Над судьбой. Том первый. Глава восемнадцатая

 

Вожак оленей поднял голову, внимательно всматриваясь в глубину леса. Топот конских копыт нарушил тишину. Сомнений не оставалось — это были люди. Вожак подал сигнал опасности.


Густая, сочная  трава всегда являлась любимым лакомством оленей. Как не хотелось убегать. Старый самец торопил. Самки, детеныши, всё стадо стало быстро уходить, направляясь к лесной чащобе. Лишь молодая олениха, замешкавшись, немного приотстала.



Двое всадников на горячих мустангах галопом ворвались на поляну, две стрелы вонзились в шею. Олениха замотала головой и побежала. Она мчалась по кругу, теряя кровь, силы покидали животное.


Один из  воинов накинул аркан и свалил свою добычу на землю, а затем хлёстким движением ножа перерезал горло.  Спешился и второй наездник.



— Это твоя стрела сразила самку, Твёрдое Сердце, — посмотрев на раны, сказал он.
— Сегодня у нас много свежего мяса. Мы будем, есть его с нашими  братьями шауни,— улыбаясь, ответил воин.



Подтянулись и  остальные всадники. Чейенны, как и было условлено, расположились лагерем на большой поляне возле слияния Миссисипи и Извилистой реки. Приближались   челноки шауни.

***

Налегая на весло, Сильный Удар  радостно вглядывался  вдаль. До западного берега Отца Рек оставалось всего несколько сотен шагов. Повернувшись к Громову, вождь с надеждой спросил.
— Ты совсем недавно живешь среди нас, Неистовая Рысь. По крови   ты белый человек, но по духу шауни. Скажи, почему   так могущественны англичане?      



— Брат! Да, я шауни, - твёрдо ответил Платон, - и я знаю, в чём сила наших врагов. Бледнолицые упорны, настойчивы, жестоки, беспощадны. Они не считают индейцев за людей, и готовы уничтожить нас всех.



— Но  почему? — в голосе воина чувствовалась растерянность.   
— Только для того, чтобы занять нашу землю. Мы не нужны им даже как невольники, ведь свободолюбивые, гордые воины никогда не станут рабами.



— Но что же делать нам?


— Оружие наших врагов совершенно. У них много солдат. Мы сможем победить их, если у нас будет такое же оружие.



— Но где же мы возьмём его?


— Шауни готовят для себя всё сами: оружие, одежду, утварь. Лук  твоего деда  ничем не отличается от того, которым стреляешь ты. У британцев всё по-другому. Солдат не знает, как изготовить ружьё, но ловко стреляет из него. Кузнец куёт железо, но не печёт хлеб. Врач лечит людей, но не шьёт. В далёких городах на огромных заводах и фабриках рабочие делают оружие, порох, свинец.


Для любой войны хватит запасов, ведь ничто не мешает построить ещё несколько заводов. У британцев всегда достаточно солдат, сколько бы их ни погибло. Если надо,  на войну можно отправить   почти каждого мужчину. Год от года вооружение белых людей делается совершенней, а наше остается прежним.



— Неужели мы обречены? — со страхом  спросил Сильный Удар.



— Оружие легко приобрести и у французов, и у испанцев, было бы золото. Его можно захватить у врага в бою, даже купить у англичан. Среди них всегда найдутся предатели. Но это не даст победы. Мы сумеем одолеть их, только освоив изготовление такого же оружия, как у них. Нет, лучше, чем у них, ведь нас намного меньше!



— Как же научиться нам, делать пушки, или порох? Скажи, Неистовая Рысь?   — в отчаянии промолвил Сильный Удар.


- Об этом надо говорить долго и настойчиво! – властно  и  решительно произнёс Громов.


***

Облачённые в праздничные одеяния, вожди рассаживались возле костра. Красочные головные уборы из орлиных перьев, гордая осанка, величавые, плавные движения.


Расщепленный Дуб и Красное Облако расположились рядом. Встреча происходила на земле чейеннов. На правах хозяина Красное Облако  достал длинный, украшенный бахромой мешочек, вынул из него Священную Трубку Мира, затем смесь растёртых табачных листьев с корой пурпурной ивы, пропитанную, для облегчения горения, бизоньим жиром.
 


Медленно, с особой важностью, вождь набил трубку, тщательно примял табак, потом достал из костра уголёк и, не  спеша, закурил. Глубоко затянувшись, он поднял чубук вверх и    выпустил дым к небу, обращаясь к духам. Затем, устремив чубук вниз, он направил дым к земле, а потом на четыре стороны света — к четырем ветрам.



