Время собирать камни, роман-фантастика

ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ
(фантазия на тему параллельных однополярных миров и сотворения мира)

ПРОЛОГ

Огромный красный шар надвигался сверху, долбил и разрывал его мозг.
Человек видел «захватчика» так ясно, будто мог заглянуть внутрь черепной коробки.
Где-то снизу, в недрах измученных болью клеток, зародилось маленькое зеленое пятнышко. Оно росло с каждым мгновеньем и вскоре превратилось в другой шар - яркого изумрудного цвета.
 
Зеленый гигант устремился навстречу кровавому первому. Они схлестнулись в жестокой схватке ровно посередине - между двумя полушариями, и в агонии рассыпались на части, образуя множество мелких осколков.
 
Одновременно желтый квадрат вдруг возник ниоткуда, атаковал и поверг в бегство зеленую армию. Красные – заметались и тоже отступили под натиском желтых.
 
Армада неожиданно появившихся синих треугольников сейчас же заполнила пустующее пространство.
Разноцветные геометрические фигуры выстраивались в одну линию, как на параде планет, перемещались по спирали и приближались к центру, создавая причудливую мозаику.
 
Неведомые силы сталкивали и разгоняли их вновь, яростно перемешивая краски и порождая все новые и новые формы фигур. Разноцветных шаров и причудливых кристаллов появилось уже так много, что они слились в единую серую массу, которая постепенно темнела, темнела, пока не стала совсем черной.
 
ОН больше ничего не видел. Ярость и отчаяние охватили все участки мозга.
Внезапно яркие краски вновь проступили в темноте и завертелись в безумном хороводе. Карусель вращалась с неимоверной скоростью, теряя сочные цвета, до тех пор, пока белая пелена не застлала глаза.
 
Лишь крошечный фиолетовый огонек пульсировал в замутненном сознании. ОН мысленно протянул ладони к спасительной искре, и пламя вспыхнуло тысячами ярких разноцветных огней, посылая импульсы его сердцу. Оно забилось чаще и чаще. Пальцы начали шевелиться.
 
ОН открыл глаза и с удивлением оглянулся вокруг. Жив, жив. Все-таки жив. Красный, зеленый, желтый, синий… Над белым солнцем пустыни сияла радуга.
Глядя на нее, измученный человек теперь почти наверняка знал, что нужно выбрать...

 
Глава 1.
«Огненная земля»


Бородатый Эд проснулся рано. В темной пещере невозможно было разобрать, наступило ли долгожданное утро, или продолжается беспроглядная ночь. Судя по трубным звукам мощного храпа, раздававшимся и слева, и справа, была еще ночь. Он стряхнул с себя остатки сна и резко встал, выпрямившись во весь рост.

Свод в углу жилища был низкий. Забыв об этом спросонья, дикарь больно ударился головой и грязно выругался. Громкие проклятья разбудили спящих. Потирая ушибленное место и продолжая сквернословить, он стал напролом пробираться к выходу.
Под ногами раздался хруст чьих-то раздробленных пальцев, на которые бородач наступил в потемках. В то же мгновенье послышался чей-то душераздирающий вопль, но Эд уже успел покинуть жилище, и камень, с яростью брошенный вслед, не достиг цели.

Снаружи было светлее. Глаза различали силуэты деревьев на фоне длинной скалистой гряды. Туда, к огненно-красному горному массиву Флэймия, бородач и начал свой путь.
 
Первые шаги дались ему легко. Но через версту лес заметно стал густеть, и дикарю приходилось продираться сквозь жесткие ветви и сучья, оставлявшие глубокие порезы на руках и ногах.
 
Каждый раз, когда острый шип или сук впивался в кожу, Эд изрыгал истошные крики и бросался на «виновника» с кулаками, словно это был живой противник. Дикарь молотил по стволам что было силы, желая отомстить за причиненную боль.

Бессмысленная «война» с деревьями изрядно его измотала и отняла немало драгоценного времени. Он рассчитывал добраться до заветной скалы до рассвета, но все еще продолжал мутузить кряжистый пень, когда первые лучи солнца проникли в чащу.

Они заскользили по бурым стволам и ветвям, лишенных листьев или других признаков, позволяющих отличить настоящее дерево от толстой, воткнутой в землю палки с длинными колючками.
Предрассветный огонь окрасил малиновым светом кромки ночных облаков, прорезал их красными полосами, забрался в самое нутро, где окончательно разбушевался, озаряя небо грозными всполохами. Там, наверху, тоже происходила борьба...
 
Наконец, из-за выжженного края скалистых гор показался огромный огненный диск.
Солнце высветило картину недавнего «сражения» на земле – поваленные трухлявые деревья, обломанные сучья и кровавые отметины на теле дикаря.
Эд осмотрел раны, которые уже начали саднить, и разозлился. Столько сил потрачено зря на схватку с несуществующими чудовищами. Пропади они пропадом. Он нанес последний удар по ни в чем неповинной коряге, торчавшей прямо под ногами, и поспешно отправился дальше.

Теперь, при дневном свете, идти стало легче. Вскоре и частокол из деревьев закончился. Эд старался шагать широко и размеренно, но не слишком быстро.
У подножья двуглавой горы он остановился, чтобы перевести дыхание.

Солнце внезапно исчезло за грядой, будто зацепилось за один из остроконечных пиков, затем опустилось вниз и застряло в расселине между горбами. Эд погрозил в сторону исчезнувшего светила кулаком. А оно, словно испугавшись угроз, снова неожиданно вынырнуло.

В косых лучах солнца скалы выглядели зловеще. Впереди виднелись громадные глыбы, зияли темные проломы, окруженные застывшей пеной расплавленных камней. Своим видом они напоминали огромные язвы. Валуны были затянуты шершавой потрескавшейся лавой, будто кем-то изъеденной. Казалось, что все здесь было нарочно изуродовано неведомой злой силой.
Дикарь невольно содрогнулся. Но отступать было нельзя. Он никогда сдавался. Ведь даже само солнце только что подчинилось его мысленному приказу. А тут, подумаешь, груда каких-то камней.
Впереди маячили уже заветные красные конусы, но еще предстояла целая череда опасных спусков и подъемов.

Эд присел на узком краешке выщербленного уступа, сунул ногу в каменистый проем и бесстрашно глянул вниз. Отвесные скалы торчали из котловины, как голые ребра гигантского динозавра. Однако он отважно шагнул вперед и начал спуск «рыбкой», безрассудно вытянув руки перед собой. Возможность разбить голову или свернуть шею его ничуть не смущала.
 
Вскоре костяшки пальцев покрылись засохшей кровью, а на лбу красовалась большая шишка. Дикарь притормозил, осмотрел содранные до мяса ладони и сменил способ передвижения.
Какое-то время он пытался перемещаться прямо на «задней точке», одновременно притормаживая и цепляясь ногами о камни. И его ухарские покрикивания - ого-го и эге-ге отдавались гулким эхом в горах. Эх, жаль, что никто не видит, как ему покоряются горы.
 
Потом Эд неуклюже сползал на животе ногами вниз, отчего короткие штаны, сделанные накануне из шкуры убитого животного, превратились в лоскутья. Из-за въевшейся рыжей грязи лохмотья по цвету уже ничем не отличались от скальной породы.
Дальше съезжать было невозможно, пришлось двигаться боком. Отважный бородач беспечно ступал вдоль края глубокой пропасти, от одного вида которой у любого из соплеменников могла закружиться голова. Однако опасность его не пугала, скорее забавляла и горячила кровь.

Вскоре дикарь добрался до извилистого русла обмелевшей реки. Где-то совсем рядом слышался шум ручья. Временами он то ослабевал, то пробивался громче. Но обнаружить источник воды так и не удалось. А пить хотелось ужасно.
 
Дорога по плоскому дну высохшего потока была относительно ровной и шла слегка под уклон. Постепенно Эд забыл о жажде, втянулся в ходьбу, машинально переступая с камня на камень, и перепрыгивая через расселины.
 
Так он дошел до самой широкой части ущелья, переходящего в большую ложбину. Впадину окружали крутые склоны со скудной редкой растительностью.

Эта странная местность была дикарю уже хорошо знакома. Здесь гнездились по одиночке очень странные сухие кусты с остроконечными шипами, похожими на заточенные стрелы. Кое-где они вырастали прямо из скальных трещин. Эд никогда не мог понять, откуда берется влага для питания торчащих наружу корней и колючих веток.
 
Вместо шелеста кустарники на ветру издавали неприятный скрежет, словно пугали своим устрашающим оружием. От этого монотонного шуршания и треска противно кололо в ушах. Дикарь поскреб обломанным ногтем по кончику своего копья, потом притронулся к воинственному отростку. Шип оказался острее, и кровь мгновенно хлынула из порезанного пальца.
 
Эд и ранее неоднократно проделывал подобное «испытание» и из раза в раз удивлялся колючести живого оружия. Он опять рассердился, но воевать со стреловидным кустом, как недавно с деревьями, не стал. Время было слишком дорого, да и глупо тратить силы впустую. К тому же, режущая растительность постепенно сдавала свои позиции, и вымирала без боя под лучами палящего солнца.

По пологому склону шагать стало веселее. Злость прошла, и дикарь даже начал потихоньку посвистывать себе под нос.
 
В низине воздух был более влажным, что указывало на скорое появление воды. И спустя какое-то время послышалось журчанье сбегающих с гор ручьев. Эд едва не поскользнулся на мокром камне, а потом угодил ногой в прогалину, заполненную тягучим илом, где он ненадолго завяз, чертыхаясь. Кое-как отчистившись от глины, он вновь поспешил.

Теперь на смену сухостою пришли шишковатые кустарники, покрытые толстым слоем рыжего налета. Вероятно, ветер нанес его со скал. Из-за отсутствия листьев вид у них был тоже безжизненный. Мясистые прутья заканчивались широкими разлапистыми утолщениями, за что Эд прозвал их «тупоконечниками».
 
Они тянулись сплошными зарослями до самого дна ущелья, где сочились струйки мутной бурой воды. Тут ветви, насосавшиеся влаги, были еще жирнее. Раздувшиеся наросты облепляли прутья и свисали гроздьями. Эд обломил один пузырь – в ответ в лицо брызнула струйка красного сока, похожего на кровь.
 
Дикарь наклонился к ручью, брезгливо смыл противно пахнущую жидкость, стекающую по бороде. Затем утолил жажду и огляделся вокруг. Среди тупоконечников виднелись отверстия осыпающихся пещер. Он был уже почти у цели.

Немного передохнув, «искатель приключений» завернул за каменный выступ, напоминавший очертаниями голову оскалившегося зверя. По этой примете Эд всегда безошибочно находил свое заповедное место. Через мгновенье он очутился в небольшом полуоткрытом гроте и невольно зажмурился.

Повсюду лежали россыпи лучистых, прозрачных камней всех мыслимых и немыслимых оттенков красного цвета: от ярко-алого до темно-багрового. Искрящиеся минералы были ничуть не похожи на бурую скальную породу горных вершин. Камни переливались на солнце, полыхали огнем, заставляя пришельца прикрывать глаза от их ослепительного сияния.
В центре пещеры царственно выпирал большой камень округлой формы, глубокой вишневой окраски. Природный гигант был таких внушительных размеров, что сдвинуть его человеку было не под силу.
Внутри красавца-шара тонкие иглы образовали геометрическую фигуру в виде шестиконечной звезды. Такое необычное вкрапление создавало таинственное свечение - эффект глаза громадной дикой кошки, с которой дикарю когда-то довелось встретиться в горах. Еле-еле ноги унес под взглядом эдакого страшилища.

Но завораживающая красота камней больше не производила должного впечатления. Вернее сказать, Эд теперь старался не замечать ее вовсе. Он, преодолевая препятствия, пришел сюда с совершенно другими побуждениями...

***
Впервые бородач попал в загадочный грот, укрываясь от клыков свирепого кабана.
Зверь напал неожиданно, когда он возвращался после удачной охоты, нагруженный с головы до пят тяжелой добычей. Вепрь бросился наперерез и пропорол дикарю левый бок, едва не задев сердце, и готовился нанести второй, смертельный удар. Но уступ скалы, подвернувшийся как нельзя кстати, спас охотнику жизнь.
Истекая кровью, раненый заполз в какую-то узкую расщелину и рухнул на землю, усыпанную влажными пунцовыми камнями.

Там он пролежал неподвижно, в полузабытьи, до самого вечера. По стенкам спасительного грота медленно стекала вода. Мерный звук падающих капель действовал успокаивающе. Острая боль постепенно утихла.
Стало уже совсем темно, но Эд решил еще немного переждать в укромном месте. Он блаженно растянулся и крепко заснул, прижимая к груди гладкий прохладный камень.

Наутро дикарь осмотрел рану и не поверил своим глазам – огромная дыра, из которой недавно хлестала кровь, затянулась. Он с осторожностью провел ладонью по краям зарубцевавшейся ямки, пригляделся еще раз, и не увидел никаких следов от былого глубокого пореза. Так..., небольшая царапинка, да и только.

Внезапно ток крови в жилах усилился. И Эд начал ощущать пульсирующие толчки даже в кончиках пальцев. У него застучало в висках. И странное дело, силы как будто удвоились, а вместе с ними пришло мстительное чувство, дремавшее где-то в глубине, - неистребимое желание убивать.

Эд нашел его быстро. Спящий кабан беспечно разлегся неподалеку, в зарослях кустарника, такого же голого, как и лес, примыкающий к скалам, благодаря чему убежище зверя просматривалось издалека.
 
Один только взмах широкого кривого ножа - и все было кончено. Дикарь самодовольно улыбнулся, попирая ногой поверженного противника. И внезапно окружающий мир сделался багровым. Красная пелена, застилавшая глаза, и кровавая река, вытекающая из брюха вепря, слились воедино.

Бородач не стал забирать с собой тушу - ему ни к чему была лишняя тяжесть. Приступ внезапной жестокости прошел, былая мощь иссякла, будто кто-то отобрал назад и вытянул все силы из его тела.
 
Эд неспешно подобрал вчерашнюю добычу, которая валялась тут же, за каменистым уступом, и медленно побрел домой.

***
О случившимся дикарь никогда и никому не рассказывал. Но какая-то таинственная сила раз за разом влекла и манила его в это жуткое место.

Он ложился ничком на камни, перебирал их руками, ощупывая ловкими узловатыми пальцами. Сначала его охватывало чувство покоя и неизъяснимого блаженства. Но спустя несколько мгновений, кровь начинала биться в жилах, красные точки скакали в глазах, и, ощутив невероятный прилив энергии, Эд отправлялся на охоту.
И горе тому, кто попадался на его пути. Человек, зверь или птица – все подлежало уничтожению. И кровавый след тянулся за добытчиком повсюду.

***
Сегодня Эд собрался помериться силами с Единорогом, помесью быка и дракона, которого безуспешно выслеживал последнее время.
 
Образ дикого и буйного зверя, способного в одночасье стать покорным и ласковым, не давал охотнику покоя. Может, существование животного, было всего лишь мифом, порождением чьих-то многолетних страхов, стародавним поверьем или выдумкой соплеменников, собиравших разные небылицы. Ведь никому из них ни разу не довелось повстречаться с чудовищем.
 
 Дикарь уже решил махнуть на заведомо опасную охоту рукой, как вдруг накануне наткнулся на свежее громадное лежбище. Ни одно животное не могло оставить таких гигантских следов. И тут он понял – час настал.
Только победить монстра будет непросто и в одиночку ему не справиться. Поэтому еще с вечера Эд договорился о совместной вылазке с кривозубым Мэлисом из соседней пещеры.

Будущий напарник хоть и был глуповат, зато обладал зорким глазом и недюжинной силой, благодаря чему слыл среди сородичей отменным стрелком и непревзойденным копьеметателем. Стоило меткому лучнику взять в руки стрелу или поднять с земли тяжеленный камень, как любой зверь понимал, что нужно удирать без оглядки.
 
Но сначала Эдду самому требовалось подзарядиться энергией в чудодейственном гроте, чтобы не ударить лицом в грязь. Он не мог выказать Мэлису свою слабость или дать почувствовать хоть малейшее над ним самим превосходство. Кривозуб должен осознавать, что его место всегда сзади, так сказать на подхвате, а победа над гигантским зверем достанется ему одному, бесстрашному вожаку Эдду.

***
Очутившись в пещере, дикарь снял с себя меховую одежду и улегся на мокрые валуны, прижимаясь к ним обнаженным телом. В первое мгновенье его обожгло леденящим огнем и зазнобило, как в лихорадке. Постепенно живительное тепло стало проникать через поры в каждую клетку, разогревая плоть невидимыми токами.
Кровь забурлила в артерии, набирая стремительный темп. Ее сумасшедшие колебания вызвали беспорядочные завихрения и толчки. Он метался в конвульсиях, как на обжигающих углях, в которые неожиданно превратились прежде холодные камни.
 
Жар ли минералов нагревал его кровь до точки кипения или жестокость дикаря, заложенная природой, раскаляла поверхность пылающих камней докрасна, оставалось загадкой. Еще немного, и кровеносные сосуды полопались бы от напряжения. Они опутали алой сеткой глаза Эдда, отчего даже белки казались темно-пунцовыми. Не в силах выдерживать ритм взбесившейся жидкости, готовой разорвать тело на части, он вскочил на ноги и бросился вон из грота.

Обратный путь до соседней пещеры, где обитал напарник, показался коротким мигом. Дикарь несся как на крыльях, залихватски перескакивая через уступы, минуя опасные крутые склоны. Звериная шкура, наброшенная в спешке на плечи, победно развевалась. Временами ему казалось, что он может своротить все эти крутые горы голыми руками, чтобы расчистить себе дорогу.

***

Сородичи Мэлиса в этот ранний час еще спали. Они лежали вповалку на осклизлой каменистой почве, подоткнув под себя просторные меховые рубища, служившие и одеждой, и подстилкой, и одеялом в особенно холодные дни. Распростертые тела сбились в кучи так, что не возможно было определить, кому принадлежали их отдельные части. Руки и ноги, поросшие шерстью, лохматые головы со свалявшимися волосами, широкие спины, вспученные от несварения животы.
 
Эд невольно поморщился от зловония, исходящего из глубины. Он сунулся внутрь, но смрад, который источали грязные, пропитанным вековым потом и жиром одеяния, заставил его отпрянуть. В собственном жилище благодаря стараниям Эдда и введенному им жесткому порядку было намного чище. А тут воняло все, и тяжелый «дух» испражнений витал над спящими.

К счастью, напарник храпел у самого входа, где воздух был не такой спертый. Он лежал, вытянув длинные ноги наружу. Эд сразу узнал его по голым заскорузлым пяткам, с которых ошметками сползала потрескавшаяся, как у линяющей змеи, толстая кожа. Мэлис терпеть не мог никакой обуви и не носил кожаных чувяк даже зимой, невзирая на стужу.
Дикарь сердито пнул заспавшегося товарища, стараясь ударить побольнее по стертым вкровь мозолям, и заорал во всю глотку:
- Ты еще до сих пор дрыхнешь, лежебока! Солнце уже высоко! Вставай немедленно!
 
Напарник продрал глаза и тупо таращился после такого неожиданного пробуждения. Его грубо обкромсанные волосы были стянуты в непослушный узел на затылке. Отдельные слипшиеся пряди, сумевшие вырваться на волю, ступеньками свисали ниже бровей, висков, подбородка и исчезали где-то в складках жирной шеи. Оплывшие щеки, испещренные пятнами, и лоснящееся пузо говорили о неумеренном обжорстве.

Получив очередной пинок, Мэлис приподнялся и вышкерил зубы в вымученной улыбке. Эд полагал, что кривизна челюстей напарника образовалась именно из-за того, что тот слишком широко разевал рот, пропихивая большие куски пищи. Громкая отрыжка, свидетельствовавшая о вечернем сытном пиршестве, служила тому подтверждением.
 
Однако Мэлис по-прежнему ничего не соображал. Новая затрещина окончательно его пробудила. Он был на голову выше и намного сильнее обидчика и поначалу вознамерился дать сдачи, но, встретившись с уничтожающим взглядом Эдда, сразу же передумал и произнес примирительным тоном:
- Я уже давно готов и не спал вовсе, кемарил немного, да тебя поджидал.

Причина в таком поведении была проста - все соплеменники боялись странного красноватого свечения, которое временами излучали глазницы вожака. Сородичи хорошо знали, что в эти мгновенья с ним лучше не связываться.

***

Оглушительный треск сучьев, раздавшийся неподалеку, указывал на то, что какой-то большущий зверь приближался к месту засады.
Вскоре из-за кустов показался длинный рог, и охотники затаили дыхание. Мэлис неожиданно громко чихнул - брызги слюны полетели в разные стороны. Эд в отместку сердито ткнул его в бок.

Чудовище было огромным, заросшим мохнатой шерстью, и передвигалось на шести толстых, как бревна, лапах. Вопреки всем россказням и небылицам, оно нисколько не походило ни на быка, ни на дракона. Во всяком случае, Эд представлял себе монстра несколько иначе.
 
На деле же зверь оказался еще ужаснее. Изогнутая спина дыбилась в мощной холке, из громадной глотки торчали острые, как у кабана, клыки, способные любого повергнуть в бегство.
Но охотники не ведали ни страха, ни жалости.
Мэлис, сгорая от нетерпения, первым бросился из укрытия наперерез Единорогу, начисто забыв об уговоре с вожаком. Второпях неуклюжий увалень зацепился острым копьем за меховую одежду Эдда, попытался освободиться, но оружие крепко засело в плотной мездре. Мэлис дернул изо всех сил, и прочная шкура в мгновение ока была рассечена на две половины.

Эдд пришел в ярость. Он гордился своим роскошным одеянием, добытым в жестокой схватке с целой стаей волков.
Эти животные были редкостью в их краях. Они обитали в дальних лесах и забредали к красным скалам Флэймии нечасто, гонимые засухой. Напавший хищник, старый матерый волк, впился Эдду зубами в глотку и чуть не перегрыз горло, но дикарь был силен и сумел голыми руками свернуть зверю шею. Глубокие отметины от клыков на запястьях и по сей день «украшали» победителя.
 
- Назад! – зашипел Эдд, стараясь не спугнуть Единорога.
Дикарь схватил напарника за шиворот и отбросил в сторону. А в следующий момент торопыга получил мощный удар кулаком в лицо, после чего замертво упал на землю.
 
Эд переступил через бездыханное тело, рядом с которым лежало пресловутое оружие, разодравшее бесценную шкуру. Наконечник копья странно поблескивал. Заинтригованный дикарь наклонился и поднял хорошо заточенное древко с красным кристаллом на острие. Точь в точь, как из секретного, известного одному Эдду, грота.
Где это интересно не слишком сообразительный Мэлис раздобыл такой камень, и как мог догадаться так ловко его приспособить?
Но размышлять было некогда, и бородач помчался догонять шестипалое чудовище, которое за время разборок с напарником начало удаляться от места засады.
Он метнул вслед копье, принадлежавшее убитому товарищу, и зверь рухнул, издавая трубный вой, разнесшийся на всю округу. А Эд победно завопил, его заглушая. Он сделал это! Один, без помощи Мэлиса! О чужом оружии, принесшим удачу, дикарь предпочел сразу же забыть и в три прыжка очутился возле поверженной туши.

- Ни с места! – услышал он чей-то грубый голос. – Это наша добыча! А твое копье пролетело мимо!
Эд обернулся – сзади стоял его давний враг Брул, живущий за горным хребтом, в окружении четырех соплеменников. Они угрожающе выставили вперед точно такие же красные наконечники.
- Запомни, твое копье пролетело мимо! – еще раз настойчиво повторил Брул, с наглым видом выдергивая из тела издыхающего монстра оружие Мэлиса, которое Эд уже считал своим.
Пятеро против одного! Это уж слишком! Тут и дьявольская сила камней не поможет! Проклятый Брул! Опять он встретился на пути! Не прошло и трех дней, как они схлестнулись на охоте, при дележе убитого дикобраза! И в тот раз передел был тоже не в пользу Эдда.

Потрясая кулаками в бессильной злобе, дикарь отступился, пока те пятеро не вздумали надавать ему еще и тумаков в придачу. Однако соперники были полностью поглощены добычей, свалившейся на них нежданно-негаданно. Они уже предвкушали обильный ужин среди сородичей и затевать драку, когда соперник не оказал сопротивления, им было неохота.

***
«Захребетники» (это прозвище укоренилось за ними с незапамятных времен то ли из-за проживания за горным хребтом, то ли из-за дурной привычки отнимать у других племен добычу и выезжать на чужом хребте) принялись тут же разделывать неподъемную тушу, умело орудуя охотничьими ножами. Рукоятки то и дело вспыхивали огненным светом пурпурных камней, вставленных в основание.

Брул был доволен. Крупный, кривоногий, с коротким массивным туловищем и длинными, безвольно висящими руками, так несоответствующими его общему облику, он стоял чуть поодаль, наблюдая за уверенными действиями соплеменников. Дележ чужой добычи удавался им куда лучше, чем опасная охота.
 
Брызги крови разлетались вокруг, и вскоре одежда «захребетников», включая вожака, разомлевшего в сторонке, окрасилась в красный цвет. Предводитель не стряхивал падающие капли, позволяя им свободно стекать и впитываться в густой мех. Исходивший от остинок острый запах сырого мяса превращался в стойкую вонь. Запах тухлятины! Благословенный запах смерти, будоражащий ноздри! Брул удовлетворенно принюхивался, водил хищным горбатым носом туда-сюда. Время от времени он поглаживал рукой сверху вниз жесткие кончики щетинок шкуры, доходившей ему до лодыжек. Красный перстень из выдолбленного камня при этом поблескивал на толстом пальце.

Славная сегодня выдалась охота! Столько мяса сразу, да еще безо всякого труда, у них ни разу отобрать не получалось. Особенно радовало то, что удалось проучить задиристого «склонника», безропотно сдавшегося на милость победителям.

«Склонники» или обитатели пологих склонов красных скал Флэймии испокон веку враждовали с «захребетниками». Последние же, в свою очередь, обзывали противников не иначе, как «склочники», за вредный нрав и постоянные склоки, которые те затевали, когда их принуждали добровольно отдать добычу или вовсе по любому другому, совсем пустяковому поводу.

Однажды причиной раздора стала «бладра»- любимый напиток обоих племен, вызывающий «аригамо» - пик насыщения и наивысшего удовлетворения после охоты. «Захребетники» упорно именовали ее «байдой», что, по мнению, «склонников» было оскорбительно созвучно с бурдой.
 
Противоборствующие стороны не сходились и в способе приготовления самодельной «кровянки». «Склонники-склочники» настаивали на шести видах свежей крови разных животных и непременном украшении чаши, в которой подавался напиток, шариком застывшего кабаньего помета, придававшего по замыслу первого изобретателя «рецепта» необыкновенную остроту вкусовых ощущений.
 
«Захребетники» же не признавали никакого первенства «склонников» и назло соседям брали только две части свежей крови и добавляли еще четыре выдержанной, настоянной, с бурыми опрелыми сгустками, а сверху посыпали тертыми корочками, высушенными на солнце.

Мнения третьего племени, жившего на отшибе, никто не спрашивал. «Склонники» и «захребетники» презрительно обзывали их «подножниками», то есть по версии первых – живущих у подножья горы и постоянно путающимися под ногами. По-мнению вторых - дикарями, об которых можно вытирать ноги (и то и другое не соответствовало действительности, так как никто из ныне живущих флэмитян этих самых «подножников» и в глаза не видел).

Тогда война, казалось, длилась целую вечность. Никто уже не помнил причину возникшей распри, а кости того «захребетника», который осмелился осквернить священное слово «бладра», давно истлели. Однако бессмысленная бойня продолжалась. Земля горела у воюющих племен под ногами, но ни одна из сторон не одержала победы, а противостояние продолжалось и по сей день.
 
Убитых не принято было хоронить. Дикие звери растаскивали, птицы-стервятники расклевывали мертвую плоть. Повсюду высились горы бурых костей, впитавших в себя застарелую кровь. Когда противники, наконец, осознали, что им грозит истребление, после битв и сражений наступило перемирие.
 
Для «захребетников» настали дни «великой нужды», хотя дичи, зверья и прочей живности, нетронутой и расплодившейся во время междоусобиц, было в достатке. Но привыкшие жить за чужой счет жители горной долины были плохими охотниками и предпочитали добывать еду другими способами - пробавляясь набегами на соседей – «склочников». Сражаться у обеих сторон больше не было сил.

***

Эдд пребывал в мрачном унынии! Предполагаемой добычи должно было хватить на долгий срок всем обитателям его пещеры и вернуться домой ни с чем - немыслимо.
А если сородичам вдруг станет известно, что он уступил «захребетникам»?! В таком случае каждый сможет бросить в него камень и считать слабаком! И тогда не быть ему больше вожаком.
Оставалась одна надежда на диких птиц, что гнездятся за скалами, прямо под носом у враждебного племени. Но лучше уж в пасть к дракону или единорогу, чем туда соваться сейчас.

Дикарь не мог пережить своего позора. А ведь было время, когда он всерьез подумывал объединиться с Брулом, да и напасть вместе, скажем, на «подножников», если они, конечно, и впрямь существуют. Местные бестиарии утверждали, что обширные владения этого народца простирались до основания Высокой Горы с тремя головами. По слухам, дичи там водилось полным полно. Только где пряталась заветная скала, и как ее найти, Эд толком не знал.

Переполненный отчаянием он незаметно добрел до крутого склона. С него с шумом сбегала вода. Внизу, к ручью приник маленький муфлон, отбившийся от стада. Вот так удача! Дикарь окинул взглядом тощее жилистое тельце, пытаясь мысленно отделить кости и оценить, сколько получится чистого мяса.
Детеныш хотел убежать, но свечение охотничьих глаз заворожило и пригвоздило его к месту. Он покорно ждал своей участи, слегка подрагивая.

Эд замер от напряжения. Страстное желание убивать неожиданно забурлило внутри. Не ради мяса! Ему внезапно захотелось острого наслаждения, доставляемого страданиями жертвы, неизъяснимого удовольствия терзать живое существо. Увидеть чужую агонию! Жаль, что бессловесное животное не может обратиться к нему со смиренными мольбами, как «захребетники». Ну, да ладно. Печальных глаз пока для мести достаточно. А проклятый Брул еще со временем запросит у него пощады!

Так и не дождавшись сопротивления, дикарь оглушил муфлона ребром ладони, потом перерезал горло зазубренным ножом. Алая кровь фонтаном хлынула из свежей раны. Эд прильнул к ней губами и с жадностью глотал теплую живительную влагу до тех пор, пока не закружилась голова, и не поплыли малиновые круги. Испытав пресыщение, он оторвался от жертвы и упал навзничь в изнеможении. О, священное «аригамо»!

***

Смагда стояла у входа в пещеру, нетерпеливо поджидая сожителя. Она беспрестанно теребила пальцами алый камень, висящий на шнурке на впалой груди, отчего жилы на шее вздулись, а пальцы горели огнем. Есть хотелось нестерпимо, но Эд не появлялся. Чтобы заглушить злобу, поднимавшуюся из пустого желудка, молодая женщина время от времени раздавала подзатыльники младшим детям, крутившимся под ногами. Голодные вопли ее раздражали.
Старшие отпрыски возились неподалеку. Одного из них они привязали к стволу дерева и забрасывали камнями. Условием бесчеловечной игры было попасть «прикрученному» в глаз. Самый меткий обычно получал в награду двойную порцию еды за ужином.
 
На этот раз жертвой единогласно избрали прыщавого Болди, стащившего накануне кость с остатками мяса, припрятанную матерью про запас. Украденное «лакомство» издавало отвратительный запах падали, но малыш, неевший три дня, обгладывал кость с упоением. Громким чавканьем в укромном уголке пещеры он привлек внимание остальной изголодавшейся братии, за что и был нещадно избит, а затем привязан к дереву.

Постепенно страсти накалялись. Дети с остервенением швыряли чем попало в провинившегося, отпихивая друг друга. Тело Болди покрылось синяками и ссадинами. Однако никому не удавалось достигнуть цели.
 
Один из ребят, по кличке Стругги, которому в пылу прошлогодней драки случайно откусили половину носа, кипятился больше других. Он отбежал в сторону для новой попытки. И тут неожиданно споткнулся об острый багряный кристалл, как раз подходящий для истребления несчастного. Стругги возликовал. Ну, теперь держись! Он изловчился и попал бедняге прямо в расширенный от ужаса зрачок. Остальные юные мучители дико захохотали. Болди корчился и кричал. По его лицу стекала мутная слизь, окрашенная кровью, злосчастный камень торчал в пустой глазнице.

За этим «невинным занятием» и застал всю компанию Эдд. Дети, завидев отца, тотчас забыли про одноглазого. Никто не удосужился его даже отвязать. Теперь отпрыски бросились отнимать и делить принесенную добычу.
- Этого нам и на два дня не хватит, - прошамкала Смагда, оглядывая худосочную тушку муфлона.
- Не ворчи, старуха, - рявкнул на нее Эд.
 
Возраст его сожительницы не поддавался точному исчислению. Не помогали и ежегодные зарубки на «именных» деревьях. Смагда без конца путалась и делала отметки на «чужом» стволе. Хотя, по предположениям Эдда, она была все-таки на 8-10 зарубок старше его самого. Но привычка глотать сырое мясо непрожеванным, вечно доедать протухшие остатки пищи и спать в грязи, где придется, превратили ее в развалину. Седые волосы клоками падали на дряблое морщинистое лицо. Зубы частично выкрошились и торчали гнилыми пеньками в разные стороны. Два передних – дикарь собственноручно ей выбил, разозлившись на весь белый свет после неудачной охоты.

А ведь когда-то Смагда была красавицей. Крепыш Эд завалил ее в тот год, когда самому едва исполнилось двенадцать, а потом оттащил за косы в свою пещеру. Плодовитая самка ежегодно приносила то двойню, то тройню, причем все младенцы были мужского пола.
Теперь двадцать три голодных рта постоянно просили есть. Отпрыски временами готовы были сожрать и саму мамашу, если бы она не оборонялась большой суковатой палкой, с которой боялась расстаться даже во сне.
 
Старую каргу давно пора было менять на молодую самку, но Эд все еще помнил, как сожительница расправилась с соперницей, так некстати появившейся в их тесном жилище в прошлом году. Вечно голодная женщина не знала ревности, просто «лишний рот» был совсем ни к чему.

Убийство случилось вскоре после того, как дикарь впервые побывал в волшебном гроте и принес оттуда горсточку самых крупных камней - ему захотелось задобрить «старуху» ярким украшением. Новая самка по кличке Нутта сидела в углу, недовольно ворча, – ей не нравилось делить спальное ложе на троих.
 
Смагда, напротив, радостно завизжала, увидев подарок, предназначавшийся без сомнения ей одной. Она попробовала камень на зуб – верхний резец с треском обломился. И поняв, что красные бусины непригодны в пищу, в ярости их разбросала.
Тут то и подвернулась под руку молодая разлучница. А нечего было злорадно ухмыляться!
Эд и моргнуть не успел, как Смагда пустила в ход свою неизменную палку и проломила новой избраннице череп, и еще долгое время побаивался поменять старую самку, давно отслужившую свой срок.
Сейчас его терпению пришел конец. Он не мог больше видеть распухшие вены на ногах, потрескавшиеся пятки и вывалившийся живот своей подруги. Ему были противны ее тощие ляжки, от одного вида отвисших болтающихся грудей (двадцать три голодных младенческих рта для этого отлично постарались) его тошнило. Постоянные ссоры и драки усугубляли отвращение.  Сегодня вечером он решил непременно пойти на сходку молодняка и подобрать себе новую партнершу – покрепче и попокладистей.

Смагда сварила из половины тушки похлебку на два дня, остальное мясо оставила в углу впрок, завалив его холодными камнями. Изголодавшаяся орава в миг уничтожила все то, что предназначалось и на сегодня, и на завтра. Эд едва успел ухватить из-под рук ретивых ребятишек жалкий кусочек ребрышка. Мясо было жестким, плохо проваренным, его длинные волокна застревали между зубов, их дикарь потом долго выковыривал обломанным ногтем.

Дети, как обычно, передрались при раздаче. Они отталкивали друг друга, не соблюдая очередности и старшинства. Здесь царил один суровый закон – кто сильнее, тот и съел. Они угомонились на некоторое время, поглощая еду, но вскоре возобновили потасовки. Родителям и в голову не пришло поделить мясо поровну, так что слабым практически ничего не досталось. Младшим - пришлось удовольствоваться лишь обсасыванием собственных грязных пальцев.

На запах варева притащилась Лэйма, бездетная самка Мэлиса, так и не дождавшаяся его после охоты. Отсутствие добытчика нисколько ее не огорчало, если бы не чувство голода… Обжора Мэлис беспрестанно объедал свою подругу, порой и вовсе отнимал доставшиеся ей жалкие крохи, если сам не мог насытиться. А иногда даже поколачивал. Хотя и не очень больно, так, в основном для острастки, чтобы знала свое место. Он не обладал излишне свирепым нравом, как Эд.

У Лэймы всегда был жалкий вид - она прихрамывала на одну ногу. Однако, как и сожитель, обувь не признавала. От постоянного хождения босиком кожа на пятках ороговела, подошвы сплющились под тяжестью тела. При посторонних Лэйма нарочито подволакивала больную конечность, напрасно рассчитывая на сострадание.
-А мой кривозубый где? – спросила хромоножка, хотя смутно догадывалась, что Мэлиса больше нет в живых.
 
В ответ дикарь швырнул ей несколько почти дочиста обглоданных костей. Теперь придется подкармливать еще и эту попрошайку! Лэйма с жадностью набросилась на подачку. Утолив первый голод, она еще поворчала немного, посетовала на жестокосердную судьбу и отправилась восвояси, унося с собой брошенные ей объедки.
- Ты что костями разбрасываешься, нам самим есть нечего!- заорала на сожителя Смагда.
Она не преминула тут же вцепиться ему в волосы – раз случай подвернулся. Впрочем, потаскать Эдда за вихры или за бороду можно было и безо всякого предлога. Дикарь в долгу не остался и врезал «старухе» в лоб с такой силой, что она кубарем отлетела на несколько шагов и затихла в кустах.

***
До начала ритуального схода оставалось еще немного времени, и Эд решил пока «разобраться» с молодым поколением. Смагда уже от него «получила свое», но злоба осталась, кипела в груди и не находила выхода. Требовалось на ком-то ее сорвать.
Он призвал на судилище Стругги. Последний приготовился к ежевечерней порке, тем более, что повод был убедительный – Болди по его милости лишился глаза, а для будущего охотника это было хуже, чем приговор. Странный вопрос застал бессердечного отпрыска врасплох:
- Где ты взял камень красного цвета, которым искалечил младшего брата?
- Я не б-брал, то есть не б-брал у тебя,-  заикался с испугу Стругги, не понимая, к чему клонит отец. – Вон, их сколько кругом разбросано. Бери, сколько хочешь.
Эд пригляделся, провел пальцем по заостренным краям камня. Темно-бордовый «убийца» был не из секретного грота, и не из тех, что когда-то дикарь принес Смагде на ожерелье
- Где разбросано?
- Да везде. И возле нашей пещеры, и в лесу, и у скал.
- За вранье я тебя выдеру отдельно!
- Я не вру. Иногда они прячутся в земле, но если поковыряться, как следует… Мы часто ими играем. Знаешь, какие острые! Так здорово ими швыряться - летят, не хуже стрелы!
Эд насупил брови. Будущая судьба калеки-Болди его не беспокоила, а вот камешки... Так-так. Значит, кристаллы просто валяются у всех под ногами, и любой может ими воспользоваться. И покойный Мэлис, зоркий стрелок, тоже мог. Вот в чем причина его меткости! И драчунья Смагда, и непокорные дети, и коварные «захребетники»… Выходит, зря он таскался в ущелье, зря преодолевал препятствия, зря оберегал грот от посторонних глаз. Его тайна - вовсе никакая не тайна. Значит, никогда ему не стать самым сильным, самым главным, самым могущественным…

***

Молодые обнаженные самки исполняли незамысловатый танец вокруг большого костра под громкий свист и улюлюканье соплеменников мужского рода: плясуньи монотонно притоптывали на месте, шли по кругу, энергично виляя бедрами, поворачиваясь к зрителям то спиной, то грудью. Свет луны и красные отблески огня искажали их лица, лишенные какой-либо миловидности и очарования юности.
 
Время от времени кто-нибудь из самцов, приглядев подругу, грубо выхватывал ее из круга и без церемоний тащил в свое жилище. Жертва никогда не сопротивлялась, так как зачастую это могло стоить ей жизни. К утру обычно все самки, кроме больных и увечных, оказывались разобранными.

Сегодня на сходке было особенно шумно. Двое самцов подрались из-за места возле кострища, трое других – из-за приглянувшей подруги. К слову сказать, их избранница была тоща и костлява, ребра можно было пересчитать пальцами. Ее рот постоянно кривился от гримасы, выпирающая нижняя челюсть делала лицо безобразным. Вероятно, у молодых, здоровых самцов просто чесались руки, а небольшая потасовка была частью вечернего ритуала. Или же хмельная «бладра» ударила им в голову...?
 
Зачинщиком оказался вертлявый юнец, который никак не мог усидеть на месте, и его густые сросшиеся брови беспрестанно дергались от нетерпения. Он дрался отчаянно и не успокоился до тех пор, пока не избил соперников до полусмерти. Те вынуждены были убраться ни с чем, ползком, куда подальше.
 
Эд появился на сборище в тот момент, когда у огня пританцовывало еще несколько женских особей, и какое-то время наблюдал за их движениями, отмечая тех, у кого были сильные руки и ноги. Он все еще был зол.
Танец ускорился. Самки закружились в вихре так, что уже невозможно было различить ни мельтешащих лиц, ни рук, ни ног.
 
Дикарь колебался между двумя «склонницами»: голенастой верзилой и коротышкой с мускулистыми икрами. В конце концов, выбор неожиданно пал на коренастую самку с широченной спиной и мощным задом. Такая сумеет постоять за себя и задать трепку сварливой Смагде!
Эд почувствовал, как заныли его руки от желания обхватить танцующую женщину, сжать ее ягодицы, прижать к себе. Но вместо этого подошел к ней вплотную и схватил излюбленным приемом за волосы. Затем двумя пальцами с силой разжал бедняге рот и внимательно осмотрел крепкие зубы. Одобрительно цокнув языком, дикарь поволок новую избранницу за собой. Остальные самцы почтительно расступились, провожая вожака завистливыми взглядами.

***

Луна скрылась за облаками. Эд молча шагал впереди, с трудом прокладывая дорогу в темноте, широкозадая самка покорно семенила сзади. Внезапный удар по темени, сразу сбил его с ног. Падая на землю, он услышал сдавленный крик несостоявшейся подруги и чей-то зловещий шепот:
- Запомни, это – моя добыча! Я – самый сильный, и все лучшее должно принадлежать мне, и только мне!

Дикарь пришел в себя спустя сутки. Над ним по-прежнему простиралось ночное небо. Он не помнил, что произошло, и сколько времени здесь пролежал. Тупая боль в затылке вернула его к действительности. Брул, проклятый Брул – вот, кто предательски напал на него в темноте и отнял новую самку! Никто из своих не решился бы на такую дерзость. Ну, ничего! Эд сумеет жестоко отомстить противнику и доказать всем, кто настоящий хозяин красных скал.

Он попробовал встать, но попытка не увенчалась успехом. Голова закружилась, земля ушла из-под ног, и дикарь снова повалился на спину. Ничего не оставалось делать, как лежать и ждать, когда силы опять вернутся.
Он уставился в небо и стал считать звезды, чтобы как-то скоротать время, и вновь впал в глубокое забытье.
Проснулся оттого, что палящие лучи солнца прожигали насквозь. Эд чувствовал себя намного лучше, но сил хватило лишь доползти до чахлого кустарника и укрыться в скромной тени от слепящего света.
 
Так прошел еще один день, без воды и пищи. Жажда и голод все ощутимее давали о себе знать. Ночью Эд опять пересчитывал звезды, что отвлекало от постоянных мыслей о еде.
 
Яркие пятна на небе вспыхивали и гасли в темноте, словно подмигивали. Они были такими же рыжими, как борода и огненные веснушки Эдда, какими природа щедро припорошила его лицо от уха до уха. У дикаря рябило в глазах, небесные светила мерцали и сливались вместе в огромные светящиеся шары. Казалось, что они вот-вот вырвутся из черной пасти, понесутся навстречу земле и свалятся прямо на голову.

Вдруг он заметил, как ослепительная точка отделилась от общего звездного скопища. Она устремилась вниз и с каждым мгновением становилась все больше и больше.
- А ведь осколок звезды и впрямь летит сюда, ко мне! - воскликнул бородач.
В тот момент он и не подозревал, как изменит его дальнейшую жизнь эта случайная вспышка в небе.

***

По мере приближения яркая точка превращалась в огненный круг, сопровождаемый длинным мерцающим, как у змеи, хвостом. Вскоре клубок пламени приземлился где-то у красных скал.
Вот он, знак небес!
От стариков Эд не раз слышал рассказы о падении раскаленных камней - душ драконов, отчего их земля стала называться Флэймией – огненной. Правда, некоторые считали, что никакие это не души, а всего лишь языки чудовищ. Но для суеверных флэмитян, верящих в заклинания, разницы не было никакой - тот, кому удастся завладеть обжигающим символом, сможет подчинить себе всех и вся. Так гласили легенды.
 
Сердце дикаря чуть не выпрыгнуло из груди – теперь он наверняка станет самым могущественным и победит ненавистного Брула! Нет, он не просто победит, он зубами перегрызет ему глотку, как это делают матерые волки. Главное - первым добраться до места падения «небесного пришельца», не важно, в каком виде он появится - души, языка или целиком, со всеми его рогами и даже хвостом.

Воодушевленный дикарь снова попытался подняться. На этот раз он сумел не только встать, но и пройти несколько шагов. Голова почти не кружилась, но двое суток без воды и пищи отняли последние силы. Вскоре он опустился на четвереньки, а спустя еще какое-то время стал передвигаться ужом.
К счастью, на пути попался небольшой ручей, возле которого можно было немного отдохнуть.
 
Свет, излучаемый камнем, маячил в кромешной тьме. Вперед, только вперед! Лишь бы никто не проснулся, не заметил свалившийся с неба факел и не опередил.

Утолив жажду, Эд снова пополз. Локти и колени были стесаны, но он упорно пробирался сквозь заросли колючего кустарника и карабкался по скалистым уступам, изо всех сил отталкиваясь руками и ногами. А когда заветная цель была близка, он не выдержал, с трудом поднялся и неожиданно побежал.

Дикарь несся почти вслепую - перед глазами плясали искры, их заливал соленый пот. Но его влекла за собой неведомая сила духа, и он иногда еще был способен изумляться, что она все никак не иссякает.
 
Сердце жестко напоминало о своем присутствии, оно давило изнутри, распирало грудь. Каждый мускул  требовал отдыха, все в нем вопило, чтобы он замедлил бег. Однако желание овладеть волшебным камнем стало таким неодолимым, таким острым, что Эд уже не мог остановиться. Этот бег, эта ночь, казалось, не имели конца. А он все бежал и бежал, пока свистящее дыхание не стало прерываться.

Внезапно он замер на месте, как от толчка, и постарался унять сердцебиение. Эд хотел еще раз взглянуть верх, на звезды, пославшие ему неожиданный «подарок», оступился и полетел вперед, вытянув руки...

Таинственный зов, идущий как будто изнутри, заставил его снова подняться. Дикарь отчаянно рванулся, встал, прошел еще немного, шатаясь из стороны в сторону, опять споткнулся, чуть не упал и открыл глаза – оказывается, он заснул на ходу. Слепящий источник света был рядом.

***

У подножья лысой горы образовался кратер, из которого вырывалось наружу красно-оранжевое пламя. Эд приблизился к нему с опаской и протянул руки. Огненные языки мгновенно опалили бороду, брови и волосы. Пришлось отпрянуть. Что делать дальше, он не знал и начал ходить кругами. Бессмысленное топтание ему скоро надоело. Он усиленно морщил лоб, но ничего толкового не приходило в голову. Может, попробовать подцепить и вытащить камень из лунки палкой, когда жар немного спадет?
 
Эд уселся неподалеку и стал ждать. Чтобы никто из соплеменников и, тем более «захребетников», случайно не увидел заметный издалека огонь, он решил прикрыть яму валявшимися повсюду толстыми ветками. От сильного жара сучья немедля начали прогорать и еще больше увеличили пламя. Тогда Эд завалил воронку попавшимися под руку большими глыбами, которые немного притушили ослепительный свет.
 
Обезопасив себя таким образом от сородичей, будущий повелитель Флэймии вновь ощутил острый приступ голода. Теперь неплохо было бы и подкрепиться.
Дикарь поймал несколько ящериц, устроившихся на ночевку в скалах, и изжарил их на раскаленных валунах.
Время от времени он произносил заклинание старых вождей, обращаясь к «душе дракона», покоившейся в глубине лунки: «Придай мне силы Единорога, сокрушающего твердые скалы, бесстрашия хищных птиц, парящих в небе, коварства ядовитых змей, повергающих в ужас все живое на земле. И пусть сгинут «захребетники» и иже с ними «подножники» во веки веков».

К утру огонь совсем погас, но камни были настолько горячи, что добраться до заветного талисмана не представлялось возможным. Эд прождал возле воронки еще один день, изредка отвлекаясь на то, чтобы поохотиться поблизости на какую-нибудь живность. Далеко отойти от места падения звезды он все-таки побаивался и зорко охранял свое сокровище, постоянно оглядываясь.
 
Есть сырых лягушек и ящериц, водившихся в красном иле расселин, было противно, но горячие валуны, которые он использовал для готовки, в течение дня успели порядком остыть, а развести костер Эд не решался. Когда солнце начало спускаться за горизонт, дикарь, наконец, сумел забраться в яму и выбросить оттуда камни, прикрывавшие упавшее с неба чудо.

На самом дне он увидел шарообразный предмет, величиной с его голову, непривычного оливкового цвета. Такого редкого оттенка были когда-то глаза молодой Смагды, ставшие к старости окончательно бурыми. Дикарь с любопытством опустился на четвереньки и начал с благоговейным трепетом осматривать кусок звезды, потом его обнюхал и лизнул, неизвестно чего ожидая.

Круглый камень оказался тяжелым и шершавым на ощупь. По форме он совсем не напоминал язык, так что, скорее всего, это была «душа дракона». Поверхность небесного тела испещрили глубокие трещины, выбоины и вмятины, отчего оно напоминало ежа с торчащими во все стороны колючками.
 
Раздробить шар оказалось не просто. Пришлось немало попотеть, пока один из выпирающих твердых зубцов, наконец, обломился. Дикарь проделал в нем небольшую дырочку, через которую протянул кожаный шнурок - чудодейственный амулет был готов. Водрузив его на груди, довольный дикарь заорал во всю глотку:
-Я – властелин, властелин … огненного мира!
- Властелин…, властелин, - повторило эхо в горах.

«Хозяин» Флэймии решил не возвращаться в родную пещеру. Ему не нужны были больше ни уродина Смагда, ни их некрасивые отпрыски. Теперь он найдет и отвоюет безымянную самку, отнятую Брулом. Она нарожает ему новых детей, из которых вырастет непобедимое племя, и вместе они сумеют истребить всех врагов. Не будет больше ни «захребетников», ни «склонников-склочников», ни «подножников» (которых никто не видел, и в самом существовании которых дикарь до сих пор сомневался). «Победоносцы» - вот, как назовет он будущую смертоносную рать. Или нет… «ратоборцы»! Слово «новобранцы» ему тоже приглянулось – он так жаждал новых побед на поле брани. Впрочем, над лучшим названием надо еще покумекать.

Обуреваемый кровожадными мыслями, Эд не заметил, как стемнело. Нападение на врагов пришлось отложить до завтра. Прежде, чем устроиться на ночлег, он припрятал в воронке то, что осталось от небесного шара, замаскировав его камнями и ветками. Неподалеку он сделал на скале тайный знак, чтобы найти сокровище и сделать другой талисман на случай утери того, что украшал его мускулистую грудь.
Покончив с предосторожностями, Эд растянулся на жестких камнях возле тайника, который отныне должен хранить волшебную «душу звездного чудовища». Ее крохотную частицу дикарь крепко прижимал обеими руками к сердцу, оберегая во сне.

***

На утро решимости и жестоких идей поубавилось. Эд еще какое-то время неторопливо рассматривал зеленый камень, любуясь его необычным цветом. Потом долго размышлял над названием нового племени и только к полудню пришел к выводу, что пора бы приступить к осуществлению своих мстительных честолюбивых планов, чтобы соответствовать громкому имени нового поколения флэмитян.

Первым по замыслу «склонника» должен был пасть, естественно, Брул. Ну, а остальные «захребетники», потеряв своего главаря, итак со страху разбегутся. Их можно будет прикончить по одиночке или переманить «под свои знамена», посулив какую-нибудь выгоду от вступления в армию новобранцев.

Путь в стан врага был неблизкий и опасный: добраться до красных скал, перевалить через хребет и спуститься в долину. Дикарь с тоской смотрел на склон, по которому предстояло взбираться. Сплошное море хаотически нагроможденных, крошащихся от времени, бурых глыб! Красноватая пыль, раздуваемая ветром, витала в воздухе, медленно оседала на камни.
Он дошел до подножия осыпи и с опаской стал подниматься вверх. Потоки рыжего щебня с шумом вылетали из-под широких ступней, обрушивались и текли вниз, словно кровоточили.
Чувство странной неуверенности поселилось в его душе. А ведь раньше он ничего не боялся! Прежде родные горы, сейчас страшили его, вершины казались неприступными. Он вздрагивал от каждого шороха осыпающихся камней.

Дикарь вскарабкался примерно до половины, потом внезапно опрокинулся вверх тормашками и покатился вниз, нелепо перебирая пятками в воздухе. Пришлось начинать все сначала, но невероятная усталость неодолимо тянула его к земле. Он никак не мог разобраться, что за перемена в нем произошла, откуда появилась боязнь высоты.

Страх внезапно сменился безразличием.  Эд снова приступил к восхождению, теперь уже равнодушно. Он перестал выискивать сколько-нибудь удобные проходы, только глаз не сводил со скал, окаймляющих пропасть. Дважды он едва не свалился с обрыва и чудом уцелел, зацепившись за торчащий из расселины шипастый куст, что и спасло ему жизнь, после чего он стал обходить каждую трещину с отвесными краями, ступая так, будто земля могла разверзнуться у него под ногами.

Яркое солнце висело вплотную над вершинами гор, беспощадно высвечивая пугающе острые уступы, крутые повороты, изрезанные провалы. Ужас вернулся. Он поглядел вверх - ему показалось, что от ударов сердца дрожат и сотрясаются скалы. Впереди его ждали непроходимые завалы каменных плит, изъеденных ветрами. Тело предательски сжималось в комок, однако, он обреченно шел, перебираясь через валуны, балансируя и судорожно хватаясь руками за воздух при малейшей опасности.

К концу первого дня «военного похода» ноги не слушались. Даже по плоским камням Эд шагал неуверенно, как с похмелья, словно опившись накануне ядреной бладры. Склон горы от закатного солнца стал красным, похожим на залитое кровью полотнище, обляпанное темнеющими пятнами кустов. Гигантская багровая «тряпка» поднималась все выше и выше, в то время как огненное светило опускалось за горизонт. Вскоре оно совсем исчезло за хребтом. Пора было сделать привал, чтобы собраться с силами.

На второй день идти дальше и вовсе расхотелось. Эд решил вернуться, но, вспомнив о талисмане власти, на рассвете силком заставил себя двигаться вперед. Запас воды и пищи закончился еще вчера, но есть совсем не хотелось.
 
Очередная преграда едва не заставила его повернуть назад - в зыбкой полутьме вдруг открылось глубокое ущелье. Дикарь никак не мог охватить его взглядом. Казалось, оно совсем не имело дна. Лучи солнца не доходили и до середины склонов, покрытых колючей растительностью. «Рогатый» кустарник отбрасывал черные тени - зловещие призраки чудовищ.
 
Взгляд дикаря в испуге метался в сложном переплетении торчащих во все стороны отростков. Иногда среди них мелькали чьи-то кажущиеся лапы с когтями, хвосты и перья. Световой язык сполз ниже и выхватил из темноты уступы, со смазанным, как бы смытым рельефом. Неужели это фигуры притаившихся за кустами «захребетников»?
Эд вдруг почувствовал себя таким беспомощным, таким незащищенным, что невольно упал на колени, чтобы плотно прижаться к камням. Ему захотелось расплющиться, обернуться одним из них, стать маленьким и незаметным.
 
Но страхи были напрасны - его не мог никто здесь увидеть. До долины, в которой обитало враждебное племя, было далеко, ущелье оставалось совершенно безлюдным. Солнечный луч постепенно добрался до самого низа гигантского отрога и высветил коварные уступы. Стало понятным, что это всего лишь валуны, но Эд продолжал бояться, судорожно вздрагивая от ударов собственного сердца. То, чего он страшился, не имело ни глаз, ни ушей, ни клыков, ни копыт - теперь его пугала сама зияющая пустота.

Дикарь по-прежнему лежал распластанным, забившись под большую глыбу. Спустя какое-то время он осторожно высунул нос и потихоньку вылез из укрытия. Однако неуловимое движение, случайно пойманное боковым зрением, заставило его снова пригнуться.
С высоты упала чья-то плотная тень, и он, не успев еще ничего понять, упал на острые камни и застыл, раскинув руки. Втиснуться обратно под валун он опоздал. Огромный стервятник парил в вышине, постепенно снижаясь, будто кого-то высматривая. Эд от страха пытался вжаться в камень. Пернатый хищник приземлился совсем близко от него.

Дикарь еще долго лежал, как мертвец. В сознании мелькнуло, что может, все кончено, что никто из соплеменников так и не узнает, как и зачем он сюда попал, что собирался сделать. Его тело сгниет среди красных скал, а кости обратятся в пыль! От этой мысли стало не по себе. Он резко поднялся и сел, чем спугнул непрошеную птицу. Та внезапно вспорхнула, задев крылом отвесную стену.
 
От этого движения маленький камешек оборвался и с грохотом покатился вниз, увлекая за собой остальные. Лавина шлепнулась в нескольких шагах от Эдда, едва не размозжив ему голову. От сильного удара целый фонтан мелкой пыли взметнулся в воздух и закружился, окутав все вокруг бурой пеленой. В этой ржавой темноте он не мог различить даже собственных пальцев. Скальная пыль проникла в ноздри и глотку, отчего он принялся беспрестанно чихать и кашлять. Громкое чихание отозвалось гулким эхом в горах, многократно усилилось.
 
Дикарь опять помертвел от мерзкого липкого страха. Как он ненавидел себя за этот проклятый страх! Но ничего не мог с собой поделать. Ему казалось, что невидимый враг подстерегает со всех сторон. Еще немного, и он стал бы бояться собственной тени или стука своего сердца.

Надо было идти дальше, только ноги одеревенели. Вдруг в голову пришла мысль, которая сразу приободрила. А как же «захребетники»? С какой легкостью они снуют туда-сюда через перевал! И не боятся! А может, существует тайная тропа? Нужно взять себя в руки и попытаться ее найти! С ним же всесильный камень, о котором он, вероятно, со страху совсем позабыл. Небесный талисман станет его путеводной звездой и выведет целым и невредимым!

Эд без труда достиг вершины горы и теперь шел по краю обрыва, ища спуск, старательно осматривая каждую ложбинку. От прежнего страха не осталось и следа. Время от времени он наклонялся над пропастью и видел все ту же неутешительную картину: там, где склон был более пологим, его облепляли тернистые заросли, а там, где не было кустов, падал отвесно. Но дикарь не терял надежды.
В награду неожиданно показался заманчиво широкий карниз и отчетливо различимые ступеньки. Такую лестницу не могла создать дикая природа – «захребетники» явно приложили здесь свою руку.
Эд несказанно обрадовался и решился, наконец, спуститься. Он начал осторожно сползать по направлению к каменной площадке, ощупывая уступы и проемы такими медленными движениями, какие бывают у незрячего.
Сначала он перемещался спиной к пропасти, потом, осмелев, повернулся лицом. Но он ошибся, когда слепо рассчитывал на помощь амулета и думал, что худшее уже позади. Строго говоря, он в это не совсем верил, но все же надеялся, и как в последствии оказалось, зря.

