою душу. Теперь тебе представляется мир, в котором ты только что был – совершенно безумным. Всякое безумие, иррациональность сознания, неадекватность, познаётся только в сравнении, в контрасте. Не выйди ты из того мира, и он так и оставался бы единственно существующим. А значит, твоё поведение в нём, единственно возможным.
Весь наш реальный мир, всю адекватность нашей действительности, всю разумность нашего социума, и каждого члена этого социума, мы сможем оценить, лишь только в сравнении с иным миром, с иной действительностью. Сегодняшняя оценка адекватности нашего реального мира в целом, как чего-то разумного, это оценка не знающего иного мира, иной формы реальной действительности, разума. Ведь по большому счёту мы не можем оценивать мир, и своё поведение в нём, хладнокровно, пока не посмотрели на него со стороны. Пока у нас нет возможности сравнения, всякий мир нам кажется вполне адекватным, ведь он привычен для нас. Ведь изнутри, он всегда будет необходимо адекватным, ибо изнутри, он, - единственно возможный. Но, на то нам и дан трансцендентальный разум, чтобы попытаться взглянуть на наш мир взглядом, идущим не изнутри, но снаружи, - воззрением стороннего наблюдателя. Хотя я совсем не уверен, что это возможно сделать, хотя бы на пядь, но всё же, рискнём.
Так в чём же суть безумия? Где его зерно? Как отделить истинное безумие, от того, что мы называем безумием? Если отбросить привычки и попытаться взглянуть на мир и наш социум глазами родившегося ребёнка, у которого ещё нет привычек, и взгляд которого не замаслен внедрившимися в кровь моральными принципами и всякого рода догмами образования, систематизированными правилами «хреодного свойства», отвлекающими разум взрослого человека от истинной картины мира, то окажется, что наш мир наполнен «безумием», как кадка водой, после проливного дождя. Ко многим проявлениям безумия мы привыкаем, как к неизбежному, а многие просто пропускаем мимо собственной осознанности, предпочитая не замечать. То, что с точки зрения психиатра называется безумием, во многих случаях, как известно, лишь некоторое отклонение в психике, дающее как «ущербность», по отношению к социуму, так и явное «преимущество». Наши психиатры и психоаналитики привыкли вешать ярлыки на любое отклонение от нормы, отклонение от общей «усреднённости». Они обозначили некую «планку разумности», и всё, что не вписывается в эти границы, называют безумием, совершенно не утруждая себя глубокими воззрениями на этот счёт. Я уж не говорю о глубоких исследованиях, которые в этой области научного знания относительно редки.
Именно по отношению к «нормативной разумности», мы, с подачи психиатров, и оцениваем всякое безумие. Но дело в том, что в нашем социуме существуют формы безумия, которые по устоявшимся правилам, превратившимся в закон, относят к развлечениям так же, как когда-то в Риме, на подмостках Амфитеатров, относили к естественной обыденности происходящее на арене. Иные формы безумия составляют необходимые условия природы, и так же относятся нами к вполне разумным явлениям. И речь сейчас, конечно же, не идёт об острых формах безумия, гиперклинических, для идентификации которых, собственно, в психиатрах нет никакой нужды. Поведение, идущее вразрез со всякой разумностью, не нуждается в рациональном разложении симптомов. Ведь явные выходы за пределы адекватности, это те нарушения, которые бросаются в глаза всякому, и идентифицируются всяким, даже совершенно не сведущим в психиатрии, наблюдателем. И потому такие отклонения причисляются к очевидным, не подлежащим идентификации. Я же хочу поговорить о тех случаях, которые не вызывают впечатления явного безумства, и которые плавая на поверхности социума нефтяным пятном, вызывают лишь недоумение или раздражение у купающихся личностей, имеющих каждый свою психофизическую состоятельность. Мы привыкли к этим отклонениям, и абсолютно уверенны в их адекватности, и разумности. - Обыденные формы безумия, без гиперклиники, которые мы нарекаем как угодно, только не безумием.
И так. Градации безумия очень обширны. И часто то, или иное явление нашей жизни обозначается нами как «безумие» только тогда, когда мы начинаем смотреть на него с определённого угла зрения, часто вызванного определёнными последствиями. Скажите на милость, кто-нибудь когда-нибудь задумывался над тем, насколько безумно бить друг другу лицо на ринге? Я имею в виду классический бокс. Я уверен, что да. Но, тем не менее, мы называем это боксом и не относим сие явление к проявлениям безумия. А секс, сколько раз он казался вам безумием? Здравомыслие «рационального разума» относится к любым проявления инстинкта, ко всему, что не вписывается в рамки «рационального», как к некоему безумству. То есть то, что никак не объясняется с точки зрения «рационального», автоматически выпадает из сферы «Здраво мысленного». Ведь сфера «допустимого», с точки зрения «рационального», ограничивается только её сферой, и любые отклонения противоречащие, либо не поддающиеся анализу, выпадают из этой алгоритмической парадигмы. На тонком уровне всякое наше действие, или даже намерение, не входящее в сферу «объяснимого», а сюда входит и всякая игра фантазии, интуитивная мысль, выходящая за рамки привычного, простого, осознанного, то есть, разложенного рациональным разумом на категории, с его точки зрения, уже граничит с безумием.
Когда твой разум настроен на волну «рационального», и в этот момент, ты видишь бой на ринге, в первые мгновения, в твоей голове появляются противоречивые мысли. Твой разум возмущается, и ты думаешь, - какое безумие! Но через минуту, настроившись на происходящую реальность, наш разум начинает воспринимать всё это, как должное. И ты спокойно смотришь, как они избивают друг друга, непонятно ради чего. Ибо непонятным это является, только для нашего «рационального разума».
Как известно, (с точки зрения того же «фокуса разумения», который не приемлет в первые мгновения, картину на ринге), каждый здравомыслящий человек, не видит и капли разумности во всякой войне. Война, это самое противоречивое явление нашей жизни. Мы всегда считаем её неразумной. Но, тем не менее, ни на минуту не прекращаем воевать, по всем фронтам нашего необъятного бытия…Война, с точки зрения «рационального разума», - полное и абсолютное безумие. И в то же время, где как не на войне, от индивидуума требуется «разумность», и «рациональное мышление». «Разумность» – в «безумии»! - Великая шутка «Создателя»! Он заставляет нас мыслить и поступать разумно, в полном безумии. Он заставляет нас расценивать явное безумие, как разумную необходимость.
Но в силу «конъюнктурности заинтересованного разума» в иной плоскости осознанности, вы называете «безумием» то, что лишь выходит за ваши привычные рамки осмысления, то, что ломает стереотипы, и устоявшиеся замки осмысления. То, что так или иначе выдаётся из общей ровной картины поведения, адекватного и разумного человека. Но совершенно не обращаете внимания на то, что «безумие» как таковое, вокруг вас повсюду! Вы живёте, окружённые безумием, но, привыкнув к нему, относите всё это, к вполне адекватному и разумному, ибо считаете это необходимым.
И один из главных корней во всех наших оценках «безумия», либо «адекватности», это всё та же различность миров нашего двойственного сознания. Где одна его часть мыслит в плоскости «инстинктивного», другая, - в плоскости «рационального». Ведь то, что желает и делает наше «инстинктивное», почти всегда воспринимается «рациональным», как безумие. Наше «инстинктивное» заставляет нас воевать. Но «рациональное» - кричит; Что вы делаете, это же безумие! Даже реализация главного нашего инстинкта, (как особей животного мира), воплощающегося в половой акт, для нашего «рационального разума», выглядит как полное безумие. Но только локально, сам акт, то, что являет собой самое «низменное», непосредственную работу нашей природы, воплощающуюся в совокупление. В целом же продолжение рода, для нашего «рационального», является адекватным и вполне разумным явлением, ведь это для него, уже нечто «возвышенное».
К чему я собственно, всё это? К тому, что по большому счёту, объективного определения «Безумия», - не существует. Всё лишь игра взглядов, противостояние точек зрения «инстинкта» и «разума». Инстинкт, не смотря ни на какие оценки и порицания, будет всегда поступать так, как заложено в него природой. И разум, ни смотря, ни на что, в свою очередь, будет вести себя сообразно своей. Им, как я уже отмечал, не суждено договорится. Ибо их противостояние является необходимостью, так как это, вообще, условие всякого существования. Всё что нам остаётся, это стараться сохранять некий паритет, баланс во всех подконтрольных нам плоскостях.
Как вы думаете, что являлось бы безумием с точки зрения инстинкта, по отношению к самому инстинкту, и его проявлениям? Как может быть сам инстинкт - безумен? Какими рамками ограничивается «разумность инстинкта»? В том то и дело, что его разумность определяется нашим «рациональным разумом», как арбитром, как властвующим субъектом, которому дано и позволено оценивать, и определять критерии этой разумности. И как всякий арбитр, он преднамерен, предвзят и заинтересован, в самом широком смысле слова. Для инстинкта же, вообще не существует подобных критериев. Ведь в нём нет «аналитической оценивающей ганглии». Его поведение, его сущность, есть - воплощённая необходимость.
Иной формат
Что является безумием, с точки зрения моей концепции мира, как «нераздельного живого организма», в котором обозначение нами «живого» и «неживого», есть лишь суть - наша субъективная оценка, оценка заинтересованного взгляда, раскладывающего всё, и вся по мешкам категорий, для удобства и контроля, (сказать точнее, - для удобного контроля).
В чём, в этом подтексте, корень безумия, в чём его зерно, можно понять и осознать, прибегнув к аналогиям присущим моему воззрению в мир, в целом. Все нарушения, которые мы находим в мире, есть лишь оценки нашего воззрения. Миру, как таковому, не свойственны ни какие нарушения, так как ему не свойственны оценки, как таковые. У него нет и быть не может для этого, никаких критериев. Они имели бы место для него, если бы он, мир, способен был осознавать сам себя. Если бы он стал «заинтересованным субъектом» вроде нашего с вами «рационального разума». Если бы у него появился свой оценивающий «рефлексивно – рациональный бастион», с возвышающимся над подвластными владениями «Оком Сарумана». Но ему, это ни к чему. Мир оценивает себя, с помощью нашего взгляда, и нашего разума. И именно с помощью и благодаря нашему «рациональному разуму», мир оценивает и определяет все отношения в нём, и строит критерии. Он, собственно, и создал его для этого. У него нет, и быть не может иного интереса в нашем существовании, как собственное познание, в самом широком смысле слова.
Далее. Всякий объект «неживой природы», к примеру, камень, стал бы, образно говоря безумным в наших глазах, если бы вдруг, без каких-либо причин, изменил свой характер. Если бы он стал вести себя, не в соответствии со своим статусом, и вразрез окружающей его, и формирующей его характер, действительности. Вышел бы, из-под власти общих физических законов. К примеру, стал бы плавать. Но это – невозможно, скажете вы, и будете абсолютно правы. Беспричинно, в мире ничего не происходит. Характер объекта сам по себе меняться не может, его свойства, его характеристики, это его неизменная суть. Она обусловлена веками его пребывания в окружающей его действительности.
Я излагаю всё это к тому, что мы, люди, как всякий иной объект природного «макрокинеза», обладаем своим неизменным характером глубинного качества, который не может меняться, в рамках нашего локального восприятия и осмысления. И наряду с этим, обладаем изменяющимся характером поверхностного качества, который хоть и содержит в себе определённую гибкость, и способность меняться, но произвольно, без каких-либо внешних причин, так же меняться не может. Мы такие же камешки в природном котле, с такими же неизменными характеристиками нашего «глубинного фатума», и индивидуальными поверхностными характерами, меняющимися в зависимости от места пребывания, от воздействия внешней среды. «Кожа нашего характера», способна утончаться, и становиться лоснящейся, прозрачной и шелковистой. Но вполне способна становится грубой, непробиваемой и инертной. Подобно камням, имеющим неизменную сущность «каменистости», и индивидуальную структуру, в зависимости от места пребывания каждого отдельного камня. И вот, собственно, к чему я. В этом смысле, всякая произвольность, как безосновательность, как данность, выходящая за условия реальной действительности, есть в сути своей, - безумие. Некий выход из общей сбалансированной парадигмы движений реальности, порождающий в нашем эмпирическом воззрении, впечатления различных форм неадекватности.
И вот что ещё. «Общечеловеческий характер», характер человеческого рода, в силу своей инертности, вызывает впечатление общего стоицизма, словно той общей «каменистости» присущей всем каменным субстанциям, и воплощающийся в нас, в некий «характер кланового субстрата». В ту стержневую основу, на фоне которой, характер индивидуума, (как чего-то более мобильного и гибкого, в силу скромности мира, продуцирующегося им), невероятно изменчив. И этот дисбаланс, встречающийся повсюду, контрастность которого и вызывает впечатление неразумного поведения индивидуума, на фоне общей разумности рода, есть одна из причин наших оценок неадекватности, и обозначения критериев разумности и безумия. Именно контрастность, подчас, является той основной причиной несоответствия, благодаря которому мы склонны относить явления нашего характера и поведения, к безумию.
Обобщённый формат
И так. «Рациональный разум» уверен, что всё должно быть сбалансировано, размеренно и последовательно. И когда он обнаруживает то, что не входит в рамки его представления о разумной последовательности, он нарекает это безумием. Ведомые рациональным образом мысли, при встрече с подобным явлением в нашей жизни, мы, потупив взгляд, отходим в сторону, не зная, как реагировать. Неадекватность, непредсказуемость поведения, резкие немотивированные ничем выпады, и такие же немотивированные замирания, просто - пугают нас. Ведь они сигнализируют о нарушении того «баланса», который и составляет основу нашей жизни и гарантию существования в реальной действительности, вообще.
Наш «рационально – аналитический разум» собственно, изначально возник и установился для того, чтобы расширить наши возможности к выживанию в меняющейся действительности бытия. Его появление и развитие обусловлено именно этой меняющейся действительностью, меняющимися условиями существования, слишком быстро разворачивающей свои оглобли, реальности. Ведь в природе, всё без исключения появляется по необходимости, и никак иначе. И «рационально - аналитический разум» появился и развился как некая необходимая гарантия нашего выживания в этих меняющихся условиях. И его главная функция заключается в анализе происходящего и предвидения последствий, что обеспечивает логическая цепь его разумения, и выстраивание, пусть приблизительных, но всё же последовательностей событий. И когда эта последовательность нарушается, прерывается логическая цепь, происходит некая общая разбалансировка сознания, с последующим «коллапсом психосоматического равновесия». Индивидуум перестаёт последовательно воспринимать действительность, адекватно оценивать ситуацию, в рамках общей последовательной парадигмы предлагаемой реальности. В результате чего, его органоид в целом, теряет одно из своих основных «укреплений», и тем самым становится, более уязвим. Он теряет одну из своих опор, обеспечивающую его надёжное сопротивление внешнему миру, всегда стремящемуся выдавить его из своего поля, как нарушение, как раковую клетку. Бастион его выживаемости постепенно разрушается. Но в силу того, что в самой природе всё взаимосвязано и сбалансировано, разрушение «рационального», часто провоцирует расширение в нём, «идеального». И за счёт этого «идеального», он становится ещё более приспособленным, а значит, всё равно повышает свои шансы на эту выживаемость.
Подобная разбалансировка, как правило, происходит в результате чрезмерного внутреннего эмоционального напряжения, спровоцированного непреодолимым для индивидуума, внешним воздействием на его психику. Где, в ответной реакции, рвутся «тросы» удерживающие общий баланс и разум срывается с «якоря разумности» в пучину непредсказуемого. В любой системе, у всякой структуры, есть свой предел прочности, некая точка кипения, точка кризиса, после которой необходимо происходит взрыв, либо коллапс, разрушающий внутренний баланс сил.
Вам говорят, что безумца можно вылечить? Не верьте. «Коленный сустав», однажды вылетев из своей сумки, будет вылетать всю последующую жизнь. Разум, выйдя единожды за пределы «рациональной разумности», выйдя единожды из «колеи сбалансированной осознанности», будет всегда сохранять за собой, это право.
Мы часто называем безумием то, что просто не доступно нашему пониманию. То, что выходит за границы понимания среднего человека, усреднённого человеческого разумения. И это ещё одна из граней того, что мы склонны нарекать безумием. «Гениальность», как высшее проявление разумности, всегда на грани «Безумия». Не та «Гениальность», что бесконечно часто восхваляется слишком восторженными поклонниками, не та, которой с лёгкой руки авторитетов, награждается всякий идол, но та, которая концентрирует в себе великое знание эксплицитного характера, не доступное для понимания подавляющего большинства людей. «Гениальность», рождённая синтезом инстинкта и разума, зачатая в их «совокуплении», в непримиримом слиянии двух противоположных полюсов мышления. Порождающая нечто выходящее за рамки, как инстинкта, так и разума. – Взрыв, и рождение новой звезды! Полёт, сопровождающийся полным безумием для всего «рационального»! Недоступное никакому объяснению и разложению в инструментах аналитической рациональности. В ней, в «Гениальности», самая большая концентрация сил. Безумие - в разумности, и разумность - в безумии! Выплеск колоссального количества энергии, от столкновения мощных достойных друг другу противоположностей. Она неописуема, и не поддаётся никакому анализу, но чувствуема нашим «идеальным разумом», его глубоко великим подсознанием. Она вне всего «сознательного», вне «рационального». И потому для него, безоговорочно безумна.
Вы хотите воспитать «Гения»? Ваше тщеславие не знает границ! Как можно создать то, что существует лишь случайно? Каким образом можно создать случай? Построить то, что природа, волей судеб, создаёт лишь единожды в целом поколении. Это желание, - часть вашего Безумия.
То, что всякая «гениальность» находится на грани безумия, и в нашей жизни часто эти понятия невозможно идентифицировать и чётко разграничить, говорит о том, что генетика «гениального», как и генетика «безумного», имеют если не одно тело, то одни корни, или, по крайней мере, схожие линии и окружности своего бытия. Для «рационального разумения» гениальность, как и безумие, имеют в своей основе одну и ту же характерную аномалию. Нарушение последовательности, и нарушение баланса. И там, и здесь, имеет место некий кризис, после которого индивидуум, выпадая из амплитуды общего мироощущения, впадает в иное поле, присущее только ему. Этим объясняется невероятное внутреннее одиночество носителя как того, так и другого. Ведь как «Гений», так и «Безумец», существуют в совершенно абстрагированном, новом небывалом мире. Здесь нет более никого. Именно это вызывает как у одного, так и у другого, такие невыносимые душевные мучения. Не будь этого беспросветного одиночества, они могли бы вполне комфортно себя чувствовать.
Встречались ли вы лицом к лицу с «Гением», и встречались ли лицом к лицу с «Безумцем»? Могли бы вы визуально отличить одного от другого? Я никогда не забуду, как меня, ещё совсем юношу поразила одна сцена, увиденная мной в одном известном кинофильме Милоша Формана. Фильм назывался «Пролетая над гнездом кукушки». Для тех, кто не помнит, немного напомню. Действие фильма происходит в одной из психиатрических лечебниц Америки, куда волей случая, попадает герой фильма, которого играет Джек Николсон. Так вот, вкратце: Он, этот герой, в силу своей излишней эксцентричности, выходящей за рамки ровного поля общественной адекватности, но в тоже время, при полной вменяемости, организует побег пациентов этой клиники, с целью простой прогулки на катере, а точнее рыбалки. Якобы, зафрахтовав на время небольшое судно, он привозит туда всю эту разношерстную публику, с различными психическими отклонениями. Их встречает, толи хозяин, толи дежурный стоянки, который замечает странности в поведении этих людей, которые лихо залазят на борт судна, и обращается к ним с вопросом: Что вы собираетесь делать? И ожидая адекватного ответа, смотрит подозрительно на них. И герой Джека Николсона, видя, что прогулка может провалиться, заявляет, что они из психиатрической клиники, и сам, представившись доктором, начинает представлять ему всех остальных. Перед именем каждого, говоря, либо доктор, либо профессор, наделяя, тем самым, их регалиями учёного мира. И тут происходит самое невероятное! А именно, почти волшебное перевоплощение всех этих людей, в элиту научного мира! Происходит некое открытие! Эти лица, будучи секунду назад, простыми безумцами, начинают чудесным образом меняться в наших глазах. То есть, они, оставаясь теми же безумцами, вдруг стали превращаться в нашем лицезрении, в учёных мужей. Меня поразило то, что лицо учёности, практически нисколько не отличается от лица безумности. Что всё зависит лишь от угла зрения, от предвзятого глаза. Лица безумцев на этом катере, в нашем представлении становились такими, что никто не усомнился бы в том, что это учёные. И что самое интересное, со всей этой новой картиной, удивительным образом гармонировало как их поведение, так и их одежда. Безумие и гениальность, имеют одно лицо? Но в чём тогда разница? Не может быть, чтобы только в субъективном взгляде. В полезности для общества, - вот в чём здесь дело. Всех вместе, и каждого в отдельности, судит и оценивает общество, исходя из своих строгих порядков, и меркантильных интересов. Но полезность, как таковая, так относительна. А порой настолько завуалирована и далека по времени, что не хватит и семь пядей во лбу, чтобы сходу определить, что в действительности может быть полезным, а что нет.
Безумие и гениальность, как явления, имеют одну колыбель. Оба - выпавшие яйца птицы «Крог» из общемирового усреднённого гнезда, с его адекватным контекстом. «Сверх стремление» присущее их носителям, заставляют делать как безумные, так и гениальные вещи. Чем, как не безумием, можно обозначить то, что когда-то давно, рыба вдруг вылезла на сушу? Да. В том была необходимость для выживания. Но много ли рыб вылезло на эту сушу? Основная масса флоры того времени, оставшись в рамках общей разумности, погибла от нехватки пропитания. Из тех же, что вылезли, большинство погибли от воздействия чуждой среды, либо от катаклизмов, бушующих в те времена на нашей планете. Но те, кто выжили, дали зерно для зарождения новой формы бытия, обеспечив появление нового мира действительности. Если бы не это «безумие», то не существовало бы никаких живых сухопутных тварей, включая, конечно же, и нас с вами.
И так всегда. То, что с точки зрения рассудительного рационального разума, есть безумие, оказывается самым разумным, с точки зрения инстинкта, и природы в целом. Ведь, в сущности, многое «безумное» с точки зрения высшей утончённой рациональности, является генератором всего прогрессивного. И здесь, для наших оценок, не последнюю роль играет наше отношение к последствиям, какими бы они не были. Именно фокус нашего рационального рассуждения, относительно всяких последствий, имеет решающее значение в окончательной оценке и выносимом вердикте. Ведь наш мозг так устроен, что мы склонны, всяким последствиям придавать образ либо «полезного», либо «вредного». И в большинстве случаев, именно исходя из выше обозначенных критериев, определяем безумие или гениальность, как таковые.
Но дело в том, что мы способны завернуть, простите, любое «дерьмо» в красивую обёртку, и всякое явление мира наделить «нужностью», и даже «необходимостью». Как и способны всякий «бриллиант» нашей жизни, превратить в ненужный хлам. Ведь мы обречены в своих воззрениях, служить «сатане интереса и предвзятости», как бы мы не стремились абстрагироваться от этого.
Да простят меня за пафос и излишнюю восторженность, я так же как все, не лишен этого свойства. Но ничем, кроме как безумием, с точки зрения «разумности рационального», расценивать следующее, просто не могу. Те учёные, что, ломая всякие представления, отбрасывают моральные догмы, забыв про предрассудки, не взирая ни на какие последствия, выходят за грань, рискуя всем, - карьерой, здоровьем, и даже своей жизнью, всё же делают своё «Безумие». Они, тем самым выводят всех нас на новые вершины, и даже в совершенно новые миры. Они как те рыбы, выползают туда, где не могут дышать. И у них, вместо жабр начинают появляться «новые органы», - «лёгкие разума». Они поднимаются на такие высоты, что у них начинают появляться органы, позволяющие дышать разряженным воздухом. У них в головах зарождаются и становятся новые «ганглии сознания». «Ганглии», которые открывают для нас, совершенно новые плоскости мира. Гении, или безумцы? Куда ведут они нас? На вершину Олимпа, или в клоаку Аида? Это знает только само проведение.
Что заставляет таких индивидуумов ломать всякие преграды? Что заставляет их выходить за пределы, где нет тепла, где лютый холод сковывает всё живое? Я полагаю, что в первую очередь здесь играет роль внутренний химический состав их крови, определяющий форму метаболизма и гормонального фона, отличающегося от усреднённого состава. Ведь, как известно, все стремления и желания зависят от химического состава крови, и соответствующего гормонального фона, провоцирующего определённую форму метаболизма в целом. Наше поведение напрямую зависит от обменов внутри нас, от сложившейся гармонии внутреннего баланса сил. И зависимость эта, - фатальна.
Противоречие, заключённое в нас, проявляется всюду, где только возможно. Мы нарекаем «безумием» то, или иное проявление разбалансировки нашего «инстинктивно-рационального психотипа», и в то же время, стремимся к этому. Ведь по большому счёту, нас интересует по-настоящему, как в нашем искусстве, так и в нашем быту, всегда только нечто выходящее за рамки, нечто балансирующее над пропастью. То есть, своего рода «безумное». И на самом деле, то, что не пахнет «безумием», нам, по большому счёту, - неинтересно. Стремление к «безумию», заложено в нас природой. Это оно вывело нас на те вершины, коими мы обладаем ныне. Наша воля жаждет безумия, - это её хлеб. Она засыхает без него! И обобщённая динамика её стремлений и удовлетворений, рисует на сводах действительной реальности, картину бытия, присущую только ей.
Присмотритесь, как часто явное «безумие», через определённое время, перевоплощается в наших глазах, в обыденность, и воля, вновь ищет своего удовлетворения, за гранью. Всё это вполне вяжется с её основой, «диссонансно-консонансной динамической генетикой. Постоянным стремлением к диссонансу, сменяющимся стремлением к его разрешению, к удовлетворению консонансом. Ведь для того, чтобы воля могла удовлетворяться, изначально, ей просто необходимы диссонансы. Чем мог бы быть консонанс, без диссонанса?
Стоит лишь, поверхностно взглянуть на историю, и становится ясно, как мы привыкаем к некоторым видам безумия, подчас наряжая их в разные одежды благородного покроя. Придавая «безумию», в одном случае облик героизма, - в другом необходимости, в третьем - божественного промысла, и т. д. и т. п. То, что было некоторое время назад безумием, - теперь обыденность. Толи ещё будет.
Изначальная, генетическая причина всему этому, лежит в метафизике нашего расширяющегося пространства. Ведь вся наша «действительность», по одной из версий, имеет своим началом «Инфляционное расширение пространства», которое дало зарождение всей Вселенной, а вместе с тем, и зарождение продуцирующей нашим разумом «действительности» со своим временем и пространством, строящемся целиком и полностью на взаимоотношении объектов, плавающих в «полной пустоте». И причиной всему этому явилось нарушение общего баланса природы, её «абсолютного баланса» олицетворяющего «пустоту», и последующего «флуктуационного расширения» в этой «пустоте», и появления некоего состояния, названного мною «балансом плюс», формирующего все объекты действительности, и саму материю. Этот «баланс плюс», как некая дисгармония по отношению к «полной гармонии архаической природы, явился причиной появления материи, как таковой. (То, о чём я говорил в начале моего изложения). И это расширение продолжается поныне, во все мыслимые и не мыслимые стороны, на всех мыслимых и не мыслимых уровнях и плоскостях бытия. И особняком во всём этом, стоит наша воля, с её разумом, и его «авангардным безумием». Ведь всё это, как внешний мир, так и собственное осмысление его, строит и воспринимает именно он, - наш разум. Строит образы своих внутренних, упорядоченных на определённый лад форм и движений, проецируя, а точнее продуцируя эти образы в окружающее бытие. Где затем, словно пчела, он собирает «нектар внешней действительности», который превращает в лабораториях своего сознания, с помощью собственных ферментов, в «мёд действительной реальности», поглощая жизнь, словно «кисло-сладкий яблочный пирог», с вкраплениями горьких и жгучих «волчьих ягод зла».
Талантливость и гениальность
«Великое», - это, как правило, лишь то, что выше среднего…, лишь, по отношению к среднему… - Шпиль башни, возвышающийся над домами. Наша оценка «Великого», всегда относительно среднего, и всегда, с высоты нашего положения, с высоты нашего собственного величия».
Прибегая к аллегориям и метафорам, всё широкое море осознанности каждого из нас, можно сравнить с неким «бульоном», основой которого являются с одной стороны, - идеальные перспективы полей умозрения, с другой, - последовательные выложенные пути, - дороги на этих полях. Первые воплощаются в объёмные образы идеального созерцания, вторые - в логические ряды и алгоритмы умозаключения. И в этом «бульоне», смешиваясь и синтезируясь, в сочетании идеальных перспектив, и локальных цепей логического построения, рождаются «мысли – ингредиенты». И концентрация этих «ингредиентов» в «бульоне осознанности» каждого индивидуума, зависит от того, как организованна общая внутренняя система. То есть, как соразмерно и гармонично противостоят друг другу эти идеальные и логические плоскости разумения. Именно это противостояние, и их синтез, создают в отдельной голове, некие «концентрированные сгустки гармоничных сущностей», олицетворяющих алгоритмы сложных душевных агрегатов, воплощающихся как во внешние произведения собственного искусства, так и во внешние конструкции совершенных форм научно-технического прогресса, - в произведения цивилизации. И так же как все Великие произведения искусства писателей, мыслителей, художников, композиторов и поэтов, - всё, что, так или иначе, относится к наследию человеческого рода, обязаны именно этому внутреннему синтезу, происходящему в отдельной личности. Как собственно и все умопомрачительные продукты цивилизации, с их совершенными агрегатными воплощениями, так же исходят из этого Великого синтеза идеального и рационального, протекающего в каждой отдельно взятой творческой голове. Гармоничное сочетание, и последующий синтез идеального и рационально-аналитического мышления, это и есть то, что мы называем талантом. Сверх ценность которого, давным-давно тысячекратно превысила номинал изначального значения той монеты, от которой пришёл этот термин.
Далее, в отношении искусства. У каждого отдельного индивидуума свой неповторимый «бульон». - «Бульон» некоей утончённой сверх организации душевной структуры. У одного он, условно говоря «жидкий», «разбавленный», в нём мало реакций, в нём мало силы. Следовательно, в нём низка концентрация мыслей. «Мысли – сгустки» в таком «бульоне», просты по своим конфигурациям, слабы и инертны. И, соответственно, будучи воплощёнными в произведения искусства, легко проглатываются и легко усваиваются потребителями. Вашему «желудку» нет необходимости особо напрягаться, усваивая такие произведения. И соответственно, продукты таких «бульонов» не приносят удовлетворения душам, требующим для собственного удовлетворения работы, преодоления, «раскусывания орехов». Как не приносят радости и всем «искушенным гурманам».
Но существуют настолько «концентрированные бульоны», что уже собственно, перестают быть «бульонами» в классическом понимании. И воплотившись в произведения, превращаются в такое «блюдо», которое можно лишь «грызть». Понятно, что такие «бульоны», как плохо поддаются проглатыванию, так и сложно усваиваются. И некоторым «желудкам» просто не доступны для усвоения, а часто и противопоказаны. Но в преобладающей своей массе, «бульоны» воплощённые в произведения искусства, имеют консистенцию некоего «супа», доступного для усвоения, при среднем напряжении сил. В мире существует столько «разносолов», сколько существует людей. Познать и попробовать на вкус все, - невозможно для одной личности, в силу ограниченности её во времени. И потому человек стал классифицировать и раскладывать искусство по направлениям, по «мешкам-жанрам». Теперь достаточно развязать и заглянуть в «мешок», чтобы по поверхностным сложениям сделать свой вывод.
Лично я не могу похвастать тем, что попробовал в своей жизни большое множество чужих воплощённых «бульонов». Но меня это нисколько не задевает. Во-первых, мировое наследие произведений искусства так велико, что не приходится и мечтать о знакомстве даже с третью того, что создано человеком. А во-вторых, в этом нет никакого смысла. Ведь какими бы они не казались разнообразными, суть их - всегда одна. Их содержание отличается лишь плотностью и пропорциями, формой и темпом, но ингредиенты, - всегда одни и те же. Их форма и консистенция зависит от «повара», но основа их, это всегда отражение мира действительности, лишь в разных зеркалах. Талантливые художники, писатели, композиторы, поэты и философы – лишь «зеркала с различной кривизной отражения». Они отражают по-разному одну и ту же картинку. И я не изобрету ничего нового и не скажу ничего, что уже не говорил однажды, если выражусь так: Идеально ровных «зеркал», - не бывает. А всё разнообразие, где бы оно не имело места, это лишь вопрос «амплитудной динамики» и «параболической кривизны зеркал продуцирующего носителя», и не более того.
Я знаю точно, что в моём «бульоне» плавает много полезных «ингредиентов». Не берусь оценивать его плотность и соответствующую этой плотности концентрацию мыслей, хотя, конечно же, подозреваю, что в силу сложности некоторых вопросов и подчас невероятной глубины, мой «бульон» плохо проглатывается, и ещё хуже усваивается. Но ничего с этим поделать не могу. Я варю свой «бульон» как могу, и откровенно говоря, почти никогда не задумываюсь о его общей потенциальной «усваиваемости».
Помимо концентрации мыслей, в каждом «бульоне» должна присутствовать некая «заправка», - художественный наполнитель, который после воплощения во внешние произведения расширяет возможности к его восприятию, с точки зрения вкуса, как такового. Ведь этот наполнитель даёт толчок нашей фантазии к образному мыслительному схватыванию. Без этого наполнителя «бульон», воплощённый в произведение искусства, как бы он не был концентрирован, становится пресным и очень быстро надоедает. Ведь он не возбуждает «образного», не затрагивает «идеального мышления», оставляя его в стороне, незадействованным и не открытым. Только художественный наполнитель способен открыть всю гамму «вкусовых ощущений» для твоего разума. Ведь только он включает «ганглии фантазии», - этот генератор нашего интереса, который провоцирует к продуктивности всё широчайшее поле нашего идеального воззрения.
Наверняка многие сталкивались с плохо заправленными «бульонами», и им знакомо чувство, когда при чтении, либо прослушивании какого-либо произведения искусства, наша мысль постоянно уходит в сторону, как бы отворачиваясь от постылой, пресной пищи. Это наша фантазия начинает скучать. Но причина этого «отворачивания», подчас, не только в этом. Вполне может быть, что это «блюдо» просто вам не по зубам. Либо ваш «желудок» слишком изнежен, и вы привыкли к «мягким», более разбавленным бульонам. И поэтому ваша фантазия не резонирует с подобной воплощённой формой. Либо «художественный наполнитель» и концентрация мыслей в этом «бульоне» слишком слабы просты и пошлы для вас, и так же не возбуждают «ганглий фантазии».
Но только умаляю вас, не пытайтесь искусственно концентрировать свой «бульон», наполнять его не естественной привнесённой художественностью, после того как он сварился и воплотился в произведение. Вы всё только испортите. Станет ещё хуже. «Истинный повар» создаёт своё «блюдо», что называется «в одно касание», он не задумывается над его улучшением, после того, как оно уже готово. Ведь ценность такого «блюда» в том, что оно создано как бы по наитию, в результате взрыва от столкновения ваших внутренних противостояний «идеального» и «рационального», противостояний инстинкта и разума, с последующим, (хотя и крайне редким), единовременным и моментальным синтезом.
Для того чтобы приготовить настоящий фолиант, ты должен быть отвлечён от рассуждений в отношении самого «блюда», избавлен от взгляда на него со стороны. Ты должен подняться, как над инстинктом, так и над разумом, в область – неосознанного. Туда, где свободно и независимо парит «Райская птица твоей души». В противном случае результат сбалансированности и гармонии твоего произведения, всегда будет оставаться под большим вопросом. Ведь твой «бульон» родится, и будет именно таким, каков твой внутренний баланс сил, сил разума и инстинкта, и порождённых их синтезом, сил фантазии и интуиции. Как я уже говорил, Гениальность, это результат достаточно высокой силы, как инстинкта, так и разума, в столкновении которых, происходит такой синтез, который способен порождать - «Великое»! И Гениальность, отличается от таланта, только мощностью этого «взрыва», пропорционального мощностям противостоящих сил инстинкта и разума в отдельной личности. И соответствующего всему этому, редчайшего по своей силе, синтеза.
Как только вы искусственно, на основе ваших рассуждений, добавляете в ваш «бульон», либо инстинкта, либо разумности, тут же происходит дисбаланс. Пропадает главное в искусстве - естественность. И ваше воплощённое произведение теряет то, что является его «первородностью». Оно теряет свою гармонию, свою истинную Гениальность. Ведь идея, - та основа, на которой зиждется всё, это то, что не подлежит улучшению, - то, ретуширование чего, убивает её главную жизненную силу, - естественную целостность.
Прелесть таланта, и величие Гениальности в том и заключается, что они создают все свои произведения, - одним касанием. Они рожают их по необходимости, и только такими, какими позволяют генетические силы противостоящих сочетаний матери (разума), и отца (инстинкта).
Гениальный разум делает это, имея преимущество перед многими. Его преимущество заключается в умении приводить себя в состояние «Отвлеченности». Нечто отдалённо напоминающее такую отвлечённость, присуще мастеру игры в бильярд, или выполнение произвольной программы фигурного катания на льду. (Тот, кто когда-либо сталкивался с этим воочию, знает.) Для того, чтобы удар получился, или произвольная программа на льду не имела погрех, необходимо научиться, выражаясь термином бильярдиста, отключать мозг. То есть, научится включать нечто среднее между «чувством инстинкта» и «разумным вычислением», нечто среднее между интуицией инстинкта, и рациональностью рефлексивного разума. Необходимо мыслить спинным мозгом. То есть иметь возможность активировать некий гений разума. Кому знакомо это «оторванное парение», для которого пока не придумано иного термина кроме «отвлечённости», тот поймёт. И эта «отвлечённость» должна присутствовать во всём, где есть сверх цели и сверх задачи, где достигаются великие результаты. Всё, что, так или иначе, относится к талантливому или гениальному, в той или иной степени, необходимо должно иметь в себе эту «отвлечённость», этот отрыв от бренной земли, этот «синтезированный взрыв», когда всё вокруг и внутри сливается в единый конгломерат сознания, в единый коллапсирующий сгусток энергии, напряжение в котором соответствует равнозначным противоположностям, и возрастает по мере их слияния, их синтезирования. При этом твоё тело, твоя душа, твой разум, и действительность вокруг тебя и в тебе, всё сливается в единый гармоничный и согласованный мир.
При наибольших потенциалах инстинктивного и разумного в отдельной личности, напряжение достигает своей кульминации, и происходит соответствующий этому напряжению, «ядерный взрыв». - Так рождается, как всё Талантливое, так и всё Гениальное. Когда эта кульминация выходит за всякие границы, происходит нечто сравнимое с «термоядерным синтезом» в ядерном реакторе, где выделяется колоссальное количество энергии.
И здесь, уже совершенно неважно, как вы обозначаете в своём социуме всё это, талантливостью, или гениальностью. Вопросы конъюнктуры, это лишь вопросы конъюнктуры, которые для истинной картины мира, не имеют никакого значения. Так же, как для природы в целом совершенно неважно произошёл синтез, или взрыв, важно количество выделенной энергии.
Мало того я утверждаю, что «взрыв», как в физике природы, так и в метафизике разума, это не всегда дело миллисекунд, он может быть так растянут во времени, что уже не будет ничем напоминать «взрыв», как таковой. Но всё же, в нём всегда сохраняется «генетика взрыва», неких трёх последующих его составляющих. Накопление сил в противостоянии, кризис, и последующее необходимое высвобождение большого количества сцепленной латентной энергии.
Можно ли создать искусственно в себе, способность к «отвлечённости»? Ответ короток – Нет. Её можно лишь развить в себе. И это не новость. Все знают, что талант - от Бога, Гениальность - от Дьявола. Эти способности даются с рождением, врождёнными особенностями склада твоей души, силами твоего разума, твоего инстинкта. «Гениальность» - загадочная, непостижимая, таинственная искра - Дар, поднесённый лишь избранным. - Взрыв, разрывающий стены, ограничивающие всякую действительность! Талант, в отличие от гениальности, в той или иной степени, дарован почти всем личностям. Но вместе с ним, должно быть обязательно заложено желание, непреодолимое желание к совершенствованию. То, что мы называем волей. Сила, заставляющая удобрять собственный талант, заниматься им каждую секунду жизни, растить и воспитывать его. В противном случае он, словно молодой уязвимый росток, - засыхает. Гениальность же, в силу непреодолимого внутреннего напряжения, не нуждается в «поливах и удобрениях», она растёт и развивается самостоятельно, доходя до пика, и переворачивая всё вокруг, часто губя своего носителя. Но такова судьба всякого, кому дарована гениальность, с этим ничего не поделаешь. Потому и считается, что Гениальность от Дьявола.
Мы говорим; талантливый человек. Но, по сути, он лишь несёт в себе соответствующие друг другу соизмеримые силы инстинкта и разума, в результате столкновения которых, высвобождается определённое количество энергии. Гениальность же, это, как я отмечал, поражающая своей мощью сила, как разума, так и инстинкта. В результате взаимодействия, которых происходит колоссальный, (по нашим общим меркам), взрыв, и последующий синтез, при котором необходимо происходит запредельное высвобождение энергии. При последующем «застывании» которой, словно лавы вытекающей из жерла вулкана, в эфире внешней реальности возникает новый мир.
Какова же динамика перевоплощения простого таланта, - в гениальность? Механизмы этого перевоплощения происходят во вполне осознаваемом нами поле, в рамках общих физических законов бытия. Да. Из таланта вполне может вырасти Гениальность, если в индивидууме, на поле его личности, инстинкт не подавляется разумом, а разум, в свою очередь, не подавляется инстинктом. Если их силы изначально примерно равны. И при благоприятных внешних условиях, (благоприятных, не значит оранжерейных), при стечении ряда обстоятельств, их силы увеличиваются в разы. И подобно шаровой молнии, может сформатироваться и развиться настоящая Гениальность! В этом случае, как сила инстинкта, так и сила разума постепенно увеличивая собственный потенциал, создают, в конце концов, необходимое внутреннее напряжение, для достаточно мощного взрыва, и последующего синтеза.
Взгляните проницательным взглядом на личность, в которой разум подавлен инстинктом. Такая личность напоминает инвалида. Здесь нет гармонии, нет согласованной целокупности душевного агрегатива. Такая личность более напоминает животное, без дисциплины, без внутреннего порядка. А теперь взгляните на личность, у которой инстинкт подавлен разумом. При всём своём пафосном положении в социуме, он так же не полноценен. Здесь так же нет гармонии, нет силы присущей всему целокупно-слитому. Такая личность - слаба. Я уже слышу возгласы несогласия. Ну, когда разум подавлен инстинктом здесь, как будто бы всё ясно и понятно. Но когда инстинкт подавлен разумом, называть это неполноценностью, это уж дудки, сказали бы вы. Ведь мы уверенны, что стремимся всегда именно к этому. Вся наша мораль имеет именно эту цель. Ведь человек, в котором победил разум, есть истинно совершенный человек, может быть, сказали бы вы. На что, я бы ответил следующим образом: Во-первых, я имею в виду не только противопоставление инстинкта в чистом виде, и разума в чистом виде, но и гипостазированный «инстинктивный разум», и «разум рациональный», в личностных категориях общего разумении. Во-вторых, никто и ничто в этом мире, победив, не может оставаться долгое время в силе. Только лишь постоянное сопротивление, постоянное напряжение даёт возможность существования силе, как таковой. В-третьих, присмотритесь лучше к отдельной личности. Человек, у которого «опухоль в разуме», неважно с какой из сторон, со стороны ли инстинкта, или со стороны разума, выглядит абсолютно не приспособленным к жизни. С одной стороны, его «рассудительная разумность» часто невпопад, она плоская и однобокая. Его размышления либо «рационально – тупые», (в случае «опухоли разумного»), либо «животно-нерациональные», (в случае «опухоли инстинкта»). Человек, имеющий в своём разуме «опухоль инстинктивной разумности», - воплощение «уродливости личности». Его гармоничная целостность, как организованного существа - нарушена, либо не состоялась. В нём, либо не созрела и превратилась в рудимент, либо в процессе противостояния одержала верх одна из сторон дуалистического по своей природе разума, превратив другую сторону, не менее необходимую для становления «Великого существа», в засохший стебель. И такой субъект должен восприниматься так, как воспринимается всякое уродство, всякое дисгармоничное явление природы. И в точно такой же зависимости находится личность, обладающая в себе обратным процессом, то есть имеющая в своём разуме «опухоль рациональной разумности». Когда «рациональное» выходит за свои пределы, подавляя «инстинктивное», превращая личность в целом, - в кривое, однобокое существо. Такой человек утрачивает возможность воспринимать иную из сторон мира, находясь всё своё время, в одной плоскости. Такая личность, при всей своей кажущейся состоятельности в обществе, так же становится бессильной, к примеру, при столкновении с чем-то новым, не имеющим в нём опыта. Такая личность не способна к креативным воззрениям, и всякое препятствие, не описанное в учебниках, воспринимает фатально. Ибо, даже самая высшая математика, как вершина нашего «рационального», открывает нам только одну сторону осознанности мира. И пользоваться лишь ей, пусть самой «человечески разумной», всё равно, что ходить на одной ноге. Лишите себя одного глаза, и мир закроется для вас, наполовину. Лишите свою осознанность инстинкта, и ваш разум, как слепой котёнок, сам зачахнет.
Повторяю, для рождения чего-то по-настоящему стоящего, и тем более Великого, необходимо столкновение двух противоположностей, двух стихий, примерно равных по своей мощи. Для объёмного восприятия мира, не достаточно одной плоскости воззрения, не важно, какой, инстинктивной, или рациональной. Ведь по большому счёту, вся наша действительность, воспринимаемая нами как истинная реальность, это гармоничное единение множества плоскостей осознанности, баланс которых и даёт нам возможность гармоничного восприятия мира в его целостности. Я ещё не раз остановлюсь на этом.
Далее. Что собственно, даёт нам «инстинкт», что он есть в нашей жизни? (Я имею в виду, в теперешней жизни, ибо в прошлой он был – всё). Так вот «инстинкт», в широком смысле слова, как начало начал реакций всяких, так называемых органических систем, (в смысле организации вообще), представляет собой воплощение той силы, которая являясь основой всякого «хочу». Такая сила, без анализа и рационализма, поступает всегда так, как требуют того прямые обстоятельства, всегда необходимо, и поэтому всегда правильно. Но время воззрения и осмысления «инстинкта» ограничено ежесекундностью. Его стезя, - необходимая реакция на происходящее сейчас, ему чужды оценки, и какой-либо анализ во времени. Инстинкт, никогда не задумывается над отдалёнными последствиями. И вот здесь вступает в свои права и обязанности «рационно-аналитический разум» с его перспективами логического разумения. Именно рациональный разум, с его аналитической способностью, способен на более широкое как во времени, так и в пространстве, восприятие действительности. По крайней мере, так ему кажется, и в том он абсолютно уверен. Только он может строить «параболы будущего», расширяя тем самым, наше существование от одного мига, до целой жизни. Благодаря нему, мы проживаем не миг, а более широкий промежуток времени. Но это лишь с точки зрения «аналитического поля восприимчивости». Ибо с точки зрения инстинкта, рациональный разум глубоко заблуждается на этот счёт. Он существует и мыслит в ином поле познания, и его уверенность в том, что он осмысливает весь мир, все его стороны, есть лишь его «генетическое заблуждение».
И здесь выходит на арену «идеальное разумение». Как некое порождение от синтеза «рационально-аналитического», и «инстинктивного». - «Дитя», способное на куда более обширные поля осознанности, чем его «родители», как в пространстве, так и во времени. И с его точки зрения всякое «рационально-аналитическое» настолько плоско и слепо, и для него, является тем самым «рудиментом», которым «рациональное» считает инстинкт. Наш разум, делает более широким «теперь», не только и не столько благодаря «рационально-аналитическому», сколько «интуитивно-идеальному».
Сознание нашего обобщённого рефлексивного разума с его анализом, интуицией, и другими многочисленными «ганглиями», расширяют наш мир, как в пространстве, так и во времени. Мы, своим расширяющимся из точки разумом, являем некую проекцию всего мироздания, и символизируем флуктуацию и последующее расширение самой Вселенной. Того расширения, с которого начался этот мир, с которого начинается и которым заканчивается вся наша действительность. Мы существуем в постоянно расширяющемся «инфлантонном поле». И все механизмы, существующие в этом поле, копируют друг друга. И мы, и наш разум со всеми его способностями и возможностями, - не является исключением. Расширение Вселенной, отражает наше расширяющееся мировоззрение, нашу расширяющуюся осознанность. А наша расширяющаяся осознанность, делает возможным расширение этой Вселенной. Взаимовозможность, - создающая и определяющая бытие. Так возникает и существует вся наша реальная действительность.
Помимо прочего, расширяя миг своего существования, наш «рационально-аналитический разум» повысил на своём поле восприимчивости и осмысленности, нашу общую способность к выживанию. Что, на самом деле являлось его первоначальной и главной задачей. «Идеальный разум», с его инстинктивным и интуитивным, на своём поле восприимчивости и осмысленности, так же обеспечивает решение той же задачи. Это два «глаза Хамелеона», смотрящие в разные стороны и создающие два различных поля осмысления. Эти поля, сливаясь в нашем едином разуме в сферу целокупной осознанности, создают некую объёмную картину мира, (стереомир), в котором два различных канала, превращают внешность, - в полифонию божественного проведения!
На этих основных «пилонах» нашего разума, вследствие общих законов эволюции, стали набухать новые «почки». Из которых стали развиваться, казалось бы, не имеющие никакого отношения к выживаемости ни «вида», ни «индивидуума», «ганглии сверх осознанности». Небывалые «ганглии метафоричности» «ганглии интерполярности и экстраполярности», - «ганглии трансцендентного сверх бытия» порождающие так называемое возвышенное, не имеющее, казалось бы, никакой практической, с точки зрения природы, задачи. Создающие во всех возможных направлениях, различные виды Искусства.
И вот наш разум, расширив свои возможности и набравшись сил, дошёл до кризиса, после которого развернул свои «копья» против своего создателя, - против инстинкта. Создав тем самым, прецедент. Появилась, так называемая «внутренняя автономность», поддерживаемая противоборством, обеспечивающим развитие инстинкта и разума, не зависимо от внешних факторов, от внешних врагов. Существуя в разных мирах, разных измерениях, они стали бороться за право общего руководства индивидуумом, за право доминирования в принятии решений. Успех в этой борьбе, как правило, переменного характера. Но все же, чаще побеждает именно инстинкт. В первую очередь в силу того, что он древнее, и во вторую, в силу того, что как правило, баталии происходят на его поле.
Гений
«Тебе свой гений не познать,
как солнцу - света не видать…»
Когда я углубился своим скудным разумом в бесконечные тёмные глубины, где моё осмысление начало перерождаться в нечто бесформенное, зыбкое и неопределённое, и, в конце концов, упёрлось однажды в полную бессмыслицу, я вдруг почувствовал себя крайне плохо. Я увидел перед собой только бескрайнюю пустоту. Действительность, как таковая перестала существовать, мир растворился, и не осталось ничего действительно существующего. В этой пустоте было всё одно, - что триллионы километров, что один нанометр, что триллионы лет, что один миг…. Ведь «пустота» - не измеряема, она - вне категорична и бесформенна. А главное, я не нашёл в этом антимире ничего достойного, ничего, что могло бы быть целью. Глубина осмысления в какой-то момент вдруг перевернулась, вывернувшись наизнанку. Все Великие цели, глубокие истины, вдруг стали бессмысленными. Да…. В такие моменты необходимо обладать достаточно крепким духом, иначе не мудрено свалится в клинику. Ведь когда такое происходит, это говорит о том, что ты спустился так глубоко, что пробил своим лбом дно мира! И теперь, вся твоя реальная действительность, со всеми её целями и надеждами может утечь через эту пробоину.
Я вдруг ясно ощутил всю безысходность всякой действительности и всю бесплотность сущего. И ту холодную безразличную ко всему, фатальность целокупного мироздания. Где всякая, повторяю, всякая цель – бессмысленна. Во всей своей фатальности, я ощутил мимолётность и ограниченность не только своего существа, но и всей Вселенной! Мой рассудок помутился. То, что прежде так радовало мой разум, - глубина проникновения, тонкость мысли, откровение и проведение, всё это теперь стало лишь удручать. Радость от обыденных вещей, мой разум давно забыл, он развращён более сильными аффектами, его простые сенсоры атрофировались, превратившись в рудименты. Но теперь, и эти сильные аффекты, перестали удовлетворять мою животную, стремящуюся лишь к удовлетворению, сущность. И вместо радости удовлетворения, они стали причинять страдание. Я словно «пошлый наркоман», всё время увеличивал дозу, проникая своим разумом в глубины мироздания, ища в нём драгоценные камни-истины, и вот наступил момент, когда уже «сверх дозы» перестают оказывать воздействие на мой развращённый разум, и возникает угроза передозировки. Я почувствовал грань. Если я пойду дальше, мой рассудок не выдержит. Эта глубина – просто раздавит мой череп. Мне вдруг захотелось бежать от этой глубины прочь, наверх, - туда, к благодатным и прекрасным сводам иллюзии. Отбросить все мысли, все глубокие воззрения. Но и всплыть на поверхность я уже не могу, плавать планктоном для моего разума равносильно смерти. Это похоже на начало конца, - на полное разрушение. Когда ни идти дальше не в силах, ни вернутся, уже не можешь. Страшная пауза. Хватит ли сил преодолеть это? Надеюсь, что хватит. Надо научиться снова желать простые вещи, - разбудить, реанимировать «ганглии простых удовлетворений». Иного пути просто нет. Лишь в возвращении я вижу спасение.
Вот когда задумываешься о Боге. Как бы хотелось поверить в Бога. Какая невероятно благостная должно быть это отдушина! Какая по видимости благодать, - жить с Богом в душе. Не терзать себя муками глубинных осмыслений, целей и смысла. Поверить? Но как?! Как найти в себе ту потаённую комнату, войдя в которую, забудешь обо всём, открыв для себя истинную веру, и обретя с ней душевный покой. Но я подозреваю, что для меня это уже стало невозможным. Человек, попробовавший однажды «сильный наркотик глубинного осмысления», уже никогда не станет довольствоваться «чаем иллюзии», терпким напитком религиозной веры. В такой личности что-то атрофировалось, что-то очень важное для ощущения мирских радостей, которыми живут «блаженные». Он уже не может существовать без этих «мощных провокаторов сверх ощущений глубинного воззрения». Да. Я знаю. Что как всякий «наркоман», никогда не забудет аффектов, которые сполна вкусил в полях запредельности, так и я никогда не забуду тех мощных аффектов от глубинных проникновений, запредельных созерцаний в моменты ярких озарений, и заоблачных вдохновений моего мятежного духа. Тех озарений, которых я не смог, и скорее всего никогда не смогу описать на этих страницах. Но надеюсь, что моё «животное начало», моя воля инстинкта не даст мне деградировать, и я не выпаду из общего психосоматического поля. Пусть мой разум всегда будет стремиться к этому «наркотику», имя которому – «глубинное миропознание», но мой инстинкт, всё же не даст мне окончательно уйти из благодатных вод иллюзии ближайших перспектив.
Моё «эксплицитное знание» кажется самостоятельным, не зависимым от «имплицитного». Его глубина широта и самобытность, его трансцендентная отрешённость навевает мысль, что оно никак не связано с внешними знаниями, что оно не опирается в своих воззрениях и заключениях ни на что вовне. Что оно само в себе исчерпывающе и полно достигает понимания сути мира, как в локальных созерцаниях, так и в общих, всеохватывающих. - Чувство чистого разума. Создаётся впечатление, что для своего глубинного воззрения ему не нужно знать никаких открытий, и ранее наработанных и укрепившихся консолей общечеловеческого знания. Что оно совершенно самодостаточно. - Иллюзия самодостаточности эксплицитного знания.
Да. Нам часто кажется, что для многих наших умозаключений, опыт, как таковой, никогда не имел значения, и не оказывал своего влияния. Но на самом деле этот опыт, во всех без исключения случаях когда-то имел место. И не только оказал своё влияние, но и имел основополагающее фундаментальное значение. Но для нашей памяти он, либо прошёл не замеченный, либо просто забыт, так как имел место много веков назад у наших предков, и отложился в памяти наших генов. И я абсолютно убеждён, что всякое «эксплицитное знание», все же имеет латентные корни опыта. А его имманентность, так же, как и его трансцендентность, это, по сути, лишь вопрос нашего понимания, или непонимания его архаической возможности, или осознание или не осознание его сакральных истоков.
Итак, гениальность. По большому счёту гениальность самого великого открытия, гениальность самого грандиозного познания, есть результат цепи последовательных необходимых исторических явлений, отпечатавшихся в образах идеального познания человеческого разума, образах сложенных и зашифрованных в наших генах. И если бы мы могли отследить эти цепи, если бы это было нам доступно, то мы бы нашли всё это вполне закономерным и естественным, а главное очень простым. Как всякое «чудо мира», «чудо нашей действительности», - «гениальное» это, в сущности, простое «резюме». - Резюме, явившееся в результате случайных, и в то же время необходимых последовательностей. И как всякое «чудо мира», в силу сложившихся обстоятельств, «гениальное» - не могло не появиться. Как не мог не появиться весь наш мир, с его действительностью сверх совершенных агрегатных конструкции, при наличии известных исторических обстоятельств. Гениальность действительности нашего бытия, есть та гениальность, из которой пьёт воду всякая гениальность нашего социума.
«Творений грандиозных,
что восхищают совершенством форм,
мы склонны наделять мистическою силой,
но побывав на каждой из ступенек, - этот дом,
для нас естественным становится, подобно сливам...»
Но как мы оцениваем гениальное в нашем социальном мировоззрении? Мы часто называем «гениальным» то, что лишь вызывает у нас взрыв восторженности, захватывающей наш дух. В одном случае, от великой высоты по отношению к нам, в другом - от великой гармонии, вдруг вставшего пред нами явления. Но чаще всего, мы называем «гениальным» то, что не доступно нашему пониманию, что мы не в силах осознать. Там, где мы не в силах понять механизмы и причины возникновения того или иного гениального явления феноменального мира, мы оказываемся перед дилеммой. Отнести это к невозможному, или сверх возможному. Не осознавая, что по большому счёту, это одно и то же. Или там, где мы не в силах объяснить механизм того или иного, как нам кажется, случайного хитросплетения собственного разумения, выводящего наш рассудок в сферу сверхтонких запредельных облаков сознания, и мы нарекаем это воспарение собственного ума таинственным термином - «Гениальность».
Восторженность наших чувств, усиливает аффект, восхищение гипертрофируется, и мы, в конце концов, создаём себе идола. И это вполне естественно, ведь наша сущность жаждет мистики, и при первом же подходящем для этого моменте, непременно пользуется случаем. Наша фантазия в своих проявлениях не имеет границ, так как этот величайший «инструмент» нашего разума, подчиняясь всеобщему закону мироздания, не имеет, ни малейшей возможности остановится, так как не имеет возможности удовлетвориться. И её «производительность», напрямую зависит от провокаций внешнего опыта. Она словно бутон розы, раскрывается под яркими лучами внешних обстоятельств, и при всей своей «кажущейся бесполезности», радует наш взор своей гениальной красотой. Её сакральная задача в том, чтобы создавать иллюзии, которые затем, с такой жадностью «пожирает голодный идеальный разум», превращая затем эти иллюзии в «продукты собственного переваривания», из которых затем, с помощью «рационально-аналитического разума», словно из жидкого бетона создаются все строения феноменального мира нашей цивилизации. Да. Вся наша цивилизация обязана иллюзиям и аллюзиям, продуцируемым нашей фантазией, этой Терпсихорой сознания. Да. Наш «идеальный разум» питается иллюзиями, создаваемыми его собственной фантазией, словно лакомыми кусками, и это самый сладкий хлеб для него. Но этот его вкус, имеет вполне прагматичные мотивы.
И так. Какова же сакральная сущность «гениального»? В чём его невероятная волшебность, вызывающая в нас чувство заоблачности, некоей запредельности и сверх возможности. Гений, - в какой бы области он не случался, он всегда продукт столкновения сильных противостоящих стихий. Как я отмечал в предыдущей главе, «гениальность» — это то, что нарушает все мыслимые и немыслимые границы привычного мира, то, что разрушает размеренную бытность, то, что порождает новый мир. - Это взрыв, разрушающий всякую выложенную и укрепившуюся упорядоченность. Его появление обусловлено столкновением мощных внутренних противно направленных стихий. Гений человеческого разумения, - это «дитя», рождённое от столкновения внутри нашего «я», разума и инстинкта. Этих, находящихся в одном «сосуде», разно полярных монад нашего сознания, - монад непримиримых плоскостей целокупной осознанности. Столкновения, которых, порождают более утончённое изысканное, и в тоже время более организованное и мощное «Я». Наличие в одном «сосуде» мощного, как «рефлексивно-рационального», так и «инстинктивно-идеального разумения», неминуемо влечёт за собой формирование некоего гениального конгломерата. Он, словно бабочка, - нечто сверхтонкое и сверх гармоничное порхающее между двумя равновеликими силами. Нечто, порождённое обеими этими силами, и, в тоже время, не похожее ни на одну из них. – Он подобен шаровой молнии, возникающей между двумя потенциалами. По сути, нечто совершенно сверхновое, независимое, сверх организованное и сверх гармоничное, и только лишь потому, - «Гениальное».
И для рождения Гения, совершенно необходима соразмерность этих сил. Я уже не раз заострял на этом внимание. Как всякое «великое дитя» рождается только в результате «противоборствующего слияния», спровоцированного напряжением стремящихся друг к другу, и в то же время отвергающих друг друга сил, воплощающихся в своём синтезе в некий продолжительный во времени «коллапсирующий взрыв», некую «Шаровую молнию», обладающую своей собственной формой и что важно, своей собственной волей. Только в результате преодоления и совокупления, только благодаря синтезу стихий, рождается всё запредельное, всё мистически Великое.
Да. Всё Великое рождается в муках, в противостоянии, в борьбе. «Отдельная сила», не в состоянии рождать ничего стоящего, пока не встретит на своём пути достойного соперника, - врага так необходимого для всякого становления. Скажу больше. Она и существовать, по большому счёту, не может. Человек возник и развился, как нечто «совершенно гениальное», благодаря заложенным в него противостояниям, мощнейшим стихиям огня и воды, (воплощённых солнца и земли), которые не в состоянии ни слиться в нечто единое, ни разойтись, растворившись каждая в своей стихии. Только в результате столкновения огня и воды, и образования коллапса, (продолжительного во времени взрыва), со всеми вытекающими обстоятельствами, наша сущность, - существует. Именно этот «непримиримый коллапс огня и воды», живёт в нас, продуцируя каждую секунду, электромагнитные волны, упорядочиваемые нашим мозгом, в некие гармоничные формы пребывания, (мысли). И точно так же как мы с вами, и всё живое на земле, никогда не были бы рождены ни кем по отдельности, ни землёй, ни солнцем, (как только в совокуплении стихий земли и солнца), так и всё гениальное, и великое в нашей голове возникает в результате совокупления, противостоящих достойных друг друга монад сознания.
Далее, ещё несколько слов об отношении к «гениальному» в нашем социуме. Я не стану говорить много о том, что отношение к «степени гениальности», индивидуальное у каждого наблюдателя. Ведь каждый судит исходя из собственного положения, дистанции, и способности к оценкам. А по сути исходя из способности реагировать, которая зависит от наличия в судящем (условно говоря), схожих «ферментов» с объектом познания или восприятия. То, что один восторженно нарекает «гениальным», для другого, будет вполне банальной, известной вещью, и достаточно простой в своей сути. Это вопрос степени развитости разумения отдельных «наблюдателей – субъектов». Ведь «гениальное», как нечто определённое в оценках социума, есть лишь отношение, и корпоративное согласие «наблюдателей» многочисленных «кланов», и их обобщённых суммарных оценок, относительно степени возвышенности того или иного объекта познаваемости. Ведь по большому счёту, «гениального вообще», – не существует. Как не существует «совершенного вообще», как не существует «истинного вообще». – Некая вершина мира, точка отсчёта, или достигнутая цель.
Но существует то, что недоступно в данный момент никому, что создано только сейчас, что никогда до того не имело места между небом и землёй, что даже не находило отражения ни в одной фантазии, что лишь по воле случая и проведения выстроилось в идеально гармоничную форму здесь и сейчас. Новый, только что созданный мир - это и есть, поистине «Гениальное», его истинное воплощение, его апофеоз! И только этот вид «Гениального», не нуждается ни в каких иных оценках и подтверждениях собственного величия. «Гениальность» - возвышающаяся над всем! Нечто «тонкое», заоблачное, завладевающее расположенными к познанию, умами. То, что удивляет нас, что поражает наше воображение. «Электрический разряд короткого замыкания», создающий вокруг себя, «озоновое поле» новой реальной действительности.
Мы, кто способен оценить поистине «Гениальное», нечто в сути своей, выходящее за границы нашего мира, некая созданная «новая тропинка», всегда знаем, что это такое, нам не нужны в этом отношении никакие пояснения. Мы знаем, что это выстроенный изнутри, новый, не существующий до сих пор, мир.
То, насколько твой «личностный гений» будет стремиться к вершине, в первую очередь зависит от того, насколько мощны противоборствующие силы внутри тебя как созидателя, каков их совокупный потенциал. Конечно же, для возникновения поистине Великого гения, необходим целый ряд стечений обстоятельств, как внешних, так и внутренних. Но основополагающим моментом является всё же наличие как мощного интеллекта, так и, что не менее важно, наличие мощного инстинкта. Повторяю, только так возможен достаточно «мощный взрыв», провоцирующий синтез монад твоего сознания, необходимый для создания всего сверх нового и выходящего за пределы архаики реальной действительности.
Здесь, вполне естественно просматривается проекционная аналогия с механизмами, так называемой «неживой природы». Появление поистине гениального человека, сравнимо с появлением достаточно мощного «Торнадо» в отрегулированной слаженной атмосфере земли. Возникновение, которого, обусловлено столкновением мощных равнозначных равносильных природных стихий. Физика этого явления по своим механизмам, близка к метафизической механике всего «гениального». Ведь неспроста мы придаём Смерчу некую произвольность и даже разумность, вытекающую в личность, присущую лишь живым существам. Да, эти Смерчи очень похожи на живые существа, как похожи на них, шаровые молнии. Они рождаются, набирают силу, и умирают, рассеявшись в океане энергетического котла. Гений, - словно Смерч над пустыней, рождается так же, совершенно необходимо, при наличии, или стечении всех на то обстоятельств. Его появление предопределено самим проведением.
Можно привести ещё сотни примеров, как, на разных уровнях мироздания, сталкиваясь между собой, «стихии» рождают своих «детей», таких разных, но всегда адекватных и соизмеримых по своей мощи, с потенциалами своих «родителей». И то необходимое и всегда абсолютное возвышение мощи гения, над мощью стихий, порождающих его, происходит в силу высвобождения скрытых энергий, спровоцированных этим синтезом, высвобождения латентных потенциалов. Всегда и во всём, именно противостояние и столкновение вскрывает всякую латентность, высвобождая силы, разрушающие стены и всякие границы действительности. И это явление повсеместно. Каждый, кто посмотрит в мир с определённого угла зрения, увидит параллели. Этот принцип, пожалуй, является основой всякому прогрессивному становлению в природе вообще, и становлению нашего разума в частности, как его спекулятивных форм осознанности, так и идеальных. Простые законы физики, в глубине своей, сохраняются и в поле метафизики. По крайней мере они не противоречат им., например, «Закон сохранения энергии», и «Закон достаточного основания». Здесь нет противоречий, ведь, когда мощность Гения, соразмерна совокупной мощности стихий, порождающих его, это не выходит за рамки классической физики. Или, когда следствие, совершенно необходимо предопределено причиной, или достаточным на то, основанием. Так вот «дитя», как я уже отметил, по своей мощи всегда соизмеримо с «родителями». И лишь высвобождаемая в результате синтеза, латентная энергия, разрушает пределы архаически уложенного бытия. А так как в силу ли проведения, или в силу необходимой последовательности всех течений мира, стечение обстоятельств и столкновение стихий или монад сознания может быть каким угодно, то и градации гениального, могут находиться на разных ступенях бесконечной лестницы бытия. И суждения различных судей относительно одного и того же гения может быть различно и неоднозначно. Поэтому «Гений», так не равнозначен, в общих оценках социума. И именно отсюда берутся все споры относительно «Гениального вообще».
Я, как всякий «субъект-наблюдатель», смотрю на «Гениальное» со своей точки зрения, со своей высоты, и оцениваю его мощь, исходя из собственных представлений и оценок. С моей точки зрения у этого явления, как, впрочем, у иных явлений, есть оборотная сторона, - своё «кривое зеркало». Когда в силу восторженности, мы создаём себе кумира, называя его гением, мы разгоняем локомотив своего сознания до скоростей, вызывающих эйфорию. А вместе с тем и разогреваем субстанцию своих оценок, до температур, при которых холодность всякого суждения просто исключается. Где каждая минута становится несколько длиннее, а мир вокруг, несколько прекраснее. И на крыльях этой эйфории, в нашем сознании, все внешние формы вырастают, всякая гармония превращается в сверхгармонию. Наша душа кричит и ликует возбуждённая любовью, а подчас, и гиперлюбовью, придавая внешним объектам познания гипертрофированные формы. Всё что, так или иначе, попадает в её поле зрения становиться «гениальным». И часто на этой почве «гениальным» становиться то, что таковым не является даже с точки зрения посредственного разумения обывателя. Я уж не говорю о коллегиальных оценках, в которых вообще всё растворяется, и превращается в удобоваримую кашу.
Другой причиной несоответствия всех тех явлений, увешанных регалиями, с твоими оценками настоящего достоинства обусловлено тем, что абсолютных критериев оценки «гениальности», не существует. То есть, на этом поле нет законов, опираясь на которые, ты мог бы сделать заключение. В метафизике идеального, вообще нет абсолютных критериев оценки, ибо нет абсолютно достоверных форм, и истинных начал. Здесь ничего не укореняется, не превращается в пилон или консоль, ничего не дубеет, и не покрывается корой. Здесь нет той классической полезности, главной меры суждения для «рационально-аналитического разумения». Здесь нет, и не может быть ничего по-настоящему истинного, с точки зрения «рационально-аналитического разума», который только и способен оценивать всё в критериях полезности или вредности, ибо только он располагает инструментами для подобных оценок. А это значит, что в свою очередь, с точки зрения противоречащего «идеального разума», для которого оценкой служит лишь гармония и полифония образа, здесь нет и быть не может ничего ошибочного, и всё что, так или иначе, растёт на этом поле, – истинно. Ну а гениально оно или посредственно, это уже вопрос с одной стороны, выложенных хреод-критериев «рационально-аналитического разумения», с другой стороны, критериев оценки общей полифонии и гармоничности оцениваемого идеальным сознанием, явления. И если оценки «идеального сознания» всегда находятся на своём поле, то «рационально-аналитическое» часто заходит на чужое поле. И в силу того, что все оценки «рационально-аналитического разума» строятся так или иначе на сравнении, то заходя в область идеального, он часто попадает впросак, и обманывает сам себя, что в действительности способен оценивать тот или иной объект познания, либо возникающее пред ним явление или образ. Ибо на самом деле, здесь не с чем сравнивать. Ведь «Гениальное», по-настоящему «Гениальное» - не сопоставимо и несравнимо ни с чем. Оно вне каких-либо критериев оценки «рационально-аналитического суждения».
Если провести некую параллель физики и метафизики, то примером в метафорическом образе подобного достоинства в классической физике мироздания обладает так называемая «Чёрная дыра». Мы не в состоянии её оценить, мы не знаем, что она - есть, ибо её не с чем сравнить. Так всякое по истине «гениальное» выходит за рамки возможности какого-либо сравнения. А значит и выпадает из поля возможности суждения для «рационально-аналитического разума». Мы знаем, что оно есть, но что оно, осмысление его начала, нам - недоступно. Чем не благодатная почва для всякого рода спекуляций.
Далее, обращаясь опять к социуму. В нашем социуме по-настоящему «гениальное», как правило, поначалу все принимают за недоразумение, вздор и полный бред. И это как раз связано с тем, что «гений» создаёт до сих пор не существующее, совершенно новое невиданное здание, с новой, невиданной кривизной зеркал, окружающих фасад. И автор, пытающийся поведать, рассказать об этом новом невиданном мире, неминуемо воспринимается как умалишённый. Так бы, наверное, восприняли рассказ рыбы, если бы она умела говорить, которая миллионы лет назад вернувшись с суши, рассказала бы своим соплеменникам о том, что видела там, в заграничной действительности. И эти соплеменники как минимум лишили бы её плавников, если бы она ещё и вздумала звать всех на сушу. Они подняли бы её сначала на смех, обвинив в полной бредовости этой идеи, а затем, скорее всего, казнили бы её.
И здесь закрадывается крамольная мысль. Не всякий «бред» является чем-то гениальным, но всё гениальное, чаще всего поначалу является «бредом», - вздором больной головы. Или так. Не всякий так называемый «бред», со временем превращается в нечто «гениальное», но всё «гениальное» имеет основания бредовости.
Как я упоминал чуть выше, у каждого разума своя «ступенька лестницы мира», и адекватная оценочная палитра обзорности, соответствующая высоте и положению этой ступеньки. И на этой «ступеньке» для него, всё серьёзно и всё имеет ценность. Вполне может быть допустимо, что то, что мы однозначно признаём ныне полным «бредом», в будущем вырастет в наших сознаниях, в нечто совершенно новое, сверх гармоничное и истинное. Но здесь надо понимать, что для того нам и дан «рационально-аналитический разум», чтобы всё и вся расставлять на свои полки. И если «Гениальное», поначалу вызывает ощущение «бредовости», то совершенно не обязательно, чтобы всякая такая «бредовость», стала со временем «Гениальностью».
Можем ли мы быть судьями? - Да, можем. А как иначе? Именно мы и должны быть судьями. И именно в силу того, что «истинности самой в себе», - не существует, по-настоящему существует лишь наша оценка. Убей её, и ты убьёшь всё, чем живёт твой мир. В мире нет фундаментальных истин, принадлежащих самой действительности. И всё что мы, так или иначе, оцениваем, есть и всегда будет единственно существующей истинной. И совершенно неважно опровергнет её кто-нибудь когда-нибудь, или нет. Важно только то, что сейчас и здесь. А то, что завтра, и где-то, будет важно для иного времени, иного места и иных наблюдателей. Весь наш мир когда-нибудь будет перевёрнут и опровергнут.
Бытовое различие в оценке, имеет банальные корни соответствия и соразмерности, то есть питает свои умозаключения из этого соответствия и соразмерности. Многие умные головы, к примеру, выслушивая отзывы критиков, или смотря телевизионные передачи аналитического характера, удивляются, как это они там с такой лёгкостью называют гениальным то, что мелко и просто, что не выходит за рамки даже бытовой осознанности? И даже касаясь простых аффектов нашей воли, они недоумевают, как люди могут получать удовольствие от такой пошлости, смеяться от такой глупости, и плакать от такой мелочи. Ведь по их разумению эти декларирующие свой взгляд на вещи так называемые «гении», на самом деле, достойны жалости граничащей с презрением. Но лишь набравшись истинной мудрости, эти «головы» начинают завидовать этим «презренным», завистью дряхлого старика, получившего мудрость, взамен детской наивности, и в силу этого, потерявшего всякую возможность получать удовлетворение от простых вещей, от простой осознанности мироздания. И им действительно можно позавидовать, ибо они, благодаря своему плоскому познанию, в большинстве своём, живут вполне счастливой жизнью.
Бывает конечно, что кто-то из этих «плоских голов», уже не получая того удовлетворения, начнёт углубляться в своём познании мира, всё больше приближая «корабль своей осознанности», к потере остойчивости, когда всё в нём, вдруг переворачивается, и он видит подводный мир, осознавая во всей глубине, что теперь имеет вместо одного, - два мира. И, соответственно, теперь обладает как двумя большими радостями, так и двумя большими печалями. Но большинство так и останется на поверхности, получая удовольствие до конца своих дней, от мелких аффектов собственного относительно скудного спящего в своих пенатах разума. И только редкие личности, превратив свой разум в «подводную лодку», углубятся так глубоко, что их сочтут безумцами. Но, в конце концов, по прошествии многих лет, их всё же назовут Гениями или даже Святыми. И не понимая их, будут всё же, чтить их. Чувствуя в глубине своей души ту могучую, рождённую в результате столкновения мощных стихий, силу.
Так будет всегда. Тот, кто стоит от нас на более грубой «низшей ступени» всегда будет считать наш вердикт в отношении мира, ненужным бредом. Те же, кто стоит на более утончённой «высшей ступени», будет считать его пошлым, слишком простым и низменным. «Верховный Абсолютный Гений», - так же невозможен, как не возможна «Верховная Абсолютная Истина». И как абсурдно искать в космосе «верх» и «низ», «центр» и «периферию», как только лишь условно, только лишь По-отношению, так невозможно обнаружение здесь и сейчас точки отсчёта, или вершины мироздания, как только лишь По-отношению.
Но всё же, мы должны, в рамках нашей осознанности, дать хоть какие-то более-менее твёрдые оценки самого явления таланта и гения. Иначе оно не найдёт своей существенности. В чём разница между талантливостью, и гениальностью? Только ли в градационном совершенстве, или относительной силе познания? И это не праздный вопрос. Ибо, с лёгкой руки критиков здесь всё и вся смешивается, и просто талантливого человека, часто называют «Гениальным». Банальная фраза: «Каждый человек в чём-то талантлив, гениальных же, - единицы», должна найти своё разрешение. Чертя параллели, с той же последовательностью можно сказать, что «пожаров» много, но по-настоящему «грандиозные взрывы» – крайне редки. (Чувствуете, и здесь игру разумения, разрешаемую только в его относительной субъектарности).
Талантливые люди совершенствуют уже созданный мир, делая его гораздо тоньше, ярче и отчетливее. Метафизика их «внутреннего взрыва» не достаточно мощна, в соразмерности с «гениальными» людьми. Гении, своим «атомным взрывом» разрушают старый мир, и на его обломках создают новый. Они, создавая его только для себя, неосознанно создают его и для всех остальных. Ибо наш разум, как разделен на индивидуальности, так и не разделим в общем разумении «организма-животного», называемого «Человечеством», с его глобальным сознанием. И увидев новый мир, люди легко проникаются им, и он постепенно становиться и их миром. И всё, что вырастает в одном разуме, передаётся флюидами другим, точно так же, как передаются импульсы между нейронами одного индивидуального разума. Возможности «черепной коробки» одного индивидуального разума, подчас соразмерны возможностям всех «коробок человечества». И в этом находит свою квинтэссенцию гениальность самого разумения.
Гений, в какой области он бы не творил, всегда настраивает «разумное восприятие окружающих», на свой, новый лад. Окружающие его люди со своим архаическим разумением, но с расположенным ко всему новому стремлением, постепенно настраиваясь на его «волну», начинают видеть и слышать шире, осмысливать глубже, и, в конце концов, начинают ощущать в полной мере, этот новый мир. И это приводит их в восторг! Ибо это самое значительное в их жизни, - это то, что собственно делает жизнь волшебным явлением. Что может быть важнее для разума, чем появление нового восприятия. = Мир, - до сих пор не существующий! Так рождались Боги! Так они и впредь будут рождаться…
Кстати сказать, именно благодаря этой «флюидной связи», этой способности одних людей к настраиванию на свой лад общей мелодики сознания людей, и их расположенности, их способности к восприятию музыки наиболее гармоничного, а значит мощного разума, существует общее разумение рода, и «обобщённое разумение клана». Создаваемая, на основе алгоритмов общечеловеческого сознания, общая полифония мировосприятия, звучащая в унисон «хору действительной реальности», порождает существующий общим для всех, действительный мир.
Связь между индивидуумами многопланова. И, с метафизической точки зрения не последнее место здесь занимает вербальное общение, которое как инструмент, в своих механизмах, идентично закодированному сигналу электрического импульса, предаваемого нейронами друг другу. Ведь слова и фразы, в модифицированном виде, передают формы «электромагнитных цепевидных сплетений» - продуктов, идентичных сигналам нашего мозга. Они, - суть закодированные информационные модификации этих импульсов. Закодированные для того, чтобы иметь возможность передачи через речевые инструментарии нашего тела. И эта информация, как всякая кодированная в импульсах информация, попадая через рецепторы («слуховые окна») в черепную коробку, раскодируются и превращаются снова в электромагнитные импульсы определённой формы, в своё родное, первоначальное формообразование. И подобная схема присуща всякой информационной связи, как сложных систем, так и простых.
Гений, в силу особой способности последовательных связей в его разуме, в силу небывалой формы алгоритмической функции собственного разумения, выстраивает некие цепи нового, небывалого воззрения, которые вырываясь своими «телами» за сферу общей допустимой способности, расширяют эту сферу, и тем самым, расширяют наш общий мир действительности.
То, что когда-то было создано гениями, теперь для нас, стало обыденным. И ныне мы воспринимаем всё это, как существующее всегда, и только когда-то давно, открытое умной головой. Так и весь наш мир, всю нашу действительность, всю нашу бытовую реальность, мы воспринимаем как существующее всегда, но когда-то открытую «зреющими головами». = Гений мира, гений разумения, - воплощающийся в гений реальной действительности.
Нас вводит в заблуждение одно понятие, которое я стараюсь не применять, это понятие - Открытие. Укоренившееся, и ставшее плотью и сутью нашего разумения, это понятие диктует направление для всякой возможной осознанности мира. Оно толкает нас в заблуждение, и ограничивает наше осмысление мироздания. Благодаря нему, мы уже не в состоянии мыслить в ином поле, как только в поле познаваемости уже существующего самого по себе, и лишь открываемого мира. Мы уверенны в том, что всё, что мы знаем относительно мира, всё это - существовало всегда, и нами, лишь открыто. Это самое неистребимое заблуждение человеческого разума, его главная иллюзия. = Великая иллюзия. Будто бы мир уже существует сам в себе, а мы лишь открываем его тайны, его латентные скрытые до поры до времени, закономерности.
Горе жизни
Вся классическая психология, изучающая поведение человека, это взгляд специалиста на поле битвы, где в клинче сходятся инстинкт и разум. Психология, в сущности, всегда определяет приоритеты в преобладании, доминировании в определённых ситуациях, либо инстинкта, либо разума. Те критерии, которыми руководствуется психолог, всегда определяются исходя из следующего контекста. (Упрощённо). Внешние влияния, оказываемые воздействия на инстинкт, и внутренние реакции на это, контролируемые разумом. Всегда в совокупности, и всегда в свете соотношения и взаимодействия главных колоссов нашего сознания, - инстинкта и разума. Ведь целокупный психотип человека всегда определяется его внутренним соотношением сил инстинкта и разума, каждый из которых, абсолютно уверен именно в своей правоте, истинности своего взгляда, на то, или иное событие, на ту, или иную ситуацию, на ту, или иную линию собственного и чужого поведения. И психолог, по большому счёту, занимается тем, что ищет и находит компромиссы между ними, чтобы сохранить некий внутренний баланс, - паритет, а значит сохранить внутреннее общее равновесие личности.
Человек, у которого наиболее сбалансировано инстинктивное и разумное - гармоничен. Его поведение ровное, без гипертрофированных всплесков. Его душа, - словно море в хорошую солнечную погоду, с лёгким бризом на поверхности воды. Личность же, на поле которой, то инстинкт берёт верх, то разум, напоминает переменчивую погоду мирового океана. В его душе бушует постоянный шторм. То волны инстинкта накатывают на скалы сознания, то волны разума бросают из стороны в сторону лёгкую шлюпку осознанности. И всё это внешне напоминает растянутый во времени кризис, с постоянно вспыхивающими, и затихающими боями.
Но вот что интересно во всём этом, так это тот парадокс, который мог бы так и остаться необъяснённым для нашего аналитического воззрения. Ведь всё и вся в нашем мире стремится к гармонии, к уравновешиванию. И, в то же самое время, именно «штормовые характеры» способны преподносить сюрпризы грандиозного свойства, производя поистине гениальные вещи. В какой области они бы не находились, будь то наука, искусство, или политика. Их вулканическая сущность, почти необходимо порождает катаклизмы с грандиозными выплесками лавы на поверхность. Ведь их внутренние столкновения предполагают обязательное высвобождение колоссального количества энергии. И для природы, во всём этом, моральная подоплёка явления, конечно же, не имеет никакого значения. Ведь природа – аморальна в сути своей. Для неё неважно, разрушает или созидает её «дитя», лишь бы не скучало. Поэтому, как правило, Гений - вне морали. В противном случае сама его гениальность, под большим вопросом. Ведь моральные аспекты, подобно графитовым стержням в ядерном реакторе, всегда сдерживают, ограничивают развитие цепной реакции сознания. Поистине, гениальное, - всегда свободно от всяких моральных догм.
Наше желание подвести всё и вся под моральную основу, мне глубоко понятно. Ведь это наиболее простой способ подвести всё и вся под собственную полезность, под собственную безопасность. Именно страх, был тем изначальным мотивом, благодаря которому возникло и развилось до теперешнего колосса, моральное воззрение. Интерес доминирующей касты, чья воля желала покорения чуждых элементов, создала клетки и барьеры сознания, наделив «уделами» всех резвых, и чрезмерно независимых «коней осознанности». Воля морали, утончаясь и совершенствуясь, превратилась на первый взгляд грубого осмысления, в нечто бескорыстное. Но дело в том, что мы, подчас, не способны замечать утончённых мотивов, и не придаём значения таким мотивам интереса, как сверх возвышенное тщеславие, и самоидентифицирование в величии, обозначенное общим понятием благородства. Ведь даже когда создаётся впечатление полного отсутствия интереса в поведении в ущерб себе, это всегда вопрос лишь доминирования возвышенных интересов, их сверх тонких для грубого разума, мотивов. Преобладание возвышенных интересов «идеального разума», над интересами «рационального» и «инстинктивного».
Мало того существует доминанта сознания, основанная на укоренившихся коммуникативных связях между индивидуумами отдельного «клана», (который, кстати сказать, и существует благодаря этим укоренившимся коммуникативным связям), где подчас интересы «клана», с которым ассоциирует себя индивидуальное разумение, подавляют интересы личностного характера индивидуума. Но сам интерес, как таковой, никуда не девается, он всегда и всюду присутствует, и контролирует все помыслы и действия всякой личности. Вопрос лишь в узости или обширности, возвышенности, или низменности этого интереса. То есть, всё той же грубости и утончённости, воюющих, во всех аспектах нашего мироздания, алгоритмах умопостижения.
При всём своём снобизме, и общей пропаганде отстранённости от корыстных побуждений, латентная подоплёка морали в том, что она в своих инструментах стремится, как правило, либо оградить себя или свой «клан» от опасности, либо реализовать интересы доминирования «господствующего клана». А также оградить от смешения, как «кланов», рас, так и самих понятий «утончённого и возвышенного», с «низменным». А по большому счёту, смешения грубого и тонкого миров. Исключить диффузные проявления, подстерегающие всё, что лежит бок обок.
Но фокус в том, что жизнь наша такова, что как только устраняется одна опасность, тут же, без промедления, появляется другая. Как только устраняется опасность голода, появляется опасность пресыщения. Как только устраняется опасность внешнего врага, тут же появляется опасность внутреннего. Устраняешь опасность остаться без средств к существованию, появляется опасность скуки. Устраняешь скуку, появляется целый букет опасностей, и т. д. Как только устраняется опасность смешения, тут же появляется опасность абстрагирования. И в этом контексте вся наша мораль представляет собой игру, где всё время меняются условия, и адекватно этим переменам, меняются маски на её лице. И её стремление улучшить человека, имеет латентный интерес облегчить жизнь, устранить из жизни всё то, что приносит страдания, несчастья, и всякого рода неприятные моменты. - Поистине благороднейшая цель! Трудно спорить с этой доктриной. Ведь, как только ты вздумаешь противоречить этому, тебя тут же нарекут сумасшедшим. Ведь это против разумности. Той разумности, которая доминирует в нашем сознании, и не оставляет и малейшего намёка на собственную несостоятельность.
Вы хотите покончить с трудностями? Вы, - плавающие на поверхности осознанности! Вы хотите оградить себя от всяких опасностей, называя это целью вашей жизни? Вы не видите дальше своего носа! Ведь стоит лишь на миг представить себе отсутствие всяких трудностей и опасностей, и сама жизнь – пропадает. Она исчезает вместе со всем миром, как только в ней исчезает последнее затруднение. Если вы хотите жить, вам всегда придётся менять одну трудность, на другую, и заменять одну опасность противоположной. Ведь вся ваша суть, как и сакральная суть жизни – есть напряжение. А напряжение невозможное без затруднений.
Вы, - плавающие на поверхности! Вы желаете искоренить все беды и несчастья? Вы хотите сделать свою жизнь лучше? Но что значит, это ваше лучше? Вы хотите сделать свою жизнь спокойнее, бесстрастнее, как можно меньше напряжений сил духовных и физических? Но в таком случае, лучший способ получить самое лучшее, - это либо поскорее умереть, либо вовсе не родится.
Когда вы улучшаете свою жизнь, не забывайте о том, что всё имеет оборотную сторону. Помимо прочего, в самом стремлении улучшить жизнь скрыта иллюзия. Ведь так же как в вербальном, мы всегда находимся под воздействием словесных впечатлений, и на наших «запястьях» всегда защёлкнуты «серебряные наручники терминологии», так и в моральном, обманываем сами себя, под воздействием впечатлений кажущегося облагораживания, присущего определённому порядку вещей.
На самом деле саму жизнь невозможно ни улучшить, ни ухудшить, - это чистая иллюзия. Во-первых, жизнь всегда одинакова в своей сути, всегда такова какова есть, - «Мы только ползаем по телу неизбежности…» Во-вторых, мы оцениваем все её горести и благости только по - отношению друг к другу, через призму нашего восприятия и в соотношении с развращённостью, либо закалённостью нашего духа. Все горести и благости в нашем восприятии, их величины, всегда обоюдно зависимы друг от друга. Мало того то, что для соседа является горестью, - для вас, - вполне может быть благостью, и наоборот. (Что случается чаще всего). Но наше воображение, как правило, глядя на горести соседа, не учитывает этого очень важного обстоятельства. Мы не затрудняем себя вглядывание в суть вещей и почти никогда не учитываем, что как горести, так и благости, только с нашей точки зрения являются таковыми. Что, как благостей, так и горестей вообще, - не существует. Не может быть в идеальном смысле, горестей и благостей для всех и вся. Они могут быть лишь по отношению, и очень непродолжительное время. А значит и мораль для всех и вся, - невозможный нонсенс.
Мифическое положение о вечных муках в аду, и не менее мифическое о вечной благости рая, лишь лишний раз доказывает наше иллюзорное видение, как страдания, так и наслаждения. Вы полагаете, что возможно искоренить первое, и бесконечно наслаждаться вторым. - Блаженные! Вы лишь можете заменить одно другим, и не более того. В вечной благости рая столько же горя, сколько в вечных муках ада.
Вам только кажется, что вы что-то меняете в вашей жизни, что она становится лучше, благоприятнее. Но на самом деле, всё и вся возвращается на круги своя. И вы с этим, - ровным счётом ничего поделать не в силах. Вы, - наивные как малые дети, копошитесь в песочнице строя замки. Но сколько раз из этого песка было построено и разрушено. Вы стараетесь изо всех сил увеличить количество получаемых наслаждений. Но как только их становится в избытке, они начинают приносить вам страдание. Вы хотите исключить всякое страдание? Но как только страданий становиться меньше, каждое из них, начинает бить в разы больнее.
Вся хронология нашей жизни такова, что мы можем менять лишь фигуры, но суть всегда одна и та же. Так было, и так будет всегда. И мы, решая одни проблемы, всегда тем самым, создаём много новых. Они размножаются в нашем расширяющемся сознании, и окончательно решаться только с последним вздохом.
Вы клевещете на жизнь, говоря, что она вся сплошь горемычная, и пытаетесь сделать её лучше. Но дело в том, что, как правило, под словом «лучше» вы всегда подразумеваете - «легче». Вы даже не видите того, что как только ваша жизнь становится легче, вы сами начинаете искать себе трудности. Вы, - плавающие на поверхности! Чего же вы на самом деле хотите? Уберите из своего лексикона термин - «улучшить жизнь», посмотрите на неё с другого угла зрения, и вы будете благодарны миру за те трудности, которые периодически встают перед вами. Они необходимы вам для того, чтобы вы стали сильнее, а значит - счастливее. Ведь для того, чтобы вам стать сильнее и счастливее, должна возникнуть необходимость. – Эта Афина Паллада жизненности, её величайшая и единственная «креативная ценность» и основа всей действительности.
Счастье жизни
Невозможность стабильного счастья для нас, коренится в самой сущности нашей воли. Ведь даже сбалансированная кривая гармонии наших ощущений, при длительном сохранении ровного баланса, вызывает привыкание, и как следствие, несёт регресс остроты ощущений, утрату чувствования воли самой себя. А значит, приносит и общее ослабление ощущения полноты жизни. Чем вызывает в ней новое противоположное страдание. И наша воля, чтобы почувствовать себя снова, чтобы ощутить собственную жизнь, неминуемо станет искать «разбалансировки». Она всегда жаждет чувствовать, насколько это возможно остро, жизнь. Ради этого, она готова даже на страдания жизни. Ведь «пустота» для неё, - ещё мучительнее.
И только поэтому «стабильное счастье», - это мечта о загробной жизни, это стремление к «несуществующему», по определению самой жизни и самой действительности. Мы стремимся к очередной иллюзии, получая как всегда лишь разочарования. Примерно так в моём представлении выглядят параболы ощущений нашей воли. Где система координат представляет собой; Горизонтальный вектор – воспринимаемый момент течения времени. Вертикальный вектор вверх, – Желание (напряжение, и соответствующий адекватный душевный диссонанс). Вертикальный вектор вниз, – удовлетворение, (разрешение, и соответствующий адекватный консонанс). Сама же кривая отображает состояние нашей воли, как в целом, так и периферийно, в разные промежутки времени.
Хотите формулу абсолютного счастья? Эта парабола должна быть ровной, без всплесков, - окончательный полный штиль. Но, так как это означало бы анабиоз воли, возможный только в смерти, то при жизни, она не может быть абсолютно ровной, - просто физически. И наше счастье, всегда лишь относительное счастье. Оно должно выглядеть примерно так: Ровные сбалансированные подъёмы, и соответствующие им спады. Затяжка в любом из направлений приводит к разбалансированию и как следствие к страданию. На схеме это показано векторами внутри параболы. Эти затяжки происходят в результате, условно говоря, преобладания «центробежных сил», имеющих своё место в сущностных лабиринтах нашей воли, над «центростремительными», черпающими свои парадоксальные лейтмотивы из общего котла мироздания. Образ волновой параболы нашей сущности, как чувствуемая нами квинтэссенция мироздания, как отражение волновой парадигмы всей окружающей нас действительности, находит своё влияние во всём, что принадлежит этому миру, и прежде всего, воплощается в наших аффектациях, как наиболее ощущаемых транскрипциях волновой поверхности всего нашего бытия. Мы существует в волновой агрегатности мироздания, и вся наша существенность подвластна этому сущностному пантеону.
И всё это было бы слишком просто, ибо скорее всего поддавалось бы, в конце концов, нашему стремлению к собственной организованности и приведению собственной душевной организации к абсолютному балансу, в котором мы нашли бы своё счастье. Но дело в том, что ровное сбалансированное движение нашей воли достаточно длительное время, как я упоминал в начале этого параграфа, вызывает в ней привыкание, и как следствие, - «страдание от соприкосновения с пустотой», (так как пустота и есть абсолютный баланс сил). - То, что называется скукой. И наша воля начинает «ёрзать», она сама вызывает дисбаланс, чтобы выйти из этого своеобразного относительного «анабиоза», начинающего всё больше мучить её. И эту схему можно приложить к любым проявлениям нашей воли без исключений. Воля всегда и всюду жаждет чувствовать себя, чувствовать, что она живёт, что она существует. И хотя это по необходимости сопряжено всегда со страданием, но если она перестаёт себя ощущать, то начинает паниковать и стремится выйти из этого состояния любыми путями. И здесь, с силу контрастности, её не пугают уже никакие перспективы страдания. Более всего на свете она боится заснуть на безмятежной глади океана действительности, - она боится умереть. Ей по природе её, чужда безмятежность.
Кстати сказать, музыка, при всей своей общей резонаторной природе, при всём кажущемся абсолютном жизнепровоцирующем аффекте, влияющем на нашу волю, на самом деле разбалансирует её. Хотя в большинстве случаев, нам кажется, что она стремиться уравновесить нашу душевную организацию, привести к балансу наши чувства и мысли. То есть, на самом деле музыка стремится усыпить нашу волю?? Имея в своей сути ту же волновую параболичность, она с одной стороны действует на нашу волю как резонатор, настраивая и гармонизируя её, с другой как анти - резонатор, дисгармонируя и разбалансируя. Да, именно последовательная смена резонанса и анти - резонанса вызывает у нас такое удовлетворение музыкой. Наша воля начинает чувствовать свою наиболее возможную полную мощь. Все её латентные, спящие силы - просыпаются, поднимая душевные ощущения над всей бренностью бытия. Музыка есть воплощённая в звуках система координат нашей воли, нарисованная мною выше. И несёт в себе всю палитру возможных всплесков и падений, всех возможных соотношений перепадов нашей душевной организации. И наш пиетет, либо отвращение воспринимаемых музыкальных произведений, создаваемых личностями с различной общей внутренней волновой модуляцией архитипа, зависит от возможных отклонений музыкальной модальности воспринимаемого произведения. Первое, происходит, когда общая парабола музыки близка, родственна по своей модуляции, настройке нашей души, когда она примерно совпадает с обобщённой параболой нашей воли, то есть звучит в унисон нашей душевной организации. Второе, - когда палитра и последовательность её модуляций не совпадает, ни по частоте, ни по длине, ни по иным характеристикам волны.
«Здесь всё! - Любовь и ненависть,
желание, вдохновение, и смятение...
Вся жажда власти и уединения,
корысть и щедрость,
благородство и порок, -
всё растранжирить, либо складывать всё впрок...
Она рождает доброту и злость,
на весь твой быт накладывая власть.
И чем сильнее амплитуда колебания, -
тем ярче будет миропонимание,
сильней тем чувство радости и горя,
они всегда идут вдвоём не споря.
Чем чаще радость нас ласкает,
на пике счастья поднимает,
печали тем длиннее будет путь,
в балансе всё, - и в этом суть...»
И вот что важно. Амплитуда колебания стремлений нашей воли всегда адекватна её скрытым латентным силам. Её стремление к наибольшему дисбалансу, взлёту параболы вверх, всегда соответствует её срытым возможностям в противостоянии этим взлётам, её способности к «гашению» гипертрофированных колебаний. Воля, с её архаическим инстинктом, в отличие от разума, всегда точно знает свои силы. Её силы всегда соответствуют взятым на себя условиям бытия. Она всегда ищет и берёт на себя ровно столько шторма, сколько способна обуздать. И за редкими исключениями, ей всегда это удаётся. Относительно слабая воля, чувствуя адекватную возможность своих сил, редко идёт на большую бурю, предпочитая оставаться в тихой гавани размеренных всплесков и падений.
Хотите счастливой жизни? Но вы должны точно знать, какого именно счастья вы хотите? Ведь по большому счёту от вашего разума здесь мало что зависит. Разум вообще вне плоскостей счастья или несчастья. Ему только кажется, что он знает, где лежат его сокровища. В этом поле он чаще всего заблуждается. Здесь главную скрипку играет ваша воля, с её инстинктами. Только она способна осчастливить вас, или сделать несчастным. Если вы хотите спокойного размеренного счастья, ваша воля сама будет стремиться к этому. Если же вы жаждете самых ярких ощущений, она неминуемо толкнёт вас в пучину коллизий. Она заставит вас искать своих возбуждений, и своих удовлетворений. Слушайте свою волю, она - никогда не ошибается. Для неё счастье, это когда каждый «диссонанс» каждый всплеск её волны, находит соответствующий себе «консонанс». И главное, находит его вовремя. Человек, в котором заложена от природы, определённого характера амплитуда колебания, выпрямляя её искусственно под влиянием разума, будет чувствовать себя гораздо несчастнее, чем, если будет следовать её изгибам и её природной динамике. То же самое и с тем, кто будет пытаться расшевелить собственную внутреннюю волевую настройку, поддаваясь внешним впечатлениям и умозаключениям разума.
