Букинист

История, которую я хочу рассказать, случилась со мной совсем недавно и очень многое из того, что я запомнил благодаря ей, попытаюсь подробно описать.

Я сделал еще один глоток кофе и перелистнул огромную страницу Петербургской газеты за тот день, в который все это и произошло. Вокруг запахло типографией вперемешку с капучино. Этот специфический запах я очень любил. Он уносил меня в те далекие дали, когда я, будучи студентом Санкт-Петербургской академии ехал в метро от Приморской до Гостиного двора и каждое новое предложение новостной или культурной газеты запивал свежемолотым кофе. Теперь же я приезжаю сюда только в командировку по делам новых изданий (я работаю много лет в издательстве научной литературы в отделе рекламы пиар менеджером) или просто на выходные, чтобы со своими мыслями и свежей новостной газетой пройтись по местам студенческой юности. Сейчас же мне было немного за сорок и стоял я теплым зимним вечером в фойе Московского вокзала в ожидании своего поезда домой. В Москву. Мне хотелось скорее оказаться дома, ведь поезда я не любил. Не любил по одной простой причине. Каждый раз, когда я беру билет до того или иного города, то тайно надеюсь на классическую встречу и знакомство с очаровательной незнакомой женщиной в купе с вытекающими отсюда последствиями. Но мне всегда попадаются грузные пожилые мужчины, от которых пахнет пивом, котлетами вперемешку с дрянными носками.  Складывалось полное ощущение, что все эти годы со мной в купе туда и обратно ездил один и тот же человек. Все мои друзья и коллеги, смакуют историями о встречах в поездах прекрасных созданий, и напевают все как один строчки из «Попутчицы» - «Я на верхней полке, вы на нижней, я на небесах, вы на земле. Ах попутчица моя мы люди разные, от того и разговоры наши праздные…» Репродуктор объявлял один за одним поезда и что-то ностальгическое витало над снующими по вокзалу людям и только огромные страницы моей газеты периодически закрывали меня от этого суетливого мира. Объявили мой поезд и я направился к перрону. В мыслях о проделанной работе за эти дни в Питере я подошел к своему вагону, номера которого я так и не запомнил и протянул билет проводнице – молодой полной женщине лет тридцати в чистой железнодорожной форме, от которой пахло стиральным порошком. Она назвала номер моего места в купе, и я пошел в середину вагона. Дверь моего купе была открыта, и в нем уже сидел мой попутчик. Ну и конечно естественно он был пожилым седовласым мужчиной лет так семидесяти, что заставило меня откровенно улыбнуться и иронически поздороваться.
- Добрый вечер, - сказал я и положил свою сумку под нижнюю полку.
- Добрый вечер, - сказал он и посмотрел на меня своими выразительными карими глазами.

В отличии от всех моих прошлых попутчиков, этот был явно благородным, и, судя по стильной и яркой одежде (свитер его был известной и дорогой  марки, а шарф красиво и элегантно обвивающийся вокруг шеи, говорил о том, что он все же коренной Петербуржец или же представитель древнего Московского дворянского рода). Его седые и густые волосы были аккуратно уложены, и пахло от него дорогим парфюмом. Затем он помешал сахар в только что заваренном чае в граненном стакане на подставке и повернулся в сторону окна. Мимо купе проходили мужчины и женщины с сумками, саквояжами и шум поезда перед его отправлением был определенным ритуалом.

- Уважаемые пассажиры, провожающих просьба выйти из вагона, громко сказала наша проводница и через каких-нибудь три минуты наш поезд тронулся. Его постель  была уже расстелена, и я принялся стелить свою. Проводница, имя которой на бейджике я успел прочитать, - Алина, принесла мне чай, и теперь я в такт стука колес помешивал только что заваренный английский напиток. Я положил на стол Петербургскую газету и увидев это, попутчик поинтересовался.
- С вашего позволения, если вы не будете против, и не побрезгуете моими руками, позвольте полистать вашу газету. Я совсем не успел купить газету.
Меня удивил его бархатный, спокойный голос и стиль общения. Я протянул ему газету и улыбнувшись произнес
- Конечно!

А далее он проделал то, что меня окончательно убедило в том, что этот человек не из нашего века и не из прошлого, а вероятно века из ХIХ. Открыв свой потрепанный старомодный чемодан, который стоял возле него и был наполненный старыми книгами и газетами, взял от туда белые перчатки и с легкостью одел их на руки. После чего надел на нос серебряное пенсне и только после этого принялся листать мою газету и читать некоторые статьи в отделе политики, науки и культуры. Мне было просто интересно наблюдать за каждым его жестом, за тем, с какой бережливостью и уважением он перелистывает страницы самой обычной газеты. Как реагирует он  на те, или иные новости из газеты, периодически поправляя пенсне. Казалось, что все его движения были продуманы и носили осмысленный характер. Прочитав очередную новость, он отложил газету, и, сделав глоток чая, и посмотрев на меня, спросил, -
- А вы как относитесь к этому решению депутатов Законодательного собрания Санкт-Петербурга?

