Рассказы истории одного человека

Рассказы



Непонимание

Как-то раз, я возвращался с работы. Время было около девяти вечера. Смеркалось. Поздняя осень, опадающие листья деревьев, на сияющим закате желтого солнца, они переливались в серебристых лучах уходящего за горизонт солнце. Все было спокойно и умиротворенно вокруг.
Я купил билет, поднялся на станцию и ждал электричку. Все было так, как и должно; было быть. Сегодня был день получки. Хотя какая эта зарплата, слезы, да и только.
Я смотрю на этого молодого человека и что-то в нем меня зацепило, чем-то он мне понравился. Я не могу сказать, чем именно? Но что-то в нем есть такое!? Что мне нравится.
Я ждал подъезжающую электричку. В это время ко мне подошла высокая белокурая девушка, она спросила:
– Который час?
Я посмотрел на часы.
– Двадцать сорок пять.
В это время к платформе подошла электричка, мы оба вошли внутрь, и сев у окна, я о чем-то задумался.
Я села напротив этого парня, правда через одно окно. Я долго смотрела на него, а затем подошла к нему, и сев напротив него у окна спросила.
– Не скажите, когда будет станция «Выхино»?
Я посмотрел на нее и сказал.
– Нескоро.
– Вы едите до Москвы?
– Нет, я моя остановка раньше.
Я не знала, что еще у него спросить. Видимо он был лишь в своих мыслях, и никто, и ничего его не интересовало. Да это и понятно. С виду он был неприступен, сам себе на уме. Но я все же сделала попытку.
– Не подскажите, а какая эта станция? Я боюсь проехать ее, а мне нужно успеть на последнюю электричку.
Я посмотрел на нее недоуменно.
«– Что за чушь? – подумал я. – эту остановку все знают. Она что только что родилась?»
– Вы никак не проедите эту остановку. – сказал я. – да ее невозможно было проехать. Там уже Москва. Повсюду фонари, да и депо-метро нельзя пропустить. Оно все освещено, и поезда едут каждую минуту. Так что не пропустите, даже если захотите.
Я слушала его и понимала, что вряд ли мне удастся познакомиться с этим парнем. Он был погружен в свои мысли и, мне показалось, что он еще никогда не знакомился ни с кем. И я снова попыталась.
– Но все-таки, Вы не могли бы уточнить, когда будет эта станция, видели те, моя электричка уезжает в половине десятого, и я боюсь опоздать на электричку.
Я посмотрел на время на моих часах, отсчитал время пути до станции «Выхино» и успокоив ее сказал:
– Вы перейдите на станцию «Выхино» гораздо раньше, чем отъедет Ваш поезд. Так что не волнуйтесь, успеете.
А вот моя остановка. Я вышел из вагона электропоезда, и закрывшись. Я тут же забыл о том, что произошло сегодня. Да и понятно, ведь у меня были дела.
Тем временем я думала.
– «Какая же я дура? Что я подумала, что он даст мне свой номер телефона? Надо было сразу понять, что этого не будет. Какие мужики…»



Случайный случай

Сегодня хороший день, с утра мне хотелось что-то особенное. Что-то такого, что необъяснимо хочется женщине, когда она проснувшись рано утром, и выглянув в окно, смотря на мир тем взглядом, которым она никогда его не видела, считает, что сегодня ее жизнь только начинается. Начинается с чистого листа, с того, что можно охарактеризовать вторым рождением человека. Все прекрасно и чисто во круг. Птицы поют свою утреннею песнь. Петух прокукарекал шестой час. Куковала кукушка где-то на дереве, и дятел стучал не подоплеку. Ручей-проказник бежал не подоплеку. В общем все прекрасно.
Я сделала потягушечки, и посмотрев на стоящую не подоплеку кровать моего ребенка, подумала; – жаль, что она не ведет всю эту красоту. Красоту деревенского раннего утра. Я открыла форточку, и подойдя к кровати дочери, захотела ее разбудить, чтобы она полюбовался природой этого замечательного утра. Я наклонилась над ней, и хотела ее разбудить, но увидев ее в кровати, сопящей и очевидно видевший прекрасные детские сны, не решилась потревожить ее сон. Пусть спит. Спит, и видит свои детские и прекрасные сны.
Я прошла на кухню, и заварив себе чай с лимоном, вернулась обратно в комнату, и подойдя к окну отхлебнула из чашки глоток чая. Душа поет. Все прекрасно, все хорошо.
Сегодня я еду в театр кукол. Вместе с моей дочкой. Впрочем, этот спектакль для нее. Детский спектакль по произведению А. С. Пушкина. «Сказка о попе и работнике его Балде»
В десять проснулась моя дочь. Она была прелестна. Голубые глаза, маленький ротик, прямой нос, зачесанные назад длинные каштановые волосы. Красивый ребенок.
Зевнув, она огляделась вокруг, и увидев стоя;щею у окна маму, сказала:
– Доброе утро.
Я оглянулась и увидела свою дочь сидящею на постели, ответила:
– Доброе утро. Не правда ли, сегодня прекрасный день! Подойди ко мне, посмотри в окно Света.
Света встала с постели, накинула халатик, и подойдя к окну, посмотрела на улицу, сказала:
– Да, день просто замечателен. У меня сегодня хорошее настроение, не знаю почему?
Я ей напомнила.
– Наверное потому, что ты идешь сегодня в театр. Ты не забыла Света?
– Нет, я не забыла. Но это тут ни при чем. Просто у меня сегодня на душе радостно, радостно не знаю почему?
Я отхлебнула из чашки с чаем глоток чая, и сказала.
– Это необъяснимо. Вот вырастишь может поймешь, почему у тебя хорошее настроение, а иногда плохое. Это жизнь, и когда вырастишь, ты поймешь природу женщины.
– А когда эта будет?
– Скоро. – поспешила ответить мама. И глубоко вздохнув, добавила. – не успеешь и глазом моргнуть как ты вырастишь и, оглянувшись назад, скажешь сама себе; – вот оно, то что я не понимала в детстве, когда была ребенком.
– И когда это наступит? Когда как у тебя, у меня появится грудь?
Мама ласково посмотрела на дочь, и с любовью ответила.
– Кто знает? Может гораздо раньше? – она посмотрела висевшие на стене часы, на них было около десяти утра. – время есть. – сказала она. – давай позавтракаем.
– Давай.
Света отошла от окна, и сказала.
– Все же сегодня какой-то особый день.
Мама посмотрела на Свету.
– С чего ты это взяла?
– Чувствую.
Позавтракав Света умылась, и оделась. На ней было голубое платьице, голубые туфли. Накрасившись, она сказала.
– Мама, скоро последняя электричка отходит!? Не опоздай.
– Не опоздаю. Ты меня знаешь, я всегда вовремя.
Света легонько улыбнулась.
Вот они уже бегут на последнюю электричку. На электричку, которая действительно была последней. После нее был долгий перерыв. Залетев в последний миг в тамбур электрички, Света и ее мама не могли поверить, что они успели. Ведь они могли и не успеть. Вы спросите почему? Я отвечу. Дело в том, что как бы ни старалась ее мама успеть собраться, ей это так и не удалось. Дело в том, что полчаса она искала билеты в театр, куда так стремилась попасть вместе со своей дочерью. Она искала их везде где только могла, она даже искала их там, где их не могло быть в принципе. В общем потрудилась. В конце концов она нашла их на печки, куда их положила накануне. Теперь, весь их дом был похож на бедлам. Все было разбросано по всей комнате. Ничего нельзя было найти. Вошедшая в комнату Света удивилась. Она не могла понять, что вообще происходит?
Мама объяснила.
– Просто я билеты искала.
Света с присущей ей в эти моменты строгости спросила:
– Нашла?
– Да. – ответила мама чуть дыша. И показывая билеты своей дочери с гордостью добавила. – вот они.
Затем они просто рассмеялись.
И вот, они ехали в электричке в Москву. Был солнечный день, время двадцать минут одиннадцатого. Все прекрасно. Они сходили на спектакль.
Но вот, в вагон села молодая дама с маленьким ребенком. Ребенку с виду было около шести лет. Коренастый пацан, ра;звитый не по годам для своих лет. Впрочем он такой родился. Крепыш, четыре двести. Можно сказать, Геракл.
Его мать, молодая женщина лет тридцати девяти, была нрава любима, горда. Про таких говорят, стервы.
Но рассказ вовсе не про нее, а про ее ребенка. Впрочем, все по порядку. Не подоплеку от нее сидели двое представительных мужчин. Они долго смотрели на эту женщину и на ее ребенка, затем подошли к ней, и представившись, один из них спросили:
– Не желает ли женщина, чтобы ее сын попал на телевидение. Этот случай предоставляется только раз.
Пристально посмотрев на них сверлящем взглядом, женщина отпарила.
– Нет.
Тогда они сели напротив нее, и второй мужчина сказал.
– Мы снимаем интересный фильм в Малаховке, Вы и ребенок как нельзя лучше подходит для роли.
Но женщина была неприступной. Она снова сообщила.
– Нет.
Тот же мужчина сказал:
– Но Ваш ребенок можете сделать карьеру на телевидении. А потом без экзаменов поступит в театральное училище. Поймите, этот шанс бывает раз в жизни.
Женщина усмехнулась.
– Раз в жизни?
Первый мужчина спросил:
– Может Вы считаете нас аферистами? Так вот. – он вытащил из кармана брюк документ и раскрыв его, показал женщине.
Женщина прочла.
– Р. Р. Дудкин. Оператор TV.
Второй мужчина показал такой же документ.
– М. Г. Лог. Режиссёр.
Первый мужчина представился.
– Меня зовут Роман Родионович, а моего коллегу Матвей Григорьевич. Мы действительно из Мосфильма. Так что здесь, если Вы считаете нас проходимцами, то Вы глубоко ошибаетесь.
Но в ответ они услышали уже знакомое.
– Нет. Не бывать этому.
Роман Родионович поинтересовался.
– Почему?
Женщина тотчас отпарила.
– Я этого не хочу. И не бывать этому никогда.
Мужчины не знали, что делать, каждый из них видел в этом ребенке потенциального актера. Но его мама? Та еще штучка.
Матвей Григорьевич сказал:
– Поймите, мы видим в Вашем ребенке потенциальную кинозвезду. Что Вы для своего ребенка не желаете лучшей доли?
Женщине уже надоел этот разговор. Она уже хотела пересесть, но зная, что они могут последовать за ней, она спросила:
– Почему именно мой ребенок? Я хотела бы знать?
Матвей Григорьевич ответил.
– Мы снимаем фильм, где происходит действие в девятнадцатом веке, мы посмотрели много детей и делали много кастингов, и никто так нам не подошел. Но вот я вижу вашего ребенка, и точно знаю, что он подойдет нам для этого фильма.
Женщина заметила:
– Подойдет Вам? Значит мнение других Вас не касается?
Мужчины переглянулись. Они не хотели оскорбить женщину своим разговором. Но у них это получилось. Женщина была оскорбленной. По крайней мере так считала она. Считаться лишь со своим мнением и не ставить мнения других во мнение своего эгоистичного я, это было по мнению женщины слишком. Она воспользовалась этой оговоркой Матвея Григорьевича и сказала:
– Мне точно подойдет то, что Вы сейчас же уберетесь отсюда к чертовой матери. И меня с моим ребенком оставите в покое.
Мужчинам стало не по себе. Они еще никогда не были так не стыдно оскорблены. Ведь они хотели лишь дать шанс маленькому человечку, человечку, сидевшему рядом со своей мамой.
Роман Родионович сказал:
– Что ж, мы сделали все что в наших силах. – он дал женщине визитку. – звоните если передумаете. – он положил визитку на скамейку. – если Вы согласитесь, мы будем ждать. Конечно мы снимем Вашего карапуза не задаром.
Мужчины ушли, а женщина осталась сидеть у окна. Возле нее сидел ее ребенок.
Мужчины вышли на станции «Выхино». Один из них спросил другого:
– Как думаешь, позвонит?
– Вряд ли?
Света и ее мама тоже вышли на этой же остановке. Они подошли к мужчинам, и женщина спросила.
– Что, не договорились с этой стервой?
Роман Родионович ответил:
– Стерва, стерва и есть. – он посмотрел на Свету. – знаете, а мы можем заменить мальчика девочкой, не желаете, чтобы Ваша дочь снялась в фильме?
Молодая женщина была заинтригована. Она понимала, что этот шанс упускать нельзя. Ни всякий раз предлагают такое?
– Что ж, я согласна. Если согласна моя дочь.
Матвей Григорьевич удивился.
– Эта Ваша дочь?
– Да. Эта моя дочь?
– Сколько же Вам лет?
– А что?
– Вы неприлично молоды выглядите.
Женщина заметила.
– Быть красивой не порок.
– И то верно.
Роман Родионович спросил у Сеты.
– А ты хочешь сняться в кино.
Света однозначно ответила.
– Да, хочу.
Матвей дал женщине свою визитку и поинтересовался:
– Как Вас зовут?
– Эмма Дмитриевна. А Вас?
– Роман Родионович.
– Матвей Григорьевич.
– Очень приятно.
– Нам тоже.
Роман поинтересовался:
– Куда Вы сейчас отправляетесь?
– Мы едим в театр Образцова на спектакль.
– Понятно. Что ж буду ждать Вашего звонка.
Женщина заверила.
– Я обязательно позвоню.
Так они и познакомились. Эмма Дмитриевна и работники кино. Она не пожалела об этом, став кинозвездой, она часто вспоминала вместе с дочерью тот день, и думала, что было если они опоздали на ту электричку.
Что стало с той женщиной, я не знаю, я больше ее не встречала. Наверное, она в будущем пожалела, что не воспользовалась возможностью сделать своего ребенка счастливым, а может и нет. Кто знает?



В походе



Часть I
В лесу

Сегодня мы решили пойти с друзьями на рыбалку завтра с ранней зори. Мы все приготовили и разойдясь по палаткам легли спать. На следующее утро, когда солнце пробила свои первые лучи не землю, я встал, и проверив свои снасти, решил прогуляться по лесу.
Выйдя из палатки, я ощутил раннею свежесть утренней зари. Все вокруг оживало. На деревьях распускались листья, трава поднималась. Она стремилась к солнцу, и на ней появилась утренняя роса. Красиво и радостно запели свою утренею песнь птицы. Где-то на ветвях деревьев прокуковала кукушка. Дятел стучал по стволу дерева, пытаясь выискать в нем личинок и жучков.
Где-то вдали пробегал ручеек. Веселый и радостный, он стремился вперед. Впадая в пруд, а затем в озеро он стремился пополнить свою стихию водяной гладе.
Тут меня окликнул чей-то женский голос.
– Дима, ты уже проснулся? Я тоже встала.
Я обернулся и увидел вышедшую из палатки одну из девочек, шедших со мной в этот поход.
– Да, проснулся.
Она подошла ко мне и спросила:
– Что делаешь?
– Слушаю.
Девочка не поняла:
– Что слушаешь?
– Я, слушаю лес Вика.
– А что лес?
– Слушай, неужели ты не слышишь того что слышу я. Прислушайся к этому звуку. Разве они не прекрасны?
Вика прислушалась. Она вслушивалась в тишь лесную, и слышала. Где-то в траве стрекотал кузнечик, тихо шумели ветки деревьев. Вот хруст ветки, кто это? Олень стоял на поляне. Гордый и величественный он как бы возвышался над всеми, гордясь своими прекрасными рогами. Вот снова хруст ветки, и олень прыгнул в сторону, затем он сверкая пятками убежал. Тут лес замер. На минуту он погрузился в мёртвую тишину. В ожидании неизбежного, он затаив дыхание слушал ветер. Ветер, который принес в лес смерть. Это охотник, затаив дыхание выжидал из-за сады удобного случая чтобы выстрелить в цель. Но произошло непредвиденное. Олень, в которого он целился, сбежал, сбежал так и не дав охотнику право на выстрел.
Охотник ругался:
– Черт побери! Этот олень такая добыча. Да ладно, день только начался.
Выстрел. С деревьев вспорхнули птицы, а затем снова возвратясь на ветки деревьев, замерли.
Я удивился.
– Что это было?
Из палаток вышли оставшиеся члены этого похода. Они не понимали, что произошло. Выстрел разбудивший их, заставил их осмотреться. Но никого вокруг не было.
Один из них спросил:
– Что это было?
Я ответил:
– Выстрел. Очевидно мы здесь не одни?
Кто-то из присутствующих бросил:
– Охотник наверное?
Какая-то девочка добавила:
– Я слышала, что в этих местах живет олень, его многие видели, а если поймать, нельзя.
Вика спросила:
– Почему?
– Говорят, что он появляется только на рассвете, и на закате. Никто не знает, где он живет. Впрочем, это только легенда.
Я спросил:
– А кто его увидит, что тогда?
– Говорят, те познают красоту леса.
Дима удивился:
– Это как?
– Этого я не знаю, но старики говорят, что кто его уведет хоть раз, тому в жизни повезет.
– Ясно.
Вика заметила:
– Нам пора, утренняя рыбалка ждать не будет.
Тем временем на поляне появился человек с ружьем. Его раньше никто не видел, да и увидеть его было не так-то просто. Он всегда скрывался, сторонился проторенных дорог. Он был браконьер. Он не жалел никого. Ни малых ни больших зверюшек. Он истреблял их всех. Сейчас он охотился на оленя. Идя по его следу, он долго выслеживал его, и вот, он тут. Рядом с ним, с этим оленем. Но его попытки поймать его были тщетны. Он только что был в ста метрах от него, но так и не смог в него попасть. Олень сбежал, и больше не показывался ему на глаза. Хозяин леса, его величавый король. Прекрасен он, и горд.
Что касается охотника, то он больше ни стал выслеживать этого оленя. Он видел его, и это для него было довольно. Нельзя получить все. Только одно. И это одно, лишь прекрасное золото лесного богатства красы природы, вечного покоя.



Часть II
На рыбалке

Вот и озеро, мы пришли. Красиво здесь и прекрасно. Кто отдыхал хотя бы рас дикарем, тот меня поймет. Свежий озерный воздух, деревья вокруг озеро, они как будто охраняют его от посторонних глаз. А когда мы видим его, то понимаем. Что это проточное озеро, стремящейся попасть в море а затем в океан.
Эту историю мне рассказали. Так что она не выдумка а быль.
Дело было на озере Селигер, куда только что пришли герои этого сюжета. Итак, начнем рассказ. Я не знаю в котором часу все это произошло, да это и неважно. Просто слушайте.
Мы расположились на берегу озеро Селигер. Взяв напрокат лодку, двое из нашей группы выплыли на середину озера и закинув спиннинги в озеро, начали ждать поклеп.
Тем временем на берегу разожгли костер, и поставив мангал, насадили на шампур мясо с луком, и начали готовить шашлык.
– Эй, Володя, сегодня хорошая погода, не правда ли?
– Конечно прекрасная, только купаться.
– Давай искупаемся?
– Давай. Галь, а на тот берег озеро переплыть, слабо;?
– Нет.
– Тогда давай, сплаваем?
– Сплаваем.
Эти два человека были как нельзя лучше знакомы друг с другом, чем кто бы то ни был. Они были мужем и женой. Хотя они были в браке не долго, около месяца, и не собирались разводиться, они уже успели познать всю сладость семейной жизни. Впрочем рассказ не о них.
Плывя на тот берег, смотрящие с берега, и делавшие ставки, кто первый доплывет до того берега. Произошло следующее. В лодке где находились два рыбака пошел клев. Рыба, коей в этом озере водится достаточно, клюнула на приманку. Не проходило и пяти минут, как очередная щука или окунь были в лодке рыбаков. Но вот казус, и надо было такому случиться? Рыба, которая попалась на приманку, оказалась для рыбаков в новинку. Что же эта за рыба? Рыба как змея. Кто она? Эта рыба угорь. Чем она особая? Просто она словно змея. В руках неопытного рыбака, который с ней никогда не имел дел, она может причинить немалой вред. Так и получилось с горе-рыбаками. Итак, вытащив рыбу угорь из озера один из них схватил ее и хотел уже снять с крючка, как вдруг, рыба из его рук выскользнула, и отлетев в сторону, зацепила второго рыбака, и плюхнулась в озеро.
Ничего не понимающий, что произошло второй рыбак, спросил:
– Саша, а что это было?
Саша в ответ смотрелся.
– Черт побери эту рыбу.
– Какую Рыбу?
– Да вот, поймал. – Саша сделал паузу. – Данила, помоги.
Данила отложил спиннинг в сторону, и прикрепив его к лодке скомандовал:
– Давай.
Он был готов к борьбе за главный приз. Приз эта рыба. Она хотела потягаться с рыбаками, что ж изволь.
Саша снова вытащил из озера рыбу угорь, и тут же пожалел об этом. Она билась из стороны в сторону, не давая никому из мужчин взять ее. Вместо этого, она раскачала леску так, и так била своим мощным хвостом, что у обоих парней, вскоре появились под глазами фингалы.
Данила сказал:
– Что это за тварь такая? Что ее нельзя отцепить от крючка?
– Не знаю.
– Но это не сом?
– Не сом?
– Тогда кто же.
В это время с одного берегов они услышали голос Володи.
– Эй? Что там у Вас черт возьми делается?
Саша в ответ крикнул.
– Рыбу ловим.
– А это что?
– Проблема.
– Вы хоть знаете, что эта за рыба?
– Нет.
– Оно и видно.
– Саша крикнул:
– И что нам делать?
Володе в ответ крикнул:
– В газету ее в газету!
Сашка быстро нашел остаток газеты, в которую он завернул баночку с червями. И схватил ей рыбу угорь, получив при этом еще. Он быстро снял ее с наживки, и бросил в специальный ящик для рыбы.
– Фу. – обтирая пот вздохнули оба рыбака спокойно. – справились.
Рыбалка была окончена. Саша и Данила вернулись на берег с полным ящиком рыбы, и одной ее проблемой, рыбы угорь.
Одна девочка тотчас взяла рыбу угорь в руку, предварительно взяв конечно газету. Вытащила ее из ящика для рыб, и посмотрев на нее, сказала:
– Что тут особенного? Рыба как рыба? Только брать ее надо умеючи.
Саша и Данила согласились:
– Да уж, умеючи?
Им обработали их сенники и теперь они отдыхали после трудной и ужасной рыбалки.
Их поход не прервался, и на следующий день они снова оказались в пути.
Потом, со временим, слыша эту историю, я как будто снова и снова погружался в тот день, когда по рассказу одного моего знакомого, эта история произошла. Была ли она на самом деле или нет, я конечно не знаю. Но верю, что похожие истории могли случиться где угодно.




Наказание перед…

Эту историю рассказал мне один человек. Так что можно сказать что она правдива. Но в том виде в каком он мне ее рассказал, я рассказывать ее не буду, так как эта история будет совсем неинтересной.
Итак, дело было давно, в тридцатые годы прошлого столетие. В одной деревне. Где именно я не знаю, да это и неважно, так как в те времена эта история или подобная ей, могли происходить, и происходили повсеместно.
В доме на окраине поселка жила одна семья, она происходила из древнего рода. И славилась своими украшениями. Но после революции семнадцатого года, они обнищали, за границу им уехать не удалось, и теперь они жили здесь, в деревне под названием Страшное.
Эта деревня соответствовала своему названию, у нее была дурная слава. Все, кто жили здесь хотя бы год, знали о проклятии старой ведьмы, которая по легенде жила в чаще леса в одиночестве. Она старалась не показываться на люди, да она и не могла этого заделать. Лишь два раза в год, во время летнего и зимнего солнцестояние, она выходи;ла из своей чаще на люди, и в это самое время, все кто жил в этой деревне, кто знал об этом проклятии, сидел дома, с закрытыми шторами, и никуда не выходи;л, дабы не попасть ненароком под ее взгляд. По легенде, кто уведет эту ведьму, тот был обречен. Обречен на муки и страдание.
Семья жила в двухэтажном доме. У них был небольшой участок, и одна корова.
Сегодня как раз было летнее солнцестояние. И надо было так случиться, что в доме не оказалось ничего чем можно было перекусить. Глава семьи, мужчина лет пятидесяти усмехнулся.
– Да уж? Дела?
Его жена, молодая женщина сорока лет согласилась с мужем.
– Знаешь, это просто какая-то напасть. Сегодня летнее солнцестояние, а у нас еды нет. Что я дочери скажу? Не забывай, на кормящая.
– Да, я это знаю. Но не забывай, какой сегодня день?
Со второго этажа спустилась двадцатилетняя девушка. Она была красива и стройна.
– Мама, у нас что-нибудь поесть есть?
– Нет. – ответила мама. – сегодня как назло ничего в закрома нет.
– Но давеча ты ходила на рынок.
– Да, ходила, но то что я там купила, пошло все на выброс.
Дочь удивилась:
– Как это возможно?
– Не знаю. Очевидно сегодня кто-то хочет, чтобы кто-то из нас, этот дом покинул.
– Да уж. Дела?
Тут в разговор вмешался отец.
– Мне кажется, что сегодня все останутся голодны.
Обратившись к нему жена, осторожно спросила:
– Может ты пойдешь в магазин, купишь что-нибудь для Эммы.
Муж удивился.
– Я? – на его теле пробежали мурашки. – да ни за что на свете, я что идиот?
Жена тотчас сказала:
– Ты не идиот Петр. Просто если Эмма сегодня не поест, у нее закончится молоко, а она кормящая, не забывай об этом Петр.
– Прасковья, я знаю лучше тебя, что наша дочь беременна.
– И?
Петр внимательно посмотрел на Прасковью. И увидев в ее взгляде непоколебимое решение выпроводить его из дома, он сказал:
– Ты давно хочешь жить одна. Наши политические взгляды не совпадают, ты стала коммунисткой.
Прасковья подтвердила:
– Совершенно верно.
– Но разве коммунисты не атеисты? Они не верят ни в бога ни в черта.
– Это так. – согласилась Прасковья. – мы не верим ни во что. Есть только товарищ Сталин, и товарищ Ленин.
– И больше никого?
Прасковья заявила однозначно.
– Никого.
Петр невзначай предложил:
– Тогда может тебе сходить в магазин, заодно и корову подоишь!?
Прасковья усмехнулась.
– Еще чего? Ты муженек больше ничего не желаешь?
В это время сидящая за столом, и наблюдавшая очередную брань своих родителей, Эмма небрежно бросила:
– Да хватит пугать друг друга ведьмой из чащи леса. Вот я тоже не верю. Все это байки, байки и есть.
Прасковья запротестовала.
– Это не байки! Эта быль.
Дочь усмехнулась.
– Разве? – в ее тоне можно было уловить оттенок усмешки. – это только страшилки которыми пугают детей, не больше. И я не верю в это все. Так и знайте.
В это мгновение в дверь постучали. Все присутствующие находящиеся в доме вздрогнули. Они посмотрели на входную дверь, и непонятный, жуткий страх овладел всеми ими. Они готовы были сейчас убежать, убежать прочь из этого дома. К чертовой матери, подальше отсюда, куда глаза глядят.
К входной двери подошла Прасковья, она страшилась того, что сейчас было за этой дверью. Того, кто к ним стучался? И кто бы это ни был, он был настойчив. Скверный, противный чей-то голос кричал.
– Откройте черт Вас побери.
Прасковья осторожно спросила:
– Кто там?
– НКВД. Это дом Руких?
– Да.
– А Эмма Руких здесь проживает?
– Да.
– Откройте, у нас к ней есть вопросы.
Прасковья открыла дверь. Ввалившись в дом двое мужчин в форме, и наследив тотчас повсюду, где только было можно, один из них подошел к сидящей за столом девочки.
– Вы Эмма Петровна Руких?
Не понимающая в чем дело Эмма торопливо, заикаясь сказала:
– Да, это я.
– Вы арестованы.
Прасковея, услышав от них словно приговор. Ей стало плохо, и она упала.
Человек в форме бросил на Прасковью презрительный взгляд, и удар в Эмму в лицо, плюнул.
– Так пойдешь или помочь?
– Эй! – воскликнул Петр. – что Вы себе позволяете?
Но в тот же миг, он получил от какого-то человека кулаком в живот.
– Заткнись. – бросил он. – или тоже желаешь прогуляться? – он посмотрел на Эмму. – что сидишь или тебе особое приглашение надо? Он подошел к ней и ударив ее в кровь по глазу, сказал. – так пойдет сука.
На втором этаже заплакал младенец. Услышав его плач, человек в форме спросил:
– Кто эта?
Эмма в бессознательном состоянии простонала.
– Мой ребенок.
– Эй, капитан Зверев, принесите этого Выродка. – он посмотрел пристально на Эмму, жестоко улыбнулся, и сказал. – посмотрим, что за чудо ты нагуляла, шлюха. – он ударил ее снова по лицу. И взяв ее подбородок в свою мощную руку. Повернул ее лицо к своему и с оскалив свою улыбку спросил. – чего же тебе советские мужички плохи? Шлюха!
Со второго этажа спустился капитан Зверев. В руках у него лежал кулек. Он подошел к начальнику и показал его ему.
– Что ж. – сказал начальник, посмотрев на младенца. – дети не отвечают за своих родителей. – он с презрением посмотрел на меня. – шлюха.
Поняв, что происходит, Петр воскликнул:
– Отстаньте от нее, лучше меня заберите!
Начальник посмотрел на Петра.
– Если так хочешь? – он скомандовал конвою. – взять его. Посмотрим, что ты за птица?
Зверев спросил:
– А с ней что делать?
Начальник бросил.
– Дайте ей для ума, да и все, она нам не нужна.
Так и произошло. Люди из НКВД ушли, Прасковья осталась лежать на полу без сознания, а Эмму и Петра забрали.
На следующее утро.
В дверь постучали. Спящая после вчерашнего Прасковья поднялась с постели, схватилась за голову. Она у нее ломила после вчерашнего перепоя. Дело в том, что после того, как представители закона забрали Эмму и Петра, Прасковья, чтобы забыться напилась. Вообще она и буз случая любила выпить. Этому ее сподвигла партия. Да она и сама была не прочь принять горячительного. Сегодня у нее был праздник. Наконец ей никто не мог помешать пить. Пить сколько душе угодно. Мужа не было, дочь с ребенком тоже. Наконец она отделалась от них. Кто знает, с кем спуталась ее дочь? С каким врагом народа она состояла в связи? Она была вынуждена ради партии выдать ее. Родную дочь, отдать на поругание чужакам. В систему, из которой уже не было никакого возврата.
Она встала с кровати, и спустившись на первый этаж, подошла к входной двери. И свойственно пьяной женщине промычала.
– Кто там?
– Это я. – услышала она в ответ. – Зверев.
Прасковья открыла дверь. Перед ней все было как в тумане море голубом. Все расплывалась в разные стороны. Она смотрела на Зверева и видела в нем ни человека, а нечто похожее на жабу и свинью. Она спросила, смотря на него тупым пьяным взглядом:
– А ты кто такой? – она улыбнулась и сделав потягушечки спросила. – выпить есть?
Видя перед собой абсолютно пьяную женщину, и видя, что от нее ничего путного сейчас не добьешься, он вошел в дом, и воспользовавшись ситуацией… короче проснулись они оба в постели. Они лежали, обняв друг друга.
Увидев, что в ее постели спит незнакомец, Прасковья встала с кровати, подошла к столу, на котором стояла бутылка самогона, похмелилась, и снова подойдя к нему, разбудив спросила:
– Вы кто? – но тут она признала в нем своего любовника, капитана Зверева. Он спал на кровати спокойным и мирном сном. Но вот он проснулся, открыл глаза и поздоровавшись спросил:
– Начальник не возвращался?
Прасковья ответила.
– Я только что проснулась, а тут ты? Как ты здесь оказался?
– Поутру пришел к тебе. А ты была до того пьяна, что мне пришлось укладывать тебя спать.
– И сам воспользовался ситуацией?
Зверев улыбнулся.
– Знаешь Прасковья, сколько раз я к тебе не прихожу, ты всегда пьяна? Скажи, тебе что, нравится пить?
– Я это обожаю!
Зверев предложил.
– Может тогда и закуришь?
– Почему бы и нет.
Прасковья закурила папиросу. Она уже когда-то два года тому назад она выкурила первую сигарету, и с тех пор не переставая дымила как паровоз. И лишь полгода назад она бросила курить, и лишь сейчас начала снова.
Затянувшись папироской, она спросила:
– А как там Эмма?
– А что будет с этой сукой? Она с этим, начальником.
Она осторожно спросила:
– Что с начальником?
Зверев пожал плечами:
– Ну?
В этот миг в дом вошла Эмма. Вся грязная, ссадинами на лице, она была неузнаваема. В руках у нее был ребенок.
Прасковья заворчала:
– Приперлась.
Она ненавидела Эмму. Прасковья считала, что она испортила ей всю ее жизнь. Не было б ее, она считала, что могла бы стать кем-то, перед кем все преклоняли колени. Но вместо этого, она приняла образ жизни КПСС. И никуда не могла из этого круга сбежать.
Тут она услышала:
– Эй, мама? Мама черт тебя побери, где ты там?
Эта кричала ее дочь, она только что пришла домой из отделения, в которое вчера ее отвез начальник и капитан Зверев.
Тут она услышала знакомый голос со второго этажа.
– Я тута.
– Поднимаюсь, мне нужно уложить ребенка в кроватку.
В это самое время Зверев залез под кровать.
– Тебя отпустили?
– Да.
– А отца?
– Тоже, сейчас он придет.
– Хорошо. – Прасковья докурила папиросу, и потушив ее, разогнала дым.
В комнату на втором этаже вошла Эмма. Она уже не была похожа на ту Эмму которую она знала раньше. Она была вся избита и потрепана. Все лицо у нее было в крови. Но все же она держала себя в руках. Она не падала духом, и держалась так, что достоинства своего она не теряла.
Она прошла в свою комнату, уложила ребенка спать, а сама, подойдя к окну, поинтересовалась:
– Ты курила?
– Да. Курила.
– Дай и мне.
Прасковья дала Эмме папиросу и спички. Закурив, положила спички на подоконник, и сказала:
– Знаешь, лучше б я умерла.
У Прасковьи защемило сердце. Она смотрела на свою дочь, и видела в ней, она чувствовала, что что-то случилось. Что-то ужасное, что-то невероятно такое ужасное, о чем никто не посмеет, признаться. Прасковья предположила:
– Тебя что, изнасиловали?
Эмма быстро повернулась к матери и уткнувшись ей в грудь горько разревелась. И затем воскликнув слова; – МАМА!!!!! ЗА ЧТО????
Прасковья как могла утешала Эмму. Она говорила, что эта все за будится. В скором времени она вообще даже и не вспомнит о случившимся. И предложив ее выпить с горе, добавила; – Это поможет.
Вечером снова пришел начальник и забрал Эмму. Он привел ее в свой кабинет, и спросил:
– Ну как, подумала?
Эмма ответила:
– Да, подумала.
– И? – он подошел к ней и залепил оплеуху. – подумала?
– Подумала.
– Что решила?
– Нет, я не стану на Вас работать.
Начальник позвал коллегу.
– Займись.
И только Зверев хотел ударить ее, как участок осветил яркий свет. Казалось, что помещение вот-вот загорит, но это не был огонь. Эта было что-то, что было в не сознании начальника и его зама Зверева. Они смотрели на этот свет и им было страшно. Страшно перед неизбежным.
Тут чей-то голос из света сказал:
– ПОШЛИ ВСЕ ВОН.
Этот голос звучал повелевающее и властно. Про такой голос иногда говорят, что он ни что не боится. Он сама власть.
Испугавшись света, начальник и Зверев оторопели. Они испугались. Из все властителей, они превратились в маленьких мышек, а голос продолжал свою речь.
– ОТОЙДИТЕ ОТ НЕЕ. ОНА ИЗБРАННАЯ МНОЙ.
Начальник, переборов на мгновение свой страх, воскликнул из последних сил:
– Кто ты?
В ответ невидимый голос из света произнес.
– Я НАКАЗАНИЕ ЗА ГРЕХИ. НЕ СТОИЛО ПОЗАВЧЕРА БЫЛО БЕСПОКОИТЬ ПОКОИ СТАРОЙ ВЕДЬМЫ.
Начальник воскликнул:
– Эта чушь! Ведьмы не существует!
– РАЗВЕ? А Я СЧИТАЮ НАОБОРОТ.
Тут свет подошел к Эмме, при этом растолкав начальника и его зама по разным углам. Затем, будто лаская, свет исцелил ее раны, и ее лицо засеяло необъяснимым светлым и теплым светом. Ее душа словно вспорхнула, с зада у нее появились крылья, и казалось, что она могла летать. Она обратилась к свету.
– Что ты хочешь?
– Я, ЧТОБЫ ТЫ ПОШЛА СО МНОЙ.
– Куда?
– ТУДА КУДА ТЫ ОБРЕТЕШЬ СЧАСТЬЕ, ТУДА ГДЕ ВСЕ НЕВЗГОДЫ ЗАБУДУТСЯ, И ТЫ ОБРЕТЕШЬ ГАРМОНИЮ С САМОЙ СОБОЙ.
– А как же мое дитя?
– ВОЗЬМИ ЕГО С СОБОЙ. ПОВЕРЬ, ЕМУ ТУТ НЕ МЕСТО.
– А мои родители? Как же они?
– ВСЕ ЗАСЛУЖИЛИ ТО, ЧТО ИМ ВОЗДАСТСЯ.
– Я не понимаю.
– ОНИ ОСТАНУТСЯ. – ГОЛОС СДЕЛАЛ ПАУЗУ. – РЕШАЙ.
Тут начальник бросился в свет, и воскликнул:
– Не отдам, мое!
Но свет оттолкнул начальника в сторону, и предупредил.
– НЕ НАДО, ЕЙ РЕШАТЬ.
Эмма посмотрела на людей в форме, затем на свет и затем протянула свету руки, и сказала:
– Я готова.
Начальник и Зверев видели, как душа покинула тело Эммы. Она устремилась вдаль, к свету, куда иным дорога заказана.
– Вот. – говорил начальник. – знаешь почему нас обошли стороной?
– Почему?
– Работаем плохо. – злился начальник. – вот почему. – он сделал паузу. – а где эта, как ее Прасковья? С ней можно заняться?
Зверев ответил:
– Почему бы и нет?
Придя в дом где жила Прасковья со своей семьей, они застали ее сидящей у кроватки ребенка. Она плакала. Ее горю не было покоя. Перед ней в кроватке лежало мертвое дитя. Только что умерев, оно не успела еще окоченеть. Живой младенец, больше, нечего сказать.
Увидев начальника и Зверева, она остервенела. В ее глазах можно было прочесть ненависть и презрение к этим двое субъектом. Она смотрела в их лица, и в ее взгляде можно было прочесть слова отчаяние.
– «НУ ЧТО, ДОБИЛИСЬ СВОЕГО?»
Тут начальник сказал:
– Гражданка Руких Вы арестованы.



Съемки

Эта история произошла со мной в две тысячи двенадцатом году. Это было так. Я узнал от знакомых, что можно было сняться в одной из передач, и не только увидеть себя по телевизору, но и заработать деньги. Я не буду говорить, где я снимался, потому что эта история могла произойти в любом другом месте, и там же могло произойти то же самое что произошло со мной. Итак, я позвонил по одному из номеров которые мне дали мои друзья, и мне сказали, что я могу прийти. Когда я пришел на как мне казалось студию, я попал в старинный дом, один из этажей которых арендовали люди из киностудии. Я написал анкету, и снялся для проб. Затем меня отвели к режиссеру, но тот сказал, что я не подхожу по типажу. Мне сказали, чтобы я позвонил через одну неделю, возможно, что ни будь появиться. Что я и сделал. Но вместо того чтобы предложить мне роль, они сказали, что потеряли мое видео, и что я если хочу получить роль приехать и званого сняться для проб, что я и сделал. Когда я переснялся, мне дали роль, и я пошел к режиссеру. Эта была молодая девушка блондинка. У нее были светлые глаза, и прямое лицо. Она дала мне время выучить текст, и пробежав со мной по тексту сказала, что до пятницы я должен его выучить. Я пришел в пятницу уже с готовым выученным текстом, и снова пробежав его вместе с девочкой-режиссером, она сказала мне, что я этот текст не играю, а говорю на память. Итак же сказала, что если я его только скажу на память, то лучше мне туда не ходить, на утверждение. Дело в том, я должен пояснить, что я за свою жизнь ни разу не играл. А тут волнуюсь и эта у меня как говорится примера. Когда я зашел в комнату, где сидел главный режиссер, чтобы окончательно выбрать артистов для съемки, я понравился всем, и мне отдали роль. Затем, девочка режиссер мне сказала, что они ей сказали, чтобы она немного позанималась со мной, что она и сделала. Затем я подписал контракт. В контракте была проставлена самая большая сумма, четыре тысячи рублей. Я помню, что она тогда мне сказала, что у меня два эпизода, эпизод в коридоре и эпизод в зале судебного заседание. И за все это они мне уплатят четыре тысячи рублей. Я подписал контракт. Ах! Лучше б этого контракта и вовсе не было. Я потом пожалел об этом.
Я помню в понедельник на следующей недели она мне позвонила и сказала. Я не помню дословно что она мне сказала, но этот разговор был примерно таковым.

ДЕВАЧКА-РЕЖИССЕР:
– Мне режиссер устроил взбучку из-за того, что я Вам заплатила четыре тысячи рублей. «Это слишком много. – я сказала режиссеру. – у него два эпизода».


ГЛАВНЫЙ РЕЖИССЕР:
– И что? Мы платим за такую роль гораздо меньше чем в контракте.

Я не помню весь разговор что она мне по телефону сказала дословно. Я помню только его конец.

ГЛАВНЫЙ РЕЖИССЕР:
– У нас за большие роли получают меньше чем Вы заплатили ему. Мы конечно уплатим, но тебе выговор.


ДЕВАЧКА-РЕЖИССЕР:
– Вот так он мне сказал. Я Вам направила на Ваш E-Mail: отредактированный вариант текста. Съемки в среду.