Дело в том, что в наше время, благодаря повсеместному диффузному проникновению разума во все уголки сознания, редкий человек может сразу почувствовать собственную внутреннюю волну, врождённые особенности, истинно оценить параболу своей воли, и в соответствии с этим, построить свою жизнь. Это называют – «найти себя, и жить с собой в гармонии». Именно разум, - лишил нас естественного бытия, - жития в соответствии с собственными возможностями и способностями.
Стремление человека обрести гармонию жизни, найти и удержать баланс, соответствующий внутренним природным константам, сложнейшая задача для современного человека. У древних людей не было этой проблемы. В те далёкие времена разум ещё не обладал такой властью над целокупной личностью. Его метастазы ещё не проникали так глубоко в сознание, и человек чувствовал себя более свободным, и более счастливым. Мораль, этот «отросток ганглии разумного сознания», породил в нашем существе врага, для которого главной задачей стало обуздание инстинктов, умиротворение бушующей плоти, и умерщвление всех архаических стимулов становления «тропического животного». Но в силу противоречивой сути нашего органоида, на поле этих «цветущих злаков», сама мораль стала трансформироваться и превращаться в нечто противно направленное. Мораль против морали. Так ныне звучат флейты современного оркестра человеческого сознания. И теперь для современного человека, главной его задачей в стремлении к своему счастью, стало преодоление доминанты разума, обуздание собственного разума, заставляющего идти ошибочными дорогами.
Личности, имеющей огромный внутренний потенциал воли, и соответствующий потенциал разума, очень сложно преодолеть все запреты и замки этого разума. Он постоянно ищет выхода из этой тюрьмы собственного бытия, чтобы обрести соответствующий его внутреннему балансу, внешний баланс амплитудных колебаний действительности. Разум со всеми его клетками, сваренными из проволоки и стальных прутьев морали, выставленными и замаскированными капканами совести, с границами оснащёнными камерами слежения конъюнктуру поведения, с кодексом и комментариями целесообразности, словом со всевозможными браслетами и кандалами разумности, крепко удерживает его в своей власти.
Не менее сложно, в этом отношении и противоположной личности. Личности, со слабой волей, с её дряхлеющими инстинктами, и слабым разумом, с его поверхностными апперцепциями и дефинициями, - с относительно более спокойной формой волевого и разумного склада. На него давит внешняя разнузданная безжалостная природа, и безапелляционная социальная атмосфера, с её штормовым характером дисбалансов. Ему крайне сложно удержать параболу своей жизни в сбалансированном, соответствующем его внутренней параболе воли и разума, режиме.
Динамическая характеристика всякой воли, независимо от её относительной латентной силы, имеет особый генетический анахронизм. Воля, всегда и всюду в соответствии собственным «центробежным силам», стремится к расширению внешних рамок собственного бытия. Расширению, которое невозможно без разбалансирования. И хотя для счастья обывателя остаётся важным чтобы «центробежные силы» его воли всегда примерно соответствовали силам «центростремительным», но природа, его сакральная природа архаических инстинктов, стремится только к разбалансировке, - к как можно большей амплитуде колебания, к набирающему силу шторму бытия. Стремление же к счастью обывателя имеет противоположное стремление. Это стремление к успокоению, к приведению собственной внутренней организации и всего окружающего мира к абсолютному балансу. Но это стремление является враждебным по отношению к действительности, к её сакральным основаниям. Ведь это является тормозом всякому прогрессу, является обратным вектором к расцвету действительности, и подведению её под лекала пустоты, с её абсолютным балансом сил, и соответствующей безмятежностью. Выходит, стремление к счастью, - есть стремление к антипрогрессу? Счастье и прогресс – противоречия? Да, именно. И в своём балансе, они удерживают наше существо на полях реальной действительности. В противном случае, в случае полной доминанты одного из противоречий, наша воля либо уснула вечным сном, либо пошла вразнос, разрушив всю реальную действительность.
Вся суть этих внутренних механизмов удивительным образом отражается во всех движениях природы. Всякий глубоко смотрящий мыслитель, сразу замечает аналогии. Ведь даже вращение планет вокруг солнца обеспечивается именно таким же соотношением, - балансом «центростремительных» и «центробежных» сил. Конкретно, наша планета Земля остаётся на орбите и не улетает в космос, как и не прилипает к солнцу, в силу баланса «центробежных» и «центростремительных» сил, завязанных на балансе гравитации и анти - гравитации. Без этого баланса, спроецированного и модифицированного в бесконечные формы на поверхности нашей планеты, - не существует ничего. - Ничего продолжительного во времени. И резонанс здесь ищет всякий волевой субъект.
Резонанс
Пожалуй, одним из критериев, если можно так выразиться, самой сути жизни является именно стремление к резонансу. Если нечто стремится к резонансу, то есть к усилению своей мощи, это смело можно отнести к «живому», как таковому. Резонанс, в той или иной степени присутствует во всём, что касается нашей жизни. Ведь даже в нашем социуме, при общении между индивидуумами, каждый из нас имея собственную волну, вступая в диалог с собеседником, не осознавая того подспудно ищет соответствующую ей волну, в собеседнике. Он ищет собеседника с «волной», так или иначе резонирующей с его внутренней волновой гармонией. Он ищет родную палитру, - родную «кровь». Кровь, в самом широком смысле слова. Он жаждет, либо «оплодотворять», либо самому быть «оплодотворённым». Такова власть нашего «либидо». Оно распространяет свои доминанты повсюду где, как лишь только теплица разумность, так и там, где эта разумность проявляет себя как вседавлеющая мощь.
Наша воля всегда стремится к резонансу, ибо это всегда усиление её мощи, и соответствующее адекватное усиление ощущения «себя живущей». Собеседник, который в одном случае, не вызывает никакого резонанса, в другом, - дисгармонирует твою волну, будет в первом случае, ослаблять общую гармонию твоей воли, во втором, - разрушать её, слишком широкими амплитудами колебаний. И твоя воля бессознательно будет стремиться уйти от такого собеседника, уйти из поля его пагубного влияния. И устремится в поиски близкой, родственной волны, в лице более подходящего для собственного резонанса, собеседника.
Именно на характеристиках наших внутренних волн, на их грубых и тонких частотах, в их самых широких аспектах, основываются выведенные условные темпераменты человеческих характеров. Именно на различии обобщённых характеристик наших «волевых парабол» строятся все взаимоотношения как между людьми, так и взаимоотношения между людьми и всевозможными так называемыми неодушевлёнными телами. Именно здесь гнездится сакральная причина тех симпатий и антипатий в нашем общении, не объяснимых с точки зрения «разумной рациональности». И вы наверняка имели такой опыт, когда человек был вам неприятен, но объяснить почему, вы не можете. Это характеристики его внутренней «волевой волны», вступают в полное несоответствие вашей. Либо ослабляя, либо дисгармонируя всю вашу внутреннюю систему. И в силу сложности «волевых парабол», и их нескончаемой различности, (ведь двух идентичных волевых парабол не существует), такое происходит довольно часто. Но наша воля, помимо всего прочего имеет свойство гибкости, и приспособляемости, она способна к мимикрированию. Часто, при незначительном дисбалансе, наши воли способны настраиваться друг на друга, (то, что называется взаимодействием), приводя, наши «параболы», подчас совершенно не осознанно, в полное соответствие и гармонию.
Любовь между людьми – самая полная и наглядная гармонизация двух волевых парабол. Где резонанс находит своё самое наивысшее и мощнейшее проявление, - апофеоз гармонии. Любовь, в физическом аспекте её осмысления, является самым наглядным проявлением сверх мощного резонанса родственных волн, при котором происходит взрыв, и последующий синтез, - слияние двух разнополярных личностей в единую поглощающую все иные, волну.
Но в большинстве случаев, настройка волн одной воли, на параболу другой, зависит от мощности второй, от её доминанты в общей гармонии. Здесь вступает в силу множественность палитры соотношений и общей полифонии, воплощённой в мелодику целокупной волны, выливающейся рекой из различных «отверстий личностного сосуда». Отношение личностей в нашем социуме, строится в первую очередь именно на доминантах силы и гармоничности волнового продуцирования. И в этом смысле все личности, условно делятся на две категории. Тех, кто в силу своих внутренних мощных доминант настраивает все «входящие в оркестр скрипки», условно говоря «оплодотворяет» их души. И тех, кто является этими «скрипками», и настраиваются на полифонию продуцируемых доминирующих произведений, стремятся к «собственному оплодотворению». Говоря упрощённо, они из них наиболее близки к «женскому менталитету душевного кроя», другие к противоположному, - «мужскому», с соответствующими темпераментами. Кстати сказать, независимо от биологической принадлежности пола. И те, и другие ищут только свои дороги и стремятся к соответствующим формам взаимоотношений. Но существуют и такие, кто способен как настраивать, так и настраиваться, в зависимости от обстоятельств. Такие личности, вполне способны как «оплодотворять», так и «оплодотворятся». Это художники, - в самой сокровенной своей сути. Их души двуполы, а точнее сказать бесполы. Для них в этом смысле, не существует грубого деления по половым признакам душевного аргегатива. Это пограничные существа, и в них чаще всего зарождается и становится гений.
Парадоксы неразрешимого
Как разнообразие воспринимаемого нами внешнего мира, во всех его бесконечных формах, имеет своим основанием материю в различных сцеплениях физики её вещества, и всё различие свойств этих форм, вытекает из бесконечно возможного сочетания элементов различных характеристик, и как в глубинной сути своей всякая материальная субстанция, имеет общую для всего материального главную сущностную основу, а именно присущую всей материальности «пространственно-временную модальность», так и все без исключения «ганглии нашего осмысления» и их «сегменты сознания» представляют собой «ветви единого древа» развесившего свои «ветви-щупальца» во все стороны феноменального мира. И эти «ветви», в нашем их созерцании и осмыслении естественным образом абстрагируются от этого «единого ствола». Так формы материальных субстанций феноменального представления, абстрагируются от своей основы, - «без сущностного по своей природе пространственно-временного континуума», и создают свой мир, - «сущностный мир реальной действительности».
Смотрящие в разные стороны «ганглии нашего сознания», при всей своей непохожести, всё же выросли из единого «зерна». И это «зерно» – стремление к существованию в действительности, с непреложной основой – жаждой власти. Именно отсюда растёт всё. Именно туда уходят корни всяких наших перцепций и апперцепций, умозаключений, воззрений и дефиниций, с их стремлениями и удовлетворениями. То, во что развились теперь, эти изначальные «направления», в нашем осмыслении, отдалены от своих изначальных целей, точно так же, как удаляются друг от друга кончики ветвей, на растущем дереве.
Наша воля в целом, усложнилась - невероятно. Мы почти сравнялись с Богами! В нас даже появились «зародыши ганглий самопожертвования», как некоего пика возвышенности, некоего противоречия всем основам жизни, в его отстранённости от всех фундаментальных принципов «животного». Но дело в том, что это заключение является результатом плоского, поверхностного взгляда на эту проблему. Ведь на самом деле, в глубине своей, даже «самопожертвование», пусть латентно, завуалировано, но всё ж имеет целью всё ту же «выживаемость». Как бы это не звучало парадоксально. «Выживаемость клана» за счёт пожертвования себя как индивидуума. Это явление особенно знакомо нам из наблюдения за историческими коллизиями человеческого становления. И здесь вопрос лишь в самоидентификации, в более широком себя ощущении, уже не как индивидуума, но как части «клана». Всё дело в выросшей в нас «ганглии ответственности за клан». Эта «ганглия» растёт в нас не по дням, но по часам, и только Богу известно, во что она может вырасти в будущем. Преобладания «мотива сохранения клана», над «мотивом сохранения себя, как индивидуума», - вот одна из причин того явления, которое с лёгкой руки обывателя, все почитают как «возвышенное отречение от интересов собственного эго». Крайне редкое явление, в своём гипертрофированном проявлении, но всё же, имеющее место. Мы называем это «возвышенным благородством», и даже в некоторых случаях, - «святостью».
Вообще, изучение психологом всех внутренних строений, душевных складов и последующая классификация схожих мотивов, разделение и обобщение, - всё это похоже на работу естествоиспытателя, следующего в своём изучении мироздания тем же правилам, что и психолог в изучении архаического здания личности. Различны только области, в которых они работают.
Естествоиспытатель изучает мир внешней реальной действительности, расширяя возможности своего воззрение и созерцания, тем самым увеличивая и углубляя эту действительность. Ведь как я отмечал, не мир разнообразный и сложный сам по себе, и мы лишь раскрываем каждым днём его скрытые комнаты, но мы, усложняя свой разум, его возможности, тем самым строим мир действительности, расширяем его наделы в разные стороны. Это наше сознание отделяет одно от другого, обобщает, классифицирует, и идентифицирует. Это наше сознание создаёт тайны, и затем разгадывает их. Всякая существующая в мире головоломка, берётся из глубин нашего сознания, и не имеет места в мире самом по себе. Вся сложность мира - это сложность нашего разума, сложность его внутренних цепей разумения, складывающихся в алгоритмы познания. Сложность этих внутренних алгоритмов, делает сложным внешний мир. Естествоиспытатель смотрит в мир, и тем самым создаёт все его конструкции, лабиринты, переплетения, схемы, лейтмотивы, квинтэссенции, законы и парадоксы, и т. д. И затем оценивает всё это, сравнивая и закрепляя в собственном сознании.
Психолог смотрит внутрь, в тонкую душевную устроенность, и делает то же самое, отделяя одно от другого, классифицируя, и обобщая, сравнивая, и идентифицируя. Он выстраивает внутренние алгоритмы, и создаёт свои законы и парадоксы. Он строит наш внутренний мир, точно так же как естествоиспытатель строит внешний мир действительности. С присущей естествоиспытателю педантичностью делая выводы и выстраивая свои умозаключения. Как всякий естествоиспытатель, строящий по своему образу и подобию внешний мир, и для него объектом познания являются внешние бескрайние просторы мира и вселенной, так психолог строит внутренний мир, мир нашей души, и для него объектом познания, обширнейшим полем для его созерцания, является наша, не менее просторная, чем вселенная, душа.
Изучение, в какой бы области оно не происходило всегда и всюду представляет собой расширение воззрения, выстраивание на уже существующем фундаменте новых, не существующих до того конструкций. И когда мы открываем новые уголки нашей души, новые парадоксы нашей психологии, мы на самом деле выстраиваем несуществующие до того парадигмы и алгоритмы нашего душевного агрегатива.
Нет ли и здесь подмены, очередной налагающийся иллюзии нашего сознания? Ведь и здесь, убеждение в том, что наше расширяющееся воззрение является проекцией того изначального расширения пространства, в момент зарождения мира от флуктуирующей точки, на самом деле вполне может оказаться той же перевёрнутой осознанностью. Когда то, что на самом деле создаётся только нашим разумом, то, что существует только в нём, и целиком и полностью является лишь его эмпирическим воплощением, выступает как изначальное фундаментальное сакральное естество природы, лишь изучаемое этим разумом. Может статься, что вся парадигма возникновения мира из флуктуирующей точки пустого пространства, (то, что называют «большим взрывом»), явилось отражением формы и динамической особенности нашего разума, и его векторного, расходящегося лучами от точки, во все возможные стороны, разумения. То есть, не является ли вся ныне создаваемая конструкция мироздания, лишь воплощением изначальных основ нашего разумения, его природной динамической транскрипции? Транскрипции, явившейся лекалом и основаниям всем эмпирическим и трансцендентальным явлениям и воплощениям внешней природы. Может статься, что вся выкладываемая нашей фантазией, и подкрепляемая эмпирическими доказательствами историческая последовательность становления мира, есть лишь отражённая вовне, последовательность нашего разумения, - его продукт, и не более того.
Всякая разнородность и разнообразие, лишь в нашем представлении является разнородностью и разнообразием. Ведь сочетание различных элементов в различной последовательности, (что и составляет сущность разнообразия), это субъективная спецификация нашего разума, соединяющего и разъединяющего на элементы единую субстанцию мира. И утверждать истинность всего этого, мы можем только в рамках нашего воззрения, опираясь на утверждения наших чувств и нашего представления. Может статься, что всё разнообразие, - есть лишь фикция нашего разума. Ведь последовательность движения, определённая масса, индивидуальная форма, взаимоотношения и определённая субстанциональная реактивность, абсолютно зависимы от «наблюдателя». И в этом, можно было бы быть окончательно уверенным, если бы не один из главных фокусов нашего мышления. Ведь мысля о самом мышлении, это мышление становится для него таким же объектом чувства и представления. И если всё, что мы имеем во вне, всё, что так или иначе попадает в поле нашего созерцания и изучения, включая и само наше тело, и его разум, на самом деле неотделимы от общего внешнего алгоритма представлений, то в таком случае и наше тело и его составляющая разум, так же зависимы от «наблюдателя», как всякий объект феноменального мира. А значит и их реальность самих в себе, их истинность, - так же сомнительна, как и всё, что созерцает и изучает наш разум во внешнем мире.
Но что же в таком случае истинно?! Знает ли природа - что она, или кто она? И как иначе она может узнать себя, как ни через нас, ни через наши уши, наши глаза, наш нос и вообще, наше тело с его разумным мировоззрением? Ведь мы - есть мир, а мир - есть мы. Наши глаза и уши, это глаза и уши мира. Мы абстрагируем себя от мира, но мир смотрит на себя нашими глазами, он ощущает себя нашими органами чувств. И значит, единственно возможная истинность мира, это та, которую мир, через наши глаза и наши уши, и соответственно нашему мировоззрению, определяет, как истинность. Наши иллюзии, это единственно существующая истинность, другой нет и быть не может. Парадоксальность мира в том и заключается, что его иллюзорность, это единственно существующая истинность в последней инстанции. Ибо только на этом пути, вообще возможна всякая последняя инстанция. Только создаваемая нашим разумом иллюзия, возможно, обладает ей. И все противоречия, абсурды, нонсенсы и парадоксы, все наши сомнения относительно мира, это его сущность, - часть движения его сакрального бытия. Другое дело наше отношение к сущностному вообще. Мы точно знаем, что «мир действительности» заканчивается в собственном «поле», и что за этим «полем» может быть только иной мир, - «мир пустоты». И там, в этом мире уже совершенно иная «истинность». А знаем мы это потому, что осознаём во всей своей сакральной необходимости, что иначе просто быть не может. Но вот почему собственно, быть не может, к этому наисложнейшему вопросу мы подойдём в конце этой книги.
Чувствовали ли Вы когда-нибудь, глядя в зеркало, что это зеркало смотрит в ваши глаза? Для того чтобы быть абсолютно «сторонним наблюдателем», необходимо быть чем-то другим, чем-то не из этого мира, чем-то противоположным этому миру, - противоположным самой действительности абсолютно абстрагированным наблюдателем. В противном случае, как бы мы далеко не заходили в своём умозрении, это всегда будет взгляд мира на самого себя изнутри. Ибо мы не можем быть «сторонними наблюдателями» находясь внутри этого мира. Мир ощущает себя нашим телом, слушает нашими ушами, смотрит нашими глазами, говорит нашими устами, пишет нашей рукой, и мыслит себя нашим разумом. Его жажду самопознания, мы чувствуем в своей душе, непреодолимым стремлением к непознанному, как во вне, так и внутри себя, неудержимой тягой к глубинам мироздания, - к собственным глубинам.
Вот где воедино сливается «объект» и «субъект» мира! Вот где происходит метаморфоза мирового масштаба! - «Абсурд мира» смотрящего на самого себя? Что он хочет увидеть? Что он хочет найти в самом себе? Эта замкнутость мира на самом себе, вытекает из отсутствия для него «объекта» вовне, на который он мог бы направить свой взор. И он направляет его на самого себя. И эта замкнутость мира на самом себе проявляется абсолютно во всём. Даже «индивидуальная воля» каждого субъекта, озираясь вокруг, в первую очередь, ищет собственное отражение, поющие в унисон родственные души, и только потом нечто «отдалённое». Найдя же это «отдалённое», как правило, наделяет его своими же качествами.
Отношение друг к другу предметов внешнего мира, - это отношение разных состояний разума, воплощающихся в «сцепленные в разных формах», предметы одной и той же энергии - энергии скорости и массы. Которые символизируют собой в нашем представлении, синтез времени и пространства, как основных монад, составляющих нашу действительность, и вытекающих из способности нашего разумения. И когда мы говорим о каких-то разных вещах, то, по сути, говорим лишь о разных состояниях одной и той же энергии. - Состояниях, которые полностью зависимы от нашего взгляда, стоящего всякое взаимодействие в этом мире. Вот такая метаморфоза. Материя, как нечто сущностное в себе, - есть взаимодействие скоростей и масс, которые – есть суть отношение времени и пространства. Время же, и пространство, в свою очередь, есть апперцепции и дефиниции нашего разума. Круг замыкается. Выводы делайте сами.
Чтобы научится отделять вещи, прежде нужно научиться отождествлять их, иначе мы неминуемо придём к заблуждению того, что в мире может быть что-то совершенно абстрагированное по своей природе, что-то само в себе существующее, и имеющее свою независимую форму. Оценка нами какой-либо вещи лежит в области нашей реакции на неё. И её «объективность», это наша фатальная непреодолимая «субъективность».
Метафизика сущего
Вся наша действительность, в корне своём, есть феномен нарушения Абсолюта природы. (На этом я ещё остановлюсь позже). И именно в результате этого нарушения, возникают главные силы космоса, = <гравитация, и антигравитация> на полях пространственно-статического бытия, и <центростремительные силы, и центробежные>, на полях временно-динамического. И форма всякого объекта феноменального мира, в эмпирическом восприятии нашего разумения, в сути своей, это воплощение состояния на данный момент, паритета этих внутренних сил противостояния, в перспективном воззрении нашего ноумена. Говоря нагляднее, на примере нашей планеты: Её форма есть воплощённое чистое противоборство сил «гравитации» и сил «антигравитации», её жизненный цикл, есть воплощённое противоборство «центробежных сил» и «сил центростремительных». И это положение равно относится как к объектам феноменального воплощения противостояния материи, так и к объектам трансцендентального олицетворения самого познания. Как к уровням воспринимаемой реальности эмпирической стороны мироздания, так и к трансцендентальным полям познания бытия. Метафизически эти силы можно перевести в плоскость экзистенциального, (конечно условно, через призму нашего воображения), и обозначить как, с одной стороны; (Силы стремления к существованию), - стихийной динамике вовне, к увеличению дисбаланса, к растущему нарушению абсолютной гармонии природы. То, что я отношу к воплощённым силам антигравитации. И с другой; - (Силы стремления к антисуществованию, уничтожению сущего), - Стремление природы к уравновешиванию, к своему естественному состоянию, к абсолютной гармонии, то, что я отношу к воплощённым силам гравитации.
Так вот наша планета имеет форму шара, воплощая этой формой противостояние двух главных стремлений космоса. Сил гравитации, и сил антигравитации. Где баланс, некий паритет этих сил во времени и пространстве, позволяет существовать сущностному, воплощающемуся в материальные объекты. И сама форма нашей планеты, отражает суть расширяющегося в разные стороны от точки, пространства, (антигравитации), и заполнения этого пространства материей. Но в то же время воплощает и суть сужения того же пространства в точку, и уничтожение материи, (гравитации). Паритет сил «антигравитации» и «сил гравитации», определяет существование того, или иного объекта пустоты космоса. Как паритет сил «центростремительных, и сил «центробежных», определяют положение этих объектов по отношению друг к другу. На самом деле, это одни и те же силы, но рассматриваемые в различных полях мировоззрения, в различных аспектах и перспективах динамики нашего созерцания и мышления.
Так и всякая форма нашего мира, определяется внутренней сбалансированностью и паритетом этой сбалансированности внутри себя, и паритета с внешними силами. И если чему-либо суждено существовать, то именно в том виде, который позволяет ему, этот паритет сил. Сила антигравитации объекта, зависит от его плотности, от латентной внутренней «сцепленной энергии», которая возникает благодаря гравитации. От продолжительности и мощи оказываемого давления, и последующего «потенциального натяжения», - напряжения внутренних сил.
На самом деле, этим олицетворяется великое противостояние «абсолютного баланса», присущего «пустоте», - с нарушением, возникшем в результате флуктуации, и служащим первоисточником зарождения материи, как таковой. Материя, - есть воплощённое нарушение. И «пустота», силами гравитации пытается выдавить из своего лона, эту «опухоль». Которая, в свою очередь противостоит ей, - антигравитацией сущего. Силы «гравитации», есть «воплощённые силы пустоты», стремящиеся вернуть всё на круги своя, исправить создавшуюся ошибку. Ведь как я упоминал выше, материальное – есть результат нарушения абсолютного баланса, - баланса присущего полной пустоте. И эта «пустота», стараясь вернуть своё естественное состояние, давит на объект с силой, равной объёму нарушения, пропорциональному внутренней плотности и динамике. Чем массивнее и плотнее объект, тем сильнее, как известно, гравитация.
Чем сильнее нарушение, тем сильнее силы, стремящиеся вернуть всё, в лоно абсолютного баланса. Напряжение, - пропорционально сопротивлению. И поэтому весь наш мир, вся наша жизнь, есть противостояние, - воплощённое постоянное напряжение, - взрыв и коллапс, одновременно. Мы существует в этом изначально возникшем поле, мы часть этого поля. И сохраняем в себе всю его харизматическую динамичность.
В разрез укоренившемуся в нашем разуме положению вещей, «гравитация» на самом деле, это сила не изнутри, - но снаружи. Но в нашем перевёрнутом, (словно на сетчатке глаза) воззрении и осмыслении, всё представляется и действует строго наоборот. Эту повсеместно существующую динамику, присущую всему материальному, можно осмыслить, (хоть и в несколько отдалённом примере), наблюдая простые физические явления нашего быта. К примеру; Давление, оказываемое на помещённое в воду тело, строго зависимо от объёма этого тела, и соответствующего объёма выдавленной воды. Здесь вода, с её относительной однородностью, служит метафорическим воплощением «пустоты», а тело, - материальным нарушением уравновешенных сил, нарушением равновесия, безмятежности бытия, присущего «абсолютному балансу однородности». То есть является метафорическим воплощением той самой «опухоли», воплощённой материальности, - чем-то чужеродным на теле безмерной и безвременной пустоты. И само время, как и пространство, возникающие вместе с возникновением с этой «опухоли», определяют, с одной стороны; - Место положения «опухоли», с другой стороны; - Отсчитывают её присутствие. «Пустоте» как таковой, - ни пространство, ни время, ни к чему, - ей нечего определять и отсчитывать. Она – абсолютна. И потому - безвременна и беспространственна.
Как мы осмысливаем это «нарушение»? И как развилась и укоренилась в нас действительность? Как возник, сформировался и укрепился в нашем сознании внешний мир? Лично я представляю и провожу параллель, сравнивая механику этого явления с завязью и формированием древа на поверхности земли. Как метастазирующего нарушения покоя. Древо, - как метафора возникающей и пускающей свои «метастазы» в обе стороны бытия, действительности. Древо как метафора мироздания. Его зарождение из «зёрнышка», развитие, рост и превращение в мощное, укоренившееся тело, с корнями и ветвями, проникающими в обе стороны разделённого поверхностью земли пространства, словно разделённого нашим ноуменом бытия. Древо, если рассматривать его в поле метафизики сущего, повторяет всю динамику возникновения и развития нашей действительности. А по большому счёту, возникновение и развитие нашего разума, его плоскостей и полей. Где миг действительной реальности, миг нарушения сакральной природы, воплощён во «взорвавшемся зерне» на поверхность земли, словно на «горизонте событий», - «взорвавшемся благодаря возникшей необходимости от ряда стечений обстоятельств. «Зерне», от которого в разные стороны условно дуалистической природы мироздания, расходятся корни, и ствол с кроной, символизирующие, как различные стороны мироздания, так и «ганглии миро познания». Древо олицетворяет собой, как всю сакральную сущность действительности и природы, так и структурную сущность нашего восприятия и разумения этого мира. Все глубины доступные корням, и все высоты доступные кроне, олицетворяют метафору возможностей нашего познания. «Темноту земной толщи», и свет освящённого солнцем эфира. А также в следующем измерении действительности, «грубость и инертность» феноменального мира, - воплощающуюся в стволе, и его «тонкость и гибкость», воплощающуюся в корнях и кроне, продуцируемых разного рода поля собственного астрального бытия.
Метафизика человеческого
В Человеке, в его относительно грубых, и относительно тонких сторонах органистической целокупности, как то, в его теле, и его сознании, а далее в его инстинкте и его разуме, воле и душе, эти обозначенные мною выше силы «гравитации» и «антигравитации» воплощаются в противостоящие друг другу силы сохранения, и силы распада, символизирующие собой противостояние аффектов полей нашей разумности, и отражающие «силы жизни» и «силы смерти». Олицетворяя собой метафору укрепившихся и устоявшихся оценок нашего мышления, в великом противостоянии сил добра, и сил зла. Да, именно здесь я вижу истоки этих основных перцепций нашего разумения, и их сакральные основания. Эти изначальные силы сакральной природы, «силы гравитации» и «антигравитации», как и «силы центробежные» и «центростремительные», воплощаясь в нас в некий «синтез противостояния аффектирующего сознания», в некий «динамический текущий сбалансированный коллапс», и определяют собой некое совершенное мыслящее и оценивающее существо, - «Человек». Знаменуя тем самым, возможные вершины самой природной организации. И баланс этих сил, как на физическом уровне, так и на уровне психо-разумном, определяет всю его жизнь, его последовательную форму пребывания, и векторы его стремлений. Этот изначальный баланс внутренних сил, находит своё отражение во всём, что делает и создаёт человек. Эта фундаментальная основа его существования, отражается на всём его бытии. «Зерно» этого баланса, отражается во всех его поступках. В его тяге к сохранению, и тяге к разрушению, в его тяге к истреблению, и тяге к созиданию. В его дуалистической природе, воплощающейся в различных «целокупных психотипах», условно определяющихся, как с одной стороны, «консервативно-архаический», с другой - «авангардно-творческий», находящих наиболее ясное отражение в женском и мужском началах. Его внутренняя суть определяет его жизнь до последней мелочи. Одна из его сторон собирает и сохраняет, другая разрушает и строит, - уничтожает и созидает одновременно. Победи в нём она из этих противостоящих сторон, и он сам погубит свой мир. Ведь как постоянное разрушение, так и постоянное созидание, влекут за собой одно и то же, - уничтожение.
Кстати сказать, то половое разделение человеческого существа на «мужское» и «женское», где «женское», в определённом смысле, символизирует собой некую стабильность, сохранение, и где «мужское» напротив, символизирует некую свободу, разрушение, в своей совокупности воплощают символ баланса, порождающего общее становление, и отражают тем самым всю суть нашего мироздания. Где баланс сил между противоположностями, определяет всякое объективное существование в действительности. И само созидание, возможно только в совокупности, и балансе этих начал.
Небольшое отступление, для пользы дела. Как известно все, что мы вообще называем «живым» и в частности «биологическим», в сути своей и условно говоря, есть сочетание всего нескольких элементов: Углерода, кислорода, азота, водорода, серы, и фосфора. Эти составляющие, в сочетании в определённых пропорциях, в некоем формативном синтезе, на 98% определяют нас, как Биологических существ. И по большому счёту, всякая так называемая «живая органика» отличается от «неживой ткани», только способностью углерода, как главного доминирующего компонента «живого организма», (с одной стороны, благодаря сочетанию в определённых пропорциях с другими элементами, с другой стороны, нахождению в определённых условиях), - выстраивать длинные цепочки соединений, - «Метаконектулы». Системы, способные к внутреннему взаимодействию сбалансированного характера, и приобретающие свойства быстрых согласованных трансформаций. И вся наша эволюция имеет место быть, благодаря свойству этих «цепочек» к гибкости и приспособляемости условиям пребывания, благодаря их быстрым реакциям, и следующего за этими реакциями, - собственного прогрессивного усложнения, превращающего простую «Метаконектулу», в некий «Биологический алгоритм», - системный агрегат, способный к саморегулированию и самосовершенствованию.
Благодаря способности этих «цепочек» к эволюционному усложнению собственных конструкций, в которых невероятным образом сочетается, а главное, взаимодействует «грубое» и «тонкое», «инертное» и «мобильное», «холодное» и «горячее», «быстрое» и «медленное», и в конце концов, «простое» и «сложное», «высокое» и «низкое», воплощаясь в реальности, в некий синтез противоположностей, - появилось то, что мы называем - «Живым».
Конечно «живое», как таковое, определяется не только наличием и совокупностью этих шести элементов. Есть ещё необходимые условия сочетания температуры, света и темноты, огня и воды, то есть всего того, что, в конечном счёте, зависит от расстояния до солнца, которое, собственно, в совокуплении с землёй, и определяет форму и бытие этих классифицируемых нами, первопричинных элементов, и их сочетаний.
Только полная гармоничность синтеза, в совокупных рядах сочетаний, где нарушение баланса даже в незначительных погрешностях, приводит к полному распаду, обеспечивает существование так называемой «саморегулирующей единицы». А главное, необходимое при таком синтезе, продуцирование тонких токов, (мыслей), отформатированных в определённые конструкции, повторяющие своей формодинамикой первородные «цепи – метаконектулы», и соответствующие целокупному соединению всех входящих в них элементов. То есть выстраивания конструкций тонкого уровня, (мыслительная способность), из материалов электромагнитного поля, (символизирующего бытие в пространстве), и электромагнитного импульса, (символизирующего бытие во времени).
Говоря проще, создание тонких форм, повторяющих формы изначальных конструктивных особенностей «цепочек-метаконектул», и воплощающихся в «мысли-образы», и «мысли-стрелы», символизирующие и отражающие собой бытие пространства и времени. «Мысли-образы» и «мысли-стрелы», продуцируемые именно этой определённой формой синтеза пространства и времени, а именно формой «цепочек-метаконектул». И все наши мысли, есть - «тонкие агрессивные формосплетения интерактивного характера», строящиеся по образу и подобию общей формы и динамики «цепочек-метаконектул», как оснований для тонкой стороны нашего бытия. Подобно «матрицам», эти «синтетические алгоритмы» биологического уровня, эти «агрегаты грубо-материального сочетания», создают нечто совершенно новое в тонких областях бытия, - в нашем сознании. Но в тоже время, не выходящее за рамки формы и динамики своего основания, самой «матрицы». И эти «агрессивные формосплетения», эти агрегаты тонких уровней, упорядочиваясь и гармонизируясь, выливаются в «сверх силу» влияющую и видоизменяющую не только внешний мир действительности, но и свои собственные «матрицы». Так возникает и оказывает своё влияние, так называемая «иерархия природы».
И здесь, как противоречие всякой иерархичности в природе, является во всей своей сакральной непреложности отношения, - равнозначность грубого и тонкого, инертного и агрессивного, воплощающаяся в повсеместное взаимодействие, исключающее всякое абсолютное главенствование, оставляя лишь последовательность в осмыслении нашим ноуменом, в его сравнительной и оценочной парадигме воззрения, всех входящих в его круг обозрения, явлений природы. И это не ново. Первое - формирует второе, а второе, в то же самое время, формирует первое. И в этом смысле иерархичность как таковая, выстраиваемая нашим разумом, и трактующаяся им как неоспоримая абсолютная архитипичная суть мироздания, - теряет всякий смысл. И именно здесь, для нас таится тайна «живого» в частности, и тайна действительности как таковой, в общем. Ведь для нашего разума совершенно невозможно такое положение вещей, когда отсутствует всякая иерархия, как во времени, так и в пространстве, ибо в этом случае разрушаются не только сами механизмы осмысления, но и привычные нашему разумению причинно-следственные связи, в которых одно, непременно следует за другим. Пропадает «векторность разумения реальности».
В том-то и состоит вся недосказанность и тайна природы, что в ней существуют такие места, и такие уголки познания, а точнее сказать, невозможности познания, где причинно-следственные связи действительно теряют свою неоспоримую истинность. Где нарушается следование всякому «рациональному алгоритму познания». Где существует лишь некий синтез взаимодействий, не вписывающийся в общее понимание и осознаваемую нашим разумом концепцию последовательности линейного характера. Где взаимодействие, и обратные реакции, происходят в иной плоскости, в плоскости не доступной нашему векторному, линейному мышлению.
Но именно это и роднит нас с так называемой «неживой природой». Ведь электромагнитным полем, в той или иной степени, обладает всё и вся в этом мире. А значит, по большому счёту, мыслить способно всё, что имеет форму, способную продуцировать это электромагнитное поле. А из этого вытекает, что всё что материально и продуцирует электромагнитное поле, можно отнести к «живому». Есть лишь различные формы существенного пребывания и внутреннего регулятивного отношения пространственно-временных синусоид, и соответствующие им мышления. Ведь способность осмысливать, по большому счёту, это способность выстраивать свои электромагнитные поля и электромагнитные импульсы, в определённые гармоничные формы. То есть, попросту говоря, способность упорядочивать в определённые формосплетения, свои выливающиеся изнутри потоки эмиссионного характера, спровоцированные внутренним определённого характера, синтезом. И выстраивание из хаотических материалов тонкого электромагнитного синтеза, неких «цепочек и сеток», воплощающихся в последовательные «алгоритмы познания», удовлетворяющие своей формой и динамикой, своей гармонией, взыскательный «голодный разум ноумена». То есть способность строить из хаотических электромагнитных полей и импульсов, выливающихся рекой из нашего тела, соответствующие этому телу, тонкие формообразования. Которые, транслируясь во вне и взаимодействуя с внешней средой, возвращаются к источнику, принося с собой уже нечто синтетическое - (информацию). Тем самым, регулируя собственную «матрицу сознания», и собственное «материальное тело». Сложно втиснуть в несколько абзацев такое грандиозное умозаключение, ещё сложнее его осмыслить.
Всё наше мышление, в сути своей, есть это тонкое формативное отражение, квинтэссенция, - слепок, повторяющий в своей форме и динамике, сложные углеродные цепи относительно грубой природы нашего тела. То есть, условно говоря, копируя в своей формационной динамике, относительно более «грубые формы цепевидных соединений физико-химического мира» нашего существа.
Но кто знает, какие формообразования электромагнитного качества, могут складываться в так называемых «неживых телах». Попросту говоря, кто может достоверно утверждать какую форму вообще, может иметь мысль. Может статься, что всякий камень мыслит в своей, непонятной нам динамике, и строит свои алгоритмы в собственных плоскостях мышления, со своими цепочками формообразований.
«Живое», с его формой мышления, это естественный, совершенно необходимый при определённых стечениях обстоятельств и в определённых условиях, результат, специфического организационного образования материи. Это явление абсолютно необходимо, как необходимо всякое явление, при достаточных на то основаниях. Мы, «живые организмы», - лишь «утончённая и усложнённая форма неживой материи». А «неживая материя», по отношению к нам, лишь некий условный «атавизм», но не противоположность. Мы, - естественное трансформирование материи, и не более того. Точно так же как наш мозг с его разумением, является гибкой утончённой формой нашего «грубого инертного тела», и вытекает из него, как ручей вытекает из озера, так и всё «живое» вообще, - такая же, лишь организованная на определённый лад, пролонгация «неживого», - его утончающаяся метаморфоза.
Наша полная убеждённость в том, что форма нашего мышления единственно существующая форма, является причиной многих недоразумений, заблуждений и ошибок.
Меня умиляют наши глубокоуважаемые учёные от экзобиологии. Мало того, что они ищут иные формы жизни на других планетах, но они ещё хотят найти «живые существа», основой которых были бы, иные соединения? Они ищут Жизнь близкую и понятную нам, но с другими химическими составляющими? Это их человеческая воля снова жаждет найти «родственников» там, где их просто быть не может.
Что они хотят найти? Если саму «Жизнь», то она - повсюду. И в этом смысле безжизненных планет - не бывает. И любая другая планета, так же жива, как и наша, только её жизнь отличается своей формой. Если они хотят найти нечто схожее по форме, по своим характеристикам, по обменам и конструкциям с нашей, - так называемой биологической жизнью, то есть с биологической метаморфозой нашей планеты, то этого им никогда не найти.
Откройте глаза. На нашей планете, при всей единой сути всех существ, вы не найдёте двух одинаковых живых организмов. Почему же вы думаете, что можете найти близкие «формы жизни», в безграничных просторах судьбы? Я повторяю, «живой организм» с другой планеты, может иметь такую форму пребывания, (да, скорее всего, он и будет ее иметь), которую мы даже не заметим! Форму, которую мы не в силах будем идентифицировать как нечто «живое», или даже сущностное! Ведь оно непременно будет выходить за рамки нашего понимания, и нашего осмысления.
Вы хотите найти «живые организмы» с похожей формой осмысленности, с идентичной нашей формой мышления? Но это уж совершенно невозможно, - даже сверх гипотетически! Ибо, когда вопрос касается таких тончайших форм пребывания, как мысль, надеяться на то, что может быть нечто подобное в другом месте, в сотнях и тысячах световых лет от нас, - надежда, граничащая с детской наивностью. Я ещё могу допустить нечто похожее в грубых формах, но чем тоньше формы материальности, тем меньше вероятность обнаружить нечто близкое.
С другой стороны, наш разум подсознательно осознаёт, что в пределах вселенной, по большому счёту, ничего иного, ничего по-настоящему отстранённого, быть не может. То есть, ничего, что было бы совершенно чужеродным тому, что уже есть на нашей планете, и в нашей солнечной системе. Ведь в пределах вселенной, всё материальное состоит из одних и тех же элементов. Звёзды, сколько бы их ни было, и как далеко они бы не располагались от нас, имеют в сущности своей, ту же материальную основу. А значит и появление чего-то подобного нам, гипотетически, не так уж и абсурдно, как это казалось только-что, размышлявшей в своей плоскости иной «ганглии» моей полифонической осознанности.
Я вам скажу, что, на самом деле, толкает вас на поиски внеземного разума. Вас угнетает чувство одиночества в безграничных просторах вселенной. Вы жаждете найти и оплодотворить другую цивилизацию, или самой оплодотвориться, (что, скорее всего). Вы жаждете – «совокупления», как бы возвышенно не трактовались, и осмысливались ваши желания. Вы хотите вступить в «незаконную связь» с другим миром! Это ваш «общечеловеческий гормональный фон», - «гормоны вашей цивилизации», как некоего «организма», толкают вас на это «безумие». Как толкают на безумие всякое, имеющего «гормоны» существо. Они заставляют вас искать партнёра, такого как вы, и в то же время, - другого, чтобы зачать «дитя новой цивилизации», не похожей ни на что существующее ныне. Слышите ли вы, видите ли вы аналогии обратных связей? Так женщина всегда ищет мужчину такого же, как она, и всё же другого. Так мужчина ищет женщину такую как он, и всё же, иную.
А может быть, вы ищете очередную опасную игрушку? Пожалуй, самую опасную из всех! Вам наскучили старые игрища. Вы жаждете гиперощущений, вы хотите ощутить пик своей восторженности, остроту своей жизни. Подержать в руках что-то совершенно новое, что-то невероятное.
Да…, как быстро вырастают наши детские желания. Детское стремление к сверхъестественному, с детским же игнорированием всяких последствий. Вы нисколько не задумываетесь о, почти необходимой угрозе всему нашему существованию, столкнись мы с иной цивилизацией. Вы как дети, надеетесь на разумную гуманность иных существ, не имея в себе гуманности, даже к соплеменникам, хотя считаете себя разумными существами. И вы называете себя умными людьми? Ведь случись такое в реальности, столкнись наша цивилизация, во всей своей широте с иной, и она как минимум изменится, трансформируясь в непредсказуемое «чудовище». А как максимум, - исчезнет, не оставив и следа.
Впрочем, когда это человек задумывался над опасностью? Он, может быть и выжил-то благодаря игнорированию всякой опасности. Ведь только опасность как таковая, делает любую структуру выживаемее, жизнеспособнее. Благодаря опасностям, она становится мобильной, гибкой в себе. Опасность ломает всякую закостенелость, и заставляет трансформироваться всякое «организованное тело», обеспечивая ему тем самым, продолжительное бытие. Самый большой запас гибкости и выживаемости у тех «организмов», которые подвержены постоянной опасности. Наглядный пример - Бактерии. Они способны выжить в совершенно любых, не мыслимых для нас, условиях. В вечной мерзлоте, и при температуре, более ста градусов по Цельсию. В абсолютной темноте, и в, почти полном отсутствии кислорода. При немыслимой радиации, и в отсутствии всякой органической пищи. Они близкие родственники нам, и всё же, - совершенно иные.
Бактерии — это то, что в будущем приоткроет нам двери в осмысление «космического», и, в конце концов, в осмыслении «живого» и «неживого». Тайна трансформации «неживого» - в «живое», скрыта на такой глубине микромира, который нам пока, - не доступен. И в самой глубинной сути своей, вряд ли когда-нибудь будет доступен. Нам суждено всегда плавать в тёплых водах иллюзии. Ибо это то «море», в котором мы живём, и без которого не выживем.
Метаморфозы исторических экстраполяций
История судьбы
Под тайны мантией, под гримом, с походкой статной в залах мира,
в рубахе, сшитой из случайных ниток, в мастях от Бога и Сатира.
Всегда ты будешь поражать, звенящим сполохом в зарницах,
не удавалось осознать, ни мудрецам и ни провидцам.
Тебя божественною нарекают, - и наполняют мистицизмом,
и в справедливость облачают, все твои цели, - верх цинизма!
Ведь твоя сущность – разрушение! - Чтоб вновь построить из обломков,
лишь в том десница провидения, - восстать здесь всякому в потомках…
Ведь суть динамики вселенской, - по кругу бег напоминает,
начав свой путь, - се непременно, к исходной точке возвращает.
Коварный светоч, - вероломный! По морю, как корабль вольный,
К мольбам глухой и безучастный, с балластом в трюмах - всё напрасно!
Пространство, время – всё одно, рассудком колется оно,
в нас клинчем сходятся те половинки, рождая восприятия картинки.
Чтоб наполнялась наша жизнь, иллюзией существования,
от корня поднималась ввысь, сменяясь вновь на увядание.
Безмерность мира и ничтожность, закрепощенность и свободность,
участие духа, отстранённость, величие, слабость и нейтральность,
вся мелочность, посредственность и важность… - Наполнен доверху сосуд,
уходит в вечность бренный путь…
Да. Наши воззрения столь же широки, сколь и ничтожны. Наш взгляд как глубок, так и мелок. Наше восприятие мира обусловлено нашей сенсорной системой, и обогащено нашим разумом, с его уходящими в глубины и поднимающимися ввысь, «ганглиями познания». Наше мироощущение ограничено возможностями нашего тела, и его сенсорикой. Наше осмысление ограничено возможностями «ганглий нашего сознания». Мы чувствуем, видим, слышим и понимаем чуть шире, чем амёба, но в масштабах «бесконечной незримости», наше воззрение и осмысление так же ничтожно, как у всякой амёбы.
Насколько может быть широка и глубока «река познания? Как долго мы сможем «обваливать её берега»? Может ли существовать предел нашему познанию? Мы не в силах осмыслить само мышление. Нам доступно лишь осмысление «расширения», или «сжатия», «утончения», или огрубения», в собственных рамках осознанности. Чтобы осмыслить «конец», либо «начало», (что, в конце концов, одно и то же), для этого необходимо остановится. А это-то как раз, нашему разуму - недоступно. В каком-то смысле, осознание нами «начала» и «конца», доступно в осмыслении смерти, как таковой. Где что-то, как нам кажется, останавливается, останавливается какая-то тайная недосягаемая суть мира. То, что мы чувствуем в себе, обозначая разными понятиями, придавая то таинственно – мистический ореол, то реально-сущностный. Нечто «гипертонкое» и в тоже время «фатально-фундаментальное». То, что мы чувствуем в себе, как некую абсолютную платформу, и что обозначаем, либо как душа, в метафизической плоскости осмысления, либо как собственный «ноумен», в трансцендентальном.
Наш ограниченный «рационально-аналитический разум», способен воспринимать и судить, только в одной плоскости. Его стезя, это «векторность», - причина – действие – результат. Что отражается в его высших проявлениях сложных алгоритмов осмысленности «рационально-аналитического познания», - логики и диалектики. Образы «безвременного», ему не доступны. Ведь образ, это прерогатива другой части нашего разума. Разума, который вне всякой «векторности», который способен охватывать объём, «совокупность» явлений. Создавая некое «облако ежесекундной осмысленности», в котором нет прямых линий, нет последовательностей, но есть всеобъемлемость осознанности.
Наш «рационально-аналитический разум», со своими «ганглиями» и их сегментами осмысления, чертит понятную ему, прямую линию последовательности. Линию, как во времени - причина, действие, последствие. Так и в пространстве - фундамент, основание, вершина. Но если бы мир был так прост, если бы всё в нём было бы так однозначно, то он действительно заканчивался бы на нашем сознании, и его возможные перспективы, ограничивались бы нашим «рационально-аналитическим познанием».
На самом деле мир, при всех его последовательных течениях, воспринимаемой нами действительности, гораздо сложнее. По большому счёту в нём, как нет оснований и вершин, так и не существует последовательности «чистого действия», есть лишь «взаимодействие», во всех плоскостях мирового макрокинеза. И две «условные вещи», контактирующие друг с другом, всегда оказывают друг на друга обоюдное влияние. Как в узком смысле, непосредственном столкновении двух стихий в определённое для обоих время, с необходимым воздействием друг на друга, так и в широком и латентном. К примеру - водоросль своим существованием меняет состав воды, и тем самым сама меняется, в зависимости от этой изменённой среды обитания. Или человек, меняя своим пребыванием атмосферу земли, - сам меняется под воздействием этой изменённой атмосферы. Ну или как то, чем нам приходится питаться, - формирует наш вкус к этой пище. И эта схема всеобщего взаимодействия, находит своё отражение во всех областях воспринимаемого и осознаваемого нами, мира. И в этом свете, для того чтобы окончательно разрушить ваши иллюзии, я хочу заострить внимание на следующих мыслях:
Я ставлю под сомнение даже то, что абсолютно незыблемо в вашем сознании, - то, что «разумный человек» никогда не поставит под сомнение. А именно, что существует истинная история, что существует незыблемое и неизменное «Вчера». По моему глубокому убеждению, если бы существовало «само в себе Вчера», оно было бы, безусловно, незыблемо и неизменно. Но так как «Вчера», как и всё вокруг нас, является нашим объектом познания, и не существует «само в себе», то и незыблемость, и неизменность его «тела», для меня, - под большим вопросом.
Как меняется «Вчера» в столкновении с «Сегодня»? Как эти параболы восприятия и сознания взаимодействуют, меняя друг друга? Так ли неизменна история, единственным местом обитания которой, является поле нашего сознания, и нашего воззрения? Ведь факты, зафиксированные на бумаге, или других носителях, на самом деле - мертвы. Они оживают лишь в нашем сознании, и неминуемо несут в себе сущностную природу нашего теперешнего сознания, нашего «сегодня». А оно, как известно, в сути своей, крайне изменчиво, и по большому счёту, - непредсказуемо. Так может статься, что и эта «плита», - двигается и трансформируется в пространственно-временном континууме? Ведь история, как таковая, это всегда отражение нашего восприятия, с одной стороны, и отражение взаимодействия, с другой. Взаимодействия «вчера» с «сегодня» в нашем сознании, выливающееся в трактовку, с присущей заинтересованностью нашего теперешнего взгляда.
То, что история, оказывает своё воздействие на наше «сегодня», нет никаких сомнений. Но вот чтобы наше «сегодня» оказывало своё влияние на «вчера», то есть на фундаментальную историю, это выходит за рамки «рефлексивного разумения». Да, это поле «идеального», и для «рационального разумения» всегда будет пахнуть паранойей. Ведь для него течение времени неумолимо, и всё что уже произошло, - незыблемо. Но так ли это для идеального разумения? Если взглянуть на всё это с определённого угла зрения, то окажется что не совсем так. Ведь, что такое история в своей сущности? С самого начала, это собрание фактов запечатлённых в памяти людей, с присущим им обязательным субъективным взглядом на вещи, на то, или иное вырванное из контекста обобщённой реальности, событие. Причём событие, пропущенное через «мясорубку» сознания многих субъектов, пересказанное и переписанное на тысячи раз, такими же заинтересованными сознаниями.
История, как таковая, давно потеряла свою «истинность», уже изначально, - относительную. Она меняется каждую секунду. Она, на самом деле, – «дитя оценочного воззрения, присущего «сейчас». И рождаясь «сейчас», постоянно трансформируется в изменяющихся сознаниях её носителей. Всякий исторический факт есть лишь отражение в «зеркале его носителя», и форма этого факта, напрямую зависит от «кривизны зеркала» отражающего его. Ибо, как я уже отмечал выше, «абсолютно прямых зеркал» - не бывает. Отражение в абсолютно «прямом зеркале», было бы «абсолютной объективностью». - А это природный нонсенс.
Так вот я утверждаю, что, так как в природе не существует «абсолютно прямых зеркал», то и «абсолютной объективности» не существует, а значит и «истинной истории», - истории абсолютно объективной, истинной и незыблемой в своей формативности, так же не существует. История, такой же воспринимаемый нами «объект познания», и полностью зависит от нашего взгляда, от нашего воззрения, который меняясь, каждое мгновение, меняет и саму историю. Мы никогда не узнаем «истинного облика» объекта, на который смотрим сию секунду, и уж тем более, никогда не узнаем истинного облика исторического «вчера».
Наше «сегодня», это некое изменённое «вчера», благодаря которому, меняется и само «вчера». Так всякое «растение» создаёт свою действительность, свою атмосферу, под воздействием которой меняется само. Идентичность взаимодействия в природе феноменального мира, в природе вещей, - неумолимо. Взаимодействие вне линейности плоскости пространственно-временного континуума. Тот, кто достаточно глубоко проникнет в понимание этого вопроса, тот ближе всех подберётся к пониманию «времени», к его действительной сущности, в котором есть место не только «векторности», как основе его течения создаваемом и отражаемом «рационально-аналитическим сознанием», но и бесспорно наличие в нём некоей «вне последовательной образности», - всеобъемлемости существования сущего, как противоположной этой «векторности», парадигмы. То есть уже не «векторной плоскости», где за «вчера» идёт «сегодня», а за ним «завтра», но где есть - некое «Всегда». Не «линия» - но «круг». Не «точка» - но «шар» … Здесь образ моего осмысления, такой чёткий и ясный, обнаруживает свою невозможность переложения на бумагу, невозможность его воплощения в словах и понятиях. Получается карикатура.
О глубинных процессах всех происходящих в нашем осмыслении истории коллизиях и метаморфозах, можно судить даже на примере поверхности нашего социального бытия, то есть политико-социальной истории ближайшего прошлого. Ведь даже наша обобщённая хрестоматийная история социальных взаимоотношений, во всех без исключения культурах, пересматривалась на тысячи раз, и будет пересматриваться всегда, пока существует орган порождающий и оценивающий, пока существует «Ноумен», с его «оценочными ганглиями сознания».
Вы, конечно, возразите; - как же факты! Здравомыслие никогда с этим не согласится! И будете правы. Ибо архаическая форма вашего мышления, выложенная и забетонированная дорога осмысления, не позволяет вам выходить за рамки архитектоники собственного сознания. Но задумайтесь глубже, и сомнение не заставит себя ждать. А много ли наберётся из всей истории действительно подтверждённых несомненных фактов? Каждый исторический факт, со временем превращается в миф, вопрос лишь времени. А миф, в свою очередь, вполне может стать фактом, в нашем изменённом сознании. Вымысел перемешан в историческом котле с действительной реальностью так, что сказать, о чём-либо, что это абсолютно достоверно, уже не может никто. Никто не поручится с полной достоверностью, что было в действительности, а чего не было никогда.
Я ещё раз прошу прощения, за чрезмерную догматическую карикатурность, но только так, по моему мнению, можно наиболее чётко выделить то, что так не доступно нашему архаически костному языку.
Объективной истории в идеальном смысле не существует, так как не существует объекта, без субъекта. Наше сегодняшнее мировоззрение сформировано благодаря «вчера», так же формирует это «вчера», по своему образу и подобию. И это взаимодействие так же необходимо, как взаимодействие «растения» с атмосферой, как взаимодействие «сакрального мира», с нашим представлением об этом мире. - Кто кого создаёт?
Наше воззрение в историю обусловлено влиянием на это воззрение, самой истории. Как свет, отражённый от объекта, формируя наши способности к восприятию этого отражения, меняет восприятие нами самого этого объекта. Попросту говоря, любой объект этого мира, зависит от нашего восприятия, которое, в свою очередь, зависит от этого объекта. Они создают друг друга, «отталкиваясь» друг от друга, и формируя нечто среднее, нечто парящее между потенциалами. И этот принцип, принцип взаимодействия, присущ всему, что, так или иначе, сталкивается и взаимодействует в этом мире. И история, все возможные исторические коллизии – не исключение.
Воздействие одного на другое, без взаимодействия, - иллюзия нашего «рефлексивного разума». Иллюзия, порождаемая другой иллюзией, - иллюзией сущностной основы времени и пространства. Будто пространство и время могут и должны существовать сами по себе, будто они не апперцепции нашего разума, но сами в себе сущие субстанции. Это наша природная необходимая «аномалия» сознания. «Аномалия», без которой, наша осознанность мира в целом, была бы либо узка настолько, что превратилась бы в нашем сознании в игольное ушко, либо расширилось бы до такой степени, что растворилось бы в пустоте.
Нам кажется, что время само по себе, идёт куда-то вперёд, что у него есть определённое в пространстве направление. - Некий «вектор». И на этой иллюзии построен весь наш мир действительности. Создаётся впечатление, некоей «дороги времени», по которой мы все идём.
Наш мир действительности расколот нашим сознанием, на две части, - на прошлое и будущее. «Настоящее», - вообще полная иллюзия. Ведь на самом деле его не существует, как данности. И хотя в академическом смысле существенного, с точки зрения «настоящего» не существует ни «прошлого» ни «будущего», но в действительности между «прошлым» и «будущим», - нет ничего, что можно было бы назвать существующим. И в этом смысле, что на самом деле есть тот миг, который мы называем жизнью, который оставляет сзади «прошлое» и предвосхищает «будущее»? Миг, который мы вынуждены называть настоящим. Который раскалывает мир на две части. Миг, у которого нет никакой продолжительности, и который, в тоже время, определяет собой всякую продолжительность. Этот миг, - есть основа действительности, и противоположный полюс «Вечности». Он и есть - воплощение «Антивечности». Выдерни его, и мир сольётся в «Вечность», где уже не будет ни «прошлого» ни «будущего». И наша осознанность этого мига, есть единственно возможная осознанность сущностной основы действительности, как антипода «вечности», с его фундаментальной основой, - «абсолютной пустотой», с её полной гармонией.
Наше «разумение» целиком и полностью основано на этом миге. Разумение - есть миг, а миг - есть разумение. Одно, - не существует без другого. Повторяю, только наше «разумение» делит мир на «прошлое» и «будущее», только оно способно на это, и только ему свойственно это. И с исчезновением нашего «разумения», исчезает и то деление мира действительности, которое мы определяем, как реальность бытия. Ведь исчезает сам миг, как нечто разрывающее, разряжающее, и всё сливается в «вечность», в «пустоту» без какого-либо деления и последовательности. Исчезает «векторность времени», которое только и возможно благодаря существованию этого «коллапсирующего взрыва», - нашего «ноумена». Вступает в силу «несуществующее», «антидействительность», - «пустота». И этот «взрыв», разделяя, и, в сущности, порождая две параболы, - «прошлое» и «будущее», сам был рождён столкновением этих парабол, этих стихий. И здесь также нет последовательности, как во времени, так и в пространстве. Никто никогда не скажет и в этом отношении, что первичное, а что вторичное, - кто кого порождает, - яйцо, или курица.
Но вот что важно. Этот миг, который мы называем своей жизнью, относится к «Вечности», не как капля к морю, не как малое к большому или безграничному, но как равное, - к равному. Как противоположное, - к противоположному. Ведь на самом деле, при всей очевидности обратного, миг, есть Вечность, а Вечность, - есть миг. Вся суть Вечности, - в миге, как в собственном противостоящем отражении. Как Феномен существует только благодаря ноумену, так и вечность, как некая существующая проблема, существует только благодаря мигу. Невозможно осмыслить ни то, ни другое. Невероятное бытие мига, в невозможности осознать ту неделимую, и не принадлежащую ни к прошлому, ни к будущему нить, - ту грань, где уже нет «прошлого», но ещё нет и «будущего». Как и абсолютная невозможность осознания всей широты Вечности. Всё то же и в отношении пространства. Мы никогда не найдём самое тонкое, неделимое в пространстве, некую «простую точку фундаментальной действительности», которую нельзя было бы расчленить, и тем самым уничтожить как нечто простое. Как и никогда не осознаем самое «широкое», в этом пространстве, самое всеобъемлющее. Пространство, так же как время условно делится нашим разумом на то, что сзади, и то, что спереди. То, что сверху, и что снизу, что справа и слева… Убери из мира наш разум с его ноуменом, и мир сольётся в единое без пространственное и без временное ничто.
Объективность ценностей
Размышляя об общечеловеческих ценностях, я долго не мог обозначить саму проблему, она постоянно ускользала от меня, просачиваясь словно песок сквозь пальцы. Я никак не мог поймать саму суть вопроса. Хотя чётко осознавал, что такая проблема существует. Но с какой стороны подойти? Ведь это, пожалуй, наиважнейший вопрос, который определяет не только само направление осмысления, но и всю палитру будущей картины, где всегда многое остаётся за кадром, и должно домысливаться силами воображения. И в конце концов, я не нашёл ничего лучшего, как начать с того, что подсказывал мне мой врождённый инстинкт, питающий все свои мировоззренческие основы из архаического противостояния природы бытия. Я разделил проблему на две части, и противопоставил одну часть - другой, в надежде, что из этого противостояния, что ни будь да родится.
И так. Что является ценным для человечества вообще, для социума, и что является ценным для индивидуума, для отдельной личности? Совершенно очевидно, что то, что является непререкаемой ценностью для индивидуума, не является таковой для «клана», (социума). И то, что является ценностью для «клана», (социума), не может быть по достоинству ценимо человеческой личностью. Мало того, и между «социальными кланами» существуют как общие ценности, так и противоречащие друг другу. Скажу больше, наш разум, разум отдельной личности, разделен условно на две части, и то, что является ценным для одной «половины», не является таковым, для другой. Здесь в клинче сходятся интересы. И по всем направлениям и фронтам, во всех возможных плоскостях и масштабах, эти интересы не перестают воевать за свои наделы, за свои вотчины.
Наше осознание ценного, как такового, уходит своими корнями в древность. Туда, где завязался зародыш самой возможности для оценки. Бесспорно, что сама оценка началась с индивидуальных интересов. Но эти индивидуальные интересы, на самом деле, питались из архаических глубин интересов природы, и имея в нашем рефлексивном разумении свои куклы, с тянущимися нитями сознания, к истокам инстинкта, единственного существующего на то время кукловода театра нашего сознания. И рождаясь из интересов природного естества, мотивы наших оценок попадая в рефлексивный разум, трансформировались и перевоплощались в интересы индивидуума, как носителя природного естества, и в то же самое время являясь отдельной личностью, в которой всякий мотив всегда сообразовывался с непосредственным моментом его бытия в реальной действительности, и нёс в себе, прежде всего интерес выживаемости это индивидуума. Так зарождалась и развивалась оценка. Она вытягивалась словно побег из ветви интереса, и будучи порождением этого интереса, сохраняла все его мотивы, и природные наклонности.
Как же могли возникнуть противоположные оценки, находящиеся в одной голове? Как могли возникнуть здесь противоположные интересы, вступающие в необходимое противостояние с уже существующими? Там, где зародился сам «социум», где в результате объединения и всё более укрепляющихся коммуникативных связей, по всем возможным направлениям, стали возникать и развиваться некие «живые подвижные системы виртуального уровня», - кланы и социальные системы, со своим мышлением, со своими интересами и оценками. И где у каждого такого клана, словно у некоей виртуальной организации, со своими критериями оценки, со своим взглядом на ценность как таковую, стали формироваться моральные и социальные догмы, бут-то стержни, - консоли, удерживающие этот «виртуальный организм» в формативно-согласованном, стабильном состоянии. И именно тогда началась всеобщая социальная война, - война повсеместная и всеобъемлющая, война за свои княжества-ценности. Ценность, и война, - два «сиамских близнеца», они не разделимы в нашей действительности. И если появляется одна голова, обязательно следом следует вторая. Там, где формируются ценности, там война становится необходимостью. Там, где происходит война, там она происходит за какие-либо ценности. Ведь изначально ценность, как таковая, была принадлежностью только личности, в рамках интереса этой личности, и несла в себе лишь этот интерес. И в силу своих врождённых особенностей, она была и остаётся неким архаическим воплощением этого интереса. Её лейтмотивная субстанциональность относительна, и несёт печать интересов каждой отдельной личности, которые не могут по определению петь в унисон с ценностями другой личности, если только эти личности не принадлежат одному клану. У ценности как таковой, нет своих абсолютных пенатов, нет своего повсеместного вездесущего тела. Она придаток воззрения, и отражает только личностный характер, и не может быть абсолютной, как бы не казалось обратное.
В самом начале времён, человек, как некое продолжение «гоминида», и в силу уровня своего развития, своего интеллекта, не далеко ушедшего от этого «гоминида», обозначал для себя «ценность», как простую полезность, приносящую немедленное удовлетворение желаниям своего инстинкта. О…! Какие это были желания! Здесь бушевали невиданные страсти. Амплитуда колебания страстей древнего человека доходила до такого уровня, что нашему «устаканившемуся» органоиду и не снилось! Сравнить это можно с непрекращающимся бушующим штормом на поверхности Юпитера, - против теперешней мелкой ряби на поверхности Земли. Жизнь древнего человека проходила в непередаваемых муках кипучей страсти, но была огорожена от гнетущих мук развитого разума. Тогда человеком руководил, по большей части инстинкт, - нечто объёмное и ежесекундное. Нечто, не имеющее в себе ошибочного как такового, в силу отсутствия самооценки, в силу недоразвитости оценочных «ганглий» в голове этой древней личности. Теперь человеком всё более руководит разум. Нечто плоское, прямолинейное и упорядоченное на определённый лад. Здесь властвуют «хреоды сознания», алгоритмы выложенной и закреплённой осознанности, некие «догматические ветви», определяющие все направления, и оценивающие правильность, либо неправильность таких направлений, подтверждаемых опытом и очевидным для него интересом. И здесь весь вопрос лишь, с одной стороны; в согласованности рациональных цепей осмысления этого разума, с другой; - в некоей «утоптанности дорог», не оставляющих и тени сомнения в правильности направления, и возбуждающих веру, эту богиню истинности. То есть там, где следует много народу, там, - есть правильная дорога. Всякого рода «тропинки», - не вызывают доверия, ибо они слишком уязвимы, и быстро зарастают бурьяном. И в этом, вся суть рационально-аналитического осмысления, для которого не существует иных истин, кроме его собственных, как и соответствующих его алгоритмам оценок.
И так. В хронологическом аспекте масштабного осмысления, становление человеческой личности, его психотипа, можно сравнить со становлением нашей планеты. Когда-то внутри её и на её поверхности бушевали стихии, силу которых мы не в состоянии даже представить. Катаклизмы внутри, вулканы невероятной мощи, и шторма невероятной силы тысячами бушевали в её многострадальном теле. И в силу того, что механизмы во всяких системах нашего мира идентичны, чертится параллель, воплощающаяся в моём сознании в некую метафору. Становление человеческой личности, как становление всякой организации этого мира, проходило в невероятных муках, бушующих в его душе страстей. В нём клокотали вулканы, ветра его души порывами сметали всё на своём пути. Здесь ещё и речи не могло быть о какой-либо сложности и утончённости, всё было предельно просто и архаически грубо противопоставлено. Здесь ещё не было изысков, и потому всё оценивалось простыми категориями грубого ежесекундного интереса. И в силу этого, диапазон ценностей для этого «древнего человека», был невелик. Но сила каждой из них, была почти абсолютной. И по законам причинно-следственных трансформаций, общих для всего сущего, эти изначальные «колоссы-ценности», сталкиваясь друг с другом, стали дробится на более мелкие. От них начали отпочковываться новые «побеги-ценности». Это были, либо «дети взрыва», - «искры» от столкновения двух мощных стихий. Либо «дети синтеза», - некие продукты от совокупления двух «колоссов». Эти бушующие стихии, изначальные природные противостояния духа, постепенно утончаясь, и упорядочиваясь, превращались в нашем самоорганизующемся органоиде, в тонкие флюиды инстинкта. Они выливались из самого «нутра» человеческого организма, из самой его природы, и, застывая на поверхности в виде упорядоченных фигур, превращались в «статуи-ценности», - сталагмиты и сталактиты сознания.
А теперь напрягите свою фантазию, и попытайтесь взглянуть на всё это с моего угла зрения. Если получится, вы испытаете невероятное прозрение, сопоставимое с откровением.
Что же это за изначальные ценности, и как мы могли бы оценить их? Если искать самые глубинные основы этих явлений, если попытаться отыскать самые изначальные «консоли», на которых был выстроен наш грубый и простой, а затем и сложный и тонкий мир действительности, воплощающийся в нашем представлении в сверхорганизованную конструкцию, называемую цивилизацией, с её возможностями собственного познания и самооценки, то искать их следует в главных архаических природных силах, благодаря которым стало возможно бытие. А точнее сказать благодаря их дисбалансу. Я имею в виду противостоящие друг другу изначальные силы сакральной природы самого бытия, - силы олицетворяющие монады гравитации», и «антигравитации». Их можно обозначить так же как основные колоссы всего существующего в мире реальной действительности. Я называю их «силами существования». Спроецированные и трансформированные в нашу сущность, и олицетворяющие тонкий мир нашего психотипа, эти противостоящие монады бытия действительности, несут на себе все возможные видимые и невидимые нашему глазу аспекты реальной действительности, и в то же время составляют суть самого бытия, и небытия. С одной стороны, = силы антигравитации, как метафорические воплощения мотивов стремления к существованию, транслитированные в нашем ноумене, в нашем психотипе, в стремления к жизни. С другой стороны, = «силы гравитации», как некие «силы антисуществования», стремящиеся уничтожить растущее за счёт первых сил, нарушение абсолютного баланса природы, и воплощающиеся в нашем ноумене, в нашем психотипе, в мотивы стремления к смерти.
Как я отмечал выше, эти две главные силы, (силы гравитации, и антигравитации), и их необходимый паритет, составляет непременное условие существования материи, как таковой. В динамической физике пространственно-временного континуума они воплощаются в противостояние «сил центростремительных», и «сил центробежных», баланс которых и обеспечивает собственно, существование «физической действительности», а попросту Вселенной.
При всём кажущемся обратном парадоксе нашей личности и её осмысления, на самом деле эквивалентом «сил гравитации» в нашем существе, выступают «силы смерти». Транслитированные в наше глубокое сознание, как некие стремления к самоуничтожению, эти мотивы стремятся всё привести к порядку, всё уравновесить, а значит остановить «Колесо Иксиона. Они провоцируют природу к успокоению, к стагнации и неминуемому коллапсу. Мы называем это гармонизацией, и считаем неопровержимой ценностью для нас, и всего бытия действительности. И противостоящие им «силы антигравитации», - силы разбалансирования природы, силы противонаправленные всякой урановешенности и гармонизации, - силы материализации. И именно эти силы, на самом деле, в нашем парадоксальном существе, служат «силам жизни», «силам существования». Транслитированные в наше глубокое сознание, и выступающие в виде мотивов к растущей мощи сущего, к разрушению границ, и завоеванию пустоты. В тонких доминантах нашего сознания, они ещё выступают как некие «силы свободы», - креативные силы материализации, основанные на растущем нарушении сакральной природы абсолютного баланса.
И соответственно в нашем естестве, изначальными «ценностями» должны были бы быть силы дисбаланса, силы разрушения. Силы, которые мы в нашем существующем благодаря страху органоиде, с его осмыслением, относим к «силам зла». Невзирая на то, что именно эти силы обеспечивают нам существование. Да. Для того чтобы существовало продолжительное время сущее, здесь необходимо нечто противоположное разбалансированию и разрушению границ, нечто противоположное дисгармонизации, иначе невозможен сам баланс сил, обеспечивающий реальное существование действительности, и всех её аспектов. Которое было бы невозможно без паритета равнозначных сил, без достаточно мощных обеих стихий противостояния. А по большому счёту - без войны. Война порождала всегда все изначальные ценности, и порождает ныне. Именно здесь рождались необходимые, и умирали ненужные ценности.
На тонких уровнях, эти силы трансформировались и приобретали новые качества, порою не сравнимые и не имеющие ничего общего с изначальными. Воплощаясь в некие возвышенные доминанты сознания, эквивалентами которых были, с одной стороны, «силы свободы», с другой - «силы антисвободы». Две главные стихии нашей сущности тонкого уровня, противостоящие, и в своём противостоянии образующие нас, как некую «гармоничную личность», со всеми вытекающими из этого последствиями. Ведь только в равных степенях свободы, и несвободы, существует гармоничная личность – гордящийся собой человек.
Так вот, именно это основополагающее свойство всего «сущего», дало нам первые наши «ценности». Их осмысливание пришло гораздо позже, да и то не полное. Ибо полного осмысливания в этом направлении, (впрочем, как и в иных направлениях), мы не получим никогда.
И вот эти изначальные естественные ценности, с необходимым эволюционным развитием, трансформировались и «почковались», порождая новые «ростки», вырастающие со временем, в «стволы деревьев» с развитой кроной и развитыми корнями. Всякое «объединённое и цельное», неминуемо порождает «ростки» индивидуальностей на своём теле. То есть в результате «сегментации» нашего цельного разумения, на различные «ганглии осознанности», родились все остальные «ценности», как морального качества, так и материального. Они «отпочковывались» от своих «родителей» целыми «семействами», продолжая своё существование и развитие, порой, уходя своими флюидными ответвлениями за пределы всякого возможного опыта. Но, тем не менее, сохраняли в себе общую генетику своих родителей, имея отклонения в своих доминантах, в большей или меньшей степени, к лагерю одного из родителей. Условно, либо имея отклонения к «силам гравитации», либо «антигравитации». То есть либо к фундаментальным основам (сил жизни), либо к (силам смерти). Которые в нашем самосознании олицетворяют силы свободы и несвободы.
Если посмотреть внимательнее на ту, или иную существующую ныне «ценность», то всегда, (или почти всегда), можно с уверенностью сказать, к какому из «лагерей» по преимуществу, она отклонена. Ведь всякие «ценности», подобно «войнам» на поле битвы нашей души всегда стоят либо во главе «сил объединения» с обязательным подавлением «мотивов свободы», либо во главе «сил индивидуализации» с необходимым расцветом «мотивов свободы», и подавлением противоположных. И если посмотреть на примере одной личности, то его характер напрямую зависит от того, какая из этих «армий», преобладает на его личностном поле битвы, в пределах его индивидуальной души.
В силу многих и многих пертурбаций в процессе эволюции, перемешивания в «котле проведения», часто крайне сложно определить какому из «войск» принадлежит тот, или иной мотив, та, или иная «ценность», откуда она собственно выросла? К примеру, такие основополагающие мотивы нашей души, превратившиеся со временем в консоли нашего сознания, как «любовь» и «ненависть». При всей своей кажущейся «разноплеменности», на самом деле, выходят их одного «лагеря». А такие ценности как «честь» и «мораль», при всей кажущейся «одноплемённости», выходят из противоположных «лагерей». Мораль, как символ обобщения, «стадности», выходит из «лагеря объединения», с подавлением «мотивов свободы». Честь же, напротив, как символ абстрагированности от общего, выходит из лагеря «индивидуализации», с необходимым культивированием мотивов свободы.
И это внутреннее противоречие ценностей любви и ненависти, чести и морали, провоцирует к растущей мощи обеих стихий. К росту в нашем органоиде, как индивидуализации, так и обобщённости. А чем сильнее в нас силы индивидуальности и обобщённости, тем больше энергии при каждом столкновении выделяет это противостояние. Превратившись в нашей душе в некий синтез противостояний, и образовав этим синтезом некую «шаровую молнию», - сплав, в котором горит негаснущий огонь, в котором существует растянутый во времени коллапс, эти силы определяют всю, как сакральную, так и поверхностную картину нашего существования. И чем цельнее этот коллапс, чем гармоничнее и мощнее эта «шаровая молния», тем дальше она уходит от всего пошлого и низменного, к возвышенному и великому, а значит утончённому и уязвимому. Она стремится прочь от всего того, из чего когда-то выросли её основания. И почти всегда в этом стремлении доходит неминуемо до собственной чрезмерности, подходя к краю, за которым начинается абсурд. Абсурд, как некое разрушение, как некое изживание себя. И этот абсурд, толкает в пропасть, где необратимые процессы приводят к необходимой гибели.
Это можно, вполне чётко заметить там, где в стремлении утончится и возвысится, выходят в стратосферу, где нет воздуха. И где вполне осознанно, и отдавая себе отчёт, начинают презирать то, что является основополагающим для жизни, и существования вообще. Так становится, к примеру, мораль.
Впрочем, всякая живая структура, как всякая система, когда-нибудь неминуемо приходит к собственному абсурду. Не важно, на каких полях существует то или иное «животное», на полях ли социума, или на полях трансцендентального или метафизического опыта. Всякий «синтетический объект», изживает сам себя, - это закон природы. Рано или поздно, он неминуемо доходит до абсурда, после которого разрушается.
«Терпимость», в самом широком смысле слова, одна из «ценностей», рождённых тем же синтезом чести и морали, как некое противостояние общей агрессии, стремящейся к собственному концу, к абсурду. Как некое отражение в нашей душе общего природного «баланса», и воплощающегося в ней, в паритет. Отражение того повсеместного изначального «баланса», -паритета стихий гравитации и антигравитации, который обеспечивает существование нашей действительности. - Некое «порхание над пропастью». «Зависание» между силами, с одной стороны; стремящихся к абсолютному балансу, к уничтожению нарушения, - к идеальному состоянию природы, а значит к пустоте. С другой; силами, стремящимися к культивированию, к расширению нарушения абсолютного баланса, к материализации пространства, и воплощению действительности бытия.
И это основополагающее явление мира воплощается в нашей сущности, в её тонких материях душевного агрегата, в виде мотивов и ценностей. Где создаётся необходимые понятия, основными из которых являются понятия «верха» и «низа» в самых широких областях применения. Где для всякого мыслящего субъекта - сверху, условно, всегда ярко синее небо, а снизу - чёрная, бездонная пропасть. И наша сущность, с её ноуменом осмысления, висит, и в то же время движется, между этими бездонными параболами, порождая все возможные ценности. Чувствуя при этом, опасность как ярко синего неба, так и чёрной бездонной пропасти. И что на самом деле удерживает нашу сущность между полюсами, между этими параболами вечности, так это тот необходимый паритет сил, олицетворяющий относительную гармонию нашего существа.
Что же касается существования так называемых «ложных ценностей», декламируемых по всем весям и закоулкам, я ещё раз повторюсь. Как правило, то, что является «ложной ценностью» в глазах инстинкта, является «истинной ценностью» в глазах разума, и наоборот. То, что является «истинной ценностью» в глазах одной «армии», является «ложной» в глазах другой. Как в прямом смысле, так и во всяком переносном. То, что является непререкаемой ценностью для одного «клана понятий и воззрений», - оценивается как «шелуха» и даже вредность, для другого.
Всё, что когда-либо было на этом свете, и всё что будет, появляется и развивается только - по необходимости. И в связи с этим неоспоримым законом природы, ложных ценностей, вообще - быть не может по определению, как не может быть ложных форм пребывания. Для природы, как всё без исключения ценно, так и не имеет цены.
Наше отношение к той или иной провозглашенной ценности, лишь наше отношение, и не более того. Естественное отстаивание своих интересов каждого противника, на поле не прекращающейся ни на секунду войны, как внутри нас, так и вовне. И когда мы спорим, что является ценностью, а что нет, мы, полагая, что защищаем свои верования, на самом деле в большинстве случаев, словно дети отстаиваем каждый свои амбиции. Пусть эти амбиции, подчас наряжаются в одежды общих для всех ценностей. И даже когда защищаем монументальные древние замки своих предков, и в этот момент, прежде всего, мы следуем «вытоптанным тропам», - хреодам и привычкам, впитавшимся нам в кровь, утвердившимся в нашем сознании на генетическом уровне.
Мы не осознаём, что в нас, помимо нашей воли, спорят те великие «Колоссы созданного», те вечные силы уничтожения и существования, силы абсолютного баланса, и его нарушения, экстраполированные в нашем сознании в «силы слияния», и «силы абстрагирования», «силы объединения», и «силы свободы», что незримо управляют всей нашей жизнью и всей нашей действительностью. Они подстрекают нас, шепча один в одно ухо, другой в другое. Вот где таится ещё один корень «Божественного» и «Дьявольского».
Вы хотите найти истинные, окончательные ценности? Вы, - плавающие на поверхности! Вы желаете окончательных абсолютных ценностей? Но как же можно быть такими глухими и слепыми к жизни и к миру?! Ведь стремясь к абсолютной ценности, вы, тем самым, стремитесь к той «ярко синей вышине», либо к «чёрной дыре», где, как в одном, так и в другом ваше существование - невозможно! Скорее всего, это одна из ваших внутренних «армий» стремится к разрушению, - к смерти, встречая на своём пути «войско жизни». Ведь всякое стремление к «Абсолюту», это стремление к стагнации, к коллапсу, к безжизненности, - к «пустоте». На пути которого встаёт всей своей фатальностью «войско жизни», с его скепсисом и всякого рода сомнениями, с его величественной монадой недоверия ко всяким абсолютным ценностям. Мы, словно в замкнутом круге, всегда возвращаемся к тому, с чего начали. И только в этом являет свою непогрешимую истинность, всякая ценность.
А может быть, вы хотите общих ценностей для всех людей? Но ведь ценность как таковая, на каком поле она бы не росла и не культивировалась, подобно всяким материальным ценностям, когда становится общей, перестаёт быть ценностью, теряет свою состоятельность. И собственно, как материальная ценность представляет для вас интерес только тогда, когда она принадлежит только вам, так и всякая другая ценность интересует вас, только своей принадлежностью вам, либо вашему «клану», с которым вы себя ассоциируете. Не стоит обманывать себя. Вы никогда не ценили и не будите ценить никакие общие моральные ценности. Вы цените их, только через призму собственной заинтересованности. Только когда это имеет отношение к вам, непосредственно, либо опосредованно. Когда вы цените некие возвышенные общечеловеческие понятия, вы на самом деле, цените либо своё внутреннее спокойствие, либо своё высокое благородное самоощущение. Вы цените свою внутреннюю силу, не дающую вам поступать низко, подло, мелко. Вы воздвигаете себя на пьедестал, и уже ничто не может сбросить вас оттуда, ели только вы сами не пожелаете броситься с него. Вы, как вам кажется, цените собственную свободу, но на самом деле, здесь существует лишь относительный произвол. В такие моменты, в порывах собственной экзальтации, вы находитесь в контексте общей возвышенности, и выйти из него, для вас, подобно смерти. Здесь, как на всякой возвышенности, вступает в силу то самое противоречие индивидуализации, и обобщённости. Идентификация себя в качестве «самостийной фигуры», и в то же время, приверженность соразмерным общим взглядам о благородном и возвышенном. Тот же - баланс сил.
«Жизнь» и «Свобода», - воплощённые в нас проекции, двух противоположных половинок мира. Все остальные ценности - лишь прикладные. Тонкие ответвления от основных ценностей, идущие вслед за всё более усложняющейся душевной организацией.
Как бы там ни было, человек латентно или явно, непосредственно или опосредованно, но всегда поступает так, как ему диктуют его изначальные инстинкты. Ведь именно инстинкты, за время эволюции, усложнившись и интегрировавшись в наш разум, и сталкиваясь с интересами социума, превратились в «моральные ценности». И объединяясь в своём социуме, создавая «кланы» и государства, мы даже стали поднимать «флаг общечеловеческих ценностей». А во многих случаях, встречаются и различные гипертрофированные моральные ценности, присущие в первую очередь, святости. Но эти случаи исключительны, и в силу их исключительности, не понимаемы людьми, и только поэтому ценятся, как нечто сверхъестественное, нечто запредельное. Они составляют вершину всего ценимого на этой бренной земле. Для них нет иного названия, как божественный гений.
Пошлость
Продолжая тему, я и здесь я не уйду далеко от моего взгляда, от моей общей концепции мироустройства, как лишь нашего относительного воззрения. Ведь и эти понятия, понятия пошлости и возвышенности, так же не содержат в себе ничего, что являлось бы фундаментальным и основательным в себе самом. Ведь по существу то, что один считает пошлым, другой считает необходимым и даже лучшим. Всё дело в том, что само понятие «пошло», это всегда «по отношению», и никак иначе. Ведь пошло - вообще, как и возвышенно - вообще, это всё равно что «низ - вообще», или «верх - вообще». Такого нет в сакральных основах мира, и возможно лишь условно, в критериях нашего осмысления собственных парадигм действительности.
Действительность, природа, и все её составляющие имеют одно очень важное свойство. В своём движении они не могут останавливаться, не имеют возможности стоять на месте, как в динамике феноменального бытия, так в динамике трансцендентального становления. И в нашем оценочном воззрении, все, что принадлежит природе и действительности, - либо прогрессирует, либо регрессирует. Но только лишь в нашем оценочном воззрении. И даже сама материя, как сакральная основа мироздания, для нашего глубоко трансцендентного воззрения, существует либо в «балансе плюс», либо в «балансе минус». - «Баланса ноль» для неё, - невозможен. Ведь «баланс ноль», это «абсолютный баланс», а он есть «воплощённая пустота», - ничто. И это, по отношению к пространству. По отношению же к времени, картина, ещё более завораживающая. Как я отмечал выше, для действительности в её текущем время созерцании, - «сейчас», «сию секунду», «сей миг» в сакральной сути своей, - не существует. Это самая архетипическая условность нашей миро осознанности. Для нас, для нашей осознанности, на самом деле, есть лишь «до», и «после», - прошлое и будущее, как трансцендентные монады, с одной стороны, нашей памяти, запечатлевающей аффекты нашего движущегося в пространственно-временном континууме (собственной среды обитания), органоида. И с другой стороны, - фантазии, запечатлевающей грёзы, как некие зеркальные отражения прошлого, проходящие через призму нашего ноумена, и направленные словно лучи света, в тёмные просторы временного иллюзорного архипелага. Иными возможностями мироощущения, мы - не располагаем. Сам миг жизни мы почувствовать не в состоянии. Он для нас всегда останется «чёрной дырой», - разряженным полем нашего разума, с неким «горизонтом событий» по обеим сторонам выстроенного им линейного бытия. И именно эти две бескрайние параболы, - прошлое и будущее, продуцируемые противоположными «ганглиями» нашего разума, некими «ганглиями пространственно-временного сознания», олицетворяющими полюса сферы нашего объёмного восприятия времени, - сферы, из которой словно электромагнитные линии выходят апперцепции и дефиниции, с их символическими порядками, позволяющими фиксировать эти хронологические впечатления. И в своём столкновении, эти противоположные монады, клинчем сходящиеся в нашем разуме, образуя эту разряжённую область - миг безвременного и без пространственного, порождают иллюзию действительной реальности бытия. Нам никогда не осознать этот миг, ибо как для действительности, так и для нашей осознанности её, - его вовсе не существует. Ведь тот миг, который мы называем «сейчас», или «сию секунду», то, что мы ощущаем, как «теперь», - есть лишь результат отношения, результат взаимодействия никогда не соприкасающихся монад «до» и «после», порождаемых «чёрной дырой ноумена», образовывающей коллапс действительности. «Архистатическая полоса», - граница бездонной пропасти пустоты, образующейся от столкновения и взаимодействия прошлого и будущего. И именно этот миг сам по себе, олицетворяет ту пустоту, - «разорванное бытие», - тот самый «горизонт событий».
Миг, - то самое «теперь», есть фикция бесконечно расширяющегося и бесконечно сужающегося в нашем ноумене, пространства и времени. Мы сами, своим разумом создаём это деление, а оно в свою очередь, создаёт нашу действительность, - тот миг, который мы подсознательно чувствуем, и лишь подозреваем о его существовании. И само по себе «теперь», - не существует, как не существует самого по себе времени, как не существует фундаментальной сущности пространства, как не существует абсолютно простая конечная материальность. Ведь по большому счёту не существует, и не может существовать никаких границ бытия самих по себе, и никаких объективных сущностей этого бытия, в своём Абсолюте. «Настоящее», это нескончаемо делимое, утончаемое до бесконечности фронтальное разделение, и в своей сути так же бесконечно широко, как и бесконечно узко. Ибо не имеет ни параметров, ни категорий само в себе.
И так. Мир - не имеет в себе ничего по-настоящему сущностного, как и ничего по-настоящему протяжённого. Всякая Сущность с её протяжённостью, - фикция нашего разума, воплощающиеся в перцепцию и апперцепцию, с упорядоченными формами разумного построения последовательности и взаимоотношения, - то, что называется дефиницией. Он строит вокруг себя свой мир, словно некий «кокон действительности», - кокон для собственного пребывания, - то, что обозначается как среда для собственного обитания.
Но дело в том, что, если попытаться развернуть вектор своего осмысления, и посмотреть на всё это с обратной стороны, с точки зрения этого мига, с оборотной стороны своего воззрения и осмысления, с точки зрения действительности «теперь», прошлое и будущее так же теряют свою объективную существенность. И так же являются пустотой гиперболой осознанности, в которой что в одну сторону, что в другую, нет никаких столпов действительности, как лишь виртуальных, - лишь подозреваемых. – И в этом противостоящем алгоритме, в этом абсурде, в этом парадоксе бытия - существует мир нашей действительности. И в этом архаическом взаимоисключении, - таится главная тайна мира. Мир - как с одной стороны, так и с другой, в конце концов, не находит ни своего подтверждения, ни своих абсолютных монад бытия. Антимир, - как с одной стороны, так и с другой. И как пустота, как таковая, на самом деле существует только благодаря существованию действительности, так и действительность, существует только благодаря существованию пустоты.
Я немного отвлёкся, уведя собственное осмысление на, казалось бы, совершенно иные пути, не имеющие отношения к теме параграфа. Но это только на первый взгляд. Связь объявится чуть дальше. Так что же в сути своей есть – пошлость, а что есть возвышенность? Как я отмечал выше, в нашей пространственно-временной действительной реальности, всякий объект нашего познания, либо прогрессирует, усложняя и укрепляя свою структурную парадоксальную субстанциональность, либо регрессирует, ослабляя её. И мы, люди социума, как объекты познания для самих себя, так же усложняемся, прогрессируем как внешне, так и внутренне, как объективно, так и трансцендентально. И это усложнение, и прогрессирование для каждой «ветви человеческого познания», имеет собственную отличную динамику и, что вполне естественно, воспринимается и фиксируется как неравномерность. Одна «ветвь» усложняется быстрее, другая медленнее. И всё, что медленнее в своём развитии, с точки зрения более быстрого, находится «внизу», всё что быстрее, - «вверху». Именно так, с нашей точки зрения, устроен весь наш мир, вся наша природа. И мы считаем это положение, - незыблемой истинностью бытия.
Вообще, как весь материальный мир феноменальной действительности, построен на взаимоотношениях разности в скоростях пребывания и становления, так и наш внутренний мир, - мир взаимоотношений различных «ганглий разума», с их разнообразными функциями, построен на разности в скоростях развития, и скоростях бытия момента. Одни «ганглии разумения» прогрессируют быстрее, усложняясь, и приводя себя к вершинам гармонии подчас так быстро, что перестают поддаваться какой-либо фиксации. Другие медленнее, тормозя развитие в собственной динамике прогрессивной усложняемости и гармонизации. И на разности этих темпов развития, усложнения и гармонизации строится всякая оценка пошлости и возвышенности, как таковых. И благодаря чему собственно, и возникает иерархия, как таковая в наших оценках. Только в этом контексте вообще возможен «верх» и «низ», и только в рамках нашего «кокона действительной реальности», нашего осмысления, с его алгоритмами оценок и классификаций. В природе мира, - мира вне человеческого осмысления, (условно говоря), (если на секунду представить такую природу), - ни «верха», ни «низа» во всех без исключения смыслах, вообще быть не может.
Если бы было всё так просто, как это представляется нашему разумению. Мир, и его «природа в себе», не так линейны, как нам кажется, и даже более того, они вовсе не линейны. И развитие может идти не только в одном направлении, но и в совершенно разных, подчас недоступных нашему пониманию. И то, что мы, с точки зрения нашего воззрения, с точки зрения «костной иерархичности» воспринимаем как «низменное», «не развитое», вполне может оказаться, лишь иной плоскостью линейного прогресса. И здесь очень важно понимать, что является нашей плоскостью, а что из иной плоскости, или даже из иного мира. А значит, никак не подпадает под нашу линейную конструкцию, и наше линейное осмысление.
Как был бы прост мир, если бы его когда-нибудь можно было бы целиком и полностью втиснуть в рамки математики, геометрии, или физики. С их кичащимися своими истинными алгоритмами подтверждения, очевидностями и доказательствами, на самом деле существующими только благодаря вере в пространственно-временные закономерности, и логические рационально-аналитические постулаты догматического познания.
Далее. Понимание нами «лучшего» как такового, настолько субъективно, что это сразу бросается в глаза. Стоит только посмотреть внимательнее на то, что внутри нашего социума считают «лучшим», и как это «лучшее» в определённых обстоятельствах, очень быстро становится «худшим», переворачиваясь почти необходимо при смене угла зрения. Всё так называемое «лучшее», питает свою очевидность только из текущего момента, и имеет свою подтверждённую состоятельность, только в соразмерностях с «худшим», и только в сравнительной парадигме сегодняшнего бытия.
Скажу больше. То, что человек как отдельный наблюдатель в глубине своей души считает «лучшим», то, как правило, с точки зрения общества неприемлемо. (Ведь это тот же вопрос ценности). И то, что для человечества как организма, есть «лучшее», то для природы в целом, часто является признаком её собственного регресса, стагнации и деградации. Это положение можно отнести к морали. Ведь мораль в большинстве случаев противоречит ценностям природы, (если представить себе такие).
Я ни в коей мере не пытаюсь умалять «лучшее» как таковое. Я лишь хочу показать, что не всё так однозначно, что все мы находимся в разных плоскостях, и наши оценки как того, так и другого, ограничиваются этими плоскостями. Я хочу показать, что по большому счёту «лучшего», как и «худшего» в идеальном смысле, - так же не существует в природе. Что мир, и его природа, - не несопоставима, несравнима, ибо не линейна в своей сакральной сути. Что в природе одна вещь, нисколько не лучше и не хуже другой, на какой ступени бы она не находилась в наших оценках, и к какому рангу мы бы не причисляли её в нашем иерархическом осмыслении. Я хочу показать лишь что всякое «низменное», как и всякое «возвышенное», только с нашей заинтересованной точки зрения, являются таковыми. Для природы всё «лучшее» и «худшее», находится в иной плоскости, в иной парадигме, и чаще всего имеют противоположные нашим оценкам, постановления. Для неё, как каждая пошлая с нашей точки зрения вещь, - важна, так и каждая возвышенная, – безразлична. Сам вектор нашего усовершенствования для природы может быть только нонсенсом. Он существует и определяется нашим заинтересованным воззрением, - глазом субъекта, строящим пространственно-временные соотношения и взаимодействия, в рамках собственных алгоритмов.
Представляемый нами пик совершенства, - это мираж в пустыне, к которому мы стремимся, но которого никогда не достигнем. Мы, усложняясь в своём становлении, как набираем силу, с одного угла зрения, так и теряем её, с другого. Условно говоря, с одной точки зрения «утолщаемся», с другой «утончаемся». «Усложнение», только с нашей точки зрение является чем-то «лучшим», только в нашем догматическом мировоззрении оно является чем-то достойным. К примеру, для природы в целом, в сакраментальном смысле её предполагаемых целей, «усложнение» как таковое, несёт с собой прогрессию уязвимости. И потому является скорее регрессом, - «утончением её консолей».
Если попытаться посмотреть на нашу действительность по преимуществу абстрагированным взглядом, то не только для природы в целом, но и для нас откроется противоречивая картина. Как «грубое», (инертное и простое), так и «тонкое», (сложное и агрессивное), обозначат свои преимущества и свои недостатки. Но будут ли они являться истинными преимуществами и недостатками? Здесь всё зависит от угла зрения, и определённых поставленных разумом задач. Если бы сама природа, со своей точки зрения могла оценивать, то она, скорее всего не отдала бы преимущества ни одному из выше обозначенных оппонентов. Для неё, в противоречивой иерархии «тонкого» и «грубого», - не выявилось бы никакой «векторности». Как не оказалось бы ни улучшения, ни ухудшения, ни в сторону «огрубения и опрощения», ни в сторону «утончения и усложнения», как только лишь ещё одного направления в её повсеместном непрекращающемся бесцельном движении, и не более того. Сам мир, его глобальное бытие - не имеет никакого становления, это бесспорно так, ибо по-другому просто быть не может. Становление как таковое, это наше изобретение, изобретение стремящегося от пошлости к возвышенности человеческого разума. И всякое становление, это лишь его оценка движения, оценка трансформации простых и сложных материальных субстанций построенная на взаимодействии, сравнении, и противопоставлении. – «Линейный взгляд муравьёв», строящих свой «муравейник», существовать которому, до первого «половодья». Становление рождается, существует и умирает только в нашем разуме. Это он строит иерархию природы, превращая нейтральный мир - в мироздание, и необходимо наделяя его «верхом» и «низом», «главным» и «второстепенным», «важным» и «не важным», «лучшим» и «худшим», «пошлым» и «совершенным», и т. д.
Условность «пошлого» и «возвышенного» как таковых, повторяет условность всех понятий, выведенных человеческим разумом. Мы условились называть «пошлым» то что на наш взгляд «низменно», что существует на более низкой ступени развития, в нашем перспективном воззрении трансцендентального опыта. Но всё дело в том, что само развитие как таковое, такая же условность. Мы слишком линейно смотрим на всё. Мы начертили линию, и выкладываем на неё всё, что попадается нам под руку, определяя ранги и сословия предметов созерцания.
Да. В рамках нашего созерцания, в рамках поля выстраиваемой разумом реальной действительности, у каждого предмета этого созерцания своя скорость развития, но и у каждого своя плоскость этого развития. И укладывать всё и вся на одну линию и в одну плоскость, пусть она трижды представляется правильной и истинной, - это действительно «пошлость». Отношение некоторых так называемых «высоких особ» нашего социума, на то что, по их мнению, «пошло», с обязательной долей надменности и апломба, выдаёт их собственную пошловатую натуру. Как известно, чаще всего говорит о пошлости тот, кто знает о ней не понаслышке, кто сам наполнен этой затхлой жидкостью, как торба водой. Такие натуры, чтобы самим возвысится, опошляют всё вокруг, превращая весь мир в низменность. Они являются прямыми противоположностями тем личностям, которые выбирают путь собственного совершенства, и не взирая на отчаянные попытки первых обвинить их в какой-то тайной корысти, всё время ищут пути собственного совершенствования, и стараются подтягивать к своему уровню всех тех, кто способен ценить по-настоящему возвышенное. Не то среднее, что стало возвышенным лишь благодаря принижению окружающего ландшафта.
Для всякого обывателя «пошло», это, как правило, то, что ниже его самого, в его же оценках. Ниже его экзальтированного совершенства в самом широком смысле слова. То есть только по отношению к его представлению о развитии, как таковом, в соответствии с системой его оценок, складывающихся из соразмерности, с одной стороны самооценки, с другой оценки внешнего предмета созерцания. То есть в сопоставлении и сравнении ощущаемого только им собственного внутреннего сложного агрегата, с оцениваемым предметом внешнего мира. И только в имманентных рамках своего «клана», с его отчерченным полем бытия. В рамах определённого ограниченного вида, с его разделами. Ведь никто не скажет, к примеру, что растение пошлее животного, а животное - «пошлее» человека. Как и вопросы всякого анахронизма, так же не относятся к этому вопросу. Я, конечно, утрирую, перенося это специфическое понятие в те области, которые ему не принадлежат. Но делаю это намеренно, для более обобщённой наглядности. В моём понимании «пошлое» и «возвышенное», это лишь «прошлое» и «будущее», (то от чего должно уйти, и то к чему должно стремиться), в линейной транскрипции становления субстанциональных предметов бытия, где на условной лестнице пребывания располагаются относительно инертные и относительно агрессивные субстанции мироздания. И где наш ноумен, как нечто, что способно оценивать, взирая назад и вперёд, устанавливает свои критерии в оценке собственного положения, и положения предметов окружающего мира, на этой виртуальной лестнице мироздания.