Я не сразу понял о чем речь, но когда на вокзале пробегал глазам и новости политики, то мне врезалась в память фраза о сокращении дотаций культурных учреждений или что-то в этом роде. Я не дочитал до конца эту статью, потому что на обороте была фотография из премьерного спектакля Большого драматического театра имени Георгия Александровича Товстоногова с моим студенческим другом Сергеем Галичем в главной роли. И про этот спектакль я читал подробно, а про некие дотации и прочее я просто пробежал мельком.
- Я прошу прощения, но я до конца не дочитал эту статью.
- И все же, почитайте, если будет время и желание. Речь идет о большом сокращении финансирования библиотек и культурно-просветительских центров. Это же гибель империи.

Его слова были лишены пафосных ноток, но было видно, что он искренно переживает за это.
- Я обязательно прочту. А вы работаете в библиотеке?
- Нет, я работаю в Букинистическом отделе книжного магазина. Я букинист.
- В Петербурге?
- Да, в лавке писателей на Невском. Но когда-то у меня был свой магазин на Литейном. Много лет. Но сейчас там бутик модной одежды.

Он с грустью посмотрел в окно. А я вспомнил, что когда учился в Питере, то захаживал в этот букинист на Литейном, и неоднократно покупал там редкие книги.
- Я помню этот магазин!
- Серьезно?
- Да! Когда я получал стипендию, то непременно спешил именно в ваш магазин и уходил от вас с несколькими экземплярами редких книг. Я помню, что однажды купил у вас театральную программку Московского Художественного театра с автографом Владимира Ивановича Немировича-Данченко. Так значит, это был ваш магазин?
- Да. Мне невероятно приятно, что вы помните мой букинист на Литейном. За кассой мог быть я, а могла быть и моя супруга. Мы работали и работаем вместе. Это наше маленькое дело. Какая приятная и удивительная встреча с почитателем моего магазина, который был мне очень дорог и я не сразу оправился, когда на его месте появился магазин модной одежды.
- Мне очень жаль.
- А вы живете и по сей день в Санкт-Петербурге?
- Нет, я живу в Москве и живу уже много лет.
- Москва удивительный город со своей великой историей, но все же я бы не смог оставить Петербург и переехать в какой либо другой город. Мне предлагали место в Париже и друзья даже организовали аренду помещения на углу улицы Пасси для моего букиниста, но все же Петербург не отпустил меня, чему я несказанно рад и дал возможность вернуться к своему делу, но уже в гостях. В лавке писателей, где и работаю по сей день своей супругой.

Далее он снова открыл старый и потрепанный временем чемодан, но не лишенный изысканности, и бережно достал оттуда рамку с черно-белой фотографией, на котором была изображена молодая женщина, и протянул ее мне.
- Это моя жена за четыре дня до нашей свадьбы. Тридцать пять лет назад.
- У вас прекрасный вкус. Она очень красива.
- Спасибо. Мне очень приятно и ценно это слышать. Я обязательно передам ей ваши слова и конечно ей, как и любой прекрасной женщине будет важно это слышать. Она действительно чудесна и хороша и даже в своем преклонном возрасте. Любимая женщина никогда не стареет.

Он также бережно и нежно положил рамку с фотографией обратно в свой чемодан.
- И все же, почему вы покинули Санкт-Петербург и переехали в Москву?
- Я скажу вам откровенно. Я не люблю Петербург. Не люблю потому, что здесь прошла моя молодость. Именно прошла. Не приостановилась, не задержалась, а именно прошла. Поэтому я не люблю Петербург. Я не люблю его вопреки тому, за что его любят все. Прошу прощения.
- Вам не за что извиняться. очень ценно что вы так искренно и смело говорите о нелюбви. Возможно, мне не хватило бы смелости признаться в нелюбви к чему бы то ни было. Но опустим этот разговор.

А далее он по доброму улыбнулся и достал маленькую бутылочку коньяка с именным названием.
- Вы желаете немного коньяку?
- Если только совсем немного.

Он достал серебряный рюмочный набор и извлек две стопочки, которые тут же наполнил и спросил.
- Как вас прикажете величать?

Я назвал свое имя.
- А вас?
- Меня зовут Виктор Константинович.

Мы чокнулись и выпили. Далее я рассказал о цели своей рабочей поездки в Петербург и после этого я спросил о том, куда он направляется и какие дела у него в Москве. Поезд тем временем окончательно набрав скорость отбивал ритмы моего сердца, которые, как мне казалось, попадали в такт стука колес.
- Все просто. Я еду в свою молодость под названием Моли.
- Моли? Это название станции?
- Нет. Это имя одной девушки. Сейчас ей почти столько же, сколько и мне, но для меня она навсегда останется девушкой по имени Моли.
- Она француженка, итальянка?
- Нет, она русская, хоть и училась когда то на переводчика немецкого языка, - она русская. Моли – это тайна. Тайна ее имени, отчества и фамилии. Свое родное имя она не очень любила. Маргарита. Не любила, потому что все связывали ее имя с именем Булгаковской героини, а она не любила этого. Поэтому я называл ее Моли, и никто не знал, что это значит. Это тайна была только наша. Маргарита Олеговна Ливанова. Из имени, отчества и фамилии я и придумал ей имя, которое было только наше.