У меня уже не было никакого настроение общаться с этой личностью. Я помню тогда подумал, что я попал под раздачу. Кому какое дело сколько заплатили? Заплатили же? Контракт подписан, а это что? Мы актеры народ обидчивый и ранимый. Пусть на нее режиссер спустил всех собак, а отыгрываться зачем на других? Тем более эти другие актеры-любители или профессиональные актеры. Какая разница. Она сообщила мне место и время съемок и звонок оборвался.
Да? что за народ эти киношники? Платить не хотят, живут нищенски? А хотят показать из себя знаменитостей.
Итак, продолжим. Без всякого на то настроение я пришел в один санаторий где проходили съемки. Там костюмеры одели меня, и мы пошли на съемку. Первый эпизод был в своеобразном коридоре. Мы сняли ее с пятого дубля. Оператор выбирал ракурс, и съемка затянулась. Мы менялись местами с другими актерами. Я помню, как один дубль запорол звукооператор, что держал в руке микрофон. Я по сценарию поднимался по лестнице, и звукооператор так близко держал этот микрофон от лестницы, что мне пришлось чтобы пройти, нагнуться и пройти под ним. Теперь зал судебного заседание. Я вошел в зал, когда подошла моя роль. Я не знаю, как я играл, но у меня не было вообще никакого желание играть. После того разговора, где меня оговорили за мои же деньги, я ждал когда все это закончится. Честно говоря, я не пошел на съемку после такого оскорбление и унижение. Но я подписал контракт, а там было четко прописано. Что за неисполнение контракта и срыв съемок, штраф шестьдесят тысяч рублей. Вот и пришлось сняться.
После съемок я заболел. Наверное, та одежда которую дала мне костюмер была просто не постирана, и ее до меня одевал человек больной. Я провалялся дома с гриппом две недели, затем выздоровел.
Да! Это что-то? Сняться, проездить около четырех тысяч рублей, и заработать столько же? И при этом чтобы тебя оговорили? Это может быть только в России. Только здесь и нигде в другой стране. Там за кордоном, в Голливуде, режиссеры себе этого вряд ли позволили. Они платят с радостью актером, лишь бы они снялись в их фильмах. А здесь? Россия есть Россия.
Это все что я хотел сказать.



Школьные годы чудесны

Я живу в городе, который называется город мечты! Вы спросите почему он так называется? Просто каждый из городов в котором живет тот или иной человек, называется городом мечты. Это так. Для каждого человека где бы он ни жил, его город будет, самый прекрасный город на земле. Город мечты! История, которые я расскажу, случались в разных городах, но этот город единственный. Моя планета, город моей мечты.
Жаль, что тот прекрасный город несчастен. Люди его просто не жалеют. Вырубают деревья, засоряют реки и озера, и просто чихают на нее. Утверждают, что дом все выдержит, все ему нипочем. Но они ошибаются. Дом не резина, которую можно растянуть, да и та рвется. А что говорить о доме как о планете? Жаль, что мы не ценим то богатство, которое нас окружает. Мы растрачиваем его впустую.
Но ладно. Я начну свой рассказ. Город, в котором я живу, очень хороший. Я не буду писать его название, чтобы быть справедливым к тем городам, где могли произойти такая же история. Итак. Наш город прекрасный, правда у него есть проблемы, но в каких городах их нет. Квартирный вопрос, вопрос коррупции чиновников, и просто насущные проблемы. Впрочем, их гораздо больше чем можно было себе представить.
Недалеко от него мирно стоит один из поселков, мрачный, не освещенный, кишащими там лихими ребятишками, не освещенный. Он был позором района, хотя слыл поселком, где живут властители этого района и города. Впрочем, все по порядку.
Я жила доселе в этом поселке, мне там жить очень нравилось. Я была молода и полона сил. Маленькая девочка лет семи. Сегодня первое сентября. Первый звонок, первый учитель. Маленькая девочка, карапуз. Стоит с букетом цветов алых пионов. Он смотрит на какую-то женщину что-то говорящая со ступенек школы. Красивая! Да, похожа на мою сестру. Вы спросите, что она говорила? Она поздравляла всех с началом учебного года. Желала хороших оценок, и новых знаний. Хорошая речь, ничего не скажешь. Родители, снимали своих отпрысков на свои видеокамеры. Приглашенный фотограф снимал нас всех вместе, а за отдельную плату каждого по отдельности.
И вот митинг кончился, к нам подошли наши преподаватели, и мы с ними пошли в классы. К сожалению, нас вела другая учительница, ни та педагог, которая говорила речь с лестницы школы, нас повела в класс тучная дама, у нее был строгий вид. Она ввела нас в светлый класс, и сказав садитесь где хотите, не успев закончить фразу, хотя и была крепкой женщиной, но все же не смогла удержаться, и прислонившись к столу, смогла избежать того, чтобы первоклашки, и диким визгом, как ураган, пронеслись по классу с диким криком, и швырянием портфеля на парту, чтобы закрепить за собой место в первом ряду. Да! Денек обещал быть жарким, впрочем, как и весь год учебы.
Мне досталось место в конце класса в углу, у окошка. Место конечно не из лучших, зато ярко светит солнце. Смотрю в окошко, и вижу за окном школьный двор. Он пуст. Никого. Только дворник подметал уличный тротуар. У окна рос дуб. Он был пожилой. Гордо и величаво, он размахнул своими ветками деревьев, но которых уже желтели листья. Сколько он видел за свою жизнь сколько радостей и горе. Все было в его жизни?
Тем временем, учительница рассказывала про учебу в школе. Про знание которые мы получим в школе. Про то, что мы должны оберегать природу, содержать в чистоте класс, и хорошо себя вести себя на уроках. В общем она говорила про все, в том числе что школа в блажащие годы, станет нашем вторым домом. Затем она нам выдала учебники, и мы в сопровождении своих родителей разошлись по домам.
Придя домой, я долго рассказывала про то, как прошел первый урок. Урок мира, так его называли преподаватели. Что ж, завтра в школу, начнутся трудовые дни учебы, домашних заданий, первых оценок. Первых знакомств с такими же первоклассниками, как и я, впрочем, это будет только завтра, а сегодня последний день веселия, игр. Завтра в школу.
На следующий день, ровно в восемь часов утра, когда прозвенел первый звонок, я сидела за своей партой, у окна. Вскоре в класс вошла учительница. Она представилась, и сказала, что мы должны каждый раз вставать, как она входит и выходит из класса. Также она сказала, что мы должны вставать, каждый раз, когда в класс входит и выходит какой-либо из преподавателей. Она пояснила, что так мы здороваемся и прощаемся с учителями, также она сказала, что теперь в стенах этой школы, наша жизнь изменится. Мы приобретем знание которые нам помогут учиться дальше, и стать тем, кем мы хотели бы стать. Так что она нам наказала учиться хорошо, не прогуливать занятие, а если что-то срочное, то должна быть записка от родителей. А если кто ни будь заболеет, то справка от участкового педиатра обязательна или будет прогул и второй год. Затем учительница сказала нам, что мы должны потренироваться. Она вышла из класса, и войдя в него снова, поздоровалась с нами. Мы встали из-за парт, поздоровались с ней, затем она попросила нас сесть.
Теперь, я обязана рассказать о моей первой учительнице, звали ее Щепак Валентина Семеновна. Ей было на тот момент чуть больше за сорок. Упитанная женщина, она всегда была на высоте. Старалась одеваться так, как подобает одеваться учителю. Никаких прикрас, только платье или юбка. Никаких украшений, только обручальное кольцо на руке.
Итак первый урок. Урок литературы. Много сказок нам читали наши родители нам в детстве, их было множество множеств. Одна из таких сказок и стала нашим первым уроком. Правда я не помню, что эта была за сказка, да это и неважно. Перейдем к уроку номер два, русский язык. Тут можно сразу сказать, что по букварю учиться было интересно и занимательно. Мы учили первую букву алфавита, эта буква А. мы учились писать ее в своих тетрадках, выводили каждую черточку, и учили, какие слова начинаются на букву А. Третий урок, математика. Здесь нам объясняли числительные, и учили складывать один и один. Четвертый урок труда, стал одним из любимых. Ничего не делай, только в свое удовольствие вырезай из бумаги всякие замысловатые фигуры, да и все.
Конец учебного дня. Я вышла из класса, побежала в раздевалку, где ждала меня моя мам, она-то и отводила меня домой, до конца учебного года.
В общем весь год занятий в первом классе прошел интересно и занимательно. Первоклашки всегда узнают что-то новое, им открывается целый мир знаний, историй. Так и прошел весь год. Мы учились, набирались знаний. Все как обычно, все, как всегда.
Новый год. Мы подготовили номер. Дед Мороз и Снегурочка. За окном стоял мороз, на окнах мороз разукрасил окна в причудливые белые узоры. Мы выступали в своем классе, перед своими родителями. Каждый из нас хотел не отстать от другого, сыграть если не лучше, то и не хуже своего партнера. У всех было радостное настроение. Новый год! Детский праздник веселья, и хорошего настроения!
За окном луна осветила путь страннику, звезды мерцали на ночном небосводе. Тишь вокруг, лишь слышно хруст снега. Это заяц-плутишка, бегает по ночному лесу. В доме стоит украшенная игрушками елка. Она мигает разноцветными огнями. Новый год!!!
Последний звонок! Радостное настроения для выпускников школы. Как я им завидовала! Вот они, вступают во взрослую жизнь, школьные годы позади. Сколько знаний они получили? А сколько еще получат? Мы собрались в большом спортзале, что находился в школе. Здесь были все, от нас первоклашек, до выпускников десятых классов. Был большой праздничный концерт. Мы все поздравляли выпускников десятого класса с окончанием учебного года, и вступление их во взрослую жизнь. Я помню, как они взяли нас на руки, а затем посадили к себе на плечи, и пронесли по всему залу, а мы первоклашки, звонили в маленький колокольчик. Последний звонок для десятиклассников, прощай школа, здравствуй взрослая жизнь.
Каникулы! Летние каникулы! Что может быть лучше, чем каникулы? Пожалуй, для человека, перешедшего во второй класс, ничего лучшего не может быть на свете, как три месяца погулять перед новым учебным годом. Веселье! Озорство! Что может быть лучше? Чем греться на озере на ярком солнце. Поездка на дачу? Отдохнуть на своем личном участке. Разжечь костер в мангале на углях приготовить шашлычка, а затем насладиться им. Тишина. Лес и тишина. Слышно где-то стучит по стволу дерева дятла с красным клювом. Птицы поют свою утреннею песнь. Петух прокукарекал пять часов утра. Пора доить корову. Жизнь прекрасна! Кто бы мог похвастаться всем этим?
И вот снова школа. Теперь я уже второклашка. Что нового меня ждет в этом году? Что нового открою я для себя? Какие знание приобрету? Все это было интересно, и я с новыми силами принялась учить уроки, и получать оценки. Второй класс отличался от первого. Если в первом классе к нам относились с нисхождением, и прощали некие погрешности в учебе, то во втором классе, мы получили меньше привилегий, и мне пришлось осмыслить происшедшее, и не отставать от других. Мои пятерки, которые я получала в первом классе, в первой четверти некоторые стали четверками, и только в конце полугодье, я исправила их на пятерки. Так я проучилась в школе три года.
Тут я обязано рассказать одну историю. Случившеюся во втором классе. Наша учительница не смогла присутствовать на первом уроки или на втором, не помню. К нам в класс вошла завуч. Молодая женщина, та, что первого сентября прошлого года говорила речь на ступеньках школы. Она вошла ни одна, с ней была старшеклассница, я ее знала. Иногда, когда зимой было холодно, я бегала на лестницу, где стояли старшеклассницы, и облокотившись на теплую батарею, грелись и следили за порядком. Правда это нельзя было назвать что они следили за порядком? Они просто стояли и не обращая внимание ни на кого, занимались каждыми своими делами. Кто болтал о сегодняшнем задании, кто обсуждал его. Кто-то сводили сплетни, а кто-то просто читал. В общем без дела не сидели. Но вернемся в класс, где сейчас находилась завуч и старшеклассница. Завуч нам сообщила, что Валентина Семеновна не сможет присутствовать на этом уроке, и его проведет ученица десятого класса Лена. Затем она ушла. Лена посмотрев, что мы проходили, сказала, что сегодня она не будет нас спрашивать по поводу прошлого материала. Лучше будет, если мы просто посидим, и напишем что-то из учебника. Она прочла какой-то рассказ из учительской тетрадки, и сказала, чтобы мы пересказали его в письменном виде, то есть написали изложение. Прошло четверть часа, один ученик поднял руку спросил, как пишется буква э. Не знаю, забыл ли он действительно как пишется эта буква, э, или просто решил проверить Лену? Не знаю. Мы были второклассниками, и вполне могли забыть, как пишется эта буква, буква э? Ведь она так похожа на другую букву русского алфавита, тем более прописная. Эта буква е. Да, они близнецы в зеркальном отражении, и это сыграло с Леной злую шутку. Она взяла мел, и нарисовав на доске букву е, сказала, что так она пишется. Затем, увидев в глазах у учеников недоуменный взгляд. Лена посмотрев на доску задумалась, стерла букву е, и написав букву э, снова задумалась. Казалось, что она не знает, как вообще пишется эта буква, ее зеркальное отражение другой буквы русского алфавита, э, и буква е, они так похожи, они обе двух гласные, грех не ошибиться нам ученикам начальных классов. Но как могла забыть Лена? Ученица десятого класса? Вот позор! Чему только ее учили? Она еще долго смотрела тупо на доску, пытаясь сообразить, как пишется эта буква русского алфавита? Так или иначе? Вопрос? В конце концов, после долгих пятиминутных размышлений, на тему как пишется эта буква, она согласилась с тем, хотя не была уверена на все сто процентов, что эта буква пишется именно так. Э. Затем она добавила, что этот вариант более реален, или что-то в этом духе. Тогда я подумала, что Лена просто никогда не учила столько детей? Она просто растерялась. Впрочем, могли быть и иные причины. Кто знает, почему она забыла, как пишется эта буква. Буква, Э? Тридцатая буква русского алфавита.
Еще один случай произошедшей в классе, на уроки биологии. Учительница, представительная женщина, закончивший политехнический университет, и работающая в школе, преподававшая биологию. Ее имя была редкое Нелля. Она была ведущей специалистом своего дела. И добросовестно учила детей. Однажды, когда я писала курсовую работу, она потом сказала, что моя работа лучше всех. Однажды, она спросила. – скажите, когда солнце греет жарче? – я подняв руку ответила. – солнце греет жарче если оно выше. – все рассмеялись. А учительница удивилась, сказала. – что Вы смеетесь? Она говорит верно. Чем солнце выше, тем жарче.
Дни складывались в недели, а те в месяцы. Год за годом, и вот, я перешла в четвертый класс. Все было б ничего, но? Всегда есть, но. Даже если его нет, оно всегда присутствует везде и всегда. Так и у меня. Моя семья была английской семьей. Но не подумайте, что все мы были из Англии. Нет. Просто вся моя семья учила английский язык. Моя мама и отец знали его назубок, от A до Z. А я была вынуждена учить немецкий. Вы спросите почему? У меня просто не было выбора. Я попала в год, когда в школе изучали два немецких языка. Скажите, зачем так делают, то чередуют английский и немецкий языки, то в один год учат или английский, или немецкий язык. Этого я понять не могу, а Вы? Делать мне было нечего, и я стала учить немецкий язык. Но я надеялась, когда я закончу школу, то выучу английский язык.
Мои школьные годы прошли относительно спокойно. В них было все, и первый поцелуй, и драка. Впрочем, что говорить, школа. Как нам говорила Валентина Семеновна, что школа эта наш второй дом. Здесь вы научитесь всему, что Вы должны будете знать, когда придет время ее покидать.
Так и получилось. Здесь в школе, кто-то из нас закурил, и каждую премину бегал на улицу, чтобы с такими же, как и они покурить. Кто-то стал бандитом, одна старшеклассница в свои шестнадцать лет, забеременел, и родила.
Этот случай был на самом деле, и он действительно имел место в одной из школы.



Мой город

Что может быть прекрасней того место, где Вы Родился. Где прожил бо;льшую часть своей жизни. Где ходил в школу, завел новых друзей. Где первый раз влюбился, поцеловался, и подрался. Подрался, а первом классе защищая свою или чью-либо честь. И лишь закончив школу, и поступив в техникум или в институт, Вы понимаете, что с этим городом Вам продеться расстаться. В нем нет место для Вас. Все должности перешли по наследству, и Вы оказались крайнем, ненужным в этом городе. Вы лишний в этой ячейке общества. Вас здесь не ждут.
Впрочем, мы сейчас говорим о не чиновниках, и людей в целом. Мы гуляем по городу, городу где мы живем. Это прекрасный город, хотя люди в нем разные. Есть добрые, есть злые. Есть завистливые, и добрые. Всякие, как и везде. Мы разные, и одинаковые, люди. Все живут своей жизнью, все при своем.
Сейчас на осмотровой площадке, где находились в данный момент Вика и Димитрий, было солнечно. Перед ними открывался прекрасный вид на парк и Борисоглебское озеро. Правда озером его назвать трудно, высохло. Глава Раменского района в двухтысячном году, хотел восстановить прежнее величие Борисоглебского озеро, а вместо этого спилил все деревья, и проложил асфальтированную дорогу для велосипедистов и прочих спортсменов. И что? Птицы больше не поют сладкие свои задушевные песни. Спортсмены спорят, кому принадлежит эта дорога. Велосипедистом, бегунам, роллером или кому-то еще? Лишь зимой все согласны, что эта дорога принадлежит лыжникам. Вообще, это озеро славится дурной славой. Лет сорок, сорок пять назад, когда еще вовсю мы ходили по стойке смирно, и отдавали честь пионервожатом, а это озеро было озером, а не лужей. Когда на берегу и в воде росли деревья, и люди ходили по краю берега, из Раменского в ЦРБ. В то самое время, когда работала фабрика Красный октябрь, и сбрасывала в него свои отходы производство, в этом самом озеро утонуло много людей. Половину из них так и не нашли. Тогда-то и стали его осушать, видимо перестарались. Я написал это воспоминая о Борисоглебском озере, основываясь на рассказах жителей города Раменского. Поэтому я совершенной с уверенностью могу заявить, что все это правда.
Теперь перейдем к памятнику павшим героем ВОВ. Он стоит на площади. По своему размеру он самый большой в Раменском районе. Высеченные в нем герои войны, солдаты, смотрят на проходящих мимо них людей, стараясь напоминать, чтоб мы так же, как и они берегли мир на земле, и никогда чтобы не было войны. Недалеко горит Вечный огонь, в память тех, кто не вернулся с войны. Вечная им память!
На само;й возвышенности стоит церковь Святой Троице. Это центральный собор Раменского района. В нем каждый божий день служат вечернюю и заутреннюю службы. Как-то раз ее посетил покойный патриарх всея Руси Алексей второй. Говорят, что народу было не протолкнуться. Такое событие! Никто же ни хочет ездить в Москву в храм Христа Спасителя или Елоховский собор. Где сейчас похоронен патриарх Алексей второй.
Что касается парка, то тут говорить особо нечего. Дорожки, выложенные брусчаткой, которая в некоторых местах провалилась, и никому это не надо. Аттракционы, есть бутафорская военная техника. Точные копии тех пушек, танков и ракет, что стоят на службе России и принимали участие в ВОВ. В парке также есть стадион. Стадион Сатурн. Большой вместительный. Как-то раз, там была потасовка между бадейщиками, ее даже показывали в девятичасовых новостях по первому каналу телевидение. Не знаю, что стало с участниками разгрома стадиона, но его пришлось капитально ремонтировать.
В парке есть также бассейн, гостиница, и святой источник, по крайней мере так утверждает церковь.
Но самая большая достопримечательность парка, это памятник. Этот памятник пришедших олений. Они мирно стоят и смотрят вдаль, как бы напоминая нам, что они так же, как и этот парк, едины с природой.
Если идти дальше, то увидишь мост. Может показаться что это простой мост, но я считаю, что эта мост желаний. Такой же, как и перед храмом Христа Спасителя, что находиться в Москве. На нем так же, как и на этом весят на перилах замк;и. Старые замк;и без ключей. Очевидно, когда-то жившие здесь люди верили, что, заперев замо;к на этом мосту, и при этом загадать желание, оно непременно сбудется, сбудется, если выбросить ключ в протекающею внизу ручеек.
Пройдя дальше, можно увидеть гостиную, а затем построенный недавно Борисоглебский спортивный комплекс, а затем, выход к остановке маршрутного транспорта, который ездит отсюда в роддом, что находиться в районе фабричная. Детской поликлинике, и ЦРБ.
Вообще в городе много детских памятников. Памятник Буратино, трое из Простоквашино, крокодил Гена, Чебурашка и старуха Шапокляк с крысой Ларисой. И конечно ну погоди. Есть конечно еще памятники, они находятся в районе Холодова, это вырезанные из дерева лиса, волк, колобок, братец Иванушка и сестрица Аленушка. Неприметные памятники, у которых собираются лишь для того чтобы выпить, и закусить.
Вообще, Раменское стал городом приезжих. Засевших в деревнях приезжих. Все жители города и ближайших деревень жалуются друг другу, обсуждая поведение приезжих. Бабки говорят и возмущаются. – жития от них нет, понаехали, свои порядки устанавливают!? А мы должны терпеть их? – они правы. Разные культуры не могут сосуществовать вместе. Тем более если они разные по вере.
Последняя из достопримечательностей города, это пруд с громким и ностальгическим названием Пионер. Он находится возле военкомата. Это красивое и спокойное место. Наверное, единственное где можно просто подумать, и отвлечься от насущных проблем. Несколько стоявших на берегу памятников хорошо вписываются в ландшафт. Летом посередине пруда бьет фонтан.
Фонтан также находится и у двадцать первой школы. Правда, чтобы его сделать пришлось потесниться, и школьный двор был урезан. Зато теперь в нем купаются Раменские бомжи, коих в городе в достатке. Об этом даже передача была на Раменском телевидении, но все спустили на тормоза.
Пожалуй, вот и все, что можно сказать или рассказать об этом городе. Городе со своими проблемами.
Придя домой, Вика была в хорошем настроении. Город, который показывал ей Димитрий ей очень понравился. Она была в восторге от увиденного. Впрочем, ее спутник был ей тоже был в ее вкусе, и она назначила ему свидание. Конечно, свидание должен назначить был он, но он этого не хотел делать. Он только показывал ей город. Вообще, Димитрий не был влюбчив. У него были строгие правила по поводу женщин, и он их придерживался. Вика не входила ни в одно из его правил, она была не в его вкусе. Он отвергал всех женщин, к котором он был равнодушен, а равнодушен он был ко всем женщинам. Они его просто не интересовали. Хотя он и был совершенно нормален, он не любил женщин, относился к ним с пренебрежением. Вы спросите почему он в таком случае показал Вики-город? Это он сделал лишь из вежливости по отношению к ней.
Хотя она и назначила ему свидание, она не знала, придет ли он или нет? Она надеялась, что придет, и не знала, что ей было делать, если б он отказался. Ни такая ж она и пропащая, чтобы никто даже на свидание с ней не сходил?
Но как бы она ни хотела, Димитрий на свидание не пришел. Он не был заинтересован в ней ни как в женщине, ни как в подруге. Ему не нравились такие женщины, он считал их пропащими. Что он имел в виду? Кто знает? Каждый думает индивидуально по поводу этого. Никто не может заставить себя пойти против себя самого. Даже если это ни так.



Три дня вместе

Выйдя из ресторана, Вика и Жора сели в машину Жоры, и поехали. Вы спросите, куда Жора повез Вику? Он повез ее на природу. Природа, что может быть лучше, чем от всех болезни, Природа, наш дом, она наша жизнь. Что человек без природы? Он пустой человек. Больной страшной и неизлечимой болезнью. Она называется пустота. В человеке поселяется отчаяние, все краски жизни уходят, мир становиться безликим и пустым. Все видно в серах тонах. Грусть и тоска, вот что такое эта болезнь. Болезнь лишенной какой-либо надежды на выздоровление. Кто не ценит красоту зеленого дома, тот не живет. Он просто существует на этом свете. Никто не задумывается, что будет, если природа исчезнет? Мы ее уничтожаем, и не задумываемся о последствиях. Что станет с планетой, когда на земле останется один песок. Не будет ни деревца, ни травинки? Что будет с нами, когда все это исчезнет. Когда не будит чистого кислорода, а вместо него останутся лишь одни страшные трубы заводов, выбрасывающие в атмосферу углекислый газ. Все умрет. Не останется ничего. Ничего кроме заводов и фабрик.
Мы конечно ценим природу, заботимся о ней, каждый по-своему. Кто-то помогает материально, кто-то притворяет задуманное в реальность. Этих людей мы называем волонтеры. Они бескорыстно помогают природе, животным, людям. Все помогают как могут.
Сейчас, сидя на участке на даче Жоры, смотря на костер, в котором пеклась картошка, и рядом сто;ящий мангал, у которого стоял Жора, Вика была спокойной. За все то время, когда она была в браки, она никогда не была на природе. Ее муж, разъезжающий по заграницам, и бывающий на разных приемах, никогда не был с ней на природе. Ему это было чуждо. Он променял ее на зеленые банкноты иного достоинства. Разве так можно? Он забыл обо всем, и умер. Умер в роскоши и богатстве. Но был ли он счастлив, был ли богат? Может да, а может нет. Кто знает?
Вика не была с ним счастливой. Она поняла это только сейчас. Смотря на огонь костра, с пекущийся в нем картошкой.
Вот тихо подошел к ней Жора. Он только что поменял на мангале шампура. Он подошел к Вике, и поинтересовался, как она предпочитает есть шашлык, на тарелки, или с шампура?
– Я конечно всегда питалась в ресторанах. – сказала Вик. – а там блюдо подают на тарелки. – тут она добавила. – я никогда не ела шашлык с шампура.
Жора тотчас же подал Вики шашлык на шампуре, и кетчуп с черным хлебом на тарелки, и сев подле нее, спросил.
– Вы, когда последний раз были на природе?
Вика задумалась?
– Пожалуй? – она сделала долгую и продолжительную паузу. Ей не было что ответить? Что сказать? – пожалуй никогда.
Жора удивился.
– Вы не были на природе всю жизнь? Да как это возможно?
– Да вот так. – ответила Вика, она ела шашлык. – мой покойный муж, был бизнесменом. – объяснила она. – мы ездили с ним по всяким приемам, заграницей. Короче дела были важней.
– Сочувствую Вашей утрате. – вежливо сказал Жора услышав из ее уст о ее горе.
– Ничего. – безразлично ответила Вика. – он был слеп. Слеп и жаден до золота. – высказывалась Вика. – у меня с ним не было никаких супружеских отношений, только бизнес, и ничего кроме бизнеса.
Жора долго молчал. Он понимал, кем она была для него? Только любовницей. Она не была его женой. Жены, так не говорят о своих мужьях. А Вика? Казалось, что она ненавидела его. Она говорила о нем очень холодно и безразлично. Как будто он для нее вовсе не существовал. Жора видел, как на ее лице появились слезы, и она в отчаянии добавила.
– Он считал меня кем угодно, но женщиной, никогда.
Жора не знал, что сказать? Он смотрел на Вику, и ему было не по себе. Он не мог поверить, что кто-то способен на такое? Жениться, чтобы сделать из своей жены публичную женщину?
– Вы, наверное, были рады, когда он умер?
Вика, посмотрев на Жору, ответила.
– Я испытала облегчение. Моим мукам наступил конец. Я теперь свободна от всяких там обязательств. – тут она воскликнула, будто что-то вырвалось из ее груди. – Вы не представляете какое это облегчение! – она откусила еще с шампура шашлык, и окунув хлеб в кетчуп, откусила кусок.
Жора тяжело вздохнул. Он понимал ее. Ведь и он когда-то был женат.
– Я вас отлично понимаю. – сказал он. – ведь и я был женат.
Вика удивилась.
– Вы? – она сделала паузу, а затем добавила. – никогда бы не подумала. – затем она попросила из чистого любопытство. – расскажите.
Жора собрав мысли воедино начал свой рассказ.
– Что я могу рассказать? – он сделал паузу. Ему трудно было говорить, он даже не знал с чего начать свой рассказ.
Видя, что Жоре трудно начать рассказ, Вика спросила.
– Вам трудно об этом вспоминать?
– Нет. – ответил он. Но он солгал. Он никогда не касался этой темы. Он всегда старался обходить ее стороной. Но прошлое всегда преследует нас. Мы с ним живем, и никогда не позволяем себе его забыть. – я просто не знаю, с чего начать?
– Начните с того, как Вы познакомились.
– Я, познакомился с ней давно, я был на премьере мюзикла Зорро. Там мы и познакомились. Она была поклонницей опер, посещала Большой театр. Особенно ей нравилась оперы Иван Сусанин и Жизель. Но вернемся к знакомству. Мы во время антракта оба зашли в буфет…
Тем временем, когда Жора рассказывал о ней, о своей жене, его любимой Софи. Вика подумала. – он ее любил, действительно он ее любил. Только любящей человек может так рассказывать о ней. Он говорил о ней нежно, с любовью. Не пропуская деталей их знакомства. Он рассказал, что она первая с ним заговорила. Она интересовалась, как я отношусь к филармонии? Он конечно относился к классической – филармонической музыке хорошо, он любил ее, и старался не пропускать ни одного концерта. У него даже был абонемент в зал Чайковского. Завтра, там давали концерт Франца Листа. Одна из композиций Les pr;ludes. (ПРЕЛЮДИЯ) Она знала это произведение Листа, Les pr;ludes, наизусть. Да, и многие другие произведение Франца Листа, Иоганна Штрауса, и многих других композиторов наизусть. Дело в том, что она была первой скрипкой в одном из оркестров французской филармонии, и приехав в Москву на гастроли.
Вика перебила Жору. Она уточнила.
– Она была француженкой?
Жора подтвердил.
– Да, она из Франции. – затем он продолжил свой рассказ.
Он рассказал, что Софи попросила Жору показать ей Москву, и тот согласился. Они гуляли по улицам Москвы, были в историческом музее, оружейной палате, в Кремле. Софи видела Царь-пушку, и Царь-колокол. Видя эту историческую красоту, которую она изучала только по книгам истории, она не переставала восхищаться их величием. Казалось, что вот-вот, и Царь-пушка произведет свой выстрел, а Царь-колокол зазвонит. К сожалению, никто из них не произвел ни единого выстрела, и не произвел ни единого удара. Они молчали, как будто ждали своего времени. Затем они перешли через дорогу, и попали в небольшой парк, где, сев на скамейку, о чем-то разговорились. Жора рассказывал, что эта за страна, Россия! Он о ней говорил так, что кто бы его не услышал его рассказ, поверил бы, что тот кому он рассказывает, сам поверил, что он всегда знал эту страну. Страну, с ее необъятными просторами, с ее обширной и прекрасной природой. Да, умел человек рассказывать. Софи рассказала о Франции. О ее культуре. О том, как прекрасна ее архитектура, и отдельно о Лувре. Она там бывала часта, и знала все расположение картин наизусть. Когда она не занималась музыкой, она приходила сюда, в Лувр, и смотрела на картины. Она изучала их, и черпала в них вдохновение. Прийдя домой, она садилась за стол, и разложив перед собой нотную бумагу, писала музыку. Да, она именно ее писала, а не сочиняла. Да и сочинять было особо нечего, музыка была в ней само;й, в ее сердце. Да, прекрасное свидание, больше никак не назовешь. Солнце заходило за горизонт, озаряя последними лучами уходящего солнце крыши домов, заглядывая в окна их жильцов. Покой и тишина. Пора. Кремль закрывается.
Следующим вечером, я был в зале имени Чайковского. Там я увидел во второй раз ее, Софи. Она сидела в передних рядах оркестра, смотрела в свои ноты своей музыкальной партии, и на сто;ящего напротив дирижера. Он дирижировал своей дирижерской палочкой смотря на оркестрантов. Внимательно вслушиваясь в каждую скрипку, и другой музыкальный инструмент. Вот оркестр затих, и зал услышал сто;ящий на сцене рояль. За фортепьяно сидел мужчина. Ему было на вид около сороки, может немного больше. Он тихо, будто трепеща перед музыкой, и инструментом, нажав несколько клавиш, начав играть свою партию, и забыв обо всем на свете, ушел в музыку исполняющий партии. Казалось, что он играет так, что кроме музыки ему ничего не надо. Он был погружен в музыку, играя на фортепьяно так, что казалась, что это не он, играет свою партию, а сама музыка, вот она. Взяла за руки этого человека, и сама его ведет по своим музыкальным нотам. Она лилась из этого музыкального инструмента, словно соловей пел свою песнь. Но вот снова вступил оркестр. Влившись в музыкальную композицию партии фортепьяно. Прекрасная музыка! Жора сидел в шестом ряду, и у него не было слов. Он за свою жизнь никогда не слышал такой красивого исполнения.
Музыкальная композиция закончилась, и присутствующие в зале зрители встав зааплодировали. Они аплодировали довольно долго, а артисты на сцене готовились к следующий партии.
Что ни говори, профессионалы. Виртуозы классической музыки. В России учат музыкальному искусству, но смотря на этот оркестр понимаешь, что везде учат хоть также, но по-разному. Душа музыки, вот что главное в ее исполнении. Неправ тот, кто говорит, что человек играет музыку, нет, это музыка играет, а мы, люди, только даем ей звук. Согласитесь, если человек ее не исполнял, то ее не было. Разные это вещи, исполнение и рождение, но в то же время – это понятие едино. Музыка без человека не может существовать, как и человек без музыки. Ведь человеческая душа всегда поет! Поет дивную песнь музыки-души человеческого счастье.
После концерта они встретились. Жора прошел за кулисы с букетом цветов, и зайдя в ее гримерку, подарил их ей, букет красных маков. Он подарил их ей, и поинтересовался, сколько времени продлятся их гастроли? Точнее, сколько времени она пробудет в Москве? Гастроли заканчивались через три дня, и Софи сказала, что эти три дня она готова провести в его компании. Жора был абсолютно счастлив. У него было еще три дня, три дня которые он мог провести с ней, с Софи.
Так они провели три прекрасных дня. Им было хорошо друг с другом. Они были вместе, и Жора познакомил Софи со своей бабушкой. Ее звали Ева Соломоновна. Ей было около восьмидесяти лет. В меру упитанная женщина, она всегда поддерживала своего внука. Ведь он был у нее один. Его родители давно умерли, оставив своего ребенка одного. С тех самых пор, как они погибли в авиакатастрофе, Ева Соломоновна старалась заботиться о нем. О своем внуке.
Они жили в трехкомнатной квартире в городе Люберцы, на улице Смирновская.
Войдя в трехкомнатную квартиру, сразу было ясно что попал в другую реальность. Здесь жили непростые люди, люди с совершенно иной культурой.
Начнем с того, что чистоте в этой квартире была идеальной. В ней не было ни единой пылинки. Чистота в этой квартире была на уровне. Входя в квартиру, Ева Соломоновна тотчас подавала тапочки, и пока гости не переоденутся, они дальше не пройдут. Как-то раз, рассказывал Жора. Кто-то вошел к ним на кухню не переодев обувь. Так у Евы Соломоновны чуть сердечный приступ не случился. С тех пор, тот человек больше не был их желанным гостем. Пока он не извинится, и с тех пор, он больше никогда, не входил в квартиру к Еве Соломоновне не переодев обувь. Да, Ева Соломоновна была строга ко всем. Она воспитывала своего внука, держа его в ежовых рукавицах.
Кто бывал в музеях знает, что там пахнет стариной. Дух древности пронизываю стены. Они словно сами рассказывают о своей истории. Так было и в квартире где жила Ева Соломоновна, и Жора. В ней пахло стариной. Все дышала старинной. Книжные полки, на которых стояли книги авторов девятнадцатого, восемнадцатого веков. Несколько книг семнадцатого века. Все в подлиннике. В одной из комнат находился аквариум. Он занимал всю стену, а в высоту был около трех метров. Какие только рыбы там плавали? Наверное, легче сказать, какие рыбы там не плавали. Разделен на две половины, в нем были и обычные рыбы, и пара хищных рыб. Когда Софи поинтересовалась, как он приобрел их? Тот незамедлительно ответил, что он приобрел это чудо по блату. Кто-то хотел приобрести это чудо, но по сложившимся обстоятельством, он не смог оплатить их пошлину. Я же, воспользовался ситуацией, и приобрел этот аквариум, и рыб.
Спальня была похожа на место, где можно было действительно отдохнуть, переносясь в древность. Старинная кровать, восемнадцатого века. Мягкая и удобная. Лежа в ней, забывалось обо всем. Все тревоги и печали уходили в прошлое. Сон, мирный сон. Сон и ничего более. Сейчас, когда Жора был с Софи, он забыл обо всем. Для него лишь существовала лишь она, и никто кроме нее. Он влюбился в нее. Влюбился до беспамятства. Он хотел быть с ней, и он был с ней, а она была с ним.
Софи с Евой Соломоновной подружились. У них нашлась общая тема для разговора, и они говорили. Они говорили об искусстве, о разных художниках и композиторов. Спорили, кто заказал Моцарту его последний реквием? Был ли он масон или нет? Все эти споры и рассуждение привели к тому, что Ева Соломоновна поинтересовалась, какие планы у Софи по поводу ее внука. Он пригласил ее в эту квартиру, а ведь никого он сюда до сих пор не приглашал. Софи не знала, что ответить. Она была к нему неравнодушна. Сама того не подозревая, она влюбилась в него. Но может она ошибалась? Может это было мимолетное влечение? Кто знает? Ее мучили сомнение. Она не знала, что ответить, не причинив никому боли. Ведь она жила в Париже. Столицы высокой моды. Ах ПАРИЖ-ПАРИЖ! Что за город! Прекрасен он, и красив. кто же покинет Париж, и Францию без особых причин? Софи честно призналась. Она сказала, что любит Жору, но не может расторгнуть контракт с оркестром, а если она его расторгнет, то вряд ли приедет жить в Россию. Ведь она из Европы, и не сможет адаптироваться к жизни в стране, откуда люди уезжают. Уезжают в поиски лучшей жизни. Что ни говори, так оно и есть на самом деле. Ева Соломоновна тяжело вздохнула. Ей было горько это слышать, и не потому, что она была солидарна с Софи, а потому что Софи, сказала, что работа для нее превыше всего. Что ж, возможно она была права? Работа имеет существенное значение в жизни людей, и ей Еве Соломоновне это было известно. Ее внук, Жора, пока не устроился не на работу, два года перебивался как мог. Трудные были времена, нечего сказать, поверьте. Она конечно могла остаться в Париже, и Жора поехал вместе с ней, но будет ли там ему хорошо? Обретет ли он там счастье или нет? Ведь все новое, все надо начинать сначала. Это страшило Еву Соломоновну. Истинную еврейку. Если б они с Жорой уехали к себе на родину, в Израиль, то она не волновалась ни за него, ни за себя. Но Франция? Там много сбежавших от революции офицеров, и их внуков. Во Франции и так относятся к людям носящие традиционную восточную одежду, как к террористам, а что будет с ее внуком? Что будет с ней? Там, за границей, во Франции? Это ее пугало пуще всего. Но надо было жить. Ева Соломоновна была невечная, и как все люди, она, когда ни будь умрет. Это неизбежно. Все мы смертны, и это факт. Ева Соломоновна сказала, что Жора у нее один, и она хочет для него лучшего. Если он захочет уехать из России, она возражать не станет. Главное, чтобы он был счастлив, остальное неважно.
Вечером, Жора поинтересовался, о чем они разговаривали с его бабушкой? Софи спросила.
– Вы любите меня?
Жора поцеловал ее в губы, и сказал.
– Конечно люблю. Я не привел Вас знакомиться с моей бабушкой, если б не любил.
– Хотите на мне жениться?
– Конечно, что за вопрос?
– Но Вы меня не знаете?
– А Вы меня.
Она обняла Жору, и сказала.
– Но я завтра уезжаю?
Жора погладил рукой волосы Софи, и сказал.
– Я приеду к Вам, во Францию, там мы и поженимся.
Они уснули, им снился один и тот же сон. Они шли по улицам Франции, они радовались жизни. Им было хорошо и радостно. Они были счастливы. Да, они были счастливы. Они видели только себя. Никто не мешал их счастью, для них вокруг них никого не было. Только они двое. Двое в этом большой стране, в этом красивом городе, в Париже.
На следующее утро. Софи Жора вышли из дома рано. В двенадцать часов пополудню, должен был вылететь самолет из аэропорта Шереметьево два. Компании Эйр Франц, Москва – Париж. За оставшееся время, Софи должна была заехать в гостиницу Интуриста. Да, это были последние часы их прекрасного трехдневного общение. Они ни о чем не жалели. Время, проведенное вместе, казалось им чудесным. Они радовались жизни, и были абсолютно счастливы. Сейчас, когда они ехали в гостиницу, Жора думал, что так было мало времени, чтобы пообщаться. Но что им мешает сейчас? Их общению? Ничего. Жора посмотрев на Софи, спросил.
– Вы еще приедете?
Софи посмотрела на Жору. Тот смотрел на нее и на ее лице была видна любовь и добрый ласковый взгляд. Она хотела что-то сказать, и не смогла. Она не хотела лгать. Она хотела быть с ним. Не отпускать его. Но это было невозможно. Софи должна была вернуться в Париж, домой. Она хотела взять его с собой, но это было в данный момент невозможно. Она посмотрела на Жору, и заверила его, что вернется или вышлет ему приглашение. Да, приглашение. Это выход. Жора уехал бы во Францию, осел бы там, пустил корни. Все было б своим чередом. Он жил бы во Франции, растил своих детей. Вот и гостиница. Весь оркестр в сборе. Они сидели в холе гостиной, ждали Софи. Увидев вошедшую в холл Софи, импресарио тотчас подошел к ней и на чисто французском языке поинтересовался, где она была. До отлета осталось два с половиной часа, а она где-то гуляет? Софи объяснила, что ее в гостиной не было. Она провела время в другом месье, и не жалеет об этом. Что касается отлета, то она об этом помнит. Поэтому она здесь. Она представила импресарио своего нового знакомого, и добавила, что хотела бы, чтобы и он поехал с ними в аэропорт. Импресарио не возражал. Он хоть был зол. Зол на Софи. Он требовал порядка. Порядка, каков бы он ни был. Все должны были быть там, где он должен был быть, и лишь в тех случаях, когда оркестр отдыхал, каждый выбирал, где ему и с кем провести свое время. Они ехали в аэропорт. Им было хорошо друг с другом. Они говорили обо всем. Об их дальнейших планах, о том, когда Жора приедет в Париж, о родителей Софи, добрых и милых людей. Они подъехали к Белорусскому вокзалу, сели в электричку – экспресс. Часы пробили десять часов пополдню, и электричка-экспресс, поехала до конечной остановки АЭРОПОРТ ШЕРЕМЕТЬЕВО. Вы спросите, почему артистов не подвезли на машине? Просто в связи с пробкой на дороги было решено поехать в электричке. Вот и аэропорт. Пора прощаться.
– До свидания Софи.
– До свидания Жора. До встречи в Париже. Я обязательно вышлю Вам приглашение. Вы приедете ко мне, и мы будем вместе. Вместе навсегда.
– Софи, я буду ждать Вашего приглашение. Я хочу быть с Вами. Хочу всегда видеть Ваше лицо. Хочу иметь от Вас детей. Софи, дорогая Софи. Я буду ждать от Вас весточки. А лучше приезжайте ко мне. Здесь и поженимся. До свидания Софи. Встретимся в Париже или Вы приедете ко мне. До свидания Софи, до скорой встречи.
Самолет компании Эйр Франц выехал на взлетную полосу, и разогнавшись взмыл в голубое небесное море. Вскоре он скрылся за горизонтом. До свидания Софи, до скорых встреч.
Слушая этот рассказ, Вика не могла поверить, что такое возможно. Она никогда не была любима. Ей вся эта история была ей чужда. Она сказала.
– Какая романтическая история! – затем она поинтересовалась. – что же произошло дальше? Что случилось с Софи?
Ничего. Просто тогда Жора недосказал свой рассказ. Он не мог его рассказывать без слез, и пообещав досказать свой рассказ в следующей раз, он добавил.
– Мне трудно об этом говорить. – на его глазах появились слезы. – Софи. Любимая Софи! Почему Вы оставили меня одного? Ведь нам так хорошо было вдвоем. Почему? – он прервал свой рассказ, и перевел разговор на иную тему.