Как же происходит это деление на бытовом уровне, какова динамика оценок и поступков в рамках социальных взаимоотношений, и взаимоотношений внутренних апперцепций, на поле разумной личности. Нет ли здесь подмены, подспудного лицемерия и лукавства?
Мы выносим вердикт «пошлость», как нечто низменное, в рамках рассуждений нашего рационально-аналитического разума относительно «развитости», либо «неразвитости» человеческой личности. Как нечто «низкое» или «высокое» в рамках возможностей совершенства собственного разумения. Это борьба «возвышенного» с «низменным», как внутри личности, так и внутри «клана». Борьба агрессивности и инертности, борьба живости и косности, борьба гармонии и хаоса, на полях бесконечно разнообразного мира.
Абстрагирование себя от соплеменников, позиционирование себя, как нечто иное, нечто возвышенное, отмежевание от всего «вульгарного», «простого» как в самом себе, так и в собственном «клане», и последующее жёсткое противостояние смешиванию, - единственная возможность гордится собой. Всё это вполне естественно, и не вызывает лично у меня никакого возражения. Такова природа нашей действительности. Она не существует, и не может существовать без иерархии по всем возможным направления собственного бытия. В ней должно быть «лучшее» и «худшее», «пошлое» и «возвышенное», иначе кто захотел бы жить в такой реальной действительности. Чем гордится? К чему стремится? Что, в конце концов, любить?..
Но часто провозглашение себя «возвышенным» в нашем социуме, совершенно безосновательно. Ведь здесь очень часто происходит тот случай, когда для того чтобы возвысится, можно сделаться самому выше, а можно унизить всё вокруг, и всех вокруг. Ведь «Великое», это по большому счёту, всегда только выше окружающего. И само по себе существует только в сравнении с этим окружающим, как бы, не казалось обратное. А унизить всё вокруг себя всегда проще, чем трудом своего духа усложнить и гармонизировать свою тонкую внутреннюю организацию, возвысившись тем самым, в действительности. Но, слава богу, такое положение, как возвышение за счёт унижения окружения, если и имеет место, то, как правило, существует недолго. Маски слетают, и «пошлость», стремящаяся к искусственному возвышению себя, - оголяется. Человек, возвеличивающийся путём опошления всего окружающего, строит свой пьедестал из песка, - его почва зыбка.
Не станет ни для кого откровением то, что «пошлость» и «возвышенность» в своём имманентном противостоянии, как сублимированные апперцепции, существуют только лишь как оценка нашего разума в основаниях той же полезности, или вредности, что и в отношении «добра» и «зла». Но в отличие от сакральных оснований «добра» и «зла», в которых полезность и вредность приобретаю свои гипертрофированные формы, и сверх серьёзные последствия, «пошлость» и «возвышенность» находят своё воплощения в более тонких областях дуалистического политеса нашего сознания. Здесь вступают в противостояние тонкие лепестки «инстинкта» и «разума». И в этом противостоянии «инстинкта» и «разума», каждый из них защищает только свои интересы. И в силу гротескно преувеличенной роли разума в жизни человека, в силу узурпации им власти над личностью, разум всегда будет считать инстинкт, - низменным. Но для инстинкта разум всегда будет оставаться слишком простым, плоским, а значит пошлым. И если абстрагироваться от всяких интересов, и посмотреть независимым взглядом со стороны, то, как пошлость, так и возвышенность будет находить своё подтверждение, как в инстинкте, так и в разуме. Вопрос лишь в фокусе воззрения и оценки. Мы способны облагородить всё что угодно, и низвергнуть в пропасть самые великие квинтэссенции собственного сознания.
«Верх» и «низ» природы, - «верх» и «низ» социума, - это «верх» и «низ» нашего сознания. – Этот паралогизм гнездится только внутри нас, в нашем дуалистическом разуме, который лишь накладывает, переносит свою внутреннюю выложенную и закреплённую иерархию, на внешние предметы, превращая их, тем самым, в постройки и утварь собственных наделов и княжеств, и подвластных ему вассалов.
Относительное наличие «пошлого» и «возвышенного» всегда присутствует во всяком нашем размышлении и всяком мудрствовании. И то, что я в данный момент излагаю, одной стороне моего разумения кажется пошлым. Той стороне, что каждую новую секунду уходит чуть выше, что стремится к более высоким, более совершенным пенатам собственного бытия. Так тянется растение к солнцу, так облагораживается всякая вещь этого мира.
Как невозможно переоценить стремление к совершенству для нашего познания, так нельзя недооценивать важность всего «пошлого», как всего инертного и основательного. Вы хотели бы упразднить пошлость в себе? Вы, как всегда плоски в своих желаниях и воззрениях. Вы так же близоруки и слепы здесь, как и в своём стремлении упразднить «зло». Мне глубоко понятно это ваше желание. Но дело в том, что тем самым вы упраздните основу всякой возвышенности и всякой изысканности, а по большому счёту, упраздните себя, как нечто гармонично-целостное, как нечто целокупно-уравновешенное и согласованно-упорядоченное. Вы витаете в облаках моральных догм и перехлёстов сознания, вы питаете свою чувственность мифическими образами самостоятельной и самодостаточной благопристойности и возвышенности. Скажите на милость, что станет с вершиной горы, лиши её основания. Что станет с кроной дерева, лиши его корней? Ваша душа больна чрезмерным самолюбованием и гордыней. Вы смотрите брезгливо «вниз», вешаете ярлыки, и нисколько не задумываетесь над сутью вещей. И в то же время, считаете себя возвышенными представителями животного мира, и даже элитой. Но что было бы с вами, с вашей возвышенностью, не подпитывай она себя пошлостью, словно дерево корнями? Ведь те цветы, что цветут на кроне вашего дерева, продукт перегноя, что имеет вид отвратительной кучи, но без которой эти цветы неминуемо завянут. Вы хотите упразднить «пошлость»? Но в таком случае, чем станет ваше «величие»? Посмотрите чуть дальше своего носа. Ведь всякое величие существует только по отношению к усреднённому, - к низкому. Исключи «пошлость», и чем станет «возвышенность»? Этот вопрос из той же области, что и вопрос «добра» и «зла», которые только и существуют по отношению друг к другу, отражаясь в нашем заинтересованном кривом зеркале сознания, накладывая печать на всякую вещь, и всякий фолиант.
А началом всего этого, так сказать функциональной первопричиной, служит «оценочная ганглия сознания», рисующая внешний мир в соответствии собственному агрегативу, в виде линейной парадигмы следования от причины, к следствию и обратно - во времени, и от основания к вершине и обратно - в пространстве. Стремящаяся к совершенству и строящая дороги, на пути которых, на самом деле нет и быть не может никакого совершенства, как только лишь - по отношению. И уходит своими корнями в глубины того фундаментального противостояния, о котором я говорил выше. Противостояния сил гравитации и антигравитации, центробежных и центростремительных сил, олицетворяющих в нашем существе «силы объединения» и противостоящие им «силы свободы», порождающих в своём противостоянии все наши ценности, как некие утончающиеся флюидные образования, удовлетворяющие разум законченными гармоничными отчерченными формами созерцания. И эти «первобытные силы» и присущие им «первородные ценности», определяют все наши желания и стремления, весь наш быт, от мала до велика. Где как на грубом, так и на тонком уровне, всё и вся существует в противостоянии и взаимоопределении. Где враг, - определяет врага. Где один без другого не мыслим. Где всё, и вся существует только благодаря этому противостоящему сопротивлению, вызывающему всякое напряжение. Напряжение, - как необходимую сущностную квинтэссенцию всего мироздания и действительности.
Песня неразрешимого
Сегодня утром мир шептал мне на ухо свою песню. Он пел, что всё на свете - невинно! Что на самом деле нет ни грязи, ни чистоты, ни похоти, ни аскетизма, ни пошлости, ни возвышенности. Есть лишь «необходимость», и наши оценки. Ведь как свет и тьма, так и всё, что мы противопоставляем в этом мире, существует лишь по отношению друг к другу.
Мир шептал мне на ухо свою песню, но верил ли я ему? Разве способен мой разум осознать всю невинность мира, невинность всякого явления, всякого замысла, всякого поступка? Моя гордость претит этому, моё тщеславие бунтует, мой разум сопротивляется…. Ибо, в таком случае, нет ни «низкого», ни «возвышенного». Всё, - лишь химеры!
Не может ли быть, чтобы всякий поступок был – невинен? Сам Мир разрушается от этих мыслей. Его формы размываются. Мироздание, с его отвесами и колоннами, с его арками и залами, всё смешивается в один комок, - в кучу бесформенного мусора. Ведь если подлость невинна, - к чему Благородство? Если нет ни грязи, ни чистоты, - чем гордится, к чему стремиться, чем вообще удовлетворять свой жаждущий разум?
Пусть чистота самое относительное понятие, но даже в этой относительности, она даёт нам радость, и желание стремится к её наиболее рафинированным пенатам. Если всё и вся невинно, то всё уравнивается, и разнообразие мира, которое только и может существовать в иерархии, перестаёт существовать. Ведь там, где всё едино, - нет никакой действительности, - нет мира.
Да. Невинность мира и его «детей», в самой глубинной своей сути, - неоспорима. Всякая тварь, рождённая этим миром, живёт и поступает именно так, и никак иначе, по необходимости. Её фатальность обуславливается самим миром, порождающим её. Невинность поступков, необходимость во всем, что она делает и создаёт, - есть голос природы. Сама природа говорит в этой необходимости.
Но всякая невинность заканчивается там, где возникает «оценивающий разум». Вот когда родились Бог и Дьявол! С появлением «оценивающего разума», с накапливанием в нём силы, мир начал делиться на «полезное» и «вредное», «хорошее» и «плохое», «благородное» и «дурное». Именно в такой хронологической последовательности шёл их рост и становление всяких оценок, касающихся как общего, так и индивидуального, и всех возможных паритетов. И это вполне закономерно. Ведь с появлением «оценивающего разума» мы, внутри себя, разделились на две части (условно две). И мир вокруг нас естественным образом, должен был разделиться на две части. Ибо он, - отражение нашего разума. А каково «зеркало», таков и отражающийся мир.
И так, в свете появилось «хорошее» и «плохое». Да, именно - появилось. До того не существовало ни того, ни другого. Ведь в мире вне нашей оценки, не существует критериев, а значит, и нет никакого разделения. - В нём на самом деле всё и вся, - сакрально невинно. С возникновением «оценивающего разума» с его эгоизмом и абсолютной верой в собственные взгляды, вердикты и постулаты, и не принимающего никаких иных, появляется «хорошее» - (то, что с его точки зрения, полезно ему), и «плохое» - (то, что ему вредно). Всё «остальное» прорастало на этой древней почве, орошаемое различными водами окружающей природы, и провоцируемое окружающим ландшафтом, в самом широком смысле слова. Превращаясь в развесистое древо познания, с ветвями и корнями, уходящими каждый в свою стихию. Как в бездну преисподней, так и в небо божественного проведения. Превращая нашу действительность в твёрдый и основательный, покрытый корой ствол.
Фрустрация очевидности
Разочарование
«Реальная действительность, есть иллюзия.
Иллюзия же, есть единственно возможное, единственно реально существующее бытие…»
«Куда полёт моей стрелы
Через тоннели и мосты
Над ветхим миром, на крыле
К её величеству, - игре...
Где тетива стремиться вспять
К истокам, с жаждою понять
В тот край, где голую святыню
Не прячет истины гордыня…»
Мир, есть всецело иллюзия не в том смысле, что он есть обман зрения, и даже не в том, что его «настоящее тело» для нас недоступно, но в том, что его окончательная само сущая реальность, его собственное бытие, его абсолютно самобытное естество – невозможно! В противном случае он обретал бы свою собственную определённость, а значит конечность. Он есть всецело создание нашего разума, и не может иметь ни собственной формы, ни собственной независимой существенности. Вся его абсолютная основательность зиждется сугубо на платформах нашего созерцания и осмысления, и представляет собой лишь впечатление от собственных построений разума.
Мир, - как бесконечно уменьшающаяся точка, так и безмерно расширяющаяся всеобъемлемость. Мир, - как бесконечно уменьшающийся миг, так и бесконечно разрастающаяся вечность. В соответствии с производными возможностями созерцания и разумения. Он, сам по себе не имеет ни дна, ни неба, ни бытия, ни забвения… Какое невероятное разочарование истинной! Такое способен перенести только очень сильный духом. Ты поднялся на такие вершины, где уже нет воздуха! На такие невероятные высоты, где уже не летают даже птицы! Ты опустился на такие глубины, где уже нет никакого света! Как ты можешь ещё оставаться живым?! В таких условиях твой разум, получая инъекцию безумия от инородных вливаний, обращается к микстуре беспечности и смеха, но всё же постепенно перерождается во что-то ужасное, что-то непредсказуемое, жестокое и беспощадное. Ты уже почти не в состоянии радоваться простым вещам жизни. Всё родное, радостное, любимое, - осталось где-то позади. Ты плаваешь в чуждой для твоей души, среде. И эта среда разъедает её тончайшие лепестки, но вместе с тем превращает твои мысли, когда-то лёгкие воздушные шарики, в стержни, прошивающие фолиант мироздания насквозь, и упирающиеся в стальное дно преисподней.
От чрезмерного груза, которым ты постоянно нагружал корабль своего разумения, он потерял остойчивость и перевернулся. Но ты учишься дышать морем, у тебя уже почти выросли жабры! Пред тобой всё тот же, но уже совершенно иной мир. Мир вскрыл свои сакральные укрытые на дне океана, колодцы. Но ты не в состоянии пить из них, вода слишком концентрированна, она насыщена солями, которые ты не в состоянии усвоить. Мир обнажился, и его нагота разочаровала тебя. Исчезло нечто важное, - нечто, что давало надежду, что некогда без конца радовало твоё сердце. Теперь в нём всё меньше жизненно-фундаментального, всё меньше - благоденствия иллюзии. Мир с содранной кожей, – зрелище, не для слабонервных.
Хочешь вернуться в лоно счастливого неведения? Но как бы ты мог это сделать? Успокойся, ты просто немного устал, у тебя затекли ноги, тебе необходимо отдохнуть. И тогда ты посмотришь на всё это совершенно другими глазами. Ты сам выбрал этот путь. Ты хотел этого. Тебя закаляла истина, стегающая своими хлыстами, но ты стал сильнее и увереннее, тебя всё меньше гнетут всякие мелочи. Неужели ты этого не замечаешь? Твой разум - воспалённый, но сильный, где бы ещё он мог получить такую закалку? Он опустился на самое дно «колодца собственной осознанности», где уже нет даже бесконечной бездны!
Где рождается истина? - В глубинах ноумена. Как возникает истина? – Так же как всякая мысль, так же как материя, - в сингулярности и спекулятивном расширении из точки безграничного пространства нашего разума. На чём строиться истина? - На очевидных алгоритмах, и вере в них. Как укрепляется и становится истина? - в гармонии слаженной полифонии, а по сути, в безупречной законченной красоте. Что есть истина? - Она бьющий родник, выливающийся из самых недр, - из глубин подсознания. Она - сверкающий совершенством и чистотой источник. Мы жаждем напиться из этого родника, мы любим и тянемся к нему, словно серны в жаркий засушливый день. Где бытует истина? Там, где царствует наиболее гармонично выложенное слаженное явление. Где совершенные формы, мощь и красота этих форм - приводят в восторг, и ты водружаешь флаг неопровержимости и веры в безупречную подтверждённость. Она, - голос совершенной музыки, в которой гармония упорядоченной слаженности, в своей абсолютной полифонии, противостоит натискам вездесущего хаоса. Словно скрупулезно выложенный из камня и безупречно подогнанный совершенный замок, - неразрушимый, надёжный и долговечный. Истина, - есть наиболее безупречная гармоничная и совершенная, а значит устойчивая и долговечная ложь.
Какофония, нескладность, бессвязность, вызывают в нас отвращение. Ибо это голоса хаоса, - голоса чуждого враждебного мира. Чем несвязаннее нескладнее и беспорядочнее воззрение, тем оно легче разрушимо, и уже поэтому является противоположностью истине. Такие воззрения ближе всего к абсолютному произволу. Там, где нет совершенства выложенных форм, где нет гармонии надёжных сплетений, там нет порядка в самом широком смысле слова. Порядка, - безупречности линий и согласованности конструкций, подтверждаемых посторонними незаинтересованными воззрениями, как оплота, как пантеона всякой убеждённости в истинности. Там, где нет порядка близкого нашему врождённому политесу, где нет полифонии мостов и развязок воззрения, там всякое отрицание легко превращается в утверждение, а сомнение в твёрдую уверенность. Ведь здесь царствует произвол, который даёт право ставить под сомнение не только всякую истинность, но и само сомнение. - Здесь нет стабильности, этого аванпоста всякой уверенности. А всякая стабильность всегда противоположна абсолютной свободе. Вот и получается, что как бы там ни было, всякая истина — это посаженное в тюрьму сознание.
А почему собственно наш феноменальный мир, мир целиком и полностью стоящий на стапелях и консолях нашего чувствования, воззрения и осмысления, то есть всецело зиждущийся на иллюзии, - не реален? Почему иллюзия - не реальна? Ведь она, это то единственное, что у нас есть, - то единственное чем мы обладаем в познании собственного мироздания. Чем мы может подтверждать и утверждать реальность и иллюзорность, как не теми же чувствами? Ведь и то, и другое плод нашего разума, и то и другое выстроенные лишь по различным архитектурным планам дома, на одном и том же зыбучем песке времени и пространства. И всякая реальность, в отличие от иллюзии, лишь имеет под собой больше твёрдых консолей, - затвердевших стволов, держащих реальность лишь относительно надёжно и нерушимо. Но по большому счету, как иллюзия, так и реальность, - игры нашего разума, и имеют равные права пред «абсолютной истинностью бытия». (Если бы такая существовала). Вся разница лишь в том, «кто» стоит за той, или иной оценкой, и в нашем доверии к этому, «кто». Толи — это рассудок, со своими агентами - чувствами, и со всей своей архаической сенсорикой. Толи — это «аналитический разум» со всем своим «рационально – достоверным». Или может быть «идеальный разум», со своими отличными от выше обозначенных, утверждениями в познании истинности бытия. А по сути - война миров, где нет ни своих, ни чужих, ни правды, ни лжи. Как только лишь тот, кто считал и считает себя истинной в последней инстанции, а всякие идущие вразрез воззрения и утверждения, - ложным взглядом на мир. И этот тот, сидит в палате парламента нашего разума среди себе подобных, между которыми нет и быть не может никакой согласованности. И не существует такого «третейского судьи», который разрешил бы их вечный спор. Ибо невозможно существование такого арбитра, который обладал бы абсолютными, а не завязанными на интересе критериями оценки. Арбитра, который мог бы определить абсолютно достоверно, - где правда, а где ложь, - что на самом деле есть истина. Ведь то, что определяет всякую истинность – гармония, в своей сакральной глубине, всегда - трансцендентально относительна. Всё что остаётся, это придерживаться наиболее сильной стороны. Той стороны, что даёт наибольшую убеждённость и уверенность в будущем. И ждать, пока слабая сторона не рассыплется под натиском более мощной и агрессивной, то есть более упорядоченной, более слаженно-гармоничной истинности.
В нашем мире не существует вечных стен, вечных замков, вечных ценностей и абсолютных вечных истин. Вечна и незыблема лишь - «Великая пустота». Абсолютно только - «Ничто». И только в этом контексте возможна какая бы то ни было абсолютная оценка истинности. Всякая истинна нашей действительности, - в сути своей лишь совершенная гармония, и всегда только по преимуществу, только по отношению. И всякое наше осмысление на самом деле лишь явление чувствуемое и осознаваемое нами, и не может претендовать на полную достоверность, и уж тем более на абсолютизм истинности.
Действительность, как градация от реальности к иллюзии
Что станет с пространством, если удалить из него все до единого, объекты? Что станет со временем, если в нём не останется никакого движения, если изъять из него всякую динамику, - всякую трансформацию материи? Очевидно, что как пространство, так и время перестанут существовать. Останется лишь «Великая пустота». И это положение, лишь на первый взгляд кажется вздором. Вдумайся глубже, и эта истина откроется во всей своей фатальности и необратимости. Наш мир лежит в «Великой пустоте», словно в своём лоне, в своей колыбели, - в своём гробу. Мы уверенны, что его великая существенность, его реальная действительность, - есть противоположность этой «пустоте», оборотная сторона монеты, - «противоположный полюс». И для нас очевидно, что так же, как всякие другие «полюса», эти полюса никогда не встретятся. И наш мир, - мир нашей действительности, никогда не узнает и не осмыслит свою противоположность. И это действительно так, и является для нас аксиомой. Но являются ли на самом деле противоположностями, эти сакральные монады бытия и небытия?
То, что велико и важно для нашего мира, абсолютно не имеет значения для противоположного мира, - для мира «пустоты», с его незыблемостью и фатально абсолютной уравновешенностью. Для мира нашей действительности, «пустота» - не существует. Её невероятное абсолютное сбалансирование – невозможное явление для действительности. Такое сбалансирование может быть только в абсолютном забвении, которое несопоставимо с действительностью. Но и вся наша действительность, для «пустоты» с её абсолютным балансом, с её безмятежностью, есть лишь фикция, лишь - нарушение.
Скажу больше, наш мир, - мир наших ощущений, с его неопровержимыми критериями и параметрами действительности, отражёнными наиболее непосредственно в физике и её законах, конечно же, не единственно существующий на этом береге. Миров - бесконечное множество. Но ровно столько, сколько «наблюдателей», и не одним не более. И «пустота», так же не однозначна и бесконечно многопланова. Но если попытаться абстрагироваться от абсолютизма этих положений, и взглянуть на нашу реальность отвлечённым воззрением, и попробовать провести некую вивисекцию «ткани нашей действительности», то окажется, что она имеет в сущности своей некую градацию от реальности к иллюзии. И на самом деле здесь, иллюзия в своём естестве всегда относительна реальности, - а реальность, в свою очередь, всегда относительна иллюзии. Эти две противоположные монады нашего осмысления, вытекают из сакральных основ мироздания, где действительность выползает из пустоты, словно кобра из волшебной шляпы факира. И где сама действительность, являясь лишь нарушением пустоты, с её абсолютным балансом, являясь неким сакральным сбоем этого абсолютного баланса, материализуется в сущностные предметы бытия. Образуя в своих бесконечных формациях, всю Великую палитру мироздания. И где по большому счёту, как «полюс наибольшей реальности», так и «полюс наибольшей иллюзорности» сингулируются в «пустоте», как зародыш в матке, словно возникая из колыбели из исконной монады всего и вся, образуя в своём синтезе действительность мироздания. Понимая под термином «абсолютная реальность», наиболее безжизненную и инертную, по сути, нематериальную основу этого бытия. То есть в нашем случае воплощённую «гетерию антимира», антидействительности, с его транс мерой абсолютного баланса, - олицетворяющего для нашего сознания «пустоту». Понимая под термином «абсолютная иллюзия» всё, что находится на противоположном пике полюса бытия и нашей действительности, как нечто сверх живое, сверхтонкое, сверх мобильное и сверхагрессивное. – Нечто, что имеет своим главным пантеоном стремление, нечто самое отдалённое от «полюса наибольшей реальности», с его транс мерой «абсолютного баланса». И понимая под термином «действительность», всё то, что находится между этими «полюсами», между параболами вечности.
Для нашего пребывающего в действительности разума, истинности нет - ни в том, ни в другом. Ибо для него они, – не существуют. И это, бесспорно. В силу жизненной среды, в которой рождается и существует наш разум, он абсолютно уверен только в реальности окружающего его мира, он верит лишь в реальность самой действительности, совершенно отвергая как «абсолютную пустоту», так и «абсолютную реальность». Как бы могло быть иначе? Каждый будет стоять насмерть за истинность мира, который сам же рождает, создаёт и формирует. Тот, кто вынужден висеть между небом и землёй, не знает ни земли, ни неба. Как истина никогда не сидела на одном стуле, так и действительность никогда не лежала в одной плоскости. И эта, не требующая никакого аподиктического анализа парадигма, является основой для всякой субстанциональности, и всякого бытия.
Давайте посмотрим, как мы относимся в нашей практической жизни к ощущаемой нами относительной реальности, и как к относительной иллюзии. По каким категориям раскладываем вещи, принадлежащие различным с нашей точки зрения полюсам этой дуалистической действительности. На самом деле, мы называем реальностью то, что более «грубо», что для нас относительно инертно, а значит более фундаментально в своей сути. То, что более достоверно для той части нашего разума, которая стремится к фундаментальной достоверности. Эту часть разума я называю «рациональной», не имея под рукой более точного термина. Она владеет ныне миром действительности, ибо её «ганглии» разрослись и расцвели, захватив львиную долю нашего сознания, а значит и б`ольшую часть мира. Эта часть разума считает реальным то, что предстаёт её взору как нечто имеющее определённую стабильную форму, если меняющуюся, то в строгом порядке определённой разумом последовательности. То есть закономерно, в рамках критериев динамики его, разума, осознанности. И она, эта часть нашего разума, называет это, - «истинной действительностью», не принимая никаких сомнений и тем более возражений на этот счёт. Иные парадигмы сознания она бросает в помойное ведро, отвергая и нарекая ненужным, или даже вредным хламом. Царь – всегда прав. И ему нет никакого дела до того, что эта самая «истинная действительность», может оказаться такой же иллюзией, выйди на первый план что-нибудь более «грубое», ещё более фундаментальное, - нечто, что ещё ближе к «Великой пустоте», к этой квинтэссенции реальности.
И так. Наше мировосприятие, восприятие действительности, при всей кажущейся единой парадигме бытия, как неоспоримой реальности и целостности, всегда несёт в себе как часть реальности, так и часть иллюзии. Наша действительность имеет волновую характеристику своего тела, во всех без исключения направлениях её восприятия и осознанности. И всякое колебание в её пределах, соразмерно взаимоотношениям её основ, её первопричин, - «разно полярных стихий несуществующего». Которые в своём сношении порождают существующее, и соответствующую действительность бытия. И в нашей действительности, как в некоем воплощённом синтезе разнополярных «стихий несуществующего», - (синтезе, с одной стороны некоего «Абсолюта пустоты», с его «гипотетическим абсолютным балансом», с другой стороны некоего «Абсолюта динамической погрешности», с его гипотетическим запредельным сверх хаосом и иллюзорностью), наиболее реально то, что ближе к «пустоте», и дальше от «гипертрофированной динамической погрешности». Но для нашего восприятия здесь и сейчас, находящегося на определённой ступени градации этих парабол, где для этого восприятия, перспективы уходят в бесконечность как в одну сторону, так и в другую, существует реальная действительность, содержащая в себе оба этих гипотетических полюса. Ибо эта реальная действительность, на самом деле содержит в себе как «относительную реальность», так и «относительную иллюзию». И всякие критерии обозначения нашим разум соответствий, зависят только от вектора воззрения, и собственной идентификации в пространстве и времени. Так самая большая мера достоверности в нашей действительности, как бы это не казалось парадоксально, принадлежит именно пустоте, с её абсолютным балансом сил. А самая большая мера иллюзорности лежит за облаками жизненности, там, где сверх разбалансированность природного естества уходит за такие пределы, что превращает мир в коллапс, где царит абсолютный хаос.
Повторяю, относительная реальность для нашего осмысления, это то, что наиболее «устойчивее» в своей субстанциональности, что более грубее, а значит «твёрже», стабильнее в некоей относительной перспективе регресса познания материального мира. И всякие наши оценки на этом поле осознанности всегда связаны, как с направлением осмысления, так и с относительными границами самого познания. Ибо в прогрессивном осмыслении, всё обстоит иначе, а точнее сказать ровно наоборот. Условно говоря, от «бесплотного», - к всё более формирующейся реальности материального, к разрастающемуся нарушению, сопровождающемуся всё более возрастающим напряжением.
Наш мир действительности, прогрессивном его осмыслении следует от абсолютной реальности, (пустоты), к гипертрофированной иллюзорности сверх разбалансированности. То есть в физических константах осмысления, от бесплотного абсолютного баланса сил, к некоей наиболее «агрессивной существенности» взрыву. И затем, в силу стремящейся в своё лоно природы, к относительному уравновешиванию этой нарушившейся и разбушевавшейся природы, происходит материализация пространства, и вследствие наличия самой динамики, возникновения времени. Гипербола вектора стремления к материальности, (к увеличению нарушения и напряжения), противостоит гиперболе уравновешивания, и возвращения природы в своё материнское лоно. Всё остальное – условности. И всё дело в том, что «иллюзорность» мира, зиждется на возрастающей погрешности бытия, на нарушении баланса. На том, что является, по сути, основой мироздания, основой действительности, где иллюзия, как таковая, всегда адекватна прогрессирующему нарушению. И как всякая реальность, так и всякая иллюзорность существуют только по отношению друг к другу, только в сравнении собственных динамических основ наблюдателя, с разноплановыми и разнообразными динамиками внешних форм бытия.
В нашем представлении мир, не имеющий в себе «пустоты», мир, где началом всего является «грубая материальность» представляющаяся как незыблемая существенность, следует от этого «грубого» к «тонкому», и далее к эфемерному. Наша действительность, наше осмысление её, начинается от «грубых воплощений материальности», и следует к собственной идеальности, к так называемому совершенству, к все более утончающимся формам бытия. Где на вершине царит «абсолютная иллюзия», которая на самом деле уже ничем не отличается от «абсолютной реальности», как только лишь знаком плюс, или минус, в интерпретациях и оценках нашего разумного политесе.
На самом же деле, перспектива действительности уходит в обе стороны от границ нашего осмысления, от «горизонта событий» гораздо дальше, чем это может представить себе обыденный разум. Где градация действительности на пути к «реальности», имеет уходящую за пределы материальности, перспективу. К возвращению на круги своя, - к абсолютному балансу, к «абсолютной бесплотности мира». И так же, на этой градационной лестнице бытия, в обратную сторону, в сторону фантомных образов пребывания, - к гипертрофированной «чистой иллюзии».
Мы смотрим в мир, как бы сверху-вниз, и снизу-вверх, от расположенной, (условно посредине), форме собственного пребывания и разумения, и оцениваем все перспективы с точки зрения нашего фокуса, нашего расположения на этой бесконечной, в одну и другую стороны, лестнице. Но само бытие, не имеет дна, ни в одну, ни в другую стороны. Оно не имеет в себе существенности, и потому вечно. Существует действительность, - нечто дрожащее, нечто коллапсирующее между монадами небытия, между параболами вечности, где существуют лишь перспективы созерцания, перспективы воззрения, разрезающие друг другу курсы. И важно, как мы оцениваем перспективы собственных восприятий жизни. Что для нас выступает основанием жизни, а что её фикцией? Где, на самом деле, жизнь черпает своё вдохновение, из каких озёр она пьёт?
Пусть мы уверенны в обратном, но на самом деле, вектор стремления к «относительной иллюзии», это вопрос перспективы стремления к жизненности, как таковой. Вектор же стремления к «относительной реальности», это вопрос перспективы стремления к отсутствию жизненности. Для нашей жизненности, для её утверждения, выступает закономерное противоречие сущности самой природы действительного, его противонаправленного дуализма. А именно в том парадоксе, что для осмысления и понимания идеальным разумом, жизненнее всегда то, что более гибко, более мягко, тоньше и уязвимее, что по своей природе «антиинертнее», что менее стабильнее в своей сакральной сути, - нечто, что более всего ближе к эфирному, - уходящему в метафизические поля мироздания. То есть то, что противоречит формированию фундаментальной действительности, как парадигмы огрубения, материализации, и уплотнению прогрессирующего нарушения природы, - то, что противоречит её основам.
Всё самое наиболее жизненное в нашем мире, имеет фантомный образ, некую форму «метафизической телесности». Здесь уже мало той фундаментальной существенности, присущей грубым формам бытия гипертрофированной реальности. Здесь всё «существенное» уходит своими «ганглиями» в «астральные поля». И по отношению к этому «астралу», все, что более инертно, воспринимается нами как относительно безжизненное.
Но дело в том, что градация наших представлений, не имеет никаких границ, кроме условных. И в этом контексте всякая форма материи, как бы она не была «груба», инертна и фундаментальна, несёт всё же в себе, долю жизненности, как таковой. Там, где произошло «нарушение абсолютного баланса стихий», там, где в результате этого нарушения объективировавшись, возникла материя, и стала словно снежный ком расти вселенная, заполняя пространство, (на самом деле, создавая это пространство), порождая в своей неравномерности различные формы пребывания, и в результате необходимого при этом стремления вернутся в своё лоно сакральной природы, возникло время, как некая новая небывалая монада, образующая последовательность этого стремления, (то, что мы называем движением), - там и тогда возникла жизнь, как таковая.
Но наш действительный разум, на основании собственных сравнений и сопоставлений в градации от «тонкого» к «грубому», определяет некие границы дозволенного, в рамках возможностей собственного бытия и разумения. Он подразумевает, и отчерчивает всевозможные произвольные границы, в том числе и между сакральными трансцендентными кланформациями метафизического бытия, и определяет где начинается жизнь, и где она заканчивается. Он, как ему кажется, даже знает где начинается реальность, и где она заканчивается.
Для нашего мироощущения, для нашего воззрения оба этих «полюса», которые я условно гипотетически обозначил выше, - не существуют. Для нас не может существовать ни «абсолютной реальности», (как воплощённого абсолютного анабиоза бытия), ни «абсолютной иллюзорности», (как вершины жизненности, воплощающейся в фантомные образы запредельного существования). И по отношению к действительности нашего бытия, как некоему балансирующему между этими гипотетическими «полюсами» явлению, и то и другое в своей законченности, выступает как невозможное состояние, - антитеза. То есть, как с одной стороны «абсолютная пустота» для нас - не существует, (ибо мы не в силах постичь пустоту в последней инстанции, воплощённый абсолютный баланс сил без нарушения, а значит без всякого стремления), так и с другой стороны, для нас невозможна гипертрофированная окончательная иллюзия, как воплощенная метафора запредельной жизненности, её сверх возможности. Попробую ещё яснее. «Абсолютная реальность», если попытается представить её самую крайнюю точку, пик, зенит некоего противоположного от «абсолютной иллюзии» полюса, будет представлять собой в том смысле нечто невозможное, что здесь должны быть абсолютно сбалансированы все стихии. А значит, нет никакой динамики, - то, что мы можем представлять лишь как полную пустоту, некое абсолютное забвение, - апофеоз реальности. Ибо в таком состоянии природе некуда и незачем стремится.
В нашем существе, орган, продуцирующий и одновременно воспринимающий наиболее тонкие токи идеального, как наиболее гипертрофированные состояния жизненности природы, воплощается в нашей фантазии. Орган, приближенный к наиболее возможной для нас вершине жизненности, наиболее близкого к противоположному её полюсу состояния природы, стремящегося к противоположному реальности, апофеозу. Она символизирует собой самое «живое» в нашем теле, и отражает самое гибкое нашей действительности, нечто излучающее и воспринимающее «лучи сверх жизненности». Её стезя, - «фантомность бытия», - нечто неуловимое, почти не материальное. И за горизонтами её стремлений, за этим противоположным сверх реальности горизонтом событий, так же пустота.
Реальность и Иллюзия, - это два «полюса» восприятия нами мира, берущих свои начала в формах сакрального бытия самой вселенной. Её физической составляющей. - От грубых, к тонким, и обратно, формам своей материальности. Где как абсолютная глубина, так и абсолютная высота, как абсолютная микроскопичность, так и абсолютная всеобъемлемость, как миг, так и вечность, - так же не доступны нам, в своих высших абсолютных точках. Реальность, как некое гипотетическое «начало», вытекающее из полей отсутствия всякой жизненности, - и противоположная ей, - иллюзия, как высшая точка гипертрофированного проявления этой жизненности. С одной стороны, гипотетическое основание, с другой - гипотетическая вершина воспринимаемого нами бытия. А между этими «полюсами» - наша «синтетическая жизнь», наше существование, наша «сшитая из двух лоскутов-парабол», синтезированная действительность, с относительной реальностью, и относительной иллюзией в своём теле.
Тот, кто хотел бы понять, насколько нам на самом деле чужда реальность, и насколько желанна иллюзия, должен заострить своё внимание на том, как наша сущность реагирует на «относительную реальность» в нашем быту, и относительную же «бытовую иллюзорность», в обобщённом восприятии действительности. При столкновении с этой «относительной реальностью», мы чувствуем песок на зубах, и некий привкус железа. Нам хочется выплюнуть и бежать как можно дальше от неё. Мы испытываем неприятные ощущения каждый раз, когда сталкиваемся с её проявлениями. Мы не хотим ощущать на себе холодную руку реальности мира. Ведь она имеет в себе генетику «пустоты», некоего антипода нашей жизни.
Самое доступное, и в корне своём достоверное осмысление нами «реальности», проявляется в необратимости всякого разрушения, невозможности преодоления фатального течения времени, где, словно дамоклов меч, во всей своей фатальности и непреодолимой реальности, выступает невозможность остановить собственное старение, и невозможность обойти необходимую смерть.
Самое явное и повсеместное проявление иллюзии, и наш пиетет к её началам, возникает в нашей душе, когда мы сталкиваемся с самыми простыми, и, казалось бы, самыми реальными вещами нашей жизни. Где царит фантазия, где жизнь раскрывается словно роза, на поле безжизненной пустыни. Там, где воцаряется правда искусства, где льётся музыка, и краски переливаются, рождая новые иллюзии, разлетающиеся в эфире, словно огни салюта. В такие моменты мы чувствуем всю полноту жизни, ибо воспаряем в небо иллюзорности, на самые возможные для нас высоты её архипелага, уходящего своими пиками в стратосферу. И то, как мы относимся ко всему этому, говорит о многом, что скрыто в наших началах.
Искусство в любом виде, а в частности кинематограф, как наиболее для всех доступное и простое воплощение жизненных пенатов фантазии, в настоящее время приобретает наиболее подтверждаемые мой тезис, формы, где фантастика и сказка, как апофеоз желаемой иллюзорности, всё более захватывает воображение всего человечества. Мы наслаждаемся иллюзией, мы боготворим её, вознося на пьедестал «Великого»! При соприкосновении с иллюзией, с этим воплощением жизненности, электромагнитные поля нашего мозга, становятся плотнее, у нас начинают проявляться сверх тонкие реакции, эти спящие до поры, мета ганглии нашего разума и нашей души. Наша фантазия, возбуждаясь, начинает излучать в эфир «пучки сверх жизненности», оплодотворяя всё вокруг, и обогащая. Тем самым, расширяя ореол нашего существования, ареол поля нашей жизни. В такие моменты, наш разум получает эйфорию, спровоцированную микстурой иллюзии, несущей ощущение победы над всепоглощающей реальностью, - над «пустотой» с её фатальными пробивающимися в наш мир, холодными флюидами.
Мир реальности, противоположен миру жизненности. И мы достаточно чётко чувствуем это. Хотя не понимаем в большинстве своём, откуда в нас возникают те, или иные чувства. Мы вообще плохо осознаём, и идентифицируем наши чувства. Ведь все они выходят из полей инстинкта и идеального сознания, где для нас существуют совершенно не доступные миры.
Чем ближе к реальности, тем меньше активность наших электромагнитных полей, тем ниже степень восприимчивости жизни. То есть, следуя в этом направлении наш разум, делает шаг на более низкую ступеньку на лестнице, ведущей из «пустоты», - к «действительности», из небытия, - к бытию, из анабиоза, - к жизненности. Он делает шаг по направлению, где «материя действительности» наиболее «грубее», «инертнее», а значит более мертвее.
Там, где меньше инертности, там больше жизни. Самая большая степень «живости материи» в физике феноменального мира, для нашего эмпирического взгляда, это её самая относительно тонкая агрессивная форма. Самая тонкая по отношению к сравнительной грубой форме. Должно быть в физике явлений, и в рамках доступности нашего восприятия, это свет и электромагнитные поля. Повторяю, в относительном аспекте восприимчивости и соответствующей адекватной классификации нашего сознания. Ибо в физике запредельного бытия, (я пока не касаюсь метафизики), должны существовать ещё более тонкие формы, для которых наша форма бытия, с её физической «жизненностью», будет представляться «мёртвой», в силу её относительной грубости, в воззрениях этих сверхтонких гипотетических форм. На шкале отношения инертности, (грубости), и мобильности, (тонкости), - нет ни начала не конца. Весь наш живой феноменальный мир, для гипотетического субъекта с относительно более тонкой агрегатностью собственного тела, будет представляться примерно так, как для нашего эмпирического воззрения выступает, к примеру камень, с его отсутствием в нашем понимании «жизненности», как таковой. Он мертв для нашей транскрипции жизни и не жизни. Ибо для нашего воззрения, находится на самой низкой ступени градации от относительной тонкости, (жизненности), к относительной грубости, (без жизненности).
Повсеместное и вездесущее стремление нашего существа, ко всякого рода иллюзорности, вполне закономерно, ведь это стремление нашей сущности к наиболее «живому бытию». Стремление же к «реальности», это противовес, архаическая альтернатива нашего существа, исполняющая роль удержания общего баланса, как некоего гаранта существования нас как объекта «синтетической действительности». Словно на качающемся мосту, мы вынуждены балансировать между реальностью и иллюзией. Этим балансом собственно, наш разум и сохраняется на «тонком лезвии бытия действительности». И в этом же балансе существует всё наше мировоззрение. Когда наш разум уходит слишком далеко в «поля иллюзии», включается защитный механизм, и воля нашего инстинкта возвращает его на середину этого моста. То же самое происходит и с отклонением в сторону «относительной реальности».
Как же выявляются отклонения в различные стороны бытия, и как они отражаются на характере, ментальности человека, на его темпераменте. Человек, с его биполярным мышлением, по преимуществу стоящий ближе к «реальности» на этом «мосте действительности», условно говоря, к рациональным воззрениям, имеет плохо возбудимую фантазию, пребывая всё больше в относительно реальном мире, и, по сути, является «полумёртвым». Ведь ему не доступна наиболее возможная «высшая планка живости», - высшая по преимуществу, точка ощущения собственного бытия, собственной жизни. Он всегда трезво смотрит в мир, его разум - не переполняется сверх живыми фантомами бытия, присущими только фантазии, с её флюидами иллюзорности. Разумеется, нельзя говорить о том, такой человек тем несчастлив. Ведь ему неведомо ощущение «высшей живости души». Он словно крот, которому не знакомо сияние солнца, всё же доволен своей долей, и даже с презрением относится к тем, кто стремится к всё более сильным проявлениям живости, - к «иллюзии».
Другое дело познавший в полной мере всю прелесть «иллюзии», в её высших проявлениях, и оказавшийся вынуждено в тисках реальности, будет безгранично несчастлив, страдая в объятиях «бастиона». Ему будет казаться, что его тянут в тёмные пещеры, в мир теней. Его сущность «утончившись», расширив горизонты фантазии, - будет испытывать муки архаизма, и станет неизбежно отвергать грубость и скудность мира, уходящей в пустоту реальности.
Люди, в массе своей не осмысливают, насколько им дорога иллюзия, и насколько чужда реальность. Ибо мыслят по преимуществу «рационально-аналитическими ганглиями сознания», для которой мир начинается и заканчивается реальностью, и всё, что противоречит этой реальности, есть лишь фикция, которую необходимо просто устранить. Их рационально-аналитический разум убеждён, что только реальность, которую выстраивает он, даёт истинную картину мира, и потому не обманывает. Им никогда не осознать настоящую суть этого мира. Они уверенны, что в этом мире обман, а что правда, что важно, а что нет, что является настоящей формой жизни, а что нет. Им даже невдомёк, что самая настоящая жизнь заключается именно в иллюзии. И всякая реальность этого мира, на самом деле, агент чуждого нашей сущности мира. Вы стремитесь к Реальности? Но что вы знаете о настоящей Реальности? Вы устали от иллюзии? Поверьте на слово, как только вы столкнётесь с «истиной реальностью», и вас обожжёт её «холодное тело», вы со всех ног побежите обратно, в лоно иллюзорности, в родные пенаты своего существа. Ведь «истинная реальность», с её холодной жёсткостью, всегда на грани пустого, мёртвого, чуждого вам эфира, - на грани «Великой пустоты».
«Хотите заглянуть под маски, - сакральный мир увидеть?
И если не претит вам образ сказки, - то смотрите…
Вот «Парогонь» – Дитя жары и холода
Рождённый в столкновении стихий,
И дочь его, «Свистилла», - госпожа поветрия,
Всегда при «Парогоне» состоит,
Подчёркивает мощь его
И в тот же миг ему претит.
Сын, что зовут «Бедалом»,
В нём всё, - от мысли, до железа
То, что не вынуть, не добавить,
И не дополнить, не убавить…
Всё что содержит этот дом, -
Реальной меры пантеон.
Его природа - нарушение,
Он сдвига мирового воплощение…
В нём сила угасания и
Льющегося через край желания.
Сидит угрюмый, в ночь у моря,
Глубок, поверхностен, безличен.
Он в сытости, находит горе,
Так прозаично - поэтичен.
Испив страдание пресыщением,
И радость голода отведав,
В нём доброта и жажда мщения,
Вся агрессивность, и успокоение,
В едином образе творения…
Стремится всюду к середине,
К балансу сил его стремления,
Ткёт полотно из сердцевины,
Из красок веры, и сомнения…
Рисуя синтеза картины,
Где все отличия – едины.
Где в созидании - разрушение,
И вечность где, - равна мгновению.
Где камень, хворост, лист, река,
Небесный свод, и облака,
Гора и море, лёд и пламя, -
Красоты мира без изъяна,
Всей жизни олицетворение, -
И вдохновенно всё, без исключения…
Спросила как-то «Парогоня», госпожа поветрия,
Свободен ль ты, в делах и помыслах своих,
Есть ли в тебе, зерно то, произвола,
Что от тебя, но не от них,
Ни от отца, что холодом зовётся,
И не от матери, - вселенской сей жары,
Есть ли в тебе своя печать, иль всё притворство,
Лукавить будешь до какой поры?
Взревел здесь «Парогонь», и голос его твёрдый,
Подобно в пропасть рухнувшие скалы,
Громоподобностью своей, он обошёл все баллы!
И в то же время рёв был очень тонкий...
Как смеешь ты меня, в лукавстве обвинять?!
Я слиток всей природы! - Я - невинность!
Во мне течёт - «необходимость»!
Нет судей в мире, чтоб меня судить!
Я «Парогонь», Свистилла, - Слышишь!
Во мне клокочет мощь стихий!
Спокойствия во мне, ты не увидишь, -
Вот в чём печать моя!
Родители мои – суть безмятежность. Ведь они
Спокойно ждут, когда наступит «День вселенский».
И только стоит в клинч сойтись,
Бушующей волною, поднимаясь ввысь,
Материи герольдом разверзается пустыня,
«Мать – пустота» необходимо порождает «сына».
Реальный мир создав, из лоскутов забвения,
Где холод океана, с солнцем белого каления,
Вступают в связь порочную, в движение приводя
Порядок всё же, истово любя.
Смотри Свистилла! Я мир бренный порождаю,
Тем, - безмятежность убиваю…
Я вытесняю телом «абсолютный мир»,
Взрывая сущностью реальности, - пустоты,
Где добрым злом, манипулирует факир
Где каждой вещи выданы для жизни квоты…
И «Парогонь», и гордая «Свистилла»,
Живут лишь кровью родичей своих,
В сношении своём, они их сотворили,
Придав им облик демонов мирских.
Монадами их наделив, -
Непримиримых столкновений,
И синтеза стихийных примирений…
- Всклокочет, забушует ураган!
И вспорет бездну ятаган,
Твердь спящего в безмолвии бытия,
Разбудит сонм его, к порядку хаос приведя…
Прабабушка, чьё имя - «Бесконечность».
Её дыхание - в каждой клетке,
Птенцы её, - на каждой ветке,
Незримым колосом над всем стоит,
И собственной возможности претит…
Прадедушка всего, - зовётся - «Вечность».
И этот мир бушующий - всё, их «погрешность!».
Всё что найдёшь ты в нём. -
Всё, бесконечно-вечная мятежность...»
Самоутверждение природы
Что в своей сущности есть всякое искусство, как не попытка само осознанности себя, как не попытка самоутверждения нашей сакральной личности? Личности, как некоего «сосуда», в котором бушуют разноплановые страсти воли и разума, олицетворяющие стремления неосознанной и осознанной природы. Мы оцениваем произведения искусства, мы смотрим с пиететом на природные ландшафты, поражаясь и удивляясь природе вещей, не осознавая, что вынули всё это из собственного нутра, словно из колодца, наполненного водой. - Водой, насыщенной солями, патокой и драгоценными металлами.
Говоря метафорически с помощью искусства, пользуясь его сакраментальными инструментами, мы опускаем обе руки себе внутрь, словно в тёмный колодец, и вынимаем на свет всё, что удалось зачерпнуть, - всё то, что содержится на дне каждого из нас. И чем гармоничнее будет представляться нам это «содержимое», тем прекраснее нам будет казаться сам мир, тем более чудесной мы будем представлять собственную жизнь. И чем глубже и полнее мы зачерпываем в себя, тем глубже и полнее открывается для нас вся прелесть мироздания.
Мы не в силах заглянуть непосредственно в себя, как в какой-нибудь колодец, и увидеть всё то, что лежит на этом дне. Нам не дано рассматривать свою душу, словно картину в картинной галерее. Ноумен - не знает себя, и никогда не узнает непосредственно. И то, что не вынуто на свет из глубин нашего внутреннего космоса, что не олицетворено в объекте для нашего познания, что не воплощено в феномен внешней действительности, несёт в себе лишь подозреваемую парадигму собственного бытия. Уложенные в нас, и не отражающиеся на внешнем полотне, не вступившие в реакцию с внешним миром, латентные богатства нашего духа, представляют собой в лучшем случае тёмную бесформенную массу с сомнительными достоинствами, фантомную среду, находящуюся за горизонтами событий. Они не являются ценностями даже для вас, - для тех, кто хранит их только в себе, никогда не вынося наружу. И поэтому ваша душа, чувствуя этот парадоксальный нонсенс подспудно, всегда стремится проявить себя, вытащить на белый свет все свои внутренние богатства, чтобы оценить их по достоинству. И эти вынутые, и по началу «бесформенные камни», попав в обрабатывающий цех нашего созерцания и осмысления, с его «станками перцепций, апперцепций и дефиниций», превращаются в бриллианты, воплощаясь в произведения разнообразного искусства. Где уже каждый, может лицезреть то, что ещё недавно было скрыто в недрах душ поэтов, художников, и музыкантов.
Что в своей сущности, есть мир и наша жизнь, как не попытка природы познать себя, и самоутвердится. Как ещё можно объяснить наше существование? Ведь по большому счёту всякая наша цель, это цель самой природы. Мы - есть воплощённое произведение её искусства. И если представить себе всю нашу биосферу с её фауной, в виде литературы, в виде библиотеки созданной природой, то человек будет представлять собой некий великий фолиант этой библиотеки. Если представлять её в виде фонотеки, то человек займёт место величайшей симфонии. Если представить в виде картинной галереи, то самое величайшее полотно, когда-либо сотворённое великим зодчим искусства, – природой.
Как мы оцениваем мир и внешнюю действительность? Так же, как мы оцениваем свои и чужие душевные агрегативы, воплощающиеся в феноменальные объекты познания, то есть в произведения искусства. Всегда только в соответствии с нашим сложным внутренним агрегативом, в соответствии с его сакраментальными возможностями. Всякое наше впечатление от чужого произведения искусства, сопряжено с возможностями нашего внутреннего содержания, с его пошлость и возвышенностью, на градационной лестнице усложнения и утончений души. Механизм этого достаточно прост. Сначала мы неосознанно оценивает собственное внутреннее содержание, и затем на этом основании строим своё резюме относительно чужого, - постороннего. Если наше собственное внутреннее содержание соответствует нашему представлению о лучшем, то мы получаем удовлетворение от этого содержания, выплеснутого на полотно внешней феноменальности, то есть воплотившегося в какое-либо произведение нашего искусства, либо отражающееся от постороннего, чужого воплощения. Подчёркиваю, именно наше представление о лучшем. Ибо вообще оценка лучшего, у всякого оценивающего наблюдателя сугубо индивидуально, как бы мы не укладывали в нашей культуре ценности, как бы ни разграничивали их по рангам, и не выводили резюме относительно лучшего и худшего для всех и каждого.
Когда вы наблюдаете «внутреннее содержание соплеменника», воплощённое в произведение его искусства, и оно гармонирует с вашим представлением о лучшем, а по большому счёту, с вашим внутренним содержанием, вы - восхищаетесь. Происходящий в такой момент внутренний резонанс вводит вас в транс, при котором все ваши внутренние обмены, как то; метаболизм, нервные импульсы, электрические поля сознания, согласуются и вступают в некое сверхгармоничное сочетание, в некий возвышенный тонкий резонанс, порождающий крик вашей души, звучащий в унисон всех струн, барабанов и флейт вашего организма. Происходит всплеск мощной энергии, с последующим выбросом потоков сверх гармоничных волн-разрядов вашего разума, способных гармонизировать внешний мир действительности, способных упорядочивать его на свой лад.
Что же касается объективности оценок и критериев искусства, то всякие критерии и оценки являются глубоко субъективными дефинициями каждого отдельного разума. Дефинициями, основанными на своеобразности перцепций и апперцепций каждой отдельной личности, сублимирующей синтезирующей и гармонизирующей в себе синхронно-ежесекундно все чувственные, умозрительные и трансцендентальные произведения разноплановых «ганглий» его органоида. И такая объективность содержит в себе только относительную субъективность. И потому, по большому счёту всякое «лучшее», это такая же условность как всякое «доброе», или всякое «красивое». Это всегда только по отношению, - только лишь «субдостоверность». Для самой природы не существует ни «лучшего» ни «худшего», она сама к себе нейтральна и безучастна.
Да…. Если бы у природы был ещё какой-нибудь интерес, кроме само чувствования, самопознания, и самоутверждения, если бы она была заинтересована какой-нибудь отдельной стороной собственного бытия! Как долго просуществовала бы она, как долго просуществовал бы наш мир? Скорее всего, ровно столько, сколько живёт какой-нибудь бог, - этот продукт человеческого интереса.
Итак, сначала. Самоутверждение. Не находя самоутверждения в одном, мы стремимся и находим его в другом. Ведь без какой-либо возможности для самоутверждения, мы очень быстро начинаем деградировать. И совершенно не важно, иллюзорны в своей сущности мотивы и бастионы этого самоутверждения, или нет. Главное здесь, - утолить жажду завоевателя. И желательно из возможно чистого источника. Конечно же, хочется утолять её из горного родника с хрустально чистой водой. Но, в крайнем случае, подойдёт и болото.
«Ты должен по ночам кормить голодных сов,
И похоти своей цепных упрямых псов,
Подачками утешить демонов своих,
Чтоб дьявольский огонь - немного поутих!..»
По большому счёту на самоутверждении построено и строится всё великое, и не очень в нашем социуме. Всё, хоть сколько-нибудь значимое для людей в этой жизни. Всё ужасное и всё прекрасное, что когда-либо создавал человек, всё есть - плод самоутверждения. Повторяю свою мысль. Сам Бог, - сама природа через нас, лишь - само утверждается. И это, по моему глубокому убеждению, её единственно возможная цель. Иных целей у неё просто быть не может. И всякая цель в нашем бытии, в конце концов, заканчиваться этой повсеместной и вездесущей. И только на этом пути, можно найти оправдание нашему существованию. Другие задачи, как бы они не были возвеличены, всегда заканчиваются этой, - единственно достоверной. Ведь то бесконечное уходящее вдаль, - «Зачем?», останавливается только этим форпостом, возвращающим всё на круги своя.
Метафизику такого непростого вопроса можно прочувствовать только в метафорах. Итак, что происходит в сакральных глубинах нашей действительности, в глубинах действительности нашего духа. Мир, «рожая себя», - сам собой питается, сам собой удовлетворяется. И этот мировой порядок, словно в кривом зеркале, отображается во всякой человеческой личности, в её внутренней матрице. Если ты до сих пор полагаешь, что удовлетворяешься чем-то вовне тебя, - ты глубоко заблуждаешься. И это заблуждение проходит основополагающим стержнем всей твоей жизни. Иллюзия удовлетворения природой, искусством, и вообще всем тем, чем ты способен удовлетворятся, есть лишь удовлетворение собственным отражением в зеркале. И это всё, что мы имеем. Мы постоянно сами обманываем себя, чтобы не коснутся холодного пледа правды, и не сойти с ума от вкушения жестокой истинности мира.
Смотря в этот мир, созерцая и изучая его, мы на самом деле стоим перед монументально огромным зеркалом, отражаясь в нём, на его бесконечном полотне. Всё, что происходит в нём, всё что выстаивается и существует, есть построения в нашей голове, на матрице нашего ноумена. У мира самого по себе, нет ничего того, что мы представляем в нём, и в чём беспрекословно уверенны, как в архаическом содержании его мироздания. Как бы ещё наша сущность могла удовлетворяться, как, не созерцая свою внутреннюю суть, во внешних явлениях природы, во внешних зеркалах мира, и холстах всякого воплощённого искусства.
И так. Я подозреваю, что «самоутверждение» это первый и, пожалуй, главный мотив для существования вообще, и для жизни в частности. Можно сказать, что его след обнаруживается во всём, что связано вообще с бытием. Но что есть - самоутверждение? Что оно в своей сути, где гнездится его соль. Не вытекает ли и это понятие из той же основополагающей конструкции нашего существа, из его сакральной конституции? Из тех глубин нашего сознания, где конусом сходятся «объект» и «субъект», эти воплощённые в нас стремящиеся друг к другу и строго зависящие друг от друга монады мироздания, основополагающие для возможности всякой действительности и всякого опыта бытия. Где всё существующее стремится к собственному отражению, а отражение к своему существующему. Где, в конце концов, за горизонтами событий, само существующее - пропадает, и действительность превращается во взаимоотношения бестелесных отражений. Где всё действительное определяется лишь движением, динамикой спровоцированной стремлением вернутся в свои пенаты, нарушенной природы, её идеального состояния абсолютного баланса. И где эти изначальные, воплощённые в нас монады, в своём противостоянии, сливаясь в некий «синтез объективно – субъективного», образуют нечто существующее за пределами горизонта событий, - нашу личность. - Ноумен, как нечто самое бестелесное, нечто, что содержит в себе лишь информацию, и не содержит ничего телесного, ничего сущностно-феноменального.
Как мы воспринимаем эту динамику, в образе собственных простых ощущений? Мы чувствуем, как мир входит в нас, как он нас обогащает, как дарит нам невероятные картины реальной действительности. Но наравне с этим, мы чувствуем, как входим в этот внешний мир, как оглядываем его своим взором, как проникаем в его глубины и выси, как вползаем в его тайны. И лишь в этих противонаправленных перспективах, возникает мир действительности, как таковой. Без наличия этой парадигмы нет никакой возможности чувствовать. Без этих парабол, с их векторами, не существует и самой действительности. «Субъект» не может себя чувствовать, не может быть действительным, без «объекта». Как собственно и «объект» не имеет возможности ощущаться, и быть действительным без наличия «субъекта». Это положение относиться совершенно ко всему, где вообще существует восприятие, оценка и познание. Но что значит с метафизической точки зрения, внутри личностное отношение «субъекта» и «объекта», порождающих самоутверждение.
Как общее глобальное стремление природы вернуть себя в лоно абсолютной гармонии, привести себя к архаическому абсолютному балансу, где нет и быть не может никакого движения, никакой динамики, воплощается в глобальное безостановочное движение действительности, и имеет свою точку отсчёта, так всякое наше локальное стремление, должно иметь необходимую причину. Невозможно бытие луча света, без источника. Но и имея этот источник всякий луч не находит подтверждения своего существования, пока не встретит на своём пути препятствия. Чтобы существовать в действительности, лучу необходимо отразится. А так как всякий свет распространяется во все стороны, то наш «субъект» со своими «лучами-флюидами» находит это отражение, так же и в собственном внутреннем «объекте». Общая полярность природы, спровоцированная и вызванная нарушением, воплощается в нас в виде противостоящих стихий нашего осмысления, как внешней природы, так и внутренней. Так вот там, на глубине нашего органоида, где «объект» и «субъект» образуют некую «внутреннюю систему зеркал» с бесконечно пресекающимися и переплетающимися отражениями, наша душа, сливаясь в некоем «синтезе противостояний», образуя «плазменный шар нашей личности» порождает и распространяет лучами вовне, все наши желания и стремления освещая всё вокруг своим светом.
Как Солнце, имея в себе нарушение, стремится избавиться от него, и вернутся к абсолютному балансу, воплощаясь в то, чем оно нам представляется, так наша личность, имея в себе подобное нарушение, стремится к абсолютному балансу в себе, выплёскивая протуберанцы и потоки света вовне.
«Реализовать себя». - Это значит выстроить себя как некую гармоничную, целостную мощную внутреннюю организацию. - Некую наиболее приближенную к абсолютному балансу сущность. И чем сильнее нарушение этого баланса, тем сильнее напряжение в личности, и тем сильнее её стремление к сбалансированности. Так порождаются всякие оценки и критерии нашей жизни. Ибо так же порождаются, и «гравитация» и «антигравитация» физического мира космодинамики.
Природа всегда стремится избавиться от присущего ей нарушения. Она тем и действительна, что в ней существует материя, продукт этого нарушения. Эта парадигма воплощается в нас, в противостояние ноумена и феномена, по отношению к миру действительности. Которые перевоплощаются в «субъект» и «объект» внутри нашей личности, где непреложным мотивом всплывает отношением повелителя, и повелеваемого. Что позволяет существовать всякой оценке, как таковой. Она должна содержать в себе как - «Я», так и - «ОН». Всегда есть то, - что определяет, и то, - что определяется. Дуализм нашей личности, есть естественный и необходимый суррогат природы. И в нашем внутреннем агрегате, условно говоря, «Я», (то, - что повелевает), «ОН» (то, кем повелевают), всегда находятся в состоянии противоборства. И в этой внутренней войне, рождается бытие целостной личности, как таковое. Так же, как в реальной действительности бытия, противостояние сакральной природы и её нарушения, создают целокупность мироздания.
Существовал бы в действительности мир, без равнозначных позиций его противостоящих стихий? Сила сакральной природы должна примерно соответствовать силе нарушения, иначе не будет напряжения, и последующей протяжённой действительности. И так же сила «Я», в нашей личности, всегда должна соответствовать силе «ОН», иначе происходит подавление одного из оппонентов, что приводит к снижению общего напряжения, и как следствие, ослабление как одного, так и другого, что влечёт необходимую деградацию «целого», и исчезновению существующей личности.
Можно ли ещё яснее выразить то, что я пытаюсь выразить? Наше мышление вообще, - игра образов. Для ощущения истинности, главное это гармония музыки, некая «начальность» и «законченность» мелодики мысли. То есть спроецированная на мышление форма музыкальной характерности нашей воли, берущей своё начало в изначальной природной волновой характерности. Неких главных составляющих динамической действительности - воплощённых в формы мелодики, - смену диссонансов и консонансов, отражающих наши основные душевные переживания, смену - желания и удовлетворения.
То есть в случае чистого мышления, спроецированного на отношение с одной стороны, - поставленного вопроса, с другой, - предполагаемого ответа, и их гармоничного соответствия, как воплощённого музыкального ряда последовательного соотношения. Гармонично сложенная мозаика мысли, и воплощённая в гармоничное полотно слова, приносят такое же удовлетворение нашему разуму, какое приносит гармония звуков нашей душе. И может быть в большей степени. И мы восклицаем; - Это истинно!
И в этом смысле я вполне отдаю себе отчёт, в том, что общая гармония моего слога пока слишком слаба, и потому не вызывает впечатление истинности мысли, так как не провоцирует веру в этот слог. Топорность, некоторая сумбурность моей мысленной активности, и соответствующее воплощение, пока оставляют желать лучшего. Но, тем не менее, я продолжаю.
Метафизика пространственно-временных парабол действительности
Время, в той форме, в которой вы его ощущаете, существует только для вас, и ни для кого и ни для чего другого. Вы по своей наивности полагаете, что время вездесуще, что оно течёт повсюду, да ещё и абсолютно в своём течении. Вы полагаете, что вечность сдержит в себе время, его бесконечное течение. Осознайте хотя бы часть своих заблуждений. Сосредоточьтесь и напрягите хотя бы на миг всё своё воображение. Время, текущее само по себе, без «наблюдателей», время, существующее «само в себе», такое же заблуждение, как и существование так называемого чистого пространства, - пространства без единого в нём объекта. На самом деле время как монада действительности рождается вами, и существует только благодаря вашему ноумену. И не вы в нём живёте, но оно в вас. И именно поэтому продолжительность жизни, как таковая, совершенно не имеет никакого значения. Ибо не вы в нём продолжаетесь, но оно в вас. И строго зависимо от вашего агрегатного восприятия. Объективное восприятие времени и собственной продолжительности в нём, продолжительность жизни, будет всегда тем быстрее и тем не заметнее, чем длиннее продолжительность вашего общего пребывания. Движение крови и метаболизм, в самом широком смысле слова, определяют всякое время течение. Его скорость, его модальность есть взаимоотношение и сопоставление скоростей трансформирующихся, меняющихся субстанциональностей, отчерченных вашим ноуменом пространств. Поверьте на слово, комар проживает такую же полноценную жизнь, какую проживает черепаха, живущая в тысячи раз дольше.
Вы хотите вечной жизни? Но всё же, до какого предела вы хотите этой вечной жизни? Ведь желать вечности вообще, значит желать «ничто», - пустоту. Попробуйте представить себя вечным. Может ли быть в этом случае, что-либо преходящее, что-либо меняющееся в вас? Будет ли для вас иметь что-либо, или кто-либо, какое-либо значение? Вы растворитесь в этой безмерной пустоте. Ибо быть вечным, - значит не быть вовсе.
Но может быть вы всё-таки, хотите жизни для себя, лет так в восемьсот, или даже несколько тысяч? Вы хотите продолжительности жизни Мафусаила? Но зачем, простите за глупый вопрос? Зачем вам эти несколько тысяч лет? Ведь, по сути, вы проживаете, каждый миг отдельно, вы живёте лишь миг. И если бы не память, то прожитое совершенно не имело бы для вас значения. Может быть, вы хотите, чтобы в вашей памяти оставалось несколько тысяч лет, прожитых вами? Опять же, для чего? Ведь даже те события, которые случались с вами несколько лет назад, вы уже вспоминаете с трудом, а некоторые и вовсе не помните. – «Иных уж нет, а те далече…» Что же станет с воспоминаниями тысячелетней давности в вашей скромной в своих возможностях голове?
А может быть, вы хотите создать что-либо грандиозное, и для этого у вас не хватает времени? Но поверьте на слово, сколько бы вы не жили, вам всё равно будет не хватать, ведь «насыщаемость» зависит не от количества, втиснутого в «сосуд», но от «ёмкости сосуда». Жизнь в целом, её существенность, не зависит от продолжительности. - «Для другого, и минута будет как век…»
Человек, проживший семьдесят лет, и мотылек, проживший сутки, в сущности проживают, одинаковое количество времени. Ибо у каждого свой собственный хронометр, где минуты и часы определяются не вездесущей мифической субстанцией, но собственным метаболизмом, в самом широком смысле слова. Ведь наполняемость времени, качество жизни, зависит не от продолжительности, а от восприятия. Насекомое, живущее сутки, получает полный объём своей жизни, как и черепаха, живущая триста лет. Ведь каждый из них, имеет то, что сам порождает. И сама продолжительность глубоко относительна, она, сама по себе, не имеет никакого значения, так как не существует как некая повсеместная данность. Хронологическое исчисление, такая же условность, как скорость и даже последовательность трансформаций в природе. Такая же условность как объём, температура, да и сама субстанциональность. Вы сами в себе и вокруг себя создаёте течение времени, и сами его оцениваете. А значит то время, которое течёт в вас, течёт только для вас.
Другое дело если бы время существовало вообще, как некая самостоятельная субстанция, и вы с рождением лишь попадали в этот океан, (что собственно кажется вам, и является неистребимой уверенностью), в таком случае действительно имело бы смысл ухватить из него отрезок как можно длиннее. А ведь именно в таком положении вещей вы уверенны. Но в том то и дело, что время рождается вместе с вами и умирает вместе с вами. И его монадность, скорость его течения, эти кажущиеся вездесущими и абсолютными фундаментальные параметры существуют только в вашем ноумене. За вашим разумением времени - нет, как данности. За вашим ноуменом вообще ничего нет достоверно существующего, ничего самого в себе объективного. Ведь как мир и его объекты, так и время, в котором они пребывают, есть суть чистые параметры, здесь нет никакой существенности, кроме информации, которая существует лишь как отражение, лишь как впечатление ноумена. Абсурдно придавать существенность какому-либо восприятию нашего ноумена. Будто бы запах или вкус, цвет или форма могли бы существовать сами по себе.
Чувство времени, - такая же реакция организма на раздражитель, как и всякая другая. По существу, это оценка взаимодействия различных скоростей, происходящих по обе стороны «горизонта событий», - некоей виртуальной линии, проходящей между ноуменом и феноменом, создающей отношение между объектом и субъектом. Наши внутренние скорости, сталкиваясь, накладываются на внешние. И разница, - определяет наше чувство времени. Не будь этого наложения, и мы не имели бы никакой возможности почувствовать течение времени. Только благодаря относительной стабильности нашего внутреннего движения, встречающего внешние «разноплановые раздражители», возникает чувство времени, как такового. Это только кажется, что мы чувствуем время само по себе. Что у нас в голове существует некий хронометр, не зависимый от внешних раздражителей. Из тысяч совокупных внешних и внутренних показателей, снятых нашими сенсорами с внутреннего и внешнего мира, разделённых «горизонтом событий», неких чувствительных «рецепторов – ганглий» существующих бок обок в нашем синтетическом разуме, создаётся некий общий образ реальной действительности, как таковой. Резонанс, как некая сложная реакция от взаимоналожений и взамоотражений разноплановых по скоростям и формодинамикам монад внешнего и внутреннего мира, образует иллюзию обобщённого единого мироздания, и течения времени. – Я назвал это «Макрокинезом».
Попробуйте представить само в себе сущее, бесконечно текущее время. – Нонсенс, абсурд. Это всё равно, что пытаться представлять сам в себе запах, или сам в себе вкус, существующие сами по себе цвет и форма. Ведь даже эти, казалось бы, простые вещи нашего бытия, мы не в состоянии обозначить, показать и объяснить, как только в сравнении. Вспомните, как вы говорите, когда хотите сказать о том и ином запахе или вкусе. Только в парадигмах сопоставления и сравнения.
Бесконечность подразумевает отсутствие всяких параметров, невозможность измерения. И когда вы говорите о бесконечности, вы говорите о, - не существующем. Существовать могут только «отрезки», либо отчерченные границами сущности, в которых необходимо содержатся измерение, и существуют параметры. «Отрезки», которые создаёт наш ноумен, и которые невозможны в самой сакральной природе. Параметры вещей, которые возникают в нашем разуме, благодаря этим глубоко условным отчерченным границам. И эта создаваемая нами действительность, находится в вечности не как её составляющая, но как её антипод, как нечто противоположное вечности, как нечто лишь совмещаемое с вечностью. – Некий создаваемый нашим ноуменом «противоположный полюс».
Время и пространство, это та основа, на которой построен наш мир. Это та среда, которую мы создаём вокруг себя и которая, в то же время, создаёт нас. Словно водоросли, возникшие в бескрайних просторах океана и всевозможный планктон, создают свою среду, меняя химический состав этого океана. Или как всякая личинка создаёт свой кокон, который затем создаёт из неё бабочку. И мы существуем в этом «коконе пространственно-временного восприятия», называя его «континуумом», придавая тем самым ему существенность, - собственную объективность. За этим «коконом» нет ни пространства, ни времени, - антимир, - «ничто». И все параметры, которые существуют вокруг нас, - всё, что вообще мы можем определять, всё это наш создаваемый только нами мир, - «кокон», где само существующее определяет, как собственные, так и внешние параметры. Все возможные перспективы, все соразмерные вещи бытия, как то; материя, время, трансформация и т. д. - всё это «наш кокон». Фокус нашего взгляда рисует и определяет этот мир, все его формы и скорости трансформаций, строя все свои оценки только на сравнении.
Замечали ли вы как, глядя в мир и рассматривая его в какой-то одной плоскости, мир начинает полностью втискиваться в эту плоскость. Ведь «глаз нашей души», («глаз» в самом широком смысле слова), так устроен, что он может смотреть, только в одном направлении. И если бы не наша память, и не наше воображение, то мир был бы гораздо уже, чем мы его сейчас воспринимаем. Только благодаря памяти и развитому воображению, наш мир имеет такие параметры, какие он имеет. Без воображения, наш мир ограничивался бы всегда только тем пространством, которое он видит перед собой. Без памяти, наше время ограничивалось бы мигом. И «Глаз нашей души» постоянно расширяет свои возможности, не останавливаясь ни на секунду. И благодаря тому, что это расширение может продолжаться столько, сколько будет существовать сам «глаз», наш мир - не имеет границ. Его возможные перспективы безграничны, не потому, что он сам по себе безграничен в своих формах, но потому, что возможность нашего разума в выстраивании форм, не имеет окончательных позиций.
Наше время само по себе, имеет структуру гораздо более сложную, чем принято полагать и обосновывать. Оно не ограничивается векторностью заданного направления. Оно, подобно пространству, имеет ещё и объём. Оно есть отражение нашей мысли, воплощением возможностей нашего разума, где, как известно мысль имеет различные формы. От стрел и шаровых молний, до всеобъемлемого поля познания, воплощающегося в идеальные формы воззрения. Эта различность форм бытия нашего мышления имеет своей генетической основой, конечно же, различность сущностных формы электричества, которое делится на электрический ток, или разряд, и электромагнитное поле. Ведь именно на электричестве, как таковом, основывается наше мышление, да и собственно вся наша жизнь. Так наше время кроме «электрического тока» имеет своё «электромагнитное поле». Но наша «рефлексия», в силу своих способностей, фиксирует лишь его «векторный ток». Но даже в рамках этих способностей, мы можем обнаруживать в нём такие метаморфозы, которые наталкивают на мысль, что время, скорее всего, не так однозначно, как нам это кажется. Мы называем это, - тайнами.
Все мы чувствуем, как время неоднозначно в различные периоды нашей жизни, как его наполненность событиями, замедляет его движение в нашем восприятии. Причём память наша, фиксируя эту «наполняемость», растягивает его в нашем воображении. «Не наполняемость» же, наоборот – ускоряет и сжимает. Так пространство, приобретает собственную существенность, действительный объём, в зависимости от наполняемости его материей. Создаётся впечатление, что время, эта мифическая субстанция полностью зависит от наполненности её течениями, изменениями, трансформациями, то есть событиями. Ведь если бы мы могли представить себе гипотетически, полное отсутствие всяких событий в нашей жизни, то мы перестали бы замечать течение времени, как таковое. Тысячелетия, - стали бы ничем неотличимы от мига. Время исчезло бы, как исчезает пространство в отсутствии в нём каких-либо объектов.
Так возникает вечность. Осмыслить это, в рамках возможностей нашей мысли, крайне сложно. Где есть загадка, - там есть стремление. Где есть стремление, - там есть движение. Где есть движение, - там есть загадка. Мир - замкнутый на самом себе. Сам себя рожающий, и сам же собой питающийся. Его метафизическая структурность в пространстве, это один «кокон» в другом. Который в свою очередь, в следующем «коконе». На этом пути лежит бесконечность. И вся эта конструкция, в динамической параболе восприятия, принадлежит и времени. «Кокон пространственно-временного континуума» нашего мира, находится в «коконе следующего уровня». Который, в свою очередь, вполне может быть вложен, в какой-нибудь ещё «кокон». (Конечно, гипотетически).
Время в сущности, это простая особенность нашего разумения. Его способность к совокупному синтезированию данных, и глобальному анализу, с обязательным вердиктом относительно бытия. С одной стороны, это способность разума запечатлевать в хронологическом порядке векторной формы, внешние и внутренние изменения, и трансформации. С другой стороны, это способность анализировать, сравнивать, отделять и обобщать, тем самым, выстраивая общую целокупную картину мира, воплощающегося в «Макрокинез бытия».
И реальность мира, его субстанциональная действительность и абсолютная достоверность, основана только на том, что наш разум уверен в собственной действительности, и собственной же достоверности. Наша ничем непоколебимая уверенность в существовании времени самого по себе, и существовании пространства самого по себе, зиждется, в конечном счёте, только на показаниях нашей сенсорики и анализе данных, только на совокупности наших чувств и мыслей. Обрабатываемых нашим рассудком, и анализируемых нашим сложным разумом, аспектов внешних разноплановых движений и трансформаций. И вся достоверность мира это, по сути, достоверность наших чувств и мыслей. И в этом контексте, в силу этого, весь наш действительный мир, конечно же, чистая иллюзия. Но иллюзия, как нечто единственно существующее, единственно возможное, и единственно достоверное бытие. У нас нет, и никогда не будет другой реальности, кроме иллюзорной. И как время, так и пространство, являясь по большому счёту фикцией нашего разума, в то же время являются единственно существующей реальностью для него. Так весь наш мир, и вся наша действительность, являясь фикцией нашего разума, останется навсегда, - единственно возможной реальностью бытия.
Чтобы это осмыслить, для начала необходимо понять лишь одно, что общей для всего и вся реальности - не существует. И тот, кто осознает это во всей своей глубине, тот осознает и суть реальности, как таковой, и суть действительного мира. Ибо всё, что мы имеем, это наша иллюзия, и в то же время, нет ничего реальнее её.
Так что же есть сам мир? - Мы его увидели, почувствовали и осознали, и он тут же стал - сущим. Но сущ. ли он «сам по себе», - вот вопрос из вопросов, который задавали веками мыслители, и будут задавать впредь, пока существует разум. Дело в том, что нам не суждено найти его истинной сущности. Ибо, как истинной окончательной формы, так и его истинной самой по себе субстанциональности, - не существует. Ибо как форма, так и субстанциональность, это всегда исключительно оценка, - оценка наблюдателя. И каким бы ни был «наблюдатель», будь он трижды Богом, он всегда будет субъективен. - Это аксиома. А значит, мы никогда не найдём здесь истины в последней инстанции.
Я уже упоминал, что весь наш мир, а точнее всю нашу действительность, можно выразить простой (как нам кажется), формулой. К примеру, формулой Ома. В которой, если посмотреть глубже, заложен принцип, охватывающий всё наше мироздание. А именно, - ничего не существует в этом мире, без необходимости на то. Всякая сила, не встречающая на своём пути сопротивления, перестаёт существовать как сила. Но для того, чтобы существовал сам путь, чтобы существовало противостояние обеспечивающее сопротивление, необходима «разность потенциалов». В этой «разности потенциалов», скрыта вся сакральная природа бытия. Ведь именно «разность потенциалов» создаёт условие для возникновения стремления, и всякого движения, как основания бытия. И вот эта «разность потенциалов» возникает в момент нарушения абсолютной гармонии пустоты, в момент нарушения «абсолютного баланса природы». – В момент «сдвига», благодаря которому возникает материализация пространственно-временного континуума. Находящаяся в своём абсолютном балансе природа, - нейтральна, индифферентна и инертна. В ней нет стремления, а значит и нет никакого движения. В ней всё абсолютно сбалансировано, и потому она обладает лишь «потенциальными силами». И вся наша действительность есть продукт этого нарушения, она существует только в нём, где основной перевес сил, воплощается в обозначенный мною, так называемый «баланс плюс», где условно говоря, антигравитация немного преобладает над гравитацией, что позволяет существовать в пространстве и времени «объективированным сущностям», - объектам материального действительного бытия.
И такое глобальное явление, как самая длинная и широкая волна нашего мира = нарушение, и последующее сбалансирование природы, имеет свою амплитуду колебания, свою глобальную частоту. И эта основополагающая волна архаического бытия, проецируется и воплощается в нашей действительности в бесконечное разнообразие волн и амплитуд, на которых собственно и стоит вся наша реальная действительность. Если попытаться представить себе нечто противоположное нашей действительности, некое антибытие, в котором гравитация будет преобладать над антигравитацией, то вырисуется следующая картина. С «отрицательным балансом», обозначенным мною как «баланс минус», природа – анти объективируется, что неминуемо должно привести бытие действительности к антимиру, к антидействительности. – Изнанке нашего действительного мира, некоей противоположности нашего существования. В таком мире всё должно быть наоборот. Здесь время должно идти вспять, здесь «бесплотность» должна находить свою реальность, здесь всё существует лишь как отражение, как фантом нашей действительности, как перевёрнутое в зеркале отражение. И оба эти мира, и мир нашей действительности, и антимир, существуют как лучи параболы глобальной волны бытия, в которой, как вечная незыблемая данность, существует только, – информация. Ибо только информация обладает вечностью. Она бесформенна, без телестна и без субстанциональна, потому не подвержена влиянию ни пространственных аспектов, ни временных. Информация - суть всего. Это и есть тот «камень преткновения», который ищут всюду и о котором мечтают, как об истине. Информация есть - монада, - основание бытия и небытия, сцепляющая воедино все пласты, все реальности и условности. Она есть – Бог, ибо существует всегда и всюду. Она есть – ничто, ибо не существует как данность сама по себе, но лишь как отражение, как «впечатление природы». Она, и только она создаёт «разность потенциалов» воплощающуюся в действительность, спящую, и просыпающуюся, бездействующую, и действующую...
Для нашего «глаза» форма, а равно и материя как таковая, (ибо материя не существует без формы, а форма без материи, и её субстанциональность отличная от формы, лишь наша дефиниция), есть в сущности своей выстроенная нашим разумом последовательность во времени и пространстве, вызываемая впечатление некоей стабильной существенности. Материя, - «истинность её тверди», не подвергающаяся никаким сомнениям, и даже называемая многими умными головами единственно вечно существующей, и единственно фундаментальной субстанцией в этом мире, вызывает такие же противоречия, как вообще всякая незыблемость, и абсолютная фундаментальность в этом мире.
Я имею смелость излагать свои соображения по этому поводу потому, что мысли мои, при всей кажущейся мифичности, на самом деле имеют под собой почву опытных научных исследований. А значит имеют, по крайней мере гипотетический статус. Хотя нет никакой необходимости оправдываться, ибо я уже определился давно по поводу всяких моих мыслей. У каждого свой мир, и он вовсе не обязан совпадать с миром других воззрений, будь они трижды очевидны и подтверждены авторитетными мыслителями. Хотя это и желательно для утончённого тщеславия определённой «ганглии» моего разума. Она, эта «ганглия», жаждет подтверждения «общей истинности» моего мировоззрения, в которой собственно нет никакой нужды для иных «ганглий» моего разумения. Я не отступлю от своих воззрений и не перестану излагать свои мысли, даже если синтаксис моего изложения будет всем и каждому резать ухо. Ну а то, что касается «абсолютной истинности» как таковой, то она как известно, всегда - где-то там.
Так вот материя, и её фундаментальная абсолютная незыблемая реальность, лично для меня остаётся под большим вопросом. Те, кто хотя бы краем глаза интересовался последними исследованиями, знают, что всякая материя на микроскопическом квантовом уровне, по большей части представляет собой пустоту. Да, именно пустоту, - по преимуществу. И твёрдость, упругость, субстанциональность материальности, как и всякая определённость её формы для нашего глаза, обеспечивается движениями вокруг ядра электронов. Их относительными скоростями, характером этого движения. Архаической эклиптикой и хаотикой, с одной стороны, и бесконечно возможными взаимоотношениями парабол динамики, с другой. И наше впечатление, оценка «определяющего глаза», на самом деле зависит от отношения этого «глаза» к динамическим параболам и их скоростям, к их характеристикам и взаимоотношениям. А также сравнительного соотношения целокупности всех этих движений, с обобщёнными скоростями и характеристиками своих собственных движений и внутренних взаимоотношений, в перспективах и масштабах, определённых наблюдателем. То есть отношение внешних целокупных динамик действительности, к целокупным динамикам нашей внутренней синтетической секреции. А попросту говоря, отношение субъекта и объекта. Мы видим материю в таком виде, в такой форме, в какой её внутренние скорости и характеристики соотносятся с нашим воззрением, с нашими способностями, целиком зависимыми от наших собственных внутренних скоростей и динамических характеристик. Будь наше внутреннее строение иным, будь скорости обменов и формы наших электромагнитных импульсов другими, и материя, как таковая, была бы в нашем воззрении, чем-то иным. Она неминуемо имела бы совершенно другую форму. Объекты внешнего мира, их цвета, формы, твёрдость, жидкость, их инертность и мобильность, их субстанциональность вообще, была бы совершенно иных форм и динамик. Ведь как не существует своей собственной формы у объектов действительности, так не существует своей собственной не зависимой субстанциональности у материи.
То есть я хочу подчеркнуть, что даже материя, как нечто незыблемое и истинно реальное, осторожно говоря, под большим вопрос. Ибо её сущность, её субстанциональность, это так же наша воспринимаемость, - «субъективная реальность». И даже её трансцендентальная неоспоримость, есть лишь фикция нашего разума. Повторяю, материя, как некая существующая фундаментальная для нашего мира субстанциональность, - есть взаимоотношение скоростей и форм динамик, и не более того. Она, есть - воплощённый пространственно-временной континуум. А он, есть - простая дефиниция нашего разумения. И толкающий нас вперёд в поисках фундаментальной существенности, задаваемый нами бесконечно фатальный и навязчивый вопрос: Что, в этой субстанциональности движется? Скорость движения чего мы наблюдаем? Ведь что-то фундаментально незыблемое должно существовать?! Иначе, - что собственно движется, с той или иной скоростью? Ведь что-то должно обеспечивать эти скорости, нечто истинно материальное, таящееся на самом глубочайшем уровне мироздания. Этот вопрос собственно, и является тем камнем преткновения для нашего разума, который невозможно ни обойти, не разрушить. Ибо это есть его, разума, собственная ассерторическая достоверность, его собственная генетическая основа. Ведь именно благодаря его стремлению, как к собственным истокам, так и к всеобъемлемости, он собственно и существует. В этом стремлении вся его существенность, у него нет более никаких иных свойств и назначений. Все остальные лишь прикладные. И на этом пути он никогда не найдёт разрешения, никогда не дойдёт до абсолютно фундаментальных основ бытия, не потому, что этих основ не существует, но потому, что это разрешение, случись оно, обязательно уничтожит сам разум.
И здесь мы подходим к самому сложному, неразрешимому для нас вопросу. В том-то и дело, что как бы мы не углублялись в сущность материи, мы никогда не упрёмся в тот конец, который должна была бы представлять собой «абсолютная достоверная материальность». Найдя что-либо «фундаментальное», мы обязательно пойдём дальше, и это «фундаментальное», превратится тут же, - в отношение. В нечто неопределённое, лишь двигающееся в пустоте. В конце концов, мы всегда находим лишь «Пустоту», и нечто двигающееся в ней. Всё это служит подтверждением гипотезы о не существующем самом по себе мире действительности. Ибо абсурдность его существования, заключена в аподиктической невозможности его конца, и его начала. А значит и его истинной определённой телесности.
Представьте себе на секунду, что вы, как «наблюдатель», превратились в нечто, скажем, размером в миллион раз меньше, чем ядро какой-нибудь молекулы, но при этом сохранили свои теперешние внутренние скорости, метаболизм, и соответствующее восприятие действительности, в продуцировании пространственно-временных парабол сознания. Каким бы стал для вас окружающий мир? Каковой стала бы для вас сама материя, её незыблемая субстанциональность? А теперь вообразите, что вы, как «наблюдатель», стали в миллион раз больше самой Вселенной! Эта Вселенная, скорее всего будет представляться вам твёрдым шаром, - чем-то подобным ядру атома. И эту «иллюзию твёрдого тела», будут обеспечивать вращающиеся вокруг своих звёзд планеты. Хотя сейчас вы знаете, что основной объём Вселенной, - есть пустота. Точно так же и мы, в своём теперешнем диапазоне, глядя на «твёрдое тело», видим и фиксируем его в том виде, в каком это нам позволяет наш собственный объём и наши скорости внутренних организованных в систему, движений.
Таким образом углубляясь бесконечно далеко в «тело», в его микрокосмос, и ища что-либо в конце концов «истинно твёрдое», то есть «окончательно сущее», мы не найдём ничего кроме «Пустоты». И может быть опять, некую «иллюзию твёрдого тела», на дне этой пустоты. Но проникая в него, в это «твёрдое тело», в эту обнаруженную «незыблемость», мы опять будем находить лишь пустоту, в которой где-то на дне снова будет маячить «зёрнышком» нечто фундаментальное, некая иллюзия окончательной материальности. И вот на самом дне мира, на самой изначальности материального, мы обнаружим лишь движение и его относительную, не существующую вне какого-либо отношения, скорость. Которые в сущности своей, есть лишь дефиниции разума, построенные на представляемых им же отношениях. Ведь если бы нам было дано, если бы мы могли найти что-либо «окончательно истинное», нечто твёрдое в своём существе, нечто «окончательно простое» нечто абсолютно стабильное и окончательно объективное, то это означало бы, что мы нашли «окончательность самого мира». - «Истину в конечной инстанции». – Физического Бога, во всех смыслах! Бога, - которого можно потрогать, ощутить и осознать?! - Как же всё-таки противоречив наш разум!
Иллюзия, которая создаёт наш мир действительности, создала и «незыблемую реальность», и её бастион событий - материю, в достоверности которой, по глубокому убеждению, как большинства обывателей, так и всего учёного мира, может усомниться только умалишенный мечтатель. Ибо вера в сущность, вера в реальную субстанциональность мира, и его материальных объектов, никогда не отступит со своих позиций. Она всегда будет утверждать существование некоей точки отсчёта. Некоего начала всего, а значит, и конец всего.
Да…. Скажет кто-то. - Это уже перебор. Разрушение всего и вся, и даже самой материи! Превращение всего мира в «пустоту», - в «ничто». Да. Именно так, и никак иначе. Ибо действительность, со всеми объектами и субстанциями, есть проблематическая фикция, в ней нет ничего по-настоящему достоверного. И когда ты это осознаёшь, многое становится на свои места. Такие вечные вопросы, как: Почему, при бесконечном течении времени, мы живём именно сейчас? Или: Почему, при всей бесконечности существующего пространства, мы находимся именно в этой точке? - Отпадают сами собой. Они более не имеют смысла. Ведь если не существует «самого в себе времени», и «самого в себе пространства», то и вопрос: Почему здесь, и сейчас? - Становится рудиментом. Он более не имеет никакого значения. Мы «здесь» и «сейчас», потому, что это «здесь» и «сейчас» - создаём сами, своим разумениями и впечатлениями. Ведь если не существует никакой «фундаментальной субстанциональности», и даже окружающая нас материя, в сути своей, лишь наша фикция, и сама в себе - лишь пустыня, то о каких абсолютных ориентирах вообще может идти речь? По-настоящему фундаментально лишь «ничто», - пустота, с её абсолютным балансом, где нет движения как такового, так как нет никакого стремления. Здесь природа получает всё что желала, будучи действительностью, будучи в «стадии нарушения», и теперь уснула вечным сном. Но её пробуждение, такая же необходимость, как и засыпание, ибо волна, имея неограниченную частотность, и здесь находит свою волю.
На сегодняшний день наш разум уверен, что ядра и электроны, вращающиеся вокруг них, представляют собой нечто по - настоящему сущее. Да, с точки зрения возможности нашего сегодняшнего разума, это действительно так. Но проникни наш разум дальше, и эти нейтроны и протоны в сути своей, окажутся той же пустотой, в которой будут вращаться субстанции в миллионы раз меньшие, чем этот нейтрон, с ещё более не мыслимыми скоростями. Ведь твёрдость и фундаментальность как таковые, есть вопрос лишь внутренних расстояний, скоростей, и форм их взаимоотношений, и последующего соотношения всего этого в своей целокупности, с «глазом нашего разума», - олицетворённого эмпирического восприятия. К примеру, для таких частиц как «нейтрино», проходящих сквозь нашу планету, словно через воздух, материальность нашей планеты, с её непроницаемостью в нашем восприятии, плотностью и т. д. - полная фикция.
Вы хотите обнаружить так называемый «Базон Хикса», последнюю частицу мира, фундаментальную и абсолютную воплощённую материальность, вы строите Коллайдер, в надежде прийти наконец, к началу всего? Мир не видел и не знал до сих пор ничего подобного! Таких «дорогостоящих игрушек» учёные ещё никогда для себя не создавали! Я хочу, чтобы меня правильно поняли, я не пытаюсь умалить достижения научно-технического прогресса, хотя убеждён, что именно этот путь ускорит регресс и падение в пропасть всего нашего мира. Я лишь хочу открыть глаза прежде всего себе, на то, что на самом деле происходит в нашем мире. Мир открываем до бесконечности, не столько в силу его бескрайности, сколько в силу отсутствия в нём начала как такового, - начала, как некоей «абсолютной незыблемости». То есть, по сути, в силу отсутствия в нём «истинной основательности», и наличия лишь «внутренней пустоты» и отношения информационных потоков и полей. Он открываем до бесконечности, не в силу бескрайности этой пустыни самой по себе, но в силу бесконечной возможности роста «ветви нашего воззрения и сознания», - «ганглий нашего разума». В силу бесконечного расширения возможностей нашего «глаза», - интеллектуального глаза нашего органоида. А значит единственным достоверным началом мира, можно считать только этот «глаз». Но этот «глаз», выкладывает лишь тень на белом холсте, лишь луч воззрения, словно в кинематографе, где иллюзия составляет главную монаду фокуса, и заставляет верить в реальность происходящего, даже знающий об этом обмане, разум.
Насколько вещество может быть плотным? И насколько возможна пустота? Может ли быть «абсолютная плотность вещества», где уже совершенно нет «внутренних пустот», и возможна ли, - «абсолютная пустота», в которой уже нет совершенно ничего сущего? Эти вопросы - не разрешимы. Они вне нашей действительности, вне нашей реальности, а значит вне нашей возможности. И в этом вся неразрешимость, и недосягаемость сути самого мира, отражаемого на сетчатке нашего глаза, и на плагинах нашего трансцендентного разума.
Бесконечность уходящего в микромир мироздания, где гнездится та тайна, которая не даёт нам покоя. Наш разум, утончаясь и организовываясь, структурируя свои внутренние электромагнитные связи, выстраиваясь внутри себя в алгоритмы, в гармоничные сочетания, в замысловатые сложные цепи взаимообменов, тем самым строит наш внешний мир, и делает его гармоничным и целесообразным. Он расширяет свой внешний круг, и создаёт восприятие, выстраивая его из «ничто», из «Великой пустоты», отчерчивая искусственные границы и отмеряя отрезки, тем самым создавая время и пространство, которые формируют своим синтезом все формы этого мира, включая и собственные внутренние архитектонические синтетические конструкции.
Тайна сущего, - тайна мира лежит не там, где её обычно ищут. Ведь её пытаются найти во все объемлемом, вездесущем и повсеместном времени и пространстве, полагая, что она находится где-то в океане внешнего безбрежного бытия. А она, на самом деле лежит в совершенно иной плоскости, в плоскости внутреннего космоса разума, где «полное отсутствие», превращается в действительность и бытие. Здесь «истинно сущим» является только одно, - иллюзия. Ведь даже материя, как нечто твёрдое, непроницаемое, как нечто окончательно простое, нечто стабильно-объективное, есть лишь наша апперцепция, и не более того. Материя, как некая субстанция, в своей сакральной глубине есть синтез, с одной стороны баланса «гравитации» и «антигравитации», (как некоего воплощения пространства), и с другой стороны «скорости», (как некоего динамического олицетворения времени). То есть целиком и полностью отношение, отражающееся на зеркале нашего ноумена, как нечто формативное, - нечто сущностное. Это отражение сначала превращается в перцепцию, а затем и апперцепцию, что даёт необходимый материал для всевозможных дефиниций высших ступеней сверх организованного разума. И этот воплощённый в материальные объекты синтез пространственно-временного континуума, как я уже отмечал, целиком и полностью есть наша проблематическая фикция. Иллюзия - вот единственная истинная фундаментальная реальность мира. Да! И тысячу раз да!! Мир перевернулся в очередной раз. То, что мы считаем «незыблемо реальным» и «фундаментально сущим» оказалось лишь фикцией. И в противоположность этому, то, что мы всегда считали фикцией, чем-то не существующим, оказалось единственно реальным и единственно фундаментально существующим. Весь реальный мир, от мала до велика, оказался иллюзией. Найдя, тем самым свою единственно существующую истинную реальность.
Музыка гипотез
Вот что меня уж совершенно поразило, так это моё собственное прояснение относительно всякого рода открытий, совершаемых великими учёными прошлого и сегодняшнего времени. И натолкнуло меня на это просветление и осознание сакральной сути всяческих открытий, скрытой за «пеленою майи» единой для всякого утверждаемого нами бастиона истинности, его настоящего основания, казалось бы, незначительное изречение одного современного учёного, относительно гипотезы своего великого коллеги прошлого. А сказал он буквально следующее: = «Когда изучаешь эту гипотезу то, как будто бы перекатываешь леденец на языке, - получаешь небывалое наслаждение». = И ещё одно изречение современного учёного, конкретно по поводу теории относительности Альберта Эйнштейна. = Мы, физики, сказал он, получаем эстетическое наслаждение от этой теории. - Она так великолепна! =
При всей своей серьезности, доходящей до снобизма, какие же вы всё-таки наивные дети, господа учёные! Стоило вам услышать совершенную музыку, и вы уже растаяв, не желаете слышать никаких возражений, и видеть латентных и явных противоречий. А тем временем, противоречия существуют всегда и во всём. Ибо противоречие — это плоть и кровь всего существующего, как феноменального, так и метафизического и трансцендентального порядков. Вы смотрите на «Теорию относительности» Альберта Эйнштейна, как на совершенное произведение искусства, перекатывая его в своём разуме, словно леденец на языке. Вы восторгаетесь им, как совершеннейшим музыкальным сочинением, точно так же, как восторгаетесь «Периодической системой элементов» Дмитрия Менделеева. А между тем и то и другое в форме своей, лишь воплощённое в математических символах музыкально-матричное олицетворение сущности вашего упорядоченного и организованного на определённый лад, сознания. Воплощённая в образы идеальной последовательности и удовлетворяющая ваш разум своими начало-конечными совпадениями, своими резонирующими в вашем разуме диссонансами и консонансами, подтверждаемая и утверждаемая лишь собственной гармоничной красотой, а главное вписывающейся в существующую симфонию умопостижения действительности, то есть гармонизирующаяся с уже существующими постулатами сознания, относительно общей генеалогии, трансцендентальной последовательности и идеальной образности архаического мироздания. «Диссонансно-консонансная матрица» вашей биологической субстанциональности, архаически сложенная веками в целокупную личность, и производящая в эфир определённого качества волну, (разноплановую мыслительную активность), - волну, которая в своём трансцендентном бытии существует и живёт только резонансами, и потому беспрестанно ищет эти резонансы во внешнем мире. Именно так, и никак иначе происходят всякого рода открытия. Как, впрочем, и всякого рода изобретения, имеют то же самое сакральное основание. И всякого рода законченные произведения, в какой области вашего сознания они бы не формировались, в форме своей есть лишь олицетворение вашей сложенной веками внутренней природной волновой гармонии, - гармонии вашего тела, вашего органоида, в самом широком смысле слова. И отличаются любые произведения рационально-аналитического плана, от идеальных, от совершенных произведений чистой непосредственной музыкальности, к примеру, произведений Моцарта, лишь вотчинами собственного существования в нашем многоплановом разуме. Истина всегда лежала, и будет лежать на лейтмотивах совершенной гармонии, на законченности выверенных упорядоченных алгоритмов сознания, воплощающихся в совершенные произведения разнопланового искусства. Ибо искусство математика или любого другого учёного, такое же искусство гармонии.
Во всякой выверенной схематичности, как и во всякой законченной упорядоченной системности, в её сакральных глубинах, всегда спрятана динамическая ментальность мелодики нашего сознания. Где соразмерность этапов, плавность переходов, соответствие и гармоничность, как и утверждённая основа начала и конца, как необходимого связующего условия пребывания вещей в бытии безмерной действительности, словно гармоничная палитра звуков, воплощающаяся в симфонию, вызывает в нашей душе резонанс, тем самым порождая чувство подтверждённой истинности. Если твой разум получил подобный мощный резонанс, его более не надо убеждать ни в какой иной истинности, он не ищет более никаких подтверждений, обозначая лежащий перед ним предмет исследования либо аксиомой, либо неоспоримой истинностью. Его уверенность теперь, - непоколебима. Ведь гармония, красота воплощения, безупречность слаженных упорядоченных форм, несёт в себе огромную силу, и является латентной основой для всякой очевидности и истинности.
