Подвалы
А я всё больше стал передвигаться ползком, или на четвереньках, ведь за прошлый год вырос сразу на двадцать сантиметров и теперь во многих коридорах и на лестницах ударяюсь головой, или хожу согнувшись, как сухокорень, от чего потом болит шея и спина. Попробовал ползать как взрослый сначала в одиночку, потом показал родителям и они смеялись, говорили, что далеко я так не уползу и лучше бы мне пока ходить ногами.
Город Красная Глина, в котором мы живём, находится на сорок девятом этаже подвалов. Нам повезло с местом, ведь на этой глубине живут кольцевидные слизни и растёт репчатая пятка прямо в грязевых разломах, так что еды нам хватает. Правда, последние годы есть перебои с воздухом, потому, что шестнадцатый этаж решил стать автономным и потребовал от всех подвалов признать их независимость; они врезались в общую вентиляционную шахту, установив индивидуальную подачу кислорода только на свой этаж, поэтому вниз теперь поступает гораздо меньше воздуха. Сложно представить, как живут люди там, внизу, за сотым этажом. От нас, конечно же, правительство тщательно скрывает всю правду, но ходят слухи, что подвалы уходят на триста этажей вниз и там тоже живут люди. Засыпая, я иногда представляю себе их, как они там живут и что едят. Знаю, что чем глубже, тем ниже потолки у этажей, так что на трёхсотом вообще должна быть только нора и рождённые там будут иметь змеевидные тела с крохотными ручками и ножками.
Максимум, до которого я спускался - шестьдесят восьмой этаж, на котором живёт моя бабушка, мама отца. Путь к ней занял три дня, пока оформляли все пропуска и папа договаривался с охраной на главной лестнице. А, когда мы наконец спустились на девятнадцать этажей вниз, я увидел насколько иначе там живут люди и как сильно они отличаются от нас. Бабушка была совсем низенькая и голова её была навсегда скособочина вправо по привычке пригибаться. Мои родители познакомились на строительстве продовольственной жилы и решили, что отец переедет жить к маме на сорок девятый, повыше, ведь во все времена люди старались любыми путями попасть на более высокий этаж, потому, что чем выше, тем обеспеченнее твоя жизнь. От школы нас однажды водили на двадцатый. Это была дорогостоящая экскурсия и родители много заплатили, чтобы я имел возможность это увидеть. Нас, детей, забрали на целую неделю и долго и медленно поднимали наверх. То, что я тогда увидел произвело на меня колоссальное впечатление. Там, наверху - совсем другие люди и подвалы абсолютно иные: стены из бетона, покрытые обоями, на полах деревянные доски и у многих в комнатах ковры. Электричество есть даже в общих коридорах и на лестницах. Канализацией практически не пахнет и ползающих людей совсем нет, разве только доставщики, или слуги. С тех пор я мечтаю переехать жить наверх. Думаю, что именно для этого родители меня и отправили на ту экскурсию. Но, как же мне познакомиться с верхней девочкой? Их старательно опекают и не хотят, чтобы к ним на этаж переезжали люди снизу. Да я и сам почувствовал тогда, что сильно отличаюсь от них по всем показателям.
Через три дня мне исполнится четырнадцать лет и я стану совершеннолетним. В день моего рождения решится моя судьба, а пока я снимаю со стены слизней и бросаю в котелок с мутной водой, в которой мы уже готовим еду шестой раз. Родители грустят, они боятся, что меня могут не взять на работы, потому, что ходят слухи о забастовках внизу.
Утром, в день рождения, за мной пришли из “мэрии сорок девять” и сопроводили в кабинет расположенный через двести шесть комнат в горизонте от нашего дома. Шли мы несколько часов, я иногда переходил на четвереньки, но сопровождавших это совсем не впечатляло. По дороге я видел, что ещё несколько совершеннолетних выводят из комнат и ведут в кабинет.
Мэр радостно улыбался и угостил собравшихся ярким но кислым фруктом, сказал, что такой растёт наверху. Я незаметно сплюнул его в руку и выбросил. Было волнительно, но я практически не сомневался, что меня возьмут наверх в охрану элитных этажей, ведь я был крупнее сверстников и мог хорошо разговаривать ртом, что меня даже понимали. Но Мэр сказал, что прямо сейчас нам выдадут ножи и по торговой шахте спустят вниз для усмирения восстания. Я спросил насколько низко? Мэр спрятал глаза и сказал, что пока не понятно на каком этаже конфликт, скорее всего на сотом, максимум на сто третьем.