Глаза его слегка увлажнились и он посмотрел как бы сквозь меня, задумавшись о чем-то дальнем и счастливом.
- Виктор Константинович, мне очень интересно узнать об этой девушке по имени Моли и что вас с ней связывало.

Он сделал глоток чая и начал свой рассказ.
- Это было очень давно. Так давно, что мне думается ваши родители еще не познакомились. Она седая уже наверное сейчас. Давно нянчит внуков и уже не помнит того юношу, который однажды, поздней осенью, надел ей на голову свою вязанную шапочку с бубончиком. Мы познакомились на улице. Было холодно, шел снег, а она такая миниатюрная, ничем не приметная девушка стояла на автобусной остановке и замерзала в ожидании автобуса. Где эта шапочка сейчас? На какой свалке жизни покоится или кого согревает в холодные и дождливые дни? С этой шапочки моей все и началось. Мы влюбились друг в друга так сильно, что это стало нашей тайной. Ведь любовь – это, прежде всего, тайна. Согласитесь, что эти два слова очень родственные. Любовь и тайна. Я не могу отделить их друг от друга и даже сейчас, когда я открываю вам, случайному попутчику страничку своей любви, я открываю тайну всей моей жизни. Сегодня в мире новых технологий все совсем по другому. Из социальных сетей я могу знать,  кто с кем встречается, кто на ком женат, кто на главной фотографии своей электронной страницы целуется со своим избранником и это видят все. Безусловно, что-то в этом есть прекрасное, но вместе с этим что-то теряется. Теряется нечто главное и то, что называется тайной. А если теряется тайна и остается одна любовь, которую видят и о которой знают все, то это уже что-то половинное. Ведь помните как у Чехова?

После этих слов он снова открыл свой волшебный чемоданчик и перебирая старые книги, нашел нужную и достал ее. «А.П. Чехов. Рассказы».
- Сейчас, одно мгновение.

Он бережно и аккуратно искал нужную главу, перелистывая страницы, и в купе запахло старым книжным магазином.
- Вот нашел. « У каждого человека под покровом тайны, как под покровом ночи, проходит его настоящая, самая интересная жизнь. Каждое личное существование держится на тайне и быть может, отчасти поэтому культурный человек так нервно хлопочет о том, чтобы уважалась личная тайна».

После этого он закрыл книгу и снова положил ее на то место в чемодане, откуда взял.
- Настоящая и самая интересная жизнь. Вот так было и у нас. Я не хочу долго рассказывать о нашем внезапном расставании, но как только тайна была разрушена, была разрушена и любовь. Я так и не смог разделить два этих понятия.
- А сколько вы были вместе, если можно так сказать?
- Трудно счастье измерить количеством лет. Ведь счастье не есть удачное сочетание каких-то внешних обстоятельств. Это просто состояние ума. Мы друг друга находили достаточно умными. От этого счастливыми.
- А после расставания вы сразу женились или долго переживали?

Он как-то грустно улыбнулся и снова налил коньячку по рюмкам.
- Эмоциональная боль длится двенадцать минут. Остальное просто самовнушение. Доказано учеными. Возможно, этим самовнушением я занимался еще очень долго, пока не встретил свою прекрасную жену.

Я предложил выпить за его супругу, и он с большой радостью согласился.
- Как интересно, - начал я после того как пригубил содержимое рюмки,  - Двадцать минут и остальное самовнушение.
- Да, но я представитель другого поколения. где все было гораздо медленнее, и от этого скорость жизни была еще больше. Я сейчас поясню абсурдность моих слов. Просто когда-то письма шли неделями, а не одну секунду. Также неделями и месяцами ждали ответа, поглядывая в пустой и грустный почтовый ящик. Когда-то в библиотеках были только бумажные книги, а в кинотеатрах не пахло попкорном. Ухаживая за девушкой, я раздевал ее мысленно и то, до самого сокровенного, - плеч. Ведь не было ничего более эротичного и прекрасного чем увидеть немного обнаженного плеча, а все остальное было также недоступно, как тайные отделы библиотеки Ватикана. Поэтому и моя боль после расставания с Моли переросла из двенадцати минут боли, в большое и многолетнее самовнушение, а уже затем трансформировалось в нечто трепетное и нежное, что наполняет мою жизнь и предает ей некий тайный смысл.
- И сейчас вы едете к Моли? Как вы ее нашли?