Вы всё ещё убеждены, что музыка, как сакральная основа нашего существа, воплощается только в произведениях композиторов и музыкантов? Значит, ваша осознанность ещё не познала глубин действительности, ваше сознание ещё не расширило свои сферы до возможности видеть перспективы сакральных полей этого бытия. Вы всё ещё придерживаетесь выложенных однажды и укрепившихся в вашем сознании, бастионов. Ведь откройся вашему сознанию эти перспективы, и вы непременно увидели бы, что на самом деле музыка - во всём, что вы способны воспринимать, и во всём, что вы способны создавать и открывать. (Далее я покажу что «создавать» и «открывать», как «изобретать» и «строить», при всей кажущейся разноплановой полярности, имеют одну и ту же основу, и разветвляются только в нашем диалектическом оценочном сознании).
Вы смотрите с восторженностью на Великие открытия, на невероятные изобретения, и в частности на «теорию относительности» Альберта Эйнштейна, но не можете понять и осмыслить того факта, что при всей своей гениальности, и неоспоримой важности для нашего осмысления мира, эта теория создавалась в рамках законов выстраиваемой нашим разумом действительности, с её архаической музыкальной основой динамического склада, олицетворённой во всякой осмысленности внешнего бытия. Наш разум когда-то создал основание этого мира, и воплотил его в, как будто бы существующий во вне пространственно-временной континуум, и теперь выстраивает на этом фундаменте всю разнообразную палитру мироздания, соответственно общей физики и гармонии сакральных основ, однажды выложенной, простроенной и закреплённой проблематической модальности, для которой музыкальность, как некое соответствие волнового сознания нашего разума, выступает как неоспоримая квинтэссенция умопостижения, вообще. Где весь материальный феноменальный мир, так или иначе, должен быть приложим к тональности ритму и общей мелодики диссонансно-консонансной последовательности ряда, то есть «музыке нашего сознания». Где всё, и вся что, так или иначе, входит в сферу ответственности нашего разума, должно петь в унисон с этой музыкой, где всякая полифония переливов его диссонансов и консонансов определяет, как мир реальной действительности вообще, так и истинность всякой отдельно взятой вещи, принадлежащей этой действительности. Где какофония, в самом широком смысле слова, определяет всё безобразное и ошибочное.
Кроме того, Альберт Эйнштейн, как и подавляющее большинство учёных, был убеждён, что время и пространство существуют сами по себе, вовне нашего ноумена. Иначе он бы не искривлял пространство, и не деформировал время, а также не искал причин этих деформаций вовне, за пределами нашего сознания. Он всё же относил физические основы мироздания, к самому мирозданию, хотя должен был отнести их к зеркалу нашей души и разума. Но в силу своих природных склонностей, мы все стремимся наиболее твёрдым, наиболее очевидным вещам, и стараемся строить свои умозаключения на более прочных мостах феноменальности, нежели выстраивать их на, пусть более истинных, «подвесных мостах нашего трансцендентального сознания».
Далее. Как всякое новое произведение искусства «Теория относительности» не была сразу услышана, осмысленна и понята, не имела успеха, скорее, наоборот…. Для этого было необходимо вслушаться в неё, встать на этот ряд последовательностей вопросов и ответов, олицетворяющих консонансы и диссонансы как рационально-аналитического, так и идеального сознания. Необходимо было получить мощный резонанс. Для получения которого, нужно было воспроизвести ее, условно говоря, в «большом зале», вынести её на публику, с наибольшей возможной аудиторией. Иначе резонанс, - может и не состоятся.
И в истории немало подобных примеров. Только само проведение может знать, сколько открытий и изобретений остались в отвале истории. Природа – расточительна. Так вот только после того, как была опубликована «Теория относительности», она приобрела свойства истинной реальности, она настроила головы учёного мира на определённую волну, заданную Альбертом Эйнштейном. Настроила точно так же, как Великий композитор, создавая новую симфонию, настраивает наши головы на вновь созданную неповторимую полифонию. И если эта новая музыка достаточно гармонична, если её «музыкальная фразировка» идеально выверена, если её орнаментика вызывает интерес, - значит, она достойна для возведения её в ранг идеальной истинности. Ну а если она ещё и достаточно мощна, чтобы гармонизировать души соплеменников, то такое произведение становится - Великим!
Так возникают и шествуют по нашей планете все существующие теории и открытия. И вот мы уже не в силах мыслить наше существование и мир, без той и или иной «музыки», без той или иной теории, без того или иного открытия. Наш разум, настроившись на эту волну, привёл в соответствие с ней, и всю окружающую действительность. И теперь, в состоятельности и истинности этих открытий и теорий, усомнится - только умалишенный. Мы подгоняем весь окружающий мир, всю нашу действительность под музыкальную основу нашего архаического сознания, нашего разума, и мир, со всей его разнообразной палитрой, хорошо в неё укладывается. Ибо сам является сутью отражением того же разума, лишь его архаически закреплённой фундаментальной кристаллизованной основы. То есть по сути, всякая новая плоскость нашего воззрения, подгоняется под формодинамику уже существующей архаики воззрения того же разума. И согласованность этих плоскостей, обеспечивает истинность общего мировоззрения.
Это звучит, на первый взгляд достаточно абсурдно, но это так. Мы полагаем, что изобретаем что-то, что-то открываем, строим что-то во внешнем мире. Но на самом деле, одна плоскость нашего воззрения, строит свои формы, на манеже воззрения утверждённой и закреплённой плоскости. И мы поражаемся, = как всё гармонично складывается! Какой гармоничный мир, какие великие открытия! Они удовлетворяют наш архаический разум.
И не смотря на свой общепринятый, не выходящий за рамки банальной осознанности мира, фокус осознанности, Эйнштейн был абсолютно прав относительно самой реальной действительности. Движение, это всегда либо удаление от взятого произвольно объекта, либо приближение к нему, - только по отношению к объектам. Нам только кажется, что движение, как таковое, возможно само по себе, без этого удаления и приближения. И там, где нет никаких объектов, там не может быть и движения, как такового. Гипотетически же, субъект, попавший в абсолютную пустоту, мог бы двигаться с какой угодно скоростью, хоть в миллиарды раз большей скорости света. Ибо скорость, как таковая, это всегда лишь относительные параметры движения, фиксируемые нашими апперцепциями на полотне отношения объектов. Само же по себе движение, - это отношение времени к пространству в локальной флуктуирующей точке. Там, где нет ни времени, ни пространства, (этих перцепций нашего разума), не может быть и никакой фактической скорости. Ведь всякие параметры определяются только по отношению, только в сравнении и никак иначе.
Теория Альберта Эйнштейна правомерна, если только мы оцениваем пространство и время, как некие субстанции, существующие сами по себе. В случае же с отсутствием времени и пространства, как «самосущных субстанциональностей мира», теория эта приобретает совершенно иное значение. Она может, в конце концов, даже потерпеть фиаско, равно как и другие теории, столь основательно зарекомендовавшие себя в наших головах. Ведь по его теории, в объекте, разогнанном до скорости света, необходимо начнёт затормаживаться течение времени. То есть здесь, он исходит из того, что время как таковое, имеет свою собственную стабильную скорость течения, не зависимую от нашего впечатления, от сопоставления и сравнения нашим разумом всех предоставляемых ему картинок «разноплановых ганглий осознанности». И при определённых условиях оно должно необходимо искривляться, как нечто самопроизвольное, как нечто существующее само по себе. Что явно показывает, что этот светлый ум воспринимал мир и его главные составляющие монады, - время и пространство, как нечто сущее в себе, нечто фундаментальное и стабильное, нечто основательное мира. Ведь он так же говорил, и об искривляющемся пространстве. Как будто бы существует пространство само по себе, стабильное и независимое от нашего впечатления, которое в результате каких-то обстоятельств, начинает само по себе искривляться. Да. Это говорит о том, что он всё же воспринимал мир, - как нечто сущее само по себе. А себя лишь как субъект, - как ноумен, изучающий уже существующее, но не строящий это существующее. И с этой точки зрения его теория действительно - само совершенство. Но если попытаться абстрагироваться от общепринятой осознанности мира, то становится очевидным, что возможны такие скорости движения, при которых материя начинает «дефлуктуироваться», разрушатся, превращаясь в «ничто». И такие скорости теоретически возможны далеко за пределами скорости света. Скорости, которая определяет собой некую границу действительного материального мира. Выйдя же за эту скорость, вполне может статься, что ничего сверхъестественного не произойдёт. И вполне может быть, что за пределами возможных для нашей действительности скоростей, таится тот самый «антимир», - мир противоположный нашему привычному действительному миру. - «Антимир», где всё уравновешивается, где исчезают всякие параметры, и воцаряется «Великая пустота». И всё это возможно только в рамках нашего разума, и к реальности внешнего бытия не имеет почти никакого отношения. За исключением лишь одного. Внешний мир имеет то время и то пространство, которое создано только нашим разумом. Он не имеет ни своего времени, ни своего пространства, а значит, не имеет и своего собственного бытия.
Нет. Я не пытаюсь опровергать «теорию относительности», - боже упаси! Какое право я имею на это. Как не опровергаю и другие Великие теории. Их авторы, как величайшие создатели нашего «феноменального мир» расширяют наше воззрение. Тем самым, увеличивая общее поле нашего бытия. Где с каждым шагом, мы всё большими и большими глотками, начинаем глотать свободу, получая истинное удовлетворение от жизни. Я не собираюсь ничего опровергать или утверждать, я лишь хочу показать, что тот мир, в котором создаются все эти Великие теории, и в котором происходят все Величайшие открытия, так же создан прежде нашим разумом, его «архитектоническими и архаическими ганглиями раннего сознания». И что вся достоверность открытий, гипотез и других построений, обеспечивается гармоничным вписыванием их «тел», в «общую музыкальную полифонию мира», в древнюю кристаллизованную действительность, созданного ранее нашим же разумом архитектонического мироустройства. И только это вписывание, и последующая гармонизация с уже существующей модальностью, придаёт им их истинность.
Мир имеет свойство переворачиваться, меняя местами все свои критерии, как стёклышки в калейдоскопе. Оставаясь в пределах некоей «трубы действительного», меняет свои формы, критерии и оценки. А так как весь наш мир, вся наша действительность – есть суть только формы, критерии и оценки, и более ничего, то и незыблемого в нём, не может быть ничего, включая и фундаментальные на наш взгляд основы, - пилоны мироздания время и пространство. И уж тем более самые совершенные и истинные теории, законы и аксиомы.
Всякие воззрения об искривляющемся пространстве и искривляющемся времени, есть искривления в наших головах. И в этом свете всякая теория приобретает совершенно новые оттенки. Искривляется не пространство и не время, а искривляется наше разумение, наше эмпирическое воззрение. Ведь согласитесь, нелепо полагать и давать возможность искривляться совершенно нейтральной, не имеющей собственного «тела», а значит и собственных параметров, субстанциональности. Как может искривляться то, что не имеет своей собственной «прямости»? Ведь если всякий феномен, - есть лишь проекция ноумена, то говорить, что нечто искривляется во вне, значит пошло обманывать себя. Ладно мир обманывает нас, но мы то, сами, должны всегда стремится к наиболее достоверной, в нашем понимании истинности. Даже если эта истинность обжигает холодом недоверия, хлещет железным хлыстом запредельной реальности, и раскалывает нам череп, острым мечом безумия.
И вот что я осознал на этом пути, во всей своей глубине и широте. Величайшие учёные, Коперник, Ньютон, Эйнштейн, и др. - Те, кто сделал потрясающие открытия, перевернувшие мир, на самом деле не открыли уже существующие до них законы, не показали и обозначили существующие всегда сами по себе явления мира, не вскрыли «ящик Пандоры», не открыли спрятанную под покрывалом незнания, картину мироздания, нарисованную богом, но «всего лишь», - создали новый мир. (Подчёркиваю, «всего лишь» - в кавычках). Они, своими гипотезами, своими теориями и открытиями, создавали новую реальность, - реальность, не существующую до сих пор нигде и никогда. И эта «новая реальность» усваиваясь людьми, срастаясь с уже существующей мозаикой архаической реальности кристаллизованного сознания, гармонизируясь с ней, становилась – неоспоримой очевидной действительностью. Постепенно превращаясь всё более в «твёрдое древо познания», с разветвляющимися во все мыслимые стороны ветвями. И главная заслуга того, что эти гипотезы приобрели образ «истинной реальности» в том, что они, по форме своей, были удивительно гармоничны. Они, вливаясь этой гармонией в общую симфонию мира, создавая иллюзию продолжения и расширения внешнего мира, на самом деле, расширяли внутренний мир разума. Они, подобно музыкальному произведению, вызывая эстетическое удовлетворение, вплетались в «общую косу мироздания», не противореча ей, но дополняя её. Они были сложены так, что удовлетворяли в первую очередь наш расположенный к новому, трансцендентальный разум. Они удовлетворяли его потребность в музыке, его потребность в гармонии. Организовываясь со всем уже сложившимся и закрепившимся в нашем разуме, миром. Эти открытия удовлетворяли нашу волю, как удовлетворяет её всякая совершенная музыка гениального композитора.
Всякая революционная теория, поначалу вызывает смех и впечатление неадекватности. Но если она совершенна в своей форме, то постепенно, она захватывает всё большее и большее количество голов. (Так рождается и становится всякое искусство.) Своей великой гармонией и совершенством, она заставляет нас принимать её как нечто истинное, как нечто существующее всегда, и только теперь открытое. Да, в какой-то степени — это открытие. Но открытие в нашем разуме, открытие лишь его возможностей. И вот уже мир для нас становится другим. Мы не замечаем этих изменений в своём разуме, (ноумену не дано, себя непосредственно ощущать), и нам, в силу этого факта кажется, что это сам внешний мир всегда был таким, а мы лишь открыли его и осознали его тайны, скрытые под пеленою майи секреты. - Великая подмена создателя!
Наша уверенность в истинности той или иной гипотезы, истинности того или иного открытия, - абсолютны, в первую очередь в силу их совершенства, в силу гармонии, этой великой доминирующей Терпсихоры действительности бытия и нашей жизни. Но самая «холодная истина» лежит не там, где мы всё это видим и осознаём. Мы сделали открытие, и, если оно вошло в резонанс со всей остальной архаикой мира, мы считаем его истинным. Если это открытие гармонично вплелось в «косу действительного мира», если оно не противоречит законам физики уже существующего, то тогда мы превозносим его на пьедестал, и нарекаем Великим. Но всё дело в том, что этих законов физики, в природе «самой в себе», - не существует. Они созданы нашим же разумом, и всего лишь закрепились в нём, превратившись в непоколебимую истину. Законы физики, химии термодинамики и т. д. Имеют свою истинность, всецело в нашем разуме. Ведь это он, разум, создаёт их на собственных «внутри разумных устоявшихся матрицах».
Всё это, находит своё отражение в определениях приоритетов, как таковых. Всегда верно то, что очевидно и достоверно. А достоверно то, что укоренилось в нашем сознании, превратившись, по сути, в «железобетонное основание», и, в конце концов, воплотившись в это самое сознание.
Наш мозг, как дитя воли, удовлетворяется тем же, что и воля вообще. Он всегда ищет во всём некую музыкальную основу, как подтверждение собственной внутренней гармонии, как отражение собственного сакраментального устройства. Для того чтобы какая-либо «гармоничная теория», была бы не отвергнута им, необходимо создать нечто, ещё более совершенное, (в музыкальном смысле), что-то, что содержало бы в себе ещё более гармоничный ряд вопросов и ответов, а в сущности своей, резонирующих с волей разума диссонансов и консонансов. Удовлетворив тем самым, его сакраментальную «начало – конечную парадигму». Необходимо, чтобы вновь возникшая теория содержала бы в себе некую ещё более совершенную форму, которая резонируя с нашим архаическим разумом, перехлестнула бы своим звучанием, своей мощью и совершенством, всё существующее до этого. И в то же время не уходило далеко. Где каждое слово, каждый звук откликается созвучием с уже существующим в архитектоническом мироздании, со всей архаической полифонией его миропорядка. А значит, в конечном счете, с «фундаментальной мелодией нашего разумения». Опровержение, или признание всякой гипотезы, либо открытия, это вопрос её силы или слабости, в соперничестве с более сильными, более совершенными «музыкальными произведениями». В хронологии нашего существования, без конца появляются, и будут появляться впредь, более совершенные «формы выражений», и мир необходимо будет меняться, либо отбрасывая «старые песни», словно пережитый ненужный хлам, либо укреплять и кристаллизовывать их, придавая тем самым действительности новые формы.
Достоверность всякой гипотезы, как и всякого открытия, гнездится именно в музыкальной гармонии, и мощи музыкального ряда. Всякая «гипербола умопостижения» должна иметь совершенную форму, отчерченные границы начало-конечной парадигмы последовательного отношения вопросов и ответов. И здесь не важно, насколько ответ, подчас отклонён во времени он вопроса. Ведь во всякой музыке гармоника может растягиваться, (хотя и не слишком), важно чтобы всякий вопрос находил свой ответ, либо как минимум предполагал его.
Продолжительность жизни «достоверных гипотез», открытий и теорий, зависит как от совершенства и отточенности этих произведений, так и от их «резонирования» с уже существующим. Появление Гения, это появление более «виртуозного мастера», который смог создать в выбранной им «номинации», нечто более совершенное и сильное. Нечто, что породило бы новое воззрение, способное конкурировать, с до сих пор существующими произведениями. Это самое сложное в мире, что можно вообще себе представить. Поэтому-то так и ценится, поистине революционное, то, что переворачивает мир. Поэтому так превозносится новый «виртуозный мастер». Ведь в нашем мире, самой большой ценностью, как был, так и остаётся, - «Воин». «Воин» способный породить новое воззрение, перевернуть мир, и подогнать его под своё лекало.
То, что мир вокруг нас именно таков, то, что наша цивилизация и действительность вообще, такова, - заслуга, прежде всего этих «Воинов воззрения». Будь устройство их разума, хоть чуточку иным, и мир, - наш общий мир стал бы совершенно иным.
Но сточки зрения фатальности, как он мог бы быть иным? Ведь всё и вся в этом мире, - существует только по необходимости. И всякий случай, - часть этой необходимости.
Всё это, на первый взгляд, звучит достаточно абсурдно. Но только пока ты не осознал в своей глубине, что то, на чём строятся все гипотезы, теории и открытия, это сформатированное и смоделированное, и эмпирически выверенное нашим разумом, причинно-следственное воззрение. Выложенное в определённый ряд последовательности, с обязательной музыкальной полифонией в своей формодинамике. Закрепившееся в нём, сросшись с уже существующим и давно закрепившимся, превращённым в «кристаллизованное тело», таким же ещё недавно лишь воззрением, но теперь олицетворяющее «привычную музыку», положенную на нотный стан законов физики. Превращённую в некую стабильную незыблемую целокупную действительность, в своём роде, - туже субстанциональность. - В древо с твёрдым стволом и корой, на верхушке которого постоянно растут «уязвимые молодые побеги».
Становится ясно, что в окружающем нас мире всё обстоит несколько иначе, чем мы всегда представляли. Ведь мы полагали и полагаем сейчас, = нет, мы абсолютно уверенны, что открываем уже существующий мир. Не подозревая, что на самом деле выстраиваем эту мозаику, рисуем карту небывалого мира, подгоняя к уже созданной картине «новые континенты с испещрёнными берегами». И радуемся, словно дети, если эти «континенты нашего мировоззрения» сходятся своими краями. Ведь тогда наш мир расширяется, картина, выкладываемая нами, из «мозаики отдельных взглядов», растёт. Жаль только, что закончить это полотно, не удастся никому! Наш мир обречён на свою незаконченность. Его величайшая тайна, это тайна нашего сознания. Ведь «сам в себе мир» - не сущ, и не бытен. Все его законы, все его открытия, по сути, синтетически созданные конструкции, вытекающие из особенных возможностей нашего разума, из его творческого потенциала с его архаической формативностью. И с какой серьёзностью мы бы не относились к тем, или иным законам природы, всё это лишь игры нашего разума. Ведь «фундаментальности» как таковой, ни у природы, ни у мира самого по себе, в самом абсолютном смысле слова, - не существует. Изменись завтра «общечеловеческое сознание», и феноменальный мир вслед за ним, измениться кардинально. То, что мир и его незыблемые законы, существуют без нас, а мы лишь изучаем их, - заблуждение, продиктованное нам нашей жизненной волей, с её основой всего «жизнесущего», то есть - иллюзией. Ведь мы можем существовать только в этом «океане». Выползи мы на сушу «истинной реальности», и тут же погибнем. Ведь наше «действительное», как таковое, может быть только в «океане иллюзии». Там, где есть «действительное», - там есть «иллюзия».
Я почти слышу крики. - Да что же это такое! Как можно ставить под сомнение основу мира?! Мир действительности не может быть нашим отражением! Физические явления мироздания не могут зависеть от нас, ведь это очевидно! Наш трансцендентный разум твёрдо уверен в этом. Мир действительности существует без нас, и это мы зависим от него, а не он от нас. И это является неоспоримой истиной для всякого разумного существа. Видимо, ты ещё не в силах выйти в ту область миросозерцания, где открывается самая потаённая, самая глубинная долина сущности мироздания. Описать это, практически невозможно. Это нужно почувствовать некоей новой, ещё только зарождающейся в твоём разуме «Ганглией». Ведь всякая истинность, есть плод того же разума, и её непоколебимость есть лишь убеждённость в очевидном. Но дело в том, что трансцендентальное бытие ничем не отличается от феноменального. И твоё представление мира, как чего-то самого по себе существующего, так же плод твоего разума, и лишь его выходящих за пределы простой осознанности, «ганглий». Убеждённость в существовании мира самого по себе, это нарисованная твоим разумом апперцепция, воплощённая в трансцендентальную дефиницию и приведённая проблематическим рассуждением к истинности. Это проблема, целиком и полностью рождённая в глубинах сознания, и существующая только там.
Ты разгадываешь мир, и тем самым лишь пытаешься оплодотворить свой разум, в надежде, что в нём «завяжется» новое мировоззрение. А по большому счёту «зародыш новой ганглии твоего сознания». Когда же эта «ганглия» хоть немного разовьётся, то все явления привычного мира станут для тебя несколько иными. Все архитектонические воззрения, несмотря на свою твёрдость и укоренелость, начнут сдавать свои позиции. И если ты почувствуешь, что у тебя достаточно сил и смелости для того, чтобы, набрав побольше воздуха нырнуть под «днище корабля своей собственной осознанности», и посмотреть, на чём собственно держится твой мир. Тогда ты осмыслишь во всей фатальности, что мир и все его законы, все абсолютные положения его порядка, есть лишь твоё отражение. - Воплощённая иллюзия твоего разума. И тогда, следуя своему сакральному инстинкту, ты будешь желать только одного. – Оплодотворения этим «созревшим семенем», как можно большего количества предрасположенных к оплодотворению голов.
«Как тот мужчина, в неосознанных стремлениях,
великой воли и разумности инстинкта,
посеять семя жаждет в благодатной почве,
желая видеть совершенство, - своих детей, - всё, что ему доступно…
Слепы те устремления, лишь с точки зрения рассудка.
Он не находит в том своих критериев,
лишь пошлой похоти воления.
Но дело в том, что и рассудок, с его холодным созерцанием,
в своём глубоком устремлении не отошёл от сути жизни,
ведь в нём, все гены от рождения, -
инстинктом взращенное семя.
И сохраняя общий принцип, он, - разум наш великий,
стремится сеять в головах потомков, что к вызреванию готовы,
и расположены к зачатию, на ниве тонких разумений,
где не погибнет брошенное семя,
проглоченное и дефицированное чуждым нравом.
И почва благодатная, на семя, брошенное отзовётся.
И оплодотворившись, ростом разорвётся…
Своих идей посеет разум, как одуванчик, что не знает,
куда зерно закинет ветром, несущая стихия проведения.
Где упадёт и даст ростки, твоих великих мыслей семя, -
разумности мужчины, который, впрочем, как во всём что делает,
до полноты - не осмысляет…»
Разность потенциалов
Мир действительности, - его «метафизическая сущность», по большому счёту есть суть взаимодействие разницы потенциалов, в самом широком смысле слова, разноплановых, и разно полярных. Только разница этих «потенциалов» способна на построения, как феноменальных сложных конструкций эмпирического поля воззрения, так и ноуменальных. Здесь, всё и вся определяет «доминирующий потенциал», как нечто наиболее мощное и гармоничное. И в этом смысле всё, что мы осознаём в этом мире как истину, как закон, как незыблемость, - есть лишь приоритетное, подавляющее доминирование главенствующего потенциала нашего сознания. Повторяю, «Потенциала» - в наиширочайшем смысле слова. И здесь, мы можем с полной основательностью считать себя «третейскими судьями», как в частностях, так и в общем. Ибо по большому счёту, в этом мире нам не отыскать более гармоничного и значит мощного, и доминирующего на самых обширных полях мира, существа, как человек. Он, есть - доминанта, - наиболее гармоничный и мощный потенциал мира действительности. Его гармоничность основана на гармоничном сочетании, на согласованности в непримиримом противостоянии в нём самом, разных «потенциалов», воплощающихся в дуалистический конгломерат разноплановых потенциалов инстинкта и разума, как самые агрессивные формы жизни. И он имеет такую мощь, именно благодаря сильному внутреннему противостоянию, обеспечивающему синтез непримиримых противоречий. – Что может быть мощнее в этом мире?! Здесь рождаются и становятся твёрдые мнения, здесь рождаются твёрдые основательные законы, здесь расцветают гармоничные истины. Здесь растёт и крепнет всё очевидное и непредсказуемое!
Если вы видите за моим разглагольствованием попытку лишь поставить под сомнение существование самих законов и истин, как таковых, то вы меня не поняли. Это было бы нелепо. Это всё равно, что поставить под сомнение существование самой иллюзии, а значит и жизни, как таковой. Я лишь хочу показать, что законы и истины имеют своей основой совершенно не то, что мы себе воображаем. Их суть не там, где мы пытаемся её искать. Всякое наше открытие, теория и всякая истина вообще, суть наша дефиниция, - некая организация, гармоничная законченная формасущность трансцендентального бытия, называемая нами мыслью. И эта мысль, лишь кажется нам имплицитной вещью. На самом деле она целиком эксплицитна. Ибо на самом деле она не является продуктом гармонии мироздания, но несёт в себе эту гармонию, не изучает соотношения и связи мира, но выстраивает их. И не представляет сама по себе, во внешнем мире, и для него, - ровным счётом ничего. И что всякий «абсолютный объективизм» в этом поле осознанности, как и во всяком ином поле, как не крути, всё тот же субъективизм.
Все наши открытия в сущности своей, есть те же изобретения, но складывающиеся на ином «станке», в ином поле сплетений, трансцендентальных сфер бытия нашего сознания. И мы делаем их по большому счёту не вовне, но в себе. Выстраивая сложные цепи причинно-следственной последовательности, моделируя внутри собственного разума алгоритмы осмысления, присоединяя, разделяя и целокупируя детали, имея всё ту же цель - полезности. Создавая новые «материки», и вплетая их в общую мозаику мироздания, выстраивая замки воззрений и лабиринты созерцаний, сообщаем их в «города» и «государства», наделяя их своими законами, истинами и верованиями.
То, что я сейчас пытаюсь делать, конечно же неблагодарное занятие. Но мне собственно и не нужна благодарность. Всё что моё подсознание, мой разум хотел получить от этого, он уже получил в тот самый момент, когда мысль прошла по его телу. Мой разум, получил чувство собственного удовлетворения уже в тот момент, когда раскрыл свой потенциал. - Чего же более ему желать? И мне по большому счёту, уже неважно как это будет оценено кем-то ещё. Ведь оценки постороннего, и мои реакции на это, это будет уже не самоутверждение моего разума, а самоутверждение моей воли. Она, конечно же, жаждет своей доли самоудовлетворения, стремясь как можно быстрее показать себя миру, но всё же, её самоутверждение ничто, по сравнению с самоутверждением разума. (К вопросу о самоутверждении).
Да, я согласен, крайне сложно плыть дальше на перевёрнутом вверх дном корабле. Но со временем, это станет для тебя самым естественным способом движения. Взгляните в историю. Сколько раз мир переворачивался вверх дном. И сколько ещё перевернётся. Если гипотетически сжать историческое время, то в хронологической последовательности переворачивания мира, он будет смотреться как постоянно крутящийся Волчок.
Далее. Наш «великий рационально-аналитический разум» смотрит на всё «инстинктивное» свысока, озирая его поля словно с вершины горы. Не подозревая, что его гора находится в низине, и он словно из кратера вулкана не в состоянии заглянуть за стенки этой кальдеры. Он смотрит как царь на своих подданных, будто на чернь, презирая и боясь её одновременно. Он знает в глубине своего подсознания, что не может без этой «черни» обойтись, и в то же время в глубине своего сердца, относит её к чему-то «низменному» и не достойному существования. Смотрит как на недостойное даже жалости, и понимания, как на нечто, что следовало бы вообще истребить. Он ставит над собственными инстинктами эксперименты, и наблюдает, как инстинкты корчатся от боли. Он часто занимается тем, чем занимается учёный биолог в своей лаборатории, ставя эксперименты над своими «низшими братьями», обезьянами и крысами. Он не боится, ведь он уверен, что «инстинкт слеп», и не знает мести. Но он как всегда недооценивает соперника, в силу своего чрезмерного само возвеличивания. «Инстинкт» никогда не оставляет без внимания экспериментов над собой. В какой-то момент он, просыпаясь, разверзается страшными гримасами, круша все построения «умного разума». И вот уже разум сам готов ему мстить. Да… Дитя никогда не бывает достаточно благодарно своим родителям. И самый злейший враг для тебя, это самый ближайший родственник. А кто может быть ближе, как ты сам.
О великое прозрение, - беспощадное! Ты даёшь мне силы, ты даёшь удовлетворение моему израненному разуму! Его шрамы кровоточат! А заживая, начинают чесаться, прося тем самым, чтобы ты их снова разодрал! Чтобы иметь возможность снова и снова чувствовать эту боль, к которой ты начинаешь привыкать, как мазохист привыкает к плети. И, в конце концов, ты получаешь удовлетворение только от этого. Ибо, что может сравниться по интенсивности ощущений, с болью? Наш разум, как часть нашей плоти, как её «изощрённая форма», требует соответствующих изощрённых удовлетворений. Эти удовлетворения не доступны инстинктам, и для них выглядят безумными. Так же собственно, и разум смотрит на удовлетворения «чистого инстинкта». Какое ему дело до мнения «инстинкта», этого «низшего существа» в нём самом? Существа, воззрения которого для него, безосновательны и неразумны. Какое ему дело до того, что не даёт ему возможностей чувствовать самого себя.
Спросите же себя, наконец, зачем природа наделила вас такими непреодолимыми противоречиями, такими воинственными непримиримыми по определению, стихиями. Стихиями, почти незнающими толерантности и снисхождения. Не отражена ли в этом необходимость, - фатальная необходимость мира в его существовании. Не является ли нужда в войне, - необходимостью? Война, как нечто фатально необходимое для всякого существования? Это звучит вызывающе. Но по большому счёту это так. И для того чтобы ясно осознать это, необходимо абстрагироваться от «инстинктов рационального разумения», и опустится в свои по-настоящему «глубокие животные инстинкты». То есть, войти в некое противоречие с «инстинктами рациональной рефлексии». Заглянуть в самую сакральную суть вещей. И если это удастся, то все моральные аспекты нашего социума, откроют словно ставни свои условности. И заглянув в эти окна, ты вдруг почувствуешь, что это мир заглядывает сам в себя.
«Мать им – «любить», Отец же, – «ненавидеть»,
В борьбе инстинкта с разумом, дитя!..»
Формативность
Понять суть построения нами окружающей действительности, последовательность и порядок взаимоотношений в собственной осознанности модальностей бытия, можно вникнув в структурность нашего языка, как некую воплощённую формодинамику синтеза образа и последовательности, присущих в той же степени и миру действительности, выстраиваемого нашим сознанием мира. Пред вами некая параллель осмысления, в метафорах согласованности и отношениях, составляющих всю основоположность нашего языка.
Итак, всё, что связано с реальной действительностью, её построениями и осознанностью, можно рассмотреть на примере лингвистических, ритмических и смысловых форм нашего языка, как символического олицетворения сочетаний и взаимоотношений физических, метафизических и трансцендентальных форм нашего мира. Язык, - как метафорическое отражение сути миропорядка воспринимаемой действительности. Я предоставляю вам право чертить параллели и строить смысловые аналогии, которые будут провоцироваться следующим изложением мыслей.
Буквы, как таковые, не неся ныне по отдельности почти никакого смысла, (ныне потому, что изначально всякая буква кириллицы представляла собой целое понятие), складываясь в слова, приобретают смысл, который в свою очередь приобретает более широкое значение, когда эти слова складываются в словосочетания и предложения. Предложения же в свою очередь, складываясь во фразы и абзацы, уже начинают отражать нашу мысль, как образ выражения локального бытия, в его сущностной формативной действительности. Мысль, - это уже самостоятельная, сложившаяся форма, отражающая образ определённой линии, или поля взятого произвольно куска этой действительности. Далее, сочетание мыслей в некую философему, уже приобретают форму Идеи, некоего алгоритма, отражающего одну из сторон, одну из граней призмы мироздания. Её уже можно отнести к некой целостной живой субстанции, к некой организации. Ибо идея, является неким воплощённым отражением «биологического конгломерата», на своём, трансцендентальном уровне. Она уже почти не зависима от произвола своего создателя, она живёт своей жизнью, и развивается в соответствии со своим «трансцендентальным началом», отражая в своём развитии, динамику развития всяких «биологических систем».
Буква, как некая основа языка, его начало, так же может быть разложена на составляющие. Но это уже будет иной уровень, иная реальность. То, из чего состоит буква, (точки), для нас, для нашего разума не несут совершенно никакой смысловой нагрузки. Но и точки, так же могут быть разложимы на составляющие, которые можно отнести лишь к фантомному бытию. И эта перспектива, в нашей трансцендентальной осознанности, уходит в глубины микрокосмоса. Этот путь продолжается до тех пор, пока наш разум не подойдёт к собственной границе, то есть к «полной пустоте», в которой уже ничто не складывается, и поэтому ничто не может быть разложимо. Ибо там, на дне мира, - «Великая пустота», где уже нет ни времени, ни пространства, нет тех архаических монад, предопределяющих и обеспечивающих всякую форму бытия.
Та же картина и в обратном направлении. (Обратном, конечно же условно). Как бы бесконечно не складывались формы, каким бы не был масштаб этих форм, в конце концов всё придёт к той же «Великой пустоте». Ибо «Пустота», это единственно возможная «абсолютно фундаментальная реальность» этого мира. Другого фундамента у мира нет, и просто быть не может.
Далее. Всё что мы причисляем к нашему миру, к действительности, в самом сакральном смысле, есть антропогенная феноменальная относительность, - «агрегатная иллюзия нашего сознания». И я не перестаю это повторять. Абсолютная реальность же, как таковая, при всей бесконечной градации форм действительности, всевозможных «систем» и «суперсистем», сутью своей имеет «абсолютную гармонию», - баланс, где всё уравновешенно и где нет никакого движения, ибо нет никакого стремления, а значит, - нет бытия. Бытие же, в самой своей глубинной сути есть «дефиниция сознания», основывающаяся на синтетическом восприятии выстроенных разумом форм, агрегатов, конструкций и алгоритмов.
Доступная нашему восприятию и осмыслению действительность, условно говоря, от ядра атома, до Вселенной, как от буквы, до супералгоритма и грандиозной философемы, всё есть суть - «Формативная действительность». Действительность же «сущностная», «абсолютная реальность», лежит за пределами нашего восприятия и нашего осмысления. Она, для нашей действительности, есть - «Ничто». Нам, конечно же никогда не добраться до неё, не «потрогать её руками», нам не дано даже представить её, и тем более осмыслить.
Наш разум обязательно должен осознать, что «бесконечность» как таковая, является простой фикцией нашего разума. Такой же фикцией, как и конечность. Что бесконечно продолжающегося пространства, как такового, быть просто не может. Что всякое пространство начинается и заканчивается только в нашем разуме, за пределами которого «Великая пустота», где уже нет ни расстояний, ни течения времени.
В той форме, в которой наш разум благодаря своей «агрегатной иллюзорности», представляет пространство и время, как нечто само в себе сущее и продолжающееся бесконечно, такое пространство и время должны неминуемо сами себя исключать. Ибо «бесконечная продолжительность», как и «бесконечно текущее время», - есть «бесконечно продолжающаяся существенность». А это полный абсурд, - антагонистический парадокс, не только с точки зрения действительности вообще, но и с точки зрения трансцендентального опыта в пространственно-временном континууме разумения. Ведь «бесконечно продолжающаяся существенность», съедает сама себя точно так же, как «ноумен» поглощает сам себя, если пытается из себя же сделать объект познания. В самой «бесконечной продолжительности», не важно «временной» или «пространственной», - нет границ. А значит, нет никакой формы. Тем самым она растворяется в бесформенности, теряя существенность, как таковую. И вот здесь во всей своей фатальности выступает «Великая пустота».
Наш мир - это «мир формативности». «Антимир» - это отсутствие всякой «формативности». И на этом заканчивается всякая модальность дуалистического представления бытия и небытия. Тот же фальшивый, (за не имением лучшего), «суррогатный антимир», который мы себе рисуем нашим воображением, всё ещё наш мир, и я об этом уже говорил. Он, в одном плане, – слишком ужасный, в другом, – слишком прекрасный, - но всё ещё «формативный». Наш разум не в силах представить себе «истинно иного мира», рисует его в виде либо отвратительных мифических сущностей, либо в виде прекраснейших нимф, гуляющих по завораживающим садам Эдема. Наш разум создаёт своим воображением Мир, в котором не соблюдаются законы физики, стараясь преподнести его как некую «невыносимую действительность». Но что ему ещё остаётся? Ведь представить себе «пустоту», полную абсолютную пустоту, - пустоту без времени и пространства, он не в силах. Ему доступно лишь представление перспективы, уходящей за собственные границы действительной реальности.
Я не случайно предложил пример метафорического осмысления природы и мира действительности, в образах нашего языка. Ведь «лингвистическая форматированность», по крайней мере для меня, является нагляднейшим примером того, как устроена наша действительность в перспективах её осмысления. В алгоритмах и векторах осознанности, как на своём «сужении к точке», так и «расширении до необъятности». И как в обратной пропорциональности к этому «действительному расширению и сужению», расширяется и сужается наше воззренческое идеальное впечатление, открывая перспективы идей действительного мира, так и в рамках языка, наша фантазия сужается и расширяется в зависимости от предлагаемой объективности сочетаний и алгоритмов её эмпирической телесности. Это сложно сходу осмыслить. Но когда осмысливаешь, эта строгая зависимость всплывает во всей своей фатальности. Постараюсь насколько возможно пояснить. Ведь если рассматривать перспективу удаления от нас мира, как в своём «сужении», так и в своём «расширении», то просматривается следующая зависимость, по аналогии опять же с нашим языком.
«Слово», неся в себе незначительное содержание, возбуждает нашу фантазию подчас так сильно, что нам кажется, будто мы осмысливаем область шириной в полмира! Это относится к словам понятиям. Например, Религия, Гениальность, Любовь, Истина, Фантазия, и т. д. Но, как только эти слова начинают складываться в словосочетания и предложения, расширяя модальность собственной объективной действительности, они начинают сужать возможное поле нашей фантазии. И если представить себе на секунду, что всё что есть в этом мире, что содержит в себе мир, мы перевели в слова и предложения, то есть описали все его возможные и невозможные, явные и скрытые нюансы, то для нашей фантазии не осталось бы места, и она в полной мере ощутила бы «абсолютную пустоту». Такова же картина и в перспективе «сужения действительности». Если представить себе на секунду, что мир сузился настолько, что в нём не осталось ничего, что могло бы нести хоть какую-то информацию, то здесь наша фантазия, расширилась бы адекватно настолько, что подошла бы к «безмерности», и так же полно ощутила бы эту «пустоту». Схематически, насколько это возможно, я бы показал так: Где одна перспектива прямо пропорциональна другой. Где, в какую бы из сторон ты не двигался в познании мира, ты не минуемо приходишь к «полной пустоте». То есть к единственно возможной «фундаментальной реальности».
Кстати сказать, наше мышление, наша осознанность мира, в том порядке, в котором мы это производим, это только одна из форм осознанности вообще, и не является абсолютной осознанностью бытия. Как и наша разумность, не является абсолютной, единственно возможной формой разумности. И соответственно, не отражает собой единственно возможную абсолютную реальность этого бытия и этого мира.
Но мы даже вообразить не можем иные формы мышления. Например, такие формы, которые бы представляли собой уже не отношения «объектно-субъектной динамики». Или формы, не придерживающейся «причинно-следственного алгоритма мышления», или линейного векторного осмысления. Например, вне рамок прошлого, настоящего, и будущего, - вне этого порядка, независимо от укоренившейся в нашем разуме последовательности бытия. Или же вне трёх мерности пространственного впечатления.
Да. Принадлежащая нам выше описанная осознанность, это единственно доступная нашему разуму модальность. Ибо он сам её создаёт, и сам ею питается. Но когда созданная им «действительность», со всеми её незыблемыми законами, перестаёт существовать как нечто фундаментальное и нерушимое, перестаёт быть чем-то «основательным и истинным в себе», в самом абсолютном смысле, тогда разум выходит за пределы собственных выстроенных конструкций, и открывает для себя новые возможности этого бытия. Такое происходит, к примеру, когда он ступает в поля квантового мира. И это единственная возможность для него, единственный известный ему путь, на котором можно вплотную приблизиться к осмыслению сакральных основ мира. - Мира, существующего только как форма сознания, и не существующего, - вообще.
Мир
Итак, Футуристический взгляд. Так, что же есть, наш мир? Что он есть, на самом деле, в своей собственной сути, вне наших ощущений, и наших фантазий? Ведь, если вдуматься достаточно глубоко, то мир, как таковой, совершенно исчезает, как нечто сущее. Ведь, как выясняется, всё, что является фундаментом его «действительной реальности», как, то; течение времени, твёрдость тел, жидкость, непроницаемость, объём, цвет, форма, причинно-следственные связи, и, в конце концов, сама материальность…, - есть, лишь набор фантомных, в своей сути, апперцепций, и дефиниций нашего разумения…, и не несут, сами в себе, ничего по-настоящему существенного.
Всё это, перестаёт иметь какое-либо значение, для его истинной сути, как только из бытия, исключается наблюдатель. Ведь, всё это, лишь наши определения, лишь наше воззрение. Без нас, без «наблюдателей», всё в мире, без исключения, перестаёт иметь, какую-либо определённость. И даже движение, единственно возможная фундаментальная основа действительности мира, и материи, теряет здесь, свою идеальную объективность. Мир - без «наблюдателя», не может иметь никаких параметров…, а значит, он - «ничто», в своей сути. Я повторяюсь, но делаю это намеренно, пытаясь поломать преграды, прежде всего, собственного разумения.
Того, кто заявляет, что «мира в себе» нет, что нет даже «материи в себе», конечно же сочтут сумасшедшим. Ведь, это звучит, как катастрофа! Как полное разрушение мира…! Где не остаётся, и камня на камне! Обструкция, нигилизм, в самой своей, гипертрофированной стагнации. Как можно вообще, существовать в таком мире? Но наш разум - тем и велик, что способен вдумываться сам в себя, гораздо глубже, чем это позволяет ему, его чувство самосохранения.
Ты имеешь возможность ощутить бездну? И оказавшись однажды, на этой сверхглубине, ты вдруг осознаёшь, что существуй «мир сам в себе», существуй «материя сама в себе», и всё это, перестало бы существовать. Ведь с появлением «Абсолюта», с появлением, чего-то совершенно незыблемого, и окончательного в этом мире, тем самым, появляется «конец мира» …, а значит, исчезает «бесконечность», как некий оплот мира, и оплот всякой «действительной реальности». Ибо там, где есть «абсолютный конец», - нечто «само в себе сущее», «само в себе законченное», там идти дальше – некуда! Как возможно было бы, при этом, само стремление? А если появляется «конец», хотя бы в одну из сторон осмысления, то тут же, ломается вся бесконечность…, вся система оценок этой действительности. Всякий «конец мира», существуй он в действительности, не важно, на полях ли материальной фундаментальности, совершенствования, или прогресса скоростей, уже давно бы состоялся…, и самой действительности, уже не за что, было бы держаться.
Наша мысль, в самых глубоких своих воззрениях, (к примеру, таких которые я обозначил выше), теряет всякую объективность, а с ней и гармонию собственной формативности, и неминуемо терпит фиаско. Происходит некий дисбаланс, и полное разрушение мироздания. Но если быть до конца правдивыми, то иного пути у неё не остаётся. Мир конечен в одну из своих сторон?! Мир имеет своё начало, - свою «абсолютную материальность»?! - Чувствуете ли вы, что как только мы со всей серьёзностью подошли к существованию материи как чего-то «сущего в себе», - мы пришли к её полному абсурду. Ибо когда встаёт вопрос о существовании «мира в себе», «времени в себе», «пространства в себе», и ещё бог знает, чего в себе, и мы полагаем в этом, что смотрим на фундаментальные консоли этого мира, на самом деле мир начинает рушиться. Он начинает ограничивать себя фундаментальными рамками, окружать себя границами. Подразумевая, что всякий объект познания, - не существует без законченности формы. Тем самым, превращаясь лишь в феномен, а значит - в иллюзию. Это наш разум ищет законченности, чтобы ощутить саму объективность, как единственно то, что способно удовлетворять его. Ибо для него существующее «само в себе», в алгоритмах его линейного объектативного мышления, должно иметь собственные границы. Объект его познания без границ, - не может являться объектом такого познания. Сказать ещё проще, он не может обещать созерцания себя, как объекта. А значит, и существовать вовсе не может, не только феноменально, но и трансцендентально.
Более того. Существуй «время в себе», и существование мира и нас, как неких единственно однажды существующих вовеки вечном субстанциональностей, явилось бы полным абсурдом. Ибо мы должны либо существовать вечно, либо не существовать вовсе. Мало того, наше существование именно сейчас, в существующем самом в себе бесконечном времени, должно было бы иметь свою «абсолютную причину». Почему собственно, в существующем самом в себе стабильном и бесконечном времени, (если представить себе такое), мы существуем именно сейчас? Мы либо должны занимать его всё, либо не занимать ни секунды.
С пространством дело обстоит ещё абсурднее. Существуй оно «само в себе», как мы должны были бы оценивать и определять своё нахождение в нём, именно здесь? Почему собственно, именно в этой точке, а ни где-нибудь в другом месте безграничного, существующего «самого в себе пространства»? И этот вопрос только на первый взгляд кажется простым, не требующим осмысления. Но дело даже не в этом, но в том, что само пространство, сама возможность нашего его лицезрения, зависит строго от возможностей нашего разума, с его рассудком, феноменальным и трансцендентальным опытом.
Наше пространственное воззрение имеет достаточно простую, и в то же время не доступную для полной осознанности парадигму. Вся его перспективность основывается на безграничных пропастях, на перспективах, уходящих в обе стороны от «горизонта событий», от той линии разделения, которая проходит по сетчатке нашего глаза. От границы между условными вотчинами субъекта и объекта, от той неосознаваемой «линии сопротивления», от которой в обе стороны уходят в свои дали все возможные перспективы пространственного познавания. Эти перспективы имеют противно направленные векторы своего развития, от этой «линии сопротивления». И в одну сторону, определяют возможности нашего ноумена, с его субъективными расширяющимися вовнутрь, в глубины нашего черепа, перспективами; С другой стороны, феноменальные, с его перспективами реальной действительности, лежащей пред нашим взором, и олицетворяющие реальность пространственного бытия мироздания. И здесь главную роль играют именно первые развивающиеся перспективы, перспективы нашего ноумена, нашего сознания. Ведь не будь этих развивающихся перспектив во внутрь, в безграничное пространство нашего разума, и мир внешний стал был плоской картинкой, лежащей на поверхности самой сетчатки, и ни на шаг не удаляющейся от её «горизонта событий». Была бы не возможна не только сама перспективность мироздания, но и объективность. Ибо мир внешний, есть суть отражение зеркального лабиринта мира внутреннего. А значит и пространства, как такового, того Великого мира действительности, что открывается пред нашим взором во все мыслимые и немыслимые стороны, во все трансцендентальные и лишь подразумеваемые стороны, - не существовал бы вовсе. И эта аксиома даже не требует доказательства.
Наша наивность, наша ограниченная познаваемость самого воззрения в мир, наша трусость пред возможностью посмотреть истине в глаза, не даёт нам оценить мир достаточно глубоко. Мы даже не в состоянии осознать, что существуй «мир в себе», - мир, где все параметры «абсолютно фундаментально закончены в себе», и не зависят от «наблюдателя», и в тот же миг, он сам себя исключил бы. В нём более нет бесконечности и нет вечности. А значит, он – умер.
То, что действительно придаёт ему существенность, это тот «лабиринт зеркал» нашего сознания, а значит наша иллюзия, - наша Великая иллюзия действительности. Наш мир существует лишь как отражение на тончайших лепестках нашего сознания, и олицетворяет собой лишь возможности и отношения этих «лепестков», что беспрерывно нарастают на ноуменальном древе поля нашего разумения. Но от осознания этого факта, он, мир - не становится менее реален и ценен. - Напротив. Имей он в себе хоть каплю собственной абсолютной истинности, и эта «капля» затянула бы весь мир в себя словно в омут, - словно в «чёрную дыру»! Его потенциальная, предполагаемая конечность в формах, и его латентная бесконечность в собственной сути, с её нейтральностью, а значит безграничной возможностью, в своём противостоянии создают иллюзию действительности, наделяя реальностью формы пребывания, и придавая абсолютное значение нашему бытию, наделяя непререкаемой ценностью. И в той же парадоксальной зависимости находится и ощущаемая нами продолжительность собственной жизни. С одной стороны, как ценима нами наша конечная жизнь, так превращалась бы в никчёмную и малоценную, - жизнь вечная. С другой стороны, Существуй мы лишь однажды, и не возвращайся мы вечно в этот мир, что стоило бы наше нынешнее бытие? Ценность мира, - как в его конечности, так и бесконечности – одновременно. Как и ценность нашей жизни, как в её конечности, так и в вечном возвращении. Ибо на самом деле существуют две различные вечности. Вечность безвременья и беспространственности, вечность антибытия, - вечность забвения, с одной стороны, и вечность вечного возвращения, с его паллиативами, алгоритмами и критериями пространственно-временного бытия, - с другой стороны.
Теперь, в самое парадоксальное. Где уже быть не может не только какого-либо трансцендентального опыта, но даже для «априори фантазии», уже почти нет воздуха. Туда, где кончается не только мир, но и всякое осмысливание.
И так. По теории относительности Эйнштейна, которая при всей своей парадоксальности не отходит от классического воззрения относительно времени и пространства, как внешних самостоятельных субстанций, в областях запредельных скорости света время способно замедлятся, а субстанциональность пространства может менять свои формы, то есть искривляться. И если (гипотетически) разогнать какой-либо предмет до скорости света, то для него время, эта общая для всего и вся монада, этот океан в котором всё рождается, плавает и умирает, растворяясь в безвременье, неминуемо начнёт замедляться, а пространство вокруг него, искривляться. Так вот если немного пофантазировать, и продлить эту логическую перспективу, то исходя из этого положения, при постоянном увеличении скорости, время, вместе с этим ускорением, должно замедлиться до такой степени, что неминуемо дойдёт до кризиса, до собственной некой точки, где оно должно остановиться, и даже пойти вспять. Ведь гипотетически критерии разгона - безграничны. Мы вполне можем представить себе скорость выше скорости света, к примеру, в несколько тысяч раз. А точнее не представить, но вообразить. Ведь только господу богу известно, какие могут быть скорости вообще. А пространство при этом, искривится до такой степени, что должно замкнуться в некую сферу, и исключить себя, как нечто бесконечно продолжающееся.
Так вот если всё это принимать всерьёз, и строить своё мышление на классическом воззрении относительно времени и пространства, то этот кризис должен быть именно той точкой, после которой материя как таковая, должна начать разрушаться, и как форма и как существенность превращаясь в «ничто». И может статься, что именно здесь и должен начинаться, - «Антимир».
Наш мир и вся его материя существует в определённых скоростях, определённых динамикой нашего ноумена, и именно эти определённые скорости и их взаимоотношения обеспечивают ей саму существенность. Обеспечивают некое одномоментное сбалансированное стремление и сдерживание, дисбаланс и ограничение в хаосе и упорядочивании природы, рождающие в своём противостоянии действительность, как некое состояние сакральной природы, которое я назвал - «балансом плюс». Скорости же, при которых время должно пойти неминуемо вспять, а пространство замкнутся в себе, тем самым превращая материю в «ничто», это и есть то, что я назвал «балансом минус», по отношению к действительности бытия вообще, и к материи в частности. Это и будет для нас тем коллапсом, который называют ёмким термином схлопывание.
И это положение вполне вписывается в то, что я писал ранее относительно гипотез материальности, и относительно действительности, как таковой. А именно то, что существенность мироздания как целокупного объекта, существенность её материальной субстанциональности, зависит от отчерченных нашим разумом границ, определяющих отношение скоростей внутри, и скоростей снаружи, и возникающей при этом разности потенциалов. Как в масштабах «макровоззрения», так и в масштабах «микровоззрения» ноумена, и как во всём обобщённом, так и в частном.
Как я уже отмечал, вся «материальная существенность» ощущаемая нами, как то; твёрдость, непроницаемость, текучесть, и т. д. есть лишь аффект нашего разума, с его фолиомультофационной агрегатностью разноплановых «ганглий», (словно неких зеркал на гранях единой призмы), - «целокупный аффект» порождающий критерии и всякого рода оценки. И этот «целокупный аффект» в своей сакральной глубине целиком и полностью построен на взаимоотношении динамик внутри материального объекта нашего познания, (ноумена), с контактирующими динамическими особенностями снаружи, (феноменом), вступающими во взаимодействие на отчерченных разумом границах. Именно наш разум создаёт разность потенциалов, отчерчивая все возможные границы, как феноменальной, трансцендентальной, так и иных условных действительностей.
Весь феноменальный мир нашей действительности, воспринимаемый нами как «целокупный объект познания», это бесконечная разнообразность динамических особенностей, и отношение разнонаправленных потенциалов. В нём более нет ничего. (На этом я ещё остановлюсь в следующей книге). Всякая форма, есть суть соотношение динамик, то есть их скоростей и траекторий. Мы слишком плоско смотрим на движение. Мы считаем, что движение, это только то, что способны фиксировать наши сенсоры как движение, в глобальном восприятии феноменальной действительности, и возможностей нашего эмпирического созерцания. Но на самом деле все, что мы ощущаем, все, что кажется фундаментальным, инертным и бездвижным, в глубине своей, есть лишь форма движения. Всякая материальная субстанция, всякий объект нашего познания на самом деле есть лишь форма динамики, и более ничего. Материальность как таковая, определяется взаимоотношением движений, порождающихся стремлениями друг к другу, и друг от друга разно полярных полюсов внутреннего архаического напряжения природы. Тех полюсов, которые мы обозначаем как первоначальные силы природы, и которые являются для нашего чувствования абсолютно достоверными, а для нашего разума всегда только косвенными, то есть не до конца осмысливаемыми. И которые обозначаются нами, на поле космодинамики как гравитация и антигравитация.
Субстанциональность как таковая, объёмность, массивность, инертность, динамичность, теплоёмкость, светоотражаемость и световпитываемость и т. д. Всё это в сути своей так же воплощение разнообразия «внутренних движений» захваченных нашим ноуменом, объектов внешнего восприятия. Разнообразие, как в чистых скоростях, так и в характеристиках движений. То есть динамики, как соотношения в локальной точке скорости и характера движения, обеспечивающихся взаимодействием и противостоянием «внутренней гравитации» и «внутренней антигравитации» во всяких предметах, на квантовых уровнях. Все ощущаемые нами формы существуют только в рамках, воспринимаемых нами динамик. Предел, которым определяет наше воззрение, наш разум. Он создаёт законченности, с определёнными границами. И выстраивает между ними отношения. - Так создаётся действительность. И это относится как к временным формам, так и к пространственным. А в целом, - к синтетическому бытию в пространственно-временном континууме. Ибо наше разумение само по себе, есть – фолиомультофационное синтетическое образование и всё, что отражается в нём, необходимо будет иметь синтетическое многоликое тело.
Ныряние на такую глубину сопряжено с множеством опасностей. Одна из которых, это остаться там навсегда, уже не имея никакой возможности всплыть. Другая опасность, получить «кессонную болезнь». Ведь частые ныряния на глубину, не могут проходить бесследно. У каждого из нас своя, относительно безопасная глубина погружения, и относительно безопасная частота этих погружений. Большинство мыслящих существ всё же, предпочитает плавать на поверхности, радуясь приливной волне и тёплым течениям, плескаясь в сверкающей переливами от заходящего солнца, волнах чистой иллюзии. Но всё же нам более интересны те, кто стремится на глубину рискуя надорвать свой разум. Туда, где от холода сводит скулы и от невероятной тишины разум в панике кричит! Где, уходя всё глубже и глубже, ты начинаешь физически ощущать, как «рыбы иллюзии» постепенно пропадают вокруг, и ты, погружаясь в «бездну реальности», такой чужой, безжизненной и пустой, в конце концов остаешься один на один с фатумом. Здесь пахнет смертью! Там, где уже не останется ни одной «рыбины иллюзии», там уже и не останется ни капли жизненности.
Запредельность
«Реальная действительность», – в «Великой пустоте».
«Великая пустота», – в «Реальной действительности».
В продолжении предыдущего раздела, я хотел бы вначале заострить внимание на некоторых аспектах моего размышления, и попытаться более ясным языком отразить концепцию моего представления относительно этих аспектов, а затем продолжить повествование. Мы подошли к самому коварному, провокационному в своей сути, но очень важному вопросу. Вопросу, который как я полагаю, заставит многих перевернуть все свои традиционные воззрения, и окунуться в совершенно новое незримое пространство.
Задавались ли вы вопросом: Почему собственно Мир, - именно таков? Почему из всех бесконечно возможных форм, форма нашего мира имеет именно такую конструкцию и именно такую динамику собственного бытия? Ведь его ассерторическая бесконечность подразумевает и бесконечную возможность этих форм, иначе и быть не может. В чём секрет его определённой стабильной трансформации в строгой последовательности каузальных связей и отношений, фиксируемых нами в законах физики, химии и математики? В чём скрыта тайна мира, его архаическая целесообразность, отражаемая в политесах и постулатах метафизики, в философемах и транскрипциях трансцендентального познания? Ведь если мир существует сам по себе таким, каким мы его воспринимаем, то его форма, как одна из бесконечно возможных, была бы - невероятным воплощением! Ибо допустить то, что сам мир при бесконечно возможных форматированиях собственного «макрокинеза», выбрал именно такую форму модальности для своего бытия, крайне сложно, ибо исключает возможность самой бесконечности. И этот вечный вопрос хотя и не имеет своего разрешения, но всё же более-менее понятен нашему разуму. Но вот вопрос, в каких мерилах и каких критериях мир существует сам по себе, из каких колодцев для собственного воплощения черпает синтез случайности и необходимости, представляет собой проблематический нонсенс нашего сознания. Ибо как бы основательно мы не задумывались, как бы глубоко не опускались в сущность мироздания, нам никогда не обнаружить его собственных сущностных основ, его независимой ни от какого наблюдателя субстанциональности, его абсолютно собственной модальности.
Конечно же, как бы мы не разглагольствовали, самая большая загадка для нас будет всегда в том, что мир действительности – реален, что он истинен именно в том виде, в котором мы его воспринимаем и осознаём. Ведь если это так, то не есть ли это «ограниченность»? «Ограниченность - в безграничном». - Вот суть нашего осмысления всего действительного. Почему мир должен быть именно таким? Случайность, или закономерность? Пусть всё это лишь критическая парадигма в критериях нашего разума и обусловлена только им, но в сущности самой природы бытия проглядывается какая-то непреодолимая фатальность, какая-то запредельно-искомая действительная реальность, при которой необходимость нашего восприятия и осмысления определяет всё и вся, и привносит в эту «фатальную действительность» свою и только свою фатальную закономерность. - Вот тот перст, благодаря которому мир не распыляется в бесконечных возможностях своего форматирования, а следует лишь одной дорогой.
Я уже отмечал, (хотя и не первым, об этом говорят с древности), что трёх мерность мира это трёх мерность нашего глаза, и вся палитра звуков — это палитра нашего уха, и т. д. Сам же мир может иметь какую угодно форму своего бытия, ибо она у него, у «мира самого по себе», - неопределённая. А значит «мир сам по себе», ни собственной формы как таковой, ни собственной субстанциональности, вообще иметь не может. Его нейтральность – абсолютна. Ибо она как ассерторически, так и аподиктически - необходима. И теперь, эта трансцендентальная истина ещё и подтверждается прикладной наукой. Где учёный мир, заходя в те области, где пока ещё нет привычных устоявшихся консолей для нашего познания, где всякие перспективы не родны ему, то есть всякая объёмность и всякая динамика не соприкасалась с нашим глазом, мир перестаёт следовать общим законам физики. (Я имею в виду области квантового мира).
И это положение, было бы законченной истинной для нас с вами, если бы не один важный нюанс. Дело в том, что и ухо, и наш глаз, как и любой иной орган чувств, продуцирующий каждый свою часть мироздания, принадлежат этому же миру. И то, что выдают нам наши органы восприятия и познания, это картина, которую сам мир рисует для себя, в отношении себя же. Мир смотрит и слушает сам себя, и в этом смысле обвинять его в необъективности, было бы нелепо. Точно так же, как в ином смысле наделять его абсолютной объективностью. И в этом непримиримом противоречии, в этом фатальном парадоксе - вся существенность бытия.
То, что мир с его реальностью и его законченностью необходим в сути своей, и быть другим по своей форме и субстанциональности просто не может, это так же ассерторическая истина. Но истина и в том, что он таков только в наших глазах, и своей независимой ни от какого наблюдателя формы, иметь по определению не может. И это так же было бы банальностью. Но дело в том, что не только формы, но и истинной сущностной субстанциональности как таковой, законченной и фундаментальной существенности, он так же в себе не содержит.
И именно в этом алгоритме дуалистического противостояния осознанностей, существует всё наше мироздание. С одной стороны, истинная сущность мира как такового, как некоей «самодостаточной фундаментальной субстанции» для «рационально-аналитического разума» - под большим вопросом. И в то же время для «идеального разумения», - неопровержима. (Кстати сказать, именно здесь рождаются боги, и здесь же они опровергаются).
Далее. Наш мир, и мы сами в этом мире для «постороннего наблюдателя» (если представить такого гипотетически) абсолютно точно существовать не будем. Такой «посторонний наблюдатель» скорее всего нас просто не заметит. Мы будем для него неосязаемы и незримы. Ибо будем всегда вне возможностей его функциональной сенсорики, его генетических природных перспектив, и вне соответствующих познавательных алгоритмов. Наш мир – мир только для нас. Раздвоенный внутри себя на «объект» и «субъект», воспринимает сам себя, и не в состоянии выйти за пределы своего круга. В противном случае, мы могли бы наблюдать иные миры, а иные миры могли бы наблюдать нас. А это уже, - аподиктический нонсенс. Наблюдать реально «иной мир»? Здесь скрывается непреодолимое препятствие. Мы не можем наблюдать иной мир, не потому что он - существующий, нам недоступен, но потому что всякий мир создаётся только ноуменами, и все критерии этого мира, определяются его субъектом. Реальность наблюдения уже подразумевает причастность только к этому миру. Ведь сама «реальность», это возможность только нашего восприятия, и принадлежит сугубо нашему миру, и нам в этом мире.
Мистицизм иного мира, самый фундаментальный мистицизм нашего разумения. Но он не даёт нам и малой толики познания иного мира. Всё, что нам рисует наша фантазия, выдавая за «иной мир», как я отмечал ранее, всё это остаётся всё же нашим миром. Извращённым, изуродованным, либо приглаженным и размалёванным, но всё же нашим, не выходящим ни на йоту за пределы нашей действительности, определяемой органами нашего восприятия и «ганглиями» нашего разума. Ведь мы не в состоянии выйти за рамки «материального», как такового. И значит, всё, что когда-либо будет нами открываться и создаваться, будет лишь расширять наш уже существующий мир, и никогда не выйдет за его пределы. Мистицизм, так называемое «потустороннее», - всё это мир нашего фантасмагорического разумения. Мир, - либо слишком тонкий, для нашей объективной привычной реальности, либо слишком грубый, для той же реальности. Но всё же тот же «пространственно-временной», «эмоционально-субъективный» и «фундаментально-трансцендентальный».
Антимир - это антиматерия. Нечто вне объективной материи. А значит, вне времени и пространства. Это то, что нам никогда не будет доступно, что за пределами возможностей нашего органоида. Для нашего разума крайне сложно мыслить в этом ключе. Ведь представить себе мысленно то, что за пределами мысли, есть явный абсурд, не требующий дополнительных обструкций. Как невозможно мыслить саму мысль, так нет никакой возможности мыслить «чёрную дыру запределья». Всё это так же из области осмысления отсутствия, о котором я говорил по поводу мига, и вечности. Мы не можем мыслить ни «миг», ни «вечность», и поэтому в сути своей для нас, это одно и то же. Ни «миг», ни «вечность», не имеют «тела», не имеют своего образа, даже в трансцендентных сферах мышления. Хоть нам и кажется обратное. И в этом смысле они нечто противоположное нашей мысли, которая всегда имеет своё «тело», свою форму, свою законченность, свой образ. Но мысль своим «телом», почти охватывает «вечность», а по своей мимолётности сравнима с «мигом». И только в этом скрывается их имманентная существенность для нашего восприятия. В недосягаемости для нашей мысли охватить полностью вечность и достигнуть сути мига, скрыта недоступность для мысли, осмыслить саму себя. То есть сделаться субъекту - объектом, и всё же остаться при этом субъектом. Это сломало бы саму действительность, ибо она только и держится на этих противоположно стоящих консолях.
Для нашего разума существуют неразрешимые вопросы даже в пределах традиционного мышления, не выходящего за рамки общей физики трансцендентального сознания. Всё дело в том, что вся наша эмпирическая действительность, весь внешний видимый нами мир, обязан своим существованием, условно говоря, фотону. А фотон, как собственно и всё в нашем мире, двигается, собственно, только в нашем воображении. И пространство, в котором он двигается, существует также только в нашем воображении. Но фотон стремится в бездну, улетая в бескрайний космос. Он воплощает собой бесконечность, ибо его полёт, не останавливаемый на своём пути ничем, для нашего осмысления, - не прерываем, а значит, - вечен. Но наш ограниченный рамками разум, не в состоянии воспринимать вечный диссонанс. Он требует завершенности, в какой плоскости бы не находился вопрос. И для того, чтобы удовлетворить наш разум, чтобы он, наконец, получил свой консонанс, мы изогнули пространство. Ведь он, разум, - «слетает с катушек» когда пытается вообразить бесконечно длинную прямую линию. И изогнув пространство, наш разум - расслабился. Он получил свой консонанс, разрешение длительного диссонанса, мучавшего его. Ведь для него, всё же ближе представление о возвращающейся линии, нежели о бесконечно уходящей линии в пространство. Замкнув пространство в кольцо, наш разум, по сути, создал в своём воображении – «законченный мир». «Мир – шарообразный». Но не разрешил этим проблемы самой бесконечности.
Нет, Боже упаси! Я не пытаюсь осознать то, что осознать нельзя. Я лишь пытаюсь заглянуть как можно дальше, как можно глубже, рассмотреть силуэты там, где всегда царит туман и непроглядная мгла. И заглядываю я настолько глубоко, и настолько далеко, насколько это позволяет мой рассудок, насколько мне позволяет сам мир.
Синтез бытия
Форма предмета, – отделённая от его сути... Мир - разделенный на «представление» и «мир в себе» ... «Вещь в себе» и её «явление» ... Всё это фокусы нашего разумения. Сущность вещи, не имеющая ничего общего с формой этой вещи, и форма, не зависимая от «вещи в себе», - какое невероятное и в то же время вполне понятное для нашего разума, деление! Ведь нам, конечно же, необходима страсть разделения всего и вся, диалектическое разложение всего на составляющие. Но должен же помимо рефлекса, быть ещё и инстинкт разумения!
То, что мы определяем, как форма, что находится во времени и пространстве, и то, что мы определяем, как внутренняя сущность вещи, не зависимая от времени и пространства, – как могла бы возникнуть такая мысль, не подразумевай мы подсознательно существование запредельного, вне материального состояния мира? Не догадывайся мы в глубине своего сердца, что там, где кончается время и пространство, там начинается «пустота» с её Абсолютом. Но мы так же осознаём, что в пустоте никакой сути быть не может. И то, что вы называете «вещью в себе», на самом деле – «без сущностно». Но вы не можете не предавать смысла, а значит и существенности, вещи, ибо в противном случае, она перестаёт быть вещью, перестаёт быть объектом познания. Вам необходим образ. Пусть трансцендентальная, но законченность. Вы ищете основание, фундаментальную существенность там, где её быть не может. Это вечное стремление к Богу, даже на полях спекулятивных размышлений.
Весь фокус в том, что вы называете «сутью» то, что «не сущностно», что вне мира, что за его пределом. И происходит это потому, что иначе ваш разум - просто не может. «Вещь в себе», незримая, не доступная сущность – Бог! - Не имеющий ни субстанциональности, ни начала, ни конца. Фатальная безмятежность, угадываемая нами в каждой вещи, во всяком созерцаемом нами объекте, и чувствуемая нами в собственном субъекте. - Та метафорическая капля, ничем не отличающаяся от океана, - та бесконечная вселенная, ничем не отличающаяся от ядра атома, - тот миг, включающий в себя всю обширность вечности!
Загадочность мира, это не только наличие в нём множества загадок, это ещё и отсутствие в нём окончательных ответов, как метафорического олицетворения невозможности его окончательной существенности. Вы думаете, что открыли в нём «вещь в себе», но на самом деле вы её создали, создали в своём воображении. И теперь, эта созданная вами новая субстанция, будет неминуемо оказывать своё влияние на всё, что вы будете мыслить в этом мире.
Апеллировать внепространственными и вневременными апперцепциями, в рамках нашей действительности, всё равно, что строить дом из невидимого и неосязаемого кирпича. То есть выстраивать всё ту же форму, - из «ничто». Ваше желание выйти за пределы мира как всегда и во всём превращается в абсурд. Ведь вы не можете мыслить иначе, чем в рамках пространственно-временной концепции, основополагающего континуума действительности. То, что форма всякой вещи в этом мире, определяется её внутренним содержанием, и в ней нет ничего, что можно было бы определить, как нечто принадлежащее ей, и в то же время, отличное от неё, (то, что нарекают «вещью в себе»), это тот самый парадокс, - нечто неразрешимое. И именно потому, наш разум стремится сюда, в надежде отыскать в этом направлении, некую истинную дорогу. Парадокс – самое желанное лакомство для ищущего разума.
Как вы думаете, кто заразил наши головы этой болезнью, кто внедрил нам эту идею? Кто задал эту цель, искать внутри «материального» нечто - «нематериальное»? Нечто одновременно принадлежащее «материальному» и в то же время, существующее вне времени и пространства. Ведь пресловутая «вещь в себе», как её трактуют великие мыслители прошлого, по всем признакам и есть - «антимир». Мир - вне мира, - его оборотная сторона. Как бы она, эта «вещь в себе» могла бы принадлежать и нашему миру? Эта парадигма задана самой действительностью, её сферической природой. И мы просто не можем иначе мыслить. Нам суждено вечно искать законченность, замкнутость сферы там, где её быть не может. Другое дело, есть ли в какой-либо вещи в этом мире, что-нибудь «истинно фундаментальное», «окончательно незыблемое», «действительно реальное», нечто сущее в пустоте, что-то, во что уже нельзя было бы заглянуть, что уже нельзя было бы расчленить и опровергнуть как целокупную существенность? - Некий «конец всего», и одновременно, начало всего. Ведь это именно то, что подразумевают, говоря о «вещи в себе». За ней, за «вещью в себе», уже более не может быть ничего, она - последняя инстанция. - Некий форпост деистического воззрения. Не кажется ли вам, что эта «запредельность» - лишь фокус вашего противоречивого мышления? Одна ваша часть рвётся к «конечной истине», другая смеётся над ней, осознавая, что «конечной истины» - быть не может. Если же «вещь в себе» это некий посредник между «полной пустотой» и «действительной реальностью», то для чего нам этот посредник? Дело в том, что наш пытливый разум испытывает затруднения без подобных посредников, он всегда ищет связующие звенья, из какого материалы бы не плёл косы. И её возникновение, стало проблематической необходимостью, в силу строения нашего разума. Свойство нашего разума таково, что, не видя определённых границ между двумя «пропастями», он обязательно вставит искусственную, придуманную им, сущность. Он обязательно вобьёт клин между разбегающимися, и в то же время сбегающимися «параболами». Затем, обнаружив две новые «пропасти», такие как «вещь в себе» и «явление мира», он изобретает уже, так называемую «идею». (В смысле Платона). Некую субстанцию между «вещью в себе» и формой. Но истины, как не было, так и нет.
Всё это вполне естественный ход нашего разумения. Наше разумение существует по тем же правилам, по которым существует всё в мире. (Или, скорее наоборот). Когда понятия и воззрения начинают «совокупляться», результатом этих «совокуплений» необходимо появление «детей синтеза». Как только ваш разум что-либо разделил, эти две части тут же начинают взаимодействовать друг с другом, «рожая плоды». «Вещь в себе», которую вы трактуете как нечто вне времени и пространства, не зависимое ни от чего, и в то же время «сущее», это сход с рельсов поезда, самообман, приведение к желаемому - действительное.
О бедный разум! Подобно несварению желудка, который пытается переварить и усвоить пищу, непосильную для его ферментной базы. Он расщепляет её, но не в силах усвоить, не в состоянии ничего из этого сложить. Наш разум разрывается на части в своём стремлении постичь мир. Он начинает страдать «диареей» от разгорающихся дисфункций, когда пытается его переварить и усвоить.
С одной стороны, он ясно осознаёт, что мир, который он видит перед собой, не ограничивается его восприятием, что диапазон скоростей в этом мире не заканчивается скоростью фиксируемой его рассудком. Ведь не ограничивается же частота звука, нашим условным диапазоном восприятия, от 6 до 20000 Гц. Не ограничивается звуковая гармоника семи нотами, доступными нам тональностями и октавами, и не заканчивается цветовой гаммой спектра нашего восприятия. Так почему же «мир вообще», его «истинное тело» должно ограничиваться возможностями нашего рассудка? Нет. Такого быть не может. И в этом он абсолютно уверен.
С другой стороны, он подозревает, что мир за пределами его воззрения, за границами доступности собственных возможностей в познании, - абсурдная константа. Ибо «действительность», есть его отражение, - «гиперболическая фолиомультофационная фикция разумения». И, конечно же, не может существовать вне его. И продолжение частоты звука, тональности и гаммы, выход за всякие рамки способностей и возможностей нашей сенсорики, как и убеждённость в неограниченности возможности скоростей за пределами рассудка, есть лишь возможность нашего разума в его метафизических и трансцендентальных транскрипциях, продолжать поля собственного осмысления, и ломать границы, - свои же границы. Ведь это только ему известно, что звуковая и цветовая гамма, как и скоростная динамика не заканчивается на наших простых возможностях фиксирования.
С одной стороны, он абсолютно убеждён, что воспринимаемый нами объём мироздания, это капля в океане безграничного космоса. - Лишь малая часть безграничного мира, где всё плавает в едином море пространства и времени.
С другой стороны, он осознаёт, что единого моря пространства и времени быть не может. Что, то непредсказуемо широкое и не осмысливаемое до конца, то, что по-настоящему фундаментально всеобъемлемо и вездесуще, есть лишь «Великая пустота», в которой и для которой, - нет ни пространства, ни времени. И что существование бесконечного мира времени и пространства, это парадокс нашего же разума, - его абсурд, его «генетический нонсенс».
И всё это происходит на полотне проблематического имманентно-трансцендентного дуализма основ нашего сознания, который и несёт в себе самое большое затруднение нашего рационально-аналитического мышления. Мы смотрим в окружающий мир, и тем самым формируем его. Но, в это же время, он формирует наш взгляд на самого себя. И это взаимное формирование, рождает – «Действительность», которая, в силу непринадлежности ни к нашему взгляду, ни к «миру в себе», и являет для нас ту тайну, которой не суждено раскрыться. Мы никогда не осознаем объективно то, что создаётся в результате этого «совокупления миров», этого «столкновения потенциалов». - Мира в себе, и нашего воззрения. Как никогда не осмыслим «полюсов противостояния», = пустоты и реальности, истины и иллюзии. Действительность, это «дитя», рождённое от совокупления и взаимного оплодотворения «мира в себе» и «нашего сознания». И она не принадлежит в полной мере никому в отдельности. Точно так же как реальность эмпирического бытия не принадлежит ни субъекту, ни объекту, ни ноумену, ни феномену в отдельности.
Другое дело, если смотреть в самую глубину этого вопроса, то становится очевидным, что внешняя реальность, так называемый феномен мира, как я отмечал в предыдущем параграфе, есть лишь закрепившаяся апперцепция нашего разума, и объективность свою черпает только из него, не имея вовне ничего по-настоящему фундаментального. Но этому положению необходимо противоречит наше рационально-аналитическое мышление, с его «линейным созерцанием». Оно не в силах осмыслить отсутствие чистой последовательности действительности, осмыслить и понять чистое отношение, - отношение без существующих самих по себе относящихся субъектов. Оно не в состоянии мыслить в отсутствии начала и конца, в отсутствии объектов и их отчерченных границ. Оно всегда будет искать здесь нечто первичное, и нечто вторичное, причину и последствие, нечто что строит, и строящееся. Либо «мир» - формирующий наше воззрение, либо воззрение, - формирующее этот мир. Для него всегда будет вставать вопрос, что является причиной, а что следствием. Никогда ему не убедить себя в том, что внешний мир, что вся эта упорядоченная согласованная реальность бытия, есть лишь закрепившаяся в нашем разуме, установившаяся на консолях эмпирического созерцания, и веры в эти древние консоли, апперцепция.
Наглядно, насколько это вообще правомерно к данному вопросу, отношение объективно – субъективного можно обнаружить в том необъяснимом противоречии и полном несовпадении, том непримиримом противостоянии нашего разумения, в алгоритмах и функциях критического парадокса невозможности согласованности «объективно данного», и «субъективно воспринимаемого». Говоря проще, полного аподиктического несовпадения, к примеру, создаваемого художником творения несущего свою идею, и оценкой наблюдателя, восприятия этого творения и осмысления его идеи. Это самая наглядная метафора, из всех возможных, для такого тонкого деликатного вопроса, отражающая суть нашего созерцания и осмысления всякой действительности окружающего мироздания. Где всякое созданное мастером полотно воплощает собой внешний мир реальности, а оценивающий наблюдатель олицетворяет собой «зеркало», отражающее этот мир, в соответствии с собственной характерной эклиптикой и кривизной восприятия и разумения. То, что художник, поэт, музыкант, или философ вкладывает в своё произведение, практически всегда в корне своём отличается от того, что затем созерцательные наблюдатели видят в нём. Художник пишущий свою картину, или композитор, создающий бессмертный труд, и предполагать не мог, как широко будут толковать его произведение обыватели, и что будут вкладывать в него критики. Ведь он ничего подобного и помыслить не мог! Писатель или философ, перекладывая свои мысли на язык слога, создавая свой фолиант, полагает, что пишет одно, но затем, проходя через жернова критиков, или просто читателей, его произведение чудесным образом трансформируется, и выясняется, что он имел в виду - совершенно другое. Каждый из вас наверняка хоть раз слышал от художника, что его не понимают, что его трактуют слишком плоско. Но часто бывает обратное. Когда художник говорит, что он не подозревал, что он так умён и мудр, как это оценивают и преподносят критики. Что он не знал, что в его произведении скрыто столько потаённых истин. И пусть недооценённых художников - армия, но и переоценённых - великое множество. Субъект всегда находит в объекте то, чего в нём не было заложено изначально. Тем самым произведение искусства в его глазах, это уже совершенно не то, чем оно было порождении. Материал созданный это одно, а воспринятый - совершенно иное.
Так и мир действительности не имеет в себе ничего того, что вкладывает в него наш ноумен. Бог и не подозревал, что мир так безупречно гармоничен, и так таинственно мудр! Когда он его создавал, ничего подобного в него и не думал вкладывать. И вся его кажущаяся намеренность, и целесообразность, есть лишь иллюзия нашего разума, стремящегося во всём видеть свои антропогенные свойства и качества, и выдавать самому себе - желаемое, за действительное. И именно в этом таится одна из причин несовпадения и непонимания взглядов, смотрящих на одно и то же произведение «творца-художника». И именно здесь скрыта тайна мира действительности созданного Творцом, - мира, который всегда остаётся лишь субъективным отражением.
Создавая свой фолиант художник, писатель, поэт, или философ исходит из «идеального», из внутреннего голоса своего Гения. Затем этот «голос», его идеальная полифония, воплощённая в некую последовательную или образную форму, перекладывается и трактуется с точки зрения «рефлексивно-рационального аналитического разума». И неминуемо наделяется тем, что изначально ему совершенно чуждо, - «понятием». Что же в этом смысле является наиболее важным для общей истинности образа? (Если представить себе такой). То, что лучами расходится из этого произведения, или воспринятый и истолкованный образ, - оценка, обозначенная этим понятием? В том то и дело, что на этот вопрос, - ответа нет. Ибо в сущности своей, истинным и полным будет лишь то, что является неким синтезом взаимоотношения идеи и понятия. Синтез идеи, и её восприятия, - как неких летящих друг к другу флюидов, от стремящихся друг к другу «сакральных полюсов бытия». - Флюидов, которые сталкиваясь в эфире, завязываются в некий «клубок», сливаются в синтез реальной действительности. И так же как нам никогда не определить достоверно, что является главной причиной гениального воплощения художника, - идея произведения, или его трактовка, - (кто кого на самом деле оплодотворяет и создаёт?), так и никогда не определить, что для нашей действительности является первопричинным, а что его производным, = мир, или наше представление. Хотя наш «идеальный разум», конечно же уверен, что главенствующей, истинной причиной мироздания является нечто сакрально изначальное, - идея, воплощённая творцом в образ. Но что есть этот изначальный образ, без нашей трактовки?
И это положение можно отнести, как к феноменальному миру в целом, так и ко всему воспринимаемому нами в реальной действительности, ко всякому созерцаемому объекту в ней, без исключения. Что вложил создатель в наш мир? Что он хотел показать нам? Этого мы никогда не узнаем. Ибо это «произведение» всегда будет трактоваться нами и наделяться всем тем, что свойственно и присуще только нам. И оно всегда будет рисоваться в соответствии с алгоритмами нашего сознания и воображения.
И так. Наша действительность в Абсолюте своём, не принадлежит ни к «миру в себе», (который в сути своей символизирует «пустоту»), ни к нашему «воззрению», («символизирующему реальность восприятия - иллюзию). Но, тем не менее, в её матрице всегда наличествуют как основополагающие флюиды «пустоты», идущие от полюса абсолютной реальности бытия, (условно говоря, его наигрубейшего состояния), так и от основополагающих флюидов «абсолютной иллюзии», идущие от полюса метафизического чертога сверх тонкости миропорядка. Действительность, имея в своём основании эти два противоположных полюса, сама по себе является их синтетической субстанцией. И ни первое, ни второе, изъять из действительности, - нельзя. Ибо в противном случае, сама действительность - исчезнет. Ведь нельзя же изъять из родившегося ребёнка его «маму», или его «папу», в биологическом смысле его гибридности. Но, тем не менее, мы абсолютно уверенны, что в нашем мире - «пустоты», как таковой, - нет.
Уверенность в том, что абсолютно всё в этом мире, - иллюзия, такая же уверенность, как всякая другая. А всякая уверенность на этом поле, это впадение в крайность, в одну из бездн. - В моноцентризм разумения. Мир, есть «дуализм в себе», - синтез, порождающий в нашем разумении всякую раздвоенность, и всякое противоположение. Эта синтетическая раздвоенность мира гнездится в наших головах, и берёт своё начало из сущностной конструкции бытия всемирного макрокинеза. Мир, отражаться в нашем разуме, словно в зеркале. А всякое отражение, как известно, всегда соответствует кривизне этого зеркала. «Кривизна» и «раздвоенность» нашего разума, в своей совокупности отражает дуализм мира.
Вообще, во всех без исключения смыслах, всякая субстанция мира, и мы, в частности, можем существовать только как двойственная сущность. И дуализм мира, есть такое же воплощение необходимости, какое встаёт фатальной неизбежностью во всяком принадлежащем ей, объекте созерцания, умопостижения, или предмете трансцендентального опыта, то есть его выходящего за пределы разумения. Всякая, умопостигаемая вещь мира, феноменального, трансцендентального, метафизического, или виртуального опыта необходимо содержит в себе дуализм, в противном случае её бытие – вне действительности, и она не может быть идентифицирована как вещь. И в этом смысле, сама суть отличия «вещи в себе», и нашего «представления» этой вещи, зиждется на противоположности полюсов осмысления, воплощающихся в противостояние сакральных монад бытия. Мир и его природа несут в себе совершенно не то, что мы здесь видим и обнаруживаем. Как и мы, в свою очередь, видим во всём этом совершенно не то, что изначально заложено. Реальная действительность — это синтез, от взаимоотношения и совокупления противно направленных монад бытия. - «Коллапсирующий в эфире зародыш», который в сути своей, не является ни «вещью в себе», ни нашим «представлением», но чем-то третьим.
Переводя в метафорический аспект, наша действительность, это нечто вроде мёда, который пчёлы продуцируют для собственного потребления. Ведь мёд, в сути своей, это уже не нектар, и не ферментная субстанция пчелы, это нечто - синтезированное. Мёд нечто невозможное для архаической природы. Так наш разум создаёт реальную действительность. С помощью своей «ферментной базы» он превращает «нектар архаического бытия» в «мёд для собственного потребления». И это положение является «краеугольным камнем» всего нашего мира, нашей действительности, и нашей жизни.
В чём же состоит сама проблема выше изложенного? То, что художник создаёт свои произведения исходя из «внутреннего гения», из некоего не подлежащего рефлексивному осмыслению, не поддающегося никакому анализу посыла, является в сущности своей, закладом тому, что существует некая «не осмысливаемая реальность», не доступное для нашего аналитического разума сакральное бытие. Что существует нечто запредельное, - Гений мира. То, что не подвластно никакому аналитическому и рационально-логическому осмыслению.
Попытка осмыслить, переложить на язык анализа, привести к дискурсивной логичности, а попросту превратить «идеальное» - в «понятие», приводит к полной переделке, к трансформации, в которой сама суть вещи, её «идеальность» - совершенно теряется. Вещь наделяется свойствами и качествами не присущими ей, изначально. Так мир превращается в нашем разуме в нечто пригодное для него, в форму, которую он способен переварить и осмыслить.
Мало того приоритетность сторон умопостижения, находит своё олицетворение в целокупной индивидуальности познавательной личности. То, что каждый из нас видит в «гениальном произведении» - своё, говорит о том, что у всякой личности собственные приоритеты, собственные соотношения доминант, в его раздвоенном разуме. Ведь у всякого субъекта его «рациональное» и его «идеальное» находится в разных доминантных соотношениях. Один воспринимает преимущественно «рациональной» частью разума, другой – преимущественно «идеальной». Мало того у каждого из нас, в метафорическом смысле, свой «желудок», со своей ферментной средой. И потому каждое наше мнение, на самом деле, не имеет ничего общего с изначальным, действительным содержанием этого произведения. И чем глубже, чем «гениальнее» произведение, тем не скончаемее будут трактовки его, с точки зрения рефлексии наблюдателя. Скажу больше, с точки зрения «идеального», попытки объяснить принадлежащие ему плоскости, инструментами «рационального анализа», похожи на попытки добраться до луны на тракторе. Вы пытаетесь объяснить то, что лежит в другом мире, что не подлежит никакому объяснению.
И что самое интересное, гений идеального, как нечто сакрально интуитивное, никогда не пытается переложить «разумный анализ» на свой язык. Разум же рационально-аналитический, всегда пытается переложить на «язык анализа», все, что выдаёт гений идеального. Он использует каждую возможность, как в малом, так и в большом, чтобы разложить на свои полочки всё, что исходит из сакрально-интуитивного, - все, что создаёт гений идеального. Он хочет проглотить то, что никогда не влезет в его глотку.
Секрет этих попыток прост. Дело в том, что наш «рационально - аналитический разум», считая себя вершиной осознанности, стремиться всё и вся подчинить себе. Его тщеславие и жажда власти, не знает границ. Эта парадигма воплощается во всём, где идёт хоть какая-то борьба между инстинктом и разумом. Наш «рационально - аналитический разум» со своим анализом и рациональным практицизмом, залазит даже в те области, где влияние «рационального» убивает всё живое. Он даже пытается объяснить сам «Гений», как таковой, диалектически разложить его на составляющие, и обозначить здесь собственные классические соотношения. И если бы ему это когда-нибудь действительно удалось, он убил бы его окончательно. Ведь «объяснённое» это - «переваренное», нечто простое, а значит, с точки зрения «идеального» - мёртвое. Но, слава богу, на этом пути он всегда попадает в лабиринт собственных затруднений. Он попадает в ту среду, где его быстрые ноги застревают. Где его умение, его знание, почти ничего не стоят. Он вязнет здесь, как путник вязнет в болотах. Но всё же, не оставляет своих попыток пройти по этой чуждой ему территории. Ведь что-то ему удаётся, и он тешит себя надеждой покорить, подчинить себе этого «своенравного льва».
Видящий, - да увидит! Как, подчас смешны его попытки на этом поприще. Как разбиваются его самые сильные аргументы, как только он встречается с истинно Гениальным. Как ломаются самые хитрые сплетения, как он срывается с самой, казалось бы, не высокой «скалы идеального».
Диалектика как наука, созданная аналитическим разумом, как некая высшая форма развития «рефлексивно-рационального анализа», воплощающаяся в лингвистические формы пребывания, явилась самым сильным врагом, самым мощным оружием ранящим и даже убивающим всё поистине идеальное. Ибо эта игра, этот экзальтированный апологет рационализма, самое совершенное творение, когда-либо созданное на полях аналитического рассуждения. И даже «гений идеального», при всей его нерушимости, подчас не в силах устоять перед её слаженной гармонией, с её непреодолимой системной логикой. Её приёмы, хоть и чужды гению, но в борьбе с ней, часто заставляют его пользоваться тем же оружием. То есть бороться с ней, на её же полях. А так как «Гений», никогда не нуждался в защите и отстаивании своих интересов, то и «оружием доказательства» владеет очень плохо и неуклюже. И поэтому, как правило, проигрывает на этом поле. Он никогда не нуждался в объяснениях, его поле глубина, - бездна умозрения. Его оружие, - очевидность, не требующая никаких доказательств. Где всякие объяснения пропадают, словно в бездонном колодце. Где всё лишь отзывается эхом, нисколько не нарушая безмятежности и сакральной нейтральности бытия. Потому, по-настоящему Гениальные представители человеческого рода, никогда не ценили Диалектику выше, чем даже простое поверхностное, но достаточно талантливое явление «идеального». Лишь как некое, хоть и совершенное, и продуктивное, но всё же плоское воззрение разума. Ведь всё по-настоящему Великое, всегда создавалось только Гением, полётом его мысли, не поддающимся никакому, даже самому талантливому разложению и объяснению.
Наше воззрение относительно произведения искусства, во всякой области знания, живёт своей жизнью и развивается по своим независимым от самого произведения, законам. Оно почти не зависимо от «истинной структуры» произведения. Часто уходит настолько далеко, что уже невозможно увидеть связь между произведением и воззрением. Наш взгляд, наше суждение абстрагируется настолько, что уже даже перестаёт нуждаться в самом объекте воззрения.
Самым наглядным примером такого абстрагирования, являются некоторые науки, и в частности математика, в своих наивысших изощрённых хитросплетениях. В ней, как нигде более, абстрагировавшиеся понятия, живут и развиваются независимо от изначального объекта познания, выходя за пределы всякого опыта. И это тема для отдельного длинного разговора.
Я лишь хочу отметить здесь, что подобное происходит и в искусстве, пусть не так явно, но всё же, достаточно определённо. Когда мы пытаемся вывести понятие из Гениального произведения, мы подчас, заходим слишком далеко. И примеров тому – масса. А там, где начинаются суждения, там необходимо всплывает - «ошибочное». И вот мы уже готовы называть «ошибочным» то, что по своему бытию, из совершенно иной сферы. - Из сферы, где «ошибочное» как таковое, вовсе не живёт.
Самым лучшим лекарством от ошибочных суждений, - не судить. Тем более там, где это совершенно бесполезно. Повторю. «Идеальное» не нуждается в суждении, и уж тем более в объяснении. Но заставить «рационально - аналитический разум» не судить обо всём, что попадает в его поле зрения, - невозможно. Ведь он воин, и всегда будет стремиться к покорению. И всё, что он способен воспринимать, он будет стремиться покорять, и приводить к своему собственному порядку. К какой бы из областей познания не принадлежало встретившееся ему явление, он всегда будет стремиться сделать его своим вассалом, он всегда будет раскладывать на составляющие, и складывать на свой лад, выстраивать радующую его глаз, мозаику. Подсознательно заботясь лишь о собственной пользе.
Стремление разума
Желание
Интервенция
Стремление мира и его сакральной природы вернуться в своё архаическое лоно, олицетворяется в нашем поверхностном бытии, в наших социальных функциях и взаимоотношениях, в виде основной монады становления, на всех уровнях нашей реальной действительности. Именно в нём, в стремлении, таится всё то, что мы не понимаем, что не в состоянии осмыслить до конца. Оно, стремление, является чувствуемой нами тенью, того не доступного осмыслению «генератора», который лежит в основе всякого изменения, всякого увядания и процветания, всякого прогресса и всякого регресса. Оно, стремление, является необходимым условием всякой победы, и всякого величия. Это таинственное явление, пожалуй, одно из самых таинственных на свете. - Свет божий! Нечто заставляющее преодолевать, а значит и существовать. Интервенция, провоцируемая стремлением в самом широком смысле слова, позволяет бытию, – быть.
Начну с более понятного, социально – бытового осмысления стремления. Стремления, как некоего главного мотива, дающего силы для преодоления, и достижения намеченных целей. Откуда оно берётся? В чём его главный критерий для нашего пребывания? Почему, у одних оно льётся через край, а у других кое-как поддерживает существование. Его всеобъемлемость сравнима с его латентностью, а имманентность с трансцендентностью. Его мимолётность сопоставима с постоянством. Его обманчивость, сравнима с реальностью. В том смысле, что мы никогда с уверенностью не можем сказать, насколько в нас сильно стремление, насколько мы желаем того или иного в своей жизни. И только когда добиваемся чего-то, несмотря ни на что, понимаем, что желали этого, по-настоящему. Только постфактум. В основной же массе своей, нам лишь кажется, что мы сильно стремимся к чему-то, так как при первом же сопротивлении, наше стремление уступает апатии и меланхолии.
Где же лежит та суть стремления, которая рожает подчас, - Величайшее. Уловить саму суть стремления, совершенно невозможно. И потому мы, как и прежде, будем ловить лишь его отражение.
Стремление, подобно электрическому току. Оно повсюду, словно это и есть сама жизнь. Так же в своей существенности непостоянно, так же дифференцированно, словно в законе Ома. - «Чем сильнее сопротивление, тем сильнее напряжение». В стремлении, в большинстве своём, проявляется та же обратная зависимость. Чем сильнее сопротивление, - тем сильнее стремление. И так же, как электрическая субстанция, подчас ведёт себя абсолютно необоснованно, наше стремление часто не поддаётся никакому объяснению. И так же, иногда, в своих гипертрофированных проявлениях, сжигает и сметает всё на своём пути.
Я неспроста рисую подобные параллели. Всяким нашим аффектам, соответствуют определённые динамические особенности в так называемой, физической «неживой» природе. И именно там надо искать суть всякого стремления, как явления.
Для того, чтобы стремление было сильным и постоянным, необходимо чтобы была постоянная подпитка энергией. Ведь, в сущности, стремление всегда пропорционально количеству энергии, сконденсированной в стремящемся субъекте. Невозможно, чтобы в индивидууме, в его сакральных глубинах высвобождалось мало энергии, и в то же время, производилось переливающееся через край стремление. Мощное стремление, это результат избытка энергии. Этот избыток, толкает на преодоление, на выход из «кокона», из состояния уравновешенья. Избыток энергии, порождает всякую агрессию, и всякую интервенцию. Сила стремления, всегда пропорциональна количеству высвобождающейся энергии. Чтобы чего-то достаточно сильно желать, необходимо обладать соответствующим количеством этой высвобожденной внутренней энергии.
Количество высвобождающейся в нас энергии, определяет всю нашу жизнь, все наши стремления и преодоления. И по льющемуся через край желанию, можно говорить и о количестве латентной энергии, заложенной в нас. Ты никогда не сможешь захотеть сильнее, чем это позволяет тебе твоя внутренняя энергия, твоя внутренняя высвобождающаяся сила. А сила, это и есть само воплощение стремления, - стремление к преодолению, в ней более нет ничего. Она сама, есть суть - это преодоление. И говорить, что сила может не проявляться, сидеть и ждать, - совершенно неправомерно.
Для выдуманной нами силы, которая не проявляется, мы даже придумали термин, «потенциальная сила». Но дело в том, что то, что вы называете «потенциальной силой», на самом деле не является силой, в аподиктическом понимании. На самом деле, это воплощение «сцепленной спящей энергии», которую силой назвать, ещё нельзя, как нельзя назвать выстрелом, ненатянутую тетиву лука. Сила, её существование, - определяется её проявлением.
Тот кризис скопившейся энергии, который заставляет живую клетку делиться, можно спроецировать на всякое стремление выйти за пределы. Скопившаяся излишняя энергия в нашей душе, заставляет нас, необходимо искать выход, проявляясь в нестерпимом стремлении выйти за рамки обыденности, привычки, «кокона своего бытия», и сотворить до сих пор небывалое. И в этом основа, как всякого прогресса, так и всего творческого.
Место человека в социуме, определяется так же переизбытком, либо нехваткой внутренней высвобождающейся энергии. Ведь если в нём льётся через край высвобождаемая энергия, его стремление будет настолько сильно, что его, в достижении своих целей, никто и ничто не сможет остановить, кроме смерти. И если в нём достаточно для того энергии он обязательно, не взирая ни на что, ни на неудачи, ни на провалы, добьётся своего. И здесь, о роли судьбы, можно говорить лишь в том ракурсе и том смысле, - хватит ли ему жизни для достижения целей, и ни в каком ином. Любые другие ссылки на судьбу, лишь завуалированные внутренние слабости, не дающие достаточно сил стремлению.
Сила стремления, всегда пропорциональна силе веры. И то, и другое, при достаточной силе обеих, способны, - на невероятное! Настоящее стремление, встречается так же редко, как настоящая Вера. И так же редко и ценно, как настоящий Гений. Поэтому их так часто путают. Вы даже представить себе не можете, как часто! И не безосновательно. Ведь эти «головы», растут из одного «тела». Из переизбытка сил, - энергии льющейся через край. И именно эта льющаяся через край энергия, в своей переполняемости, продуцирует в нас главные монады нашего духа Воплощающиеся, либо в то величайшее чувство всеобъемлющей любви, которое охватывает всё наше существо, толкая на невиданные подвиги, либо продуцирует не менее величайшее чувство ненависти, так же толкающее нас, на непредсказуемые и Великие поступки. И эти монады нашего духа, любовь и ненависть, в своей гипертрофированности, два разрушающих и созидающих колоса, - две руки бога Диониса, пятернёй или кулаком меняющих мир нашего социума, мир социальной действительности.
Гений, - это острая стрела, летящая далеко за пределы «осознанного».
Вера, - это всеобъемлющая чаша проведения, включающая в себя всю глубину мироздания.
Стремление, - это молот, разрушающий преграды.