Карниз был уже близко, когда неожиданно подвернулась нога. Эд оступился и покатился вниз, оглушительно шурша. Первое время он безуспешно пытался тормозить, упираясь подошвами, но вскоре повис в воздухе, уцепившись в последний момент за край уступа. Ветер раскачивал его обмякшее тело прямо над пропастью. От напряжения костяшки пальцев побелели, в любое мгновенье он мог сорваться.
У него стучало в висках, тряслись поджилки от ужаса. Сквозь страх проступала жуткая обида и злость, так как до площадки оставалось всего чуть-чуть.
В таком положении ему удалось продержаться довольно долго, пока пальцы не разжались. Но, видно, провидение, было на его стороне - чудом он умудрился спрыгнуть на спасительный уступ. Теперь можно было вздохнуть спокойно. Талисман все-таки не подвел.

Дикарь начал спускаться по широким ступенькам, перескакивая от нетерпения через одну. И беспечность опять его подвела. С разгону он свалился и рухнул на несколько шагов вниз, пересчитав спиной все, что можно было пересчитать. В конце концов, он очутился на покатом склоне, окаймленном языками известняковых осыпей. Великий переход через перевал был закончен.

***

Эд возник перед «захребетниками» неожиданно. Они развели праздничные костры по кругу и уже который день шумно пировали. Ярко горел огонь, пламя, хищно шипя, пожирало угли.
В центре стойбища восседал заклятый враг Брул, плотоядно заглатывая куски мяса единорога, сложенные перед ним высокой горкой. Остальные не отставали от своего главаря. Груды обглоданных костей валялись под ногами.
 
Дикарь, используя прием внезапности, бесстрашно выступил вперед, снял с шеи амулет и, размахивая им над головой, будто пращой, прокричал:
- Сдавайся, или я тебя уничтожу!
Однако Брул и не думал пугаться:
- Чем ты мне угрожаешь? Никак не могу разглядеть, что это за «блоха» у тебя в руке?
Сородичи покатились со смеху.
- Уж не новое ли оружие, которым ты хочешь меня победить? А где же твое острое копье? Дома позабыл от страха? Давай, давай, бросай сюда свой малюсенький камешек, мне как раз нечем почесать себе спину.

Эд не смог ничего ответить - предательский язык как будто окостенел. Мысли бросились врассыпную, словно струсившие воины во время боя. Про копье он и впрямь забыл, всецело полагаясь на волшебный камень. Дикарь стоял не шелохнувшись. Его мышцы напряглись, бессознательно ожидая удара.

Вместо того, чтобы пасть ниц перед новым «повелителем» Флэймии «захребетники» дружно заржали над грубой шуткой своего предводителя Брула. Самый низкий из них и хлипкий на вид - гордо распахнул шкуру и выставил напоказ сытое брюхо с посверкивающим красным камнем в пупке. Он дошел до того, что запустил в Эдда обглоданной костью! Остальные тоже принялись бросаться всем, что попадалось под руку. В ход пошли и камни, и объедки. Никому и в голову не пришло применить оружие. В нем не было необходимости - униженный «властелин» улепетывал так, что пятки сверкали.

***

Что случилось? Может, волшебный камень не набрал еще силы? Или он отколупнул от «души» слишком маленький кусок? Но отчаиваться пока рано - ведь амулет спас его от неминуемой гибели в горах. Надо опробовать талисман на Смагде и детях. Раньше сожительница и отпрыски повиновались ему беспрекословно, но в последнее время совершенно отбились от рук. Сыновья стали неуправляемые, а «старуха» ворчала день и ночь, то и дело кричала, дралась и сквернословила. Уж их-то он точно сегодня скрутит в бараний рог.

***

Смагда стояла у входа в пещеру, тщетно поджидая сожителя. Куда он опять запропастился? Минуло столько дней и ночей... От нестерпимого голода она тормошила алый камень, висящий на шнурке на ввалившейся груди, отчего жилы на шее вздувались, а пальцы жгло, словно огнем. Но Эд не появлялся.
Чтобы заглушить раздражение, поднимавшееся из усохшего без пищи желудка, изможденная женщина раздавала вялые тычки давно некормленым детям, лежавшим в бессилии под ногами.
Завидев рыжую бороду, мелькнувшую в зарослях чахлого кустарника, орава, возглавляемая сожительницей, с неожиданной прытью и проклятьями бросилась добытчику навстречу. Его готовы были растоптать.

Эд в ответ с достоинством выпятил мощный торс, демонстрируя заветный талисман. Амулет приятно щекотал обнаженную кожу, но сладостный миг упоения властью почему-то не наступал.
Смагда вцепилась в «повелителя», как разъяренная волчица, родные отпрыски щипали и рвали зубами, будто хотели отъесть куски его плоти. «Хозяин» слабо отбивался, приговаривая:
- Ты что, ты что, милая… Разве ты меня не узнаешь? Дети, дети, как же так можно...

Они загнали его в угол тесной пещеры. Невозможно было противостоять напору массы, которая с воем ввалилась за ним. Обезумевшие сородичи давили друг друга, выжимая крайних на стены. Передние, задыхаясь, подались назад, пытаясь оттеснить задних к выходу. Те, в свою очередь, яростно сопротивлялись и продолжали напирать. Давление сзади усилилось, новая волна тел обрушилась на Эдда. Его подбросило вверх, и он намертво прилип к каменному своду.
Многочисленные руки отрывали его, а он упирался изо всех сил и цеплялся за воздух - падение вниз означало смерть.

Эд выхватил из мрака безумные глаза Струги и ударил его по лицу. Тот сразу обмяк, но упасть было некуда, его подмяли. Дикарь вслепую нанес еще несколько метких ударов по другим нападавшим. Наконец, он сумел прорвать плотное кольцо и по головам выбраться наружу.

Чудо не произошло - от «родных» Эд бежал с позором так же, как и от ненавистных «захребетников». Он почувствовал себя изгоем. Силы покинули его, и власти больше не хотелось.
Что теперь делать? Сомнения в могуществе талисмана переполняли. Еще бы - его чуть не разорвали на части! И оберег преспокойно позволил это сделать! Он отказывался верить, что-то не складывалось в его рассуждениях. Наверное, зеленый камень не может противостоять в одиночку! Красные камни сильнее! А что если кто-нибудь заберется в его таинственный грот, где их целая прорва?! А если этим кем-нибудь окажется Брул со своей захребетной братией?! Конец тогда и ему и всем «склонникам». Значит, надо завалить вход в заповедное место, Нужно спешить! Скорее туда - в средоточие зла!

***

Гигантское вишневое «око» со звездным зрачком внутри поблескивало в полумраке. Эд вошел в пещеру и приник щекой к прохладному камню. Два зрачка, каменный и человеческий, сомкнулись, будто пытались пересмотреть друг друга и доказать, кто сильнее.
Лучи шестиконечной звезды, казалось, впились острыми иглами в глаз дикаря. Почувствовав жгучую боль, он отпрянул. Сгусток энергии мгновенно породил в нем былое влечение к великому. Нет, тебе не победить меня, красная глыба! Дикарь стукнул по ней кулаком и попытался свернуть с природного пьедестала, но махина не дрогнула. Он опять оказался слабее.

Что ж, тогда можно попробовать одолеть «врага» попроще! Эд набрал в ладони пригоршни мелких камней и стал яростно выбрасывать их из грота. Никто не сможет прийти сюда и впитать в себя дьявольскую энергетику заколдованного места! Дикарь бездумно разбрасывал «красные искры» и затаптывал их в твердую почву ногами. Внезапно он ощутил, что смертельно устал, а камней в гроте нисколько не убавилось. Эта затея оказалась бессмысленной, и последние силы были растрачены зря.
 
«Ну, давай же, помоги мне», - тщетно молил дикарь безучастный зеленый камень. Однако могущества ни на каплю не прибавлялось. И тогда новый омерзительный страх прокрался в его смятенную душу. Вспомнился навевающий ужас миф, услышанный в раннем детстве: колдунья посеяла зерна - зубы поверженного дракона, и из этих «семян» на утро выросли непобедимые воины.

А вдруг из втоптанных красных камней появятся какие-нибудь новые «захребетники»? И все содеянное обернется против него самого? Сейчас земля вокруг грота словно насквозь пропитана алой смертоносной «кровью» камней...
 
Эд обхватил голову руками. И зачем он только это сделал!? Но ведь хотел, как лучше, хотел, чтобы никто больше не смог воспользоваться магией дьявольского места. Надо бежать, бежать отсюда! Только куда? И кому он теперь нужен... Бесстрашный вожак превратился в жалкого червяка. И всякий раздавит его, как ничтожную ползающую тварь. А если так, то зачем ему жить на этом свете.
 
Эд возненавидел себя, свою слабость и мягкость, взявшуюся ниоткуда. Он взял в руки талисман и со всей силы ударил себя в грудь, пытаясь добраться до сердца. Может, зеленый камень сумеет ему помочь хотя бы достойно уйти в царство мертвых?
Но амулет лишь царапнул кожу и неожиданно надломился. Крошечный кусочек остался в потной ладони. Осколок драконовой души... Небесной души... Как он мог забыть про нее! Припрятанный шар спасет его от позора!

По мере приближения к тайнику на сердце становилась все легче и спокойнее. Ничего, ничего еще не потеряно. Он раздробит сокровище на множество мелких частей и сделает новое всесильное оружие - с зелеными наконечниками. Хотя камень на поверку оказался не очень прочным и вряд ли сгодится для этой цели... Да и оружие ему ни к чему, и драться ни с кем неохота. Любая война – бессмыслица. Лучше уж он сделает себе большой амулет или бусы. Целое ожерелье камней - ожерелье власти! С ним победа уж точно обеспечена – «захребетники» без боя приползут к нему на коленях. Ну, а про соплеменников и Смагду с детьми и говорить нечего.

С этой мыслью Эд вытащил из лунки шар, крепко прижал к сердцу и ощутил странную усталость. Последние дни изнурили его – он метался, как затравленный зверь, куда-то бежал, чего-то хотел, к чему-то стремился. Чуть не погиб, однако, не достиг цели. Как он устал от бессмысленной суеты... Как он устал...
Внезапно дикарь положил камень обратно в яму – пусть полежит здесь до завтра. А завтра будет и сила, и власть… «Душа дракона» поможет, обязательно поможет… Ах, как он устал, как устал…

Эд заснул прямо возле воронки, в которой таилось сокровище, чувствуя, как размякает и оттаивает собственная душа, еще не осознавая, что никогда больше не воспользуется «чужой» душой...
 
Глава 2
«Зеленое рабство»

Просыпаться не хотелось. Эд лежал с закрытыми глазами, дышал полной грудью и чувствовал, как легкие наполняются свежим опьяняющим воздухом. Он перевернулся с боку на бок, ощущая странную мягкость своего ложа. Подсунул руку под спину - пальцы нащупали прохладные, слегка влажные волоски. Откуда они взялись? Дикарь хорошо помнил, что вчера заснул на твердой каменистой почве у подножья красных скал. Но то, что он увидел, открыв глаза, привело его в полное смятение.

Вокруг простиралась земля, поросшая густой зеленой «шестью». Эд в ужасе схватился руками за «мех» и с ожесточением потянул на себя. «Шкура» оказалась непрочной - в ладонях остались вырванные пучки с белыми корешками, а на их месте – рыхлый грунт. Он понюхал и попробовал на вкус выдернутую из почвы добычу.
«Еда» оказалась горькой и терпкой. Дикарь отшвырнул невкусную зелень, но, тотчас поддавшись непонятному порыву, попытался посадить ее обратно.
Выдранная растительность приживаться не хотела, и некогда упругие стебельки поникли. Он с грустью погладил увядшие «ворсинки», внезапно лег на них сверху, прижался щекой. Вот так бы всю жизнь! И сразу же забыл о странностях незнакомого мира.

Через какое-то время бородач вдруг вспомнил, что собирался вновь отправиться за горный хребет – посчитаться с соперниками, но ощущение покоя и безмятежности, охватившее с головы до ног, буквально приковало его к пушистому лежбищу. Враждовать больше ни с кем не хотелось. Провалявшись еще немного, дикарь решил отложить боевые действия назавтра. Он пролежал бы на уютной подстилке до самого вечера, если бы не чувство голода, которое и побудило его подняться. И Эд побрел, куда глаза глядят, прямиком по цветистому лугу в поисках пропитания.

Вскоре вдали показалась небольшая рощица. Кроны деревьев, к немалому удивлению флэмитянина, были покрыты круглыми и продолговатыми зеленоватыми пластинками. Он отломил низко висящую ветку, с опаской оторвал парочку остроконечных диковин и запихнул их в рот. Подозрительные отростки, как и изумрудные шерстинки, показались ему тоже несъедобными. Однако дикарь все же набрал целую охапку овальных и более мясистых пластин, лежавших под другим деревом.

Он уселся в тени, поочередно пробуя разные по форме листики, в надежде найти что-нибудь подходящее для подкрепления организма. Рот и язык щипало от горечи. Эд с отвращением выплевывал дары природы, постепенно осознавая, что зря теряет время, и что ему, похоже, придется остаться голодным.
Что бы еще такое пожевать? Разве что собственную бороду...? И то вкуснее...
Дикарь смотрел в разные стороны и не переставал удивляться переменчивости окружающей его местности. Он не узнавал родные леса - все было непривычного зеленого цвета разных оттенков. И его снова охватило смутное беспокойство.
- Где я? Что со мной? Куда идти?- закричал бородач в отчаянии.

Только кто мог ему ответить? Над головой шумела листва, беззаботно щебетали птицы. Одна из них, осмелев, слетела с ветки и опустилась на землю так близко, что дикарь мог запросто схватить ее рукой, не вставая.
- Вот, и добыча,- промелькнуло у него в голове. Но он тут же отбросил эту постыдную мысль и стал с умилением поглядывать на пичужку, любуясь ее непривычным голубоватым оперением. В ответ крошечная птичка затрясла хвостиком и замахала крыльями, словно почувствовала симпатию флэмитянина. Когда она упорхнула, Эд загрустил и едва не заплакал.
Но тут в пустом желудке заурчало. Как некстати! А все эти едкие кругляши! И зачем он их только пробовал... Раздосадованный собственной глупостью, он вскочил и с ожесточением пнул огромную бесформенную стопку прелых бурых пластин под соседним деревом, как будто нарочно наваленную, чтобы сорвать злость.
- Ой,- вдруг сказала «куча» в ответ.

***
Из-под вороха вылезло долговязое существо, видимо, мирно спавшее под деревом в то время, пока Эд поедал листья. Странное создание было закутано в одеяние темно-оливкового цвета, похоже, сделанное из вяленых на солнце кругляшей и совсем не походило на меховое обличье флэмитянина.
- Ты кто?!- спросил дикарь, бесцеремонно разглядывая внезапно появившегося пришельца и удивляясь бледности его лица и несоразмерно длинным ногам.
 - Может, ты и есть один из этих… ? Как их...? Так вот, значит ты какой, «подножник»! Точно – вылез из-под самых ног! И все сходится.
- Й-оно, - просто отозвался тот, пропустив замечание про «подножника» мимо ушей. - А ты кто та-акой?
Незнакомец был на голову выше Эдда, произносил слова тихо и не очень внятно, чуть-чуть их растягивая, будто на другом наречии. Тем не менее, дикарь его понял. По всей видимости, оба говорили все же на одном языке. И Эд предположил, что случайно попал в отдаленную местность Огненной Земли, куда из «склонников» никто еще не забредал. Но сомнения по-прежнему точили его, как червь.
Он почесал в затылке, но ответить не посчитал нужным и продолжил допрашивать длинноногого, чтобы убедиться в своей правоте.
 - Йоно – это что, кличка у тебя такая? Чудное прозвище! У нас во Флэймии так не называют не по ту сторону хребта, не по эту! И ты вряд ли «подножник». Откуда ж тогда взялся? Блеклый такой..., линялый, словно с луны свалился...
- Во Флэймии? А это где?- в свою очередь поинтересовалось существо.
- То есть... как это где? Да, ты и впрямь к нам с неба упал вместе с языком...
- Я-то у себя дома! А вот ты как здесь очутился, пришелец?
- Пришелец! Я ниоткуда и никуда... я просто заснул тут... с языком, то есть с душой... дракона.... Она свалилась мне на башку...
- Каким – таким языком, каким драконом? Да, ты бредишь!
Самоуверенный Эд неожиданно растерялся. Он изменился в лице и цветом кожи стал походить на Йоно. Но вместо того чтобы, как обычно, рассердиться и залепить наглецу в лоб, дикарь вдруг жалобно залопотал:
- А ведь, ты кажется... прав. Земля, поросшая шерстью... зеленые невкусные кругляки и остряки на деревьях... Не могли же они за ночь вдруг вырасти… И птицы другие... Не ты, а я здесь чужой, я... Только как я сюда попал?! И что же мне теперь делать, как найти дорогу назад?!
По щекам ручьем потекли непрошеные слезы.
- Не расстраивайся, пойдем со мной, - ласково промолвило существо. - Я познакомлю тебя со своими друзьями, и ты успокоишься, про свой «язык» расскажешь. Может, вместе что-нибудь придумаем.
- С друзьями? А кто такие друзья?
Новый знакомец снисходительно улыбнулся. Надо же не знать, кто такие друзья! Но объяснить толком ничего не сумел.
- Ну, что-то вроде братьев..., в общем, мы живем вместе. Вместе работаем... в общине.
- В общине?- не переставал изумляться Эд. Его голова от новых слов уже шла кругом.
-Пошли, пошли. Потом узнаешь.
Йоно взял Эдда за руку. И Дикарь вздрогнул от прикосновения чужой, слегка влажной ладони. Еще никто и никогда не осмеливался поступать с ним подобным образом. Однако было почему-то приятно, и отнимать руку он не стал. Существо странными скачками неуклонно продвигалось вперед, слегка согнув ноги в коленях, Эд, хотя и привык к быстрой ходьбе, едва за ним поспевал.

***

- Ну, вот мы и пришли. Добро пожаловать в колонию Гуд-несс,- торжественно, нараспев, произнес Йоно, - а это... это мои друзья – колонисты.
Эд уставился на группу местных жителей, удивительно похожих друг на друга. Они были, как на подбор, с вытянутыми зеленовато-голубоватыми лицами и круглыми, слегка навыкате водянистыми глазами. Длинные верхние конечности касались худых, словно вывернутых в противоположную сторону, как у кузнечиков, коленок. Жидкие пепельные волосы свисали до пояса.
Впрочем, у двоих аборигенов в глаза бросились кой-какие отличительные признаки – у одного из них, которого представили Геммой, был круглый выпирающий животик, у другого, по кличке Бад, – на спине красовался уродливый горб.
- А это - Кидней, Бэджен, Спраут - продолжил знакомство Йоно, по очереди указывая на остальных безликих обитателей колонии.
Те с улыбкой протягивали Эдду тощие костлявые конечности для рукопожатия. Однако дикарь смотрел на них, недоумевая...
- Что они хотят от меня? – спросил он испуганно.
- Ничего, просто здороваются, приветствуют тебя,- невозмутимо произнес новый приятель.
Но дикарь не поверил и со страху завопил, выпятив грудь и пряча руки за спину:
- Уберите от меня свои лапы! Хотите стащить мой талисман, мой символ власти?! Вам это не удастся! Я самый сильный! Я властелин мира!
В подтверждение своих слов Эд устрашающе посмотрел на одного из колонистов, самого хлипкого на вид, и даже вознамерился его ударить, но поднятая рука безвольно повисла в воздухе, не выполнив команды.
- Успокойся, никто ничего не собирается у тебя отнимать, - миролюбиво сказал Бад, видимо, старший или главный в этом странном «племени» (что означает слово «община», до Эдда пока не доходило). - Пойдем в дом, ты, наверное, голодный и поэтому такой сердитый.

Эд только сейчас заметил за спинами аборигенов некие деревянные сооружения, которые колонист назвал домом. Толстые стволы деревьев были плотно уложены друг на друга рядами, небольшие щели заботливо залеплены мхом. Дикарь не удержался и ощупал бревна. Потом обошел удивительное жилище вокруг и задрал вверх голову. Высоким шатром над стенами возвышались подпорки с искусно вплетенными ветками, не пропускающими ни свет, ни влагу. Судя по всему, такая конструкция служила надежной крышей. Тем не менее, Эд с осторожностью последовал за Бадом внутрь. По пути он украдкой дотронулся до колыхавшегося на ходу горба, как будто медленно растущего на глазах. Вздутие было мягким и упругим на ощупь. Эд поспешно отдернул руку, словно ожегшись.

Внутри дома было просторно. В центре размещался длинный настил на ножках, именуемый обитателями столом. С двух сторон располагались круглые пеньки-чурки для сидения, расставленные рядком.
- А на этих нарах мы спим, - продолжил ознакомление горбун, указывая на двухъярусные горизонтальные полки вдоль стен, устланные той самой «земляной шкурой», на которой совсем недавно нежился Эд, только не яркого, а светло-зеленого цвета.
Видимо, ее выдернули из почвы и хорошенько высушили, отчего она утратила прежние краски. В жилище стоял необыкновенно приятный одурманивающий запах. Флэмитянин не устоял, прилег на душистое ложе и блаженно закрыл глаза.

***
- Ужин готов, - через какое-то время послышался чей-то негромкий голос.
Эд очнулся быстро, однако, поднялся не сразу. Уж очень не хотелось расставаться с ароматной подстилкой. Когда он подошел к столу, за ним уже сидело десятка два проголодавшихся аборигенов, дружно жующих пучки зелени, похожей на ту, что дикарь утром с отвращением выплевывал в роще.
- Как вы можете есть эту едкую дрянь!? – удивился дикарь.
- А ты попробуй, узнаешь,- сказал Гемма и протянул ему продолговатый плод, размером с ладонь, увесистый, да еще в пупырышках.

Предложенная еда оказалась вкусной и сочной - одновременно утоляла и жажду, и голод. Осмелев, флэмитянин насыпал в рот горсть маленьких сладковатых зернышек, от вкуса которых он пришел в полный восторг, а затем принялся уплетать нежные листочки и побеги каких-то растений.
В завершение пиршества на столе появились плоские коричневатые кругляши, испеченные на огне. Пожалуй, ничего вкуснее дикарь и не ел в своей жизни.
- Откуда вы это все берете? Я срывал с деревьев и перепробовал целую кучу нечто подобного, но все оказалось несъедобным.
- Огуранцы, мы выращиваем сами на грядках, - отозвался сосед справа, указывая на пупырчатые отростки, - а зернышки-нутсы собираем в лесу.
- Что значит выращиваем? На каких грядках?
- Погоди, не все сразу. Завтра утром увидишь.
- А кругляши из чего делаете?
- О, это длительный процесс. Сначала нужно вырастить продолговатые зернышки, потом их высушить, затем растереть, в полученный порошок добавить немного воды, замесить тесто и только потом зажарить на раскаленных камнях.
Из всего сказанного Эд не понял ровным счетом ничего, но решил вопросов больше не задавать, чтобы не выглядеть круглым дураком.
- А как же мясо?- внезапно вспомнил он о своей прошлой жизни.
- Мясо? – в свою очередь удивился словоохотливый колонист.
- Да, мясо. Разве вы не охотитесь?
- Убивать себе подобных?! Для нас это невозможно!
- Как же вы живете? Без охоты, без мяса! – начал горячиться флэмитянин, не замечая, что к их беседе давно уже прислушиваются все остальные, собравшиеся за столом.
Насытившиеся аборигены с любопытством разглядывали смуглую красноватую кожу пришельца, его рыжую бороду, огненные веснушки, мускулистые волосатые руки и ноги, короткие пальцы в рубцах и боевых шрамах. Сами жители загадочной страны были напрочь лишены какой-либо растительности и отметин на лице и теле.
Когда же колонисты услышали об охоте и поедании мяса убитых животных, то невольно отшатнулись, бормоча себе под нос какие-то заклятия, вероятно, защищавшие их от нечистого духа. Кто-то уже начал роптать в полный голос.
Йоно попытался их урезонить:
- Тише, тише. Я уверен, что пришелец из другого мира никого убивать не станет. Какая-то неведомая сила забросила его к нам, а как вернуться назад он не знает. Если все уже наелись, давайте-ка выслушаем его историю и постараемся помочь.
- Вот что, дружище,- обратился к Эдду абориген,- ты ведь пытался что-то рассказать мне по дороге о языке какого-то дракона...

Дикарь, разморенный от вкусной растительной пищи, успел уже позабыть о всесильном камне, но почувствовав робость и страх окружающих, распрямил плечи и неожиданно прорычал:
- Я – хозяин Флэймии. Огненный язык, то есть душа звездного дракона свалилась на меня прямо с неба. Я отковырял от нее целый кусок. И сделал из него амулет. Теперь я - самый сильный! Меня все боятся! Я и с вами могу сделать то, что захочу.
С этими словами он распахнул меховую одежду и показал символ своего могущества. Для пущей важности Эд дико вращал черными, как уголь глазами, из которых едва не сыпались испепеляющие искры. Колонисты застыли от ужаса и смотрели на пришельца, не мигая.

Первым пришел в себя Йоно. Внимательно вглядевшись в висевший на груди Эдда камешек, он презрительно произнес:
- Тоже мне символ власти! Таких «языков дракона», больших и маленьких, у нас полным-полно под ногами валяется. Они нам только мешают землю обрабатывать. Мы их складываем в кучки, а потом относим подальше - в старую каменоломню за рощей, где мы с тобой повстречались.
Аборигены радостно заулыбались. Дикарь смущенно сник, не зная, что возразить в ответ.
- А давайте-ка спать ложиться, - предложил горбатый Бад, - а то у нашего гостя от усталости что-то воображение сильно разыгралось. Утро вечера мудренее. Авось вместе что-нибудь и придумаем.

Эдду отвели место внизу, у самого входа в жилище. Перед сном он еще раз осмотрел и ощупал талисман.
- И все-таки он чудодейственный!- прошептал флэмитянин, - эти длинноногие твари нарочно говорят, что обыкновенный, а сами ночью возьмут, да и выкрадут... Зря я им показал мое сокровище. Надо бы спрятать его понадежней.
И дикарь сунул заветный амулет поглубже в душистое сено. Ничего лучшего в голову не пришло.

***

Смагда стояла у входа в пещеру, нетерпеливо поджидая сожителя. Она беспрестанно теребила пальцами ожерелье из алых камней, отчего жилы на шее вздулись, а пальцы горели огнем. Есть хотелось нестерпимо, но Эд не появлялся. Чтобы заглушить злобу, поднимавшуюся из пустого желудка, изможденная женщина раздавала подзатыльники младшим детям, крутившимся под ногами. Голодные вопли ее раздражали. Двадцать три ненасытных рта постоянно просили есть.

Завидев огненно-рыжую бороду Эдда, мелькнувшую в зарослях чахлого кустарника, она с проклятьями бросилась добытчику навстречу.
- Где ты пропадал, вонючий дикобраз! Чтоб тебя единорог задрал! От тощего муфлона, которого ты приволок в прошлый раз, остались только обглоданные кости! Уморить нас хочешь?!
Флэмитянин молча протянул ей пригоршню сладких зернышек. Сожительница больно ударила его по руке, так что принесенное угощение просыпалось на землю, после чего попыталась по привычке вцепиться в волосы, истошно вопя на всю округу:
- Сам жри свои камни! Где еда?
Дети тоже заверещали во всю глотку:
- Где еда? Где еда?!
От их криков заложило уши. Эд занес над старухой кулак, чтобы заставить ее замолчать, но она ловко увернулась, зашла сзади и запрыгнула сожителю на спину. От сильного толчка дикарь не удержался на ногах и свалился на землю вместе с вцепившейся в него самкой. Смагда, очутившись сверху, принялась яростно его колотить под ликующие возгласы отпрысков.
- Врежь ему сильнее, поддай еще! Будет знать, как являться с пустыми руками! – злобно орали они.
Сожитель не ожидал такой прыти от измученной голодом, слабосильной старухи.
- Я – могущественный владыка Флэймии! – в бешенстве закричал он, вспомнив о камне.

Одной рукой Эд отбивал удары, другой – безуспешно пытался найти волшебный талисман. Неужели амулет потерян, или травоядные «кузнечики» успели его стащить? Наконец, пальцы нащупали шершавые края камня, лежавшего где-то возле левого уха. Крепко прижав его к груди, дикарь рывком сбросил с себя Смагду и в мгновение ока придавил ее к земле коленом. Свободной рукой он перехватил старуху за шею. Лицо сожительницы стало пунцовым, она начала хрипеть.

- Действует, он, наконец, действует! – издал победный вопль дикарь, после чего внезапно ослабил хватку.
Выкатившиеся из орбит глаза жертвы начали возвращаться на свое место, багровый цвет щек сменился на бледно-оливковый.

- Что ты делаешь, пришелец?! Отпусти…- шептал помертвевшими губами Кидней, на котором Эд восседал верхом.

Абориген едва переводил дыхание и смотрел на мучителя глазами полными ужаса. Дикарь в смущении убрал руки и удивленно пожал плечами.
- Ничего... Я и сам не понимаю…
- Тебе, наверное, кошмар приснился, дружище.
- Не знаю... Я ее и их всех... Как наяву...
- Кого?
- Их. Их. Ах, если бы ты знал, какие они ужасные...
- Надо тебе утром отвар из одолень-травы и успокой-травы приготовить, чтобы чудовища из твоего мира ночью не мучили. Завтра вечером выпьешь и будешь спать, как убитый. Давай, слезай. Ты такой тяжелый. У меня аж кости трещат.
- Угу. Прости, Кидней, прости. Хочешь, я тебе за ужином свою порцию кругляшек отдам?- спросил Эд, поглаживая волшебный талисман.

Остаток ночи прошел спокойно. Дикарь сладко спал на своем месте, вдыхая пряный запах скошенной травы и прижимая к груди зеленый камень. Во сне Эд причмокивал от удовольствия. «Липашки», «липашки», - шептали губы новое выученное слово.

***

Следующий день принес много неожиданных открытий. С раннего утра дикарь отправился вместе с другими колонистами «на работу». Земледелие пришлось ему по вкусу. Он без устали полол грядки, тщательно отделяя вредоносные сорняки от полезных растений, таскал воду для полива, рыхлил почву. Аборигены не переставали удивляться его безотказности, терпению и трудолюбию, словно пришелец всю жизнь только и делал, что выращивал овощи.

Вечером колонисты снова собрались за столом. Пищу для уставших работников на этот раз приготовил тихий и неразговорчивый Бэджен, который нарочно остался для этой цели дома, пока остальные трудились в поле.
- Мы это делаем по очереди, - пояснил дикарю Йоно, постоянно опекавший новичка.

После ужина никто не стал расходиться. Первым затянул медленную песню горбатый, позже к нему присоединились другие обитатели. Неторопливые мотивы развеяли тягостные мысли, отогнали воспоминания, отодвинули весь прошлый мир прочь. Дикарь вслушивался в мелодичные напевы, никак не понимая, как можно горлом издавать такие звуки. Заметив удивление на лице флэмитянина, Бад спросил:
- А у вас разве не поют?
Эд отрицательно покачал головой, вспомнив ритуальные танцы вокруг костра под мерные хлопки и улюлюканье зрителей.

- А где же ваши самки?- вдруг вскричал он, неожиданно осознав, что не видел еще ни одной женской особи в общине.
- Самки?- закричали все хором, сразу прекратив пение, - а что это такое?
- Не что, а кто. Ну, эти…ну, они, такие же, как мы…только другие, - замямлил Эд.
- Какие другие?
- Ну, другие. Они слабее… на охоту не ходят… еду готовят…
- Значит, по-твоему, получается, что мы – самки? – переспросил Бад.
- Да, нет! Какие же вы самки! Те орут всегда, в волосы вцепляются…, царапаются.
- Животные что ли?
- Ну, вроде того… Только мы с ними спим…
- Мы тоже вместе спим!
- Мы не так! …спим. Вы что, не понимаете или притворяетесь?- начал злиться Эд.
Наконец, он нашел нужное пояснение:
- Самки производят потомство. Вот... Понятно?
- А-а-а…,- заулыбались аборигены, многозначительно посмотрев на Гемму и Бада.
- Не волнуйся, самки скоро будут, - загадочно подытожил Йоно.

Нельзя сказать, что этот ответ удовлетворил Эдда. Он долго не мог заснуть, пытаясь представить себе колонистских особей женского рода. Интересно где их прячут? В общем, аборигены не так простодушны, как кажутся. И уж куда умнее флэмитян! Живут себе отдельно, без этих… Никто их за бороду не таскает… Хотя у колонистов и бороды-то нет… зато волосы длиннющие, как у наших самок… Хитры, ничего не скажешь… Надо бы камень спрятать, а то ночью завладеют…и подчинят своей власти…. Вдруг заставят еду готовить или еще того хуже… Ведь самок-то нету!

***

Смагда стояла у входа в пещеру, нетерпеливо поджидая сожителя. Она беспрестанно теребила пальцами ожерелье из алых камней, отчего жилы на шее вздулись, а пальцы горели огнем. Есть хотелось нестерпимо, но Эд не появлялся. Чтобы заглушить злобу, поднимавшуюся из пустого желудка, изможденная женщина раздавала подзатыльники младшим детям, крутившимся под ногами. Голодные вопли ее раздражали. Двадцать три ненасытных рта постоянно просили есть.

Сегодня к ним присоединилась хромоножка Лэйма, оставшаяся без своего кормильца Мэлиса. Она сидела, скрестив ноги, раскачивалась в разные стороны и заунывно подвывала:
- Где этот шакал, оставивший меня без пропитания? Где этот убийца?
Завидев огненно-рыжую бороду Эдда, мелькнувшую в зарослях чахлого кустарника, обе женщины ретиво бросились добытчику навстречу.
Дикарь вытащил из-за пазухи и протянул сочные зеленые плоды, сорванные сегодня с грядки специально для такого случая.
 
Смагда незамедлительно выбила подарки у него из рук и растоптала их ногами. Лэйма обошла дикаря со спины и приготовилась к прыжку.
Разъяренные самки атаковали одновременно. Эдд хоть и был готов к такому приему, но не ожидал нападения с двух сторон и рухнул, как подкошенный. В ту же минуту обе противницы навалились на него сверху. Сожительница плотоядно вырывала пучки волос из его густой шевелюры, а Вдова Мэлиса  кусалась и царапалась, как дикая кошка. Дикарь отбивался обеими руками, теряя силы и не имея возможности дотянуться до камня власти. Как назло, амулет опять куда-то запропастился - Эдд не чувствовал на теле его острых зубцов.
Поверженный «хозяин» Флэймии защищался, как мог. Еще несколько минут, и две немощные старухи разорвут его на куски! Лэйма в пылу потасовки укусила его за ухо...
Сильная боль вызвала ожесточение и придала силы, дикарь напрягся, скинул с себя навалившихся женщин и сумел освободить руки. Левое ухо! Так и есть! Камешек был на месте. Эд схватил амулет трясущимися пальцами. Теперь властелин Огненной Земли никому не даст пощады!

Смагда и Лэйма слетели с него кубарем. Но уже успели подняться к тому моменту, когда Эд выпрямился во весь рост и пошел прямо на них, крепко сжимая в кулаке талисман. Женщины с ужасом смотрели на всполохи красного света, вырывающегося из глазниц дикаря, и завизжали, предвидя жестокую расправу.
Однако на полпути он остановился и неожиданно произнес:
- В следующий раз принесу вам липашек, дурехи. Это, надеюсь, понравится.

- Конечно, понравится, понравится, - хором произнесли Смагда и Лэйма нежными голосами,- ты так устал за день, наработался, нам все-все понравится. Спи спокойно.
Чьи-то заботливые руки перевернули дикаря на другой бок.
- Что-то неладное творится с нашим пришельцем,- тихо шепнул Бад Спрауту, - хорошо, что ты тоже проснулся и помог его уложить, я бы один ни за что не справился.

***

 - Пора вставать, пора вставать,- приговаривал Йоно и легонько потрясывал Эдда за плечо.
- А где все? Уже в поле?
- Сегодня работы не будет!
- Как не будет? Агуранчики (название сочного плода Эд запомнил без труда) полить надо, они без воды погибнут!
- Дождь польет.
- Дождь?! Это еще кто такой? Из другой общины, что ли?
- Нет, пойдем, сам увидишь.
Они вместе вышли из дома. Аборигены стояли плотной кучкой перед воротами, воздев к небу тонкие, как прутики, руки. Откуда-то сверху на головы лилась вода. Волосы и одежда колонистов промокли. Сквозь шум ударяющихся о землю капель и утробное ворчание грома, Эд услышал обволакивающие звуки торжественной песни.
- Вот тебе и дождь!- произнес Йоно. Он присоединился к хору и начал восхвалять какую-то силу небес.
- А где этот Дождь? И откуда он нас поливает? – все еще не унимался дикарь.
- Где-где... На бороде. Она у тебя совсем мокрая стала. Иди в дом, а то с непривычки простудишься.
В небе тут и там висели темные сгустки, в которых происходило беспрестанное движение. Казалось, сильнее лить уже не может – и все-таки напор воды, падавшей из темных грозовых недр, сделался еще жестче.
По примеру новых собратьев бородач подставил под потоки лицо, вытянул ладони и принялся старательно шевелить губами, изображая пение. Так приятно было стоять под упругими прохладными струями, смывающими пот, грязь, а вместе с ними и нарост жестокости, покрывающий тело и душу.

Эд мокнул под дождем, дробно клацая зубами до тех пор, пока окончательно не замерз и не почувствовал себя холодным и скользким покойником, но с ясной головой и чистым сердцем. Еще немного, и он растворился бы в плеске воды.

Неугомонный дождь шел весь день. Перед домом образовалась большая мутная лужа, в которой плавали облетевшие с деревьев листья. Вода пропитала волглую зелень, жидкая грязь хлюпала под ногами. К вечеру густой туман укутал окрестности плотным серым покрывалом, стелясь дымкой и вздымаясь вверх бесформенными тучами, изменив до неузнаваемости все привычное и знакомое, оставив лишь размытые очертания домов.

Колонисты сушили одежду и обувь, бездельничали, сидели группками на нарах и пели.
Эд и Йоно шептались в углу. Флэмитянин рассказывал другу о прошлой жизни, тот, в свою очередь, посвящал дикаря в тонкости выращивания овощей.
- Землю нужно рыхлить очень тщательно, чтобы она стала легкой, как пух. Тогда воздух и влага проникают к самым корням, питая растения.
Опекун медленно проговаривал каждое слово - для лучшего усвоения «урока». Эд важно поддакивал, задавал вопросы, из чего было видно, что «ковыряние в земле» (так он именовал земледелие) раз и навсегда покорило его дикое сердце.
- А что у тебя с ухом? – внезапно спросил абориген.
Эдд нащупал рваную рану. Прикосновение вызвало саднящую боль. Он пожал плечами и стал рассматривать свежие царапины на руках, невесть откуда взявшиеся.

***

Смагда стояла у входа в пещеру, нетерпеливо поджидая сожителя. Она беспрестанно теребила пальцами ожерелье из алых камней, отчего жилы на шее вздулись, а пальцы горели огнем. Есть хотелось нестерпимо, но Эд не появлялся. Чтобы заглушить злобу, поднимавшуюся из пустого желудка, Смагда время от времени раздавала подзатыльники младшим детям, крутившимся под ногами. Голодные вопли ее раздражали. Двадцать три ненасытных рта постоянно просили есть.
Лэйма, оставшаяся без кормильца, сидела рядом, скрестив ноги, и раскачивалась из стороны в сторону, заунывно подвывая.

Неподалеку в тени скалистого уступа спал Брул. Визги детей и стоны хромоножки его разбудили:
- Заткнись, старуха, а не то я тебе сломаю и вторую ногу! Нет в живых вашего Эдда! Я проломил ему череп своею собственной рукой! Теперь я - здесь хозяин. Эй, Смагда, бери старших живоглотов и отправляйся с ними на охоту. И без добычи не возвращайся!
- А ты, беззубая карга, - обратился он к Лэйме, - вместо того, чтобы причитать, отгоняй от меня мух. Откуда они только берутся? Говорил вам, что нужно было глубже закопать одноглазого Болди!

Завидев огненно-рыжую бороду Эдда, мелькнувшую в зарослях чахлого кустарника, Брул и женщины с проклятьями бросились добытчику навстречу.
Не успел дикарь вытащить из-за пазухи горячие липашки, приготовленные в подарок, как его сбили сног, и четыре тела переплелись в клубке.
Эдд, получавший удары и тычки со всех сторон, мучительно искал талисман, который просто-таки заимел привычку куда-то исчезать в самый неподходящий момент. Неужели опять притаился у левого уха?
Эта мысль его заметно приободрила. Воспрянув духом он быстро расправился с нападавшими. Одной рукой дикарь отшвырнул Лэйму, другой – Смагду, а Брулу – заехал пяткой в лицо.
И, о чудо, запропастившийся камень сразу нашелся. Оставалось только добить врагов. Брута он уж точно сегодня прикончит. К нему первому, корчившемуся от боли, и направился Эд, сверкая глазами и потрясая кулаком, в котором стискивал амулет. Противник скрючился от страха.
- Ну, и шишка у тебя на лбу вскочила, дружище! – вдруг миролюбиво произнес дикарь, - надо приложить лист лопушника. Знаешь, растение такое?
Захребетник обомлел:
- Чево?
- А зря вы от кругляшей отказались, - кивнул он притихшим самкам, которые, как и Брул, тоже опешили.
 - Они гораздо вкуснее жареного мяса, особенно, когда теплые.

Дикарь достал еще неостывшую, но сильно примятую липашку, запихнул ее в рот и зажмурился от удовольствия. Тщательно прожевав любимое лакомство, он открыл глаза и обвел взглядом окружающих. Все колонисты крепко спали.

***

На следующий день работы снова не было – после вчерашнего дождя рыхлая почва на грядках раскисла, ноги увязали в грязи, из комьев глины при каждом шаге выдавливалась вода. От нечего делать новые друзья Эд и Йоно решили прогуляться в лесу, где было намного суше.
Свежий ветер к полудню разогнал беловатый туман, над вершинами деревьев лениво проплывали облака испарений. Узкая утрамбованная тропинка привела их на треугольное поле, сплошь усеянное небольшими холмиками. Глинистые конусы тянулись неровными рядами, между ними было протоптано что-то, вроде дорожек, а по середине - пролегла широкая борозда, наполовину заполненная вынутой землей. На вершине каждого бугорка покоился плоский зеленый камешек.
- Ой! - воскликнул Эд, - смотри, кажется, что кто-то специально разложил эти камни! И дорожки сделал...
- Так и есть, - ответил Йоно и подошел к одному из холмиков.
Колонист молча поклонился, приложил два сомкнутых вместе пальца к лежащему на бугорке камешку и неожиданно произнес:
- Здравствуй, дружище.
Потом медленно переместился к другому бугорку и проделал то же самое.
 Эд в удивлении шествовал рядом. Наконец, он не выдержал и спросил:
- С кем это ты разговариваешь? С камнями? Ты что, с ума сошел?
- Нет. Не сошел. Здесь покоятся тела наших умерших друзей. Мы время от времени их навещаем, рассказываем о нашей жизни, беседуем с ними.
Эд выпучил глаза:
- Вы разговариваете с мертвецами?!
- Нет, конечно. С их душами.
- Так ведь души засыпаны под землей, вместе с телами...
- Добрые души всегда найдут выход на волю. Вот и сейчас они витают над нами, слышат нас, только мы их, к сожалению, не можем увидеть. Но я знаю, я чувствую, как им приятно, что о них не забыли.

Дикарю стало не по себе, и он предложил вернуться домой. Шли молча, никто не решался заговорить первым. Йоно углубился в воспоминания о покойных товарищах, а дикарь пытался осмыслить увиденное и услышанное – существование захоронений его поразило.
Впереди оливково-желтым пятном темнел перелесок. Незаметно они вновь углубились по просеке в рощу. Опавшие листья шуршали под ногами, создавая располагающий к душевным разговорам настрой.
- Знаешь, Йошик, во мне, наверное, сидят два разных существа, - признался Эдд в порыве откровения.
Уменьшительно-ласкательное имя внезапно само собой сорвалось из уст дикаря. Оно очень подходило тщедушному облику друга, но тот, казалось, не обратил внимания на проявление внезапной нежности со стороны пришельца.
- Не говори ерунды! Ты просто спишь беспокойно на новом месте,- предположил Йоно, безоговорочно отвергая раздвоение личности у Эдда.
- Нет, это не сны. Я ночью становлюсь другим… и будто перемещаюсь обратно, в привычный мир, где ждет меня Смагда с детьми…
- Смагда?
- Ну, да, Смагда – моя сожительница, то есть самка, которая приносит потомство.
- А-а, понятно. А много у тебя детей?
Эд и сам толком не знал. Он принялся загибать пальцы и сбился со счета. Но Йоно и так сообразил, что довольно много.
- Счастливый… А скажи честно, ты очень скучаешь по дому?
- Еще чего! Я больше не хочу возвращаться назад. Мне и здесь хорошо, с вами на вашей странной планете.
- Не может быть! Знаешь, я тоже привязался к тебе. Но ты... ты все-таки должен вернуться. Кто же будет заботиться о твоих малышах, если у нас останешься?
- Малышах?! Да это - сущие уроды! Чтоб ты знал! Да они готовы сожрать меня целиком, вместе с подарками, которые я им каждую ночь приношу.
- Уроды?! Не смей так говорить о родных детях! - чуть не лопнул от возмущения Йоно. И его «вечнозеленая» кожа слегка порозовела от возбуждения.
- В тебе и впрямь живет кто-то другой и временами выползает наружу. И этот другой мне совсем не нравится!
- Вот-вот. А ты не верил… И мне почему-то кажется, что все дело в зеленом камне.
- Опять ты за свое…
- Да, да, именно в этом чертовом камне. И я понял, талисман действует! Понимаешь, действует! Только не так, как я думал вначале. Моя кровь бежит быстрее, когда я снимаю амулет. А как только прижимаю его снова к телу, дышать становится легче…, и я становлюсь иным... Добрым каким-то, что ли... И не хочу больше никакой власти.
- Не может такого быть, чтобы обыкновенный булыжник...
- Хочешь - верь, а хочешь - нет... Но я теперь не расстанусь с волшебным амулетом ни на мгновенье. И я буду иным, я стану, таким, как ты. Я хочу быть таким, как ты!
- Ладно, ладно, живи пока с нами, тебя же никто отсюда не гонит,- сказал Йоно и погладил Эдда по растрепанным жестким волосам.
– Я ведь не напрашивался на этот разговор, ничего у тебя не выпытывал. А знаешь, зачем ты мне все выложил?
- Зачем?
- Чтобы поделиться и снять с себя..., снять с себя тяжесть твоего прошлого. И я разделю ее с тобой. Ведь теперь мы - друзья навеки, и вместе понесем твою страшную ношу. И все у нас будет поровну – и радость и печаль.
Эд бросился к аборигену на шею и промычал в ответ что-то нечленораздельное. Ком стоял в горле.
- Только снял бы ты эту жуткую шкуру с себя. Я верю, что ты не будешь больше убивать безвинных животных, но лишнее напоминание о твоей прежней жестокости совсем ни к чему.

***
Каждый вечер Эд прилежно учился петь. Это скрашивало размеренный образ жизни, который теперь вел бывший охотник, поселившись среди колонистов.
Поначалу мощная глотка дикаря извергала такие громкие и нескладные звуки, что окружающие вынуждены были затыкать уши, морщась от его зычного голоса. Эд ни на кого не обижался, а напротив, пытался даже оправдываться:
- Слышали бы вы, как ревет Единорог у нас во Флэймии! Не то что я...

Скоро дело пошло лад. Раскатистые рулады стали намного тише и больше не раздражали. Особенно Эдду удавалась грустная и протяжная песня «дождя». Перед тем, как начать, он глубоко вздыхал, набирал полные легкие воздуха, скрещивал руки на груди и закатывал глаза.
Дикарь превосходно научился имитировать разные звуки. И дом наполнялся чудесными переливами, журчащими, как ручейки. Затем напев становился резким, отрывистым и барабанил, как дождевые струи. Гул воды то нарастал, то замолкал, а когда ударялась последняя капля, и мелодия обрывалась на этой простой ноте, колонисты дружно хлопали в ладоши, выражая свое одобрение. Хорошо, что было темно, и никто не видел, как при этом густо краснеет Эд.
 
***

Моросящие дожди и густые туманы стали частыми гостями в общине Гуд-несс. И тогда все работы в поле и огороде прекращались. А когда туман исчезал, аборигены радовались, выбирались из своих домов, поднимали вверх головы, чтобы ощутить на лицах солнечное тепло, хотя свежий ветерок пронизывал до костей и забирался за шиворот. Холодное солнце выплывало ненадолго из-за туч и сменялось тенью так быстро, что казалось, за несколько мгновений пробегало полдня.

Однажды утром Эд, проснувшись, почувствовал, как холод сочится сквозь стены, пробирается под одежду и победоносно шествует по телу.
- Почему так зябко?- спросил он, поеживаясь и выпуская прозрачное облачко пара изо рта.
- Ихтамбр на носу, - ответил Йоно.
- Чево-чево?
- Время года такое, прохладное, когда от постоянных дождей листья на деревьях становятся жухлыми, потом сворачиваются, опадают и укрывают собою мокрую землю. И наступает сырая бессолнечная хмарь.
- А как же трава?
- Трава еще долго сохраняет свой яркий сочный цвет, до самых морозов – лютых холодов, от которых больно щиплет незащищенные нос и щеки. Остальные части тела мы укрываем плотной одеждой и прочной обувью, которую загодя плетем из пушистых волокон листвянки. Дома тоже утепляем мхом и паклей.
- Неужели бывает еще холоднее? А у нас во Флэймии всегда светит солнце, и дожди с морозами никогда не приходят.
- Зато после долгих холодов окаменевшая земля снова оттаивает, природа оживает. Сквозь почерневшие высохшие стебли вновь пробивается молодая трава, а на деревьях распускаются нежные листочки. Птицы вьют гнезда и так чудесно поют… И мы как будто заново возрождаемся вместе с остальным миром. Стоит жить, чтобы каждый год наблюдать за этим чудом.
Дикарь всплеснул руками:
- Здорово!
- Надеюсь, в следующий раз мы увидим это вместе.
- А что же вы делаете во время холодов? Скучно же…без работы.
- Дело всегда найдется. Починить, подлатать что-нибудь. Да и отдохнуть, как следует, не мешает – можно подольше поспать. Или друг с другом пообщаться. А то ведь во время работы некогда. В дни, когда наступает Ихтамбр, мы любим в гости ходить, дары и угощения приносить. Знаешь, сколько разных колоний в наших краях! Я тебя обязательно с другими общинниками познакомлю. Они тебе понравятся, вот увидишь.
- Вы что же, запросто так... другим еду отдаете? И никто не заставляет, не отнимает? И не жалко?
- Вот, чудной! Это же приятно что-нибудь подарить, а в ответ, в знак благодарности тоже получить что-то взамен. И к нам ведь не с пустыми руками приходят - все самое лучшее и вкусное, что за время Ихтамбра запасли, тащат.
- Где ж взять столько припасов–то? На всех не хватит!
- Хватит. Вот этим мы все сейчас и займемся. Ихтамбр – время великих заготовок, иначе до наступления тепла не дотянешь, умрешь с голоду.

На следующий день стало еще холоднее. У Эдда с утра болело горло, в носу хлюпало. Он с раздражением набросился на Йоно.
- Это ты во всем виноват! Зачем я тебя послушался?! Был бы сейчас в своей шкуре - и никакие холода не страшны. Чем она вам всем мешала? Что хорошего в вашей травяной одежонке!
Йоно смущенно потупился, спорить не стал и куда-то вышел. Через некоторое время он вернулся с горячим отваром трав. Настой был горький. Дикарь с трудом, морщась, одолел половину, остальное - выплеснул на землю. Затем достал меховую шкуру, предусмотрительно припрятанную за подстилкой на нарах, и без слов, глядя на друга с вызовом, напялил на себя. Йоно вздохнул и развел руками.

***

Эд трудился не покладая рук вместе с остальными аборигенами по подготовке запасов еды на долгий холодный сезон. Это занятие, которое он про себя называл «битвой за урожай», ему тоже пришлось по душе, хотя оно и было вовсе не кровопролитным, а скорее «потогонным». За каждым стебельком, каждым зернышком приходилось наклоняться помногу раз в день, так что к вечеру с дикаря семь потов сходило, спина не гнулась, руки и ноги ломило. Собранные припасы относили в хорошо проветриваемые специальные кладовые.

Командовал всеми Гемма, живот которого за последнее время так разросся и скособочился от тяжести в сторону, что мешал нагибаться и работать наравне с остальными. Сейчас он напоминал Эдду покойного сородича – брюхатого обжору Мэлиса.
Флэмитянин порой подумывал, что пузатый Гемма втихаря таскает зерно по ночам из вверенных ему кладовок. Ишь, как его разнесло! Надо бы проследить за аборигеном потихоньку. Но эта затея не удалась – теперь каждую ночь Эд после тяжелой работы спал, как убитый, без задних ног.
Пришло время собирать агуранцы. Гемма опять тут как тут: одним велит плоды срезать, другим - мыть, да в чаны закладывать, третьим – специальные камни притаскивать.
Пористые зеленоватые «комья» заинтересовали Эдда.
- А это еще зачем?
- Потом поймешь. Лучше помоги растолочь их как следует.
Гемма принялся дробить их колотушкой и пересыпать полученным порошком агуранцы. Эдд лизнул такой камешек, и в горле перехватило - на вкус солоноватый, как кровь, только горше в сто крат.
- Ты что добро переводишь! – возмущенно заорал он на Гемму. – Это ж есть будет нельзя!
- Ничего, ничего, через несколько деньков попробуешь – тебя за уши не оттащишь. К тому же порошок предохраняет плоды от порчи. Свежие - быстро пропадут, а соленых - на долго хватит.
Спустя несколько дней дикарь все ж-таки отважился отведать «испорченных» агуранцев - они потеряли свой естественный цвет, стали темно-зелеными и приобрели кисловатый запах. Он подозрительно обнюхал малюсенький агуранчик, осторожно куснул и через мгновенье с удовольствием оглушительно захрустел. Ай, да Гемма! Отлично придумал!

Теперь Эдд постоянно, не дожидаясь холодов, выпрашивал у колониста новое полюбившееся лакомство. Абориген только посмеивался, но никогда не отказывал – все успели полюбить пришельца и баловали его, каждый, как мог. Дикарь уходил за задворки дома, чтобы никто не видел, откусывал понемножку, блаженно закрывал глаза и похрупывал упругим соленым плодом в укромном уголке. Хруп-хруп, хруп-хруп. О священное аригамо!

Когда закончились полевые и огородные работы, колонисты принялись за сбор нутсов. Унылый лес, утративший половину листвы, будто ожил вновь – повсюду с утра до вечера слышались веселые голоса, смех и ауканье. Эд тоже не остался в стороне. Он так наловчился карабкаться по стволам деревьев, что не хуже иного зверя лихо взбирался на самую верхушку, где созревали наиболее вкусные и сладкие зернышки. Потому и нутсов приносил больше всех.

Как-то раз забрался он в такую непролазную глушь, что потерял всякое представление, в какой стороне находится. Деревья смыкались в глубине, образуя сплошную стену. Под ногами зияли рваные ямы поваленных деревьев. Пожелтелые космы травы с комьями земли на вывороченных корнях напоминали снятые скальпы.
С испугу он начал пробираться сквозь колючие ветки, переплетенные в густую паутину, до тех пор, пока не уткнулся носом в ствол могучего развесистого дерева, еще не потерявшего пышную листву. Оно раскинулось на небольшой опушке пушистыми ветвями, склонившимися до самой земли. Капли дождя на увядающих блеклых листьях отражали тусклый свет холодного утра.

Сквозь дымку стелящегося тумана дикарь сумел разглядеть изумрудное пастбище со щедрой растительностью и стадо каких-то животных с рогами, мирно щипавших траву. Оказывается, здесь не только двуногие водятся! Ух, какие крупные, жирные! Нежданная добыча сама шла в руки. Глупо упустить такой случай!
 
Дикарь притаился за деревом, боясь спугнуть раньше времени отбившееся парнокопытное, и принялся ждать, когда оно подойдет поближе. Охотничьи навыки никуда не утратились. Эд ретиво выскочил из укрытия и набросился на жертву. Ловким ударом он сбил ее с ног и перерезал жилы. Возрадовавшись, он завопил что было мочи:
- Йоно, Йоно, беги скорей сюда!
Но колонист не откликнулся. Тогда флэмитянин пустился на маленькую хитрость и заорал еще громче:
- Йошка, Йошка, на помощь!
И верный друг не замедлил явиться. Увидев руки Эдда, обагренные кровью, и окровавленную тушу у ног, Йоно обеспокоено закричал:
- Ты цел? Ты цел? Как я за тебя испугался! Вот уж никогда не думал, что такое мирное животное может напасть!
Эд немного смутился:
- Вообще-то, не оно…, а я. Гляди, сколько мяса. Можно его соленым порошком присыпать, чтобы не портилось. Нам надолго хватит!
Колонист в ужасе отшатнулся:
- Ты? Так это ты?! Ты посмел убить беззащитное живое существо, которое не причинило тебе никакого вреда! А я-то, глупец, поручился за тебя перед общинниками, думал, что ты изменился! Нет, тебе не место среди нас!
- Я ж не для себя старался. Я - для всех! Сам говорил, что холода наступают, на одной «траве» далеко не… Охотничий инстинкт опять же у меня проснулся.
- Не подходи ко мне! Ты - хуже зверя! Уходи туда, откуда пришел!
- Ну, прости меня, прости. Ладно, согласен, я – жестокий, но ты-то – добрый. Ты должен меня простить. Куда я пойду? Мне некуда идти, я не знаю дороги назад. И в моем мире я никому, совсем никому не нужен. Я больше никогда, никогда…
В глазах дикаря стояли слезы. Он искренне раскаивался. Его последние слова подействовали, и Йоно смягчился:
- Хорошо. Только учти, чтоб это было в последний раз. Я, так и быть, никому не скажу. А сейчас надо произвести погребение безвинно погибшего животного.
- Зачем?
- А затем, что душа любого убитого, пусть даже животного, должна обрести покой. Иначе будет к тебе по ночам являться. Разве ты этого хочешь? Тебе и без того кошмары снятся.
Эдд безропотно согласился.

***
Вернувшись домой, Йоно подумал, что был не совсем справедлив к флэмитянину. Охотничий инстинкт и впрямь сразу никуда не денешь. То, что дикарь убил – ужасно, но ведь не со зла! Надо увлечь его каким-нибудь мирным, но азартным занятием. Например, собиранием фунгов, которых после дождей должно быть уже немало выросло в лесу.