Он снова улыбнулся и поправил рукой свои седые волосы, как бы укладывая их за уши.
- Это она меня нашла.
- Сколько лет прошло?
- Почти сорок лет.
- Как она вас нашла? Где?
- В моем букинистическом отделе лавки писателей на Невском. Совсем недавно.
- Она случайно зашла и вы ее узнали?
- Нет. Ко мне просто поступила книга с моим пожеланием ей внутри. Когда-то сорок лет назад я подарил ей книгу. Сборник ее любимого Эдгара Алана По с моей подписью. Я помню, дурачился с ней и от имени великого поэта подписал ей эту книгу. И вот эта книга поступила в мой отдел.
- Боже, как интересно!
- Да. Дело в том, что я много лет занимаюсь тем, что собираю старые книги с пожеланием внутри за разные годы и потом публикую их в «Петербургской газете» в рубрике под названием «Букинист». У меня накопилось их несколько сотен. И вы не представляете, какое это прикосновение к истории тех или иных судеб проносящихся на страницах этих подписанных когда-то книг.

После этих слов, он снова открыл свой чемоданчик и, достал оттуда несколько старых книг и газет и протянул их мне.  Его неизменные белые перчатки лежали рядом, и он снова одел их и приоткрыл потрепанную временем книгу стихов Эдгара Алана По и показал пожелание написанное им же сорок лет назад и адресованное девушке по имени Моли. Девушке, которую он любил всю свою жизнь.
Я взял книгу и прочитал. «Дорогая моя Моли! Ты то самое счастье, которое как воробышек прилетел и сел на мою ладонь. Из миллиона ладоней, воробышек, который и есть мое счастье, выбрало именно мою ладонь. И ведь он скоро улетит. Это так все минутно. Я бы хотел согреть его, покормить, поговорить с ним, а значит и с тобой. А вдруг он не сразу уле… (далее потертое временем слово, неразборчиво) Я желаю тебе не улетать от меня так быстро и в подарок тебе мои стихи! Непременно ваш Эдгар Алан По».

- Когда я увидел эту книг, то было полное ощущение, что он снова прилетел. Воробышек. Он вернулся. Руки мои задрожали и дыхание участилось. Я немедленно узнал откуда поступила эта книга и кто ее принимал. Принимала ее моя любимая жена, а книга поступила из антикварно-букинистического отдела Московского дома книги. Далее я у своих коллег узнал, откуда им поступила эта книга и, узнав номер телефона того, кто ее сдал, я вышел на нужный мне след.

Далее он достал несколько потрепанных и свежих газет из своего чемодана с рубрикой «Букинист», которую он вел. Там были опубликованы самые разные пожелания за разные годы тем или иным дорогим и близким людям. Пока он продолжал свой рассказ, я пробегал глазами старые и самые разные пожелания. Вот например пожелание пятидесятилетней давности. «Анечка, даже если мы никогда не встретимся больше, я останусь для тебя в этой книге, и в каждой букве и в каждом предложении я буду напоминать тебе, что люблю тебя и берегу в своем сердце. Будь счастлива»! Город Лубны. Украина. Книга Джека Лондона «Сердца трех». Далее я открыл другое пожелание. Оно датированное тридцатилетней давности. «Васе Щипицыну на память о студенческих годах» Подпись неразборчива. Книга «Маленький принц» Экзюпери. А вот книга «Мосты округа Мэдиссон» Уоллера с пожеланием некой актрисе. «Янине И. Персонажу самых изящных снов моих и просто самой красивой актрисе Советского театра и кино на память от любящего Вас зрителя с седьмого ряда». Вот еще. «Лизе Марцевой с любовью за то чудо, что помню навсегда» . Книга «Жизнь взаймы» Ремарка. «Кристине П. с пожеланием радости в наших отношениях!». Книга пьес Чехова. Вот еще. « Нашей доброй маме в день ее юбилея с пожеланием здоровья и долгих лет жизни. Любим тебя. Твои Оля, Таня, Женя». Книга «Тихий Дон» Шолохова. Открывая каждую газету или книгу, я действительно погружался в историю пожелания, и было полное ощущение, что я непосредственно участник некой семейной и очень трогательной истории. Это действительно было непередаваемо. Передо мной пробегали имена, судьбы, пожелания, с фамилиями Индык, Симонян, Пиликовы, Архиповы, Бербенцовы, Тихомировы и прочее, прочее, прочее. Затем он достал книгу «Олимпийский калейдоскоп» Игоря Борисова. Внутри книги он прочитал мне.

« - Оленьке Е. с сюрпризом на семнадцатой странице…» Открываем семнадцатую страницу и читаем! « То, что я хочу подарить тебе, это не цветы. Ищи на странице пятьдесят». Открываем страницу пятьдесят. И что мы видим! « Ты почти у цели. А теперь открой последнюю страницу!». Открываем последнюю страницу. « Мишка и шарики у тебя в почтовом ящике!» Вот так.