Обладать человеку, одновременно всеми этими посылами, в самом высоком и мощном потенциале, почти – невозможно. Как невозможно стоять одновременно, одной ногой на мощном танке, а второй, - на порхающей бабочке. Но, в то же время, одно, обязательно подразумевает наличие, в той или иной степени, другого. А главное, ни гению, ни мощному стремлению, ни истинной вере, нельзя научиться, надо родиться с этим в душе. Но сколько людей родившись с этим, впоследствии, похоронили это в себе. Гениев рождается гораздо больше на земле, чем известно обывателю.
Психофизика человека чрезвычайно сложна. И что не менее важно, при всей кажущейся простоте вопроса, люди редко знают, чего они на самом деле хотят. В нас беснуются сатиры. Нам часто кажется, что мы чего-то очень сильно желаем. Но на самом деле происходит некий резонанс, с импульсным выбросом энергии. Это случается в результате наложения аффектов. И этот резонанс, на короткое время, вызывает в нас сильное желание чего-либо. Но действие этого резонанса, быстро проходит, и всё встаёт на свои места. Мы часто позволяем играть нашими кратковременными желаниями, вызывая искусственно в себе подобные резонансы. Например, прослушивая сильную гармоничную музыку, смотря эмоциональное кино, играя в игру и т. д. Способы усилить желание, - обширны. Но всё это лишь кратковременные усиления, так называемые «клинические возбуждения локального характера» внутреннего потенциала, внутренней энергетической волны. Я же говорю в первую очередь о тех желаниях, и тех стремлениях, которые рождаются и развиваются медленно. Они имеют совершенно иную основу, - некую фундаментальную сущность вашего «рода». Веками накопленный потенциал, спящий в генах, - энергия другого типа. Она подобна разлитому озеру, безмятежному и основательному. Она диктует основополагающие принципы нашего пребывания, и нашей жизни. Наши желания – «реки, вытекающие из этих озёр». Они могут быть как маловодными, вялотекущими, так и бурными, и даже сметающими всё на своём пути. Если твоё «озеро», по «весне», способно переполнятся, то перед этими «реками» не устоят и вековые деревья! Но чаще всего ваши «озёра» стабильны как в своём наполнении, так и вялотекущем разрешении.
Мотивация
Вам не хватает острых ощущений? Вы перестали чувствовать жизнь? И вам, по большому счёту уже всё равно, страдание или наслаждение, ведь пустота - ещё мучительнее. Вы хотите усилить собственные желания, совершенно не задумываясь, что тем самым неминуемо преумножаете страдания. Но ваши желания — это ваша суть, ваш неизменный сакральный потенциал. И вы стремитесь подстегнуть этот потенциал, несмотря ни на что. Но вы можете лишь локально и кратковременно усилить общий дисбаланс своей души, так называемый диссонанс внутреннего равновесия, усилив тем самым стремление к консонансу вашего духа.
Рисуя метафорические параллели, можно отметить следующее. Наша душа каждую секунду потенциально готова к «воспламенению». Мотивы, вызывающие в нас желания, подобно спичкам, воспламеняющим расположенную ко всякому огню материю нашей души. У каждого индивидуума своя характерная особенность душевной организации, душевной конституции. Как и сама субстанциональность каждой души, - индивидуальна. И выражаясь метафорически, это может быть, в общем и целом, плохо разгорающаяся масса вроде «битума», может быть хорошо горящая «солома», а может быть и нечто вроде «пороха».
Но в то же самое время, в каждом из нас есть как «битум», «солома», так и «порох». Образно говоря наш характер, определяется пропорциональным содержанием в нас «битума», «соломы», и «пороха». И здесь всё зависит лишь от того, куда направлен мотив, и какова мощь пламени этого мотива. «Битум», будет долго разгораться, но и соответственно долго гореть. «Солома» загорится быстрее, но и гореть будет не долго. А вот «порох», сгорит моментально, выделив за короткое время колоссальное количество энергии.
В том же метафорическом контексте, проявления наших желаний можно сравнить с погодой на нашей «матушке земле». Погода внутри нас определяется наличием потенциальных соперников, наличием противостоящих стихий. Столкновение мощных мотивов, доводящих наши желания до апогея, столкновения, вызывающие в нашей душе шторма, смерчи и ураганы, определяют погоду нашей души, и вместе с тем всё наше внешнее поведение. И они идентичны мотивам более глобального, планетарного характера. Как наша планета, живёт в постоянно бушующих на её поверхности и в её недрах катаклизмах, тем самым сохраняя общую жизнестойкость планеты, так и наша душа живёт в постоянно меняющемся климате, с бурями и затишьями, которые обеспечивают ей её общий жизненный тонус. И как ливень, или снегопад, не в состоянии изменить общую сущность планеты, так и всякого рода аффекты, протекающие по нашему душевному агрегату, не меняют сути нашей души.
Морфологическая необходимость
То, что всякая форма вообще, и форма «саморегулирующейся системы» в частности, приобретает со временем свои очертания, в зависимости от внутренних стремлений, это абсолютно, бесспорно. Всякая форма, это некий «коллапс сил», результат столкновения её внутреннего стремления, с внешними сопротивлениями. Метафизика морфогенеза. Форма, - это некий паритетный консенсус. - Баланс, воплощающийся в некую «среднюю арифметическую горизонта событий», между двумя противостоящими силами. Как я отмечал в предыдущем разделе, форма нашей планеты, - есть результат соотношения сил гравитации, и сил антигравитации. И Её шарообразная форма, есть олицетворение чистого противостояния этих монад бытия. И всякая вещь, всякая система, принадлежащая этой планете, так же имеет ту форму, которая определяется этим противостоянием, и паритетом, воплощающимся в «горизонт событий», олицетворяющим эту форму. К примеру, Пирамидальный тополь имеет свою форму, как воплощённое стремление, как метафора возникновения, как продуцирование нарушения абсолютного баланса природы. Он тянет свои ветви, словно руки к солнцу, желая дотянуться до него. Он есть наглядное олицетворение «ганглиеподобного динамического возникновения», проникновения в покой сакральной природы бытия, метастазирующей природы действительности. Противостоит его стремлению тяготение планеты, - гравитация. Как монада стремления вернуть природу в своё архаическое лоно. Повторяю, всякая форма нашего мира, это воплощённое напряжение, образующееся в результате противостояния сакральных архаических стихий бытия. И форма всегда такова, каковы доминирующие сакральные внутренние стремления, той или иной «системы», каково соотношение внутренних и внешних противоборствующих сил.
Метафора метафизики сущностного
Внешняя форма, - как явление, и внутренняя суть, - как вещь в себе. Здесь как нигде высвечивается синтез «вещи в себе» и «явления» на уровне простого феномена реальной действительности. Двойственность «материально-сущего», в воплощениях «физического морфогенеза», как некое отражение двойственности «мира вообще». И самым простым, а значит, самым наглядным метафорическим примером здесь, служит метафизика дерева, как некоего воплощения двойственности мироздания, олицетворённого в дуализме выстраиваемой и воспринимаемой нами действительности. Дерево в сути своей, это наглядная схема основ нашего мироздания, и основ сущего вообще. Та часть дерева, которая находится на поверхности, стремится к солнцу, (к огню). Та же, что под землёй, стремится к воде (к холоду). В нём, в дереве, в некоем синтезе действительного пребывания, сталкиваются и образуют материальную форму, - огонь и вода. И это есть схематичное воплощение всякой «живой субстанции» нашей планеты. Это то, что я называю - «Парагонем», - неким сплавом воды и огня, синтезом холода и жары, как олицетворённым предикатом, и одновременно квинтэссенцией всего «живого».
Дерево, со своим стремлением дотянуться верхней частью до солнца, и желанием дотянуться до воды своими корнями, своей нижней частью, символизирует собой двойную сущность всего, что называют, - «природой живого». «Живое» - это всегда «коллапс на горизонте событий» в синтезе воды и огня. Некое метафорическое воплощение сношения солнца и земли, и образования между ними, «слитков коллапсирующего синтетического баланса». И именно в этой схеме существует всё живое, включая и нас с вами.
Полюса, существующие в нас, определяют наши стремления. Одна наша часть стремится к воде, (к холоду), другая к теплу, (к огню). Одна наша часть, - проекция темноты, другая - света. Одна часть воплощение пустоты, другая - действительности. И весь мир находится именно в этом же соотношении. Ведь для нашего поверхностного осмысления, «действительность» содержит в себе столько же «пустоты», сколько и «сущего».
Так вот то, что мы называем вообще «живым», всякая «система», относящаяся нами к этой части сущего, имеет такую же схему относительного метафизического строения, какую имеет простое дерево. Дерево, как наиболее наглядное воплощение схематичности всего «живого» на нашей земле, являет собой некий «альянс стихий». И противостояние этих стихий образует некий сплав, - синтез, являющийся нам в реальной действительности в виде сбалансированного в себе объекта для нашего познания. Противоположности - в одном. Целое, как непременно содержащее в себе непримиримые противостоящие стихии. Отторжение, и одновременное притяжение друг к другу противоборствующих монад природы. И как следствие, - «взрыв, растянутый во времени», - воплощающийся в «синтезированную систему живого».
Возьми всякую «живую единицу» нашего мира, и ты обязательно обнаружишь в ней две противоположности, два разнонаправленных вектора стремления двух разно полярных стихий. Одна из которых стремится к огню, другая - к холоду. Одна к солнцу, другая к воде. Обе жаждут как воссоединения, так и разрыва. Каждая стремится к своему полюсу, и в то же время, к своей противоположности. Тем самым воплощаясь в этом противостоянии, в баланс. – Синтез противоположностей. Где на «горизонте событий» уравновешиваются силы и стремления. И где в сакральном смысле метафизики, всегда уравновешены с одной стороны; стремление к воссоединению, с другой; - к разрыву, с одной стороны; стремление к дисбалансу, с другой; к балансу. И эта парадигма воплощается в нас, в сакральных глубинах нашего духа в виде противостояния разно векторных стремлений, с одной стороны; стремление к жизни, с другой; - к смерти.
Дерево, образно говоря, уходящее своими корнями в преисподнюю, в глубину, и своими ветвями в «реальность действительного мира». - А это и есть схематическое олицетворение всего нашего мироздания. - Мироздания, уходящего своими корнями в «пустоту», и стремящегося своими ветвями в «реальность бытия». Тем самым создавая «Ствол Великой Действительности». - Нечто среднее, балансирующее между двумя пропастями.
И вот что самое таинственное. Ты никогда не определишь достоверно, что является главным, основополагающим на простом древе, а что второстепенным, - корни, или крона. Отрежь ветку, и она даст корни. Спили под самый корень, и пень даст новые побеги. Где, на этом древе, - «первоистиность», - «первопричинность»? Где гнездится изначальность? Так и с «древом действительности». Ты никогда не определишь достоверно, где на самом деле проходит черта между «верхом» и «низом», в чём сакральное основоположение мироздания, где начало, а где конец, в какой её части сокрыта точка производности, где скрывается настоящая причина на этом Великом древе действительного мира. И, в конце концов, где кончается «пустота», и где начинается «сущее»? Где кончается «вещь в себе», и начинается «явление»? Где кончается реальность, и начинается иллюзия? Как только лишь условно. В чём таится основательность мира, где гнездится очевидность? У нас есть только условная середина простого дерева, - олицетворяющаяся поверхностью земли. Она символизирует наше балансирование в мире, между бытием, и небытием. Эта поверхность и есть тот воплощённый «горизонт событий» всего действительного мира. Некая условная черта, по обе стороны которой, располагаются две сакральные противоположности, определяющиеся противно направленными векторами возникновения, и проникающими и ломающими покой бытия, мицелиями-филаментами.
И такая же условная черта проходит через наше мышление, и олицетворяет своеобразный «горизонт событий» нашего разумения. Как незримую границу перехода от мыслимого нами, - к немыслимому. - Поле измерения, линия отсчёта, - точка воззрения, определяющая направления, и векторы всякого простого созерцания, и всякого сложного осмысления.
То, что мы обозначаем как «метафизическое определение вещи в себе», есть нечто уходящее в глубины мира, с его чуждыми нашему мышлению законами, и даже в «антимир», где отсутствуют всякие законы. То, что мы определяем, как «явление», нечто уходящее в небеса, - крона, стремящаяся к абсолютной иллюзии бытия. И как корни, так и крона, бесконечно разветвляются каждое в свою сторону от действительности, от поверхности бытия воспринимаемой нами реальности.
Наше стремление к первоистинности мироздания, к его физическим основам, по сути, есть, хоть и несколько модифицированное, но всё то же метафизическое стремление к непознаваемому, - к Богу. Вера в «причинность», вера в некое «всеначало», как в некую абсолютно независимую ни от кого и ни от чего «субстанцию изначального продуцирования», в сути своей, мало отличается от веры в бога на полях метафизических воззрений. И так же, как вера в научную, физическую причинность мира феноменальных явлений, так и вера в причинность метафизическую, незримую, недосягаемую, по сути мистическую, есть вера в некую фундаментальность, некую абсолютную материальность, - основательность бытия.
Всё это зиждется на том пантеоне нашего мышления, на том убеждении, что мир не заканчивается возможностями нашего восприятия, что он не ограничивается явлением вообще, что он безгранично объёмнее. Что как на «рациональном поле», так и на «идеальном», существует нечто изначальное, первоистинное и основательное, за которым, и под которым уже нет ничего. И как бы мы далеко не заходили в своём познании и своём мышлении, мы никогда не откажемся от этой мысли.
«Мы не способны разумом понять
Но духом можем обонять...!»
Всякое наше желание и всякое стремление в сути своей основано на вере, на её глубоко подсознательных монадах. Оно, есть производное веры, - её фолиомультофационной и градационной агрегатности, воплощённой в доминирующую парадигму нашего сознания. Где вера в невозможное с точки зрения разумности, сталкивается с верой, что всё возможно с точки зрения идеала. Стремление не может проявляется произвольно, безосновательно, убеждён наш разум. Всякое стремление лишь последствие, либо дисбаланса, либо дефицита, и его произведение ограничено этими границами. Но инстинкт, его гротескный политес, шепчет тебе на ухо; Если ты обладаешь сильной верой - ты достигнешь невозможного!
Метафизика веры, противоречащая вере в физику разумности, - вот та великая основа всего «Возвышенного». И «истинно возвышенное», всегда за гранью, - за пределами всего «разумного».
Пока человек верит во что-либо, - он живёт. И, в конце концов, какая разница во что именно он верит, какая путеводная звезда освещает ему путь? Вера в метафизику, или вера в науку. И то, и другое, всегда останется верой. Вера в безосновательность, и вера в основательность, вера в трансцендентальную причинность, и вера в очевидность. На самом деле, ни там, ни там, - нет и быть не может, окончательного утверждения истинности. А значит, одно - стоит другого.
И как бы нам не казалось, что мы ухватили все содержательность, и все объемлемость, что вот это и есть конечный, истинный Бог, что мы видим перед собой суть мира, это всегда - лишь иллюзия, - гипертрофированная иллюзия сознания. Пока человек верит во что-либо, - он существует. И только в этом заключается весь смысл его существования. И когда вы одну веру называете иллюзией, а другую истинной, я в этом вижу лишь борьбу за свои взгляды, за свой мир, за свой идеал, - борьбу за «правду собственных родовых поместий». Ведь по большому счёту, единственно возможная для нас действительная реальность, - это иллюзия.
Поставленный однажды вопрос: Зачем мы живём? - Породил в нас метафизическую веру, которая поддерживает наше существование. В метафорическом смысле, вера - в нас, а мы - в вере. Одно поддерживает второе, благодаря тому, что второе поддерживает первое. Это, то же самое, что наше сердце, снабжаемое кровью. Зачем кровь течёт по его капиллярам? Затем, чтобы оно качало эту кровь! - Замкнутый круг «сущего». Зачем нам вера? - Затем, чтобы жить. Зачем нам жить? - Затем, чтобы верить.
Ад
Почему же так редко светлеет в наших головах? В чём тайна тёмной стороны мира? Мир жаждет просветления, он хочет узнать сам себя. - Зачем ему это? Нашими глазами он смотрит сам на себя, нашим разумом он изучает сам себя. В чём секрет его стремления, зачем он хочет познать самого себя? Ведь в этом нет никакого смысла, как, пожалуй, только одного. Узнай он до конца сам себя, и он разрушиться, исчезнет как утренний туман. Ведь у него уже не останется ничего, к чему можно было бы, стремится.
Нам кажется, что мы изучаем окружающий мир, что он нечто постороннее, что мы смотрим на него со стороны. - «Иллюзия абстрагированности». Но без неё, без этой иллюзии не существовало бы вообще ничего. Ведь суть реальной действительности есть восприятие субъектом – объекта. Где иллюзия, составляет единственную возможную основательность этого бытия.
На самом деле мир, - это Мы. Мы - не «сторонние наблюдатели». Мы, - не вне этого мира, и наше противопоставление себя всему остальному миру, это естественное следствие того, что субъект, как таковой, стоя перед целым миром действительности, - один против всего мира, а весь мир, - против него. - Таково оптическое строение ноумена, таково отношение ноумена, к феномену. И вне этого отношения не существовала бы, сама действительность.
Существует такая глубина умозрения, такая широта восприятия, такая тонкость сознания, где вопросы типа: Зачем? Почему? Для чего? С какой целью? Перестают иметь какое-либо значение. Они становятся неправомерными и даже абсурдными, в них пропадает всякий смысл. Лишь тот поймёт, кто когда-либо достигал подобных глубин. Ведь для того, чтобы осознать это, необходимо выйти за рамки общечеловеческих воззрений, за границы общего разумения, - туда, где уже нет никакого интереса. Где уже нет даже намёка на заинтересованность воли, где не живёт ни тщеславие, ни корысть, как в самом узком, так и в самом широком смысле слова. Где разум уже не ищет пользы для своего «Эго». Где меркантильность нашего рассудка, уступает место холодному, не ищущему даже для себя, удовлетворения. Где даже самое возвышенное тщеславие разума, становится каким-то другим, каким-то видоизменённым.
На такой глубине подобные вопросы превращаются в какую-то пошлость, во что-то низменное, не заслуживающее внимания. Здесь уже нет «Зачем?», «Для чего?», есть лишь - «Как?» и «Что?» И вполне естественно, что человек, уходящий в такие глубины, вызывает впечатление умалишённого. Ведь для окружающих, у него пропадает так называемый «здравый смысл», - заинтересованность, «меркантильный интерес» в широком смысле слова. Человек, с рассудком не заботящемся о собственном интересе, о собственном благополучии, благополучии с точки зрения обывателя, - Ненормален. Он опустился так глубоко, а точнее сказать поднялся на такую высоту, (в сущности это одно и то же, ибо в самом мире нет ни «низа», ни «верха»), уйдя в запредельность, где уже нет ничего рационального. Вполне может быть, что тем самым, он возвращаешься в лоно сакральной природы, в лоно своего идеального инстинкта, в некую изначальность чистоты собственного воззрения. Он открывает новый мир, где всякая цель становится наивной, где мир смеётся над всяким - «для чего?» Где даже вопросы «Откуда?» и «Куда?», заворачиваются в клубок. Где «Целесообразность» - становится неприличным словом. Где даже пропадает желание охватить мир своим разумом, и ты жаждешь лишь раствориться в нём.
Вот тогда, в твоём разуме рождается та, особого рода фатальность, даже сверх фатальность, которая уже не допускает ни капли свободы, ни малейшего намёка на какой-либо внешний произвол. Все твои аффекты, страх, боль, радость ненависть и т. д. становятся несерьёзными, и даже смешными. Всё, чем живёт человек, в рамках своего рационального мира, своей реальности, разлетается мусором в космосе твоего воззрения. И эта «бытовая реальность», всплывает в совершенно ином свете. Она, рядом с этим «новым миром», превращается в сказку, - в мир гипертрофированных иллюзий. Ведь тот мир, где теперь вьёт гнездо твой разум, холодный мир без иллюзий, - мир без надежд и упований, - мир, где к чему не прикоснись, обжигает «холодом абсолютного», - «холодом безвременного» и «без заинтересованного». Вы всё ещё хотите туда, - в этот мир противоположный нашей реальности, - реальности грёз?
Человек всегда, пусть наивно, но всё же осознавал в своём интуитивном подсознании это место. Он даже дал ему название - «АД». Некая противоположность миру иллюзий. Но посмотрите, как он его обставил, как по-человечески! Как же без мук? Без ощущения того, что так ему дорого в этом мире, - как же без страдания? Но и здесь человек в своём гении, как всегда прав. Но в своём анализе, в своём «разумном», как всегда пошл и чрезмерен, то есть, - необходимо ошибочен.
И всё было бы достаточно просто. Но дело в том, что, когда вы ищите что-то за миром, что-то вне мира, вне иллюзии, вы всё же всегда находите лишь очередную иллюзию. Ведь по большому счёту для того, чтобы выйти за пределы иллюзии, нужно выйти за пределы возможностей нашего разума. То есть оставить возможности нашего разума, и мыслить неким иным разумом, другими «ганглиями сознания», с иными категориями и перспективами. А это, как вы понимаете, - нонсенс.
Найдя очередную «истину» вам лишь кажется, что вы нашли «истину». Вы даже убеждены что нашли основание мира, то, на чём зиждется его архитектоническая конструкция. Вам даже иногда кажется, что вы обнаружили совершенно иной мир. Но пока вы мыслите вашим разумом, мир всегда будет тот же. Ибо мир - есть вы, а вы - есть мир. Совершенно абстрагироваться от иллюзии, всё равно, что абстрагироваться от всякого разумения.
Но всё это ещё вовсе не значит, что истин, - не существует. За всяким «чувствованием», всегда стоит иллюзия. За мышлением, - тем более. Хотите полной абсолютной истины? Тогда вы хотите «абсолютной реальности», а значит, полной пустоты. Где нет ни стремлений, ни движений, ни регресса, ни прогресса. – Абсолют. Здесь уже нет тайн, нет ни вопросов, ни ответов. Абсолютная истина, - абсолютная реальность, есть анабиоз во всех смыслах. Безмятежность. – Нирвана.
Анфилады сознания
Как хочется уловить саму суть мира! Как хочется ухватить за хвост эту гидру осознанности! Что бы, наконец, удовлетворить свой жаждущий разум. Чтобы всё вокруг засияло прозрачностью и ясностью. Увидеть сразу, одновременно, всеобъемлюще и всепроникающе. Охватить все лучи умозрения, обнаружить все возможные тропинки познаваемости. Мир, как чистое покрывало, и на нём словно на белой скатерти, все возможные конфигурации и сочетания, все возможные и невозможные откровения, - вся суть его таинственного чрева.
Но как только представляешь себе всё это, (насколько это вообще можно представить), понимаешь, что это больше всего похоже на конец всего, - на конечную станцию мира. Мир открылся полностью, более нет ничего? Нет ни скрытого, ни тайного, ни явного, ни мистического? Не осталось ни одного тёмного уголка, и даже тёмного пятна? - Невозможно, - немыслимо! Это пугает так же, как пугает и завораживает «Великая пустота», в которой уже нет даже бездны! Взрыв мира, и затем полная тишина. - Небытие! Невообразимая тишина! - Тишина, которую невозможно представить даже сверх воспалённым разумом.
Может лучше всё же действительность с её иллюзиями, с её нарушениями и ошибками, с её бесконечным открыванием дверей? Пусть она обманывает нас, пусть, когда мы их открываем, нам только кажется, что мы открываем их вовне, а на самом деле мы открываем собственные калитки, - «калитки собственного разума». И пусть весь этот непознаваемый до конца лабиринт, - не снаружи, но внутри нас, в наших черепных коробках. И открывая новый мир, мы лишь открываем очередную «калитку» в своём разуме. А сказать точнее, в нём, в разуме, вырастает очередная «ганглия воззрения», «ганглия осмысления». Со своими «вкусовыми рецепторами», новыми способностями, порождающими новый мир. И пусть мы, в силу невозможности заглянуть нашему ноумену в себя, абсолютно уверенны, что открыли в уже существующем мире новую его сторону, пусть весь мир, и вся наша жизнь зиждется лишь на иллюзии, но всё же, чужеродность Абсолюта, холодность абсолютной истинны, безжизненность абсолютной реальности, явилось бы для нас, - Адом.
И когда ты осознаешь это, так же глубоко как я, когда для тебя откроется вся истинность мира, тогда в твоём сердце завяжется «ганглия новой веры». Веры в иллюзию, как в нечто единственно божественное. Тогда ты поймёшь, почему мир можно открывать бесконечно. И что в этой бесконечности открывания нет противоречия не потому, что его глубина не досягаема, что эта бездна уходит так глубоко, что дно её недоступно нам, но потому, что этой бездны - не существует. И мы, каждым нашим новым шагом лишь выстраиваем эту глубину, строим собственные известные только нам котлованы, на теле инертной и нейтральной субстанции бытия. Не потому, что мир бесконечен в своих формах, но потому, что в твоей голове «ганглии осознанности» могут вырастать бесконечно. И тем самым всякое бесконечное, - лишь возможное в мире. И мир будет открываться для тебя до тех пор, пока в тебе сохраняется эта способность к разрастанию «ганглий сознания». Ведь это они строят этот новый мир. Это они создают расширение мира в фолиомультофационной прогрессии. Это они главные виновники «действительности», которую ты ощущаешь и осознаёшь, и за реальность которой, готов положить голову.
Это звучит слишком надменно, жёстко, с некоторым апломбом, но это именно так. Он, - Мир, сам не знает, что такого мы ещё откроем в нём. Он пуст и полон одновременно. Вы говорите, что открываете его, и это именно то слово, то понятие, которое вводит вас в заблуждение. Создаётся впечатление, что мир уже существует таким, каким мы его открываем, что он «сам в себе» сложный, либо простой, мы лишь оцениваем его сложность и простоту, мы лишь открываем недоступные нам до этого, двери. Вот - наша великая иллюзия, в своей полной наготе и своей квинтэссенции! На самом деле все тайные комнаты мира, наш разум строит в себе, он создаёт эти тайные комнаты, и сам же открывает их. В нём, и только в нём, в его способностях, гнездится вся тайна мира, - вся эволюция мироздания, все возможные перспективы и бесконечность его открытий.
Повторяю, сам по себе Мир – не прост и не сложен, он - «Нейтрален». И его сложность или простота, зависят только от нашего разума. Ведь только в случае его «нейтральности», на самом деле, возможна бесконечность его открытия. Только в отсутствии «бытия в себе», возможно бытие сейчас и здесь. И бесконечность мира, возможна только в смысле бесконечности его строительства, его выстраивания разумом. Лишь на чистом листе, – возможно всякое. Лишь на нетронутом полотне, возможет всякий пейзаж и всякая перспектива.
Всё то что мы придаём миру, наделяем его способностями, его возможностями, его законами наконец, всё это - нарисованные на чистом листе реалии нашего разумения, спроецированные во вне способности и возможности «ганглий» нашего разумения. - Наброшенное на его «голое бесформенное тело» пальто, скроенное по лекалам нашего разума. - Креативное воплощение его творческого начала. Нечто, сродни чистым гипертрофированным фантазиям нашего разума, но лишённых относительной произвольности этой чистой фантазии. Нечто ограниченное в себе, нечто отчерченное линиями, нечто лишенное свободы. Действительность вообще, это и есть вечность - лишенная свободы.
Все законы физики, химии, биологии, космологии и метафизики, всё это плод нашего разума, не имеющего к абсолютному бытию, почти никакого отношения. Не работа с внешними существующими сами по себе предметами, но именно плод, наполняющееся изнутри и наливающееся цветами яблоко. Наш разум, как ему кажется, создаёт все эти законы на основании открывающихся его взору пейзажей за окном двигающегося по «бескрайней Сибири», поезда. Эти законы всегда соответствуют скорости поезда, и ограничены видами из окна, где горизонт определяет форму и соответствующую полифоничность этих законов. Но дело в том, что этой «бескрайней Сибири мироздания» – не существует.
Вся наша «реальная действительность», выражаясь метафорически, это результат совокупления нашего разума, с самим собой. В нашем разуме с древнейших времён, существуют «разнополые ганглии осознанности». Да простят меня за такой извращённый антропоморфизм. И в результате этого сношения, образуется нечто непохожее ни на «отца», ни на «мать», - нечто новое и единственно возможное, как и единственно существующее в своём роде. Вся наша «реальность» по большому счёту, - «пчелиный улей», некий «детский сад», где постоянно вырастают «дети осознанности». Зачатые от «совокупления, созревших ганглий сознания».
Наша «великая иллюзия», содержащая в себе весь мир действительности, разделяет нашу реальность на «мир в себе», (объект познания), и «ноумен в себе», (субъект познания). И надо сказать, что когда мы обозначаем эти два противостоящих фатума, которые образуют нашу действительную реальность, то придаём им облик существенного, лишь условно. Для того чтобы хоть как-то обозначить их для нашего «субъектарно-объектарного» разума. На самом деле, что наше воззрение само в себе, - есть ничто, что мир в себе, так же – ничто. Но в силу своего противостояния в нашем воображении, они, как противоположно заряженные частицы, при столкновении образуют нечто, - нашу «действительность», со всей её иллюзорной реальностью. Эти два не существующие сами по себе фатума нашего воображения, рожают действительность сущего бытия.
Чем могла бы быть гравитация, в отсутствии антигравитации? - И наоборот. Чем они являются по отдельности, вне своего противостояния? По отдельности каждая из этих стихий, – ничто. Но в сочетании, в противостоянии, они порождают существенное, - материальные объекты действительного мира.
Конечно, крайне сложно осознать такую идущую вразрез всему, гипотезу мироустройства. Некую «зеркальную конструкцию мира», где он - отражение нас, а мы - отражение его, и где сами «зеркала» не обладают в себе никакой существенностью. Ведь мы чувствуем абсолютную «реальность действительности», и давящий своей фатальностью внешний мир. Который, помимо всего прочего, в любую минуту может нас просто проглотить без остатка.
Здесь как нигде важен именно угол зрения. То поле, в котором ты в данный момент мыслишь. Ведь я говорю сейчас о воспринимаемом нами мире. Я говорю, что тот мир, который мы воспринимаем, таков только в нашем разуме, и что его истинная форма, - «нейтральна». Сказать острее, у него нет и быть не может своей независимой ни от какого наблюдателя, не только формы, но и существенности. Своей собственной действительностью, не обладает ни объект, ни субъект в отдельности. Нет своей существенности ни у феномена, ни у ноумена, как только лишь в отношении, в совокуплении, - во взаимодействии, порождающем стремление, то есть саму действительность.
И вот что ещё. Как наше зрение отражает перевёрнутую феноменальную картину мира, а рассудок возвращает всё на место, так и мир нашего опытного мышления, с его перцепциями и апперцепциями на полях собственной перспективной обзорности, в своих оценках действительности, неминуемо переворачивает всё и вся, как на представляемой пространственно-временной линейке бытия, определяющей причинно-следственную картину, так и в политесе отношения объектов познания. И где всё, и вся должно необходимо возвращается на место рационально-аналитическим сознанием, опирающимся на идеальные перспективы созерцания. (Чем, по большому счёту я и занимаюсь ныне). И чем на самом деле должен заниматься всякий, кто, так или иначе, причисляет себя к мыслителям.
Можем ли мы быть уверенны в том, что видим? Можем ли мы быть уверенны в том, что чувствуем? Можем ли мы быть уверенны в истинности нашего умозрения и мышления? Что мы знаем о себе? Как строилось наше тело и наш рассудок? Что является фундаментом в нас, а что настройкой? Что главное, а что второстепенное? Кто на ком сидит, и кто кого создаёт? Кто кем руководит?
В одном случае, мы воспринимаем наш разум, как инструмент воли. Что, условно говоря, наше тело создало разум для выполнения собственных амбиций, собственных желаний и целей. Но если посмотреть с несколько иного угла зрения, то окажется, что это не тело создало разум, но разум, как некая почти мистическая субстанция, окружила себя телом, создала себе глаза, уши, рот, кишечник, руки, ноги и т. д. Для выполнения собственных амбиций, собственных задач, и очень продуктивно пользуется всем этим. Разум окружил себя черепной коробкой, и наделил крепкими мышцами, для собственной защиты. Он наделил себя вкусовыми, эрогенными, и другими зонами. Ведь вы же не станете отрицать, что удовольствие способен получать только он, - ваш разум. Впрочем, как и страдание, так же его прерогатива.
Мы чувствуем, что мир сам в себе – есть. Он лишь осознаётся нами, ощупывается нашим сознанием, мы ползаем по его телу, изучая его. Но на самом деле, это он ползает по телу нашего разумения. Ведь реальность объекта, как и реальность суждения, всегда имманентны, всегда относительны, всегда вне «окончательной истинности». И объект, на который вы смотрите в данную секунду, его форма, его запах, его цвет, формируется в вашем мозге, и сам в себе быть таким, не может. И в этом смысле в мире перевёрнуто всё и вся. Хотите истины? Вы опять хотите истины! Но где же её взять? Как отыскать то, что вы хотите? Истину - истин! Изначальность! Непоколебимость! Увы, в нашем мире ничего подобного просто не существует. Ибо это невозможно по самому бытию, по его архаическим основам.
Бедный разум! Ты опять жаждешь отыскать сам себя! Твои попытки тщетны, тебе не найти себя, как не силься.
Имманентная истинность суждения
В связи со всем выше изложенным, возникает вопрос: Насколько правомерно вообще, противопоставление различных воззренческих систем, по отношению к миру и его истинности? Противопоставление экзистенциального объяснения мира, - объяснению феноменально-действительному, с его непоколебимыми законами физики, химии и математики. Насколько правомерно относить одно из этих направлений к истине, а другое к заблуждению, к метафизической фантазии. Один считает истинным лишь экзистенциальный взгляд на мир, опирающийся на веру в существование сверх миров. Другой абсолютно уверен в действительно-реальном взгляде, опирающемся лишь на рациональные науки, и натурфилософию. Один верит в футуризм, другой в нечто противоположное. И каждый считает только своё видение - истинным, совершенно отвергая иные плоскости воззрения.
Такие оценки и такое противопоставление было бы правомерным, если бы мир был чем-то единым, - чем-то фундаментальным, чем-то истинным в себе, и непоколебимым в своей истинности, а мы бы лишь отражали эту единую для всех, истинность. И всё зависело бы лишь от кривизны зеркала нашего воззрения. Но в том то и дело, что вопрос даже не в кривизне зеркал, но в том, что мира единого для всех, – не существует. У мира самого по себе, нет ни экзистенциальной формы, ни феноменально-действительной. Мир – нейтрален в себе, и потому может отражаться в наших зеркалах, в любых формах, и воплощаться в любых политесах нашей осознанности. Ибо всякая его форма существует только в этом зеркале, и всякое его воплощение, и трактовка, несёт в себе единственность и неповторимость, а значит несравнимость. И поэтому каждая форма воззрения, как бы она не сравнивалась с противными, и как бы не казалась ошибочной, на самом деле будет всегда оставаться самобытной, а значит, в своей сакральной глубине истинной. И, невзирая на непримиримые противоречия различных систем воззрения, каждое из них несёт в себе истинность, в том смысле, что содержит индивидуальную самобытность, и потому не может быть оспорено, лишь, как только условно.
Оценка же истинности или ошибочности, на самом деле исходит не из постулатов и оснований, не из доказательств и очевидностей, как неких умозрительных лекал для всякого утверждения, как это кажется нашему переворачиваемому всё и вся с ног на голову сознанию, но из гармонии, - из выверенной полифонии выложенного и закреплённого в «нотах», воззрения, превращённого тем самым, в непоколебимое утверждение. И вопрос здесь, опять же именно в гармонии. Твоё умозаключение должно быть гармоничным, оно должно петь в унисон с миром, оно должно вызывать резонанс от соприкосновения с уже выложенными и закреплёнными в глубинах разума, формами мироздания. Твой разум должен трепетать от льющейся полифонии нового воззрения. Так, и только так рождаются истины. И так они становятся и закрепляются.
Каждый из противных взглядов, из противных систем воззрения, если она гармонична в идеальном смысле, если её полифония безупречна, то её рано или поздно отнесут к истинным. Даже если она противоречива сама в себе, (скорее, это сыграет в её пользу).
У всякого творческого наблюдателя, - свой мир. И как бы он не отражался, в какой креатив не воплощался, он всегда будет оставаться истинным, ибо всегда будет единственно существующим в своём поле осознанности, в своём неповторимом мире. Ведь каждый, как бы он не думал о мире, он думает только о своём, единственно существующем мире, и его отличие от других взглядов, это отличие от других миров. Ведь он видит свой мир, в своём истинном свете, и это единственно существующая истина. А значит и спор о том, кто смотрит на мир более точно, более правдиво и истинно, экзистенциальный философ, или физик-ядерщик, по меньшей мере, наивен.
Каким бы ни был взгляд мыслителя на мир, он будет истинным, не взирая на то, идёт ли его концепция вразрез общепринятому, или вразрез с уже принятым авторитетом в этой области. Ведь даже Бога, все мы чувствуем по-своему. У каждого из нас он свой, - неповторимый, и, в сакральной своей глубине, не похожий на иных Богов. И здесь, как и всюду, истинность для наших оценок всегда будет основываться только на «музыке слога», на «слаженной полифонии мыслей», в гармонии их внутреннего сочетания, в самом широком смысле слова.
Выверенная и безупречная музыкальность всякого созданного фолианта, к какой области созерцания или познания он бы не относился, - решает его судьбу. Совершенная гармония – не может быть ошибочной. И даже полный на первый взгляд бред, способен превратится в нечто великое, имей он в себе полифонию музыкального звучания. Сколько раз утопические, на первый взгляд, и даже откровенно бредовые в своей сути философемы, обживаясь и гармонизируясь с миром, становились родными, срастаясь с другими взглядами, и приобретая величие, и даже в конце концов, неоспоримую истинность.
Наши оценки, это лишь оценки и не более того. То, что хочет жить, - будет жить, не взирая ни на какие оценки. Нечто возникшее, и способное к гармонизации с уже существующим, займёт необходимо своё место. Такова сила гармонии, для всех без исключения сторон мира действительности.
«Абсолютная истина», как бы вы её не называли, - «вещь в себе», «Бог», или иначе, существует лишь как «маяк», к которому стремятся корабли нашего сознания. Она, конечно же, не досягаема при жизни. Ибо в случае любой возможности её достижения, ассерторической или аподиктической, любой кроме гипотетической, - жизнь исчезла бы сама собой. Ведь её объективное существование - лишь в стремлении, но не как не в достижении. И когда два мыслителя спорят, чей взгляд на мир, чьё воззрение более истинное, это спор двух миров на предмет того, кто из них более имеет право на существование. И каждый, кто высказывается искренне, невзирая ни на какие противоречия – прав! Ведь это мир, созданный его разумом. И положение, что другой мир идёт вразрез, совершенно не должен трогать его. Ведь этот аргумент не имеет никакого значения для его мира. Ибо самым правым, и самым истинным будет только твой мир. Другой мир, будет истинным только для того, кто его создаёт. Это не так просто осознать, но кто осознал, многое открыл для себя. Для него все споры приобрели иное значение. Ведь спорить по поводу одного, общего мира, и спорить по поводу разных миров, - не одно и то же.
Наша вера, наша убеждённость в то, что мы существуем в общем для всех и вся мире, исходит в первую очередь из того положения, что все наши миры, так или иначе касаются своими «сферами». Одни больше, другие меньше, создавая тем самым, «общие сектора воззрения», сцепляясь в некие метафизические сети, образуя мультофационную картину мироздания. В силу этого касания, наложения и сцепления в нашем разуме образуется некий общий мир, который и порождает эту уверенность и убеждённость. И это в какой-то степени правомерно, ибо закономерно, но только с точки зрения фолиомультофационного симбиоза миров. Ведь у нас всегда есть «общий сектор мировоззрения», а значит, есть общий мир. И пусть какая-то часть нашей «сферы мировоззрения» всегда сугубо индивидуальна, всегда вне наложения, вне всякой общности, но всё же, в части архаических сплетённых временем в косу и сросшихся воззрений наши взгляды должны по необходимости совпадать, и они совпадают соразмерно с наложением этих общих секторов мировоззрения. Но дело всё в том, что в своей оценке имманентных состояний нашего разумения, мы склонны придавать им слишком широкое влияние, в силу разумного инфантилизма и глобального максимализма нашего сознания. И мы, в большинстве своём, не можем смотреть на вещи с широко открытыми и с глубоко смотрящими напряжёнными глазами. И потому не в состоянии отличать не только «секторов», но и даже собственных «сфер мировоззрения». Мы отворачиваемся от мира, как только начинаем испытывать хоть малейшее неудобство. Я уж не говорю о боли, которую может причинять нам глубина, - настоящая глубина! Нашему разумению гораздо проще запрыгнуть на уже разогнавшуюся телегу, нежели самому разгонять её. Помимо того, инерция, присущая не только телам физического мира, но и «мыслительным шарам ноуменального», оказывает своё влияние на всё, что мы мыслим и осознаём. И то, что в действительности является нашим «общим миром», мы с лёгкостью распространяем на всё без исключения, придавая этой иллюзии полную истинность, законченность и неоспоримость.
Мир, созданный нашим разумом, и «мир в себе», вот то экзальтированное противопоставление, которое вызывает у нас такое затруднение. Существование мира независимого, не только от нашего разума, но и независимого ни от какого «наблюдателя», - вот тот камень преткновения, цель нашего разума в поиске «Бога действительности». И самое интересное то, что наш разум, осознавая, что эта «морковка буриданова осла» никогда не будет им достигнута, всё же постоянно ищет пути к ней. И весь фокус в том, что мы стремимся найти сущность там, где её нет и быть не может. И в своём стремлении пощупать «мир в себе», в очередной раз обманываем свой истерзанный разум. Априори, мы точно знаем, - он существует, он должен существовать! Но как только мы приближаемся к границам «сущего», мы натыкаемся лишь на «пустоту». Наш разум может жить только в одном мире, он может мыслить только данными ему категориями, и, выходя за пределы, перестаёт воспринимать действительность. Он задыхается в отсутствии начало-конечных парадигм времени и пространства. Он всегда будет строить свой собственный мир вокруг себя, исходя только из собственных возможностей.
Мир вокруг нас, мир нашего социума меняется благодаря научно – техническому прогрессу. Это наш «рефлексивный разум», со своими бесчисленными «ганглиями» строит его, адекватно собственному развитию. Исходя из эволюции рационально-аналитического разума. То есть последовательного прогрессивного усложнения «закрепившихся ганглий осознанности», вырастающих на этом поле новых «ганглий», и созревания на этих «новых ганглиях» «зародышей-сегментов». - Так строился, и так строится весь наш «феноменальный мир действительности». Он усложняется, расширяется и утончается, с усложнением, расширением и утончением нашего разума. И его усложняющиеся «ганглии», на самом деле не ощупывают уже существующее, - но создают его. Всякий феномен, есть – воплощённый и олицетворённый ноумен. До нашего разума, мир не имел не только этой формы, он вообще не имел никакой формы. И даже существенности не имел никакой. Хотя последнее, крайне сложно осмыслить и понять.
При всём наличии в нашем разуме тёмных углов в нём нет оборотной стороны, он не может судить с точки зрения «антимира». И поэтому, по большому счёту, он навсегда останется глубоко субъективным и архаически ноуменальным, в самом широком смысле слова. Ведь его «истинная объективность» - за рамками нашего умозрения. Ни в одном объекте «феноменального мира», мы не найдём ничего, что было бы не нашим порождением, - не продуцированием нашего разума.
В этом свете мне вспоминается один спор двух величайших умов современности. - Нильса Бора, и Альберта Эйнштейна, по поводу природы вообще. Бор - утверждал, что природа, пока мы её не открыли, пока мы её не познали, пока мы не взглянули на неё, - сама не знает, что она собой представляет, какую сторону она занимает, и какую существенность несёт. На известном опыте разделённого фотона. Где одна из половинок, всегда будет «положительной», вторая - «отрицательной». Но до тех пор, пока мы не определили принадлежность одной, вторая сама не знает, какой заряд она несёт. И если мы определили одну из половинок как «отрицательная», вторая тут же становится «положительной», не зависимо от того, какую собственно из них мы взялись определять. Так вот Бор считал, что не только мы, как оценочные наблюдатели, но и сама природа не знает, какая из половинок будет «положительной», а какая «отрицательной». На что Эйнштейн отвечал, цитирую: Природа - не играет в орлянку! То есть Эйнштейн считал, что природа всё же фундаментальна в сути своей, и до всякого опыта, уже имеет в себе - «определённое существенное». И этот спор самым наглядным образом иллюстрирует всю суть определённости и нейтральности мироздания. Здесь, с моей точки зрения таится вся антропоморфная антиномия воззрений, как и оценок истинного и ошибочного, во всяких трактовках и познавательных апперцепциях и дефинициях нашего воззрения, относительно глубинных основ мира.
По моему глубокому убеждению, всю динамику мира, всю его формативность, и всю его существенность, определяет только наше разумение. Ведь если я правильно понял Бора, определённая заряженность половинок фотона, это по сути своей, прерогатива не природы, как таковой, а нашего разума. Не она, не природа награждает знаком эти половинки, но наш разум, стремящийся к определённости. Выстраивая параллель, можно с полной уверенностью утверждать, что не природа сама по себе несёт свою форму, свою архаическую определённость, но наш разум, оценивая, создавая эту оценку, придаёт ей определённые свойства, формы и качества.
Существует ли «мир сам в себе»? Возможно, - скажет глубокий мыслитель. Но эту «определённость», в самом широком смысле слова, ему придаёт наш разум. Сам мир этого делать не может, ему этого не дано. Природа не знает, какова она на самом деле. Человек, с его разумением определяя границы всякого феномена, набрасывает свои лекала на его динамику, и выстраивает не существующие сами по себе в мире, отношения. Разум, и только разум определяет форму мира, все его динамические свойства, и целокупную сущностную агрегативность в рамках и критериях собственных возможностей. И мыслитель, вышедший в своём разумении за пределы всякой возможной глубины, скажет: Только разум порождает природу, порождает явление и всякую существенность. «Мир – сам в себе» - существовать просто не может. Ибо это означало бы его конец, а значит, противоречило бы его существованию. Повторяю, наш разум, - не открывает уже существующее, а именно порождает его.
Здесь таится глубочайшая пропасть и нескончаемый лабиринт. И в тоже время нет никакого лабиринта и никакой пропасти. Тот, кто осознает во всей своей фатальности насколько всё в нашем сознании перевёрнуто, насколько на самом деле всё изнутри, а не снаружи, тот поймёт, что для мира, не только в его формативности, но и в его существенности так же, - нет ничего незыблемого. Нет ничего, что, в конце концов, не оказалось бы меняющейся декорацией, - «олицетворённой иллюзией бытия».
Кто-нибудь, наверняка скажет; О чём это он? Какая разница, создаёт ли человек своим разумом мир действительности, или открывает уже существующий? Ведь с точки зрения «бытия реальности» это не имеет никакого значения. И нет никакой разницы, смотришь ли ты в существующий сам по себе мир, или он выстраивается в твоём сознании. Какая, чёрт возьми, разница?!
На что я ответил бы следующим образом. Зачем Копернику было противостоять устоявшейся очевидности, и доказывать, что не звёзды вращаются вокруг нашей планеты, но планета крутится, создавая впечатление двигающихся по небосклону звёзд. Зачем ему, и подобным, была необходима правда? Ведь если нет никакой разницы между тобой, как личностью, и отражением тебя в зеркале, если нет никакой разницы смотришь ли ты в пропасть, или пропасть смотрит в твои глаза, и если нет никакой разницы между обманом зрения и действительностью, ложью и правдой, - то незачем собственно жить и стремится, желать и грезить, мечтать и любить….
В глубине своей разум осознаёт, что существуй «истинность», как таковая, она должна была бы иметь свою полную законченность, некую фундаментальность и незыблемость. - Двери, за которыми уже нет никакого основания, никакой обоснованности, за которой уже нет «причины», как таковой. – Безусловность, в своём Абсолюте. И в тоже время он понимает, что существуй такая «безусловность», и что на свете могло бы давать пищи для веры, что бы давало мотив для всякого стремления нашего разума? И здесь как некий противовес всему фатально недостижимому, выступает то наше неистребимое и бесконечное стремление и верование, то наше обманчивое, но такое необходимое убеждение, что в самых отчаянных попытках мы всё же способны найти законченную истинную философскую доктрину, которая обозначит и объяснит всю полноту мироздания, соединит воедино всю палитру миропорядка. - Доктрину, которую уже никогда нельзя будет опровергнуть. И пусть здесь мы питаем те же иллюзии, которые питают желающие достигнуть, в чём бы то ни было своей окончательности, - своей «нирваны», но всё же иного нам не дано.
Наше мудрствование, это некая игра с постоянным изменением правил. Ведь каждый, кто вступает в эту игру, привносит в неё свои маленькие особенности, свои правила. Наши точные науки, такие как: Физика, Химия, Математика, и т. д. отличаются от философских направлений сознания тем, что они опираются на «фундаментально-очевидное». - На то, что может быть подтверждено и доказано. Но доказанное, как известно, - это простое, и оно не заслуживает внимания той части нашего разума, которая мыслит совершенно другими категориями. А точнее сказать мыслит вообще вне каких-либо категорий. - «Идеальное воззрение». И тот мир, который нам предлагают точные науки, мир «действительной рационально-аналитической реальности», при всей своей неопровержимой достоверности и предсказуемости, ещё не убеждает наш «идеальный разум» в том, что этот мир единственно истинный, и что критерии, которыми апеллируют точные науки, единственно достоверные. Ведь эти науки властвуют лишь на своих, захваченных ими наделах. И им не подвластны те области мироздания, на которых существует всё идеальное.
Философию вообще нельзя отнести к науке, ибо она уходит за пределы всего научного, за его поля и категории, за его способы познания. В чистой философии, как продукте «чисто идеального», нет догматизма, этого основания всякой научности. А значит, не может быть «ошибочного». Ибо она, есть суть воззрение. А воззрение не бывает «ошибочным» или «правильным». Философ видит так, как видит, и ему по большому счёту должно быть всё равно, как видит другой. Он тот же художник, но лишь в своём поле творческого креатива. А для художника общий для всех достоверный критерий взглядов, - это Нонсенс. – Абсурд! Настоящий художник не должен опираться ни на какие общие, признанные и закреплённые критерии и законы, - ни на какие авторитеты.
Выражение
Да. Крайне сложно выразить свою мысль, своё «идеальное воззрение» с помощью инструментов лингвистики, - в образах, по сути, «рационально-аналитического политеса». Но удайся мне это, и «идеальная мысль» перестала бы существовать в своей форме, она тут же приобрела бы форму «рационально-аналитического», и тем самым стала бы простой вещью.
По большому счёту, «мысль идеальная» живёт только между строчек, между выкладываемыми на бумагу параболами осмысленности. Ведь всё, что удаётся разложить нашим «рационально-аналитическим разумом», всё становится простым, и по большому счёту мёртвым. Подчас даже возникает чувство, что в этом состоит вся сущность рационально-аналитического разумения. Что вся его глобальная задача сходится к упрощению всего, что попадает в его жернова, к умерщвлению внешней природы бытия. Ему необходима ясность, - его ясность. С помощью своих «ферментов», он всё превращает в доступную для собственного усвоения, пищу. Перемалывая, разлагая на ингредиенты, и выявляя совместимость этих ингредиентов.
Другое дело, в силу того, что мы не в состоянии по-настоящему усвоить и переварить все, что порождает наше «идеальное мышление», мы не знаем его так, как знаем всё то, что продуцирует и предлагает «рационально-аналитическое». Наше «идеальное мышление» по отношению к «рационально-аналитическому», находится в таком же отношении, в каком находится «мир в себе», - к «явлению». «Идеальное мышление» относится к «рационально-аналитическому» так, как фатум относится к меняющейся действительности, как «вещь в себе» - к своей форме. У каждого из них свой ареал существования, своё поле деятельности и своя форма этой деятельности. Но дело всё в том, что мы почти всегда не в состоянии достаточно достоверно отделить одно от другого. В нашем разуме всё смешивается, и по большому счёту, не поддаётся никакому анализу. И именно потому истинно идеальное, живёт всегда между строк.
Моря созерцания
Поля воззрения и дороги осознанности
Хотите ли вы знать много, или знать глубоко? Знаете ли вы, чего вы на самом деле хотите? Ведь наш разум так устроен, что он не может знать одновременно и много, и достаточно глубоко. Ведь на самом деле каждый уход нашего разумения на глубину, всё больше отдаляет нас от возможности знать многое. А узнавание многого, лишает нас возможности глубины. Необходимо чётко осознавать, чего на самом деле вы хотите? Чего, в своём сакральном основании хочет ваш разум. Накапливать ли знания, превращаясь потихоньку в ходячую энциклопедию, когда на любой хронологический, исторический, лингвистический, технический, или рационально-аналитический вопрос, непременно следует ответ. Или он хочешь проникать как можно глубже в суть мироздания, расширяя и углубляя своё «идеальное знание», своё «эксплицитное воззрение».
Ведь если смотреть на всё это практически, то и у того, и у другого, для полезности практической жизни, есть свои недостатки, и свои достоинства. В одной жизненной ситуации необходимо первое, ибо, ничто так не помогает, как знание истории. Ведь любая ситуация, где-то и когда-то уже случалась. Но бывают ситуации, когда без глубины «идеального», разобраться и сделать правильный вывод - невозможно. Все осознают великое могущество интуиции, этой «великой дочери от брака идеального и рационального».
Придерживаясь первого принципа развития своего разума, ваша жизнь, скорее всего, будет ровной, плоской, безмятежной, и со временем, будет становиться всё более поверхностной. И в силу этого, скорее всего, более счастливой. Ведь ей будут чужды огонь и холод, присущие глубине. В ней, постепенно всё найдёт своё место, всё упорядочится и упростится. Из неё, сами собой исключатся как резкие головокружительные подъёмы, так и болезненные мучительные спады. Но если ваш разум жаждет глубины, самой сути вещей возможной для вашего разума, жаждет истины, - тогда будьте готовы как к великой восторженности, так и к великой депрессии, как к великому наслаждению, так к величайшему страданию, как к великой радости, так и к великой скорби, как к великой ясности, так и великой темноте, как к великой жаре, так и к великому холоду, где замерзает даже огонь!
Хочешь ли ты, чтобы «шхуну твоего воззрения» болтало в штормах мира? Или хочешь тихой размеренной воды, медленного течения широкой реки, где твою шхуну будет медленно нести к неизбежному водопаду? Ты должен точно знать, чего ты хочешь. Ответственно выбирать приоритеты – вот задача, не из лёгких! Но делать это необходимо, иначе «шхуна твоего воззрения», попадёт не в те воды, в чуждую стихию. И тогда её ожидает, либо смертельная скука, либо смертельное давление глубины, где её раздавит словно щепку.
Нам почти не известны наши истинные желания, они проявляются в бессознательном. Но наш «рационально – аналитический разум», всё превращает в «собственное блюдо», и кормит этим весь наш многогранный мозг. Он набрасывает свою сеть на всё, что исходит из глубины. И те стремления, те импульсы «идеального», проходя через фильтр «рационально-аналитического» становятся «осознанными», и тем самым теряют свою истинность, первородность, свою естественность.
Приходилось ли вам встречать человека, чей ум был глубок и остр, но чья грамотность оставляла желать лучшего? И вы понимали, что прочитай он хоть пару десятков книг, и он смог бы свой ум превратить в некую форму, которая стала бы восхищать всех! Грамотность не даёт ума, но позволяет превращать то, что уже есть, в близкое нам, нашей обыденности, формирование. Ведь наш по природе своей «формативный рационально-аналитический разум», и воспринимает только «формативное». Для него ум вообще, - нечто идеальное, это что-то не сущее, что-то не доступное, потустороннее. – «Вещь в себе». Нашему «рационально-аналитическому разуму» необходима форма, – нечто существующее для него. И в этом, как нигде проявляется противостояние «идеального» и «рационального», как воплощения противостояния «имманентного знания интеллекта» и «грамотности поверхностного анализа». Как и противостояние «эксплицитного и «имплицитного» знания. И, в конце концов, как воплощение и олицетворение противостояния «мира в себе» и «явления».
Разногласия
Хотите ли вы знать причину наших архаических разногласий, истинную причину конфликтов? Почему мы не понимаем друг друга и готовы отстаивать свою точку зрения, даже если это грозит нам гибелью? В чём истинная причина этого явления, которое с точки зрения разумности «рационального разума», является безумием, и возможно ли примирение?
Природа, олицетворяясь в нашем разуме в виде разветвлённого во все стороны «тела», всегда преподносила, и будет преподносить впредь новые сюрпризы. Как я отмечал, мы, люди, - раздвоены внутри себя, как физически, так метафизически и трансцендентально. Дуализм нашего мироощущения и миро познания, делит наш мир на два противоположных фронта, на два полюса, какую область познания не возьми. Наше внутреннее восприятие содержит в себе две плоскости и соответственно, олицетворяет собой два противно направленных «зеркала». И отражаясь в этих «зеркалах», внешний мир неминуемо расщепляется на две части.
В социальной плоскости, этот дуализм воплощается в различные противостоящие формы воззрения. Одна часть, – это «мир воззрения человека - индивидуума». Вторая, – мир «воззрения клана». И невозможность примирения здесь заключается, прежде всего, в том, что носителем обоих «миров», является наш разум. В нём одновременно сосуществуют две разные плоскости, каждая из которых имеет соответственно свои интересы, которые неминуемо идут вразрез с интересами оппонента. «Воззрение клана» с его интересами, всегда находится в конфронтации с воззрениями и интересами каждой отдельной своей «составляющей». Из этих воззрений и интересов вытекают соответствующие образы осмысления со своими истинами, а следом и соответствующие стремления, и цели.
Тот мир, который существует для всех нас, является миром «мультофационной ганглии общего грубого обозрения». Эта «ганглия» является генератором некоего общего разумения, который создаёт всю нашу целокупную действительность. И мы собственно, называем это произведение нашим миром. И это именно то, что создаёт в нас, в отдельных особях, подсознательное верование, что мы приходим в этот «уже существующий мир», и, что он будет существовать и без нас. Эта уверенность вытекает из того, что мы подсознательно знаем, и знаем наверняка, что после нашего ухода, мир останется. Он будет существовать в той же форме, нисколько не изменившись. Но дело в том, что мы почти никогда не осознаём, что он будет существовать до тех пор, пока существуют люди с их воззрениями, - носители этого мира. Пока существует хоть один наблюдатель нашего рода, мир будет сохраняться в том виде, в котором он предстал когда-то и пред нашим взором. С исчезновением последнего «наблюдателя», исчезнет и сам мир. Ибо мир, - есть лишь проекция наблюдателя.
И так. Интересы индивидуума, и интересы клана всегда идут вразрез друг другу в силу различности их воззрений, разно плановости и различной объёмности их миров, в которых всякие перспективы определяются, прежде всего, интересами. Миров, создаваемых каждой «единицей», обладающей своим неповторимым воззрением, своим полем индивидуального созерцания. И это естественно, ведь совершенно нелепо требовать от «организма», чтобы он отстаивал интересы чужого мира. И, хоть мы и живём одновременно в обоих этих мирах, но каждая часть нашего разума, отстаивает интересы подотчетной ему стороны. И в этом смысле, каждый человек, воплощает в себе как интересы человечества вообще, так и личности в частности. Эта «двойственность миров», в которой мы существуем, и определяет всё наше поведение в социуме.
Колебания «маятника нашей осознанности», периодически меняет «ганглии» приоритета своего воззрения, почти не зависимо от обобщённого осмысления. Мотивы, идущие из разных воззрений, из «разных миров», сталкиваются в нас словно на поле битвы, вздымая волны и поднимая пену. «Флюиды нашего мироощущения», идут одновременно в оба этих мира, но мы никогда точно не можем сказать, каким флюидом спровоцирован тот, или иной мотив, какая «ганглия» нашего разумения будет иметь подавляющее преимущественное доминирование, для общей сферы осмысленности. Поэтому наше поведение так непредсказуемо.
Дело ещё и в том, что не только в нас, в нашем «индивидуальном разуме» содержится этот фокус мировоззрения, но и у всякого «человеческого клана», как у организма, обладающего своим целокупным воззрением, своим фокусом, существует эта раздвоенность. Будь-то «клан отдельного общества», входящего в более широкий «клан человечества», или «клан человечества» входящего в ещё более широкий «клан земной фауны». Либо «клан земной фауны» входящий в «клан биосферы» и т. д. На этом пути мы, в конце концов подойдём к мироощущению вселенной, и самой природы, как некоего «общего клана всего живущего», создающего свой мир и пребывающего в нём. И этот «клан природы» мыслит, как всякий клан, соответственно своему обобщённому клановому сознанию, и имеет соответствующие цели.
И каждый из более мелких «индивидуумов», «кланов» и «систем», несёт в себе как собственное, ни с чем несравнимое мироощущение, так и мироощущение самой природы, как некоего «мира вообще». Ведь, хоть мир и дробится на «кланы», каждый из которых со своим мироощущением, своим разумением и целями, но всё же, все мы, да и всё, что может только существовать, является составляющим одного «единого клана», называемого нами, – «Вселенная». И то, что мы называем «идеальным осмыслением», является воплощённым в нас разумением этой «Вселенной». Здесь так же притаился очередной бог.
Но даже «Вселенная», по всем признакам, так же должна быть составляющей ещё более «могущественного клана», по всеобщему закону прогресса и регресса нашего осмысления внешнего мира, не имеющих как конечной точки основательности, так и окончательной обобщённости. И хотя, все «кланы» входят как составляющие в один, и их «миры» имеют общую «функциональную действительность», всё же, они имеют между собой огромные пропасти. Некие «несоприкасающиеся сектора», - индивидуальные для каждой «единицы» сферы осознанности.
И в этом, общем для всего и вся, противоречии, проявляется тот главенствующий принцип сущего – «принцип общности и индивидуализации». Принцип, который своим незримым основанием обеспечивает существование всего, что мы можем причислить к «действительно материальному».
Противоречие – без которого не было бы ничего, и даже самой материи. «Общность и обособленность», порождённые нашим разумом, и имеющие своими основаниями непримиримые монады бытия, обозначаемые нами как «силы гравитации» и «антигравитации», «силы центростремительные» и «центробежные» как в физическом, так и в метафизическом смысле, как два непримиримых врага, в своём синтезе – создающих всё действительно реальное, всё сущностное. Весь наш мир обязан своим существованием именно этому принципу. - Общему синтезу непримиримых противоречий.
Далее. Что характерно, динамика и полюсность этого противоречия, меняется в зависимости от состояния субстанции, и образующегося в ней угла зрения. Что это значит? В каждом «клане» с ростом его численности, неминуемо образуются более мелкие «кланы». Мир действительности непрерывно как дробится, так и объединяется. Наиболее наглядно, (ибо наиболее близко нам), это прослеживается на примере «человеческого клана», так называемого социума. В нём постоянно образуются и распадаются группы, у каждой из которых на время объединения формируется своё отличительное общее мировоззрение. Оно складывается из отдельных воззрений, попадающих в котёл со сложившимся «внутренним метаболизмом», так называемый «бульон», над которым условно говоря, образуется «пар» с определённой консистенцией, кислотностью и плотностью. И этот «пар», постепенно воплощается в некое «гармоничное облако», несущее в себе некий обобщённый целокупный принцип, определяющий мировоззрение этой группы. То есть формируется некая общая полифония мировоззрения, называемая «Идеей». И с всё более утончающейся внутренней гармонизацией, такая группа всё более увеличивает своё влияние, как на каждую свою составляющую, так и на «окружающую атмосферу». Предрасположенные умы, попадающие в ореол этого облака, заворожённые его гармонией, настраиваются на эту полифонию и становятся «составляющими клана». Так образуются как политические конгломераты, так и всякие общественные.
Этот, так называемый «бульон» изначально складывается из различных интересов. На почве интересов, вытекающих из религиозных, этнических, географических принадлежностей, составляющих первоначальное ядро «клана». Образуется некий организм, с определённым мировоззрением, в котором глубоко инстинктивные связи отдельных разумов, принадлежащих этому «клану», воплощаются в некое общее сложное разумение. Так, миллиарды отдельных нейронов в нашей голове благодаря связям образуют целокупное разумение нашего разума, складывающееся из простых, сложных, и сверхсложных алгоритмов. Наше сознание, как отдельное целокупное мировоззрение, складывается из связанных с помощью синоптических связей в единый «клан» нейронов мозга. Общее разумение всякого «клана» социума, имеет туже причину. Глубоко инстинктивная связь, между отдельными составляющими всякого «клана», воплощается в общее мировоззрение. Так возникает общая Идея. - Всякая Идея, как политического общественного толка, так и феноменально-эмпирического, метафизического и трансцендентального.
Всё это происходит естественным образом, и причины лежат глубоко внутри нашей внутренней организации, на уровне клеточных ядер, в областях нано мира. «Родственное» по излучаемой волне, притягивается друг, к другу формируя «единицу» более выживаемого потенциала, - «единицу» с единой настроенной обобщённой внутренней волной мировосприятия.
Возникновение «кланов» и их общего мировоззрения имеет аналогичную для всех систем последовательную причинность. Всякий «клан» есть воплощённая метафора нашего разума. Ведь как образуются в нашем разуме идеи. Нейроны мозга с родственной частотой (условно говоря), соединяются в сложный алгоритм, образуя некую систему, производящую «пар над котлом», как нечто ещё более тонкое, метафизическое, – «субстанцию», бытие которой обусловлено трансцендентальными сферами этого бытия. - То, что мы называем - мыслью. Далее. Сложившиеся алгоритмы с родственной частотой и близкой полифонией гармоничного звучания, соединяются в симфонию, воплощаясь тем самым, в то, что мы называем - Идеей. Далее. Идеи в свою очередь, находя линии соприкосновения в «родственной среде», находя стороны фоно созвучия и тем самым объединяясь, выкладываются, словно в мозаике, образуя философему, отражающую картину мира, то есть одну из её возможных сторон. И феноменальная картина мира, вся наша действительная реальность, выкладывается в той же динамической последовательности. Ведь она – отражение разума.
И всякая война между «кланами социума», с удивительной точностью и последовательностью повторяет непримиримые баталии внутри отдельного разума, на полях его сознания, где различные «кланы-ганглии», олицетворённые в различные убеждения, сталкиваются в жестокой непримиримой битве, за владение общим разумением, и властью над нашим общим сознанием. А следом и приведением всего мира, к своей воле.
Человек как личность имеет мир, который в определённом смысле не похож на мир соседа, хоть они и являются представителями одного «клана». Ведь личность, это уже другой «клан». «Мультофация клановых сознаний», для которых существуют лишь общие пересекающиеся и налагающиеся сектора.
И здесь так же с фатальной необходимостью вступает в силу вопрос «тонкости» и «грубости» присущих нам в обоюдном соотношении, миров. И при всей своей единой для всех структуризации мироздания, при всём кажущемся едином пространстве и времени, при всей кажущихся единых правилах жизни, (на относительно грубом уровне), наши миры абсолютно различны и индивидуальны на своих «тонких уровнях». И это подтверждается самой этой жизнью. Наше непонимание друг друга, непримиримость в оценках, таиться в этой различности миров. Все наши противоречия как раз исходят из того, что у нас нет одного общего для всех и вся, - «единого тонкого мира».
Совпадение же наших оценок, исходит из единой природы наших корней, из природы нашего «грубого начала», из принадлежности нас к одному общему «клану», воплощающуюся в совпадения воззрений на «грубых уровнях нашего сознания». Подчёркиваю, не наши взгляды на единый мир различны, (что подразумевает возможность прийти к единому углу зрения), но миры, как таковые, - различны, что исключает всякую возможность прийти к согласию. Ибо слить их в единый котёл – невозможно! Вот почему мы, - никогда не договоримся. В противном случае нарушился бы главный дуалистический принцип сущего, - «общности и индивидуальности», и осталась бы только «общность». И мир, как таковой, исчез бы превратившись в «ничто».
Мир соседа на тонких уровнях не доступен нам, между нами - пропасть, через которую невозможно перекинуть мост. Мы понимаем друг друга только теми частями нашего разума, только теми «ганглиями фолиомультофационного разумения», только теми «секторами мировоззрения», которые принадлежат «общечеловеческому разуму», - разуму «глобального чудовища-человечества».
Иллюзия того, что каждый из нас приходит в этот, уже созданный кем-то мир правомерно лишь с той точки зрения, что он был создан до тебя, - «кланом человечества», неким «глобальным чудовищем твоего рода». И мы, являясь клеточками этого «чудовища», сменяя друг друга, сохраняем его «тело», и тем самым сохраняем общий для него, и для всех нас, мир.
Наше «общечеловеческое мировоззрение», а в чём-то даже «общебиологическое», в своих оценках феноменального мира не расходится кардинально. Каждый представитель оценивает внешний мир примерно одинаково. Зелёные листья, реку, море, солнце и т. д. Но разум личности тонких умозрений чувствует и видит свой, неповторимый и недоступный другим, мир. Он видит своё собственное отражение, никогда и никем не повторяемое. И этот мир, мир индивидуума, никогда и никем не будет понят и осмыслен. Он, появившись, - исчезнет! - Никем неосознанный, никем не понятый, и никем не чувствуемый, кроме своего носителя. Подобно искорке, в безграничной пустоте, сверкнёт и погаснет, растворившись в безмолвии без следа.
Теория заблуждений
В чём истинная причина заблуждений? Какова их природа? Являются ли они патологией мышления, или это естественный природный процесс, воспринимаемый нами как всегда, искажённо, в силу нашей общей заинтересованности. Что на самом деле заключается в этом ёмком понятии? На мой взгляд, (а он не нов), заблуждения как явления, имеют глубоко психологическую основу. И в силу многогранности понятия заблуждения, его многоплановости и невозможности охватить одновременно все его грани, я буду исходить из общих принципов, редко вдаваясь в частности, и коснусь лишь одной из сторон заблуждения, которая наиболее мне интересна. И в силу этого, конечно многое упущу, но зато выиграю в глубине.
Как я отмечал выше причина противостояния всего, и вся в этом мире, кроется, прежде всего, в двойственности нас, в антагонистическом дуализме нашего разума, и как следствие, антагонистического дуализма отражаемого мира. Ведь, какую бы вещь в мире мы не брали, на какой объект не устремляли свой заострённый взгляд, он необходимо становится проблемой, раздваиваясь, и противопоставляясь внутри себя.
Наш разум двойственен, как физически, так метафизически и трансцендентально. Его деление имеет естественную сакральную природную основу. Ведь по сути всё, что существует в этом мире, существует только благодаря этой двойственности, благодаря постоянному внутреннему конфликту, который только и возможен, при условии раздвоения. Далее я буду упрощать, и где-то утрировать. Ибо в противном случае, в силу сложности предмета, понять что-либо будет крайне затруднительно, здесь необходимо чувствовать.
Так вот наш разум, как «дитя природы» раздвоен трансцендентно на две части, каждая из которых, существует и мыслит в своём отличном поле. Условно говоря, одна «половина»,- «рационально-аналитическая», живёт и разумеет в рамках логики и целесообразности, судит с точки зрения толка вообще, в реально-практическом мире. Другая, - «идеалистическая», по определению не приемлет никакого толка, и никакой полезности, в смысле рационального осмысления. Её целесообразность – заканчивается самим мышлением. Если для «рационально-аналитического разума» необходим результат, некая ощущаемая польза, то для «идеалистического» главной пользой полагается само размышление, выход за пределы практико-реальных интересов и приближение к константам бытия. Оно существует там, где какая-либо бытовая практическая польза, - пошла, и совершенно не интересна. Для «идеалистического», - все что делается, ради какой бы то ни было пользы, считается низменным, не заслуживающим внимания. Ибо та высота, в которой оно царствует, презирает всякую целесообразность, всякую бытовую пользу. Оно уже не желает служить никому, и ничему, кроме самого познания и истинны.
Так вот в чём собственно, основная причина заблуждений, возникающих в трансцендентальном опыте познания мира. Дело в том, что в нашем разуме, все воззрения перемешаны, словно подразделения противоборствующих армий на поле боя. Когда идёт война, то на поле боя невозможно определить и отделить роты, взводы и подразделения. И только форма и различительные знаки отдельных солдат, мозаично мелькают в разноцветном хаосе баталии. Мы, как правило, мыслим одновременно обоими «половинками», и не в силах разделять наше мировоззрение чётко по двум сторонам. Мы никогда точно не знаем, чем в данную секунду руководствуется в большей степени наш разум, «идеалистическими» ли мотивами, или «рациональными». За исключением тех случаев, когда это абсолютно явно и чётко просматривается. Но и в этом случае «арбитр» нашего разума не может точно утверждать, правильно ли вообще мы поступаем, и правильно ли думаем. И здесь необходимо возникает напряжение, которое и определяет все последующие оценки.
Наш контроль, над своим разумом и своим поведением, – только очередная иллюзия. Нам кажется, что наше мышление свободно, что оно, - в высшей степени произвольно. Но на самом деле ни о какой произвольности, даже на физическом уровне, говорить не приходится. В этой связи мне вспоминается одна фантастическая повесть, называемая «Голова профессора Доуэля». Где коллега этого профессора, после его смерти, поместил голову на стол, и подключил к ней питание. И регулируя это питание, заставлял её мыслить. Так вот, наша голова и работа нашего разума, при всей кажущейся доминанте и произвольности, относительно всего организма, полностью зависит от общего состояния тела. От подачи в неё питания, от характера этого питания, от давления крови, кислорода, и ещё многих и многих факторов. Тело управляет нашим разумом в той же степени, в какой разум управляет телом. И то, что мы придаём нашему разумению, полную абстрагированность и самостоятельность, независимость от нашего тела, и всех обстоятельств метаболизма, говорит лишь о том, что мы совершенно не способны видеть истинную картину. Произвольность нашего мышления, такая же иллюзия, как произвольность молнии в грозу. Её возникновение, и её форма, абсолютно зависимо от всех обстоятельств не только внутреннего напряжения облака, но и окружающей атмосферы, так же, как наше мышление зависит от химического фона нашей крови, её целокупных динамических критериев, и целого ряда внешних сопряжений. И здесь, как и во всяком взаимодействии, существует взаимозависимость, некая обратная связь. Молния, пройдя по небосклону, меняет атмосферный фон, превращая воздух в озон. И наша мысль, пройдя по горизонту нашего сознания, меняет общий химический метаболизм в нашем теле, как и астральный фон внешней среды. Так образуется стойкое впечатление доминанты нашей мысли, - его абсолютного руководства. Но ведь это ещё не говорит о полной произвольности самого нашего мышления. Его произвольность заключается не в самой произвольности, но в недостатке дисциплины. Отсутствие чёткой дисциплины нашего сознания, провоцирует все недоразумения и заблуждения. Когда наше мышление в своей доминирующей динамике следует дорогой рациональной аналитики и «целесообразности», оно нередко перепрыгивает на рельсы «идеального мышления», и возникающее в этот момент несоответствие «векторов рассуждения», вызывает чувство дисбаланса, и определяется «арбитром нашего разума», как заблуждение. Смешиваемость «целесообразности рационального», и «заоблачной бесцельности идеального» в один поток приводит к тому, что «арбитр» нашего разума сам начинает заблуждаться и как следствие, возникает неуверенность в общем взгляде и воззрении.
Наша убеждённость в том, что то, что мы читаем или слышим, является заблуждением, либо истинной, исходит из следующего механизма. Читая автора, или слушая оратора, мы следуем, как правило, одной из «половинок» нашего мышления. И оцениваем либо с точки зрения «рационального», либо с точки зрения «идеального». Чаще, конечно же, с точки зрения «рационального». Ибо с одной стороны, «общая хреодность мышления» более приятна нашему разуму, ведь легче следовать протоптанными тропами, чем прокладывать новые пути, или пробираться зарослями, где не ступала нога человека. С другой стороны, сама наша жизнь диктует нам это рациональное мировоззрение, ведь нам необходимо выживать. А здесь рационально-аналитическое мышление трудно переоценить.
Так вот следуя одной из «дорог», мы, не замечая эти «перепрыгивания» с «рационального» на «идеальное», воспринимаем всё в целом, - в одном русле. И чувствуем естественно, нарушение логики, и даже нарушение причинно-следственных связей. Музыка излагаемого, начинает отдавать дисгармонией, нарушается общая мелодика. «Вектор нашего мышления», его полифония, не совпадает с полифонией автора, или оратора. И мы, чаще всего поспешно, выдаём вердикт - очевидное заблуждение.
Заблуждение, как неотъемлемая часть мышления появилось тогда, когда наш разум разделился на две половины. Когда в нём начали вырастать новые и новые «ганглии осознанности». Ведь в каждой из них родился и начал формироваться, укрепляясь с каждым днём, свой отличный мир, со своими интересами, идущими, что вполне естественно вразрез с архаическими укрепившимися интересами миров более древних «ганглий сознания».
Наше внутреннее согласие, так же кратковременно, как согласие в социуме между «кланами». Наше мышление не в состоянии выстроить ровную, единую линию своего мышления, в силу расчленения и сложности разума, а значит затруднения для всякой дисциплины. И здесь существует прямая зависимость, чем проще мозг индивидуума, тем он легче договаривается внутри себя. Чем же он сложнее, многограннее, тем ему труднее прийти к единой точке зрения.
Главная причина заблуждения, как такового, в разности воззренческих взглядов на те, или иные явления, и на мир в целом. И если различность этих взглядов существует внутри единого индивидуума, в одной черепной коробке, то, что говорить об отдельных индивидуумах нашего общества, и отдельных «кланах», и социумах.
Стремление к конфликту, заставляет находить заблуждения в своих и чужих воззрениях и суждениях. Стремление к разрешению конфликта заставляет находить обоснованность в истинности своих и чужих заблуждений. Трактовка всего и вся, исходя только из собственных воззрений, провоцирует к отказу от полигамности сознания, и неминуемо приводит к монотеизму и однобокости общего мышления. Трактовка всего, и вся вне рамок дисциплины сознания, приводит к хаосу. И в этом - парадоксальность нашего мышления. Ведь с одной стороны он стремится к упорядочиванию, с другой, - противится этой упорядоченности и всякой дисциплине. Что приводит к конфликту, в пламени которого сгорают всякие надежды на совершенство мышления.
И вот здесь во всей своей фатальности всплывает главный перст сакральных причин и основ всякой истинности. Когда линия нашего мышления более-менее ровная, без особых отклонений, гармоничная, без срывов, мы называем это – «истинным». Когда же её амплитуда колебания от «идеального», к «рациональному» значительна, когда в ней наблюдаются срывы и перекосы, дисгармонирующие «общую музыку воззрения», мы называем это - заблуждением. И на самом деле природа заблуждения таится в простых, я бы даже сказал эстетических оценках нашего целокупного фолиомультофационного сознания. И всякое заблуждение, есть лишь нарушение эстетики умозаключения. Оно вполне естественно, здесь нет ничего, что было бы не от природы, и уж тем более, это не патология и не болезнь нашего мышления. Это результат борьбы нашего двойственного разума.
Сконцентрировать своё внимание, найти консенсус, воплотить его в паритет, и выстроить единую ровную линию мышления, - так, чтобы комар носа не подточил, удаётся крайне редко. Можно даже сказать, что не удаётся никому, и никогда в своём Абсолюте. Наши «половинки», «половинки нашего разума», в процессе своей работы, периодически «перетягивают одеяло на себя», вызывая тем самым, неоднозначность картины общего мышления.
Как наше убеждение, так и наше заблуждение, всегда тем мощнее, чем мощнее потенциалы как «рационального», так и «идеального». Ведь сама природа нашего разумения, во всём повторяет природу феноменального мира, в его непримиримом противостоянии стихий, и рождении от этого противостояния, мощных волн. Чем сильнее ты ненавидишь – тем сильнее и любишь. Чем сильнее будет твоё «идеальное», тем сильнее и «рациональное», если конечно одно, - не подавит другое. Заблуждение же, это всегда с точки зрения, и никогда вообще. И это очень важно для понимания природы этого явления, и всякого явления мира.
Мы, если можно так сказать, часто примеряем постулаты «идеального», к практической жизни. Считая, что «идеальное», должно служить практической жизни, должно быть полезным в бытовом смысле нашего жития. И только когда замечаем несоответствие, и даже идущее вразрез нашей «практической целесообразности», всякого «идеального», понимаем, - что-то тут не так. То, что требует «рациональный практицизм», - «идеальным» либо выбрасывается на помойку, либо бросается под ноги. Мы пытаемся выстраивать свою жизнь в соответствии с «рациональными воззрениями», но «идеальное», то тут, то там проглядывает своим «телом», внося корректировки, и подчас ломая все выстроенные «рациональным», дорожки.
С точки же зрения целесообразности рационального, «идеальный разум», вообще не нужен, он только мешает, не давая сосредоточится на важном с точки зрения «рационального». С точки зрения «идеального», целесообразность - мелка и низка, её толкование мира – пошло, плоско и обыденно. Её стремления - низменны, её удовлетворения - ограничены. И в этом смысле, всякое заблуждение – относительно. Оно всегда с точки зрения той из «половинок», которая держит в данный момент «поливочный шланг» вашего разумения. В какой из плоскостей по преимуществу вы судите, с какой точки зрения, вы оцениваете то, или иное явление.
К примеру, если в данный момент ваш разум настроен на «практическую рациональную волну», то всё, что будет порождением «идеального», будет казаться вам заблуждением. И наоборот. Если ваш разум по преимуществу настроен на «идеальную волну», то всё «рациональное», всё «практически целесообразное», всё, что должно иметь бытовой толк практического применения, будет казаться вам заблуждением в своей сути, не имеющим истинной цели, или имеющей цель, не заслуживающую вашего внимания.
Повторяю, оценка заблуждения, какой бы она ни была, всегда - «с точки зрения». Ведь то, что оценивает и накладывает свой вердикт в нашем разуме, также всегда предвзято, и всегда заинтересовано. Оно не может судить ни о чём достаточно холодно. Наш разум говорит: здесь нарушена логическая, или причинно-следственная связь, и это будет правомерно. Но правомерность эта будет убедительна только для нашего «рационального разума». Разум же «идеальный», скажет, что здесь и не должно быть никакой логической цепочки, что на это надо смотреть под иным углом зрения. И так же будет прав в своём воззрении. И здесь, как и где бы то ни было, «абсолютной истины» вы не найдёте никогда. Можно спорить до посинения, какая из сторон смотрит на вещи «истинным взглядом». Везде и всегда - две правды, и каждая правда имеет истинный вес, только для своего поля осознанности.
Ты судишь об ошибках и заблуждениях другого субъекта познания, но всегда найдётся тот, кто будет судить о твоих воззрениях, как о заблуждениях. Особенно, если они имеют догматический характер. Помни, вывести «абсолютную истину» - не дано никому. Ибо она - не существует ни физически, ни метафизически, ни трансцендентально...
С точки зрения рационального практика. Практик смотрит на мир через призму целесообразности, практической пользы. То есть то, что называется толком. И у него всякий «идеалист», - вызывает улыбку. Он спрашивает себя; - Зачем ему всё это нужно? К чему все его мудрствования, если они не приносят реальной практической выгоды? Если они, с его точки зрения, не приносят никакого удовлетворения его воле? К чему всё это? И не находя ответа, относит всё это к чистому заблуждению. Нет, конечно же, он не лишён вовсе «идеальных ганглий», но они рудиментированны, и потому его «идеальное» - спит. Ему не дано находить своих пенатов удовлетворения в глубинном осмыслении «идеального». Он не в силах удовлетворятся парадигмами идеального разумения. Те поля, на которых срывает спелые плоды «идеальное разумение», закрыты для него. Удовлетворение собственной гениальностью, которое свойственно идеалисту, ему, в целом, - не доступно, и потому непонятно.
С точки зрения иррационального идеалиста. - Индивидуума, у которого «идеальная» часть разума не только не спит, но и захватила собой все поля разумения. Для него, все стремления к удовлетворению рационального плана, удовлетворению пользы практической целесообразности выглядят совершенно не достойными никакого труда, никакого напряжения сил и траты энергии. Ведь это всё - так мелко, так пошло! Он вообще смотрит на всякую целесообразность присущую «рациональному практицизму», как лишь на простое, либо более изысканное понятие корысти, как таковой. Желание получать от всего толк, барыши, его – умиляет. Он не видит в этом никакого настоящего удовлетворения жизнью. Ведь это так слабо и узко, слишком просто и неинтересно для него. И даже в относительно возвышенных областях рационально-аналитического созерцания и осмысления, он не находит ничего близкого тому удовлетворению, которое черпает из идеальных колодцев созерцания и познания. Ему не свойственны удовлетворения рациональными цепями разумения, не доступны диалектические формосплетения познания мира, в их пространственно-временных аспектах. Ему не свойственны удовлетворения логическими агрегатами разумного построения. К Великим победам «рационального», он относится скептически, и даже с недоверием.
= Кто из них на самом деле прав, а кто заблуждается относительно мира вообще? =
Наш «идеальный разум» будет всегда обвинять в несостоятельности всё, что исходит от «рационального разума». Он всегда будет обвинять его в пошлой корысти и в предвзятости, в служении низменным бытовым полезностям. Разум же «рациональный» всегда будет обвинять разум «идеальный» в тщеславии, и полной практической бесполезности, в несостоятельности, в абстрагированности от реальной жизни, и даже в паразитизме. И каждый из них всегда будет выстраивать собственную линию мышления на консолях своей, и только своей осознанности мироздания.
Где заблуждение, а где истина? Кто имеет приоритет, кто должен доминировать? Здесь, в свете всего сказанного, просматривается некоторая абсурдность самого поставленного вопроса. Ведь в большинстве случаев, это лишь вопрос конъюнктуры, в самом широком смысле слова. Точка зрения одного, всегда будет заблуждением для другого. И когда их дороги пересекаются, и один начинает убеждать другого в правильности своей дороги, а подчас и заставлять насильственно следовать ей, - «единственно правильным путём», неминуемо возникает конфликт. И в той, или иной степени всякое заблуждение, всякое недоразумение и собственно несправедливость, имеет именно эту основу.
= Когда «идеалистические воззрения» направлены на обоснование практической жизни, когда «идеальное» вмешивается в «рациональное», диктуя свой образ мышления, - тогда появляется заблуждение.
= Когда «рациональное» стремится со своей точки зрения обосновать «идеальное», разложить его по своим полкам, то есть «рационализировать его», тогда появляется недоразумение.
= Когда «рациональное мышление» начинает превращать «идеальное воззрение» в свой рудимент, своего вассала или даже раба, когда «идеальное мышление» провозглашает «рациональное» как свой атавизм, тогда наступает несправедливость. И эти явления повсеместны и вездесущи, и вечны как сама жизнь! Мы обречены на заблуждения, недоразумения и несправедливости. Ибо никогда «рациональное» не перестанет вмешиваться в «идеальное», а «идеальное» не перестанет диктовать свои воззрения «рациональному», не перестанет вмешиваться в целесообразность практической жизни.
Да, конечно существуют заблуждения, недоразумения и несправедливости иного рода, но я здесь намеренно говорю только о тех, которые исходят из метафизической и трансцендентальной раздвоенности нашего разума. Где у каждой из «половинок» свой мир, и соответственно своя философия бытия. Какая из этих частей правая, а какая левая? Какая вершина, а какая низина? - Риторический вопрос.
Сколько раз я наблюдал за тем, как спорят учёные мужи, доказывая один другому свою правоту. При этом один пользуется приёмами и оружием «идеального», другой «рационального». Каждый из них говорил на своём диалекте, - диалекте своего направления в мышлении, совершенно не желая понимать оппонента, то есть вставать на один с ним путь. И этот спор выглядел так, как если бы разговаривали «артиллерист – баллистик» с «метафизиком-оккультистом», обсуждая балет, как явление. Они, казалось бы, говоря об одном и том же, никогда не придут к общему пониманию, к соглашению, ибо всегда будут следовать параллельными дорогами созерцания и осмысления. И по этой же самой причине большая часть споров на нашей планете, не будет разрешена никогда. Нет, я не пессимист, здесь я лишь реалист. Ведь в большей части споров, как только один начинает приводить аргументы по преимуществу «идеального» характера, второй тут же приводит аргументы «рационального» характера, и спор попадает в область «неразрешимого».
Немаловажным фактором того, что споры вечны, так же служит и вездесущее положение, что здесь, как и во многом другом, нет никакой возможности отделить чётко и основательно одно от другого. Ведь во всяком «идеальном» воззрении всегда есть немного «рационального». Как и во всяком «рациональном» всегда присутствует «идеальное». Как в мужчине всегда есть немного женского, а в женщине всегда есть немного мужского. И между «рациональным» и «идеальным» всегда происходит некая диффузия, некое проникновение одного в другое. Образуется некий трансцендентальный синтез. И потому часто невозможно провести между ними чёткой границы. И как полагает «рациональное мышление», по большому счёту любую «идеальную форму» можно, пусть не абсолютно, грубо и приблизительно, но всё же перевести на язык «рационального». Ведь даже музыку, как некую абсолютно идеальную форму нашего мира, можно зафиксировать в рациональных цифрах. Разложить на составляющие, и записать в нотной последовательности. Наделив её при этом, «элементами логики рационального». И рациональное» нисколько не беспокоит, что музыка, однажды переведённая в цифру, неминуемо трансформируется в нечто мёртвое. Она становится чем-то вроде конструктора, из которого можно складывать бесконечно разнообразные фигуры. Но эти фигуры, не нарушаемые идеальным произведением, навсегда теряют свою истинную телесность, свою идеальность.
Нечто подобное происходит и в сферах «рационального». Я имею в виду проникновение идеальных по природе форм созерцания и мышления, в области рационально-аналитического. Например, в математике, в этом воплощении чистого «рационально-аналитического воззрения», существует число «Пи», как некий луч «идеального». Которое приводит рациональные константы к полям метафорического, неопределённого политеса.
Наше сознание самая гибкая субстанция на свете. И в силу этого, оно имеет такое неоспоримое преимущество перед всем остальным в мире. Но в силу этого же его «тело» так не стабильно, и так непредсказуемо. Мало того присущие ему инерционные силы часто выбрасывают его на периферию адекватности, - туда, где царит грань безумия. И подчас, запах этого безумия с фантомным привкусом гари в носу, начинает ощущаться даже при самых банальных воззрениях. И здесь как нигде, необходимо участие воли, как некоего гаранта стабилизации. В противном случае, разуму грозит серьёзная опасность. Но эту опасность мы крайне редко способны чувствовать. Съехав единожды с рельсов адекватности, словно коленный сустав, выпавший однажды из своей сумки, твой разум будет постоянно скатываться в эту «пропасть непредсказуемого.»
Что же касается всякого рода «софизмов», которыми наполнено, как я полагаю и моё писание, и которые присутствуют как необходимый сопутствующий элемент во всяком глубоком воззрении, как некое искажение смысловой целостности при, казалось бы, правильной логической последовательности, замечу следующее. Софизм, это некий паразит на «теле мышления». Обязательный и присущий всякому живому организму, элемент. При всей кажущейся ненужности, он действительно необходим. Он поддерживает общий иммунитет разума, он оттеняет собой всё лучшее. Софизм так же необходим для здоровья разума, как всякого рода паразиты необходимы для поддержания общего здоровья тела.
В трансцендентальном смысле, мы всегда оцениваем софизм, как результат неестественного заблуждения, отход от правильного течения мысли. Мы определили берега, и пускаем по этим искусственным каналам все наши реки, ручейки и даже родники. Но может ли истинно природная река течь в искусственно отведённых руслах?
Наш рационально-аналитический разум, это по большому счёту некое «кривое зеркало», которое всю нашу «идеальную реальность» превращает в свою игру, - игру словами и понятиями. Но стоит какому-либо зеркалу, какой-либо внешней чуждой кривизне, позволить себе иметь иную сферу, иную параболу этой кривизны, и он тут же обозначает такое отражение – заблуждением. Он обозначает преступлением всё, что выходит за рамки его правил, за рамки его выверенной архитектоники, за привычные модальности полифонии его разумения. Но судит он – справедливо. И всем воздаёт по деяниям. Он всегда видит кто перед ним, - чернь, или благородная кровь. И потому его отношение к софизму, особенное. Он говорит: Отношение «софизма» к простому заблуждению примерно такое же, какое имеет намеренное преступление, к случайному. Поэтому для него «всякого рода «софизмы» в сути своей, не являются заблуждениями, в строгом смысле. Я не стану на них останавливаться, тем более в мире вообще много всякого рода обманов зрения, фокусов, и других игр, как с языком, понятием, так и с обобщенным разумением. Меня в первую очередь интересует «натурализм», - нечто сакрально природное. То, что весь наш думающий мир ошибочно пытается причислить к привнесённому, к чему-то антропогенно-искусственному, либо вообще отнести к некоему расстройству разумения.
Далее. В наших поспешных оценках мы очень часто определяем, как заблуждение то, что таковым не является по своей природе. И не менее часто выдаём за истину грубейшие заблуждения. Под нашу горячую руку попадает всё что, так или иначе, входит в рамки нашего воспалённого индивидуального представления. Мы делаем поспешные выводы, которые затем оборачиваются для нас роком, и даже катастрофой. И это ещё один из факторов, оказывающих своё влияние и определяющих ход не только наших мыслей, но и наших действий. Это наши обобщённые оценки, исходящие от «ганглий» взявших на себя груз судейства. Эти «ганглии», подчас захватывают власть над всем, что исходит с разных сторон воспринимаемой и осознаваемой действительности. Они узурпируют не только власть над самим осмыслением, но и трактуют, что является истинной, а что ложью как таковой.
Но всё же всё это, естественный процесс работы нашего разума. Ведь война – его плоть и кровь. А на войне, как известно, все методы хороши, и побеждает сильнейший. Который и определяет все прерогативы и все доминанты, провозглашая свою правду. И этот сильнейший, не уступит власть просто так. Без этого вездесущего стремления к доминированию, была бы не возможна наша жизнь. Я вижу во всём этом воплощение того древнего, изначального, подчас завуалированного до неузнаваемости, изначального мотива жизни. Одного из главных корней природы всякого живущего и мыслящего существа. - Стремление к власти. Власти, которая обещает самую сладкую, и в то же время, самую относительную, а по сути, самую иллюзорную вещь на земле - Свободу. И вот парадокс. То, к чему стремится в глубине своего сердца наш пытливый разум, того более всего боится инстинкт. Ведь в глубине своей, наш инстинкт более всего на свете боится полного освобождения, которое на самом деле возможно только в смерти. Парадокс нашего существа, рвущий нас на две части, и в то же время спаивающий в слиток, - в единство противоположностей, в синтез противоречий, образует нечто «живое», - одновременно коллапс, и взрыв растянутый во времени.
Далее. Представьте себе на секунду, что в мире всё стало правильным, ровным, без перехлёстов, без заблуждений и обманов. Реален ли, - такой мир? Другое дело, наш разум своей путеводной звездой должен всё же иметь истину, пусть в корне своём, иллюзорную. Иначе он рискует впасть в схоластическую безнадёжность, и тем самым покинуть реальность собственного бытия. И он беспрестанно борется со своими бесчисленными заблуждениями. Но многие заблуждения, со временем обрастая толкованиями и приобретая вид истинности, настолько внедряются в наше сознание, что превращаются в его неотделимую часть, и становятся даже путеводной нитью нашего разумения. Таких примеров масса. Чего только стоит наша мораль, как в самых древних, так и ультрановых радикальных её проявлениях. Опираясь на эти заблуждения, вводя их в ранг непоколебимой истинности, мы выстраиваем соразмерно с ними, всю свою жизнь. А потом задаёмся вопросами; - почему нам так не комфортно, что нас так тяготит? Ведь мы живём и делаем все, исходя из общепринятых устоявшихся и затвердевших воззрений. Мы опираемся на общепринятые, и в сути своей пагубные понятия и взгляды, как в отношении того, что правильно, так и в отношении того, что ошибочно, что действительно нам нужно, а что нет. И только когда по-настоящему заглядываем себе внутрь, понимаем, - что на самом деле мыслили и поступали исходя из общих укоренившихся в нашем разуме, заблуждений.
Здесь я позволю себе маленький совет, хотя стараюсь не делать этого. Прислушивайся к себе, и только к себе! Как не существует общих истин, так и не существует общих для всех, заблуждений. Каждый должен жить своими собственными истинами, и собственными заблуждениями. Ибо и то, и другое, есть - откровение.
Существуют заблуждения, рождающиеся в результате излишней восторженности, присущей нашей душе. Когда наш разум, опьянённый эмоциональным всплеском, становится неадекватным, уходя в область «необузданного». Дисциплина необходимо всюду. Ибо в такие моменты в нашем разуме всё становится через меру, и он склонен идеализировать одно, и упрощать другое. Возносить пошлое на пьедестал сознания, и принижать великое до степени фарса и абсурда. И здесь как следствие, необходимо возникает заблуждение. Заблуждение, - как результат чрезмерной восторженности, излишней эмоциональной возбуждённости опьянённого сознания. И это заблуждение обнаруживается только тогда, когда наш разум трезвеет. Он словно просыпается, и вдруг осознаёт, что стоящая пред ним реальность имеет совершенно иную форму иную консистенцию.
Но дело в том, что так же, как абсолютное бодрствование для нашего разума, - невозможно, так и абсолютной трезвости нашего разума просто не бывает. - Всё относительно. Каждую следующую минуту мы как бодрствуем, так и спим. Мы всегда находимся в относительном соматически искривлённом сознании. И трезвость нашего разумения как таковая, так же всегда относительна, мы всегда немного опьянены. Ведь как бы нам не казалось холодно наше мышление, как бы мы не смотрели в мир, мы всегда смотрим в него, - эмоционально, а значит не совсем трезво. «Абсолютно холодный взгляд», - это взгляд мёртвого.
Мало того, в нашем воззрении, как и в нашем мышлении всегда намешано множество аффектов. Испаряющихся из котлов фантазии, памяти, и ещё бог знает каких котлов глубин нашего сознания. И по большому счёту наше воззрение относительно мира в целом, всегда будет - заблуждением. Ибо в той или иной степени мы всегда смотрим в него - субъективно, заинтересованно и эмоционально, и с этим ничего поделать нельзя. Пока мы живём, - мы заблуждаемся.
Резолюция
Вы как прежде смотрите на всё слишком плоско, слишком антропоморфно заинтересованно, слишком по-человечески. Баланс сил присущ всему в этом мире, без исключения. Мир - не однозначен! Ведь мы, создающие его, внутри себя по всем возможным сторонам, – неоднозначны. Парадокс – необходим, он - есть плоть и кровь жизни, так как он есть плоть и кровь действительности самого бытия.
В нас, условно говоря, одновременно существуют два «зеркала». И мир «феноменальный» раздваивается, отражаясь в них. (Условно, потому что каждое из этих «зеркал» может делиться до бесконечности, но каждый раз только на две противоположности). Мы, – сгусток противоречий! Мы сами себе враждебны, мы сами в себе, – воплощённый парадокс. В нас живёт затянувшийся коллапс. - Взрыв, растянутый во времени! Соответственно и мир, отражаясь в нас, всегда будет сохранять в себе этот образ динамического бытия. Да и как он мог бы быть другим?
Здесь как нигде более, очень важно поймать ту точку, тот зенит, откуда исходит мысль. Важно увидеть ту плоскость, на которую выкладываются, словно разноцветные полоски ткани воззрения и осмысления. Полоски, переплетающиеся между собой, и создающие «дорогу мировоззрения», усыпанную узлами и косами алгоритмов, умозаключений и оценок. Весь наш мир, вся наша действительность соткана из воззрений и дефиниций нашего разума, и приобретает вид красивого разноцветного гармоничного ковра, только благодаря образному синтетическому соединению всех алгоритмов нашего созерцания и познания, в единый образ мироздания. Мы строим мир – как некую объединённую, нацеленную на законченность, форму.
В грубых областях восприятия, в эмпирическом познании: Это - твёрдое, это - жидкое, это - красивое, это – безобразное, и т. д. Взаимоотношение предметов, их влияние, сочетание и абстрагированность. Мы строим и оцениваем исходя из собственных параметров, исходя из критериев, основанных на нашем внутреннем метаболизме, на наших архаических внутренних скоростях и отношениях динамических форм. Ведь по большому счёту, именно на соответствии и взаимоотношении масс и скоростей, построена вся наша феноменальная действительность. Сама же суть мира - нейтральна, - не сущностна. Она не имеет не только своих собственных параметров, но и своих собственных объёмов, масс и скоростей, - она не имеет своей собственной субстанции, своей безусловной матрицы. Мир действительности приобретает свои параметры, массы, объёмы и скорости, только по отношению к нам, к наблюдателям, и никак иначе. Только как отношение. Реакция – мать мира действительности. Отражение – её плоть.