Трагедия в аэропорту Шарля де Голля

– Что ж. – согласился Жора. – если это для Вас будет интересно. – он начал свой рассказ. – как я уже рассказывал, я познакомился с Софи… – он рассказал предысторию его знакомство с Софи, и продолжил свой рассказ дальше. Софи пригласила меня в Париж. Мы провели там замечательные дни. Ходили по музеям, театрам, были на симфоническом концерте. Париж! Ах Париж! Красивый город скажу я Вам. Франция! Красивая страна! Вы бы видели версальский дворец, что может быть лучше! Красивый, ухоженный сад. Залы дворца так и ждут своих господ. Вот король, идет важно со своей свитой по мраморному полу. Он проходит по залу, и скрывается в другом. Д’Артаньян спешит на встречу с королем, опаздывает, но с последним ударом боя королевских часов, стоит в зале перед королем. А вот и королева просит Д’Артаньяна о помощи, поехать в Англию к герцогу Букингемскому, и взять у него подвески. Все как наяву. Франция! Страна героев Дюма и Бургундских тайн. Тай двора Его Величество Людовика и прочих знати Его Величество, Короля. Мне всегда казалось, что это невозможно. Невозможно представить персонажей книг и реальных людей в этом месте. Нет, я ошибался. Там, во Франции происходит все как наяву. Все реально и реалистично. Все как в жизни.
Слушая рассказ Жоры о том, как он провел свое время во Франции, слушающее его у костра, забыли обо всем. Теперь они не вспоминали о похоронах. Они были заинтересованы в рассказе Жоры. Он рассказывал все так, что можно было, не покидая ни участок где они находились, ни тем более страну, побывать во Франции, в Париже времен Дюма, прогуляться по Булонскому лесу, побывать на Елисейских полях. Зайти в Лувр. Ах, Париж-Париж! Что может быть лучше!
Вика сказала.
– Вы так рассказываете о своей поездке во Францию, что кажутся что и я там была.
Жора ответил.
– Конечно, эта страна прекрасна!
– Что было потом?
Жора посмотрел на слушающих и сказал.
– Потом? – он сделал паузу. Тяжело вздохнул. – потом. Мы подали заявление в загс. Церемония бракосочетание была назначена на следующий месяц. Софи сказала тогда, я помню дословно. – скоро мы поженимся. Но мне надо улететь по делам. Я вернусь. Обещаю. – он сделал долгую затяжную паузу, затем добавил. Ему было тяжело говорить об этом. Он не мог говорить об этом без слез и глубокой кровоточивший раны в его сердце. – она знала, что не вернется. «Она это чувствовала», – говорил он, и его лицо стало безжизненным. Он был погружен в свои горькие воспоминание. Видя это, Вика уже может и пожалела, что попросила Жору рассказать о Софи, но было уже поздно. Жора нехотя этого вспомнил о самой трагичной истории в его жизни, и с этим уже нечего было поделать. – она чувствовала свою гибель. «Чувствовала и не могла ее предотвратить. – говорил он. – ей надо было лететь, и она села на тот рейс». – он снова сделал паузу. Ему было куда тяжелей чем остальным вспоминать прошлое. Он видел, как это произошло. Видел, и ничего не смог сделать.

Франция: Аэропорт Шарля Де Голя


Он провожал ее в дальний путь, и не знал, что эта встреча была последней. Он пожелал ей счастливого пути, и проводил на посадку. Она в последний раз оглянулась, и у Жоры затрепетало сердце. Оно кричало. – не улетайте! Останьтесь здесь! – но этого не случилось. Она села в тот злополучный самолет. Конкорд рейс Эйр Франс. Он видел, как трап отъехал от самолета, тот выехал на взлетную полосу, и набрав скорость взлетел. Но что такое! Его крыло загорелось. Он набирал высоту, и не мог произвести посадку. Через несколько минут все было кончено. Конкорд рейс Эйр Франс врезался в гостиницу, взорвался, а затем упал наземь. Все было кончено. Все видевшие эту трагедию были в шоке, и лишь один опоздавший на рейс пассажир благодарил Бога, за это опоздание. Хотя он все же и был потрясен случившимся. Это произошло двадцать пятого июля двухтысячного года. Тогда так и не выяснили, почему в действительности загорелся самолет. Только в новостях объявили. Сегодня, в аэропорту Шарля де Голля, разбился Конкорд рейс Эйр Франс 4500. На борту было сто тринадцать пассажиров, и экипаж. Все погибли.
Президент Франции выступил по телевидению с речью. Он говорил, что Франция глубоко скорбит по поводу этой трагедии. Он приложит все силы, чтобы подобная трагедия не повторилась.
Так оно и вышло. Рейс Конкорда двадцать пятого июля двухтысячного года, стал последним в его истории. После этой трагедии Конкорд не поднимался в небо. Он стал историей авиации.

Закончив свою грустную историю о его любви к Софи, Жора тяжело вздохнул. Он вспомнил то, что старался забыть. Но разве можно забыть самые счастливые и грустные моменты своей жизни? Особенно те моменты, которые нельзя было забыть. Просто на это мы не имеем никакого право.
Вика видела, как Жоре тяжело. Она ничего не могла с этим поделать. Теперь она ругала себя за то, что позволила Жоре вспомнить о своей любви. Она ругала себя за то, что она попросила Жору рассказать, вспомнить то, что он пытался забыть. Но он первый рассказал об Софи. Не надо было позволить вспоминать ему о ней. Она подошла к нему, и присев рядом, обняла его, и ласково сказала.
– Софи не хотела бы, чтобы Вы плакали. Она всегда рядом с Вами. Даже сейчас, в этот момент она здесь, рядом.
Жора посмотрев на Вику тяжело вздохнул, и затем сказал.
– Вы правы. Она всегда будет в моем сердце.
– Вот видите. Она всегда с Вами. Но нельзя жить прошлом. – она дотронулась до его сердца. – пора отпустить ее. – сказала она. – жизнь продолжается, и надо смотреть вперед. Вы всегда будете ее помнить, но жизнь продолжается, и надо смотреть вперед, жить дальше.
Жора посмотрел на Вику. Ее слова были правдивы. Надо было жить дальше.
– Возможно Вы и правы. Надо жить дальше. – затем он снова предложил. – я как Вы знаете еду во Францию, не составите Вы мне компанию.
Вика ответила.
– С удовольствием.
Здесь я обязано пояснить. Ранее Жора говорил, что он был женат, и рассказал историю его любви к Софи. Здесь никто не видит его свадьбу. Но разве важен сам процесс свадьбы? Они подали заявление в ЗАГС, а трагедия происшедшая с Софи показывает, что в этом случае, женитьба состоялась. Пусть даже они никогда не будут вместе, но заявление в загсе тому подтверждение. Возможно их брак заключен на небесах? Кто знает? Жора считал, что это так. Поданное заявление в ЗАГС, означала что они всегда будут вместе. Вот так я могу объяснить то, что Жора считал себя женатым на Софи. Кто может думает по-другому? Не мне судить.



Таксист

Теперь посмотрим, где сейчас находится Нина Михайловна Лопухова? Как мы помним, мы расстались с ней именно тогда, когда она рассказала всю правду Вики о ее отце. Что же произошло с ней потом? Где она сейчас? Посмотрим.
А, вот и она. Сидит одна, в каком-то кафе, обедает. О чем она думает? О чем же она думает, где сейчас ее мысли?
– Что за жизнь такая? Почему мне так не повезло в жизни? – эти вопросы мучили ее долгое время. Она искала на них ответы, и находила лишь одни вопросы. Она сама была виновата. Виновата во всем что с ней произошло. Она сама отказалась от своего счастье, и что получила взамен? Ничего. Ничего, кроме страданий и разочарований. Ее подружка-сигарета, свела ее в могилу. Ей осталась совсем недолго. Скоро конец. Все закончится. Вчера в поликлиники доктор огласил окончательный, что ей осталось месяц, полтора от силы. Нина приняла приговор как должное. Она знала, что этот момент когда-нибудь наступит. Все. Все закончено, конец этой жизни. Что дальше? Только пустота.
Вдруг, в эту самую минуту, ей захотелось сделать что-то такое, что никогда не делала. Она захотела гулять, поездить по миру. Посетить разные страны. Наконец сделать что-то, что-то такое, что позволила бы ей прожить остаток жизни с пользой. Да, это чувство охватило ее внезапно. Она почувствовала, что кому-то нужна ее помощь. Но кому нужна ее помощь? Ее сердце сжалось. Что-то она почувствовала. Что-то затрепетала в ее сердце. Тут ее словно озарило, она что-то почувствовала, и сердце ее закололось. Тут она машинально произнесла только одно слово. Правда это было ни слово в его истинном понимании этого слово. Это было лишь имя. Знакомое всем имя, Вика. Она произнесла его и в туже минуту почувствовала, что, что-то случилось, что-то произошло с ее единственной дочерью.
Выйдя из кафе, она поймала проезжающее такси, и назвав какой-то адрес, поехала. Она не знала, куда она едет? Зачем? Она не знала ничего. Она просто ехала в такси по городу Москва. Смотрела на дорогу, и на пешеходные дорожки. Пытаясь что-то там разглядеть. Что-то увидеть, кого-то найти.
Заметив, что пассажирка нервничает, водитель такси поинтересовался.
– Что-то случилось?
Не расслышав вопрос, Нина Михайловна спросила.
– Что? – она сделала секундную паузу. – что Вы сказали?
Водитель такси повторил свой вопрос.
– Я говорю, у Вас что-то случилось?
Нина Михайловна удивилась. Ей еще никто не задавал подобный вопрос. Она подумала, что возможно он ее спросил, из-за ее нынешнего состояние. Она чувствовала, что с ее дочерью что-то произошло. А если не произошло, то вот-вот произойдет. Нина Михайловна ответила.
– Ничего. Не произошло, просто я очень тороплюсь.
Водитель такси знал по своему личному опыту, что если человек торопится, то он ведет себя по-иному, так сказать неадекватно, в хорошем понимании этого слово. Этот человек, всегда просит поторопиться, всегда оглядывается по сторонам. Он всегда опаздывает на важные встречи. Никто не знает, где он окажется в тот или иной момент.
Что касается людей, которые волнуются, то здесь все понятно. Они не просят поторопиться, они лишь волнуются зато или иное. Конечно, бывают исключение из правил, но это в основном редкость. Все мы о чем-то переживаем. Затем переживание перерастает в волнение. Мы чувствуем что-то, когда с близким нам человеком что-то случается. Мы переживаем за него, мы чувствуем его боль. Иногда мы чувствуем, как родной нам человек умирает. Ему одиноко, и он хочет поговорить. Мы приходим к нему на помощь, и в процессе разговора, мы возможно делаем его счастливым. Ведь всем нужно доброе слово, даже умирающему.
Таксист понимающе покачал головой, сказал.
– Вы торопитесь, а куда? Мы все торопимся. Вся наша жизнь состоит из того, что мы торопимся, боимся не успеть. Успеть, куда? В могилу? Вот туда мы точно попадем. Кто раньше, кто позже. Впрочем, как знать? Может это мой последний день на земле. Завтра меня уже здесь не будет.
Нина удивилась.
– Вы это о чем?
Таксист безразлично бросил.
– Да не о чем. – он сделал паузу. Эта пауза была хоть коротка, но Нине казалось, что она длится вечно. Было ясно, что этот мужчина не хочет о чем-то вспоминать или говорить, это ему было очень больно. – просто я знаю, о чем говорю. – он снова сделал долгую, продолжительную паузу, и тяжело вздохнул. – знаю, о чем говорю. – снова сказал он, и последний раз, словно завершающи свою фразу или предложение добавил. – знаю.
Нина поняла, что речь шла о каком-то человеке, который ему был очень дорог. Он сказал это напрямую. Он кого-то потерял в своей жизни, кого-то, кто ему был слишком дорог.
Нина спросила.
– Как ее звали?
– Вы догадались, да я потерял любимого человека. Ее звали Виолеттой. «Она была прелестным человеком», – говорил он. Мы любили друг друга. – он сделал продолжительную паузу, а затем добавил. – она умерла. – на его глазах появились слезы. Было ясно, что этот мужчина говорил правду. Его жена действительно умерла. Ах, как он сожалел, переживал о ней. – извините за мою слабость. – сказал он. – Вы напоминаете мне ее.
– Кого?
– Ее, Виолетту. – ответил он. Я всегда вспоминаю ее, когда на меня напада;ет ностальгия. Я вспоминаю ее, и она приходит ко мне. – да, он вспоминал ее. Вспоминал как им было хорошо вдвоем. Нина узнала, что он с ней познакомился случайно. Они оба пробовались на роль в кино. Точнее эта было не кино, в понимании этого слово, просто снимали как правосудие вершит свой закон. Передача называлось СУДЕБНЫЙ ДЕТЕКТИВ. Многие хотят сняться в кино, но для этого в России надо что-то закончить. Вот и снимаются люди в передачах, можно даже в массовках, лишь бы заплатили и показали по телевидению. Впрочем, я один раз позвонила в такую передачу, и спросив сколько платят, ведь на сайте написано пятьдесят тысяч. Мне ответили, что эти деньги получают только настоящие артисты, а Вы кто такие? С Вас и ста рублей будет сверх меры. Радуетесь, что по телевидению покажут. Вот так, а потом говорят, почему в Америке лучше? Впрочем, вернемся к Нине. Она слушала мужчину, и знала, что он всегда будет любить ее, Виолетту. Он никогда ее не забудет. Он говорил, что они были счастливы вместе, постоянно снимались в каких-то передачах. Хотели пожениться. Но все оборвалось. Трагедия. Как-то раз, она ехала по дороге в личном авто. Была ясная погода, ничто не предвещала беду. Как вдруг! На проспекте Вернацкого, на огромной скорости откуда ни возьмись, вылетел внедорожник. Лобовое столкновение, и мгновенная смерть. Потом следствие установило, что водитель внедорожника был пьян. Суд. Приговор, три года, и лишение прав. Но что толку, человека не вернешь, а виновник аварии вышел через полтора года досрочно. Потом он снова сел за руль. Результат не заставил себя долго ждать. – Господи! Где же закон, по которому таким с позволения сказать люди, могут безнаказанно разъезжать на большой скорости, сбивать людей, и выкладывать все в интернет, и за эта ничего. Только новые реалити-шоу. Таким людям никогда не должны дать права, и даже машину они не смогут купить? Тогда этого не будет. – закончил свой рассказ мужчина. – вот и вся история.
Кто знает? Кто знает, что в душе человека происходит, когда он слушает такие откровения. Никто не знает, почему мы всегда сочувствуем этим людям. Может потому, что эта боль, рассказанная нам становиться и нашей болью? Мы сопереживаем ей, и думаем, что мы вполне могли оказаться в подобной ситуации.
Нина знала, что чувствовал этот мужчина. Ведь у нее была похожая ситуация. Разница лишь в том, она сама убила свое будущее, а у мужчины его отняли.
Что эта? Жестокая судьба? Наказание за что-то? Кто знает, что это? Впрочем, время не повернешь назад, оно движется вперед, и мы вместе с ним.
– Но что мы только обо мне, да и обо мне, расскажите, что ни будь о себе. Скажете, вы одинока?
Нина тотчас отпарила.
– Это имеет какое-то значение? По-моему, нет.
– Разве? – мужчина удивился. Он неожиданно для себя сделал вывод, что все то что он сейчас ей сказал была лишь минутная слабость. Он позволил себе расчувствоваться. По его опыту знакомство с женщинами, эта история всегда срабатывала. Всегда, но не сейчас. Что он сделал не так? Где ошибся? Ведь история произошла в его семье по-настоящему. Он ничего не выдумал. Где же он ошибся? Очевидно он с ней не познакомился. Да, он не представился, и ее имени он не знал. Может она просто не хотела знакомиться? А может, она просто торопилась. Это очевидная ее причина решил мужчина. Мужчина согласился с женщиной, он сказал. – что ж, Вы правы, я был бестактном, простите.
– Ничего, я и сама по неосторожности нагрубила Вам. Вы тоже меня извините. Я просто забыла, как надо знакомиться.
Мужчина осторожно поинтересовался.
– Вы замужем?
– Нет, я вдова.
Мужчина почувствовал себя неловко. Он никогда не был в таком положении. Около него сидела женщина, очевидно похоронившего ни так давно своего мужа, а он спрашивает замужем ли она? Впрочем, он же не знал? Почему он должен винить себя за этот вопрос? Он посмотрел на нее, и сказал.
– Если Вам станет легче, Вы можете поговорить об этом.
Нина непонимающе посмотрела на мужчину. Она не понимала, почему она должна говорить на эту тему с ним, с этим мужчиной. Он же ей никто? Она видеть его в первый раз в жизни, и очевидно последний. Кто знает? Что он сделает после того, как она расскажет ему обо всем. Продаст ее историю прессе? Пойдет в какой ни будь телеканал, где ему за эту историю заплатят? А может сразу в полицию? Только полиции ей сейчас не хватало. Она ответила.
– Нет, я в отличие от Вас, ничего не рассказываю никому. Моя жизнь, это моя жизнь, и вмешивать в нее, кого бы то ни было, я не желаю.
Таксист понимающе покачал головой. Он сам был не из тех, кто много говорит о себе. А история, которую он рассказал, давно перестала быть тайной. Ее знали почти все женщины-проститутки Москвы. Дело в том, что до знакомства его с Виолеттой, та была ночной бабочкой, и когда вышла замуж за Ивана, так звали водителя этого такси, у них всегда не было денег, и Виолетта так и осталась на панели. Когда же она разбилась, весть о ее гибели быстро облетел весь район, и кто-то из ночных бабочек, сказала.
– Надо Иван жить дальше, ведь на этом жизнь не заканчивается. Да, Виолетта умерла, но жизнь на этом не заканчивается. Живите дальше! Идите на улицу, и забудьтесь. Что Вы сейчас будете делать, это Ваша дело, только сделайте так, чтобы она покинула Вас. Ушла из Вашего сердце навсегда.
– Хотите, чтобы я переспал с проституткой?
– Хотя бы.
Поначалу, это предложение озадачила Ивана. Он хоть и был замужем за проституткой, но никогда ее услугами не пользовался. Хотя, все бывает в первый раз, почему бы и нет. Но почему он должен платить проститутки? Пускай женщины сами ему платят. И так, вот и реальная история пригодилась, та часть, где погибает Виолетта. Она срабатывала всегда, но ни в этот раз, ни в этот раз, ни в этот.
Тем временем машина подъехала к дому где жила Викки. Да, это был ее дом. Дом где жила Вики. Расплатившись с таксистом, Вики вышла из машины, захлопнула за собой дверь, и быстрым шагам направилась к подъезду.
Водитель такси Иван, проводил женщину взглядом, и поймав себя на мысли, что она все равно никогда не будит его, уехал.



Прощение

В подъезд вошла Вика. Она вбежала по лестнице вверх, и позвонив в звонок подумала, что если Вики ее помощь не требуется, что если она просто как говорится накрутила себя, и сама прибежала сюда, а причин-то нет. Но причина была. Это она поняла, когда Вика открыла дверь. Эта была она, Вика. Снова в зубах у нее была сигарета. Сама же она была пьяна. Увидев Нину, она просипела, и икнув сказала.
– Приветик. – кивнула она головой, и икнув, добавила. – чего приперлась? Сделав затяжку, и выдохнув дым пряма в лицо Нины, Вика усмехнулась. С язвительной усмешкой она продолжила. – что? Вспомнила что Вы мая мать? – она с упреком посмотрела на Нину, и сказала, словно издеваясь над ней. – что, вспомнила что Вы моя мать? Что Вы за мать такая? Сука! Сучка и есть. – она икнула. – а, впрочем, заходите. Познакомитесь с моим отцом. Что? Вы незнакомы? – она пригласила Нину в квартиру, и закрыла за собой дверь. В квартире присутствовал запах сигаретного дыма, и запах алкоголя. Видя, что Нине не нравился этот запах, Вика сказала. – что, не нравится запах? – и как будто с издевкой в голосе она добавила. – а мне нравится. – она подошла к столу на кухни, и налив себе стакан водки, выпила. – я думаю, что Вы ни это хотели увидеть. Вы отказались от меня, и вот в кого я превратилась. – она села на стул, и затянувшись сладким дымом сигаретного дыма, и выпустив густой клубок дыма изо рта, заплакала. У нее была истерика. Она плакала, и говорила обо всем. Ругала свою мать, за то, что она ее бросила. Говорила, что ей не нужен отец, прожила она без него и без своей матери, и еще проживет. Они ей не нужны.
Слушая свою дочь, Нина не ругала свою дочь она ругала только себя. Она винила себя за все, что произошло с Викой. Она винила себя, за то, что отказалась от нее, и обрекла ее на вечное горе. Может ее судьба сложилась не так, если она тогда, много лет назад не испугалась, и стала бороться за счастье своей дочери. Судьба Вики была бы иной, если она тогда не бросила ее. Да, она была виновата. Но за это она уже расплатилась. Месяц, от силы два. Смерь, забвение, конец. В эти мину, Нина как никогда хотела поговорить с дочерью, рассказать все, но встретила лишь презрение, ненависть, и боль. Боль за то, что она всегда была одна. У нее не было семьи, никого. Что тут сказать? Кошмар, да и только. Нина подошла к Вике, посмотрев на нее, а та на нее, сказала.
– Что? Видите, во что превратилась Ваша дочь? Нравиться!
Нина залепила Вики горячую пощечину. Та хотела отплатить ей тем же. И только замахнувшись на нее своей правой рукой, и перенеся свой вес на ладонь, хотела уже залепить Нине горячую пощечину, как Нина перехватила ее руку, и обхватив Вику за торс, поволокла в ванну. При этом она говорила. – эта не Ваша жизнь, и чтобы понять эта, нам надо поговорить на трезвую голову с ней, а в данной момент – это совершенно невозможно. – Нина приволокла Вики в ванну, и открыв кран горячей воды, раздела ее, и положила ее в ванну.
Пьяная женщина что-то промычала, а Нина Михайловна сказала, что завтра Вика скажет ей спасибо. Но это не произошло. Роман романом, а жизнь – это жизнь. В ней все ни так как в жизни. Все то, что пишут нам в романах, это одна из вариаций счастливого конца. Они все разные, и многие ни так оптимистичны как это могло бы быть на самом деле. Все предательства требуют возмездие. Нас преследует прошлое, и мы возвращаемся к началу концу долгого пути. Впрочем, многие этого не понимают или не хотят понимать. Для них отказаться от кого-то бы не было, это просто. Они ничуть не задумываются над тем, что они совершают. Для них жить во грехе, больше никак это нельзя назвать. Ведь в библии написано, что ни тот человек, который родил, а тот который вырастил. Да и сейчас, это выражение актуально. Никто не задумывается над тем, что будет с этим человеком дальше. Может ему не будет хватать материнского молока? Может не будет хватать совета. Может этот человек которого бросили не оказался бы преступником, и не попал в тюрьму. Если б от него не отказались, то может он или она стал бы ученым, открыл бы что ни будь? Стал бы президентом. Кто знает? Кто бы этот маленький человек стал бы в будущем? Вот один из таких результатов. От Вики отказались, и она покатилась по наклонной плоскости. Кто знает? Кем бы она стала, если бы от нее не отказались? Впрочем, это другая история.
Сейчас, когда Нина Михайловна Лопухова привадила Вику в порядок, она проклинала саму себя. Она ругала себя за то, что из-за любви к другому человеку отказалась от нее, своей дочери. Да, если можно было вернуть все обратно, она это сделала. Она не отказалась от нее. От нее ради него. Какая она была дура! Она исковеркала свою жизнь, и разрушила жизнь своей дочери. Она отказалась от нее, дав ей только страдания. Все так, и за это она себя ненавидела. Ей осталось месяц, от силы два. Как много ей нужно сказать ей, Вики, своей родной дочурке. Она купала ее в ванне, и на ее глазах появились горькие слезы ненависти и любви. Ненависти на саму себя, и любви к дочери. Теперь, лишь только сейчас она ощутила эту радость, радость материнства. Пусть ее дочь такая какая есть, она любила ее, и готова была ей помочь.
Проснувшись на следующий день, Вика встала с чистой кровати на которую уложила ее Нина. Ее голова раскалывалась на две части после вчерашней попойки. Она не знала, как она очутилась здесь, а тем более в этой кровати. Она лишь помнила, что она после того как узнала анализы на ДНК, она с Романом пошла в какое-то кафе, и там они о чем-то говорили. Она не помнила, о чем они говорили, она лишь помнила, что после этого разговора, они разошлись. Да, вот что он напоследок сказал Вики, вспоминала смутно она. Он сказал, что она не должна рассчитывать на его состояние, если они с Ниной на это рассчитывали, то они ошибаются. Он ни для того сколачивал свое состояние, чтобы отдать его кому попало. Родство родством, а деньги всегда счет любят. А Вики для нее чужая, хоть и родная. Согласитесь, что после таких слов захочется плюнуть ему в лицо, и сказать.
– Подавитесь! Вы обрели только что дочь, поговорили с ней, и сразу о деньгах?
Это и сказала ему Вика, и ушла. Она шла по улице и плакала горькими слезами. Она не могла поверить, что всех людей интересуют лишь деньги. Ничто не важно кроме денег! Что это? Человеческий фактор? Его фактор желание иметь лишь деньги? Кроме денег ничего не надо? Где человечность? Где семейная ценность? Ее что нет? Возможно и так? Кто знает? Ни мне судить этих людей. Их рассудит Бог.
Вот и нашла своего отца. Приехали. Вот и ликероводочный магазин. Почему бы не выпить с горя, тем более если это превратилась в повседневный образ жизни.
Вот вся история прошлого дня. Вика отчетливо не помнила, что произошло дальше? Она встала с кровати, и направилась в ванну. Но тут она увидела лежащею на диване женщину. Она не помнила, что кто бы то либо оставался у нее в квартире. Подойдя к ней, Вика нагнулась, и откинув густые волосы она увидела ее лицо. Эта была Нина. Ее мать. Она не помнила, как она оказалась у нее в квартире? Она не помнила, как она ее впустила? Вика схватилась за голову, и заплетающейся речью, сказала.
– Ну я и дала вчера? Ничего себе?
В это время ей захотелось вырвать, ее позыве к рвоте вот-вот сделают свое дело. Она как могла сказала хриплым тоном. – о, черт! – и побежала в туалет.
Вот проснулась Нина. Ее разбудил шум доносящейся из туалетной комнаты. Она встала с дивана, прошла к туалету, и заглянув в туалетную комнату, увидела склонившуюся над толчком Вику. Ее тошнило. Нина тяжела вздохнула, и Вика почувствовала ее дыхание позади себя. Она оглянулась и замерла в ужасе. На нее смотрел взгляд ни женщины Нины, а ее матери. Та с укором сказала.
– В кого Вы превратились? Женщина? Одно слово, женщина! – она ткнула рукой в сторону Вики. – да и женщиной это назвать сложно. Скорее Вам подходит животное определение. Свинья, свинья и есть. – естественно, в таком положении и состоянии Вика ни то что была похожа на свинью, она являлась ей. На нее было жалко смотреть. Она смотрела на Вику, и ей не было ее жалко, она испытывала к ней отвращение. Если Нина заработала себе, рак легких из-за неудержимой жажды к сигарете, то Вика пошла дальше Вика пила, пила и курила. А может и баловалась наркотиками? Кто знает? – на Вас жалко смотреть! Вы же женщина!? Должны по крайне мере заботиться о своем организме ради будущих детей, а Вы? – Нина не находила слов для определения ее пьянства. – а Вы не бережете себя. – затем Нина в упрек сказала Вики. – что Вы за мать та такая будите?
Вика вырвала. Ей ничуть не хотела разговаривать с Ниной. После вчерашней попойки она не могла. Но все же она набралась сил и встав на ноги, она покосилась на Нину, и одарив ее презрительно ненавистным взглядом, прошла в кухню. Она ничего не сказала. Хотя ей было что сказать Нине. Как она сдержалась чтобы не нагрубить ей и ни послать ее куда подальше? Непонятно до сих пор, как она сдержалась, вопрос? Впрочем, ей сейчас было не до того. Она села за стол, вытащила из лежащей на столе пачки последнюю сигарету, и взяв лежащею на столе зажигалку, закурила. Выдохнув струю густого дыма, она почувствовала облегчение. Как будто что-то отлегло. Она расслабилась, и положив пустую пачку из-под сигарет и зажигалку на стол, снова сделав очередную затяжку, откинулась на спинку стула, и густой дым вышел через ее нос. В этот момент она напомнила быка. Стоя;щего в стойле, и наслаждаясь от только что проведенного удовлетворенного секса с молодой коровой. Но в тот самый момент, как она расслабилась, громогласный голос Нины раздался в ее ушах. Вики стала жутко больно. Казалось, что в ее голове кричали несколько голосов. Они все были разнообразные. Какие-то она могла понять, какие-то нет. Но в целом картина была ясна. Вика не владела ситуацией. Ей казалось того чего на самом деле нет. И эта женщина, называемая ее материю, ее тоже нет. Она есть только в ее восполненном мозгу, только в нем, и нигде больше. По крайне мере она так считала. Вероятно, она в таком состоянии как у нее была права, и Нина присутствовала только в ее мозгу, и нигде больше? Но это было ни так, Нина присутствовала в жизни Вики. Она сейчас находилась в этой квартире, она была в этой кухне, и громогласно упрекая Вику в ее пьянстве, ее поведении. Поведении, которое недостойно любой благовоспитанной женщины. Когда же Вика, докурив последнюю сигарету, более-менее пришла в себя, и увидела отчитывающею ее Нину Михайловну, она поняла, что все это реально. Нина в этой квартире, в этой комнате, и она что-то говорит. Не зная, что ответить, Вика попросила, чтобы Нина перестала говорить так громогласно, у нее и без нее голова раскалывается на две части. Но Нина не переставала говорить. Она все пуще и пуще прежнего отчитывала Вику. Ей было все равно, слушает она ее или нет. Ей нужно было высказаться, преподать Вики материнский урок, пусть даже последний в ее жизни. Что же Нина говорила? Послушаем.
– Никчемная девка!? Что? Нравиться каждый день целоваться с толчком? Давайте, вон сколько их? Каждый дом туалет. Что? Еще на улице не пришлось провести ночь? Скоро проведете, дай бог Вам понять, что это такое? Ночевать на улице. Хорошо если летом, а если зимой? Готовь гроб. Что, еще не подготовила гроб? Ну и не надо. Так закапают, в общей могиле или сожгут в печи. Все нет человека и не было. Кому Вы такая нужна? Прорва табака и алкоголя. Запаха меньше будет. Да с Вами никто из мужчин даже не познакомиться, подойти побиться. С виду красивая девочка, привлекательна и сексуальна, а подойдешь ближе и заговоришь, сигаретным дымом так и прет за версту. А у некоторых дам и перегаром. Говорят, что так и надо. Нет, ошибаетесь. Они просто хотят, чтобы Вы превратились в них. Они рассуждают так, и психологи с этим согласны. Они такие, а другие что? Вот они станут такими как мы, тогда все в порядке. Есть с кем выпить и покурить, а там человек спивается, и пристращается к сигарете. А может и то и другое. Конечно, от такой женщины ни то что в койку, говорить с ней невозможно. Она говорит, а запах сигаретного дыма так и прет из ее рта, задохнуться можно. Вот посмотрите на меня. Видите, меня, я тоже послушала мою подругу, и та пристрастила меня к куреву. Результат, я умираю. Мне остался месяц, два. А мне и пятидесяти еще нет. Живи и радуйся жизни, а вместо этого два метра под землей. Не повторяйте моих ошибок. Я не знаю слышите Вы меня или нет, надеюсь слышите. Брось такую жизнь. Живите нормальной жизнью. Заведите детей.
Неожиданно Вика пробурчала.
– А как же Вы сделали меня с моим так называемым папочкой? Ведь Вы тоже курили, когда был у Вас половой акт? Что может он тоже?
Нина оправдалась.
– Я тогда не курила. Лишь после того как я отказалась от Вас, мне было все равно, и я не сдержалась.
– Что, совесть замучила?
Нина промолчала, ей не было чем парировать этот вопрос. Она была виновата, и все тут. Затем она ответила.
– Может Вы и правы, но ни Вам судить меня. Знайте лишь одно, я всегда любила Вас. – затем она сказала. – Поверти, я закурила не от хорошей жизни. – затем она закончила. – человек выбирает свою жизнь сам. Он решает, как ее прожить. Здесь Вашей вины нет.
Вика облегченно вздохнула, и с чистой иронией заявила.
– Спасибо хоть здесь не виновата. – она встала со стула и еле стоя на ногах спросила. – хотите со мной поговорить? Признаться, что Вы моя мать? – она зловеще улыбнулась, и на ее улыбки проблеснул зловещий оскал. – мать? – в ее глазах читался упрек. – что Вы за мать та такая, что бросили родную дочь на произвол судьбы. Вы оправдываетесь, не можете признаться, что просто испугались быть матерью? – затем она добавила. С явной иронией и злобой. – Роман немой отец. Он для меня чужой человек, впрочем, как и я ему ни дочь. Да и Вы не являетесь моей матерью. – Вика усмехнулась. – посмотрите на нее, мать называется. Бросила своего ребенка, а сейчас опомнилась, прибежала. Видите ли, она умирает? Ну и умирайте себе на здоровья, чего ко мне приперлись? Хотите, чтобы я Вас простила? – она показала фигу. – вот Вам, обойдетесь. – затем она указала рукой на дверь. И с явной злобой и ненавистью к Нине добавила оскалившись так, что ее лицо напомнило каково-то неизвестного зверя, который хотел, чтобы они покинули его территорию, и больше никогда на нее не возвращались. – пошла вон, маманя.
Нина сделала глотательное движение. Ей стало не по себе. В этот момент она хотела уйти, но не могла. Что-то удерживало ее в этой квартире. Что-то не давала ей уйти отсюда. Она посмотрела на Вику. Лицо ее выражало боль и страдание. Она хотела что-то исправить, надеялась, что Вика ее выслушает, но этого не произошло. Вика не хотела ее слушать. Мало того, она и видеть ее не хотела. Нина перевела дух, и тихо прошептала.
– Я не уйду.
Вика не поняла, что сказала Нина. Она ее переспросила?
– Что?
Нина снова сказала, но более громким тоном.
– Я никуда не уйду. Я не уйду пока мы не поговорим.
Вика окинула Нину презрительным взглядом, и заявила.
– Нам не о чем с Вами говорить.
– И все-таки.
Вика не хотела разговаривать с Ниной, но другого выхода у нее не было. Вызывать полицию было бессмысленно. Никто бы не хотел ее слушать. Нина учла все. Все, что можно было учесть. Она могла доказать все что можно было доказать, и Вика это знала.
– Хорошо. Я выслушаю Вас, и потом Вы уйдете.
– Хорошо. Если Вам будет угодно, то я больше Вас ни побеспокою. Но выслушаете меня.
– Хорошо, сейчас я приведу себя в порядок, и мы поговорим.
Что можно сказать? С чего начать разговор? Никто не знает, что в это самое время твориться на душе. Каждый человек чувствует что-то свое, что-то недоговоренное? Он хочет рассказать другому человеку все, что хочет ему рассказать. Все, без утайки. Никто не хочет рассказывать всю правду, но наступает момент, когда это сделать необходимо. Необходимо потому, что это было бы правильно. Все правильно, что неправильно. Никто не знает, что сказать в подобной ситуации? С чего начать разговор? Впрочем, разговор всегда надо с чего-то начинать. И Нина начала свой рассказ. Она говорила Вики обо всем. Ничего не утаивая. Она рассказала, как они встретились в первый раз. Это было на Новый год. Роман приехал в Санкт-Петербург по делам. В конце рабочий недели, он посетил одну из выставок художников, куда приехала и она. Они были счастливы вместе. Проведенный последний день, они ни о чем не задумывались. Роман покорил ее, а она Романа. Вернувшись в Москву, Нина рассталась с ним, но вскоре снова встретила. Они нравились друг другу, у них были общие увлечение. Оба любили путешествовать. Они объездили вдвоем полмира. Были во Франции, Италии, Испании, Америке и Канаде. Все эти страны оставили на них неизгладимые впечатления. Каждая страна была по-своему красива. Все в их жизни было прекрасна, пока не появилась Вера. Она появилась словно ниоткуда, словно из пустоты. Она всегда была на виду. Чуть ли не преследовала их. Затем, как-то раз, Вера пришла к Нине, и у них с ней был крупный разговор. Она говорила, что делает все ради Романа. Она уже тогда знала, что беременна, и мой долг был родить и воспитать Вику. Но этому не суждено было случиться. Она родила, но не воспитала. Вера ей сказала страшную новость! – эту новость я пока умолчу, так как история потеряет свой смысл. – Нина тогда и решила отказаться от Вики. Роман не знал, что Нина в положении он пришел к ней сказать о том, что он уходит от нее. А тут еще его мать Надежда. Надежда, вкрадчиво и доходно объяснила Нине, что это был легкий флирт со стороны Романа. Никаких чувств он к ней не испытывает. Она также добавила, что он скоро женится, и она просит оставить его в покои. Но Нина хотела услышать эти слово от него самого. Она назначила ему встречу, и глядя ему в глаза, поинтересовалась, любит ли он ее или Веру? Тот ответил, что он любит Веру, и должен на ней жениться. Дело было не в том, что она была беременная, да и не могла быть беременна, по крайней мере от него. Ведь они еще не были вместе. Он должен был жениться на ней на том основании, что она и его мать объединились, и Надежде была больше по душе Вера чем Нина. Она ненавидела Нину. Презирала ее, считала, что она просто хотела женить на себе Романа, и прибрать к рукам его состояние. Вера, была совсем другим чем Нина. В отличие от Нины, она была из приличной семьи, дочь каково-то знакомого академика. Правда она была жената. Верен муж умер. Поднимаясь по лестнице, он упал или ему помогли упасть? Кто знает? Вечером все было хорошо. Он поужинал, и лег спать. Наутро он не проснулся. В морге патологоанатом констатировал смерть. У него была треснута черепная коробка, и кровоизлияние в мозг. На похоронах кто-то предположил, что его кто-то заказал? Но это предположение лишь остались предположениями. Вера утверждала, что ничего не знает о его врагах, да и врагов-то не было, только завидовали. А здесь как понимаете можно искать и никогда ничего не найти. Когда она встретилась с Романом, тот сказал, что любит Веру. Он говорил эти слова неохотно. Он даже старался не смотреть ей в глаза. Было ясно, что он все еще любит ее, но его мать считала иначе. Она сосватала ему Веру, и не хотела слушать Романа. Вика для нее была самим ангелом. Она считала, что с ней, ему будет хорошо. Она даже не хотела слушать его. Она стояла на своем, и Роман был вынужден подчиниться. Нина отпустила его, считая, что если он ее любит, то с ней ей будет хорошо.
Она узнала, что забеременела. В положенный срок она родила, и тут же отказалась от нее. Это было для нее невыносимо. Она много раз ходила к Роману, но его мать никогда не пускала ее на порог своей квартиры. Она говорила ей, чтобы она больше не приходила к ним домой.
Нина отказалась от него, правда это было ей нелегко. Она сделала это ради спасения своей дочери. Ради нее пожертвовала всем. Она устроилась воспитателем в детдом, куда после яслей определили Вику. Дальше она рассказала про удочерение, и про то, как она всю свою жизнь следила за ней. Она не могла вмешиваться в ее судьбу, ведь это было бы неправильно. Но сейчас, на пороге своей смерти, она не могла больше скрывать правду. Она пришла к ней и рассказала ее. Теперь она могла вздохнуть спокойно. Правда раскрыта, камень с сердца снят, можно и на покой. Но простит ли ее Вика? Нина покалечила ей всю ее жизнь, и Вики надо было решать, прощать ее или нет.
Слушая свою мать, Вика плакала. Она не ожидала, что правда так жестока. Впрочем, правда всегда жестока, какая б сладкой она ни была. Все знают, что слушать правду гораздо трудней чем ее рассказывать. Впрочем, каждый решает сам, что труднее, рассказывать правду или слушать ее. Мне кажется, что слушать и рассказывать, это одно и то же. В зависимости от правды и от ситуации этой правды. Слушая Нину, Вика вспоминала что говорил ей Роман. Он говорил, что он женился на Вере потому что так хотела его мать. Она разрушила его счастье. Эти слова были похожи на те, которые говорила Нина. Выслушав Нину до конца, Вика обняла ее и произнесла лишь одну фразу.
– Мама! Как же Вы все это вынесли?
Нина ничего не сказала. Она знала, что ей пришлось тяжелей чем ей. Сейчас, она хотела быть с ней. Никуда не отпускать ее ни на шаг от себя. Злость и ненависть ушли в прошлое. Теперь все будет по-новому. Это Вика обещала своей матери. Пусть даже один месяц, она проведет его с ней, со своей мамой.
Итак, оставим Нину и Вику одних. Им надо побыть вместе. Обсудить многие насущные вопросы, поговорить как дочь матерью. Понять, почему сейчас, когда все позади, Роман отказался от дочери. Ведь он так хотел собственного ребенка, и когда он его обрел, он оттолкнул ее от себя. в чем же реальная причина его поступка?
Итак, на этой радостной и печальной ноте одновременно, позвольте мне перейти к следующей главе этой истории.