- Что бы это значило, - спросил я.
- Смею предположить, что этот незнакомец для своей любимой нашел того самого олимпийского мишку и те остатки шариков на которых он улетал. Ведь он же исчез и никто не мог его найти потом. Но он же куда-то приземлился. И судя по всему, этот романтик задался целью его найти и подарить своей любимой.
- Боже, как интересно!
- Я очень люблю свою работу. Ведь книга – это возможность сохранить чувства людей во времени. А у меня этих чувств очень много.
- Вы настоящий хранитель чувств.
- Мне приятно это слышать. Так меня никто не называл, но возможно вы правы. Вы знаете, писательство это своеобразная борьба со смертью. Я пытаюсь делать так, чтобы…

На этих словах в купе постучались.
- Пожалуйста, - спокойно ответил он, и дверь приоткрыла наша проводница. Она оглядела нас и внимательно изучила содержимое приоткрытого чемодана.
- Чаю еще желаете?
- Спасибо, желаем. Будьте добры, два черных, - сказал мой загадочный попутчик, и пока проводница ушла за чаем, он продолжил свою мысль.
- Писательство – это борьба со смертью. Я пытаюсь увековечить то, что в жизни исчезает с невероятной быстротой. Это любовь и чувства. Я стараюсь это сохранить. Если бы я не занимался тем, чем занимаюсь, не коллекционировал бы чувства сквозь время, то наверное бы умер.

Вскоре проводница принесла чай и вдруг поезд резко затормозил. Чай немного пролился на стол, и мы быстро стали убирать газеты и книга со стола, которые немного оказались в эпицентре чайного затопления. Вскоре поезд тронулся и мы снова вернулись в ритм его стука колес.
- Так вы сейчас едете к Моли по конкретному адресу? – спросил я.
- Да. Я позвонил по номеру телефона, который был указан при сдаче книги в антикварно-букинистический отдел Московского дома книги и мне ответил мужской и бодрый голос. Он сказал, что книгу стихов Эдгара Алана По, как, впрочем, и всю библиотеку они продали в букинист дома книги на Новом Арбате. Я поинтересовался, с какой целью они избавились от библиотеки в ожидании услышать страшную новость, но все оказалось гораздо прозаичнее. У хозяйки библиотеки, то есть у Моли, ужасная аллергия образовалась на старые книги и книжную пыль. Мы прекрасно знаем, какие прекрасные ощущения может вызвать настоящая книга в руках, как можно наслаждаться ее запахом и получать удовольствие от чтения. Но на самом деле существуют люди, которых подобная перспектива совершенно не прельщает. Имеется виду такое заболевание, как аллергия на книжную пыль. Симптомы, которые наиболее распространены в таком случае – это слезоточивость и выделение из носа – подобным аллергики обеспечены на протяжении всего времени чтения книги. Такая проблема возникает из-за того, что на страницах образуется невидимая для невооруженного глаза плесень, которая и является виновницей всех аллергических симптомов. Отчасти именно поэтому в последнее время настолько популярны стали электронные книги.

- А кто был этот молодой человек, что с вами разговаривал? И кем вы представились, - спросил я, все больше погружаясь в эту интересную и такую необычную историю большой любви.
- Я представился букинистом собирающий коллекцию с автографами и что буду по делам работы в Москве и с радостью бы приобрел за приличную сумму еще какие-нибудь книги из их библиотеки, которая еще не вся была продана в букинисты Москвы. Также из разговора я узнал, что мужчина этот сын хозяйки библиотеки и что живет она одна после смерти мужа.

Мурашки пробежали по моему телу. Я думал о том, какой счастливый человек Виктор Константинович. Он едет увидеть свою Моли через сорок лет после расставания.
- А как вы планируете встречу с ней?
- Никак не планирую. Просто хочу увидеть ее. Вдохнуть запах ее, мысленно поцеловать ее в губы, как поцеловал при нашей последней встречи сорок лет назад двадцать седьмого июня. Взять ее руку и прикоснуться губами к ней. Снова вручить ей книгу стихов Эдгара Алана По и уехать обратно. Больше ничего. У меня своя семья в Петербурге и я очень люблю свою жену, но Моли – это больше чем любовь. Это судьба моя. Но не в понимании общем этого слова. Ведь что такое судьба? Мы вместе проживаем целые жизни в любви и заботе, но это ведь любовь и забота. Но не судьба. Мне так думается, и конечно я могу ошибаться. Многие пары вместе от того что просто родились в одно время и оказались в нужное время и нужном месте и поженились. И многие ведь уверены что эта их любовь – предзнаменование всей жизни и судьба. Мне думается это не так и простите, если моя мысль не соответствует вашим убеждениям.  А вдруг то что является вашей судьбой, продолжение души вашей, вдруг эта женщина умерла несколько веков назад или родится через тысячу лет. Может ваша судьба это Наташа Гончарова или Маша Лопухина с известной картины. Или может ваша судьба живет где-нибудь в Буэнос-Айресе, и вы никогда не встретитесь. С Моли у меня все иначе. Это продолжение моих мыслей и ощущений. Моли – это мое созерцание истины. А я ее продолжение. И ее созерцание. Понимаете? И мне абсолютно не важно, что ей сейчас много лет. Страсть, как и любовь уже прошли давно, и появилось слова судьба, которая и включает в себя понимание любви, но в наивысшем понимании этого слова. И я не собираюсь быть возле нее больше чем бы мне хотелось, ведь счастье уже случилось. Я живу в одно время с ней. Дышу одним воздухом с ней. И прожил свою жизнь, зная, что мы родились в одно время и в мыслях все эти годы были вместе. Для судьбы это один случай на миллион.