По большому счёту нам враждебен не сам мир, но существующие в нём чуждые нам, либо слишком большие, либо слишком малые скорости движения. Скорости, враждебные и опасные для нашего тела, чуждые нашей структуре, нашей сложной тонкой и уязвимой системе. Скорости, с которыми мы вынуждены сталкиваться. И когда я говорю о скорости движения, то говорю в самом широком смысле слова, на самых различных уровнях нашего бытия. Агрессивность, и инертность – два полюса, между которыми существует наше тело. - Огонь и лёд, буря и забвение…
Взрыв, разрушающий нашу плоть! Удар молнии, выбивающий нас из колеи. Пожар, течение реки, вырвавшейся из своих берегов, ветер, сметающий всё на своём пути, и т. д. Враждебность вечной мерзлоты, холод инертного камня, полная безмятежность и забвение смерти, наконец…
Нам враждебна чуждая скорость движения. Но формы этих скоростей таковы, какими мы способны их воспринять и идентифицировать. Насколько наша собственная внутренняя скорость и выложенная и закреплённая динамическая форма позволяет реагировать. Насколько её внутренний диапазон позволяет идентифицировать внешнюю динамику, как таковую. Ведь теоретически существуют скорости, не только вне диапазона нашего восприятия, но и за гранями нашего трансцендентального осмысления. И сама феноменальная действительность, строго зависит от соотношения скоростей наблюдателя, и внешних усваиваемых и идентифицируемых им скоростей. Всякий предмет феноменального мира имеет такую форму, только для тебя, для твоего взора, ибо он, есть соотношение твоей внутренней скорости, твоего метаболизма, с внешней скоростью всякого определённого движения.
И именно поэтому, к примеру, мир муравья, или шмеля, будет несколько иным, чем наш. Он будет иным только благодаря разности скоростей соответствующих и воспринимающих ими внутри себя, и сравнения с внешними. И соответственно время, и пространство, для них как для наблюдателей, будут иметь совершенно иные параметры. Для них, твёрдость, текучесть, тепло и холод, - всё необходимо будет несколько иным. И все предметы феноменального мира, которые мы идентифицируем для себя, для них явятся в совершенно иной форме.
Скорость как таковая, это сакраментальное отношение пространства к времени. Во взаимодействии этих архаических монад познаваемости, рождается всякая скорость движения. И если вспомнить, что само по себе время, как и само по себе пространство – не существуют, то встаёт вопрос: Что же есть на самом деле скорость движения? Как я полагаю, она воплощает собой некое метафизически трансцендентальное олицетворение противостояния центробежных и центростремительных сил, как на квантовом уровне, так и на космическом, с определяемым нами «горизонтом событий». Она представляет собой, то же самое, что представляет собой материальное вообще, что представляет собой, к примеру, планета, как некое воплощённое материализованное противостояние монад гравитации и антигравитации, в трансцендентных олицетворениях монад материализации и антиматериализации, со своим «горизонтом событий». Горизонтом, который и определяет всякую форму и всякую существенность субстанциональности. То же, что олицетворяет собой действительность, вытекающая из соответствующего взаимоотношения объекта и субъекта, феномена и ноумена, - не существующих по отдельности, не имеющих собственных наделов, но обозначающих в своём противостоянии, те же «горизонты событий».
И если бы «мир в себе» существовал, то каков он, - мы не узнали бы никогда. Ибо как сам в себе он всегда только в соотношении, так и для нас будет всегда таков, каков он по отношению к нам. Всегда лишь взаимодействие, всегда лишь отражение. Представить чистым «сам в себе мир», – невозможно! Ибо если я его начинаю мыслить, он не зависимо от моей воли, превращается в нечто «формальное», - он тут же приобретает форму, соответствующую моим ноуменальным критериям. В ином ракурсе я не могу его мыслить. И для того, чтобы хоть как-то всё это понимать, я представляю его в виде плазмы без формы, без субстанциональности, вне времени и пространства. (Не самая подходящая образность, но другой - нет). Так вот на самом деле существует только бесформенная без субстанциональная и безвременная плазма, из которой, словно из пустого эфемерного пластилина наш разум лепит фигурки, соответствующие его пантеону возможностей. Он создаёт свой, неповторимый мир, наделяя его тем, что он в своей сути, есть. Он наделяет его временем и пространством. Противостоянием и балансом. Отношением одного к другому. Ведь он, в сути своей, есть «синтез пространственно-временного». Он есть конус, в котором сходятся две параболы, две стихии - пространство и время, создавая континуум – «горизонт событий». Но наш разум, в силу его стремления повелевать и властвовать, убеждён, что он есть неделимая точка, нечто простое, из которой расходятся лучами в противоположные стороны две параболы, воплощаясь во внешнем мире, в стихии пространства и времени. Которые в синтезе своём, материализуются в предметы феноменального мироздания.
Если посмотреть ещё глубже, (хотя куда уж глубже), чем это обозначено выше, то «нейтральность мира в себе», его «безвременность» и «бесформенность», отсутствие в нём определённого в себе пространства, по большому счёту, даже ближе, доступнее для нашего сознания, чем наличие в нём «самосущной существенности», то есть Абсолюта материальности. Ведь если мир сам в себе имеет свою «законченную субстанциональность», наш мозг сталкивается с ещё более непреодолимой проблемой, чем проблема отсутствия времени и пространства, и мира как такового. Ведь если мир существует сам в себе, а вместе с ним и время и пространство существуют сами по себе, то тогда возникает вопрос, на который не может быть ответа. А именно, где в таком случае он начинается и как заканчивается? Ведь всякое существующее, должно иметь рамки и свою законченность. Ведь представление того, что существующее само в себе время, как и пространство, без каких-либо рамок, и глубокое осмысление этого, в конце концов, приводит только к одному, - к поглощению таковых, собственной бесконечностью, как чего-то самостоятельного, независимого, а значит, сущего. Ибо то, что не имеет параметров, не имеет границ, и в динамике нашего осмысления теряет свою существенность. Да и сама субстанциональность, существуй она сама в себе, она должна была бы иметь свою «фундаментальную основу», то есть то, что уже невозможно было бы разделить, и отделить, то, что было бы «абсолютно безусловно». А значит мир, как таковой, должен был бы иметь свою законченность. А это, повторяю, – нонсенс.
Чтобы хоть как-то оценить всё это, попытайтесь представить себе на секунду, пространство, в котором отсутствуют всякие объекты. Пустое, без единой пылинки, без атома или кварка пространство. Что, в таком пространстве будет говорить о его существовании? В чём будет его существо? А теперь, попытайтесь представить себе время, в котором нет движения объектов, в котором нет никаких изменений и трансформаций, никакого ветерка, никакой волны, а значит ни света, ни тьмы? Что, будет говорить о его существе? Представление же существования каких-либо объектов вне времени и пространства, вообще немыслимо.
Когда мы думаем о мире, как о чём-то существующем не зависимо от нас, существующем как «самостоятельная самосущная субстанция», именно в той форме, в которой мы его наблюдаем, то необходимо возникает вопрос: а почему собственно, он, мир, таков? Почему он существует именно в такой форме своего пребывания? В чём секрет, этого привычного нашему глазу, бытия? Почему именно на этой планете, в этой части бескрайнего космоса? Почему именно сейчас? И таких тупиковых вопросов возникает не мало. Но все они отпадают, как только мы начинаем осознавать мир, как нечто создаваемое нами. Мы понимаем, что он таков потому, что мы делаем его таковым, что он наше отражение. Как бы он, - мог быть другим? Его великолепие и его мерзость, его величие и его низменность, его широта и узость, глубина и безграничность, всё это, – отражение нашей души, нашего ноумена. Всё это, наш разум и наш инстинкт, наша воля и рассудок, в своих бесконечных градациях сочетаниях и переплетениях. Вся его полифония, укладывается в полифонию нашего разума и нашей души, так как именно отсюда и исходит.
И всё разнообразие, различие и противоположности сторон мира, все непримиримые воззрения, исключающие друг друга умозаключения, или совершенно не смешиваемые воды Веры, и т. п. Всё это вполне укладываются в общую концепцию. Ведь даже в нашем едином организме, в нашем едином разуме сосуществуют разные «кланы», каждый из которых создаёт свой мир. «Клан инстинкта», и «клан анализа», «клан рационального, и клан идеального», и т. д. И у каждого «клана» свои желания и свои удовлетворения. Каждый желает только своего мира, и отвергает чужой. Нам никогда не договориться внутри себя. Что уж говорить о договорённости между «кланами социума». Толерантность, может существовать только тогда, когда это выгодно обоим противникам, да и то, только временно. Толерантности, ради её самой – не существует. Да и как, скажите на милость можно требовать, чтобы кто-нибудь принял чужой мир? Как бы он мог принять и осмыслить то, что по большому счёту для него – не существует?! Нет. Он всегда будет защищать только свой мир, ибо не в состоянии даже представить себе доминанту другого. И наравне со всем этим, наши иллюзии никуда не денутся, мы всегда будем полагать, что существуем в едином для всех мире.
Я вполне отдаю себе отчёт, что все, что я здесь излагаю, на грани допустимого, а подчас на грани безумия. Ибо выходит за рамки привычного осмысления мира, привычной разумности. Я отдаю себе отчёт и в том, что у меня не хватает лингвистических способностей, чтобы отразить то, за что я с такой самоуверенностью взялся. Но в то же время я знаю, что это удовлетворяет мой разум, его стремление опуститься как можно глубже, и подняться как можно выше. Конечно же, я осознаю и ту опасность, которая таится за всем этим. Ведь глубины - не предсказуемы, а высоты всегда потенциально опасны. Но скорее всего, мой разум уже не может без этого проникновения, как не может существовать и без откровения. И садясь за эти скрижали, я не думаю ни о признании, ни даже о том, чтобы как-то увековечить себя. Мой разум дышит, и довольствуется лишь самими мгновениями вдохновения. Ведь он чётко осознаёт, что всё тленно, – именно всё! И даже самое, казалось бы, нетленное произведение, рано или поздно раствориться в бездне вечности, словно утренний туман.
==== «Ведь даже самое великое творение,
когда-нибудь уйдёт в забвение!..» ====
И у каждого фолианта, как бы он не ценился людьми, есть своя продолжительность жизни, свой конец, он определён самой сутью бытия. Моё тщеславие, тщеславие моего ненасытного разума, поднимает моё сознание на такую высоту, где уже не остаётся «кислорода». И он начинает задыхаться! Иногда от нехватки этого «кислорода» голова начинает кружиться, и появляются признаки неадекватности, сопровождающиеся фантомными галлюцинациями. Но он, разум, как любой другой орган, закаляясь, становится всё более способным на запредельные созерцания. И это его подстёгивает, он стремится всё выше, и всё глубже.
Самая великая тайна
Хотите ли вы увидеть реальность мира без переворачивания вверх дном, без иллюзии, - мир таким, какой он есть на самом деле? Я ещё раз спрашиваю вас об этом! Действительно ли вы хотите этого? Ведь может случиться так, что правда убьёт вас! Убьёт в вас то, что является главной адекватной сущностью вашего пребывания, вашей жизни. То, что является основой вашей жизни. Убьёт ту форму, которая является необходимым условием вашего существования. То есть убьёт в вас, – всякую иллюзию!
Мир, как в феноменальном, так и в трансцендентальном, Мир со всеми его пейзажами, ландшафтами, реками и морями, является столь волшебным, благодаря лишь многогранной иллюзии вашего сознания, лишь фолиомультофационному единению бесконечно растущих «лепестков-ганглий» этого сознания. В сути же своей, в своей абсолютной реальности он совершенно не то, что рисует ваше представление, что преподносит вам на серебряном блюде ваша фантазия и ваш романтический разум. А ваша история, как и история бытия, совсем не то, что рисует ваша ограниченная хронологическими векторами, и разлинованная путями и дорогами последовательности и соотношения, память.
Первая антиномия. Вам кажется, что мир существует и без вас. Да вы просто в этом уверенны! Вы совершенно убеждены, что приходите в уже существующий бесконечное количество времени, мир. Существующий вечность до вас, и обречённый существовать вечность после вас. Вы убеждены, что этот мир, со всем своим скарбом, со всем своим разнообразием, - изначален и действителен в себе. Что он существует таким, каким вы его видите. Что его истинное лицо именно таково, каким открывается вам, лишь остаётся разглядеть его, ощутить, понять и осмыслить. Вы думаете, что это он создал вас, и вы лишь ползаете по его телу. Реальность мира для вас, - абсолютна, незыблема, и фундаментально действительна.
Вторая антиномия. То, что мы ощущаем своей сенсорикой, и есть законченная реальность мира. И это действительно так, ибо это единственно существующая в природе реальность -реальность от нас и для нас. Иной реальности - не существует. И как бы нас не убеждал в обратном, наш трансцендентальный разум, Мир никогда не имел, и не будет иметь иной реальности, некоей своей собственной формы и субстанциональности бытия.
Но здесь со всей своей фатальностью «чёрным нефтяным пятном» постоянно всплывает противоречие. Мы необходимо задаёмся провокационным вопросом: Так ли это на самом деле? Может быть, и здесь мы обманываем себя, и мир сам в себе – существует? А если это так? Какова «реальность сама в себе», не для нас, но для себя? Ведь мы строим свои убеждения по большому счёту только на достоверности своих ощущений, своих чувств, своих умозрений и своих убеждений. Мы видим, как умирают люди, но мир не исчезает, он остаётся. И на этом мы заключаем, что мир не зависим от нас, от нашего взгляда на него. Но скажите на милость, каким останется мир, исчезни в нём последний глаз, и последний разум? Ваш «рационально-аналитический разум» ваше практическое сознание допускает, что может быть феноменально он и исчезнет, но разум идеальный и трансцендентальный, вторя друг другу, абсолютно не допускают этого. Понимание того, что мир в том виде, в котором мы его созерцаем и осознаём, на самом деле создание его антропогенного политеса, очень затруднено. Ведь этому противостоит целая армия нашего эстетического и трансцендентального воззрения, с его непоколебимой убеждённостью в очевидности и истинности собственного здравого смысла.
Нам не доступны в своей целокупности те механизмы, благодаря которым в нас создаётся этот божественный мир. Нам по большому счёту, вообще не доступна глубина. Мы словно дети беспрестанно играем своим воображением и своим осмыслением, плавая на поверхности собственного мышления. Мы воображаем, что на самом деле знаем, что такое мир. Что то, что он нам даёт, есть абсолютное и естественное божество. Нам кажется, что нашу жизнь отравляет необходимость смерти. Нам не дано осмыслить даже такую простую вещь, что не будь в нашей жизни смерти, и самой жизни бы, - не существовало.
Жалеть о том, что ты покидаешь этот мир, – нелепо! Ведь ты, на самом деле, не покидаешь ничего, что было бы не создано тобой же. Ты не можешь покинуть то, что без тебя – не существует. С первым вздохом, с впервые открытыми глазами, твой разум строит этот мир. И эта конструкция, существует до последнего твоего вздоха. Без твоего глаза, без слуха, и т. д. этот мир, по меньшей мере, представляет собой бесформенную плазму хаотично блуждающих энергий, некую абсолютно однородную субстанцию, без всякого разнообразия, без определённых форм, без расстояний и движений. По большей же мере, даже этой плазмы, - не существует. Ибо даже её, как плазму, должен определить «наблюдатель». В отсутствии же всякого «наблюдателя», пропадает абсолютно всё. И даже трансцендентальный опыт, здесь - не спасает. Ведь без всякого феноменального опыта, он также - ничто.
И здесь, как бы сам собой, разрешается поставленный нашим разумом глобальный вопрос бытия: Почему мир - именно таков? Почему, при всей бесконечно возможной формативности, он имеет именно такие формы? Ведь этот вопрос правомерен, только если ты убеждён, что мир, есть конструкция «сама в себе», что он существует сам в себе. Но если ты смотришь на всё это несколько иначе, то всё становиться на свои места. - Каким он мог бы быть, если он порождение нашего же разума? Каким он может ещё быть для твоего воззрения, если он сам - порождение этого воззрения? Все его перспективы, все хитросплетения, формы и динамики, выстраиваемые на консолях первозданности пространства и времени, всё суть твой разум, и более ничего. И поражаясь его великолепию, его сложности и безграничности, разум поражается сам себе.
Немного отходя от глубины, хочу заметить следующее. По большому счёту даже в бытовом смысле нашей жизни, явно или завуалировано, опосредованно, или непосредственно, но мы как огорчаемся и разочаровываемся, так и поражаемся, удивляемся и радуемся, как правило, только сами себе. Мы получаем истинное удовлетворение только от самого себя и от собственных же аффектов. Нет ничего вне нас, что бы действительно трогало нашу душу. Ведь даже когда мы любим кого-то, или что-то очень сильно, в этом заслуга не объекта обожания, а нашей способности к мощному проявлению своих чувств, а в сути, мощному проявлению своих сил. И мы, обманутые этим отражением, этим перенесением на внешний предмет обожания, собственных аффектов, боготворим его, наделяя его этой силой.
Самая величайшая иллюзия – это сам мир. Мир, который открыт перед нами. Мир, как нечто «само сущее», независимое и само определяющее. - Великая иллюзия нашей жизни! Сама жизнь, – есть величайшая иллюзия! Иллюзия – её плоть и кровь! И именно в иллюзии, вся сущность нашей реальной действительности. ИЛЛЮЗИЯ – ЕДИНСТВЕННО СУЩЕСТВУЮЩАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. И там, где кончается иллюзия, кончается и сама жизнь, - всякая жизнь и всякая реальная действительность.
Так чего же на самом деле хотят те, кто ищет истину? Ведь абсолютная истина, в конечном счёте, исключает всякую иллюзию, а значит, исключает саму жизнь. Ведь чем величественнее и прекраснее кажется нам жизнь, тем сильнее в ней вступает в свои права, - иллюзия. И тем, на самом деле нам кажется реальнее сам мир, - тем более мы уверенны в его действительности.
Наша уверенность в крепости реальности, на самом деле укрепляет иллюзию, делая её фундаментом действительности, превращая её в реальность, - неоспоримую реальность. Так со временем укрепляется наша кость, так, грубея, крепнет ствол дерева. Чем более ты стараешься убить иллюзию, тем крепче она становится. Чем сильнее старания мира убить жизнь, тем в более выносливое и сильное «растение» она превращается. Этот мир, во всех своих проявлениях, на всех бесчисленных плоскостях, - идентичен в своей сакральной существенности, ведь у него один источник.
И вот вам главная антиномия мироздания. На самом деле существует два Мира. Мир ноуменального порядка, - «Мир упорядоченной действительной реальности» создаваемый нашим разумом, властвующим над ним, = и «Мир хаоса», мир абсолютной реальности - не зависимый от нас, не подвластный нашему разуму. «Мир хаоса», мир абсолютной реальности более древний мир, - мир не возникающий и не уходящий. Он – есть Монада, упирающаяся корнями в преисподнюю, в самые глубины подземелья бытия. Из него растёт, словно древо из земли, - Мир реальной действительности, мир, создаваемый разумом, - мир отражения. И всё его архаическое стремление направлено только к одному. - Он стремится поработить, привести к своему знаменателю, к своему порядку древний Мир хаоса. И пусть успехов в этом деле у него немало, но ему далеко до полного порабощения этого «древнего мира антисущественности».
«Мир упорядоченной действительности», есть - мир иллюзии, мир выстраиваемый на фундаменте «Мира хаоса», мира абсолютного баланса, мира пустоты и забвения, - мира истинной реальности. И этот «мир упорядоченной действительности» в своём возникновении и распространении обретает пространство и время, и с помощью этого континуума пытается завладеть «Миром хаоса», выстроить его по своему лекалу, загнать его в свои клетки и резервации, обнести заборами законов и символов, и украсить картинами и образ`ами собственных очевидностей. Так наше «Я», наш разум строит для себя - Дом в пустыне. Дом, хотя и опасный, и враждебный, в силу его материнских основ, но достаточно уютный и функциональный, - дом для собственного бытия. Но этот дом, всегда будет окружен стихией хаоса, которая никогда не отступит, и не сдаст своих позиций. Она - есть архисубстанция бытия и небытия, одновременно. – Монада всего статического и динамического, - зерно Вселенной, и её колыбели.
И в связи с этим положением вещей, существует две Вечности. Одна принадлежит Миру хаоса, миру абсолютного баланса пустоты. И вторая принадлежит миру порядка, миру действительности. Чем эти вечности отличаются? Тем, что хаос, мир абсолютной реальности вечен в своём статическом, безмятежном состоянии. Он вечен потому, что не имеет в себе ни времени, ни пространства. Мир действительности имеет иную форму вечности. – Вечность возвращения. Пульсирующая форма вечности, с её вечным политесом ухода и возвращения. Можно сказать, что первая Вечность статическая, вторая - динамическая.
«Истинная абсолютная реальность» на самом деле находится за границами нашего мира порядка, иллюзорной действительности - нечто, что для нас - не реально. Ведь такая реальность своею сутью ломает всякое родное нам существование, она подразумевает конец действительной реальности, как таковой, с её необходимыми порядками и последовательностями. А сама конечность мира, как всякая конечность, находится только в рамках нашего упорядоченного мира. За его пределами, за пределами нашего мышления, нет и быть не может никакой конечности. Попытки вообразить такую «конечную реальность» за пределами нашего упорядоченного мира, ставят наш разум на рельсы, уходящие в безумие.
Как же так? Получается, что поиск «истинной реальности», поиск мира без иллюзии, ведёт к безумию?! Да! Именно так! Ибо наш разум дышит «воздухом иллюзии», она его плоть и кровь, она - то, чем он питается и чем живёт. Ведь даже простая адекватность нашего социального поведения заканчивается там, где мы пытаемся выйти за рамки привычных форм социальной действительности, где пытаемся искать «истинный мир», - мир без условностей.
А сейчас напрягите все свои «ганглии осознанности». Даже наше бытовое осмысление действительности, реальность которой создаётся спроецированными на наше воззрение запредельными стихиями этих двух миров, - миров «сущего» и «пустоты», как некими трущимися своими боками, своими «сферами» (в метафорической транскрипции бытия в виде «ласкающих друг друга черепашьих хвостов»), стихиями сакральной природы, и создающими тем самым «пламя синтетической действительности», называются в нашем быту, теми же именами «реальности» и «иллюзии». Они полностью повторяют в своём антропогенном политесе всю сущность отношения полной и окончательной «общей реальности», к полной и окончательной «общей иллюзорности», как подразумеваемых полюсов мира. То есть говоря проще, наша бытовая жизнь сохраняет в себе отношения тех изначальных основ мироздания, из которых растёт всё действительное. Те изначальные противоположности «сущего» и пустоты», рождающие в своём синтезе действительность, отражаются и олицетворяются во всех наших оценках бытовой жизни. Мы судим относительно «реальности» и «иллюзии» в нашем быту, так же как мир судит о «сущем» и «пустоте», в своём бытии. Посмотрите непредвзятым взглядом, как мы бежим от относительной «реальности» в нашем быту, и как желанна для нас всякая относительная «иллюзорность». Это наша сущность убегает от «абсолютной реальности пустоты», от холода хаоса с его забвением, и стремится к «иллюзорной действительности» с её игрой, - к своим родным пенатам, то есть к противоположному полюсу, - наивысшей точке жизненности.
Ведь, что есть на самом деле наше стремление к искусству, стремление к красоте, к гармонии, любви наконец, так опьяняющей наш разум. Что это, как не стремление прочь от реальности бытия, от её обжигающей холодом бренности и безжизненности? Здесь мы наслаждаемся собственными аффектами, целиком и полностью основывающимися на иллюзии. В истинной реальности окружающего мира нет ничего, чем мы могли бы наслаждаться, чем могли бы удовлетворятся. И не будь у нас такой возможности, мы не перенесли бы эту жизнь. Ведь всякое искусство, и сопряжённое с ним чувство прекрасного, исходит не из этого внешнего мира. Это воплощённая способность нашей фантазии, нашей души как самого «тонкого» в нашем органоиде, рисовать ту иллюзорную красоту, которая уводит прочь от всего реального. И наш разум получает удовлетворение, и испытывает благодарность жизни. Ведь «красоты самой по себе» - нет и быть не может. Вы смотрите на великолепные пейзажи, красивые горы, деревья, неповторимый закат, волны, сверкающие брызгами в лучах солнца, и восклицаете; - Как прекрасна природа! Но источник всего этого, – только ваш органоид, с его «тончайшими ганглиями душевного агрегатива» растущими на плантациях фантазии, с её иллюзорным полями продуцирования. Полями, на которых всходит и растёт «рожь», кормящая не только вашу душу, но и ваш интеллект. Без всего этого было бы невозможно ни великолепие, ни той сказочной доводящей до исступления, красоты. В самой природе нет ничего такого, что могло бы так оплодотворять вас. Ибо в ней, в её сакральной глубине нет иллюзии. Вам только кажется, что вы наслаждаетесь внешней природой, что вы наслаждаетесь жизнью. На самом деле вы наслаждаетесь сами собой, своей безудержной фантазией, с её уходящими в запредельность облаков иллюзорности, кронами «ганглий - деревьев».
Мы слушаем божественную музыку, а на самом деле слушаем себя, собственные внутренние переливы, игры собственных внутренних аффектов. Мы разглядываем великолепные пейзажи, на самом деле смотрим в себя, наслаждаясь своими ностальгическими аффектами, и чувством прекрасного в той же иллюзорности. Мы кушаем вкусную еду, дарованную нам богами, но на самом деле наслаждаемся химической реакцией собственных рецепторов, посылающих импульсы в мозг, где в первую очередь активируется наша фантазия. Наш разум, получая от всего этого порции эндорфинов, всегда будет стремиться к их искушающему опьянению.
И вот что ещё. Как я уже отмечал в предыдущих разделах, всё «хорошее» и всё «плохое» в этом мире, как известно, было изначально завязано на инстинктивных воззрениях воли нашего органоида. То, что подсознательно, или явно было ей полезно, что утверждало её в бытии, то она считала и считает до сих пор «хорошим». Что вредно и неприятно – «плохим». То есть, либо непосредственно, либо опосредованно, но всегда исходя из интереса. Сам же мир в этом смысле, - абсолютно безучастен. В нём нет ни «хорошего», ни «плохого». Ему чужды разделения подобного толка, ему вообще чужды какие-либо разделения. Он в сути своей, - аморален, нейтрален, и безучастен, во всех смыслах. Наш разум разделяет и классифицирует его, наделяя своими свойствами, антропоморфно придавая ему целесообразность, и тем самым наделяя полезностью для себя. И в этом смысле всякая «объективность» и «истинность», в какие бы одежды наш разум не наряжал то или иное явление, есть лишь миф. Иллюзия – в иллюзии.
Если вы когда-нибудь захотите попробовать испить, из бокала абсолютной истинны, - знайте, что на самом деле вы захотели чего-то не совместимого с жизнью, какой-то оборотной стороны этой жизни. Вы хотите испить яда из золотого бокала.
Самая великая иллюзия
Наше существование, - никем не управляемое, ничем не обусловленное, и ни в чём не обеспеченное. Парадокс - в своей плоти, - нонсенс, в глубочайшей своей сути. Существование, в котором мы настолько же уверенны, насколько и сомневаемся. Существование, в котором заблуждение, является непременным условием. Существование, где нет и быть не может никакой истины, ибо нет и быть не может никакой фундаментальной сути. Существование, где страдание определяет меру наслаждения. Существование, где всё перевёрнуто с ног на голову, где отражение смотрит тебе в глаза, создавая иллюзию собственного бытия. Уязвимое, мимолётное и случайное, словно разлетающиеся семена одуванчика, и в то же время, вязкое и тянущееся, как битум, расплавившийся под палящими лучами Солнца. Здесь никогда ни в чём не можешь быть уверен до конца. Здесь пошлое и низменное возносят на пьедестал, а по-настоящему Великое – низвергают в пропасть! - Расточительность самого высокого пошиба! Здесь нет ничего достоверно определённого… Что это? Где, то зерно, где сидит тот Бог, который заставляет нас, - быть? Почему мы собственно, так держимся за такое существование?
Наш организм подобно космическому монстру, повизгивая от внешних раздражителей, постоянно ищет пещеру, но никогда не остаётся в ней надолго. Его сущность извивается под обжигающими воздействиями внешних стихий и от уколов врагов, но как только они ослабевают, он начинает искать новых, чтобы вновь в полной мере почувствовать своё существование, почувствовать себя живым.
Жизнь, в которой простота, ставит в тупик своей сложностью, а всякая сложность, умиляет своей простотой. Жизнь, в которой ты ни на минуту не можешь остаться один, и в то же время холод отстранённости и одиночества постоянно обжигает нежное тело души. Великая тайна нашей жизни, тайна - которой не суждено открыться никогда! Ибо она не существует как данность, но лишь как предчувствие.
Мир, где всякое разнообразие, есть лишь иллюзия соотношений. Мир, где всё «достоверно существенное», на самом деле, - не существует… Мир где, чем дальше проникаешь вглубь, чтобы обрести ясность, тем темнее становится, и ты натыкаешься на полный мрак! Мир, где всё и вся зависит от света, и где никогда не бывает достаточно светло. Мир, где фотон, представляющий собой одновременно и частицу, и волну, то есть нечто материальное и нечто информационное одновременно, со своей абсолютной скоростью движения для нашего мира, определяет всю полноту и законченность этой действительности. Убери из мира эту частицу, и всякую волну, и мир – исчезнет! Мир, где всё, и вся либо питается светом, и его производными, его модификациями волнового характера, либо кормит ими других.
И мы, люди, - метафора этого процесса, мы лекало всего это мироздания. Мы так же питаемся этим светом, модифицированным в растительные и биологические формы, сцепленные в определённой последовательности, и в определённом порядке эти сакральные волны. Как в физическом смысле, так и в метафизическом, - мы «едим свет», мы питаемся фотонной энергией. Мы закидываем в свой котёл, в свою топку этот уголь, этот «потенциальный огонь», сцепленный в определённой форме, и заливаем туда воду. В нас живёт коллапс, - столкновение воды и огня. Так живёт всё на нашей планете, и не только одушевлённое с нашей точки зрения. Синтез противоположностей в своём непримиримом противостоянии порождает всё, что вытекает из нашего сосуда, и всё, что паром поднимается над ним. Я имею в виду в первую очередь наши мысли, как некие волны, упорядоченные тончайшие сущности сверх живого, астрального мира нашей природы. Волны, упорядоченные нашей сакраментальной организацией, и отправленные в эфир. Сущности сверх тонкие, сверх мобильные, сверх уязвимые, и в то же время сверх агрессивные. Ибо им дано упорядочивать на свой лад всё грубое и инертное этого мира. Сущности, имеющие бесконечно различные формы образов и стрел, Создающие вокруг всякого организма некий фон, некое поле, приводящее всё вокруг, все, что поддаётся организации, упорядочиванию и настройке, к своему знаменателю, к своему порядку.
В метафизическом смысле, для нас существует два самых близких Бога. Это наша Земля, и наше Солнце. Они же наши родители. В метафорическом смысле, Земля – наша мать, Солнце – наш Отец. Мы, в сакраментальной сути своей, есть материально-трансцендентное воплощение их совокупления. Мы рождены в столкновении огненной стихии Солнца, с водной стихией Земли. И сами по себе, являем - коллапс единства этих противоположностей. И так же как наше тело представляет собой необходимое физическое следствие синтеза этих стихий, на условном относительно грубом уровне, так наши мысли являют собой трансцендентальное последствие синтетического столкновения в нашем теле, этих олицетворённых монад наших Богов, - огня и воды. Мысли, есть их воплощённые трансформации, в сверхтонкие сущности астрального бытия.
Наше великое счастье заключается в том, что мы не знаем другого мира. Наше великое несчастье заключается в том, что мы вечные пленники этого мира. Наша внутренняя свобода, – сплошь относительность. Свобода наших действий, – сплошь иллюзия. Наш взгляд на мир, наши ощущения мира, - что может быть реальнее? И в то же самое время невозможно найти что-нибудь более обманчивое и иллюзорное. - Клубок противоречий, и антагоний. Клубок безумия и разумности. - Воплощённый абсурд.
Таинственность этого мира спрятана глубоко в нашем подсознании. И чем глубже мы будем проникать в эту тайну, тем таинственнее и недоступнее будет становиться сущность мира. Ибо сама глубина этого мира гнездится не в глубине его недр, но в глубине недр нашего же сознания. А оно не может иметь дна, как бы глубоко не была вырыта шахта познания. Ибо эта «шахта» уходит в «безвременное» и «без пространственное», - в глубины собственного ноумена. - Туда, где быть не может конечной станции. Поэтому нам никогда не суждено достичь последней сути мира, мы в силах лишь достичь «Нирваны», - полной отрешённости, абсолютной бессознательности. «Нирваны», как некоего предела сути нашего сознания, - олицетворённой пустоты.
Метафорически, в аллегорических параллелях, это можно выразить ещё и следующим образом. Создавая собственную действительность, мы словно вытягиваем нить из клубка бесформенной пряжи бытия. И наш мир рождается в момент этого вытягивания, приобретая форму некоей дороги, по которой мы следуем, и которая должна обязательно закончиться обрывом. Ибо, как ниточке не виться, её конец неизбежен. Наш разум, плетёт этот мир словно косу, из неопределённого нейтрального в своей сакральной сути, материала бытия, - из хаоса с его вечными монадами, не известными нам как некая данность, но лишь подозреваемыми, лишь мыслимыми как необходимо существующими. Он не открывает уже кем-то «сплетённую косу», а именно плетет её впервые.
Не знаю, как ещё яснее выразить свою мысль. Я не устаю повторять, что всякая «субстанциональность» в этом мире, имеет таковую, только благодаря нашему воззрению. А наше воззрение таково, только благодаря нашему объёму, нашей форме, и нашей внутренней динамике, в самом широком смысле слова. И если представить себе, что мы как субъекты, как «наблюдатели», представляли бы собой нечто иное, то и все предметы «феноменального мира», были бы для нас совершенно иными, и сам мир представлял бы собой нечто совершенно иное.
Для простоты понимания, приведу, хотя и не совсем подходящий пример, но всё же наиболее наглядный. Какую «субстанциональность» представлял бы для нас, как для наблюдателей, к примеру, камень, если бы мы были в сотни раз твёрже, и в сотни раз мельче его атомов? Он, скорее всего, представлял бы для нас нечто легко проницаемое, нечто такое, что представляет для нас теперешних, к примеру, вода, или воздушное пространство, заполненное фигурами и телами. А скорее всего он представлялся бы нам космосом с блуждающими планетами. Мы могли бы плавать в этом камне, словно в бескрайнем океане космоса. Мы проходили бы через его субстанцию, словно космический корабль, летящий между астероидными полями.
И как всякая «субстанциональность» в эмпирическом воззрении, всякий феномен, всякая воспринимаемая форма напрямую зависит от нашей целокупной формы, от нашего положения по отношению к внешне существующему, и соответствующего этому положению адекватного взгляда, так и всякая субстанциональность трансцендентального и метафизического воззрения, напрямую зависит от формы мысли, её динамики и «антропологической упорядоченности». И всякий созданный нами алгоритм, сверкающий золотом истинности, всякая философема, сами по себе, не представляют ничего по-настоящему ценного для мироздания. Они есть - облако, сотканное разумом, и воспринимаемое разумом. Его форма имеет значение только для определённой упорядоченной системности и определённой динамической возможности нашего же разумения.
Я уже не раз говорил об этом, и повторю ещё раз. Когда мы уверенны, что открыли в этом мире нечто новое, нечто доселе неизвестное, что существовало, но было скрыто от нашего взора, то это и есть главная иллюзия нашего воззрения. На самом деле, мы сплели очередное «звено косы мироздания». Мы вложили очередной фрагмент в «мозаику нашего мировоззрения», нашего эмпирического и трансцендентального мира. То есть создали тем самым, ещё один «сектор собственного созерцания», ещё одну башню в выстраиваемом нашим разумом замке мироздания. Башню, - не существующую до сих пор, и вообще не существующую в природе.
Наш разум обрадовано закричал: - Открытие! Он ликует, полагая, что открыл очередную тайну мира. Я открыл нечто потаённое в этом мире, я открыл новый закон его природы, говорит он. Но на самом деле в его разуме зародилась «новая почка» на какой-нибудь взрослой сформировавшейся «ганглии сознания». «Новая почка» с до сих пор невиданными способностями, но обещающая вырасти в развесистое древо, во «взрослую ганглию» способную продуцировать очевидность. Расширится ли её ореол, или она впадёт в стагнацию, так и не достигнув своего развития, зависит от того сколько будет уделять ей внимания разум в целом. Будет ли давать ей пищу то сложившееся общество, которое словно парламент, со своими партиями и голосами, определяет весь ход всякого человеческого разумения.
И так. Каждый из нас имеет тот мир, который сам же себе и создаёт, который выстраивает своим сознанием. Наш разум каждая его «созревшая ганглия» лепит, словно из бесформенной глины, свои «фигурки бытия», «фигурки своего мира». И в силу того, что все эти «фигуры», вылеплены одним и тем же разумом, создаётся впечатление единого, цельного объёмного мира. Мира, где всё и вся подогнано друг к другу, где всё и вся, соотносится друг с другом.
Да. У нас, у людей есть общий мир, ведь мы, – «единый организм». Но он исчезнет с исчезновение последнего глаза, и последнего уха. С прекращением течения крови по жилам. С исчезновением всякого разумного субъекта познания. Этот мир будет существовать до тех пор, пока в нём будет существовать хотя бы один ноумен, способный к форматированию познания, воззрения, или хотя бы взгляда. И его «реальность» будет такова, какой сделает её сам ноумен. И в действительности, реально существует только ноумен. Но он по природе своей бесформеннен, безобъёмен и безвременен. Он суть «Чёрная дыра», – посланник абсолютной реальности, - «пустоты». Ноумен – олицетворение антимира, проникающий в наш мир, и создающий все его формы, создающий эту действительность. Глаз, заглядывающий из преисподней - луч, проникающий из пустоты, - Божественный дух безмолвия и безвременья.
Да. Крайне сложно осознать, что все, что мы способны воспринимать вовне, в сути своей игра нашего воображения, - фикция нашего сознания. Что весь бескрайний мир существует лишь в нашем маленьком мозге. Но когда ты осознаешь достаточно глубоко сущность своего разумения, когда осознаешь всю глубину этой парадоксальной концепции, все споры, высказывания, действия людей, встают для тебя в новом, совершенно ином свете. Ты начинаешь видеть подоплёку всякого действия, и всякого высказывания. Когда ты осознаешь ту великую разницу между тем, что уже существует, и что создаётся каждую секунду твоим разумом, тогда для тебя сами собой отпадают те неразрешимые вопросы, которые ввергают разум в метафизическую перманентную идиосинкразию. Почему мир так целесообразно устроен? Почему в мире всё, и вся так тщательно подогнано, приспособлено друг к другу? Или; Почему мир так прекрасен? Как мог появиться такой чудесный мир? И наконец, кто создал этот великолепный, этот удивительный мир? Но хотя эти вопросы перестают быть актуальными в свете вышеизложенной и в сути своей не новой концепции мира, но, тем не менее, самих вопросов не становится меньше. Напротив, их количество растёт в геометрической прогрессии. К примеру, вопросы как: Что в своей сути представляет материал, из которого наш разум строит этот мир? Где он черпает основу своего строительства, причину своего мышления? В чём причина создания нами именно такого мира? И т. д. и т. п., и тайна нашей жизни нисколько не становится освящённее, она сохраняет свои тёмные позиции, и даже укрепляет их. Для того, чтобы хоть немножечко приоткрыть завесу, необходимо посмотреть на мир со стороны, стать на секунду «сторонним наблюдателем». Только тогда мир, может быть, обнажит свою тайну, жизнь покажет свои «колени». Но это - невозможно! Мы не в силах даже на долю секунды стать «сторонними наблюдателями», мы пленники этого мира, и никогда не выйдем за его пределы. Нам дано смотреть на него только изнутри. И это положение убивает в нас всякую надежду на полное просветление. Нам никогда не посмотреть на мир со стороны, нам суждено видеть только его внутреннюю сферу. Круг замкнулся. Лицезреть собственное создание, ощущать собственное явление, чувствовать собственное отношение – это всё, что нам дано, и другого никогда не будет.
Все подарки и злоключения судьбы, с которыми тебе приходится сталкиваться в процессе жизни, в сути своей, не несут ничего, что ты в них сам не привносишь. Они, всего лишь естественный ход вещей в мире, спровоцированный твоими глубокими реками разумения. На самом деле, они не несут сами в себе - никакой нагрузки, которую ты, своим перевёрнутым и покалеченным, мечущимся воззрением, придаёшь им. Вспомни, сколько раз встающие пред тобой стеной злоключения, через некоторое время превращались в подарки судьбы. В преграды, отделяющие от пропасти. Всё лишь зависит от осмысления. Это в твоём воображении, они приобретают знак «плюса», или знак «минуса», которые могут меняться местами, в зависимости от угла твоего зрения, от плоскости восприятия, от отношения.
Всякая, казалось бы, мелочь мира, при определённом взгляде на неё, будет представлять собой тайну, - глобальную как сам космос. Тайну, в которой будет содержаться весь мир, как в капле воды, содержится вся тайна океана. По большому счёту, в нашем мире нет мелочей. Нет незначительных вещей. Всякая мелочь с нашей точки зрения, при определённом взгляде может оказаться краеугольным камнем всего мироздания. Известная истина: – «Из мира нельзя ни удалить ничего, ни привнести в него нечто». А значит всякая мелочь в нём, - значительна, и представляет собой абсолютную и полную его законченность. И в этом смысле в мире не существует ничего, что следовало бы искоренить, что непременно необходимо победить. В нём нет мусора! Всё, что мы так жаждем изъять из нашей жизни, в сущности, представляют собой, - «латентные необходимости». И стремление убрать из жизни нечто неприятное нашему существу, по большому счёту является, либо порождением страха, либо нашим детским, глубоко инфантильным капризом. Ведь то, что нам кажется ненужным, ненужно только с точки зрения рационального, упрощающего мир, разума. Да и то, в 99% случаев, ему лишь кажется, что то, или иное явление мира, противно ему. Вредные на первый взгляд вещи, на самом деле укрепляют нас физически и морально. Нанося нам незначительные раны, они заставляют нас бороться, и тем самым делают нас сильнее, способнее. Всякое становление и укрепление возможно только по необходимости. Всё Великое всегда созревало под гнётом, под ударами рока, и возвышалось подстегиваемое шомполами судьбы.
Вообще, такие понятия как «вредно» и «полезно» более других понятий обманывают нас. Они - в сути своей относительны и переменчивы. Для нашей природы в целом они не имеют ровным счётом никакого значения. Ибо каждое это понятие, по отдельности, не представляют собой никакой имманентной достоверности. Для природы вообще не интересно ничего, кроме баланса, а всякий моноцентризм убивает его. Баланс возможен только в противостоянии относительностей. То, что мы определяем, как имеющее главное значение, имеет таковое, только для нашего, всегда заблуждающегося разума.
Как я уже отмечал, не стоит полагать, что тот мир, который мы называем «потусторонним», - мир, рождающийся от смешения наших сакраментальных аффектов, таких как воображение, фантазия, страх, восторженность, есть другой мир. Что он в действительности представляет собой нечто потустороннее. Не стоит полагать, что он, - оборотная сторона нашему миру, что он приходит к нам из-за пределов этого мира. На самом деле, он конструируется так же нашим, но слегка воспалённым сознанием, несколько изменённым, но всё же в тех же рамках причинно-следственных связей, в той же временной сфере последовательности, и в той же паллиативной пространственной конструкции архаики мироздания. Он, - «антропогенная искривлённая матрица» нашего действительного мира. Он не выходит ни на йоту за пределы нашего мира. Он, – лишь слегка извращённая, экстраполярная, квазилогическая, и потому абсурдная его форма. Но и только. Искажённый излишней восторженностью, излишним адреналином в нашей крови, мир, воплощающийся в некую чрезмерность, раздувание и нагромождение. В нём всякий случайный блик на окне, может превратиться в прожектор, всякий отдалённый звук, - в гудок парохода. Всё, что до сих пор представлялось нам как «метафизически потустороннее», на самом деле сохраняет в себе все очертания нашего «действительного мира», и абсолютно не выходит за его пределы. Ибо как я уже отмечал, для того, чтобы выйти за пределы нашей реальной действительности, необходимо стать «сторонним наблюдателем», а этого нам не доступно.
Иллюзия, - это то единственное, что спасает нас. Ведь только она способна придавать нашему существованию хоть какую-то обоснованность и значимость. Мы вынуждены приходить в этот мир независимо от нашего желания. Мы вынуждены существовать в рамках этого бытия, принимая все его дары и перенося все его страдания и лишения. Но в противовес этому фатальному положению, как нам кажется, нам дано решать свою судьбу, и даже судьбу этого мира! Ибо благодаря нашей многогранной иллюзии, мы полагаем, что это мы решаем оставаться в нём, или нет, что мы вольны поступать с нашим социумом и природой так, как нам вздумается. Нам даже порою кажется, что от нас зависит судьба Вселенной! Иллюзии, - составляющие всю полноту материи жизни. Иллюзии, - из коих соткано «тело» нашей жизни. Ибо жизнь, словно ковёр – соткана из этих иллюзий, и только из них. И только субстанциональность волокон, из которых состоят эти нити, определяют наши оценки реальности и фантазии. «Толстые прочные и твёрдые» - относятся нами к реальности, «жидкие тонкие и непрочные», соответственно, к фантазии. Но из каких нитей не был бы соткан этот «ковёр», в целом он всё же остаётся - иллюзией. Материя мира – иллюзия феномена. Материя жизни – иллюзия ноумена.
Прошу прощения за общую тавтологию моего произведения, я всё время возвращаюсь к одному и тому же. Но в первую очередь хочется ясности, хотя бы для себя. Чувствуя подсознательно, что слова и понятия, как бы ты не выстраивал их, в какие строгие упорядоченные алгоритмы их не заключал, не в состоянии выразить всю широту поля воззрения, всю глубину моего идеального, интуитивного в своей сути, осмысления. Возникает постоянное чувство недосказанности, и ты всё время автоматически возвращаешься к одному и тому же вопросу, видимо рассчитывая на то, что эта «стена» всё же рухнет, если её долбить без конца. Это чувство недосказанности, постоянно преследует меня. По-видимому, сказывается общая утомлённость. Мне всё время кажется, что я не могу достаточно ясно выразить свою мысль. Что-то главное, что-то самое важное всё же остаётся где-то там. Но через некоторое время само собой приходит прояснение и понимание того, что на самом деле, так и должно быть. Ведь самое настоящее и совершенное всегда - между строк. Полагать, что можно выразить основательно и полно с помощью письма – мысль, то есть пытаться достоверно и окончательно выразить то, что по своей генетике не выразимо, по крайней мере, - наивно. Эта наивность исходит из «рационально-аналитического разума», который убеждён, что ему всё доступно. Он тешит себя иллюзией, что он угадал мир. Эта наивность исходит из разума, возомнившего, что он и есть самое достоверное и самое полное зеркало мира!
Надо осознавать и то, что удайся мне выразить полно и окончательно свою мысль в слове, и она стала бы проста, не интересна и пошла. Она тут же перестала бы заслуживать какое-либо внимание. Ибо то, что досконально и полно выражено, объяснено и разложено, тут же становится мёртвым, как всякая простая законченная вещь, без тайн и вопросов. Так уходит в историю и наша жизнь, как некий пройденный этап, представляя интерес лишь для историков, превращающих на какие-то мгновения мёртвое прошлое, - в настоящее, и полагающих, что они способны его реанимировать.
Тайна и недосказанность – вот то, что движет нашим разумом, что заставляет нас мыслить. Что вызывает в нас стремления и заставляет развиваться. Вся наша бренная жизнь, и все мы в этой жизни, всегда будем теми «буридановыми ослами», бредущими по пустыне в погоне за тайной, манящей и влекущей своей недосказанностью, и недоступностью. Иллюзия возможного раскрытия тайны нашего бытия, всегда будет маячить перед нашим носом. Казалось бы, протяни руку, и всё откроется! Но открываем дверь, а за ней три двери, и так в бесконечность…
И, наверное, неслучайно все мои пасквили, так же, как и иные достойные внимания работы, просто пропитаны недосказанностью, противоречиями и парадоксами, иногда доходящими до абсурда. И я отдаю себе в этом отчёт. Будь они другими, скорее всего не заслуживали бы совершенно никакого интереса. Ведь именно в противоречии и недосказанности, именно в парадоксе как в некоей квинтэссенции всего потенциально возможного, обещающего возникновение новых небывалых явлений, может существовать та бескрайняя надежда, к которой всегда будет стремиться наш разум. Великая тайна нашего бытия всегда будет подстёгивать нас, мы никогда не откажемся от стремления к ней. Стремления, подобного стремлению к далёкой звезде, до которой нам не суждено никогда добраться, но которая всегда будет маячить в вышине, привлекая нас своей недоступной тайной…
«Мы ищем счастье там, где его нет и быть не может, совершенно не придавая значения истинным бастионам счастья. Мы совершенно упускаем из виду необъятную долину и тот великий архипелаг, где между скал и пропастей витает истинный дух свободы, открывая нашему взору всю прелесть доступных лишь трансцендентальному созерцанию, вершин. – Долина фантазии, с летящей над её необъятными полями птицей вдохновения! Только здесь ты найдёшь истинную свободу, только здесь можно ощутить вершину, - апофеоз жизненности, только в этом краю живёт настоящее счастье. Ведь именно благодаря фантазии, этой необъятной долине неосознанного, с её архипелагом иллюзорности, мы ощущаем настоящую вдохновенную монаду свободы. Именно благодаря вдохновению, этой величественной птице самых заоблачных высот жизненности, мы получаем истинное удовлетворение. Только полёт этой птицы над долинами страны фантазии, отрывает нас от бренной фатальности бытия. Наш разум, взлетая на крыльях этой птицы, как будто бы срывается с привязи, и эйфория полёта захлёстывает его! В эти секунды, и только в эти, мы по-настоящему свободны и по-настоящему счастливы!»
Протуберанцы
Каждый из этих «протуберанцев», вполне мог бы стать полноценной философемой…, развей я, зародившуюся здесь, мысль, во все, расположенные к ней, стороны…, удели я, каждой из этих флуктуирующих точек, большее внимание...
«Только когда ты достигаешь того уровня осознанности, той глубины своего созерцания, при которой почти физически начинаешь ощущать иллюзорность всего и вся, когда прошлое и будущее перестают быть чем-то действительно существующим, когда сам миг бытия, миг твоей жизни превращается в фантом, который невозможно ощутить ни одним органом чувств, когда даже движение в своей определённости, становиться таким же недостоверным и сомнительным фантомом, таким же недоразумением, как и полная безмятежность действительности, = тогда мир открывается для тебя во всей своей фатальной инертности, абсолютной нейтральности и чрезвычайной неопределённости. Пропадают всякие критерии, основы и доминанты, - всё растворяется в бурлящей пучине абсолютной реальности хаоса. И тогда всякое «великое мудрствование», всякое гениальное философствование, самое глубокое и серьёзное становится нисколько не важнее простого заливистого смеха ребёнка. И тогда всякая мелочь, и всякая глобальность, занимает своё место, и ты начинаешь оценивать всё, с чем тебе приходится сталкиваться в жизни, как игру порядков твоих собственных оценок, игру форм и оттенков твоих фантомов. И даже фатум, как аподиктическая необходимость мироздания, становится не таким серьёзным и фатальным.
И тогда для тебя в этом мире перестаёт существовать что-либо важное само по себе. Впрочем, как и что-либо неважное само по себе, и ты вдруг понимаешь, что каким бы не казалось серьёзным твоё глубокое философское воззрение, на самом деле оно нисколько не важнее простого полового акта влюблённых людей. Ведь теперь, ты в глубокой степени осознаёшь, что и то, и другое, лишь – удовлетворение твоей сакральной природы. Лишь удовлетворение различных её плоскостей, удовлетворение различных субъектов твоего внутреннего органоида. То есть удовлетворение своих потребностей различными в своих мотивациях, но одинаковыми в своих механизмах самодостаточными и полноценными «ганглиями осознанности», лишь условно отнесёнными к низменным, в отношении одних, и к возвышенным, - в отношении других. И что присущая всей спекулятивной и трансцендентальной философии важность и величие собственной мудрости, есть лишь важность и возвеличивание собственного мира воззрения, с его специфическими полями созерцания осмысления и оценками, и не более того.
И вот только тогда, когда в тебе просыпается этот демон противоречия, разметающий всё вокруг, и превращающий самые архаичные устоявшиеся истины в труху, - демон потустороннего мира, для которого должна выстроиться новая эстетика, новая платформа бытия, ты вдруг испытываешь настоящее удовлетворение, на которое только способен твой разум! Вкус этого, - несравним ни с чем!»
+++
«Друг мой! Ты говоришь, что нет никакого смысла писать, ибо невозможно написать ничего лучшего и значительного, чем ….
Поистине, таким людям как ты, лучше вообще ничего не читать. Ведь то, что ты разочарован в своих возможностях, идёт от того непонимания, что твои, столь значительные оценки чужих произведений, это твои и только твои способности оценивать, твои и только твои возможности слышать, видеть и чувствовать Великое! Ни одно произведение не имеет в самом себе, ничего конкретно величественного, ничего окончательно и истинно завершенного, и только твои оценки, твоё воззрение делает его столь значительным, столь запредельным и великолепным. А значит и талантливость, и даже гениальность всякого оцениваемого произведения, полностью соизмеряется с твоей способностью к талантливому и гениальному созерцанию. Придание произведению идеальной талантливости, талантливости самой в себе, вне воззренческой оценки наблюдателя, это такая же нелепость, как и то, что мир и его материальные предметы существуют сами по себе, вне нашего воззрения, и имеют свою собственную абсолютную идеальную форму.
Не суди наскоро и поверхностно о выше сказанном, вдумайся, и истинность этих слов откроется во всей своей простоте…»
+++
«Вы не найдёте в моих сочинениях ни полной истинности идеального воззрения, ни абсолютной гармоничности рационально-аналитического знания, ни тем более совершенной мудрости интуиции. Всё - только «человеческое…»
+++
«Во всяком мнении, как бы оно ни казалось абсурдно, на дне его котла всегда можно найти истину. Как и во всяком мнении, блистающем и переливающемся своей истинностью, на дне можно обнаружить откровенную ложь…»
+++
«Я знаю, что в моих произведениях много так называемой «воды». Но также знаю, что это необходимо. Ведь я, пусть неосознанно, стремлюсь к созданию аквариума, а не консервной банки. Ведь для того чтобы в «аквариуме» жило достаточно много «живых рыб», необходимо много воды. Мысли должны иметь пространство для жития, они не должны лежать, словно килька в банке бок обок».
+++
«Тот, кто способен к настоящей возвышенности человеческого духа, тот способен, как на настоящую возвышенную любовь, так и на совершенную искреннюю ненависть».
+++
«Настоящая возвышенность человеческого отношения, это когда ты, к примеру, в беседе с человеком, слушая его, совершенно забываешь о его принадлежности, как к полу, так и к статусу. Мало того, ты совершенно не допускаешь причастности его к чему-либо «низменному», включая не только естественные отправления духа, но и тела. Подобная утончённая возвышенность духа, сталкиваясь с естественными свойствами более грубого плана, отрынивает словно оголённый нерв, боящийся покрыться коростами. И это положение вещей относится не только к области трансцендентального построения и восприятия мира, но и ко всякой сфере человеческого, где только возможна бесконечно утончающаяся возвышаемость…»
+++
«Возвышающаяся над всем обыденным, тянущаяся к облакам «метафизическая иллюзия», не приемлет ничего грубого, ничего низменного. Она освещает своими лучами всё вокруг, обостряя в каждой душе стремление ко всему изысканному. И в то же время, отвергая всё грубое и пошлое, превращая даже всякую естественность, в нечто неприемлемое и недопустимое. Здесь рождались и расцветали не только «цветы великого», но и все «моральные сорняки».
Попробуйте представить себе Будду, занимающегося естественными отправлениями тела, или удовлетворениями своего либидо? Так в наших душах рождались кумиры и идолы, и становились - Боги! А как они умирали, в холодном пламени грубого низкого невежества, напоминать не надо…»
+++
«Надежда, - иллюзорная надежда! – Это, то единственное, что даёт тебе силы и желание двигаться дальше в этом абсурдном и безнадёжном океане реальности…»
+++
«Выстраивание мира трансцендентального различными «ганглиями» нашего единого рефлексивного сознания, чьи воззрения отличаются принципиально, ибо отличаются генетически, повторяют и олицетворяют динамику выстраивания мира феноменального «ганглиями» рассудка, берущими материал из образов, поставляемых слухом, зрением, обонянием и пр. Нам только кажется, что мы слышим, видим и обоняем один и тот же мир. Единым он становится апостериори, при всей иллюзии априорного его существа. Этот мир форматируется в нашем сознании благодаря синтезу «ганглий» рассудка и наших рецепторов, превращаясь в нашем сознании в объёмную действительность. То же относится и к другой категории «ганглий» нашего сознания, к рефлексивному осмыслению. Каждая «ганглия» нашего фолиомультофационного сознания моделирует свой мир, и затем, мир синтезируется в нашем мозге, становясь объёмным целым.
Благодаря наладке неких мостов между «ганглиями», индивидуализации и общей объективации, наш мир становится как разноплановым, так и обобщённым. Точно так же, как мир для нашего эмпирического созерцания слышимый, видимый, пахнущий, осязаемый, вкусовой и т. д. (оттенков бесконечное множество), а в целом обобщённо-объективный. Так мир для нашего мышления, - рациональный, идеальный, интуитивный и т. д., а в целом – разумно-субъективный.
В нашем разуме «ганглии» могут рождаться и развиваться в зависимости от того, какому из направлений мы отдаём предпочтение в своих осмысливаниях, куда устремляет русло реки нашего сознания, наша воля. Условно говоря, куда приходит наибольшее количество «крови». Поэтому, собственно, для него нет ничего невозможного! Ведь в любой момент может появиться совершенно новая «ганглия», которая развившись, смоделирует вокруг себя совершенно новый мир. Это появление и развитие новой, не существующей до сих пор «ганглии», мы называем – Гением».
+++
«Неоценимая заслуга нашего «рационально – аналитического воззрения» в том, что никак, кроме как с помощью инструментариев «рационально – аналитического», мы не в состоянии передать образность своего «идеального», на страницах наших рукописей. То, что я пытаюсь сделать на этих страницах, было бы невозможно, не обладай я, хотя бы в малой степени инструментами «рационально – аналитического». И вот здесь, как раз играет роль образование, как необходимое условие, для возможности передачи всяких метафизических и трансцендентальных идей.
Свои сформировавшиеся образы «идеального воззрения», я трансформирую в «рационально – аналитические коды», раскладывая идею на составляющие, которые в состоянии воспринять бумага. Эти «составляющие», затем расшифровываясь вашим трансцендентным воззрением, снова трансформируются в разуме в «образы идеального», в нечто целокупно законченное. И пусть изначальная суть, по всеобщим законам трансформирования, изменяется до неузнаваемости, но всё же, это единственная возможность хоть как-то зафиксировать и передать «образ идеального воззрения» с помощью языка слова».
+++
«Чтобы стать «хорошим писателем» необходимо по преимуществу, больше читать и меньше думать. Чтобы стать «хорошим философом» необходимо больше думать и меньше читать. Ибо «хороший писатель» пишет для массового читателя, «хороший философ» же, в первую очередь для себя, и для того небольшого круга, которому будет интересна его глубина. И в том их принципиальная разница. И это только на первый взгляд, этот тезис - спорный. Кто осознает всю глубину этого различия, тот поймёт, почему у «хорошего писателя», в его трудах, как правило, мало глубины, и много музыкальной гармонии образности сюжета, и красоты хрестоматийно правильного слога, воплощающегося в художественно отточенное и слаженное изложение. У «хорошего философа», как правило, мало всего того, что так привлекает массового читателя, но всё это с лихвой компенсируется глубиной умозрения, и проникновенным угадыванием незримого и потаённого.
Всё это часть той парадигмы, в которой соотношение глубины и поверхности, для всякого созидающего творчества - дифференцированно относительно. Парадигмы, определяющей всякие поля искусства, на которых талантливое, отличается от гениального, именно этой соразмерностью, форм относительных парабол воззрения.
+++
«Взаимодействие вещей, на примере нашего разума: Желания - ищут возможности, возможности - рождают желания» …
+++
«Человек именно тогда стал настоящим человеком, когда начал ограничивать свою животную свободу, то есть когда обрёл ответственность. Но кем он стал, когда начал ограничивать свою психофизическую свободу, свободу своего духа и своего разума? …»
+++
«Тебя всё время мучает один и тот же неразрешимый вопрос: Что важно в жизни, а что не очень, что первостепенно, а что второстепенно, что по-настоящему достойно чтобы посвятить ему свою жизнь? И хотя ты понимаешь, что разрешить этот вопрос всё равно, что найти окончательную истину, - что найти «философский камень», но, тем не менее, этот вопрос периодически встаёт несгибаемым колосом в твоём воспалённом разуме. Ибо ты постоянно замечаешь, что всякая на первый взгляд «неважность», при определённом угле зрения становится наиважнейшей, как и всякая «важность», - переворачивается, высвечивая своё покрытое ракушками дно. И ты снова в недоумении…»
+++
«Чтобы заглянуть за грань, необходимо видеть эту грань, или хотя бы априори знать её. Ведь невозможно перелезть через забор, не видя его, - не будучи уверенным, что он существует. Мы, люди, очень хитрые натуры, мы сами для себя определяем условные границы, чтобы затем преодолевать их. Ведь мы подсознательно чувствуем, что иначе удовлетворение как таковое, - невозможно. В отсутствии естественных границ и препятствий, наше желание удовлетворяться, заставляет нас рисовать себе искусственные границы, строить для себя самих, номинальные и откровенно фальшивые препятствия».
+++
«Вы когда-нибудь задумывались, почему человек так склонен ограничивать себя, в чём смысл его самоистязания? Зачем нужна эта внутренняя напряжённость? Для усиления аффектов? Может быть. Но он не может не понимать, что усиление аффектов – опасно! Впрочем, когда это наша «воля» задумывалась над опасностью и останавливалась перед ней? Она скорее всегда стремилась к ней и жаждала её. Её «сила» всегда была прямо пропорциональна желанию опасности. (Или наоборот). «Слабая воля» лежит неподвижно под камнем, не смея высунуть носа. Для неё представляет опасность даже лёгкий ветерок. «Сильная же воля» - сама ищет бурю, чтобы насладиться той великой опасностью, которую несёт собой всякая буря.
Всякая сила, чтобы ощутить своё бытие и мощь, обязательно должна удариться во что-то достойное её. Другой возможности, чтобы почувствовать себя, у неё нет. Все разговоры по поводу того, что «сила» может не действовать и, тем не менее, сохраняться как «сила», – полные бредни. Ибо то, ныне повсеместное убеждение, что человек обладая определённой силой, может спокойно жить, не проявляя эту свою силу, и всё же оставаться сильным, я считаю именно бреднями. Как только в «силе» нет необходимости, она не минуемо засыхает. Её существование и её потенциал определяется только - необходимостью. «Сила» любого порядка, существует и развивается только при наличии объекта воздействия, то есть - врага. И вот мы опять пришли, к необходимости врага…»
+++
«Мы ищем главную причину алкоголизма, как ищем единственную причину меланхолии. Но у всякой страждущей души, могут быть различные причины бросаться во все тяжкие. Алкоголизм страшен не тем, что разрушает семью, ухудшает здоровье, выдавливает человека из выложенных и закреплённых в обществе порядков вещей, но в первую очередь тем, что человеку становиться не интересно жить на трезвую голову. Мир для него потихоньку закрывается, и жизнь становиться пустой и безрадостной. Всякие изысканные тонкие желания, возвышенные стремления, имеющие своей необходимостью некоторое напряжение сил, натыкаются на внутреннее - «зачем?!» Стремления – умирают. Трезвое проведение времени, в силу растущей пустоты, становиться тягостным. Внутренние силы затухают, душа - атрофирована. Потихоньку умирают последние надежды, мир давит своей фатальностью».
+++
«Жизнь – чреда страданий. Но представьте себе, какой была бы жизнь, в отсутствии всякого страдания, то есть, в отсутствии всякого желания…»
+++
«Рай - место удовлетворения всех желаний. Трудно представить себе, более адское место…»
+++
«Философ – политик, - смешон! Так как со своим идеалистическим мышлением, занимается рациональными вещами…»
+++
«Шизофренику, по крайней мере, не грозят муки одиночества…»
+++
«Почему мы ищем истину у древних? Ведь по логике вещей совершенство достигается со временем? И, казалось бы, чем дольше живёт человечество, тем больше набирает мудрости. И самые тонкие, самые выверенные истины, должны исходить от поздних поколений. Но, тем не менее, мы ищем мудрость у древних. Может потому, что подсознательно чувствуем, что «древние», как «пионеры философии», говорили исходя из чистой интуиции? Ведь во всяком осмыслении первична именно интуиция. Позже, она обрабатывается нашим рационально-аналитическим разумом, который наделяет идеальную мысль - «разумным порядком», и некоей обязательной целесообразностью. И она, приобретая свойства «практицизма» и «рационализма», теряет свою первоистинность.
Древняя цивилизация в целом, - цивилизация инстинкта. Нынешняя - всё более, и более разума рационализма. Древние были наивны, а значит, глубоки в самых сокровенных, самых скрытых от простого взора, вещах. Их душа не была нагружена под завязку «мешками полезности», «тюками – зачем» и «для чего». Их паруса наполнялись ветрами, идущими из глубоких пещер. Их инстинкты не были ещё так подавлены рациональными, практическими мотивами. У них ещё сохранялась некая «первородность духа».
Истинная мудрость вытекает подобно роднику, из самых глубин души. Позже этот «родник» вбирает в себя слишком много всего. Он вбирает в себя «соли практичной разумности», той, что делает человека способным выживать в толпе себе подобных. Но тем самым, отбирает у него искрящуюся чистоту, и глубину прозрачности, делая его поверхностным во всех отношениях, более приспособленным к практической жизни, а значит, к жизни мелкой, жизни поверхностной. Человек потерял «глубину первобытности», в угоду практической выгоде. Его разум всё более и более превращается в один из винтиков общего механизма, и он, механически реагирует на всё, в соответствии с разумной рациональностью толпы.
Древние знали истину потому, что черпали её из чистого источника познания, из собственной души, где сверкающая отблесками вода, где дно открыто для взгляда страждущего, где «карпы умозрения» медленно плавают в прозрачной стихии провидения.
И древние ценили эту истину, пока не появилась диалектика. Диалектика – это рациональное в идеальном. Её возникновение и развитие, на почве общего мышления, такая же закономерность, как возникновение и развитие математики, на почве рационального мышления. С возникновением в разуме человека «ганглия математического», появление диалектики, было лишь вопросом времени.
=Там, где впервые возникает торговые, (изначально обменные), отношения, там возникает необходимость в математике.
=Там, где впервые возникает интерес, там возникает необходимость в диалектике.
Возникла потребность придать всему номинал, нечто, что можно ощутить в ладони. Полезность во всём! Этот лозунг, как никакой иной объясняет развитие всего нашего мышления, от древности, до сегодняшнего дня.
И вот, на почве идеального мышления, которое не знает, что такое интерес, появляется Диалектика. И началось! - Распространение и развития «целесообразного разума» по всему свету. Вакханалии спекуляций, - игр с рассудком! В этой новой реальности, истина становилась чем-то, чем можно манипулировать, в угоду собственной латентной выгоде. Обменивать, продавать, и даже прикреплять словно кокарду, к головному убору.
«Рациональный разум» узурпировал власть, и возомнил, что может создавать свои истины, путём создания логических постулатов, и закреплять их очевидными неопровержимыми доказательствами. Где уже не сама истина играет первую скрипку, не суть, а то, как это преподнесено, то есть – форма.
В первородной истине важна не форма, но причина. - Откуда исходят её лучи, где питает свои глубины? Здесь форма не имеет значения. Ибо по большому счёту она, просто-напросто, не может быть определена.
Первородная истина, если она глубока, и идёт из самой сути вещей, не нуждается ни в каких доказательствах. Они только портят её, упрощая её, и, в конце концов, убивая…
Мы ищем истину у «древних» потому, что подсознание нам подсказывает: «Первый взгляд на вещь, всегда наиболее близкий к истине. «Идеалистический» интуитивный взгляд, - правдивее «практического», в нём мало заинтересованности, он почти не ошибается. И мы, где-то в глубине души, тоскуем по той чистой воде горного озера, со стайками серебристых карпов, и мечтаем, что когда-нибудь вернём себе «девственность природы собственного умозрения». Но все эти мечты тщетны, ибо «свинец» уже никогда не станет «ураном», а мы никогда не станем свободными от гнёта «рационального практицизма», в который окунулся, и уже практически в нём переродился, наш разум…»
+++
«Отличительная стагнация духа, на примере возникновения и становления религий. Сущность «старых вероучений», их внутренняя природа – ближе к «инстинкту». Относительно «молодые вероучения», всё более ближе к разуму, к практицизму. Отсюда и противоречивость «молодых вероучений». (Хотя, дело может и не в этом, но в том, что молодость вообще противоречива и воинственна в своей сути)».
+++
«Какой правды вы хотите от истории, если никакой правды нет даже в ежесекундной современной реальности. Какой истины вы ждёте от исторических артефактов, если истины нет, даже в формирующейся на твоих глазах, современности…»
+++
«Все что мы есть, все наши внутренние и внешние ощущения, то есть, весь внутренний и внешний мир, всё феноменальное и всё ноуменальное, есть суть отражение. Мы отражаемся во внешних предметах, они отражаются в нас. Никто никогда не сможет достоверно определить где «истинная сущность», а где его «отражение», кто в ком отражается, и кто кого на самом деле создаёт. Всё лишь – относительное взаимодействие, в котором не существует абсолютных форпостов и бастионов.
Вы когда-нибудь ставили одно зеркало перед другим? – Это, хотя и не точная, но достаточно наглядная модель нашего эмпирического воззрения и феноменального постижения. Модель взаимоотношения с самим собой, и с окружающим миром. Наша «действительность» – есть синтезированное отражение ноумена - в феномене, и феномена - в ноумене».
+++
«Всякое наше искусство есть то же самое «зеркало», отражающее многочисленные формы динамических сущностей, (ганглий), принадлежащих разумной и душевной организации наблюдателя. И всякое произведение совершенного искусства, – лишь совершенно вылитое мастером, - зеркало, способное чисто, без погрешностей, отражать всю палитру одной из сторон душевной организации наблюдателя, предрасположенного к восприятия собственного отражения.
Изобразительное искусство, или музыкальное, - вопрос лишь в определённых формах отражения, в «реагирующих ганглиях восприятия» наблюдателя, имеющих каждая свою сферу, своё поле обзора, и соответствующего метафизического образа вытекающего совершенства. Синтез этих разноплановых возможностей порождает новые формы искусства. Но они всегда определяются источниками, сенсорными возможностями определённого плана. То, что можно услышать, - нельзя ни увидеть, ни потрогать. То, что можно увидеть и потрогать, - нельзя услышать.
Но то, что существует лишь на полях трансцендентального опыта, невозможно ни потрогать, ни услышать, ни увидеть. (Литература, поэзия, философия). Здесь существуют и развиваются совершенно абстрагированные от эмпирики феноменального восприятия, формы искусства. И для того, чтобы найти собственное отражение в этих «зеркалах», необходимо развить совершенно новые «ганглии», - «ганглии трансцендентального опыта».
+++
«Знаете, какие произведения литературного искусства, я считаю совершенными воплощениями синтеза инстинкта и разума, идеального и рационального, трансцендентального и эмпирического, и отношу к самым великим когда-либо изготовленным человеческим духом, «зеркалам». «Зеркалам», в которых наверняка, каждый, кто будет в них смотреть, всегда будет находить что-нибудь до сих пор неизвестное, и, в сущности, до сих пор не существующее. Ещё не одно столетие люди будут находить здесь отражение не похожее на другие, ибо это всегда будет собственное отражение. Произведения, которые всегда будут трактоваться так, как на то способен смотрящий в них.
Ибо, как в изобразительном искусстве все, что написано символами, так в литературном «написанное притчами», - не имеет дна! А значит, не может быть до конца рассмотренным, до конца объяснённым и истолкованным. В первую очередь это, конечно же Библия. И вряд ли когда-нибудь её «общая наивность» кого-нибудь оттолкнёт. Кто ищет, тот обычно находит даже в «наивном», в «наивном» – прежде всего. Библия – есть воплощённое в слове отражение сути воспринимаемого нами мира, воспринимаемой действительности, невозможность познания которого до конца, невозможность вычерпывания этого колодца, отражено в невозможности окончательного познания Библейской апологии, доведения её до простого осмысления.
В каждой существующей и развивающейся культуре, на определённом этапе развития были созданы подобные «зеркала». От Востока до Запада, от Юга до крайнего Севера, - всюду, где укреплялся «человеческий клан», где созревало общее метафизическое сознание, возникали подобные «зеркала». И пусть они отличались своей кривизной и глубиной отражения, но, тем не менее, каждое из них всегда вызывало трепетное к себе отношение. Ибо только они, в эти тёмные времена, могли отразить всю глубину и совершенство человеческой души, только они могли спровоцировать человеческий дух на самое великое, только они были способны объединить вокруг себя всякое разрозненное стадо.
И в большинстве своём, такие «зеркала» выливались именно на основе религии. Ибо в тёмные времена религия всегда была источником и форпостом человеческого духа. Ведь только религия была способна твёрдые камни грубого невежества, превращать в утончённые ростки гармоничного цвета на полях всякого житейского опыта. И хотя и это должно быть пережито и изжито (и этого уже требует современный дух) но всё же уже в этом их величайшая заслуга.
Но не только религиозные поля осмысления были историческим источником и основанием для подобных «зеркал». Существуют «евангелие» антирелигиозного характера. Знакомы ли вы с «Заратустрой» Фридриха Ницше? Вы всё ещё полагаете, что «форма евангелие» может быть только в рамках определённой религиозной конфессии? Сталкивались ли вы когда-нибудь с Нострадамусом, с его катренами? Чем не «Евангелие»? Несколько иного направления, иной формы, ограниченное и разорванное на куски, но всё та же великая недосказанность и таинственная бездонность притчи. - То же «зеркало для героя»!
Эти «зеркала духа» вечно будут вызывать у нас восторг. Мы всегда будем получать наслаждение высшего порядка, заглядывая в эти «изогнутые гиперболические метафоры нашего духа». Здесь наиболее непосредственно наш разум, возбуждённый собственным отражением, услаждается своими догадками, удовлетворятся обнаружением и угадыванием собственных тонких форм и движений, собственной внутренней архаической гармонией. Мы всегда будем удивляться, и восторгаться этими воплощёнными в слово фолиантами судьбы. А по сути, восторгаться собственными глубинами, игрой собственного воображения, и способностями видеть слышать и чувствовать, за пределами эмпирического мира реальной действительности».
+++
«Как только ты начинаешь задумываться над тем, зачем собственно ты живёшь, для чего вообще дана тебе жизнь, ты тут же встаёшь на неверную дорогу. Ты встаёшь на тот путь, который неминуемо ведёт к абсурду. Ведь с таким же успехом можно задавать вопросы, вроде: Для чего существует материя и вообще всё сущее? В чём цель сущего, в чём цель бытия? Бытие - не может иметь цели. Ибо наличие цели, - подразумевает гипотетическое её достижение. А достижение есть - законченность. Законченность бытия – что может быть абсурднее?
Но в силу строения своего рассудка, человек не может не задаваться подобными вопросами. И на этом пути, в конце концов, он неминуемо приходит к Богу. Это последнее пристанище на пути к истине. Это то, что даёт хоть какую-то надежду на «целесообразность мира». По крайней мере, есть куда устремлять свой внутренний взор, есть основа для нашего действительного разума не дающая проваливаться в бездонную пропасть.
Но существуют вопросы иного порядка, имеющие иную «векторность», такие как: в чём суть нашего существа? Как мы существуем? И хоть эти вопросы так же не имеют конечного разрешения, но всё же периодически находят удовлетворение в нашем сознании и не приводят к «переворачиванию лодки». То есть не дисгармонируют нашу волю и всё наше существо».
+++
«Вечный диссонанс, как и окончательный консонанс – убивают волю, этот апологет бытия. Ведь суть воли – периодическая смена желания и удовлетворения. И всё, что не соответствует этому «вездесущему маятнику», этому балансу, - чуждо ей, опасно, а значит, противно...»
+++
«Любовь – есть Бог. Это выражение, в моём понимании символизирует собой апофеоз ощущаемости нами жизни, как некое выходящее за пределы физики мира, чувствование собственного тончайшего бытия, - бытия глубин собственной природы…»
+++
«Когда я берусь за какое-либо произведение, я совсем не представляю себе, что может из этого получится. Так, наверное, Бог совершенно не знал, что у него получится, когда взялся сотворить этот мир…»
+++
«Не к тайне, олицетворённой проекции «Великой пустоты», мы тянемся в нашей бытовой действительности, но к откровенности, к этой воплощённой иллюзии, к этому апологету всякой жизненности. Откровенность. – Вот именно то, что прельщает в человеке, что завораживает и околдовывает нас. Нет, не тайна, как непроглядная темень безотзывности, где брошенный камень никогда не отдаётся эхом, где нет отражения, в силу лукавой грубоватости душевного зеркала, но откровение, - сияющее чистотой и блеском отражаемой палитры, привязывает нас к объекту созерцания. Отсутствие «дощатых заборов» в душевном поле, открывает перспективы озарённости идеала душевной гармонии, в которой так легко, и где полёт одухотворенного вдохновения покоряет вершины и озаряет глубины, не отравленные таинственностью недоступного запределья. В откровенности, отражается вся глубина иллюзорности, вся твоя добрая сущность…»
Метаморфозы осмысления
= «Что есть перспектива бесконечности бренной жизни, – пред счастьем одного единственного мига?!»
= «Что есть надёжность всего возможного рационализма, – пред безнадёжной мимолётностью величественной парадигмы идеального просветления?!»
= «Что есть вечность бытия, – пред скоротечной реальностью твоей жизни, твоей действительности?!»
+++
«Каждая система, или сказать языком биолога так называемая «морфологическая единица», будь-то человек или человечество, есть совокупность, - альянс миллионов отдельных единиц, отдельных личностей, каждая из которых мыслит по-своему. Но в совокупности, в слиянии, даёт обобщённую разумность единицы следующего уровня. Хотите найти истоки мудрости нашего инстинкта, истоки нашей необъяснимой интуиции? Ищите их в клетках! - Там, в самой потаённой глубине, гнездятся истоки нашей мудрости…»
+++
«Почему тебе так необходимо признание, зачем оно тебе? Зачем ты непременно хочешь показать своё творчество людям? Тебе недостаточно того, что ты уже сам оцениваешь свои произведения достаточно высоко, что ты сам ценишь себя, как незаурядную личность? А может здесь кроется то недоверие своему собственному мнению? Ведь в силу того, что ты сам лицо заинтересованное, а значит, скорее всего, не можешь быть достаточно объективным в своих оценках к самому себе, и тебе просто необходимо мнение хладнокровного, незаинтересованного взгляда. Ведь тебе просто необходима независимая оценка, чтобы быть уверенным, в объективности собственной оценки. Тебе необходимо подтверждение? Кто же, кроме посторонних наблюдателей может дать такую оценку? Тебе нужна полнота оценки, и получить ты её можешь, лишь опубликовав свои произведения. Но дело в том, что и в этом случае ни о какой объективности речи быть не может. Во-первых, твою «кровь» вряд ли кто-нибудь поймёт и оценит. Во-вторых, о какой объективности ты вообще мечтаешь? Кто способен оценить это?!»
К музыке
«Музыка, это метафизический диалог между тончайшими сущностями человеческих душ. Этот язык понятен только этим тончайшим сущностям…»
+++
«Весь секрет музыки, её волшебного влияния на нашу душу, - в резонансе, который зиждется на диссонансах и консонансах, символизирующих собой волновую смену стремления и удовлетворения, присущую нашей воли, и берущую свои начала из волновой парадигмы самой природы. Наша воля, а вслед за ней и душа и разум, воспринимая родственные переливы, резонирует и начинает петь в унисон. И это положение является главным аргументом, что музыка представляет собой некую «звуковую матричную основу», отражающую последовательность во времени, всяких трансформаций эмпирического воззрения. Форму соразмерных рядов диссонансов и консонансов, в точности повторяющих душевную устроенность. Именно в последовательности во времени, присущих всякой музыке, соразмерной внутреннему балансу всплесков и спадов душевного агрегата, заключено, то резонирующее воздействие, так удовлетворяющее весь наш организм, от «самых низов», до «самых верхов». Именно в этой соразмерности, заключена тайна воздействия музыки на нас. Музыка являет собой отражение сокровенной сущности нашей воли, нашей души. Она есть воплощение её гармонии, олицетворённого в звуковой палитре внутреннего устройства. Палитры, отражающей и воплощающейся в звуках, как некоей матрице сокровенной структурности душевного агрегата, его тонкой совокупной фигуральности, в синтезе разумно – инстинктивных мотивов».
+++
«В музыке мы можем ощутить то, что не доступно нам ни какими иными путями. А именно, в ней скрыта возможность для нашей души, почувствовать саму себя, свою глубинную сущность, своё самое сокровенное «Я», и даже более того. Она даёт возможность почувствовать саму природу, - тайну мира! Ведь звуковая гармония, это отражение гармонии всего нашего «организма», совокупное отражение каждой его клеточки. Словно на вылитом мастером зеркале, где каждая крупинка серебра, отражает свой кусочек мира, а в совокупности общую палитру мироздания.
Голос каждой клетки нашего тела, спетый в унисон, словно капля дождевой воды, падающая в ручеёк и вливающийся в полноводную реку, бурным потоком выливающуюся наружу. Именно эту реку мы называем сакральным и метафизическим именем - Душа. И придаём этому понятию трансцендентальный смысл. Она транслирует все свои упорядоченные в алгоритмы движения, - во вне, моделируя тем самым общий поток гармоничного течения природы…»
+++
«Музыка, которую мы слушаем, оказывает на нас следующее действие: Она проделывает в нашей душе и в нашем разуме, некие «хреоды», колеи или тропинки. И чем чаще та, или иная музыкальная форма прослушивается нами, тем глубже эти «хреоды». И эта форма динамического воздействия на нас, сохраняется во всех аспектах восприятия нами мира вообще. Всё, с чем мы, так или иначе, сталкиваемся в своей жизни, все, что так или иначе воздействует на нас, проделывает в нас эти «хреоды».
Вы, наверное, замечали, что в музыке очень редко придумывается что-то по-настоящему новое. Как только кто-либо пытается придумать что-то новое на этом поле, новую гармонику, он тут же сталкивается с проблемой. Она скатывается в эти уже однажды пробитые «хреоды». И, в сущности, получается всё-то же. Проложение в нашей душе новых «хреод», сопряжено с длительным напряжением сил, и требует не дюжинного таланта.
Так и во всём, что вообще касается нашей души. Наше поведение, проложив глубокую «хреоду» собственной динамики, поменяться, может только с большими усилиями. «Хреоды нашего обучения», «хреоды нашего вкуса», «хреоды разумения», да они – повсюду! Всякое наше восприятие, всегда имеет «хреодную конституцию». Не важно, динамического или статического характера, то, или иное восприятие…»
+++
«Наша душевная организация так устроена, что ей, хоть и нравится периодически двигаться по уже «проложенным трассам», но если это делать часто, то ей скоро надоедает, и она требует новых путей, вызывая в нас страдание скуки. И наша душа находит эти пути незамедлительно. В музыкальных произведениях это воплощается в музыкальную орнаментику, различного рода мелизмы, транспортирование, и наконец, в откровенное нарушение, - синкопу.
Так как наша душа имеет в себе бесчисленно возможное количество «плоскостей восприятия», каждая из которых испещрена «хреодами динамического воздействия», «кривыми тропинками осознания действительности», то и всё разнообразие окружающего нас мира символизируется этим «хреодным принципом». Ты можешь сколько угодно «испещрять плоскость восприятия» новыми «хреодами», но сама «плоскость» останется неизменной. Ибо она – есть трансцендентальное воплощение сформировавшейся «глобальной ганглии» твоего сознания. И, в этом смысле, любое разнообразие – иллюзорно. Его концептуальность, на самом деле, находится в поле бесконечно возможных, по своей конфигурации, а значит бесконечно возможных по своим восприятиям, «ганглий осознанности». Всякая «ганглия» нашего восприятия, имеет свою неповторяющуюся нигде и никогда, плоскость. За которой, для неё, – не существует ничего. И даже появление новых «ганглий», новых «плоскостей восприятия», выводящих нас на новый уровень, так же не решает общей проблемы иллюзорности разнообразия».
+++
«Музыкальность – присуща всякому искусству. Музыка, в сути своей, олицетворяет природу спектра, воплощающегося в цветовую гармонию изобразительного искусства. То же самое, но в звуковых формах и их тональностях. Музыка, её игра, в отличии от игры света и теней, проходит на полях времени. Игры света и теней, имея туже природу, проходят на полях пространства. И точно так же как в световых воплощениях, художник, при всех своих бесчисленно возможных композиционных конфигурациях, имеем только семь цветов, так музыкант, имеет в своём распоряжении музыкальный спектр лишь в семь нот. Но в противоположность световым возможностям искусства, где помимо игры цветов и оттенков, присутствуют критерии бесчисленно возможных форм, в музыке, есть лишь линия, она отражает чисто временное движение души, и поэтому в её поле деятельности чаще всплывает понятие – плагиат.
На мой взгляд, то, что называют плагиатом в музыкальном спектре, в подавляющем большинстве случаев, лишь случайное стечение обстоятельств, обусловленное скатыванием в наиболее глубокие хреоды выложенные и утоптанные ранее. Ведь здесь, на самом деле так мало плоскостей, в которых допустимо творение, и по большому счёту, как бы нам ни казалось обратное, мы всегда создаём одно и то же, и только наше ежесекундно меняющееся настроение, меняющийся угол, фокус зрения, позволяет нам слышать нечто новое. Наш фокус зрения, отражает трансформирующееся каждую секунду наше тело и нашу душу. Мы каждую секунду умираем, и рождаемся заново. И то, что мы представляли секунду назад, ушло безвозвратно. Мы каждую секунду превращаемся в других людей, и только наши иллюзии, метаморфозы нашей памяти и оценок, заставляют нас думать, что мы, как и прежде те же.
Нет, ни музыка меняется вокруг нас, но мы меняемся. И словно смотря на мир из следующего поезда, обманываем свой разум проплывающей и меняющейся за окном действительностью...»
+++
«Наша воля, метафорически условно, представляет собой «ствол древа». Где «низ этого древа» – соответствует более инстинкту, а «верх» – более разуму. И музыка, по преимуществу возбуждает в нас какой-нибудь «сектор» этого древа. И сложность понравившейся музыки, символизирует собой развитость и широту способностей резонирующего с ней, «сектора» восприимчивости.
Когда музыка возбуждает в нас и «инстинкт» и «разум», мы получаем наибольшее удовлетворение. Ведь задействованной оказывается наибольший сектор нашего волевого восприятия, весь наш организм начинает резонировать, создавая внутри наисильнейшую волну. И в такие моменты в нашей душе, и в нашем разуме, остаётся наименьшее количество «скучающих ганглий».
+++
«Музыка, на которую ты реагируешь, всегда отражает твоё внутреннее содержание. Она всегда отражает твою внутреннюю сложность, и твою развитость. Чуждые в своей гармонии, переливы, – будут дисгармонировать, причиняя страдание. Слишком простая музыка, будет вызывать скуку и раздражение. Слишком сложная, – так же».
+++
«Определённый характер музыки, откликающийся в нашей душе, должен соответствовать развитости нашей души, её гармоничной утончённости. Иначе резонанс будет невозможен. А при сильном несоответствии, такая музыка даже будет причинять страдание. В чём же секрет этого? Я полагаю, что если условно классифицировать музыку вообще, то её разнообразные формы, для того, чтобы резонировать с переливами отдельно взятой души, должны соответствовать общему внутреннему гармоничному укладу этой души. Сложность понравившейся музыки, говорит о сложности душевной организации, простота же, – соответственно. У каждого индивидуума своя планка душевной организации, и она всегда необходимо соответствует планке воспринимаемой музыки. Людям с низкой развитостью душевного агрегатива, и музыка нравится соответствующая. Тем же, кто развил собственную внутреннюю организацию, у кого, условно говоря, развиты как «нижние части ствола», так и «верхние», у кого почти не осталось в душе «атрофированных сегментов», у того и диапазон восприятия музыкальной полифонии, гораздо шире».
+++
«Человек, говоря метафорически, с развитой «верхушкой», вполне может гулять по собственному «стволу восприимчивости». Но человеку слаборазвитому, движение вверх, – заказано».
+++
«Спящий, - не слышит и не видит ничего. Сначала надо потрудиться, чтобы разбудить все «ганглии своего ствола». Ибо для того, чтобы получать широту восприятия, наибольшую по возможности полноту жизни, необходимо постоянно насиловать свои органы. Ведь для того, чтобы функционировали все сегменты лёгких, необходимо напрягаться с болью во всём теле, и заставлять спящие сегменты глубоких отделов лёгких, подключатся к процессу. Необходимо работать над душой и разумом так же, как работаешь над телом. Разум и душа, как любой другой орган нашего тела, всегда сопротивляется насилию. Но на то и дана нам воля, - эта воинственная Паллада…»
+++
«По большому счёту, можно привить восприятие любой музыки. Ведь «хреодность» твоих эмоций, можно искусственно отчертить, и тем самым, настроить твоё восприятие на определённый лад, «кормя» твою душу, определёнными формами музыкальных рядов. Наша душа, как и наш разум, являясь продолжением нашего тела, его одухотворённой квинтэссенцией, - кроной, сохраняют в себе генетику физиологических принципов тела. Они меняются, в зависимости от среды обитания, подстраиваясь под условия пребывания. И эта генетическая особенность, как нигде в теле, очень быстро проявляется в нашей душе и в нашем разуме, в силу тонкости их структурной организации.
Конечно, изменения происходят в зависимости от многих факторов, как то; интенсивность воздействия специфической внешней среды, продолжительность, внутренняя устойчивость сложенного душевного агрегата, глубина уже существующих «хреод» твоего «диско Порта», и т. д.»
+++
«Причина, по которой наша воля стремится менять «хреодность» нашего восприятия, менять устоявшиеся «русла», заключается в том, что, двигаясь по проторенным дорогам, происходит привыкание, и возникает скука, - эта великая провокаторша всего нового. Пропадают ощущения, которые напрямую зависят от преодоления, от сопротивления. А всякое преодоление и сопротивление в разы ослабевает на проторенных дорогах. И хотя сопротивление и преодоление вызывают чувство родственное всякой боли, но всё же, наша душа готова испытывать боль, чем не испытывать ничего. Она не терпит пустоты! А наполняемость зависит от полноты ощущений. И, в конце концов, для неё становится неважно боль это, или наслаждение, и то и другое приносит с собой удовлетворение. Ведь пустота для нашей души, мучительнее, ибо она, – вестник небытия».
+++
«Музыка, когда она включает в себя большую часть акцентов нашей души, когда она в своей полноте резонирует с самым широким спектром нашего восприятия, доводит нас до исступления, до экстаза душевного резонанса! Все струны нашей души, резонируя каждая в своём диапазоне, передают эту волну всему организму. И наш организм, откликаясь, начинает петь в унисон. Мы всем своим телом и душой начинаем петь и танцевать в такт этой музыки. И здесь совершенно не важно, каков характер музыкального произведения, лишь бы тональность этой полифонии попадала в такт твоему внутреннему настроению. И тогда ты получаешь удовлетворение от этой музыки. Она, образно говоря, зажигает в тебе огонь».
Но если музыка не соответствует твоей душевной настройке, то происходит естественный дисбаланс, который дисгармонирует твою душу, и раздражает всю нервную систему».
+++
«Услышать музыку собственной души ты можешь, только провоцируя её на резонанс, который становится возможен, при прослушивании внешней музыки. (Как в асинхронном двигателе, для того, чтобы он заработал, необходима возбуждающая катушка). Чтобы ощутить и понять собственную душу, её необходимо спровоцировать. Только в результате резонанса, ты можешь ощутить, всю полноту своей души. - Только косвенно, только в отражении.
Как глубину колодца ты осознаешь, бросив в него камень, и услышав эхо, так и душу свою, широкую и бездонную, ты можешь почувствовать, только благодаря отголоскам, эху её глубины. Ведь саму её потрогать невозможно, как невозможно потрогать суть мироздания! Мы жаждем узнать, ощутить свою душу, и всякий раз ловим лишь её отголоски.
Конечно, существуют души, способные к «само излиянию». Души, «материя» которых содержит в себе такое внутреннее напряжение, что достаточно лёгкого внешнего толчка, и она возбуждается, разрешаясь гениальными произведениями искусства!
+++
«Способность одного индивидуума выстраивать музыкальные формы, и неспособность другого, есть вопрос чистой продуктивности, - душевной продуктивности. Наполненность «душевного сосуда», не требующего для своего разрешения дополнительного сильного внешнего провоцирования, является признаком высокого развития внутренней душевной организации. Основная масса людей, для того, чтобы душа их начала разрешаться гармоничными переливами нуждается, как минимум в мощной внешней провокации. Поэтому людей, у которых гармония сама выливается наружу, которым благодаря переполненности душевного сосуда не требуется никаких провокаций, часто называют – Гениями. У такого Гения внутренняя «тонкая материя» мечется, словно в переполненной народом, темнице. Стоит немного приоткрыть «форточку», и из него начинает выливаться гармония душевного устройства. Но и ему, для того чтобы родилось нечто Великое, необходимо - оплодотворение».
+++
«Способность человека создавать музыкальное произведение, это вопрос способности «рожать формы», соответствующие его внутреннему содержанию. Эти формы, подобно мыльным пузырям, завораживают, как своей красотой, так и своей мимолётностью. Они напоминают нам о том, что и наша жизнь, так же прекрасно – мимолётна…»
+++
«Вообще, ощутить, потрогать, осмыслить собственную душу, мы можем только в её внешних проявлениях. И это касается не только музыки. В искусстве, какого направления бы не представляло это искусство, будь то живопись, стихи, или скульптура. Направлений в искусстве много, но лишь музыка стоит особняком, потому, что она есть самое тонкое и непосредственное отражение души. И хотя латентно «музыкальная генетика», присутствует во всех остальных видах искусства, и её гармоничные формы застывают даже в архитектуре, но всё же, в своей непосредственной форме, музыка - единственный вид искусства, который в сути своей, является неким воплощённым рафинированным субстратом тонкой душевной организации, её космодинамической сакральной генетики, в детерминистическом поле осознанности».
+++
«С помощью инструментов различных искусств, мы наслаждаемся отражением своей души, во всех доступных нам ракурсах. Мы радуемся и наслаждаемся её эстетическими воплощениями во внешних формах. Градация восприятия этих форм отражений; От чисто «пространственного», - к чисто «временному». От наиболее «грубого», - к наиболее «тонкому», и эфемерному. От архитектуры, - к чистой музыке, и поэзии. Мы подходим к нашей душевной организации, как бы со всех сторон, но заглядываем всегда в одну и ту же бездну…»
+++
«Всякие произведения искусства, от непосредственной музыки, до архитектуры, отражают наиболее полно строение нашей души, от «грубого», - к «тонкому», и наоборот. А по сути, - сущность мира вообще. Ведь если музыка существует для нас, - лишь во времени, то архитектура, - только в пространстве. И если первое можно только услышать, то второе только увидеть, и потрогать. Между ними же, как между отражёнными полюсами нашей души, бесчисленное множество произведений искусств, включающих в себя, как время, так и пространство. Одно - в большей, другое - в меньшей степени, в одном произведении в одной пропорциональности, в другом, - в иной. Но сущностная основа всегда - музыка, как некая «матричная субстанциональность» нашей души, воплощённая в волновую гармонику звука, и отражающейся в ней, действительности. Наша душа, существует для нас, лишь в отпечатках, в слепках произведений искусства. Её истинная сущность не доступна нам, как не доступна нам суть самого бытия…» = «Мы отражение своё – в широкой речке жизни ловим!..» =
«Скажу больше. Всё что окружает нас, воспринимается нами только в свете музыкального содержания, только в форме музыкальной волновой гармонии, и ни как иначе. Вопрос лишь в явности и скрытости, непосредственности и латентности, но суть воспринимаемого нами внешнего мира всегда в одной формации, - формации музыкально-волновой дисциплины.
То есть те шедевры изобразительного искусства, скульптуры и архитектуры, и даже пейзажи, всевозможные природные строения и ландшафты, так резонирующие с нашей душой, и, казалось бы, не имеющие никакого отношения к музыке, воспринимаются нами только в музыкальной формативности. Эту музыку, в её непосредственной ощутимой форме, мы не слышим, но всегда чувствуем. И даже в дуновении ветра и шепоте листьев, всегда находим нотки своего душевного оркестра. Наша душа, в ином формате, воспринимать и резонировать просто - не способна.
И даже люди, с которыми нам приходится общаться, воспринимаются нами, (на «тонком уровне»), в соответствии с тем, как резонирует музыка их внешней и внутренней формы, сливающейся в некий полифонический образ, с нашими душевными вибрациями, в самом широком смысле слова. И здесь, словно при прослушивании сонаты, ничто не будет упущено из вида. Ни сказанное слово, ни мимическое движение, ни мимолётный жест. Так рождается любовь, или ненависть. Так рождается всякая оценка. Для нас в мире всё и вся - имеет свою музыку…»
+++
«На примере музыки нагляднее всего представить сущность времени, сущность пространства, и наше отношение к этим синтетическим субстанциональностям (субстанциональностям, - в кавычках). Понять, насколько это возможно, и осознать наше иллюзорное восприятие времени и пространства как фундаментальных сущностей вовне.
Попробуйте представить себе музыку, как нечто сущее вне нас, как нечто существующее «само по себе», существующее как самостоятельная, независимая субстанция. Музыка, не идущая из нас, не создаваемая нашей душой, не представляющая параболу звуков, соответствующую структуре тонкой материи нашей души, но нечто привходящее извне. - Невозможно! Её абсолютная зависимость от нашей души, как сущности, создаваемой целиком ею, как отпечаток её внутренней структуризации, полностью повторяет зависимость времени и пространства, как «субстанциональностей», от наших архаически устоявшихся органов чувств. Как наша душа, своими «тонкими ганглиями» создаёт «тонкую материю музыки», так наш разум, с помощью органов чувств, своих инструментариев, создаёт время и пространство. Он ткёт время и пространство из отношения и взаимодействия внутренних и внешних скоростей, синтезируя затем эти сотканные стихии, в динамический образ действительности, наделяя его определёнными формами каузальных движений, трансформаций и преобразований, благодаря которым мы чувствуем феноменальный мир. Наш разум формирует его, из «нейтральной субстанциональности мира», из «неопределённого эфира», точно так же, как наша душа, формирует музыку, из хаоса звуков. Создавая полифонический образ новой упорядоченной волновой гармоники, новой сущности, живущей в полях времени и пространства.
Всё это в своём синтезе, в совокупности всех внутренних движений и внешних отражений, и создаёт собственно, иллюзию существования, иллюзию действительной реальности, как таковой».
+++
«Рождение музыки и последующее восприятие её, в сути своей полностью повторяет рождение, и последующее восприятие нами времени и пространства, которые в своём синтезе, создают общий образ действительности. Действительности, которую мы сами рожаем, и ей же питаемся. Ведь по большому счёту, ничем иным питаться не можем. Мы каннибалы по сути, пожирающие то, что сами порождаем. Удовлетворяющиеся только теми формами, которые сами же и создали».
+++
«Наша душевная организация, вытекающая из нас в виде музыки, словно родник, бьющий из недр земли. Мы наслаждаемся его прохладой и чистотой. Мы наслаждаемся собственной внутренней гармонией. Гармония тончайшей организации нашей души, выливается вовне в виде переливающейся волновой гармоничной субстанции, с полифонически слаженной конституцией».
+++
Трансформация нашей души в мелодию так же необходима, как трансформация материи, из одного состояния в иное. Как превращение древесины в огонь, воды в пар, электричества в свет и т. д. Волшебность этих преобразований необъяснима рациональным мышлением, как необъяснима и волшебность рождения самой музыки. Самое же загадочное и недоступное осмыслению физическое преобразование, это преобразование «грубой материи» в «электромагнитные поля». Ибо они, есть - основа нашей мысли, как таковой».