Крыса

Скоро рожать. Лариса лежала на сохранении в МОНИКАХ. Ее не мучили перспективы тяжелых родов. Она была готова к ним. Ее лечащий врач, профессор Эдуард Вельяминович говорил, что он в любом случае будет принимать роды у Ларисы. Роман хотел, чтобы все прошло хорошо, и дети родились здоровыми, без патологий. Он делал подарки врачам, причем почти ежедневно. Они же в свою очередь, наблюдали за Ларисой так, словно она была их родная дочь. Она говорила Роману, что он старается через меры, на что тот отвечал, что ему самое главное, чтобы дети родились здоровыми, а что касается подарков, то это не ее забота. Лариса как-то говорила, что давеча, когда они были на массовом гипнозе, ее одну попросили удалиться, так как она во время сеанса ни то что поддавалась гипнозу, она не воспринимала его, и то и дела смеялась. Да, гипноз такая штука? Некоторые люди его просто не воспринимают, а некоторые его воспринимают. Лариса как уже Вы поняли, гипноз не воспринимала. Она просто игнорировала его. Она смеялась над тем, как другие погружались в гипноз, и выполняли все команды гипнотизера. Вот так.
Как-то ранним утром, медсестра открыла форточку. День был достаточно теплым, и палата требовала чистого воздуха. Женщины мирно и спокойно лежали на своих койках. Кто-то еще спал, кто-то вел беседу с лежащими рядом роженицами. Утро обещало быть спокойным и ничего не предвещало беды. На улице было тихо и покойно. Тишина. Кто-то из женщин даже сказала. – не нравится мне эта тишь. – она насторожена прислушалась, и прикоснувшись рукой к своему уху, добавила. – слышите! – затем она, протянув руку к форточке, добавила. – тишина. – это слово, произнесенное ей, было произнесено тихо, словно шепотом. Она чувствовала что-то? Ее все женское нутро подсказывала ей, что что-то должно произойти. Что-то непонятное. Она посмотрела на других рожениц, и добавила. – смерть близка. – мы рассмеялись. Все знали эту женщину. Она была в себе, и не в себя. Она была предсказательницей. Ее дар был с ней всегда. Она могла рассказать о человеке то, что он и сам про себя не знал. За всю свою жизнь она много предсказывала, и никогда не ошибалась. Но сейчас? Она явно перебрала. Никто не был в том положении, когда матка раскрывается до сантиметра, когда пора ребенку появиться на свет. Женщины спали, видели сны. Что могло произойти? Очевидно решили роженицы, эта женщина переволновалась, и сама того не подозревая стала прорицать то, чего быть не может. Она сказала. – позовите сестру! Пусть закроит форточку. Но ее не послушали. Кто-то из лежащих рожениц, сказала. – что за чушь! Ничего не случиться, а чистый воздух всем будет полезен. – но та утверждала, что форточку надо закрыть, а то произойдет нечто плохое, что поправить будет нельзя. И она оказалась права. Дело в том, что кто-то, кого мы даже и не видели, бросил в палату дохлую крысу. Она упала на кровать одной из рожениц, и та, тотчас проснувшись, увидела на одеяле дохлую крысу, и испугавшись очевидно за своего ребенка, воскликнув дурным голосом. – чур, нечистый. – снова посмотрев на одеяла, и увидев на нем дохлую крысу, заорала дурным матом. Именно, дурным матом. Стряхивая что-то непонятное с одеяла, она очевидно испугалась до смерти, и прибежавшая мед сестра, не поняв, что произошло, сначала подбежала к окну, и закрыла форточку, затем к роженице, и видя, лежащею на полу крысу, недоуменна посмотрела на роженицу, которая уже начала рожать. Шутка ли такое! Средь бела дня спросонок, увидев лежащею на кровати серую крысу. Крысу, которая когда-то свела в могилу миллионы людей, стала причиной преждевременных родов. Все роженицы затаив дыхание смотрели на эту крысу. Их глаза были перепуганы. Они даже не могли себе вообразить, что вообще кому ни будь придет в голову бросить дохлую крысу в форточку родильного отделение? Тут одна роженица схватилась за голову, и так же, как и та роженица, на кровать которую упала дохлая крыса заорала дурным матом. Медсестра не знала, что ей делать? И сказав одно слово. – караул! – выбежала из палаты. Ситуация была критической. Женщины-роженицы подбежали к двум кричащем женщинам, и начали их как могли успокаивать. Но для той роженицы, на одеяло которое упала дохлая крыса, было все кончено. У нее начались преждевременные схватки. Врач не смог помочь несчастной. Она потеряла ребенка. Вторая женщина была спасена. У нее не было ни преждевременных родов, ни выкидыша. Она сумела взять себя в руки, и успокоиться. Хотя кто знает? Кто у нее родится?
Когда уборщица, пожилая женщина убирала виновника разыгравшейся трагедии с пола, она пожала плечами, и безразлично сказала.
– Ну крыса? Крыса и есть. Что из-за этого волноваться? Бросили ее в окошко и что? Так нервничать зачем? – она пожала плечами, и унося дохлую крысу из палаты говорила. Вот я посмотрела б на Вас, когда во время войны Вы родили? Что? Снаряд скажите разорвавшийся вблизи роддома, эта не крыса в форточку. Эх молодежь! – закрывая дверь в палату она крякнула снова. – эх молодежь!
Лежащая на кровати Лариса, подумала.
– А она права. Что все перепугались? Ну крыса дохлая, что такого? В конце концов это не крыса дохлая на войне. Представляю, женщина родила, а детей кормить нечем. Круго;м голод и пули свистят. – успокаивала она себя. – а эта крыса лишь так, скверная шутка ребенка, и только. – успокаивая себя на этих мыслях, Лариса хотела забыть о происшедшем, но не могла. Она думала, как бы она среагировала на эту ситуацию, если б крыса упала в ее кровать?
В действительности, кто знает? Как бы мы поведем себя в подобной ситуации? Каждый человек поступает в определенной ситуации по-своему. Никто не скажет, что он справится с ситуацией? Особенно с неожиданной?
Вскоре, Лариса поймала себя на мысли, что с ней-то это не случилась. Конечно жалко женщину потерявшую ребенка, но что делать? Эта трагедия поправима. У женщины ребенок еще будет. Но многие женщины после стрессов не способны родить. У них проявляется болезнь, болезнь психосоматической боязни забеременеть, и возможно это неизлечимо. Эта история произошла реально. Пусть немного изменена, но кто не расскажет историю, без своего добавления своей истории. Истории услышанный от своих родителей, и рассказанной в новом повествовании.
Но вернемся к Ларисе и ее беременности. Что происходит с ней сейчас? Родила ли она? Сейчас Вы это узнаете.
История на этом с брошенной в окно крысой на этом не заканчивается.
Роман после этого происшествие, пришел в палату к Ларисе. Он был напуган. Его лицо выражало неистовство, и узнав о происшедшем тотчас потребовал наказать виновных, и главврач это сделал. Главврач родильного отделение, профессор Эдуард Вельяминович выяснял, как могла крыса попасть на кровать роженице. Он не мог понять, как вообще такое возможно. Открытое окно, брошенная в форточку дохлая крыса? Где был сторож? Да и был ли он вообще? В конце концов в произошедшем обвинили медсестру, и уволили ее по собственному желанию. Хотя какое здесь собственное желание? Просто, нашли крайнего и все.
Впрочем, халатность халатностью, а ребенок родился мертвым. Что здесь можно сказать? Ничего. Давайте просто помолчим.
Роман вошел в палату где лежала Лариса. В руках у него был букет цветов. Он поставил его в вазу, на подоконник окна в которую бросили дохлую крысу. Он посмотрел на присутствующих в палате женщин-рожениц, и окинув их взглядом, он увидел в их глазах боль и скорбь. Недоумение о произошедшем. Они скорбели о потерянном одной из женщин нарожденного дитя. Дитя который был зачат в любви и согласии. Желанный для родителей ребенок, его больше не было с ними. Лишь одна бумага вскоре будет напоминать о нем, справка о смерти и свидетельство о его захоронении. Страшно. Не зная какими словами утешать присутствующих в палате женщин, он подошел к Ларисе, присел подле нее, и лазского поцеловав ее в лобик, спросил. – как Вы? – он не знал, что сказать в этой ситуации Ларисе. То, что произошло сегодня в палате для рожениц, было из ряда вон выходящее. Он представил, что это мог быть ребенок Ларисы, и возможно его ребенок. Его семья, продолжатель рода о котором он так долго мечтал. Теперь он был уверен, что эта его ребенок. Лариса не обманывала его. Она говорила правду, Роман был у нее первым мужчиной в его жизни. Он крепко ее обнял, и заплакал. Заплакал потому, что представил, что это мог бы быть его ребенок. Кто бы ни был инициатором этой шутки, он добился своего. Теперь вряд ли откроют форточку, а если откроют, то поставят на окнах решетки, чтобы не произошел подобный инцидент. Лариса ответила. – я в порядке. – и глубоко вздохнув, попросила, чтобы Роман посадил ее на кровать. Тот выполнил ее просьбу. Она привстала, и подвинувшись к спинке кровати, облокотилась на нее. Затем она сказала. – я в порядке. Со мной ничего не произошло. – заверила его она. – со мной ничего не произошло, беременность протекает нормально, без патологий. – она видела в глазах Романа страх, он не мог представить, что этот ребенок не родится. Ведь он его отец, теперь это он знал наверняка. Его отцовские чувства его не подводили. Он знал, эта его дети, а эта женщина их мать, и потерять все сразу, свою мать, сына, и очевидно будущую мать своих детей, этого он представить не мог. Он посмотрел на нее, и сказал. – как я за Вас испугался. – затем лазского добавил. – дорогая!
В это время, лежащая на кровати роженица, та, что предупреждала об опасности, и ту которую не послушали. Смотрела на Романа и Ларису, и улыбалась. Она видела в них то, что в простонародье называлось просто, одним словом. Семья. Да, эта была любящая семья. Семья, которая никогда не распадется. Семья, которая преодолеет все трудности и невзгоды. Впрочем, никто не знает, что ждет их в будущем. Оставим же их наедине. Пусть поговорят.



Рождение новой жизни

Роды Ларисы были особенны. Ее вел профессор, Эдуард Вельяминович. Мужчина уже в годах. Проработавший в родильном отделении всю свою жизнь, принявший множество родов. Родов, которые иногда заканчивались трагедией. Но это скорее было предрешено судьбой женщин, которые рожали, чем его ошибками. За свою практику он сделал множество операций. Ведь ни всякий плод идет так как полагается идти из женского тело. Многие мамы рожали мертвых детей, а некоторым мамам делали аборт. Так что он все видел в этой практике. Видел, как отказываются от детей, видел, как умоляют сделать аборт. Видите ли, им слишком рано рожать, а связь была случайной, хотелось секса и все тут. Кто задумывается о последствиях? Пожалуй, никто.
Эдуард Вельяминович пришел в палату где лежала Лариса, и сев подле нее на стул, поинтересовался.
– Как сегодня наши дела?
Та привстала и сказала.
– Хорошо.
Профессор улыбнулся.
– А как сегодня двойняшки? Небось толкаются вовсю!
Лариса, посмотрев на свой огромный живот, сказала.
– Нет, они спят. – она нежно улыбнулась. – скоро проснуться. – затем она весело добавила. – шалуны.
– Что? Шалят?
– Конечно шалят! – подтвердила Лариса. – вот проснуться, и как вдарят в живот! Шалуны, и только.
Доктор ласково улыбнулся. Он был добр к молодым мамам. Всегда хотел, чтобы те были веселы. Всегда в хорошем настроении.
Лариса поинтересовалась.
– Они всегда так шалят или? – тут она посмотрела в глаза профессору, и в его глазах он увидела слезы. Что-то произошло пока она говорила с ним? Но что? Вероятно, он видел что-то подобное. Конечно, дети иногда рождаются мертвыми, и это факт. Факт, от которого никуда не деться. Поняв эта, Лариса поспешила извиниться, а тот просто ответил. – вам нечего извиняться. Врачи не господь Бог. Они не всемогущи. Смерти есть и будут в нашей работе, и от этого никуда не деться.
– Я понимаю. – с сожалением ответила она. – иногда дети умирают не родившись.
– Это так.
Тут Лариса спросила.
– Скажите, почему дети умирают, не родившись?
Доктор задумавшись спросил.
– Вы хотите это знать?
– Хочу. – твердо сказала Лариса. – мне интересно.
Эдуард Вельяминович начал рассказывать, почему умирают дети не родившись.
– На это существует масса причин. – говорил он. – в десяти процентах случаях плод умирает от естественных причин. Он просто задыхается в утробе матери из-за его неправильного положение и сжатием в дыхательной части плода его пуповины. – сделав паузу профессор добавил. – к сожалению, никто не смог бы его спасти, даже при большом желании. Мы в этих случаях бессильны. – он снова посмотрел на Ларису. Та выглядела совершенно спокойна. Казалось, что она готова была услышать то, что скажет ей профессор. Эдуард Вельяминович продолжил. – все дефекты детей, кроме врожденной патологии, матери, если их так можно назвать, сами убивают своих детей. Вы спросите, как это происходит? Я Вам отвечу. Первопричина смерти ребенка в утробе матери, является курение и алкоголизм. Они думают, что все то что они делают в своей жизни и во время беременности, все это хихоньки хахоньки, все то что они делают все сойдет с рук, но они ошибаются. Последствие необратимы. Ребенок задыхается в утробе своей с позволения сказать мамаши, либо приобретают кучу болезней. Потом прибегают к нам в клинику, и обвиняют нас докторов, что мы недоглядели. Нет, мы все делали правильно, это они! – выкрикнул он с явной злобой и ненавистью к этим нерадивым мамашам. – мамаши сами виноваты в патологиях их собственных детей. Они! А не мы. – он успокоился, и продолжил, – есть еще одна причина по которой дети рождаются неполноценными.
Лариса поинтересовалась.
– Какая?
– Одежда, – начал профессор, – одежда в которой ходят будущие мамаши во время беременности.
Лариса не поняла, что имеет ввиду Эдуард Вельяминович. Она спросила.
– А что одежда?
Профессор глубоко вздохнул. Он всегда был не рад, когда будущие мамаши вопреки рекомендациям врачей, делали все по-своему.
– Я помню времена, когда женщины не носили брюки. – продолжал он свой рассказ. Женщинам по крайней мере во время беременности позволено носить только платье. – он сделал паузу, затем продолжил. – я понимаю, мода на джинсы не исчезнет, и женщины будут носить брюки. Но не во время беременности, в конце-то концов, это категорически противопоказано. Все эти поддерживающие пояса для беременных женщин, это только бизнес, бизнес и больше ничего. «Ребенок должен двигаться в утробе своей матери. – сказал он и подчеркнул. – двигаться, а не быть прижатым к стенкам матки своей матери». Ученые доказали, что всякие там поддерживающие пояса, не вредят никому, ни матери, ни ее ребенку. Но я так не считаю. Женщина должна двигаться во время беременности свободно. Конечно есть случаи, когда живот нуждается в поддержке, но для этого существуют медицинский бандаж. Его и носят женщины, поддерживают живот. Но что касается одежды? Это совсем иное дело. Они по своей форме никак не способны правильно поддерживать живот беременной матери, и эта факт. – закончил он свой рассказ.
Лариса слушала его внимательно. Профессор говорил чистую правду. Женщины разучились вынашивать детей, они заботятся только о продолжении рода, а не о здоровье своих чад. И только немногие способны понять, что правильность вынашивание плода, является не чем иным, как его будущего здорового рождение. Конечно являются исключения, но они связаны с генетикой человека, его личным кодом ДНК, и только.
Закончив свой рассказ, доктор назначил Ларисе очередное узи, и также сказал, что скоро она разродится. Ждать осталось ни долго. Малыш появится на свет возможно на этой недели.
Лариса поинтересовалась.
– А зачем тогда узи?
– Я хотел бы знать, что все у Вас в порядке.
Прошло полчаса, и Ларисе сделали узи, которое показала, что все в порядке, но, все же как бы ни хотел доктор, но он сказал, что очевидно роды будут сложны. Но в то же время он сказал, что она родит без наркоза.
– Вы родите без наркоза. – заверил ее профессор. – я Вам это обещаю.
Вскоре Лариса оказалась в палате, роженицы коса смотрели на нее, шепчась, что она любимица профессора, и ей уделяют больше времени чем им.
Лариса игнорировала их шепот, она знала, что это лишь простая женская зависть. Ей скоро рожать, вот-вот, и на свет появится новая жизнь, что принесет она ей, радость! Любовь! Смерть. Смерть, эта мысль не покидала ее. Что если ее дети родятся мертвые или с какими ни будь отклонениями. Ведь она носит двойню, что если то, о чем рассказал ей профессор, эта правда!? Что если ее дети родятся с генетическими отклонениями? Что если?.. Но вот она поймала себя на мысли, что у нее родятся здоровые дети. В ее роду не было никого, кто страдал бы наследственными заболеваниями, по крайней мере она о таком не слышала. А Роман? Он бы сказал ей, если б был болен или его родственники страдали какими-либо наследственными заболеваниями. В этом она была уверена на все сто.
И вот наступил тот день в жизни Ларисы, который все женщины помнят до конца своей жизни. Роды. Что может быть прекрасней родить новую жизнь! Зная, что имена Вы ей дали жизнь! Вы и еще один человек. Двое – это семья! Что может прекрасней чем семья! Жаль, что многие не понимают истинного значение этого слово, семья. Оно святое как церковь и Бог. Никто не может вторгнуться в ее святыню. Лишь мы сами, забывая о том, что у нас есть семья, уходим в блуд. В итоге развод, деление имущество, детей. В итоге все несчастливы. А могло бы быть наоборот. Любящая семья, дети. Очаг тепла и понимания. Ведь мы даем клятву верности, когда женимся друг на друге. Я не признаю слово брак. Оно похожа на слово брак, то есть брак в работе. Кто его выдумал, брак? Неужели нельзя сказать просто, пожениться. Нет, слово брак преследует нас повсюду. Кто вступает в брак, у того семьи не долговечны. Кто же жениться, тот живет в супружестве много и много лет. До само;й смерти. Вот так я понимаю слово брак и слово женитьба. Я считаю, что брачные клятвы верности друг другу обязательны. Они обязывают нас на определенные обязательства друг к другу. Клятва – это всецелое обещание верности и присяги, смотря кому мы ее приносим. Ничего нет святее клятвы. У нас перед ней есть определенные обязательства. Вот и при рождении ребенка, того не зная, мы сами себе даем клятву заботиться о нем. Воспитывать, дать образование, вступить во взрослую жизнь.
Роды Ларисы проходили тяжело и болезненно. Уже прошли все сроки, а она все еще не могла разродиться. Мы никогда не задумываемся над этим словом, роды. Роды! Дарят нам радость. Вот и Лариса ждала рождение ребенка. Она хоть и страдала от мучительной боли, в то же время она радовалась. Радовалась потому, что скоро разродиться, и вот наконец она увидеть ту новую жизнь, которую она носила в своем теле долгих девять месяцев. Девять месяцев, эта долго или мало? Кто знает, что такое девять месяцев интенсивного токсикоза? Лишь женщины способны ответить на этот вопрос? Если у женщины интенсивный токсикоз, то ей кажется, что эти девять месяцев никогда не закончатся, но стоит ей представить, что после девяти месяцев на свет появится новая жизнь, то эти девять месяцев проходят достаточно быстра. Кто знает наверняка, девять месяцев это много или мало? Впрочем, наступила ночь. Часы пробили три часа ночи, как вдруг, Лариса заорала.
– У меня отошли воды, рожаю!
Перепугав всех женщин, она кричала и трогая себя за живот, инстинктивно задирая ночную рубашку, чтобы посмотреть на то, что сейчас происходит в ее влагалище или в матке, она вдела что происходит, и испугано кричала. – доктор, я рожаю! Она теперь была уверенна что рожает. позвав дежурного врача, который побежал вместе с медсестрой, и осмотрев роженицу понял, что медлить нельзя. Лариса вот-вот родит. Он тотчас же скомандовал.
Люда, звони профессору. – он снова посмотрел на раскрывшуюся до двенадцати сантиметров матку, и скомандовал. – каталки, срочно. Ее в операционную, срочно!
Услышав эти слова Ларис не на шутку испугалась. Она не могла понять, что происходит? Ведь дети должны были родиться нормально, а тут операционная? Но доктор ее успокоил. Он сказал.
– У нас все женщины рожают в операционной, мало ли что пойдет не так, а тут все под рукой.
Лариса понимающе покачала головой, а затем снова закричала.
Как больно, черт побери, ненавижу!
Доктор улыбнулся и сказал.
– Так все говорят, когда рожают.

Ночь, в квартире профессора было тихо и спокойно. Он вместе со своей женой спал. Сегодняшний день для них обоих выдался относительно спокойным. Профессор провел две операции. Одна являлась необходимой. Женщина, которой он ее делал была больна. У нее была киста матки, и ее пришлось полностью удалить. Вторая операция была по увеличению женской груди, которая прошла также без осложнений.
Его жена, доктор медицинских наук, преподавала на кафедре медицины. Сегодня она проводила лекцию по поводу вреда курение и алкоголизма. Ее звали, Эмма Наировна.
Ночной звонок из больницы разбудил жену профессора Эдуарда Вельяминовича, Эмму. Она взяла труппку с телефонного аппарата, и приложив ее к уху, спящем голосом прохрипела.
– Кто эта?
В трубке послышался женский голос.
– Эдуарда Вельяминовича пожалуйста.
– Кто его спрашивает?
– Эта медсестра Лена, из больницы.
Эмма привстала, протерла сонные глаза.
– Эта Эмма Наировна. Что-то случилось Лена?
– Да, его срочно вызывают в роддом. Передайте Лариса рожает!
– Ясно. – Эмма разбудила своего мужа и передала ему трубку. – эта медсестра Лена из больницы, говорит, что Лариса рожает.
Эдуард Вельяминович быстро взял телефонную трубку, и приложив ее к уху спросил.
– Когда начались схватки?
– Пять минут назад.
– Как часто?
– Раз в три минуты.
– Состояние?
– Стабильное.
– Сейчас буду. – он отдал трубку Эмме и сказал. – работа, не терпящая отлагательства.
Эмма понимающе покачала головой, затем улыбнулась и сказал.
– Да уж ехай. Помощь нужна?
– Нет.
Затем встав с постели, и накинув халат, профессор попросил Эмму закрыть за ним дверь, и взяв ключи от машины, в домашних тапочках выскочил на улицу, и сев в салон своей машины, вставил ключи в зажигание, и повернув их, словно понимая, что Эдуард Вельяминович торопиться, мотор взревел. Профессор вдавил до упора педаль газа, и машина, сорвавшись со своего место, помчалась вдаль по улицам Москвы, в институт МОНИКИ. Туда, где сейчас рожала Лариса.

Лариса лежала на операционном столе, когда в операционную вошел профессор. На нем был надет медицинский халат и домашние тапочки. Было видно, что тот спешил. Оценив ситуацию, он подбежал к Ларисе, осмотрев пациентку, он спросил дежурного врача.
– Что Вы делали?
Тот ответил.
– Готовимся к операции. – затем он добавил. – самостоятельно она не родит. Видите, – он указал на ее матку. – возможно внутреннее кровотечение.
Осмотрев повторно, профессор сказал.
– Успокойтесь, это не кровотечение.
– А что же?
– Голова ребенка черт побери! Чему Вас только в институтах учат? У Вас это первые роды?
Доктор опешил.
– Первые.
– Тогда с почином Вас. Будете мне ассистировать.
Лариса рожала долго, но ее страдание стоили того. Она родила двух прекрасных детей. Мальчика и девочку. Правда говорят, не постараешься, не будешь счастлив. Вот и Лариса постаралась, правда не без помощи докторов. Ее дети ни желали выходи;ть на свет. Они как будто хотели еще побыть там, в безопасности. Но природа взяла свое. Профессор легонько надавил на живот, и ребенок появился на свет. Вы скажите, что эта дикость, когда кто-то давит вам на живот, чтобы появилась новая жизнь? Не знаю? Но Ларисины роды были именно такими. Дети хотели остаться в ее утробе, и им пришлось помочь таким способом. После того как родился мальчик, профессор взял его на руки, и сказал.
– Видите, Ваш сын родился в рубашки, весь в пуху.
Лариса посмотрела на него, и не слыша его голоса, испуганно спросила.
– Доктор я не слышу его голоса, он жив?
– Жив, конечно. – ответил радостный мужчина, и дав ему легонько по его заднице своей рукой, все наконец услышали его крик. Довольный профессор сказал. Видите, а Вы говорили мертв. – он отдал ребенка медсестре, а сам посмотрев на Ларису, понял, что дело плохо. Он подошел к ней, и посмотрев на нее спросил. – как дела? Держимся?
Тут выкрикнул доктор.
– Профессор, второй!
Второй ребенок родился легко, он словно выскочил из матки Ларисы. Это было красивое дитя. Неописанной красоты. Смотря на эту девочку, доктор и профессор сказали, что красивее чем эта девочка они никогда не видели новорожденного ребенка. Что-то в ней было. Что-то неземное красивое! Ее голубые глаза, приятная улыбка ребенка. Они не могли от нее оторвать свой взгляд, и лишь сказанное Ларисой. – покажите мне ее. – заставило мужчин принимавшие роды, оторвать свой взгляд от нее, и показав новорожденную девочку Ларисе, профессор сказал.
– Я не видел более прекрасного дитя чем этот ребенок.
Лариса взглянула на нее, и ужаснулась. Что это такое? Эта девочка похожа на Алису. Ту девочку, с которой она была в детдоме. Да, эта была она. Но как такое возможно? Ведь Алиса жива! Она не умерла! Лариса с ней не так давно имела разговор, и та была уже взрослой женщиной.
Безумие, только так можно это назвать. Безумие и только. Как такое возможно? Алиса в ее ребенке? Этого она не понимала. Но тут она неожиданно вспомнила, что услугу, которую она поручила Алисе была небескорыстной. Она сказала. – придется заплатить, и цена будет соответствующей. – Лариса тогда не знала, о чем говорила Алиса? Очевидно об этом. Об этом ребенке. Ребенке невиданной красоты. Но что ждет эту девочку в будущем? Она должна была расплатиться за все родительские грехи? Или ее ждало другое? Кто знает? Мы никогда не задумываемся о последствиях своих поступок, а когда приходит время платить, мы хотим, чтобы за нас кто-то другой расплатился. Другой, но не мы сами. Тут Лариса вспомнила за какую услугу Алиса сказала, что придется расплатиться. Вот, она! Эта девочка. Она всю жизнь будет напоминать ей о ней, об Алисе и Надежде. Она будет всю свою жизнь видеть в этом ребенке их. Мертвую Надежду, и Алису. Эти две женщины воплотились в этом ребенке. Кошмар только начинается, и он продлится всю оставшуюся жизнь. Эта девочка, напоминание о прошлом. Как ее назвать? Алиса? Надежда? Впрочем, Лариса знала, как назовет ее. Пусть она плод напоминание о прошлом, но она родилась, родилась в любви. Пусть же она будет носить имя Любовь. А там посмотрим кто из нее вырастит?
Вскоре дали имя и мальчику. Его назвали Эммануил. Вы спросите почему именно Эммануил? На этот вопрос ответ прост. В палате лежала женщина она была из Израиля. Училась в российском университете. Ей было не помню сколько лет, примерно около двадцати. Она родила. Родила мальчика. У него была кривошея. Она назвала его Эммануилом. Лариса поинтересовалась, почему именно Эммануил? И та ответила, что эта имя библейское, разница лишь в одной букве. Иммануил. Лариса назвала своего сына также, Эммануил. Она словно просила прощение в этот момент. Просила прощение за то, что по своей наивности совершила грех. Вот и расплата, которую она должна нести всю свою жизнь. Но наказание это? Кто знает? Что ожидает их в будущем?
Вскоре, Ларису выписали из роддома. Ее встречал лишь Роман. Никто из ее родственников не был здесь. А кому быть? Надежда мертва, Вика была где-то с Жорой во Франции. Никого. Только она одна. Она знала, что возможно она потеряет Романа. Ей было тяжело смотреть ему в глаза. Ведь она считала, что виновата лишь она одна, и никто больше.



Две реальные истории из моей жизни

После этого разговора Лариса долго ходила по улицам Москвы. Она думала, что могло пойти не так. Где она ошиблась в своих расчетах. Сейчас, думая о Викторе и проекте «Вираж», она не могла понять, как такое возможно? Она создала этот проект, а ее кинули, как ненужный элемент. Избавились от нее, подписав лишь бумагу о стажировке. Может, это плата за эту роспись? Ведь в этой жизни ничто не дается даром, за все надо платить.
Так, не замечая ничего вокруг себя, Лариса зашла на ВДНХ. Дошла до фонтана дружбы народов. Села на скамейку. Сегодня на ВДНХА было мало народу по сравнению с другими днями недели. Сколько фильмов снимали на ВДНХ. Самый известный фильм «Свинарка и пастух». Да, ВДНХ того времени – совсем иное, чем сейчас. Если раньше СССР и РСФСР привозили на нее свои достижения и, как сейчас, рекламировали свою продукцию, то сейчас он стал лишь торговым комплексом. Где продают все, только нероссийские изделия, достижения промышленности. Впрочем, и хвастаться тут нечем. Раз в год проходит книжная выставка и все. Дальнейшие – лишь торговля. Даже то, что когда-то убрал Лужков, торговые палатки вряд ли сделали ВДНХ тем комплексом достижения народного хозяйства, которым он славился в семидесятые восьмидесятые года двадцатого века. Я была несколько раз на ВДНХ. Видела достижения сельского хозяйства, свиней и прочую живность. В павильоне космонавтики я видела советские спутники, миниатюрную космическую станцию мир, скафандр космонавта. Еще много чего. С падением СССР, ВДНХА стало не таким. Все павильоны закрылись и перешли на коммерческую основу. В конце комплекса исчез самолет, оставив одну ракету стоять безмолвно на своем пьедестале. Она словно спит и ждет: когда-нибудь она все же взлетит в космос. О ней, наконец, вспомнят, и она полетит. Полетит туда, вдаль. Вглубь космического пространства к звездам, за горизонт.
Тут рядом на другой скамейке села девочка лет двенадцати. Она вытащила из кармана брюк сотовый телефон и, засунув наушники в уши, включила музыку. Вскоре к ней подошла ее подруга, девочка того же возраста, что и та. Они поздоровались и, разговорившись, первая девочка рассказала свою историю. Рассказывая ее, ей было смешно. Они хохотали над ней, хотя, честно говоря, мне эта история не показалась смешной. Я ее сейчас Вам поведаю. Поведаю так, как я ее слышал. Но в ней будут и троеточия. Троеточие – значит русская брань. Я не могу ее написать, так как это будет неправильно. Человек не может так выражаться. Возможно, одно два слова и выскочит русской брани, но так? Я даже не напишу их разговор в уважительной форме, вряд ли они ее знают, так как должен ее знать каждый уважающий себя человек. Судите сами, начнем.
– Я вчера была в гостях у Васьки. Мы посидели, поболтали и затем вышли на балкон покурить. Знаешь, было классно!
– Классно? А что было-то?
– Мы покурили и… я потеряла сознание… меня отволокли на диван и хотели привести в чувства. – Смеется. – Потом, как мне рассказывали, я потеряла сознание в лифте и на крыльце… – Смеются. – Васька позвонил моим родителем и рассказал им о происшедшем… – Смеются. – Меня скорая привезла в больницу. Врачи сказали мне, что у меня аневризма сосудов. – Смеются. – Он сказал, что мне курить нельзя… Меня положили в больницу, надели на меня маску. – Смеются.
– А что за процедура?
– Сон. Я спала с маской на лице. Знаешь, никаких ощущений. – Смеются. – Только легкое покалывание… никакого эффекта. – Смеется. Затем они продолжили свой разговор, я, встав с лавки, направилась дальше.
А что они смеются? Если она думает, что все то, что с ней произошло – это лишь шутка, то она ошибается. Эта девочка, как я понимаю, больна. Ей всю жизнь надо беречь себя. Но станет ли она себя беречь? Впрочем, это дело ее. Ее и больше ничье. Хочет гнить в могиле – будет курить и пить. А если захочет жить, то она никогда не притронется к сигарете, а тем более не будет пить.
Родители! Что происходит? Вы подаете пример дурного воспитания, скажу я Вам, а потом говорим, почему наши дети… Я ставлю троеточие так как не знаю, каким словом можно назвать подобное воспитание? По-видимому, эту девочку даже не наказали. Ее родителям просто начхать на нее. Возможно, они сами не прочь покурить? Хорош пример, нечего сказать. Долг исполнен. Продолжение рода есть. А на воспитание начхать. Да как же можно воспитывать других, когда сами люди, попавшие в капкан сигаретного смола, неспособны здраво мыслить?
Я как-то ждала автобус на автостанции и стала свидетельницей следующей истории. Одна женщина подошла к автобусной остановке и, спросив у диспетчера, когда будет автобус, и получив ответ, села на скамейку, окружив себя двумя чемоданами, и закурила. Курила она с удовольствием, словно наслаждаясь сигаретой и дымом, выдыхаемым изо рта. Докурив сигарету, она увидела, что автобус подошел к автостанции, и шофер, открыв дверь, взяв путеводный лист, пошел к диспетчеру ставить отметку за сделанный рейс. Вскоре он вернулся и стал впускать пассажиров в салон автобуса. Женщина вошла в автобус со своими чемоданами и вскоре вышла, покурить. Круто. Что делает курево с людьми. Все, что угодно. Но с этой дамой сигарета сыграла злую шутку. Пока она курила, мотор автобуса взревел, и шофер, закрыв дверь, уехал с автовокзала, оставив женщину одну без вещей и документов на улице, курившую сигарету женщину. Она не сразу поняла, что случилось. А когда поняла, развела руками, и женщине-контролеру, проверяющей билеты на посадку в автобус, сказала.
– А куда это она поехал без меня? – на ее лице было недоумение. – Я же еще осталась!?
Женщина, проверяющая билеты на посадку, спросила.
– А что Вы вышли?
– Да вот, – призналась она, – покурить. – Затем она добавила: – Я думала, что он скажет, когда он поедет. А он уехал, ничего не сказав. А у меня там все. Деньги, документы. – Она была растеряна. Что делать? На этот вопрос она не знала, что ответить. Она сама была виновата в случившемся. Но тут она спросила. – А у водителя мобильник есть.
– Конечно.
Женщина потребовала:
– Тогда свяжитесь с ним, пока непоздно. Возможно, он вернется?
– Он не вернется, – сказала женщина. – Он едет до Выхина и пока не сделает рейс, не вернется.
Женщина возмутилась.
– Что Вы мне прикажете делать? Ждать возвращения? – затем она потребовала: – Пусть диспетчер свяжется с водителем и!.. – в этой фразе была слышна угроза. Она не желала отступать, пусть она была и виновата в том, что автобус уехал без нее, но с ее вещами, она требовала вернуть их. Вернуть любым способом. – Что, скажите, у него мобильник разрядился?
Они еще несколько секунд о чем-то спорили, затем обе женщины вошли в зал вокзала, при этом женщина сказала. – Я даже не знаю номер автобуса.
Пострадавшая женщина заметила:
– Но диспетчер обязан знать.
Женщина-кондуктор с ней согласилась:
– Обязан.
– Тогда в чем проблема?
Они вошли в здание вокзала, и вскоре вышли с каким-то мужчиной кавказкой национальности, который говорил по телефону и был недоволен этим. Затем он посадил опоздавшую женщину в рейсовый мини-автобус и, сев за руль, уехал, догонять автобус, в котором были вещи этой женщины.
Затем женщина сказала:
– Ну кто в автобусе свои вещи оставляет? Она что, с другой планеты? Ей-богу! Что за люди?
А я подумала, что всему причиной лишь пагубные привычки человека. Да, если бы не они, то вряд ли бы эта женщина попала в такую нелепую историю. Но вот подъехал мой автобус, я вошла, дала водителю свой проездной, и тот, пробив билет, отдал его мне. Я прошла в салон автобуса и, сев возле окна, подумала о том, что, возможно, эта женщина уже и не увидит своих денег и документов. Кто знает? Людное место все-таки.
Сейчас, идя по асфальту на ВДНХ, вспоминая эту историю, Лариса думала, что вредные привычки делают с людьми. Они убивают их, делают зависимыми от себя. Вредные привычки – что может быть слаще, думая, что от них в любой момент можно избавиться без вреда для здоровья. Но, к сожалению, это не так. Они все равно берут над нами верх, и если мы сами не скажем «нет» этим привычкам, то они победят. И последствия не самые перспективные. Тому пример Нина. Она зависела от своей вредной привычки, и результат – смерть. Забвение. Что касается Вики, то она, возможно, пройдет тем же путем, что ее мать. Но и у нее есть шанс. Шанс на лучшую жизнь. Жизнь без вредных привычек. Вот снова скамейка. Я села на нее и, глубоко вздохнув, расслабилась. Скоро я рожу. Рожу двойню, это точно. Я ношу под сердцем двух детей. Плод от моей плоти и семени Романа. Что ждет их в этом мире? Какими они станут? Это зависело только от меня. От меня и ни от кого больше. Воспитание – вот самое главное в жизни родителей. Кто может воспитать человека? Только его родители. Ни школа, ни какие-нибудь там психологи. Только семья. Мать и отец. Но если им все равно, каким их чадо вырастит? То, что говорить о них? Просто я промолчу. Промолчу, потому что мне нечего сказать про таких с позволения сказать родителей. Все. Вот и все что я хотела рассказать. Я, Лариса, будущая мать своих детей.



Ангел «ВЕСТНИК»



Но вот светлые ангелы прилетели и встали против темных,
И драка начата,
И долго шла она.
Бились долго ангелы друг с другом бились насмерть,
Луна-проказница, застлала солнце ночи.
И вот они исчезли,
Ангелы в ночи и дня.


Эти строки как лучше и правильней подходят к этой главе. Ночь в дневном свете. Солнечное затмение. Красивое зрелище. Кто видел это зрелище никогда не забудет его. Тихо и плавно лунный диск скрывает солнечный и наоборот. Два затмение которых никто никогда не забудет. Прекрасное зрелище.


Но вот я вижу статуи нечистых,
Они прекрасны красотой.
Любвеобильны и игривы,
Красы любви моей.


Я видел этих нимф прекрасных,
В лучах заката солнце.
И спал я с ними и она спала,
И вскоре демона-ребенка родила.


Он был прекрасен и хорош,
Любил науку и гипноз.
И магию, любил он колдовать,
Магистром стал он темных сил.


Взойдя на престол свой, грешных душ,
Он там пробыл довольно долго.
И властью наслаждался он,
Красивой золотой короной.


Красиво то, что нам прекрасно,
И то, что нам ужасно.
Красиво все, что нам подвластно,
Красиво то, что нам приятно.


В любви мы наслаждаем властью,
То, что нам подвластно властью.
Красивым нашем, безмятежным духом власти,
Ее глашатай, слухом власти.


Я пишу эти строки потому, что я видел ангелов глашатай. Они трубили в трубы и играли на арфе. Везя золотую катафалку запряженную лошадьми. Я зал кто в ней был. Там был Фрол. Он лежал в золотом гробу, который лежал на золотом катафалке. Лошадь везла ее по дороге.
Но как объяснить, Фрол стоял на опушки леса и читал стихи. Я с Надеждой слышал их и ужасался их стихосложению.


Затем огни и стрелы поражений,
Война грядет, война не за горами.
Холодная война звезды одной,
Звезды далекой во вселенной власти.


Сражений много будет за нее,
Но победит лишь он один.
И будет мир насей планете,
Пока часы девятку не пробьют.
И снова войны и кровопролитие,
Итак всегда.
Изрек я и умолкаю.


После этих стихов монах исчез, а мы снова стояли на балконе. Смотрели на улицу Яблочкина и смотрели друг на друга. Григорий рассказал мне сон. Свой сокровенный сон. И я тут подумала – а была ли деревня, название которое Равенство? И был ли вообще то, что я с Григорием видела в ней? Может я все это время была здесь, мне все это снилось? Мне стало жутко не по себе. Я прижалась к Григорию, обняла его крепко и сказала.
– Обещай мне, чтобы не случилось, ты никогда меня не оставишь.
Григорий ласково посмотрел на Надю. Прижал ее к себе и ласково сказал.
– Это я тебе обещаю.
– Я чувствую, что я снова на том же озере в деревне Равенство. – сказала Надя. – я вижу ту же семью, и мне кажется, что бабка Агафья скоро приедет в Москву и мы снова вынуждены будем терпеть ее.
– Что ж. – сказал Григорий. – посмотрим. Ведение иконы.



Ведение (икона)


Из воспоминаний Эммы

– Эмма читала свой дневник своим дочерям. Они слушали свою маму, и у них от пережитого в этом дневнике замирало дыхание. Этот рассказ из дневника Эммы всегда был для нее самой интересен и горек одновременно. Что в нем такого? Спросим это у дневника. Итак, дневник мы, внимательно сейчас перелистывая твои страницы, и читая ту историю, записанную на них понимаем, что это так грустно, что читая тебя, я, всегда, не могу отделаться от мысли, что могло бы все быть иначе.
Москва семидесятых, это был тихий и спокойный городок, со своими проблемами и со своими радостями. На улицах мало народу, улицы полупусто, красиво. Москва семидесятых красивая столица СССР. Я бы ее описывала долго и долго. Но к сожалению, это невозможно, так как вся ее история ушла в прошлое. Сейчас Москва другая, Москва западная, но никак не та, которую мы когда-то знали. Тихая и покойная Москва семидесятых.