Проделав это, Красное Облако передал трубку Расщепленному Дубу, который в точности повторил церемониал. Так трубка переходила от одного вождя к другому, пока ритуал не совершил сидящий крайним справа шауни. Затем так же трубка последовала обратно, к чейеннам. Когда церемония закончилась, Красное Облако,   обратился к совету.



— Братья! Всегда за летом приходит осень. Листья опадают. Но весной они вновь украшают деревья. Олень ест траву и резвится в лугах. Медведь убивает оленя — его детям необходимо мясо. Старый и дряблый он умрёт и уйдёт в землю. Его соки дадут силу траве. Мир, окружающий нас, прекрасен. Мы можем только удивляться мудрости и величию Владыки Жизни.



Но пришла огромная беда, на наши земли надвигаются  англичане, чтобы уничтожить всё это. У них страшное оружие — ружья и пушки. Многие думают, что можно скрыться, спрятавшись от врагов далеко в горах. Это неправда. От них не будет спасения нигде. У нас только один путь, мы должны победить их.



Красное Облако опустился на землю, предложив выступить Расщепленному Дубу. Старый вождь поднялся. Он молчал, устремив взгляд в пустоту, печаль, и тоска покрывали усталое, изборождённое морщинами, лицо. Воспоминания о страшном побоище нахлынули волной.



Вождь подал знак, из круга вышел Сильный Удар. На обрыве небольшого утёса, нависающего над Извилистой рекой, на старом платане сидел ворон. Шауни  вскинул ружьё, прицелился, выстрелил. Пуля прошла навылет, птица камнем рухнула в воду.


 Воин в два прыжка оказался в челноке. Могучие удары весла погнали его навстречу течению. И вскоре   вожди  уже рассматривали тушку убитой птицы.
Расщепленный Дуб, дождавшись, когда все присутствующие осмотрят ворона, продолжил.



— Оружие белых людей с каждым годом становится совершеннее; ружья стреляют всё дальше и точнее, заряды пушек делаются  тяжелее. Не все вожди видели пушки, но те, кто  встречался с ними, знают их силу.


Солдаты строят на нашей земле крепость, большие корабли будут подниматься по реке от Соленой Воды.
Плантаторы уже завозят черных рабов, чтобы сеять хлопок и маис. Если мы не уйдём с нашей земли на запад, они грозятся убить нас всех. Они не хотят войны, хорошо понимая, что в лесах лишатся немало солдат.


 Мы не согласились уйти на закат солнца, но они готовы дать нашим вождям ружья за переселение на западный берег. Англичане трусы, они всегда надеются только на пушки и стены крепостей.   Объединившись, мы  сможем победить их.   Но   пока шауни должны признать силу британской армии.



Вожди злобно сжимали кулаки. Они  презирали  пришельцев: коварных, беспощадных, кровожадных. Они  ненавидели   пушки и ружья, корабли и крепости. Всё это разом навалилось на них, разрушая и уничтожая, казалось бы, незыблемый вечный  мир. Они хотели мстить подлым  койотам, кровь закипала в жилах.


— Пусть говорит Зоркий Сокол, —  Красное Облако обратился   к Расщепленному Дубу, — чейенны знают: молодому вождю есть, о чём сказать!



Текумсе поднялся, направив руку в сторону строящегося форта. На скулах играли желваки, глаза горели, ветер раздувал орлиные перья. От вождя исходила огромная сила и несгибаемая уверенность в победе.



— Среди колонистов полно людей, готовых за золото продать нам оружие. Их вожди   не только не хотят кровавого противостояния  с шауни, они не готовы к нему. И боятся непрерывной, изматывающей все силы борьбы.


Регулярная армия не смогла уничтожить нас, напав внезапно. Война, где каждый куст таит смерть, им совсем не нужна. Они согласились дать нам ружья и помочь переправиться через реку. Мы должны пугать их и оттягивать время ухода, а в удачный день напасть  первыми.



Один за другим поднимались вожди, их речи становились всё смелее и смелее. Многим уже казалось, что достаточно неожиданно ударить всеми силами, и солдаты побегут, бросая ружья.

 
Но мысли присутствующих охладил Твёрдое Сердце.
— Еще никогда краснокожим не удавалось одолеть ни один из белых народов. Проигравшим не оставалось места на земле. Британцы придут  на западный берег; раньше или позже. Мы не готовы воевать по их законам, но мы способны сражаться так, как не смогут солдаты.