+++
«Существует звук, вибрация волнового характера, не представляющая собой формы близкой нам, но всё же имеющая в нашем представлении, свою форму. Звук существует лишь как некое движение, «голос материи» в эфире. Это некий «крик упругой напряжённости», отражающийся от всякой «упругости» во вне. И характер звука всегда соответствует характеру формы, внутреннему содержанию материального предмета, его динамических качеств. Предмет, издающий звук, и предмет, отражающий его, должны иметь примерно одинаковую внутреннюю тональность, иначе не будет резонанса. Это некое метафизическое общение, так называемых неодушевлённых предметов между собой. В таком же отношении находятся и мело трансцендентальные отношения человеческих душ. Для того, чтобы музыкальное произведение откликнулось и зазвучало в твоей душе, оно должно иметь похожую тональность, иначе резонанс - не происходит».
+++
«Звуки — это то, из чего строит наша душа собственную действительность. Она берёт «хаотичные звуковые субстанциональности», и выстраивает из них собственное упорядоченное на определённый лад, здание. Она выстраивает из них полифонию синтетического взаимодействия, отражающего синтез «хаотичной нейтральности внешнего», - с «формативной определённостью внутреннего». Она строит гармоничные формы из звуков так же, как природа строит свои формы, свои «животные сущности» в бесформенной воде океана. Ведь всякое «живое соединение», это всегда результат синтеза хаоса материала, и определённости формы, то есть порядка».
+++
«Звуки, хаотично блуждающие в эфире, это материал для нашей мелоничной души. Как пчёлы, собирающие нектар с цветов, с помощью своих ферментов превращают его в мёд, (в нечто «синтезированное внешнего - с внутренним»), питаются этим «синтезированным продуктом» и питают им своих детей, так наша душа с помощью своих «ферментов», синтезирует из хаоса внешних звуков и собственных душевных флюидов, нечто «формативно-упорядоченное», чем затем питается сама и кормит себе подобных окружающих. То есть музыка в сакральном смысле бытия, – это некий мёд для нашей души. Наша душа, собирая нектар с цветов совершенства природы, делает из него собственный неповторимый по качеству и вкусу мёд, для собственного же потребления.
И вслед за музыкой, вся наша действительность, в сути своей, есть тот же «мёд», - нечто лишь синтетическое. Мог бы пчелиный мёд существовать в природе, как нечто самосущное? Могла бы существовать действительность бытия, как нечто самосущное?»
+++
«Но что может служить строительным материалом для нашей души, в выстраивании ею, времени и пространства, в формировании этих архаических основ действительности? Это самая недосягаемая тайна бытия! Ибо, как никогда, и никто не скажет, что есть в своей сути звук, так и никто и никогда не скажет, что в своей сути есть «глубина материи», что есть простой феномен внешней реальности сам в себе…»
+++
«Материя без формы, для нас – «ничто». Так же как звук без формы ничто, для нашей душевной организации. Формирование из звуков формы, и есть появление «действительности». Точно так же, как и формирование из бесформенной материи, - субстанций, превращаемых нашим сознанием в объекты, и их взаимодействие. Как не существует самой по себе музыки, так не существует самой по себе материи, так и не существует самого по себе пространства и времени. «Само по себе» существует лишь «ничто», - хаос! - То, что вне нас, и в нас одновременно. Бог – сущий, и несуществующий – ежечасно! Мир – создающий нас, и создаваемый нами. «Пустота» – опирающаяся на «существенность», и «существенность», опирающаяся на «пустоту». «Действительность» – на грани осмысления! Два «зеркала», стоящих друг напротив друга. И вся наша «действительность», есть бесконечное отражение в этих зеркалах. Отражение, не имеющее ни «отражённого», ни «отражаемого», как фундаментальных сущностей. «Синтетическая действительность», не имеющая ни начала, ни конца, и в то же время, акцентированная нашим рассудком, как нечто происходящее во времени и пространстве, то есть имеющая начало и конец, но лишь в иллюзии нашего рассудка, в рамках создаваемой этим рассудком, реальности».
+++
«Мелодия, сложенная из звуков, есть форма. То есть, самый наглядный пример для осмысления нашей существенности, как таковой. Её «формативность», и есть параллельное отражение нашей существенности. Кроме «формативности» в нас, – нет ничего сущностного! Ведь мы, как субъекты, как личности, лишь упорядоченные на определённый лад формы, сложенные из отдельных клеток. Клетки же, в свою очередь, лишь формы, сложенные из белковых соединений, и т. д. Без формы мы ничто, - хаос инертного и нейтрального материала. Наше тело — это музыка природы, её гармония, - апофеоз природной полифонии».
+++
«Форма – вот то, к чему мы всегда приходим в своих размышлениях о сущности мира и бытия. Морфокинез - суть действительности. За морфо кинетической динамикой - нет ничего. Нам лишь кажется, что всё трансцендентальное нашего разума, выходит за рамки общего морфокинеза. Здесь, опять же вопрос лишь в тонкости и грубости. Но на самом деле там, где нет формы, нет ничего. Что есть мир? – Мир есть форма. Форма – в самом широком смысле слова. Форма, как всякая организация, всякая структуризация, будь то луч света, лошадь, или стихотворение.
Кстати сказать, в качестве самого наглядного явления, для осмысления отношения тонкости формы, к грубости, можно привести песню. Эта форма создаётся нашей душой, её появление и исчезновения в эфире, в силу её скоротечности и эфемерности, не оставляет видимых следов нигде, кроме нашей души. Стихи и музыка, в своём сочетании, отражают синтетическое воплощение в нашей душе «инстинктивного» и «разумного». Суть песни, есть наиболее полный отпечаток матрицы нашей души. Отпечаток, где есть и идеальное, и рациональное, и интуитивное, и аналитическое. То есть присутствует и как нечто чувственное, и как нечто осмысленное».
+++
«Музыка, налагаемая на стихи, подчас действует как «инсулин». Она открывает доступ к клеткам души твоего разума, к клеткам фантазии. Её помощь в усвоении поэзии, порой невозможно переоценить».
+++
«Как мыльный пузырь, пущенный в свободное плавание, олицетворяет нашу планету, переливаясь всеми красками мира, так песня, в своём переливающемся синтезе музыки и стиха, отображает сущность нашей души, её гармонию в бесконечно широкой и тонкой организации. Звуки, расположенные в определённом порядке, создают нечто, что отражает нашу внутреннюю душевную морфодинамику. Звук, как вибрация, для нас – чужд. Но сочетание, упорядоченное строение в своей законченности, воплощённый порядок соразмерных диссонансов и консонансов для нас уже - нечто родное, нечто сущее в близкой нам форме. Диапазон звуков, которые мы способны воспринимать, это широта нашего мира. За этим диапазоном, – пустота. Отдельный звук относится к мелодии так же, как отдельная клетка, - к общему слаженному образу нашего тела. И, в сущности, мелодия в своём трансцендентном поле, является законченной формой так же, как в поле физическом, этой законченной формой является наше тело, соединённое в единую «полифонию», слитую из отдельных эукариотов. Музыкальная форма состоит из определённого количества вибраций, каждая из которых, на своём уровне, является законченной формой, состоящей из своих сочетаний. И этот ряд, на пути своего регресса, уходит в бесконечность.
Так всякая форма, как феноменального мира, так и трансцендентального поля мировоззрения, на пути регрессивного её осмысления, уходит в бесконечность глубины. Форма же реальности, построенная нашим разумом, являет нам действительность, нашу действительность. Её полифония, есть - истинна в своей субстанциональности. Но таковой она является, только в нашем миросозерцании».
+++
«Песок, где каждая песчинка в своей плоскости бытия, есть законченная форма, для нашего миросозерцания, и в соответствии с его формативной транскрипцией, является лишь материалом, некоей метафорой хаоса. Пока эти песчинки не выстроились в нечто резонирующее с нашей конструктивной тонкой формодинамикой, в нечто последовательно-упорядоченное, то есть – объективное. В нечто, чем являемся, в сути своей мы сами. До тех пор же пребывает материалом для нас, - «материей без формы», (при всей невозможности определения нами эмпирически, что она есть в себе, эта материя). Но выстраиваясь в фигуру, например, в песчаный замок, становится формой нашего произведения, нашей кровью и плотью, - нашей воплощённой действительностью.
Глина, - бесформенная субстанция, превращаясь в кирпич, приобретает форму нашего «рационализма», чтобы стать материалом на следующем уровне. Выстраиваясь в дом, она приобретает форму нашей мысли, в воплощённом мериле сочетания художественного политеса и комфорта. И на этом, его «формативность», для нашего рационального разума, заканчивается. Но для мира, (в прогрессивном умозрении) цепь уровней форматирования форм в пространстве, – бесконечна так же, как цепь каузальных связей трансформации материи во времени. Различие лишь в «векторности» и форме нашего осмысления. Такова суть мира, как отражённая нашим разумом метафора. Такова суть мироздания. Мироздания, как некоей условной формы последней инстанции, для нашего воззрения».
+++
«Хотите заглянуть в себя? Взгляните вокруг! Ваш внутренний мир давно открыто лежит перед вами! Ваш внутренний мир раскинулся на полях внешней реальной действительности! Божественность и тонкость песни, и угрюмая инертность скалы! Бесстрастная безмятежность горного озера, и взрыв вулкана!..»
Ко времени
«Итак, время. Загадочная субстанция, всемогущая и всесильная, непобедимая и беспощадная, -недоступная осмыслению. В чём секрет её фатальности? Метафизическая модальность времени, как я уже не раз отмечал, повторяет метафизическую модальность пространства. Во времени, как и в пространстве, нет ничего сущего, ничего объективного. Как пространство не существует без объектов, наполняющих его, так и время не существует без этих объектов, их изменений трансформаций и движений. Диапазон трансформаций и их скоростей, как в эмпирике обобщённого действительного, так и внутри материи, как субстанциональности, ограничен возможностями нашей «сенсорной системы». С одной стороны, эмпирическим восприятием нашего рассудка, с другой трансцендентальным опытом нашего разума».
+++
«Диапазон динамики нашего восприятия всякого движения в эмпирики мироздания, условно говоря, ограничен, с одной стороны, «взрывом», неким сверхбыстрым трансформированием материи. С другой стороны, к примеру, окислением металла, как неким сверхмедленным в нашем эмпирическом познании, трансформированием. С одной стороны, полётом стрелы. С другой, движением тектонических плит нашей планеты, или движением земли вокруг солнца, олицетворяющемся в движении минутной стрелки на циферблате часов. Движение часовой стрелки, как и движение тектонических плит, уже не доступны для эмпирического восприятия, и мы лишь а priori знаем, что они двигаются. Только трансцендентальный опыт говорит нам о этом движении. Но, во всяком случае, оценка связана всегда с опытом. И то, и другое, - доступные для нашей идентификации, скорости, и являются для нас, некими условными «полюсами» нашего восприятия. И в соответствии этому диапазону, отталкиваясь от него, пребывает наше чувство времени, как таковое».
+++
«Из чего складывается категорический императив времени, как абсолютного доминирующего закона природы, на котором всё стоит и всё зиждется? В первую очередь, из строгой последовательности восприятия нашим эмпирическим воззрением, всех трансформаций, движений и изменений в природе. Во вторую очередь, трансцендентальным опытом, где все законы сходятся в некую синтетическую закономерность отношений, образуя целостный объективный образ слаженной упорядоченной действительности, с абсолютно закономерной строгой динамикой.
Первые показатели, можно отнести к прикладным, вторые, – к фундаментальным. Ибо только последние показатели убеждают нас в сущностной парадигме времени, и только благодаря ним мы оцениваем время, как нечто очевидное. Ведь, как бы мы не смотрели на внешние объекты, как бы они не убеждали нас, главное, - это наше внутреннее чувство времени, которое вытекает из движения нашей крови и нашего внутреннего сложного метаболизма, воплощающегося в движение нашей мысли.
Эти внутренние скорости, и соотношение их с внешними скоростями, и даёт нам чувство «обобщённого времени», как такового».
+++
«Представьте себе, как бы выглядел мир для вас и вокруг вас, если бы скорости ваших внутренних движений, ваших внутренних трансформаций, были бы сродни скоростям трансформаций в камне, или металле. Ну, например, «урана» в его необходимой трансформации в свинец. Для вас, все окружающие теперь движения и преобразования, представлялись бы в виде, в тысячи раз ускоренной плёнки кинофильма! Смена дня и ночи, фиксировалось бы вами как мерцание, как еле определяемое моргание солнца. Ваше время стало бы совершенно иным.
А для такого «наблюдателя», у которого «внутренний метаболизм» в самом широком смысле слова, в тысячу раз быстрее нашего, и сгорание нашей спички будет представляться вечностью…»
+++
«Вопрос, существует ли объективное само в себе время, не зависимое от наблюдателя, не имеет разрешения ни практически, ни гипотетически. Как и тот же вопрос, по отношению к пространству. Да, на этом пути мы неминуемо приходим к полному отрицанию, к отрицанию всего и вся. Но наш разум, противится этому отрицанию, ибо он знает априори, что-сам-то он - сущ. И для истинности этого, ему не нужны никакие рассуждения. И так как он часть мира, то он уверен, что и мир сущ. И здесь наш разум начинаем углубляться в ту область, где наше сознание вступает в противоречие, - в непримиримый конфликт с самим собой. С одной стороны, наше внутреннее «Я» говорит о том, что мир существует именно в том виде, в каком мы его видим и ощущаем. Его существование не может быть опровергнуто, в силу достоверности наших чувств. Нам не разрушить очевидное, ибо мы никогда не найдём для этого оснований. С другой стороны, наша «внутренняя критическая убеждённость» говорит: Мир, окружающий нас – лишь наша фикция, он создаётся нашим разумом и в своей сути просто не может иметь ничего достоверного и основательного. В противном случае, Мир был бы конечным, и доступным к полному и безусловному рассмотрению его до конца. А это - абсурд.
Но тогда что же, чёрт возьми, существует?! Если даже сама материя как суть, есть лишь соотношение скорости и характера внутренних движений «наблюдателя», к наблюдаемому во вне. То есть к форме этой «материи», за которой для нас, нет ничего достоверно существующего, достоверно реального. Ведь мы знаем, что «материя» без формы не существует, она лишь может мыслиться. А если форма — это лишь отношение, то значит «материя» не существует как данность, как нечто сущее вообще».
+++
«Абсурдность всего этого наталкивает на следующее заключение. По всей видимости, наш разум так устроен, что в своих размышлениях, он обречен всегда приходить к этому абсурду. Иначе, он обязательно нашёл бы выход из этого замкнутого круга. Когда доходишь до такого осмысления, то неминуемо начинаешь задумываться, а имеет ли мир вообще, ту ценность, которую мы привыкли ему придавать? Когда перестаёшь видеть в нём что-либо сущее вообще, неминуемо понимаешь, что его истинная реальность – лишь иллюзия. Как ничтожны в таком ракурсе осмысления становятся все наши амбиции, и все наши аффекты! Жалость, презрение, любовь, ненависть и т. д. – Всё пыль!..»
+++
«Мир, который мы же и создаём! – Какая нелепость! И в то же время, какая великая мудрость природы!»
+++
Так что же есть то, на чём всё и вся зиждется? Что есть та «Великая пустота», то «безвременье - в беспространственности», в океане которого зачем-то зарождается иллюзия, как некий бастион всякого сущего. Бездна, рождающая ограниченность! – Пустота, рождающая «материю»! Небытие, порождающее бытие! - Зачем?! Это великое «Зачем», уходящее в ту же бездну, в вечность, в бесконечность. Где уже нет даже бездны! Ибо нет - ни «пространства» ни «времени…»
+++
«Иллюзия и реальность, расположены на одной линии, которая не пресекается, ни в динамике, ни в сущности своей. Точно так же как прошлое и будущее, в своей сакральной сущности, - одно целое. Нечто неделимое в себе, и разделяемое лишь нашим «ноуменом», для обеспечения собственного бытия, в созданной им реальной действительности. Ведь между иллюзией и реальностью нет объективных границ вне нашего «ноумена», точно так же, как нет объективных границ между прошлым и будущим, как только по отношению к нам, к «наблюдателям». И точно так же, как мы создаём своим разумом деление мира на прошлое и будущее, (они, как будто клинчем сходятся в нас), так и реальность, и иллюзия сходятся в нашем разуме клинчем, не имея вне нашего разума никакого настоящего деления, и объективности этого деления. Они есть «виртуальные полюса действительности» создаваемые нашим разумом, - некие, в обе стороны от себя, - «крылья воззрения». Крылья, на которых ноумен, - парит в эфире проведения, создавая вокруг себя поля действительности…»
+++
= «Фундамент, - нечто наиболее грубейшее нашего мира, нечто абсолютно реальное, (условно говоря, начало действительности), есть - «пустота». Она настолько нейтральна и инертна, что не имеет собственной существенности, не имеет собственной определённости, и своих собственных категорий. Она - сверх реальна! С неё начинается всякая действительность.
= «Апофеоз», - высшая точка действительности нашего мира, (условно говоря, вершина этой действительности), есть – нечто сверх тонкое, и так же не имеющее собственной существенности, собственной определенности и собственных категорий. Но здесь, в силу своей сверх тонкости, сверх эфемерности, а значит сверх иллюзорности. Нечто, что находится на вершине этой иллюзорности. Что в сути своей есть так же нечто сверх реальное, но лишь иного полюса бытия.
В своём бытовом воззрении и оценке, в силу неимения иного способа познания и иных критериев для определения, мы обозначаем эту вершину понятием - «Любовь». Нечто неуловимое сознанием, сверх возвышенное, - нечто жизненно гипертрофированное во всеобъемлющей иллюзорности бытия…»
+++
«Задумывались ли вы над тем, почему всякое неоднозначное суждение, как правило, трактуется слушателями в сторону более «низменного», более «грубого»? Это наша сущность стремится к наибольшей фундаментальности в воспринимаемой реальной действительности. Ведь мы, как продуцирующие действительную среду, и одновременно воспринимающие её, константы, во всех без исключения плоскостях собственного восприятия, всегда находимся на лестнице градации от «грубого» к «тонкому», воплощающейся в нашем воззрении в градацию от фундаментальной реальности, - к иллюзорности, в критериях соотношения парабол нашей восприимчивости, - их архаических возможностей».
+++
«Тот, кто хочет найти абсолютную истину, тот найдёт лишь пустоту. Ведь только она - абсолютна. Всё остальное, включая и всякое философствование, есть лишь форма. - Нечто Меняющееся в абсолютном. Оазис в пустыне. Сущее - в ничто!..»
+++
«Мысль есть форма, построенная из тонких токов. - Нечто действительно-формативное и упорядоченное, сложенное из ткани бесформенной неопределённой нейтронной материи. Мысль, по своей сути, есть сформатированный в некую законченную гармонично упорядоченную форму, альянс хаотичных электромагнитных импульсов. Мысль, в сути своей, тот же замок, выстроенный из материала бесформенного песка. Только существование её, проходит на иных, на метафизических полях этого бытия».
+++
«Усложнение своих апперцепций и дефиниций, насильственное расширение своих чувств и мыслей, - вот где лежит наше счастье, и наша же беда. Мы усложняем свой мир, и он становится настолько же желанным, насколько и отвратным. Весы между преисподней и раем на земле, определяются именно этими усложнениями, развитиями в нашей душе тонких сверхчувственных переживаний, определяющих меру наших наслаждений, и меру наших же страданий. Насильственным усложнением и утончением наших мыслительных способностей, определяется всякая утверждаемая нами истинность и заблуждение, всякая возможность критерий всего оцениваемого, - всего как утверждаемого, так и отвергаемого. Здесь не существует альтернатив, ибо не существует ничего по-настоящему само собой разумеющегося, не существует ничего по-настоящему окончательно завершенного и абсолютно истинного в себе.
Мерилом всего на нашей бренной земле служит наш разум, наше создающее собственную модальность жизни, всех её простых и парадоксальных явлений, мировоззрение. Наше сакраментальное тело, как некое «органистическое лекало», словно «вирусный органоид» штампующий и заполняющий пространства действительного мира своими «индивидуумами-копиями» скопированными с собственной биологической матрицы. В фолиомультофации собственного размножения, идея, как некая органистическая монада, размножается и делает то же самое в полях трансцендентального опыта бытия нашего сознания».
+++
«Формирование мысли в нашей голове обусловлено отношением на тончайшем уровне, нашей внутренней энергии, (воли стремящейся наружу), к внешним энергиям. И взаимодействия с этими внешними энергиями, стремящимися нам внутрь. Встреча этих разно полярных энергий где-то посредине, завязывается в некий клубок, - «синтетический коллапсирующий шар». То есть появляется новая форма пребывания. Мысль, - «дитя» столкновения разно полярных монад бытия. Так зачинается и развивается всякое «дитя». Так зачинается и развивается наша действительность…»
+++
«Полагаю, ни у кого нет сомнений, что мысль материальна в своей сокровенной сути. Ведь на самом деле в нашей действительности абсолютно всё материально. Всё нематериальное неминуемо выпадает из этой действительности, как чужеродное образование. И агрегативность мысли как материальной организации, её строение и функционал происходят по общим для всего материального мира, законам. И как всякая форма грубого феноменального мира, так и форма нашей мысли в своей среде тонкого ноуменального бытия, всегда оставляет желать лучшего. Но не потому, что несовершенна, (ведь всякое совершенство относительно), но в силу устройства нашего оценивающего разума. Его главное свойство, это его бесконечное стремление к совершенству, к Абсолюту в гармонии. И это сакраментальное свойство заложено в нём самой природой, её началами и основоположениями. Произошедшее когда-то, на заре времён нарушение абсолютного баланса пустоты, безупречной гармонии природы, приведшего к возникновению бытия действительности, и возникшей одномоментно с этим нарушением врождённого стремления этой действительности вернуть всё на круги своя, стремления к возвращению абсолютного баланса природы, определяет всякое регрессивное, и всякое прогрессивное движение в этом мире, - мире действительности бытия. И всякое становление, есть лишь форма того же возвращения, но нарисованное нашим воображением в виде стремящегося вперёд вектора надежды.
И эта основополагающая динамическая платформа бытия, генетически передалась всему, что так или иначе принадлежит действительности, и воплотилась в категорический императив нашей мысли. Наша мысль, в силу своей сверх тонкости сверх мобильности и сверх агрессивности, уходит на этом пути, дальше всего остального действительного мира. И в силу этого постоянного стремления, весь феноменальный мир для нашего разумения, остаётся всегда на шаг сзади, и поэтому любой объект воззрения для его оценки, всегда будет апологетом несовершенства».
+++
«Вы когда-нибудь замечали, что лучше всего и наиболее чётко воспринимается и запоминается та информация, которая содержит в себе музыкальную основу, некую близкую к музыке тональность. И это относится не только к стихам, как к некоему воплощению в слово музыки нашего разумения, но и любой другой информации. Для того, чтобы легко запомнить набор слов, надо расположить его в некий музыкальный ряд. Даже набор цифр, если его расположить в некой последовательности, наиболее приближенной в произношении этих цифр к музыке, то он, до того совершенно не запоминающийся, вдруг очень быстро начинает запоминаться. Это наша воля, реагирует на относительно близкое себе, формодинамическое бытие. Ведь когда информация, её воплощённый в формы ряд, - неупорядочен, бесформеннен, он по характеру своему ближе к хаосу, к чему-то чужеродному жизненным позициям нашего существа. Когда же он принимает некую музыкальную форму, он становится ближе к действительности нашего упорядоченного умосозерцания, как и к нашей основополагающейся на порядке, воле».
+++
«А замечали ли вы, какое затруднение вызывает в нас незаконченность музыки нашей фразы, как хочется сказать ещё что-то, что завершило бы диссонансно-консонансный ряд. Наша речь всегда настроена на завершение музыки фразы, и когда этого не происходит, наша воля начинает испытывать дискомфорт. И именно в связи с этим появляются смягчающие дубликаты в конце слов, с твёрдыми окончаниями».
+++
«Знаете, что в сущности своей, есть наше классическое образование? Классическое образование, это насильственное выпрямление извилин. Или сказать точнее, закручивание их на лад обобщённого воззрения социума, что в сущности, одно и то же. Ведь каким бы прогрессивным не было образование, оно всегда, в сути своей нечто усреднённое. При всём своём желании улучшить твоё разумение, её динамика не может следовать всем твоим врождённым изгибам, изгибам твоего природного индивидуального разумения. Оно в сути своей, есть некая «обобщённая дорога», заставляющая твоё разумение следовать уже сформированным, таким выверенным но чуждым тебе путём, всё время ставя твоё воззрение, стремящееся, словно тропическое животное в лес, на рельсы «нужного» направления.
Чем тоньше и глубже природный ум, тем сильнее он сопротивляется всякому насильственному внедрению чужих извилин, чужих истин. Мало того, так называемое высшее образование, у большинства людей отбивает всякое желание учиться дальше, учится всю жизнь. И в силу отношения к так называемому законченному высшему образованию, как к законченности всякой учёбы, - некому «выдоху» и последующей расслабленности разума, это укоренившееся заблуждение выливается в общую распущенность.
Мало того, в силу влияния сложившегося в маргинальных кругах нашего общества, мнения, что высшее образование необходимо закончить, чтобы затем всю жизнь ничего не делать и, тем не менее, зарабатывать приличные деньги, молодёжь вновь засыпает разумом, выходя из университетов. А ведь только постоянная учёба, учёба на протяжении всей жизни, позволяет достичь настоящего просветления, и действительных результатов в своём познании жизни и мироздания».
+++
«Да, образование — это выпрямление извилин. Но это самый действенный, и для большинства, единственный способ заставить свои мозги работать. Здесь как нигде проявляет своё влияние конъюнктурность. Ведь на самом деле способов заставить свои мозги работать, не ущемляя своего природного наклонения, – масса. Прослушивание серьёзной музыки, лицезрение художественных произведений, общение с созревшими умами, путём изучения их трудов, и т. д. Весь вопрос лишь в серьёзности подхода, глубине осознанности, и главное, в желании получать «образовательную прибыль», в стремлении к совершенству собственного сознания, которое невозможно без боли, без шомполов воли, стегающих тело разума, желающего по-настоящему всегда только одного, - заснуть и не тратить энергии.
Лишь самообразование можно назвать истинным образованием. Ибо при нём, ты изучаешь только то, что хочешь изучать. А хотение, как таковое, отражает твои способности, изгибы твоего индивидуального разумения, потребности «желудка» твоего разума. Я не случайно употребил здесь слово «желудок», ведь по большому счёту, именно желудок нашего организма, диктует нам наши гастрономические вкусы, и пристрастия. Ведь нам и в голову не приходит пичкать собственный желудок пищей, которая вызывает у нас отвращение. Мы не станем пихать в рот пищу, не обращая внимания на рвотные спазмы. Но с усердием запихиваем в наш разум то, что он не в состоянии переваривать, то, что чуждо ему, чуждо его конституции».
+++
«Человеческий разум не в силах одновременно уделять достаточно сил и глубине, и поверхности. Обучаясь в учебном заведении, ты уделяешь слишком много внимания памяти, в ущерб глубинному проникновению в суть. Ты накапливаешь знания, словно воплощённый в золотые слитки, капитал, складывая его в закрома. Твой разум становится похожим на бричку, доверху забитую, словно дровами, всякими нужными и ненужными вещами, которые будто бы априори, могут понадобиться тебе в жизни. И ты тянешь эту набитую телегу, словно упрямый осёл, по инерции подкладывая сверху. Но к середине пути понимаешь, что всех вещей в мире, в бричку не сложить, и лучше иметь инструмент, с помощью которого ты мог бы сделать всякую необходимую при случае, вещь. Лучше иметь одну «волшебную палочку глубокого осмысления» в своём кармане, чем тащить на себе нужный и ненужный хлам.
Кто приспособлен более к выживанию, гибкая змея, или жирный неповоротливый поросёнок? А этому, как правило, в наших учебных заведениях не учат».
+++
«Наверное, важно дать некое направление своему ребёнку, в раннем детстве. И стараться поддерживать это направление, пока оно не устоится, сформировав некую «хреоду» его сознания, его взгляда на свою жизнь, и на своё место в этом мире. Особенно это относится к детям с генетической расположенностью уйти, что называется, вразнос. Когда его поведение наберёт свою динамику, приобретя вместе с ней и инерцию, изменить что-либо, будет - крайне сложно. Ибо инерция, как для «феноменов», так и для «ноуменов», играет очень важную роль. Набрав свои обороты в созревшем человеке, инерционные силы динамики его поведения, так же фатальны, как катящийся с уклона кусок скалы! Повернуть, или остановить крайне затруднительно. 90% личностей, набрав свои обороты, так и катятся по инерции к водопаду вечности. И если динамика направления была задана неправильная для данной личности, то судьба его будет необходимо несчастной. Лучше уж не задавать никакого направления, и тогда будет шанс, что человек сам выберет свой путь, свой собственный вектор. В таком случае его судьба сама найдёт свою гармонию. «Черепашьи хвосты» проведения и произвола, лаская друг друга, найдут златую середину своего бытия».
+++
«Как камертон необходим, как эквивалент звука для музыки вообще, так человеку необходим эквивалент во всём, что он пытается осмыслить. Ему необходима точка отсчёта, в самом обобщённом смысле слова, иначе он словно ежик, блуждающий в тумане, не знает в каком направлении ему двигаться».
+++
«Для того, чтобы понять, как это – «мир, создаваемый тобой», необходимо иметь несколько иное воображение. Надо представить себе мир глазами, например, внутриклеточного паразита, совершенно абстрагировавшись от перспектив привычного воззрения. Каким будет этот мир? Будет ли он походить на наш, привычный мир? Ведь здесь дело даже не в размерах, хотя и размеры, конечно же, играют важнейшую роль. Но дело в том, что этот так называемый паразит имеет совершенно иную внутреннюю структуризацию, иной внутренний биохимический порядок, иное качество внутренних синтезов, и соответственно иное отношение к внешнему целокупному миропорядку. И мир для него, мир окружающий его, будет адекватно его метаболизму, совершенно иным.
А каким будет мир для существа, размерами к примеру, с галактику? Существа, у которого скорости и качество внутренних обменов будут соответствующими этим размерам, и все воззрения, и оценки, адекватными его природной форме. Представьте себе существо, внутри которого все процессы, с нашей точки зрения, настолько заторможены, что для него, к примеру, движение тектонических плит нашей планеты, будут проходить в тысячу раз быстрее, чем это представляется нам. Какими будут для него, все иные, знакомые нам, внешние движения?»
+++
«Наша действительность, возникает подобно появлению узоров на замерзающем стекле. Медленно расползающиеся лучи, одновременно, и хаотичного и строго упорядоченного характера. То есть и случайного в сути своей, и строго предначертанного качества. Мы смотрим, на эти узоры, и они получаются великолепными, красивыми и завораживающими. Так возникают и становятся прекрасными, узоры нашего бытия, узоры нашей реальной действительности. Но всё дело в том, что эти узоры, на «прозрачном стекле пустоты», существуют только в нашем разуме, и нигде более. Только здесь и сейчас, и нигде и никогда прежде. Нам кажется, что узоры на стекле существуют сами по себе, а мы лишь видим их. Но на самом деле, они есть плод нашего воображения. И свою неповторимую упорядоченность, свою красоту и ценность, имеют только для этого воображения…»
+++
«Напрягите свой разум, и вам откроется то, что я называю - отсутствие ориентиров. Когда мир, как объективная реальность, просто исчезает! Когда уже нет ничего достоверного, - самого в себе сущего. Когда весь феноменальный мир с его реальностью, становится лишь нашей иллюзией, - фикцией заинтересованного глаза, и заинтересованного разума.
Но где-то в глубине нашего подсознания сидит основа всего, - нечто сущее само по себе, независимое от наблюдателя, некое основоначало всего нашего бытия, - суть материи и мироздания.
Это неразрешимое противоречие, словно генератор нашего сознания и нашего бытия, моделирует и экспансирует вовне, все метафизические и трансцендентные образы, сохраняющие в себе стремление, как обязательный фактор для всякого существования. Транслитируя идеальную полифонию нашего сознания в образы доступного языка, оно создаёт некое необъятное поле действительности, обещающее очерчивание собственных границ, и в то же время, не имеющее таковых. Ведь всякое стремление должно непременно умереть, обнаружив эти границы».
+++
«Мои чувства, и полная уверенность в своих заключениях по отношению к миру, к его твердости, текучести, отражаемости и т. д. Всё это непререкаемой истинностью кричит: Всё вокруг тебя – есть сущее! Во всём этом есть что-то «само в себе», что-то независимое и незыблемое! Ведь должно быть нечто, от чего наш разум имеет возможность отталкиваться. Что же есть на самом деле, эта независимая от наших чувств, от нашего разума «первооснова», - где она? Как её можно оценить и потрогать? Вот видите, опять - «потрогать и оценить». Мы не можем выйти из этого круга, нам необходимо здесь иметь нечто феноменально-объективное, а значит, всё возвращается на круги своя. Нам необходим опыт! И не смотря на всю эту неоспоримую истинность «действительности», всё вокруг тебя было и остаётся – «по отношению». И выйти из этого порочного круга нет никакой возможности. Нам никогда не узнать истинный мир в себе, ибо это оборотная сторона нашего мира. Она, абсолютно точно, не доступна нам. Это всё равно, что столкнутся лоб в лоб с собственной иллюзией! - Глаз, взглянувший в самого себя! Это уже граница здравого рассудка, где-то рядом притаилось безумие! Подойдя единожды слишком близко к этим «воротам», и обжегшись о «холодное тело хаоса», «пустоты», ты уже вряд ли станешь искать мир, – за миром. И как «послушный агнец», будешь вариться в собственном соку, пережёвывая, перемалывая, уже бесчисленно перемолотое. Тебе суждено всегда существовать, как тому «внутриклеточному паразиту», только в своём круге реальной действительности, не в состоянии выйти из своей клетки, из своего собственного выложенного и закреплённого миропорядка».
+++
«Мои догматические по форме воззрения, по сути, не являются таковыми. Ибо нисколько не исключают иных взглядов, и даже наоборот, предполагают наличие оных. Ведь я не перестаю повторять, что сколько «наблюдателей», в самом широком смысле слова, столько и миров. Именно миров, не воззрений в единый для всех мир, но именно миров. И каждое догматическое воззрение, касается только своего мира. Мой взгляд, это только мой мир, не доступный другому. Но я знаю, что он обязательно должен соприкасаться краями с «чужими мирами», иметь с ними «общие сектора мировоззрения». Так устроена природа вообще. Ведь я – часть «животного», называемого «человечеством». И часть моих воззрений, неминуемо должно найти свой отклик у других мыслителей. Хотя для меня, всё это, с некоторых пор, - не важно. Ведь по существу, нет и быть не может никакого абсолютного признания. - Всё растворяется в бездне вечности! Одно раньше, другое позже, - какая, в общем-то, разница? Ведь время, только с нашей точки зрения имеет продолжительность, а в масштабе вечности его отрезки не представляют никакого значения. Когда-нибудь раствориться всё, без исключения. Забудут всё! И даже наш мир, Вечность забудет и никогда не вспомнит».
+++
«По большому счёту, я продолжаю писать свои пасквили только для того, чтобы мой разум давал мне возможность ощущать себя более-менее значимым, - чуть выше посредственного. А значит, в сущности, я удовлетворяю этим свою волю, - её ноющее тщеславие. Мой разум, как высшее органоидное явление, как олицетворение моей воли, так же жаждет удовлетворения, как и всякие иные её «ганглии». Насколько он властен над истиной, насколько он состоятелен, насколько он достоин властвовать на полях высшего бытия.
О презренный разум! И ты, на самом деле хочешь того же, что и вся низменная воля! Ты так же жаждешь власти. Но власти уже иного толка, - власти тонкого мира! Высшего удовлетворения этой властью и сопряжённого с этим адекватного удовлетворения собой, своей мощью. Для этого тебе, конечно же, необходимо признание.
Но вот в чём фокус. Дойдя до осмысления того, что признание, как таковое, каким бы оно не было, есть фикция, и в своей скоротечности обгоняет даже время, и что любая власть в сути своей, - иллюзия, разум - успокаивается. Ему уже не требуется никакого признания кроме собственного. Он сам оценивает себя, сам вознаграждает и может даже позволять себе молчать!! И только здесь он по-настоящему возвышается над всей остальной низменной волей. Ведь воля как таковая, не может не говорить. Её природа такова, что молчание для неё, - равносильно смерти».
+++
Но, несмотря ни на что, в глубине своей наш разум, следуя природной парадигме собственного существа, растущей из основополагающих принципов воли, всё же ищет признания, как некоего отражения и олицетворения вовне своей собственной сути. Лишь для возможности «потрогать» себя вовне, как нечто сущностное реальное и объективное, ощутить себя в той форме, которая доступна внешним сенсорам твоего органоида. «Ноумен», всегда желает ощутить себя в качестве «феномена». То есть ощутить себя не только как «субъект», но и как «объект». Не только «ноуменально», но ещё и «феноменально». Получая тем самым резонанс, и как следствие экстаз собственной воли».
+++
«Чем слабее и несостоятельнее разум, тем сильнее он жаждет внешнего признания. Он подспудно ощущает себя плоским и мелким. Он хочет этим признанием, убедить себя в обратном. Ведь его терзает мысль, что он никчёмный бездарный субъект. Он готов обманываться, лишь бы не терпеть эти муки. Он даже элементарную лесть принимает за драгоценный дар, подтверждающий его значимость. И кушая это «фальшивое блюдо», как изысканную еду, обсыпает себя «фальшивыми банкнотами». Он радуется своему отретушированному изображению, своей личине, приукрашенной чрезмерной восторженностью льстецов. - Возведённый на пьедестал, слишком восторженной публикой, – осёл!»
+++
«Инстинкт нашего разума, так же слеп, как всякий иной инстинкт. Он не позволяет осознавать, что на самом деле, то, к чему стремится разум, в своей крайней точке должно необходимо привести его к гибели. Ибо, получив самое высшее удовлетворение, он впоследствии не сможет удовлетворяться ничем, и должен будет умереть. Ведь всё последующее его пребывание, в нём будет вызывать лишь муки скуки.
Как природа спасает кальмара или лосося, умертвляя его после того, как он, выполнив функцию икромета, получает своё высшее удовлетворение, так и нас, получивших наивысшее удовлетворение, - апофеоз собственной константы бытия, природа должна была бы обязательно убить».
+++
«Некоторые вещи ты не сможешь понять до поры до времени, как не силься. Понимание придёт само собой в своё время. Помимо «эксплицитного» и «имплицитного», есть ещё один вид знания – «синтетическое», или трансцендентально-опытное».
+++
«Самая наглядная иллюзия разнообразия, это то, что даёт нам музыка. Нам всё время кажется, что мы создаём и слушаем нечто новое, нечто до сих пор небывалое…»
+++
«Любовь, есть апофеоз иллюзорности нашего бытия. Иллюзия – её плоть и кровь! В ней, в любви, нет более ничего, она соткана из чистого обмана, - она, сама по себе – гипостазированная иллюзия, в самой своей гипертрофированной абсолютной сути.
Но посмотрите, что ещё мы могли бы обозначить в нашей жизни, как неоспоримо главенствующее? На чью голову мы надеваем корону всякий раз, когда ищем наиболее важное в жизни? Во что верим более всего на свете, чему придаём истинную реальность? Отвергать любовь, как нечто существующее, всё равно, что отвергать саму жизнь».
+++
«Что бы понять насколько серьёзно мы относимся к иллюзии, насколько мы ценим её, посмотрите повнимательнее, как мы относимся ко всякого рода условностям. Как самое важное в нашей жизни, мы почитаем именно – условности. С каким пиететом мы смотрим на людей, обладающих званиями и титулами. Как сами жаждем получить эти титулы».
+++
«Антиномия. Если мы сами строим, сами создаём наш мир, и сам по себе он - не существует, спросит каждый здравомыслящий, то скажите на милость, почему же мы строим его таким враждебным нам, таким опасным и непредсказуемым?
Во-первых, Кто вам сказал, что враждебность и опасность, - отрицательны? На самом деле большой вопрос, - что положительнее и важнее для сохранения и становления жизни, опасность, враждебность, или полная безопасность, сострадание и благонамеренность природы. Попробуйте представить себе на миг, какой была бы ваша жизнь, и каким был бы мир вообще, без враждебности и опасности присущей ему в нынешней степени. Вы варитесь в этом котле, вы плаваете в этом бушующем море, вы привыкли к собственной жизни, ваши слабости вопят! Но вы даже представить себе не можете насколько угнетающей стала бы жизнь, не имей она в себе этой враждебности и опасности. Что могло бы стать в ней по-настоящему Великим, не будь в ней трагедии, - настоящей трагедии! В конце концов, чем была бы жизнь, не будь в ней смерти?
Во-вторых, То, от чего бегут одни наши инстинкты, к тому стремятся другие. То, что положительно для одного «клана», отрицательно для другого. То, что важно, что является главными мотивами для процветания нации, угнетает отдельных её представителей. То, в чём наш разум находит опасность для себя, то является необходимым условием для инстинкта. То, в чём инстинкт обнаруживает разлагающую форму существования, разум определяет, как доминанту прогресса. Здесь, никто ни в чём не ошибается. Здесь каждый, лишь старается блюсти собственные интересы. И по большому счёту интересы природы, всегда идут вразрез с интересами человека. Но откуда взяться самим интересам, не будь в нашей жизни нужды и страдания?»
+++
«По большому счёту, человека делает, только его интерес. Там, где кончается нужда, там начинается интерес. Он является ростком того могучего древа, которое называется стремлением. Чем жизнеспособнее будет этот росток, тем мощнее и развесистее вырастит это древо. Иногда, оно вырастает таким высоким, что начинает доставать до небес всего сознательного, выходя за пределы возможного, ломая всякие границы и приближаясь своими ветвями к невозможному!
Почва же, на которой вырастает росток интереса – Фантазия. Она - даёт и получает, она - фундамент желания и удовлетворения нашего разума, она - его либидо, она - начало и конец всего нашего разумения…»
+++
«Самым вредным для индивидуума пороком я считаю - «скромность». Да, ту скромность, которая перекрывает кислород искренности. Скромность, убивающая эго. Скромность, как умаление себя самого, как пошлость, ломающая любовь к самому себе, как стыдливость своей индивидуальности. Этот маразм, словно якорь, не даёт взлететь твоей душе ввысь! Как вязкая грязь, он не позволяет свободно и легко двигаться всем твоим чреслам, - чреслам твоего творческого».
+++
«На самом деле не существует никакой узурпации власти. Если ты захватил власть, значит ты уже достоин её, и никакие моральные аспекты здесь, не имеют никакого значения».
+++
«Можно не признавать моральных догм общества, и быть в тоже время глубоко моральным человеком внутри себя. Точно так же, как можно быть глубоко верующим человеком внутри себя, и не признавать при этом, ни одной из существующих религиозных конфессий».
+++
«Нет ничего иллюзорнее реальности…
Нет ничего реальнее иллюзии…
+++
«Стремление к истине – одна из форм мазохизма, ибо всегда причиняет лишь страдание. Истина, как противоположность иллюзии, всегда заключает в себе совокупное отрицание фундаментальных жизненных основ, как таковых. И стремление к истине всегда вразрез всему жизнеутверждающему, всегда в противоположную сторону от всего, что должно окружать эту жизнь».
+++
«Открыть очередную истину, всё равно, что узнать об измене жены. Это обстоятельство может лишь огорчать. Ты жил в счастливом неведении, плескался в счастливых водах своей иллюзии, и вдруг открылась истина, которая уничтожила эту сладостную иллюзию. Истина обжигает своим холодом. И чем дольше ты пребываешь в тёплых водах иллюзии, тем больнее, тем мучительнее будет для тебя этот холод. Здесь как нигде необходима закалка».
+++
«Многие счастливчики так и проживают всю жизнь в счастливом неведении, так и не познав горестей открывающейся истинности мира».
+++
«Романтика – это «розовая пенка» на поверхности варенья любви, - любви к жизни. Именно из этого варенья, словно из почвы, питается и, вырастая, разветвляется в разные стороны, древо, на ветвях которого созревают плоды иных разновидностей любви. Как только это «основное варево» начинает киснуть, сладкая «розовая пенка» на его поверхности превращается в пену ненависти, зависти и злобы. А ветви древа любви, одна за другой, начинают засыхать, роняя свои плоды…»
+++
«Для бесконечного пространства, (если вообразить себе такое), размеры не имеют никакого значения. Ведь размер, это всегда относительно чего-то. А что может быть ориентиром в бесконечном пространстве? Наши параметры, и все параметры окружающего мира, это сугубо наши относительные оценки, и более ничего. По отношению же к безграничному пространству, нас, – вообще нет!
То же самое и в отношении продолжительности нашего существования. Что такое наша жизнь, с точки зрения вечности? Мы представляем что-то из себя, только в своих же глазах. Наше нахождение здесь и сейчас – что это, для вечности и бесконечности? Ведь если нет ориентиров ни во времени, ни в пространстве, то какая разница, где мы находимся и когда?
Мы отличаемся от микробов размерами, но для бесконечности, этих различий не существует. Наша продолжительность жизни отличается от продолжительности жизни солнца, но для вечности, и этой разницы – не существует».
+++
«Наш феноменальный мир, (по аналогии), это «русская матрёшка», но с бесчисленным и бесконечным уменьшением фигурок, на пути регресса, как и бесконечным их увеличением, на противоположном пути, - пути прогресса. Если исключить недоступную нашему сознанию пустоту без пространства и времени, то только в таком виде, вообще, возможна бесконечность».
+++
«Вы хотите узнать кто вы? Посмотрите внимательно на свои игры. Посмотрите в саму суть того, что в них отражается, и вы поймёте не только кто вы, но и что вы. Да, ваши игры стали более мягкими, и не такими кровавыми, как у древних людей, признающих самым большим развлечением, бои гладиаторов, но сама суть нисколько не изменилась. Ваша воля продолжает жаждать войны, даже пусть эта война происходит на шахматной доске».
+++
«Посмотрите внимательнее на себя, на свои амбиции и свои эмоции, от чего вы получаете удовольствия? В чём человеческая натура находит своё удовлетворение? Приглядитесь! Вы привыкли к тому образу жизни, который ведёте. Но если вы осознаете его зерно, это приведёт вас в ужас! Ведь вы находите своё счастье, как правило, ценой чужого горя. И, как правило, чем сильнее это чужое горе, тем сильнее ваше удовлетворение. Вы говорите, успокаивая себя, что счастье не построить на чужом несчастии. Но взгляните непредвзято на свою жизнь! Где ещё вы можете получить самое сильное удовлетворение, как ни там, где проявляется ваша сила, ваша мощь как физическая, так и духовная. Ведь даже ваши игры сохраняют в себе генетику боёв. В ваших играх, нечего делать без жестокости, злости и хитрости. И как на поле всякого сражения, победит всегда тот, кто наиболее обладает этими качествами, так и в ваших играх, где бои переведены на трансцендентальные поля, но всё же остаются такими же жестокими, и такими же кровавыми.
Не стройте иллюзий, что, придумывая для себя игры, вы придумываете что-то новое. Любая ваша игра явно или завуалировано, всегда, в своей сути, есть отражение войны. И все правила нашептываются вам, вашей внутренней воинственной сутью. Не одна игра не выходит за рамки этого основного принципа вашей воли. Игра, не замешанная на противостоянии, не просуществует и дня! Ибо будет не интересна вашей воинственной в своей плоти и крови, воле».
+++
«Плету косы своего разумения, постоянно вплетая в них случайные локоны, случайные мысли. Коса получается, - угловатой…»
+++
«Настоящая сила воли проявляется не там, где требуется выносливость страдания, но там, где требуется выносливость искушения. Где человек имея все возможности для получения удовольствия, отказывает себе в этом, и продолжает вести обычный образ жизни. Именно благосостоянием, проверяется наличие внутреннего стержня. Намного легче выносить страдания нищеты, чем отказывать себе во всём, имея на это полную возможность».
+++
«Посмотрите, как развилось, во что превратилось некогда простое ремесло. Например, «ремесло портного», или «ремесло лицедейства». - Не узнать! И примеров подобных метаморфоз и трансформаций, можно привести массу. Всё, что создаёт человек, все, в конце концов, - облагораживается.
Так простой аффект нашей воли, вытекающий из инстинкта продолжения рода, вырос в наших душах, в такое грандиозное явление, как - Любовь полов».
+++
«Все мы живём в мире волн, параметры и характеристики которых - бесчисленны. Сами, являясь носителями и источниками волны, неповторимой в своей форме. Мы ищем родственные души, но, по сути, ищем близкие нашим колебаниям, источники. Ведь нам просто необходим резонанс, чтобы как можно явственнее, как можно чётче, как можно весомее почувствовать самого себя, свою душу и свою жизнь…»
+++
«То, что, так или иначе доставляет нам удовольствие в искусстве, должно необходимо иметь в своей сути, ту же генетическую основу, что имеет наша воля. Некую соответствующую в себе, волну, с близкой нам частотой. Всякое искусство, будь то кино, живопись, скульптура, поэзия, содержит в своей сути, адекватный последовательный ряд желаний и удовлетворений, некую волну, рождаемую продуцирующей душой автора. И от характера этой волны, её синтетической последовательности и согласованности, способной резонировать с вашей волной, зависит ваше отношение к тому, или иному произведению искусства. Ведь у каждого воспринимающего субъекта, собственная, неповторимая волна желаний и удовлетворений, некая волна душевного высвобождения. Она имеет индивидуальную неповторяющуюся длину и частоту, и соответствующую способность настраиваться на близкие волны, (то, что называется, резонированием). Соответственно и реакции, на одно и то же произведение искусства, у всех различные. Вот собственно, та причина генетической сущности вкуса, как такового».
+++
«На самом деле, читая ли стихи, слушая ли музыку, или рассматривая полотно великого мастера, ты видишь и чувствуешь настолько глубоко и широко, насколько глубока и широка твоя собственная душа. И видеть дно, ты способен лишь своего собственного колодца, (и только опосредованно). Пред всяким произведением искусства, ты стоишь, словно пред зеркалом. И никакое, пусть и самое величайшее творение, само по себе не способно чудесным образом расширить твою душу, и углубить её. Всё это, вопрос твоего кропотливого труда, душевного труда».
+++
«Тонкая душа требует тонких воздействий, тонких возбуждений. Она реагирует на лёгкие прикосновения, на лёгкий ветерок. Душе же грубой, требуется не ветерок, но шторм, не толчок, но удар. Как бы она могла реагировать на тонкие воздействия?».
+++
«От грубых раздражителей тонкая душа грубеет, и уже не в состоянии реагировать на изысканное, лёгкое воздействие. Её «тело» покрывается коркой. Она дубеет, защищая свою нежную плоть».
+++
Что может ещё делать жизнь прекраснее и желаннее, как не её тяготы и лишения? Что ещё может сделать её ощутимее и существеннее, как не страдание и боль? Какой невероятный взрыв, какой подъём! Все силы организма мобилизуются, происходит взлёт эмоций, влёт ощущений собственной души! Нет, не счастье, и не благоденствие, но страдание и боль – вот то, что даёт нам желание жить и существовать, - желание быть вообще…»
+++
«Вы когда-нибудь задумывались глубоко над тем, почему наши часы, своим ходом, так напоминают бой нашего сердца? Почему так схож ритм этих ударов? Всё дело в том, что любое наше измерение, есть суть отношение к ритму нашего сердца, к нашему кровообращению, в самом широком понимании. Время, текущее вокруг нас, и все возможные трансформации, происходящие вокруг, по сути, есть отношение к ритму нашего сердца, скорости нашей крови».
+++
«Благочестие – благочестию рознь. Иной благочестив из трусости, из плоскости, мелкости и ограниченности собственного внутреннего существа».
+++
«Истинная любовь не терпит фамильярностей, они её разрушают, и, в конце концов, убивают. Как влага постепенно разрушает железо, так фамильярности, словно коррозия, потихоньку уничтожают любовь».
+++
«Антитезис каузальности мира: в своей глубинной сущности, мир не ограничивается порядком «основание - следствие», «одно - за другим». В нём есть «одно - в другом», и это «другое», не только в «третьем», но также в этом же «первом».
+++
«Вес высказываемых тобой идей, в глазах других людей, прямо пропорционален весу твоих предшествующих деяний. Люди всегда оценивают твои высказывания через призму твоих достижений. То, из чьих уст звучит высказывание, имеет решающее значение для окончательной оценки мысли, содержащейся в этом высказывании. Мы всегда предвзято относимся к тому, что и как высказывается. Для нас всегда имеет большее значение не что говориться, но кем говорится. Одна и та же мысль, высказанная разными по статусу людьми, приобретает своё значение в зависимости от нашего отношения к этому статусу. Объективность в принятом значении слова, здесь отсутствует, впрочем, как и всюду. И в этом смысле написанное на бумаге и вышедшее в печать, каким бы ни было бредовым, для нас приобретает ореол почти истинности. Ведь авторитет печати для нас остаётся - неумолим».
+++
«Эмоциональный фон книги, – вот то, что создаёт интерес к ней. Книга, в которую не вложены эмоции, в силу ли не способности автора, либо в силу характера описываемого предмета, будет не интересна читателю. И чем ярче эмоциональная подоплёка, тем интереснее для читателя будет повествование. И совершенно неважно, какую моральную ценность представляет собой корень этой эмоциональности. Например, «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, - книга, где каждая строчка буквально пропитана местью. Где почти каждый абзац бунтует против несправедливости. И где наказание автором носителей этой несправедливости, вызывает сладостное чувство удовлетворения местью. Переживать эмоции, – вот то, чего мы хотим, когда наш желудок полон».
+++
«Вообще, самая глубинная сущность музыки, её истинная причина рождения, если уж быть точными насколько это вообще возможно, лежит не внутри нас, и не вовне, а где-то посредине. Она результат сношения нас, нашего разума, нашей души, с внешним миром. Музыка, это некая форма, появляющаяся в результате метафизической реакции, некоего синтеза наших «внутренних «флюидов», с «флюидами внешними». Она рождается где-то посредине точно так же, как рождается наша реальная действительность, - феноменальный мир. По большому счёту то, что мы воспринимаем как мир, есть продукт этого сношения. Он не существует вовне, и не существует в нас, он зарождается где-то посредине. Он дитя сношения, - дитя взаимодействия».
+++
«Доказательство как таковое, это локальная парабола рефлексивного разума, его рациональной ганглии, не доверяющей никому, и даже себе! Чувствуя подсознательно, что всё вокруг иллюзия, она, эта ганглия нашего разумения, по большому счёту пытается заменить одну иллюзию, на другую, - «иллюзию интуитивного» на «иллюзию рационального». Тем самым удовлетворив себя причастностью, и даже властью».
+++
«Как бы я не мыслил, откуда бы ни заходил, всегда прихожу к одному и тому же, - к пустоте. К тому, что всё так называемое сущее, это лишь продукт отношения. Отношения внутреннего и внешнего, рождающего в нас иллюзию действительности. Что в мире нет ничего по-настоящему фундаментального. И даже сама материя, не может иметь своей абсолютной законченной фундаментальности. Она фундаментальна лишь в нашем воображении, которое строится только на перспективах воззрения и осмысления. И стоит сменить такую перспективу, и её фундаментальность, её объективная основательность - исчезает. Будь материя фундаментальна сама по себе, то был бы возможен «конец» как таковой, в самом абсолютном смысле слова».
+++
«Всё и вся растворяется, как только ты пытаешься взять нечто в свои руки».
+++
«Хотите посмотреть, как исчезает мир, как он превращается в «ничто»? Так смотрите! Наш мир — это материя в различных формах пребывания. Всякая форма обусловлена пространством и временем, без коих существование формы - невозможно. Пространство и время обусловлены только нашим воззрением, нашей перспективной осознанностью внешнего бытия. Без субъектов, вне их познавательной способности, время и пространство – невозможны, и даже абсурдны. Эти две монады нашего мира, не имеют иных пенатов, кроме черепных коробок наблюдателей. Из этого необходимо вытекает положение, что субстанция материальности, также, как и всякая форма этой материальности, невозможна вне перспективных взглядов наблюдателей. Лиши материю формы, и она исчезнет как объект, останется лишь в нашей фантазии, в нашем рассудке, в виде фантома осознанности. С исчезновением же самого рассудка, исчезает и последняя возможность существования материальной субстанциональности. Так исчезает оплот мира, и мир превращается в «ничто», растворяясь в пустоте».
+++
«Дозирование напряжения мозга так же необходимо, как необходимо дозирование напряжения мышц. Ведь наш мозг подобно мышце, во время сильного напряжения разрушается, и для того, чтобы восстановится, ему необходимо определённое время. Чем сильнее и продолжительнее было напряжение, тем продолжительнее требуется время для восстановления. Перенапряжение длительного характера пагубно как для мышц, так и для разума. Существует опасность истощения ресурсов, что ведёт к неминуемой деградации и разрушению».
+++
«Единственно доступное нам осмысление «пустоты» при жизни, это так называемый «медленный сон». Здесь нет даже снов. Мы можем осознать эту «пустоту» только тогда, когда просыпаемся, только смотря на неё из реальной действительности, только - «по отношению». Только тогда, когда у нас появляется «реальная действительность» мы чувствуем, что до того была какая-то пустота. Само же это состояние, не ощутимо для нас, мы не в силах почувствовать пустоты».
+++
«Частота смен напряжений и разрешений в музыке определяет её характер, а количественное наличие в одном музыкальном ряду различных по частоте и длине более мелких напряжений и разрешений, символизирующихся диссонансами и консонансами, определяет её сложность. Так же как определяется сложность всякого предмета в феноменальном мире, его структурной сложенностью. Сложенность же, всякого предмета – есть лишь перцепция нашего разума. Ибо в мире вообще нет ни сложного, ни простого. - Мир нейтрален в себе, во всех смыслах».
+++
«Скорость движения в нашей действительности, есть лишь скорость «по отношению». Скорость «вообще», - такая же нелепость как лево, или право вообще».
+++
«Всякая воспринимаемая нами форма феноменального, или ноуменального мира, есть воплощение «пространственно – временного синтеза». Воплощение некоей диффузии, проникновения одного в другое, или точнее вытекания одного из другого. И тем самым искусство как таковое, и все его формы, есть воплощённое отражение нашей сути, как некоего «коллапса», в котором в клинч сходятся время и пространство. В искусстве, чистое олицетворение «временн`ого», – это музыка, чистое олицетворение «пространственного», – архитектура. Эти формы нашего искусства воплощают в себе «полюса» доступного нам проецирования собственных душевных динамических органоидов ноуменального характера, - во вне, на внешние воспринимаемые уже феноменально, предметы.
И что характерно, и в высшей степени удивительно, восприятия первого «полюса» (музыки), вызывает в нашей душе образы, то есть чувство «пространственного». Восприятие второго «полюса» (архитектуры), вызывает в душе чувство музыкального, то есть «временн`ого».
Музыка и архитектура, как некие «полюса нашего искусства», воплощают собой спроецированное во вне, олицетворение полюсов нашей души, синтез которых, образует единый образ, в котором сходятся «временн`ое» и «пространственное» в единую субстанцию искусства, олицетворяющую собой синтетическую субстанцию мироздания. Ибо как всякое искусство, так рождается и всякая действительность».
+++
«Наше стремление к истине. – Откуда это? Почему собственно к истине? Ведь вся наша жизнь, так или иначе, обусловлена иллюзией. Мы не можем существовать без иллюзии, но прекрасно себя чувствуем без истины. Иллюзия – всё, что составляет наши желания, всё, что поддерживает в нас жизнь. Не является ли стремление к истине одной из форм «мазохизма» нашего разума, а точнее болезнью, его отклонением сродного со стремлением к суициду? Ведь истина хлещет подобно хлысту! Она, по своей сути, является оборотной стороной нашей жизни. Её «генетика» враждебна нам и опасна!
Да. Человек всегда стремится к опасности, это одна из его страстей. А стремление к истине, пожалуй, самая опасная его игра. И эта игра всегда привлекает к себе наиболее сильные натуры. Мы хотим себя чувствовать сильными, даже перед лицом самой страшной опасности».
+++
«Для нас мир всегда будет распадаться на «добрый» и «злой». Ибо мы всегда будем оставаться «заинтересованными субъектами», мы всегда будем всё и вся в нём, оценивать по отношению к нашему «эго», к нашей воле. Но делить «мир вообще», - на «добрый» и «злой», для глубокого мыслителя, - непозволительно. Ведь он должен стараться быть как можно дальше от всякой заинтересованности, дальше от собственной детской наивности».
+++
«Наш разум в своём стремлении к справедливости напоминает подчас ребёнка жаждущего сказки. И это понятно, ведь человек как таковой, в историческом смысле ещё ребёнок, не осознающий по-настоящему серьёзных вещей. Ребёнок, даже не пытающийся взглянуть в сущность явлений. Ему, как всякому ребёнку, присущи две основные, захватывающие его с головой эмоции. Он радуется от незначительных по сути, вещей, и огорчается от несерьёзных неприятностей. Он осмысливает всё вокруг, и всё в себе, так же как неразумное дитя. Его «рационально-аналитическое» ещё слишком поверхностно. Он видит лишь свои страхи, руководствуясь своими амбициями и своими врождёнными пороками. Но когда человек станет взрослым, (я надеюсь, он доживёт до этого), и приобретёт трезвый, проникновенный взгляд на вещи, тогда он неминуемо потеряет, как ту жизнерадостность неведения, которая присуща ему ныне, так и горечь сердца. Его мир, приобретя новое проникновенное воззрение, потеряет часть иллюзий, дающих ему такие радости теперь. Но вместе с тем, он потеряет свою инфантильность, и приобретёт ответственность и целеустремлённость. Он станет как всякий взрослый, более холоден, неприветлив, угрюм и суров».
+++
«Вы хотите полной ясности? Тогда ищите «простое» и «грубое». «Тонкое» и «сложное», - никогда не бывает достаточно ясным».
+++
«Почему собственно, так схожи чувство опьянения от принятого алкоголя, и чувство возвышенности в моменты чистого созерцания? Не потому ли, что и то, и другое меняет наш внутренний химический фон. И не потому ли, что для нашего организма совершенно не имеет значения, какова моральная подоплёка химических реакций, происходящих в нём. Замечали ли вы, как часто нас вводят в заблуждения наши же внутренние химические реакции. Да, природа не знает моральной целесообразности, но различие дорог, по которым мы получаем те или иные реакции, - важны для нашего здоровья в целом. Ведь в первом случае изменение происходит искусственно, извне, чуждыми элементами, (суррогатами). Во втором случае изнутри, натуральными, родными элементами. В первом случае реакция идёт «снизу», опосредованно через наше «грубое». Во втором – «сверху», непосредственно через наше «тонкое». Первый – «упрощённый», второй – «усложнённый». Результат же один, = изменение общего химического фона, с последующей эйфорией. А привыкание к суррогатам извне, это вопрос развращения организма, стремящегося всегда к упрощению, - к пути, требующему по преимуществу малых физических затрат».
+++
«Отточенность, правильность и изощрённость изложения, очень часто скрывает пустоту содержания. Простота же, граничащая с пошловатостью изложения, очень часто несёт в себе глубокий смысл. Изощрённость ослепляет своей напыщенностью, не давая лучам мысли пробиться сквозь эту размалёванную виньетку. Простота же напротив, не заслоняет этих лучей, и они без особого труда доходят до всякого осмысления. Но есть вещи, которые невозможно описать просто, в силу сложности самого агрегатива этих вещей, сложности их архиструктуры. И приходится прибегать к хитрости, к параллелям, к художественным образам, то есть аллегории и метафоре, подключая тем самым «идеальное», с его инструментами фантазии. - Фантазии, этой великой Терпсихоры осмысления! Да, здесь почти нет обоснованности, чёткости, и присущей всему «рационально - аналитическому», разложенности определений, и ясности понятий. Но здесь есть Глубина, и широта осмысления, которая и не снилась никакому «рационально – аналитическому мышлению».
Мысль, имеющая генетику идеального, рождённая фантазией, по большому счёту не переложима на язык слов и фраз «рационально-аналитического контента». Она требует другого языка, - языка образа. Здесь необходимо рисовать картины. Но рисовать картины с помощью слов, - так не просто! Ведь необходимо подбирать краски, выдерживать перспективу, и т. д. Здесь необходим талант художника. И вот здесь находит своё олицетворение и свои обетованные берега, поэзия.
Лишь в редкие минуты озарения я чувствую, что пишу картину. Моё перо летит по строчкам, не останавливаясь, и из-под него выходят дивные картины вдохновения! И только в эти редкие минуты, я получаю истинное наслаждение от своего ремесла. Острый взгляд, обязательно различит в моих пасквилях, эти редчайшие минуты».
+++
«Вы когда-нибудь задумывались над тем, почему в нашем сознании прошлое и будущее, как правило, рисуются в радужных красках, а настоящее напротив, уныло, бесцветно, и обыденно сухо? Не потому ли, что в настоящем роль фантазии сведена к минимуму, она почти не возбуждается. Её роль же, в прошлом и будущем – главенствующая! Там она достигает своего апогея. Не является ли фантазия главным источником нашего счастья? Но в таком случае, почему ей отведена такая маленькая роль в настоящем?»
+++
«Страсть нашего разума к «клипности восприятия», объясняется тем, что фантазия, эта «эрогенная зона» нашего разума, не живёт без перспективы, без какой бы то ни было возможности этой перспективы. Она страдает «клаустрофобией» в законченном замкнутом пространстве. Всякая «клипность» есть недосказанность, от которой в разные стороны лучами расходится перспектива, - некая возможность для жизненного пространства фантазии, олицетворяющая свободу …»
+++
«Наше взаимодействие с миром можно передать в следующей аллегории. Мы отражаемся в нём, он отражается в нас, (как я уже отмечал), подобно тому, как если поставить друг перед другом зеркала. Перспектива уходящей вдаль реальности. И чем дальше эта перспектива, тем более становится невозможно определить, кто в ком отражается, и кто кого формирует. Пропадает всякая определяемость. Мир, в конце концов, отражается сам в себе, и в этом его законченность и автономность. Он не нуждается в посторонних, он вполне удовлетворяется сам собой. Но удовлетворятся собой, - так не просто! Мир удовлетворяет сам себя, и истязает сам себя. Ведь для него, по большому счёту, нет никакой разницы между наслаждением и страданием, ибо и то и другое в равной степени позволяет ему чувствовать самого себя, а значит удовлетворять собственное чувство бытия. Кто заглянул глубоко в глаза этому миру, и насколько возможно не предвзято проанализировал свои созерцательные чувства, понял, что и для нас, для людей, удовлетворение приносит как наслаждение, так и истязание. После наслаждения, мы всегда чувствуем пустоту, после истязания – благость. Ведь мы, люди, - воплощение мира, его образец, лекало. В нас как во всякой букашке включено всё, что содержит в себе этот мир, что он может нести в себе. Каждый из нас законченный отпечаток мира, его «матрица», его архитектоническая модель. Вся локальность мира, и вся его бесконечность – в нас! Для нас нет никакой необходимости искать безграничность мира, как и его законченность где-то на задворках вселенной, достаточно заглянуть острым взором в себя. Но как сделать это - не заинтересованно? Вот самое большое затруднение нашего разума. Нет, не неспособность достичь края вселенной, но неспособность посмотреть непредвзято, холодным незаинтересованным взором в себя».
+++
«Неудержимое стремление человека путешествовать в пространстве, путешествовать вовне, мне глубоко понятно, ведь эти путешествия приносят в основном, наслаждение. Чего не скажешь о путешествиях в себя, где чаще всего разочарования и скорбь. Ведь мы, заглядывая в себя, ищем ту нить, которая откроет для нас всю нашу внутреннюю благодать. Но находим всегда лишь войну! Где для нас, для нашего верховного «я», нет постороннего врага. Где для нас, больны поражения обоих армий, а победа одной из них – не радует. Ведь война внутри нас такова, что мы смотрим на неё, как на войну своих детей. Война же вовне – это «битва гладиаторов», за которой ты наблюдаешь со стороны. Где всё, в достаточной степени просто. Если проигрывает твой гладиатор, ты огорчаешься, если выигрывает, - радуешься. Война внутри, и война вовне, это совершенно разные вещи. Война вне нас приносит удовлетворение, война внутри, - боль и разочарование.
Каждый, кто когда-либо достаточно глубоко заглянул в себя, тот старается более этого не делать. Он словно обожжённый нерв скукоживается и отворачивает своё воззрение вовне. Это его животные инстинкты толкают его прочь от скорби, прочь от страдания, прочь от себя, от собственных внутренностей».
+++
«Наше отношение как «живых субстанций» ко всему «неживому», это отношение мусульманина ко всем неверным. Пусть в иной плоскости осмысления, но суть та же».
+++
«Расчленение мира, по всем областям познания и осмысления, придание этим членам архетипической противоположности, закрепление парадигм соотношений между частями, - что это? По сути, - чистая функция. Если бы мир сам по себе был бы не «мультимедийным», но «мультиморфосущностным», и все его формы, в действительности бы относились к различным сторонам, если бы они на самом деле, представляли некие противоположности, то в таком случае, нашему разуму никогда не синтезировать, и не создать общее бытие с гармоничным слаженным мировым макрокинезом. Слить нечто глобальное, обобщённо-сущностное из различных миров, не под силу самому развитому и мощному разуму. Это было бы - невозможно. И нам никогда не обладать бы той действительностью, которую мы имеем благодаря сущностной мультимедийности мира».
+++
«Хорошее и плохое, доброе и злое, полезное и вредное, и т. д. Как и живое и неживое, всё это абстракции форм бытия, - оценки, создаваемые антропогенными заинтересованными ганглиями нашего воззрения, отражёнными и наложенными друг на друга, противопоставленными и закреплёнными. - Окаменелые останки древнего мира, - Артефакты».
+++
«Говоря, что мир двойственен, нужно подразумевать «Я - двойственен». Это Я - делаю из него дуализм, это Я - сталкиваю его в непримиримом противоречии. Это во мне рождается и умирает всякая война. Это Я – начало и конец мира!
Слишком восторженно. Это напоминает восклицание Архимеда: «Дайте мне точку опоры, и я переверну землю»! Но этот восторг естественен, ведь обнаружить в себе весь мир, это - событие. Я - модель мира, капля воды, - ничем не отличающаяся от океана! Я в нём, он во мне, - мы два полюса, несуществующие друг без друга. Вода и огонь, - свет и тьма!»
+++
«Мой разум, проникая в глубины бытия, делает это, каждый раз, по-новому.
Сначала, он, подобно кроту, роет глубокие траншеи, вгрызаясь в почву…, и она предстаёт перед ним, то мелкозернистой, рыхлой…, то глинистой, вязкой…, то скально-гранитной…
Затем, он, подобно дряхлому седому старцу, что сидит на завалинке, и плетёт косы разумения. Они получаются, то гармонично красивые, то угловато несуразные, то расплетаются, как бы он не старался.
Затем, он, подобно планеристу, взлетает над горами! И его полёт, то лёгкий, и быстрый с попутным ветром…, то тяжёлый, с фронтальным…, то начинает бросать из стороны в сторону, порывами ветра, готового разбить об скалы…!
А иногда, он плывёт в лодке по океану мироздания, и лёгкий бриз надувает его паруса, ровно, и безмятежно, ведя в далёкие страны, на не известные континенты. Но вот ветер совсем стих, и он стоит в своей лодке посреди бескрайнего моря, лишь озираясь вокруг. И в этой безмятежности, в этом одиночестве и тишине, он слышит шепот мира…»
+++
«Ты можешь сколько угодно говорить, что ты атеист, что в тебе нет веры, что ты по своей сути антагонист для всякой религии, не признающий ни христианства, ни мусульманства, ни иудаизма, ни буддизма, и т. д. Но это будет правомерно лишь по отношению к определённым религиозным учениям. Всякие религиозные учения – это формы, в которые воплощается вера. Вера есть суть - созерцаемое. Она существует в астрале бытия, и для того чтобы ей стать зримой, ощущаемой в феноменально-практическом пространственно-временном континууме, должна воплотиться в нечто материальное, приобрести плоть и форму. Так возникает всякий пантеон.
Но точно так же, как суть мира, не зависит от форм, в которые она воплощается, так и твоя вера не зависит от того, признаёшь ты формы, в которые она воплощена, или нет. Ведь вера на самом деле, это не утренний намаз, не поход в церковь, не чтение молитв. Вера, это подсознательное ощущение того, что мир в сути своей, - справедлив, что он перманентен, что он гораздо шире любого его разумения, что он глубоко экзистенциален, метафизичен и трансцендентален в своей сути, и не может быть втиснут ни в одну форму бытия, ни в одно разумение, и не может быть воплощён ни в одну, самую совершенную религиозную дисциплину.
Вера присутствует в тебе совершенно независимо от того, отвергаешь ли ты религиозность как таковую, или нет, вера в твоих жилах, без неё - нет жизни!! И это чувствует каждый, независимо от того, религиозны или нет его взгляды».
+++
«Наше рационально-аналитическое воззрение, определяющее мир, как нечто полностью поддающееся Учёной обоснованности, это заблуждение практического разума, возомнившего себя истинной в конечной инстанции. Ах, если бы мир был так прост, как его пытается трактовать наш рационально – аналитический разум! Ах, если бы мир сам по себе был так сложен, как рисует его наш идеально-трансцендентальный разум! Ах, если бы мир имел сам в себе простоту, или сложность, как некую воплощённую определённость агрегатности, трактуемую нашим синтетическим противоречивым разум...!»
+++
«Любовь и ненависть – полюса одного единого аффектативного пантеона нашей души. Они, - такая же транскрипция всеобщего противостояния гравитации и антигравитации, воплощающихся в нашем сознании в противостояния Жизни, и Свободы», как отражающие всеобщее противостояние, в феноменальном мире, - упорядочения, и хаоса».
+++
«Мир, в нашем осмыслении его всегда находится, либо в состоянии прогресса, либо регресса, либо созидания, либо разрушения, либо диссонанса, либо консонанса. И в то же время, в нём всегда присутствует и то, и другое. Одно без другого просто – немыслимо. Представьте себе, что в мире осталось лишь созидание. Он очень быстро превратиться в ничто, точно так же, как если в нём останется лишь разрушение. Постоянное созидание, как и постоянное разрушение, приводит к коллапсу, и последующему хаосу. Для мира нет никакого предпочтения, в какой именно из флуктуаций, находится его «тело», - в созидании, или разрушении. Для него важно и то, и другое. Важно так же, как и совершенно неважно. Его суть, - баланс, который подразумевает как балансирование весов противостояния, так и чередование явлений».
+++
«Любовь и ненависть, эти два великих аффекта нашего существа, суть одно целое. Ни для кого не новость, что насколько сильно человек способен ненавидеть, настолько же сильно он способен любить. В нашей ненависти явно просматривается зерно любви. А в любви, в свою очередь, всегда есть зерно ненависти. И тот, и другой аффект, всегда жаждет одного и того же, - своего удовлетворения. И то, и другое является неким залогом существования. Ведь и то, и другое является воплощённым апофеозом желания.
В музыке, как в воплощённой звуковой сбалансированной упорядоченности, отражающей всю суть воли нашего существа, мы очень легко можем перепутать мотив любви, с мотивом ненависти. Ведь и там, и там, наша воля стремится от диссонанса, - к консонансу. Подобно электрическому потоку частиц, где вектор движения всегда направлен от «фазы» к «нолю». Любовь и ненависть - сёстры близнецы, в них одна природа».
+++
«Я поступил так потому, что так захотел! В этом таится вся суть иллюзии, суть всей нашей иллюзорной свободы, если хотите суть жизни! Захотел из собственного хотения, из произвольного, ничем и никем не мотивированного желания воли? Эта иллюзия собственного ощущения, благодаря которой мы живём и чувствуем себя свободными, является пантеоном всей нашей жизненности. Наши иллюзии, это основа нашего желания, нашего стремления к жизни. Не существуй их, и не было бы нас. По-видимому, наш разум сам создаёт их, из чувства самосохранения.
В реальности; Я так поступил потому, что по-другому поступить не мог. Так как мотив, победивший во мне в бою с другими мотивами, неизбежно определил мой поступок, не дав мне ни единого шанса на произвол! И когда я чувствую, что кто-то внутри меня, не даёт мне поступить так, как подталкивают на то внешние обстоятельства, то это более сильный мотив, - мотив, родившийся внутри, удерживает меня. И победит (как всегда и всюду), - сильнейший, который и определит моё поведение. В связи с этим обстоятельством, угрызения совести не имеют никакого значения, в них нет ничего существенного. «Я мог бы поступить иначе» ?! – очередная иллюзия нашего сознания. На самом деле, - ты не мог поступить иначе. Ибо твоя свободная воля-миф! И поступить ты мог в данной ситуации, при стечении данных обстоятельств, только так, и никак иначе. В противном случае ты бы и поступил иначе.
На самом деле наша природа не имеет возможности разных путей. У неё одна дорога, единственная, в силу своей фатальной необходимости. А наша уверенность в том, что путей бесчисленное множество, есть лишь иллюзия, обеспечивающая наше существование надеждой, вытекающей из чувства обманчивой свободы. Всё, - лишь игра нашего воображения».
+++
«Представьте себе, что вы смотрите в зеркало, и в какой-то момент понимаете, что вы смотрите из зеркала на себя. Очередная переоценка ценностей. Это очень больно! Но кто хоть раз ощутил эту боль, и главное, оценил её так, как она того заслуживает, тот всегда будет к ней стремится. Но она всегда будет приходить, - нежданно…»
+++
«В своём стремлении сказать обо всём, ты будешь всегда говорить ни о чём…»
+++
«Идеальное это то, что создаёт, это самое ценное в нашем разуме…
Рационально-аналитическое, это то, что оценивает и определяет, это самое полезное в нашем разуме…
Интуитивное это то, что связывает, синтезирует первые два, - это самое прогрессивное в нашем разуме…»
+++
«Настоящую реальность мира мы чувствуем тогда, когда перед нами встаёт непреодолимой стеной, - Необратимость! Когда мы, со всей пугающей отчётливостью металла на зубах, осознаём всю непоправимость произошедшего, всю безвозвратность, и невозможность что-либо исправить, повернуть время вспять…»
+++
«Антропоморфизм – это не гримаса нашего сознания, не нарушение психики, не трансцендентный перехлёст, это естественный отголосок подсознательной убеждённости, что мир, – это мы сами, наше отражение…»
+++
«Если ты плохо понимаешь то, что я здесь пишу, то это ещё не говорит о том, что я увлёкся в своих рассуждениях и зашёл за грань разумного, или пытаюсь искусственно напустить тумана. И уж тем более, не говорит о том, что ты тупее меня, или не видишь достаточно глубоко, для моих глубин. Скорее всего, это говорит лишь о том, что твоё разумение находится в несколько иной плоскости. Форма, агрегатность, музыкальная волнообразность, тональность наших разумений, - слишком разная. Ведь моя форма мышления, а за ней и форма изложения, так же индивидуальна и неповторима, как любая другая форма, как ноуменального плана, так и феноменального, объективного мира. Ведь по большому счету всякая форма как таковая, всегда индивидуальна и неповторима».
+++
«Ныне, ни для кого не секрет, что в нашей вселенной количество гравитации примерно равно количеству материи, и в этом смысле масса всей вселенной равна нулю, так как положительное уничтожается отрицательным. И в этом направлении, я хотел бы высказать некоторые свои соображения, хотя многим они покажутся фантастическими и даже бредовыми, но всё же, я выскажу их, ибо не могу не сделать этого. Размышляя над положительным и отрицательным в нашей вселенной, я обнаружил в сущности материального, такое явление как «Баланс - плюс». Приставка «плюс» означает, что всё же существует некое небольшое преобладание положительного, над отрицательным, чем собственно обусловлено существование материальных объектов, и материи как таковой. Ведь не будь этого небольшого преимущества, и не было бы «сущностного», не было бы материи. Ведь «абсолютный баланс», означал бы полную пустоту. Как и подавляющее преобладание либо положительного, либо отрицательного. В этом случае неминуем коллапс, и полное уничтожение самой «существенности».
Всё это вполне сочетается с гипотезой возникновения вселенной из флуктуации пустого пространства, (нарушения абсолютного баланса), и последующего расширения «инфлантонного поля», (формирование материи). И если продолжить диалектический ряд нашего умозрения, учитывая, что всё в этом мире имеет «маятниковую», или волновую основу, то в будущем «баланс - плюс» должен неминуемо измениться на «баланс - минус», в результате чего материя постепенно начнёт превращаться в ничто. Я полагаю, что в будущем именно это «превращение в «ничто» всей материи, ожидает нашу вселенную. Когда «маятник баланса» качнется в противоположную сторону, (а может статься, что он уже качнулся), материя будет поглощена собственной гравитацией, чтобы позже, снова качнутся в положительную сторону. В таком балансировании находится как сама вселенная, так и всё, что в неё включено.
И как пространство на самом деле, не существует без времени, так и гравитация не существует без антигравитации. И если пространственно-временной континуум воплощается в действительность, то гравитационно-антигравитационный континуум воплощён в материю. Первое – создаёт формы бытия. Второе – сущность этого бытия. И так же как действительность не существует без синтетического противостояния пространства и времени, так и материя не существует без синтетического противостояния гравитации и антигравитации.
Здесь таится самая сложная для нашего осмысления, вещь. В мире всё существует только по отношению друг к другу. Это самая фундаментальная мысль в отношении сущего, как такового».
+++
«Почему собственно мы существуем? Конечно, проще свести всё к божественному проведению. Но попытаться добраться до истины своим разумом, вот задача настоящего мыслителя. Чем и задаются испокон веков буйные головы. Те, кто «развратил» свой разум настолько, что теперь получает удовлетворение только от подобных опасных вопросов. Чей разум уже не возбуждает ничего кроме хлыста, или даже раскалённого прута. Те, кто уже не видит в иных житейских вопросах ничего, что могло бы удовлетворить их разум. Они ищут истину, эту великую и опаснейшую Минерву жизни, превращающую всё вокруг в безжизненность. Их разум ныряет на такие глубины, где обычная голова лопнула бы от переизбытка давления. Разум этих «развращённых голов», ищет удовлетворения в тех безднах сознания, где один неверный шаг, одно неверное движение, и ты летишь в пропасть безумия! Но у них нет иного выхода, они не могут получать удовлетворение, получаемое обычными головами, их влечёт ужасная клоака неосознанного. Их можно было бы пожалеть, если бы не их алчный, жаждущий удовлетворения разум, если бы не та сила удовлетворения, которую они получают.
Как известно сила удовлетворения всегда адекватна силе желания. То есть удовлетворение всегда пропорционально страданию, которое необходимо должно предшествовать всякому удовлетворению. Так вот сила страдания таких мыслителей предвосхищает в себе, силу потенциального удовлетворения. Да, их стоило бы пожалеть, ведь такие муки, какие выпадают на их долю, способен перенести не каждый. Ведь их страдания часто затягиваются на долгие годы, истощая их, и постепенно истребляя в них всякую надежду. Ведь они подчас, ставят перед собой неразрешимые задачи».
+++
«Любовь, в самом широком смысле слова, не выживает в тех условиях, в которых пребывает подобный мыслитель, ведь она не может существовать без иллюзии, как без воздуха! А мыслитель, как ему кажется, постепенно сводит на нет всякую иллюзию вокруг себя. Он разряжает эту атмосферу, делая её наиболее прозрачной. И для любви, слабая концентрация кислорода в этой атмосфере, становится почти губительной. И чем чаще такой мыслитель будет оставаться на этой глубине, тем больше вероятность, что в нём вообще погибнет всякая любовь».
+++
«Чем реже ты ступаешь одной ногой, тем сильнее становится вторая. А первая, - необходимо атрофируется. Чем продолжительнее ты находишься в одном мире, тем более закрывается другой. Необходимо периодически всплывать на поверхность, чтобы сохранить свою любовь к жизни, а значит своё общее здоровье.
Это как в романе «Человек – амфибия». Где главный герой, обладая и лёгкими и жабрами, мог находиться как на глубине, так и на воздухе, но только определённое время. И стоило ему, задержатся слишком долго на глубине, и его дыхательная способность была утрачена навсегда.
Человек может потерять способность любить, получая удовлетворение от ныряния на глубину, - к истокам реальности. Его «лёгкие иллюзии», органоиды, дающие возможность любить, а значит жить, - атрофируются, если он слишком долго будет оставаться в глубоководных пещерах умозрения, среди безжизненных скал истинности.
Это опасно тем, что с потерей способности к любви, в самом широком смысле слова, человек теряет всякий смысл к существованию в миру, он теряет главный стимул жизни. А это ведёт к полному разрушению. В силу устройства нашего организма, любовь не заменяется ничем, и любые суррогаты, подсовываемые разумом, лишь оттягивают конец. И когда ты обнаруживаешь, что в твоем умозрении появляются суррогаты любви, это повод задуматься, ведь это твой организм пытается выжить…»
+++
«То, во что в нашем разуме вырастает Инстинктивное – есть Интуиция. Из Рефлексивного же, вырастает «Рациональное». Подобно всякому утончению и усложнению на этой бренной земле…»
+++
«Единица и ноль, появившись в сознании древних индийцев, ознаменовали собой появление и последующее развитие новой «ганглии» осмысления в нашем разуме, - «математической ганглии». Мир изменился - колоссально! И пусть сама математика зародилась раньше, в эллинском государстве в виде единицы, как способа исчисления, но это был «зародыш», развитие которого началось только с появлением ноля, как некоей противоположности единицы. Ведь всё в этом мире способно развиваться только в противостоянии, и никак иначе. Единица и ноль, как некие олицетворения противостояния нашей синтезированной действительности. Воплощения метафоры бытия, - пустоты и существенности.
И повсеместное развитие «математической ганглии» в сознаниях людей, обязано тому, что этот алгоритм невероятно гармонично вписался в реальность уже существующей действительности. Так называемая арабская система исчисления, вошла в некий резонанс с общей действительностью нашего бытия, и тем самым проникнув во все головы «словно вирус», развила новую «ганглию осознанности», тем самым расширив наш мир в созерцании, и сузив его, в сознании.
Единица и ноль, это олицетворённое отражение в математических символах, нашей действительности, её реальной сути. Единица - символизирует собой сущее, ноль - символизирует пустоту. Охватывая тем самым, всю палитру нашего мира. Поэтому в «двоичной системе исчисления», лишь только этими двумя символами можно отразить любую цифру, и создать любой алгоритм. – Более, не требуется ничего!
Вообще, подобным образом можно проследить зарождение и развитие всякой «ганглии нашей осознанности», стоит лишь найти действительные истоки».
+++
«Мало где можно встретить столько противоречий, сколько наличествует их, в моих пасквилях. Всё это отражение войны непримиримых сторон моего сознания. Мир, отражаясь в нём, сам собой начинает делиться, и каждая отдельная часть начинает кричать о своей правдивости, и только ей присущей правильности, и единственно возможной истинности…»
+++
«Вы полагаете, что изобретаете нечто, чего нет в природе? О! Вашему тщеславию нет предела! Вы думаете, что математика это нечто ваше, - чисто человеческое? Но вы, наверное, просто не обращали никогда своего внимания на то, какие математически точные идеальные формы, при всей своей общей асимметричности, строит сама природа. Как она подчас точна, как геометрически, так и алгебраически. То есть как в пространстве, так и во времени.
К примеру, кристаллы «Пирита». Когда рассматриваешь их, возникает ощущение, что сам мир разговаривает с тобой на понятном тебе языке. Словно приоткрывается дверь в палаты самой природы, и ты смотришь ей в глаза, не в силах оторваться. А она, в свою очередь, смотрит в твои. Происходит некое взаимопроникновение, – диффузия созерцания, порождающая волну вдохновения! Так раскрывает свои глубоко рудные пенаты природа, и расцветает признательность.
Почему именно кристаллы вызывают такие чувства? Наверное, потому, что они в сущности своей есть промежуточное звено между нашими архаическими условностями, - между «живым» и «неживым». Они олицетворяют некий метафизический мост нашего осмысления, между этими глубоко условными противопоставлениями. Кристалл – метафора неделимого мира. В них, в кристаллах, как в сущностях присутствуют свойства, как живого, так и неживого. В них есть «стабильность» присущая только «неживому», и в то же время наличествует упорядоченность и произвольность роста, - как метафора становления, присущая «живому».
Мы слишком просто ко всему этому относимся, - мы привыкли. Но стоит взглянуть на, казалось бы, простые вещи с несколько иного угла зрения, и тебе открывается глубочайший колодец философии мира. Его «зев» - в каждой мелочи. – Но его «чрево» - едино».
+++
«На самом деле «истина в себе», - абсолютная истина, (если предположить такую) лежит за пределами нашего «эстетического», «эмпирического», «рассудочного», «аналитического» и «рационального» знания. Она вообще вне возможностей нашего мировоззрения. В силу общего инфантилизма нашего сознания, мы ищем истину там, где ее и быть не может. Это всё равно, что искать арбузы на пшеничном поле. Мы живём в мире чистой иллюзии, здесь не растут колосья истинности. И поэтому, стоит раз и навсегда отказаться от амбиций на всякую последнюю истинность в нашей действительности. Ибо «тело действительности», её кровь и плоть, есть иллюзия, от начала и до конца».
+++
«Посмотрите внимательнее на нашу жизнь. Мы способны наделять смыслом всё, что угодно! Смысловое содержание всякого предмета порождается нашим воображением, почти независимо от самого объекта оценки. Яснее и отчетливее всего для нашего осмысления, это положение замечается в искусстве. Ибо искусство — это наша кровь, - кровь нашей души. В этом мире мы можем иметь только «субъективную объективность».
Самый наглядный пример в изобразительном искусстве, созерцание «Чёрного квадрата» Малевича. Наш разум наделяет содержанием абсолютно бессодержательное. И сколько подобных примеров. - Видящий, - да увидит! Всякий раз, возбудившись, наша фантазия начинает жить своей жизнью. И смысловая наполненность того или иного предмета здесь, всегда зависит только от способности воображения, личностной фантазии, её развитости и целенаправленности».
+++
«Наше воображение с его самыми тонкими лепестками, вытягивающимися во флюиды фантазии проникающими за стратосферу в трансцендентные области мироздания, растёт на почве предков. Благодаря их трудам, наше теперешнее воображение и наша фантазия имеет тот или иной «ресурс», ту или иную «гибкость», ту или иную возможную «широту» и «глубину». На пустой «бедной земле» никогда не вырастет ничего по-настоящему достойного. При удачном сочетании «отцовских» и «материнских» качеств, рождается нечто совершенно новое, превышающее по своим возможностям, как «свойства отца», так и «свойства матери». Появляется новая, более способная и мощная по своим качествам субстанция, - новая фантазия.
И это, - общая динамика для всякого прогресса в нашем мире. Так рождается «ВСЁ» на земле. Из двух стихий, - рождается третья. Совершенно отличная от обоих родителей. Даже наши понятия, рождённые из синтеза двух понятий, становятся чем-то совершенно новым. Этот процесс непредсказуем, и в том отражена сама бесконечность возможностей для бытия действительности.
+++
«Так что же есть в нашем холодном осмыслении, - «субъективная объективность»? Самым наглядным примером этой «субъективной объективности», являют собой наши деньги. Да, не удивляйтесь, именно деньги наиболее наглядно олицетворяют собой субъективную объективность нашей осознанности. Они есть образец субъективной объективности нашего разумения всей действительности. В них сосредоточены, как самая мощная «объективность», так и самая мощная «субъективность». И тем, и другим мы наделяем их сами, они плод природы нашего рационально-аналитического и в то же время абстрактного, условного разумения. Синтез «ноумена» и «феномена», объективирующийся в условные знаки внешней реальности. Они воплощают собой синтетическое слияние математической плоскости, развивающей «ганглии рационального воззрения», и плоскости трансцендентальной, продуцирующей внешнюю реальность из условной «ганглии идеального сознания», и образующих в этом синтезе нечто воплощающееся в символах, некую сконцентрированную на ладони условность, несущую в себе динамику обмена и перевоплощения, некую метафору движения, олицетворяющую «кровь государства-организма». Трансцендентальность денег так же неоспорима, как и их феноменальность. То есть они олицетворяют собой как наивысшую точку условности, так и наикрепчайшую форму объективности».
+++
«Теперь, в свете того что я говорил относительно «столкновения стихий», обеспечивающих существование всякого «целого». Тот самый «синтез столкновений», имеющий влияние на все аспекты нашего бытия. А именно, то положение, что при столкновении соразмерных по силе стихий неминуемо рождается нечто третье, со временем становящееся самостоятельным, неким «целостным сущим» автономным в себе, в силу постоянного внутреннего напряжения, внутреннего баланса противостояний, провоцирующего его на развитие.
Деньги появились не случайно. Благодаря вездесущему обмену, в нашем социуме, в его общем разуме, образовался некий «метафизический баланс, своего рода «организм» в своём пласте бытия, который мы обозначили социально – метафизическим понятием Деньги. То есть, нечто «живое», живущее в своём времени и пространстве. Нечто самостийное, почти мифическое. Деньги, их образное существо, живя и развиваясь в наших головах, выросли в некую «самостоятельную субстанцию», которая начинает диктовать свои правила, и которая начинает доминировать в нашей жизни. В своём становлении эта субстанция начала своё победоносное шествие, по пути кого-то ставя в свою зависимость, а кого-то и вовсе порабощая. Распространяя своё «тело» в метафизическом эфире, эта «субстанция» вершит свой произвол. Не мне вам рассказывать, во что ныне превратилось это «трансцендентально-метафизическое чудовище».
+++
«Мы берём в руки чистую условность, разрисованные бумажки, и наша фантазия тут же начинает рисовать возможное их перевоплощение, некую трансформацию трансцендентального характера числа, на образы реальных явлений мира. Наша фантазия начинает строить грандиозные замки. Ничто, так не возбуждает нашу фантазию, как деньги. Они становятся для нас материализованным воображением, - джином, исполняющим желания! Неким ключом, открывающим перед нами любые двери. Вот во что превратилась в нашем разуме, - зашифрованная в число, возможность.
И в то же самое время деньги, ничего не значащие бумажки. Мы договорились, что они будут воплощением силы. Но оплот этой силы находится лишь в наших головах. Они виртуальное воплощение того, что мы хотим иметь. Мы наделяем их силой, как наш страх наделяет силой всякий фатум. Мы подразумеваем, что они, - есть некая проекция материальных благ, но в своей сущности, они остаются продуктом нашей, бурно развивающейся фантазии. И в то же самое время, они вершители судеб, - «кровь организма», называемого нами государством. Они воплощение силы этого организма. Его формальное, вербальное, писанное олицетворённое право. Их объективность, так же неоспорима, как объективность самого государства. Хотя и то, и другое есть архаическая условность в своей сакраментальной сути. И вне нашего условного разума, не обладает не только силой, но и предметностью, - достоверной существенностью.
Как их рождение, было обусловлено растущей в нашем разуме «рациональной ганглией», имеющей основанием своим, число как таковое, так последующее развитие, обусловлено расширением нашего пространственно - временного мышления, и его средой обитания, благоприятной почвой для виртуального бытия подобных «чудовищ», остаётся наше пространственно-временное мышление».
+++
«В нас созрела «рациональная ганглия», мы научились закреплять образы своих эмпирических воззрений в числах, так появилась математика. Затем, мы научились объединять, синтезировать свои желания с этими образами, воплощать явления в цифры, «шифровать» явления и свои фантазии, измерять блага мира в числе, воплощать их в количество, и так появились деньги.
И как математика в своём развитии, совершенно абстрагировалась от изначальных образов эмпирической реальности мира, так и деньги абстрагируются от своего изначального простого обеспечения быстрого обмена, концентрации большого количества виртуальных предвкушаемых благ в одном кармане, постепенно превращаясь в нечто самостоятельное, в нечто независимое от первоначального смысла, от своей первоначальной смысловой нагрузки, превращаясь в нечто сверх реальное».
+++
«Мы объективируем в деньгах собственную субъективность. Они - ничто, и они - всё. Воплощение синтеза разума и воли. Воплощение синтеза пустоты и полноты одновременно. Они, - естественная парадигма нашего существования, воплощение нашей действительности, нашего восприятия своего быта и самого мира. При всей своей субъективности, деньги имеют огромную силу, и оказывают влияние на ход вполне не виртуальных событий. Они представляют собой некий мост между виртуальностью и реальность, в проблематическом смысле трансцендентального воззрения.
В глобальном же смысле, по отношению к государству, как к «организму», пребывающему (как и любой другой организм), одновременно в двух плоскостях, (двух, конечно же условно, ибо этих плоскостей на самом деле столько же, сколько существует «ганглий» нашего разумения), деньги, в метафизической своей сути, как я отметил выше, являются некоей кровью этого организма. Здесь я имею в виду государство, не как часть социального устройства, (государство и народ) но в смысле некоего «виртуального клана», некоего организма, нуждающегося в деньгах, как в «крови», обеспечивающей этому «организму» социальное развитие, и бесперебойное функционирование. И точно так же как наша кровь, интенсивно наполняя какие-то участки нашего организма, провоцирует эти части на рост, так и деньги, чья интенсивность в определённых местах, провоцирует развитие этих «отделов», «государства-организма».
+++
«Наше отношение к деньгам, превращение их в нечто объективное, само в себе сущее, и почти великое, сродни всяким нашим кумирам. Наш разум, с его фантазией, способен сделать из любой самой заурядной вещи, - шедевр! Стоит только ему заострить на этой вещи своё внимание, и эта «вещь», тут же обрастает невероятными свойствами и качествами. И это относится в равной степени ко всему, с чем мы имеем дело, и что делаем своими кумирами. Будь то деньги, вещи, произведения искусства, люди или философемы. Генетика этого явления всюду одна и та же. И главным, последним кумиром на этом поле, стоит истина».
+++
«Как появляются наши кумиры? Как только человек заостряет на чём-либо своё внимание, оно тут же приобретает новые качества. Обычный человек, пристально рассматриваемый, становится звездой, необычным человеком, приобретая в нашем виртуальном воззрении, благородные свойства. Он обрастает почти мистической аурой, превращаясь в «небожителя». И мы, не осмысливая, что сами наделили его этими качествами, смотрим на него, с благоговением.
Далее. Немаловажной причиной возникновения и развития кумира, является свойство нашего разума смотреть на всё через призму эмоциональной фантазии, создающей увеличение форм объекта познания. В силу того, что мы смотрим на него с некоторого расстояния, или через посредников, (телевидение, кино, или книга), образуется некий «оптический фокус», при котором создаётся иллюзия великих форм. И чем дальше от нас предмет созерцания, как в пространственном отношении, так и во временн`ом, тем эти формы становятся грандиознее и мифоподобнее. Всё это вполне естественное свойство нашего разума, вытекающее из того, что он, - разум, не может созерцать по-настоящему ничего, что находится «сейчас» и «здесь», то что находиться перед его «глазами». Он плохо воспринимает, как ежесекундную реальность, так и реальность бесперспективную. Для настоящего рассмотрения необходим некий «фокус», некое расстояние, как во времени, так и в пространстве. И что парадоксально, - «фокус» этот, как известно не разбирает ценностей, в его поле попадает всё без разбора, он преобразует всё, что попадает в его сферу созерцания, возвеличивая как действительно великое, так и откровенно низменное.
+++
«Наш мир, подобно большой тыкве на бахче, лежит в Великой пустоте. В нём множество «вещей – окон». И в какое «окно» не загляни, увидишь сердцевину – «тыквенное семечко». Но чаще всего, в силу привычки, мы проходим мимо этих «окон», не утруждая себя заглядывать и всматриваться в них. Они для нас так же обыденны, как окна домов, проплывающие сотнями мимо нас, когда мы едем по проспекту большого города. Загляни в любое из окон, и ты увидишь ту же суть, лишь в разных формах. Мир – только кажется нам разнообразным. Вся его бесконечная разнообразность вмещается в одно единственное «тыквенное зёрнышко». Наш мир – «кокон», висящий в великой пустоте».
+++
«Как мужской рассудок относиться к женскому? Вроде бы одно и то же, но мужской - ближе к рациональному анализу, женский же, - ближе к инстинктивному. И в этом контексте можно сказать, что музыка относится к поэзии так же, как, к примеру, геометрия - к алгебре. И то и другое математика, но алгебра – чуть ближе к рефлексии анализа, геометрия – чуть ближе к идеальности образа.
Примерно в таком же отношении находится музыка - к поэзии. И то, и другое, есть воплощённое полифоническое искусство нашей души. Но первое, - ближе к инстинктивному от душевного агрегата. Второе же, - ближе к рефлексивному. На метафорическом древе нашей души, «рецепторы», реагирующие на поэзию, расположены ближе к рефлексии, (к кроне). Рецепторы, реагирующие на музыку, расположены ближе к интуиции инстинкта, (к корням).