Из дневника Эммы

– Сегодня мы вернулись в Москву. После такого отдыха нам кажется, что Москва – это рай. Но рай длился недолго. Не успели мы приехать в Москву, и войти в подъезд нашего дома на улице Яблочкина, как к нам подошли двое в штатском и без всяких объяснений, лишь показав удостоверение сотрудников КГБ, препроводили Григория в авто. Затем они уехали и около суток от него не было никаких вестей. Мы не знали, что делать? Что вообще происходит? И зайдя в квартиру, Надя бросилась к телефону и набрав какой-то номер сообщила, что она хочет поговорить с генералом Порко.
– Кто его спрашивает?
– Надя.
– Какая Надя?
– Неважно. Просто скажите, что с ним хочет поговорить Надя, он поймет.
Прошла минута. На другом конце телефонного провода подошел человек, спросил.
– Кто это? Представитесь.
– Это я, Надя.
– Какая Надя?
– Вы помогли мне когда-то с D-2.
– А, это Вы! Чем могу помочь?
Мы только что приехали из деревни…
– И что?
– Нас ждали.
– О чем это Вы?
Затем в телефонные трубки были слышны длинные гудки. Нас разведение. Кто-то разъединил, а затем последовал звонок. Я сняла трубку телефонного аппарата.
– Алло, кто это?
В телефонной трубке снова длинные гудки, а затем полная тишь. Я не знала, что происходит, да этого никто не знал. Я вышла на балкон, посмотрела на дорогу. Там возле дома стояла черная волга. Она была подозрительной, казалось, что она наблюдает за мной. Наблюдает за происходящим в этой квартире. Мне стало жутко не по себе. Мне стало страшно. Долгие сутки неизвестности. Я пыталась выйти на улицу, но куда бы я ни пошла, черная волга следовала за мной неотступно. За мной следили. Кто? Очевидно, кто-то из КГБ. Что им от меня надо? Я не знаю. Очевидно, им нужно что-то от Григория? Но что? Зачем они забрали его? Эти вопросы преследовали меня неотступно, и на них у меня не было ответа.
Прошли сутки, Григорий вернулся. Он был весь потрепан и уставший. На лице у него были видны отеки под глазами. Я напоила его чаем, дола поесть то, что еще оставалось после долгого отдыха на лоне природе в деревне Равенство. Я поинтересовалась.
– Где ты был? Я волновалась!
И произнеся лишь три буквы КГБ, он отключился.
На следующее утро он проснулся в своей кровати, его голова разламывалась на части. Он ничего не помнил, что произошло за последние сутки. Он лишь помнил одну фразу, фразу которая была вбита у него в голове как бы если он был магнитофонам и что-то записал на пленку. Это слово из трех букв проигрывалось в его голове постоянно. Даже тогда, когда он спал и видел сны, он периодически выкрикивал лишь три эти буквы КГБ. И когда он их выкрикивал, его сводила судорога. И он бился в конвульсиях. Так что вот так, прокатился.
На следующее утро раздался звонок в дверь. Надя встала с кровати чтобы открыть дверь. И тут, ей стало не по себе. Она осмотрелась в комнату, где провела эту ночь. Григорий лежал на диване накрытым одеялом. Он безмятежно спал, со стороны казалось, что это есть не кто иной, как взрослый ребенок. Ребенок уставший от суеты мирской жизни и отдыхавший от нее на этой мягкой кровати. Она встала с кровати, накинула привезенный из дома халат, и пошла открывать дверь.
– Кто там?
В эту самую секунду у нее закружилась голова. И не успев услышать никакого разумного ответа, она упала на пол. Входная дверь отворилась и на пороге квартиры появились двое высоких существа. Они были похожи на неких существ с другой планеты. Большие глаза, плоский рот, маленькие губы. Большие длинные руки, с кистями и четырьмя пальцами. Они вошли в квартиру, закрыли за собой дверь. Один из них подошел к Григорию, посмотрел на него, сказал. – спит как мы и предполагали. – его голос был мягок и звучный. Казалось, что он был певцом и довольно неплохим. – а она? Второй пришелец посмотрел на Надю. Он наклонился к ней, и прислонив свою большую ладонь к ее лицу определил, что она жива, но находиться в полной отключи. – жива. – сказал он. – его голос был мелодичный первого. Казалось, что он был похож на женский. – куда ее? – поинтересовался он у своего коллеги. Тот ответил. – она была там вместе с ним. Проверим их обоих что они знают? – хорошо. – ответил тот. – я согласна.
Очнулись они в каком-то кабинете. Оглядевшись, они прошли к выводу, что они лежат на медицинском столе вокруг них, было масса человекоподобных людей, они что-то делали с ними. Надя хотела спросить, где она, и что здесь происходит. Но она не могла открыть рта. Она чувствовала, что эти человекоподобные существа копошатся в ее мозгу, но что они хотят узнать оставалось тайной. Она видела белый луч света. Того света, которого так и нельзя было объяснить. Он был неестественно яркий. Казалось, что он вот-вот обожжет тебя. Но нет он был достаточно теплым и ярким. Он успокаивал ее. Но вот в какой-то момент она почувствовала легкую эйфорию. Казалось, что она летит в пространстве и не только. Время проносилось переломной как мгновение судьбы. Миг его мгновение. Вся жизнь в этот миг пронеслась мимо нее. Она видела своих родителей, их сними лучшие времена. Видела настоящее. Их с Григорием жизнь. Видела будущее. Яркое неопределенность искажение реальности прошлого, бытия настоящего и неопределенность их будущего. Это проклятие верности любви – что это такое? Не понимала она. Я здесь, и я как бы в другом мире. Я вижу то, что есть не что иное, как продолжение реальности безумие. Где я? Вот стою я на пустой улице совсем одна. Вокруг никого нет. Я одна. Одна в этом большом пустом мире. Ничего и никого. Только я. И никого больше. Я, я одна. Никого. Пустая улица. Пустота. Вот лишь одна собака сидит у кондитерской лавки и ждет, ждет пока пекарь не вынести ей кусок хлеба. Я подошла к ней, погладила ее, и наклонившись к ней посмотрела в ее глаза. Они были пусты. В них ничего не было. Лишь голод. Мольба о куске хлебе насущном. Тут я услышала позади себя голос. Голос знакомый для меня. Он сказал.
– Хлеб. Она хочет хлеб.
Я обернулась и увидела. Позади меня стоял мой погибший отец. Он смотрел на меня, и я видела в его глазах горе. Я поинтересовалась.
– Это ты?
– Я. – ответил он. – это я. – и он добавил. – Жаль, что так рано ты здесь появилась.
Я встала подошла к нему и крепко обняв его сказала.
– Как я по тебе скучала! Где ты пропадал папа? Разве ты не погиб с мамой в той жуткой авиакатастрофе?
– Погибли.
Я посмотрела в лицо отца и на моем лице появилась недоумение. Я снова оглянулась и тут я осознала. Что сейчас я не там, где должна быть. Я не в квартире Гриши. Я где-то там, где не могу быть сейчас. Это просто невозможно? Я поинтересовалась.
– Где я? Это реальность?
– И да, и нет. – сказал он. – ты здесь меж двух миров.
– Каких миров. – не понимала я. – что здесь происходит?
– Ничего. – ответил ее отец. – просто это ни то, чем кажется.
– Я не понимаю?
Он спросил.
– Как ты думаешь, это реальность?
– Что ты имеешь в виду?
– В реальности может произойти то что происходит сейчас? – поинтересовался он. – ведь это ненормально. Я умер, но разговариваю с тобой? Разве это нормально?
Она согласилась что это безумие. Сейчас она была в том состоянии, в котором можно было сказать, что она на осознавала происходящее. Между реальностью и вымостим. Все смешалось. Реальность и вымостил. Фантазия и ее воплощение в реальность. Все было здесь. Здесь и нигде больше.
Надя поинтересовалась снова.
– Это что реальность?
– Нет. – ответил тот. – ты просто мертва.
– Мертва? – удивилась Надя. – это невозможно! Я жива!
– Разве? – он показал вдаль. Там далеко и близко находилось озеро. Озеро посреди улицы. Надя снова огляделась. Теперь она находилась в деревне. В той самой деревне, в которой они были вместе с Григорием. Там, где они видели озеро и семью. Она подошла к озеру, и ее отец спросил. – ты узнаешь это место? – поинтересовался он.
– Я это место знаю. – сказала она. – это то место, где мы отдыхали.
– Верно. – подтвердил он. – это деревня.
Надежда пристально посмотрела на озеро. Будто вглядываясь и изучая его снова и снова. Тут она вдруг увидела еще одного человека. Кто был этот человек она не знала. Этот человек наблюдал за происходящим со стороны. Казалось, он изучал их. Да, это было так. Он изучал Надежду и Григория.
– Кто это? – поинтересовалась Надежда. Но тут на секунду ей показалось что ее ударило разрядом электрического тока. Ее словно передернуло. В этот самый миг она будто воспарила на крыльях. Она полетела и вскоре почувствовала, и может даже увидела, что сначала она приблизилась к больничной палате, затем подошла к своем лежащему на кровати бездыханному телу. Дотронулась до него. Она не могла понять, как вообще такое могло произойти. Ведь она вот здесь стоит в этом кабинете. Смотрит на людей в белых халатах. Только вот одна загвоздка, они ее не замечают. Ее как бы и нет в этом помещении. Ее просто не было видно. Она оглянулась. Сзади нее стояла ее мать. Она была так же прекрасна как в тот день, когда они в последней раз виделись. – мама? – удивилась она и посмотрев на койку где лежала она сама она спросила. – что происходит?
Ее мать сказала.
– Это ты. – она взяла свою дочь за плечо, тяжело вздохнула. – это твое будущее. – сказала она. Ты беременна.
– Беременна? – удивилась Надя. Но как? Я же не могу иметь детей. – истерика взяла верх. – нет, это невозможно? Это просто нонсенс?
– Разве? Ты же видела озеро.
– И?
– Оно дает то, чего хочет человек.
Надя задумчиво посмотрела на свою мать. Она чувствовала, что что-то здесь не то. Что что-то она не договаривает. Она попросила объяснить, что происходит?
Та указала рукой вдаль, вдаль, где стоял человек. Человек одетый во все черное. Кто это был она не знала. Раньше она его никогда не видела. Она спросила.
– Кто Вы? – и ее сердце сжалось от страха. Она чувствовала, что этот человек-фантом какой-то странный. Он был скорее похож на старого человека, который посветил свою жизнь церкви чем на кого-то, кто был ей просто неприятен. Она посмотрела в его глаза. Они были тусклыми и безжизненными. Он протянул ей руку и как будто зовя ее с собой манил вдаль, в ту неизвестность которую она так страшилась. Ее сердце трепетало от страха. Она осмотрелась, и вот она видит, что стоит на площади, на Охотном ряду в Москве. Неподалеку уложенной брусчаткой была видна красная площадь, маленькая часовня в честь Ивинской иконы божий матери. Вдали там, где протекает Москва-река были видны золотые купола храма Христа Спасителя. Сзади нее была видна величественная улица именуемая Тверской. И вот апогей этой главы. Я видела, что со стороны храма Христа Спасителя в блеске и величии, в небе над Москвой воссияла икона. Икона Ивирской божий матери. Она величаво смотрела на площадь Охотного ряда и наблюдала за происходящем. Я снова осмотрелась. На площади никого не было. Все были в церкви. Я одна. Одна в этом большом и безумном мире. Поняла я. Лишь эта икона является моим спутником полжизни. Эта божья матерь и никто боле. Это так. Я поняла это потом, а сейчас только она и я. Мы смотрели друг на друга и? что и? Пустота, вокруг меня пустота. Никого. Я одна. Только ты и я. Больше ничего и никого. И вот я еду в метро на станцию «Выхино» или Ждановская, да какая разница. Впрочем, разница есть. Сон, который мне когда-то приснился я хочу поведать здесь.



Мистическая история на Ждановкой

В недалеком будущем. Метро. Я выехала из метро на поезде. Конечная Ждановская (ВЫХИНО)

СЦЕНА ПЕРВАЯ: – Я выехала из туннеля метрополитена. Темно, ночь. Горят лишь фонари метрополитена. Конечная станция. Я вышла из поезда, осмотрелась. Ночь, тишина. В воздухе летает чахлый запах вони. Смердящий запах смерти, ее страха. Дело в том, я поясню. Что вокруг меня, да и всего района, было все разрушено. Будто после атомной бомбежки. Пыли и смрад тусклой тени приходящей смерти. Вот то, что я наблюдала в моем сне. Все разрушено как после ядерного взрыва. Дома наполовину полуживые, а наполовину безжизненными, пустыми. Там, где они подавали хоть какие признаки жизни, там горел тусклый свет. Страшное зрелище.


СЦЕНА ВТОРАЯ: – Я стою на дороге со стороны, где автобусы едут на Жулебино. Дороги нет. Асфальт по которой ездили автобусы разбит на множество частей. посредине площади была видна большая впадина. Как будто снаряд разорвался в ней. Я посмотрела на небо. Ничего. Ничего не было видно. Ни звезд, ни луны, ни солнце. Мрачно и жутко ужасно. Меня охватил страх. Все было разбито. Что-то горело, что-то… атомный взрыв, после которого не остается ничего. Ничего, только пустота. Хотя и в этом времени, остается надежда на светлое будущее. Я видела, как в этом хаосе безумие грядущего мира едет автобус, и везет кого-то.


СЦЕНА ТРЕТЬЯ: – Я в автобусе, и разговариваю с пассажирами. Но те молчат. Молчат и смотрят вдаль. На ту сторону, где находится Вишняковский магазин. Там в ночи два человекоподобных монстра выше чем небоскреб, дрались на мечах. Темнота. Лишь видны их темные очертание. Кто они? Этого я не знала. Добро и зло, или что еще? Красиво и жестоко. Все вместе. Где-то вдали где-то, где находится платформа Новогиреево кто-то рыкнул страшным и устрашающим рыком. Я подумала тогда – что за черт? Кто это может быть? И тут я увидела нечто большое и страшное. Это была птица. Та самая доисторическая птица что обитала в период, когда жили динозавры. Она пролетела над нами и исчезла за горизонтом.


СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ: – И тут я вдруг увидела нечто. Это нечто стояло возле меня или позади меня. Я не помню. Я посмотрела на него и увидела нечто. Это нечто смотрело на меня. Это нечто или просто человекоподобное существо. Я точно не помню, как оно выглядело. Я только помню, что он был как бы в дымке. Он был неестественно прозрачен. Прозрачен и в то же мере нет. Я чувствовала его кожу. Ощущала его незримое присутствие. Это оно. Что-то страшное и успокаивающее. Оно смотрела на меня и мне казалось, что он не причинит мне вреда. От него веяло теплом. Он протянул мне что-то, и я это взяла. Я посмотрела и увидела, что это была книга. Книга с характерным названием (КОСМИЧЕСКОЕ РУКОВОДСТВО). Я открыла первую страницу книги, там была нарисована таблица. Ее я предлагаю на обозрение.

Я поинтересовалась.
– Что это?
И он телепатические ответил.
– Космос. Учи и запоминай.
Затем он исчез и больше я его не видела.
Я очнулась. Очнулась в своей постели. Я быстро осмотрелась, поняла, что я дома, и успокоилась.
Это был только сон и ничего больше. – подумала я. И встав с кровати я подошла к окну и посмотрела на небо. Что-то манило меня, я чувствовала, что это было реально. Я не знаю, но я просто знала, что этот сон когда-нибудь будет реальным. Пусть даже этого никто не знает. Это произойдет. Апокалипсис сегодня. Незримый конец света. Борьба двух сил.


Автор:
– На этом я закончу эту главу. Главу моих реальных снов. Снов, которые реальны в этой жизни. И жизнь реальная во снах. Я не безумна. Я только пишу то, что вижу. Вижу, в своих снах. Следующая глава будет тоже моим сном. Сном нынешним не старым.





Школьные годы чудесны

Я живу в городе, который называется город мечты! Вы спросите почему он так называется? Просто каждый из городов в котором живет тот или иной человек, называется городом мечты. Это так. Для каждого человека где бы он ни жил, его город будет, самый прекрасный город на земле. Город мечты! История, которые я расскажу, случались в разных городах, но этот город единственный. Моя планета, город моей мечты.
Жаль, что тот прекрасный город несчастен. Люди его просто не жалеют. Вырубают деревья, засоряют реки и озера, и просто чихают на нее. Утверждают, что дом все выдержит, все ему нипочем. Но они ошибаются. Дом не резина, которую можно растянуть, да и та рвется. А что говорить о доме как о планете? Жаль, что мы не ценим то богатство, которое нас окружает. Мы растрачиваем его впустую.
Но ладно. Я начну свой рассказ. Город, в котором я живу, очень хороший. Я не буду писать его название, чтобы быть справедливым к тем городам, где могли произойти такая же история. Итак. Наш город прекрасный, правда у него есть проблемы, но в каких городах их нет. Квартирный вопрос, вопрос коррупции чиновников, и просто насущные проблемы. Впрочем, их гораздо больше чем можно было себе представить.
Недалеко от него мирно стоит один из поселков, мрачный, не освещенный, кишащими там лихими ребятишками, не освещенный. Он был позором района, хотя слыл поселком, где живут властители этого района и города. Впрочем, все по порядку.
Я жила доселе в этом поселке, мне там жить очень нравилось. Я была молода и полона сил. Маленькая девочка лет семи. Сегодня первое сентября. Первый звонок, первый учитель. Маленькая девочка, карапуз. Стоит с букетом цветов алых пионов. Он смотрит на какую-то женщину что-то говорящая со ступенек школы. Красивая! Да, похожа на мою сестру. Вы спросите, что она говорила? Она поздравляла всех с началом учебного года. Желала хороших оценок, и новых знаний. Хорошая речь, ничего не скажешь. Родители, снимали своих отпрысков на свои видеокамеры. Приглашенный фотограф снимал нас всех вместе, а за отдельную плату каждого по отдельности.
И вот митинг кончился, к нам подошли наши преподаватели, и мы с ними пошли в классы. К сожалению, нас вела другая учительница, ни та педагог, которая говорила речь с лестницы школы, нас повела в класс тучная дама, у нее был строгий вид. Она ввела нас в светлый класс, и сказав садитесь где хотите, не успев закончить фразу, хотя и была крепкой женщиной, но все же не смогла удержаться, и прислонившись к столу, смогла избежать того, чтобы первоклашки, и диким визгом, как ураган, пронеслись по классу с диким криком, и швырянием портфеля на парту, чтобы закрепить за собой место в первом ряду. Да! Денек обещал быть жарким, впрочем, как и весь год учебы.
Мне досталось место в конце класса в углу, у окошка. Место конечно не из лучших, зато ярко светит солнце. Смотрю в окошко, и вижу за окном школьный двор. Он пуст. Никого. Только дворник подметал уличный тротуар. У окна рос дуб. Он был пожилой. Гордо и величаво, он размахнул своими ветками деревьев, но которых уже желтели листья. Сколько он видел за свою жизнь сколько радостей и горе. Все было в его жизни?
Тем временем, учительница рассказывала про учебу в школе. Про знание которые мы получим в школе. Про то, что мы должны оберегать природу, содержать в чистоте класс, и хорошо себя вести себя на уроках. В общем она говорила про все, в том числе что школа в блажащие годы, станет нашем вторым домом. Затем она нам выдала учебники, и мы в сопровождении своих родителей разошлись по домам.
Придя домой, я долго рассказывала про то, как прошел первый урок. Урок мира, так его называли преподаватели. Что ж, завтра в школу, начнутся трудовые дни учебы, домашних заданий, первых оценок. Первых знакомств с такими же первоклассниками, как и я, впрочем, это будет только завтра, а сегодня последний день веселия, игр. Завтра в школу.
На следующий день, ровно в восемь часов утра, когда прозвенел первый звонок, я сидела за своей партой, у окна. Вскоре в класс вошла учительница. Она представилась, и сказала, что мы должны каждый раз вставать, как она входит и выходит из класса. Также она сказала, что мы должны вставать, каждый раз, когда в класс входит и выходит какой-либо из преподавателей. Она пояснила, что так мы здороваемся и прощаемся с учителями, также она сказала, что теперь в стенах этой школы, наша жизнь изменится. Мы приобретем знание которые нам помогут учиться дальше, и стать тем, кем мы хотели бы стать. Так что она нам наказала учиться хорошо, не прогуливать занятие, а если что-то срочное, то должна быть записка от родителей. А если кто ни будь заболеет, то справка от участкового педиатра обязательна или будет прогул и второй год. Затем учительница сказала нам, что мы должны потренироваться. Она вышла из класса, и войдя в него снова, поздоровалась с нами. Мы встали из-за парт, поздоровались с ней, затем она попросила нас сесть.
Теперь, я обязана рассказать о моей первой учительнице, звали ее Щепак Валентина Семеновна. Ей было на тот момент чуть больше за сорок. Упитанная женщина, она всегда была на высоте. Старалась одеваться так, как подобает одеваться учителю. Никаких прикрас, только платье или юбка. Никаких украшений, только обручальное кольцо на руке.
Итак первый урок. Урок литературы. Много сказок нам читали наши родители нам в детстве, их было множество множеств. Одна из таких сказок и стала нашим первом уроком. Правда я не помню, что эта была за сказка, да это и неважно. Перейдем к уроку номер два, русский язык. Тут можно сразу сказать, что по букварю учиться было интересно и занимательно. Мы учили первую букву алфавита, эта буква А. мы учились писать ее в своих тетрадках, выводили каждую черточку, и учили, какие слова начинаются на букву А. Третий урок, математика. Здесь нам объясняли числительные, и учили складывать один и один. Четвертый урок труда, стал одним из любимых. Ничего не делай, только в свое удовольствие вырезай из бумаги всякие замысловатые фигуры, да и все.
Конец учебного дня. Я вышла из класса, побежала в раздевалку, где ждала меня моя мам, она-то и отводила меня домой, до конца учебного года.
В общем весь год занятий в первом классе прошел интересно и занимательно. Первоклашки всегда узнают что-то новое, им открывается целый мир знаний, историй. Так и прошел весь год. Мы учились, набирались знаний. Все как обычно, все, как всегда.
Новый год. Мы подготовили номер. Дед Мороз и Снегурочка. За окном стоял мороз, на окнах мороз разукрасил окна в причудливые белые узоры. Мы выступали в своем классе, перед своими родителями. Каждый из нас хотел не отстать от другого, сыграть если не лучше, то и не хуже своего партнера. У всех было радостное настроение. Новый год! Детский праздник веселья, и хорошего настроения!
За окном луна осветила путь страннику, звезды мерцали на ночном небосводе. Тишь вокруг, лишь слышно хруст снега. Это заяц-плутишка, бегает по ночному лесу. В доме стоит украшенная игрушками елка. Она мигает разноцветными огнями. Новый год!!!
Последний звонок! Радостное настроении для выпускников школы. Как я им завидовала! Вот они, вступают во взрослую жизнь, школьные годы позади. Сколько знаний они получили? А сколько еще получат? Мы собрались в большом спортзале, что находился в школе. Здесь были все, от нас первоклашек, до выпускников десятых классов. Был большой праздничный концерт. Мы все поздравляли выпускников десятого класса с окончанием учебного года, и вступление их во взрослую жизнь. Я помню, как они взяли нас на руки, а затем посадили к себе на плечи, и пронесли по всему залу, а мы первоклашки, звонили в маленький колокольчик. Последний звонок для десятиклассников, прощай школа, здравствуй взрослая жизнь.
Каникулы! Летние каникулы! Что может быть лучше, чем каникулы? Пожалуй, для человека, перешедшего во второй класс, ничего лучшего не может быть на свете, как три месяца погулять перед новым учебным годом. Веселье! Озорство! Что может быть лучше? Чем греться на озере на ярком солнце. Поездка на дачу? Отдохнуть на своем личном участке. Разжечь костер в мангале на углях приготовить шашлычка, а затем насладиться им. Тишина. Лес и тишина. Слышно где-то стучит по стволу дерева дятла с красным клювом. Птицы поют свою утреннею песнь. Петух прокукарекал пять часов утра. Пора доить корову. Жизнь прекрасна! Кто бы мог похвастаться всем этим?
И вот снова школа. Теперь я уже второклашка. Что нового меня ждет в этом году? Что нового открою я для себя? Какие знание приобрету? Все это было интересно, и я с новыми силами принялась учить уроки, и получать оценки. Второй класс отличался от первого. Если в первом классе к нам относились с нисхождением, и прощали некие погрешности в учебе, то во втором классе, мы получили меньше привилегий, и мне пришлось осмыслить происшедшее, и не отставать от других. Мои пятерки, которые я получала в первом классе, в первой четверти некоторые стали четверками, и только в конце полугодье, я исправила их на пятерки. Так я проучилась в школе три года.
Тут я обязано рассказать одну историю. Случившеюся во втором классе. Наша учительница не смогла присутствовать на первом уроки или на втором, не помню. К нам в класс вошла завуч. Молодая женщина, та, что первого сентября прошлого года говорила речь на ступеньках школы. Она вошла ни одна, с ней была старшеклассница, я ее знала. Иногда, когда зимой было холодно, я бегала на лестницу, где стояли старшеклассницы, и облокотившись на теплую батарею, грелись и следили за порядком. Правда это нельзя было назвать что они следили за порядком? Они просто стояли и не обращая внимание ни на кого, занимались каждыми своими делами. Кто болтал о сегодняшнем задании, кто обсуждал его. Кто-то сводили сплетни, а кто-то просто читал. В общем без дела не сидели. Но вернемся в класс, где сейчас находилась завуч и старшеклассница. Завуч нам сообщила, что Валентина Семеновна не сможет присутствовать на этом уроке, и его проведет ученица десятого класса Лена. Затем она ушла. Лена посмотрев, что мы проходили, сказала, что сегодня она не будет нас спрашивать по поводу прошлого материала. Лучше будет, если мы просто посидим, и напишем что-то из учебника. Она прочла какой-то рассказ из учительской тетрадки, и сказала, чтобы мы пересказали его в письменном виде, то есть написали изложение. Прошло четверть часа, один ученик поднял руку спросил, как пишется буква э. Не знаю, забыл ли он действительно как пишется эта буква, э, или просто решил проверить Лену? Не знаю. Мы были второклассниками, и вполне могли забыть, как пишется эта буква, буква э? Ведь она так похожа на другую букву русского алфавита, тем более прописная. Эта буква е. Да, они близнецы в зеркальном отражении, и это сыграло с Леной злую шутку. Она взяла мел, и нарисовав на доске букву е, сказала, что так она пишется. Затем, увидев в глазах у учеников недоуменный взгляд. Лена посмотрев на доску задумалась, стерла букву е, и написав букву э, снова задумалась. Казалось, что она не знает, как вообще пишется эта буква, ее зеркальное отражение другой буквы русского алфавита, э, и буква е, они так похожи, они обе двух гласные, грех не ошибиться нам ученикам начальных классов. Но как могла забыть Лена? Ученица десятого класса? Вот позор! Чему только ее учили? Она еще долго смотрела тупо на доску, пытаясь сообразить, как пишется эта буква русского алфавита? Так или иначе? Вопрос? В конце концов, после долгих пятиминутных размышлений, на тему как пишется эта буква, она согласилась с тем, хотя не была уверена на все сто процентов, что эта буква пишется именно так. Э. Затем она добавила, что этот вариант более реален, или что-то в этом духе. Тогда я подумала, что Лена просто никогда не учила столько детей? Она просто растерялась. Впрочем, могли быть и иные причины. Кто знает, почему она забыла, как пишется эта буква. Буква, Э? Тридцатая буква русского алфавита.
Еще один случай произошедшей в классе, на уроки биологии. Учительница, представительная женщина, закончивший политехнический университет, и работающая в школе, преподававшая биологию. Ее имя была редкое Нелля. Она была ведущей специалистом своего дела. И добросовестно учила детей. Однажды, когда я писала курсовую работу, она потом сказала, что моя работа лучше всех. Однажды, она спросила. – скажите, когда солнце греет жарче? – я подняв руку ответила. – солнце греет жарче если оно выше. – все рассмеялись. А учительница удивилась, сказала. – что Вы смеетесь? Она говорит верно. Чем солнце выше, тем жарче.
Дни складывались в недели, а те в месяцы. Год за годом, и вот, я перешла в четвертый класс. Все было б ничего, но? Всегда есть, но. Даже если его нет, оно всегда присутствует везде и всегда. Так и у меня. Моя семья была английской семьей. Но не подумайте, что все мы были из Англии. Нет. Просто вся моя семья учила английский язык. Моя мама и отец знали его назубок, от A до Z. А я была вынуждена учить немецкий. Вы спросите почему? У меня просто не было выбора. Я попала в год, когда в школе изучали два немецких языка. Скажите, зачем так делают, то чередуют английский и немецкий языки, то в один год учат или английский, или немецкие языки. Этого я понять не могу, а Вы? Делать мне было нечего, и я стала учить немецкий язык. Но я надеялась, когда я закончу школу, то выучу английский язык.
Мои школьные годы прошли относительно спокойно. В них было все, и первый поцелуй, и драка. Впрочем, что говорить, школа. Как нам говорила Валентина Семеновна, что школа эта наш второй дом. Здесь вы научитесь всему, что Вы должны будете знать, когда придет время ее покидать.
Так и получилось. Здесь в школе, кто-то из нас закурил, и каждую премину бегал на улицу, чтобы с такими же, как и они покурить. Кто-то стал бандитом, одна старшеклассница в свои шестнадцать лет, забеременел, и родила.
Этот случай был на самом деле, и он действительно имел место в одной из школы.



Политика

После этого разговора капитан Зверева вышла в коридор больнице, и медленно идя по коридору думала над тем, что она только что услышала от Линды. Она понимала, что это дело – политическое. Его все равно будут контролировать, а может быть и заберут в ФСБ. Ей было первый раз в жизни жаль человека. Жаль Клавдию Ивановну. Ее судьба. Не каждый мог похвастаться судьбой Клавдией Ивановной, которая беззаветно и слепо была приверженцем делу партии-коммунизма ее народа. Все что случилось в ее семье очевидно было просто местью системы за то, что она так и не стала служить обновленной России и ее символу – двуглавому орлу. Она всю жизнь видела на башнях кремля пятиконечные звезды, и оставалась верна им. Так же, как она была верна красному знамени, которое прошло всю ВОВ, и победила фашизм. Великий и кровавый бой всех народов мира. Жаль, что все это осталась лишь в истории. В истории, которую со временем забудут. Стоит умереть всем ветеранам, и история ВОВ, как впрочем Революция, которую забыли, и даже не вспомнили в ее столетний юбилей канет в лету. Жаль, что Россия относится к своей истории равнодушно. Просто уничтожают ее под бульдозерами и тракторами. Превращая ее в камни, и оставляя лишь фото в архиве ФСБ. ЖАЛЬ.
* * *
Сержант отошел от регистратуры и сел неподалеку, на скамейку. В ожидании кого-то, кто его отвел бы к гражданке Мщэртц. Сидя на скамейке, он думал. Думал о том что он вскоре станет капитаном, а затем майором госбезопасности. Каждый военный мечтает о том, чтобы дослужиться до генерала, сержант Недоумков Иван Дубович не был исключением. Он представлял себе как он сидит в теплом кресле, в кабинете ФСБ, и подписывает какие-то секретные бумаги. Он думал о том, что ему позвонит сам президент и предложит работать в кремле, а может быть и в белом доме. Затем партия предложит выдвинуть на пост президента, и он согласится. Ведь только дурак не мечтает о власти. Каждый человек мечтает о ней. Жаль, что дурак не понимает, что власть вся куплена политическими партиями, и никто к ней не подберется, а что касается работы в белом доме, это вообще из области фантастики. Ведь каждое место уже куплено или идет по наследству. Великая женщина – политика. Продажная мать надвигающегося хаоса. Вот она какая, политика, ее политическая власть. Миноклатура бумажных истин, законов которые никогда не вступят в силу. Так как политической власти это невыгодно. Законы есть. Но исполняются ли они, – нет. Об этом даже сняли фильм, «КОДЕКС БЕСЧЕСТИЯ». Как сказал герой одного персонажа в самом конце фильма: – Для нас ничего не изменилось.



Эхо


Эхо. Эхо нашей жизни, оно всегда возвращается к нам отголоском прошлого. Прошлых поступков жизненного пути. Как они не вовремя порой напоминают о себе. Эхо прошлого – это наша жизнь. Жизнь как она есть. Жизнь, которую мы выбираем сами. Впрочем порой за нас выбирают ее наши родители, а порой она предначертана судьбой. Алчности чиновников, жадности правительства, наплевательское отношение президента. Он только как бы поставит подпись на бумаги трактующий закон в пользу правительства, и в сторону. Закон есть, дальше не мое дело. Пусть чиновники разбираются в этих законах. А я сделаю себе такой закон, чтобы до конца жизни переизбираться в президенты без нарушения самого; закона, и все. Буду править до своей смерти. Ведь закона два, а истинного закона никто не знает.
ХА-Ха-ха
. А если нет, то и черт с ними. Главное свое место не потерять, а все остальное все равно. Ведь Люди бараны и козлы. Даже фамилии у них соответствующие. Что скажешь, то и сделают. А если не сделают, то ничего, зомбируем. Как-нибудь просидим на месте президента. Так что хоть КПСС, хоть свободная Россия, все равно. Только название поменяли, а систему старую оставили. Двойной закон президентства, эхо прошлого никак не может сказать нам – прощай. И это так оно и есть. Но, это наверное Вы и сами знаете. Никакой политической тайны здесь нет. Вы понимаете, о ком я пишу.

Вы спросите, почему я это пишу? Да просто. Эхо прошлого всегда возвращается к нам и ее отголоски всегда нам неприятны.



Карета скорой помощи

По дороге, ослямя голову, что было мочи, летела сломя голову, по дорогам славного города Москва, по ее дорогам, карета скорой помощи. Это выражение «летела осломя голову карета скорой помощи» как нельзя лучше подходит к той машине скорой помощи, которая действительно летела по дорогам города Москвы. Но все же, почему летела? И почему карета? На эти вопросы литературы нет однозначного ответа. Одни говорят, что это просто выражение народа. Вторые говорят, что слово карета пришло к нам из тех времен, когда еще не было машин, а были лишь кареты которые везли лошади. Что касается слова летела, это значит что просто приезжала карета в которой сидел доктор достаточно быстро. И та и другая версия неопровержима верна. Какая из них истинная, этого мы никогда не узнаем. Ведь до карет скорой помощи лекари ходили пешком к своим пациентом.



Знахарство

Федоренко Прасковья Ивановна. Медсестра. Спустилась на первый этаж, в регистратуру, и там увидела трех людей. Двух мужчин, и женщину. Они почему-то сразу же ей не понравились. Они не были похожи на доброжелателей. От них веяло холодом. Вообще за свою жизнь Прасковья Ивановна побывала в разных передрягах. Сидела два года в тюрьме из-за того, что занималась знахарством, помогала людям исцелиться от постихших их недугах. И даже после этого не стала не помогать людям. За что и была удостоена чести звание знахарки и признание самих людей. Мин здрав же попросту не признавал знахарство, и старался его всеми силами искоренить. Но это у него так и не удалось, и он вынужден был признать знахарство как профессию, а чтобы узаконить его, издал указ, в котором говорилось, что любой знахарь должен иметь медицинское образование или образование фармацевта. Но как Вы понимаете, этот приказ остался лишь на бумаги. Минздрав оградил себя от проблем, а остальное его не касалось. Ведь кто получит такое образование? Образование знахаря. Пожалуй никто. Ну а если попадешься это уже шарлатанство, статья, а Минздрав ни при чем. Указ есть, а кто его не исполнит тот попадает под статью, и все тут. Правда сам Минздрав потом пожалел об этом, и сам лечился у знахарей, а взамен не трогал их. Сам создал – сам налетел. И вроде бы все законно, но человек умирает, и лишь мать-природа спасает, а химия попросту убивает. Дурь Минздрава обошлась дорого всем. Знахарство ушло в подполье. Люди стали умирать больше, чем это было ранее. Врачи тайно ходили к знахарям, а народ поили лишь корвалолом. Так и споили весь советский союз, и печень посадили. Умри! Человек. Ведь знахарство исчезло, а химия убьет всех Вас.



О русских людях

Итак, трясясь из стороны в сторону он медленно ехал по дороге постепенно превращаясь в маленькую точку, которая скрылась за поворотом, унося собой все заботы людей ехавших в нем. Они ехали тихо. Мирно говоря друг с другом, сводя сплетни обо всех и о вся. Деревня – рассадник сплетен. Как много можно о ней рассказать, и как мало мы о ней знаем. Мы забыли, что сами родом из такой же деревне. Это потом она превратилась в поселок, а потом в город. Город который стал домом для всех славян которые утратили свои корни. Став в конце концов русскими, они позабыли свои славянские корни, утратили их навечно. И создав свою новую культуру в царской России. Правда эта ни та культура которую они утратили в глубине веков, эта культура царской России, неславянской. Славянская культура ушла в лету, оставив после себя лишь напоминание о себе, в надежде когда-нибудь ее возродить. Вот почему в семнадцатом году большевики захватили власть. У них не было того духовного наследия русского народа, который когда-то именовался славянами. Они не были духовно обогащены своим прошлым. Они забыли что они славяне. Это потом они стали Русичами, а потом русскими людьми. А до этого они были славянами. Доказательство тому, азбука Мелодия и Кирилла. Они написали славянскую азбуку, по которой мы – русские люди должны были бы говорить на славянском языке. Но мы – русские говорим на украинском языке который со временем, после долгих переделок стал русским, а потом советским. Так кто же мы? Позвольте спросить. Русские? Русские-Украинцы, советские люди или все же славяне? Судя по языку, мы советские люди. Коммунизм исчез, но дух его в языке остался. Ведь были бы мы Славянами как первоначально, то разговаривали б на славянском языке, том языке, на котором читают книги в православных церквах. А мы этим не можем похвастаться. Ведь еще в Советское время появился язык который со временем вытеснит и советский. Это матерщина. Так тогда как же нас будут звать? Матерщина страна? Возможно. А народ? Матерщинами. Так что-что ни говори, мы кто угодно, только не славяне.



Русский язык

Есть ли у русских русский язык? Черт его знает? Русские привыкли все заимствовать у других народов, то бишь воровать. Вот и русский язык русские позаимствовали. Ведь откуда пошла Русь? С Киева. То бишь с Украины. Кстати, он похож, русский и украинский язык. В словах только изменены окончания, и слова некоторые просто переделаны на свой лад. Кто такие Русские? Русские – славяне. Мефодий и Кирилл это понимали. Создав славянскую письменность, они дали славянам возможность общения. Правда ее уж давно забыли. Забыли лишь потому, что русских в России нет, а славяне вымерли. Один политик вначале девяносто сказала: – Русских нет в России. Они вымерли. Заменим же их африканцами, чеченцами, узбеками, и прочей иноземной нечестью. – У этого политика все получилось. Русские стали чужеземцами, а чужеземцы русскими. Итог война в Чечне. Хорош политик, а еще была коммунистом. Все народы объединяйтесь. Ну и зачем развалили СССР позвольте спросить? Лишь затем чтобы границы поставить, а на народ начхать.
Русские исчезли, а славяне вымерли. Мы живем на земле великих умов, и практически ничего не знаем о них. За свою историю русскую землю защищали многие люди.
Кто из них был русским? Писатели, художники, великие русские поэты. Николай Васильевич Гоголь, и Александр Сергеевич Пушкин. Великие русские поэты. Николай Васильевич Гоголь. Родился в селе Великие Сорочинцы, что на Украине. А у Александра Сергеевича Пушкина были африканские корни. Поэты они Российские, с этим не поспоришь, а национальность какая? Вопрос. Тогда, при царской России письменность была с поправкой на украинские буквы, и лишь коммунисты уничтожили их из алфавита. Так что тот язык на котором мы сейчас говорим, не русский и даже неукраинский. Он коммунистический. Смешно. Коммунизм пал, а язык остался. Такое может быть только в российской империи.
Русского языка в России нет. Есть только переложенный с украинского языка на свой лад язык Украины. Киевской Руси.
Так что, великий и могучий это язык одного народа, Украинцев, а славянский язык давно канул в Лету.



Что есть дом

Нас учат в школе: дом – эта земля на которой родился. Тогда почему порой эта земля нам ненавистна? И мы желаем уехать с нее в иную страну? На этот вопрос нет однозначного ответа. Есть только хотенья нашего сознание к лучшей жизни. Ведь человек не может жить в нищете, ему всегда нужно злато. Порой его даже не хватает. Жадности предела человеческой глупости нет границ и числа. Лишь осознание полной беспомощности способна человеку дать понять, что все к чему он стремился, к злату в том числе, это лишь иллюзия самосознание и его обмана. Ведь дом там, где есть очаг который нас ждет, жаль что порой этот очаг гаснет из-за алчности и правдолюбия а также и из-за честолюбия нашего самосознания. Ведь сознаний много, целых три. Одно из них подсознание, второе сознание, и надсознание. В целом противоречия нашего мышления, его осмысления и противоречие всей жизни.