Мы снова выпили коньяку, и запили его сладким чаем. Потом мы еще немного поговорили и стали ложиться спать. Прежде чем он уснул, он сказал фразу, которая казалось такой простой и тривиальной, но до сих пор она у меня звучит его голосом в моей голове.
- Не отходи далеко от поезда, или он уйдет без тебя.

Мой попутчик уснул, а я вышел из купе и в одиночестве стоял и смотрел в окно поезда на мелькающие путевые фонарики и думал о Моли. О том, что можно всю жизнь прожить с любимым, родным, но не своим человеком и осознав это не смириться с этим, не расстроиться глубоко, а продолжать любить того, кто рядом и идти к тому, кто должен быть рядом. Чтобы пройти тысячи миль, нужно однажды сделать первый шаг. Шаг не в прошлое, нет, а именно в настоящее, которое и станет твоим будущим. Ведь прошлое – это судья для будущего. Передо мной пролетали истории моей жизни, самые разные и невероятные и все как будто сейчас, в эту минуту, стоя у своего купе и смотря вдаль – все как то показалось таким обычным и простым. А может так и должно быть. Обычно и простою История с Моли меня заставила задуматься о чем-то важном и необходимом мне в жизни. В чем я хочу нуждаться. Нуждаться также, как нуждается мой попутчик. Ведь надо научиться жить, ведь если умеешь жить, то одной жизни вполне достаточно. Кто-то вышел из соседнего купе и спросил у меня зарядку для Nokia, но у меня было такой зарядки и телефон был другой марки и мне показалось, что своему соседу по купе я ответил не только тем, что у меня нет зарядки, но, и по-моему, я сказал:
- Делитесь счастьем. Ведь так все просто. Обиженные пытаются обидеть, а счастливые осчастливить.  Ведь только счастливый может осчастливить тех, кто рядом.

А может я это подумал. Да, скорее всего я это просто подумал. Еще немного постояв на проходе, я вернулся на свое место. Виктор Константинович уже спал, и было полное ощущение, что я вошел не в купе, а в его букинистический магазин. На столе лежали несколько его книг, внизу старый чемодан, а в самом купе пахло старыми книгами, чаем и коньяком. Было полное ощущение, что я персонаж какой-нибудь старой книги моего букиниста и подписана эта его книга, молодой рукой, книга самой прекрасной, волшебной и чудесной девушке много лет назад. Уснул я быстро, и снилось мне что-то хорошее. Я проснулся от звонкого голоса нашей проводницы по имени Алина.
- Мужчина, все уже вышли, вы последний!
- Как последний, - спросил я и огляделся по сторонам.

В купе была гладко застелена постель моего попутчика, и пахло чаем. Возле меня на столе стоял стакан с крепко заваренным чаем.
- Я не понял, уже Москва?
- Уже пятнадцать минут как Москва.

Я быстро стал собираться и застилать постель.
- Ах, оставьте, - сказала проводница и улыбнулась.
- Спасибо! Всего вам доброго.

Я шел по перрону Ленинградского вокзала и вспоминал всю прошлую ночь. В голове у меня звучал стук колес, какая-то приятная музыка, голос Виктора Константиновича и я представлял Моли. И ту Моли, что была в его молодости и эту Моли, к которой он ехал. Мы обменялись с ним номерами телефонов, и я должен был ему на следующий день позвонить. Мы обещались перед его отъездом из Москвы встретиться, попить вместе кофе и узнать чем закончилась его встреча с Моли. Я очень ждал завтрашнего дня и нашей встречи.

В Москве я с головой окунулся в работу и только на следующий день, вечером, решился набрать моего попутчика и узнать о встрече. Я набирал его несколько раз, но он не отвечал. Я думал, не случилось ли что и продолжать звонить с часовыми интервалами. И только на пятый или шестой раз он ответил.
- Я уже стал волноваться, вы не отвечаете. У вас все в порядке? Вы встретились с Моли?
- Да. Я с ней сейчас. Как у вас дела? Как ваше настроение? Сегодня отличный день, не правда ли?
- Да, хороший. Скажите, вы когда обратно в Петербург? Я бы с радостью встретился с вами перед вашим отъездом.
- Дело в том, что мне придется задержаться в Москве. Моли нуждается в моем присутствии и даже ни сколько в присутствии, сколько в моей помощи. Она не всегда чувствует себя хорошо. Я при встрече вам расскажу.
- Когда мне вам позвонить?
- Позвольте, я сам позвоню вам перед отъездом. Я точно не знаю когда уеду, но знаю лишь то, что обязательно буду приезжать к Моли. Возможно даже с супругой. Она сама вызвалась по телефону помочь мне с этим. Но все при встрече. Чудесного вам вечера и прекрасного дня завтра.
- Я просто думаю об этой истории и очень жду встречи.
- Неспокойный ум означает бессонную ночь, а вам надо высыпаться, впрочем, как и всем нам.