В один из пасмурных дней, когда с заготовкой нутсов было покончено, Йоно позвал друга на « тихую охоту».
- Какая охота?! Ты смеешься или издеваешься надо мной? Ведь, по-вашему, ни животных, ни птиц убивать нельзя, – возмутился Эд.
- Нисколько не смеюсь и не издеваюсь. Никого мы убивать не будем.
- В чем же тогда заключается охота?
- Фунги тщательно прячутся в траве, в опавших листьях. Там их может быть видимо-невидимо, больших и маленьких. Надо их выследить по приметам, по запаху, как на охоте.
-А-аа... Значит, они – живые? Я понял! Понял! Это и есть ваши самки, которые приносят потомство! Мы их живо отловим вместе с детишками! От меня не уйдешь!
– Да нет же, глупый... Они... Ну, как бы тебе объяснить... Сам увидишь. Как только найдем, нужно выдернуть их из земли так, чтобы в почве остались корешки - ножки.
- Ножки? Выходит, мы должны будем оторвать им ноги, а тело забрать с собой? Ну и ну! Вот, оказывается, какие вы «добрые»!
Йоно засмеялся и принялся рассказывать о тихой охоте, как всегда, терпеливо и обстоятельно.
- Нет, ты не понял меня. Фунги - действительно живые, что-то вроде растений на ножках, питаются соками земли. Знаешь, они чем-то и на нас похожи - живут вместе, дружно, целыми колониями, словно наши меньшие братья. И они в каком-то смысле, дарят нам свою жизнь, спасают от голода.
- Что ты говоришь? Значит, вы их все-таки убиваете?
- Не совсем так. Тело у них мягкое, нежное, все равно от холодов погибнет. Вот мы и срываем верхнюю часть, которую употребляем в пищу. Сушим, солим. Соленые фунги не хуже агуранцев получаются – пальчики оближешь. А ножки в земле остаются. Покрывало из листьев спасает их от морозов, а на следующий год вырастает новое, еще более многочисленное поколение фунгов.
- Вот это да! Интересно на них посмотреть. А они какие?
- Разные. Есть среди них и добрые, приносящие пользу, и злые...
- Как это?
- Злые - поедают растения, мхи, и даже деревья. Видел наросты, будто присосавшиеся к стволам? Это тоже фунги. А еще бывают и хищные – пожиратели мертвых червей. Они «ловят в свои сети» насекомых, которые случайно попадают к ним на голову - шляпку. Букашка прилипает и погибает, а злой фунг прорастает в него, пьет кровь и переваривает тельце в своей ненасытной утробе. Алчные хищники забираются даже внутрь камней в надежде чем-нибудь поживиться и попадают в ловушку.
- Ой, какой ужас! Просто не верится..., что растение...
- Да-да. Я однажды нашел такой камешек - с фунгом посередине. Прямо на старом заболевшем дереве. Представляешь, оно плакало смолистыми слезами, которые превращались в мягкие шарики, куда и проник вредный фунг, присосавшийся к стволу. Шарик со временем затвердел, а хищник не смог выбраться наружу. Жаль, камешек потерялся. Вот бы ты удивился!
- Да, жаль... Хотелось бы на него посмотреть. Поищи получше.
Йоно похлопал себя по бокам, порылся в складках «травяной» одежды и неожиданно извлек твердый сгусток желтоватого цвета.
- Ах, вот ты где! – закричал он радостно и протянул камень Эдду.
- На, возьми на память.


Тихая охота очень понравилась дикарю. Поначалу Йоно подсказывал другу, как найти подходящее место, где могут притаиться фунги. Но вскоре Эд уже первым подбегал к замшелым кочкам или к кучкам прелых листьев, радостно разгребал их и громко подзывал Йоно. А тот определял, годятся ли найденыши в пищу. Флэмитянин пока не очень в этом разбирался.
Год выдался удачным – фунгов наросло много. Эд приносил их домой полными корзинами, сгибаясь от тяжести. Порой он тащил их волоком, чертыхаясь про себя.
- Зачем столько? – недоуменно спрашивал абориген.
- Ничего, не пропадет. Отварим, засолим. Другим колонистам отнесем.
- И как ты так быстро научился их находить?
Дикарь лишь отшучивался:
- А мне подаренный тобой камешек с фунгом внутри подсказывает.

В один из хмурых дней «охотникам» никак не везло. Долгое время они безуспешно бродили по лесу, пока Эд не наткнулся на небольшую «колонию», расположившуюся в подлеске. Он опустился на четвереньки и принялся разгребать землю руками. Пористый грунт выделял влажные испарения, из-за которых было трудно дышать. Дикарь то глотал воздух ртом, то громко чихал. Приглядевшись, заметил, что в воздухе витали мельчайшие частицы, похоже, выделяемые фунгами. Лесные «собратья» были разного вида: одни - с яркими блестящими шляпками, другие – засохшие и трухлявые. С них свисали длинные тонкие паутинки.
- Это – аскусы, - произнес Йоно, глядя, на сморщенные крючковатые фунги. – Видишь, какие у них мешки с семенами - спорами?
- А они добрые или злые?
- Пожалуй, ни те, ни другие. Только малосъедобные, возни с ними много. Мы их редко собираем. Они наполнены горечью, которую нужно удалить. Поэтому, прежде чем есть, нужно аскусы долго-долго в воде вымачивать.
- Ничего, давай нарвем. В холодное время все сгодится.
Однако Йоно не поддержал друга и убедил его не связываться с вредными аскусами.
Эд нехотя поплелся дальше.
- А это что такое? – закричал он радостно какое-то время спустя.

Посреди поляны на фоне понурых кустов торчало толстое в два обхвата «бревно», увенчанное остроконечной шляпкой, которая заканчивалась где-то на уровне глаз дикаря. Эд встал на цыпочки и осмотрел верхушку, испещренную бурыми пятнышками, постучал по окаменелой древесине. Вокруг странного высокого «столба» ползали черви, бегали бескрылые насекомые.
- Видишь, какой хищник огромный вымахал. Мы называем этих гигантов червеморы, - присоединился к дикарю Йоно.
– Не бойся - он уже не опасен. «Старичку», пожалуй, немало лет. Поверхность не липкая, так что в свои «лапы» никого не затащит.
- А я и не боюсь, пусть букашки боятся! Просто сначала обрадовался, что фунг такой большой, и подумал - можно будет всех досыта накормить. А он оказался, твердый, как камень. Все зубы об него обломаешь...
- Не грусти. Пойдем дальше, может, еще повезет, и домой вернемся не с пустыми руками.

Но, похоже, удача от добытчиков окончательно отвернулась - очередная партия найденных фунгов оказалась несъедобной.
- Что, эти тоже хищные?- разочарованно спросил дикарь.
- Хуже! Ядовитые! Отравиться можно.
- Подумаешь! Ну, поболит живот немного… и пройдет. Зато смотри, какие они красивые, яркие, душистые... и вкусные, наверное...
- Живот – это полбеды. А если голова закружится, земля из-под ног уйдет, в небо полетишь или чудища страшные привидятся? Как тогда тебе такое? Понравится?
- Ну, не знаю... Давай, хоть чуть-чуть... На пробу...
- Вот, ты упрямец! Хочешь, чтобы твоя Смагда ночью будто наяву заявилась?
Увидеть снова сожительницу Эдду не захотелось ни во сне, ни наяву, и он смирился.

***
Неожиданно из колонии исчез Бад. Утром его место на нарах пустовало. Днем аборигена тоже нигде не было видно. Не появился он и к вечеру. Может, отправился на охоту и забрел слишком далеко, решил обеспокоенный Эд.

А на следующий день куда-то пропал Гемма. Но и его отсутствие никого не взволновало. Значит, колонисты не так добры, как хотят казаться. И здесь, в миролюбивом Гуд-нессе тоже есть жестокий обычай избавляться от больных и калек? Дикарь был полон нехороших предчувствий. Наконец, он не выдержал и вечером спросил потихоньку у Спраута, сидевшего рядом за столом.
- Слушай, куда вы девали пузатого Гемму и горбатого Бада?
- Они здесь, недалеко, - уклончиво ответил тот, таинственно улыбаясь.
- Ты что ухмыляешься? И тебя может постигнуть такая участь. Посмотри, какие бородавки на теле выросли! А когда работать не сможешь, прибьют ночью, да и… выбросят куда-нибудь … в пруд.

У Спраута действительно появились недавно на плечах небольшие шишечки, которые увеличивались с каждым днем и теперь были размером с небольшой агуранец. Они вызывающе выпирали на худом теле.
- Не болтай глупости, Эд, - присоединился к жутковатой беседе Йоно, - завтра навестим наших «пропавших» друзей.
- Навестим? Что ты имеешь в виду? Мы опять отправимся к могильнику? Интересно, в вашем унылом мире есть что-нибудь более примечательное, кроме могил? Я туда не пойду!
- Навестим, это значит навестим. И ничего больше. То есть проведаем. Ничего страшного в этом нет.
- Ни за что! Я не люблю мертвецов!- пробурчал недоверчиво дикарь.

***

Гемма стоял на пороге небольшого сруба и приветливо махал гостям руками.
- Проходите, проходите.
Эд не сразу понял произошедшую с колонистом перемену. Толстый курдюк, когда-то висевший у аборигена спереди и изрядно мешавший работать, странным образом растворился.
- О, я вижу у тебя все в порядке, - радостно обнял Гемму абориген, - а как себя чувствует Бад?
- Еще не разрешился от бремени. Ну что же мы стоим? Пошли в дом. Вдруг повезет, и мы вместе станем свидетелями таинства.

Все трое зашли внутрь. Бад сидел на лавке, обнаженный по пояс, с выражением нестерпимой муки на бледном лице. Он поприветствовал вошедших, слегка приподнявшись, и тотчас лег на живот. На его спине вместо горба на тонкой перемычке болтался полупрозрачный шар, внутри которого что-то подскакивало, подпрыгивало и трепыхалось.
- Ой, что с тобой? Что это там копошится внутри? – вскричал Эд.
- Погоди, не мешай, - оборвал его Йоно,- сейчас произойдет отделение… надо успеть подхватить…, а то вдруг упадет…
Он приблизился к Баду, бережно обхватил обеими руками шар и осторожно потянул на себя. Раздался легкий хлопок, и истончившаяся, едва уловимая взглядом нить, связывающая шар с колонистом, оборвалась.
- Ну, вот и все, можно идти смотреть потомство, - проговорил Йоно и вышел куда-то через проем в стене, призывая Эдда кивком головы последовать за собой.
В соседнем помещении, куда они попали, все было устроено точно так, как и в жилище аборигенов, только все - меньшего размера. За небольшими столиками сидели похожие друг на друга детеныши разного роста и поглощали какое-то варево под присмотром нескольких незнакомых Эдду колонистов.
- Наши воспитатели,- пояснил Гемма, - они здесь постоянно находятся, за детьми ухаживают. А тут спят малыши…
Флэмитянин на обмякших от страха ногах приблизился к нарам, поперек которых рядком лежало несколько голеньких, подрыгивающих ножками и ручками крошек. Маленькие особи с редкими волосиками на голове, зеленоватой кожей и вывернутыми назад коленками еще больше напоминали прыгающих кузнечиков, чем взрослые аборигены. Йоно аккуратно положил шар на свободное место в последнем ряду.
- Оболочка лопнет через несколько дней, - сказал он остолбеневшему Эдду и потянул его к выходу.

От увиденного у дикаря мутился рассудок. Он сам не раз принимал роды у Смагды, лично перерезал, а иногда и перегрызал пуповину, но, чтобы такое… Чтобы детеныш появлялся из вздутия на спине самца и жил какое-то время в студенистом шаре…
- Вы что же и есть те самые самки?- озадаченно спросил он у Геммы и Бада.
- Никакие мы не самки, - ответил повеселевший Бад, почесывая отметину на спине – единственный след, напоминающий о бывшем горбе. – Нет у нас ни самцов, ни самок, мы – джемиты, и в каждом из колонистов самопроизвольно зарождается новая жизнь.
- Значит волдыри на плечах у Спраута…?
- Да, пришелец, ты прав. Скоро у нашего друга появится сразу несколько детенышей.
- Не может быть, не может быть! Йоно, скажи, что это не так! Ты-то ведь настоящий самец, - в ужасе закричал Эдд и сдернул с аборигена просторную одежду.

Не увидев между ног Йоно никакого подтверждения своим словам, флэмитянин с дикими воплями выбежал из жилища.
- Й-оно! Оно! Оно! – кричал он на ходу.

***

Абориген разыскал Эдда в маленькой рощице, той самой, где они впервые повстречались. Лужайка среди кустов стала любимым местом отдыха друзей после работы. Здесь они вели долгие беседы, спорили, иногда ссорились и тут же мирились.
Сначала колонист уловил в воздухе безошибочный кислотный запах рвоты, потом нашел источник отвратительного запаха – свернувшуюся комковатую лужицу со следами от лапок и клювов птиц, садившихся на нее. Видимо, дикаря тошнило. Неподалеку катался по траве флэмитянин. Он рвал на себе волосы и кричал:
- Нет, нет! Я не хочу быть таким, не хочу!
Колонист еще ни разу не видел пришельца в таком состоянии.
- С чего ты взял, что станешь таким же, как мы?
- Но ведь я изменился! Я - уже другой! Другой!
- Судя по твоему приступу ярости, вовсе нет.
Эдд слегка опешил и прекратил орать. А затем начал придирчиво осматривать свое тело.
- Хорошо, - сказал он, несколько успокоившись.
 - Сейчас - нет, а через несколько дней я могу покрыться дьявольскими прыщами и шишками, которые берутся ниоткуда и возникают неизвестно где, - снова распалялся дикарь, - а потом отвалится…,- Эд красноречиво посмотрел на низ живота.
- Я хочу домой! Я хочу на охоту! Я хочу пить живую кровь! Я хочу иметь много самок! Я НЕ ХОЧУ «рожать кузнечиков»! Проклятый талисман! Это он превратил меня в травоядное, почти бесполое существо!
Эд с ожесточением сдернул с шеи шнурок с амулетом и бросил его на землю.
- Долой зеленое рабство!
Дикарь торжествующе оглянулся вокруг в надежде увидеть знакомые красные скалы, голые деревья, узкую тропку, ведущую к родной пещере, как это не раз бывало в его снах.

Однако напротив по-прежнему в высокой траве стоял Йоно, а за его спиной виднелись опушенные листвой стволы деревьев. Колонист молча смотрел на друга, смотрел с грустью, жалостью и немым укором одновременно.
И этот взгляд внезапно разозлил флэмитянина. Разгоряченная кровь застучала в висках.

Нанесенный удар был такой силы, что Йоно умер мгновенно, не почувствовав боли. Тоненькая светло-красная струйка стекала по лицу убитого.
Кровь! Кровь! Оказывается она - не зеленая, она - настоящая!
Как у жителей Огненной Земли! И вот, что поможет вернуться назад, раз камень не действует!
Эд густо обмазал розовой жидкостью лицо и принялся ждать, облизывая солоноватые губы. Вкус крови не доставил ему былого удовольствия, он сплюнул, морщась от отвращения.

Время шло, но чудо не происходило. Все те же деревья, пушистый зеленый ковер под ногами, веселое щебетанье птиц. И огромные глаза Йоно, такие же глубокие, спокойные, как и при жизни. Впервые Эд вдруг явственно осознал, что былая злоба никуда не девалась, она притаилась и свила гнездо глубоко внутри, а теперь придушенная и приглушенная выплеснулась наружу и снова иссякла.
 
Глядя на мертвого друга, флэмитянин неожиданно разрыдался. Это не было похоже на обычный плач – он хрипел, без слез, лязгая зубами, его тело содрогалось от всхлипов.

Ему не хотелось бросать Йоно здесь, в дали от общего места захоронений, но когда дикарь, пересилив себя, хотел приподнять труп, то почувствовал, как водянистая плоть расползается у него под руками. Она на глазах странно распухла - началось мгновенное разложение.
 
Перед тем, как уйти, Эд выкопал небольшую ямку и опустил в нее то, что осталось от мертвого тела. На могильный холмик был водружен зеленоватый плоский булыжник, найденный неподалеку. Сверху дикарь, немного поколебавшись, положил смолистый камешек с фунгом внутри – теперь хранить у себя эту «память» о Йоно казалось невозможным.

Когда с ритуалом погребения было покончено, дикарь поднял с земли свой зеленый талисман, водрузил его на прежнее место и отрешенно побрел навстречу блеклым, едва пробивающимся из-за плотных облаков, лучам солнца.

***
Флэмитянин шел, не разбирая дороги, перебирая не своими, а «чужими» ногами. Они, предательски, попадали в небольшие рытвины в земле и путались в стеблях некошеной травы.
Один раз Эд шлепнулся и пролежал довольно долго, уткнувшись лицом в благоуханную почву, не имея сил подняться и не зная, куда идти дальше.
Прежний красный мир не пустил его обратно, а новый зеленый – теперь убийцу не примет никогда. Колонисты были добры к нему, но труп Йоно будет вечной преградой, вечной болью, вечной мукой. Отныне Эд обречен скитаться… И лучше идти вперед, чем вернуться в общину. Споткнувшись в очередной раз обо что-то твердое, дикарь оступился, упал и покатился вниз под откос.

Он лежал на дне большого котлована. Тут и там валялись груды минералов разного размера всевозможных зеленоватых оттенков: темный шартрез соперничал с мутно-зеленым, салатовым и ярко-изумрудным. Краски просвечивали даже сквозь слой грязи, скопившейся в этом заброшенном месте за много лет. Видимо, это и была та самая каменоломня, о которой говорил Йоно в их первый вечер, и куда колонисты приносили собранные с полей булыжники.

«Ну вот, кажется, я и нашел себе пристанище», - подумал дикарь, мрачно взирая на пыльные кучи.
Он сидел в карьере, долго и тупо уставившись никуда. От нечего делать стал перебирать образцы породы, подбрасывать в воздух и смотреть, как те с грохотом разбивались о землю. Раскрошившись, они поднимали клубы пыли, которые забивались в ноздри, вызывая оглушительное чихание, отчего становилось почему-то легче на душе.

Один из камней больно ударил по ноге. Он был плотнее, тяжелее и тверже своих зеленых «собратьев» и с рыжеватыми прожилками, проступающими на неровной поверхности. Сердце флэмитянина затрепетало – крохотные прожилки и пятнышки напомнили о прежнем доме, пусть нелюбимом, но все-таки доме.

Несколько мгновений спустя дикарь уже вгрызался острым ножом в сердцевину необычного камня. Солнце спряталось за горизонтом, а он все долбил и долбил, словно хотел проникнуть в душу неподдающегося булыжника.

С наступлением ночи Эд перебрался к скальному выступу. Работать здесь оказалось легче. Нож давно затупился, но это дикаря не остановило. Лежа на спине, он с невиданным упорством наносил удары по верхнему краю глыбы, распростершейся над его головой, словно шатер.
 
Громада сотрясалась от мощных толчков. Мельчайшие кусочки горной породы запорошили глаза, которые итак почти ничего не видели в сгустившейся тьме. Пальцы покрылись толстым слоем налета, въедавшегося в кожу. Это был порошок желтого цвета, сыпавшийся из ядра «своенравного» камня. Упрямый дикарь сумел-таки добраться до центра. Сумел вывернуть нутро и вынуть «душу»... до того, как его самого накрыло обломками обрушившегося уступа. Но Эд продолжал скрести обломанными ногтями и под завалом, не в силах остановиться, пока не потерял сознание.

 
Глава 3.
«Город желтого дьявола».

Солнце жарило нещадно.
- Вот я и дома, - прошептал Эд, постепенно приходя в себя и вдыхая носом привычный раскаленный воздух. Он медленно открыл глаза и сразу же зажмурился от нестерпимо яркого света.
- Ты что тут разлегся, вставай немедленно,- услышал он сварливый голос сожительницы и инстинктивно закрыл лицо руками, опасаясь нанесения ударов, царапин и прочих «милостей», которыми так любила награждать его Смагда.
- Так и есть, я снова дома, - произнес вслух дикарь.
- Вставай, говорю тебе! Ты что – глухой! Я тебе покажу - «дома»! Это – моя территория!
От пронзительного визга Эд вскочил, как ужаленный, и едва не сшиб с ног низкорослое существо, которое наклонилось над ним и разглядывало его не то с любопытством, не то с негодованием. Теперь флэмитянин, выпрямившись во весь рост, в свою очередь смотрел на карлика, сверху вниз. Голова обладателя противного голоса едва касалась груди дикаря.
- Ты что орешь на меня, - грозно воскликнул Эд, потрясывая кулаками.
Завидев перед собой «великана», коротышка пугливо отступил назад, затем, ни слова не говоря, опустился на четвереньки и юркнул, словно ящерка, куда-то в песок.
- Стой, куда ты! Погоди! Скажи хоть, где я! – только и успел в отчаянии прокричать ему вслед флэмитянин.
 
Он огляделся вокруг. Желтое песчаное море окружало со всех сторон. Горячий ветер дул в лицо, кружил и разбрасывал песчинки, отчего казалось, что они бегут ему навстречу, будто живые. Движущиеся пески прикрыли всю землю, заполнили все углубления и лежали вздыбленными волнами у ног дикаря.
 
Эд удрученно почесал в затылке. Пойдешь направо – песок, пойдешь налево – опять песок, прямо – снова песок, назад – все тот же песок. А если разницы никакой, значит - вперед! И сколько еще придется пройти… прежде, чем он попадет домой… И попадет ли вообще…
И дикарь «поплыл» через сыпучее море, двигаясь поперек взгорбленных барханов, вскидывая подошвами целые тучи желтой пыли. Порой его ноги вязли в горячем песке, но он шел и шел в надежде встретить какое-нибудь пристанище или, хоть кого-нибудь, лишь бы не чувствовать себя таким одиноким в бескрайней пустыне. Ах, Йоно, Йоно! Как не хватает его сейчас!

Вскоре Эд выбился из сил. Кожаная обувь не спасала, ступни покрылись волдырями. Он попытался присесть – каленый песок «кусался» и прожигал насквозь даже сквозь меховую одежду. Лучше уж отдыхать на корточках! Дикарь согнулся, обхватил колени руками и наклонил голову вниз, пряча глаза от ослепительного солнца. Однако смотреть себе под нос было невозможно – сверкающий песок отражался в огненных лучах и бил по зрачкам.
Какой-то предмет под ногами сиял особенно ярко…, так сиял, что затмевал своим светом несметные тучи искрящихся песчинок. Эд копнул немного и выудил лучистый желтый камешек. Ну, вот опять … история повторяется…

Найденыш был таким прозрачным, что флэмитянин едва различал его на смуглой ладони. И таким теплым, и таким гладким…и таким красивым, что хотелось смотреть на него бесконечно. Ну, нет, хватит, хватит с него амулетов, чудодейственных камней, языков, душ и прочей чертовщины, навязчиво шептал кто-то внутри. Сейчас он выбросит дьявольский осколок, и дело с концом… Но пальцы продолжали упрямо сжимать находку и не хотели с ней расставаться.
 
С большим трудом Эдду удалось справиться с непослушными руками. Он выбросил злополучный камень в песок, но тотчас поднял обратно. Было еще несколько неудачных попыток, и каждый раз сверкающее чудо помимо воли вновь оказывалось в его ладонях.
И флэмитянин смирился. Может, он зря перепугался, и ничего плохого не случится... Надо проверить силу нового камня. Эд прижал к груди удивительную находку и крепко зажмурился. А когда открыл глаза - ничего не изменилось.
 Дыхание оставалось спокойным, кровь размеренно текла в жилах. И песчаные барханы по-прежнему были на месте. Пустыня все также испепеляла своим жаром, давила его страхом одиночества, проникающим в самое сердце. Находиться здесь было невыносимо, лучше уж к Смагде в лапы или назад к джемитам…

Убедившись в безопасности желтого камня, Эд присоединил его к зеленому, болтавшемуся на шнурке на груди, и снова отправился в путь. Вскоре пришлось сделать новый привал. Песок забился в ноздри, скрипел на зубах. Голова гудела и раскалывалась от адского пекла, губы покрылись глубокими кровоточащими трещинами, язык так присох к саднящему небу, что невозможно было сглотнуть, а слюна, казалось, вот-вот закипит в обожженной глотке.
 
От смертоносных лучей спрятаться было негде, и Эдду захотелось зарыться куда-нибудь целиком, пусть даже в раскаленный песок. Он начал разгребать под собой зыбкую почву обеими руками. На небольшой глубине ладоням стало заметно прохладнее, а пальцы неожиданно нащупали сразу несколько гладких камешков, а потом еще и еще...
На свету они оказались такими же прекрасными и переливающимися, как и первый солнечный найденыш. Дикарь полюбовался ими какое-то время, а затем стал лихорадочно запихивать их в огромные меховые мешки, пришитые изнутри одежды и служившие своеобразными карманами, до тех пор, пока вместилища не наполнились доверху. Тогда Эд оторвал длинную полосу от края шкуры и смастерил себе двойной пояс, внутрь которого разместил оставшиеся камни.

Передвигаться дальше с тяжелой поклажей стало труднее. Дышать было нечем. Но, к счастью, солнце уже склонялось к западу, исполосовав напоследок нескончаемые вереницы барханов черными тенями.
Жара потихоньку спадала. В косо падающем свете изредка виднелись заполненные песком кратеры, некоторые из них можно было распознать лишь благодаря коническому возвышению в центре. В сумерках они напоминали дикарю угрюмое предгорье Флэймии. Тонкие волнистые линии песчаных заносов обтекали кратеры, почти утонувшие в сыпучем разливе пустыни. Расстояние между барханами увеличивалось, теперь они были ниже, среди них одиноко торчали прутья совершенно засыпанных почерневших кустов. Чувствовалось отсутствие воды, большинство растений было совсем сожжено солнцем.

Время от времени Эд, изнемогая от усталости, спрашивал сам себя, зачем ему эти увесистые бесполезные камни, но не находил ответа. Лишиться сокровища добровольно не было сил, и он продолжал влачить свою ношу, проклиная судьбу, пустынное царство песка и собственную глупость. О том, что все его естество целиком охватило новое, неведомое ранее чувство, флэмитянин и не догадывался.

 - Должна же быть здесь хоть какая-то жизнь, - твердил он упрямо для поддержания духа. Ведь маленькое существо однажды встретилось ему на пути. Куда оно могло исчезнуть? Как сквозь землю провалилось! Сквозь землю? Может карлики живут в глубине, под слоем песка?
Едва различимое на горизонте деревце в лучах заходящего солнца вселило надежду, что он не одинок в этом мире, и, несмотря на смертельную усталость, дикарь прибавил шаг.
 
Вскоре он сумел разглядеть небольшую фигурку под деревом, и сердце его радостно затрепетало. Теперь, главное – не спугнуть пустынника, чтобы он не успел также стремительно улизнуть, как и первый встреченный абориген. Флэмитянин присел на корточки, чтобы казаться ниже ростом, и стал перемещаться таким нелепым образом навстречу незнакомцу. Тот в свою очередь тоже заметил Эдда, но попыток к бегству пока не предпринимал.
 
Житель пустынного мира продолжал сидеть возле древовидного растения, усеянного колючками, и перебирал какие-то предметы, которые тотчас спрятал в мешок, как только дикарь к нему приблизился. Свободной рукой существо запахнуло на груди лохмотья, служившие ему одеждой. Она была вся в дырах, словно прожженная солнцем.
-Не бойся, не бойся, я не причиню тебе никакого вреда, - как можно мягче произнес Эдд, стараясь из всех сил произвести благоприятное впечатление на крошечное ушастое существо.
 - Объясни мне, куда я попал, и что это за страна такая.

Большие уши аборигена, прежде будто завернутые в трубочку, раскрылись и стали похожи на две поджаристые липашки. Эд удивленно вытаращил глаза и попытался что-то сказать прямо в развернутое ухо.
- Может, ты не понимаешь по-нашему? – задал дикарь бессмысленный вопрос. Если существо не понимало язык, то и ответить оно не могло...
- Наша страна зовется Эверис,- неожиданно громко, без тени страха ответил «малыш».
Его голос звучал также скрипуче, как и у первого коротышки, будто звуки доносились из обожженного горла.
- Эверис! – обрадовался Эд, что контакт найден. - Красивое слово. Только жарко тут у вас… и пусто как-то. Где же вы живете?
- Почти все наши поселения занесло песком. С тех пор мы строим жилища глубоко под землей. После песчаных бурь уцелел только Город желтого дьявола, но он далеко отсюда, за каменной грядой.
- Слушай, а у тебя попить ничего не найдется? Умираю от жажды, - внезапно прервал собеседника Эд, искоса поглядывая на его объемистый мешок,- а потом мне поподробнее все расскажешь.
Уши аборигена немедленно свернулись, он сделал вид, что ничего не слышит. Дикарь, наклонившись, повторил свою просьбу громче, прямо в закрытую трубку-ухо.
- Не кричи, я не глухой, - отпрянул коротышка.
Он скорчил недовольную гримасу и, видимо, понимая, что ему не отвертеться, спросил:
- А что дашь взамен?
- Да у меня нет ничего, разве что камни…,- нечаянно проболтался дикарь и тут же прикусил себе язык.
- Камни? А ну, покажи!
Эд нехотя достал из кармана самый маленький камешек, при виде которого глаза у аборигена алчно блеснули.
- Этого не достаточно. Еще дзинтарики, то есть камешки, есть? Один глоток – три дзинтарика.
Дикарь почесал облупившийся от знойного солнца нос, вытащил еще два камешка и со страдальческим выражением на лице протянул их ушастому. Тот в мгновение ока выхватил их у Эдда из рук и протянул  взамен небольшой кожаный мешочек,  в котором что-то побулькивало.
- Вот, молоко верблюжье. Помни – только один глоток. Захочешь новую порцию – гони еще три дзинтарика.
Расстаться со своей «добычей» Эдду было нелегко, но уже через несколько мгновений один из его карманов был наполовину пуст, а в животе бурчало вкуснейшее питательное молоко.
- Где ж ты такую вкуснотищу берешь? Кругом одни пески!
- Фу, какой ты непонятливый! Говорю же - в Городе желтого дьявола, ему не страшен песок. Местные жительницы держат в загонах верблюдов – еды этим двугорбым много не надо. Колючки – вот и вся пища. Зато молоко эти животные дают отменное. Мы на него камни-то и меняем.
- Двугорбые? – ужаснулся Эд, сразу же вспомнив Бада из колонии Гуд-несс. – И из этих горбов появляется потомство?
- Не говори глупостей! Какое еще потомство! У них это вроде мешков с едой. Когда пищи не хватает, жир из горбов потихонечку расходуется.
- А какого они роста?
- Раза в два тебя выше, да еще густой шерстью заросли с ног до головы. Им и жара нипочем.
- Страх-то какой! Если они такие огромные, то как же их приручили?
- Есть захочешь, приручишься. Наверное, верблюды тоже так думают. Кто их кормит – тот и хозяин, вернее хозяйка. В Городе ведь только женщины живут.
- Женщины?
- Ну, да.
- То есть самки? – осторожно переспросил Эд. – Те, которые производят потомство?
- Ну, да.
Дикарь облегченно вздохнул – коротышка, хоть и не был похож на джемита, но кто его знает... Существование самок немного успокоило флэмитянина. Может, этот новый мир не так уж и плох. Жарко, конечно, но привыкнуть можно. Эти же как-то живут... Кстати, как? Он вновь повернулся к новому знакомому, подсел поближе и изобразил на лице интерес.
- Ах, да… ты же обещал рассказать про город, как его… дьявола…
- Ну, так слушай, - начал «малыш», гордо выпятив грудь.
 
***

- Все началось у нас с песни песка…
- Песни? Разве песок умеет петь?
- Не перебивай, а то ничего рассказывать не буду, - возмущенно воскликнул маленький обитатель Эвериса.
- Ладно, ладно, - милостиво согласился Эд. Он был в отличном настроении – ни есть, ни пить больше не хотелось. Теперь можно и послушать.

- Я проснулся на рассвете от странных звуков… Казалось, что мать напевает колыбельную ребенку охрипшим за ночь голосом. Поет без слов, раздражаясь и изнемогая от усталости. Песня, доносившаяся откуда-то издалека, становилась все громче и яростнее. В ней смешались вой раненого дикого зверя, гортанный крик разгневанной старухи и завывание ветра. Сердце мое замирало в груди, мурашки бежали по коже. Неудивительно – ведь я был тогда совсем маленьким.
- Можно подумать, что ты сейчас большой, - чуть было не брякнул Эд, с ухмылкой поглядывая на крошечного собеседника.

- Не перебивай. Я выглянул наружу и на несколько мгновений застыл от ужаса – на наш дом стремительно, словно живая, надвигалась «стена» песка. Ни неба, ни солнца! Только поднятый ураганом сплошной песок, затмевающий все вокруг. Я успел захлопнуть дверь как раз вовремя - лавина обрушилась на наш глинобитный домишко, издавая жуткий грохот и скрежет, от чего мои родители в страхе тоже вскочили с постели, ничего не соображая.

      Мы долго сидели молча, боясь произнести хоть слово до тех пор, пока буря не стихла. Отец первым сумел выбраться из дома, проделав отверстие в крыше, затем вытащил нас с матерью. В тот раз наше жилище занесло песком только наполовину, но расчистить завалы удалось лишь к вечеру следующего дня.

- Какая красота!- воскликнула мать, неожиданно наткнувшись на яркий желтый камешек в песке и мгновенно забыв о постигшем нас несчастье.
- Ой, я, кажется, тоже нашел…, - через какое-то время проговорил отец.
- И я, и я…, - доносилось то справа, то слева с соседских территорий.
Мы копошились в песке до самой ночи, как черви в земле, прорывали все новые и новые ходы, в которых находили камни разных размеров и оттенков. Попадались и матовые, и прозрачные, похожие на окаменевшие слезы, и те, и другие -  одинаково прекрасные. Многочисленные вкрапления из песчинок образовывали диковинные узоры, словно водили хороводы внутри камней и застыли после стремительного танца. В одном, самом крупном, в центре, видимо, когда-то поселился большущий жук-отшельник, да так и остался навеки замурованным в своем каменном доме. Мать чуть с ума не сошла от радости и восхищения, обнаружив такую великолепную находку, и с тех пор не расставалась с камнем-ловушкой ни на минуту.
- Я назову его дзинтарик, - нежно приговаривала она, поглаживая гладкую поверхность.

 - Кажется,  у меня тоже был такой, - не удержался и снова перебил рассказчика дикарь, - только внутри сидел не жук, а замурованный зловредный фунг.
Абориген пропустил мимо ушей замечание про камень и про неведомого ему фунга и продолжил свою историю, будто на одном дыхании.

- Отдайте мне все собранные камни, - вдруг приказала мать нам с отцом тоном, нетерпящим никаких возражений.
- С какой это кстати? – возмутился отец, - ни за что не отдам!
- Ты еще спорить со мной будешь?!- взъерепенилась она и угрожающе нависла над моим родителем.

Коротышка приподнялся на цыпочки и изогнулся дугой, изображая разгневанную мать.
- Надо сказать, что женщины в наших краях на голову выше мужчин и уж гораздо сильнее. Так распорядилась природа.
- А самки у вас дерутся?- вновь прервал аборигена Эд, задетый «за больное».
- Еще как! Чуть что не по нраву – таких оплеух надают! В тот раз пришлось подчиниться и отдать найденные сокровища, хотя и пользы от них не было никакой. Что делать с камнями, мы тогда никакого понятия не имели. Слушай дальше.

Утром дом содрогнулся от истошного крика матери. Оказалось, что отец ночью потихоньку вернул себе утраченные камни, да еще прихватил и припрятал те, что собрала мать.
- Сам не знаю, как это получилось,- оправдывался он, возвращая дзинтарики под натиском упрямой женщины.
На следующую ночь повторилось то же самое - отец обнаружил материнский тайник и вновь похитил манящие камни, которые на рассвете вынужден был опять вернуть.
Теперь покой в доме был нарушен. Мать совсем перестала спать по ночам, охраняя свои ненаглядные сокровища, а днем валилась с ног от усталости и засыпала на ходу, где попало. Этим обстоятельством непременно пользовался отец. Каким-то невероятным чутьем он разыскивал и вновь возвращал себе надежно спрятанные камни, любовался ими некоторое время, а затем отдавал их, чтобы на следующий день снова стащить.
Из-за этой постоянной борьбы вести хозяйство стало некому, все пришло в запустение. И так продолжалось до очередного пришествия песка, принесшего с собой новые камни и новые несчастья. Стоит ли говорить, что все собранные дзинтарики были немедленно отняты властной рукой моей ненасытной матери.
Но самым страшным было то, что болезненная страсть к камням поселилась и во всех соседских домах, вызывая непримиримую вражду между обезумевшими людьми противоположного пола.. Дело кончилось тем, что женщины сговорились между собой и однажды ночью сбежали, прихватив с собой все самое ценное - камни, верблюдов, одежду. А на утро разразилась песчаная буря невиданной силы, которая полностью завалила наши жилища.

Пуститься в погоню мы не могли несколько дней, а беглянки тем временем успели уйти далеко, так далеко, что не только мы, а и проклятый песок их не смог догнать. Видно сам дьявол был на их стороне…
 
Они добрались до гигантских валунов, разбросанных цепью чьей-то всесильной колдовской рукой. Камни послужили основой для высокой стены, которая спасала не только от новых ураганов, но и от мести разъяренных мужчин.

Женский лагерь постепенно разрастался - «воровки камней» из других поселений стекались туда со всех концов Эвериса. За несколько лет за неприступной оградой возник целый город, город женщин, который мы называем Крепостью желтого дьявола. Точнее сказать, дьяволицы…, а верховодит там… моя мать – обладательница самого большого и красивого камня, того самого с жуком в сердцевине. Она провозгласила себя королевой и умудрилась подчинить своей воле всех обитательниц города.
- Так вот оно в чем дело! Не красный, не зеленый, а желтый камень дает могущественную власть! – вскричал потрясенный Эд, а про себя подумал, – надо добыть его любой ценой.
- Красный, зеленый? А разве такие тоже бывают?
Дикарь ничего не ответил и погрузился молчание, придумывая, как бы половчее разведать у пустынного жителя дорогу в эту самую крепость.
- Расскажи, что же случилось с вами, после того, как ваши самки ушли? – спросил он какое-то время спустя.

- Большинство мужчин так и не смогли выбраться из-под заносов, они умерли от голода, погребенные страшной стихией. У тех, кто уцелел, беспощадный песок отнял все, что еще оставалось после бегства женщин – дома, которые теперь невозможно было откопать, и грядки, дававшие скудный урожай даже в былые времена. Погибли и куры.
- Куры? А это кто такие? – снова не выдержал Эд.
- Домашняя птица, которая давала яйца.
- Ты издеваешься надо мной? Где это виданно, чтобы птица жила в доме, никуда не улетала, да еще сама кому-то давала яйца! На птицу можно только охотиться. Скажешь, что вы ее тоже приучили, как и этих ужасных горбатых... верб...?
- Ну, не мы, а наши далекие предки. К тому же, у курицы недоразвитые крылья, она вообще летать не может.
- Да ну! Совсем не умеет?
- Да, только перебирает лапами, иногда так быстро, что не догонишь. Только убегать ей было особенно не зачем. Зачем убегать при хорошей кормежке? Куры у нас во дворе разгуливали важно, медленно, особенно по утрам, спросонья. Жаль, что все это в прошлом, и былое никогда не вернуть.

Эд снова задумался, пытаясь представить себе неведомых птиц с короткими крыльями – сонных куриц, не умеющих летать, едва перебирающих лапами, и горбатых чудовищ... Как странен этот мир, где и птицы, и животные никуда не улетают, не убегают, не боятся, что их убьют, и кормят как раз тех, кто их убить может! А зачем же убивать? Не зачем. Их нужно кормить, то есть отдавать свою еду... Ну, уж нет! Почему же нет? Ты их кормишь, а они тебя... Так просто.

Все перепуталось в его голове. Он решил подумать об этом позже.
Коротышка на время замолчал, заметив, как на лице слушателя ходят желваки, а на лбу вздулись жилы от напряжения «мыслей». После небольшой передышки он продолжил историю нашествия песка, как и раньше, в лицах, меняя голос и интонации. Ему, видно, нравилось изображать то отца, то мать, то других участников своего рассказа.

- Дзинтарики! Вот, что спасет наши жизни,- воскликнул отец, выбравшийся на поверхность одним из первых, и заметивший среди песчаной равнины яркие вспышки новых камней, переливающихся на солнце.
- Да, да, - загалдели остальные, - мы отправимся вслед за женщинами и отдадим им камни в обмен на молоко и другую еду!
- Но как найти беглянок? Песок не оставляет следов! – раздалось несколько робких голосов. 
- Знойный ветер налетает всегда с той стороны,- опять «нашелся» мой догадливый отец, указывая рукой на наметенные барханы, возвышавшиеся неподалеку. Недаром родителю всегда удавалось перехитрить мать в поисках камней.
- Мы пойдем наперерез песчаным волнам, которые нарисовал ураган, и, в конце концов, достигнем цели!

Немногие из нас добрались до крепости. Палящее солнце и жажда убили половину из тех, кто отправился в путь. Это потом мы научились находить воду в пустыне, а в тот злополучный первый переход через пески все умирали от жажды.

Отца я потерял сразу, едва мы отошли от дома, вернее, от того места, где когда-то был наш дом. Его хватил солнечный удар, и сердце не выдержало. Бедняга так и остался лежать на обжигающем песке, никем не похороненный. Я забрал себе его долю камней и поспешил за остальными, боясь остаться один на один с «коварным раскаленным врагом», отнимающим наши жизни.

Не помню, сколько дней и ночей мы тащились по пустыне, а когда дошли до высокой стены, то оставшиеся в живых совсем выбились из сил и упали тут же в объятья все того же ненавистного песка, нанесенного бурей и остановленного крепостным валом. Так смерть забрала еще нескольких наших собратьев. Но чудом слабый голос одного из нас был услышан, и какая-то женщина, работавшая неподалеку, вышла из ворот. Она-то и стала нашей спасительницей - принесла нам немного молока…,предварительно обобрав, конечно, наши карманы.

С тех пор мы стали вести кочевую жизнь, искать «окаменевшие слезы» за пределами города и обменивать их на пропитание. Камни взяли нас в плен, стали и смыслом, и целью нашего существования, и радостью, и страшной карой, которую мы, как заложники поневоле, вынуждены нести до последних дней.

- Значит крепость недалеко?- с надеждой, вкрадчиво поинтересовался Эд, пропустив мимо ушей рассуждения аборигена о смысле жизни.
- Одна ночь ходьбы.
- Ночь? Уж не хочешь ли ты сказать, что ходишь туда ночью?
- Именно так. Днем, как ты уже успел заметить, - съехидничал рассказчик, - стоит невыносимая жара и невозможно передвигаться. Мы обычно пережидаем зной в жилищах, построенных под толщей песка, а на закате выходим наружу, собираем дзинтарики и потом пробираемся к крепостной стене. Там нас уже ждут прислужницы моей матери, которые незамедлительно относят камни в «логово» своей королевы.
- Как же ты находишь дорогу в темноте?
Коротышка плотоядно улыбнулся.
- Ноги сами ведут куда надо, будто сила камней притягивает их. Ведь в городе за много лет скопились несметные сокровища! А вот в пустыне их находить стало все тяжелее. Бури и ураганы сейчас редки в наших краях, и разыскать камень в песке непросто. Мы начали враждовать и драться между собой за каждый дзинтарик. А когда оставшихся мужчин можно было пересчитать по пальцам, решили разбить окрестности вокруг города на отдельные территории и поклялись не мешать друг другу и не заступать в чужие пределы. Теперь каждый живет в одиночку и сам себя кормит.
- А что вы будете делать, если камешки совсем не будут попадаться?
- Об этом я и думать боюсь. Умрем тут без пищи. Нас и так мало осталось. Я давно уже никого не встречал, разве что Гриди роется еще в песке где-нибудь поблизости.
Эд всплеснул руками:
- А-а. Так это на него я наткнулся…вернее, он на меня…когда я здесь очутился. Маленький такой… Ой, извини… С противным, скрежещущим голосом.
- Похоже, что он. Значит, жив…
- Слушай, а те, что в крепости, они ведь тоже вымирают…без самцов. - ужаснулся своей внезапной догадке Эд.
- Ты прав, чужестранец. Мы обречены. Последний ребенок Эвериса появился на свет задолго до того, как женщины нас покинули.
Эд долго молчал и не задавал никаких вопросов. Мрачная перспектива умереть вместе с последними жителями желтого мира ему решительно не понравилась, но деваться было некуда, придется приспосабливаться к новой жизни. А там видно будет.
- А тебя-то как зовут? – спохватился дикарь, вдруг вспомнив, что до сих не познакомился со своим собеседником.
- Не все ли равно. Много лет ко мне никто не обращался по имени. Зови меня просто – «скиталец»
- Скиталец?
-Да, тот, кто ходит, бродит, ищет…, в общем, скитается.
- Значит, я тоже скиталец…, то есть мы оба – скитальцы.
Коротышка насторожился:
- А что же ты ищешь?
- Теперь я и сам не знаю. Возьмешь меня с собой в Город желтого дьявола? Жить-то ведь как-то надо, - сказал дикарь и похлопал себя по тугому карману, в котором еще оставались битком набитые дзинтарики.
- Возьму, если хочешь. Сильный напарник всегда пригодится, - ответил Скиталец, с завистью поглядывая на крепкие мускулы Эдда, а также на его второй оттопыренный карман. - А камешки, я вижу, у тебя еще остались. Ты, наверное, их у Гриди из-под носа увел? То-то он разозлится, когда узнает, что ты копался в его владениях! Тебе за дзинтарики знаешь, сколько еды отвалят!? Завтра ночью и отправимся.
- Зачем же ждать до завтра? – сгорал от нетерпения дикарь.
- Камней у меня маловато. За это,- Скиталец потряс полупустым мешком, - много молока не дадут. Отдохнем пока в моем жилище, жара приближается…
Эдд обнял Скитальца за хрупкие плечики и просительно заглянул в глаза.
- Ладно, только дай мне еще немного молочка для подкрепления. Мы ведь теперь друзья.
- Три дзинтарика за глоток, - невозмутимо отрезал коротышка.

***

- Закрой глаза и ступай за мной, - сказал Скиталец и взял Эдда за руку. – Никто не должен видеть моих секретных меток и опознавательных знаков, по которым я нахожу свое жилище.
- Осторожно, осторожно, в этом месте песок зыбкий, мигом провалишься…
Дикарь сделал несколько шагов и почувствовал, как тело его постепенно погружается в рыхлую почву и медленно опускается куда-то вниз. Наконец, ноги уперлись во что-то твердое, и Скиталец позволил гостю открыть глаза.
Эд по-прежнему ничего не видел. По ощущениям он находился в глубокой, узкой норе. Близкое, частое дыхание нового друга указывало на то, что тот находится где-то рядом, на расстоянии вытянутой руки.
-Эй, ты здесь?- зачем-то спросил Эд, вглядываясь в темноту. Видимо, от страха он стал хуже соображать.

В «жилище» было прохладнее, чем снаружи, но дышать было нечем. Дикарь судорожно глотал воздух. Что если коротышка специально заманил его в ловушку и бросит здесь одного умирать? А потом вытащит камни… и будет таков.
- Здесь, здесь, -  отозвался Скиталец, - Погоди, сейчас запущу немного воздуха. Я тут трубу от нашего бывшего дома приспособил. Сразу легче станет. У меня и небольшой запас воды есть. Добывать ее глубоко под землей не очень-то просто, но ничего, я приноровился. Нашел подходящее место – недалеко от дома. Завтра вместе туда пойдем, вдвоем сподручнее будет. А сейчас располагайся удобнее.
- Легко сказать – располагайся! Ты, небось, и со своим-то маленьким ростом здесь едва умещаешься, а я...
Эд сел на слегка влажную твердую землю и попробовал вытянуть затекшие ноги.
- Расскажи еще что-нибудь. Складно у тебя получается. Как ты этому научился?
- Будешь сидеть целыми днями один-одинешенек, да рассказывать что-нибудь самому себе – так тоже научишься! А сейчас я устал. И никаких других историй не знаю.
- Ну, не злись, не злись. А хочешь я тебе спою? Время пройдет быстрее. Ты, наверное, думаешь, что только песок умеет завывать свои жуткие песни?
И Эд вполголоса затянул любимую – про священные струи благодатного дождя. Песня не произвела на Скитальца должного впечатления - в подземелье сочный голос Эдда звучал глухо, слова произносились без обычного вдохновения и трепета, да и смысл их был не очень понятен слушателю, выросшему в знойной пустыне.

- Я вот думал-думал и кое-что придумал, - проговорил Скиталец спустя какое-то время, так и не высказав никаких слов одобрения разочарованному Эдду.
- Завтра у ворот города нас встретит моя…ну, бывшая…как тебе это объяснить… подруга, что ли…
Эд хмыкнул.
- Это не то, что ты думаешь! Мы просто играли вместе, когда были детьми. Вот в память о прошлом она мне всегда чуть-чуть побольше еды и подбрасывает. А теперь я решил – надо действовать по-другому. Скоро запас камней в пустыне будет исчерпан, и нам нечего будет менять. Значит нужно попытаться добыть их в другом месте.
- В каком другом?
- Ну, как ты не понимаешь! Сам подумай! Раз камней почти не осталось в пустыне, значит их полным полно…
- В другой пустыне.
Бестолковость дикаря разозлила Скитальца.
- Нет здесь никакой другой!
- Тогда не знаю…
- Значит, их полным полно в другом месте! В том месте, куда мы их относим – у королевы. Надо проникнуть в крепость и попросту украсть как можно больше камней! А потом их же и отдавать назад на обмен.
- Да как же туда попасть? Сам говоришь – стена неприступная, ворота…
- В этом и заключается мой хитроумный план. Нужно привлечь на нашу сторону мою подругу - Дарину. Вы с ней почти одного роста. Я ведь рассказывал, что женщины Эвериса – все дылды вроде тебя, потому и держат над нами такую власть. Возьмешь ее одежду и проскользнешь в ворота под покровом ночи. Дарина - ближайшая прислужница королевы. Если она согласится вступить с нами в долю, то укажет тебе дорогу, так что в сокровищницу попадешь без труда.
- Осталось дело за малым – уговорить твою подружку…, - поддел нового друга Эд.
- Ты прав, это будет тяжелее всего. Но я думаю, увидев тебя, она, в конце концов, примет нужное нам решение. Тем более, что камешки охота каждому заполучить. Дарина – не исключение. Не согласится она - найдется другая. Королеву все ненавидят. А сейчас надо как следует выспаться перед дорогой. Вечером наберем еще камней, если повезет, конечно, и в путь. Привыкай к новой ночной жизни.

***

Эд никак не мог заснуть в душной яме, гордо называемой Скитальцем «жилище». Не хватало воздуха и простора, к которому дикарь успел привыкнуть в колонии джемитов. Голова от подземной духоты гудела, казалось, даже волосы встали дыбом от распирающей боли. Он крутился, вертелся, пытаясь найти удобную позу для отдыха, но ничего не получалось. Один раз он нечаянно угодил ногой коротышке в лицо, чем вызвал крайнее неудовольствие маленького существа - Скиталец проснулся и пригрозил, что не возьмет Эдда с собой, если тот сейчас же не угомонится.

Дикарь сложился в три погибели и подтянул онемевшие ступни к раздутому животу. Но ноющая боль в правом боку, взявшаяся невесть откуда, не давала ему покоя.
Поначалу Эд не придавал ей никакого значения, но постепенно она нарастала, и время от времени сопровождалась сильными толчками, напоминающими извержение крошечного «вулкана» где-то в глубине утробы, после чего возникало сильное жжение, которое медленно поднималось из желудка до воспаленного распухшего неба. Огонь разливался по внутренностям, вызывая новую боль. Дикарь корчился в немыслимых позах, стараясь не стонать, чтобы снова не разбудить Скитальца. Наконец, ему удалось стащить с себя одежду и двойной пояс, набитый камнями.
 Неожиданно стало легче – жар, охватывающий тело изнутри и снаружи, прекратился, и боль ушла также внезапно, как появилась. Он блаженно закрыл глаза. В тишине раздавалось лишь тихое посапывание коротышки.
Однако не успел дикарь задремать, как внезапно послышался взволнованный шепот подземного жителя:
- Начинается! Слышишь, она начинается!
- Что начинается? Я ничего не слышу. Если бы у меня были твои большие уши…
- Как что! Песня! Песня песка! Буря! Буря! У нас будут новые камни!
- Откуда ты знаешь?
- День был таким знойным, как будто что-то предвещало долгожданную бурю, - убежденно сказал Скиталец таким тоном, словно он умел сам вызывать эти ураганы.
Флэмитянин не разделял уверенности нового друга.
- Не понимаю, чему ты радуешься? А вдруг мы никогда не сможем отсюда выбраться, как твои погибшие соплеменники? Давай, скорее, выйдем наружу! Нас засыплет песком!
- Нет, нет! Ураган схватит нас в свои лапы, закружит и понесет, словно песчинки. Тогда мы уж точно умрем. Будем сидеть здесь, пока все не успокоится. Я верю в нашу удачу!

Но Эд не послушался и высунулся наружу - песня песка оказалась еще страшней, чем рассказывал Скиталец. Весь горизонт почернел, грохот катился по пустыне, свист усиливался, земля дрожала. В воздухе гудело не переставая, песок разлетался короткими и длинными брызгами, взмывал вверх. Надвигающая сплошная стена урагана заставила мгновенно ослепшего дикаря вернуться в нору. Вой и рев слились в один протяжный грохот.

***

Королева медленно спускалась в сокровищницу в сопровождении нескольких молодых прислужниц. Каждый шаг по лестнице давался престарелой женщине с большим трудом. С ног до головы она была увешана тяжелыми украшениями из камней, что еще больше затрудняло передвижение.
Гуараму беспокоила отдышка, нестерпимо болели кости и суставы, изношенные и изъеденные  временем, а сердце, казалось, вот-вот остановится от непосильного бремени бытия.
Она ежеминутно она останавливалась и подозрительно оглядывалась назад на своих спутниц, шествовавших на почтительном отдалении. Им запрещено было приближаться к венценосной особе ближе, чем на пять ступеней. Одного легкого, как бы нечаянного, толчка в спину хватило бы на то, чтобы «живая мумия», этот царственный «мешок с костями» кубарем полетел вниз и рассыпался в прах на дне подземелья.
- Хоть бы ты оступилась, проклятая, - одними губами прошептала одна из девушек, неотрывно глядя в согбенную спину правительницы.
- Тише, тише, - почти беззвучно откликнулась другая, - у старухи сохранился отменный слух... Разве ты не знаешь, что песок научил всех нас слушать и распознавать свои песни задолго до своего появления, по малейшему шороху.
- Что вы там шепчитесь насчет песка? – Гуарама резко повернулась к сопровождающим, едва не свернув хрупкую тощую шею.

Процессия замерла в испуге в ожидании сурового наказания. Женщины низко опустили головы и виновато потупились, изображая раскаяние. Этого оказалось достаточным. Королева была в хорошем расположении духа - всего несколько шагов отделяли ее от обожаемых камней.
Последнюю ступеньку она преодолела легко и, подпрыгнув, взмыла ввысь, словно крылатое насекомое. Перебирая ногами в воздухе, она подлетела к вожделенным сундукам, которые стояли рядком по периметру подземелья. Открыв первый из них, Гуарама медленно опустилась перед ним на колени и долго обозревала содержимое, одновременно произнося хвалу могущественному песку, приносящему Эверису бесценные дары.

Желтые камни тускло поблескивали при свете факелов, денно и нощно горевших в подземном хранилище. Здесь, в полумраке, дзинтарики были не столь красивы, как при дневном свете. Наверху, на воле, яркие лучи напитывали их своей энергией и заставляли сиять, как маленькие солнышки. Зато темнота придавала камням густой окраски, глубокой насыщенности и таинственности, что неизменно вызывало какой-то благоговейный трепет у всякого, кто удостаивался чести на них смотреть.
 
Исполнив мистический обряд поклонения и, слегка прикоснувшись к сокровищам, королева переместилась к другому сундуку. Тут она позволила себе погрузить руки внутрь ларя чуть ли не по локоть, бесконечно ощупывала и перебирала камешки, словно хотела пересчитать их не по одному разу, не в силах оторваться от этого сладостного занятия.
 
Затем сладострастная женщина поднесла горящий факел совсем близко к поверхности камней, так чтобы они осветились и «заиграли» от красного пламени, слегка нагрелись, но не оплавились. Нежный фимиам приятно взбудоражил ноздри, и она в блаженстве закрыла глаза.

Все это время прислужницы находились поодаль, переминались с ноги на ногу и обреченно ждали окончания утомительного ритуала. Наконец, правительница подошла к последнему, тринадцатому сундуку, который стоял еще не наполненный. На его дне мерцали лишь несколько мелких дзинтариков.
- Кто дежурил у ворот и принимал эти последние дары? – грозно спросила Гуарама.
- Я, моя солнцеликая королева, - робко ответила одна из девушек, окутанная с головы до ног длинным черным покрывалом.
- Дарина?! Почему так мало камней?! Ты посмела припрятать и присвоить себе мои сокровища?!
- О, нет, нет! Я бы никогда..., никогда...  Вы ведь знаете, что время песчаных бурь миновало. Скитальцы с каждым разом приносят все меньше и меньше камней.
- Не лги мне! Я вижу, как глаза смиренной послушницы горят алчным огнем. Ты и твой дом будут подвергнуты обыску. И горе тебе, если я найду... хоть одну крупинку.
- Но..., повелительница, я... мне...
- Замолчи, негодница! Я давно подозреваю, что ты не очень-то честна. И мои верноподданные служанки не раз доносили, что ты привечаешь одного из бродяжек, приносящих солнцеподобные камни, и взамен даешь ему больше той меры молока, что была установлена мною.
- О, простите, простите меня. Я дала ему всего несколько лишних капель … Он был такой голодный. Скоро скитальцам совсем нечего будет есть. Прошу Вас, пощадите меня! Ведь это был не кто-нибудь, а Ваш сын!
- Ах ты, мерзавка! Сын, не сын, мне это безразлично. Еще вспомни, что вы жили по соседству, играли вместе, и я знаю тебя с раннего детства! Закон один для всех: сколько камней – столько и молока,- окончательно разъярилась Гуарама и влепила ослушнице хлесткую пощечину.
– Еще одно нарушение, и я прикажу заточить тебя в башню смерти вместе с ее «милыми» обитателями – скорпионами, чтобы и другим неповадно было. А теперь ступай с глаз долой! И три дня не смей близко подходить к воротам крепости!
Глотая слезы, Дарина первой начала подъем по длинной лестнице, за ней потянулись остальные прислужницы. Последней завершала шествие королева, беспрестанно кряхтя, охая и сетуя на крутизну ступенек.

***

- Ну, вот все и закончилось. Пора выбираться наружу, - радостно проговорил Скиталец.
- Хорошо сказано – наружу! Только как это сделать? Нас совсем занесло, даже трубу завалило. Еще день в твоей тесной норе – и я бы задохнулся без воздуха.
- Ничего, ничего. Мы ведь живы. Ты, с такими большими и сильными руками, сумеешь откопать вход, а вернее выход. Наш выход на волю, на волю -  к новым дзинтарикам! Сейчас покажу, где нужно рыть.

Казалось, Скитальца и впрямь ничего не интересовало, кроме камней. За все время сидения в подземном убежище он ни разу не спросил Эдда, ни кто он, ни откуда. Маленький житель ничему не удивлялся – ни высокому росту нового знакомого, ни цвету кожи, ни клокастой рыжей бороде, словно громадный дикарь был вовсе и не пришелец из иного мира, а песчинка, которую принес ветер вместе с миллиардами других, в дополнение к бесценным дзинтарикам.

Флэмитянин с усердием принялся за дело, и вскоре ему удалось просунуть голову в образовавшееся отверстие. Солнце, стоявшее в зените, больно ударило по глазам. Первые несколько мгновений затворник, проведший несколько дней в полной темноте, не смел их открыть, полагая, что ослеп.
Он жадно глотал горячий воздух, обжигая соскучившиеся по свежему воздуху легкие. Выползший следом за дикарем Скиталец был более осмотрителен – дышал потихоньку, прикрывая ноздри и отвыкшие от света глаза ладонями, постепенно приучая все свои органы к возвращению в пустыню. Но даже предпринятые им меры предосторожности не спасали.
- Давай назад, в укрытие! - прокричал он Эдду спустя пару мгновений, - подождем до вечера.
- Ну, уж нет! Пусть лучше солнце испепелит меня, чем снова спуститься в твое вонючее логово! Я как-нибудь тут пережду, - ответил флэмитянин, наматывая на голову широкий пояс. – А когда жара спадет, отправлюсь на «охоту»… Посмотрим, посмотрим, что принес нам твой хваленый ураган…
- Делай, как хочешь. Но учти, если солнце изжарит тебя, все собранные тобой камешки достанутся мне, - злорадно сказал напарник, потирая маленькие ручки, и скрылся в убежище.