Нас было семнадцать человек, мои ровесники мычали и многие из них не понимали что происходит. Меня назначили старшим в отряде и дали большой нож, похожий на укороченную саблю. Выдали сухой паёк из трёх репчатых пяток и десяти вяленых слизней и на низкой грузовой телеге, которую толкали нижние, повезли в сторону шахты.
Возле тяжёлого люка была суматоха, стоял женский крик и пахло гнилью сильней, чем в коридорах. Мы увидели, как из глубины на наш этаж поднимают на тросах мёртвых. Тела были изувечены, как будто их грызло большое животное. Целую гору мёртвых положили на нашу телегу и повезли раздавать по комнатам, а на нас надели эти же самые тросы и под песню церковников стали опускать. Шахта была огромных размеров, иногда попадались лампы, но в основном стоял мрак. Я периодически терял сознание от грохота лебёдки и общего ощущения страха, но видел цифру сто двадцать два, которую мы пронеслись на большой скорости.
Когда мы ногами упёрлись в пол, я понял, что у меня закладывает уши и лопаются сосуды в глазах от давления. Я даже не представлял, на какой глубине надо находиться, чтобы так сильно сжимало голову. Ещё тут было жарко и практически отсутствовал настоящий воздух, в основном ощущались смеси газов, не позволяющих тебе упасть в обморок. Никого вокруг не было и мрак был иного рода, чем на сорок девятом - он был плотный, будто глиной залепили глаза. Я крикнул, есть тут кто, и в этот же момент шестнадцать моих спутников лишили жизни беззвучные резкие руки, появившиеся из мрака. А у меня выхватили нож, связали и поволокли сквозь коридоры глухой тьмы.
Очнулся я в светлой комнате с высоким потолком. Горела лампа, направленная в меня, а вокруг сидели беловолосые люди с красными глазами. Они молчали, а я с ужасом озирался и не понимал где нахожусь, на каком этаже подвалов.
Красноглазые, не говоря ни слова, включили рубильник на коробковидном аппарате и из него вырвался луч, который, уперевшись в белую стену, стал изображением. Это были движущиеся картинки на которых люди, такие же как я, шли прямо под открытым воздухом и даже смеялись. Ещё там ехала железная телега прямо по дороге, но не было видно, кто её тянет, словно сама по себе двигалась. Я долго смотрел на эти изображения и видел самых разных животных, растения, о которых и помыслить было невозможно, а самое главное - солнце, луну и облака.
Беловолосые заговорили и речь их была чистой и складной. Они сказали, что много десятилетий назад тут жили неугодные подвальной власти и это место считалось каторгой. Также сюда сбрасывались все книги, фотографии и плёнки с видеозаписями, о которых я никогда не слышал. Вместо того, чтобы утилизировать эти артефакты, красноглазые их собирали и изучали. Со временем они стали сильными и мудрыми, поняли, что власти их обманывают и держат в заточении, чтобы самим пользоваться всеми благами жизни на земле, а все разговоры про то, что жизнь вне подвала невозможна - пустые сказки. Я был потрясён и сразу поверил этим людям, потому что они были прекрасны и многому меня научили. Я провёл у них несколько месяцев и успел полюбить этот народ. Они мечтали выбраться наверх, потому, что уже тридцать лет у них рождались слепоглухие дети и они почувствовали, что вымирают. Это был последний, четыреста сорок четвёртый этаж.
Два дня меня поднимали на мой сорок девятый скоростными лебёдками. Когда охрана помогла мне выбраться и подошёл Мэр с вопросами, я коротким взмахом перерезал ему горло и без труда перебил охрану, состоящую из малолеток. Под видом мертвецов следом поднимались беловолосые. Путь наверх был кровавым и принёс большие потери. Слепые сражались отчаянно и истребляли на своём пути охрану даже самых верхних этажей.
Я навсегда запомнил ту минуту, когда, выломав люк, мы выскочили наверх, под небо. Это было великолепно и страшно одновременно. Я закрыл голову руками, потому что казалось, что воздух сейчас меня раздавит и я лопну, как слизень под ногой. Но я не умирал. Более того, мне стало легко дышать и, когда я почувствовал на своём лице ветер, то заплакал от счастья.
С этого дня мы больше не живём в подвалах. Там теперь тюрьма для бывших министров. Пять веков назад жизнь в подвалах зародилась также при смене власти и военном перевороте.
Свидетельство о публикации №222082800839