Я действительно долго не мог уснуть и думал о том, чем же все-таки больна Моли и почему он решил задержаться в Москве и даже все рассказать своей жене. Его голос был бархатным и спокойным, он внушал что-то надежное. Уснул я под утро, и не снилось мне ничего, а может и снилось, но я не помню. На работе я снова погружался во что-то обычное и очень даже тривиальное как мне казалось. Пустые разговоры, не нужные флирты, дежурные улыбки и прочая ерунда, с которой я сталкиваюсь вот уже много лет на своей работе. И только где-то через неделю звонок Виктора Константиновича вернул меня в мой тайный и никому не знакомый таинственный мир глубокой и большой любви. Виктор Константинович предлагал встретиться на следующий день в кафе перед своим отъездом в Питер. Мы условились в девятнадцать ноль ноль встретиться в «Рюмочной» на Большой Никитской 22, где всегда было очень уютно. Вечером следующего дня шел крупный снег и на редкость вовсе не таял. Приятно ощущать, как подошва туфлей соприкасается о только что выпавший снег и симфония этого удивительного и любимого мной звука придавала этому вечеру свой шарм напоминавшей мне что-то дальнее и очень знакомое. Виктор Константинович пришел раньше меня. И когда я вошел в «Рюмочную» и китайский колокольчик известил об этом всех тех кто там находился, он сразу встал со своего стула и поприветствовал меня. Он занял столик у окна и возле него стоял крепкий чай, чей аромат ворвался в мой мир снежного карнавала. Рядом сидели несколько мужчин и женщин, выпивали и что-то обсуждали. Еле слышно веселился сам с собой телевизор, продавец у стойки измерял зашедшему мужчине граммы водки, а его шапка была вся белой от снега. Атмосфера была приятной. Я повесил кожанку на  вешалку и сел напротив букиниста. Он заказал чаю на двоих, и пока я усаживался, он разлил кипяток с заваркой по чашкам, и спросил
- Как вам погода? Мне кажется, весьма приятная.
- Да, для Москвы такая погода редкость.
- Для моего Петербурга тоже. Очень надеюсь, что это добрая примета. Как ваши успехи на работе?
- Да как-то ничего такого, о чем можно было бы рассказать. Во сколько у вас поезд?
- В двадцать три часа. У нас с вами есть немного времени.
- Виктор Константинович, расскажите! Как прошла ваша встреча с Моли?

Возникла пауза. Кто-то громко сказал собеседнику за столиком напротив, ну а Виктор Константинович как будто и не слышал этого. Он посмотрел куда-то в сторону, потом в окно.
- Это добрая примета.
- Что именно?
- Снег. Была такая композиция у Микаэла Таривердиева «Снег над Ленинградом». Известна по фильму Эльдара Рязанова «Ирония судьбы или с легким паром». Что-то есть доброе и в то же время грустное во всем этом. Снег над Москвой. Снег над Ленинградом. Если снежинка влюбится в снежинку, то получается снежок. Когда я вижу, как дети играют в снежки, то обязательно настроение мое поднимается. Ведь в этом есть что-то жизнеутверждающее. Встреча с Моли прошла прекрасна. Наверное, еще прекраснее, чем я себе представлял. Она намного лучше и чудеснее для меня сейчас чем тогда. И не потому, что она стала красивее выглядеть чем тогда и стала вдруг сексуальнее и привлекательнее. Нет. Она просто стала нуждаться во мне. С первого взгляда, с первого слова, с первого жеста, с первого приветствия она стала нуждаться во мне. У нее давно возникли некоторые проблемы со здоровьем, и она не может самостоятельно передвигаться по квартире, готовить себе есть, и ходить в туалет. Сначала я вспоминал ту Моли, ту сексапильную, странную, талантливую, любимую мою девушку, которую лишь однажды поцеловал, которую хотел любить. Любить это чудо, в котором сочетались красота, талант, ум и молодость. Ту Моли, которая непременно уходила от меня и каждый раз в мечтах возвращалась и вовсе не потому уходила, что не было любви, а потому что она была. Но тут все это как рукой сняло. Я больше не любил ту Моли. Ту, которая была молода и красива, и та, которая убежала к художнику, и которая любила меня как ребенок при муже-отце. Я полюбил эту Моли. Эту, настоящую. Которая нуждается во мне, которая  потеряв молодость, обрела странную старость и даже не совсем старость. Ведь любимая женщина никогда не стареет. Любимый возраст самой женщины, зависит от любимого мужчины, и она тоже полюбила этот свой возраст. Она младше меня лет на десять, по-моему, но она очень больна. Я стало водить ее в туалет, мыть ее, готовить ей, а вечерами перед сном читать ей привезенные с собой книги. Просто читал вслух все то, что я привез с собой. Сначала прочитаю пожелание в начале книги, потом придумаю историю человека подписавшего ее и историю того, кому было адресовано послание, а уж потом и саму книгу. И только тогда она безболезненно засыпала с улыбкой на лице и держала свою руку в моей. Я смотрел на ее морщинистое лицо и понимал, что именно эту женщину я люблю больше всех на свете и что для нее я готов родиться еще раз, встретиться, расстаться в молодости, чтобы однажды все-таки стать нужной ей. Это странное и доселе незнакомое мне чувство, но я полюбил ее еще сильнее и теперь не представляю свою жизнь без нее.