Под воздействием гармоничной песни, некоего воплощённого синтеза разнонаправленных векторов полифонии, (чистой музыки и музыки слова и понятия), наша многосложная душа возбуждается повсеместно, наиболее полно. Песня, даёт самую широкую гамму, самый широкий диапазон резонирования нашего душевного агрегата. По отдельности, дать подобную полноту, не могут ни стихи, ни чистая музыка».
+++
«То, что музыку понимают и любят некоторые низшие относительно человека, животные, лишь подтверждает выше изложенный тезис. Музыка способна возбуждать разум, ещё далёкий от своего совершенства».
+++
«Наша душа, в силу двойственности нашей личности, испытывает постоянный дискомфорт. Ведь, когда удовлетворяется наш разум, в это время наша воля страдает, ей - скучно. Когда же удовлетворяется наша воля, страдает разум, ведь все удовлетворения воли для него, - низменны, и он так же скучает. И только поэзия в сочетании с музыкой, как некое отражённое воплощение синтеза разума и воли, синтеза анализа и инстинкта разумения, вызывает в нашей душе такое объёмное и полное удовлетворение».
+++
«Для неподготовленного читателя многое из того, что я здесь излагаю, будет казаться непонятным и даже нелепым и абсурдным. Для осознания всего более-менее сложного, необходима подготовка. Необходимо по крайней мере, войти в русло изложения, поймать тот ритм, настроится на волну чужого звучания. И тогда удовлетворение проникновением в тонкости, - не заставит себя ждать».
+++
«Ответьте мне на вопрос, какое чувство испытает человек столкнувшийся впервые с незнакомым механизмом? Какую пользу и какое удовлетворение для своего разума, он найдёт в нём?
Что способен извлечь из гитары, скрипки, или фортепиано, - абсолютно не знакомый с этими инструментами, человек?
«Мир распахивает свои ставни только для того, кто на самом деле желает этого, и кто работает над этим. И при случае, сделает это гораздо шире, чем сделал это для меня…»
+++
«Бескорыстие в абсолютном смысле – миф! Это лишь вопрос «тонкости» и «грубости» нашего осмысления и наших оценок. Всё дело только в том, каков мотив заинтересованности, какова его природа, откуда он исходит. Если явно «низменный», а значит «грубый», то тогда - всё ясно. Но если «возвышенный», «тонкий», то это - подкупает. Утончённость корысти, подчас уходит за пределы простого эмпирического осмысления, и она приобретает такое тонкое незаметное «тело», что мы уверенны, в её отсутствии, что здесь её просто нет. Но на самом деле, каким бы не было намерение, как бы, не представлялся нам тот, или иной поступок, в нём всегда таится корысть. Намерение, - невозможно без интереса, а значит без корысти. Ведь даже если мотив заинтересованности настолько тонкий, многогранный и изысканный, что становится похожим на бриллиант, который, казалось бы, не несёт никакой практической полезности, и лишь восхищает своим блеском, он всё же остаётся - интересом эго. Если он настолько бесплотный, почти эфемерный, что перестаёт замечаться нашим грубым сознанием, это ещё не говорит о его отсутствии. Ибо всякое намерение, и всякий поступок, всегда имеет конкретный интерес. И даже если цель его лишь в том, чтобы возвыситься над самим собой, над своим и всяким бытовым интересом, в нём всегда остаётся интерес, - интерес победы над собственным «низменным». Всё же это та же корысть, лишь более тонкая, - более изысканная и возвышенная…»
+++
«Вы хотите свободы, но какой именно? Ведь там, где начинается одна свобода, всегда заканчивается другая. … По большому счёту, нам доступна лишь дифференциация свобод».
+++
«Для нашего разума всегда важнее вопросы, чем ответы. Ибо в метафизическом смысле, для самой мысли, вопрос, - символизирует собой стремление в бытии, а значит, - жизнь. Ответ же, символизирует собой конец этого стремления, а значит, - смерть…».
+++
«Менее всего в жизни мы доверяем собственному мнению. И с этим связаны многие парадоксы нашей жизни. Наш интерес к чему-либо, чаще всего продиктован чужими мнениями. - Метаморфозы нашей души. Загляни глубже, и ты поразишься, как часто переворачивается и меняет свои очертания какой-нибудь кажущийся на первый взгляд истинным, мотив».
+++
«Если высшая точка наслаждения, пик удовлетворения нашего тела принадлежит сексуальности, взлёту нашего либидо, то высшая точка наслаждения и удовлетворения нашего разума принадлежит взлёту Фантазии. Она, фантазия, по сути, является для нашего разума тем же, чем являются для тела – гениталии, с их гормональными выплесками. Её возбуждение и удовлетворение, - вот собственно к чему всегда стремится наш разум. И здесь природа, заманивая нас наслаждением, имеет тот же интерес, что и в относительно грубых основаниях сексуальности, и половой любви. То есть расположить к соитию, для порождения новых синтетических форм бытия. Наша фантазия – это храм наивысшей тонкой любви, где разнополые образы в своём соитии, порождают нечто совершенно фантастическое, запредельное, и великолепное, вызывающее экстаз нашего разума!»
+++
«Природа возбудимости во всех своих проявлениях - аналогична. Не замечать сходства, это прерогатива органа самооценки, принадлежащего к «высшей касте» в нашем сознании, который призван абстрагировать «высшее сословие», от «низменной черни» в нашем разуме, и контролировать почитание и поклонение царю в нашей голове. Так прорастает и расцветает - Мораль разумения. Она, есть канон инквизиции, для разношерстного племени нашего разума».
+++
«Музыка в своей сути, есть воплощение самой жизни! И вот в каком смысле: Наша жизнь, по большому счёту, есть лишь форма. Там, где есть изменение, некое течение формы, там есть жизнь. И наоборот. Там, где нет течения формы, или где форма как таковая отсутствует, там нет жизни, там нет мира, там нет всего того, на чём основывается само понятие жизнь. Музыка же, в своей сути есть форма. Она есть воплощённый в звуках порядок. Ведь в ней, нет ничего кроме формы и порядков, кроме гармонично расположенного ряда созвучий в определённых нашей душой, алгоритмах.
Как в музыке, более нет ничего кроме формы и порядков, так нет ничего кроме формы и порядков в самой жизни…»
+++
«Для того, чтобы музыка нам нравилась, её частота, её амплитуда колебаний должна совпадать с колебаниями нашей души, как в общем смысле данного природой характера, так и в узком смысле данного часа и данной минуты. Ведь вибрации твоей души меняют свою частоту, частоту своих вибраций, как в широком диапазоне жизни, так и в узком – дня и даже часа». Этим положением отчасти, объясняется смена вкуса, в самом широком смысле слова».
+++
«Музыка – самое рафинированное, самое непосредственное из всех монад природы, воздействующих на нашу душу. Ведь она самое чёткое, самое явное отражение нашей души, нашей сущности».
+++
«На самом деле, мы не в состоянии передать наши мысли непосредственно в той форме, какую они имеют в нашей голове, у нас нет для этого телекоммуникационных возможностей. Между головами, в наше время, не существует транспортных систем, способных переносить непосредственно формы мысли на расстояние. Мы можем лишь кодировать мысли в слова и предложения, складывать их в лингвистически сложенные ряды, и отправлять оппоненту. И тот, кто затем пытается расшифровать их, переведя слова и предложения обратно в идеальные формы мысли, может делать это только с известной погрешностью. Информация, переданная таким образом, превращается в нечто иное. Так зашифрованный телевизионный сигнал, проходя через дешифратор, превращается в нечто иное, образуя нечто новое, - образ на телеэкране. Так поток электронов превращается в лампе в нечто иное, - в поток фотонов. Так червяк превращается в бабочку. Так «неживое», превращается в «живое». Метаморфозы интерполяций мира, трансформаций и перевоплощений».
+++
«Чтобы понять, как мог наш мозг резвиться в такое невообразимое сложнейшее образование, прежде надо осознать, что любой самый сложный агрегат нашего мира, как отражение эволюции нашего разума, имеет свои истоки, своё основание в простейшем.
К примеру, такое чудо современной техники как компьютер, имел своим началом так называемый «Жаккардовый станок». Который создавал первые рисунки, первые формы на нейтральном полотне ткани. Он делал вышивки на этом чистом полотне, и был так прост, что сейчас, всё это умиляет, и мы абстрагируем компьютер от него, в силу сложности и возможностей оного. Но именно из этого простого перфокарточного механизма, постепенно выросло такое грандиозное, такое сложное устройство как компьютер.
Хронология развития нашего разума имеет в сути своей, то же постепенное усложнение и становление простых нервных окончаний. Вся разница лишь в масштабах, и в отличительных алгоритмических особенностях. Истоки нашего могучего разума исходят из элементарных реакций на раздражения, и спровоцированного этим раздражением формирования нервных окончаний, и последующего постепенного прогрессивного становления и усложнения этих ганглий, образования на их основе «ганглий ума», синтезирования этих отдельных «ганглий» в алгоритмические соединения и образование организма, называемого обширнейшим понятием - разум. И этот совершенный организм, в результате перераспределения и перенакопления внутренней энергии, начал транслировать во вне, гармоничные длинные цепи мыслей-абстракций, некие, своего рода живые сущности астрального мира.
И вот во что развились эти некогда простейшие реакции и их «дети», в процессе эволюционного становления. Теперь его мистическая, почти божественная сущность, его экзистенциальная умозрительная запредельность, не терпит даже намёка на сравнение с чем-либо низменным! Теперь его сущность вне мира, и даже над миром!»
+++
«Чтение книг по аналогии, я сравниваю с двумя вещами. Первое: это добыча золота – (на лопату пустого грунта несколько крупинок благородного ценного металла). Иногда натыкаешься на жилу, где количество крупинок увеличивается в несколько раз, и даже попадаются «самородки».
И второе: с употребление напитка, например, вина. Где чрезмерная концентрация мысли усложняет усваиваемость напитка в целом, а чрезмерная разбавленность вызывает скуку и отвращение.
Впрочем, то же самое можно отнести к любому воспринимаемому нами искусству. Где дело даже не в концентрации подаваемого напитка, но в том, насколько вы готовы трудиться, чтобы переварить и усвоить то, что вам преподносят, и насколько подготовлен ваш желудок, к этой работе».
+++
«Когда человек стремится к наиболее полной свободе, его душа постепенно развращается. И, в конце концов, даже самое необходимое её лишение, он воспринимает как заточение в кандалы. На улицах крупных городов мы часто встречаем «абсолютно свободных людей». Зрелище, – удручающее…»
+++
«Когда мечтаешь о полной свободе, представь себе во что превратилась бы наша Земля, получи она полную свободу от Солнца…»
+++
«Почему скука так угнетает нас? Не потому ли, что это состояние нашей воли, самое близкое к пустоте, к тому отсутствию действительности, в котором нет ни движений, ни стремлений? Ближе только полное разочарование жизнью и действительностью, при котором смерть становится желанной. Здесь пустота, - одерживает свой верх. Поэтому наша воля так страдает в наплывах скуки. Она, по большому счёту, готова переносить любые мучения, рисковать всем своим существом, только бы не испытывать эти невыносимые симптомы подступающего полного баланса стихий, в котором нет движения, ибо нет стремления».
+++
«Один из редких советов: Внимательно следи за своим разумом, не перегружай его. Найди какую-нибудь отдушину в своей опасной работе, иначе рискуешь надорваться. Вы видели людей, перегрузивших свой организм в спортзале? Они стали не способны преодолевать маленькие нагрузки. Наш мозг — это часть организма, и все его генетические особенности, все его механизмы, в своей сущности, не далеки от работы мышцы. Наш мозг, получая нагрузку, так же становится сильнее, быстрее и способнее. И так же, при чрезмерных нагрузках рискует получить срыв, который надорвёт его, после чего вернуть что-либо в прежнее состояние будет, – невозможно! Инвалид разума! Перегрузка мозга происходит более незаметно, чем это бывает с телом, ведь в нём нет болевых окончаний. Будьте внимательны и осторожны. Напрягая свой разум, давайте ему отдохнуть, не доводите до кризиса, и ваш разум со временем, будет становиться только сильнее. В конце концов, он будет способен легко переносить даже всё запредельное…»
+++
«Когда ты почувствуешь боль в мозге, боль там, где её не может быть по определению, тогда ты поймёшь насколько может быть невыносима боль! И осознав, что её причина в чрезмерном углублении в холодные пещеры мироздания, где разум уже бессилен удерживаться на рельсах самообладания и здравого смысла, тогда ты поймёшь, что единственное спасение, это заставить себя удерживаться на поверхности мира, - в тёплых водах иллюзии. И здесь у каждого, свой способ. Я начал писать песни. Они словно плоты, связываемые мною, стали удерживать меня на поверхности нашего иллюзорного мира. Они, - спасение ныряльщика, обеспечивающие тыл, который ограничивая свободу, даёт её в той мере, которая не позволяет заблудиться в бескрайних просторах реалий мирового океана».
+++
«Никто ещё не написал лучшей песни, и у тебя есть к чему стремится. Но знай, что и тебе её никогда не написать. Ибо лучшая песня, это всё равно что лучшая жизнь…»
+++
«Любовь, - апофеоз свободы, и в то же время, - великое рабство. Поэтому каждый из нас, на глубоко подсознательном уровне, как стремится к ней, так и противится её…»
+++
«Когда у человека «сосуд его души» переполнен «дерьмом», то и во внешних явлениях он не видит ничего кроме «дерьма». Он готов превратить самое возвышенное, - в пошлость, а самое тонкое и изысканное, - в фарс!»
+++
«Глупо рассчитывать на то, что, какая бы то ни было совершенная рациональность мышления победит инстинкты. Рациональность, в конце концов, всегда вставала на сторону инстинкта, как только подступал кризис, (неважно какого плана). И с этим нельзя ничего поделать. Что можно сделать с агрессивностью огня, пожирающего всё на своём пути? Что можно сделать с подавляющей своей мощью и сметающей всё и вся, водной стихией…?»
+++
«Военная машина, как всякое «чудовище», живущее на нашей земле, не может слишком долго обходится без пропитания. И «ботвой», долго удовлетворятся, так же не может. Она, в силу собственной природы, всегда будет требовать «мяса». Хотите прекратить всякую социальную войну, уничтожьте все военные организации и структуры, военные машины, - все «военные чудовища» на земле».
+++
«Прекратите всякое военное сопротивление на земле, (если бы вам было это под силу), и вы увидите, во что превратится человечество, лет эдак, через 400, (если не вымрет). Скорее всего, оно деградирует по всем направлениям как физически, так и морально. То, что вы сейчас считаете абсолютным злом, станет для вас единственно спасительной формой существования…»
+++
«Постепенное душевное утончение, переходящее то тут, то там в изнеженность и моральный инфантилизм, и соответствующую моральную чувствительность, а вместе с тем и взыскательность по отношению к собственным моральным аспектам поведения, и явилось в последующем, причиной разрастания оптического обмана, в отношении собственных моральных основ поведения. Нет, не моральное разложение, а напротив, утончение и усложнение моральных принципов, явилось причиной отношения человека к себе и своему социуму, как к чему-то морально деградирующему. Всё это происходит на почве контрастности между утончающимся и становящимся более взыскательным моральным агрегатом сознания, его адекватными оценками, и всегда несколько отстающей реальной действительностью происходящего. Всё более утончающийся моральный агрегат души современного человека, даёт иллюзию общего морального упадка социального общества.
Иллюзия моральной деградации общества, имеет своё основание именно в этой контрастности, и повышающейся, благодаря этой контрастности, требовательности к собственному моральному совершенству. И благодаря этой повышающейся требовательности, у нас, у современников, и возникает чувство собственного морального упадка. Что же на самом деле, происходит?
На самом деле, наши оценки собственной моральной состоятельности, есть лишь контрастирующие впечатления, от столкновения в нас различных "ганглий осознанности". Где утончающаяся "оценочная ганглия", воспринимает собственные, в прошлом, не имеющие большого значения поступки, и даже собственные мысли, теперь, как нечто ужасное и морально недостойное. Мы становимся утончённее, моральнее, и на этом фоне, мир вокруг нас, по законам контраста, становится ужаснее и аморальнее. Но никак не наоборот, при всём впечатлении обратного. Современный социум стал гораздо моральнее в сравнении со средними веками. Но в нашем впечатлительном восприятии, происходит нечто обратное. Нам кажется, что мы морально деградируем.
Эта иллюзия, есть – закономерность. Так всякая глупость прошлого, становится глупостью, только с высоты утончённого и изощренного современного разума».
+++
«Часто наше созерцание и осмысление собственных поступков, повторяет отражение внешнего феноменального мира, - в зеркале нашего глаза, где всё перевёрнуто, и где рассудок ставит всё на свои места, возвращая в своё положение перевёрнутый феноменальный мир.
Но кто скажет, в каком положении он перевёрнут, а в каком – нет? Если, по большому счёту, не существует ни низа, ни верха?»
+++
«Так перевёрнуто всё и вся, как в нашем восприятии и воззрении, так и в созерцании и осмыслении. Включая и саму целокупность мира, где его фундаментальная существенность является лишь трансцендентальным перевёрнутым отражением функции нашего разума, и, по сути, являясь чистой иллюзией. И важно понимать, (хотя это не просто), что нам никогда не поставить всё на место, ибо это уничтожит наш мир, который сплошь построен на иллюзии».
+++
«Месть, - как неиссякаемый источник, как непреодолимое и вездесущее природное явление нашей души, как воплощённое в нас и превращённое в форму, соответствующую нашему разуму, явление природы вообще. Шипы Акации и яд, поступающий в её листья, мстят животным поедающим их. Пчела, погибая, мстит за себя. Всё, что живёт и хочет жить, в большинстве случаев обладает этим механизмом, который в нас, развился в такое мощное чувство».
+++
«На самом деле война и её провокация, это вопрос не ненависти, - но любви. И в этом смысле именно любовь является провокатором и предвестником всякой войны. Ибо ненависть не рождается на пустом месте, она рождается тогда, когда кто-то начинает попирать то, что ты так любишь! И не будь в мире любви, в самом широком смысле слова, не было бы и никакой войны…»
+++
«Когда мы с полной уверенностью в душе, отвергаем войну как таковую, мы на самом деле отвергаем лишь грубые её проявления. Это наш утончающийся разум противостоит собственной грубой материи, отвергая её, и тем самым абстрагируясь от всего низменного в самом себе. Так утончённость и изысканность противостоит пошлости и вульгарности. Так сложное, - противостоит простому. Саму же войну, как нечто вездесущее и неистребимое явление нашей действительности, отвергать наивно. Ибо, в таком случае, ты отвергаешь саму жизнь!»
+++
«Справедливость - это самое априорное, не требующее никакого постороннего знания, и в то же время, самое относительное из всех понятий. Человек всегда знает, что справедливо, а что нет. И в то же время, для него всегда справедливо то, что справедливым рисует его заинтересованный разум. Он, как правило, всегда находит дорогу к оправданию любых своих поступков».
+++
«Вы боитесь мести, как таковой лишь потому, что боитесь цепной реакции, и как следствия, апокалипсиса. Но этот страх - напрасен. От цепной реакции повсеместной мести и злобы, нас всегда удерживает чувство самосохранения, как некий противовес, не дающий пойти вразнос. Это чувство подобно графитовым стержням в атомном реакторе, выдвигается автоматически, когда подходит кризис, и возникает опасность цепной реакции».
+++
«Отдельная личность, в которой все ганглии осознанности находятся в балансе, функционирует слаженно, как здоровый атомный реактор. Личность, где эти графитовые стержни сдерживания не выдвигаются достаточно в нужный момент, там происходит необратимая разбалансировка. И это говорит о не достаточном совершенстве личности».
+++
«Какое-то внутреннее чутьё, и какое-то внутреннее торможение, на уровне утомляемости! Я никогда не мог по-настоящему увлечься чем-либо одним. Поэтому я никогда не достигал серьёзных вершин, ни в одном деле, за которое брался. Но я благодарен, что не превратился в морального урода, и не стал умственным горбуном с гипертрофированной одной из сторон мировоззрения, где другие стороны напоминают атрофированные рудименты. На каком-то глубоко подсознательном уровне, что-то не давало мне зациклиться на одной стороне мира. Усвоив суть какой-нибудь вещи, я не стремился оттачивать до совершенства своё понимание её, не стремился превратить её в своё ремесло. Я не расположен ни к одному ремеслу, я - не ремесленник. Ведь для того, чтобы быть ремесленником, необходимо зациклится на чём-то одном, иначе не достигнешь вершин совершенства. Теперь я ясно осознаю, что моё кредо знать и уметь всё помаленьку, то есть быть - гармоничным. Но с точки зрения прагматичного разума, это значит быть никем.
Быть философом, - отражением мира, это единственное, что меня по-настоящему всегда увлекало! И когда я чувствовал, что от моего философствования начало веять некоей серьёзностью с привкусом металла, что во мне начала вырастать важность, формируясь в некую «опухоль», подавляя все остальные жизненные реалии, мой иммунитет - срабатывал. Я уходил с этого «угольного разреза», ища бытовые радости жизни, в цветущем клевером поле, леча свой разум обыденными простыми вещами. И от этой терапии, опухоль - спадала».
+++
«Как чрезмерное отсутствие свободы, приносит страдание определённым ганглиям твоего сознания, так и чрезмерное наличие свобода, со всей присущей ей неопределённостью, так же вызывает страдание других ганглий твоей осознанности. В своих гипертрофированных состояниях, как полное отсутствие свободы, так и полное освобождение, вызывают страдание разных ганглий твоего организма. Для нашей воли, и для нашего разума приемлем определённый баланс. И у каждой отдельной личности он - свой, и для каждого он обеспечивается своими факторами житейского бытия, и своими инструментами. Для одного наличие больших денег – это свобода, для другого – кабала! Каждый сам формирует и дифференцирует собственную свободу, у каждого - своя дозированность, как свободы, так и несвободы...»
«О сколько нам иллюзий уготовано судьбой,
не замечаем мы, их повсеместного влияния…»
«Мы стремимся к материальному богатству, даже подчас в ущерб собственному здоровью, считая, что только оно может осчастливить нас. Что это и есть самое главное в жизни. Что именно деньги дают истинную свободу. Но получив это богатство, вдруг осознаём, что стали его рабами! Одно отсутствие свободы, лишь поменялось на другое».
+++
«Когда ты всеми силами стремишься к богатству, только ради богатства, ты, в конце концов, получаешь - пустоту. Ибо так уж устроена наша душа, достигнутая цель превращается в нашей душе, в - небытие».
+++
«Для одного счастье, - сидеть в келье, и читать с утра до вечера мантры. Для другого счастье, - рубить головы на поле брани».
+++
«В моём понимании существует два направления в стремлении к обретению счастья. Условно говоря, одно – отрицательного характера, другое – положительного. Первое, это когда, к примеру, человек занимается нелюбимым делом, в надежде заработать и купить дорогой престижный автомобиль, считая, что только так он может достичь счастья. Второе, - это когда человек занимается любимым делом, невзирая на то, что оно не сулит ему материальных выгод, и скорее всего не принесёт никаких иных барышей, кроме собственного душевного удовлетворения. Первый, - в своём стремлении к обретению иллюзорного счастья, жертвует самым дорогим, что есть у человека, - временем своей жизни. То есть он поступает так, как поступают католические священники, убеждая вас в том, что есть цель, ради которой стоит пожертвовать временем пребывания на этой земле, - цель, ради которой можно пожертвовать жизнью как таковой, в надежде обрести блаженство в раю.
Второй же, занимаясь любимым делом, обретает это блаженство уже сейчас, и здесь. Он не жертвует тем единственным, что ему даётся, – временем своей жизни, ради мифических удовлетворений, ради целей, которые никогда не удовлетворят его. Он не поступает так, как поступает первый, жертвующий длинным отрезком своей жизни в мучениях, ради короткого, в благоденствии. Ведь это, в конце концов, всё равно, что мучиться всю жизнь, ради сладкой смерти. Подобные перехлёсты нашего сознания делают нас ещё несчастнее…»
+++
«Подчас песня, зарождаясь, как флуктуирующая точка подсознания, как метафизическая сущность идеального созерцания, в процессе своего становления вытачивается как фигурка из дерева, или точнее сказать, словно вылепляется скульптура из куска глины. Сначала грубый набросок, затем придание нужной общей формы, и под конец оттачивание тонких деталей. Но её отличие от всякой монументальности застывшей скульптуры в том, что песня есть живой организм. И когда она начинает жить своей жизнью, она словно «саморегулирующаяся система» начинает сама себя гармонизировать.
На стадии же рождения и созревания, как любое иное произведение искусства, она требует, как вдохновенного проникновения, так и кропотливого труда анализа. Только тогда, когда над произведением, в достаточной степени поработал как инстинкт, так и разум, оно становится совершенным. Ведь всё самое совершенное когда-либо созданное человеком в нашем мире, всегда результат синтеза инстинкта и разума, - воли и интеллекта».
+++
«Наш разум, достигнув определённого уровня своего развития и постижения вовне, неминуемо разворачивает свой взор внутрь, тем самым возвращаясь к истокам, расширяя собственные возможности созерцательной осознанности, и находя новые векторы познавательности. И подобные возвращения происходят не только в пространственных плоскостях мироздания и миро постижения, но и во временных. Так когда-то рыба, выйдя из воды и превратившись путём длительных и сложных трансформаций в сухопутную тварь, в млекопитающее, затем снова направила свой взор в океан, и обратной дорогой трансформаций и преобразований, это сухопутное млекопитающее превратилось в кита, этого повелителя морских просторов. Наш разум всегда ищет новые среды обитания, и не удивительно, что иногда у него вырастают «жабры», а «ноги» превращаются в ласты…»
+++
«Ах, если бы в действительности было всё так просто! Если бы наш разум делился чётко на инстинктивно-идеальную часть, и рационально-аналитическую. Но всё вытекает одно из другого, и мы никогда не можем основательно утверждать, где кончается инстинкт, и где начинается разум. Где кончается интуиция, и начинается анализ. Где кончается воля, и начинается интеллект. Как я уже отмечал, разум - в каждой нашей клетке, а воля, - в каждом движении нашего разумения.
Мы обозначаем для всего идеального и всего рационального в нашем воззрении, свои условные полюса. Но границы между этими полюсами условны. Каждый из нас подобен дереву, или башне, с ровными стенами. Мы знаем, что у этой башни есть основание и есть верхушка, но где точно кончается «низ» и начинается «верх», мы можем определить лишь условно, назначив эту середину, и придав ей подтверждённую достоверность путём согласованности различных воззрений».
+++
«Тот, кто утверждает, что достоверного Бога - нет, пусть помнит, что точно так же нет и достоверного мира! Как первое, так и второе, продукт нашего разума. И сомнение в достоверности Бога, в равной степени должно соответствовать и сомнению в достоверности мира. Как и в обратном. Достоверность мира, лежащего пред нашим взором, степень этой достоверности, подтверждает и степень достоверности Бога. С появлением мира, – Бог не мог не появится. Абстрагирование Бога от «мира вообще», это естественное следствие свойств нашего разумения. Мы можем мыслить только в одном русле, «субъект – объект», в ином русле нам дано мыслить. А значит все, что существует в этом мире, и всё, что когда-либо будет существовать, необходимо будет распадаться на две части. На то – что есть, и то, – благодаря чему это есть. На: «я», и «оно». И здесь, в трансцендентальном поле, как и во всяком поле созерцания, мир неминуемо распадается на сам мир, и его причину, олицетворяющую создателя. Наше сознание не существует вне пространственно-временной причинно-следственной парадигмы. И всё, что существует в нашем визуально-феноменальном или созерцательно-трансцендентном обозрении, и даже то, что рисует нам наша «свободная фантазия», всё так или иначе, будет иметь в себе две основные стороны мира».
+++
«Мысль – материальна, и в этом не должно быть никаких сомнений. Но в транскрипции моего созерцания и повествования, мысль – живой организм самого тонкого мира, астральной действительности. А значит всё, что она способна родить, всё это имеет такое же право на существование, как и любой осязаемый нашей сенсорной системой, объект феноменального мира. Ведь существуют формы пребывания, которые рождаются в нашем сознании и в нашем сознании же умирают. - «Животные ноуменального мира», сбивающиеся в стада и в организации, существующие и пасущиеся на трансцендентальных полях бытия. И у каждого такого организма, своё поле, свой ареал, и своя продолжительность жизни. Их жизнь подчас так мимолётна, что её не в силах идентифицировать наш ещё слишком инертный и грубый оценочный разум. Иная мысль живёт так быстро, что мы подчас не успеваем её зафиксировать, даже в нашей памяти.
А такие грандиозные и сложные «организмы ноуменального мира», как «религиозные пантеокультуры», сродни доисторическим динозаврам при всей виртуальности мыслительной сферы жизни, живут тысячи лет на полях метафизических реальностей, передаваясь из головы в голову, словно вирусная культура, усложняясь и трансформируясь. И мысль, и «религиозная пантеокультура», – порождённые нашим разумом формы жизни, такие же реальные, как всякие формы «феноменального мира», будь то; муравей, слон, человек, или океан…»
+++
«Вы говорите, что Боги - бессмертны? Но посмотрите непредвзятым взором в историю! Сколько за последние века умерло Богов, и сколько родилось! А скольким ещё предстоит умереть и скольким родиться...!»
+++
«Как слишком продолжительная война, так и слишком продолжительный мир одинаково губительны для всякой системы и всякой организации. Здесь как нигде крайне важно гармоничное чередование, обеспечивающее баланс, который сохраняет паритет сил, и саму систему. И от того, будет или нет вмешиваться в этот процесс рационально - аналитический разум, на самом деле, мало что зависит. Природа сама заставит «систему» искать либо войны, либо мира. У каждой здоровой и способной к выживанию системы, иммунитет - в каждом из направлений, должен срабатывать неукоснительно».
+++
«Ты чувствуешь, как романтизируется всякая вещь, которую ты видишь с экрана. Даже самая банальная обнаруженная в реальной жизни вещь, на экране превращается в нечто будоражащее твою фантазию. Ты получаешь колоссальное впечатление от вещей, которые в реальной жизни, просто - не заметишь! Кинокамера, - этот посредник между реальностью и иллюзией, превращает обыденные вещи нашей жизни, в зажигательный факел для нашей фантазии».
+++
«Ты всё ещё недостаточно глубоко осознал мир, ты всё ещё плаваешь на поверхности, если считаешь что-либо в этом мире выше и важнее другого. Если ты считаешь свою глубокую проникновенность мышления, свою философию - самым важным в мире, а всяческие вещи житейского характера, к примеру, политику, напротив чем-то низменным, - «вознёй» не заслуживающей внимания по-настоящему умного человека. Если ты смотришь свысока на бытовые вещи различного плана, не имеющие отношения к твоей глубокой осознанности, как на то, что не заслуживает даже существования, и считаешь увлечение ими лишь недоразвитостью, или заблуждением слабого мозга, значит, ты ещё недостаточно глубоко осмыслил и понял этот мир. Когда же ты осознаешь, что вся твоя философия нисколько не важнее простой обыденности, что каким бы не было твоё глубокое мышление, оно нисколько не важнее, к примеру, какой-нибудь вечеринки с друзьями, или купания в открытом океане, где ты ощущаешь свободу, её самое доступное из возможного олицетворения. Когда ты понимаешь, что каждая минута прожитой жизни, так же важна, как и создаваемый тобой «вечный фолиант», (ведь как то, так и другое, всё равно будет съедено «акулой вечности»), что в данный момент важно лишь то, что считает важным та, или иная «ганглия твоего разума», и по большому счёту, что для одной «ганглии твоего разума» важно только то, что сейчас, а для другой только то, что «вчера» и что «завтра». Что для одной стороны твоего разумения важна романтика повседневного быта, для другой глубокая проникновенность разумения, и что в этом споре нет, и никогда не будет победителя, и что на самом деле ценно как то, так и другое. И что сравнивать «несравнимое» – глупо и непродуктивно. А главное, что нет ничего гениальнее самой жизни! Тогда ты действительно осознал этот мир, достаточно глубоко!
Да. Вся метафизика и трансцендентальная диалектика, вся пропасть идеального знания, при всём своём пафосе и неоспоримой важности, нисколько не важнее простых обыденных вещей, и мелочей повседневной жизни. Ведь это только с их точки зрения «мир обыденности» – низменный. Что общее, - нисколько не важнее частного. И как я уже отмечал, ни одна «глубочайшая философема» не важнее простого «полового акта влюблённых». Ни один «грандиозный замысел», нисколько не важнее минутного заливистого смеха ребёнка. Целая жизнь умопостижения, – равна одному единственному мигу вдохновения! Всё безграничное пространство, - нисколько не важнее какой-нибудь маленькой букашки на нашей планете. А Вечность – нисколько не важнее мига жизни. - Знак между правдами – ровно. Помни об этом!»
+++
«По большому счёту обыденность мира действительности, отражающаяся в нашем рациональном осмыслении, – самодостаточна. Она не нуждается в философской глубине. Впрочем, как и глубина, - не нуждается ни в какой обыденности. И здесь ты осознаешь во всей полноте, что, отдавая всё своё время одному, в ущерб другого, ты просто-напросто лишаешь себя половины мира! Если в тебе ещё не угасло желание и стремление к бытовым радостям, к бытовым удовлетворениям действительного мира, – не отпускай их!»
+++
«Ты не сможешь танцевать в маленьком доме, и не найдёшь уюта в слишком большом. Ты не найдёшь на лужайке леса красивых раковин, за ними необходимо как минимум нырять на дно океана. И никогда не найдёшь прекрасных полевых цветов на дне этого океана. Стоит ли жертвовать одним, в угоду другого, тем более что в сущности всё - есть суть иллюзия».
+++
«Искать в философии чего-то полезного в практическом смысле всё равно, что искать в музыке удовлетворения физического голода. Она, конечно же, где-то помогает, но только как чистая иллюзия, как вдохновение. Философия — это всё же мир идеального, и когда она идёт на службу рациональному, то она безусловно опошляется, и теряет свою истинную ценность».
+++
«Для того чтобы сделать что-то лучше других, чтобы произвести нечто талантливое, нечто сверх гармоничное в уже существующем, необходимо учится на чужом опыте. Но для того чтобы сделать нечто новое, несуществующее до сих пор, нечто гениальное, - здесь чужой опыт будет только мешать. Здесь необходимо абстрагироваться от всякого чужого опыта. Здесь учёба, - даже противопоказана».
+++
«Создание какого-либо произведения искусства, всегда сопряжено с определённой трудностью. Просматривая его после создания, тебе всё время хочется его улучшать. И это в равной степени относится как к скульптору, художнику, так и к поэту или философу. Сначала ты делаешь грубую форму, затем оттачиваешь её до возможного для тебя совершенства. Ведь дело всё в том, что это самое совершенство, не имеет пределов, и не может быть воплощено в своём Абсолюте. Ты можешь сколько угодно улучшать своё произведение, но полного совершенства не достигнешь никогда. И, понимая это, ты, в конце концов, говоришь себе: Всё, хватит, это можно делать бесконечно! И отпускаешь своё творение в мир».
+++
«Существует множество версий рождения красивых детей, то есть красивых людей. Благородство родителей, огромная любовь при зачатии, смешение кровей севера и юга, и т. д. Я же хочу добавить в это своё видение причин красоты. Красота — это гармония, - внутренняя гармония, выраженная во внешних гармонично сложенных формах. Гармония же, это равновесное сочетание в целом, твоих внутренних противоборствующих стихий. И эти противоборствующие стихии вливаются в тебя твоими родителями. Они словно полноводные реки создают прозрачное чистое озеро, в котором экосистема не нарушается ничем, и в котором всё и вся сбалансировано. И по большому счёту красота такой личности, это равносильное сочетание двух самых сильных внутренних противоположностей человеческого духа. Мы называем их добром и злом. Они образуют некий синтез двух достойных друг друга наимощнейших стремлений. Которые, сливаясь в единый образ, - в единый конгломерат, встают как воплощение божественного и дьявольского начал, и тем самым радуют наш глаз, обещая, на самом деле, нашему существу будущее.
И рождение красивых людей, это всегда сочетание, слияние в некоей гармонии двух равносильных, а значит равноправных родителей, двух достойных друг друга противоположностей, сливающихся в некий сплав противостояний.
Уродство же, вызывается слиянием либо слабых сил, либо не равнозначных, где одно подавляется другим, и как следствие происходит нарушение гармонии. Красота подразумевает внутреннее здоровье, а здоровье — это баланс сил, - внутренний гармоничный баланс в самом широком смысле слова».
+++
«Осознал ли ты, что в мире нет ничего, что в той или иной степени нельзя было бы причислить к иллюзии? Что при всей своей неопровержимой достоверности вся наша действительность целиком и полностью – иллюзия. Ведь в ней нет ничего истинно фундаментального, в ней нет ничего - абсолютно сущего. Ибо будь в ней хоть что-то истинно сущее, а значит реально окончательное, и мир, как таковой, - мир который мы наблюдаем, необходимо перестал бы существовать! В нём появилась бы законченность! И он был бы поглощен этой законченностью! Он съел бы самого себя!»
+++
«Что вы вкладываете в понятие «вещь в себе», что вы могли бы вложить в него? Если вы подразумеваете нечто вне нашей действительности, и всё же сущее, то это абсурд. Если же вы имеете в виду нечто, существующее в нашей действительности, и в то же время нечто фундаментальное, нечто «окончательно сущее», то это так же абсурд. На самом деле вашему разуму необходима изначальность, некая граница, - точка отсчёта. И вы не в силах преодолеть эти оковы, вы не можете думать несоразмерно вашей природе. И как бы ни отодвигалась эта «точка отсчёта», вы никогда не закончите эту игру».
+++
«Знаете ли, знакомо ли вам ощущение полной опустошенности, когда вам кажется, что вы коснулись дна мира? Дальше может быть только «взгляд извне», что совершенно не доступно нам, - детям этой действительности».
+++
«Не читай ничего! Так говорит тот, кто сам прочитал слишком много. Не в деньгах и не в богатстве счастье! Так говорит тот, кто уже обладает этим богатством…»
+++
«Когда вы говорите; - «Сила воли», вы, конечно, подразумеваете насилие над собой. Насилие, либо над своим телом, либо над душой. Но я никогда не насиловал себя, я всегда делал то, что хотел. И в этом смысле, у меня нет силы воли, - я не обладаю ей в силу невостребовательности таковой».
+++
«По большому счёту Гениальное, или точнее сказать, обозначенное нами как Гениальное это, как правило, лишь продукт восторженности. Ведь оценка, - хладнокровная оценка, почти не возможное явление».
+++
«Не верующих людей - не бывает. Слишком тонка и слишком глубока наша душа. Есть люди лишь отвергающие религиозные формы, навязываемые историческим обществом, - люди, не видящие и не признающие в религиозных конфессиях и верованиях, отражённой истинности форм собственного сознания. Они чувствуют оскорбленной собственную веру, поверхностным трактованием всяческих транскрипций, строящихся на постулатах и догмах религиозного пантеона.
Но есть люди, отвергающие все религиозные дисциплины мира по иной причине. Такие люди, просто не задумываются над глубинами собственного созерцания, не стремящиеся к обоснованности и созерцательной истинности тончайших оснований собственного душевного агрегата. У них либо атрофировано, либо не развито чувство собственной душевной конституции, в которой отсутствие божественного начала, - совершенно невозможная вещь.
Всё это лишь вопрос глубины осмысления мира, и себя в этом мире. В первом случае, слишком глубокий, для признания какой бы то ни было религиозной дисциплины, за основу для своего теологического пантеона. Во втором, - слишком поверхностный, чтобы вообще что-либо признавать или не признавать в своих тончайших началах».
+++
«Существует евангелие для толпы, и евангелие для избранных. То есть евангелие для среднего разумения, и евангелие для возвышенного и редкого. К первому я отношу евангелие как таковое в классическом понимании христианской Тео дисциплины, ко второму же я бы отнес, к примеру, Заратустру Фридриха Ницше.
Тот, кто осознает различие внутренних направленностей, задач и воззрений этих различных форм разумения, олицетворённых в фолиантах литературного воплощения, находящих для каждого свой отклик в разумах людей, тот уже не станет, не принижать, не возвеличивать, не отвергать, не утверждать никаких из пантеонов воззрений, и соответствующих им дисциплин…»
+++
«Неоднозначность терминов понятий и определений, есть привнесённое и воплощённое в наш язык, неоднозначность явлений самой природы, воспринимаемых каждым индивидуумом по-своему, с набором всех возможных их обозначений. Наш язык слишком беден, чтобы вместить в себя каждое явление природы, всю гамму оттенков и переплетений, и обозначить каждое из них отдельным термином. Ты никогда не можешь с полной уверенностью и достоверностью сказать, что означает то или иное понятие, как никогда не скажешь с полной достоверностью, что означает то или иное явление мира».
+++
Именно в силу скудности нашего языка, мы включаем в одно понятие слишком многое. В силу скудности нашего воззрения и осмысления, мы обозначаем одним явлением, - совершенно несоответственное. Мы слишком легко обобщаем, классифицируем и вешаем ярлыки. Мы сваливаем в один мешок изысканное, и грубое, всё самое сильное, и откровенно слабое, затем завязываем мешок и вешаем табличку.
Мы называем врачами всех, кто закончил медицинскую академию, и тем самым ставим их всех в один ряд, уравнивая здесь всё лучшее и дурное. Мы называем журналистами всех, кто когда-либо окончил «журфак», и так же ставим их всех в один ряд, тем самым, придавая слишком большое значение пошлости, и опошляя тем самым настоящее совершенство. Мы относим к академическому знанию всё, что так или иначе связанно с наукой, и тем самым, возводим на пьедестал откровенно тривиальное, и унижаем по-настоящему возвышенное, редкое и великое. Мы относим к мудрости всё, что не понимаем, и нарекаем философией всё, что лишь сверкает отблесками запредельного, не принимая во внимание избитой истинны; - «Что не всё то золото, что блестит». Мы всё смешали в этом мире и тем самым запутали сами себя, а теперь пытаемся во всём этом разобраться.
Посмотрите! - Здесь талант высшей пробы, – равен бездарному шутовству! Там величие, – равно низменности! Здесь пошлость почитается наравне с изысканным! Там грубое, агрессивное и бессовестное, приравнивается к Гениальному! А теперь взгляните повнимательнее, что вы сложили так сказать, в «мешок» любви?!»
+++
«Как часто в представлении обывателя лучшее, - ничем не отличается от худшего? Как часто в представлении обывателя возвышенное и тонкое, стоит в одном ряду с низменным и пошлым?
+++
«По поводу так называемой «клипности» нашего мышления, находящей, кстати сказать, своё олицетворение на этих страницах. Как вы думаете, почему для нашего разума выхваченные из контекста отрывки, вызывают большее впечатление? Почему они предпочтительнее, для нашего усвоения, чем размеренное чтение длинного развёрнутого сочинения? Почему мы не можем воспринимать и осознавать одновременно и достаточно глубоко, и достаточно широко? Не потому ли что наш разум подобно объективу камеры способен одновременно, либо смотреть в глубину, либо охватывать широту? Наш рассудок, сталкиваясь с длинным развёрнутым произведением, старается охватить его целиком, тем самым теряя в подробностях и глубине. И наоборот, сталкиваясь с «клипоподобным» произведением, не нагружает себя охватыванием широты, и вглядывается в саму суть вещей. Изучая развёрнутое широкое произведение наш разум, словно бегун на длинные дистанции, сопоставляя свои силы, бежит по строчкам, набирая определённый темп, и поверхностно осмысливает суть текста. Выхватывая же из контекста абзац, наш разум проникает на глубину мысли, высказанной этим абзацем. Ведь здесь ему нет нужды в распределении сил, он словно делает рывок, и тем самым его осмысливание становится глубоким и конкретизированным. Такова же природа всякого «эмпирического воззрения», такова природа и «аналитического мышления», какую бы форму оно не представляло, и куда бы, не было направленно. К примеру, выхваченный из контекста художественного фильма эпизод, в глубине, подчас даёт нашему осмыслению гораздо больше, чем просмотр всего фильм. Так же мы оцениваем и природу внешнего мира, заостряя своё внимание на отдельных его пейзажах и отдельных явлениях. Ибо только «клип», в самом широком смысле слова, позволяет по-настоящему заострить наше ограниченное в своих возможностях, внимание».
+++
«Контрастность, – мать всех наших ощущений. Не будь контрастности, в самом широком смысле слова, и наши чувства, атрофировавшись, умерли бы, как умирает всё невостребованное».
+++
«Очень часто слишком сложные, недоступные нашему осмыслению вещи, кажутся нам пустышками. Ибо то, что непонятно, не имеет для нас смысла. Мы торопимся называть бреднями и просто демагогией слишком сложные для нашего понимания вещи. И напротив, как быстро, с лёгкой руки критиков, тривиальное, - становится в наших глазах гениальным, стоит лишь конъюнктурно выделить то, или иное явление, водрузить его фальшиво блестящее тело на пьедестал почитания».
+++
«Вообще всякую философему, если посмотреть обобщённо на неё со стороны, как на некий целостный образ, можно сравнить с геометрической фигурой, либо правильной, либо неправильной формы. Но подчас встречаются такие формы, которые можно отнести только к неким «спонтанным образованиям неопределённости». Но как раз такие образования, похожие на звезду с ассиметричными лучами, и завораживают своей непредсказуемой асимметричностью. Философемы с чётко выраженными контурами геометрической фигуры удовлетворяют больше наш рациональный разум, подкупая своей логичностью и завершенностью форм. Но они скучны для идеального воззрения. Философемы же с неправильным, почти «уродливым телом» удовлетворяют больше наш эстетический и экзистенциальный разум. Удивляя своей непредсказуемостью, спонтанностью, и проникновенностью природы, обеспеченной отсутствием правил и ограничений, так присущих всем простым правильным фигурам. Мои пасквили скорее относятся к последним. Ибо назвать их логичными законченными геометрическими фигурами, не повернётся язык. В них больше спонтанности, случайности и неопределённости, чем отточенной достоверной верности.
В данном случае я не касаюсь глубины. Ибо глубина как таковая, к форме вообще не имеет отношения».
+++
«Форма всякой философемы зависит от сложившегося воззренческого агрегата разума автора, и вытекающей из этого агрегата, структурной формации его разумения. При всём своём желании, такой автор уже не может мыслить иначе. И как бы там не было, как бы, не воспринимались произведения автора, нет никакой надобности, ломать этот «сложившийся агрегат» в угоду признанным авторитетам умозрения и умопостижения. У каждого из нас только своя, выверенная и закреплённая манера мыслить, своя глубина и своя неповторимая гармония».
+++
«Теология, - есть самая отвлечённая реальность, самая враждебная для всякой логики наука. Наука, считающая логику главным и последним оружием недалёких людей. При всей своей безосновательности для рационального разумения, на самом деле, всегда имела и имеет поныне, сваю непоколебимую основательность в безусловном. При всей наивной подачи своих взглядов, (а наивность эта связана в первую очередь с консерватизмом всякой религии, держащейся за свои догмы как за единственный стержень, сохраняющий её как пантеокультуру), при всём своём мистицизме, в своей сути отражает идеальную истинность окружающего нас мира. В Индуизме или Буддизме, при всей наивности древних, и алогичности всех их постулатов для рационального разума, суть - абсолютно истинна! Взять, к примеру, реинкарнацию. Ведь что такое «реинкарнация», как не глубочайшее понимание того, что всё, и вся должно обязательно возвращается на круги своя. Что всё, что существует, должно существовать вечно, иначе и быть не может! Что в вечности, в конце концов, нет и быть не может невечных элементов.
Или что есть придание «душевности» как таковой, неодушевлённым предметам, присущей некоторым религиям востока? Антропоморфизм? Отнюдь. Древние чувствовали мир гораздо глубже нас с вами, они интуитивно понимали всю нашу неотделимость он общего миропорядка, от общей сути всего окружающего. Ведь мы, как сгустки энергии, после неминуемого расщепления, распада, вольёмся в общий поток, - в общий энергетический океан.
В общем-то, мы и при жизни являемся частью этого потока, но в некоем «балансном состоянии саморегулирующейся системы». Системы, само идентифицирующей себя как нечто - божественное. Метафизически, мы являемся неким «субстанциональным сгустком энергии», в схваченном во времени состоянии. И после нашей смерти перестаёт существовать лишь этот баланс, и не более того.
В религиях древних переселение души, (реинкарнация), и даже придание «одушевлённости» камню, реке, огню и т. д. Это неосмысленное интуитивное познание сущности нашего существования и нашей действительности. Чувствование на тонком интуитивном уровне, всей нашей неотделимой от общего феноменального мира, сути. Мы, – единая субстанция. И внутри этой субстанции, наша суть всегда переходит из одного состояния в другое. Наша глубинная сущность уже была всем, чем угодно, и камнем, и паром, и огнём, и светом, летящим в бесконечное пространство. И ещё бесконечное число раз будет всем этим…»
+++
«Обобщённое, всегда будет находиться в противоречии к частному. Как и наоборот. Частное, всегда будет находиться в некоей конфронтации к обобщённому.
На примере науки и философии. Несмотря на некие диффузные проявления между ними, философия обобщённого никогда не будет петь в унисон с науками частностей. Ибо как идеальное знание, с точки зрения рационального, всегда будет являться ненужным бредом, как экзистенциальное, с точки зрения реально-действительного всегда будет не более чем фантазией, так и, с точки зрения идеального и экзистенциального вся рациональность реально-действительного всегда будет, является пошлой формой осмысления, не заслуживающей с её точки зрения, никакого внимания.
И в плоскости научного осмысления, всё, что принадлежит к основательности знания, воплощающейся в строгие ряды научной догматической школы, и противостоящее этому, знание тонкого идеального, экзистенциального и метафизического, - не имеющего чётких выложенных рядов и основательных конструкций, но выходящего в запредельные поля познания, - будут всегда находится в некоей конфронтации друг у другу, по самой природе вещей».
+++
«Ещё раз о сущности фундаментальной действительности. Та глубинная сущность материи, которую многие мыслители прошлого называли неизменной и всегда сущей субстанцией, я собственно и подвергаю сомнению. Ибо существуй такая субстанция сама по себе, и мир, должен был бы иметь свою законченность, свою окончательную, или сказать точнее, изначальную фундаментальность, а это невозможность даже – сверх гипотетически.
На самом деле феноменально-фундаментального не может быть ничего в природе нашей действительности, такое может только мыслиться нашим линейным по своей природе, разумом. Невероятно наличие как данности, чего-то окончательно сущего. Оно лишь может воплощаться в фантомах нашей фантазии, и никак иначе. Эти фантомы выстраиваются нашим разумом, (иллюзорным в своей сокровенной глубине), как незримые, но созерцаемые опоры в тонком мире собственного бытия, как нечто совершенно необходимое для его существования, для законченности собственной природы. Ибо ему нужна земля, - почва под ногами. Он дитя земли, и ему необходима опора. Иначе он проваливается в пустоту, в этот антимир, в оборотную сторону его мироздания».
+++
«То, что мы мыслим и представляем себе, как незыблемая субстанция, на самом деле есть только отношение. И здесь встаёт вполне правомерный вопрос: Отношение чего, - к чему? И, это один из самых сложных вопросов, требующий для своего уяснения, помимо наиширочайшей амплитуды воззрения, ещё и несколько иного угла этого воззрения. Наша действительность, как определяющая всякую субстанциональность в себе вообще, и всякую материальную субстанцию в частности, есть в сути своей отношение движения, - к безмятежности. Олицетворённого отношения действительности, - к пустоте. Отношение стремления, - к полному забвению, как воплощения неких «сверх полюсов» всякого бытия, и всякой действительности, как воплощённого стремления. Ведь во всякой действительности, в той или иной степени, присутствует как пустота, так и стремление, как забвение, так и движение. И массивность существующей действительности, это лишь вопрос преобладания того, или иного противоречия в этой действительности. Вопрос доминирования, либо анабиоза пустоты, либо стремления действительности. И если с пустотой всё более или менее ясно, (хотя какая тут может быть ясность), то со стремлением действительности, дело обстоит куда сложнее. Ведь именно стремление включает в себя ту субстанциональность мира, которое в неё объективируется, и из которого построен весь наш феноменальный мир. Оно, стремление, и есть воплощающаяся субстанция. Оно есть и причина, и последствие того незначительного преимущества положительного над отрицательным, - того что я назвал «балансом плюс». Стремление провоцируется тем «плюсом», который образуется в результате нарушения абсолютного баланса пустоты, и благодаря которому и существует всё сущее, а значит и весь наш феноменальный материальный мир. Оно порождает скорости, и объёмы, которыми наполнено наше пространство и наше время. Стремление, - порождённое нарушением. Ведь в самой глубокой своей сути, стремление, на котором стоит весь наш мир, это есть стремление вернуть всё на круги своя, вернуть миру изначальный абсолютный баланс. И именно на этом стремлении всё заканчивается, мир действительности более не содержит в себе ничего. И как бы мы глубоко не проникали в его суть, мы никогда не найдём ту желанную фундаментальность, ту окончательную субстанциональную материальность, в строгом смысле слова, ту истинную законченность безмятежного вещества, которую нельзя было бы превратить с помощью нашего разума лишь в отношение. Ведь на этом пути, мы неминуемо будем приходить только лишь к отношению абсолютного баланса пустоты, и стремления нарушенного баланса, вернуть природу в своё лоно, в борьбе с этим вечным нарушением. И поэтому нам не суждено никогда потрогать нечто фундаментально сущностное. Ведь само стремление – не может быть чем-то сущностным, оно лишь - продукт отношение.
Выходит, вся наша действительность, это отношение «пустоты» к «пустоте» с различными полюсами, с разными знаками внутренней напряжённости? И в этом «клубке разно полярных пустот, – вся наша действительность?! Да…полное крушение!»
+++
«Что, на самом деле могла бы представлять собой «Великая пустота», в свете метафизики существующего? Некое недоступное даже для нашей фантазии, бытие. Бытие, в котором нет бытия, ибо нет нарушения, этого апологета всякой действительности. «Великая пустота», - это идеально уравновешенное состояние противосил. Они представляются нам как сила гравитации, и сила антигравитации. (Только условно, ибо сами эти силы нам - неизвестны, так как в абсолютной сбалансированности, никак не проявляются, и воплощаются только при нарушении баланса). Эти силы гравитации, и антигравитации, воплощённые проекции этих латентно укрытых от нас сил. Как некие воплощённые стремления, возникающие уже при нарушении абсолютного баланса сил, неизвестных нам.
Эти два противопоставленных стремления, в своём противостоянии создают нашу действительность, в которой только благодаря нарушению происходит движение, как таковое. «Стремление», - никогда не может возникнуть в абсолютном балансе сил. Где нет нарушения, не может быть и никакого стремления. И вся наша безостановочная движущаяся действительность обязана своим существованием только нарушению абсолютного баланса сил, - баланса присущего «Великой пустоте». Объектвирование материи – продукт этого нарушения. Материя — это нарост, - «раковая опухоль» метастазирующая во все стороны на теле «Великой пустоты». Пустоты, чья идеальность, не доступна нашему разуму, функционирующему в рамках нарушенного баланса, в рамках действительности. Ибо он – дитя этого нарушенного баланса, и воспринять «Абсолютную Гармонию, - не в состоянии».
+++
«Для того чтобы осознать отсутствие времени самого по себе, как и пространства самого по себе, попробуйте представить себе время без разграничения, без деления его на некие отрезки, без пунктуарности его, нашим сознанием. А теперь попытайтесь представить себе пространство без единого объекта в нём. Это всё равно, что представлять текущую реку без дна и берегов, или сушу без морей и океанов. - Вселенная, без звёзд и планет, это уже не вселенная. Но если бы вам это удалось, то вы бы почувствовали всю фатальную незыблемость и нейтральность мира самого по себе, который возможен только лишь как отношение. - Мир, в котором нет критериев, есть пустота без времени и пространства. И такой мир не может по определению обладать каким-либо пространством, или временем. А значит никакого времени самого по себе, существовать просто не может, как и никакого пространства самого по себе. Там, где нет соотношения и движения, там нет ничего.
+++
«Задумывались ли вы на чём собственно, основывается наша абсолютная уверенность в реальности окружающего мира, в чём причина нашей твёрдой убеждённости в окружающей действительности, как чём-то существующем самом по себе? Я позволю себе выделить две основные причины этой убеждённости. Одна эмпирическая, вторая – трансцендентальная. Эмпирическая причина этой уверенности в том, что мы, в силу стабильности собственных внутренних метаболизмов, и соотношения их скоростей с внешними скоростями, видим стабильный мир вокруг себя. И эта стабильность всех течений, преобразований и трансформаций, вселяет в нас полную уверенность в истинности действительной реальности окружающего мира. И эта причина, эмпирическая. Трансцендентальная же, заключается в том, что убеждённость наша, прежде всего, опирается на обобщённую воззренческую фолиомультофационную целокупность нашего социума, где согласие между всеми членами, относительно внешнего мира, не оставляет и капли сомнения в его реальности. Где умозрения и умозаключения вторят друг другу, создают общую симфонию мировоззрения, где всё и вся поёт в унисон. А главное, мы точно знаем, что со смертью каждого отдельного члена социума, мир никуда не девается, он остаётся здесь и сейчас.
Но дело всё в том, что всякая скорость – относительна, и ваш метаболизм также определяется внешними скоростями, как внешние скорости определяются вашим внутренним метаболизмом. Трансцендентальность же обобщённого воззрения имеет в себе такую же относительность и иллюзорность, как и всякое иное воззрение. И как общность, так и отдельность этих личностей и их воззрений, только физическая, и в определённом смысле, глубоко условная. А вот в метафизическом смысле мы все одно целое, и поэтому мир для нас является, как нечто целое и общее. А значит сравнить его реальность, в сущности, опять же - не с чем».
+++
«На самом деле обозначенная реальность, как некая основа нашего эмпирического воззрения, в своей приоритетности в отношении к обозначенной иллюзии нашей фантазии, имеет основой некое доминирование одних «ганглий» нашего сознания, над другими. Те «ганглии» сознания, которые имеют доминирующую власть в нашем осмыслении, оказывая подавляющее влияние на «арбитра» нашего обобщённого оценочного воззрения, который находит подтверждение их доводам, в «грубых» формах нашей восприимчивости, в стабильности устоявшихся консолей и затвердевших в нашем сознании феноменальных представлениях реальной действительности, которые и определяют окончательный вердикт. То есть в пяти чувствах нашей сенсорики, которые подавляют своим авторитетом «ганглии всякой метафизической и экзистенциальной осознанности», с их «тонкими» формами продуцирования и восприимчивости. И на этой доминантной базе, наш «арбитр» выстраивает общее отношение к миру, и к собственным оценкам в этом миру. Точно так же как, правда, всегда за победителем, как мораль, - всегда за сильнейшим.
«Арбитр» нашего разума, во имя пользы для своих доминирующих «ганглий», любую их иллюзию способен возвести в ранг истинной реальности, как и всякую неудобную для них реальность, продуцируемую более слабыми «ганглиями», старается возвести в ранг иллюзии.
«Реальность» — это то, что мы, «доминирующие ганглии сознания», считаем реальностью, а то, что вы нам преподносите как реальность, это только кажется вам реальностью. Вы - заблуждаетесь! Ведь эти ваши «фантазии», противоречат основам нашей реальности, и поэтому не могут иметь силы правдивости. Ведь мы главные, за нами армия подтверждения, стена реальной действительности, из камня и железа! Что вы можете противопоставить этому?!
Точно так же устанавливают каноны истинности мировоззрения «рационально-аналитические ганглии» нашего сознания, с их аргументами логики и диалектики. Не обращая никакого внимания на аргументы «идеального», считая их лишь выдумками. Так «грубое», одерживает верх над «тонким» и уязвимым. Ведь у «идеального воззрения», у «идеальных ганглий нашего сознания», гораздо меньше основательных аргументов в свою пользу, в силу отсутствия у него, «грубой основательности», как таковой. Его область воззрения – «тонкий мир», где сенсоры грубых восприятий, не имеют никакого значения. Поэтому там, так сложно отличить реальность от иллюзии, и установить хоть какую-то фундаментальность. Ведь там всякая реальность, отсвечивает отблеском иллюзии. Там нет топоров, чтобы разрубать, и нет поленниц, чтобы складывать в ровные ряды. Там нет порядка, который присущ «рационально-аналитическому», так необходимый для всякой основательности».
+++
«Когда я говорю, что весь наш мир – иллюзия, я говорю с точки зрения «абсолютно идеальной реальности», (если представить себе, что такова возможна). Всё остальное, лишь воззрения со своими отношениями, у каждого из которых свои амбиции на истинность. Но по большому счёту, с точки зрения «идеальности», «абсолютной истины» - вообще не существует, и у нас нет ничего истиннее, чем наша иллюзия. «Идеальная истинность» нашей реальности, заканчивается нашей действительностью, в которой всё и вся иллюзорно. В ней, одно - чуть более основательнее, другое чуть менее. Одно ближе к жёсткой «металлической реальности», другое - ближе к тонкой, еле уловимой сущности метафизического бытия. Но и то и другое в рамках нашей действительности, а значит в рамках общей иллюзорности. И вопрос преобладания одной реальности, над другой, есть лишь вопрос доминирования определенной группы «ганглий» нашего мировоззрения. По большому счёту для нашего воззрения истинная абсолютная реальность так же не доступна, как не доступна «вещь в себе».
+++
«Что есть страх нашего инстинкта? Что есть страх смерти? Ведь боятся смерти – это боятся неизбежного. Лёд боится таить, огонь боится потухнуть, камень боится превратиться в песок. Мы часть общего движения. Мы боимся навсегда потерять свою нынешнюю форму, свою индивидуальность. Мы боимся раствориться в океане безмятежности. - Мы боимся стать Вечностью!
Мы боимся потерять свою свободу, отстранённость, абстрагированность от общей массы, потерять собственную жизнь, собственную иллюзию. Ведь наша жизнь, вся, от мала до велика, есть - иллюзия. Мы боимся потерять навсегда свою «СУБЪЕКТИВНОСТЬ», в самом метафизическом смысле слова. Субъективность, как способность ощущать, способность чувствовать. Как некий феноменальный взгляд самой природы, на себя со стороны. Некое «зеркало», способное отражать реальность, и рожать действительность. Мы боимся потерять возможность продуцировать действительность. Нам трудно осмыслить, что со смертью «зеркала», исчезает и сама действительность. Нам кажется, что со смертью исчезает лишь субъективность, - наша индивидуальная субъективность, а мир действительности остаётся. Мир без нас?! – Наше «Я», кричит от безысходности!
На самом деле, мы лишь теряем способность отражаться, и отражать в том порядке, в котором это происходит сейчас. Мы перестаём продуцировать то время, которое чувствуем сейчас. Когда мы живём, мир смотрит на себя нашими глазами. Со смертью он перестаёт смотреть на себя, а смотрит вовне, - в «Великую пустоту», где нет объектов, нет времени и пространства, и он пропадает в этой пустоте, как луч солнца, не отражённый от предмета, растворяется в безмолвии и забвении.
Вы когда-нибудь заглядывали в кромешную темноту? Там, за гранью смерти, находится то, чего вы жаждете при жизни, там полная, абсолютная свобода».
+++
«Свобода, в абсолютном смысле, подразумевает ничто. Ибо что-то, то есть сущее, по определению - зависимо. Зависимость, вытекает из самого существования, ведь существование вообще, немыслимо вне зависимости. Существование чего-либо, самого по себе, не зависимого ни отчего, существование вне времени и пространства, есть фокус разумения. Вещь в себе – есть ничто. И потому только ничто совершенно свободно и независимо».
+++
«Вечность – в отсутствии времени, это «плеоназм», масло - масленое. Ибо само понятие вечности, это уже отсутствие времени. Ведь вечно текущее время, это так же фокус нашего сознания. Время может течь, лишь тогда, когда существуют рамки. В отсутствии рамок, оно течь не может, и это - аксиома.
Как с вечностью – в отсутствие рамок в ней нет и быть не может течения времени, так и с безграничным пространством, где нет объектов, где нет рамок, там нет и пространства. Поэтому бесконечность так же не имеет пространства в себе, как вечность – не имеет времени в себе. Для вечности что миг, что миллионы наших лет – одно и то же. Для бесконечности, что километр, что миллиарды световых лет, – одно. И то и другое – есть отсутствие, и не может наполняться. Ибо для них вообще не существует ни протяжённости, ни количества».
+++
«Вечность, как и бесконечность в своей совокупности – это оборотная сторона нашего мира. И как они для нас, существуют лишь по - отношению, так и мы, и наш мир для них, только по - отношению. Как вечность и бесконечность не существуют для нашего определённого начало - конечного мира, так и для вечности и бесконечности наш действительный мир, – ничто. Наше «есть», в сущности, есть лишь с нашей точки зрения. Всё что «есть», является сущим только для самого «есть», лишь в отношении к себе. Только во внутреннем отражении. В этом - есть истинность».
+++
«Попробуйте убедить свой инстинкт, что боятся смерти - бессмысленно? Попробуйте убедить свой идеальный разум, что в абсолютном смысле, не представляет никакого значения то, что для зрения рационального является единственной истинностью. А именно, проживёте вы ещё сорок лет, или умрёте через секунду! Попробуйте объяснить это своему инстинкту. - Никогда! Плоскости этих разумений, - не пересекаются, и практически не влияют друг на друга. Они идут в разных направлениях. Как лучи солнца, чем дальше, тем их векторы сильнее расходятся. И в то же время, они не существуют друг без друга – «Инстинкт» и разум». Наша действительность, наша реальность – это их синтез. Их взгляды – это лучи одного солнца, в различных направлениях, это «глаза хамелеона» нашей личности. Их отношение, это взрыв, - столкновение разных миров».
+++
С метафизической точки зрения и в метафорическом смысле, клетка нашего организма представляет собой некое «синтезированное противостояние». Условно говоря, - синтез «воды» и «огня», как метафизическое воплощение непримиримости физики и химии вещества. Эта метафизическая изначальность проецируется на всё, что связано с нашей действительной жизнью. И даже наше разумение, в сути своей проекция этого положения. И мир, отражающийся в недрах нашего разумения, отражается в двух внешних противостоящих сакральных стихиях. И как жизнь, так и сам мир всегда будет воплощением взрыва и коллапса, - одновременно. Мир действительности всегда будет раздвоен, и в тоже время целостен в этой раздвоенности. Он всегда будет воплощением неотделимости, и в тоже время непримиримости огня и воды».
+++
«Всякое знание имеет проблематическую модальность, ибо никогда не касается самой сути вещей. Всякая же суть имеет только гипотетическую модальность, ибо никогда не может быть раскрыта».
+++
«Как только ты обозначил ноумен, дав ему имя, он тут же стал объектом для более утончающейся субъективности твоего разумения. Найти в себе то, - что мыслит, не превратив его тем самым в предмет изучения, то есть, не превратив его всё в тот же объект для субъекта, – невозможно! То, что во мне мыслит, - осмыслить без превращения в объект осмысления, - нельзя! Поэтому и недоступен нам никогда сам ноумен, как нечто абсолютно субъективное».
+++
«Не вызывает ли у вас некоторое умиление, когда вы смотрите на свой мир со стороны и видите, как он восторгается собственной же значимостью, наслаждается собственным же величием, и удовлетворяется собственной красотой? То есть, когда он, воплощаясь в человеке, восторгается высотой собственной разумности, и удовлетворяется совершенством своих искусств».
+++
«Женская и мужская любовь к противоположному полу, отличается кардинально. В хрестоматийном обобщённом понимании, ибо разумеется существуют исключения. Женская любовь, это отношение «мягкой игрушки» к своему хозяину. Мужская же напротив, отношение хозяина к своей «мягкой игрушке». Женская любовь говорит: я твоя на веки! Мужская говорит: ты моя навеки! Женская любовь более амбициозна, безапелляционна и саможертвенна. Ведь при всех общих сложностях этого вопроса, поменять свою «мягкую игрушку» всегда проще, чем мягкой игрушке поменять своего «хозяина» …»
+++
«Вы ищете чудеса? Но каких чудес вам ещё надо? Вы превратили в обыденность и уже даже почти в пошлость поистине чудесное! Чем как не чудом предстаёт в нашем созерцании зарождение человеческой особи, (и не только человеческой!) Его развитие в утробе, в своей динамической последовательности повторяющее каждый этап нашей эволюции. Ведь каждый этот этап, это прямая проекция этапа эволюционного развития человечества в целом на земле. Несколько миллионов лет - за девять месяцев?! Более того, если смотреть метафорически, даже само оплодотворение и зачатие, точно повторяют динамику оплодотворения Солнцем, – Земли! Где роль сперматозоида играет фотон, а роль яйцеклетки – океан. Где в совокуплении Солнца и Земли, Солнце, - воплощённое мужское начало, Земля – женское. И всё это «любовное взаимоотношение» между Солнцем и Землёй, проецируется на наши человеческие межполовые связи, олицетворяясь в нас, в некоем уменьшенном образце, со всеми повторяющимися механизмами, где все различия лишь в объёмах и скоростях, в самом ощущении времени и пространства. Мы – олицетворённое взаимоотношение Солнца и Земли! Мы – воплощённая эволюция всей сакральной природы!»
+++
«Что собственно двигало мной, когда я впервые сел за написание своих пасквилей? - Тщеславие? Может быть, в какой-то степени. Но главное это то, что я поначалу испытывал невероятное удовлетворение, и даже восторг от каждой сформулированной мною мысли. Некое чувство полноты собственной жизни, чувство собственной силы и значимости, и обещания доступности для моего разума, всей полноты мироздания. Именно поначалу. Это сродни тому чувству восторга, которое испытывает человек, встречающийся с чем-то впервые. Со временем восторг пропадает. Полёт становится чем-то обыденным, и даже превращается в ремесло, в работу, не только не доставляющую удовольствия, но и уже приносящую страдание обязательства».
+++
«Часто, что-то вроде прозрения, дающего поразительную ясность сознания, возникает у меня после стресса. Мой мозг, подстёгнутый этим стрессом, выдаёт порой такие гиперболы осознанности идеального характера, что моя «рационально-аналитическая ганглия» расписывается в своём полном бессилии перевести эти образы в нечто формативное и понятное на бумаге. Но, тем не менее, я всё же пытаюсь выстроить нечто более или менее доступное для понимания».
+++
«Я ещё раз акцентирую внимание на том, что та «пустота», о которой я часто упоминаю в своём произведении, это не бесконечное пространство без объектов в нём, не бесконечно текущее время, не имеющее ни конца, ни начала, а отсутствие всякого пространства и всякого времени. И не пытайтесь осмыслить это, феноменально. Ибо в этом смысле нам это не дано. Наш разум – «дитя пространственно-временного синтеза», и вне этого «синтеза» дефилировать, - не в состоянии. Он не может выйти за рамки действительности создаваемой им же. Можно лишь знать априори, что эта «пустота» – существует, и она есть монада мира. Ибо иначе и быть не может. Ведь если есть нарушение, (воплощение нашей действительности), должно быть и нечто противоположное, - абсолютный баланс, - полная гармония, в которой нет никакого движения, ибо нет никакого стремления. Нарушение не может быть само по себе, что-то должно нарушатся.
Чтобы осмыслить это, должно быть включено нечто схожее с откровением божественного. Бог - есть, ибо иначе и быть не может. И как божественное теряет свой смысл, стоит только попытаться его обосновать, или более того доказать, так и «монада абсолютного баланса пустоты», перестаёт существовать под «липкими руками рационально-аналитического рассуждения».
+++
«Если кто-нибудь, когда-нибудь отыщет в нашей действительности ту «фундаментально-окончательную суть сущего», (ибо материя не является таковой, ведь она есть так же - суть отношение), то сам мир исчезнет, поглощённый этой окончательностью».
+++
«Относится с абсолютной серьёзностью к тому, что можно в действительности совершенно точно отделить видимость – от реальности, и придать и тому и другому абсолютность, как раз выдаёт ту природную привязанность нашего разумения к общему «волевому столбу» нашего существа, и полную зависимость нашего разума и его оценок, от собственного «амбициозного эмоционального природного абсолютизма». То есть стремления его, к наделению внешней природы конкретизацией и подведению под абсолютные категории там, где эта конкретизация и категоричность приводит лишь к удовлетворению диссонансно-консонансной природы разума, - его воли. Воплощающегося в стремлении к законченности и очерчиванию границ, и общей упорядоченности, на плоскости собственного воззренческого поля. Удовлетворения, во что бы то ни стало своих стремлений к консонансам, всё того же волевого разума.
Каждый, кто в своих умозрениях стремится проводить чёткие границы, отделять и противопоставлять одно другому, следует собственной природе, но и становится заложником этих границ и категорий. Он поступает как всегда и во всём слишком по-человечески. Пусть даже и его философемы вызывают впечатление строгой научности, логической достоверности, и потому непоколебимой истинности. Ведь на самом деле эта, пусть и самая строгая игра нашего разума, рисует всегда лишь «временные истины» и никогда не касается абсолютной истинности самого бытия. Ибо «абсолютная истинность», - всегда за рамками какой бы то ни было конкретизации, и каких бы то ни было схем и границ, а уж тем более абсолютных умозаключений с их незыблемыми убеждениями».
+++
«Как не существует совершенно абстрагированных понятий, понятий абсолютно вне наглядных представлений, так и не существует, так называемого абсолютно отвлечённого чистого разума. Разума - вне инстинкта, вне интересов воли. Кто полагает, что наш разум в моменты «возвышенного», в моменты чистого созерцания совершенно отрывается от интересов воли, абстрагируется от её желаний и удовлетворений, пусть проанализирует потребности разума, его глубинные мотивы. Какими бы они не казались оторванными, в каждом из них обязательно присутствуют флюиды желаний воли. Каким бы не было возвышенным желание разума, его корни всегда идут из глубин инстинкта. И кто глубоко и беспристрастно проанализирует оторванные стремления и желания разума, кто вникнет в их суть, тот поймёт, что уже сами желания и стремления предполагают наличие воли как таковой, а значит инстинкта.
Всякое, даже самое возвышенное чувство, самое отстраненное разумение, ни на секунду не отрывается от глубинных стремлений инстинкта. Даже когда явно противоречит ему. И здесь кажущееся очевидным абстрагирование, - это очередная иллюзия нашего впечатления, и собственного разумения.
По большому счёту, в моменты полёта над всем низменным, в моменты «чувства возвышенного», наш разум наслаждается не своей оторванностью и абстрагированностью, (подобным заблуждением наслаждается лишь низменный разум), но полётом своих инстинктов, их высотой и утончённостью…»
+++
«Так, в трансцендентальном поле осознанности, так называемые «идеи чистого разума», берущие свои начала из абсолютных категорий, не имеющих никакого отношения к категориям рассудка, - такое же апокрифическое заблуждение, как то, что в мире может существовать животное, не имеющее никакого отношения к иным особям животного мира, и ко всей совокупной фауне. К примеру, то глубоко антропогенное, и в сути экзистенциальное убеждение, что человек и его «Великий разум» имеющий заоблачные возможности, появился не в результате длительного прогресса эволюционных изменений и трансформаций, не в результате становления упорядочивания и совершенствования «низменных грубых сентенций», но сам из себя, по божественному наитию…»
+++
«Наиболее ясного для понимания непримиримого различия "ганглий" нашего единого разума, и абсолютной невозможности прихода их воззренческих полей к кому-либо консенсусу, олицетворяет собой различие в фундаментальных осмыслениях мира, и непримиримых противостояниях различных клановых сообществ учёной публики, в осмыслениях и оценках мировоззренческих парабол, противопоставляющих мир «живого» и неживого».
К примеру: Различное в сути своей осмысление прогрессивного развития жизни, и обратный вектор того же поля воззрения - регрессивного огрубения безжизненности. С одной стороны – Эволюционизм, с другой – Креационизм. И у каждой из этих парабол, есть свои веские аргументы. Ведь всякая «ганглия воззрения» – самодостаточна, и порождая собственный мир и собственное направление, абсолютно уверенна только в нём, и никогда не позволит опровергнуть его.
Так «ганглии нашего разумения», воплощающиеся в определённые агрегатности умозрения, символизирующие разделы естественных наук, (химия, физика, биология, и т.д.), при всей своей обобщённой динамической родственности, не могут быть выведены одно из другого. Как и не могут быть объяснены одно из другого, в силу обособленности «ганглий» воспринимаемости и осмысленности, продуцирующих каждая своё неповторимое поле осознанности.
Каждая «ганглия» нашего осмысления продуцирует и воспринимает только свой определённый сектор бытия. И всегда стремится к обособленности, к индивидуализации, и при всём при этом считая собственный сектор, - единственно истинным, единственно возможным, и потому единственно важным».
+++
«Поистине величайшее счастье совмещать в своей душе холодный пессимизм философии и горячий оптимизм бытовой иллюзорности. То есть быть тем, кем могли быть совсем не многие! Ведь всякой глубокой осознанности, свойственно скатываться в «хреоду своего ущелья», откуда очень трудно выбираться. Сделать почти невозможное! – То есть сохранить в себе детскую беспечную радость парящей бабочки, и приобрести основательность и угрюмую серьёзность анаконды».
+++
«В детстве и юношестве, все наши чувства – чисты, движения души – легки и быстры. Вся наша жизнь насыщена впечатлениями, что вызывает ощущение полёта, невероятной лёгкости и эйфории. Мы словно парим над землёй, не замечая невзгод и неприятностей поверхностного мира, и мира подземного. Но с годами, наша душа тяжелеет и грубеет. Мы подобно фильтру, пропускающему через себя жизнь с её разнородным раствором, - забиваемся, напор замедляется, силы падают, всё меньше и меньше мы способны к полноценному сепарированию. Всё больше проходит мимо. И постепенно, река жизни окончательно меняет своё русло, обходя нас стороной. Происходит кризис, и наш организм разворачивается на «регрессивное движение», словно мир развернувшийся на «баланс минус». Происходит постепенное разрушение, делающее нас к старости обычными развалинами, - слабеющими системами. И в конце концов, мы исчезаем и как объект, и как субъект действительного мира. Наша энергия растворяется в общей плазме, мы становимся частью общей хаотической недействительной природы небытия. Мы становимся частью вечности, из которой вышли, и в которую уходим».
+++
«Всю свою жизнь мы постепенно расстаёмся со своими иллюзиями, подходя всё ближе к абсолютной реальности, которая ждёт нас за чертой. Наши детские иллюзии, словно листья, опадают к старости, и в конце пути в нашей душе остаётся голый ствол реальности бытия. Наше мировоззрение, подойдя к последней черте, становится похожим на скелет, вокруг которого лоскутами валяются иллюзии. Что может заставить этот скелет обрасти новой кожей? Что может заставить древо жизни, дать свежие побеги иллюзии? Течение жизни, – необратимо! Мы следуем дорогой, от сладостной иллюзии жизни, к горькой истине абсолютной реальности, оставляя на своём пути, словно чешуйки, иллюзии. И этот путь – фатален».
+++
«Как сложна, как непостижима жизнь! Как неприветлива, отстранённа и равнодушна природа! Как победить меланхолию и угнетённое состояние души, и притом не впасть в слабость, и не сорваться в пропасть? Как вернуть ту радость жизни, которая в юношеские годы приводила каждым своим часом в восторг, и дарила негу ощущения собственного существования?
Да, всякие желания доставляют человеку лишь страдания. Ведь желание, это в сути своей лишь продукт дисбаланса, который провоцирует в нашей душе диссонанс, с необходимой болью, заставляя нас стремиться к его разрешению, к удовлетворению консонансом. То есть к прекращению боли, к возвращению уравновешенности, соответственности всех монад нашего существа, и как следствию, чувства гармонии, - того обозначаемого безграничным и неопределённым понятием, счастье.
Боль имеет очень широкий диапазон остроты и интенсивности. И по большому счёту, вся наша жизнь, это постоянное стремление к уменьшению боли, и, в конце концов, к её полному прекращению, то есть к смерти. И на самом деле не осознавая того, мы стремимся к разрешению всех диссонансов, к прекращению всяких страданий, а значит к этому последнему «консонансу», который приведёт в абсолютную полную гармонию нашу истерзанную душу. Да, человек страдает от собственных желаний, но отсутствие желаний, его просто убивает».
+++
«Вы стремитесь познать, что такое смерть, полагая, что, познав, что она есть, перестанете бояться её? На самом деле вы перестанете бояться смерти, познав, что есть жизнь…»
+++
«Свобода, как нечто объективное, как нечто вне отношения к несвободе, такая же нелепость, как и отсутствие боли, вне отношения к самой боли. И то, и другое как факт, всегда лишь освобождение, относительность, некий негатив нашей воли в собственных ощущениях. Вопреки расхожему мнению о позитивности свободы, как таковой».
+++
«Ты идёшь на шаг впереди, ты умнее и талантливее многих. Но всё же ты идёшь по той же дороге. Настоящая гениальность всегда имеет собственный путь, и поэтому она всегда вне общего одобрения или порицания, она вне общих оценок. Её полезность или вредность для общества, для неё самой, - является простым последствием необходимости. Если бы гениальность задумывалась о последствиях, она бы перестала быть гениальностью. Если бы гениальность задумывалась о полезности или вредности, она стала бы простым ремеслом».
+++
«Подавляющая масса людей уверенна, что все мы идём одной дорогой и пейзажи, открывающиеся перед нашим взором, как в эмпирическом поле созерцания, так и в трансцендентальном, для всех, - одинаковы. Что все мы душой своей, разговариваем на одном языке, лишь с разными диалектами. И в большинстве своём это так и есть, ибо в своём грубом мы есть одно целое, наши тела растут из одних и тех же корней. Но в своём тонком мы так же далеки, как далеки звёзды друг от друга. И для абсолютного большинства из нас, говорить с гениальностью на одном языке, - невозможно! Гений, - истинный Гений говорит на языке, которому нельзя научиться! Как нельзя научиться любви, - истинной любви! Как нельзя научиться вере, - истинной вере! Истинный Гений идёт дорогой, которую абсолютное большинство людей просто не в состоянии ни увидеть, ни ощутить, ни познать…»
+++
«Каков мир на самом деле, - не скажет никто. Ведь объективно он, - никакой. Лишь с точки зрения он, - таков, или таков. У него нет и быть не может истинной, своей собственной абсолютной фундаментальной существенности».
+++
«Ваш разум одной своей частью продуцирующий время, другой – пространство, синтезирует их в общую картину мира, и затем обожествляет всё это, третьей частью. Четвёртой же, убеждает сам себя в том, что мир внешний – реален сам по себе. И затем пятой, противоречит и этому».
+++
«Вы создали «Адронный коллайдер» в надежде найти вещество, из которого состоит вся Вселенная?! Вы потратили огромные средства, - но зачем?! Ведь совершенно очевидно, что вам никогда не найти вещество, которое бы представляло собой изначальную субстанцию мироздания, как некую фундаментальную окончательную существенность мира. Ведь как бы вы не углублялись, перспектива будет всегда уходить вдаль, и всё, что вы найдёте на этом бренном пути, – лишь неопределённость и пустоту! Ибо, как я уже не раз отмечал, будь в мире нечто основательно-фундаментальное, это означало бы, что существует общая законченность мира, а это абсолютный абсурд! И всё это, в пространственном отношении. Что же касается начала Вселенной во времени, тот самый пресловутый взрыв, о котором вы говорите, - флуктуирующее начало Вселенной, на самом деле произошло не в космосе, но в ваших головах! Ибо вся Вселенная родилась в этих головах, и в них же и умрёт. Как бы это ни казалось абсурдным, парадоксальным и неправдивым. Вы играете в те игры, которые требует от вас ваш практический рационально-аналитический разум. Вы хотите найти источник «всякой реки», - найти «начало мира»? Но ведь «начало», это всегда и «конец», - иначе и быть не может! И только ваш практический «рационально-аналитический разум» с его «линейной векторностью разумения», где непременно должны существовать границы и где «начало» и «конец» - разные полюса, может размышлять об этом всерьёз.
Да. Вам суждено вечно искать источник всякой реки, в этом суть вашей бесконечности, - суть бесконечности вашего бытия, где нет и быть не может финиша, а значит и награды».
+++
«Что могла бы представлять собой, так называемая «Основа Хикса», пресловутая частица Бога? Лишь крайнюю точку продуцируемого и воспринимаемого нами, теперешнего мировоззрения. То же, что представляет собой самая маленькая на сегодняшний момент познания точка, в геометрическом представлении, или самый маленький отрезок времени, - в хронометрическом…»
+++
«Тебе кажется, что ты разрушил последний оплот веры. Ведь чем мог бы быть Бог, если в мире нет, и не может быть ничего истинно автономного, ничего окончательно независимого, - произвола из себя?
Но не стоит тешить себя тем, что ты ухватил истину за хвост. Ведь всё это домыслы «рационально-аналитической ганглии» твоего разумения, которой не дано разрушить бастионов «идеальной ганглии». И несмотря ни на что, олимп всегда будет сохранять свои нерушимые пенаты. Ведь как «идеальным стрелам» не причинить особого вреда «рационально-аналитическим животным», так и «рационально-аналитическим животным» не догнать и не проглотить лучника». Они существуют в разных мирах, и потому им не дано ни порабощать, ни уничтожать друг друга. Как нельзя застрелить фантом! Как нельзя расколоть плетью электромагнитное поле! Как невозможно повесить на гвоздь бушующее пламя свечи!»
+++
«Как всякая музыка, с её звуковой последовательностью, сложенная в определённую полифонию, вызывает в каждой душе свои ассоциации, так сочетание мыслей, сложенных в философему, вызывают в каждом разуме свою идеальную трактовку, а по сути те же ассоциации».
+++
«Эмблема в виде бабочки, сидящей на кромке чаши, - символическое олицетворение нашей действительности. Бабочка, как воплощение квинтэссенции жизненности, олицетворение всего сверхтонкого и органического мира, сидящая на кромке каменной чаши, символизирующей инертность вечности, и в то же время противоположный полюс всего жизненного и гармонично-организованного, всего того, что наиболее дальше от хаоса бытия, от мёртвой инертности мира. Но с другой точки зрения, с иного ракурса осмысления, бабочка, как олицетворение мимолётности, скоротечности и уязвимости, и во многих древних мифологемах символическое олицетворение ангела смерти, сидит на кромке Грааля, олицетворяющего жизнь вечную. Эта эмблема действительная метафора нашего бытия, - метафора, в которой воплощено глубоко полидромное осмысление сути действительности, для которой всякая оценка всегда привязана и зависит от угла зрения, от стороны и ракурса осмысления, и где всякие смыслы всегда дифференцированно противонаправленны».
+++
«Видите ли, чувствуете ли, как между строк течёт река недосказанности, с глубинными невидимыми «сомами мудрости»? Именно между строк живёт всё сакрально-глубокое. Ведь строки дают только направление, они словно камни по краям реки. Сама мудрость, сияющими переливами и перекатами, всегда течёт между ними. Я не могу дать вам эту мудрость, я могу лишь обозначить собственное направление и обозначить глубину собственной реки. Направление же и глубина вашей мудрости, – только в вас! Ваша настоящая мудрость, – только в вашем разуме…» П.А.В. Мария Текелински.
Рифмофлексы
Подобно книге…
«Подобно книге, сокровенный мир,
лежит в долинах молча, тихо.
Он первым редко говорит,
И если говорит, то очень сухо.
Как глубочайший фолиант,
его обложка - неприметна,
его присутствие - едва заметно,
ему не нужен украшенья бант…
Нарядом ярким, привлекает пошлость,
смотрите! - Книга разноцветная лежит!
Навязчивость в ней, и угодность, -
своей доступностью манит…
Словно путана, у дороги,
своим нарядом возбуждает похоть,
Тот, кто не ценит глубину,
С ней досуг свой всегда проводит…
Кому трудиться головою лень,
кто ищет, только лёгкие дороги
лишь праздностью, заполнен его день
Тот смотрит в книгу, – видит фигу…
Мир сокровенный говорит лишь с тем,
кто, невзирая на неброскую обложку,
на труд извилин уповает, и на сплин
открыть стремится, новый мир…
Мир говорит с ним языком идей,
в них образы божественного откровения,
открылась истина! - Ты чувствуешь, что рядом с ней,
ступая в такт божественного провидения,
всегда идет какой-нибудь злодей,
Герольдом правды машет, - лживый чародей…
Подобно книге, сокровенный мир,
лежит на полке, молча, тихо.
Раскрой же книгу, и она заговорит,
но диалект её, звучать он будет сухо…
И краска горькая, великих истин,
окрасит с ног до головы,
плоды смоковниц с потолка повиснут,
увидишь ясно ты значение борьбы…
Своей невинностью, война любая,
твоим глазам откроет, новый путь,
жестокостью своею соблазняя,
Мир светлый - сокровенную рисует суть…»
Парадоксальная жизнь
Так наша жизнь парадоксальна,
минуты тянутся, часы,
а жизнь проходит моментально…
И как бы не было печально,
мы не находим смысла в ней,
где мёртвых скал очарованье,
и грусть закатов, и морей...
С любовью к падали, червей,
подходим к миру своему,
на бога наложив за всё вину,
от безысходности рыдая,
и тут же счастьем наполняя,
с бокалом красного вина,
и осуждая без конца,
чужие действия и склоки -
весь мир, но только не себя!
И без конца судьбу коря,
ложь проглотив, всю без остатка,
не признаём мы своего упадка…
Как нечистот философ – золотарь,
себя обманываем красноречием,
и не заслуженным величием,
тем самым в фарс, жизнь превратив,
мы её любим, и безмерно чтим,
но и поносим беспрестанно…
Словно корову, тот пастух,
кнутом стегает, и за вымя гладит.
Словами бранными бранит,
но в тоже время, ценит и боготворит…
Как дети на погосте, - так беспечны!
Серьёзны будто бы, и честны.
Но в самом деле, лжём себе самим.
И забираясь на полит-вершины,
квазикультуры написав картины,
всю жизнь, - в доходность превратив.
В душе всё ценное принизив, заглушив,
рабами стали, и колёсиками механизма,
что называют Социальной призмой…
Счастье бродяги
Всё утопает в бренности, лукавстве, и гнетущем страхе
В лачугах, на купеческих дорогах, и в дворцах
И царь, вдруг позавидует бродяге
Не зная счастья в собственных стенах...
Тому, кто, не смотря на передряги
Находит упоение, в скитаниях и делах
Что каждый день, вновь занимая руку
Прогонят прочь, всю меланхолию и скуку...
Насколько счастье царское условно,
Настолько, в той свободе, поголовно
черпают счастье менестрели и бродяги
вино глотая, собственной отваги
и не завидуют, ни богачам, ни королям
Но благодарны всем своим врагам
что заставляют жизнь любить
и каждый день, боготворить
и умалять свои сомнения и страхи
и выметать из духа собственного, праха
и силу возводить на пьедестал, и веры пантеон
быть выше суеверий, и дурной не помнить сон
как одинокий и счастливый странник
свободы и судьбы избранник
в метафорах обыденного дня
романтикой пропитанного мира
словно лучами озарённого эфира
питает душу родником, из своего колодца
и знает вдохновения, только собственного солнца…
Такое счастье, уж давно не ведомо царям
Они не знают истинной свободы
Им не доступны, счастья бастионы
И не знакома радость, от простых вещей
Романтики не знают, странствий кораблей
Воочию не видят неба, гор, луны!
И пребывая в предрассудочном своём, плену
Обречены на вечную таску
Величием и властью, себе льстя
И уговаривая каждый день, себя.
Ведь уж не радует днём, - власти статус
Как вечером, не радует и искуситель Бахус…
И лишь один, из сотен королей
Осмыслив положение вещей
Забросит к чёрту, всё своё богатство
И в путь отправившись, на век
Лишь посох взяв, и небольшой мешок
Нить горизонта догонять, уйдёт
И никого с собой не позовёт..
Так поступил Ситхартха,- сын царя
В легенду жизнь, и имя собственное превратя
Став богом на земле, отвоевав у вечности, и смерти
Немного больше времени и солнца -
Что могут знать об этом, царедворцы?!
На счастье, сверх возвышенного пантеона
Имеют право лишь Святой, Безумец, и Иова
Но и тебе должно здесь мудрости хватить
Пора! Пора! Пора уж уходить…!
Путь
Отдашь всю жизнь, на волю случая, - на произвол
Иль рассчитаешь всё, -
Мир не измениться, ни в глубине, ни в быстроте течения
Не станет правильнее, - лучше он.
Кто знает, как на самом деле, быть должно на свете
И на какой из тысячи дорог,
В пустыне снежной, в море, на горе в Тибете
Стоит «Великий Бастион».
Ведь Истина, - как в темноте, так и в Вселенском свете
И как, и где б, ни пролегал твой путь
Единственно возможный он, - и ты,
В построенной из грёз, карете,
Необходимо катишься инертно в ней,
К той цели, - что на самом деле,
Не знает истинности, - Путь,
Что не имеет, ни награду, ни возмездье,
Лишь смерти фатум, - жизни суть…
Кто виноват?
Чем низ, пред высью провинился?
Пик Фудзиямы, человеку в полудрёме снился,
Снегами недоступными маня,
Заоблачным величием, натуре льстя.
И человек, что возомнил себя судьёй,
С презреньем вниз смотрел,
И наслаждался участью своей.
Но чаще, не своим великим возвышением,
Но низом, и своим к нему презрением…
Чем ненависть, перед любовью провинилась?
Росли они в одних долинах,
И человек влюблённый, без меча в руке,
Закончит жизнь свою,
Цветком красивым, в брошенном венке…
Лишь полный доблести, как и любви чрез край,
Где аду злому, - равен добрый рай,
Где кот доверчивый, с оскалом льва,
Где ненависть, как и любовь, - не одиноки,
Чей образ воплощён в Великом роке!
Пасует перед тем, - сама судьба!
В чем злости, - пред добром, вина?..
Идеи дурака
Кто самый хитрый и коварный враг?
Кто угрожает человечеству на самом деле?
Не вирусы, акулы, иль ночные звери
Не астероиды, - летящие издалека…
Скорей, - идеи дурака! Что, воплощаясь в цель толпы
К мерилам собственным здесь, всё подводят
Стригут кусты, вдоль вымощенных «правильных дорог»
За истину здесь выдавая, всяческий подлог…
Дикорос
Сажая поросль, на поле в грядки, отмерив ровные ряды
Сиропом мутным поливая, благоразумности толпы
В надежде на великие плоды, - моральным соком удобряя,
Всё лучшее на грядках убивая, пропалывая, словно сорняки...
Как быстро в стадо обратила, цивилизация его -
В собак всех, обличив, волков, и обнищав всю силу духа
Отдав всю власть навозным мухам
Провозгласив повсюду, царствие рабов...
Всю ценность дикороса, в духе истребив
В «культурное растение», человека превратив
По свету, слабой расы, культ внедряет
Свою гнилую истину, повсюду насаждает…
Пасёт в полях своих баранов, и весь прирученный народ
И кормит «гмо капустой», весь культивированный скот
Объездив, и сломав дух дикий, надев седло на лошадей
Он культивировал свиней, и вот добрался до людей…
Не стоит и гроша, искусственно созданный бриллиант
Как высосанный с пальца, пошлый фолиант
Вся ценность жизни - в дикоросах, в них глас природы говорит
Женьшенем, выращенным в огороде, не вылечить и ларингит...
Так жалок тигр приручённый, и не пугает взор орла
Что на цепи сидит пугливый,
Потерян дух его ретивый
Сломает клетка льва, - кнут спесь собьёт с упрямого осла…
Прекрасен своенравный буйвол, на фоне прерий первородных
И Пума, между скал угрюмых,
Давно не родственна прирученным котам
Как гордый Тек – не родственник козлам, что бродят по дворам…
Но был же он когда-то так же страстен, был так ужасен, и прекрасен,
Словно пантера – страж ночного леса, -
в нём жизнь кричала! Всю природу он пугал,
и восхищал одновременно, Был рад себе, и всем Богам жестокосердным…
Царей и победителей, словно Богов любил, а не боялся,
Не презирал их, словно раб подобострастный,
Но искренне боготворил, на пьедесталы возносил,
И был тем горд, - что к миру этому причастен…
Но гордость собственную растоптав,
Он стал удобен, предсказуем, безопасен…
И взгляд его настолько же не ясен,
Как нерешительны поступки и дела…
Где тот Великий человек, где его яд и мёд?
Где его дикая душа?! - В ответ, - лишь тишина…,
Здесь нет ответа, здесь давно царит беда!
Окультивирован фундамент духа и ума…
Где его чистая вода? - Смесь горькой ясности и сладостной мечты!
Где кровь, пылающая? – Величия стержень сломлен!
Вид человеческий - навеки обескровлен! И нет надежды к возрождению,
Весь его древний род, - идёт к уничтожению…
И полагая, что стремится в Рай, на самом деле валится в кромешный Ад!
Душа мутирует, всё больше обращаясь в суррогат,
И Бог заплачет… - Дьявол будет рад,
когда пойдут необратимые процессы, цепной реакции эксцессы…
Облегчить жизнь, и сделать её тем - труднее…
Всё усложнить, и сделать тем - пошлее…
Зло – в доброе, добро – во зло перевернуть…
Лукавым счастьем обмануть…
Природы разум! – Что на свете может быть мудрее…?
Тайна - в откровении
Любовь, - в себе доверии, - себя благословении…
Так тайна настоящая, гнездится в откровении…
Не в скрытности, не в пелене, не в молчаливой тишине,
Не в маске пошлой, что скрывает истинность души,
Но в ясности открытой.
Когда сама природа из глубин вещает,
И тайна жизни, словно луч божественный, из глаз сверкает!
Где откровение высшим, совершенством бытия,
В реальность бренную, как будто проникает,
И словно золотыми нитями, ковёр души,
Флюидами волшебными обогащает,
Словно лучом Надежды, Веры, и Любви
Унылый, серый, монотонный мир, - преображает…
И где ирония, – как самый драгоценный бриллиант,
Сверкая гранями тончайшей, еле уловимой жизни,
Ценнее всякого, Богами данного добра,
Сияет, словно изумрудно чистая вода…
Сорняки на полях
Под масками цветными, прячут скверную душонку
Но в каждом слове слышен, подлой ненависти скрип
Отмстить готовы лучшему, а честь отдать поддонку
Смешавшись с высшим, в танце кружит черни архитип…
Они бросаются на падаль, словно дикие гиены
И терпеливо ждут, когда Лев ногу подвернёт
Или могучий, и успешный слон, вдруг даст слабинку
Измотанный в скитаниях жизни роковой…
Гнетёт отчаяние, несправедливой жизни
И быта бренность, отрывает от души куски
Любви побеги нежные, съедают «черви укоризны»
Оставив грубой ненависти, - злобы сорняки…
Да! Видел я, на каждом поле, сорняков не мало
Полей не встретишь чистых, на земной межи
Но если не полоть души своей, наделы
Чертополохом подлости, и лопухами лжи
Задушит цвет надежды, и Великой веры…
Гнетущие лианы
Дай Бог вам, не бежать от боевых коллизий
Хотеть борьбы, жар мести, холода ветров
Не кланяться на гром грозы, и не робеть пред тенью князя
И скинуть с ног, и с крыльев, рабской робости оков…
Свободная и пылкая, вновь взмоет в небо птица!
На самых недоступных скалах, зацветут цветы!
Всё осветит вокруг, возвышенной любви зарница!
И высохнут болота скуки, скорби, и таски…
Ты вырви с корнем, трусости гнетущие лианы
И мудрости плебейской мулов, всей угодливости слов
И пусть на теле духа, ошибок кровоточат раны
Мозолей на коленях нет, и на запястьях не прочесть,
Следов подобострастия, и смирения кандалов...
Доминанта меры
Плывя по морю, на беспечном корабле
Мы смотрим вдаль, с надеждой в разум свой могучий
Взлетая, - падаем, на набегающей волне
И тащим за собой, пороков древних тралы…
Любви и ненависти, стыд
Порочна так, бывает добродетель
Когда души твоей, трюм вновь открыт
Туда как добрый, так и злой влетает ветер…
Остановив, корабль свой, на полпути
Я заглянул в его темнеющие трюмы
И там нашёл полупустые рундуки
Сырого пороха горсть, у дверей каюты…
Увидел в том я перст судьбы
И важность случая, превысив важность веры
Возненавидел власти узурпацию вины
Провозгласил повсюду, доминанту меры…
Закономерна тяга, ко грехам
Ужасен, и красив безмерно так, вулкана кратер
Ты в прозе жизни, тянешься к стихам
Но походив по тем морям,
Вновь к прозе разворачиваешь, катер…
Конец
Свидетельство о публикации №222082800563