Эд не стал возражать и приготовился ждать. Жизнь, изменившаяся в одночасье самым невероятным образом, научила его терпению. Он вспомнил, как сидел дни и ночи напролет возле раскаленного «языка дракона» и ждал, ждал, когда заветный символ власти попадет к нему в руки. Вспомнил, как долбил горную породу в каменоломне, чтобы найти дорогу домой. С каким упорством он учился полоть грядки, петь песни и печь липашки... Неужели все это было?! Неужели это проделывал он, самый свирепый и беспощадный охотник Флэймии?

Между тем немилосердное светило стало склоняться к низу, а значит, пора было начинать поиски долгожданных сокровищ. Эд двинулся на четвереньках на запад, в сторону уходящего солнца, обшаривая пядь за пядью песчаное пространство, которое к тому времени потихоньку начинало уже остывать.

Он «пропахал» изрядный участок, но не нашел ни одного камешка. Едкий пот струился по разгоряченному лбу ручьями, разъедая обветренную кожу, попадая в слезящиеся глаза, застилая их плотной пеленой. Но дикарю и не требовалось ничего видеть, пальцы работали, как заколдованные, будто отделившись от рук, самостоятельно ныряли в толщу спекшегося песка, без устали прощупывали и просеивали каждую его пядь.
 
Наконец, судьба ниспослала ему три маленьких жалких дзинтарика, чему Эд несказанно обрадовался. «О, священное аригамо!», - произнес он восторженно, глядя на скромную добычу.
Бородач принялся рыть в «плодоносном» месте с утроенной силой и тут же наткнулся на увесистую глыбу, но неожиданно острая боль в мизинце пронзила его до самых пяток.

***

Холодный пот, как вода, заливал лицо, сочился по шее, стекал по спине. Он тяжело дышал, стараясь побороть дурноту, и все сильнее сжимал зубы. Крохотные ручки скользили по лицу, бережно вытирая испарину, заботливо подносили питье к пересохшим запекшимся губам, растирали опухшую, одеревеневшую ладонь и вновь осторожно промакивали бисеринки проступавшего пота.
- Лежи, лежи тихонько, не шевелись, - словно сквозь сон услышал Эд голос Скитальца.
Тело дикаря сотрясалось от лихорадки, огненные обручи опоясывали голову, плечи и грудь. Левая рука горела, а правой - будто и вовсе никогда не было.
- Хорошо, что ты очнулся. Я подумал, что ты умер, когда нашел тебя позавчера вечером. Сначала решил, что виной всему жгучее солнце. Но потом вдруг увидел, как странно твоя рука отброшена в сторону, словно в застывшей схватке: четыре пальца намертво сжимают огромный камень, а пятый, мизинец, оттопырился и распух. Я внимательно пригляделся. Так и есть! Скорпи! Укус скорпи! Опоздай я хоть на минуту – не застал бы тебя в живых!
- Спасибо, - пролепетал Эдд онемевшими губами.
- Но теперь я уверен, что через день-два жар у тебя пройдет, и рука восстановится. Мать в детстве научила меня, как защищаться от смертоносного яда этих тварей. Она их никогда не боялась, приносила в дом, кормила и возилась с ними, как с малыми детьми. Десятки скорпиков шествовали по ее телу, щекотали пятки и никогда не кусали, будто чувствовали, что она – их бесстрашная повелительница. Однажды мать продержала рыжего скорпи во рту всю ночь – лечила больные десны и зубы ядом. Я уверен, что попади отрава ей прямо в кровь, и то ничего не случилось бы. Знаешь, она по сей день содержит скорпиков в башне смерти, куда направляет неугодных прислужниц. За это они заглазно прозвали ее «скорпионихой».
- Как же тебе удалось затащить меня в свою «яму»? – едва выдавил из себя Эд непослушными губами.
-  Перекатывал кое-как с боку на бок, а дальше ты уж сам как кулек вниз рухнул.
- Спа-си-бо, - еще раз благодарно прошептал дикарь.

Этому слову он научился у джемитов и не преминул сейчас им воспользоваться в память о Йоно, некогда также за ним трепетно ухаживающим во время болезни.
- Этим не отделаешься! Одного молока сколько на тебя извел! У нас совсем никакой еды не осталось. Давай-ка мне камни, которые удалось отыскать прежде, чем скорпи поразил тебя в руку, пойду на обмен к «желтому дьяволу».
- А как же я? Я тут один в темноте не останусь!
- Хочешь-не хочешь, а придется! Тебе нельзя пока двигаться. Я мигом – обратно к утру буду.
- А вдруг снова буря? Кто же меня откопает?
- Бури не будет!- с уверенностью произнес Скиталец и «вынырнул» из подземного жилища.

***

Скиталец безуспешно ждал Дарину у крепостных ворот, недоумевая, куда же она могла подеваться. Урочный час настал, но никто не появлялся. Коротышка ходил туда-сюда, стучал, нервно покашливал, пытаясь привлечь внимание других стражниц. Наконец, послышался шорох, и боковая калитка слегка приотворилась. Незнакомая девушка, пряча лицо, протянула длинные загребущие руки и требовательно сказала:
- Сюда камни, быстро!
- А где Дарина?
- Молчи! Если не хочешь попасть в башню вместе со своей подружкой! И не вздумай просить больше молока, чем положено!
Скиталец неохотно достал из мешка крупный прозрачный дзинтарик, добытый Эддом во время последней вылазки. Проворные сильные пальцы мгновенно выхватили камень. Взамен была дадена небольшая плоская фляжка.
- А почему так мало? – запоздало вскричал Скиталец в створ закрывающейся двери.
- Приказ королевы, - донеслось из-за стены вместе с шумом поспешно удаляющихся шагов.
-Теперь то скорпиониха будет довольна, - проговорила девушка и направилась прямо в опочивальню.

***

Измученный болезнью Эд провел целую ночь без сна. Но не потому, что все его тело изнемогало от сильного жара, кости ломило, а воздуха не хватало. Он умирал от страха, страха быть погребенным под лавиной песка, страха быть брошенным, страха голодной смерти и прочих страхов, роем кружившихся в его разгоряченной голове.
«Он вернется, вернется…»,- ежеминутно уговаривал и подбадривал он сам себя, - «иначе не стал бы Скиталец мне жизнь спасать, лечить, выхаживать, молоком поить… Мы ведь почти друзья…А как же наш план? Нет, нет… он не может оставить меня одного…».
 
Здоровой рукой дикарь инстинктивно похлопал себя по карману. Дзинтариков не было! Пустым оказался и двойной пояс с припрятанными камнями. «Сбежал! Точно сбежал!», - ужалила в сердце страшная догадка. «И когда же коротышка сумел до них добраться! Может, пока я был без сознания… Нет, он вернется, вернется! Иначе не стал бы мне жизнь спасать, лечить, выхаживать, молоком поить… Мы ведь почти друзья…А как же наш план? Нет, нет… он не может оставить меня одного…».

Дикарь, еще не осознавая, успел уже привязаться к ушастому существу, отчасти заменившему ему покойного Йоно. Сейчас он готов был простить Скитальцу вероломство, и даже отдать ему все камни мира, лишь бы быть с ним рядом и прикоснуться к его маленькой ладошке.
Эд напряженно вслушивался в темноту, но стук отчаянно колотившего сердца заглушал даже едва уловимый шорох песка.

Скиталец бесшумно спустился в жилище и застал дикаря врасплох, когда тот почти потерял надежду. Ни зрением, ни слухом, а скорее чутьем, острым нюхом охотника Эд ощутил внезапно появившегося друга.
- Как хорошо, что ты снова со мной, - растроганно произнес флэмитянин.
- Плохие новости – кажется, Дарину заточили в башню смерти.
- Ну и что! Зато мы – вместе!
- Что значит, ну и что! - напустился Скиталец, - наш план провалился! Кто откроет нам ворота города?! Кто даст тебе женскую одежду?! Кто покажет дорогу в сокровищницу?!
- Извини, мне конечно, жаль твою подружку... Но я так обрадовался, что ты, наконец, появился, что об этом как-то не подумал. Не расстраивайся, выпустят твою Дарину. Главное, что мы – вместе! С голоду не помрем! Ты ведь надежно спрятал оставшиеся камни, те, что были в моем кармане и поясе?
- Теперь это моя доля!- вскричал Скиталец. - Уж не думаешь ли ты, что я бесплатно тебя кормил, поил?
Коварство маленького друга внезапно разозлило и раззадорило Эдда. Он мгновенно забыл и о своей болезни, и о страхах остаться одному, и о пресловутой дружбе.
- Ах, так! Тогда сам и иди в Город желтого дьявола, сам напяливай на себя чужую одежду и сам добывай сокровища! Я тебе больше не помощник! Проживу без тебя как-нибудь! Пустыня большая! Дзинтарики я уже наловчился находить, да и дорогу в крепость без тебя найду – сам говорил мне, что камни из сокровищницы поманят и приведут.
Угроза подействовала. Коротышка нехотя пошел на попятную:
- Ладно, ладно. Ты прав. Мы ведь и впрямь теперь друзья, можно сказать, кровные братья. Я первый раз в жизни почувствовал вкус чужой крови, когда яд у тебя из ранки отсасывал.
- Значит – мир?
- Да, мир. Сегодня ночью рискнем и пойдем к крепостным стенам. Может, Дарина к этому времени отыщется.
- Хорошо. Только неплохо бы перед дорогой подкрепиться, что-то у меня аппетит прорезался. Что ты на этот раз добыл у «желтого дьявола»?
Скиталец протянул Эдду маленькую фляжку.
- Не густо…
- Три дзин…, - чуть было не сорвалось с губ Скитальца, - пей, сколько хочешь.

Ночь на этот раз выдалась прохладная, лунная, и друзья решили перед походом пополнить запас камней. Эдду опять не везло – дзинтарики не попадались, рука напоминала о себе ноющей болью. Он быстро выбился из сил и присел неподалеку от места, где с усердием копошился Скиталец. Тот ловко работал пальцами, разгребал и отбрасывал в сторону песок. Судя по ликующему возгласу, внезапно нарушившему тишину, он наткнулся на крупный самородок.
 
Вдруг из дырявой на животе одежды коротышки высунулась странная присоска, ухватила находку и сама сунула ее в мешок, при этом обе руки Скитальца продолжали грести безостановочно.
- Ой, что это у тебя? – воскликнул Эд.
- Да я и сам не знаю. Вскоре после того, как поселился в пустыне и стал разыскивать камни, внутри пупка появилось какое-то утолщение, из которого со временем «вылупился» отросток. Я сначала испугался и подумал, что-то страшное со мной приключилась, а потом даже обрадовался. Ничего не болит, а присоска помогает мне камни из песка выуживать, вроде третьей руки.

Дикарь недоверчиво прикоснулся к теплому «щупальцу», мгновенно присосавшемуся к его пальцу. Он отдернул руку, скорее из-за неприязни, чем от испуга. По правде говоря, он даже не очень удивился мутации, произошедшей со Скитальцем от длительной жизни в пустыне. Подумаешь, уши трубочкой, да третья рука! Это - ничто, по сравнению бесполыми джемитами, производящими на свет детенышей из вздувшихся шишек на теле. Окажись у нового друга три головы или еще какая-нибудь странность, Эд после пережитого шока в колонии Гуд-несс не стал бы снова впадать в истерику.
Теперь все неожиданности желтого мира он воспринимал почти как данность. Однако украдкой, так, на всякий случай, потрогал свой пупок и вздохнул с облегчением - вроде все было в порядке. Хотя не мешало бы поскорей убраться из этого пекла, пока у него тоже не вырос какой-нибудь там хвост. Впрочем, третья рука сейчас бы ему тоже ничуть не помешала…

***

Всю дорогу до Города женщин Скиталец болтал без умолку. Время от времени он потрясывал наполненным мешочком, слегка поддразнивая своего спутника богатой добычей. Дикарь, так и оставшийся ни с чем, раздраженно шел следом, завидуя и мечтая о чудесной присоске.

Ночной прохладный воздух ворвался в его легкие. Эд зашагал бодрее, стараясь ни о чем не думать, кроме перехода через песчаные волны, в которых он утопал порой по колени. Тогда он с ожесточением вытаскивал завязшие ноги, злобно ругался, и это напоминало ему сражение, только битва на этот раз велась с массой песка. У его легковесного спутника таких проблем не возникало – коротышка буквально скользил по поверхности, не проваливаясь.

Вскоре снова появились барханы, но они были плотные, как бы спрессованные, и совсем не пылили. Дышать стало легче. Вдали показались неясные пятнышки, заметные даже в темноте. Они быстро увеличивались, и через некоторое время уже можно было разглядеть отвесные скалы, похожие на одиноко стоящие останки каких-то стен.
- Вот и первая «дьявольская гряда», защитившая женщин от нашествия песка, про которую я тебе рассказывал, - с трепетом произнес Скиталец. – Отсюда до города уже рукой подать.
Они ускорили шаг и быстро добрались до места, навевающего на коротышку благоговейный ужас. Пробираясь сквозь узкий проход, друзья приостановились. По обеим сторонам стояли наклонившиеся  гигантские камни, изъеденные эрозией. Сквозь щели и просветы между отдельными валунами виднелись и другие развалины, словно иссеченные глубокими горизонтальными шрамами. Приглядевшись, Эд догадался, что плоские выбоины есть ничто иное, как следы, оставленные каменотесами – строителями, вернее строительницами, города.

***

- Вот это да! – с восхищением воскликнул Эд, завидев издали высокие крепостные стены. - Не могу поверить, что самки способны на такое!
- Ты еще не так удивишься, когда в город попадешь, - с восторгом произнес Скиталец, - много лет, днем и ночью женщины таскали на себе валуны… Многоярусные жилища - не чета тем глиняным домишкам, что разрушила буря! Теперь им ни песок, ни ветры-ураганы не страшны.
- А ты-то откуда знаешь, что там внутри?
- Один раз удалось подглядеть через ворота… неплотно закрытые.

Дикарь раскинул руки и попытался обхватить один из гигантских валунов у самого основания крепостного вала:
- А такой вот «камешек» никаким, пусть даже трехжильным, самкам не подтащить…
- Это - вторая «дьявольская» гряда. Вместе с первой - получился двойной заслон от песка. Кто и как принес сюда эти камни-гиганты, никто не знает… Ну, хватит болтать, давай-ка постучим в ворота, авось, Дарина откликнется.
На стук выглянула, похоже, та самая высоченная девушка, лица которой Скиталец толком не успел разглядеть в предыдущую ночь.
- Где Дарина? – снова спросил он незнакомку.
- Не твое дело! Давай камни и проваливай отсюда! – ответила она.

Коротышка сразу сник и съежился. Тут в дело вмешался Эд. Он, как скала, возник из-за спины друга, закрыв его мощным торсом, и крепко схватил грубиянку за руку, вывернув запястье:
- Говори сейчас же! А то хуже будет!
Верзила опешила, не ожидая такой мощной поддержки у крошечного Скитальца.
- А ты кто такой? – неуверенно спросила она, впервые увидев мужчину, превосходившего ее ростом.
- Я – пришелец из другого мира, властитель песчаных бурь и ураганов, приносящий желтые камни, - неожиданно соврал Эд, надеясь еще больше напугать перетрухнувшую жительницу города.
Девушка изумленно вытаращила маслянистые глаза, но на испуг пока не поддавалась:
- Я ничего не знаю. Королева приказала не подпускать Дарину к воротам.
- Так значит, Дарина жива?!, - хором спросили друзья.
- Правительница исцарапала ее своими когтями и отхлестала по лицу. А больше я вам ничего не скажу, хоть убейте.
Эд решил сменить тактику:
- Я дам тебе три дзинтарика, если приведешь Дарину сюда. Королева ничего не узнает, не бойся.
- Шесть! - неожиданно быстро согласилась девушка, - Шесть сейчас и шесть - после.
- Как шесть?! – в ужасе прошептал Скиталец, прижимая к себе мешок с сокровищами.
- Ничего. Доставай. Скоро у нас будут сотни камней…, - сказал ему дикарь сквозь зубы.

***

Время ожидания показалось друзьям вечностью. Наконец, появилась Дарина в сопровождении дылды.
- Плата за дополнительный риск – двенадцать камней, - с наскока заявила мужеподобная женщина, не давая никому опомниться. – А то вам несдобровать – я все расскажу королеве!
- Иди, иди, докладывай, - злорадно парировал Эд. – За то, что ты уже присвоила себе шесть дзинтариков, тебе самой не поздоровится. Боюсь, что скорпики заскучали одни в башне… И за свою жадность ты больше ничего не получишь! Убирайся, пока я тебе башку не проломил, - проревел он и для убедительности угрожающе занес над скупердяйкой огромный кулак.

Пока происходила перепалка, Дарина стояла, как вкопанная. Она была статной, высокой, и ее можно было назвать даже привлекательной, если бы не маленькие, беспокойно бегающие глазки, придающие лицу хищное выражение. Они так быстро сновали из стороны в сторону, что дикарь никак не мог уследить за ее взглядом, не то что определить, красива девушка или нет.
- Кто это? – спросила она, указывая на Эдда, когда ворота, наконец, закрылись за спиной жадной подруги.
При этом скачущие глазки Дарины сузились, сдвинулись по направлению к тонкому носу и остановились в странном положении – скошенный взгляд как бы уперся в переносицу.
- Это… Это…, - запинаясь мямлил коротышка, до сих пор не удосужившийся ничего узнать о пришельце.
 - Это иной … то есть из другого мира… наш друг… Посмотри, какие у него мышцы! Знаешь, сколько камней он один сможет отсюда утащить!
Девушка по-прежнему ничего не понимала:
- Отсюда? Как отсюда?!
- Вот об этом я и хотел тебе рассказать!
- И слушать не хочу! Скорпиониха чуть не убила меня, когда прознала, что я дала тебе чуть больше молока! Вот, полюбуйся на кровавые отметины, которые я получила из-за тебя! А теперь не миновать мне башни смерти за то, что вышла к воротам без разрешения!
- Значит, тебе терять нечего, - вмешался Эд, - рано или поздно или королева убьет… или..., - но тут же осекся.
– Давай, лучше по-хорошему. Соображай быстрее! Ты – мне одежду, а я тебе – камни. Сколько ты хочешь?
- Все! Я сама хочу быть королевой, - надрывно кричало сердце Дарины, сгорая от вожделения. Но вслух она ответила спокойно, опустив подбородок и пряча глаза:
- Потом сочтемся, я много не запрошу. Вы ведь с коротышкой друзья. Я тебе доверяю.

***

Скиталец был прав –город сразу же ошеломил Эдда. Высокие каменные дома, чернеющие в темноте, затейливые башенки, мощеные проходы… Однако слабое свечение луны давало лишь видимость света и только усугубляло окружающий мрак, вырывая из него отдельные таинственные и потому непонятные фрагменты. А дикарю так хотелось увидеть и подметить каждую линию, каждую черточку, хотя он и не понимал, зачем ему все это нужно.

 - Дарина, ты что стоишь здесь столбом? – услышал бородач знакомый голос той самой великанши, которая пыталась его надуть и выманить больше камней. Она сгорала от любопытства, и подкарауливала подругу, притаившись неподалеку, в арочном проеме.
Эд плотнее прижал накидку, скрывающую лицо, и опрометью помчался по дорожке, подробно описанной Дариной. Шпионка устремилась вслед, но догнать беглянку, оказалось, не так-то просто.
- Стой, Дарина, стой! Почему ты от меня удираешь?
От страха разоблачения дикарь понесся сломя голову. Желтый отсвет плыл над ним волнистым сводом, провалы боковых переулков отлетали назад. Казалось, тени домов стремительно бежали вместе с ним. Наконец, он устал и решил прекратить бессмысленную гонку. У него даже появилась мысль, что лучше остановиться и самому напасть на преследовательницу во мраке.

Эд свернул за угол и спрятался за колонной. Вскоре донеслись быстрые шаги, столь близкие и отчетливые, что он вжался в холодный камень. Шлепанье ног усилилось. Улицу наполнил топот. Рваное эхо забилось в отвесных стенах и отозвалось мертвым звуком. Дикарь затаил дыхание. Девушка пролетела мимо, но тут же вернулась.
- Куда же эта паршивка запропастилась...? – почти беззвучно произнесла запыхавшаяся верзила, оглядываясь по сторонам. – Что-то здесь не так! Надо пойти и предупредить Граппу!

Флэмитянин тем временем благополучно выбрался из укрытия, и неторопливо шагал по широким, просторным, но совершенно пустынным улицам.
 
Опасность миновала, и теперь можно было расслабиться и поглазеть по сторонам. Вдоль домов тянулись каменные желоба, по которым с шумом стекала вода. Потянуло ночным ветерком и прохладой. «Интересные водостоки! Умно, ничего не скажешь»,- восхитился Эд, вывернув шею, и едва не врезавшись в колонну торчащую на его пути. От удивления он почти забыл, где находится, и зачем сюда пришел.

Возле столба на четырехугольных каменных площадках лежали мокрые кучки песка. Эд наклонился, чтобы рассмотреть странную конструкцию поближе. Плиты оказались со сколами с одной стороны и уложены таким образом, что отбитые углы образовывали в центре неровный круг, внутри которого темнело широкое отверстие. Сюда сходились ответвления водостоков. На небольшой глубине маняще плескалась и искрилась в лунном свете вода. Колодец, догадался Эд и сразу почувствовал, как от жажды свело желудок и пересохло во рту.
Наклонившись, он попытался зачерпнуть воды рукой и чуть не рухнул вниз головой, поскользнувшись на влажной поверхности плиты.
 
На краю освещенного пространства, на куче песка валялся сосуд с длинной ручкой, похожий на черпак. Дикарь сразу сообразил, как им можно воспользоваться, и возблагодарил жительниц города за предусмотрительность. Он, захлебываясь, осушил полный ковш, как вдруг на передних зубах что-то хрустнуло.
 
Эд плотно сжал челюсти - один из резцов слегка надломился и зашатался. Вместе с кровью дикарь выплюнул небольшой твердый камешек. Руки, ничего мимо не пропускавшие, мгновенно к нему сами собой потянулись.
 
Дикарь уже успел привыкнуть к такой недавно появившейся особенности своих пальцев - действовать самостоятельно, не подчиняясь хозяину. Он уселся на кучу песка и принялся рассматривать находку.
В темноте невозможно было определить ее цвет. Пятна крови темнели на гладкой, отполированной колодезными струями поверхности. Эд зачерпнул еще воды, наскоро ополоснул камень, обтер об лохматую шкуру. Теперь, при скупом лунном свете, найденыш слабо отливал не то серебром, не то голубизной. По весу он был тяжелее лучезарных желтых камней, ярко светившихся даже в темноте. «Ладно, днем разберемся, что это за штука», - подумал дикарь и сунул камень за пазуху.

Надо было идти дальше, но взгляд опять зацепился за черпак с остатками воды, по-прежнему валявшийся рядом. Эд чувствовал, что напился вволю, но не удержался и выплеснул последние капли в широко раскрытую глотку. Налившись до самых ушей, он разозлился на себя за отсутствие меры и швырнул ни в чем неповинный ковш на мокрую песочную кучу.
В образовавшемся кратере началось какое-то шевеление, послышался не то скрежет, не то шипение, а затем в воздухе поплыли медленно расползающиеся сизые клубы.
Эд закашлялся и закрыл лицо руками. Кто издавал это подозрительное шуршание? Откуда взялся удушливый дым? Ядовитые испарения, гонимые ночным ветром, устремились в проемы между домами. Вскоре оттуда донеслись испуганные крики. Значит, в городе, несмотря на позднее время и обманчивую тишину, не спали.
 
На улице началось движение, послышался звук быстрых шагов, переходящий в галоп. Мимо пронеслось несколько темных силуэтов. Через мгновенье совсем близко от него с протяжным стоном пробежала целая толпа длинноногих женщин. Они мчались, толкаясь и налетая друг на друга.
 
«Скорпи, скорпи», - раздавались их жалобные вопли. Три больших тела с грохотом упали рядом с колодцем. Одна из грузных великанш, крича от боли, зацепилась за плиту ногой и была не в состоянии подняться. Дикарь выхватил из мрака некрасивое, искаженное страхом лицо. Ему показалось, что упавшая внимательно смотрит на него расширенными от ужаса глазами.
 
Эд очень медленно, на четвереньках отполз за колонну и лег ничком на камни. К счастью, в суматохе его никто не заметил.

Воздух у поверхности мостовой был насыщен отвратительным тошнотворным запахом, которого дикарь не смог вынести. Ноздри и горло обожгло горечью. В желудке булькало и хлюпало - избыток воды неодолимо рвался наружу. Его вырвало. Вокруг по-прежнему что-то шлепало, падало, из песочных куч доносились неясные шорохи.

Эд приподнялся, оперся спиной о прохладную колонну, все еще ощущая чье-то присутствие рядом. Снова захотелось пить, но он боялся приблизиться к воде, хотя поднятый шум у колодца значительно ослабел. Теперь дикарь различал лишь отдельные удаляющиеся шаги и далекие звуки высоких женских голосов. Опираясь руками о стену, он встал на ватные ноги, беспомощно озираясь вокруг.

Впереди неожиданно открылся проход, и показалась небольшая лесенка. Эд спустился вниз по ступенькам, приведшим на боковую улочку, потом поднялся вверх, проскользнул между двумя домами и угодил в тупик, уткнувшись в большое здание мрачного вида, без дверей и окон. Дикарь повернул назад, пытаясь отыскать прежнюю дорожку, но снова уперся в глухую стену.

Он заметался из стороны в сторону, голова закружилась от бесконечной вереницы домов. Его торопливая поступь громко отдавалась в тишине - улочка, зажатая стенами, рождала короткое и гулкое эхо.

Наконец, Эд очутился на маленькой площадке, с которой круто спускались очередные ступеньки. Он радостно бросился вниз, посчитав, что это те самые, возле уже знакомой колонны. Но к его немалому огорчению, конец лестницы перегораживал каменный брус, накрепко закрепленный между стенами.
 
Только глупые самки могли так бестолково выстроить город. Узкие проходы, тупики, перегородки, закоулки! Никакой системы! Дикарь мгновенно забыл о своем недавнем восхищении водопроводом, и его раздражение переросло в настоящую ярость.
 
Каменный «лес» из одинаковых с виду домов окружал со всех сторон. Эд заглядывал в темные «ущелья» улочек, узких, извилистых с отвесными стенами. Между выступами темнели ряды отверстий, благодаря чему сплошная линия многоярусных жилищ становилась похожей на укрепление. Каменные силуэты сливались в монолитную массу. Настоящая крепость, крепость желтого дьявола!
 
Дикарь готов был завыть от злости и отчаяния, если бы не страх быть услышанным бдительными обитательницами города. Утром его обнаружат в проклятом лабиринте, да еще в женском наряде! Нет, надо успокоиться, сказал он сам себе, поглаживая зеленый амулет, всегда выручавший его в трудные минуты. Выход найдется!

И выход действительно появился. Эд сунулся в небольшой проем, но тут же врезался во что-то мягкое и теплое. Судя по зловонию, шумному сопению, уханью и фырканью, он попал в загон для животных. Дикарь почувствовал горячую волну, испускаемую нагретыми мохнатыми телами. Он пригляделся и заметил вытянутую изогнутую линию горбов и длинные ноги-жерди «чудовищ».

Одно из потревоженных животных приоткрыло сонный глаз, поднялось и смачно плюнуло флэмитянину прямо в лицо. Накидка Дарины его не спасла. Противная пена потекла за шиворот. Он отшатнулся – ноги завязли в еще не остывшем навозе.
Внезапно Эд почувствовал толчок и упал, судорожно хватаясь за поросшую шерстью «палку». В тот же миг огромная масса рухнула ему под ноги, сшибла словно таран. Он ощутил тяжелый удар пружинистого горба, тяжелая туша привалила его к земле, сдавила ребра.
Вокруг запрыгали другие горбы, все забурлило, заухало. Дикарь чудом выкарабкался, однако, его тут же подбросило вверх. Он уже не ощущал под ногами почвы, его переворачивали, крутили, тащили куда-то, но он даже не пытался сопротивляться. Со всех сторон его окружало тяжелое дыхание. Он непроизвольно втягивал в себя горячий воздух и тут же задыхался от смрада. Здесь воняло еще хуже, чем в пещере покойного Мэлиса.

От сильного удара по голове чувство беспомощности перешло в приступ ярости. Эд принялся, как мог, отпихиваться руками и ногами от наваливающихся чудовищ. Наконец, он нащупал каменную приступку в ограде, умудрился влезть поверх стены и посмотрел вниз.

Свет луны высветил жуткую картину – в загоне бушевало целое море разбуженных голов и горбов тех самых верблюдов – поильцев и кормильцев, о которых ему рассказывал коротышка. Эд выглянул наружу - дальше сквозь мрак пробивался тусклый свет факелов.

***

Дворец королевы поразил его даже в кромешной темноте. Вершина с пятью маленькими башенками, едва освещаемая лунными бликами, напоминала руку с растопыренными пальцами, бесконечно жаждущую и страждущую новых  «солнцеподобных» камней.

Ночное светило скрылось за тучей, и зловещий чертог помахал на прощанье гигантской расплющенной «лапой». Рука поманила? Или это ему показалось? Эд ринулся вперед, ей навстречу, прямо в расщелину между домами. Протискиваться среди камней было ему не привыкать - скалы Огненной земли оставили немало зарубок на его могучем теле.
 
Дикарь впопыхах чуть не потерял покрывало, надежно прикрывавшее его кудлатую голову. Тонкая ткань зацепилась за острый выступ в проходе и треснула, образовав дыру. Но он все еще наивно полагал, что защитился от посторонних глаз – ведь подружка Дарины не сумела узнать его в темноте. Правда, к этому времени накидка потеряла свой прежний вид – в загоне ее чудом не порвали, зато порядочно оттоптали и испачкали. Навозные пятна источали мерзкий запах, который бородач старался не замечать.

Чем ближе к заветной цели, тем легче делался шаг. Казалось, ноги сами несли флэмитянина. Он не заметил, как домчался до каменной ограды дворца. Две таинственные фигуры его уже поджидали. Одна из женщин хотела задержать дикаря, но вторая - одернула ее за рукав:
- Не спеши, посмотрим, что будет дальше.

Эд без препятствий прошмыгнул мимо стражниц, сделав на ходу условные знаки, которым его обучила Дарина.
- Это он, он! Думает, если нацепит чужую накидку, я его не узнаю. Вон, косматая бородища через дырку торчит! Повелитель камней! Ха-ха! Так я ему и поверила! – снова горячо зашептала вторая женщина своей напарнице.
- Что же он задумал, Зита?
- Клянусь, своей печенью, Граппа, - ему не нужны простые камни. Просчиталась подружка Дарина! Обведет он ее вокруг пальца! «Камень власти» - в нем все дело.
- Ты лучше о себе подумай, сестрица. Если пришелец из другого мира получит камень… Говорила я тебе, что раньше надо было его стащить. А ты все медлила, в доверие к королеве втиралась…
Граппа покрутила пальцем у виска и скорчила препротивную рожу. Зита обиделась и принялась оправдываться:
- Как же! Попробовала бы сама стащить! Скорпиониха никогда со своим сокровищем не расстается… Ее никак не обманешь. Старуха на вид хоть и дряхлая, а своего не упустит. Видно, камень придает ей силы…, и даже смерть ее не берет.
- Ну, в таком случае и чужаку его тоже не добыть.
- А вдруг он и впрямь повелитель…? Видала, какой он здоровущий!
- Ничего, ничего... Ни в росте, ни в силе мы этому пришельцу не уступаем. А женская хитрость на что? Вдвоем как-нибудь одолеем... или обманем. Только бы камень заполучить! А уж потом нам никто будет не страшен, сами властвовать будем.

***
Эд шагал по длинному слабо освещенному коридору, пока темным пятном не обозначился вход в какое-то помещение. С двух сторон его обрамляли колонны, наполовину выступающие, будто вырастающие из стены. Притолоку украшали выпуклые узоры и украшения в виде гигантских насекомых. Дикарь, никогда не видевший лепнины и не понимавший смысла в подобных излишествах, долго рассматривал потолок, пожимал плечами, чесал в затылке, теряя драгоценное время. «Самки и есть самки, что с них взять, эти бессмысленные штуки никому не нужны», - сделал он, в конце концов, свой неутешительный вывод об «архитектуре» дворца и отправился дальше.

Он медленно вошел внутрь - вход был таким огромным, как будто предназначался для великанов. На внутренних стенах большого зала он не заметил ни соединительных швов, ни трещин, словно тот был отлит целиком из камня. Дикарь снова пришел в изумление, однако, потом решил, что швы не видны из-за царящего здесь мрака, а при дневном свете все неровности и шероховатости откроются, иначе и быть не может.
 
Время убегало стремительно, но он ничего не мог с собой поделать – его так и подмывало сунуть нос в каждую щель, в каждый закоулок, пощупать все своими руками.

Зал заканчивался глухой вогнутой стеной с рядами углублений по обе стороны. Дно каждой ниши имело небольшую выемку. Эд предположил, что именно в этих «дырках» должны дремать приближенные королевы. Он осторожно заглянул внутрь одной из впадин, потом смелее осмотрел другую – везде было пусто. Значит, королева спала в покоях одна.

***

Неприятные вибрирующие звуки, доносившиеся из глубины дворца, заставили дикаря на мгновенье остановиться. Свист, не свист… Вой, не вой…Стон, не стон. Может, это песня... песня песка? Да, откуда же песку и тем более ветру взяться в этой каменной неприступной твердыне! Страх отступил также внезапно, как и накатил, и дикарь отправился в сторону, откуда раздавался странный «клекот».
 
В потайной нише был замаскирован проход в опочивальню владычицы.
Гуарама лежала на спине, скрестив на груди костистые руки. Цепкие пальцы, унизанные перстнями, даже во сне не выпускали длинное массивное ожерелье, спускавшееся до впалого живота. Своим видом она напоминала застывшую хищную птицу, намертво вцепившуюся когтями в добычу.
 
Большие хрящевидные уши, как два крыла, распростерлись по обе стороны маленькой головы. Клювообразный нос, казалось, хотел дотянуться до тощей шеи, густо увитой бусами из желтых камней. Драгоценные нити в пять рядов, обмотанных вокруг горла, тщетно пытались скрыть гигантский зоб, выпирающий наружу. Браслеты оплетали и открытые запястья, и предплечья, и щиколотки ног, видневшиеся из-под длинной одежды. Настоящая феерия блесток, мерцающих в темноте! Нет, это была не женщина, и не птица, а сверкающее окаменевшее изваяние.

Макушку правительницы украшала остроконечная шапка. «Птичий хохолок», сделанный из мелких дзинтариков, венчал невиданной красоты самородок размером с кулак, внутри которого восседал жук-отшельник. Королевский символ был еще прекраснее, чем ожидал увидеть дикарь. Пальцы, будто намагниченные, жадно потянулись к этому чуду природы, принесенному всемогущим песком.

Внезапно тишину снова прорезал свист и глухое завывание. Жуткие звуки раздавались рядом, будто из порожнего глиняного сосуда. «Клюв» королевы яростно завибрировал на ее неподвижном лице. Рев, извергаемый из полуоткрытой глотки королевы при каждом глубоком вдохе, усилился. К нему присоединилась дробь, выбиваемая камешками на теле. От сотрясений они задребезжали, застучали по гремучим костям, выводя «мелодию ночи».
 
Старуха вновь потянула длинным носом, и воздух с шумом понесся через перегородки, барабаня по стенкам гортани и ребрам, огибая иссохшие внутренности и опять возвращаясь через узкую щель приоткрытого рта громким чудовищным рыком, от которого замирало сердце.
- Ну, и храп... Вот так страшилище!
Дикарь еще раз скользнул глазами по желчному лицу спящей. По сравнению с владычицей города, и уродина Смагда могла считаться красоткой. Взгляд снова упал на оттопыренные уши-локаторы. Разбуженные «песней» хозяйки они вдруг настороженно зашевелились.
Эд замер - выкрасть камни оказалось нелегкой задачей. От его грубых прикосновений не только уши, но и их обладательница немедленно проснется. Он стоял в напряжении, боясь дышать. Но тут удачная мысль пришла в голову – надо приноровиться к храпу правительницы! Как только украшения начнут сотрясаться, он сдернет корону одним движением так, что чуткие уши-стражники ничего не почувствуют.

Очередной заливистый «хрюк», вырвавшийся из носоглотки королевы, привел в движение каменную «гряду», опутавшую тело. Эд следовал за волной колебаний, осторожно снимая нить за нитью, и укладывал их в быстро заполняющийся мешок.

«Охота» за ожерельем заняла много времени, так как Гуарама неожиданно повернулась на бок и затихла. Пришлось подождать, пока она снова вернется в прежнее положение – на спину. Наконец, ее тело содрогнулось от нового мощного храпа, и скрюченные пальцы непроизвольно разжались. Эд в мгновение ока выхватил оставшиеся драгоценности.
 
Полы одежды спящей распахнулись, и флэмитянин увидел, жалкий скелетик, утративший былое величие, без украшений, едва не вросшихся в старческое тело. И тем прекрасней казалась чудесная шапка на ее челе. Оставалась сделать последний шаг.

Эд с осторожностью взял в руки корону. У него пересохло во рту. Едкая желчь заполняла желудок, текла по жилам, обжигая каждую клетку тела на своем пути. Магия камня проникала все глубже и глубже в замутненный рассудок.
 «Вот он, символ власти! Флэймия содрогнется, а «захребетники» задохнутся от зависти и злости…
- Да нет, не нужна мне больше Огненная земля! - громко прикричал дикарь, забыв о спящей.
- Я останусь здесь, в роскошном каменном городе. Буду жить не в пещере, а во дворце! Подумать только – сколько прислужниц! А сколько наложниц…
Эд победоносно стукнул себя по груди. Шершавый зеленый камешек царапнул кожу, и волна ликования вдруг поутихла. На мгновенье дикарю показалось, что тщедушный Скиталец протягивает худенькие ручки и смотрит на него страдальческими голодными глазами. Как он напоминал ему сейчас безвременно ушедшего Йоно! Дикарь про себя предпочитал называть покойного друга не мертвецом, а именно так – безвременно ушедшим. Ему, загубившему десятки чужих жизней, теперь было неприятно думать, что это он был виновником смерти друга, жестоким убийцей. Он все еще тщетно пытался найти себе оправдание, но не находил его.
 
Глаза Скитальца снова выплыли из темноты. Дикарь стряхнул с себя непрошеное видение и решительно направился прочь из дьявольского чертога, унося корону на вытянутых руках и тяжелый мешок за плечами.
Зита и Граппа затаили дыхание, прячась за колонной.

***

Он не хотел ее убивать. Смерть Йоно должна была стать последней в его жизни. Но острый коготь Гуарамы, разбуженной воплями дикаря, неожиданно впился между лопаток.

Эд в это время стоял, разинув рот, возле склепа, стараясь сообразить, что это за странное маленькое помещение, из которого доносится удушливый тошнотворный запах. Ему давно пора было уносить отсюда ноги, но пытливый ум вновь парализовал все другие чувства и не отпускал из дворца. Теперь, когда сокровище было в руках, и опасность почти миновала, дикаря вновь интересовала каждая мелочь: и причудливый узор на стене, и отверстие в полу, и щель в потолке. Одновременно он думал и о том, как скреплены камни в короне, и еще о куче разных полезных вещей.
 Острая боль пришлась так некстати, что нарушила ход его мыслей, хаотично блуждающих в голове, готовых вот-вот выстроиться в четкую линию.
Эд развернулся.
Старуха стояла почти вплотную у него за спиной. Ее глаза горели в темноте и приказывали взглядом вернуть похищенное. Инстинкт охотника сработал мгновенно… Дикарь с силой надел массивную корону на голову «чудовища». Каменная махина с хрустом поползла на лоб и оттопыренные уши, вонзилась в темя своим острым концом. От тяжести тонкая шейка хрустнула…и голова поверженной королевы покатилась в угол, сопровождаемая стуком рассыпавшейся на части короны.

В то же мгновенье две черные фигуры внезапно выступили из мрака, словно отделились от темной стены. Отпихивая друг друга, Зита и Граппа с криком бросились подбирать ускакавшее сокровище. Они не ожидали такого поворота событий и такого везения. Камень сам шел им в руки. Не понадобились ни хитрость, ни женское коварство.
- Я первая, первая!
- А я старшая, старшая!
Но тут обе женщины поскользнулись на россыпи разбежавшихся во все стороны камней и одновременно грохнулись оземь, переплетаясь в змеином клубке. Руками они пытались нашарить закатившийся куда-то главный камень. «Верноподданная» Зита впотьмах подцепила венценосную голову бывшей правительницы и сейчас же брезгливо отбросила ее к ногам остолбеневшего Эдда.

Символ власти по-прежнему красовался на королевском челе, в самом центре проломленного черепа - Гуарама и после смерти не пожелала с ним расстаться.
Флэмитянин перевел взгляд с камня на искаженные алчностью лица сестер. И ему вдруг стало жаль, бесконечно жаль этих взбесившихся самок. Нет, пожалуй, они были ему противны. И они, и мертвая королева, и восхитительный символ владычества, так страстно желаемый мгновенье назад. Он молча повернулся спиной к дерущимся и пошел прочь.
Борьба за королевское владычество между соперницами продолжилась.

***

Дарина и Скиталец снова превратились в детей, некогда игравших вместе. Они перебирали камешки в мешке и весело смеялись. Поначалу Дарина сердилась и ворчала на Эдда за изодранную в клочья, грязную накидку, но добытые сокровища вскоре заставили девушку забыть обо всем.
Дикарь был страшно горд, что сумел доставить новым друзьям такую радость, и никак не желал ее омрачить. Но наконец, он решил признаться и произнес скорбным голосом:
- Прости меня, друг…, если можешь, прости… Не хотел тебя огорчать…это вышло случайно, поверь…она…
Скиталец, всецело поглощенный увлекательным занятием, ничего не расслышал.
- Прости меня, друг…, если можешь, прости…, - снова с дрожью начал дикарь, но уже чуть громче.
Он согнулся в три погибели и наклонился, как можно ближе к лицу коротышки, проникновенно заглядывая ему в глаза.
- Как! Ты Его не нашел?- вскричал Скиталец, высыпая все содержимое из мешка.
- Его?! Ты хочешь сказать ее… Ну, да… не нашел, – передумал признаваться в убийстве Эд.
- Ладно, прощаю. Этой кучи камней нам надолго хватит. Корона от нас никуда не денется. Но в следующий раз…
- Следующего раза не будет!- гордо распрямил плечи Эд, одержимый какой-то новой идеей
- Как так не будет?!
- А вот так! Нечего жадничать! Воровать камни – последнее дело. И мы больше не будем ждать милостей от песка. Довольно скитаться и прятаться под землей! Сами построим город!
- А что! – увлеклась смелым замыслом Дарина. – Разведем верблюдов… Чем мы хуже?
- Ну, город, не город, а для начала прочный дом смастерить, наверное, сможем, - согласился Скиталец.
Дикарь радостно закружился на месте, размахивая руками. Он был счастлив, что нашел единомышленников:
- Тогда, вперед, к скалам! По ту сторону от «дьявольской громады» нас ждет другая жизнь! Ох, и надоела мне ваша пустыня!
- А откуда ты знаешь? – спросила Дарина.
- Носом чую. Я как-никак горный житель…
Не успели трое друзей обогнуть крепостную стену и зайти в тыл Желтого города, как Дарина жалобно захныкала:
- Ой, нога, нога… Передохнем хоть немного. Солнце еще не скоро взойдет, и нас пока не хватились.- Нет, - жестко ответил Эд, - отдыхать еще рано. Надо уйти от обезумевшего от алчности места как можно дальше.

И они продолжили путь. Флэмитянин подхватил на руки маленького Скитальца и бережно понес его, как ребенка. Крупной Дарине он ничем помочь не мог - она с недовольным видом ковыляла сзади.

В подтверждение слов дикаря местность поднималась и становилась иной. Сыпучий песок стал более тяжелым, меньше пылил, почти сразу опадал под ногами. Его цвет тоже понемногу менялся: из бледно-желтого он превращался в красноватый. На горизонте возникали горбатые холмы и гряды высоких скал, переходящие в причудливо зазубренные горные цепи. На их склонах прорисовывались резкие линии расселин.

Наконец пески почти исчезли, уступив место суровой горной стране. Вдалеке виднелся остроконечный пик, весь в багрянце первых предрассветных лучей. С правой стороны восходили вверх пологие террасы, над ними проплывали розово-сизые облака.
Теперь и Эд был не прочь немного отдохнуть. Сегодняшняя ночь вымотала его без остатка.

Друзья расположились на крошечном пятачке песчаной дюны, которая уцелела под натиском скал и своим существованием напоминала об оставленной позади пустыне. Скиталец, хоть и не принимал участие в рискованной операции, сказал, что тоже совершенно без сил, и первым улегся на мешок. Дарина и Эдд, не сговариваясь, пристроились с обеих сторон, защищая кроху своими крепкими телами.

Дикарь смежил усталые веки, но ему не спалось. Ростки созидания проклюнулись в его голове и не давали покоя. Воображение рисовало заманчивые картины – он будто наяву видел просторное жилище, где будет место и для него, и для Дарины со Скитальцем. Нужно обязательно сделать водопровод. И еще башенку сверху. Камней для постройки кругом навалом. Нет, башню не нужно, бессмысленно - он же не бестолковая самка и не будет им уподобляться. Лучше сделать удобный загон для верблюдов...

А что, если завести здесь подругу? Скажем, ту же верзилу... – бывшую подружку Дарины. Нет, не годится – очень уж жадная. Впрочем..., нет, нет... Дылда, теперь, наверное, стала королевой вместо Скорпионихи, и не захочет променять дворцовые покои на скромный домик в горах.
А все же интересно, кому из этих коварных женщин достался злополучный символ власти? Хотя, какая теперь разница…
Дикарь уже сейчас ничуть не жалел, что отказался от сомнительного могущества. Теперь у него появились друзья-товарищи, а с ними можно перевернуть мир и всего добиться. К тому же, остались другие чудесные камни…

С этой мыслью Эд нащупал заветный шнурок на шее, на котором болтались два заветных камешка, затем пошарил за пазухой и наткнулся на еще один..., гладкий, добытый из колодца. Какого он все-таки цвета? Ужасно захотелось вытащить его и присоединить к двум другим, но пальцы не слушались, глаза слипались от усталости. Он постепенно проваливался в глубокий сон.

***
Светало. Перистые облака собрались на востоке в наклонную линию, как будто нарисованную одним мазком, ее край медленно разгорался. В неопределенную желтизну неба начала вливаться голубизна, в которой растворилась последняя яркая звезда. Будущий дом еще раз нарисовался в сознании и исчез в синей пелене.
- Хорошо все-таки иметь настоящих друзей,- подумал флэмитянин сквозь сон и прижал маленькую головку Скитальца к своей широкой груди. О, священное аригамо!

***

Первые лучи еще нежаркого солнца приятно щекотали его по щеке под легкий шорох песчинок, вздымаемых свежим утренним ветром. Он вздохнул полной грудью и безмятежно раскинул руки навстречу новой счастливой жизни, сильные руки, готовые строить... Пальцы коснулись прохладного песка, и Эд мгновенно открыл глаза, не почувствовав теплой ладошки Скитальца рядом...

Он был один в злосчастной пустыне, опять один, в шаге от счастья. Желтые камни сделали свое черное дело. Мужчина и Женщина испарились, прихватив с собой всю добычу.
- Ну, что же, у планеты Эверис, по крайней мере, появится возможность на продление рода, - философски затметил дикарь и похлопал себя по груди.
Шнурок был на месте. Пара камней – вот и все, что осталось, от былого богатства.
 Зеленый и желтый… Йоно и Скиталец… Эд потерял обоих. Предательское исчезновение нового друга резало без ножа, и было гораздо хуже пропажи сокровищ.
Зеленый и желтый. Желтый и зеленый… А где же третий, неизвестного цвета? Куда он мог подеваться? Эд запустил руку под лохматую шкуру - за пазухой ничего не было.
Возможно, камешек закатился, да и лежит себе где-нибудь под лопатками… Дикарь для верности поерзал спиной о песок, однако, ничего не обнаружил. Он выругался, встал на четвереньки и принялся искать пропажу, разбрасывая песок горстями.
 
Вскоре в ход пошли и ноги. Он разгребал зыбкую почву подошвами, проявляя невиданное упорство. И ему было невдомек, что тем самым может затоптать колодезную находку еще глубже. Чем дольше рыться в песке - тем меньше шансов остается ее откопать. Он набрал напоследок полную пригоршню и запулил ее вверх в отчаянии.

Синий лучик скользнул по ладони и скрылся в облаках. Эд поднял руки, потянулся за ним и неожиданно взмыл ввысь, пытаясь ухватиться за голубую ниточку, ведущую в небо.
 
Глава 4.
«Голубая бездна».



- Дея, Дея, очнись! О чем ты только думаешь? Или не выспалась?
- Ах, нет, нет. Извините, госпожа профессор.
- Ну, сколько раз тебе говорить! Никогда не называй меня – госпожой… Что за пережитки? Ты – моя ассистентка, коллега. Иначе - вылетишь вон из моей лаборатории. Можешь для экономии времени обращаться ко мне просто Ив, т.к. я всего на пять лет старше.
- Хорошо, Ив. Я готова, - отчеканила Дея, мгновенно собравшись, и положила пальцы на клавиатуру.
- Итак, диктую данные визуального осмотра:
«Исследуемый объект в соответствии с современным антропологическим Учением о закономерностях антропогенеза предположительно относится к древнейшей форме развития гуманоидного типа. Рост гуманоида – 180 сантиметров, телосложение среднее, основные параметры головы, рук и ног соответствуют среднестатистическим размерам жителей прибрежной части Церуллина. У объекта наличествуют явно выраженные атавистические признаки – густая растительность в области теменной части головы, подбородка, грудной клетки, рук, ног, спины, паха».
 
Голос профессора звучал неестественно глухо – нижнюю половину лица закрывала защитная маска. Но длинные фразы произносились отчетливо и быстро.
- Нельзя ли чуть помедленнее, госп…, то есть Ив.
- Да что с тобой сегодня? Опять пропустила занятия по тренингу головного мозга и координации двигательных функций? Концентрируй, концентрируй внимание.
- Хорошо, - ответила Дея, закрыла глаза и продолжила формировать базу данных вслепую.
- Первичные половые признаки гуманоида гипертрофированно развиты. В области гениталий имеется…
При слове гениталии Дея вдруг прыснула со смеху и прекратила ввод данных. Ив строго посмотрела в ее сторону.
- От тебя сегодня никакого толку. Иди и сделай «объекту» двойную инъекцию сыворотки сна… дополнительно. Я тут и без тебя справлюсь. Но в следующий раз прошу быть в форме. В противном случае нам придется расстаться. Это последнее предупреждение.

Дея с послушным видом удалилась. За дверью кабинета она дала себе волю и расхохоталась, затем вприпрыжку доскакала до эвакуатора, где располагался исследуемый объект. Что еще можно ожидать от семнадцатилетней девушки, когда суровое начальство не смотрит в спину? К счастью, никто не встретился по дороге, иначе ее сочли бы за сумасшедшую и поместили в специальный лепрозорий, где быстро приводят в чувство, вернее, выбивают любые чувства и эмоции.
Ни один из сотрудников научного центра не позволил бы себе подобной выходки. Здесь даже бетонные стены застыли бы в удивлении, не то, что люди.
Дея проскользнула в стеклянный блок, и в коридоре снова воцарилась мертвая тишина.

***
Ив продолжила работу в одиночестве. Никто и ничто не мешало ей сосредоточиться. Лаконичная обстановка кабинета, свободный от лишних бумаг стол, компьютер, удобное кресло с биометрическими параметрами, несколько полок, на которых царил, идеальный образцовый порядок, создавали благоприятную рабочую атмосферу.
Профессор аккуратно сняла маску и очки, за которыми пряталось красивое, но через чур серьезное для столь молодой женщины лицо, и углубилась в изучение бумаг.
Временами она в задумчивости поднимала к потолку небесно-голубые глаза, потирала рукой безупречно чистый высокий лоб и морщила хорошенький носик. Девушка точно и быстро систематизировала первичные анализы и сканограммы, но мысли ее постоянно возвращались к нерадивой помощнице.

***
Дея была необычным клоном. Профессор была посвящена и тщательно оберегала тайну рождения своей ученицы.

Семнадцать лет назад лабораторией репликации заведовал Янг, биологический отец Ив. Он и приучил дочку присутствовать при проведении научных экспериментов чуть ни с пеленок. Консервированные уши, глаза, почки, стволовые клетки окружали ее с раннего детства.

Талантливая девочка уже в четыре года могла дать фору многим его ассистентам - технологию и методики клонирования она знала безукоризненно.
Игрушки никогда ее не интересовали. То ли дело рассечение живых эмбрионов на половинки и четвертинки… А когда из жизнеспособного зародыша появлялся какой-нибудь мышонок или козленок, юный экспериментатор сурово сдвигала брови, стараясь не выдать своей гордости, точнее гордыни. Признание своих заслуг она привыкла воспринимать, как должное.

Когда Ив исполнилось пять, Янг доверил ей сверхсложную задачу - пересадку ядер предимплатационных эмбрионов в энуклеированные клетки.
- Это такие клетки», - совсем, как взрослая, важно объясняла девочка матери, далекой от биологических проблем, - полностью лишенные собственного генетического материала.

Эмбрион, к тому же предимплатационный, действовал на мать еще хуже, чем эти эну …непроизносимые клетки. Она не разделяла увлечений малолетней дочери и вскоре оставила ребенка на попечение отца, отправившись на изучение морских глубин. Такова была воля Верховного Конклава - высшей власти в стране, которой беспрекословно повиновались все жители Церуллина. Они были обязаны выполнять строго определенные и разработанные специально для каждого функции.

Ив росла без материнской заботы, полностью погрузившись в научные исследования, переходя от генов клеткам, от клеток к тканям, от тканей к организмам. И лишь одно обстоятельство ее огорчало: животные-клоны не получались идентичными. Выросшие свинки и мышата совсем не походили на своих пап и мам.
- Отец, - каждый раз настойчиво спрашивала девочка, - а почему шерсть у щенка другого цвета и уши иной формы? Я ведь все делала точно по инструкции.
- Наша методика несовершенна. С завтрашнего дня попробуем новую технологию – возьмем для пересадки в яйцеклетку другой генетический материал. Например, ядро соматической клетки взрослой особи… Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Конечно. Но разве можно перепрограммировать клетку взрослого организма? Ведь она уже завершила свое развитие. И как ты собираешься синхронизировать развитие двух клеток – соматической с ядром и яйцеклетки без ядра?
- Это и есть наша задача. Как только ее преодолеем, кролики и овцы останутся в прошлом. А впереди нас ждут другие ответственные дела…
- Другие? Что ты имеешь в виду?

Янг посмотрел на Ив с заговорщическим видом, будто хотел приобщить малолетнюю сообщницу к участию в опасной игре:
- Тсс… Вчера я получил приказ… Два месяца нам дано на разработку… Церуллин стоит на грани вымирания. Да, мы защитились от излучения синих камней, но этого мало… Биоресурсы истощены… Рабочих рук не хватает… Надо спасать и множить разумные существа, тут уж не до щенков и поросят. Животный мир, к сожалению, обречен, мы не имеем права тратить силы на его восстановление.
- Разумные существа? Значит, я смогу сделать себе сестру… точно такую же, как я? Я хотела сказать ассистентку, такую же, как я. Хорошие мозги и лишняя пара рук нам сейчас не помешают.
- Об этом говорить еще рано. У наших клонов нет пока генетической памяти… И никаких сестер, забудь об этом. Будем делать то, что прикажут, согласно полученному циркуляру. Иного выбора нет.

***
Падение синих метеоритов до неузнаваемости изменило жизнь Церуллина. К счастью, катастрофа не затронула центр страны, пострадало лишь дальнее побережье. Астероидный дождь «пролился» в воды океана, уничтожив там все живое. Груды оплавившихся осколков засыпали берег, и зону поражения объявили запретной. Но главная опасность таилась в смертоносной радиации, расползающейся вширь и вглубь. Гибли растения, животные, люди. Невидимые лучи лишали природные клетки иммунитета. И только вирусам было все ни почем. Тогда-то и появились на планете города под огромными стеклянными колпаками, предназначенными для защиты от двойного врага.

Ликвидацией ужасающих последствий стихийного бедствия руководил Верховный Конклав, разработавший законы Великой Хартии - законы национального спасения, действующие и поныне.

Общество Церуллина негласно разделилось на две части: к одной половине относились непосредственно защитники-созидатели (ученые, строители, производители искусственных продуктов питания и других материальных благ), к другой – те, кто контролировал первых. Вторых - расплодилось великое множество, они росли, как грибы после дождя. Бесчисленные советы, надзоры, обычно «кормящиеся» возле органов власти, заполонили города. В каком-то смысле, их нашествие стало более губительным для вымирающей цивилизации, чем падение синих камней.

Все сферы культуры, искусства были преданы забвению и постепенно пришли в упадок. А заниматься историей или, например, географией и вовсе считалось преступным. Лишь немногие отважились вернуться к своему делу спустя годы, когда радиации, наконец, был поставлен надежный заслон. К тому времени ни растений, ни животных, ни птиц на планете совсем не осталось. Борьба за выживание, строжайшая экономия и рационализм захватили умы и погубили души людей.
 
«Биоресурсы на двух ногах» забыли свое прошлое и больше не мечтали о будущем. Зато прикладные науки, биология и генная инженерия неслись вперед семимильными шагами. Клонирование вышло на передний план. Янг и Ив оказались на гребне, в эпицентре событий. 

Они окунулись в исследования с головой и не выходили из лаборатории ни днем, ни ночью. Центр по искусственному оплодотворению работал безостановочно, но почти все яйцеклетки гибли после удаления ядер.
- Может, все дело в генетическом материале? – разводил руками Янг после ночного эксперимента, оказавшегося вновь неудачным.
- Думаю, ты прав. Надо проверить банк данных на наличие вирусов. Нельзя забывать, что лаборатория экстракции размещена в непосредственной близости от запретной зоны. Однако доноры не могут нарушить приказ и выйти за установленные пределы. А что если произошли неполадки в блокировке… и защита нарушена? - предположила Ив.
- Неужели это возможно? Защита тройная…, хотя… вирус может мутировать... Нужно проверить. Только проверка займет много времени, которого у нас сейчас просто нет.
- Но и другого выхода тоже нет. Надо срочно связаться с лабораторий - пусть начнут дополнительное обследование доноров до извлечения клеток.
- Если наши опасения оправдаются, то на создание новой защиты уйдут годы…, да и других добровольцев в ближайшее время не будет. А Верховный Конклав уже требует результатов. Может, возьмем животный материал? Я уверен – эти клетки здоровы.
Но Ив идею не поддержала.
 - Отец, ты отлично знаешь, что подобные опыты запрещены Советом по биоэтике. Ты рискуешь своей бесценной головой, потерять которую мы не можем. Это глупо и нерационально. Кто закончит исследования? Одной мне не справиться.

Янг пожал плечами. Его нисколько не покоробила бессердечность дочери – их отношения давно переступили ту грань, когда люди испытывают родственную привязанность друг к другу. Обоих вполне устраивало простое сотрудничество коллег по работе. Но с доводами Ив нельзя было не согласиться. Однако и время не ждет. А если поставить на чашу весов… Нет, его холодный разум не сомневался в успехе, и выбор был сделан.
 
- Мы введем мою ДНК в неоплодотворенные яйцеклетки коровы… И никто ничего не узнает и не заподозрит – представь, что такой цитоплазматический гибрид в генетическом отношении будет похож на нас с тобой на девяносто девять и девять десятых процента.