О вечности

Линда погладила Лунного кота по шерстке. Затем она внимательно посмотрев на него, подумала: – «Все же, почему…» – тут она на секунду задумалась, и поняла, почему она назвала кота Лунным. – почему луна пришла ко мне. – неожиданно для себя подумала Линда. – Почему луна заглянула ко мне? Ведь Луна – это кот? Как кот может быть луной? – не понимала Линда. – Ведь луна на небе? В космосе? До нее на ракете лететь трое суток, а по космическому времени всего 45 минут. – она смотрела на луну и думала. – Мы живем на земле довольно долгое время. Но если земное время шло по космическому времени в его пространстве, то сколько мы жили бы вообще на земле? Лет десять, а может быть и меньше. – затем она подумала. – А что если мы жили по космическому времени? Мы жили наверное вечность. Ведь до сих пор никто достоверно не знает, как движется время в космическом пространстве? Знают только то, что если в космосе провести года два, то на земле пройдет… да, это вопрос? Сколько пройдет времени на земле, если до луны лететь трое суток по земному времени и всего 45 минут по космическому. То есть за 45 часов космического времени на земле пройдет 10 месяцев. Вот так-то, если продолжать расчет, то вконец концов на земле жить гораздо не выгодней чем в самом космоса. Жаль что человеческий организм живет по земным законам, а то мы жили б лет эдак 1000, а может быть и больше. Человек на земле ищет способ вечной жизни. Но ее надо искать не на земле, а в недрах космического пространства. Ведь вечность есть. Она исток всего сущего в этом мире и во вселенной. Но вряд ли она откроет перед людьми свои тайны. Ведь люди считают себя богами, а боги не хотят отдавать свой трон.



О красоте

Вечерело. Часы пробили около шести часов вечера. На крыльце дачи сидела в своем инвалидном кресле Марья. Она смотрела на опадающее с деревьев желтые листья. Они игриво кружили в воздухе, а затем тихо и мирно ложились на землю, покрывая ее желтым ковром мягким одеялом шелеста опавших листьев.
Как ей хотелось встать, побегать по этому желтому ковру как когда-то. Насладиться этими опавшими листьями. Ведь не так давно, в детстве, она бегала по этому желтому одеялу и подбрасывая листья желтого ковра кверху, наслаждалась его шуршанием ласкового проказника ветра, и шуршанья под ногами опавших листьев. Как было это так давно. Марье казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Теперь все эти радостные игры были в прошлом. Теперь радости и счастливой поры веселья не было и никогда уже не будет. И только оставшееся в ней доброта; и непотерянная вера в прекрасное давало ощущение полноты радости и любви. Ведь прекрасное можно найти везде. Даже в том что больше нельзя почувствовать или ощутить. Ведь порой красота – это чудовище, а чудовище, эта красота. Это всего лишь маска. Маска за которой нельзя разглядеть красоту и уродство. И лишь когда она снята, и приходит осознание всего уродство совершенном человеком, человек понимает, что созданная им красота на самом деле лишь ширма само;й красоты и ее творенья. Вряд ли кто из людей может понять истинную природу красоты. Ведь красота мимолетна, а уродство вечно.



Брак

Роды. Что может быть прекрасней – родить новую жизнь! Зная, что именно Вы ей дали жизнь! Вы и еще один человек. Двое – это семья! Что может прекрасней, чем семья! Жаль, что многие не понимают истинного значения этого слова, «семья». Оно святое как церковь и Бог. Никто не может вторгнуться в ее святыню. Лишь мы сами, забывая о том, что у нас есть семья, уходим в блуд. В итоге развод, деление имущества, детей. В итоге все несчастливы. А могло бы быть наоборот. Любящая семья, дети. Очаг тепла и понимания. Ведь мы даем клятву верности, когда женимся друг на друге. Я не признаю слово «брак». Оно похоже на слово «брак», то есть брак в работе. Кто его выдумал, брак? Неужели нельзя сказать просто – «пожениться». Нет, слово «брак» преследует нас повсюду. Кто вступает в брак, у того семьи недолговечны. Кто же женится, тот живет в супружестве много и много лет. До само;й смерти. Вот так я понимаю слово брак и слово женитьба. Я считаю, что брачные клятвы верности друг другу обязательны. Они обязывают нас на определенные обязательства дуг к другу. Клятва – это всецелое обещание верности и присяги, смотря кому мы ее приносим. Ничего нет святее клятвы. У нас перед ней есть определенные обязательства. Вот и при рождении ребенка того не зная, мы сами себе даем клятву заботиться о нем. Воспитывать, дать образование, вступить во взрослую жизнь.



Пустая жизнь

Жизнь прожитая Марьей была по сути пуста. Она ничего не сделала и уже ничего не сделает. Все кончено. Радости и веселия ушли безвозвратно. Наступила лишь тишина. Молчанье и препровождение жизненного пути в этом уже ненавистном для Марьи инвалидном кресле. С каждым днем она все сильнее и сильнее ненавидела его. Она хотела вернуть все назад. Вернуть те беззаботные дни когда она была совершенна здорова. Когда она бегала с друзьями по этому желтому ковру, и листва под их ногами шуршала игривой музыкой радости и умиротворения. Но, к сожалению, все это уже вернуть было нельзя. Нельзя вернуть то, что давно утрачено. Того чего уже нет и никогда не будет. Марья заплакала. Она плакала от тоски что всего этого она лишилась и никогда уже не обретет.
Странное дело. В начале человек потерявшей конечность или еще что-либо в своем теле, не осознает того, что это он потерял, навсегда. И лишь пройдя определенное время человек понимает всю горесть своего положение. Его утрату. Он осознает что это навсегда. С этим ему придется жить до конца своей жизни, и уже ничто не исправишь. А так бы хотелось все вернуть назад. В конце концов после осознания неизбежной трагедии у человека появляется истерика. Он не может простит себе и винит не только самого себя но и весь мир в том что произошло с ним. У него виноваты все. В первую очередь сами родители. Ведь они должны были наставить своего ребенка на путь истинный, а вместо этого, ясли, детсад, школа, вуз. Ясли – это ясли, здесь ничего не скажешь. Детсад это первое общения с детьми, наставление воспитателей которые не стесняясь ничего, пренебрегая моралью воспитателя, курят при детях, ругаются нецензурными словами. Дальше школа. Ну здесь уже после начала учебного года все становятся самостоятельными. Родителям на детей начхать. Они желают поскорее избавиться от них чтобы наладить свою собственную жизнь. Не думая о том, что станется с их детьми. А те уже курят вовсю, а некоторые пьют. И наиболее способные уже стоят на учете в детской комнате милиции. Что касается вузов, то тут дела и того хуже. Ко всему написанному можно приписать проституцию и наркоманию. А детям всего лишь двадцать лет. Что станется с ними в дальнейшем? Вряд ли из них вырастут люди. Уроды какие-то, алкаши, преступники. В общем свои люди. Россия – страна бандитов. А кто их вырастил? А?
В истерики нет ничего предосудительного. Разве только после нее голова болит и сам человек не в своей тарелке. И лишь по истечении некоторого времени человек приходит в себя.
Марья говорила в истерическом припадке следующее:
– Какая же я дура. Какая же я дура. Какая же я дура что прожила свою жизнь так, что нечего мне вспомнить. Что я за свою жизнь сделала? Ничего. Все то что я добилась это… это… что это? Это кресло, в котором я сижу? Сижу и уже никогда из него не встану. Я хотела свободы! Счастья! Любви. А получила все совсем наоборот. Я не получила никакой свободы, только рабство. Тюрьму этого кресло. Кресло которое стала моими ногами, навечно. Лучше бы я умерла. Лучше бы я умерла и концы в воду. Чем так жить лучше бы я умерла. Кому я нужна? Кому я такая нужна? Безногая. Он, торчит обрубок ни к селу ни к городу. Зачем он мне нужен, скажите пожалуйста? Доктора говорят, словно лицемерят: мы сохранили Вам ногу, что Вы еще хотите? Лучше б не говорили. Словно смеются над нами – безногими. Сами виноваты мыл, а то, что без ног остались, так мы не виноваты. Согласна, не виноваты. Виновата я. Но напоминать-то зачем? Они просто издеваются. Ведь протез все равно не поставят. Дорого, и не к чему крепить скажут. Как не к чему? Вот, обрубок остался, к нему и крепить можно. Но крепить за свой счет протез покупать, да и еще за установку плати. А где деньги инвалиду взять. Доктор недавно выступал. Он говорил, что потребовал со своей пациентке деньги, а когда ему сказали что денег нет, то он к ним в квартиру приперся, и стал оценивать состояние пациента, а когда понял что и взять то нечего, послал его «НА ***», и добавил, чтобы к нему не возвращались. За деньги, всегда пожалуйста, а бесплатно, «ХУЙ». Так что кому мы нужны? Инвалиды? Порой мы не нужны своей семье, а государству и подавно. Оно мечтает от нас избавиться. Возможно, это ему удастся в будущем, но не сейчас. Впрочем, от одного инвалида государство уже избавилось. От меня. Я не кому ни нужна. Лишь сама себе, и то, пока лишь деньги есть, а не будет их? Смерть на пороге и долгое гниение труппа в доме. Пока кто-нибудь не почувствует запах, и не вызовет спасателей. Те отвезут трупп в морг, а те на помойку, и сожгут. Так и закончится эта история. История инвалида, а их по всей стране сколько? Вот и получается, все мы заканчиваем свой путь на помойке, и лишь сильных мира сего хоронят на кладбище, а остальных жгут в костре.



Догмат веры судьбы

Никто не знает свой жизненный путь? Для кого-то все что произошло с Марьей это лишь шутка судьбы. Для кого-то простая невнимательность Марье. Многие сходятся на мнении что Марья заслужила свою судьбу, и судьба тут совершенно ни при чем. Это рок, который постиг Марью был неизбежен. Предрешен ее первоначальной судьбой. Но разве судьба выбирает наши действия или мы владеем судьбой? На этот вопрос есть два ответа. Судьба владеет нами, и мы владеем судьбой. Эти два утверждения есть неизбежный факт двух противоречий. Они неразрешимы и никогда не будут разрешимы. Так же как никто не знает, что появилась первым, яйцо или курица? Мы верим в один факт, и игнорируема второй.



Отрывок из… «философские размышление»

Тут надо пояснить, почему капитан видела саму себя, и Клавдия Ивановна давала показание капитану дважды. Я не буду вдаваться в тонкости философии и психологии человеческого разума в этот раз. Просто я напишу так: мы осознаем свои поступки только тогда, когда мы их совершим. Иной раз мы просто не осознаем их, и тогда на помощь нам приходит наше подсознание. Оно пристыжает нас, и дает понять, что то, что мы совершили неправильно. Этого нельзя было совершать, и оно «подсознание» дает нам осознание того, что наши поступки неверны. Оно пристыжает нас и напоминает нам о том, что мы совершили. Для Клавдии Ивановны это было банальное равнодушие к собственной семье. Она считала, что поступает правильно поступая так, как она поступала. Но совесть все же не дремала. Она явилась к ней в образе капитана Натальи Владимировной Зверевой. Она снова и снова напоминала ей о том что она совершила. Совершила тогда, когда партия Ленина приказала ей служить слепо партии. Она восприняла это всерьез, и пожертвовав всей своей семьей даже не осознавая этого, стала слепо служить партии. Партии, а не заветам Ильича как многие думают. Это совсем разные политические направления. Теперь когда Клавдия Ивановна первый раз говорила с капитаном, и та сочувствовала ей ее горю, она на самом деле пристыжала ее и в то же время жалела эту женщину. Жалела и сочувствовала ей, как сочувствовала бы всем людям мира. Ведь сочувствие – это милосердие, а милосердие – это всепрощение. Кто знает, простила ли Клавдия Ивановна саму себя или нет? Это сложно сказать. Мне кажется что она просто искала сама себе самооправдания в своих поступках. Многие люди и политики, в частности самооправдывают свои поступки принятыми ими же самими нелепыми законами. Они руководствуются законами и опираются на них, прикрываясь ими как ширмой. Вот так-то, закон есть закон. Хорошо что закон закона и закон совести это два разные понятия. Что было бы, если эти два закона объединить вместе? Ничего хорошего. Алчность съест совесть и на земле во царит полный хаос. Хаос вечности. Хаос закона и порядка. Закона жестоких, убийства невинных. Вот и все что можно было бы сказать о совести и законе. Стыда подсознание человека, его мышления. Может быть Клавдия Ивановна стыдилась своего поступка, но она никогда бы не призналась в этом никому, даже само;й себе.
Теперь поговорим подробно о капитане Зверевой. Почему она увидела саму себя? На этот вопрос есть только один ответ, который был бы уместен здесь. Капитан представляла закон. Закон закона и в данный момент закон совести. Так как Клавдия Ивановна как было изложено ране, был в ее подсознании стыд, то и ее подсознание обличило ее саму на закон закона и закон совести ее рассудка, то кому же не обличать, как ни капитану. Представляющей закон капитану Зверевой. Она шла к Клавдии Ивановне, чтобы расспросить ее о случившемся с Марьей. Но это уже было сделано. Капитан-совесть Зверева уже приходила к Клавдии Ивановне, и расспросила ее обо всем, пристыдив ее за совершенное. Встреча двух капитанов в этом случае олицетворяет само совершенство двух систем правосудия. Правосудия совести, и правосудия законности. Вот и все пояснения которое можно было написать к этой главе книги.



Отрывок из…

Она тихо, будто трепеща перед музыкой и инструментом, словно скользя по черным белом клавиш, начала играть свою партию и, забыв обо всем на свете, ушел в музыку исполняющей партии. Казалось, что он играет так, что кроме музыки ему ничего не надо. Он был погружен в музыку, играя на фортепьяно так, что казалось, это не он играет свою партию, а сама музыка, вот она. Взяла за руки этого человека, и сама его ведет по своим музыкальным нотам. Она лилась из этого музыкального инструмента, словно соловей пел свою песнь. Но вот снова вступил оркестр, влившись в музыкальную композицию партии фортепьяно. Прекрасная музыка! Жора сидел в шестом ряду, и у него не было слов. Он за свою жизнь никогда не слышал такого красивого исполнения.
Музыкальная композиция закончилась, и присутствующие в зале зрители, встав, зааплодировали. Зрители аплодировали довольно долго, а игравшая на сцене женщина готовилась к следующей партии.



История женщины

Итак, это произошло неделю тому назад. Как-то раз гуляя по городу, женщина пыталась привнести в свою жизнь что-то новое. Грустно. Грустно и радостно было ей сейчас. Все дело в том, что сегодня она узнала, что она в положении. Чувство радости и грусти одновременно были присуще ей. Как всякая женщина она хотела быть матерью, а тот факт ее жизни что проходил в нищете отчетливо давал понять ей, что сейчас рожать совсем не время. Сейчас хоть бы она выжила сама в этом безумном мире, в этой нищенской стране. Что там дела кому бы то ни было до каких-то там детей? Все хотели в этот период времени урвать свое. Оторвать больший кусок пирога от политической кухни России. До ее потомства дело не было у нее. Кошмар, да и только. Не зная что ей делать женщина стояла у кремлевской набережной Москвы-реки и всматриваясь в шумевшую внизу воду о чем-то задумалась. Несложно догадаться о том, о чем она размышляла. Жизнь била ключом. В России процветал криминальный бизнес да впрочем он и сейчас не дремлет. Но все же, стоявшая на кремлевской набережной женщина смотрела печальным взглядом в протекающею мимо нее реку, и о чем-то думала. Она хотела этого ребенка, но сама мысль что он будет голодать, жить впроголодь всю свою жизнь, и может быть когда-нибудь сворует кусок хлеба, за который его посадят на долгие годы. Да как же не воровать при такой жизни. На работу устроиться нельзя, а если устроишься, то работать за гроши никто не согласиться. Единственный выход – воровство. Но кто позволит воровать? Ведь на воровстве живет вся Россия. Боссы мафии не хотят чтобы воровали без них. Если не делиться с ними ворованным, то сядешь в тюрьму, и точка. И пусть правительство не говорит о том, что коррупция скоро будет искоренена, это ложь. Коррупция была есть и будет пока есть деньги. «И тот глупец что думает иначе. Он сам не понимает где сидят боссы коррупции. И лишь поняв это человек осознает, что все профессии хороши, выбирай на вкус. И лишь одна из них богата, любима всеми она людьми. И нет спасенье от нее. Коррупция она, в веках зовется». Женщина не знала как воровать. Как брать взятки. Это она не умела. За что и поплатилась. Вчера ее попросили написать заявление по собственному желанию, и по тридцать первой статье уволили как по собственному желанию. Так что узнав о своей беременности, женщина осталась без средств к существованию. Все было против нее. Вряд ли кто-либо позавидовал бы в ее ситуации, в ее судьбе. Она не знала что ей делать, и чтобы спросить совет она отправилась на следующее утро в церковь, где священник сказал ей, что бог даровал ей счастье материзма, и разрушать это счастье, это есть грех. Что же касается жизни, то бог сам терпел, и нам велел. Пожертвуйте за наставление церкви не менее… долларов США. Затем он подумал «Я лимузин новый куплю» аминь.
Затем она посоветовалась с подругами, которые посоветовали ей избавиться от ребенка, мотивируя свои слова тем, что ребенка она еще родит, а жизнь одна. Впрочем когда рожать, это вопрос? Порой женщина не родит никогда, а порой и в шестьдесят матка готова к вынашиванию плода во чреве женщины. Порой делая аборт женщина подписывает себе приговор сама о том не подозревая. Для нее все это шутка. Ну сделает аборт и снова забеременеет. А нет, не вышло. Врач выскребет из матки все что нужно и не нужно, и рожать больше женщина не сможет. И женщина осознав это, проклинает доктора а не себя за то как он ей сделал аборт. И поняв, что во всем виновата она одна, впадает в истерику и порой доводит себя до сумасшествия. Но это исключительные случаи.
Мать же сказала ей однозначно:
– Дура! Живи для себя. Куда ребенка рожать? На муки и страдания и только. Он что этим из власти? Воспитают своих выродков, и посадят их на свои же места в качестве приемников, а мы как бы ни при чем. Лишь голосовать заставляют, а все уже и без нас решено, кому умереть, а кого в жизнь впустить. Так называемый естественный отбор по Дарвину. Так лучше и не рожать вовсе.
Затем какая-то цыганка нагадала женщине, что она больше не родит, это ее последний шанс.
Женщина не знала, что ей делать? Рожать или избавиться от ребенка как ей советовали. Она была на распитии. Через три дня она пришла к гинекологу, который осмотрев ее сказал:
– Вы беременна.
Женщина грустно ответила:
– Это я сама знаю. – затем она тихо добавила. – Я не хочу рожать. – затем она сказала. – хочу сделать аборт.
Доктор тяжело вздохнул, и потерев правой рукой у левой брови, спросил:
– Вы уверенны?
– Да. – утвердила женщина. – Я все решила.
Доктор задал вопрос:
– Почему Вы не хотите рожать?
– Я не хочу и все.
– Почему?
Женщина тяжело вздохнула. Было видно что ей было тяжело говорить об этом.
– Я просто его не выращу.
Доктор осторожно спросил:
– Вы больны? – затем он сказал. – Анализы говорят что Вы здоровы.
– Нет. – тихо сказала женщина. – Я больна.
– Чем?
– У меня болит душа. – не выдержав допроса разревелась женщина. – Я боюсь что не выращу его.
Понимая ее состояние доктор сказал:
– А кому сейчас легко? – затем он сказал. – Я вас понимаю. Жизнь – сложная штука. Порой она преподносит нам сюрпризы которые мы от нее не ждем. – затем он привел пример. – Вот я. Вы думаете что мне легко, ошибаетесь.
Не понимая, о чем говорит доктор, женщина поинтересовалась:
– Вы это о чем?
Доктор ответил:
– Я вдовец. – признался он. – У меня трое детей. «Два мальчика и девочка». – затем он сказал. – Когда умерла моя жена и я остался один с тремя детьми, я тоже думал что не выращу их. – сделав паузу, он возразил. – Вырастил. – затем он добавил. – Это конечно было нелегко, но я справился. – затем он посмотрев на женщину, сказал. – Справитесь и Вы. – затем он сказал. – Вначале всем тяжело, но поверьте, потом все нормализуется.
Женщина выслушав доктора, тихо, словно виновата спросила:
– Вы уверенны?
– Я знаю о чем я говорю. – ответил доктор. Затем добавил. – Ко мне приходят много людей, и от многих я слышу крик о помощи. Другие заботятся о своих чадах, а третьи желают от них избавиться. – затем он сказал. – Как-то раз ко мне пришел трансвестит, так она сказал: если бы я могла, то родила. Я не понимаю тех женщин, которые могут родить и не хотят рожать? Они спят с кем попало, а потом бегут к врачу чтобы тот сделал им аборт. Я не понимаю тех женщин, кто убивают сами себя. Ведь они женщины, будущие матеря. А они не только убивают сами себя, но и своего неродившегося ребенка.
Женщина тяжело вздохнула. Она понимала, что последние слова, это камень в ее огород. Она и только она была ответственной за то, что с ней произошло. Ведь она тоже переспала с мужчиной лишь из-за того, что уже давно не чувствовала себя женщиной. Он ушел, а она осталась, и скоро родит. И кто виноват? Вряд ли на этот вопрос есть однозначный ответ. Ведь в том, что женщина беременеет по неосторожности виновата лишь она сама, а чтобы появился ребенок, виноваты двое. Видя сомнение на ее лице, доктор сказал:
– Подумайте над моими словами. Ведь Вы уже извините в возрасте, и это Ваш последний шанс родить. Ведь второго шанса может уже и не быть. – он сделал тяжелую паузу, и с тяжелой грустью в сердце, добавил. – Вовсе.
Женщина ушла от доктора-гинеколога. Она шла по улице незнамо сама куда идет. Она не знала что и делать? Послушать мудреного жизненным опытом врача и родить, или избавиться от ребенка как ей советовали подруги и ее собственная мать. Вскоре на город опустилась тьма. Солнце зашло за горизонт, и на небосклоне показалась луна. Старушка ночи, мать звезд ночного небо в нашей галактике. Смотря на нее, женщина думала о том, как все же прекрасен мир. Эта вселенная космического пространства нашей необъятной галактике. В ней все было на своем месте. Луна, звезды, созвездия. Как-то раз она уже видела эти звезды. Видела воочию так близко что ей казалось что стоит протянуть руку к небу, и она дотронуться до луны. Созвездий большой и малой медведицы. Созвездие гончих псов и прочих ночных созвездий ночной мглы темного и умиротворяющего небо. Вселенной галактики. Жаль, что те времена давно прошли. В ночи звездную карту ночного небо способна увидеть лишь детская душа. Ее непорочное зрение ребенка. Женщина тяжело вздохнула. Она видела чудо небосвода ночи, и на ее душе была тоска. Она тосковала потому, что она понимала; нет ей место на этом небосводе ночного небо. Ее звезда еще не родилась. Тут она инстинктивно потрогала свой животик, и подумала, что возможно эту звездочку счастье она сейчас носит в своем чреве. Да, с ее рождением на небе загорится еще одна звездочка. Звездочка рождение ее ребенка. Новой жизни радости материзма. Ее счастье и последний шанс стать матерью. Она решила во что бы то ни стало родить. Родить и воспитать своего ребенка чтобы ей это не стоило.
Но ее решение было недолгим. Никто не знает где нужно подложить себе соломинку чтобы не упасть на кирпич. Так и женщина. Она даже не подозревала что ее желанию родить ребенка помешает случай. На следующее утро женщина встала рано утром. У нее было хорошее, можно сказать радостное настроение. Все было хорошо. Теперь она точно об этом знала: она родит, и теперь ей надо себя беречь.
Сегодня она встретила какого-то мужчину. Представительный человек в черном пиджаке. Он правел с женщиной время, приглашал ее в ресторан, и та не отказалась.
Женщина думала о том, что ей делать в данный момент? Сказать этому человеку что она беременна и возможно на этом ее романтическое свидание закончится, или все же солгать ему и переспав с ним заявить, что она беременна, и попытаться женить его на себе. Впрочем решать не пришлось. Мужчина сам предложил пойти к нему домой, и женщина согласилась. Все бы ничего, но все же разочарование женщине не было предела. Когда она пришла к мужчине домой, она тотчас же почувствовала что что-то с ним не так. Из нежного романтика он превратился в жестокого насильника. Да, вы не ослышались, мужчина изнасиловал женщину, и ко всему прочему избил ее до полусмерти, а затем выгнал из квартиры. Итог, выкидыш, и приговор: – Вы не сможете больше родить.
«Это конец». – думала женщина анализируя что пошло ни так? Где она ошиблась? Почему пошла с этим мужчиной к нему в квартиру? Да его ли эта квартира? Может быть она для таких как она? Хотящей тепла и уюта в доме женщине которой не суждено этому случиться? Ведь очевидно, для мужчины не было ничего святого, он был просто тень. Тень который насилует женщин. Принимая их всех за проституток и исполняя с ними свои сокровенные – жестокие желания. Такой эдак садомазохизм в лицах этих женщин, жестокой тени-призрака грядущего апокалипсиса для них.
Через два дня женщину выписали из больницы куда она попала после жестокого изнасилования, и пробыв сутки дома, она пошла в милицию, где она и находиться в данный момент рассказывая эту историю капитану Зверевой.

– Я считала что Вы сказали что у Вас украли целую жизнь, эта аллегория. Но теперь я понимаю, что Вы имели в виду когда сказали мне эти слова. – она сделала долгую тяжелую паузу, затем добавила. – Это страшно когда теряешь ребенка. «Впрочем так же как и изнасилование». – затем она спросила. – Скажите, почему Вы пошли с этим мужчиной в его квартиру?
Женщина ответила:
– Я не хотела оставаться одна, чтобы не совершить роковую ошибку в этой ситуации, и принять правильное решение. – затем она тяжело вздохнула, затем добавила. – Видите как получилось. Меня просто-напросто приняли за проститутку, и… – тут она запнулась. Ей трудно невыносимо больно было вспоминать об этом. Она заплакала, и что было мочи из нее вырвался крик о помощи. – Прошу поймайте этого поддонка! Он убил моего ребенка! Пусть же он сдохнет.



История Вероники Васильевны

– Итак, Вероника Васильевна попрощалась с Леной, и вышла из палаты села на скамейку в коридоре. Она отложила в сторону сумочку, и о чем-то задумалась. Она была погружена в свои мысли. Ей было жалко Лену. Ей было жалко Жанну. Эти две девочки хотели счастье. Передними были открыты все двери, а какой-то доктор Зеньков перечеркнул их жизни. Этот доктор, доктор-зло. Он был хуже кого бы то ни было. Впрочем, экспериментальный препарат нуждался в испытуемых. Это факт. Факт, который никто не отымет. У вероники из глаз потекли горькие слезы. Она хотела помочь Лене и Жанне. Но чем? Даже если эта статья выйдет в свет, то не факт, что наркотрафик прекратит свое существование. Это просто невозможно. Ведь это большие деньги. Настолько большой оборот денежных средств, что государства живут этим. Подумаешь умрет четверть населения земли, еще три четверти останется. Только место будет больше. Ведь без контроля люди размножатся как муравьи, а их содержать надо. Вот и уничтожают государства людей. В этом бизнесе все – врачи, фармацевтические компании, табачные компании. Я уж не говорю об алкогольной зависимости. Тут отдельная тема. Но вернемся к Веронике Васильевне. Она сидела на лавке в больничном коридоре, и плакала. К ней подошла Надежда Петровна, и растерянно спросила:
– Что с Вами? Вам нехорошо?
– Нет. – ответила Вероника Васильевна, посмотрев на Надежду Петровну. – Я в порядке.
Надежда Петровна села возле Вероники, и поинтересовалась:
– Что случилось?
Вероника Васильевна ответила:
– Ее история – это крик о помощи.
– Чья история? – не поняла Надежда Петровна, а затем догадавшись о ком идет речь, сказал. – Этих историй полно;. Они все похожи, одна на другую. – сделав паузу, она добавила. – Поверьте мне на слова, эти истории однообразны. Первая доза ради интереса, затем хочется повторить ощущения, а потом привыкание. – она сделав паузу, добавила. – Все однообразно, все, как всегда.
– Вы ошибаетесь. – возразила Вероника Васильевна. – Бывает так, что доктора сажают своих пациентов на иглу. Они выписывают им лекарства «болеутоляющие», а в них уже есть наркотик. – она сделав паузу спросила, уточняя свое предположение. – Ведь такое бывает? Ни так ли?
Надежда Петровна ничего не ответила. Да ей нечего было отвечать. Она как никто знала правду. Правду о врачах.
– Вот видите, – сказала Вероника Васильевна. – Вам нечего мне сказать. Нечего, потому что Вы знаете, я права. Да и ходить та далеко не стоит. – она привела пример. – Доктор Зеньков к примеру. – Надежда Петровна посмотрела на Веронику Васильевну задумчиво-вопросительным взглядом, а Вероника Васильевна продолжала. – Да, Лена мне рассказала.
– Вы и это напишите? – грустно вздохнула Надежда Петровна, а затем взмолилась. – Пощадите! Это же пятно на всю больницу.
– Но, – возразила Вероника Васильевна. – тогда я зря пришла сюда. – она добавила. – Я хочу донести до молодежи…
Тут Надежда Петровна поинтересовалась:
– У Вас была похожая история?
Вероника Васильевна на секунду умолкла, и тяжело вздохнула. Поняв, что она права, Надежда Петровна спросила:
– Кто?
– Моя бабка. – ответила Вероника Васильевна. Она сделав паузу, добавила. – Ее убили.
– Убили? – вопросила Надежда Петровна. – Кто?
– Врачи. – тихо ответила Вероника Васильевна. – Ее убили врачи.
– Этого не может быть!? – не поверила сказанному Надежда Петровна. – Врачи?
– Они. – спокойно ответила Вероника Васильевна, но ей было тяжело говорить об этом. – У нее был невроз. – сказала она, и постоянно, почти каждый день мы вызывали скорую. – начала рассказ Вероника Васильевна. – Как-то раз, врач предложил нам впрямую, что можно не мучатся, и не мучить ее, то есть мою бабку. – она сделав паузу, продолжила. – Мы поняли, о чем говорит врач, но мы отказались. Он уехал, а затем, приехал снова, и забрал мою бабку в больницу, в Колонце. – затем она пояснила. – Эта больница находилась в городе Жуковском, на Театральной улице. Мы пришли ее навестить, а нам сообщили, что та померла. Потом, нам сообщили, что она бушевала, и обвинила врачей в краже ее денежных средств. – она сделав паузу, продолжила. – Я знаю, что моя бабка брала с собой деньги, поэтому, возможно она была права. Врачи украли у нее деньги. – затем она продолжила. – Когда мы ее хоронили, она лежала в гробу как живая. У нее не было окаменение, как это бывает у покойных. Я помню даже священник заметил это, но ничего не сказал. А когда моя мать Любовь Романовна сказал своей сестре, что их мать жива, то та ответила ей, что пить надо меньше. Так и похоронили. – Вероника Васильевна тяжело вздохнула. Ей было тяжело говорит, о том далеком времени, далекого одна тысяча восемьдесят седьмого года, двадцатого века, когда была заживо похоронена ее бабка. – Вскоре, – продолжила Вероника Васильевна свою историю. – Вскоре моей маме приснился сон. В нем ее мать лежала в гробу, на левом боку, и ворчала, что сбита подушка, и ей надоела лежать на одном боку. Мы в больницу, а там сказали по секрету, что Прасковья Васильевна, так звали мою бабку, она просто им надоела. – сделав паузу, она сказал. – Вот и вся история, надеюсь Вы поняли, что произошло с ней? – Вероника Васильевна тяжело вздохнула, и затем сказал. – Объяснять не надо. – она сделав паузу, добавила. – Ее усыпили.
Надежда Петровна не могла поверить услышанному. Она давала клятву Гиппократа, и ужасалась, когда слышала подобное. Впрочем, она слышала это ни так часто, можно сказать, она за свою практику врачебной деятельности не слышала об этом никогда. Она вопросила:
– Вы отдаете отчет сказанному? – затем она сказала. – По сути Вы обвиняете нас – врачей, в убийстве?
– Я обвиняю. – согласилась Вероника Васильевна. – Обвиняю Вас – врачей в том, что Вы убиваете людей. – затем она предположив, сказала. – Что стоит уколоть не тот укол, или ввести человека в искусственную кому, а родственникам сказать, что пациент умер. А заключение о смерти подделать. – она сделав паузу, добавила. – А для того чтобы тело охолодело, лишь вколи что-нибудь, что мумифицирует человека, и все, конец.
Надежда Петровна сказал:
– Вы знаете о медицины больше, чем можно было предположить? – затем она спросила. – Откуда у Вас такие познание в области медицины?
– Я читаю книги по медицине. – тотчас же отпарила Вероника Васильевна. – В них я узнаю; много полезного о медицине.
– Ясно. – сказал Надежда Петровна. Затем она сказала. – Из книг можно много подчеркнуть. – затем она поинтересовалась. – Какими авторами Вы любите читать?
– Я не отдаю предпочтение определенным автором. – сказала Вероника Васильевна. – Я просто читаю книги.
– Понятно. – Надежда Петровна сказала только одно. – Врачи не все плахи. Большинство их преданы клятве Гиппократа и клятве враче.
– Разве есть клятва Гиппократа?
– Да, есть.
– И чем же они отличаются?
– Ничем. – ответила Надежда Петровна. – Разве, клятва врача короче.
Вероника Васильевна посмотрев на настенные часы, сказал:
– Мне пора.
Надежда Петровна понимающе посмотрев на Веронику Васильевну, сказала:
– Рада была с Вами побеседовать.
– Я тоже. – Вероника Васильевна встав со скамейки, взяла сумочку, и повесив ее на плечо сказал. – Читайте в ближайшем номере мою статью.
– Буду ждать. – ответила Надежда Петровна, и затем добавила. – А что касается Прасковьи Васильевны, то что тут сказать, – она сделав тяжелую паузу, сказала. – Везде есть свои заморочки, и врачи не исключение.
– Я знаю. – сказала Вероника Васильевна. – Вы не хотели ничего плохого, Вы в этом не виноваты.
Они попрощалась, и Вероника Васильевна ушла из больницы и направилась на работу, в журнал «МОЛОДЕЖЬ ПРОТИВ», в котором она имела честь работать корреспондентом. Что касается Надежды Петровны, то она зашла в палату, где лежала Лена, и спросила, у сидящей у окна девочки, спросила:
– Как Вы себя чувствуете?
Та посмотрела на Надежду Петровну умоляющем взглядом, спросила:
– Закурить не найдется?
Надежда Петровна вытащила из кармана халата пачку сигарет МАЛЬБОРО, и извлеча одну сигарету, дала Лене, а затем прикурить. Затем, она положила пачку сигарет и зажигалку на подоконник окна, и посмотрев на Лену, спросила:
– Как дела?
Лена ответила:
– Хреново. – затем она спросила. – Как там Жанна?
– Жанна в коме. – ответила Надежда Петровна. – И без признаков на выздоровление.
– Это я виновата. – сказала ругая себя Лена. Она сделала затяжку, и смотря в окно, сказала. – Если бы я…
– Не вините себя. – поспешила сказать Надежда Петровна. Затем она сказала. – Вы не виноваты. – убеждая ее в этом, она сказал. – Вы сказали милиции что Жанну посадил на «Х» доктор Зеньков. – затем она заверила Лену. – Он виноват, не Вы.
Лена удрученно сказала:
– Надеюсь он получит свое по заслугам. – она сделав затяжку, повторилась. – Надеюсь он получит по заслугам.



Горькая правда жизни

Придя домой Вероника вспоминала ту несчастную девочку у которой она взяла интервью.
«Она рассказала о том, как доктор Зеньков дал Жанне этот препарат «Х». – вспоминала интервью Вероника. – Она рассказала о том, как она стала принимать этот препарат с чего все началось. Бедная девочка. Она рассказала о клубе и об Андрее, как он предложил им вместо этого препарата перейти на кокаин, и они взяли его. Лена сказала:
– Мы лишь хотели избавиться от боли, и получить очередное удовольствие. Не знаю, осознанно или нет, но наши пальчики уже были возле белых пакетиков. – она тогда сделала затяжку, продолжила. – Не знаю, что на самом деле тогда было с нами, может мы хотели что-то нового? Может наш мозг уже принял решение? – и снова сделав затяжку, сказала. – Но мы остановили свой выбор на белом порошке. – она снова сделала паузу, сказала. – Мы тогда облегченно вздохнули. Очевидно, мы хотели обе понюхать этот белый порошок, ощутить, хотя бы раз, покой и наслаждения. Мы тогда снова умиротворенно вздохнули. У нас было ощущение, что с сердца упал камень. Да, выбор был сделан. Может быть мы сами хотели этого, но боялись себе в этом признаться. Мы игриво посмотрев друг на друга, улыбнулись, сказали сами себе и друг друге, убеждая себя в том, что от одного раза ничего не будет. Согласившись с этим утверждением, мы снова посмотрели игриво на белый порошок, а затем, как бы успокаивая самих себя снова сказали, что от одного пакетика хуже не будет. Лена тогда спросила Жанну – вспоминала Вероника. – У нас что-нибудь есть, чтобы нам нюхнуть? Тогда Жанна ответила: – Найдем. – затем они легонечко улыбнулись друг другу, облегченно вздохнули, а затем Жанна подошла к серванту, и открыв его взяла из него две маленькие самодельные полые трубки. – вспоминала Вероника рассказ Лены. – Затем, она обернувшись, показала ей их, улыбнувшись, как бы шутя, Жанна шутя сказала: – Это подойдет? – А Лена посмотрев на полые труппки, сказала: – Подойдет.
Тогда Лена и Жанна познакомились с КОКАИНОМ. Да, нюхнуть просто, непросто потом отвыкнуть от них. – подумала Вероника. Затем Вероник вспомнила что ей говорила Лена.
– Как-то раз, когда мы покупали у Андрея, он сказал, что может подарить в качестве презента две дозы героина. То есть перейти на иглу. Мы тогда попросту не знали, что и сказать. Мы никогда не кололись. Мы не знали, что и делать? Соглашаться или нет. Мы не знали, что и делать, а Андрей сказал, что это выйдет дешевле, а ощущений и кайфа будет больше. Он нас убедил, что от одного укола ничего не будет, и он сам нам обеим вколол дозу героина. Я помню, мы тогда рассмеялись, и в этом смехе кроме насмешки, была еще доля иронии. Мы были молоды, и мы хотели новых ощущений, и кайфа. Мы решили попробовать. – тогда вспоминала Вероника, Лена на секунду умолкла, а затем продолжила. – Жанна тогда сказала шутя, что от одного укольчика ничего не будет, а мы покайфуем. Я тогда с иронизировала. Пока не попробуешь не поймешь, что это такое, кайф. А Андрей добавил, что это просто кайф, укольчик. Попробуйте, понравиться, гарантирую. Это произошло прямо в клубе. – вспоминала интервью Вероника. – Он привел нас в какой-то кабинет, и там познакомил нас со шприцем. После дозы мы ушли. Нам было хорошо. Вскоре когда прошел действие героина, мы нюхнули кокаин, и после чего, мы решили еще раз пойти в клуб и уколоться. Нам было интересно, будет ли то самое ощущение какое мы испытывали при приеме кокаина. Андрей тогда поинтересовался у нас, хотим ли мы можем перейти на героин или остаться на кокаине? У Жанны тогда начиналась ломка, и она сказала Андрею, что если она ничего не получит, то умрет. Андрей уколол ей наркотик, а меня спросил, хочу ли я познать удовольствие. Тогда Лена тоже решила попробовать, тем более выбора не было. Нюхнуть кокаин или уколоться. Все равно ломки не избежать. Тогда они стали колоться. Но они контролировали себя, или думали что контролировали. Как-то раз, – вспоминала Вероника. – Андрей им предложил отказаться от кокаина совсем, и окончательно перейти на иглу. – Лена мне говорила. – Жанна хотела больших удовольствий чем получала сейчас. Она полностью уже была зависима от героина. Кокаин ей уже давно не помогал, и она уже каждый день кололась. Лена тоже была не прочь перейти на иглу. Ей уже кокаин не помогал, а игла была ее спасением. Они думали что контролируют уколы, а вместо этого привыкли к ним. Бедная девочка. – подумала Вероника. – Бедная Жанна. Они хотели счастья, у них была вся жизнь впереди, а какой-то доктор все перечеркнул. Вот такая история, вот такие дела».



Хороший человек

– Вот недавно со мной произошел казус. Я вышел из электрички, и тотчас же хотел позвонить, но этого сделать не смог, так как понял, что телефон забыл в электричке, а та уже уехала на следующую остановку, сорок седьмой километр. Я побежал с платформы Раменское, в сторону сорок седьмого километра, и добежав до следующей остановки, я попросту опоздал на электричку. Машинист – сволочь, закрыл перед носом дверь, и послав меня на три буквы, тронулся вместе с электричкой в сторону Москвы. Я тогда потерял всякую надежду на то, чтобы найти свой телефон. Он, по сути, если он остался в электричке, уехал в Москву, и вернуть его уже не представлялось возможным. Тогда я, с другого телефона позвонил на свой номер, и мне ответил приветливый женский голос:
– Алло! Вы знаете владельца этого телефона?
– Да. – радостно ответил я. – Это я.
Мы договорились встретиться на платформе сорок седьмого километра, в первом вагоне на Голутвин. И когда я прибежал на станцию, и начал искать глазами ту, которая нашла мой телефон, девочку, та сама подошла ко мне молодая блондинка. У нее были короткие волосы подстриженной челкой наискось, и голубые глаза. Она отдала мне мой телефон. Отдала просто потому, что была честной девочкой. Ей не надо чужого, у нее есть просто, СОВЕСТЬ. Так что есть еще честные люди. Есть.
Теперь вернемся к истории. Я вспомнил эту историю потому, что она похожа на ту историю, которую я хочу Вам рассказать.



