Анюта

— Вот так можно научить щенка давать лапу. — объяснял кинолог, сначала требуя выполнения команды, а затем передавая Альме лакомство. — хотя дама у вас с характером, и одной вам с ней будет сложно, ведь овчарки в принципе — сложная порода, они требуют большого внимания к себе. Что же сподвигло вас завести именно её, Анна Николаевна?


— Я... Всегда мечтала о ней. — Анна поправила выбившийся из причёски локон, а сама перенеслась в далёкие воспоминания.


Тогда она не была взрослой женщиной с хорошей работой и квартирой. Из омута памяти на Анну глянула маленькая девочка лет семи-восьми. Девочке было грустно. Очень грустно.


Анютка свернулась клубочком под казённым одеялом в клеточку. В свои восемь она прекрасно знала значение слова "казённый": это значило, что одеяло принадлежит не ей, Анюте, а детскому дому, в котором она живёт. Тут и игрушки казённые, поэтому одному в них играть нельзя, а надо делиться со всеми.


Анюта жила здесь с четырёх лет, и давно привыкла к здешним порядкам: рано утром — зарядка и умывание, потом завтрак, занятия, обед, тихий час. Она почти уже не помнила ту, другую жизнь, из которой её и младшего братика Ванечку забрали прямо сюда.


— А что вы сегодня ели, Аня? — расспрашивала её строгая тётя в костюме.


— Водичку.


— А вчера?

Аня подумала секунду и ответила честно:

— Водичку. Нам и позавчера её мамка давала, а Ванька плакал очень. Тётя, я картошки хочу. И хлебушка. А Ваньке молочка надо бы: он маленький, без него пропадет. Знаете, у Ваньки родинка на щеке есть, смешная такая, на сердечко похоже. Я братика очень люблю, хочу, чтобы у него все было хорошо.

Тётя внимательно посмотрела на Аню:


— Ну, вот что: скоро вы с Ваней будете жить в новом доме. Там у вас всё будет: и картошка, и хлебушек, и много всяких игрушек.


— И мамку с собой возьмём?


— Посмотрим. — уклончиво ответила тётя, отводя глаза.


— Возьмите, она хорошая, хоть и пьёт. — попросила Аня. Где-то глубоко в душе социального работника Ирины Викторовны дрогнула струнка: как эта малышка любит свою мать, несмотря на её пьянство!


Вскоре после того случая Аню и Ваню изъяли из семьи. Мать их, по обыкновению пьяная, орала, что детей не отдаст, и обзывала пришедших из опеки не литературными словами.

«Твари! Суки поганые! Это мои дети! М-мои, понятно вам?!» – сильно прокуренный, голос ее срывался. Вцепившись в руку дочери мертвой хваткой, мать исподлобья смотрела на Ирину Викторовну и еще двух чужаков. Аня не говорила ничего: язык у нее во рту словно бы окаменел. Единственное, что она помнила – это как до боли сжимала руку матери, а где-то на заднем плане плакал маленький Ванечка…

Подошла тетя, и осторожно высвободила руку Ани из руки родной матери. Запал у той уже прошел, и даже, кажется, глаза прояснились от алкогольного тумана: «На». – негромко произнесла женщина, передавая Ане потертого плюшевого пса – на память о мамке, и о родном доме. – немного погодя, добавила – Ваньку береги».

Больше мамка ничего не сказала, как будто смирилась с тем, что детей у нее отнимают. Аню и Ваню погрузили в большую машину, а потом долго-долго везли куда-то по длинной дороге. Анюта той дороги не помнила совсем. Помнила лишь, как ей было страшно, и как она прижимала к себе плюшевого пса…

В первые дни пребывания на новом месте Аню пытался обидеть мальчик постарше: он выхватил у нее из рук Мухтара и оторвал ему ухо. Анька, хоть и была маленькой, терпеть обиды не стала: изловчившись, она укусила мальчика за руку, да так, что кровь закапала из раны. Тот взревел медведем и уронил на пол свою добычу:
- Что здесь происходит? – на шум прибежала воспитательница.
- Она меня укусила. – тут же наябедничал мальчик, показывая на Анюту.

Анна в ответ не сказала ничего, только крепче прижала к себе пса, у которого теперь было всего одно ухо. Воспитательница разбираться не стала, и наказала новенькую по всей строгости: заперла в комнате одну до обеда.

Сидя в заточении, девочка изо всех сил старалась не плакать, но предатели-слезы все равно щипали глаза. Почему? Почему тетя-воспитательница так поступила? Ведь не прав-то был мальчик, а не она… Если бы не Мухтар, который по-прежнему был с ней, она бы, наверное, утонула в этих слезах, как в море. Никогда ей не забыть той пустой комнаты и чувства огромного Одиночества, против которого Аня – маленький беззащитный мышонок.


Сейчас, будучи восьмилетней, она тоже прижимала к себе Мухтара (Аня и сама не знала, почему так назвала его, и где услышала это имя). Ухо у него по-прежнему было одно, пришивать второе было некому, и все же Аня любила своего плюшевого друга. Все игрушки в детдоме были общими, и только Мухтар был ее, личным. Иногда ей даже казалось, что, если уткнуться в собаку носом – можно почувствовать запах дома и мамки. А может быть, она только думала так.
«Вот бы мамка пришла за мной, забрала бы домой меня и Ваньку. А дома нас ждала бы настоящая собака, вот такая, как Мухтар, но настоящая. Виляла бы хвостом и приносила нам мячик». – мечтала Аня, лежа в постели после отбоя в домике из одеяла.

Но сбыться этому было не суждено: как узнала потом Аня, мамку за пьянку лишили прав, а Ваньку забрали в новую семью. Сколько ни пыталась потом найти брата, успеха из этого не вышло. И все время в голове были слова мамки: «Ваньку береги…» – не уберегла, выходит... или, может, ему там лучше?

Сама же Аня с отличием окончила школу и институт. Вернувшись в родной поселок, узнала, что мамка уже лет десять, как от цирроза померла, а от дома ихнего ничего не осталось. Горько ей стало: все детство повидаться хотела, а теперь что же?...

С тяжелым сердцем Аня вернулась в город. Там, хоть и с трудом, но нашла работу по специальности, квартиру вот получила, а недавно еще и щенка взяла для души. Той самой породы, что был ее плюшевый пес…

- Анна Николаевна! – она тряхнула головой и вынырнула из омута воспоминаний. Кинолог внимательно смотрел на нее.
- А?
- Я говорю, в следующую среду приходите с Альмой на занятия. Я вам свой номер оставлю, если что, сразу звоните. – он протянул визитку. На ней красивым шрифтом было выведено: «Кинолог Иван Воробьев, номер телефона 8962…»

Аня взяла из его рук визитку, и вдруг кое-что бросилось ей в глаза: на щеке у Ивана красовалась родинка в форме сердечка.