Но Ив не хотела сдаваться. Ее мозги всегда следовали точным предписаниям, инструкция же в данном случае ничего не предусматривала. Наконец, юная исследовательница привела последний, как ей казалось, решающий аргумент.
- Янг, подумай, яйцеклетки коровы – единственное, что осталось от этих животных на нашей планете. Если мы их используем сейчас, то уже никогда не сможем ничего восстановить.
- Чем-то нужно пожертвовать. Рабочие ресурсы сейчас важнее воспроизводства животного мира. Я имею в виду, его ценность, как источника продуктов питания. Искусственные таблетки давно с успехом заменили натуральные вещества.
- А как же история нашей планеты, биология, антропология? Потомки ведь никогда не узнают…С точки зрения целесообразности…
- Забудь об истории. Это не наша функция. Ты должна думать только о клонах, о жизнеспособных клонах людей. А здоровые сильные клетки животных могут как раз помочь в их создании. К тому же, цибриды значительно устойчивее обычных гибридов к воздействию внешней среды. Будущее может оказаться за ними. Если эксперимент пройдет удачно, то я уверен, что мы сможем доказать Конклаву свою правоту. Тащи сюда капсулы с генетическим материалом. Считай, что это мой персональный приказ. У нас нет другого выбора.

***
- Отец, четырнадцать выживших клеток адекватно среагировали на активацию, десять из них начали делиться, - констатировала Ив на следующий день.
- Поздравляю с первым достижением, – произнесла лаборантка Вилма унылым, ничего не выражающим голосом.
– Это и есть новые эмбрионы? А куда подевались те капсулы… из нижней ячейки, второго отсека? Я что-то их никак  не найду…

Новая лаборантка появилась у них недавно. Она всегда торчала за спиной или появлялась некстати, в самый неподходящий момент, словно шпионила, следила за каждым шагом экспериментаторов.
- Не подходите близко к бластоцитам, Вилма. На ранней стадии они едва жизнеспособны, до полноценных эмбрионов им нужно еще несколько дней, - приказал Янг и оттеснил лаборантку подальше от стола.
- Ваше дело поддерживать стерильность в отделении, следить за чистотой оборудования. – И если бы Вы аккуратно исполняли возложенные обязанности, - добавил он сурово, – тогда бы и капсулы не пропадали.
- Это обвинение голословно, Янг. Свои обязанности я выполняю беспрекословно и смею утверждать – безукоризненно. У меня лучшие рекомендации. А к вашим капсулам я не прикасалась и могу подать на Вас жалобу за предвзятое отношение к персоналу.
- Это я виновата, - пришла на выручку Ив. – Разбила вчера ночью… случайно… и не успела тебя проинформировать. Полагаю, что это не критично? Ты же прекратил работу с животным материалом…и ампулы больше не нужны.
- Да, эти работы прекращены. Тем не менее, я вынужден наложить взыскание за уничтожение ценного биологического материала по неосторожности, - подыграл ей Янг.
- И впредь прошу своевременно докладывать мне о таких фактах. А в дальнейшем соблюдать предельную осторожность. Это касается всех, без исключений на возраст, родство и прочее. В случае повторения подобных случаев будут применены более жесткие санкции, вплоть до полного отстранения от работы и передачи дела на рассмотрение в трибунал. Надеюсь, ты тщательно убрала осколки?
- Да, безусловно. И все продезинфицировала.
 – Прошу прощения, Вилма, в случае надобности я готов принести Вам официальные извинения письменно или в присутствии приглашенных Вами свидетелей.
- Мне достаточно Вашего устного извинения. А Ив, на мой взгляд, заслуживает более сурового наказания. Я всегда говорила, что детям не место в лаборатории.
Янгу явно не понравилось подобное замечание:
- Ив – давно уже не ребенок… Я не возраст имею в виду. Акселерация идет ускоренными темпами одновременно во всех направлениях, причем разрыв между уровнем физического развития и нравственно-психологической, социальной, гражданской зрелостью не увеличивается, как было раньше, а сокращается.
- А у меня нет таких данных. Откуда вы это взяли? - парировала Вилма.
- Все это, как известно, обусловлено активизирующим влиянием солнечной инсоляции, происходившей в последние годы, а также повышенной витаминизацией рациона питания молодого поколения для устранения негативных последствий радиации. Сотрудник лаборатории по воспроизводству биоресурсов обязан знать такие вещи и постоянно повышать свою квалификацию в смежных областях науки, таких, как физиология живых организмов, например. Так что лучшего помощника, чем моя дочь, и желать нельзя, а ваши высказывания не уместны.
 
Лаборантка потупилась. Янг совсем запутал ее своей длинной тирадой. Причем тут смежные области? Какие живые организмы? Она продолжала неловко топтаться возле штатива с пробирками, но начальник поспешил от нее избавиться:
- Вы, Вилма, мне сегодня больше не нужны, идите в спальный блок отдыхать, а мы продолжим работу.

- Думаешь, она поверила… про разбитые капсулы? – спросила Ив, как только за Вилмой закрылся входной люк.
- Тише, тише. Тут и у стен есть уши. Она не так проста, эта любопытная лаборантка.

***
Слова Янга оказались пророческими. Через три дня в лабораторию нагрянул собственной персоной Аквентин – главный надзиратель Совета по биоэтике:
- Я получил достоверную информацию, что Вы экспериментируете с животными клетками при репликации человеческих клонов.
- Вы ошибаетесь, Аквентин, и ваш источник не надежен. Взгляните сами на этих эмбрионов. Где Вы видите признаки животных? – спокойно сказал Янг и незаметно сунул одну из пробирок в комбинезон Ив.
- Это ничего не значит, Янг. Есть ли признаки, нет ли – это не в моей компетенции. Мое дело контролировать вашу работу и своевременно докладывать руководству, если поступил сигнал о неправомерности действий. По моим сведениям, капсулы с коровьими яйцеклетками бесследно пропали. А это является косвенным доказательством того, что Вы их незаконно использовали, нарушив Хартию.

Ив отрешенно сидела в углу с видом полнейшего равнодушия, Янг тоже не терял хладнокровия:
- Это ничего не доказывает. Моя ассистентка случайно их разбила и получила за это взыскание. Можете провести генетическую экспертизу зародышей и убедиться, что я ничего не нарушил.
- О какой экспертизе Вы говорите? Во-первых, никто, кроме Вас, не может ее провести. Во-вторых, корова – давно исчезнувший с планеты вид, и только в вашей лаборатории хранился банк клеточных данных, который безвозвратно утерян. Я не сомневаюсь, что партия эмбрионов получена преступным путем, с использованием якобы исчезнувшего животного материала, и подлежит немедленному уничтожению, а Вы предстанете перед трибуналом, и я полагаю, что аннигиляции Вам не избежать. Возьмите ребенка и следуйте за мной. Я буду допрашивать каждого в отдельности.

Янг не ожидал такого поворота событий, но по-прежнему сохранял спокойствие.
- Я готов ответить за все, если моя вина будет доказана. Но кто же продолжит работу? Моя дочь – толковая ассистентка – должна остаться.
- Я сам возглавлю лабораторию. А дочь… ладно, пусть остается. Говорят, она умнее и талантливее своего отца. Будет работать под моим личным контролем, пока не подрастет.
- Сохрани…- одними глазами приказал дочери Янг и последовал за Аквентином без возражений.

***
Ив и впрямь оказалась умнее. А может, удачливее. Аквентин был удовлетворен, и вскоре первая партия из пятнадцати жизнеспособных эмбрионов была отправлена в специальный инкубатор для выращивания клонов. То, что в контейнере оказалось шестнадцать пробирок, бдительный страж не заметил. Теперь, когда опыт удался, он был озабочен только одной проблемой - серийным производством будущей рабочей силы. А девчонка показала себя с самой лучшей стороны. Главный надзиратель не сомневался, что любая задача ей будет по плечу.

Спустя три года Ив решилась отпроситься у соглядатая посетить инкубатор.
- Хочу навестить своих первенцев - и посмотреть, как они там развиваются…
- Ну, что же, идея неплохая…То есть я хотел сказать, что мне самому она давно уже пришла в голову. И я не понимаю, почему ты до сих пор не нашла времени, чтобы убедиться в правильном развитии своих первенцев согласно заложенной генетической программе.
- Но я работала чуть ли 24 часа в сутки...
- Ладно. Ступай, о результатах доложишь немедленно. Вдруг что не так… А мы уже целую серию запустили… три года штампуем…
- Сбоев в программе не должно быть. Все было рассчитано точно. К тому же, обследование клонов на ранней стадии развития не дает ощутимых результатов. А сейчас - самое время.
- Методики, пусть самые лучшие, постоянно требуют корректив. Скоро Центр воспроизводства биоресурсов полностью перейдет в твои руки - я теперь нужен Конклаву в другом, не менее ответственном месте. Но прежде, чем оставить пост, я должен быть уверен, что ты способна работать самостоятельно и не нуждаешься в моем постоянном контроле.

***

Безликое здание инкубатора из стекла и бетона показалось Ив слишком мрачным. Окна без занавесей и штор зияли пустотой и отрешенностью. Строгая надзирательница с безучастным лицом провела ее в адаптационный блок для воспитанников-трехлеток.
Ив узнала малышку сразу. Этот характерный большой лоб, свидетельствующий о высоком интеллекте, строго очерченный нос с слегка изогнутыми ноздрями, упрямый подбородок так напоминали покойного отца-создателя.
- Как ее зовут? – спросила Ив у работницы питомника.
- Клонам у нас давать имена не положено. Ее порядковый номер – Д-8/16.
- Если порядковый, то при чем тут дробь?
- Она - восьмая по счету из партии первых шестнадцати зародышей.
- Вы что-то путаете, их было пятнадцать.
Воспитательница вытянулась в струнку, как перед высшим начальством, и отбарабанила ледяным тоном:
- Я никогда и ничего не путаю. Вот архивные документы. Ровно шестнадцать, головой за каждого отвечаю. Три года кормлю, пою, одеваю. Мне ли не знать?
Ив тут же пожалела о своем неосторожном высказывании. Она совершенно забыла, что сопроводительные бумаги пришлось подделать - появление лишней пробирки могло вызвать подозрение. Время вытеснило из сознания это немаловажное обстоятельство, и теперь она попыталась исправить допущенную ошибку.
- Правильно, шестнадцать, конечно, шестнадцать. Я не сомневаюсь в Вашей аккуратности и высоком профессионализме. Судя по отличному состоянию вверенных Вам питомцев, Вы честно исполняете свой долг, о чем будет доложено  Конклаву, и он по заслугам оценит Ваше усердие.
- Благодарю за доверие.
- А вот эту смышленую девочку, с умным взглядом, я забираю с собой, пора приучать ее к настоящему делу. Понятно? И никому ни слова! У меня секретная миссия.
- Понятно. Слушаюсь. Совершенно секретно.

Ив все еще мялась на месте – поддельные документы по-прежнему были в ее руках. Вдруг какая-нибудь проверка обнаружит несоответствие с данными Центра? Или сам Аквентин вздумает заявиться сюда? Странно, что до сих пор еще ничего не всплыло. Почему она раньше не предусмотрела, упустила из виду? Надо немедленно что-нибудь предпринять.
- Ой, смотрите, кажется, один из ваших питомцев вышел за ограждение! Их ни на минуту нельзя оставлять без присмотра.
Воспитательница резко обернулась. Ив, улучив момент, разорвала листы в клочки. Не самое правильное решение, но лучшего сейчас она придумать ничего не могла.
– Ах, какая досада, я случайно уничтожила документы и теперь их невозможно восстановить. Вы ведь за них головой отвечаете? Но ничего, я спасу Вашу бесценную голову… за Ваше молчание. Услуга за услугу. А эмбрионов было пятнадцать, запомните, всегда только пятнадцать.
- А как же…- пролепетала ничего непонимающая сотрудница. - Хорошо, я внесу исправления в компьютерные сведения, дублирующие оригинал, чтобы не нарушать первичную отчетность.

Ив взяла за руку девочку и с достоинством удалилась, не оглянувшись. Надзирательница долго смотрела им вслед.
– Может, оно и к лучшему - оставшиеся пятнадцать все, как на подбор, а эта девчонка - совсем другая… хлопот меньше.

Чем дольше Ив вглядывалась в черты девочки, тем больше находила сходства с собою. Теперь ей и самой не верилось в тот давний эксперимент, проведенный с отцом.
- И никакой это не цибрид, - уговаривала она себя по дороге в лабораторию, - может, мы взяли не те ампулы по ошибке? Ничего общего с… Я, вылитая я. Надо же такое имя придумать для клона – Де восемь дробь…это же мое второе я… Де…я. Дея! Я назову мою «копию» Дея. Ее нельзя было оставлять в питомнике, я сама прослежу за развитием сестры. Будет работать под моим присмотром. К тому же, есть повод наконец-то избавиться от несносной Вилмы.

Аквентин ждал Ив с нетерпением:
- Скорее принимайся за работу. Верховный Конклав прислал новый заказ – партия рабочих для комбината по производству питательных субстратов. Генетический материал для создания точных идентификационных параметров уже поступил.
- Отлично. А я вот прихватила из питомника ученицу. Получается, как раз кстати. Мне потребуется толковая помощница. 
- Да она что-то уж больно мала для такой ответственной работы.
- Ничего, отец меня тоже с трех лет к пробиркам пристроил.
- С трех лет, говоришь…  А она на тебя чем-то похожа…, - старик, хоть и был подслеповат, сумел таки уловить сходство.
- Все дети друг на друга похожи, - Ив спешно нацепила спектральные очки и рабочий шлем,  - столько лет прошло… Как Вы можете помнить, какой я была? Случайное совпадение. У наших первенцев гены другие. Вы ведь лично проверяли их на каждой стадии репликации и не могли ошибиться.
- Ну, лет, прошло, пожалуй, не много… Просто ты так рано повзрослела и достигла невероятных высот. Не без моей, конечно, помощи и под моим руководством. Надеюсь, за смерть отца на меня зла не держишь? Он не дал бы тебе развернуться…
Ни один мускул не дрогнул на лице Ив, словно речь шла не о когда-то любимом родителе, который ее воспитал, а о пробирке, случайно разбитой Аквентином.
- Зло есть нечто иррациональное. А я подчиняюсь только законам логики и Великой Хартии и не обсуждаю решение трибунала. Не будем об этом вспоминать.

***
Дея росла понятливой и прилежной ученицей. Отцовские гены превосходно сделали свое дело. Однако Ив редко удостаивала ее похвалы и была чересчур строга к своей новой ассистентке, никогда больше не позволяя сердцу оттаивать при виде почти точной копии своего лица. Напротив, вместо поощрения она порой незаслуженно придиралась к девчонке, заставляла по нескольку раз переделывать одно и то же.
Чтобы никто не заподозрил их родство, Ив, как могла, скрывала свою внешность и не расставалась с очками и антимикробной маской, которые делали ее похожей на робота. Дея побаивалась и сторонилась своей наставницы, почтительно называя ее профессором. Бедняжке и в голову не могло прийти, что суровая начальница была наполовину ее сестрой.
- Иди на штрафные работы, - отчитывала Ив ученицу за малейшую оплошность, - будешь до самого утра все колбы драить. И не забудь во время процесса повторять правило номер триста шестьдесят один.
 
И Дея, заменившая Вилму, покорно брела в отделение стерилизации, как овца на заклание, бормоча под нос проклятые инструкции. Честно сказать, иногда наказание все-таки бывало заслуженным. В отличие от хладнокровной Ив, клонированная сестренка любила порой помечтать. Она могла надолго задуматься прямо во время испытаний или другой не менее важной работы, и тогда все у нее валилось из рук. С годами эти маленькие странности только усилились.

***

Ив сосредоточенно изучала полученные данные, когда стеклянная дверь бесшумно отодвинулась в сторону и в кабинете возникла сутулая фигура в плаще. Свет люминесцентных ламп упал на непокрытую голову, выявил блестящие залысины среди темных коротко стриженых волос, отливающих серебром. Глаза вошедшего скрывали дымчатые очки.
- Ну, как? Обследование закончено? – произнес он скороговоркой.
- Не нужно торопить события, Сиб. Есть только первые, весьма предварительные результаты. Кстати, где Вы добыли этот таинственный экземпляр? Вы так стремительно сбежали, не дав никаких объяснений.
- Простите, Ив. За мной… Ну, в общем, так получилось… Вы не поверите, я обнаружил его на берегу океана.
- В опасной зоне? Как Вы туда попали? Там запрещены раскопки.
 
Ив пристально посмотрела на Сиба, пытаясь заглянуть в его глаза сквозь затемненные очки.

Историка Сибелиуса она знала с раннего детства. Он часто бывал в их доме, но ей всегда было непонятно, какая нить связывала скучного «книжного червя» с ее отцом-генетиком. Гуманитарии больше не считались нарушителями закона, однако, их работа была никому не нужна. К ним относились, в большей степени, как к чудакам-неудачникам.
После смерти Янга Сиб изредка заглядывал, в основном, по привычке. Его появление в лаборатории вчерашней ночью неожиданно взбудоражило Ив. То, что историк приволок неопознанный объект именно к ней, не удивляло – в ее Центре было самое современное оборудование, и никто, кроме нее, не смог бы эффективно и быстро провести исследования. Кроме того, она умела держать язык за зубами. Но сам объект… Это странное заросшее существо… Мутант? Где и как мог Сиб его откопать?

Историк низко опустил голову – ему было неловко признаться в том, что он незаконно проник на зараженную территорию. В ответ он пробормотал что-то невразумительное.
- Кого Вы хотите ввести в заблуждение? Еще скажите, что объект выбросило прибрежной волной. Излучение синих камней давно погубило всю флору и фауну Церуллина. Планктон и тот не уцелел в мертвом море.
- Вы можете мне не верить, но я действительно нашел его на берегу, после того как…
- После чего?
- Хорошо. Я попытаюсь рассказать все по порядку. Повторяю, можете мне не верить, но я проник в зону и запустил машину времени. А потом нашел объект без сознания в заданной точке на берегу, да-да, именно в заданной точке. От волнения я ничего не соображал, кое-как дотащил его до электромобиля и сразу отправился к Вам.

Ив снисходительно улыбнулась – историк был едва ли ни единственным в Церуллине, кто верил в «машину».
Недостроенный «агрегат», именуемый машиной времени, пылился в здании Центра аномальных исследований долгие годы. Ее дальнейшая разработка была признана нецелесообразной задолго до катастрофы - ускоритель элементарных частиц потреблял слишком много фантомной энергии, эксперимент мог уничтожить саму планету. После падения метеоритов Центр оказался в опасной зоне, о возобновлении работ и речи быть не могло.
- Не ожидала от Вас такого безрассудства. Хорошо еще, что на Вас был защитный костюм.
- Что может быть важнее, чем узнать тайны прошлого или будущего.
- Ну, с этим я вряд ли когда-нибудь соглашусь. Вы живете в мире старинных книг, давно потерявших свою актуальность, и забываете о насущных проблемах.
Прошлое, будущее…  Кого это сейчас интересует? Кроме того, не надо питать иллюзий. Установку законсервировали еще до моего рождения, когда Вы сами были ребенком. По-мнению наших ученых теория относительности и перемещений во времени фактически не имеет смысла, бесполезна, крайне вредна и опасна.
- Вы ошибаетесь, Ив. Машина работает, и я сумел убедиться в этом сегодня ночью. Насчет опасности Вы, конечно правы. Но я предпринял необходимые меры предосторожности и на время вывел из строя все датчики потребления антигравитационных сил…А для «кротовой норы» нужны лишь доли секунды в микромире…

Девушка бросила уничижительный взгляд на историка.
- Доли секунды? Представляете ли Вы, сколько энергии потребуется на столкновение элементарных частиц и искривление пространства для этой самой доли секунды. Нужна энергия Большого взрыва. Неужели Вы всерьез полагали, что это возможно? Да и как могли Вы в одиночку расконсервировать и запустить столь сложный аппарат?
- Я долго готовился, читал соответствующую литературу, инструкции…
- Литературу, инструкции? Коллайдер - не игрушки, не набор исторических фактов. Нужны годы для изучения сложнейшей установки. Если бы Вам каким-то непостижимым образом и удалось ее запустить, то сейчас бы мы здесь, в моем кабинете, не разговаривали. Представьте хоть на мгновение, чтобы случилось с нами со всеми при таком оттоке энергии.

Сибелиус сник и еще больше сгорбился. Высокий рост, широкие плечи, крутой затылок не выдавали его старости, он вполне мог сойти за молодого человека, если бы не сутулость. Но и та исчезала во время споров. Вся его фигура неожиданно выпрямлялась, лицо полыхало юношеским задором, морщины разглаживались, а обвисшая на суставах кожа распрямлялась, когда Сиб в пылу растопыривал пальцы.
 
В случае проигрыша историк глядел на них равнодушно, как на ненужный «элемент», неизвестно зачем появившийся. Признавая свое поражение, он странным образом съеживался, сжимал кулаки и говорил смущенно, слегка склонив голову: « Кажется, я ошибся». В эти минуты Сиб опять становился унылым книжным червем.

- Вы, как всегда, правы, - понуро произнес Сибелиус и втянул голову в плечи. - А я так надеялся… Лампочки мигали отчаянно… генератор стонал, с контактирующих колец сыпались искры…, все приборы показывали растущее напряжение… Я думал, что машина активизировалась… но, наверное, забыл… подключить генератор энергии.
- Вот и хорошо, что забыли. Советую Вам вообще забыть, что Вы были в запретной зоне. Странно, что Вас не поймали с поличным, и это осталось до сих пор незамеченным. Вероятно, власти ослабили контроль – центр наполовину разрушен, десятилетиями к машине никто не проявлял никакого интереса.

Но Ив ошибалась. Несанкционированное вторжение на радиоактивную территорию было зафиксировано, и вскоре она получила этому ясное подтверждение. Однако сейчас она не смогла удержаться от обычных нотаций, которыми, как правило, мучила Дею:
- Историк должен заниматься историей. Предлагаю закрыть эту тему, давайте лучше вернемся к нашему объекту.
Расстроенный Сибелиус снова встрепенулся:
- Постойте, постойте… но, откуда же Он тогда взялся? Я действительно нашел его в заданной точке на берегу, откуда антигравитационная сила по моим расчетам должна была утекать в «кротовую нору». Кто Он, если не путешественник во времени, пришелец из прошлого?
 - Не говорите ерунды, Сиб. Это не логично. Вы только что сами признались, что не включили генератор, и никакой энергии не возникло для поддержания «дыры» в открытом состоянии. Очевидно, что запущенная Вами машина работала вхолостую.
Скорее всего, Ваша находка - действительно пришелец…но не из прошлого…, а, скажем, из космоса… Гуманоид с другой планеты. Иначе как объяснить, что он остался жив под губительным воздействием голубых камней. У него, видимо, другая природа, и смертоносное излучение на него не подействовало. Наш древний предок не уцелел бы и пары минут без скафандра в открытом пространстве.

Глаза Сибелиуса вспыхнули голубым светом, пробившимся сквозь темные окуляры. Забыв о неудачах, он сразу же загорелся новой идеей, которую так удачно подбросила Ив, чтобы, в конце концов, отвлечь излишне впечатлительного историка от коллайдера. В глубине души она полагала, что найденное существо – ничто иное, как мутант, а в мифы об инопланетянах ее рассудочный ум отказывался верить.
- Ваша гипотеза весьма любопытна, весьма любопытна. Жаль, конечно, что он не какой-нибудь пращур. Но гуманоид еще интереснее! Ив, позвольте остаться в вашем Центре и вместе наблюдать за пришельцем. Готов выполнять любую подсобную работу, лишь бы быть рядом. В конце концов, я же его нашел!
- Не возражаю. В какой-то степени я Вам должна быть благодарна, что Вы вспомнили в первую очередь обо мне и притащили объект именно сюда. Признаться, я немного устала от однообразной работы и этих клонов. А мой неутомимый мозг постоянно требует новой пищи. Только прошу слушаться меня беспрекословно и никаких действий самостоятельно не предпринимать. Будем заниматься пришельцем во внеурочное время, без ущерба для основной работы.

- Так давайте скорее приступим. Сейчас ведь ночь.
- Всему свое время. Пока мы не закончим полное обследование биометрических параметров, гуманоид погружен в глубокий сон. Мало ли что можно от него ожидать…
- А это для него неопасно?
- Надеюсь, что нет. Формула крови практически идентична нашей. А сыворотку, разработанную Центром, безболезненно переносят и малые дети.
- Идентична? Может все-таки пращур? – спросил Сиб неуверенно.
- Нет, оставьте свои фантазии. Машина не заработала. Ну, сколько можно к этому возвращаться…
 
Зануда-историк ей уже порядком надоел со своей идеей о перемещениях во времени.
- Кроме того, я не могу представить, что наши предки, даже очень далекие, выглядели подобным образом и носили такую непрактичную одежду. А эта растительность на теле? К тому же, мозг мало развит.

Сибелиус побледнел, синие жилки проступили на его худощавом лице.
- Вы совсем запутали меня, Ив. Я уважаю Вас как генетика, но, боюсь, истории Вы совсем не знаете. Ваш мир - это клетки, ядра, хромосомы какие-нибудь… Растительность, недоразвитый мозг…это многое меняет. Как Вы можете судить о характеристиках наших пра…пра, если сами никогда не изучали древний мир Церуллина.

Замечание в свой адрес по поводу незнания истории Ив решительно не понравилось, но она не подала виду и тут же высказала очередной аргумент в доказательство своей правоты. Все, что она произносила, звучало, как истина в первой инстанции. Хотя выдуманная наспех версия о пришельце ей самой тоже начала казаться логичной.
- Насчет мозга я, пожалуй, была не права. Сканограмма показывает, что перспектива для его развития определенно есть, зоны роста открыты. Сам факт появления здесь пришельца, говорит о том, что его цивилизация способна создать соответствующие средства перемещения, летательные аппараты, например. Мы же договорились – выбросите пращура и машину из головы. Это - гуманоид, и точка.
- Ах, Ив, рядом с Вами я теряюсь, как желторотый мальчишка. Несмотря на разницу в возрасте я робею, как школьник, невыучивший уроки. Вы так уверены в своей правоте... Но все же, посмею заметить…
Так они спорили до тех пор, пока внезапно на пороге не появилась Дея.

***

- Что стряслось? - строго спросила Ив, - И почему без маски при посторонних?
- Аквентин идет сюда! – в ужасе закричала девушка, торопливо натягивая защитный шлем.
- Неужели ты помнишь Аквентина?
- У меня хорошая генетическая память. Он никогда с добром не приходит…
- Ты права, надо срочно спрятать пришельца в секретный блок. Если Аквентин узнает о нем, то сорвет все наши исследования…, о других последствиях я и говорить не хочу…

Не успела Ив  нажать на кнопку потайного люка, как раздался громкий стук в дверь.
- Входите, - проговорила она, выждав какое-то время, пока Дея не исчезла из виду.
Через секунду непрошеный гость, озираясь, вошел в кабинет. Его редкие волосы, влажные от испарины, прилипли ко лбу - видимо, он всю дорогу бежал.
Ив встретила его не очень учтиво:
– Разве фотоэлементы не работают?
- Я не привык заходить без приглашения. Тем более что Центр мне больше не подчиняется.
- Хорошо, что Вы это помните, Аквентин. Чем обязана вашему посещению? Вверенный мне Центр клонирования много лет работает бесперебойно…, и к нему нет никаких претензий со стороны Конклава. Да и Совет по биоэтике давно расформирован. Или Вам мало смерти моего отца? Его вина, насколько мне известно, так и не была доказана, – произнесла Ив бесстрастным тоном, стараясь скрыть явное недовольство неожиданным вторжением.
Глубоко-посаженные, казавшиеся высохшими глаза Аквентина, смотрели прямо и жестко.
 - Я пришел сюда, как представитель Санитарного надзора. Кто-то проник сегодня ночью в запретную зону. Камеры слежения показали, что этот кто-то пытался запустить машину времени, затем обнаружил какой-то предмет на берегу и предположительно принес сюда.
Надзиратель с подозрением уставился на поникшего историка.
- Уж не Вы ли это были, Сибелиус?
- А разве камеры этого не показали? – ехидно осведомилась Ив, знаками приказывая историку молчать.
- Ну…, - замялся Аквентин,- они зафиксировали проникновение, но изображение было нечетким..., а потом и вовсе пропало. Вся техника в опасной зоне за долгие годы постепенно приходит в негодность. Я не раз докладывал руководству…
Его кадык заходил ходуном в напряжении, а когда остановился, то торчал вызывающе почти под подбородком, разделяя линию шеи на две несоизмеримые части.
- Опять домыслы и предположения? – нахмурила брови Ив. – Вы же ничего толком не видели, а смеете утверждать, что неизвестный притащил что-то именно сюда.
- Но следы…
- В наш Центр ведут десятки следов… Уж не думаете ли Вы, что я позволю принести в святая святых, где строжайшим образом соблюдается стерильность, невесть что из запретной зоны.
- Ты, как всегда, аккуратна и логична, Ив. Но я обязан осмотреть все помещения, по долгу службы.
- Тогда предъявите свои полномочия.
- У меня нет пока официальных предписаний….
- Приходите, когда получите. Если получите… И имейте ввиду, что доступ в стерильные блоки разрешен только после обследования, дополнительной вакцинации и недельного карантина. Вы же теперь санитарный инспектор, Вам ли этого не знать.
Аквентин по-прежнему сохранял невозмутимый вид, лишь злосчастный кадык выдавал его раздражение – мелко трясся и дрожал под квадратными челюстями.
- Хорошо. Я вернусь сюда позже.

Ив вздохнула с облегчением. Однако гнусные привычки бывшего начальника, она, как оказалось, помнила плохо.
- А сейчас следуйте за мной, - внезапно произнес Аквентин, когда Ив и Сибелиус почти успокоились. – Оба - для дачи показаний.
- Я не могу оставить Центр без присмотра.
- Ничего. У тебя ведь, кажется, была юная толковая ассистентка. Что с нею стало?
- У меня много толковых ассистенток. Не понимаю, о ком Вы говорите...

***

Эд проснулся внезапно, как от толчка, и приподнял опухшие тяжелые веки. Сноп лучей ударил в лицо. Никогда еще солнце не было так близко. Он мог дотронуться до него рукой! Рукой! Что и было сразу же опрометчиво сделано… Свет померк. Дикарь взвыл от боли и потерял сознание.

***

Из дневника Деи:

Первая фаза пробуждения:
Волосатое чудовище приоткрыло глаза. Оно смотрело не мигая, словно парализованное искусственным светом. Затем вскочило и схватило электрическую лампочку голой рукой. Лампочка хрустнула и перегорела, а мутант, порезал и обжег пальцы, после чего вновь потерял сознание. Пришлось сделать ему обезболивающий укол и вновь ввести сыворотку сна для беспрепятственной обработки ран.
P.S.
Какой архаизм эти электрические лампочки! Надо переправить чудовище в более современный блок- с люминесцентным освещением.

***

- Ив, нужно срочно отдать приказ об уничтожении инопланетянина. Простите, что втравил Вас в эту историю, - шепнул Сибелиус, усаживаясь в машину, пока внимание Аквентина было отвлечено.
Надзиратель с важным видом умащивался на переднем сидении служебного автомобиля для перевозки обвиняемых, предусмотрительно вызванного им к подъезду. Ив с силой сжала похолодевшую ладонь историка и проговорила сквозь зубы:
- Ни за что. Для меня это дело принципа. Они ничего не докажут и не найдут. Без паники.
- О чем это вы шепчитесь? – строго спросил Аквентин, оглядываясь.
- Мне надо немедленно вернуться – я забыла отдать кое-какие распоряжения, – неожиданно громко сказала Ив.
Решение возникло молниеносно. Она вылезла из машины и опрометью бросилась назад в лабораторию.
- Стойте, куда Вы! – заорал ей вслед Аквентин.
- Вы ответите перед Конклавом за сбой программы клонирования, если посмеете меня удержать! Через минуту я буду снова с Вами, - прокричала Ив, не обернувшись.

- Аквентин прав, прав, - укоряла она себя, «подлетая» к аппарату селекторной связи, - как могла я допустить такую беспечность! Сама же только что говорила про святую святых и стерильность. Эта невероятная «космическая» история помутила мой разум. Нельзя было пускать Сиба сюда вместе с неопознанным объектом.
От возбуждения пальцы не слушались, и долго не могли нащупать нужную кнопку.
- Дея, Дея, ты слышишь меня? Записывай, быстро: тройная доза снотворного пришельцу, двойная доза антивирусной сыворотки ему и себе. Одежду гуманоида уничтожить, растительность сбрить, кожные покровы продезинфицировать. Из блока никуда не выходить, пока я не вернусь. Если вернусь… Нет, я обязательно вернусь! Жди и не забудь тщательно записывать все наблюдения.

***

Эд с опаской открыл глаза. Он лежал, словно на помосте, посреди огромной комнаты с высоким потолком. Голубоватый холодный свет струился откуда-то снизу из-под его необычного ложа. Дикарь, осторожно сел, спустил ступни на пол и потихонечку встал, покачиваясь.
От длительного лежания ноги у него слегка подкашивались, и твердую поверхность пола из отполированных плиток, он воспринимал как нечто ненадежное. Он беспокойно огляделся - голые стены, ничего и никого рядом. Неожиданно заметил черный круг, поблескивающий на стене. Кажется, есть выход из этой странной «пещеры».
Дикарь направился к обнаруженной «дыре». Оттуда вдруг высунулось чудовище, все сплошь покрытое серебристой чешуей, и двинулось прямо ему навстречу. Эд попытался отмахнуться и прикрыться левой рукой. Чудовище тоже подняло свою лапу. Только правую, без когтей и обмотанную какими-то тряпками. Надо ударить первым, подсказал охотничий инстинкт, и Эд со всей силы врезал по отвратительной морде свободной рукой.
Крик дикаря смешался со страшным звоном и грохотом, после чего несчастный вывалился в зияющую пустоту.

***

Из дневника Деи:

Вторая фаза пробуждения:
Безволосое чудовище приоткрыло глаза, с большой осторожностью встало с постели и прямиком направилось к бифокальному зеркалу, висящему на стене. Увидев свое отражение, оно вступило в единоборство с самим собой. Теперь обе руки у него покалечены. Пришлось сделать обезболивающий укол и вновь ввести сыворотку сна для беспрепятственной обработки ран.
P.S.
Впрочем, никакое оно теперь не чудовище, без лохматых « кустов» на подбородке и волос на голове! И серебристый комбинезон ему очень идет! Надо переправить пришельца в другой блок…, где нет зеркал….

***

Эд очнулся и прислушался. Он чувствовал чье-то дыхание рядом. Разлепить глаза он боялся, и еда не вывернул зрачки, пытаясь разглядеть что-нибудь из-под густых ресниц.
Чешуйчатый дракон с четырьмя глазами, безо рта и носа сидел возле него. Новое чудовище! У того, прежнего, из черной дыры, была обмотана культя…и лысый череп… А у этого – шишки на голове. Хуже Единорога! Сколько же их тут! Одному с ними не справиться. Надо лежать и не подавать признаков жизни!
Легкий трепет ресниц не остался без внимания. Чудище протянуло к нему свои растопыренные лапы. От прикосновения холодных «резиновых пальцев» дикарь опять лишился чувств.

***

Из дневника Деи:

Третья фаза пробуждения:
Пришелец очнулся и хотел открыть глаза, но испугался и притворился безжизненным. Он пытался наблюдать за мною сквозь длинные отростки волос на веках (их я не сумела сбрить). Вот, хитрец, думал меня обмануть! Оказывается, он не только красив…, у него есть интеллект… Я прикоснулась к его ладони для установления контакта. Однако мутант снова провалился в небытие.
P.S.
А пушистые волоски вокруг его глаз - симпатичные. Пожалуй, больше не буду пытаться их удалить. Завтра сниму с себя маску, очки и перчатки. Вероятно, именно они его так напугали.

Эд пришел в себя от приятного ощущения – кто-то держал его за руку, слегка сжимая ладонь. Он чувствовал тонкую, приятную на ощупь кожу. Дружеское поглаживание от ногтя до запястья окончательно его успокоило. Может, это..., это Йоно воскрес? А все, что происходило с ним раньше, было только кошмарным сном? Ужасный мир чудовищ и дикобразов?! Невероятно!
- Какая у тебя горячая кровь, рука так и пылает! Видно, ты и вправду с другой планеты,- раздался чей-то тихий ласковый голос.

Нет, дракон не умеет говорить, да еще таким голосом. Дикарь заставил себя приподнять веки. Большие влажные глаза существа, сидящего рядом, смотрели внимательно, словно «ощупывали» его лицо.
- Не надо бояться, - проворковало странное создание, увидев, что Эд очнулся,- у меня такие же руки, нос, рот, глаза, как у тебя. Вот, смотри, что тебя напугало. Это – защитные средства: перчатки, маска, очки. Хочешь, я могу их снова надеть, а потом снять.

Эд отрицательно замотал головой. Без четырех глаз и «клешней» говорящее чудовище казалось не таким страшным, но смысл сказанных новых слов доходил с трудом, он их почти не слышал.
Однако теперь его смущала «чешуя»... на теле «дракона». Но дикарь все же осмелился дотронуться до нее и  тотчас отдернул руку.

- Это тоже легко снимается. Комбинезон – удобная и прочная одежда, оберегающая нас от вредного воздействия излучения, вирусов и бактерий. Теперь и у тебя есть такой. Твою прежнюю одежду, прости, пришлось уничтожить. В ней было столько микробов!

Дикарь с опаской перевел взгляд на свои руки – до самых кистей их покрывала такая же чешуя, и только пальцы оставались свободными. Он осторожно оттянул прилипшую, словно вторая кожа, серебристую ткань и вздохнул с облегчением – она действительно могла сниматься.
- Вот видишь, совсем не страшно. Ты скоро привыкнешь. А теперь, давай знакомиться. Я – Дея. А тебя как зовут?
- Д-д-д-д-д, - тоже хотел представиться дикарь, но язык не слушался, и он не смог произнести не слова.

***

Из дневника Деи:

Четвертая фаза пробуждения:
Первый контакт состоялся. Гуманоид открыл глаза и, как мне показалось, впервые не успел испугаться. Я продемонстрировала ему съемные атрибуты, вызывавшие у пришельца страх, и он окончательно успокоился.
Только на мгновение его глаза сверкнули, когда я упомянула, что сожгла его прежнюю одежду, но потом он пощупал свой новый комбинезон, и, кажется, остался доволен. Еще бы! Пыле-грязе-гидронепроницаемый костюм намного лучше, чем «косматая кожа». Интересно из чего она была сделана? Жаль, что Ив запретила ее исследовать…
Потом я назвала ему свое имя. Кажется, пришелец меня понял и попытался за мной повторить, но у него ничего не получилось. Может, для инопланетного языка оно слишком сложное, хотя я всегда полагала иначе. Или бедняга разучился говорить из-за перенесенного потрясения? Или вообще не умеет? Вполне возможно, что на его планете общаются по-другому. Интересно, как - телепатическая связь, знаки, жесты? А вдруг у него амнезия или даже больше: полнейший распад, уничтожение личности? И у него не осталось ничего, кроме примитивнейших рефлексов.... Хотя он же умеет ходить и есть…
Кстати, раз несчастный окончательно пришел в себя, хватит накачивать его инъекциями, пора давать питательные таблетки, пока его организм не успел отвыкнуть от нормальной твердой пищи.
P.S.
Не могу забыть жар его руки, от которого меня бросало в дрожь. Может это опасный вирус, инфекция, и я от него заразилась? Нет, не похоже. Какая странная болезнь! Мне было приятно…
У него такие умные глаза. Я обязательно научу его говорить!

***

Существо по имени Дея приходило три раза в сутки и приносило безвкусные маленькие шарики:
- Вот, концентрированный питательный субстрат, исключительно полезный для организма, содержащий все необходимые микроэлементы, витамины и другие вещества, способные восстановить силы. Ешь, это не опасно, а наоборот, полезно.
И ты быстрее поправишься.
Эд послушно глотал, что дают, после чего наступало чувство ленивой сытости и умиротворения. Он с усталым любопытством смотрел в потолок, словно замечая там нечто удивительное, до сих пор ему незнакомое.
Его вполне устраивала такая жизнь – не надо охотиться, чтобы добыть еду, полоть грядки или искать камни. Еду давали просто так, и ничего не требовали взамен. В голове было ясно и пусто, а незнакомые слова сами собой укладывались, будто по полочкам, приобретали прежде непонятный ему смысл – видно, «витамины» действовали исправно.
Его не пугали больше ни голые стены, ни таинственный свет, берущийся ниоткуда, ни само существо. Кажется, оно было вполне добродушным и чего-то хотело… Но что?

После кормежки странное создание как будто забывало нормальную речь и принималось мычать, как животное: забавно вытягивало губы в трубочку, высовывало язык, вращало им то вправо, то влево, произносило отдельные звуки и слоги, иногда отчаянно жестикулируя и выпучивая глаза. Однажды оно скакнуло вверх и перевернулось через голову, продолжая что-то навязчиво бормотать.

Глядя на эти ужимки и прыжки, дикарь расхохотался, впервые за последнее время, счастливо и беззаботно. Существо в ответ протянуло руку с таинственным видом и разжало пальцы. На маленькой ладошке лежал его кожаный шнурок с нанизанными камнями.
- Вот, держи. Их продезинфицировали. Теперь они не опасны.
Предательский комок подступил к горлу.

***

Из дневника Деи:

Методика Брауна-Висса, наконец-то, подействовала! Его зовут Эд! Эд - наоборот почти что Дея! Эд и Дея! Красиво звучит! А когда я вернула ему камни, он обрадовался, как малый ребенок. Прозрачная жидкость неизвестного происхождения блеснула в его глазах и потекла по щекам. Наверное, дезинфицирующий раствор не до конца выпарился и оказал вредное воздействие на слизистую оболочку.
Эд потупил голову, будто смутился, смахнул жидкость с лица и…неожиданно  исполнил мне заунывную песню... Она называлась песня дождя.

P.S.
 Дождь – это не поток синих метеоритов, а такая вода, падающая прямо с неба. А завтра Эд обещал рассказать про животных, которые обитают в его стране. Ив говорила мне в детстве, что и у нас когда-то такие водились.
Совсем забыла - химический анализ выделений из глаз пришельца (хорошо, что успела промокнуть остатки гигроскопической подушечкой) указал на наличие специфических солей по формуле, практически идентичной океаническим солям прибрежной части Церуллина.

***

Ив и Сибелиус вернулись через неделю - Аквентин, не сумел ничего доказать, тем более, предъявить обвинения. И теперь уповал на проведение обыска в лаборатории. Подозреваемых пришлось отпустить.

Они появились нежданно, в тот момент, когда «сладкая парочка» увлеченно разучивала новую песню.
- Что здесь происходит?- выпалила Ив прямо с порога.
- Дея, почему ты нарушила мой приказ? Где твои средства защиты?

Ассистентка растерялась, подыскивая нужные слова. Ив не дала ей опомниться.
- Я отстраняю тебя от работы и прошу немедленно покинуть экспериментальный блок. Где результаты анализов и наблюдений?
- Вы все найдете в электронной базе данных, профессор - ответила Дея, украдкой поглубже запихивая внутрь комбинезона маленький карманный дневник.
- Хорошо. Я все проверю, потом детально обсудим каждую запись.

Эд растерянно смотрел на вошедших. Их вид не напугал - он уже привык к очкам, маскам и прочей ерунде, которую время от времени надевала Дея для какой-то непонятной ему защиты. Но тон незнакомого существа его разозлил.
- По какому праву Вы врываетесь сюда? И как Вы смеете здесь кричать?- вдруг возмущенно воскликнул дикарь и оторопел оттого, что его язык смог произнести столь витиеватые фразы, смысл которых он сам уловил с большим трудом.
- Ого..., приятно встретить брата по разуму, - высокопарно произнесла Ив, проигнорировав дерзкие вопросы гуманоида.

Но неожиданный всплеск эмоций, которым профессор позволила вырваться наружу, да еще при посторонних, был сейчас явно ни к чему.
- Я спрашиваю, по какому праву…, - снова переспросил дикарь, более спокойным тоном.
- Вопросы здесь задаю я, – невозмутимо парировала Ив.
- Вы находитесь в Центре воспроизводства биоресурсов, который я возглавляю. До тех пор, пока не будут закончены обследования вашей персоны, Вы - в моей власти и обязаны подчиняться моим, и только моим распоряжениям. Если установленный мной порядок будет Вами нарушен, то я передам Вас официальным властям – Верховному Конклаву Церуллина, и тогда он решит вашу судьбу.
- Итак, каким образом и с какой целью Вы попали на нашу планету?
- Не знаю, - честно признался Эд.
 
Этот ответ не устроил Ив. Она всегда добивалась своего и готова была получить признание любой ценой.
- Не знаете? Допустим. Допустим, Вы не помните, как очутились здесь. Предположим, что у вас случился некий провал в памяти из-за катастрофы, которая произошла с вашим средством перемещения. Но с какой целью и на чем Вы отправлялись в путь, знать должны.
- Должен, но не помню. То есть, я ничего никому не должен и ничего не помню. И не знаю я никакого Церуллина! Я домой хочу, во Флэймию!
- Флэймию? Это уже кое-что. Значит, что-то Вы все-таки помните. Хорошо, отложим допрос до завтра. А пока отдыхайте и примите стимулирующие таблетки для освежения памяти.

***

- А я по-прежнему настаиваю, что это наш древний предок, – утверждал историк несколько минут спустя в кабинете профессора генетики. – Общность языка несомненна. Вы обратили внимание, как быстро он освоился в современной среде? Как развита речь!
- Это как раз свидетельствует об обратном. Наш пращур никогда не смог бы так быстро эволюционировать за несколько дней. Скорее всего, существо – гуманоид, прибывший из цивилизации, стоящей на довольно высокой ступени развития. Отсюда и такая быстрая ассимиляция.
Но Сибелиус никак не хотел соглашаться:
- Но мы же пока не знаем, из какого времени он появился. Возможно, нас отделяют всего каких-нибудь сто или двести лет. И тогда разница между нами не столь велика. А загадочная Флэймия может вполне оказаться предшественницей нашего Церуллина. Древнее название, так сказать. Мне оно напоминает… «пламя»…Да, да пламя!
 
Наши предки, скорее всего, уже тогда наблюдали яркие вспышки на небосводе и падение редких метеоритов… Вот, почему они окрестили свою планету таким огненным именем…
А потом произошла настоящая катастрофа… обрушился метеоритный шквал, и остывшие синие камни дали новое название нашему миру – Церуллин, что означает «лазурный».
- Пустые фантазии, Сиб. Пришелец не мог появиться здесь из неведомого нам времени. А названием наша планета обязана голубому океану, со всех сторон окружающему сушу. Это известно любому младенцу. Причем тут катастрофа и какая-то Флэймия…

Однако остановить Сибелиуса было уже невозможно. Версия появления пращура крепко сидела в его голове.
- А позвольте узнать, где в таком случае космический корабль, который забросил инопланетянина в Церуллин? Нет никаких следов! Как Вы объясните возникновение гуманоида? Может, по-вашему, его принес свежий ветер? А вот «кротовая нора» способна затянуться в считанные доли секунды. Потому-то я и нашел его одного посреди синих камней.
- Пришельца могло отбросить взрывной волной после столкновения летательного аппарата с твердой поверхностью суши или морского дна. Вы же, будучи так увлечены своей теорией временных перемещений, не стали осматривать окрестности и поспешили как можно быстрее улизнуть из запретной зоны. Возможно, обломки разбросаны по побережью.
«Книжный червь» не уступал. Он снова распалился и растопырил пальцы.
- Вы правы, времени для осмотра побережья у меня не было, но камеры слежения за это время давно бы что-нибудь обнаружили.

Этот аргумент Ив разбила с той же легкостью, как и все остальные.
Она никогда не теряла рассудок во время споров и всегда оставалась непобежденной.
Горячность своего оппонента профессор объясняла излишней впечатлительностью - Сиб слишком глубоко погружался в историю, что мешало логически мыслить. Время от времени он своим пылом напоминал ей Дею - оба казались  пришельцами с других планет.

- Приземление или приводнение состоялось глубокой ночью, к тому же, камеры, как выяснилось позже, были не исправны и зафиксировали лишь неопознанный объект на берегу. Океан мог поглотить остальное. Мы не знаем, что таит в себе голубая бездна.
- Вы опять меня обезоружили, Ив, - обреченно вздохнул Сибелиус. – Чтобы узнать, кто из нас прав, мы должны попытаться найти то, что уцелело от космического корабля.
- Согласна. Хватит бессмысленных споров.
- Но как пробраться в охраняемую зону?
- Это я беру на себя. У меня возникли кое-какие соображения. Что если обратиться с прошением о предоставлении пропусков для изъятия и исследования грунтовых проб в этом районе? Конечная цель – создание новых клонов, способных безболезненно работать в радиационно-опасной среде, и воспроизведенных на основе генетического материала.

Историк не дал ей закончить. От волнения он с трудом воспринимал длинные непонятные фразы и произнес просительным тоном, как недавно Дея:
- Чуть-чуть помедленнее, Ив.
- Хорошо. Формально нашей целью будет создание клонов на основе генетического материала, подверженного излучению камней. По-моему, предлог подходящий. Освоение зараженной территории в недалеком будущем – перспективная задача, способная заинтересовать верховных правителей. Если Конклав согласится, то через неделю мы сможем совершенно легально отправиться в экспедицию.

Сиб не верил своим ушам. Ив так и сыпала новыми предложениями. Да и сама она неожиданно преобразилась – глаза засверкали, а на извечно бледных щеках пробился легкий румянец. Он ни разу не видел ее такой увлеченной.

- Возьмем с собой приборы и оборудование… спускательные аппараты. Правда, они рассчитаны на небольшую глубину. Но может быть, нам повезет…
Пришельца тоже захватим с собой, под видом ассистента. Проверим его реакции на первичную среду попадания. Думаю, это поможет разблокировать заторможенные участки его мозга и улучшить свойства памяти. Ассоциативный рефлекс должен сработать.

Сибелиус не успевал за ходом ее мыслей, но готов был отправиться вместе хоть на край света.
- А пока - за дело, Сиб. Нам многое нужно успеть, – произнесла Ив, обращаясь к седовласому историку менторским тоном, словно он был ее младшим нерадивым помощником.
- Во-первых, надо до отъезда систематизировать и проанализировать все, что было проделано Деей, - продолжила она, загибая пальцы. - Жаль, что мы с Вами потеряли столько времени и упустили самое интересное – первые минуты жизни нашего «подопечного» в новых условиях. Их никогда и ничем не восполнить. Что-то еще «натворила» в мое отсутствие сумасбродная ассистентка… Наверняка, что-нибудь пропустила.
- Зачем же Вы держите ее подле себя столько лет?

Неожиданный вопрос застал Ив врасплох. Уголки ее губ опустились вниз, на лбу обозначилась резкая складка.
- Дея… Дея - из партии моих «первенцев». Но не думайте, что я, сентиментальна. Она для меня, скорее, тоже объект изучения. Впрочем, моя главная помощница достаточно умна, хотя порой рассеянна до невозможности…
- Ну, а что же, во-вторых?
- А разве не ясно? Конечно, новые анализы и каждодневные наблюдения. Вы же сами этого добивались. Разгадка «неопознанного объекта» в наших руках.
- Логично…

***

Ив смотрела на экран и не находила записей о поведении пришельца. Сухие цифры, формулы, таблицы, диаграммы, внесенные в базу данных по дням и часам. Но ни одного «живого» наблюдения.

- В чем дело, Дея, почему нет описательной части фазы бодрствования? Я ведь велела тебе все тщательно фиксировать.
- Пациент почти все время спал. Мне приходилось поддерживать необходимую дозу снотворного для усыпления и беспрепятственного забора крови, а также проведения других анализов. Он вряд ли позволил бы мне проводить исследования, будучи в полном сознании. Вы сами велели соблюдать осторожность.
- Однако соблюдение осторожности не помешало тебе пренебречь мерами безопасности и снять средства защиты, - едко подметила наставница.
Дея округлила большие глаза, напуская на себя наивный вид. Когда речь шла о ненаглядном пришельце, она готова была врать напропалую.
- Извините, но я сняла их ненадолго. Утром капля реактива случайно брызнула в глаз. Аллергия замучила, а от очков и маски еще больше усилилась.
- Опять придумываешь? Я что-то раньше не замечала у тебя аллергии. Хорошо, потом проверим. Вернемся к гуманоиду. Не верится, что он все время находился без сознания. Я застала вас за любопытным занятием… Вы сидели рядышком, словно старые друзья, и издавали странные звуки. Что это было? Отвечай сейчас же.

Ассистентка продолжала выкручиваться.
- Он очнулся незадолго до вашего прихода и не проявлял признаков агрессии. Я решилась вступить с ним в контакт и назвала ему свое имя. Он, кажется, сразу меня понял и представился Эддом. А потом исполнил песню – рифмованные слова, произнесенные с разной тональностью. Наверное, у них так принято знакомиться. Ну, а я попыталась их повторить вслед за ним… для лучшей адаптации пришельца.
- Судя по правильности речи, с которой он ко мне обратился, звучит более-менее правдоподобно. Но почему ты не сделала запись?
- Вы же сразу отстранили меня от исследований, я не успела.
- Ладно, будешь по-прежнему помогать в обработке данных под моим контролем. Но никаких взаимоотношений с инопланетянином. Слышишь?

Ив не могла долго сердиться на Дею, хотя и не поверила ни единому ее слову. Профессору не хватало сил и терпения, чтобы следовать за порой блуждающими наугад мыслями и чувствами своей ассистентки, поскольку эти самые мысли и чувства были весьма странного свойства. Они не поддавались никакому анализу и находились в каком-то ином состоянии, нежели известные в природе твердое, жидкое и газообразное. Эмоции хаотично наплывали друг на друга, словно вступали в необъяснимые химические связи и соединения.
 
Сегодня Ив уж точно не хотелось разбираться с Деей. А может, причиной была столь тщательно скрываемая родственная связь, непостижимое генетическое соединение, благодаря чему младшей сестре, в конце концов, все сходило с рук.

***

Эд скучал по Дее. Живые глаза, губы – все было настоящим, неподдельным. И ласковый голос, и смешные гримасы, и прыжки… И недопетая песня…
Но забавное существо больше не появлялось.
Зато изо дня в день двое других, в масках, терзали его тело уколами, какими-то датчиками и присосками. Днем и ночью никогда не гаснущие экраны следили за каждым его шагом.
Дикарь сносил процедуры безропотно. Обтыканный  иголками он ощущал себя зверем, загнанным в угол, зверем, прижатым со всех сторон острыми копьями, от чего всякое сопротивление казалось ему бесполезным.
Потом начинались допросы: бесчисленные «зачем, на чем, почему». Ему самому хотелось бы знать - «зачем, на чем, почему». Но он не находил ответа.
Он не видел лиц своих «мучителей» и страдал от этого еще сильнее. Порой ему хотелось поведать о своих злоключениях, о красных скалах, о зеленых лесах, о желтых бескрайних песках. Но бесстрастный голос, раздававшийся из-под маски, заставлял упорно молчать.
Иногда высокие колючие нотки сменялись низким спокойным тембром, в котором слышался какой-то интерес. Значит, вопросы задавал тот, второй, не главный. Похоже, мужского рода... Он не пугал, не давил и не угрожал, но и ему Эд не решался довериться. Вот, если бы на месте бездушной маски оказалось существо по имени Дея, с понимающими глазами…

Наконец долгожданный для испытателей день настал. Верховный Конклав счел доводы Центра воспроизводства биоресурсов убедительными и предоставил три разрешения для проведения экспериментов в запретной зоне: для профессора и двух ассистентов, роль которых, по замыслу Ив, отводилась историку и пришельцу. Дею решено было оставить на хозяйстве – руководить работой остального персонала в отсутствие профессора.

***
Путешественники благополучно миновали несколько постов охраны. Но на последнем им пришлось задержаться. Бдительный клон (Ив долго «колдовала» над партией стражников с соответствующей генетической программой) внимательно осмотрел машину и не поленился заглянуть внутрь фургона.
Эд в защитном костюме, очках и маске, зажатый между коробками с аппаратурой, не вызывал подозрений. Однако Ив почему-то волновалась.
- Нельзя ли быстрее покончить с формальностями? – спросила она охранника.
- Никак нет. Не положено по инструкции. Тщательный досмотр проезжающих, а также средства их передвижения согласно правилу номер девятьсот восемьдесят два, пункту…

Слово «инструкция» действовало на Ив магическим образом. Она не могла нарушить священное табу и стала спокойно ждать окончания процедуры контроля.
- Не забудьте, профессор, что пропуск выписан на три дня, а после завершения экспедиции Вам и вашим сотрудникам необходимо пройти карантин в эвакуаторе.
- Ладно, ладно, потом разберемся, - профессору не терпелось поскорее отправиться к океану.
Желание было настолько сильным, что Ив даже не удосужилась толком посмотреть на стражника - свое же клонированное творение.

Дальше они помчались на максимальной скорости, по бездорожью. Временами от вибрации двигателя, работающего на зашкаливающих оборотах, у Эдда закладывало уши и под горло подкатывало. Он еще ни разу не перемещался подобным образом. Чтобы как-то облегчить свое состояние, дикарь кое-как согнул ноги, пытаясь ослабить ужасающие толчки. Проявить интерес к машине, самоходному чудищу на колесах, не было сил. В другой ситуации он не преминул бы это сделать.

***

Лазурная морская гладь при свете дня произвела на всех троих разное впечатление.
Сибелиус побывал на берегу лишь однажды, той самой ночью, когда тайно проник в запретную зону. Тогда он ничего не успел разглядеть в темноте. Сейчас, глядя на волны, он представлял, как плескались в них древние предки. Ему грезились лодки, баркасы, суда, будто сошедшие со страниц исторических романов. Воображение нарисовало и корабль Эдда.

Ив знала об океане лишь понаслышке, в основном, из рассказов матери, покинувшей ее в столь юном возрасте, что и сама мать давно исчезла в одном из дальних уголков ее памяти. В подсознании все превращалось в пыль и перерабатывалось, как на заводах по утилизации отходов, где из старого оборудования делают что-нибудь полезное и нужное, вроде мягких ковриков или зубочисток.

К слову сказать, эта способность памяти перемалывать отжившие и ненужные образы в труху профессора нисколько не огорчала. Ее прагматичный ум продолжал работать, анализируя, как использовать энергию бушующих волн, и стоит ли переносить лабораторию поближе к берегу моря. Окружающую красоту она отметила вскользь, между прочим.

Про дикаря и говорить было нечего – все, что встречалось ему на пути, он воспринимал с восторгом и впитывал в себя также неизбежно, как одежда впитывает воду во время дождя. Когда-то и огромные лужи в зеленом мире, оставленные ливнем, он воспринимал, как всемирный потоп. Океан же полностью захватил его воображение.

Море катило громадные синие гребни в залив, омывая пустынный берег. Бурлящие волны с шумом набегали одна на другую, оставляя на берегу хлопья густой голубой пены. Огромные пузыри надувались, росли и лопались.
Неподвластный времени мусор, принесенный приливом (останки рыбьих скелетов, птичьих перьев, кораллов, ракушек, бахрома полуистлевших водорослей) стремительно приближался, бился о берег и вновь уносился прочь, подхваченный течением. Впрочем, весь этот морской хлам нисколько не портил величественное зрелище сверкающей воды.

- Что Вы стоите, Сиб? - первой опомнилась Ив, начисто забывшая о своем здравомыслии, - наденьте на подопытного металлические браслеты - на руки и ноги. Он может сбежать! Вы что, забыли правило номер тысяча семьсот тридцать три?
- Ив, Вы – просто какая-то «ходячая инструкция». Не перестаю Вам удивляться. Ну, посмотрите, какая красота кругом!
Ив метнула строгий взгляд, и историк немедленно подчинился приказу.
- Ладно, ладно, виноват. Да и куда он денется?- пробурчал «книжный червь», застегивая наручники на запястьях пришельца.

Профессор сразу приступила к реализации намеченного плана, не давая «ассистентам» осмотреться и прийти в себя.
- Сначала исследуем побережье. Вы, Сиб, пойдете вперед, вооружившись металлоискателем, гуманоид - следом за Вами, а я буду замыкающим. Лишняя мера предосторожности не помешает. Я с него глаз не спущу!