Размышление о горе

– Свое несчастья – горе. Несчастья других – радость. Интересно, почему так? Почему так, а не иначе? Почему другие видя горе иных – злорадствуют. Может быть потому, что горе обошло их стороной? Но разве можно злорадствовать при этом? Ведь горе может так или иначе постучаться в дверь к кому угодно. Радоваться тут нечему, тем более злорадствовать. Впрочем, человек может позлорадствовать если – недруг попал в беду, у него что-то не получается, появились проблемы со здоровьем. При этом мы думаем: «Вот и дождались. Теперь Вы испытаете на своей шкуре то, что когда-то пережили (МЫ). Чтоб… пусто было! Чтобы… испытали все те злоключения и страдания которые пережили (МЫ). Мы желаем…». Впрочем не будем писать о том, что мы желаем своим недругам. Это дело личное, и у каждого свое. Что касается своего горе, то тут совсем иначе. Есть поговорка в народе: «пришла беда, открывай ворота». Не знаю, правдива эта пословица или нет, но от несчастья не скрыться, не убежать. Оно все равно рано или поздно настигнет нас. В церкви сказали б: это испытание веры. Какая тут вера? Если человек заболел ВИЧ или раком, туберкулезом или того хуже, ДЦП. Что сказать тем родителем, у кого дети, да и сами они – колясочники. Что это – испытание? Проверка веры на ее прочность? Всю свою жизнь провести в инвалидном кресле, а еще так мы молоды. Некоторым из нас нет и двадцати. Нам бы учиться и учиться, а вместо этого мы получаем пенсионное удостоверение, и розовую справку в которой написана группа. И пусть человек вообще человек – растение, первую группу все равно не дадут, а если дадут, то за взятку. Поэтому те люди, которые не могут передвигаться и работать, имеют лишь вторую группу инвалидности. А те люди, которые вполне здоровы, миллионеры или миллиардеры, которым полагается по статусу личный водитель, те имеют первую группу инвалидности. Но впрочем, что мы все о грустном, перейдем снова к рассуждению человеческого горя. Хотя это тоже о грустном. Скажите, разве не горе, когда человек идя к врачу за помощью, получает от него не помощь, а лишь только одни страдания. Представьте, пришел человек к врачу, а он даже давление не изволил померить. Выслушал, отписался, и все. Что касается болезней, то тут как карта ляжет. Если человек молод, то еще можно что-то прописать, а если уже в годах, то и лечить не стоит. Сваливают на возраст, и посылают умирать. Как писал Гоголь в своем произведении «РЕВИЗОР», Артемий Филиппович Земляника, попечитель богоугодных заведений, говорил: если больной умрет, то он и так умрет. Если ему суждено выздороветь, то он и так выздороветь. Сейчас, в конце двадцатого и на пороге двадцать первого века ничего не изменилась. Людей не лечат, только деньги и деньги с них берут. Обнаглели. А с тех пор, как все учения стало платным, нечего в институте делать. Знаешь строение человека, где что находиться и ладно, остальное и так сойдет. Горе, горе и есть. Вы спросите почему я пишу эти строки, Вы скоро это поймете. Я постараюсь написать в этом произведении, как врачи лечат своих пациентов.



Дом

– Порой наш дом становится для нас совсем чужим и нежеланным. Вот как сейчас. Вот как сейчас Родная страна не может обеспечить моей семье полноценное лечение, нам приходится ехать в чужую страну, где возможно мы спасется. Он, знаменитости, лечатся не в России, а за границей, а почему? Да потому что за границей и врачи квалифицированы, и оборудование лучше. Были бы деньги, а здоровье купить можно. Вот и выходит, что наш дом это куда зеленой нарезанной бумаги. Есть она, и дом есть, а нет, гуляй Вася! Ты не человек, а просто тебя нет. Нет так же как и дома. Мы просто живем, нет, мы просто существуем. Нас бросают из стороны в сторону, пытаясь избавиться от нас – людей. Кто говорит, что геноцид сгинул в лету, тот ошибается. Геноцид всегда существовал, и никуда он не денется. Как швыряли нас из стороны в сторону, так и будут швырять. Мы будем уезжать из наших домов, ища лучшей жизни. И уедим туда, где нас не ждут. Мы просто никому не нужны, только своим родным, но и им мы порой ненавистны. А Вы говорите, дом. Нет, у нас нет дома. Мы странники на этой земле, гости без дома, и даже у кого он есть – дом, то они вряд ли способны понять, что этот дом, лишь иллюзия самого дома. Это лишь четыре стены в которых мы ночуем ночью, и больше ничего.
Семья есть единственный наш дом. Берегите его. Храните свой очаг, и Вы придете в свой дом. Свой, единственный дом, который зажжет вам свой очаг любви, и согреет Вас своим теплом. Это и будет Ваш дом. А все остальное лишь пыль, стены, где лишь можно переночевать.
Дом – это семейный очаг, а не четыре стены, где можно переночевать.
Семья, это самое важное что есть в жизни. Не будет семьи, и дома не будет. Лишь осколки счастье тлеющие на тлеющим пепелище костра бывшего когда-либо человеческого счастье, и уюта его дома.



Рассуждение о медицине

Мне тошно. Тошно потому, что в России нельзя вылечиться, только за границей. Россия вообще неспособна, вылечить кого бы то ни было. Только если отправить человека на тот свет, это они завсегда. И пусть не говорят, что Российская медицина – самая лучшая в мире! Не поверю. Ведь даже артисты, а политике тем более лечатся за границей. При этом просто призирая Российскую медицину, которую таковой и сотворили. Не медицина, а лишь последнее пристанище перед смертным одре. Кто попадает в эту систему, тот заведомо обрекает себя на преждевременную кончину. С молодыми, у кого деньги еще повозиться можно, а старый человек, даже не доживший до пятидесяти лет, – умирай: – Пожил, и хватит. – так говорят медики. – Лечиться бесполезно, хворь все равно возьмет свое. Так что от Гоголевского ревизора, мы так и не ушли.
Помните, героя комедии Ревизор, Артемия Филипповича Земляника, попечитель богоугодных заведений. Проныру и плута. Его принцип: «Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет». Так и сейчас, на всех начхать. Ни то что лечат врачи, анализы, и то зажимают. Нужно, к примеру сделать ЭМРТ, а те говорят: «Сами за нее платите, а денег у нас нет, чтобы бесплатно посылать». Конечно, нет денег. Ведь бюджетные средство уходят на лечения самих медиков, у которых еще и инвалидность имеется. Вот и лечись у психов. Конечно по накупив дипломов, остальное неважно. Лишь бы за лечение деньги брать, а лечить необязательно.



По ту сторону

Женщина лежала в коме. Что с ней происходило по ту сторону? Никто не знал. Да и знать та не могли. Ведь тот факт, что кроме земной жизни, еще существует какая-то жизнь это недоказуемо. Что происходит когда наше тело умирает? Никто не знает. Мы верим в Рай и Ад, но не знаем наверняка, что там по ту сторону. Хотя одно можно сказать наверняка, когда мы засыпаем, мы наше тело расслабляется, и мы погружаемся у удивительный сон. Сон покоя и отдыха. Нам снятся различные сны. Возможно это состояние и есть та грань между жизнью и смертью, которую мы зовем сном. И светлый коридор по которому мы летим после того как умрем или будем пребывать в коме это лишь иллюзия нашего разума который запрограммирован на то, что после смерти мы попадаем в рай. Идем по светлому коридору к вратам Рая, где нас встречают ангелы. Это всего лишь иллюзия, наше осознание тому, во что мы верили всю свою жизнь, и больше ничего. Что касается самого того мира, который мы зовем «потусторонним», в сущности мы про него ничего не знаем. Что если он открыл бы для нас свои тайны, возможно его уже не было. Ведь люди по своей сущности жестоки. Они не хотят расставаться с тем что имеют, а с жизнью тем более. Они уничтожат иной мир, и даже не подумают о том, что дальше? Ведь тело человека – смертно, и никто не знает куда отправиться его душа, если она существует, по ту сторону реальности. Уничтожив иной мир, мы умрем и больше нас никогда не будет. Человечество вымерит. Вымерит потому, что оно желает жить вечно, и это его когда-нибудь погубит. Потому и иной мир не раскрывает свои тайны, а вход в него заперт на за;мок. И лишь те кто умирает, тем дают ключ от того мира, который зовется «потусторонним».



Что есть кома?

Вы спросите, что такое выход из комы? Как вообще это происходит? Выход из комы? Это есть восстановление мозговой активности человека. Когда он выходит из комы, его сознание еще много времени не может понять, где сейчас человек находится? Почему он здесь, а ни там, где он был? Где его мозг, запечатлел последнюю картинку его сознание человека. Его мысли пытаются собрать, и лишь затем, когда мозг осознает что он находится ни там, где он находился, сознание человека пытается понять, где сейчас находится человек? Оно осматривает все вокруг, и зрительный нерв дает информацию мозгу, а тот в свою очередь, дает осознание происходящему самому человеку, и лишь после этого, когда мозг осознает что он находиться ни там где он находился ране, он задействует речь человека, и его слуховые рецепторы внутреннего ухо – его наковальни и молоточка. Появляется речь, и осознание сказанного самим человеком. Это и есть выход из комы. Возвращение в реальный мир.



Выход из комы

Доктор снова опешил. Он подумал, что сходит с ума. Проведя всю свою жизнь в больницы, он видел и белого, и серого. Все что он видел за это время работая в стационаре сначала санитаром психиатрического отделение, и затем получив звание врача-нейрохирурга, он никогда не слышал и не видел ничего подобного. Конечно, пациенты психиатрического отделение часто разговаривали с сами собой. Видя перед собой какую-то личность. Видя то, что не было в реальности. Но это психически больные люди! В случае с Жанной здесь было все по-другому. Она была наркоманкой, а те если говорят с кем-то, то только под воздействием наркотика. Сейчас же Жанна была абсолютно чистой. Она не принимала наркотик, да и не могла принять его. Так как все это время она пребывала в коме. Возможно, это действия, побочные действия комы. Ведь когда человек пробуждается после сна, он порой не понимает, где он находится. Ведь когда нам снится сон, мы порой не хотим покидать его. Воспринимаем его как реальность, и только проснувшись мы понимаем, что все что мы видели – это просто сон. Совсем другое – это кома. Когда выходят из нее, человек просыпаясь, не понимает, где он находится. Ведь в коме мозг по сути, умирает. Кто знает, что видит человек находясь в коме? Ад, Чистилище, Рай? Каждый человек очевидно видит то, во что верит. Что он хочет увидеть? Когда у человека умирает мозг, по сути человек умирает сам. Он уже неспособен мыслить. Его мозговое кровообращение блокирует подачу крове в мозг, тем самым не давая мозгу питаться. Мозг умирает, и вместе с ним и сам человек. Кома – есть по сути дверью меж мирами. Никто не знает, почему человек впадает в кому. Может в какой-то миг мозг просто устает, и замедляет свой метаболизм. Вводя человека в долгий сон, уменьшая его крова поток в мозг, но давая ему небольшое количество крови поступающею в мозг, чтобы тот не умер. Может это так оно и есть? А может это лишь предположение нейрохирургии и психиатрии. Кто знает. Кома не изучена, и то, что происходит внутри мозга когда человек впадает в кому – это никому не известно.
Жанна лежала на кровати с открытыми глазами. Она лежала смотря на доктора и на Веронику. Ее мозг проявил признаки жизни. Мозг заработал, и постепенно Жанна приходила в себя. Ее мозг начел мыслить, ее слух постепенно возвращался к ней. Сначала она ощутила глухоту, затем в ее ушах образовался вакуум, который словно лопнувший как надувной шарик дал импульс мозгу для его жизнедеятельности. При этом словно по какой-то команде мысли Жанны которые до того находились в спящем режиме, с импульсировали, и дали информацию в лобный отдел головного мозга, а затем на мозжечок. На секунду мозг стал двояким. Было ощущение пустоты между двух полушарий, как будто соединяющее два полушарие «мозолистое тело», исчезло. Словно раздвоя его на две части, и отправив боль в затылочную часть головного мозга. В это самое время тело все передернулось. Его словно схватила в клеще и не отпускала ее одна большая судорога «апраксия» как говорят врачи. Снова импульс в мозг. Память возвращается. Теперь она помнила, что с ней произошло. Помнила последние события ее жизни. Она вспомнила Лену – свою подругу. Она вспомнила доктора Зенькова и Андрея. В это самое время у нее началась истерика. На ее лице появились слезы. Слезы истерики и горя. Она в эту минуту хотела умереть. Зачем ей жить, если она не живет. Ее жизнь была кончена. Сейчас, она это понимала как никогда. Осознав, что она лежит в больничной палате, она посмотрела на доктора, и с трудом открывая рот, спросила:
– Где я? Где Лена?
Доктор легонько улыбнулся. Он теперь был абсолютно уверен, он был убежден, что кризис прошел. Жанна очнулась, она пришла в себя. Теперь нужно сделать все возможное, чтобы кома снова не взяла над ней верх.
– Вы в больнице. – сказал доктор. – Меня зовут Виктор Дмитриевич. – затем он представил женщину. – Эта прекрасная леди. – сказал он, и Вероника немного смутилась. – Вероника Васильевна. – представил он ее. – затем он спросил. – Вы помните что-нибудь? – уточнив. – Как Вы здесь оказались?
Жана напряг мозги, ощутила острую головную боль. Ей казалось что в ее мозгу активизировались иголки. Правда она не понимала, откуда они взялись? Затем ее мозг свело, и тот стал тяжелым. Она не могла ни то что пошевелить головой, все ее тело казалось ей не ее.



Я, кто я?

Я, кто я? Вчера я проходил мимо магазина для женщин. В витрине было выставлено на манекене красиво женское платье и нижнее белье. Мне оно сразу же понравилось, и я купил его. Купил в обувном магазине сапожки и затем зашел в косметический магазин, купил косметику. В магазине для взрослых я приобрел накладную женскую грудь и пошел домой.
Придя домой, я отнес покупки в свою комнату и увидев сидящею в кресле свою сестру сказал.
– Сегодня я купил женское платье.
Та внимательно посмотрела на меня, и в ее глазах я увидел доброту и успокоение.
– Ты хочешь надеть платье? – она протянула руки ко мне и сказала подойди. Я подошел к ней, сел к ней на колене и прильнул к ее груди. Она нежно стала гладить мои волосы. Я поинтересовался:
– Скажи, в нашей семье кто-нибудь еще был таким, как я?
Сестра тяжело вздохнула.
– Я тоже. – тихо сказала она.
Брат те понял, он подумал, что ослышался и переспросил:
– Что? – на его лице было выражена искреннее удивление. – Что ты сказала?
– Я тоже была когда-то мужчиной. – призналась она. – я сделала операцию перед тем как поступить в институт, и поверь, мне стало лучше. Я освободилась от бремени преследуемого меня с самого рождение. Я захотела и стала тем, кем хотела. И ты не противься своей сущности. Делай то, что считаешь нужным и ты будешь счастлив. А теперь покажи, что ты купил? Я помогу тебе завтра.
На следующее утро приняв душ я сделал эпиляцию ног и рук и одев накладную грудь и лифчик, посмотрелся в зеркало. Да, грудь мне шла. Я вдруг почувствовал успокоение. Гармонию своего тело с новым образом создаваемый мной. Затем я надел обтягивающие трусики колготки и платье. Нанес на лицо косметику и надел парик. Затем я посмотрелся в зеркало и? О – Боже! На меня из зеркала смотрела женщина. Красивая, сексуальная женщина. Да, это я. Я не мужчина, я женщина. Красивая и сексуальная я, я женщина. Сестра воскликнула:
– Какая ты красавица!!!
Я посмотрел на себя в зеркало, и действительно, я любовалась своим отражением зеркале и не могла оторвать глаз. Я почувствовал легкость и умиротворенность, я почувствовал, чувствовал гармонию меж своей душой и телом. Спокойствие, да это тот самый случай, когда все встало на свое место. Я женщина, женщина по крайне мере хоть на какой-то ее процент. Мне нравилось быть в платье, носить его. Жить так как живет настоящая женщина.
– Знаешь, – сказал я. – Мне хочется погулять.
– Хорошо. – ответила сестра. – Куда пойдем?
– Не знаю, выбирай сама.
– Хорошо, идем. – и она спросила – Как ты хочешь, чтобы тебя звали?
Я ответила:
– Эмма.
– Хорошо, Эмма.
Что было дальше? Сейчас расскажу. Сестра привела меня в кафе, взяв кофе, мы сели за столик у окна, и что-то начали обсуждать.

Если б нам пришлось рассуждать, почему мы иногда надеваем женское платье, то ответ бы Эммы был очевиден: – мы всегда или изредка хотим или желаем быть тем кем хотим. Это всегда происходит в нашем подсознании. Это наша второе я. Я, это наша вторая сущность наше вожделение и успокоение. Успокоение нашей души.
Душа. Что такое душа? Многие задают себе этот вопрос, что такое душа? На мой взгляд это наша сущность, сущность человеческого Я. Я это то, что делает нас таким каким мы должны быть. Пусть даже мы не в том теле, в котором должны были быть. Наша душа все равно будет стремиться к чистоте своего предназначение. Душа, она всегда с нами, хотя мы ее и невидим, женское начало для всех земных и внеземных существ.
Наша сущность в нашей душе. А где душа? Вот вопрос, на который многие не могут ответить. Я считаю, что наша душа расположена в нашей грудной клетке и в самом сердце. Аргументов здесь могут быть множество. Но одним аргументом не поспоришь. Это есть человеческие чувства. Они в большинстве случаев возникают как порыв из души человека. Из его грудной клетки. Из его сердца.
Я вижу женщин, их красивые наряды и всегда завидую их красоте и мне всегда хочется ощутить себя в женской одежде и когда я ее надеваю, я ощущаю гармонию и успокоение между своей душой и телом. Если б был такой закон, который не запрещал ходить людям в одежде которую он любит носить, то я уверен многие мужчины надели женское платье.
Сейчас сидя в этом кафе мы философствовали на эту тему. Кто прав? Кто говорит, что таким как мы в этом мире не место или те, кто считает нас третей по счету населяющими эту планету людьми? Я считаю, что мы такие же люди как и все. Люди со своими проблемами и радостями.
Когда я надел в первый раз платье, мне тогда было очень приятно. Мне нравилось ходить в нем. И что? Кто станет меня осуждать? Я захотел быть тем кем хотел, и я становился кем хотел постепенно. Я это я. И пусть кто хочет пусть говорит. Я себя знаю, и я такой, а теперь такая какой я хотела себя видеть. Я Эмма. Во мне мало что мужского. Я такая какая я есть.
– Как ты скажешь об этом маме?
– Так и скажу. – ответила я. – Ведь она тоже когда-то ходила со мной, и я была ее дочерью.
– Да, я тоже помню эти времена.
Белла. Так звали сестру Эммы всегда пыталась помочь своему брату, она поддерживала его в любой ситуации и когда она узнала что он надевает ее платье, она не стала его за это ругать. Она, наоборот, старалась поддерживать его во всем, в чем только могла.
– А ты Эмма готова к разговору мамой?
– Да. – ответила я. – Готова.

Много случаев, когда люди не понимают других людей. Им чуждо то, что они хотят, чем живут в своей жизни. Принять человека таким каким он есть на самом деле сложно. Порой даже невозможно. Это так как оно есть на самом деле и так остается всегда. Мы позвонили в звонок квартире номер тринадцать. Дверь открыл мой отец, увидев нас он ничуть не удивился тому что я был в платье. Он впустил нас в квартиру и крепко обняв меня спросил: – как меня теперь называть?
– Эмма.
– А мать знает?
– Нет, – ответила я. – я приехала ей сказать.
Отец понимающе посмотрел на меня.
– Значит ты решил носить платье?
– Да отец, мне в нем лучше.
– Конечно. – он крепко обнял меня. – Я тебя понимаю.
Прошел час. В квартиру вошла мама. Увидев меня, она тут же вскрикнула:
– О! – БОЖЕ? «ЗА ЧТО?» – она подошла ко мне и спросила. – Это ты? Мой сын? – на лице ее было недоумение.
– Это я.
– Значит решил?
– Окончательно.
– И как мне тебя называть?
– Эмма.
– Эмма, красивое имя. – она посмотрела на мужа. – Ну а ты что думаешь?
– Если он в так будут счастлива, то так тому и быть.
Мама села за стол. Спросила Эмму:
– Ну, и как тебе в платье?
– Я чувствую себя свободной. – ответила я. – Как будто оковы упали.
– Да. – ответила мама. Быть женщиной не то что мужчиной, гораздо лучше.
Моя сестра подтвердила мамины слова:
– Это так.


Автор: – Я когда пишу эти страницы хочу сказать, лишь тот может написать и описать женщину, ее чувства, кто поймет ее. Жизнь, как она есть, ничем не отличается от написанного. Многие люди одеваются в женское платье. Ходят в нем.


Что вообще заставляет нас одеваться иначе? Нас мужчин. На этот вопрос можно дать такой ответ: – мы чувствуем что нам необходимо разрядка, покой от той суеты которая нас всегда преследует. Мы не такие какие есть, мы более мягкие и чувствительные чем другие. Нам хочется покоя и этот покой нам приносит облегчение. Согласитесь, нам иногда неудобно в той одежде в которой мы ходим. Мы чувствуем в ней некий дискомфорт. Чувства которые нас движут. Те чувства, которые нас поглощают. Мы им подчиняемся и с этим ничего сделать не в силах.
Мы видим женское платье и хотим надеть его. Так же как и хотим надеть все остальное. Кто-то скажет что это безумие, это надо лечить, но это не так. В мире больше половина мужчин носят женское платье. Они не показывают это всем. Они себя представляют в нем. Да это так. Мы представляем себя в нем. И тем самым на какое-то время расслабляемся. Гармонируем меж собой и своим телом – душой.
Я пишу эти страницы и представляю себя женщиной. Да это так. Первый раз я надел платье когда мне было двадцать три года. Я был уже зрелым молодым человеком чтобы понимать разницу меж своим и другим обликом. Что послужило причиной этого поступка? Это я могу сказать сразу. Я не такой как все. Я более мягкий чем другие мужчины. Мне всегда говорили что у меня нет ничего мужского кроме одного… да, это возможно и так. Но в этом никто не виноват. Человек рождается таким каким он есть. И не надо ругать его за это. Примите его таким каким он есть.
И сейчас, стоя на береге реки где-то в глубинке России в тайге, где и народу нет, я чувствую себя спокойна. На мне женское платье. Я хожу в нем уже много лет. На дворе две тысячи четырнадцатый год. Я пишу эти строки и думаю: – сколько нас таких? Нас не принимает общество, в большинстве случаев нас даже не принимает семья. Кто мы? На этот вопрос нет однозначного ответа.
В книге (ЗААР) Бог есть как двух полое создание. Может мы его дети? Кто знает? Во всяком случае я счастлив, а в данный момент счастлива. Я живу так, как хочу жить. Меня изгнали из общества, а большинство такие же, как и я.



Продолжение

Я услышала позади себя чей-то женский голос. Я сразу узнала его. Эта был голос Наташи.
– А, это ты?
Она подошла ко мне и крепко меня обняла. Затем мы поцеловались.
Наташа была моей девушкой. Когда мы встретились то она сразу полюбила меня, полюбила токую какая я есть. Я рассказала ей о том, что я надеваю женское платье. На что она сказала, что ее брат тоже любит надевать женское белье, а недавно он увеличил себе грудь, и теперь не снимает их.
Я поинтересовалась:
– А как насчет всего остального?
– Он копит деньги.
– Ясно.
Мы долго смотрели на реку, сидя на траве. Тихо и спокойно было вокруг. Покой и умиротворение. Гармония меж собой и окружающим миром.


Автор:
– Счастье. А что такое счастье? Счастье – это когда тебя понимают. Сейчас я сижу у окна за компьютером и пишу. За окном льет дождь. Счастлива я? На этот вопрос могу ответить лишь я сама. – «
Нет я несчастлива. Меня не понимают. Я изгой в этом безумном мире. В мире, где все и вся требует лицемерия, нахальство, лжи»
. Это то, что и как я думаю. На эту тему можно говорить бесконечно. Строк все равно будет мало. Это закон, закон жизни. Я хотела простого человеческого счастье. А получила лишь плевки и оскорбление: – знай свое место, и ты не пострадаешь. Такова эта жизнь. Такие как мы, изгои. Изгои общество. Мы изолированы от общества. Нас много и нас нет. Нас не замечают. Но мы такие же как и все Вы. Никто не вправе судить нас. Мы живем так как хотим. Пусть это не укладывается в Ваше определение нравственности самого человека, его стремлению к свободе. Но мы есть и не принимать нас в расчет нельзя.


Дождь, весь день лил дождь. Я смотрела на небо и видела молнию. Как она прекрасна. Миг, и все кончено. Это мгновение, секундная радость видеть эту красоту. Во всех людях есть что-то от этой молнии. Это так. Порыв и желание. Секунда этих двух чувств и ты на вершине мира. Пусть даже на мгновение этот мираж. Мы чувствуем себя королями и царицами. Прекрасное чувство не правда ли?



Продолжение: Наташа

– Сегодня я встречалась с подругой. У нее есть сестра. Та рассказала мне о том, что ее сестра когда-то предложила своей матери.
Как-то раз обе женщины сидели в кафе. На улице было солнечно. У обоих женщин было прекрасное настроение. Но им не было чем заняться. В карманах было пусто. Вдруг как бы в невзначай дочь поинтересовалась у мамы; – где им достать деньги чтобы хотя бы дожить до конца месяца? Ее мать не знала, что ответить своей дочери. Тогда Катя, так звали одну из женщин предложила заработать легкие деньги и объяснила, что им ничего особого не нужно будет делать, лишь переспать с женщинами. Она убеждала что это не будет ничего значить: – Я знаю – говорила она. – Это для тебя нонсенс? Но задумайся, откуда я приношу деньги будучи безработной чтобы прожить?
– Ты говоришь, что тебе дает их твой парень?
– Очнись! Какой парень? Он бросил меня год назад. А затем я встретила Лену. Она и предложила мне с ней переспать, а затем она предложила мне спать с женщинами за деньги.
– И ты согласилась?
– Да.
Мама задумалась. Она смотрела на дочку и ей было не по себе от сказанного. Ее дочь и проститутка? Это не укладывалась в ее голове. Она спросила:
– И как оно? С женщинами лучше?
– Да, – утвердила дочь – лучше.
Мама глубоко вздохнула.
– Что ж, я согласна.
Катя достала из дамской сумочки телефон, нажала кнопку быстрого набора.
«АЛЛО, ЭТО ТЫ? СЕГОДНЯ. ДА, Я БУДУ НЕ ОДНА, ТАК ЧТО ПРИВЕДИ КОГО – НИ БУДЬ ЕЩЕ? ДА НА НАШЕМ МЕСТЕ В ШЕСТЬ».
Вот так и все было. Женщины встали изо стола и направились в неизвестном направлении.



Мое первое половое влечение

– Итак, надев женское платье, я отправился к метро «Китай-город». Что не неподалеку от Лубянки. Там стоит памятник Мелодию и Кириллу учителю словесности. Я же считаю, что они покровители нетрадиционной любви. Так как если б это было не так, власти давно решили эту проблему. Но это мое личное мнение.
Клиент не заставил себя долго ждать. Это был красивый парень лет тридцати. Он пригласил меня в ресторан. Там мы поближе познакомились, и оказалось, что он выступает по вечерам в клубе трансвеститов. Он предложил мне там работу, и я согласилась. Затем мы пошли к нему домой и там он налив мне бокал ви;на, сопроводил в свою комнату, спросил:
– Ты действительно этого хочешь?
– У меня ничего не получается с женщинами. – призналась я. – Может получиться с… – тут я запнулась.
Парень обнял меня, и я почувствовала, что он тоже не рад тому что сейчас произойдет.
– Знаешь. – сказал он. – Я тоже не могу спать с женщинами. – и в эту секунду он заплакал.
Я ласково посмотрела на него и мне стала жалко его. Мы были родственными душами, и горе объединившее нас заставило нас задуматься, задуматься о нашем будущим. Я сказала. – Ну что ж? – тяжело вздохнула я. – Давай приступим.
– Приступим.
Мы поцеловались, я нащупала его шеренгу, пощупала его упругий член, и сняв его брюки нагнулась. Помассировав ему его яйца взяла его член себе в рот и… Затем задрав подол своего платья, я нагнулась, и он впустил свой толстый член мне взад.
Я полностью разделась, и тут он увидел мою упругую женскую грудь. Он удивился.
– У тебя, что, ГРУДЬ?
– Это так. – ответила я. – Я недавно ее увеличила. Теперь коплю деньги на смену пола.
– А я думал накладная.
– Нет настоящая. – я взяла ее в свои руки. – Пощупай. – сказала я. – Она не накладная, настоящая.
Он пощупал мою мягкую грудь. И сказал:
– Тебе повезло. Ты знаешь что хочешь, а мне это предстоит выяснить.
– Ну так выясним?
– И то верно.
Мы легли в постель, парень снял с меня лифчик, и мы продолжали заниматься любовью.



Рассуждение



Автор:
– Я считаю, что у всех есть свобода выбора. Будь он гей, лесбиянка или бисексуал. Я же принадлежу к тому типу людей, которых называют транссексуалами. Здесь нет ничего предосудительного. Я считаю, что все люди в сексуальном плане равны. И им не стоит выбирать свои предпочтение. Природа решила это сама. Что делать? Этот вопрос мучает человечество уже много лет. Мы пытаемся ответить на этот вопрос, но генетика, да именно она, генетика не дает нам на него ответ.


Вот я. Я если б можно было время повернуть вспять, то я если это было бы возможно родился девочкой. Вы спросите почему? Я точно знаю, что жизнь моя была лучше чем сейчас. Почему я это знаю? Да просто знаю и все. Я, по сути, и есть девочка. Я мягкий человек, умеющий слушать других. Вы скажете, что это умеют делать и мужчины, согласен, но не так как это делают женщины. Женщины могут слушать часами, а мужчины послушав тебя около минуты скажут – пошли ты все к чертовой матери, пойди сними шлюху, напейся, а наутро опохмелившись поймешь, что так и было. Что касается женского пола, то тут все иначе. Они скажут, что не стоит из-за этого переживать, приласкают, сжалятся и пригласят к себе. Не на то, о чем можно подумать. Просто, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. А все остальное, о чем можно подумать по обстоятельствам. Таких женщин мало, но есть исключение. Интересно, если б я был бы женщиной, какой бы я была?
Месяц спустя
Итак, скажем мне повезло, и через месяц я сменил свой пол с мужского поменял его на женский. Я имею в виду пол, а не пол в квартире. Но Вы уже и так догадались. Теперь я женщина и мне стало свободно от сброшенных мужских оков. Я работаю в Москве, в клубе трансвеститов. И мне там хорошо. У меня появились новые знакомые в основном женщины. И я этому рада. Рада чему? Общению. В прошлой моей жизни все отворачивались от меня, презирали что я был таким. А сейчас все изменилось. Я есть я и никто другая личность. Многие работавшие в клубе трансвеститов и транссексуалов поддерживали меня в моем решении. Говорили:
– Ты правильно сделала. Только ты можешь решить кем тебе быть.
Рассуждение и мой сон
Что ж, все что я описала правда и нет. Сексуальная фантазия и ее влечение к чему-то иному все это есть красивая непорочная влечение ко всему прекрасному.
Здесь я описал кем я являюсь. Девственник с фантазиями. Единственное что возможно я сделал, это надел женское платье что я и делаю. Мне в нем приятно. Я чувствую раскованность и свободу.
Сон, мне приснился сон. Ко мне подошла какая-то женщина и спросила; – почему я надеваю платье и носишь накладную грудь?
На что я ответил:
– Это мое.
– Ты хотел бы носить платье?
– Если честно, то да. – признался я. – Хотел.
– На этом разговор прервался. Я проснулся. Осмотрел свое тело и… Да я спал в ночной рубашке.
Я встал, одел лежащий рядом халат. Прошел в ванную комнату, посмотрел в зеркало, и что я там увидел. На меня смотрела женщина. Это была я. Красиво. Только б это было не раздвоение личности. Хотя нет. Это не так. Я вспомнила, что сегодня вернулась домой поздно. Ведь я работала в шоу трансвеститов. Да это реальность. Я женщина. И никто не скажет иное.



Тишина

Итак, солнце уже почти скрылись за горизонтом, последние лучи уходящего солнце пали на землю, озаряя своими желтыми лучами золотистого узора ковра падшие на землю. Макушки деревьев надели на себя желтые короны, и вот последний луч уходящего за горизонт солнце бросил свой взор на сидевшую в кресле-инвалида стоящей на поле сидевшею в нем Марью. Тихий ласковый ветер весело летал возле Марьи и играл с ее длинными распущенными волосами. Возле нее стояла Лика. Верная подруга Марье, спутница в ее горе. Она словно защищала ее, ограждала от всяких бед, и несчастий. Сейчас, смотря на закат уходящего солнце, и думали о прекрасном. Они думали о чем-то возвышенным, о чем-то неземном.
Марья поинтересовалась:
– Когда Вы смотрите на эту прелесть, о чем Вы думаете?
– Покой и успокоение. – начала Лика свою речь. – Прекрасная тишина красы душевного покоя – его возвышенной тиши. О чем можно думать тут? Конечно, о прекрасном.
– А именно?
– Именно? – на секунду задумалась Лика. – Когда я смотрю на прекрасный закат, мое тело успокаивается. Все тягости покидают меня. О проблемах я как будто забываю. – Лика посмотрела на небо, и увидев вышедшую из-за туч луну, тихо сказала. – Вот и старушка луна вышла из-за туч. – В это самое время последний луч уходящего солнце скрылся за горизонтом. Луна вступила в свои права. На небосклоне замерцали звезды, и пришла ночь. Правда эта ночь не была темной. Лучи лунного света опустились на землю и осветила поле своим ласковым светом. Тихо и мирно на темном небосклоне мерцали звезды. На земле обе женщины ощущали покой и умиротворение. Лика с восхищением сказала. – Прекрасно!
Где-то в темноте мяукнул кот. И вот, из темноты, вышел белый кот. Тот самый кот, что посещал Марью и лику прошлой ночью. Он прыгнул в кресло, и лег там, где раньше у Марьи были ноги. Свернувшись клубком, он мирно уснул.
Марья посмотрела на гостя, и погладив его, сказала:
– Вернулся. – затем она сказала. – Малыш, мой Лунный кот, – она сделала паузу, и с любовью добавила. – Мой Лунный. – затем она посмотрела вдаль, и затем небо, затем сказала. – Сегодня как и вчера, полная луна. – затем она сказала. – Какая прекрасная луна. Она прекрасна как никогда. Мне кажется, что она словно говорит со мной. Говорит мне о чем-то, что мне надо знать. А может просто успокаивает. – она сделала паузу, затем сказала. – Да, она говорит со мной. Словно меня утешая, говоря: все будет хорошо.
Посмотрев на небо, Лика согласилась с Марьей. Она сказала:
– Луна-прародитель всего земного, хозяйка ночи. Мир принесла она нам на землю. Покой и тишину. Как прекрасна она. Светла. Душа ночи, ее хозяйка. Она говорит снами. Улыбается нам, и успокаивает наше бренное тело. – Лика сделала паузу, затем сказала. – Мы за день набегаемся так, что порой ночь мы не спим, или спим непробудно. Но мы вовсе не расслабляемся. Не расслабляемся и не отдыхаем. Мы просто спим, и только. Порой вставая с постели, мы чувствуем себя разбитыми. Идя на работу, мы спим, спим работая, и спим спя. Тело наше не расслабляется, не отдыхает. Мы забыли про природу, землю-мать, отца-солнце и бабушку-луну. Деда и прадеда-космоса, бесконечной вселенной. Все в суете, нет время на отдых. Бегут, суетятся все. А что им отдохнуть, погулять на природе. Отдаться ей хоть на несколько минут. Как хорошо было б. Покойно. Все тело отдохнет. Как сейчас, здесь. При свете луны мы здесь, на этом поле. Покой и тишь вокруг. Луна светит на поле и освещает светом это чудесное поле полного растущих на нем цветов. Прекрасны! Прекрасны ночные цветы в лунном свете мерцающих звезд.
– Я бы не сказала бы лучше.
– Все в этом мире красиво. Надо лишь увидеть эту красоту, и она покажет свою.
В эту минуту проснулся кот. Он посмотрел на Марью, и сверкнув глазами, в которых отражался лунный сет, встал, и повернувшись, сел. Теперь он смотрел вдаль. На поле полного лунного света. Прекрасная красота. Тут он мяукнул, и в ответ ему мяукнули несколько кошек. Они как тень вышли из ночи, и окружив Марью и Лику, сели вокруг них.
Вдали всколыхнулись деревья, и с их веток вспорхнули в небо стая птиц. Их тень отражалась в ночи лунного света, а пролетая мимо луны, их силуэты были отчетливо видны в счете бабушки-луны.
Вдали раздался грозный звук У-УХ, это филин – ночной кошмар. Он страж ночной, охотник на мышей. Его очертание в лунном свете ночного небо, и тень промелькнувшая в лунном свете, которая зависла на миг в лунном диске бабушки-луны.
Где-то вдали кукушка куковала, словно часы считала, ночной час леса.
Кто-то в траве пробежал, выглянул из травы, осмотрелся и дальше пробежал. Это суслик был, никто иной, как его семейства.
Мышь-полевка в зарослях травы пискнула. Горе ей. Филин тут как тут. Но мышка в норку прошмыгнула тут, оставив филина с носом.
Лиса-сестричка, плутовка, по полю бежала. Она из деревни только что курицу петуха утащила и полакомилась им, оставив курятник без хозяина.
Где-то вдали дятел стучал по дереву. Уничтожая вредителей он, санитар леса.
А вот и громкий голос – КАР. Ворона неподалеку пролетела. Она на ветку еле села, и каркнула во весь свой голос.
Глухарь и Тетерев появились на поляне. Они покойно стояли и слушали тишь ночи. Ее прекрасную музыку покоя.
Тишь и гладь вокруг. Покой и умиротворение. Великая природа тишины, ее покой, наследие.
Марья вздохнула полной грудью, и сказала:
– Как хорошо здесь, при луне. Покойно.
– Эта ночь словно для нас. – сказала Лика, и добавила. – Какая красота! – затем она призналась. – Я редко видела что-то подобное. – она посмотрела на небо, и произнесла. – Красиво.
Смотря на небо, Марья согласилась с Ликой, она сочинила стих, и назвала его; тишина.



Тишина

Звезды млечного пути – наш путь в кромешной тьме озаряют,
Идем мы во мраке ночи, звездного дождя.
Под небосклоном млечной ночи – плывут они во мраке ночном,
Мерцают – в лунном свете ночи.


Мерцают звезды, в поле ночном – цвета луны,
Ночные фиалки луны – цветы ночные,
Звезды в ночи – матери-земли.
Ночные фиалки тишины.
Дождь – проказник, ночью лил,
Тучи ночью звезды погасили.
Луна погасла – гасят лунный свет,
На поле фиалок ночных тишины – в любви ночной тиши.


Прекрасна тишина – тиши покоя безмятежном,
В покое душ людских – покое безмятежном.
Луна-проказница она,
Нам дарит радость любя.


Мерцают звезды – месяц светит,
Комета там летит.
В тиши ночной – во мраке ночи,
Надежда наша там и тишь.


Затем она сказала:
– Я никогда не слышала тишину. Все бегала и бегала. – тут она поняла, что ее суетливая жизнь была ничем по сравнению с этой красотой. – тут она призналась. – Я бы хотела остаться здесь, в деревне, с этой красотой. – затем она тяжело вздохнула, и с горечью произнесла. – Жаль, что это невозможно. Я не смогу жить здесь. – призналась она. – Рита права, деревня не для меня.
Лика поинтересовалась:
– Почему?
– Я не могу жить здесь потому, что… – она посмотрела на коляску и тяжело вздохнула, грустно добавив. – потому.
Понимая, что имеет в виду под словом, потому, Лика поспешила сказать:
– Может Вы не сможете жить в деревне, но ребенок… – тут она посмотрела на живот Марье, и сказала. – это его наследие. Он будет жить здесь, и ему будет чужд мир, который мы знаем. Он будет жить в ином мире.
– Марья не понимала, что имела в виду Лика, говоря, в ином мире? Она спросила:
– Что Вы имеете в виду, когда говорите, что он будет жить в ином мире?
Лика пояснила:
– Он будет заботиться о своем доме, каждый сорняк он будет уничтожать. И на его участке будут расти цветы. Цвести яблони – сады.
– Вы так говорите словно моему ребенку суждено изменить мир.
– Почему бы и нет. Ведь оттого как он ухаживает за своим собственном жильем, так он будет ухаживать за всей страной.
– Мой сын что, станет президентом?
– Почему бы и нет. Ведь великие порой рождались в нищенстве.
– Вено. – согласилась Марья с Ликой, и добавила. – Великие – это не приговор, это призвание. – затем она задала сама себе вопрос. – Что, это мое призвание родить великого человека, а самой стать… – тут она запнулась.
Лика поспешила ответить:
– Я не могу ответить на этот вопрос, это не в моей компетенции.
Тут кошки окружившие женщин встали, и повернувшись к ним задом, сделали хвост трубой. В зарослях травы пробежал кто-то? Этот кто-то пробежал быстро, как ветер. Его никто не смог разглядеть, и лишь от падающего на землю луча луны его тени, можно было разглядеть в ней что-то большое. Это рысь пробежала по полю. Быстрая хищная кошка с острыми ушками. Не прошли и минуты, как она возникла словно неоткуда снова. В песте она держала добычу – птицу. Она смотрела на Марью лунным взглядом отражающей в ее взгляде желтой луны, а та смотрела на нее. Их взгляды сомкнулись, и они не могли оторвать свои взгляды друг от друга. Сидевшая в кресле кошка-Лунная мяукнула, и кошки расступились, и рысь подошла к Марье. Она положила добычу наземь и посмотрела на нее. Их взгляды сомкнулись. Марья не испытывала никакого страха, никакого ужаса. Она была покойна.
Тут Лика сказала:
– Дотроньтесь до нее, погладьте.
Марья так и сделала. И хотя ей это было в диковинку, она не боялась эту рысь. Наоборот, она почему-то знала, что рысь ей не причинит боли или какого-либо страдание. Она не хотела этого. Она словно жалела Марью, и хотела сказать: крепитесь Марья, я с Вами.
Марья легонько улыбнулась. Она понимала, что рысь – ее друг. Кошек – наставник, их повелитель ночной их жизни.
Лунный посмотрел на Марью, и мяукнул. Словно говоря ей о том, чтобы она приняла подарок рыси.
Рысь взяла что-то с земли, и положила в ее кресло. Марья посмотрела на подарок, и увидела, что эта неубитая птица, нет. Эта живая птица, которую ни она ни кто-либо не знал. Она словно прилетела с луны, со спутника земли чтобы найти Марью. Ее оперенье ярко-желтого цвета, словно лунный свет. Глаза, как две звездочки в дальнем космическом пространстве, мерцают вдали. Яркий красный клюв, с полоской вроде губы. Вряд ли где увидишь такого.
В это самое время в воздухе раздался хлопот крыльев. Марья посмотрела на небо и, увидела в темноте лунного света, очертание птицы-журавля. Он летел в ночном пространстве небо. Он был свободен как никогда. На его пути не было ни единой преграды. Он был свободен. Марья тяжело вздохнула, затем сказала:
– Я бы хотела как эта птица, летать. Она свободна и никаких препятствий кроме шальной пули браконьера. Впрочем, и он не смог бы убить эту птицу.
– Мог бы. – с чувством глубокого огорчение сказала Лика. – Браконьеры уничтожают эту планету, эту красоту. – она сделала паузу, и затем сказала. – Звери – цари этой планеты, птицы ее вдохновение. Не будит зверей и птиц, планета погибнет. Так как человек неспособен никак сохранить ее, а том первозданном виде которая она была при рождении. Ведь человек, может сам уничтожить эту планету с ее обитателями. И погибнет затем сам. – Лика тяжело вздохнув, посмотрела на небо по которому летел журавль, и сказала. – Лишь только здесь ему не страшен охотничий ствол. Он свободен как ветер.
В это самое время птица вылетела из тени лунной ночи, и его контуры теперь можно было разглядеть под лунном светом желтой луны, его очертание – птицы летящей в небе, под луной. Гордая птица – длинный клюв. Порой он бел как снег, порой чернее ночи. А вот и бел он и чернь в одном обличье. Красив он, величав и горд.
Вдали, вот цапля показалась. Она стоит на одной ноге. Склоняя голову спит она, стоя прямо, не шевелясь. Кто может сравниться с ней? Лишь лебедь белокрылый. Он здесь, неподалеку, средь травы. Там, вдали, озеро красива. Луна отражается в нем, живут там птицы.
Ночь тиши – покоя, безмятежный дух. Краса любви и умиротворенье. Как много в ней прекрасного, как много в ней любви. Покоя безмятежный дух любви.