 Кто бы ни начал первым, эта война будет длиться очень долго. Надо без всякой жалости убивать каждого, кто ступит на нашу землю. Когда враги поймут, что здесь их ждёт только смерть, они отступят. Но прежде, чем уйти, они не однажды попытаются  разгромить и уничтожить нас.



Пока вожди шауни будут вести переговоры о времени переселения, женщины и дети должны тайно уйти на земли чейеннов. Придётся поделить наше мясо на всех.


Когда женщины и дети  окажутся в безопасности, и мы добудем ружья, надо первыми напасть на форт. Если мы уничтожим крепость, бледнолицые  направят сюда огромную армию. И тогда каждый алгонкин  возьмёт в руки оружие, чтобы защитить свое жилище. Нам нужны ружья, много ружей.



- Братья! – снова слово взял Красное Облако, - не все белые люди одинаковы. Семь лет французы и англичане бились за земли краснокожих. Британия отняла у Франции Канаду, Испания – большую часть Луизианы.


   Французы  сейчас голодны, как никогда. На днях мы   разрешили им на наших землях поставить факторию для торговли.


Сколько раз белые люди в своих войнах использовали краснокожих  как солдат? И где сегодня наши алгонкинские братья, племена кри, наскапи, абенаки, массачусеты, поухатаны, могикане, делавары, оджибве?


Так пусть же бледнолицые столкнутся лбами! Французы продадут нам ружья, и мы ударим по англичанам. Я всё сказал. Хау!



Слова Красного Облака вызвали определённое недоумение. Но  жаркого спора не получилось. Сторонники изоляционизма в ночь, когда ушёл в Страну Духов Открытая Тропа, были сломлены не только духовно.


 Большинство же шауни, в особенности Текумсе, сразу поняли глубину расчёта Красного Облака. В конце концов, его замысел получил одобрение большинства вождей.
 


В эти  дни Платон, осознавая всю неустойчивость собственного положения, не рискнул, открыто повстречаться с Денисом Титовым. В тот час, когда Громов покинул шхуну «Удача», длительное расставание рассматривалось, как один из возможных вариантов развития событий. Поэтому Платон был спокоен.


* * *


Уинстон Гудмен был здоровым циником. Его критичный ум постоянно требовал пищи для анализа.



Королевский эмиссар удобно расположился в походном кресле в офицерской палатке и с особой тщательностью рассматривал, как солдаты, в достатке обеспеченные  новеньким плотницким инструментом, строили форт. Народа собралось много, дело спорилось.


«Всего лишь месяц назад в этих местах было пустынно, — размышлял Уинстон, — и редкий туземный охотник выслеживал оленя, или, отчаявшись добыть к обеду мяса, удовлетворял голод горстью ягод.


 И вот на глазах растёт крепость. Первоклассный форт, пристань, вокруг скоро раскинутся поля, фермы. Дикари уйдут на запад, пусть они там разбираются со своими проблемами. Форт Майттон станет оплотом цивилизации на границе».



«Дикари уйдут, — поймал себя  на слове агент, — а почему, собственно говоря, дикари?» Уинстон  вовсе не был фаталистом. Смысл фразы «на все воля божья» он воспринимал скорее как закономерность причинно-следственных связей. И не для аудитории поднимал тему: «Почему, всё-таки, алгонкины дикари, а британцы цивилизованный народ».


Найти решение в Священном Писании было невозможно. В трудах философов — тоже. А королевский эмиссар должен был уже следующим утром принять важное решение, и ответ на такой вопрос, ответ чёткий и однозначный вовсе не был бы лишним.



«Много ли в истории примеров, — задумался чиновник, — когда экспансия цивилизованных держав была остановлена дикими народами. Оказывались ли они в состоянии переломить ход событий».


Мысли роились, в голове прокручивались целые пласты исторических фактов. Гудмен не сомневался, что, с появлением огнестрельного оружия, везде и всюду доминируют те народы, которые такое оружие производят.



И даже более того. Речь должна идти не об оружии вообще, а о его техническом уровне. Уже мало иметь просто пушки. Они по скорострельности, дальности стрельбы и мощности заряда должны превосходить пушки противника.