Они шли гуськом друг за другом, будто скованные одной цепью. Эдду приходилось сложнее остальных – тяжелые ножные браслеты не давали свободно передвигаться. Он брел, как больное измученное животное, едва передвигающее копытами.
К вечеру прежде выносливый дикарь совсем выбился из сил, и решено было вернуться. На обратном пути к фургону они не забывали прочесывать неохваченные участки прибрежной зоны.

Ночью дикарю тоже не удалось отдохнуть. Неутомимая Ив развернула походную лабораторию, чтобы не прекращать исследований. Затем последовали новые расспросы в надежде на улучшение памяти пришельца при виде места приземления.
Обессиленный гуманоид сумел задремать только под утро, которое началось с криков неугомонного профессора, сделавшего открытие первостепенной важности.

***

- Таламус! Таламус! – громко, как заклинание, кричала обычно сдержанная Ив, рассматривая снимки.
- Что случилось? – спросил разбуженный Сибелиус. – Какое странное слово - таламус? Похоже на талисман. Так наши древние предки называли предмет, приносящий удачу или оберегающий от беды. Неужели Вам удалось найти старинный амулет?
- Талисман? Ах Вы, невежда! Ничего, кроме истории, Вас, видно, не интересует. Таламус – это главный подкорковый центр головного мозга.
- Ну и что?
- А то, что налицо существенные изменения.
- На лице? У пришельца? – брякнул Сиб спросонья.

Из-под маски профессора раздался сдержанный смешок.
- Налицо! То есть наличествуют, присутствуют. А изменения – внутри, внутри черепной коробки. Их нельзя ни увидеть простым глазом, ни пощупать. Наша аппаратура показала, что кольцевые связи между корой головного мозга и таламусом, по которым происходит обмен информацией, ощутимо расширились. А значит, поток сенсорных нейронов, передающих импульсы, увеличился…

- Это не повод, чтобы будить ни свет, ни заря... Сенсоры, импульсы… Всех переполошили.
Однако Ив не слышала ворчаний. Казалось, что поток чужих нейронов увлек ее за собой.
- Формирование эмоций происходит при непосредственном участии именно таламуса… Этот участок переднего мозга у инопланетянина по своим размерам больше, чем у любого из нас… Да проснитесь же, наконец!
Сиб по-прежнему ничего не соображал.
- Я ничего не понимаю. Какое отношение имеет этот ваш малатус к космическому кораблю и нашей экспедиции? Наверное, у Вас самой малатус увеличился и, как ее…  психосоматика «съехала»…раз Вы так разволновались.
- Сами Вы малатус. Никакого уважения к серьезной науке. Может, Вы и про гипоталамус ничего не слышали?
- Ну, не слышал. И что такого? А Вы, зато не знаете…

Но Ив не дала ему закончить. Ну, и помощник! И как с таким проводить серьезные исследования? Как могла она без нормальной поддержки пуститься в подобную авантюру!
- У Вас, Сиб, гипоталамус, вероятно, является главным отделом мозга, потому что он ведает вегетативными функциями, то есть обменом веществ, в основном. Регулярный сон для Вас, кажется, важнее всего.

Историк обиделся, распрямил по привычке пальцы и тупо на них уставился.
- На что Вы намекаете с обменом веществ? Это уже прямое оскорбление! Не ожидал от Вас такого. Я же не спать сюда приехал.
- Извините, Сиб, я была некорректна, - мгновенно успокоилась Ив. - Не знаю, что на меня нашло. Мне, как и большинству жителей Церуллина, не свойственно проявление избытка чувств и эмоций. Развитая кора больших полушарий, а не таламус, – вот, что формирует наш интеллект и особое логическое мышление.
- Ладно, я тоже был не на высоте. Обещаю, что постараюсь восполнить мои чудовищные пробелы в нейробиологии.
- Советую не пренебрегать и тренингом по развитию интеллектуальных функций... как некоторые мои ученики. Природа природой, а совершенствование форм регуляции не повредит.
- Учту на будущее. Чем я могу помочь Вам сейчас? Вы правы, называя меня невеждой - знаний в данной сфере у меня, конечно, маловато, но моя интуиция и практический опыт в вашем распоряжении.

В глубине души Ив была рада, что седовласый историк так быстро простил ее за бестактность, но неизменная привычка поучать окружающих одержала верх, и она продолжила назидательным тоном:
- Увы, мозг – не случайное нагромождение. В нем много организованности и структуры, но мы не можем только интуитивно постигнуть работу сложнейшего органа, представляющего собой единое целое, не можем сделать это простым способом, как невозможно из осколков, подходящих друг к другу, собрать разбитую мензурку.
- Понятно. Понятно Вы так доходчиво все объясняете...
- В мозге нет слов, которые можно было бы прочитать, как в книге. А хранящиеся там записи – сложнейшие белковые структуры, воспоминания фиксируются языком нуклеиновых кислот на многомолекулярных асинхронных кристаллах.
 
Сиб выпучил глаза, стараясь вникнуть в смысл непонятных терминов. Своим видом он ничуть не отличался от дикаря Эдда. Однако перебить профессора не решился.
- Я пока сама не представляю, как взять из мозга все, что спрятано, крепко заперто или даже вытравлено, стерто из памяти.
- Ну уж, если Вы...
- Спасибо за предложенную помощь, Сиб. Но в работе по изучению интеллекта, в первую очередь, нужны знания и долгие исследования. Еще раз простите меня за некорректные высказывания в ваш адрес. А теперь я хочу, как следует, посмотреть на полученные сканограммы и немного подумать в одиночестве.

***
Ив направилась к океану, прихватив с собой снимки. Основной инстинкт подсказывал ей, что это пустынное, скрытое от посторонних глаз место, идеально подходит для приведения мыслей в порядок, где можно было расслабиться.
Она села на синие камни, повернувшись спиной к завораживающей воде, чтобы не возникло желания смотреть на мерцающие блики в лучах солнца. Захватывающие пейзажи сковывают свободу мыслей. Они слишком навязчивы и не позволяют запросто где-нибудь усесться, ни на что не обращая внимания.
 
В считанные минуты профессор сконцентрировалась. Глядя на изображение структуры чужого мозга, и ее собственный мозг заработал с утроенной силой.
Теперь на сравнительных снимках обнаружились и другие существенные изменения. Как ни странно, но в миндалевидном теле левого полушария было отмечено больше нервных связей, чем в таком же участке правого. А вот размеры пресловутого таламуса, едва не ставшего предметом ее ссоры с Сибелиусом, остались на прежнем уровне.
Слой серого вещества, покрывающий полушария, оказалось, тоже возрос. Как же она не заметила сразу? Мозг пришельца стремительно развивается! Ах, если бы можно было забраться внутрь его черепной коробки, потрогать и пощупать руками, увидеть глазами всю «начинку». С каким удовольствием она прошлась бы пальцами по каждой извилине его мозга.

Но что послужило таким мощным толчком для эволюции за предшествующий день? Где таится активатор интеллекта пришельца? Вот, в чем загвоздка! Может, все дело во внешней среде и в смене окружающей обстановки? Но здесь и нет ничего особенного, такого, что способно вызвать подобную стимуляцию. Никаких биологически-активных факторов, одни только безжизненные камни... Камни? Может синие метеориты... и есть искомый «камень преткновения»? Но ведь их излучение губительно для всего живого.

Тут смутная идея, маячившая где-то на границе сознания, внезапно приобрела реальную форму, и мысли выстроились в логическую цепочку. Нет никакого вредоносного излучения! Столько лет прошло после падения синих кристаллов, ни одно поколение выросло! Радиоактивный фон давно изменился…

Ив вскочила и побежала обратно к фургончику.
- Сиб, Сиб, - кричала она на ходу, - Куда Вы положили дозиметры?
- Дозиметры? Я их вовсе не брал. Зачем нам дозиметры? Мы ведь приехали сюда не для того, чтобы измерять уровень радиации, а на поиски космического корабля, насколько я понимаю.
- Да, но истинная цель экспедиции известна только нам. Формально же мы отправились для исследования грунтовых проб в радиационно-опасной среде. Разве Вы забыли? А наша цель - изучение возможности создания клонов, способных работать на зараженной территории.
- Я об этом как-то и не подумал...
- Вы обязаны были обеспечить нас соответствующей аппаратурой! Хотя бы на случай проверки, чтобы не вызывать подозрения! – принялась строго отчитывать беспечного историка Ив.
Сибелиус вяло отбивался.
- Какая теперь разница, мы ведь благополучно миновали посты. А на обратном пути никто не будет досматривать приборы. При въезде нас самих подвергнут проверке при прохождении карантина.
- Тем не менее, Вы допустили халатность и поставили под угрозу проведение экспедиции. Ни в чем нельзя на Вас положиться!
- Ладно, признаю свою вину. Но ваши клоны тоже оказались хороши… Почему они сразу не обратили внимание на отсутствие нужных приборов и не отправили нас назад? Кстати, зачем Вам так срочно сейчас потребовались дозиметры?
- В отличие от Вас клоны запрограммированы на беспрекословное исполнение инструкции. Значит, инструкция не требовала проверки каждого ящика. Хотя это странно… действительно странно…

Ив закусила губу и наморщила лоб, пытаясь найти логическое объяснение. Почему клон проверил только наличие коробок в соответствии с описью и не осмотрел их содержимое? А может, нарочно не стал проверять? Возможно, он получил указание…, и кому-то на руку отсутствие аппаратуры, измеряющей радиацию…
Но сотрудник пропускного пункта не мог заранее знать, что Сибелиус забыл взять приборы… Логическая цепочка не получалась.
- Так как насчет дозиметров? – вывел профессора из задумчивости проштрафившийся Сиб.
- Да, так… появилась одна идея…, но раз приборов нет… Пожалуй, пойду еще подумаю в одиночестве.

Сидя на камнях, она снова и снова попыталась расставить все по своим местам. Допустим, радиации нет, но камни все равно каким-то образом влияют на организм, не взирая ни на какие костюмы, придуманные для защиты от вредного излучения! И влияют они преимущественно на мозг! Точно, на мозг! Разве не ощутила она их благотворное воздействие на себе, на берегу океана – в эпицентре! Да что на себе! Великая цивилизация Церуллина сформировалась после метеоритной катастрофы! После катастрофы… Значит, синие камни – основная причина стремительного развития интеллекта.

От этих мыслей ее пробил озноб, и голова слегка закружилась, но через секунду она вновь обрела способность рассуждать логично и здраво. Ив быстро сформулировала в уме последовательность дальнейших действий и внесла соответствующие записи в карманный компьютер:
1. Надо тщательно изучить свойства камней прежде, чем делать скоропалительные умозаключения и излагать кому-либо свои предположения. В походной обстановке это никак не получится. Поэтому любой ценой нужно провезти с собой через посты хотя бы несколько образцов для исследования в стационарных условиях. Отбор проб необходимо начать немедленно.
2. Осуществить проверку радиоактивного излучения камней в лаборатории Центра санитарного надзора. Организовать встречу с его главой Аквентином, членом Верховного Конклава, и попытаться выяснить, что ему лично и в высших кругах власти известно об уровне радиации в запретной зоне, и по какой причине доступ к океану запрещен, если радиации нет.
3. Продолжить ежевечерние наблюдения за изменениями в коре головного мозга пришельца, т.к. на сегодняшний день данные видоизменения являются по существу единственным доказательством сделанного предположения о влиянии синих камней. Собственные субъективные ощущения об активизации умственной деятельности на побережье не в счет.
4. Поскольку в запасе есть еще два отведенных для экспедиции дня, возвращаться обратно бессмысленно. Нужно возобновить поиски космического корабля или его обломков, т.к. вопрос появления гуманоида остается невыясненным.

Чуть позже была добавлена последняя запись:
5. К черту клонирование! Пусть этим целиком и полностью теперь занимается Дея...

***
- Ну, что предпримем сегодня? – бодрым голосом поинтересовался Эд.
Ему удалось урвать еще кусочек сна, пока профессор предавалась размышлениям на берегу. Ив и Сиб многозначительно переглянулись, обрадованные столь резкой перемене в общении с пришельцем.
- На сегодня у нас обширная программа, скучать не придется. Мы спустимся под воду для исследования морских глубин. Возможно, тайна вашего прибытия покоится на дне, раз на суше нам не удалось ничего отыскать. А пока соберем несколько образцов породы, разных по форме, окраске и структуре. Вы с Сибом будете приносить камни мне, а я отсортирую наиболее интересные экземпляры и упакую в контейнеры.
- Что вы задумали, Ив? - удивленно спросил Сибелиус. - Камни нельзя переправить через границу запретной зоны. Вы забыли про карантин? Дозиметры немедленно их обнаружат!
- Если мои догадки верны, то этого не случится. Хочу исследовать минералы в Центре. К тому же, у контейнеров тройной слой защиты. Для подстраховки сделаем в ящичках что-нибудь вроде двойного дна и сверху завалим всякой всячиной – реактивами, колбами и пробирками. Всю ответственность на случай проверки, безусловно, я возьму на себя и скажу, что камни провезла без вашего ведома. Можете не беспокоиться. В моей семье это становится уже печальной традицией.
- Карательных органов я не боюсь. Но ведь это опасно, опасно для жизни!
- Вы же в шлеме, защитном скафандре, перчатках… Чего Вам бояться? Я приказываю: приступайте к работе.

Эд все это время молчал и внимательно прислушивался к разговору. У него, как известно, к камням был особый интерес. Неспроста мучитель, называющий себя главным, так ими увлекся. Может, именно они дают непререкаемую власть. Вот он и командует всеми! Тот, второй, хоть ростом повыше и кажется сильнее, а во всем «мелкого» слушается.
- Как же я буду вам помогать? – неожиданно перебил горячую дискуссию Эд. – Освободите хоть руки. Ноги тоже бы не помешало, а то передвигаю ими, как сонная курица лапами. Никуда я от вас не убегу. Некуда мне бежать! Наверное, здесь теперь мой дом!
- Пожалуй, он прав. Снимите с него браслеты,- сказала Ив, обращаясь к Сибелиусу.

- Но какая великолепная образность мышления! «Как курица лапами»… Мне бы такое и в голову не пришло… Вот, что значит развитый таламус! – проговорила профессор совсем тихо себе под нос.
- Интересно, как выглядит эта самая курица? В моей коллекции вымерших животных такого подвида нет. А вдруг, в его мире это тоже разумное существо? Например, так у них называют женщину… Сонная женщина… Похоже… Нет, перебирает лапами – не логично, - подумала она про себя и неожиданно расхохоталась.
Кажется, я становлюсь похожей на Дею, во всяком случае, по части нелепых мыслей… Надо не забыть поговорить с пришельцем об этом после.

***

Получив подробные инструкции от Ив, как отбирать минералы, Эд и Сиб разбрелись в разные стороны, чтобы не мешать друг другу в поисках интересных камней.
Кругом этого «добра» было навалом. Поначалу дикарь притаскивал все подряд - каждый камень из-за непривычного синего цвета казался ему необыкновенным. Ив дотошно осматривала добычу, презрительно отбрасывала негодные образцы и направляла его за новыми партиями.

Вскоре Эд обнаружил, что среди множества округлых и продолговатых камней попадаются необычные экземпляры. Никаких вкраплений и прожилок он по-прежнему не находил, а вот форма, форма показалась ему любопытной. Чтобы лучше ее разглядеть, он сбросил ненавистные очки, а заодно и противную маску, мешавшую свободно дышать.
 
Один из камней своими очертаниями напоминал глаз, другой – ухо, третий – язык. Словно кто-то разбил  изваяние и разбросал отдельные части по побережью. Здесь валялись и «носы», и «руки», и «ноги»… Но больше всего понравилась другая, не менее странная находка: два маленьких полушария, как бы покрытые извилистой сеткой, соединялись небольшой перемычкой, похожей на отрезанную веточку дерева.
Эд долго размышлял, какому органу причудливый камень сродни, но так и не нашел ответа. Где-то внутри, в глубине подсознания, дикарь вдруг почувствовал, что именно этот причудливый камешек должен стать главным в его жизни. Нет, он ни за что не отдаст его профессору, а поместит в центре, на шнуре, между желтым и зеленым. И тогда посмотрим, кто кого! И кто настоящий властитель! Только сначала надо куда-то спрятать находку.
Эд, не найдя лучшего места, поспешно сунул камешек за щеку, но тотчас устыдился такого глупого решения. В хорошеньком виде предстанет он перед своими мучителями - с оттопыренной физиономией! А когда начнет шепелявить… Есть и пить с посторонним предметом во рту невозможно. Куда тогда спрятать? Облегающий комбинезон сразу выдаст находку. Остаются перчатки. Кому нужны эти ужасные «наросты» на руках, мешающие чувствовать и осязать!
 
Через мгновенье перчатки постигла та же участь, что и очки с маской. Правда, «защитников лица» он выбросил без всякого сожаления, а перчатки могли пригодиться, и Эд прикрепил их на поясе. Он с наслаждением шевелил, наконец-то, освободившимися пальцами.
Перчатка мигом поглотила его сокровище. Но прежде дикарь ощупал шершавые извилины загадочного камня. О, священное аригамо!

***

Историку тоже повезло с образцами. Он увлеченно раскладывал добытые камни, когда появился Эд, без перчаток и с открытым лицом.
- Что ты натворил, несчастный! Ты можешь погибнуть! – закричал Сиб в испуге.
Однако Ив оставалась невозмутимой. Пришелец выглядел целым и невредимым, к тому же абсолютно здоровым, что являлось для нее лишним подтверждением радиоактивной безопасности минералов. Конечно, губительное излучение не могло подействовать мгновенно и сразу предъявить свои страшные последствия, но счастливый блеск глаз красноречиво свидетельствовал об обратном – камни не причинили гуманоиду вреда.
- Как Вы себя чувствуете? – спокойно спросила Ив.
- Превосходно! Надеюсь, что Вы не заставите меня снова лопатить груды синих камней. Смотрите, что я притащил!  Вот этот, продолговатый – вылитое ухо! А тот, с двумя дырками – ни дать, ни взять чей-то нос!
- Какое у Вас удивительное воображение! Манера и образность речи тоже меняется с каждым днем! Давайте пока отложим в сторону камни, не сомневаюсь, что на этот раз среди них окажутся весьма оригинальные экземпляры. А сейчас мне бы хотелось еще Вас «помучить» и сделать несколько новых сканограмм прежде, чем мы отправимся в море.
- Не возражаю.
- Да, чуть не забыла – маску и очки перед отъездом обязательно разыщите. Согласно правилу номер… ах, неважно какой… служебный инвентарь нельзя разбрасывать, где попало.

Эд не стал противиться. Ведь «главный» сам его попросил! Не приказал! Впрочем, и верховодить профессору недолго осталось. Скоро, очень скоро дикарь посчитается с ним за все его предыдущие издевательства! Дикарь незаметно погладил камешек через перчатку. Только зачем нужна ему пресловутая власть? Что он будет с ней делать? Ясно, зачем – чтобы прекратить мучения. Только какие же это мучения? Научные исследования… причем, для его же пользы и блага. Значит, он должен быть благодарен… Его поят и кормят… Одежду удобную выдали… Никакие они не враги…

Ив вышла из походной лаборатории, камеры пыток, как совсем недавно называл ее Эд, очень довольная собой и результатами проведенных анализов. Никаких признаков ухудшения состояния гуманоида она не обнаружила. Правда, таламус нисколько не изменился в размерах, зато серого вещества заметно прибавилось. Нет сомнений, пришелец умнел на глазах, пройдет еще немного времени и она сможет общаться с ним на равных.
Жаль, что завтра придется покинуть зону, где воздействие минералов наиболее сильное. Но ничего, если удастся провезти камни с собой, она разместит их в непосредственной близости от пришельца… и тогда… Как он все-таки оказался прав, что снял средства защиты. Однако не мог же пришелец, догадаться, что происходит… Значит, ему интуиция подсказала. Неуловимый, подсознательный импульс ведущий, к открытиям. Ей самой этого всегда не хватало. Научных знаний, упорства и умственных способностей, оказывается, недостаточно. И Ив, поддавшись внезапному порыву, решительно сдернула защитный шлем.

***
Сиб и Эд вскричали одновременно, первый – из опасения за жизнь главы экспедиции, второй – от внезапного потрясения. Дикарь впервые увидел лицо своего «мучителя»
- Дея! Дея! - завопил пораженный Эд.
 
Ив смутилась, мгновенно осознав опрометчивость сделанного шага, но отступать было некуда.
- Вы ошиблись, - сухо сказала она, - за такое короткое время в Церуллине Вы смогли пообщаться лишь с моей ассистенткой, так что все женщины покажутся Вам одинаковыми, то есть на одно лицо.

- А что! Сходство действительно есть..., - неожиданно поддержал гуманоида Сибелиус и тоже снял очки, на миг забыв об осторожности. – Я хоть и не присматривался особо к Вашей помощнице…
- Вот именно, не присматривался, - резко оборвала его Ив. – Мы уже выяснили, что, кроме истории, Вас в принципе не может ничего интересовать, а из особ женского рода - разве что древние мумии.
- Мумии тоже, знаете ли, могут быть весьма интересными особами... А уж ваша ассистентка и подавно...
- Да как Вы можете судить о внешности Деи, если видели ее без маски лишь один только раз? - возмутилась Ив, все еще цепляясь за слабую надежду сохранить тайну и отвести от себя подозрение в родстве.
- А воображение на что? Нам, историкам, ничто человеческое не чуждо.

Эд тем временем пристально вглядывался в лицо главы эксспедиции:
- Нет, Вы – не Дея! Хотя по внешнему виду и родная мать не смогла бы вас отличить. У меня глаз охотничий – наметанный. Хотите Вы этого или нет, но Дея – ваша полная копия. Только глаза..., глаза у Вас, пожалуй, другие…
- Какие?
- Синие…, как эти чертовы камни.  Нет, нет холодные и бездонные, как океан.
- Как что? – пролепетала обескураженная Ив, но быстро взяла себя в руки.
– Ну, хватит пустопорожних разговоров. Кстати, океан не ждет. Давайте отправляться на поиски обломков корабля, - через минуту по-деловому скомандовала она. Ее глаза при этом грозно сверкнули. А Сиб съежился, словно его обдало синими ледяными брызгами.

- Да, как море, - продолжил свою мысль Эд, не обращая внимания на полученный новый приказ. Он был не в силах оторваться от манящей холодной «синевы», в которой вдруг захотелось утонуть.
– Вы красивая… как голубая вода океана… и такая же безжизненная, чего нельзя сказать о Дее...

***
Спустить батискаф на воду оказалось не просто. От историка проку не было, но Эд проявил вдруг незаурядную смекалку, благодаря чему отважные путешественники все-таки смогли отправиться в рискованное плавание.

Контрольные лампочки показывали полную исправность всех механизмов, но при первой попытке запустить двигатель он не пожелал сработать.
 
Все трое недоуменно смотрели на шкалу приборов – стрелки даже не шевельнулись. Сиб предложил повысить давление в гидравлической системе или проверить счетчики контроля циркуляции электромагнитных насосов, но гуманоид с ним не согласился.
- Все дело в запорном люке. Вот, от чего вся система не срабатывает, - неожиданно сказал он со знанием дела, будто всю жизнь занимался подводным испытаниями.

С инструментами у незадачливых «моряков» тоже оказалось неважно. Историк подобрал лишь пару комплектов автоматов для дистанционного управления, соответствующих его собственному образу мышления и представлениям о предстоящей экспедиции. Однако эти устройства сейчас бездействовали.
Эд снова пришел на выручку. Он решительно забрался в отсек, покопался там немного и выудил допотопный молот, неизвестно откуда взявшийся и зачем-то хранившийся на дне большого ящика среди высокотехнологичного оборудования.
Дикарь взвесил на руке хорошо знакомый ему предмет, не очень сильно размахнулся и ударил по крышке люка.
-Что Вы делаете?! Вы погубите тончайший механизм, - в ужасе вскричал Сибелиус.
- Крышку просто перекосило, - невозмутимо ответил «разрушитель».
А профессор глазами приказала историку не мешать.
 
Эд бил равномерно, присев на корточки, снизу вверх. Раз за разом, броня отвечала густым коротким звуком, но каждый удар ложился немного дальше, чем нужно. В конце концов, дикарь изловчился и нанес сокрушительный удар по крышке - капсулу тряхнуло, корпус ее неистово завибрировал, но она с честью выдержала «истязания». Не для того ее везли в такую даль, чтобы металлический кожух развалился, когда путешественники были на пороге открытия.
 
Наконец, работа была закончена, люк надежно закрыт и исследователи морских глубин могли смело плыть, куда им вздумается.
Ив смотрела на пришельца с почти нескрываемым восхищением и с удовольствием отмечала про себя его последние достижения. Всегда скупая на похвалу, она не решилась ничего высказать вслух.
А Сибелиус был страшно рад, что спускаемый аппарат уцелел, несмотря на «старания» пришельца, хотя в данный момент его больше интересовал другой вопрос. Время от времени историк, сидя уже в батискафе, снимал очки и с удивлением поглядывал на Ив.

- Надо же – красивая, как синяя, как он там сказал, …жидкость, нет, не жидкость… вода, синяя вода бездонного океана. Красивая! Не замечал! Трамалтус…Малтартус …Мутулус, черт его подери…   

***

Они опустились на максимальную глубину мертвого моря, на которую был только способен их небольшой аппарат. Эд возбужденно перемещался от одного иллюминатора к другому, пытаясь что-нибудь разглядеть, но кругом их окружала голубая прозрачная вода без каких-либо признаков жизни. Хоть бы случайно уцелевшее живое существо проплыло мимо, или батискаф запутался в длинных нитях водорослей. Уныло и скучно.
- Что Вы мечетесь, как загнанный зверь? От Вашего мелькания в глазах рябит, – недовольно произнесла Ив. – Сосредоточьтесь на изучении морского дна. Только там можно получить необходимую для нас информацию.
И пристыженный дикарь устремил свой взгляд вниз, на волнистую поверхность пустынного дна.
- Тут нет ничего интересного. Напоминает бескрайнее царство песка… Впрочем, любопытно, есть ли там желтые камни?

Генетик с историком насторожились.
- Ну-ну, продолжайте, продолжайте. Раньше Вы жили в царстве песка и…, - тихо сказал Сиб, боясь нарушить ассоциативный порядок восстановления памяти пришельца.
- Нет, туда я попал случайно, а прежде побывал у джемитов. А еще раньше я жил среди красных скал, там и родился. Я столько всего могу рассказать!
- Отлично! Мы все это запротоколируем, но позже, - внезапно перебила Ив. – Меня в данную минуту волнует другое. Раз Вы побывали в стольких местах, значит, существовало какое-то средство перемещения, с помощью которого Вы путешествовали и в конечном итоге очутились здесь, в Церуллине. Как оно выглядело, чтобы мы понимали, что надлежит нам искать?

Эд, не найдя благодарных слушателей опять замкнулся. Он пожал плечами и ни слова не говоря, продолжил обозревать морские глубины в смотровое окно. Напрасно Ив пыталась вновь разговорить пришельца. Она раскаивалась и упрекала себя за то, что не дала ему высказаться, и теперь готова была слушать все, что угодно о его прошлой жизни. Но Эд упорно молчал.
Поиски затонувшего космического корабля закончились ничем.

***

Срок, отведенный для экспедиции, подходил к концу, а поставленная задача по обнаружению следов прибытия гуманоида была не выполнена. Ив утешалась мыслью, что посещение побережья оказалось небесполезным, но над доказательствами воздействия камней на кору головного мозга предстояло еще немало потрудиться.

На третий день пребывания в запретной зоне профессор уже без всякого энтузиазма предложила еще раз поискать обломки летательного аппарата, на этот раз - на суше.

Но перспектива целые сутки снова бродить по камням дикаря не устраивала:
- Не было никакого корабля, никогда не было. Да, и кто сумел бы его построить у нас во Флэймии?! Может быть Брул, который ничего, кроме копья, отродясь в руках не держал?

Сиб победоносно посмотрел на Ив, всем своим видом показывая, насколько он был прав в теории появления пришельца. Но девушка не собиралась сдаваться и вновь напустилась на Эдда:
- Не морочьте голову с каким-то там Брулом! Почему Вы раньше молчали? Мы столько времени потратили впустую.
- Очень хотелось проверить, как работает эта штуковина, - невозмутимо ответил Эд, указывая рукой на батискаф. – Видели бы меня мои соплеменники внутри прозрачного шара! Никто бы не усомнился, что я – настоящий властитель Флэймии. Жаль, что одному мне соорудить такой не под силу. С рисунками, то есть чертежами, и материалами не поможете?

Члены экспедиции застыли, не веря своим ушам, - инопланетянин прогрессировал просто с космической скоростью.
- Впрочем, мне они вряд ли понадобятся - как попасть домой, я пока не знаю, - добавил дикарь.
 - И ничью голову, не морочил. Я всегда утверждал, что не знаю, как очутился среди вас. Заметьте, не «не помню», как вам бы этого хотелось, а «не знаю». Мне и самому это небезынтересно. И если подтвердится моя… э… ги-по-те-за… перемещения с помощью… Но об этом рассуждать еще рановато.

Ив едва не лишилась чувств и чуть не упала к ногам пришельца, если бы историк крепко не стиснул несчастную под локоть и не поддержал обмякшее тело. Слово «гипотеза» из уст гуманоида окончательно доконало.

***

Она снова сидела в одиночестве на берегу. Синие камни отлично помогали ей привести мысли в порядок.
«Набор» доказательств появления инопланетного существа тихо ржавел в дальнем уголке ее черепной коробки, теряя непрочные детали аргументов и обломки аксиом.
Воображаемый ею корабль рассыпался на части. Ну, и пусть! Зато теперь можно заняться другим, гораздо более увлекательным делом. Отныне ее жизнь будет принадлежать только его величеству Мозгу, неразгаданные тайны которого ей предстоит открывать.

А загадочный орган пришельца оказался как нельзя кстати. И какая разница, откуда он взялся – космический корабль или время забросили сюда существо из иного мира.
Главное - понять тот другой мир и свой собственный, и не будет больше разъединения. Нужно запустить реакцию в головной коре, способную взять все, что хранится в нем с незапамятных времен. И она это сделает, обязательно сделает, и станет величайшим ученым за всю историю существования Церуллина. И тогда Верховный Конклав…

Но тут ее мысли потекли совсем в другом направлении. Какой же наивной она была! Величайшие ученые…
Да ведь нынешней власти вовсе не нужны ученые, которые открыли бы тайны мозга, и читали их собственные мысли. Конклаву требуется лишь тупая рабочая сила. Клоны и ничего больше! Управляемые существа, создающие материальные блага, и клоны – обслуживающий персонал…
Она и сама была в какой-то степени клоном. Клоном, запрограммированным на изготовление других, себе подобных, машиной по производству биоресурсов. А машина должна делать только то, что ей надлежит делать.

Кто-то там, наверху, давно знает об изменении радиоактивного фона на берегу океана, но держать всех под тройным стеклянным колпаком, всегда на виду, так удобно. Держать, подавлять, запрещать и никуда не пускать – вот смысл существования любой власти. Может быть, в этом кроется причина, из-за которой запретная зона до сих пор не расконсервирована.

С этой крамольной мыслью Ив вытащила электронный блокнот и решительно удалила запись о встрече с Аквентином.

***
Обладатель «загадочного» органа тем временем усердно изучал подводное плавучее средство. Он тщательно осматривал внешнюю поверхность, залезал внутрь, пробовал на зуб каждую ручку и кнопочку и цокал языком от удивления и восторга. «О, священное аригамо!» - беспрестанно повторял дикарь, млея от неподдельного восхищения даже при виде обыкновенного шурупа, не говоря уже о сложных устройствах. Пару раз он не удержался и лизнул что-то блестящее металлическое.

Третий участник экспедиции - Сибелиус попросту отправился вздремнуть перед дорогой.

***
Тихие волны плескались у ног Ив, набегали на берег, лизали пятки и с легким шумом возвращались обратно, словно призывая последовать за собой. Уставшая от шальных мыслей она сидела и ждала, когда очередная идея придет невзначай, всплывет у нее перед глазами, как рыба на гребне волны, которую можно подхватить и изучить во всех подробностях, стараясь оценить, нужна ли эта находка в данную минуту, и представляет ли интерес.
И идея, еще пару дней назад казавшаяся безумной строгому профессору, а не молодой красивой женщине, неожиданно пришла.

Ив беспечно сняла защитный костюм. Воздух покинул скафандр с тихим шипением, похожим на разочарованный вздох, как будто не хотел расставаться со своей прекрасной хозяйкой. Она окунулась с размаху в прозрачную, студеную воду.

Голубая волна покачала ее вверх-вниз, нежно лаская. Руки и ноги отважной купальщицы, прежде никогда даже не видевшей океана, заработали так, словно раньше она умела отлично плавать. Просветленный мозг координировал сначала неумелые, но с каждой минутой все более уверенные движения. Рассекая волны, Ив с наслаждением понеслась вперед, в открытое море.

***
Эд закончил обследование стеклянного шара. Он разобрал на части все, что можно было разобрать. И теперь чесал в затылке, пытаясь понять, как снова вернуть детали в прежнее состояние.
Изогнутый рычаг, смысл предназначения которого дикарь так и не сумел постичь, «свербел» в голове, не давая покоя. Разбудить историка Эд не решился и прямиком направился к океану в поисках всезнающего профессора.

На берегу было пустынно. Эд глубоко вздохнул, и морской воздух напоил его легкие. Просто дышать теперь доставляло ему ни с чем несравнимое удовольствие.
Он простоял у кромки воды очень долго, переполненный желанием воспарить между небом и землей. Такое с ним никогда не случалось.
Солнце уже склонялось на запад, готовое окрасить синее небо в темно-багряный цвет, как это бывает перед наступлением вечера.

Вдруг в поле зрения попала небольшая темная точка, скользящая по поверхности воды, которая неуклонно приближалась к берегу. Неужели первое живое существо в вымершем океане?
Из морской пены, как наваждение, появилась точеная фигура. Капли воды переливались и искрились на стройном теле в лучах заката.
 
У дикаря внезапно пересохло во рту. Он с трудом отводил взгляд от упругой груди и напряженных сосков прекрасной женщины. Сколько дней он не видел обнаженной самки... Неужели «морская» красавица - его бывший мучитель?! Как ни странно, но мысль о принадлежности главы экспедиции к определенному полу до сих пор ни разу не приходила ему в голову.

Красные пятна неистово запрыгали у него перед глазами, пульс взорвался от учащенного ритма. Он почувствовал, как желание выжигает нутро, как хочется ему насилия и совокупления, только бы услышать, как она кричит от боли, только бы увидеть, как она уступает ему, сопротивляясь.
Сближаясь со Смагдой, он всегда испытывал странное ощущение - что-то среднее между вожделением и омерзением. А каждое соитие сопровождалось криками и предварительным избиением своей самки.
 
Дикарь, обуреваемый страстью, бросился на вышедшую из волн Ив и подмял под себя хрупкую фигурку. Девушка отчаянно закричала, призывая на помощь.

Чуткий сон дремавшего историка был нарушен. Сиб выскочил из фургончика и понесся к морю, не забыв прихватить спасительные наручники. Стальные браслеты в мгновение ока защелкнулись на запястьях Эдда.
 
Ив кое-как выползла из-под навалившегося на нее тела и голышом, безо всякого смущения, отправилась искать комбинезон. Его унесло резким ветром, пока хозяйка ретиво плескалась в воде.

Оказалось, скафандр валялся неподалеку. Девушка невозмутимо натянула его на еще мокрое после купанья тело. Затем, как ни в чем не бывало, достала из кармана компьютер и удалила из перечня «предстоящих дел» последнюю оставшуюся фразу... Ив во всем любила порядок.

***

- Что это было?- спросила Ив некоторое время спустя, когда дикарь был полностью нейтрализован. Его погрузили в фургон связанным, вместе с банками, колбами и другим оборудованием.
- Откуда такой приступ агрессии? Обидно, что это случилось как раз в тот момент, когда я безоговорочно готова была признать пришельца вполне разумным, интеллектуальным существом.
- Я бы не называл это агрессией, - мягко возразил историк. – Скорее – сработал первородный инстинкт.
- Что-что?! Уж не хотите ли Вы сказать… Но ведь это преступно! Взаимоотношения полов запрещены в Церуллине с незапамятных времен согласно пункту номер… Неужели в его мире возможна подобная дикость?
- Эх, Вы, дитя пробирки!
- Можно подумать, что Вы сами появились на свет другим образом!
- Конечно, нет, равно, как и мои родители, и все прапрадедушки и прапрабабушки. Однако я много лет изучаю жизнь наших далеких предков по уцелевшим рукописям и утверждаю, что искусственное оплодотворение не всегда практиковалось на нашей планете.
Хотите Вы или нет, а дети рождались естественным образом, как предусмотрела природа. А мужчины и женщины испытывали друг к другу разные чувства – и влечение, и страсть, и даже любовь. Это ли не лишнее доказательство того, что пришелец – не кто иной, как наш пращур. Им овладела внезапная страсть, которая, вполне возможно, переросла бы… Ну, кажется, я увлекся. Да, да, я уверен, что когда-то и в Церуллине существовала любовь.
Ив недовольно передернула плечами.
- Любовь?
- Судя по книгам, это сильное и одновременно нежное чувство, присущее индивидуумам на высшей стадии развития.
- То есть, Вы хотите сказать, Сиб, что мы, достигшие невероятных высот в науке, находимся на низшей ступени, если не испытываем этой самой любви, а наши дикие предки…
- Они не все были дикими и примитивными. И очень многие из них могли испытывать возвышенное чувство любви, порождаемое высшим разумом. Хотя порой и у них возникала животная страсть, как у низших существ. В мире все относительно. Вообще-то, я давно хотел заняться подробным изучением проявления чувств между противоположными полами.
- По книгам? – съехидничала Ив.
- Хотя бы, - с вызовом ответил Сибелиус.- Зря Вы иронизируете. Лучше так повышать свою образованность, чем ничего не знать о наших корнях. И зря Вы, пренебрегаете историей! Вот, если бы Вы больше читали, то не попали бы впросак с несуществующим космическим кораблем. Да и с пришельцем тоже.

Ив выгнула спину, как разъяренная кошка, но спорить не стала.
- Хорошо, хорошо. Не будем ссориться, теперь мы квиты. Обещаю, что на досуге займусь изучением исторических материалов при условии, что и Вы не забудете своего обещания восполнить пробелы в нейробиологии.
- А я уже начал. И помог мне в этом старый учебник, который я случайно обнаружил в нашей походной лаборатории, под ящиком с реактивами. Вы, наверное, и не подозревали о его существовании. Хотел отдохнуть перед дорогой, да зачитался и так, знаете ли, увлекся, что не мог оторваться.
Между прочим, эта находка спасла, извините за грубую шутку, вашу невинность. Не будь этой книжицы, я бы уснул и не услышал крика. Зато теперь я уже многому научился.
- За два часа с небольшим?
- Да, представьте себе. Сейчас я вполне ясно представляю, что химический состав и строение клеток головного мозга, отвечающих за память, позволяют воспроизводить и воссоздавать все то, что происходило с нами с раннего детства. А структура этих клеток обуславливается нашей наследственностью, всем тем объемом знаний и сведений, что переходит к нам от родителей, дедов и прадедов и еще более далеких предков, вплоть до первобытных племен.
- Вы совершенно правы, Сиб. В копилках памяти хранятся не только наши собственные воспоминания, но и некие отличительные качества, присущие прежней, унаследованной нами модели мозга. Эти качества, если извлечь из подсознания, позволят нам увидеть, услышать и осознать то, что происходило в отдаленном прошлом.
-  Неужели мы сумеем это сделать, Ив? Невероятно! Возможность проникновения в родительский мозг представляет огромный интерес для меня, как историка, и открывает невиданные перспективы.
- Вот над этим я и хочу поработать. Надеюсь на содействие с вашей стороны по возвращению в Центр.

Сибелиус был рад неожиданно возникшему согласию. Бесконечные споры с Ив выматывали его без остатка, но сейчас ему хотелось похвалы за свое усердие. Не зря же он битых два часа вгрызался в старый учебник.
- Ну, как? Хороший я ученик?
- Могу сказать, что Вы определенно делаете успехи. Меня, признаться, немало удивили познания, которые Вы приобрели за столь короткое время. Впрочем, это лишний раз подтверждает мои последние умозаключения о благотворном влиянии синих камней на всех нас.   
- А в чем суть этого влияния?
- Пока не могу поделиться непроверенными предположениями. Всему свое время. И уверяю Вас, это время очень скоро наступит. А сейчас нам пора возвращаться. Не сомневаюсь, что мы останемся друзьями, и Вы поможете мне и дальше, в моих исследованиях. Только, чур, не увлекаться… и не пытаться «извлечь» из мозга нашего предполагаемого предка что-либо, наподобие первородных инстинктов...

***
Эд лежал на полу фургона, в самом углу, заваленный сверху контейнерами, лежал, как ненужная использованная вещь, отчего ощущал себя несчастным и покинутым. Он лежал и напряженно думал. Думал по-настоящему, в полном смысле этого слова, не о том, как утолить голод, найти теплый кров или добыть драгоценные камни, он пытался мыслить и анализировать содеянное.

За что? Что он такого сделал? Разве он хотел причинить вред? Любая самка из его племени сочла бы за честь… Наверное, дело в том, что Ив – не самка. То есть в биологическом смысле, конечно, самка, но отношение к ней должно быть другим, не таким, как к самкам.
А каким, каким? Он без толку морщил лоб, так что извилины в мозгу готовы были наплывать друг на друга, как волны, если бы только сумели это сделать. Шестое чувство подсказывало, что нельзя идти на поводу у насилия, что ему чего-то не хватает, скажем, остроты восприятия или утонченности собственных ощущений, новых, совершенно иных эмоций, без которых нельзя построить никакие взаимоотношения между мужчиной и женщиной.

***

Возвращение в Центр воспроизводства биоресурсов прошло без происшествий. Состояние здоровья всех членов экспедиции не вызвало ни у кого никаких опасений. Следов радиации, как и предполагала Ив, тоже не было обнаружено, благодаря чему надежно спрятанные синие камни благополучно миновали все посты.

Дея с нетерпением поджидала путешественников, успев соскучиться и по суровой начальнице, и по благодушному историку, и по Эдду, к которому она испытывала странные, непонятные и доселе неизведанные чувства. Это была не обычная жалость к пришельцу, вывезенному в опасную зону в качестве подопытного кролика. Здесь было что-то другое...
 
Гуманоида поместили в ту же секретную комнату, в которой он пребывал до поездки к океану. Дее не удалось и словом с ним перемолвиться. Их взгляды пересеклись лишь на мгновенье, когда пришельца погружали в лифт. Но дверцы подъемника так быстро закрылись, что помощница профессора еда успела махнуть рукой в знак приветствия.
 
Ив не дала ей опомниться и сразу затребовала отчет о проделанной работе. Однако слова ассистентки она воспринимала вполуха, беспрестанно задумывалась и вскоре попросила ее удалиться, сославшись на безотлагательное обсуждение важных вопросов с Сибелиусом, строго-настрого приказав не беспокоить их какое-то время.   

- Что Вы намерены предпринять дальше?- поинтересовался историк, плотно закрывая за собой дверь профессорского кабинета.
- Буду двигаться в двух направлениях: исследовать свойства камней и изучать их воздействие на живой организм.
- Под живым организмом вы имеете в виду нашего гостя из прошлого?
- Конечно, его в первую очередь. Я хочу создать непосредственный контакт привезенных минералов с кожей головы, минуя воздушную прослойку. А датчики будут фиксировать любые изменения, происходящие внутри мозга.
- Вы с ума сошли, Ив. А если бедняга не выдержит? Влияние камней не изучено. То, что отсутствует радиационное излучение, не означает, что они полностью безопасны.
Профессор не разделяла сомнений оппонента. Она принялась расхаживать из угла в угол с горделиво поднятой головой, заложив руки за спину.
- А Вы хотите, чтобы я рисковала жизнью кого-нибудь из жителей Церуллина или сами желаете поучаствовать в эксперименте вместо него? Нет, уж лучше подвергнуть испытаниям представителя низшей расы с его первобытными инстинктами. И потом я практически уверена в положительном исходе и благотворном воздействии камней.

Ну, а если случится непоправимое, то наука всегда требует жертв. Мы извлечем мозг пришельца, законсервируем, и этот орган еще послужит в проведении других опытов. В крайнем случае, пополнит мою коллекцию.
От этих слов лицо историка исказила страдальческая гримаса. Вернувшись в привычную среду Центра, прекрасная русалка превратилась в прежнюю Ив, сухую и черствую, как камень.

- Неужели Вам не жаль несчастного, который может оказаться именно вашим прапрадедушкой? Пусть просто живет среди нас и вместе с нами развивается, а мы будем изучать его реакции, наблюдать за каждым шагом. Разве такой вариант не приемлем?
- Что за сантименты, Сиб. Не уподобляйтесь Дее. В случае неудачи мне тоже будет безусловно жаль, но не пришельца. Жаль, что моя гипотеза окажется ложной.
Если камни действительно способствуют развитию интеллекта, то при контакте с ними мы все сможем стать еще умнее. Знаете ли Вы, что сейчас наш мозг использует свои колоссальные возможности только на десять процентов? Представляете, каких успехов достигнет наша цивилизация, если мы откроем тайну синих метеоритов?
- Да, но…
- Никаких но. Завтра же начнем эксперименты. Только для начала надо предпринять кое-какие меры предосторожности. Я думаю, что пришельца нужно стерилизовать, чтобы не подвергать опасности персонал Центра. Не забывайте, что большинство моих сотрудников – женщины. Все эти инстинкты ни к чему, лишь мешают проведению опытов. Ах, если бы я могла прочесть все желания, возникающие в его мозгу... Но наука, увы, пока бессильна - лишь два процента нервных процессов находятся под контролем сознания.

Идея стерилизовать пришельца окончательно вывела историка из душевного равновесия. И он, как мог, попытался ей воспротивиться.
- Вы преувеличиваете, Ив. Наш гость надежно заперт в блоке строжайшей секретности, и ваши сотрудники, за исключением Деи, вообще не подозревают о его существовании.
Уж, не о своей ли безопасности Вы так беспокоитесь? Не бойтесь, я сумею Вас защитить. Да и пришелец, по-моему, раскаивается. У него были такие грустные и тревожные глаза, когда мы прибыли в Центр. Красивые, кстати, глаза…
- Я что-то не заметила.
-А сознайтесь, что он Вам просто не безразличен. Вы боитесь не его, вы боитесь себя, точнее своих чувств, которые могут возникнуть, несмотря на ваш холодный разум.
- Пожалуйста, замолчите!

Ив тщетно старалась сохранить хладнокровие, забившись в кресло и яростно вцепившись в него руками. Казалось, она боролась с непонятной силой внутри себя. Хотела не подавать виду, принять привычное выражение и ослабить страшную хватку, но не смогла.
На лице девушки сквозила растерянность. Пришелец, сам того не осознавая, взорвал ее мир помимо воли, но признавать это она категорически отказывалась.
Зато Сиб торжествовал:
- Что не нравится, когда говорят правду? Вы ведь сами его тогда спровоцировали. Но здесь не берег океана, и в лаборатории, надеюсь, Вы не будете расхаживать обнаженной? Кстати, должен заметить, что у Вас великолепное телосложение. Будь я на его месте, да помоложе и посмелее, то, может быть, тоже не сдержался.
Знаете, я так разволновался, увидев Вас в таком э-э-э виде, почувствовал такое странное томление…, что невольно подумал… подумал, что наши предки были правы и ей, любви то есть, все возрасты покорны.
- Вот-вот. Тлетворное влияние гуманоида и на Вас уже сказывается. Дея тоже, кажется, без ума от пришельца. Но ей это еще можно простить. Она как никак…
- Что же странного Вы находите в Дее?
- Нет, ничего, - процедила Ив сквозь зубы.

Ее глаза, в которых только что сверкали вспышки гнева, вновь стали ледяными, непроницаемыми. Сибелиус беспомощно развел руками.
- Хорошо, согласен, я – старый дурак, позволивший себе увлечься на мгновение. Уверен, что такое больше не повторится. Но прошу, пожалейте беднягу Эдда.
- Эта тема больше не обсуждается. Пришелец будет подвергнут процедуре стерилизации сейчас же.
- Как Вы жестоки! Нельзя вмешиваться в то, что предусмотрено природой. Представьте себе, каким он станет вялым и апатичным, его глаза перестанут сиять живым интересом, утратят первоначальный блеск, – не терял надежды убедить ее Сибелиус.
- Мои решения не обсуждаются, а безоговорочно выполняются. И займетесь этим лично Вы!
- Но я не умею! Я – историк, а не хирург! И я не стану его палачом!
- Ничего. Не будете в следующий раз адвокатничать. Вы ведь не только историк, но еще, кажется, мужчина, в некотором роде. Вам это сделать сподручнее, а я подскажу, что и как. Идемте.

У Сиба подкосились ноги, отчего он не мог сделать ни шагу.
- Ну, ну, смелее. Не понимаю, почему Вы так разволновались. Мы ведь можем предварительно клонировать пришельца. Вырастим несколько копий с первичными признаками, и даже если оригинал пострадает…
- Прошу Вас, не надо …

***

Дея с замиранием сердца прислушивалась к разговору за стеной директорского кабинета. По доносившимся обрывкам фраз она догадалась, что ее новому другу, пришельцу, грозит какая-то опасность. Громкие крики профессора не предвещали ничего хорошего, и ассистентка, не раздумывая, помчалась на выручку.
-Я спасу, я спасу тебя,- лихорадочно шептала она на ходу.

Охраняемая часть Центра выглядела и пахла в соответствии с худшими ожиданиями. Воздух был пропитан въедливыми запахами лекарств, дезинфекции и опасности, что усиливало тревогу Деи.
Никакого конкретного плана у нее не было. Для начала она решила спрятать пришельца в соседнем блоке, чтобы выиграть время, а потом что-нибудь придумается само собой.
От волнения она перепутала кнопки в лифте, из-за чего проехала нужный этаж и долго не могла сообразить, где находится. К тому же, вращающиеся блоки сбивали ее с толку. Дея никогда не понимала смысла новомодных технических экспериментов, вроде перемещающихся за солнцем отсеков, и теперь совсем растерялась. Она мчалась по длинному коридору, минуя одинаковые на вид помещения, без опознавательных знаков и номеров. Индикаторы подсветки дверей, как назло, не работали. Казалось, что все сговорились против нее.
Дея бежала по нескончаемому кругу, как вдруг здравая идея пришла ей в голову – надо вернуться к подъемнику и вывести его из строя, чтобы оторваться от преследователей. Ив и Сиб наверняка уже закончили свои жаркие споры и могут ее опередить.

Дальше она действовала, словно в тумане. Если бы ее спросили, как она ухитрилась заблокировать лифт и добраться до нужной секции, то Дея никогда не сумела бы ничего объяснить. Она не помнила, как молотила в закрытую дверь, и как силилась отворить ее на себя, пока не выломала ручку. Девушка стучала и гремела, забыв, что ее могут услышать. Наконец, она кое-как совладала с замком и ввалилась в комнату.

Эд как раз разглядывал чудесный камень, добытый на берегу, и не придавал никакого значения грохоту и суматохе, происходящим снаружи. В голове было ясно, будто какая-то пелена начала прорываться, и сквозь нее проступали четкие картинки. Содержимое его прежде нетренированных мозгов пришло в движение, и мысли начали рождаться одна за другой.
Дея с посиневшим лицом бросилась к пришельцу на грудь:
- Скорее, бежим отсюда! Они …Скорее! Беда! Опасность! Они что-то замышляют!
Дикарь ужасно обрадовался ее появлению. Как хорошо, что они снова вместе.
- Сначала отдышись, успокойся и попробуй объяснить все по порядку, логически.
- Нет времени! Подъемник! Его починят! Они скоро будут здесь!- закричала девушка и потащила пришельца за собой.

Все помещения соседнего блока оказались закрытыми, и беглецы безуспешно метались между запертыми дверями. Дея казнилась, что не захватила пару комплектов ключей, хотя винить ей себя было не в чем - без разрешения директора охранники бы все равно ничего не дали.
Эд, как мог, успокаивал Дею:
- Ничего со мной не случится. Я им пока еще нужен, очень нужен, пока идут эксперименты.
- Ладно, спрячься на время в шкафу, а потом я найду какой-нибудь выход.
Дея рванула дверцы затвердевшими пальцами. Полки шкафа были заставлены длинными рядами бутылей с реактивами вперемешку со штативами и коробками, доверху наполненными пробирками, ампулами и шприцами. Она стала быстро вышвыривать все подряд, освобождая место для друга.
Вскоре на полу образовалась гора беспорядочно наваленных предметов, а в шкафу - достаточное пространство, чтобы втиснуть туда рослого Эдда.

- Вот, возьми, - сказала Дея и протянула пришельцу маленький алый камешек, - нашла в золе после сжигания твоей одежды. Видимо, этот кусочек с твоей земли прятался глубоко в кармане. Хотела оставить себе на память. Возьми, тебе пригодится, ты ведь любишь собирать камни. С ним не будет страшно и одиноко.
- Спасибо! Если бы не ты…, - дикарь не находил нужных благодарственных слов.
Красный камень! Эд и представить не мог, что во время его злоключений камень, оказывается, был с ним. Все время был с ним! Почему же магия красного цвета оказалась бессильна, и он не смог вернуться домой? Теперь можно попытаться это исправить. 

Дея печально смотрела на Эдда, предчувствуя близкое расставание. Она подтолкнула его в спину кончиками дрожащих пальцев и плотно закрыла дверцы.
Никогда, никогда больше не увидит она своего друга. Ив ни за что не простит ее, если узнает, и на этот раз наказание будет неотвратимым. Ну, и пусть, будь, что будет, только бы с ним ничего не стряслось. А сейчас надо куда-то пристроить вытащенные коробки, чтобы не вызывать подозрений.

Ив с Сибелиусом появились неожиданно. Не смотря на волнение, Дея заметила, как изменилось лицо суровой наставницы – оно побледнело и словно стало меньше, синие глаза ввалились и горели странным светом, как будто готовились к внутренней борьбе с собой.
- Как ты попала сюда? И что ты здесь делаешь? Где пришелец? - сыпала вопросами Ив.
- Решила немного убраться. Нужно порядок в помещении навести.
- Не хитри! Куда ты его подевала?
- Не понимаю, о чем Вы говорите. Я проходила мимо и обнаружила, что дверь открыта. Заглянула внутрь, а здесь никого, один только мусор.
Поломанная ручка и искореженный замок валялись тут же, в куче хлама.
- Сбежал! Все-таки сбежал! Но почему ты сразу не подняла тревогу? Ладно, с тобой я потом разберусь. А сейчас мы обыщем другие блоки. И если ты меня обманула, пеняй на себя. Идемте, Сиб. Пришелец не мог далеко уйти.

Эд, сидя в шкафу, продолжал сжимать в руках камни красного и синего цвета. Он думал о Дее, и его окутывал невидимый сиреневый туман незнакомых ощущений. Какие у нее удивительные глаза! Большие и доверчивые... И всегда немного печальные, как у того муфлона..., убитого так безжалостно.
Дея, милая Дея! Она всегда была добра к нему и теперь, предвидя опасность пришла на помощь. Он не может оставить ее здесь одну на растерзание бессердечного профессора. Он не может ввергнуть Дею в эту ледяную пучину, в бездну! Голубую бездну! Манящую и прекрасную бездну!
И неужели он никогда больше не увидит синих глаз Ив? В его голове опять все смешалось. «Оригинал» и «копия» слились в одно целое, нахлынувшие чувства перемешались и поглотили его. Он уплывал куда-то в неведомую даль и услышал, будто вдалеке, разгневанный голос Ив:
- Где он? Тебе не удастся меня провести! Отвечай сейчас же, ошибка природы!

***
После бесплодных поисков по всем этажам Ив возвратилась и громко кричала на Дею. Эд сложился в три погибели и попытался укрыться за неподъемной коробкой, которая оставалась на полке.
– Да, да, ты не ослышалась! Ошибка природы! Мне следовало уничтожить злосчастный эмбрион, из которого ты появилась на свет!
Несчастная Дея сжалась в комок и не мигая смотрела в одну точку....
Ив проследила за ее взглядом. Осененная внезапной догадкой, она решительно направилась к шкафу. Молниеносно распахнула дверцы и застыла, как вкопанная. Пустое пространство зияло черной дырой. Пришельца не было...

***
У нее внезапно закончились силы. Ив опустилась на пол и тихо заплакала, первый раз в жизни. Горькие слезы струйками вытекали из глаз и ползли дальше - на подбородок и точеную шею. Верная Дея приземлилась рядом в скорбном молчании.
- Ой, кажется, она плачет, совсем, как Эд», - подумала ассистентка. И неожиданно вспомнив о своих обязанностях, промокнула платком слезинки с лица начальницы.
- Потом, сдам на анализ.
- Прости меня, прости, сестра... Сестренка моя дорогая, единственная, - прошептала Ив и впервые за долгие годы обняла ничего не понимающую Дею за плечи.
 
Глава 5.
«Сиреневый Туман»


 - Фраско, Фраско, - взывал чей-то надтреснутый голос сквозь странный звон металлических предметов, - а ну, вылезай, вылезай, негодник.
Мягкая ладонь скользнула по лицу Эдда, чьи-то пальцы попытались ухватить его за несуществующий вихор, но бритый ежик волос не позволил этого сделать.
Дикарь решил не оказывать сопротивления и самостоятельно выбрался из-под кровати.

Перед ним стояла щуплая седенькая старушка в обляпанном пятнами переднике. Из карманов во все стороны торчали весело позвякивающие предметы кухонной утвари: ложки, поварешки, вилки, лопатки.
- Вот, и молодец... Что это за детские шалости– прятаться под кроватью в твоем возрасте?
Эд только хмыкнул в ответ и принялся разглядывать незнакомку.
Сеточка мелких морщинок избороздила лицо пожилой женщины, но оно излучало такую доброту и свет, что было понятно - состарилась только плоть, а душа по-прежнему оставалась молодой и задорной. В старушечьих глазах, подернутых мутной пеленой, все еще скакали озорные огоньки.

***

Комната, в которой он очутился, была просторной и уютной, не смотря на небрежно разбросанные повсюду различные предметы.
В очаге весело потрескивали дрова, сваленные бесформенной грудой. Огонь беспечно расплевывал искры, куда попало.
Маленькое животное грелось рядом, свернувшись пушистым клубком, из которого торчали остроконечные уши. Услышав голос хозяйки, лохматый «шарик» развернулся и лениво направился к ней, перебирая толстыми лапами.
«Осторожно, укусит!»,- хотел предостеречь дикарь, увидев, как зверек широко разевает пасть с длинными, похожими на сабли, зубами, но от страха не смог проронить ни слова.
 
Однако старушка ничуть не испугалась, а, напротив, нежно потрепала животное по шерстке. Оно в ответ на ласку издало утробное урчание и направилось к Эдду...
Мышцы дикаря напряглись в нехорошем предчувствии при виде клыков мохнатого существа. Он попытался нащупать нож для защиты в заднем кармане комбинезона, и ничего не нашел...
Но ушастый зверек и не думал нападать, а вместо этого потерся о ноги чужака и призывно мяукнул, словно чего-то ожидая...
Эд обомлел от такой невиданной наглости.
Без сомнения, он снова попал в другой мир, где все его прежние представления о людях и животных были перевернуты с ног на голову.

 - Ну, как тебе не стыдно, Фраско..., - тем временем продолжала журить его пожилая женщина. - Опять отлыниваешь от работы. проказник. Какой пример ты подаешь младшим, а?
Флэмитянин не стал разубеждать подслеповатую старушку и пробормотал в ответ что-то невразумительное, извиняющееся и, стыдливо отвернувшись, громко чихнул, прямо в костер.

Одна из искр вдруг вылетела из очага, заколыхалась в воздухе, виляя то в одну, то в другую сторону, и упала прямо на валявшийся неподалеку носок с дыркой на пятке. Тот немедленно вспыхнул, угрожая спалить весь дом. Пол мгновенно занялся, и огненный сноп потянулся к потолку. Эд, не думая об опасности, затоптал пламя босыми ногами.