В рюмочную кто-то входил, выходил, звенел этот китайский колокольчик, а наш стол, благодаря моему собеседнику был защищен от этой суетливой и порой громкой жизни. Защищен невероятной любовью и всем тем, что называется вечностью в любви. Мы заказали еще чаю и пятьдесят граммов коньяка. Снег продолжал падать с неба и от этой истории, букиниста и Моли, у меня было ощущение, что это небо падает на снег. Выпив по рюмочке коньяка и продолжая пить чай, он продолжил:
- Я позвонил своей любимой супруге и рассказал причину своей задержки, и конечно она сама просила меня приглядеть за Моли. Конечно, у нее были родственники. Сын и внуки, но у них были свои семьи, своя жизнь. Каждый вечер этих двух недель, я ходил в магазины и аптеки, водил ее в больницу, дома мыл ее, готовил и укладывал ее на кровать и начинал читать. Она больше всего этого ждала. Ждала волшебного вечера, когда мы обретали невероятный смысл бытия человеческого и путешествовали во времени. Как-то она спросила, а что было бы, если бы тогда, сорок лет назад, она не ушла бы к этому художнику и осталась со мной, то чтобы было  бы? Какая была бы жизнь тогда? И я стал придумывать жизнь, которой не было, и быть не могло. Что было бы, если бы стали вдруг вместе мы. Каждый вечер мы фантазировали наши переезды по миру, наши совместные работы и места на этой земле, где бы мы обязательно сорились. Порой смеялись так сильно и до слез, что мне становилось не по себе от того, что ей больно это делать, но все же это делало ее счастливой.

На стене висела пожелтевшая копия картины Левитана «Над вечным покоем», мой взгляд остановился на ней и на какое-то время я услышал тихий-тихий шум реки.
- А когда вы обратно в Москву?
- Сейчас за Моли присмотрит ее сын, который уже убедился в абсолютной бескорыстности моего нахождения с ней и даже очень просил чаще приезжать, ведь от этого как он мне сказал, она становится намного счастливее. Но эта история имеет одну невероятную тайну.

Он замолчал, и глаза его увлажнились. Затем он посмотрел в сторону Левитана и повторил еще по пятьдесят граммов коньяка с лимоном.
- Какая тайна?
- Женщина, за которой я сейчас ухаживаю, и буду приезжать, и ухаживать не Моли.
- Не понимаю вас.
- Я узнал об этом вечером первого же дня. Книга Эдгара Алана По, которая и привела меня к ней, попала в эту семью абсолютно случайно. Это долгая история как, но так случилось, что у этой прекрасной женщины тоже была похожая история в молодости на мою историю. Впрочем, у всех в молодости истории похожие и она уверена что я, - это тот мужчина, который когда-то был с ней близок, а потом она исчезла от него, встретив будущего мужа. Сын рассказал подробную биографию своей мамы и очень просил не раскрывать ей этой тайны.

От услышанного, чайная ложка, которую я держал в руке, упала, и я не стал за ней подниматься.
- Но я все равно полюбил эту женщину и полюбил ведь я ее, благодаря моей любимой Моли, которую когда-то сорок лет назад я встретил, и она сделала меня счастливым тем, что прикоснулась к моим губам и пообещала любить меня всю жизнь, пока она продолжается. Где она сейчас, я так и не знаю и наверное уже никогда не узнаю. Ведь эта моя любовь к ней дала возможность быть счастливой этой прекрасной женщине, которая тяжело больна, и нуждается в любви. А значит, никуда любовь не исчезает, и не просто не исчезает, а обретает черты реальности, странной, абсурдной, но в то же время прекрасной, ибо несет в себе силу любви.

Мы еще долго о чем-то говорили, о ней, об этой странной и такой невероятной истории и все это время я думал о том, как одна случайная и ни к чему не обязывающая встреча, однажды может сотворить чудо и это обыкновенное чудо называется просто любовью. Мы обещались встретиться в следующий его приезд, и после еще рюмки коньяка и двух стаканов чая, мы поехали на Ленинградский вокзал, где я посадив Виктора Константиновича в поезд, пошел гулять по заснеженной и такой прекрасной Москве, которую я очень любил и, всматриваясь в огни московских окон, я представлял, что за одним из этих окон, живет та самая, настоящая Моли и которая не догадывается и никогда не узнает, на что может быть способна сила любви к ней одного случайного мужчины в ее жизни через десятки лет.


К О Н Е Ц
16 июня 2017 год