«Появление в Европе нового поколения оружия в одной из стран — продолжал рассуждать Гудмен, — всегда приводит к тому, что в течение пяти, самое большее десяти лет, такое же оружие начинают производить другие страны. Это создает баланс сил. И ни одна война не ведет к катастрофе».



В Америке же ситуация складывалась совсем по-другому. Уже несколько столетий народы белой расы безостановочно уничтожали аборигенов, но ни одно из туземных племён  так и не смогло создать техническую базу для войн с захватчиками.


Технологическая отсталость местного населения нарастала, его окончательное  поражение, и вымирание являлось лишь вопросом времени.



Уинстон вспомнил глаза Расщепленного Дуба. А ведь старик оказался далеко не простаком! Гудмен был   чужд теории о зоологической неполноценности индейцев. Но факты — вещь упрямая.


«Чего же не хватает аборигенам? – Спрашивал себя эмиссар. - Смелости? Мужества? Отваги?» Эти размышления вызвали улыбку: он слишком хорошо знал,   как тянут жилы на  Столбе Пыток. Но  адская    боль    не заставит воина даже  застонать! Белые люди на такое не способны просто физически.



«Может быть краснокожим не достает смекалки, — подумал агент, — но тут же быстро отогнал и эту мысль». Как-то  вдруг снова заныло плечо. Старая рана всегда напоминала о себе при волнениях.
Засаду в лесу, в которую он попал, делали не глупцы.


«Так в чём же все-таки причина их огромного отставания», — Гудмен не мог четко сформулировать ответ и поэтому нервничал.



Он поднялся, вышел из палатки. Сотни человек, повинуясь единому ритму, делали одно большое дело.  Далеко за океаном, много лет назад была выдвинута  концепция освоения новых земель. После победы Великобритании в Семилетней войне был  разработан план овладения восточным побережьем Миссисипи. И вот  массы людей изо дня в день, отбросив свои мелкие проблемы и заботы, заняты воплощением в жизнь грандиозного проекта.



«Именно этого нет у туземцев, — осенило Гудмена, — они никогда не поймут, что им выгодно подчиняться вождю из чужого племени для достижения общих целей».



«Что чаще всего объединяло людей, позволяя им создавать великие цивилизации. — Дальше выстраивал концепцию чиновник. — Прежде всего, это мощная, всё охватывающая религиозная доктрина. Её место,  в принципе, может занимать идея построения могучей державы. Или установка на национальное и даже расовое превосходство.



Ничего этого индейцы не имеют. Верования дикарей примитивны, поддерживаются лишь устной традицией. Каждый жрец толкует их, сообразуясь с ситуацией. Догм, раз и навсегда записанных и возведенных в ранг закона, не существует.



При столкновении с  европейскими вероучениями суеверия рушатся, как карточный домик. Туземцы теряют даже такие зыбкие основы для борьбы. И сначала они поглощаются, а затем, как лишняя, ненужная часть, уничтожаются цивилизацией».



Гудмен широким, размеренным шагом шел по территории стройки, направляясь к реке. «Какое удачное место для пристани», — мелькнуло в голове. Невдалеке цепочка черных рабов направлялась от берега к форту. За спиной каждого был неимоверных размеров тюк.


«Мы привозим, чёрт знает, откуда вот этих, — с лёгким раздражением подумал агент, рассматривая невольников, — потому что краснокожие совсем неспособны работать. Да, это скверно».



Вдоль берега росла великолепная изумрудная трава. Звери, напуганные появлением людей, разбежались. И трава, еще не познавшая беспощадных рук косаря, буйствовала на напоённой осенними дождями земле.



Уинстон был в превосходном настроении. Всё очень удачно укладывалось в цепь его умозаключений: «При встрече шауни будут нагло  требовать   ружья и муку. И я дам им это. Разведка донесла, что встреча с вождями чейеннов состоялась. Шауни выселятся на западный берег. И оттуда начнут мстить. Правительство выделит войска, и армия окончательно ликвидирует дикарей.



 Шауни уходят — это главное. Все равно индейцы лишь отбросы истории. Если краснокожие останутся, они также обречены. Конечно, во втором случае погибнет какое-то количество поселенцев, солдат. Но ведь их несравнимо больше уничтожено за семь лет войны!


А моя   служебная карьера весьма зависит от успехов переселения. Никакие перипетии в глубинах Северной Америки не  повлияют на мощь   мировой империи, но могут очень существенно сказаться на положении  королевского эмиссара Гудмена!»
 


И он выбрал единственно правильный ход.