- Ах, как хорошо, что ты дома оказался, шалун, - пробормотала испуганная старушка. Иначе сгореть бы мне заживо вместе с носком!
- Ой, ты, наверное, проголодался, дружок, - продолжила она скороговоркой. - Хочешь, кашки тебе сварю?

Эд молча кивнул. Он соскучился по настоящей еде. После безвкусных таблеток, которыми его пичкали Ив и Дея, он готов был съесть все, что угодно.
Старушка с улыбкой принялась за дело. Вскоре в плоской посудине зашкворчало, и по комнате разлился приятный аромат.
-Кушай, кушай, солнышко, - прошамкала радушная женщина и шлепнула в миску шипящую белую массу. Горячие брызги обдали мнимого Фраско с ног до головы.

Дикарь вытер лицо какой-то жирной тряпицей, лежавшей здесь же на столе, среди грязной посуды, и с жадностью набросился на еду.

Варево, несмотря на чудесный запах, оказалось весьма противным на вкус. Эд давился и морщился, но чтобы не обижать хозяйку съел все, без остатка. Затем облизнулся и в знак благодарности прикоснулся губами к ее сморщенной руке.
Старушка зарделась от смущения, оправила непослушные пряди волос, выбивавшиеся из пучка, поддернула выдавший виды фартучек и проворковала в полголоса:
- Ну-ну, Фраско, не подлизывайся. Больше не получишь. Пожалуй, и мне стоит перекусить немножко. Там ведь кое-что осталось на дне кастрюльки…

Эд отрицательно помотал головой. Новую порцию блюда, под названием «кашка» он бы уже не вынес.
Старушка тщательно выскребла пригоревшие остатки и радостно шмякнула их в ту же миску, из которой только что ел дикарь. Количество пятен на фартуке удвоилось.
Эд, не желая быть снова обрызганным, отпрыгнул в сторону и теперь исподтишка наблюдал, как незадачливая стряпуха широко открыла беззубый рот, «загрузила» ложку, блаженно закрыла глаза..., и тут же выплюнула непрожеванное месиво обратно.
- Ой, совсем не сладко Видно, я со слепа положила порошок от запоров вместо медовой патоки, - всплеснула она руками. – Как же ты это съел, бедняжка?

Дикарь пожал плечами. Он боялся выдать себя и произнести хоть слово – вдруг еще выгонит... А ему так не хотелось уходить. Остаться бы здесь навсегда - возле уютного очага и в сердце заботливой хозяйки. Фраско... Интересно, кто это такой?

- Может новую кашку сварить?- не унималась старушка.
- Нет-нет, я сыт!
- Ну, как хочешь. А я доем остывшую…, вот только подслащу немного.

Старушка живо умяла холодную еду и устроилась в кресле у огня. Она начала клевать носом и тихонько посапывать, а пушистый зверек тут же улегся у нее на коленях.
Эд с умилением наблюдал за этой идиллией, примостившись в углу.

***

Шумная ватага детей без стука ввалилась в комнату. Старушка проснулась и раскинула руки навстречу. Вошедшие с довольным визгом бросались в объятья, висли на шее и бесконечно чмокали в щеки, приговаривая: бабуля, бабулечка, бабуся, буся, бусинка.
- Ах, мои пташечки прилетели, - шептала она в ответ, со слезами счастья на глазах. – Я так соскучилась.
Наконец, «пташечки» отлипли от истерзанного поцелуями тела «бусинки», и одна из них, юная девушка, заметила Эдда.

- Ой, да у нас гости, бабушка Флоранс?
- Какие гости?! – в недоумении спросила старушка. – Ты что нашего Фраско не узнаешь?

Эд виновато потупился и вжал голову в плечи, ожидая расплаты за свой обман.
- Какой же это Фраско? Он на брата нисколечко не похож. Ты посмотри внимательно, Фло, какой чудесный у него серебристый костюм. Сразу видно, что чужестранец! На нашем Зачарованном Острове такого не шьют. И потом, разве ты забыла, что братец еще вчера в город уехал, продавать свои поделки? Его и дома-то нет.

- Забыла, конечно, забыла, садовая моя голова. И очки для меня тоже забыла ему поручить. Будь у меня волшебные стекла для глаз, ни за что бы дорогого гостя ни с кем не спутала. Впрочем, я могла бы и раньше догадаться, когда вытаскивала его из-под кровати... за несуществующие вихры, - добавила старушка, хохоча.
Эд готов был сквозь землю провалиться или снова залезть туда, откуда появился... Но Флоранс ласково потрепала его по коротким волосам:
- Мы всегда рады гостям, дружок. Оставайся у нас столько времени, сколько захочешь. Только волосы больше не стриги. Я так люблю длинные вьющиеся кудри, как у нашего Фраско.
Только вот я, старая, никак в толк не возьму, как же ты под кроватью-то очутился. Решил подшутить надо мною и прошмыгнул туда потихоньку?
- Вроде того, - промямлил Эд, согласившись с таким простым объяснением, так как и сам понятия не имел, как попал в этот дом.

***
Дети, внуки и правнуки обступили чужестранца и принялись наперебой представляться, громко называя звучные и красивые, но чуждые его слуху, имена.
- А я – Метиола, - последней назвалась та самая молоденькая девушка, которая первой обнаружила Эдда.
- Ме-ти-о-ла, - по слогам повторил за ней флэмитянин, с трудом выговаривая длинное непонятное имя.
- Есть такой  душистый сиреневый цветок в наших краях. Он раскрывается ночью, когда наступает пора любви, и источает благоуханный, ни с чем несравнимый аромат. У нас принято давать цветочные имена всем девочкам при рождении, красота которых со временем распускается от нежных чувств, словно цветы. Как это мило, правда?
- Правда, - охотно согласился Эд, хотя ничего не понял ни о нежных чувствах, ни о цветах, которых он никогда в своей жизни не видел. Просто ему понравилось соглашаться с юной красавицей, вот и все.

Знакомство прервала Флоранс, которая вдруг вспомнила, как накормила гостя несладкой кашей с порошком от запоров. Все покатились со смеху, а Эд захохотал громче остальных.
- Надеюсь, у тебя «крепкий» желудок, дружок? – лукаво поинтересовалась старушка, давясь от смеха. - Ну, а если «беда» случится, то комната для отправления естественных надобностей у нас недалеко, добежать успеешь.
 
Потом веселая женщина рассказала, как чужестранец спас ее от неминуемой гибели, затушив вырвавшееся из очага пламя, и все принялись охать и ахать, а затем обнимать, тискать и чмокать флэмитянина в нос и щеки, выражая свое одобрение и восхищение его смелыми действиями, а также клясться в какой-то вечной любви.

- А теперь - все за стол!- задорно скомандовала Флоранс. – Пора попотчевать гостя настоящей, вкусной, едой! Тащите сюда нектары, соки, сладкую патоку, все, что сегодня насобирали в лугах.
Молодежь гурьбой вывалилась за дверь. Вскоре стол был завален многочисленными склянками с желтоватой прозрачной жидкостью, горшочками, доверху наполненными мутной вязкой кашицей.
Эд по достоинству оценил угощенья. Во рту было сладко, а на сердце – спокойно. Ему определенно нравилось в новом мире.

***

Вечером Метиола предложила развлечься: пойти прогуляться или потанцевать немного. Эд ухмыльнулся, вспомнив, как самки из его племени, заунывно топтались по кругу, а зрители мужского пола подзадоривали их, свистели и улюлюкали. Но отказываться не стал.

Метиола повела чужестранца по узкой улочке, вдоль которой тянулись изгороди, увитые придорожными растениями. Бревенчатые дома, затянутые сорняком, осели и стояли вкривь и вкось, как выпирающие зубы.
Густые ветви деревьев переплетались, преграждая путь, и приходилось искать проход между ними, пригибаясь, низко опустив голову.
На заборе у последнего дома под углом висела калитка, сплошь покрытая зеленым мхом. Дальше неровная дорожка упиралась в запущенный сад. Рядом - виднелась неухоженная заросшая лужайка.
Эд не сразу заметил неказистое строение в глубине - его окутывал вечерний туман, придавая дому таинственный вид и являя взору царящее вокруг запустение.
Время не пощадило старые полуразрушенные стены. Они скорее напоминали древние руины, чем жилое помещение. Развалины уныло торчали, поднимаясь в бездонное небо, словно пытались уйти от неизбежного конца. Дикарь с грустью присвистнул.

Казавшийся несокрушимым твердый камень тщетно боролся с цветущими растениями, оплетающими фасад, которые пробивались во все трещины и щели.
Эд никогда не видел ничего подобного - упрямые стебли карабкались вверх, опутывали карнизы, покоряя подгнившую крышу с зияющими дырами. Цепкие усики сильных побегов закрывали пустые проемы в стенах. Кое-где цветы одержали безоговорочную победу и превратились в сплошной ковер темно-фиолетового оттенка. От их аромата воздух казался гуще, и пряный запах вызывал сладостную истому.
 
Внезапно чарующая музыка полилась прямо из щелей этого странного дома, который мгновенье назад казался безмолвным и представлялся заброшенным. Водоворот волнующих звуков извергали и сами растения, покачивающиеся на ветру в такт страстной мелодии, будто сама природа праздновала торжество над застывшим и вечным.

Эд и Метиола вошли внутрь и присоединились к группе молодых людей, стоящих вдоль стен. Несколько пар в центре медленно кружились, выделывая замысловатые фигуры ногами. Флэмитянин был поражен - партнеры передвигались, тесно прижавшись друг другу.
Он так увлекся, разглядывая танцующих, что не сразу обнаружил источник, откуда изливалась мелодия. В конце зала он заметил нескольких человек с непонятными предметами, Кто-то дудел в полые трубки с дырочками, а кто-то перебирал пальцами тугие нити, натянутые на деревянные дощечки.
- Вот здорово! А что каждый может так научиться? – полюбопытствовал дикарь.
- Нет, не каждый, - усмехнулась Метиола. Нужно обладать особым слухом и даром подражания, а также музыкальной памятью, то есть никогда не забывать, что довелось увидеть или услышать.
 - Ну, с последним у меня все в порядке. Я побывал в разных местах и помню все, что со мной приключилось до мельчайших подробностей. А вот со слухом… Впрочем, песня дождя, мне, кажется весьма неплохо удавалась.
- Отлично, раз ты такой способный, у тебя обязательно получится. Хочешь, я покажу тебе несколько нехитрых приемов игры на лювитаре для начинающих.
- Ты научишь меня дудеть?
- Нет, этого я сама не умею. У женщин слишком слабые легкие, чтобы издавать сильные звуки с помощью духовых инструментов. А вот струнные - мне под силу. Они такие нежные, чувственные. Когда проникновенно их перебираешь, кажется, что играешь на струнах души.
- Струны – это такие нитки, вроде тетивы?
- Да. С их помощью можно передать сладостную мелодию любви и печали.
- Печаль не бывает сладостной, - возразил Эд, - печаль – это, когда плохо и тоскливо, а сладко – это хорошо и вкусно. Одно противоречит другому. И у души никаких ниток нет, иначе каждый мог бы за них дергать.
Метиола сдержанно улыбнулась.
- Ах, какой ты смешной, нелепый. Про струны души говорят для образности речи. А печаль бывает сладостной, когда сильно любишь. Наверное, ты никогда не любил по-настоящему.
- Почему же! Любил! Я кровянку очень даже любил, и агуранцы соленые…
- Фу, как грубо! Я с тобой о душе разговариваю, о высоких взаимоотношениях между мужчиной и женщиной, а ты про какие-то соленья.
- А ты почему не танцуешь? – решил дикарь переменить тему, почувствовав, что очаровательная собеседница надулась. Они говорили на одном языке, но никак не понимали друг друга.

- Я с тобой пришла, поэтому меня никто не приглашает, - ответила девушка, делая акцент на слове «с тобой».
- А разве для того, чтобы прижать к себе сам…, то есть женщину, и покружиться в центре для всеобщего обозрения, нужно ее приглашать?
- Не только пригласить, но и получить согласие на танец.
- Ну и ну! Чудные у вас законы! Вон, гляди, тот, высокий с длинными, как у сам…, то есть у женщины волосами, так и жрет, извини, ест тебя глазами. Сейчас точно схватит… то есть пригласит.
- Не пригласит, так как понимает, что я не отвечаю ему взаимностью.

Эд потер переносицу, пытаясь осмыслить, почему длинноволосый парень не подходит к Метиоле, и что такое взаимность.
- И как же он это понимает? Ты что, когда-то врезала ему разок-другой?
- Нет, он сердцем чувствует, по глазам читает, что у меня нет к нему чувства симпатии, то есть взаимности.
- Колдун, что ли?
- Значит, мы все – колдуны, - засмеялась Метиола.
– Пойдем, потанцуем, - добавила она и призывно посмотрела на Эдда.
- Я так не сумею, - смутился флэмитянин. - И потом, я же тебя еще не пригласил! Разве женщина сама может… Или ты что-то прочла в моих глазах…? Давай, лучше погуляем.
- Давай, - неохотно согласилась вконец обиженная девушка.

Они вышли на воздух, который сразу окутал их сладким запахом цветов. Парень, весь вечер мечтательно смотревший на Метиолу, бросился вслед за ними.
- Уже уходите? – прокричал он вдогонку.
- Что это с ним? – спросил Эд, заметив страдальческую гримасу на лице молодого человека.
- Ревнует, - коротко ответила Метиола
- Болеет, что ли?
- Не совсем... Ему неприятно, что я нахожусь рядом с тобой, а не с ним.
- Ну и что! Кругом других сам…, то есть девушек полно, выбирай любую.
Глаза Метиолы наполнились слезами:
- Как это любую?! Он меня любит, ему не нужна другая.

Возразить было нечего, Эд ни черта не понял и решил промолчать, чтобы больше не расстраивать свою спутницу.

- Иди домой, Грэг, - мягко сказала Метиола следовавшему по пятам парню. – Я уважаю твои чувства, но ничего не поделаешь... Видишь, другой покорил мое сердце.
Она недвусмысленно посмотрела на Эдда и взяла его под руку. Длинноволосый Грэг тяжело вздохнул и поплелся восвояси. Вскоре он скрылся за ветхим, облетевшим как цветок, дощатым домом.

Эд и Метиола остались наедине. Полная луна окрасила все вокруг романтическим сиреневым цветом, и запущенный сад помахал им густыми ветвями. Казалось, даже звезды засияли ярче, освещая путь паре, забредшей в это пустынное, заброшенное место. Кругом стояла такая тишина, что не было слышно ни пения птиц, ни стрекотания цикад, ни шороха травы.
- Слышишь, как дышит ночь? – спросила девушка, мечтательно запрокинув голову. – Ее жаркое дыхание разогревает любовь.
- Дышит? – изумился дикарь. – Ночь - понятие абстрактное, виртуальное. Ее нельзя потрогать или пощупать, и дышать она не может.
- Еще как может. Помолчи и ты услышишь.
- Нет. Ничего не слышу. Вот, песня дождя или песка мне понятна. Звуки создаются при колебании капель воды или мельчайших частиц минеральной породы. А что такое ночь? Просто темное время суток. И все. Это не логично.
- Не логично?
- Да, не логично. Логика – наука такая, вернее совокупность наук о законах и формах правильного мышления. А правильное мышление – это процесс отражения объективной реальности в умозаключениях, теориях, понятиях и суждениях. А умозаключение – это рассуждение, в ходе которого из одного или нескольких суждений выводится новое суждение, логически вытекающее из посылок. А посылки…
- Стоп, стоп. Где ты всей этой чепухи набрался?
- В Церуллине...
- Где-где?
- Да неважно. Долго объяснять.
- Тогда послушай, как бьется мое сердце, вот-вот выскочит из груди.
- Это не чепуха, - вдруг обиделся Эд, пропустив мимо ушей слова про сердце девушки. – Какое-то время я жил среди серьезных ученых, и много понял.
А дыхание ночи и разная там белиберда, вроде мифических струн души – вот это, действительно ерунда. О, если бы ты видела батискаф, который умеет спускаться глубоко под воду!

Метиола отвернулась, едва сдерживая слезы. Но романтическое мерцание звезд вдохновило ее на новый вопрос.
 - А красивые женщины в твоих мирах были?
- Женщины? Пожалуй, нет, - соврал дикарь. На мгновенье ему показалось, что Ив и Дея смотрят на него с укоризной, мигая в вышине.
- Значит, ты никогда еще не был влюблен...? - облегченно выдохнула девушка, так и не успев расплакаться.
Эд непонимающе развел руками.
– У меня тоже пока нет возлюбленного. Бабушка говорит, что я слишком молода. Но когда я впервые увидела тебя, то сразу почувствовала такое смятение…
- Мудрая женщина, твоя бабушка, веселая. Мне она тоже очень понравилась, хоть и кашу противную сварила... До сих пор желудок сводит и пучит...

Метиола вдруг разрыдалась и побежала прочь. Дикарь, помчался следом за ней.
- Постой, постой. Что же ты так расстроилась? Подумаешь, нет возлюбленного! Будет! Ты ведь такая красивая!
- Правда? Ты так считаешь? – она остановилась, как вкопанная. Слезы мгновенно высохли.
- Конечно. И не только я. И этот тоже, с длинными волосами… Не сомневаюсь, что и другие…

Тут на лице бедной девушки отразилась такая мука, что слова застряли у Эдда в глотке. Крупные слезы, эти «потоки страдания», которые он терпеть не мог, вновь полились из ее глаз.
Метиола помчалась домой, не оборачиваясь, несмотря на доносившиеся в след крики дикаря.

***
Эд сумел догнать беглянку у самого дома. Она уже успокоилась, и только покрасневшие веки слегка трепетали, выдавая недавние бурные слезы.
- Спокойной ночи, - пролепетала Метиола и вложила подрагивающую ручку в большую ладонь дикаря. По его руке пробежала искра. Он слегка стиснул ледяные пальцы девушки и почувствовал, как к ним возвращается тепло.
 – Ты будешь спать в комнате Фраско, на втором этаже, она будет несколько дней свободна до его возвращения.

Они поднялись по шаткой лесенке наверх, не расцепляя рук. Хлипкие деревянные ступеньки скрипели и прогибались.

Комната, в которой предстояло провести ночь, была маленькой и темной. У изголовья узкой кровати дыбился ворох наваленной, как попало, одежды. Тут валялся и знакомый дырявый носок, видимо, составлявший пару тому второму, угрожавшему сжечь дотла чудесный дом вместе с гостем и хозяйкой.
Метиола в смущении сбросила кучу рубашек и штанов прямо на пол, стряхнула с постели застарелые крошки, комья земли и какие-то осколки.
- Это – не грязь. Глина и камни. Фраско у нас - большой умелец, вечно мастерит что-нибудь необыкновенное.

Несмотря на беспорядок, дикарю сразу понравился  царивший здесь мужской хаос. У окна стоял низкий столик, на котором громоздились груды камней и всевозможные инструменты, рядом притулился колченогий стул, увешанный тряпьем. Пол был  завален поделочным материалом, металлическими скобками и мисками с засохшей глиной. И только на полках все было в идеальном порядке, аккуратнейшим образом напоказ были расставлены диковинные сосуды, вазы, ларцы и фигурки из камня.

Дикарь взял в руки широкую плоскую чашу в виде цветка на высокой витиеватой ножке и залюбовался тонкой работой, изяществом форм и пропорций. Края чаши украшал причудливый орнамент, а на тонком ажурном ободке сидели две маленькие птички, тоже искусно выдолбленные из камня. Они тянули грациозные шейки к центру, словно хотели испить воды.
 
Эд никогда не встречал минерал такого редкого мистического цвета: темно-лазурный, почти черный, окрас у основания ножки плавно переходил в нежный, бледно-сиреневый. Сердцевина была фиолетового оттенка, что создавало эффект налитого внутрь какого-то напитка. Волокнистые кристаллы с перламутровым блеском и волнообразным узором, в глубине которых посверкивали светящиеся прожилки, усиливали иллюзию воды. Сходство было таким сильным, что Эд не удержался и поднес чашу к губам.
Метиола тихонько засмеялась.
- Фраско – настоящий чародей. Меня тоже иногда так и подмывает попить из чаши вместе с птичками. А еще я очень люблю вот эту шкатулку. Брат называет ее «крыло ночи». Правда, похоже? Цвет густой, темный, как ночное небо, рисунок камня напоминает слоистые перистые облака или узорчатое птичье крыло, сквозь которое проглядывают крошечные золотистые звездочки, - произнесла девушка страстным жарким шепотом и опасливо покосилась на Эдда, боясь услышать от него очередную тираду про логику и, что у ночи крыльев не бывает.
Но дикарь молчал, потрясенный фиолетовым великолепием, мерцающим в отблесках тусклой свечи, на фоне разбросанного кругом хлама.
 
Маленькие фигурки на полках ему тоже понравились. Среди них он неожиданно, по каким-то неуловимым признакам, узнавал всех обитателей дома, с которыми сегодня познакомился.
Тут были и тетушка Флоранс и Метиола. Фигурка, изображавшая девушку, стояла на полке поодаль, на краю стеллажа. Рядом возвышалось маленькое изваяние широкоплечего мужчины. Черты его лица показались Эдду удивительно знакомыми.
- А это кто? Ни на кого их ваших не похож. Может, сам Фраско?
- Нет, это не брат. Я и сама не знаю, кто это - ответила Метиола и неожиданно вспыхнула, краем глаза уловив сходство.

 – Но как он мог узнать, предвидеть...? И наши фигурки странным образом стоят рядом, вместе, - прошептала она. – Значит - судьба.
Девушка приподнялась на цыпочках и приблизилась губами к шершавому рту дикаря. Эд ощутил горячее дыхание и невольно отпрянул, дернув скулой. Влажный след губ остался на его небритой щеке.
- Ох, и любите вы все тут лизаться, - сказал дикарь, утираясь ладонью, вспомнив, как недавно многочисленные родственники и друзья Флоранс обжимали и обчмокивали его со всех сторон.
- Спи спокойно, - рявкнула Метиола и выскочила, громко хлопнув дверью.

***

 - Кто там? Кто стучит? – раздался внизу испуганный голос Флоранс.
Метиола кубарем скатилась с лестницы прямо в объятья старушки, и в который раз за сегодняшнюю ночь разрыдалась.

- Не плачь, не плачь, деточка,- запричитала сердобольная бабушка. - Облегчи душу, скажи, что случилось.
- Он … он меня ни капельки не любит.
- Да, как же тебя не любить-то, красавица моя. Кожа у тебя белая, как лепестки лилии, глаза – фиалковые, губы – розовый атлас, а волосы длинные – чистый  шелк, струящийся до самых маленьких в мире пяточек! Мы все тебя не то, что любим, а просто, обожаем.
- А он не любит!
- Да, кто, он-то? Кто? Неужели чужестранец? Не может быть! Значит, не присмотрелся, не разглядел еще, как следует. Не забывай, что он пришел к нам из другого мира, у них там свои порядки, свои законы, свои обычаи.
- Здесь, на Зачарованном Острове, мы рождены в любви и впитали ее с молоком матери. Тут все наполнено любовью – и воздух, и земля, и цветы, и даже бездушные камни. Не торопись, пройдет время, и он обязательно в тебя влюбится!
- Ах, бусинка, ты так говоришь, чтобы я не плакала, чтобы успокоить меня. А мы с ним целый вечер провели вместе! Я тридцать три раза дала ему понять, что он мне не безразличен. И в глаза заглядывала, и за руку брала, и обнимала, и про ночь говорила и…и… и…А он так ничего и не понял или делал вид, что не понял.
Мое сердце не выдержит, разорвется в ожидании, когда он меня разглядит. Что если... он никогда меня не полюбит? Что если его душа так и останется глухой и не испытает сладкой боли любви?
- Тридцать три способа, говоришь, испробовала… Да, дело плохо.
 Вероятно, чужестранцы не страдают от любви и не тоскуют. Для нас они – «залетные птицы». Вот, и твой Эд может уйти не обернувшись, исчезнуть также внезапно, как и появился.
- Так что же мне делать?
- Думаю - надо идти к Арахне! Она – женщина мудрая, шестерых мужей пережила, про «любовную науку» все знает. Ее хоть и дразнят некоторые глупцы колдуньей, но сдается мне, что только она сможет помочь тебе растопить лед в сердце нашего гостя.
- Ступай прямо сейчас, детка. Все равно ведь не заснешь, а полная луна всегда покровительствует влюбленным и тебе дорогу укажет в Долину Сиреневого Тумана. Там, на берегу быстрой реки Чернухи и прилепился Арахнин домишко. Поспеши, к утру как раз успеешь.

***

Эд был обескуражен внезапным уходом Метиолы. Наверное, опять что-нибудь не то брякнул, вот она и обиделась. Ив тоже...  ни за что..., ну просто ни за что по физиономии врезала… И как с этими женщинами общаться?

Он по-прежнему держал в ладонях фиолетовую шкатулку Фраско. «Крыло ночи» совсем не было воздушным и невесомым, как подобает крылу птицы, а скорее увесистым. Но он не замечал ее тяжести, напротив, странная легкость охватила все его существо, будто камень вытянул и накопившуюся боль, и напряжение, и очистил органы от скверны.
И Эд запорхал по комнате, кокетливо помахивая «крылом», зажатым в руке. Игривые, бесшабашные мысли роем полезли в голову. Он кружился и напевал, воображая, что танцует с Метиолой. Слова сами собой стали выскакивать из него, образуя удивительно складные, смутно знакомые строчки:

Нас взяла под крыло эта нежная ночь,
Опьянив ароматом и страстью...

На мгновенье дикарь остановился. Дальше что-то не получалось. Тогда он призвал на помощь хваленую логику и свой трезвый разум.
И тут из него само собой выплеснулось подходящее «продолжение»:

Трезвый разум не хочет, не хочет помочь,
Объяснить запоздалое счастье.

Эд плюхнулся на кровать и рассмеялся, вспомнив, как пытался объяснить с помощью логики «дыхание ночи». Какими нелепыми и неуместными ему казались сейчас рассуждения об умозаключениях, выводах, теориях, которые он пытался вбить в головку юной Метиолы. Славная девушка, конечно же, была права, а он – просто глупец, неотесанный чурбан. Ах, какая девушка! Ах, какая ночь…

Дикарь открыл настежь маленькое оконце и вдохнул тот самый запах ночи, про который только что весело напевал. Сладкий аромат растекся по жилам, обволакивая и одурманивая.
Где-то внизу гулко хлопнула калитка, нарушив бархатную тишину. Звук чьих-то торопливых шагов поглотил сгущающийся туман.

***

Он проснулся среди ночи от кряхтения, влетавшего прямо в ухо. Лицо дикаря покрылось пенистой влагой, стекающей по шее. Острые коготки четырех лапок уперлись в грудь и приятно щекотали кожу.
Сопящее животное улеглось сверху и, поскуливая от восхищения, безудержно вылизывало все, что попадалось под язык. Это был еще один обитатель дома, с которым флэмитянин не успел пока познакомиться.

- И ты, туда же, дружище, - пробормотал Эд, утирая рукавом мокрые от слюны нос и щеки, и одновременно увертываясь от бурного проявления чувств со стороны зверька. – Ну, хватит, хватит, давай-ка спать, утром поглядим, что ты за чудо-юдо такое.
Дикарь крепко прижал к себе дрожащее от восторга лохматое тельце и провалился в небытие, продолжая поглаживать густую шерстку во сне.

***

Метиола добралась до заветной Долины лишь с первыми лучами солнца.
Скособоченный домик колдуньи стоял на сваях у реки, накренившись к воде, и, казалось, вот-вот рухнет от ветхости в бурный поток.
Порог жилища соединялся с землей тонким настилом – мостиком. Девушка взобралась по узким жердочкам до двери и постучала костяшками пальцев по разбухшему дереву.
Ей никто не ответил. Метиола осторожно толкнула раскисшую от влажности дверь и прокралась внутрь.

Арахна уже... или еще не спала. Она восседала возле большого чана, в бесформенном балахоне чернильного цвета, и, как заправская колдунья, помешивала какое-то варево деревянной ложкой.
Всклокоченные редкие волосы торчали из-под капюшона острыми иглами, придавая старухе суровый, воинственный вид.

В котле непрерывно что-то таинственно пузырилось и булькало. Сиреневый сладкий фимиам курился тонкой струйкой.
Огонь уже догорал, с шипением превращая в пепел черные сучковатые поленья, и колдунья собиралась подбросить в затухающее пламя последнюю скрюченную ветку, когда на пороге возникла бледная от страха Метиола.
Пронзительный взгляд глубоко посаженных старческих глаз пригвоздил девушку к месту.
- Проходи, проходи, не бойся, - сказала Арахна на удивление приятным певучим голосом. – Обо мне всякое болтают… А ты не верь…
- Я и не боюсь,- как можно увереннее произнесла девушка, слегка постукивая зубами от ужаса.
– Я пришла, чтобы попросить тебя…
- Знаю, знаю, зачем ты пришла. Недаром меня дразнят ведьмой. По глазам вижу, что ты влюблена. Знаю, что избранник твой - чужестранец, из дальних земель. А как увлечь его своей любовью, ты, бедняжка, не ведаешь.
- Ой, ты в моем сердце, словно в раскрытой книге, читаешь.

Старуха кивнула и, желая произвести еще большее впечатление, заговорила заумными, не очень понятными фразами.
- В твоем сердце легко все прочесть, а вот что творится в душе чужака, узнать будет непросто. Всякий, кто волею судеб попал на Зачарованный Остров, по сравнению с нами, живущими здесь с рожденья, является неофитом, то есть непосвященным.
- Без нашей помощи новичок не сможет постичь великой тайны любви. И ты, именно ты, станешь проводником чужестранца, но сначала я сама, как первый и единственный адепт Острова, должна проникнуть в верхний и нижний миры его подсознания. Мне необходимо покопаться в закоулках его души, переворошить все его мысли и чувства и найти путь к безусловной любви.

- И ты сможешь мне помочь?
- Конечно. Я прочитала множество книг, изучила все типы любви и пути ее достижения. Наши древние предки выделяли четыре основных вида этого волшебного чувства.
- Целых четыре?
-Да, четыре. И я их все изучила..., Я, понимаешь ли, в душе тоже немножко философ. Вот, смотри.

Арахна вытащила пожелтевший листок бумаги из рукава и начертала на нем несколько закорючек, старательно послюнявив затупившийся грифель:
;;;;;   ;;;;   ;;;;;   ;;;;;;
- А что это за таинственные письмена?
- А, ничего особенного, - отмахнулась старуха. - Письменный язык древнего народа, тоже когда-то жившего на островах. Не мешай!
- Итак. Первый их знак - «агапэ». То есть возвышенная, жертвенная любовь или любовь к ближнему.
- А еще какая бывает?
- Не перебивай! Второе слово ;;;; – эрос, романтическая любовь, страсть, физическое влечение, когда возникают стихийная и страстная самоотдача, восторженная влюблённость, стремление к совершенству через обладание красотой.
- Ах, я так мечтаю о романтической любви. Но ведь она тоже и возвышенная, и жертвенная…
- Погоди, не торопись. Есть еще ;;;;;. Филия – что-то среднее между любовью и дружбой, сильная приязнь одного человека к другому, когда их притягивает друг другу словно магнитом, несмотря на полную противоположность друг другу.
- Да, да, мы такие разные. И меня так к нему и тянет, а его почему-то нет... Филия – это то, что нам нужно!
Но колдунья невозмутимо продолжила свой рассказ о волшебных знаках любви.
- Но и это еще не все. Может тебе больше подойдет вот это..., - с загадочным видом промолвила ведьма, указывая заскорузлым пальцем на последние закорюки - ;;;;;;.
- А что это такое?
- Строге - семейная, родственная любовь, домашняя привязанность.
- Семья, дети, дом – это даже лучше, чем то, о чем ты говорила раньше. Только настоящая семья не бывает без жертвенности, самоотдачи, без притяжения и дружбы. Ох, ты меня совсем запутала, Арахна. Нельзя ли все сразу получить – и филию, и агапу вместе со строгэ, - с жаром воскликнула Метиола.
- Агапэ, - строго поправила старуха.
- Хорошо, агапэ. И еще кусочек, ну хоть самую капельку этого… как его… эроса, - добавила девушка, покраснев до ушей.
- Ладно, попробую. Есть ли у тебя, какой-нибудь предмет, принадлежащий чужестранцу, кусочек ткани от его костюма или прядь волос?
- Нет, я не догадалась, - сквозь слезы пискнула расстроенная Метиола. – Да и волосы у него слишком короткие. А незаметно отхватить лоскуток серебристой одежды, плотно прилегающей к телу... никак невозможно.
- Погоди реветь. Подойди-ка поближе... Я все равно чувствую здесь Его присутствие.

Арахна вытянула вперед растопыренные пальцы и начала рисовать в воздухе опоясывающие девушку горизонтальные круги. Она прошлась сверху донизу по нескольку раз, но ничего не обнаружила. Затем подержала руки над паром, все еще клубившимся над котлом, разогрела ладони и повторила попытку.
Средний палец руки завибрировал на уровне груди Метиолы. Колдунья сощурила миндалевидные глаза и сконцентрировалась в области сердца, приблизившись настолько, что коснулась длинным носом трепещущего тела девушки. На этот раз усилия увенчались успехом – на платье обнаружилась золотистая ресница, каким-то чудом застрявшая в ворсинках ткани.
- Вот! То, что нужно, - с удовлетворением воскликнула старуха. – А теперь садись в углу и не мешай. Я должна «запечатать» место медитации и спуститься в «город мертвых»
У Метиолы все похолодело внутри.
- Куда- куда?
- Молчи. А то ничего не получится. Возьми в рот персиковую косточку, на всякий случай.

Арахна вытащила из огня обуглившуюся головешку, начертила магический круг посреди комнаты и вошла в его центр.
Затем она поклонилась по очереди в четыре стороны света и призвала на помощь три величайшие стихии - огонь, воздух и воду, почтительно коснувшись головы, груди и живота.
До Метиолы донеслись непонятные слова каббалистических  заклинаний. Колдунья четко проговаривала каждую букву, переставляя их местами и проговаривая в разном порядке.

Между тем, старуха вытащила из просторного рукава балахона огарок свечи и фиолетовый камень с небольшим углублением в центре. Туда она стряхнула ресницу Эдда, которая вспыхнула от зажженного пламени, оставив едва уловимый взглядом след пепла в сердцевине камня.
Потом Арахна поставила свечу на пол, возле правой ступни, а камень медитации - на макушку и застыла, выпрямившись во весь рост. Ее ноги были плотно сдвинуты, а руки - широко раскинуты, словно ветви. Теперь благодаря темному балахону с остроконечным капюшоном и ниспадающими рукавами, она напоминала обуглившееся дерево, тянущееся к солнцу. Дерево жизни, догадалась Метиола.
Пламя освещало колдунью снизу вверх, и, казалось, что огонь изливается из правой стороны ее тела. Постоянно колеблющаяся дымка молочного цвета окутала ее целиком. Арахна очутилась в живом эфирном коконе, который постепенно расширялся и менял свою окраску, переходя от бледного оттенка сирени до насыщенного пурпура. В этом ореоле фигура колдуньи была едва различима.
 
- О, священные сефироты, обращаюсь к Вам за помощью, очистите мое сознание, раскройте мне карту жизни и карту души чужестранца, укажите мне путь пробуждения любви, - вещала она потусторонним замогильным голом.
 – Кетер, Хокма, Бина, Хесед, Гебура, Тиферет, Нецах, Ход, Иесод, Малкут, осветите мне путь «нисхождения по Древу», - продолжала старуха с закрытыми глазами, проводя рукой сверху вниз от одного органа тела к другому. Капли пота покрыли высокий лоб, к которому прилипли остатки прежде торчавших сизых волос.
– Мысли и мудрость, распознавание и разум, милость и любовь, сила и справедливость, великолепие и красота, победа и вечность, величие и признание, основа и прочность… Какой способ перемещения мне избрать? Путь молнии или путь змеи?

Колдунья начала сотрясаться всем телом, мелкая дрожь стремительно, словно молния, пронзила ее от макушки до пят. Простояв мгновенье неподвижно, она стала извиваться в обратном направлении, как змея по воображаемому древу, будто энергия медленно двигалась по телу снизу вверх.

Метиола разинула рот от ужаса и чуть не подавилась персиковой косточкой. Услышав кашель девушки, Арахна открыла глаза и прекратила заклинания. Эфирный кокон и свечение исчезли.

- Ну вот, ты все испортила. Ты разрушила ауру, мои чакры закрылись, сегодня я не сумею больше вновь «раскачать» энергетику.
- Я ненарочно, - прошепелявила Метиола, снова едва не проглотив косточку.- Что же теперь делать?
- Ничего. Моя магия бессильна познать больше, чем я уже узнала. Одгако мысленно я прошла почти весь жизненный путь твоего чужестранца.
- Правда?!
- Да. Его древо было залито кровью, ореол жестокости и смерти опутал корни… Мертвецы наступали на пятки.
- Не может быть! Он не похож на злодея!
- Не перебивай. Я видела трупы, множество трупов. Его путь был долог и тернист, он познал многие миры. И каждый мир ниспослал ему новые чувства, пробудил в нем новые ощущения и новые мысли. Постепенно он становился духовно сильнее, умнее, мудрее.
- Да, да, - радостно закивала девушка. – Знаешь, какой он умный! Он мне про логику рассказывал…
- Опять перебиваешь! В одном из миров он прошел испытание жадностью, а в другом - не смог пройти испытание дружбой и потерял единственного друга. Но посеянные зерна доброты не пропали даром, они проросли и дали всходы. Его душа ищет и жаждет дружбы. А значит, в ней есть место и для любви, которую он так и не нашел в ледяном океане.
- Не нашел?!
- Да. Так получилось... Сейчас я не успела произнести любовного заклятия, но верю, что недалек тот час, когда чужестранец тебя полюбит. Возьми пока частицу моего созерцательного камня медитации. Он пробуждает сильные чувства. Надеюсь, тебе это поможет.
С этими словами Арахна с силой швырнула об пол фиолетовый камень, который раскололся на несколько частей. Метиола, не глядя, проворно подхватила один из кусочков:
- И что мне теперь нужно делать?
- Ты сделала правильный выбор. Посмотри на текстуру осколка. В этой частице особенно много метельчатых путеводных лучей. Кристалл своими стрелами укажет путь к безусловной любви, но для этого он должен находиться как можно ближе к сердцу твоего возлюбленного. Как это устроить, сама придумай.
- А как же ты теперь - без своего волшебного камня? Он ведь испортился...
- Ничего. Я себе новый найду – в долине сиреневого тумана есть немало заповедных улусов, где целые россыпи таких минералов.
- Спасибо тебе, Арахна. Ну, я, пожалуй, пойду… Наши, наверное, уже давно проснулись.
- Желаю удачи. Приходи еще раз, если вдруг ничего не получится.
- Уверена, что получится! Ты же настоящая фея, добрая волшебница!
- Постой. Я еще загляну в зеркало судеб, - сказала окрыленная похвалой старуха и направилась к котлу, в котором что-то старательно перемешивала до появления девушки.
- Это ж обыкновенный чан с водой?
- Для кого как, - философски заметила «фея».

Жидкость в котле давно остыла и перестала бурлить. Арахна бросила в успокоившуюся гладь оставшиеся кусочки разбитого камня и принялась рассматривать круги, образовавшиеся на поверхности. Глаза колдуньи сверкнули недобрым огнем из-под насупленных бровей.
Метиола сжалась в комок:
- Что там? Он меня никогда не полюбит?
- Успокойся, детка. Полюбит. Обязательно полюбит, и будет любить тебя до конца дней. До конца ... твоих дней.

***

Эд проснулся в прекрасном расположении духа. Ощущение было таким, что хотелось расцеловать весь мир.
Существо с длинными лохматыми ушами мирно посапывало у него на груди, наполняя сердце беспричинной радостью. Ласковые лучи солнца освещали комнату и фиолетовые поделки, стоящие на полках. Сиреневые отблески придавали всей обстановке состояние легкого воздушного флера. Щемящее чувство нежности ко всему живому окутало Эдда, он не удержался, и чмокнул нового четвероногого друга в мокрый прохладный нос.
Зверек пробудился и принялся в ответ, как и ночью, самозабвенно вылизывать лицо дикаря, который на этот раз и не думал уворачиваться. Эд обмирал от счастья и с удовольствием подставлял свои щеки и шершавый подбородок, где рыжая щетина пробивалась смешными огненными точками.
Эти сладостные мгновения могли продолжаться сколь угодно долго..., но тут ... донеслись веселые звуки голосов других проснувшихся обитателей дома с первого этажа и ароматы еды, приятно взбудораживщие ноздри.
 
Дикарь нехотя встал с постели и взял с полки фиолетовую фигурку женщины. Он долго держал ее в руках, пока камень не стал теплым, постоял еще немного, глубоко вздохнул и спустился вниз в сопровождении четвероногого друга.

Их появление было встречено бурным ликованием. Сидящие за столом наперебой желали Эдду доброго утра и предлагали отведать различные лакомства. Метиолы, к удивлению дикаря среди дружно жующих родственников не было.
- Ах, Микки, проказник, - погрозила пальцем Флоранс, глядя на ушастого зверька, - ты, оказывается, спал вместе с нашим дорогим гостем. А я уж начала волноваться, куда ты пропал.
- Рада, что вы познакомились и уже успели подружиться, - добавила она, кивая Эдду.
Микки бешено завилял хвостом и бросился к Флоранс, а затем по очереди к каждому, кто сидел за столом, повторяя утренний ритуал вылизывания. Ласки, которые, как полагал Эд, должны были предназначаться ему одному, вероломный зверек щедро раздаривал всем присутствующим.
 
Флэмитянин почувствовал неприятный укол в груди, холодок пробежал по спине, солнце на мгновенье померкло, и ясное утро показалось пасмурным и гнетущим. «Предатель», - чуть не закричал дикарь.
Ему была незнакома ревность. Когда он впервые столкнулся с этой разрушительной «болезнью» у Грега, поклонника Метиолы, то посчитал, что у него самого соответствующий участок мозга, отвественный за данное чувство, отсутствует, как впрочем, и еще кое-какие участки мозга, имеющиеся у остальных.
 
Но теперь Эдда охватила дикая злоба, будто кто-то невидимый царапал его изнутри, оголяя нервы, вызывая саднящую боль и ненависть одновременно.
Он уселся за стол, яростно стискивая зубы и кулаки. Желваки на скулах бегали до тех пор, пока предатель Микки не вспрыгнул к нему на колени и не затих там, свернувшись колечком, тихонько полизывая пальцы ревнивца. Жизнь снова приобрела смысл.

***
Когда общий завтрак уже подходил к концу, неожиданно появилась Метиола.
Эд сразу отметил, как она переменилась: яркий румянец пылал на щеках, а глаза сияли искрометным огнем. Неужели заболела? Кажется, в этом доме вспыхивают и горят не только носки…

Но дикарь ошибался.
Девушка поздоровалась со всеми и, как водится, каждого перецеловала. Последним, кто удостоился ее нежностей, оказался флэмитянин. Она непринужденно чмокнула его в щеку, ничем не выделяя среди остальных, будто не было никаких ночных обид, и прошептала ему в самое ухо:
- У меня для тебя есть скромный подарок. Пойдем, погуляем немного.

Эд согласно кивнул.
Они вместе вышли из дома и вновь очутились в запущенном саду, где дикарь тщетно пытался ощутить эфемерное дыхание ночи.
Метиола с таинственным видом раскрыла ладошку и выпустила наружу фиолетовый сноп лучей.
 - Этот камень принесет тебе счастье и удачу. Носи его, пожалуйста, рядом с сердцем, - торжественно произнесла она.
- Ты тоже веришь в амулеты?
- Наверное… Кажется, верю, после сегодняшней ночи.
- А что же произошло ночью?
- Да так… ничего. Потом как-нибудь расскажу.
- Ну, не хочешь говорить, не надо. Только не плачь, пожалуйста, больше. Ладно?
- Я постараюсь. Во многом это будет зависит от тебя.
- А я-то здесь причем? Лучше посмотри, сколько разных камней я насобирал.
Эд вытащил на свет свое ожерелье.
- Красный, желтый, синий, зеленый…, а камня власти так и не нашел.
- Разве власть приносит счастье? Разве в этом заключается твое счастье?!
- А в чем же еще?! Все тебе подчиняются, угождают, а ты имеешь то, что хочешь, и делаешь то, что хочешь.
- А я думаю, что истинное счастье в настоящей любви, - сказала Метиола и густо покраснела.
- Ну, что ты заладила. Любовь, да любовь. Что это за любовь такая, про которую ты все время талдычишь, не понимаю.
И сейчас же усомнился в правоте своих слов и даже их устыдился, вспомнив, как сладко ныло сердце, когда он вдыхал ночной аромат цветов и, когда кружился по комнате с чудесной шкатулкой и, когда обмирал, прижимая к себе Микки, и, когда хотел обнять и расцеловать весь мир. Что-то ведь екало у него тогда внутри. Может, зародилось новое чувство? Как раз то, что эти чудаки называют любовью… Поселилось уже само по себе потихоньку , а он об этом и не догадывается…
Чтобы загладить свою неловкость, флэмитянин начал разглядывать подаренный камешек, который был еще лучистее, чем те образцы, что он видел в комнате Фраско.
- Чудесный камень. По правде сказать, у меня было непреодолимое желание стащить у твоего брата что-нибудь подобное для своей коллекции сегодня ночью. Но я так и не решился - вы же приняли меня, как родного. Я не мог отплатить злом на добро. А скажи, здесь много таких камней?
- Не знаю, где берет их Фраско, только Арахна…, в общем, одна знакомая женщина, говорила, что в излучине реки Чернухи их полным полно. Хочешь, отправимся искать их вместе, прямо сейчас?
- Хочу, - сразу же согласился Эд. – У меня уже вошло в привычку собирать камни в последнее время
Метиола насторожилась и как будто насупилась.
- Ой, извини, кажется, я опять что-то не так сказал. С тобой я готов идти куда угодно, - спохватился дикарь. – Вот, только твой подарок размещу на шнуре… Подождешь немного?
- Конечно. Я могу ждать хоть всю жизнь, - ответила девушка и чуть не не заплакала, теперь уже от счастья.
Она заморгала от смущения, приподняла опухшие веки - их глаза встретились.

***

Как же здорово было идти рука об руку с Метиолой! Ноги шли сами собой, а внутри будто звенели маленькие колокольчики, сопровождая каждый его шаг.
Солнце висело в зените. Тени кучевых облаков медленно ползли по равнине, похожие на белые острова. Впереди показался разноцветный луг, пестревший благоуханными цветами.
- Здесь мы обычно собираем нектар, - сказала девушка.
- Как это?
- А вот так! 
Метиола с хрустом обломила упругий стебель. Капли сока тонкой струйкой потекли в подставленную ладонь.
- Вот, попробуй, как вкусно.
Эд осторожно лизнул сладковатую прозрачную жидкость, коснулся языком теплой ладошки и зажмурился от удовольствия. Его голова вдруг закружилась от терпкого запаха кожи… Ее кожи. Чтобы скрыть свое волнение, он подбежал к высокому растению:
- Дай-ка я сам попробую.
От неловкости он выдернул цветок прямо с корнем, перепачкался влажной землей, сломал нежную чашечку с лепестками и обсыпался душистой пыльцой. Метиола расхохоталась, стряхнула платком пушинки с его пожелтевшего носа. Вторая попытка оказалась более удачной - через минуту Эд уже ловко высасывал сок из кончика обломанного стебля.

Аромат цветов совсем одурманил дикаря, и уходить отсюда рассхотелось. Эд предложил отдохнуть немного и улегся на лужайке. Растения словно по команде приветливо склонили головки в его сторону так, что он мог любоваться и закрытыми бутонами, и распустившимися цветами.
 
Здесь бурлила жизнь крошечных обитателей луга – насекомых. Все вокруг жужжало и стрекотало. Он не удержался и сунул нос в темную атласную сердцевину.
На мохнатом пестике среди пушистых тычинок сидело нечто маленькое, круглое, в веселую крапинку, с двумя торчащими вперед усиками. Эд с опаской дотронулся до него, неизвестно чего ожидая. Шарик взметнулся вверх, помахивая пестрыми крылышками, и опустился ему на голову. Дикарь замер и затаил дыхание.
- Оно все еще здесь?- спросил он девушку, указывая пальцем на свою макушку.
- Да, ей, видно, понравилось там сидеть. Она приняла твою рыжую шевелюру с торчащими во все стороны короткими волосами за большой цветок.
- Она?
- Ты что никогда бабочек не видел?
- Нет. Там, где я вырос и где успел побывать, вообще не росли цветы, тем более, крылатые.
Метиола перевернулась с живота на спину и мечтательно посмотрела в небо. Лучи солнца заиграли в ее счастливых глазах. Она обхватила голову руками, и пряди распущенных волос заструились сквозь пальцы.
- Знаешь, это к счастью. Есть такая примета – если бабочка садится на макушку доброго человека, то приносит ему удачу.
- Разве я добрый? Не замечал. Я причинил окружающим столько горя и зла. Если бы ты узнала всю правду обо мне…
- Конечно, добрый. Жестокость осталась в прошлом. Ты еще сам себя толком не знаешь и не подозреваешь, что творится в твоей душе. Вот и Микки тебя сразу признал и полюбил. Животные всегда доброту чувствуют. И я лю…То есть, я хотела сказать, что ты – замечательный, и мне нет никакого дела до твоей предыдущей жизни.

Эд не стал разубеждать Метиолу. Он впервые смотрел на нее другими глазами. Девушка была не только красива, умна и нежна. Кажется, она понимала его, была единственной, кто попытался, кто сумел его понять. И она принимала его таким, какой он есть, принимала со всеми его недостатками. И, главное - искренне верила в то, что в нем произошли перемены к лучшему. Как он был благодарен за это сейчас!
Дикарь неловко поцеловал ее в щеку и пробормотал смущенно:
- Может, ты и права. Права, в том, что я себя не знаю и не понимаю. Со мной все время что-то происходит необычайное, после чего я становлюсь другим. Вот, и сейчас я чувствую, что меня и тебя…, нас ждет впереди что-то удивительное…, что мы стоим на пороге…

Эд осторожно взмахнул рукой, чтобы не задеть крылышки, по-прежнему сидящего на его голове насекомого. Оно запорхало в воздухе, мгновение повисело неподвижно, а потом, взлетев по спирали, набрало высоту и исчезло.
- Пора и нам двигаться дальше, пока ты сам не превратился в бабочку, - пошутила Метиола.
 
***
Цветочные поляны остались позади. Влюбленные легко миновали кудрявый подлесок и светлую рощу с редкими деревьями, крепко держась за руки. Их сплетенные пальцы подрагивали, посылая невидимые импульсы в разгоряченные сердца.
Время от времени они останавливались, с нежностью смотрели друг на друга, и вновь продолжали путь. Никто не решался проронить ни звука. Им не нужны были слова, чувства сквозили в их сияющих глазах.

Неглубокие овраги теперь чередовались с крутыми балками, Затем их сменили каменистые ложбины. Потянуло сыростью и прохладой.
Река в Долине полностью оправдывала свое мрачное название - вода в ней казалась совсем черной из-за слоя темного ила на дне. Она извивалась, словно длинная гибкая лента, своим видом напоминая ядовитую змею, сверкающую на солнце.
- Пойдем лучше в сторону хвоста. Хвост гадюки не укусит, - сказала Метиола, указывая на тонкую извилистую часть речки, инстинктивно прижимаясь к Эдду.

Незаметно сгустились сумерки, сиреневый туман поплыл над рекой, смягчая и размывая ее змеиные очертания. Эд и Метиола уселись, на берегу, обнявшись, отдавая тепло друг другу.

Первый поцелуй был легким, почти детским. Дикарь неумело ткнулся губами куда-то в нос Метиолы. Горячая волна внезапно подкатила к их сердцам, затуманила рассудок и погрузила в таинственную и томную сласть.
Он чувствовал, как черпает невиданную силу в каждом изгибе тела возлюбленной, как поднимается и опускается ее грудь, как бьется ее сердце, как щекочут лицо ее шелковистые волосы. Он ощущал запах ее кожи.
Руки девушки обвивали его сильную шею, а губы становились мягче и открывались под натиском его жесткого рта. Казалось непостижимым, откуда шершавые губы, никогда не знавшие поцелуев, так быстро нашли путь к нежным губам. Но сейчас он не хотел ни о чем думать, забыв обо всем на свете. Дикарь впитывал в себя еле слышный звук опьяняющего прерывистого дыхания. Ему хотелось овладеть каждой клеткой волнующего тела и сделать навсегда своей.
 
Вместе с шепотом, поцелуями и прикосновениями их тела приготовились к самому острому из наслаждений. А когда блаженство взяло верх, обоих затопил прилив сумасшедшей радости. Долина Сиреневого Тумана поглотила их крики, вызванные великой вибрацией любви.
 
Нежность заполонила сердца, связала их накрепко невидимыми нитями. Метиола тихо вздохнула и закрыла глаза.
Эд боялся пошевельнуться и произнести хоть слово. Он страшился ее слез, страшился причинить боль, и смотрел, как лунный свет падает на струящиеся пряди волос, сомкнутые трепетные веки, и думал, что больше никогда не расстанется с нею.
 
Одинокая слеза умиления скользнула по щеке и мгновенно его отрезвила.
Слизняк! Какая-то самка возымела надо мной такую власть! - вдруг ужаснулся он своей слабости. Надо вырвать Метиолу из сердца, выбросить, забыть. «Вон, вон отсюда!» - яростно начал повторять дикарь, мысленно изгоняя оттуда девушку.
Любовь только родилась, а он уже готов был ее убить и похоронить. Нет! Нет! Нужно бежать, бежать самому, иначе она меня ни за что не отпустит...
Но не смог...
Любовь пришла ниоткуда и поглотила его целиком. Она была не логична, не осязаема, и сопротивляться ей было бесполезно. Невидимый противник, которого нельзя победить. От нахлынувшего чувства нельзя было убежать или отречься, а за побег придется дорого заплатить - искуплением может стать только смерть.
Нет, он не будет бежать от любви и не будет ее прогонять. Она придаст ему силы, сделает его иным и принесет долгожданное счастье.
Долгая борьба с самим собою закончилась.


***

Эд и Метиола поселились в маленьком ничейном домике на окраине поселения. Прежние хозяева умерли, не оставив после себя детей, и скромное жилище, походившее на полуразрушенную лачугу, пустовало в ожидании какой-нибудь влюбленной пары, которая пожелала бы найти здесь временный приют.
Но молодые были так счастливы вместе, что не замечали ни прохудившейся крыши, ни кривых стен, ни подгнившего пола. Днями и ночами они не вылезали из постели, щедро одаривая друг друга бурными ласками, не в силах оторваться и расстаться хотя бы на мгновение.
 
Лишь изредка они выбирались из своей утлой хибары, чтобы пополнить запасы еды и отправлялись на цветастый луг за нектаром и патокой, где их снова подстерегала оглушительная, непреодолимая страсть.

Однажды ночью Эд проснулся от крупных капель дождя, падающих сквозь отверстие в кровле прямо на голову. Метиола тоже приоткрыла сонные глаза, слегка ежась от холода, и еще теснее прижалась к мужу.
- Надо срочно заняться ремонтом крыши. А еще лучше - построить новый дом, - бодро проговорил дикарь и резво вскочил с кровати.
- Ты что, ночью строить собрался? До утра потерпеть не можешь? – засмеялась Метиола.
- До утра ты совсем замерзнешь. Смотри, кожа у тебя в пупырышках от холода. Должен же я о тебе заботиться. Думаешь,  не сумею? Еще как сумею! Я пока у джемитов жил, многому научился – и как бревна класть, и как стропила ставить, и как кровлю крыть. Такой дом отгрохаю, будешь жить в деревянном дворце, словно королева! И сад приведу в порядок, и дорожки сделаю. А то на вашем Зачарованном Острове обленился совсем, а теперь вдруг понял – соскучился без работы.
- Ложись лучше спать...
- А хочешь, каменные палаты? Мне это тоже под силу. Водопровод могу прямо в дом провести.
- Верю, верю, что ты все умеешь. Ты – самый лучший на всем белом свете. А теперь иди ко мне, обними и согрей меня жаркими поцелуями. Дождь сейчас прекратится, в это время года осадки не долги. А до холодов еще далеко, успеется и крышу починить, и дом построить.

С потолка действительно перестало капать. Через дырки в крыше снова загадочно улыбались звезды. Эд прогнал от себя всякие мысли о ремонте и с жадностью набросился на жену, осыпая горячими ласками, и ощутил, как согревается и разгорается в порыве страсти ее кожа.

Утро встретило их привычным теплом и светом. Починку кровли решено было отложить до лучших времен. И вскоре эта идея в пылу бесконечных любовных утех и вовсе была забыта.

***
С рождением Мелиссы их безмятежная жизнь наполнилась новой радостью. До сих пор дикарю казалось, что наступил какой-то предел, и еще счастливее уже быть нельзя.
Но он заблуждался. Крохотные пальчики, узенькие пяточки и курносый нос дочери приводили флэмитянина в такой неописуемый восторг, что казалось, у него переклинивают и совсем перестают работать мозги, а сердце замирает и перестает биться.
Он часами сидел возле колыбельки, любуясь своим творением, первым вставал ночью, едва заслышав плач дочки.
Эд выбрал для нее особенное, «душистое» имя цветка, приносящего умиротворение и покой, как дыхание ночи.

Мелисса с первых дней научилась узнавать отца, ему одному улыбаться и хватать ручонками за рыжую бороду, к тому времени уже изрядно отросшую.
Дикарь довольно хохотал и нарочно щекотал девочку колючими волосками, вызывая ответный заливистый смех, и украдкой смахивал непрошеную слезу, пока никто не видел. Сейчас казалось непостижимым, что раньше он мечтал лишь о сыновьях - суровых воинах-ратоборцах. Девочка считалась несчастьем и проклятьем в его родной Флэймии.
 

Глава 6.
«Калейдоскоп смерти – Серая паутина» 

Эд давно уже не видел никаких снов.
А тут вдруг они обрушились на него целой лавиной. Цветные и красочные, они будоражили воображение и наполняли сердце беспричинной тревогой.
По ночам к нему являлась то Смагда со своим выводком, то Йоно, то Скиталец с Дариной.
 
Сестры Ив и Дея тоже не оставляли его в покое. Они протягивали руки, словно просили отдать им частицу своей любви.
Были и такие видения, когда в мертвой, застывшей тьме он снова чувствовал себя предметом научного опыта и ощущал прикосновение холодных инструментов - кровожадная девушка добралась-таки до основания его черепа и выуживала оттуда вожделенную информацию.
Нелепые, неотвязные сны, после которых голову наливало свинцовой тяжестью, повторялись все чаще. Проснувшись, он всячески пытался забыть увиденное, стараясь думать о Метиоле.

Иногда ему казалось, что его любовь – это слабость, которой он стыдился, иногда – подарок судьбы. Временами холодок пробегал по спине, окутывая тело противной дрожью. Ощущение было такое, что в сердце сквозь незакрытый клапан проник нечаянный сквозняк и выстудил все внутри.
 
Дикарь лежал часами в темноте, уныло перебирал и ворошил обрывки своего прошлого. Мысли уходили далеко и текли в разных направлениях. Из-за бессонницы приходилось вспоминать и то, что давно хотелось забыть.
Вновь и вновь он возвращался к тому, с чего начал. Огненный диск, зеленая листва, синие волны прокручивались в мозгу, отчего охватывали приступы неизъяснимой тоски.
 
Эд не мог заснуть до утра, блуждая среди воспаленных извилин, по закоулкам своей назойливой памяти.
В такие минуты он лежал тихо, уставившись в дырявый потолок, сквозь который временами сочилась вода.
Обветшалая крыша готова была рухнуть в любой момент и держалась только благодаря таинственной силе взаимного притяжения старых досок, будто связанных друг с другом странным духом объединения. И тогда он неизбежно вспоминал о ее починке.

В голову лезли и другие несделанные хозяйственные дела и невыполненные обещания, окончательно выселяя из сердца Метиолу и малютку Мелиссу. Ему казалось, что любовь к жене и дочери теперь граничит с равнодушием и превратилась в некое состояние ума, основанное лишь на желании быть полезным и нужным.

Порой дикарь вдруг чувствовал, что попал в западню, искал и не находил из нее выхода. Если бы кто-нибудь в тот момент спросил, что происходит, он не смог бы выдавить из себя ни слова.
Он спал урывками, будто кто-то все время выхватывал его из состояния дремы. Его тело сотрясали судороги, а когда бешено колотящееся сердце возвращалось к обычному ритму, Эд тихонько прижимал к себе жену, смертельно усталый.

Каждый последующий день в точности повторялся и был похож на предыдущий. На смену ярким краскам прежней беспечной жизни пришли серые будни.
Целыми днями Эд просиживал дома. Даже душистый цветочный луг его больше прельщал и не вызывал чувства былого вожделения, которое он испытывал всякий раз, когда приходил сюда с Метиолой.

Теперь жена сновала, как челнок, разрываясь между ним, дочерью и домашними делами. Эд чувствовал, что состояние апатии не может тянуться бесконечно долго, и нужно было что-то изменить и поломать в их семейных отношениях. Внести какую-то свежую струю. Но он отбрасывал даже мысль о какой-нибудь перемене и не был способен принять какое-либо решение.
Метиола, казалось, не замечала охлаждения и старалась еще больше ему угодить, что вызывало лишь негативную ответную реакцию. Между ними установилось негласное неустойчивое равновесие, которое могло вот-вот рухнуть, как и пресловутая обветшалая крыша, и дикаря не покидало предчувствие надвигающихся потрясений.

***
Вяло ползли одинаковые поблекшие дни. Эд ласкал и целовал жену без прежнего пыла и ощущал, что она ему безразлична. Хрупкое чувство любви оказалось таким же шатким, как и дом, в котором проживали супруги.
Иногда по ночам он исподтишка приглядывался к жене и все еще надеялся увидеть что-нибудь новое, открыть другие незнакомые черты, но ничего не находил.
В кромешной тьме он мог забыться на какое-то мгновение и почувствовать себя свободным. Но это была лишь кратковременная отсрочка - грядущий день сулил обернуться такой же серой скукой.
 
Временами он снимал с себя ожерелье, смотрел на разноцветные камни и мечтал о новых мирах и приключениях. Его вновь тянуло в неизведанные дали, и он готов был перемещаться куда угодно, лишь бы убежать от так называемого безмятежного счастья. Однако безучастные камни не хотели ему в этом помочь.

Как-то раз дикарь пробудился в холодном поту - синие глаза Ив, прекрасные, но бездушные, пытались заманить его в промозглую морскую пучину, где он едва не околел от стужи. Там, на дне он чуть не растерял последние искры своих горячих чувств, с таким трудом приобретенных и накопленных.
Очнувшись от леденящего душу кошмара, Эд приподнялся на локте. Рядом беспокойно ворочалась на старой перине Метиола. Залатанная простыня на брачном ложе сбилась комком.
Дикарь потянул за ветхий край, который тут же треснул в его руке. Сбросив на пол рваные лохмотья, Эд попытался расправить образовавший горб. Но теперь вместо одного - на кровати возвышались целых два. Он кое-как примостился между ними, в «ложбине», и провалился в тяжелый сон.

***
Наутро дикарь вдруг почувствовал солоноватый привкус во рту и понял, что ему страстно хочется мяса. Желание было таким острым, что у него закружилась голова.
Он сел на постели, постепенно освобождаясь от ночного кошмара, который все еще, как пресс, давил на него, и снова лег, распластавшись между горбами.
Метиола тоже проснулась и с удовольствием вдохнула крепкий соленый запах здорового мужского тела. Она, как обычно, приветствовала Эдда долгим поцелуем, что совсем не доставило былой радости дикарю.
- Ну, что ты сразу лезешь со своими нежностями, будто дня впереди не будет, - осадил он жену и от злости укусил себя за палец.
Заметив на столе чашу, полную патоки, дикарь продолжил ворчание:
- Опостылела мне эта еда, тошнит уже от сладости.
- Не хочешь – не ешь. Только в доме ничего другого нет, разве что нектара немного осталось.
- Нектар тоже надоел! А мед и предлагать мне не смей!
- Ничего, проголодаешься – мигом все съешь.
- Ни за что не буду, лучше умру, - упрямился Эд.
- Ладно, так и быть, сварю тебе кашку.

Метиола сощурилась, от чего стала похожа на кошку, и растянула губы, будто хотела мурлыкнуть, но смотрела на него непривычно жестко, без тени улыбки.

- Кашку?! Такую же противную, как когда то приготовила твоя несравненная бабушка? Не забудь только положить порошок от запоров для остроты ощущений, чтобы жизнь не казалась такой пресной!
- Чем же милая Флоранс тебе не угодила?
- А мне и не нужно угождать! – взъерепенился дикарь. – Осточертели ваши бесконечные слюни - поцелуйчики и обнимания. Будто других дел у вас нет.
- Ах вот, как?
- Да так. Хоть бы в доме прибрала. Вон, сколько грязи накопилось. Ты во всем – истинная внучка своей бабушки!
- Это в чем же? – теряла терпение Метиола.
- А ты на фартук свой погляди, сразу поймешь. Наверное, ты с ней соревнуешься… по количеству пятен.

***
Он сидел в углу целый день. До тех пор, пока не сгустилась полная темнота – спутница мрачных мыслей. И чем дольше он думал о Метиоле, тем больше ее ненавидел, и тешил себя кровожадными мыслями. Теперь ему казалось, что он создан для убийства – замкнутый, угрюмый, все еще таящийся дикарь.

В тревожном предчувствии Метиола подошла к мужу и провела ладонью по его щеке. Каждая линия на лице была знакома, и легкое прикосновение вернуло несчастной женщине утраченный душевный покой. Ее пальцы ощутили глубокие следы мучений, давно пережитых, преодоленных, и новых, испытанных только что, или вернувшихся вновь. Сердце ее переполнилось нежностью. Она наклонилась над ним так низко, что Эд почувствовал ее горячее дыхание.
 - И долго ты будешь так сидеть?- спросила Метиола совсем тихо, будто боялась услышать звука своего голоса.

***

Они смотрели друг на друга в абсолютном молчании. Их разделяла всего лишь комната, но все равно, что пропасть.
Дикарь молчал, и из этого молчания родилось нечто, от чего холодом свело скулы. Ему хотелось наорать на нее, сказать, как он ее ненавидит, что хотел убить. Но он молчал, теперь уже притворяясь, что готов все забыть.
Метиола положила руку ему на плечо. Эд не посмел ее стряхнуть. Еще миг - и невысказанное могло исчезнуть, и оба продолжали бы вести себя так, словно между ними вообще ничего не происходило.
Она уткнулась лицом в его широкую грудь. Дикарь привлек женщину к себе, прижался к губам.
Внутри забурлило желание, уничтожая в потоке все, кроме мысли о том, что чувство любви еще сохранилось.
Он ведь столько времени собирал семена счастья, скитался по разным мирам, а сейчас взял, и чуть было бездумно не выбросил их на ветер.
***

Он как раз собирался уйти из дома, хоть на часок... Чтобы подумать о бренности существования в тишине (у Мелиссы резались зубки - уши разрывало от ее истошного крика, а стены дома трещали), но замешкался в проеме двери, почувствовав колючий неприязненный взгляд.
За спиной стояла Метиола с плачущей дочкой на руках.
- Ты куда это собрался, муженек?
Эд обернулся и зацепился рукавом о косяк. На нем был все тот же, некогда сияющий, а теперь забрызганный грязью, серебристый комбинезон. На локте образовалась очередная прореха.
Дикарь со злостью оторвал кусок обтрепанной ткани и бросил его на пол.
- Вот! Моя одежда лишь на тряпки и годится! По крайней мере, будет, чем полы протирать. Ну, а мне при такой жене, видимо, скоро придется ходить голышом...
- Ничего, тебе ведь не привыкать, а у нас на Острове - вечное лето. Не замерзнешь.
- А по ночам проливные дожди... Кости от сырости ломит.
- Ничего, я тебе суставы медом намажу.
- Медом?! Да я его терпеть уже не могу, ни в каком виде! Тут с ума можно сойти от приторной сладости, тоски и скуки. Займусь лучше делом, пока крыша не рухнула.
- Раз до сих пор не обрушилась, значит, долго простоит, - невозмутимо парировала Метиола, сделав вид, что ничего не расслышала насчет мытья полов.
- А ты, ты больше меня не любишь? – вдруг спросила она, запинаясь на каждом слове.
- С чего ты взяла?
- Я последнее время чувствую твое охлаждение...

Нежное лицо Метиолы застыло мертвой тяжелой маской. Она положила дочь на порог и разразилась рыданиями.
Ее горькие слезы и отрывистые всхлипы разбили корку, образовавшуюся у него внутри. Внезапно снова захотелось, как прежде, прижать жену к себе изо всех сил, утешить, целовать ее мокрые соленые пальцы и просить прощения...
Но он сдержался - не мог больше ничего сказать и ничего сделать. Не мог привести в порядок мысли и натянутые, как струны, нервы. Он снова стал прежним дикарем. Стоял, как бревно, с чужими задеревеневшими руками.
Эд взглянул в лицо опостыевшей жены: открытые газа смотрели сквозь него без всякого выражения. Под тонкой кожей на виске нервно пульсировала сиреневая жилка.

- Все! Я ухожу! Счастливо оставаться!
- Да иди, куда хочешь... Мелиссу только с собой забери...

Он нехотя взял дочку на руки и бросился вон. Бедняжка снова захныкала от боли.
На крыльце Эд запихнул девочку подмышку, словно ненужный куль, неловко пережав тонкую детскую шейку.

Воцарилась мертвая тишина. В глазах у него зарябило, серая липкая масса заползла под веки. Краски вокруг потускнели, формы потеряли четкость, словно их размыло водой. Через мгновенье плотная пелена застлала глазницы, и свет померк.

***

Кругом было по-прежнему тихо. Сквозь серое марево Эд с трудом различил мрачную стену, возвышавшуюся в нескольких шагах от него.
Каменная кладка была настолько высокой, что, казалось, уходила вникуда. Во всяком случае, лежа на спине, он никак не мог определить, где же она заканчивается.
Дикарь встал и подошел к стене вплотную. Его руки наткнулись на шершавый булыжник, уложенный кое-как и выступающий уродливыми буграми. Местами камень затянула паутина и облепила серая, словно присыпанная пеплом, плесень.

Плесень повсюду соседствовала с бурым лишайником, который пробивался через расселины. Растение по виду напоминало рыхлые клубки нитей. Эд с легкостью выдрал с корнем несколько кустиков и просунул руку между камнями как можно глубже, чтобы проверить прочность конструкции.
Несмотря на кажущуюся хлипкость и небрежность кладки, пальцы уперлись в непробиваемую толщу. Интересно, откуда во дворе взялась эта твердыня?
Дикарь стал перемещаться вдоль стены, с удивлением отмечая, что нет ей ни конца, ни края.
Спустя какое-то время он вдруг понял, что передвигался по очень большому кругу и теперь очутился в той же самой точке, с которой начал свое перемещение. Об этом красноречиво свидетельствовали вырванные им пучки лишайника.
Похоже, он очутился на дне гигантского широченного колодца.Только, как он сюда попал? И как мог не почувствовать падения и удара? Объяснение не находилось. И он решил больше об этом не думать.
Нечего беспокоиться - его обязательно хватятся, любящая Метиола организует поиски, а ее верные друзья его найдут и спасут. А пока можно немного отдохнуть без забот и хлопот. По крайней мере, здесь не слышно визга и плача противной девчонки.

Эд беспечно улегся на серые камни. Его охватило небывалое чувство свободы. Здесь в одиночестве он мог забыть о Метиоле, мог изгнать ее образ из сердца и оборвать все связывающие с ней нити. Сейчас он жаждал свободы, пусть временной, но свободы.
Вскоре он задремал. Мозг больше не мучили кошмары, в черепной коробке было так пусто, словно кто-то вымел все мысли, оставив лишь ровный слой пыли на стенках.

***
Дикарь проснулся от ощущения затхлости.
Пахло прелью и плесенью. Сколько же он проспал? День? Ночь? Сумерки. Вечные сумерки - вот, что его окружало. Ни предрассветной розовой полоски, ни лучика солнца, ни бархатного неба, усеянного звездами.
Зато было спокойно, и никто не мешал. А главное - можно думать, о чем захочется и немного поскучать. Мозг в холоде отлично работает. Или, на худой конец, просто камешки посчитать.
Раз, два, три, раз, два, три, раз, два три, раз, два, три...
Одинаковые серые точки и крапинки сбивали со счета. Он пытался сосредоточиться и снова начать. Раз, два, три, раз, два, три, раз, два три, раз, два, три…

***
На следующий день случилось невероятное - Эдду наскучила скука, и осточертел монотонный подсчет камней. А помощь так и не появилась.
И тогда он полез вверх по отвесной стене. Камни скользили под подошвами, будто смазанные жиром. После нескольких неудачных попыток дикарь оставил эту затею.
Сидеть на пропитанной влагой почве было еще хуже - он начал ощущать сырость даже в собственных печенках.
Спустя еще какое-то время Эд обнаружил, что руки покрылись серым налетом, а тело подернулось странным пушком. Кажется, начинаю плесневеть, в ужасе подумал дикарь.
Он принялся яростно стряхивать с себя ворсинки, но коварный враг уже проник, въелся под кожу, на которой отчетливо проступали серые пятна.
Эд втянул в себя влажный воздух, судорожно сглотнул и поперхнулся мокрым грудным кашлем. Стало трудно дышать. Казалось, легкие опутала и сковала плотная паутина. Не зная, что предпринять, он в отчаянии, возобновил бессмысленное хождение по кругу вдоль нескончаемой стены.

Вдруг он наткнулся на груду покрытых слизью серых валунов, которые при первичном осмотре почему-то остались незамеченными. Вот и средство спасения! Можно попробовать поставить их друг на друга вроде лестницы.
Первый камень подтащить было нетрудно. Второй он тоже подкатил с легкостью и взгромоздил на первый. С третьим же пришлось повозиться. Он будто врос в землю, и Эд долго не мог его своротить.
На месте сдвинутого валуна образовалась ямка, внутри которой дикарь заметил шевеление, словно кто-то старательно разгребал почву. Спустя мгновение на поверхность вылезло отвратительное на вид паукообразное насекомое.
В скалах Огненной Земли тоже водились такие, только те были крохотные, рыжие и мохнатые. Эд ради забавы не раз запускал их сожительнице Смагде за шиворот.
Здешний паук был размером с кулак, пыльного серого цвета с тонкими полупрозрачными, лишенными ворсинок лапками. Три его глаза презрительно уставились на Эдда.

Он наклонился, чтобы поближе рассмотреть, но насекомому «игра в гляделки», похоже, не понравилась. Паук подпрыгнул и выпустил струйку едкой жидкости Эдду в лицо.
Страшная боль согнула его пополам. Было трудно дышать - каждый глоток воздуха словно огнем прожигал трахею. Пока дикарь протирал невидящие, слезящиеся глаза, паук успел улизнуть, а напротив уже сидела новая тварь, чем-то напоминающая крысу...

Длинный голый хвост обвивал ее жирное тело, в котором утопала крошечная оплывшая морда.
Животное, оскалив пасть, нахально вспрыгнуло ему прямо на ногу. Острые зубы впились в лодыжку.
Эд не ждал нападения и не сразу сумел стряхнуть с себя мерзкого грызуна. Ему удалось ухватиться за скользкий хвост и отбросить животное подальше, на груду валунов. Оно с пронзительным писком исчезло среди камней.

Затем Эд осмотрел рану – в образовавшемся углублении пенилась вытекающая кровь напополам с пузырящейся разъедающей слизью. Он принялся дуть на пораженное место и прикладывать прохладные камни. Кровотечение немного уменьшилось, однако ступня начала отекать, а на месте ямки образовалась опухоль. Вздутие росло на глазах, пока не лопнуло. Боль прекратилась, и Эд вздохнул с облегчением.

Однако радоваться пришлось не долго - за спиной раздалось подозрительное шуршание, переходящее в скрежет.
Эд обернулся - сотни огней поблескивали в сумерках между камней. «Да ведь это крысиные глаза!», - с ужасом подумал дикарь. Укусившая его тварь вернулась, пригласив на пиршество своих собратьев - крысогрызов. И теперь они выжидали, чтобы напасть всем скопом.
Огоньки угрожающе приближались. Эд все больше вжимался в каменную кладку, как будто она могла его защитить.
Внезапно его мозг поразила жуткая догадка, гораздо худшая, чем мысль быть съеденным без остатка. Его сожрут не просто дикие твари, а разумные существа – население этого серго и безликого мира, которое встало на защиту своей территории от чужака.
Он явственно «читал» это в озлобленных глазах, словно мог расшифровывать посылаемые крысогрызами импульсы. Он вторгся в чужие пределы, он растаскивал камни, тем самым разрушая их жилища. Он посягнул на их покой, и расплата сейчас наступит.

А что если к грызокрысам присоединятся и другие обитатели здешних мест - ядовитые пауки? Они набросятся и обольют его вонючей «пекучкой», а острозубые твари разорвут на части его несчастное тело, щедро политое липким «соусом».
Трехглазые твари не заставили себя долго ждать и высыпали дружной кучкой. Теперь Эд находился меж «двух огней» - воинствующих обитателей серого мира.

Серый мир! И как он сразу не догадался - новая, неизведанная территория, иная планета! А каменная стена – это граница, отделяющая его от других миров.

Грызокрысы и пауки приближались с обеих сторон. Он чувствовал своей кожей миллионы зловонных дыханий. Острые когти уже коснулись комбинезона на груди. Больше рассуждать было некогда, и Эд бросился к трем валунам, уложенным друг на друга.
Ретивые грызокрысы кусали его за пятки. Он нелепо подпрыгивал, пытаясь ухватиться пальцами за уступы, и мысленно начал прощаться с Метиолой. Ее образ, как наяву, возник перед глазами и вдохнул жизнь.
Эд протягивал руки, прижимал жену к себе. Его губы не ее шее, его руки на ее груди. И его шепот: «Метиола, любимая …».
Он продолжал яростно царапать твердые камни, невзирая на боль и кровь под обломанными ногтями. Внезапно его пальцы почувствовали пустоту, словно прошли сквозь толщу стены.
 

Глава 7.
«Калейдоскоп смерти – Черная Мгла»
 
- Бедная девочка, бедная девочка, - шептала Арахна, в очередной раз заглядывая в «зеркало судьбы», в надежде увидеть там что-нибудь другое, более утешительное. Но застывшая в чане вода показывала одно и тоже.

Старая женщина, давно потерявшая всех близких, очерствела душой и жила уединенно. Но она и не нуждалась ни в чьей заботе, ни в ласке. Обитатели Острова почти забыли, а иные из молодежи – и не подозревали о ее существовании. А несчастная Метиола вдруг напомнила юность. Безоглядная любовь девушки и вера в волшебство тронули старушечье сердце.
Изо дня в день упрямая «колдунья» чертила магические круги, произносила заклятья и спускалась в потусторонние миры, пытаясь предотвратить неотвратимое.
Но..., ни гаданья, ни город мертвых, ни древо жизни, ни сакральные мантры не давали подсказки. Напрасно призывала она священных сефиротов на помощь. Все было тщетно и магия была бессильна. А может, забылись и перепутались заклинания...?

Наконец, Арахна решилась на последнее средство и извлекла из-под завалов ведьминых атрибутов толстую старинную книгу, доставшуюся ей от прапрабабушки. Страницы оказались покрыты вековой пылью и наполовину истлели, а фиолетовые чернила выцвели настолько, что с трудом можно было разобрать лишь несколько слов на линялых строчках. Последовательность действий в общих чертах была все же понятна, и старая женщина пошла на риск.

Она сбросила с себя ритуальный балахон, с которым не расставалась последние годы даже во сне, и осталась в одной ночной сорочке, явившей взору набухшие вены на тощих руках и ногах.
Прежде ее капюшон скрывал розовые проплешины на голове, теперь же они обнажились и блестели в красном отсвете очага, как свежие раны среди редких волос. Лысый череп с выпирающими буграми являл собой страшное зрелище – он выглядел как большой, покрытый родимыми пятнами, камень.
Арахна сбрила жалкие остатки некогда пышной шевелюры, а срезанные седые пряди уложила в почерневший от времени чугунок. Затем присыпала сверху крошевом из чернильных камней и жжеными перьями мудрой совы.
По рецепту полагался еще толченый порошок из высушенного хвоста летучей белки. За ним пришлось лезть на корточках под кровать, но и это препятствие колдунья, не смотря на больные суставы, тоже преодолела.
Полученную смесь она пропитала в выдержанном яде гремучки, добыть который даже опытной ведьме было непросто. Змея выползала из вязкого ила реки лишь раз в году, на новолуние. Однако предусмотрительная женщина опять оказалась на высоте, и ее так и распирало от гордости, что она сумела позаботиться об этом заранее.

Когда адская «сборная солянка» была готова, Арахна, пробормотав заклятья, подожгла лучиной сухое содержимое чугунка.
Огненное зарево осветило скудное убранство жилища, где незатейливые пожитки соседствовали с костями умерших животных, пучками трав, всевозможными склянками, камнями и прочими предметами оккультной магии.
Глаза старухи засияли безумным огнем. Она была довольна –нашлись и нужные снадобья, и яд под рукой оказался. Оставался сущий пустяк – развеять полученный пепел.

***
Арахна вышла на крыльцо и начала осторожно спускаться по шаткому настилу к реке, крепко прижимая драгоценную ношу к груди.
Последняя утлая жердочка вдруг хрустнула под ступней, и старушка, теряя равновесие, уронила чугунок прямо в воду. Лишь несколько частичек золы успел подхватить и подбросить вверх легкий ветер. От его дуновения тонкая струйка пепла закружилась и исчезла в облаках. А незадачливая колдунья с тоской смотрела, как злосчастный котелок медленно идет на дно, и омут поглощает «магическую заправку».

Внезапно налетел холодный свистящий ветер, пушистые облака потемнели, набрякли и сбились в черные тучи. Солнце уже склонилось к горизонту, и в его багряном свете возник клубящийся шар фиолетового цвета, от вида которого кровь застыла в жилах.
Бурное загадочное движение внутри вращающейся громады навевало суеверный ужас. Неужели горстка пепла, улетевшая в небо, могла создать такое чудовище?
Низкие горизонтальные лучи предзакатного солнца высвечивали в центре беспрерывно мелькающие вспышки, будто там кружились целые рои сверкающих темно-сиреневых кристаллов.

Грозовая махина низко опустилась над ущельем, проползла над домом, едва не задев макушку несчастной Арахны, оцепеневшей на мостике.
Когда солнце уже совсем опустилось, туча вдруг съежилась, а из ее недр высунулся вниз расширяющийся к низу «хвост» гигантской воронки, которая то вздувалась, как огромный пузырь, то сжималась.
Вдруг он втянулся обратно в тучу, которая вертикально пошла вверх, неистово закружилась и распалась на множество черных облаков.
Внезапно пурпурный свет заката исчез, будто его задули. Несколько разрядов пронзили воздух, и над долиной прокатилось эхо громовых раскатов. Облака, соединились и проникли друг в друга, образуя сплошной черный туман, раскинувшийся на всю ширину ущелья. Мглу время от времени прорезали огненные нити молний.

Наконец, отвесно захлестал проливной дождь. Он был такой силы, что колдунья не могла сдвинуться с места, окруженная со всех сторон мощной водяной стеной.
Не успела она опомниться, как на смену ливню пришел крупный град. Он прыгал, скакал и разбрызгивал все вокруг. Хлесткие удары оставляли глубокие отметины на хлипком жилище и полуобнаженном теле несчастной женщины, едва прикрытом тонкой рубашкой.
Крупная градина угодила старухе прямо в глаз. Поток слез и мгновенно образовавшийся отек сделали ее наполовину слепой. Теперь она напряженно вглядывалась в темноту и смотрела на окружающий хаос вполглаза.
Но худшее ждало впереди и, было бы лучше, если бы она лишилась обоих глаз, чтобы не видеть последующего за дождем и градом кошмара.

Ровно в том месте, куда угодил чугунок, образовался крутящийся столб, который поднимался со дна и вырывался наружу, разбрасывая вокруг обжигающие капли. Вращающийся смерч устремился вверх – на «помощь» к темным, уже иссякающим тучам.

Три стихии - дождь, град и смерч, вопреки всем законам природы объединились и слились, подпитывая друг друга колдовской влагой. От нового напора воды тучи опять зашевелились, извергая мощные струи, падающие на землю с оглушительным свистом.

Теперь смертоносные фонтаны били и сверху, и снизу, бедную женщину окутали клубы водяной пыли. Однако и этого разбушевавшимся магическим силам показалось мало...

Ураган навалился на шаткий домик и «отгрыз» половину крыши, а затем принялся с хрустом поглощать непрочные стены. В воздухе понеслись гнилые доски, убогий старушечий скарб, какие-то банки. В вихре обломков Арахна ничего уже не могла различить. Когда в лицо ударила раскрошенная щепа, стало понятно, что от дома больше ничего не осталось.

Крученый столб извивался, как черная змея, которой молнией прижгли хвост. Он надвигался неумолимо. Из последних сил Арахна цеплялась за поручни мостика, но смерч вырвал их с корнем. Упругий жгут схватил ее, словно пушинку, завертел и помчал неизвестно куда.
-Прости меня, девочка…, - сквозь шум донесся ее голос с небес.
Конца трагедии заложница всеобщего хаоса уже не увидела..., хотя дьявольская битва еще не закончилась.

Над ущельем и долиной бушевал двойной ураган, один - бил водоворотом снизу, второй - обрушивался лавиной сверху.
 
Горы, окаймляющие берега реки, принялись оседать и осыпаться. Чернильные оползни устремились в русло. Они постепенно плавились от полыхающего жара, превращаясь в лаву. Ее поток начал пробивать себе дорогу к выходу из ущелья - прямо в долину, угрожая превратить Зачарованный Остров в огненный океан.
На полпути к поселению лавина внезапно остановилась, словно натолкнулась на непредвиденное препятствие. Черные силы зла, порожденные неумелыми колдовскими чарами, иссякли.
Место извержения обнажило ужасающую картину: растрескавшуюся землю, усеянную грудами спекшихся сиреневых кристаллов. Сквозь толщу тьмы в небе пробивался сгусток фиолетового огня.

***
Эд сидел на крутом берегу реки. «Надо же такому присниться? Плесень, пауки, грызокрысы... Вот, что бывает, когда одолевает скука, когда мозг не работает, и руки ничем не заняты.
Он оперся ладонями землю и попытался встать. Острая боль в ноге вернула его в прежнее положение. На щиколотке обнаружились следы зубов и ямка, заполненная засохшей кровью напополам с желтой слизью.
Метки грызунов были на пятках, под коленками и даже на локтях. Значит, это ему не приснилось? Колодец, плесень, пауки, грызокрысы… Все это было на самом деле? И он побывал в Сером Мире? Невероятно!

Дикарь снял с груди ожерелье и стал пересчитывать и пересматривать камни. Красный, желтый, зеленый, синий, фиолетовый – все пять были на месте. И каждый - он знал наперечет.
Только серого среди них нет, и никогда не было. Допустим, фиолетовый - вернул его сейчас обратно. Тогда серый - должен был забросить ТУДА? Однако серого камня - нет! Как же, нет? Серые будни, серые мысли. Все краски поблекли, его чувства затерлись и тоже стали серыми.
Значит, не камни, а чувства управляли всем его существом, захватывали его целиком, поглощали и перемещали, словно пушинку, куда хотели, и делали с ним, что хотели.
 
Он искал власти, уповал на магическую силу камней, дающую эту власть, а, оказывается, сам попадал в ловушку разнообразных чувств и эмоций. Он был у них в плену, все время у них в плену...
Частицы каждого камня каким-то непостижимым образом проникали в его организм, в его кровь, в его плоть, давали толчок и рождали новое чувство, которое, появившись, сначала преобладало, порабощало его, а потом исчезало.
 
Он думал, что собирает разноцветные камни, а на самом деле нанизывал новые чувства на невидимый стержень своей души. Затем необузданные эмоции множились, делились и смешивались, давая новую гамму и разнообразные оттенки. Они вступали в единоборство, воевали друг с другом, мирились и ссорились. И все это происходило без его участия... Он был не подвластен самому себе...
 
Однополярные миры воспроизводило его чудовищное подсознание. Он сопротивлялся, сопротивлялся, как мог в те моменты, когда чувства переполняли. Вот, и сейчас он просто устал от любви, пресытился ею, был замучен ею, а в ответ его мозг создал новое серое чувство.

Не было никакого серого камня. Он сам породил скуку, и он же сумел прогнать ее, призвав на помощь любовь. Она вытащила его из бездонного колодца, разорвала паутину, уничтожила плесень. Однако любовь сама по себе не приходит. Он ее возродил, вновь вызвал. Значит, можно управлять своими чувствами. Надо только как следует захотеть.  Вот теперь в его голове все стало на свои места.

***

По темной воде, чернильного цвета, проплывало нечто..., совсем черное, похожее на кем-то выброшенную одежду. Следом тянулся хвост из поломанных досок, каких-то щепок, банок, тряпок и разного хлама, словно жители Острова одновременно затеяли генеральную уборку и не нашли лучшего способа, чем вытряхнуть весь накопившийся за долгие годы мусор в реку.
Эд с удивлением оглянулся вокруг – повсюду на потрескавшейся земле валялись порубленные ветки, вывороченные корни деревьев. Фиолетовые камни лежали слипшимися бесформенными кучами, словно оплавленные.

***
Вдоль берега ощупью и постоянно спотыкаясь, брела одинокая согбенная фигура. Она шла, опираясь на клюку, и смотрела вперед невидящим застывшим взглядом.
Эд не сразу признал в ней Флоранс. Прежде моложавое лицо было чужим, словно сделано из камня. Глубокие морщины избороздили его, седые волосы трепал ветер. Было такое ощущение, что прошел не день, а столетие с тех пор, когда дикарь последний раз видел ее. Она прошла мимо так близко, будто сквозь него.
- Тетушка, - прошептал дикарь.
- Кто здесь?- отозвалось «привидение» и стало шарить руками вокруг себя.
- Тетушка, что с Вами стряслось? Вы не узнаете меня?
- А… это ты…, - равнодушно сказала она и отрешенно потащилась дальше.
- Постойте, Флоранс! Куда Вы идете? Давайте я Вам помогу.
- Помогать нужно было раньше... И не мне, а им.
- Да объясните Вы толком!
- Нет больше дома… И Метиолы больше нет… и Мелиссы...
- То есть, как это нет?
- Ураган… дом… крыша… и никого…ураган, - бессвязно бормотала Флоранс.
- Крыша? Какая крыша?
- Ее нет… ураган, смерч, ветхая крыша не выдержала, - продолжало доноситься издалека.

Слова с трудом доходили до его сознания. Он впал в состояние ступора, какого-то остолбенения, в котором мозг перестал работать. Где-то далеко, отдельно от его тела билось измученное сердце.
- Ее нет? – переспросил он беззвучно.
- Ее нет, - эхом отозвалась Флоранс и шагнула вперед, в пустоту, к обрыву.
Эд не посмел ее удержать и смотрел в оцепенении, как падает в пучину невесомое тело, осознавая, что это лишь оболочка. Настоящая Флоранс давно была мертва.


***
Дикарь бросился на землю, погрузившись в глубокое отчаяние. Хотелось кричать, выть…, но он не мог издать ни звука.
Может это сон, опять страшный сон…?
Крыша, проклятая крыша… Рано или поздно она все равно бы рухнула… Нет, во всем виноват ураган…  Да какой ураган?
Ведь это он, Эд, и есть виновник несчастий. Будь он рядом. Этого бы не случилось. Скука вырвала его из объятий жены, а любовь помогла ему выжить и вернуться…. Вернуться к выжженному пепелищу. Цена осознания оказалась непомерно высокой.
 
Дикарь потерял чувство времени. Кругом была пустота, и черная тоска душила его. Он бессознательно силился втиснуться в то, на чем лежал, но под ним уже ничего не было, ничего…, кроме мрака.

В сером мире еще оставалась надежда. Сейчас же он осознал, что извечная вера в силу любви тоже переживает смерть, а отчаяние и любовь всегда идут рядом.
Он уже ни на что не надеялся, вскочил и побежал, сам не зная куда – от тоски или от себя. Его ноги стали двигаться тяжелее и куда-то проваливаться, все глубже и глубже, в бездонную черную пропасть.
Эд медленно погружался в трясину и сквозь мрак отчаяния уплывал в другой, еще более далекий мир.

***

Гнетущая чернота окружала его повсюду – он, словно завяз и застыл во мгле, пронизанный и объятый ею.
Эд хотел дотянуться до кончика носа, дотронуться до распухшего рта - пальцы не слушались. От беспроглядной тьмы набухли кровью глаза. Взгляд упирался в пустое пространство, лишенное луны, звезд и облаков.
Он попытался закрыть лицо руками, чтобы никуда не смотреть, и почувствовал, что больше нет ни рук, ни лица. Одна пустота! Он ничего не видел и не осязал. Не было ни ног, ни живота, ни спины. Он задыхался, отчаянно силился найти хоть что-то от него… прежнего. Задыхался, дышал… Значит, был еще жив.

Протяжный стон, раздавшийся совсем близко, вырвал его из оцепенения. Кто-то с силой сдавил его горло. Невидимый враг и здесь, в черном зловещем мире, в кромешной темноте, не давал покоя. Дикарь не хотел больше жить, но инстинкт самосохранения заставил его сопротивляться.
Он оттолкнул обвивающие его тугие спирали. В ответ непроницаемая тьма завыла, будто живая. Чьи-то щупальцы вновь навались на грудь. Мерзкие лапы едва не сдернули с шеи заветный шнурок с камнями.
Его тело отчаянно напряглось и заработало. Ребра заходили ходуном, кулаки сжались. Эд наносил удар за ударом, не понимая, что же он защищает - амулет или свою пропащую жизнь.
 
Вязкая темнота, непрерывно выла хриплыми голосами, но не отступала. Черная трясина, это мерзкое, скользкое чудище раз за разом возобновляло атаки, но Эд не сдавался и яростно их отбивал.

Он снял с шеи заветное ожерелье и принялся им размахивать. Пот заливал лицо, разноцветные круги плыли перед глазами и вращались быстрее, быстрее.
Все неожиданно слилось, и белое зарево вырвалось из мрака. Густая тьма ослабила хватку, незримая смерть осталась позади.
 
Глава 8.
«Калейдоскоп смерти – белый саван»


Эд очнулся от сильного холода, пробиравшего до костей.
Белый иней оседал на лице, на пушистых ресницах, курчавой бороде и рыжих волосах. При глубоком вздохе внутрь хлынул поток морозного воздуха, а слабое дыхание превратилось в хлопья снега.
Он хотел приподняться – но тело будто примерзло к земле и застыло в состоянии неподвижности. Эд с трудом дотронулся до запястья – едва уловимый пульс пробивался сквозь толщу льда.

Вокруг все было бесцветным. Тут не было жизни: ни красных скал, ни зеленых растений, ни желтых барханов, ни голубой водной глади, ни сиреневой дымки, ни серых крыс, ни черных чудовищ...

Боковым зрением он поймал бестелесный контур и почувствовал чье-то могильное дыхание. Казалось, настоящая смерть пришла за ним и окутала белым саваном. Именно такой он себе и представлял загробную жизнь – безликой и холодной.
И, наконец, ее дождался! Скоро он весь с головы до ног покроется ледяной коркой. А потом промерзнет душа - она станет все меньше и меньше и скоро исчезнет совсем.
 
Он сосредоточил остатки сил на ожидании смерти. Чувства, как и яркие краски, покинули его навсегда, и полное равнодушие царило в душе.
Жизнь бесславно закончилась. Только упрямое сердце все бьется..., все стучит и стучит… Неутомимое сердце колотится, бьется…

Он был жив. Его тело по-прежнему подчинялось законам физики и физиологии, и он был не в силах бороться с ними. Как снова собрать воедино все чувства, чтобы преодолеть эти законы - законы его собственной жизни?
Но ведь чувства ушли… Куда? Почему? И разве он не хозяин своим чувствам? Они жили и множились в его голове, и он, только он может ими распоряжаться. Он вернет их обратно и заставит их себе подчиняться.
Только где та спасительная ниточка, которая могла бы вернуть его к жизни? Порвать ее означало бы отказаться от ничтожного шанса, возможно, существующего только в его больном воображении. Где эта ниточка, где? А, кстати, где его ожерелье?

Ступни, губы, веки начали потихоньку разогреваться, Он судорожно дернул рукой и принялся сдирать ледяной нарост, царапая кожу. Заиндевевшая корка рассыпалась. Капля растаявшей в тепле крови потекла по щеке. Он последовал за этой каплей, добрался до подбородка, шеи, грудины...Ожерелье было на месте.

Ток крови усилился, его мозг лихорадочно заработал, восстанавливая почти стертые картины прошлого. Волею судеб он отправился познавать иные миры, до конца не разобравшись в собственных тайниках души. Но как прочесть случайную смесь хаотичных процессов, протекающих в подсознании? И можно ли войти в себя, измерить свою память и оживить воспоминания?

Когда-то в нем были мысли, намерения, надежды и чувства, о которых он толком ничего не знал. Теперь у него не было ни мыслей, ни намерений, ни надежды, ни чувств, но в нем жило одно воспоминание... Последнее, что осталось от нее, от любимой женщины - Метиолы.

Она научила его главному в жизни – любить. Это чувство не должно умереть, он должен сохранить его во имя той, которой уже нет, в память о ней, во имя самой жизни, во имя ее продолжения.
Он должен пронести это светлое чувство и отдать его другой женщине, которая никогда не знала любви. И она, никогда не узнает, если он не принесет ей частицу сбереженной любви, если не научит ее любить и чувствовать так, как любил и чувствовал он сам.
Он растопит ледяное сердце той, другой, которая никогда не знала любви...
И из принесенной искры разгорится пламя. Он создаст новый мир и новую женщину, умеющую любить, пусть этот мир и эта женщина будут лишь в его воображении. Ведь он, и только он – истинный хозяин своим чувствам.

Но можно ли отвечать за собственное подсознание? Как войти в свою память и найти там уязвимое место? Разве это кому-нибудь удавалось?
Он закрыл глаза, сосредоточился и сделал над собой еще одно невероятное усилие...

***
Огромный красный шар надвигался сверху, долбил и разрывал его мозг.
Человек видел «захватчика» так ясно, будто мог заглянуть внутрь черепной коробки. Где-то снизу, в недрах измученных болью клеток, зародилось маленькое зеленое пятнышко. Оно росло с каждым мгновеньем и вскоре превратилось в другой шар - яркого изумрудного цвета. Зеленый гигант устремился навстречу кровавому первому.
Они схлестнулись в жестокой схватке ровно посередине - между двумя полушариями, и в агонии рассыпались на части, образуя множество мелких осколков.

Одновременно желтый квадрат вдруг возник ниоткуда, атаковал и поверг в бегство зеленую армию. Красные – заметались и тоже отступили под натиском желтых.
Армада неожиданно появившихся синих треугольников сейчас же заполнила пустующее пространство.
Разноцветные геометрические фигуры выстраивались в одну линию, как на параде планет, перемещались по спирали и приближались к центру, создавая причудливую мозаику.
Неведомые силы сталкивали и разгоняли их вновь, яростно перемешивая краски и порождая все новые и новые формы фигур. Разноцветных шаров и причудливых кристаллов появилось уже так много, что они слились в единую серую массу, которая постепенно темнела, темнела, пока не стала совсем черной.
 
ОН больше ничего не видел. Ярость и отчаяние охватили все участки мозга.
Внезапно яркие краски вновь проступили в темноте и завертелись в безумном хороводе. Карусель вращалась с неимоверной скоростью, теряя сочные цвета, до тех пор, пока белая пелена не застлала глаза.
 
Лишь крошечный фиолетовый огонек пульсировал в его замутненном сознании. ОН мысленно протянул ладони к спасительной искре, и пламя вспыхнуло тысячами ярких разноцветных огней, посылая импульсы его сердцу. Оно забилось чаще и чаще. Пальцы начали шевелиться.
ОН открыл глаза и с удивлением оглянулся вокруг. Жив, жив. Все-таки жив. Красный, зеленый, желтый, синий… Над белым солнцем пустыни сияла радуга.
Глядя на нее, измученный человек теперь почти наверняка знал, что нужно выбрать...

 
Глава 9.
«Земля обетованная». Эпилог 

- Дея, Дея, очнись! О чем ты только думаешь? Или не выспалась?
- Ах, нет, нет! Извините, госпожа профессор.
- Ну, сколько раз тебе говорить! Будь добра, никогда не называй меня профессором! И это нелепое - госпожа! Что за пережитки! Ты – моя ассистентка, коллега. Для тебя я всегда Ив и только Ив! Ведь я всего на пять лет старше.
Кроме того, я – твоя родная сестра. Разве ты забыла?
- Хорошо, Ив. Я готова, - отчеканила Дея, мгновенно собравшись, и положила пальцы на клавиатуру.
- Итак, диктую исходные данные для новой генетической программы.
- Нельзя ли чуть помедленнее, госп…, то есть сестра.
- Да что с тобой сегодня?! Опять пропустила занятия по тренингу головного мозга и координации двигательных функций?! Концентрируй, концентрируй внимание!
- Хорошо, - ответила Дея, послушно закрыла глаза, и продолжила формировать базу данных вслепую.

Было раннее утро. В комнате еще царил предрассветный полумрак, нарушаемый локальными пятнами света от настольных электроламп. Никто и ничто не мешало здесь сосредоточиться. Лаконичная обстановка кабинета – свободный от лишних бумаг стол, компьютер, удобное кресло с биометрическими параметрами, несколько полок, на которых был образцовый порядок, создавали благоприятную рабочую атмосферу. Словом, за те два года, которые прошли со дня исчезновения Эдда, ничего не изменилось в этой идеальной со всех точек зрения комнате.

Голос Ив звучал, как всегда, ровно, размерено и глухо, хотя маски она больше не носила. Профессор по-прежнему оставалась верна себе в манерах и привычках. Все та же горделивая осанка, открытый прямой взгляд, блеск холодных голубых глаз. Лишь маленькая, едва уловимая складка залегла на безупречном высоком лбу и проступала в те короткие минуты, когда Ив сердилась на Дею. Раз и навсегда установленные правила не дозволялось нарушать никому, даже сестре, кровное родство с которой пришлось все же признать.

Впрочем, у профессора появилась одна-таки новая склонность - с силой растопыривать пальцы в пылу научных споров со своей ассистенткой. Потом, в случае проигрыша (а такое стало случаться…), Ив смотрела на побелевшие фаланги с усталым любопытством, словно замечая в них нечто особенное, до сих пор неизученное. Совсем, как когда-то делал Сиб.
Эта привычка досталась ей в наследство или в память об историке, сотрудничество с которым окончательно расстроилось после странного исчезновения пришельца.

***
Эд как сквозь землю провалился, и эта загадка не давала покоя ни днем, ни ночью. Зато Сибелиус ликовал и смаковал свою маленькую победу:
-Ну, кто был прав?! Он исчез, словно испарился! Взял и просто вернулся в свое время! И заметьте – без всякого космического корабля. Так что хотите Вы или нет, только гуманоид оказался нашим далеким предком.

Слова историка отчасти подтверждала и Дея. После длительных допросов, под напором Ив, она все-таки созналась, что спрятала Эдда в шкафу, лично закрыла дверцы, но куда потом делся пришелец, понять не могла, хотя глаз с убежища не спускала.

Ив из чувства противоречия, как обычно, не соглашалась.
- Насчет космического корабля - возможно, но по поводу перемещения во времени… А энергия большого взрыва? Что же «кротовую дыру» он, по-вашему, руками прорыл, причем, сидя в шкафу, - сыпала она убийственными аргументами.
 
Сибелиус при этом снова сутулился, смотрел на пальцы, но не сдавался:
- А мне все равно, как он переместился – руками там прорыл, ногами протоптал или головой пробил стену. Знаете, а я даже счастлив, что он улизнул у Вас из-под носа. И Вы, рациональная и жестокосердная, не успели осуществить свою негуманную экзекуцию.
 
Эти извечные споры продолжались до хрипоты. Дея в острые дискуссии не встревала, она сидела, сжавшись в комок, и молча горевала об Эдде. Ей так не хватало пропавшего друга.
- А я рад, что Вы не успели изуродовать мозг пришельца. И я не хочу участвовать в ваших так называемых исследованиях, и не хочу больше подвергать риску никого другого, - сказал Сибелиус и ушел, хлопнув дверью.

Как оказалось, он закрыл ее за собой навсегда.
С тех пор Ив совершенно охладела к работам над головным мозгом - ее подопытный бесследно пропал, а другие «добровольцы» не находились. Да, и не было смысла экспериментировать с клонами – их мозговая начинка была смоделирована лично ею и была совершенно неинтересна.
Она продолжала штамповать «недочеловеков» с заданными генетическими признаками, вяло, без всякого энтузиазма.
Синие камни, вывезенные с побережья океана для проведения опытов, оказались ненужными и пылились в подвале, а верного помощника Сиба больше не было рядом.

Время от времени унылое однообразие Центра по воспроизводству биоресурсов нарушал неуемный, как и прежде, Аквентин.
После прохождения положенного по закону карантина, он в точно назначенный срок явился в лабораторию для обыска, однако, пришельца и след простыл.
 
В тот раз Ив была даже рада появлению неожиданного союзника – вдруг рьяному надсмотрщику с его нюхом ищейки удастся разыскать неуловимого Эдда. Она готова была пожертвовать своей безукоризненной репутацией и подвергнуться аннигиляции, лишь бы найти «пропажу».
 
Аквентин рыскал по всем помещениям. Скоро не осталось ни одного секретного блока, куда бы он не засунул свой пронырливый нос, но не нашел ни пылинки, которая бы свидетельствовала о пребывании в Центре «неопознанного объекта».
С тех пор надзиратель наведывался регулярно, неизвестно чего ожидая, так как сам потерял уже всякую надежду, что-либо обнаружить.
Кристальная репутация Ив - профессора генетики, светила науки великой цивилизации Церуллина, к великому огорчению самого светила, была спасена.

***
Тонкие пальцы Деи бегло и бесшумно скользили по клавиатуре.
- Хорошо, продолжай в том же духе. А я пока пойду в инкубатор – проверю, как там новая партия эмбрионов, - с довольным видом произнесла Ив и удалилась.
Не успела закрыться за профессором дверь, как Дея сразу же прекратила печатать, выдвинула ящик письменного стола и достала небольшого формата книжицу, затрепанную и захватанную до дыр. Этот раритет, старинное печатное издание, каким-то непостижимым образом умудрился добыть для нее Сибелиус. Он подарил его трепетной девушке на прощанье.
 
Дея бережно взяла в руки бесценный манускрипт, пробежала глазами открытую страницу, и начала читать медленно, проговаривая по себя каждое слово.
« Любовь — психологическое состояние, чувство, которое связано с высшей нервной деятельностью живого организма. Предполагается существование у высших животных в формах, доступных этим животным (например, привязанность, преданность). По мнению исследовательницы Хеорхины Монтемайор Флорес…».
 
Тут девушка покатилась со смеху, запнувшись на имени неизвестной ученой. Такой уж сотворила ее природа…, вернее, Ив с помощью природы. Через минуту она продолжила, прыская в кулачок.

 «Хеор- хины мммр фсс..., работающей на медицинском факультете национального автономного университета, психическое состояние влюбленного можно сравнить с обсессивно-компульсивным расстройством (то есть, синдромом навязчивых состояний)».

Отсмеявшись вволю над еще более идиотским «обсессивно-компульсивным расстройством» (чего только ни напридумали древние предки...), Дея пришла к выводу, что расстройств по поводу исчезновения Эдда все-таки было предостаточно (тут древние были правы), а навязчивое состояние, что пришелец вот-вот вернется, не покидает ее до сих пор.
Значит, это и есть любовь?! Она испытывала любовь?! Все синдромы сходились. И она продолжила чтение.
- «В последнее время проводятся исследования о том, какие биохимические процессы сопровождают состояние любви. Так, мозг влюблённых вырабатывает больше фенилэтиламина — вещества, вызывающего ощущение влюблённости».
Появились какие-то знакомые слова... «Биохимические процессы» и «фенилэтиламинамин» были Дее понятны. А что если накапать немного чудесного фенилэтила за завтраком, чувство влюбленности усилится или нет? Так, что там дальше сказано...

- «Сильное сексуальное (физическое) влечение, согласно выводам учёных, ставивших эксперименты с большим количеством испытуемых, вызывает наибольшая разница в защитных свойствах организма мужчины и женщины. То есть тела на феромональном языке договариваются о том, что следующее поколение будет более стойким к воздействию окружающей среды».
Девушка всплеснула руками:
- Надо же?! Какие интересные эксперименты у них проводились! Следующие поколения, то есть мы, оказывается, должны быть более стойкими к воздействию окружающей среды… Ага! Вот, почему у нас никто любви не испытывает. Мы, наверное, от нее очень здорово защитились. Нет, все равно ничего не понятно. И что это за феромональный язык?..  Интересно, а песню дождя Эдд на каком языке исполнял? Ой, вдруг он был тоже феро… Как защемило сердце... Точно, ферро…мональный. Ведь, в конце концов, мы друг друга поняли… Что тут дальше...

- «Учёными доказано, что клетки головного мозга могут восстанавливаться и создавать новые аксонные связи, и максимально этот процесс наблюдается у влюбленных пар».

- Нет, все-таки жаль, что Ив не успела добраться до его мозга. Уж она-то с ее талантом, упорством и целеустремленностью нашла бы там эти неведомые аксонные связи.

- «Любовь с точки зрения психического здоровья представляется как одна из форм сверхценности».

- Сверхценности?! Пожалуй, не стоило копаться в его мозгу, чтобы не повредить случайно сверхценность, именуемую «любовью».

***

- Чем это ты тут занимаешься? – прервала Дею на самом интересном месте Ив, так некстати вернувшаяся из лаборатории. – Надеюсь, продолжаешь закреплять знания по тренингу головного мозга и координации двигательных функций. О, книга! Да еще старинная! Где же ты ее откопала? Ну-ка, дай сюда!

- « Любовь — психологическое состояние, чувство, которое связано с высшей нервной деятельностью живого организма. Предполагается существование у высших животных в формах, доступных этим животным…», - прочитала она громко вслух и возмутилась:

- Бред, какой! Наши предки видно совсем из ума выжили, когда писали подобную чушь! Называть себя уничижительно животными, хоть и высшими! Любовь, видите ли, проявляется в формах… доступных этим животным… Но мы же не животные! Да и животные давно вымерли на нашей планете! И вымерли они потому, что были животными.
- Мы – высшая раса. Значит, по их утверждениям, нам не доступна любовь, а им, животным, была доступна, и мы, достигшие высших форм цивилизации, являемся низшими, раз у нас нет любви, - негодовала она.

Дея попыталась отобрать книгу, неожиданно нарушившую душевный покой сестры-начальницы. Но Ив увернулась и спрятала манускрипт за спиной, показывая всем своим видом, что и не думает его возвращать.
– Ну, уж нет, - спорила Ив не то сама с собой, не то с древними предками. - Мы находимся на таком витке развития, что я не испытываю чувства неполноценности.

Тут она покосилась на Дею. Ее непутевая ассистентка всегда питала некую слабость к Эдду, скорее приязнь или даже привязанность, как сказано в этой книжке. И преданность…тоже была... Чего только стоила ее выходка с прятаньем пришельца в шкафу! Спасительница!
 
Коровьи гены – вот, в чем дело. Любовь испытывают только животные. А она, Ив, - не животное, она - светило науки. А Дея… Выходит, древние правы…, и нелепая помощница, созданная своими собственными руками, является высшим, а она, «светило», - низшим...?
 
От этой мысли вдруг стало досадно и обидно. Все логические цепочки развалились у нее в мозгу. Может, надо заставить себя полюбить и тоже стать высшим существом..., то есть низшим... Ив опять запуталась в своих рассуждениях.
А может, клонировать саму себя с определенной генетической программой? Высший разум способен создавать любые чувства, значит, она должна научиться и уметь любить. Только кого? Дею – вот, кого! Дея – младшая родная сестра. Только почему же она ее не любила? Растила, воспитывала, учила, но не любила. Значит, нужно научиться.

Профессор распрямила насупленные брови и попыталась изобразить проникновенный взгляд и подобие улыбки. Дея мгновенно откликнулась на едва заметное изменение в лице наставницы и ожидала очередного «разноса», на этот раз за чтение книги. Но неожиданно спросила невпопад о давно наболевшем, о том, что не смела произнести вслух целых два года:
- Скажи, а ты хотела бы еще когда-нибудь увидеть Эдда?

Эти слова застряли у нее в горле - пришелец возник в комнате, как приведение, будто сумел прочитать ее мысли.

Он стоял на пороге и в волнении смотрел на сестер, переводя взгляд с одной на другую.
Обе были прекрасны: Дея - добрый друг и хранитель, пытавшаяся его когда-то спасти, и Ив - хладнокровный экспериментатор, едва не лишившая его мужского достоинства.

Дея опомнилась первой:
- Я знала, я чувствовала, что ты придешь. Я всегда верила, что ты вернешься, вернешься …ко мне…за мной.

Эд шагнул ей навстречу и протянул вперед руки. Их кончики пальцев слегка соприкоснулись.
- Прости меня, Дея, прости, - только и сумел он выдавить из себя и решительно направился к Ив, стоящей в отдалении, у окна.

Дея проводила пришельца непонимающим взглядом, и ее глаза наполнились слезами.
- Он был всегда нелогичен, - небрежно бросила Ив в сторону младшей сестры. 

Суровая начальница уже отошла от первоначального шока и, казалось, ничуть не удивилась нежданному появлению Эдда. Но когда он подошел к ней совсем близко, она инстинктивно отшатнулась, почувствовав его горячее дыхание.
- Не смей прикасаться ко мне, дикарь! – воскликнула она, скорее из духа противоречия, чем от страха.
 - Дикарь, дикарь, дикарь! – повторяла она с явным удовольствием, но все еще уворачиваясь от его настырных губ.
- Не бойся, не бойся, - прошептал он и быстро надел на девушку разноцветное ожерелье. – Не бойся, - повторил он еще тише, в самое ухо, - они придут все разом, смешаются у тебя в голове, но это не страшно. Главное, что они придут, наконец, придут к тебе и останутся с тобой навсегда. Они не канут в голубой бездне, они растворятся и приумножатся в тебе.
- Кто они? – хотела спросить Ив. Но не смогла, не успела. Их губы слились в страстном поцелуе.

***

- Как здесь красиво, - прошептала Ив, наконец, открыв глаза.
 
Они стояли на вершине высокого лесистого холма. Вниз нескончаемыми длинными полосами сбегали зеленые деревья и кусты, чередуясь с потоками голубой воды.
Там, где заканчивались перелески, яркими красками пестрело разнотравье, переходящее в золотисто-желтые долины. А вокруг загорались всполохи красных и фиолетовых огней. Это цветы салютовали им яркими вспышками.
За их спиной стояли величественные терракотовые скалы, покрытые благородной сединой - белыми шапками на остроконечных пиках.

Эд и Ив двинулись вперед, навстречу бескрайним просторам, крепко держась за руки.
Под ногами шуршали камни всевозможных цветов: белые, серые, черные, рыжие, сиреневые, изумрудные… Одни - были с прожилками и без, в крапинку, полосатые…, другие - гладкие, словно шлифованные, и шершавые. Камни счастья и горя, радости и печали, камни судьбы, их судьбы.

- Смотри, смотри море! Наше синее море!- вкричала Ив, заметив голубую полоску.
- Где, где?
- Там, за горой. Видишь, в расселине, в восхитительной нежно-розовой дымке?

Ослепительное солнце вышло из-за облаков и высветило набегающие друг на друга изгибы. Краски стали ярче, сочнее. Наконец, он увидел их – бирюзовые волны в белых барашках. Они плавно накатывали на песок, где разбивались на тысячи искрящихся брызг, которые переливались всеми цветами радуги.

- Как здесь красиво! – снова повторила Ив.
- Да, - согласился с ней Эд. – Мир должен быть разноцветным, разнообразным, как наши чувства.
- Как чувства?
- Да, как чувства. Мы не можем быть однобокими – только добрыми или только злыми. Иначе жизнь станет пресной и скучной, а мы никогда не будем настоящими людьми.
- Людьми...? – как эхо повторила Ив.
- Да, людьми, настоящими, полноценными. Не испытав ненависть, не узнаешь истинную цену дружбы, любви и доброты. И щедрым не станешь, пока не погрязнешь в жадности и не почувствуешь отвращение к самому себе. И умным себя не ощутишь, если не преодолеешь собственную глупость.

Ив густо покраснела, но Эд ничего не заметил.
- Я осознал это, собирая разные камни, а вместе с ними и чувства. И тогда я создал свой собственный разноцветный мир, а этот мир в свою очередь воссоздал меня, такого, какой я есть сейчас, со всеми моими добродетелями и недостатками.
- Ты сделал новый мир? Другую планету? Эти леса, поля, горы, пустыни и океаны… Невероятно! Но как?
- Я ее вычислил. Создал в своем мозгу. Объединил и леса, и поля, и горы, и пустыни, и океаны, все, что встречал в одноцветных, однополярных мирах. Я так сильно мечтал о ней, о своей разноцветной планете - холодной и жаркой, засушливой и с проливными дождями, ощущал ее каждой клеткой и каждым нервом, что мечта стала реальностью.
- Не понимаю…
- Я и сам толком не понимаю. Знаешь, я лежал в бескрайней белой пустыне, где совсем не было жизни. Один, совершенно один в безликом, бездушном мире. И тогда я вспомнил о твоих прекрасных синих глазах и ужаснулся, что так и не смог вдохнуть в них жизнь, что они навсегда останутся мертвыми, как голубая бездна.

Упоминание о безжизненном море на мгновенье вернуло Ив к прежним реалиям:
- Слушай, ты исчез так внезапно, что не узнал о моем маленьком открытии, которое я сделала, кстати, благодаря тебе! В Церуллине нет больше радиации! Может, лет через сто или двести в волнах океана снова появится жизнь.
- Как хорошо, что нам не нужно ждать сто лет! – воскликнул Эд и снова поцеловал Ив.
- Постой, ты не закончил рассказывать про планету. Что же было дальше? – спросила она, вырываясь из его крепких объятий.
- Дальше? Я лежал и мечтал о твоих глазах – глазах, горящих настоящим огнем любви. Неожиданно краски вокруг меня стали оживать. Все изменилось, как по мановению волшебной палочки. Временами мне казалось, что я просто схожу с ума. Появилось и синее море, и желтые равнины, и зеленые леса…
- Дальше, дальше…, - требовала она, сгорая от нетерпения.
-  А потом и ты стала моей реальностью, женщиной, которую я создал в своем воображении. И я вернулся к тебе с помощью своих чувств, вернулся к  женщине, которая теперь тоже научилась любить.
- Ах, я всегда утверждала, что хорошо развитый таламус…
- Ты не исправима…
Эд не дал ей договорить и закрыл рот долгим, горячим поцелуем.
- А как мы ее назовем? – спросила Ив спустя некоторое время.
- Кого?
- Ее, нашу прекрасную планету.
- Не знаю, - сконфужено произнес он и развел руками. – Сама придумай. Тебе я отдал свою любовь, значит, тебе и решать.
- Мне?! Я?!
- Да. Женщина – начало начал. Она дарует жизнь. И наша жизнь здесь только начинается. Давай, начнем все сначала.
- Раз так, тогда и имя должно быть женского рода. А что если просто -  «Земля»? Земля, из которой берется все – и трава, и леса, и цветы. И твои любимые разноцветные камни…
- Земля, - прошептал Эд. – Здорово! Земля, просто Земля и ничего другого не надо.

Они, обнявшись, стояли на своей Земле. Эд и Ив - первые земляне, первые обитатели новой планеты, Адам и Ева.