Автор: – Порой мне кажется, что ночь прекрасна и чиста, жаль, что никто ее не понимает. Великая ночная тишина, покоя и любви желает. Мой друг, послушай тишину, и насладись гармонией ее. В ночи лишь тишь, и больше ничего. Умиротворенье и гармония человеческой души.


Сидя в кресле Марья, была покойна и невинна. Сидевшая на кресле птичка, смотрела на нее и щебетала. Мой бог, какая красота. Душа поет и рвется на свободу. И птичка радостно вспорхнуло, и улетела прочь. Печаль собою унеся, и нову жизнь ей принеся. Аист – ребенка жизни.
Печаль прошла, и радость к ней пришла. И кошки замяукали счастлива. А рысь, она осталась с ней, и Марья ее погладив сказала:
– Я счастлива как никогда вовек, и счастлива. Ребенка чувствую я во чреве, он говорит со мной.
– О чем?
– О жизни, о том, что не стоит отчаиваться. Все будет хорошо. И я рожу его и воспитаю. Он станет честен и правдив, он станет президентом. И будет править он справедливо. Народ любить его будет. И он народ не подведет, и воинов при его правление не будет. Народ его сам изберет, и партия тут не поможет.
– Все это Вы узнали только что, Вы в этом уверены?
– Абсолютно.
– Откуда?
– Ночь, луна и звезды на небосклоне мерцают ярко, они мне и сказали.
– Что ж, вот и ответ. – сказала Лика. – Не все то золото что блестит. В увечье Вашем есть и радость, Вы как Мария родите спасителя мира. Ведь Марья производное от Марии, не так ли?
– Так. Но я не Мария!
– Разве?
– А кто ж Иосиф?
– Он уже в пути. Он будет здесь при рождении ребенка. Он кто угодно, просто человек. А может он и ангел. Смотрите, он вдали человек стоит. Я вижу его очертание.
Марья смотрит вдаль и видит силуэт человека:
– Кто он?
– Просто человек.
– Мы с ним встретимся?
– Едва ли. Он лишь будет невидима помогать, а появится он в жизни Вашей, вряд ли.
– Кто он?
– Ваш ангел-хранитель. Он будет оберегать Вас Марья.
– А Вы?
– Я тоже.
– Вы в двоим?
– Он брат мой.
– Вы не говорили.
– Не нужно было, вот и не говорила.
– А сейчас?
– Его помощь необходима. Одним нам не справиться.
– Разве нужен еще кто?
– Защитник Ваш, не подруга.
– Путь будет тернист?
– Это точно. Я не могу быть всегда при Вас, он будет с Вами когда нас нет.
– Ясно. Как его зовут?
– Иосиф.
– Как библейского героя.
– Так.
– Что ж, пусть так. Я приму помощь. – она помахала рукой мужчине, и тот исчез.
Сидящей на кресле кот-Лунный мяукнул, и Марья почувствовала как в ее животике кто-то как будто сказал ей. Все в порядке, пора.
Лика сказала:
– Скоро рассвет, – сказала Лика. – пора уходить.
– Пора. – с печалью сказала Марья. Взявшись рукой за живот. Затем она тяжело вздохнув, добавила. – Все же, как бы я хотела узнать, кто этот человек, отец моего ребенка?
Лика ответила:
– Конечно ни те молокососы что умерли.
Марья косо посмотрела на Лику, тяжело вздохнула:
– Это жестоко. – сказала она. – Они этой смерти не заслужили.
– Каждый выбирает себе смерть не зная об этом. – ответила Лика, и затем добавила. – И только те люди которые признают смерть как неизбежный факт жизни, доживают до своего логического конца.
– Я умру?
– Не сейчас. – успокоила ее Лика. – Вы проживете свой век, – сказала она. – и умрете когда придет срок.
– Когда?
– Этого никто не скажет.
– Кто Вы, Лика?
– Человек.
В это время чей-то голос сказал:
– Пора.
Марья обернулась и увидела какую-то женщину, и вдали авто.
Женщина щелкнула пальцами, и все кошки убежали, и лишь Лунная кошка осталась сидеть в коляске Марье.
Марья смотрела на луну, а та смотрела на нее. Казалось что они как будто что-то говорили друг с другом. Марья понимала луну, и отвечала ей. Они говорили телепатические, каждая из них говорила о прекрасном. Об этой ночи, о покое и тишине. Все было хорошо. Жаль, что все прекрасное рано или поздно кончается, и наступает жестокая жизнь.
– Пора. – сказала Лика. – Пора. – она зашла за коляску в которой сидела Марья, и взяв его за ручки повезла ее к стоящему неподалеку на дороге TAXI.
Марья поинтересовалась:
– Куда мы поедем?
– Ко мне. – ответила Лика, и тяжело вздохнув, тихо добавила. – Ко мне.
Рассказы: истории разных людей

Эта книга содержит несколько историй из моих опубликованных книг. Они обо всём. Одна из них о том, как ведётся уголовное расследование. В телепередачах об уголовщине всё просто: преступление, следствие, суд, приговор. Но всё ли так просто на самом деле? Как докопаться до правды и вынести справедливое решение? Суд. Только суд способен беспристрастно вынести вердикт. Другие содержат мистический смысл. Они о покое души. О равновесии души и тела.
Обложка моя. Сделана в Раменском парке.
Содержит нецензурную брань.



Дело №



Глава 1
Расследование

Корыстолюбова доставили в тюрьму ФСБ, где ему предъявили обвинение. Обвиняли его в измене родине. В шпионаже против России в пользу Грузии. Он отрицал обвинение, но все было тщетно. Улики были неоспоримы. Также его обвинили в том, что он способствовал убийству Шуры, он же Крапин Александр Евгеньевич.
– Я этого не признаю, – заявил он, – это наглая ложь! Я буду жаловаться! – неистовствовал он. – Что за бред, Вашу мать? Другое выдумать не могли?
Следователь заявил:
– У нас есть доказательство Вашей причастности к этому убийству.
– Эта наглая ложь! – с полной серьезностью заявил Эдуард Вельяминович. – Я этого не совершал, – сказал он и добавил: – Вам просто нужно меня в чем-то обвинить, чтобы избавиться от меня, не так ли?
– Если мы хотели это сделать, то сделали бы это.
– Тогда что? Вам нужны камни? Эти проклятые украшение Лозань?
– Они у нас.
– Тогда что?
– На предварительном следствии Ваша знакомая Мария рассказала нам занимательную историю…
– Мария? – перебил Корыстолюбов следователя. – Я впервые слышу это имя.
– Разве? – удивился следователь. – А она Вас знает.
– Но я ее нет.
– Разве? – Следователь достал из стоящего на полу портфеля фотографии и предъявил их Эдуарду Вельяминовичу на опознание. – Теперь узнаете?
Корыстолюбов посмотрел на фотографии. На них был виден он с некой женщиной. Он сразу узнал ее. Да и как же ее он не узнал. Это была Мария. Мария, его подруга. Но он эти снимки не признал за настоящие. Он отбросил их от себя. И заявил:
– Кто бы эта женщина ни была, я ее не знаю. Да и вообще я с ней никогда не встречался. Фотомонтаж и только.
Следователь говорил, протоколируя все, что Корыстолюбов говорил.
– Разумеется. Вы утверждаете, что это – фальшивка, но как же можно опровергнуть то, что я сейчас Вам покажу.
Корыстолюбов усмехнулся.
– Что же это такое?
– Это видеоролик с Вами и Марией и экстрасенсом. Там видно, что Вы даете деньги экстрасенсу, чтобы он что-то внушил Марии. Затем экстрасенс выполнил Вашу просьбу. Я хочу знать, что такого Вы внушили Марии, что после этого она стала подчиняться Вам.
– Это только Ваши домыслы.
Следователь предложил:
– Тогда, если Вы не возражаете, посмотрим пленку?
– Посмотрим.
Корыстолюбова провели в просмотровый зал. Включили проектор. На белом холсте экрана он увидел себя, Марию. Они гуляли по старому Арбату, смеялись, фотографировались.
Вот они в каком-то кафе, пьют чай, о чем-то разговаривают. Но вот ей стало плохо. Эдуард что-то кричал, к нему подбежали люди. Кто-то вызвал скорую.
Затем просмотр возобновился, когда Эдуард Вельяминович говорил с какой-то женщиной.
Следователь попросил смотреть внимательно.
Корыстолюбов увидел, что он дает женщине конверт. Она открыла его и вытащила из него пачку денег. Затем она удивленно посмотрела на Корыстолюбова. Она не понимала, за что он ей готов отдать столько денег. Но вскоре, выслушав Эдуарда Вельяминовича, она улыбнулась и, положив деньги обратно в конверт, положила их в ящик стола.
Следующий эпизод этой истории в картинках. Эдуард Вельяминович видел, как на пленке эта женщина что-то внушает Марии. Она словно ее держала под гипнозом. Она внушала ей что-то.
Закончив просмотр, следователь поинтересовался у Корыстолюбова:
– Что Вы на это скажите?
– Что Вы меня чушью кормите? Разве не ясно – это не я.
– Кто же это, по-Вашему?
– Человек, который на меня похож, – заявил он, – и только.
– Хорошо, – сказал следователь. – Мне, как и Вам, спешить некуда. Я подожду. Может, Вы одумаетесь, и я не предъявлю Вам неопровержимые улики, от которых Вы не отмахнетесь.
Когда следователь произнес эти слова, на лице Корыстолюбова был виден испуг. Он не мог понять, лжет следователь или нет. Он знал: на него у следователя ничего нет. Только эти проклятые камни. Камни Лозань и все. Что еще было у следователя на руках, блеф или нет? Что-то он все же раскопал на него? Это он не знал. Когда его проводили в камеру, следователь посоветовал подумать и принять правильное решение.
Вечерело. В камере предварительного заключения сидел человек. Впрочем, какой он человек. Наемный убийца, киллер. Киллер, нанятый Корыстолюбивым, чтобы ликвидировать Крапина Александра Евгеньевича или, как ласково его называли, Шуру. Заводи задержанного, Козлов Иван Федорович. Сейчас он давал показания, а следователь их протоколировал.
Следователь спросил:
– Как и где Вы познакомились с Корыстолюбовым?
– Я его знал давно, еще со школьной скамьи.
– Он предложил Вам убить человека?
– Да.
– Вы согласились сразу?
– Да. Я всегда выполнял за него его грязную работу.
– В каком смысле?
– Он поручал мне разобраться с его конкурентами.
Следователь предположил:
– То есть?
И Козлов подтвердил:
– Совершенно верно, Вы правильно меня поняли.
– Расскажите об убийстве Шуры. А к Корыстолюбову мы еще вернемся.


Из показаний Козлова


– Мне было поручено ликвидировать Крапина Александра Евгеньевича. Я, как обычно, согласился. Он дал мне адрес, и я направился туда. Я быстро нашел его дом, вошел в подъезд. Я поднялся на четвертый этаж, позвонил в звонок. Мне открыла дверь женщина. Она спросила:
– Кто Вам нужен?
– Мне нужен Крапин Александр Евгеньевич.
– Это я?
Я тогда не понял, но он мне сказал, что давно он не тот, за кого его все принимают.
– Я это понял.
– Так что Вам?
Я сказал, что друг передает ему или ей привет и, вытащив пистолет, прицелился и приказал войти в квартиру. Я не ожидал, что этот человек окажется сильней меня. По словам Эдуарда, я его убил бы запросто. А тут? Вот невезуха, она обезоружила меня, а дальше Вы знаете.
– Да, – сказал следователь, – не повезло Вам. – Он сделал паузу. – Вы сказали, что Вас попросили убить Шуру, потому что она что-то знала? Что именно?
– Мне сказали, что этот человек чем-то шантажирует его девушку. Я не вдавался в подробности, но мне это и не надо.
– Вы ничего не знаете об убийстве Жени?
– Я слышал что-то об этом деле.
– И что-нибудь Вы знаете об этом деле?
– Я слышал только, что это дело запутанное. Говорят, что были двое убийц.
– От кого Вы это слышали?
– От Корыстолюбова.
– От Корыстолюбова?
– От него. Он сказал, что Шура как свидетель должна быть ликвидирована.
– Значит, Эдуард Вельяминович все же сказал, чем Шура опасен для него и его подруги.
Иван Федорович поморщился.
– Это он мне сказал, но я? – Он запнулся.
Следователь поинтересовался:
– Почему Вы сразу не пошли в полицию?
– У меня много грехов, чтобы говорить о них.


Из показаний Крапина Александра Евгеньевича


– Я никого не убивала. Это фантазия этого безумца.
– Вы согласны пройти проверку на детекторе лжи?
– А если откажусь, Вы на меня повесите убийство?
– Нет, хотя…
– Согласна.
– Детектор лжи Шура не прошел. Она солгала, и я задержал ее и предъявил обвинение в убийстве.

Старший следователь по особо важным делам Р. Э. Дотошный



Из показаний Козлова


– Шура была напугана моим появлением. Она была в ярости, узнав, что ее заказали. Это мое признание я прошу считать добровольным. Шура была причастна к убийству Жени. Она была там. И я ее видел. Она вместе с какой-то женщиной убила какую-то женщину, а затем Шура ушла.
– Вы это видели собственными глазами?
– Да. Я был одним из гостей Жени.
– Вы с ней были знакомы?
– Не с ней, с ее отцом.
– Как его звали?
– Его зовут Крысов Виктор Владимирович.
– Откуда Вы его знаете?
– Мы – коллеги по работе.
– Почему Вы решили сменить показания?
– Я здесь, но мне неохота задерживаться здесь.
– Отвечать за содеянное все равно придется.
– Я знаю.


Из показаний Крысова


– Я уже говорил, что я непричастен к смерти Жени. А где камни? Докажете, что они у меня?
– Вы готовы пройти проверку на детекторе лжи?
– Нет.
– Тогда Вам автоматически предъявят обвинение в пособничестве убийства.
– Ха! Докажете, что это был я?
– Докажем.

ОПОЗНАНИЕ

– Вы узнаете кого-то из присутствующих?
Козлов внимательно посмотрел на присутствующих.
– Вот этот.
Следователь уточнил.
– Кто именно?
– Слева у окна. Я видел его в ту ночь, когда было совершено убийство.
– Крысов, встаньте.
Крысов встал.
– Вы уверены, что это он?
– Абсолютно.
– Свидетели, распишитесь в протоколе опознания. И Вы тоже.
После того как опознание было завершено, Крысов сказал, что в ту ночь многие были на улице, при чем здесь я?
– Мы Вас не обвиняем, – сказал следователь. – Мы просто расследуем убийство.
– И Вам нужен тот, на кого можно его повесить?
– Нет, – заявил следователь, – мы этим не занимаемся.
Сейчас, сидя в следственном изоляторе в камере предварительного заключения Корыстолюбов, вспоминая о том, что было тогда на самом деле, он хотел все вернуть назад и избавить ее от этой ошибки. Он считал, что тогда ее стоило сдать в полицию или в психушку. Тогда он не оказался в такой ситуации. Но он этого не сделал. И теперь сидит здесь, в этой камере, и ожидает суда или оправдание. Еще этот свидетель, черт его возьми. Кто он? Этого Корыстолюбов не знал.
В камеру предварительного заключения вошел следователь. Он был в хорошем настроении, веселый. Сев за стол напротив Корыстолюбова, он строго спросил:
– Надумали признаваться, или сейчас мы проведем очную ставку?
Корыстолюбов усмехнулся.
– Да у Вас на меня ничего нет! – сказав эти слова, Корыстолюбов отмахнулся. И добавил: – У Вас ничего на меня нет. И я требую адвоката.
– Ваше право, – сказал следователь. – У Вас есть адвокат?
– Да.
– Хорошо. У Вас есть право на один звонок. Вы кому позвоните?
– Его зовут Рог Петр Родионович. Он мой адвокат.
– Хорошо. Сейчас Вам принесут Ваш телефон. Вы сможете сделать один звонок.
В камеру вошел помощник следователя. Он принес сотовый и положил его на стол.
– Спасибо, – сказал следователь. – Вы можете быть свободны.
Когда помощник ушел, следователь набрал номер, данный ему Корыстолюбовым и, нажав клавишу вызова, он отдал сотовый Эдуарду Вельяминовичу. Тот взял аппарат и, прислонив его к уху, сказал:
– Алло.
Через час Петр Родионович Рог приехал в следственный изолятор и, получив полное представление об этом деле, заявил, что его клиента они не имеют право задерживать больше чем не сорок восемь часов без предъявления обвинения. А таковое отсутствует.
– Но, – заметил следователь, – до окончания этого права у меня остался час времени.
– Это так, – согласился адвокат, – поэтому я советую моему клиенту больше ничего не говорить.
– Он что? Боится сказать что-нибудь не то? У него есть, что скрывать?
– Моему клиенту скрывать нечего.
Следователь внимательно посмотрел на Корыстолюбова и сказал:
– А мне кажется, есть что скрывать.
Адвокат усмехнулся.
– Да это все Ваши необоснованные домыслы.
Следователь посмотрел на адвоката и предложил ему устроить очную ставку в соответствии с законом, статьей № 164 УПК РФ.
Рог посоветовался с Корыстолюбовым. Затем он сказал, что очная ставка не может быть без второго подозреваемого или свидетеля.
– Разумеется.
– Это Ваше условие?
– Да.
– Но кто этот человек?
Следователь усмехнулся.
– Увидите.
Корыстолюбов может и догадывался, кто этот зловещий для него субъект, который может обречь его на долгое заточение в тюрьме. Этого он допустить не мог. И не хотел эту очную ставку. Но следователь был упертый сукин сын и на своем он настаивал до последнего. Он заявил:
– Я имею право на отказ от очной ставки.
– Это Ваше право.
– Тогда мой клиент свободен?
– Нет, – заявил следователь. И предложил ему пройти детектор лжи.
Рог спросил:
– Зачем?
– Если он его пройдет, он свободен. Если откажется, он автоматически превратится из подозреваемого в обвиняемого. Решать Вам, Эдуард Вельяминович.
Рог презрительно посмотрел на следователя. Он понимал, что тот не отпустит его клиента. Он хотел обвинить его и посадить на долгий срок. Адвокат заявил:
– Эта шантаж!?
– Нет, – ответил спокойно следователь. – Это лишь только предварительное расследование.
– Но Вы для себя уже все решили?
Следователь усмехнулся.
– Я ничего не решил, – сказал он, – просто факты говорят сами за себя.
Рог небрежно бросил:
– Какие еще там факты? Ха! Факты у Вас. Вы предъявите эти факты, а потом поговорим.
– Факты само собой, – сказал следователь. – Я прежде хочу провести очную ставку или чтобы Вы, Эдуард Вельяминович, прошли детектор лжи. Что может быль проще?
Адвокат посмотрел на Корыстолюбова. Тот сидел за столом и, смотря на стол, о чем-то размышлял. Он не знал, что вообще сказал ему Козлов. А только он, по его мнению, должен был быть тем свидетелем обвинения, на котором настаивал следователь.
Очная ставка. Что она даст ему? Он не знал, что сказал Козлов. Да какой он Козлов, козел и больше никто.
– Я согласен на очную ставку, – неожиданно заявил Корыстолюбов. – И покончим с этим.
– Вы уверены?
– Абсолютно, Петр Родионович.
– Вот и хорошо, – сказал следователь. – Руководствуясь статьей № 192 УПК РФ, я провожу очную ставку.


Статья № 192 УПК РФ гласит. Если в показаниях ранее допрошенных лиц имеются существенные противоречия, то следователь вправе провести очную ставку. Очная ставка проводится в соответствии со статьей № 164 настоящего Уголовного кодекса.


Прошел один час – и очная ставка.
Перед очной ставкой Рог поинтересовался:
– Почему Вы согласились на очную ставку? У следователя не было никаких доказательств Вашей вины. – Он посмотрел на него. – Или Вы что-то боитесь?
– Я не пройду детектор лжи, а очная ставка – кто знает, чем она мне грозит?
– Вы знаете, кто Ваша заноза в заднице?
– Догадываюсь.
– Кто?
– Козлов Иван Федорович. Он мой личный работник по особо важным делам.
Рог настороженно спросил:
– То есть?
Он уже знал ответ Корыстолюбова, но хотел услышать эти слова от него. И он услышал.
– Вы меня правильно поняли.

ОЧНАЯ СТАВКА:


Камера следователя.


В камере стоял стол. И пять стульев. Что удивило Корыстолюбова. На столе стоял телефонный аппарат. У телефонного аппарата сидел следователь, а справа от него сидел Корыстолюбов и его адвокат, Ккторый был приглашен сна очную ставку по статье № 53 УПК РФ своим клиентом. Сейчас они ждали, ждали человека, с которым была назначена очная ставка. Корыстолюбов считал, что это Козлов, с ним у них состоится очная ставка. Но он ошибался. В камеру зашел помощник следователя. Он сказал:
– Задержанная доставлена.
После этих слов у Корыстолюбова пробежали по телу мурашки. Он испугался. Кто это мог быть? Кто вообще эта женщина? Я ее знаю. Эти вопросы мучили Корыстолюбова.
Следователь сказал:
– Пригласите.
В камеру в наручниках под конвоем вошла Шура.
Увидев ее, Корыстолюбов встал с места. У него не было слов. Он стал мраморным. Было видно, что он был напуган.
– Ну, здравствуй, Эдуард Вениаминович, не ожидал, ублюдок. – Она харкнула на пол. – Сука.
Корыстолюбов тотчас заявил:
– Я не знаю, кто этот человек. Я с ним не встречался. И вообще, все это – провокация, и я ни на какие вопросы отвечать не намерен. Так запишите в протокол.
– Хорошо, – сказал следователь. И занес все слова Эдуарда Вельяминовича в протокол. – Будь по-Вашему. – Затем следователь обратился к Шуре: – Вы что скажите?
Шура села за стол. Посмотрела на Корыстолюбова взглядом, полным ненависти, и сказала:
– Этот подонок прикончил Женю.
Следователь посмотрел на Корыстолюбова.
– Эта психическая, – сказал он, – не знает вообще, о чем говорит. Я ее и ее бредни не хочу слушать.
Следователь заметил:
– Но Вы согласились на очную ставку?
– Да, – подтвердил Эдуард, – согласился.
– Вот Вам очная ставка, – сказал следователь и предположил: – Может, Вы ожидали увидеть другого человека?
Корыстолюбов сделал вид, что он не понимает, о ком идет речь.
– Что? Кого Вы имеете в виду?
– Например, некого Козлова Ивана Федоровича.
– Кто он? – Эдуард сделал удивленное выражение лица. – Я с такой фамилией никого не знаю.
– А он Вас знает, – сказал следователь и, взяв трубку телефонного аппарата, попросил привести.
Дверь камеры открылась, и под конвоем из двух человек в камеру вошел человек. Он был измотан, и было видно невооруженным взглядом, что он уставший. Уставший от бесконечных и однообразных вопросов следователя.
Следователь поинтересовался у Корыстолюбова:
– Вы этого человека знаете?
Корыстолюбов окинул небрежно пришедшего и сказал:
– В первый раз вижу этого человека.
Козлов сел за стол.
Вмешался адвокат, он сказал:
– Мой клиент заявил официально, что этих двух людей он не знает. И потому не намерен отвечать на задаваемые здесь вопросы.
Следователь ответил:
– Это его право. Но на один вопрос для протокола он обязан ответить.
Рог спросил:
– Какой?
Следователь начал очную ставку.
– Корыстолюбов, – сказал он, – Вы можете не отвечать или отвечать на мои вопросы, это Ваша право. Но на два вопроса Вы обязаны ответить.
Корыстолюбов спросил:
– Какой.
– Как Вас зовут?
– Корыстолюбов Эдуард Вельяминович.
– Вы знакомы с присутствующими здесь людьми?
– Нет, не знаком.
Следователь занес в протокол допроса слова Корыстолюбова и поинтересовался у Шуры.
– Как Вас зовут?
– Крапин Александр Евгеньевич или просто Шура.
– Вы транссексуал?
– Нет.
– Вы трансвестит?
– Да.
– Знаете ли Вы этого человека?
– Да, это Корыстолюбов Эдуард Вельяминович.
– Откуда Вы его знаете?
– Он не раз посещал наше шоу.
– Какое шоу?
– Шоу трансвеститов.
Следователь обратился к Корыстолюбову.
– Корыстолюбов, Вы подтверждаете слова Крапина?
Адвокат сказал:
– Вы можете не отвечать на этот вопрос.
Корыстолюбов ответил:
– Я этого человека не знаю. На подобные шоу я не хожу.
Следователь записал показание в протокол и спросил Крапина.
– Вы знаете этого человека?
– Да. Эта Козлов Иван Федорович.
– Откуда Вы его знаете?
– Он хотел убить меня.
– Поясните.
– Недавно в мою дверь позвонили, я открыла. На пороге стоял этот Козлов. Он сказал, что друг передает мне привет, и, вытащив пистолет, прицелился и приказал войти в квартиру. Хорошо, что я могу постоять за себя, а то… мы бы с Вами не разговаривали.
– Козлов, Вы подтверждаете показание Крапина?
– Да, подтверждаю.
– Корыстолюбов, Вы подтверждаете, что наняли Козлова убить Крапина?
– Нет. Это поклеп. Ложные и необоснованные обвинения в мой адрес. Где доказательства, я Вас спрашиваю?
Следователь пристально посмотрел на Корыстолюбова. Со стороны казалось, что он изучает его. Оценивает его адекватное состояние.
– Будут и доказательства. – Он обратился к Козлову. – Ваше полное имя?
– Козлов Иван Федорович.
– Чем Вы занимаетесь?
– Я выполняю поручения моего шефа.
– Кто Ваш шеф?
– Он, Корыстолюбов Эдуард Вельяминович.
Козлов тотчас заявил:
– Я этого человека в первый раз вижу.
Следователь подметил:
– Вы уже это говорили, Эдуард Вельяминович. – И снова обратившись к Козлову, он спросил. – Какие поручения Корыстолюбов Вам поручал?
– Разные.
– Точнее?
– Он поручал мне так называемую грязную работу.
– Что за работа?
– Разная.
– Точнее?
Козлов прошипел сквозь зубы с нескрываемым призрением:
– Он поручил мне убить этого.
Шура заявила:
– Прошу меня не оскорблять, а то я и в суд могу подать.
Следователь поддержал Шуру.
– Прошу не оскорблять друг друга. Вам, Козлов, я выношу предупреждение, и, если Вы еще себе такое позволите, я привлеку Вас к административной ответственности. Вы меня поняли?
– Да, я Вас понял.
– Итак, продолжим. – Следователь снова задал вопрос Козлову. – Чем Корыстолюбов мотивировал свой приказ?
– Как я уже говорил, он сказал мне: этот человек шантажирует мою подругу, и от него надо избавиться.
– То есть?
– Убить.
– Вы согласились?
– Да, согласился.
– Корыстолюбов, Вы подтверждаете показание Козлова?
– Нет.
Следователь снова спросил Шуру:
– Как Вы думаете, Шура, за что он хотел Вас убить?
– За то, что его любовница убила при моем участии Женю.
– Кто такая Женя и как зовут любовницу Корыстолюбова?
– Ее зовут Пикун Мария Сергеевна. А убитая Женя, я не знаю, кем она ей доводится.
– Протестую, – заявил Рог. – Все эти обвинения не обоснованы ничем, кроме ее слов.
Следователь сказал:
– Всему свое время. – Он снова обратился к Шуре. – Расскажите поподробнее.
– Все началось, когда Корыстолюбов посетил наше шоу. Он подошел ко мне и предложил работу.
– Что за работа?
– Войти в доверие в семью и узнать, находятся там украшения некого Лозань. Я согласилась.
– Вы тогда уже были женщиной или еще оставались мужчиной?
– Тогда я была еще мужчиной.
– Вы согласились на эту просьбу Корыстолюбова.
– Да, согласилась.
– Почему?
– Он мне пообещал оплатить операцию.
– Какую операцию?
– По смене пола.
– Что дальше?
– Я познакомилась с отцом Жени, Виктором. Он оказался забавным человеком.
– Что значит забавным? – не понял следователь. – Поясните.
– Мы любили друг друга.
– То есть?
Шура подтвердила.
– Да, в том самом.
– Вы выполнили просьбу Эдуарда Вельяминовича.
– Да, – сказала Шура. – Виктор показал мне их, эти украшения Лозань, и я сама захотела овладеть этими украшениями.
– Они что, настолько прекрасны?
– О! Да. Великолепны.
– И что произошло дальше?
– Дальше я встретила Марию Пикун.
– Как она Вам показалась, привлекательна?
– Да, если б я был натуралом, то обязательно позвал бы ее замуж.
– Но Вы не натурал?
– Как видите, нет.
– Итак, продолжим. Мария Пикун Вам предложила убить Женю или нет?
– Она мне показалась жестоким человеком и…
– Постойте, – перебил ее следователь, – Вы только что сказали, что если Вы были натуралом, то влюбились бы в нее?
– Это так, – подтвердил Шура и добавил: – Я говорила о ее внешности.
– Понятно. Продолжайте.
… – мне казалось, что она не тот человек, за которого себя выдает.
– Почему так Вам показалось?
– Она была жестока и самолюбива. Она всегда говорила, что она красива, но несчастна, и счастье ее лежит в этих украшениях. Она попросила меня как женщина женщину, чтобы я помогла ей обрести ее счастье.
– И Вы согласились?
– Да, согласилась.
– Вы сказали, что она попросила Вас как женщина женщину.
– Да.
– Она знала, что Вы…?
– Я сама ей сказала, что я не люблю женщин, а предпочитаю мужчин.
– Что произошло в ту роковую ночь, когда произошло убийство?
– Убийство? – Шура усмехнулась. – Хорошо, – сказала она, – я расскажу, что знаю. Я была на улице, когда Женя шла по улице с Настей. Они о чем-то разговаривали, смеялись. Но вот Настя остановилась у палатки, а Женя пошла дальше. Она завернула за угол, и в этот момент Жене приставили нож к горлу и прислонили к стенке. Я слышала, как Женя кричала. – Что тебе надо? Мама! – И она с озлобленной усмешкой сказала. – Тебя. И в это время из темноты подошла я. Я ударила Женю в живот, и та плюнула кровь. Мария тогда спросила у меня: где украшение Лозань? Я посмотрела на Женю, а потом на Марию. Во взгляде Марии я ничего не видел: в нем не было ничего человеческого. Он был бездушный. В ее взгляде она видела голодную пустоту. Она приказала, чтобы я ее обыскал, и я это сделал. Я обыскал ее и ничего не обнаружил. Мария улыбнулась. В ее улыбке преследовалась ненависть и жестокость к Жене. Она решила для себя все, и вот – удары ножом в тело Жене. Та упала наземь, а Шура все еще добивал ее. Но вот ее сердце остановилось. Она мне приказала, чтобы я уходил, что она сама все заделает. Затем она неистово взрывала: не-е-е-е-е-е…т! Она с ненавистью посмотрела на Женю. – Черт с тобой. Я сама их найду. Сука.
Я ушел, а Мария осталась возле ее трупа. Вот так это было. С тех пор прошло два дня. И вот Женя была найдена мертвой.
Следователь записал показания Крапина Александра Евгеньевича. И спросил:
– Значит, Вы признаете, что убили по просьбе Марии Пикун Женю Крысову.
– Да, признаю. Но она была инициатором этого преступления.
– А Корыстолюбов? В чем его соучастие в этом деле?
Козлов посмотрел на Крапина и сказал:
– Это Все из-за него, – обвинял Шуру Козлов. – Если б не он, то и дела не было.
– А если б не ты, – отпарил Шура, – то нас вообще здесь не было.
Следователь вмешался в разговор:
– Хватит, – сказал он. – Вы еще подеритесь мне тут!
Тут вставил слово адвокат:
– Значит, мой клиент в этой истории не при чем?
Следователь усмехнулся:
– С чего Вы это взяли?
– Как же с чего? – удивился Рог. – Крапин Александр Евгеньевич признался, что убил Женю, и Козлов просто захотел отомстить за убийство. А то, что его об этом попросил мой клиент – это необоснованно.
Следователь отпарил:
– Но этот факт признал Козлов?
– Нашли, кому верить, Убийце? Серой личности этой истории. Который сидел в тюрьме, я предполагаю. Впрочем, с этим надо разобраться.
– Вот именно, – согласился следователь, – надо разобраться. А пока я не могу отпустить подозреваемого Корыстолюбова. И я вынужден продолжить очную ставку. – Он обратился к Корыстолюбову. – Эдуард Вельяминович, Вы подтверждаете слова Крапина?
– Нет.
– А Вы, Иван Федорович, Вы подтверждаете показания Крапина?
– Я знаю только то, что сказал мне Корыстолюбов. Этот рассказ схож с показаниями Крапина.
Следователь обратился к Корыстолюбову:
– Эдуард Вельяминович, Вы слышали показания Козлова и Крапина, что Вы можете сказать по этому поводу?
– Ничего.
– Не заставляйте меня предъявить Вам улику, от которой Вы не сможете отвертеться.
Корыстолюбов отпарил:
– Вы предъявите сначала улику, а потом мы поговорим.
– Ваше право. – Следователь снял с аппарата телефонную трубку. – Принесите улики, прошу Вас.
Следователь положил телефонную трубку на аппарат, а помощник следователя принес ящик с уликами. Он положил его на стол и, открыв его, ушел.
Присутствующие вздрогнули. Они не знали, что находится там, в этом ящике. Но они не выдавали свой страх перед грядущей неизбежностью. Только один человек был по-настоящему напуган. Его звали Корыстолюбов. Со своим адвокатом он мог дать бой, но не улике. Где и когда он успел оставить свой след? Этого он не знал.
Следователь сказал:
– Здесь то, от чего Вам, Корыстолюбов, не отвертеться, как бы Вы это ни хотели.
Рог поинтересовался:
– Что же там? – Он не скрывал своего любопытства и в то же время, как и все, страшился того, что находится в этом ящике, что?


Статья № 193 УПК РФ. Предъявление для опознания.


Статья № 193 УПК РФ гласит. Следователь может предъявить для опознания лицо или предмет свидетелю, потерпевшему, подозреваемому или обвиняемому. Для опознания может быть предъявлен и труп.


Следователь вытащил из ящика нож в пакете и положил его на стол.
– Корыстолюбов, Вы узнаете нож?
– Нет.
– Козлов, тот же вопрос. Вы узнаете нож?
– Да. Этот нож дал мне Корыстолюбов.
– Зачем он Вам его дал?
– Чтобы я от него избавился.
– Чем он мотивировал свою просьбу?
– Он сказал, что этот нож не должен был быть найден, так как он проходит по мокрому делу.
– Он не объяснил, по какому делу?
– Нет.
– Вы уверены, что это тот нож, от которого Вам было поручено избавиться Корыстолюбовым.
– Да.
Следователь обратился к Шуре.
– Вы узнаете этот нож?
– Да. Этим ножом была убита Женя Крысова.
– По каким признакам Вы его узнаете?
– Видите, острее ножа как будто перекушено.
– Вижу.
– Он сломался тогда, когда я вонзила нож в Женю, – объяснила Шура. – Так этот осколок в ее теле и остался.
– Этот осколок? – следователь предъявил перекушенное острие ножа. Та посмотрела на него и подтвердила:
– Он.
– Откуда у Вас этот нож?
– Мне дал его Корыстолюбов.
Не выдержав обвинение в свой адрес, Корыстолюбов воскликнул:
– Это ложь!!!.. – Он неистово запротестовал. – Я никому ножи не давал. А этот в первый раз вижу.
– Вы не волнуйтесь, – сказал спокойно следователь. И обратившись к адвокату Рог, попросил его успокоить своего клиента. – Я вижу, правда колет Вам глаза, – сказал следователь Корыстолюбову. – Вы боитесь, что Вы окажетесь в зале суда?
Рог возмутился:
– На что Вы намекаете?
– Ни на что я не намекаю, – ответил спокойный следователь. – Я просто сказал, чтобы Вы успокоили своего клиента.
– Хорошо, – ответил Рог и, обратившись к подследственному, он сказал: – В самом деле, Эдуард Вельяминович, держите себя в руках.
После того как Корыстолюбов успокоился, следователь продолжил.
– Подследственный Корыстолюбов, Вы признаете, что этот нож принадлежит Вам?
– Нет, не признаю.
– Хорошо.
Следователь спросил:
– А как же быть с экспертизой?
– Дактилоскопическая экспертиза. – Он достал из того же ящика документ, заключение экспертизы, в котором было написано, что на ноже обнаружены пальцы Корыстолюбова. И не только на рукояти ножа, но и на его лезвии. – Вы не будете возражать против такой экспертизы? – Он протянул документ адвокату Рог и спросил: – Что Вы теперь скажете?
Рог заявил:
– Фальсификация.
Следователь уточнил:
– Так и записать в протокол?
– Да, так и запишите, – потребовал Рог. – ФАЛЬСИФИКАЦИЯ.
– Хорошо, – сказал следователь и записал его слова в протокол. – Он посмотрел на Корыстолюбова и спросил: – Может, Вы пройдете детектор лжи?
Адвокат заявил:
– Мой клиент уже все сказал, и добавить ему нечего.
Корыстолюбов сидел за столом и, схватив руками свою голову и локтями облокотившись на стол, о чем-то размышлял или о чем-то думал. О чем он думал? Можно только было предположить. Он был погружен так глубоко в свои мысли, что даже не слушал, ни адвоката, ни следователя – никого. Он был погружен только в свои мысли. Ему надоел этот фарс. Да, это был только фарс и ничего больше. Он действительно был организатором всего этого представления. Представления, в котором была убита Женя Пикун, или как ее там была фамилия? Он посмотрел на адвоката, затем взял заключение экспертизы и, прочитав его, сказал:
– Хватит этого фарса. Черт со всеми Вами. Признаюсь, я приказал убить Шуру.
Адвокат поинтересовался:
– Вы уверены в своих словах?
– Да, – ответил Корыстолюбов, – уверен.
Следователь победоносно улыбнулся и сказал:
– Вот видите, со следствием спорить бесполезно.
Корыстолюбова отвели в камеру. На сегодня очная ставка была закончена. Завтра он признается, во всем признается. Признается, и дело будет завершено. Завтра будет все кончено.


Признание Корыстолюбова Эдуарда Вельяминовича


– Я познакомился с Марией Сергеевной Пикун два года тому назад. Мне тогда показалось, что она мне нравится. Впрочем, так оно и было. Я ее любил. Как-то раз я поделился с ней историей о драгоценностях Лозань. Я тогда не знал о ее одержимости завладеть этими украшениями. Она тогда предложила разыскать эти украшения. И я согласился. Прошла неделя, и Мария сообщила мне, что она знает, где находятся эти украшения, и попросила меня помочь ей. Выслушав ее план, долго не соглашался, но она меня все же уговорила, сказав мне, что от меня ничего не потребуется. Только проследить и избавиться от улик. Я тогда и понятия не имел, что произойдет убийство. Тем вечером я видел, как она вместе с Шурой совершила это преступление. Что произошло потом. Она не нашла то, из-за чего она убила Женю, и она сошла с ума. Суд ее определил на лечение в психушку, а когда она поправилась, ее выпустили. Впрочем, она и в психушке пробыла недолго. По дороге она сбежала, и ее объявили в розыск. Ее долго не могли найти, потому что она жила под чужими документами. По документам своей второй «я». Взяв себе имя Жанна. Она жила и не тужила. Лишь одна у нее была одержимость: она хотела избавиться от своего тела. Вы спросите, как это возможно? Я отвечу. Когда-то у нее умерла при родах дочь, и как я потом понял из разговора с ее психоаналитиком, что Мария одержима. Я тогда испугался. Я испугался за нее и за меня. Я тогда понял, что она меня только использовала. Использовала, чтобы добиться своей цели. А поняв, что она ошиблась, я решил, что теперь она убьет меня. Но это оказалось не так. Она и я понравились друг другу, и она даже начала встречаться со мной. Но я снова ошибся в ней. Как-то раз она сказала, что есть одна девочка, дочь Марии и некого Нора, которая обладает способностью менять реальность. И она способна освободить ее от Марии и оставить ее как Жанну. Как-то раз она была со мной, и я по неосторожности сравнил ее с драгоценностями Лозань. Я не думал, что она сорвется, и не думал, что она даст мне еще один шанс, шанс, который закончится здесь, в этой камере. Я тогда позвонил одной проститутке и, придя ко мне, я увидел ее, Марию. Как это могло быть? Я не знаю. Но она мне сказала, чтобы я нашел ее. Я так и сделал. Купив перстень, я встретил одного человека. Он представился как Наир. Наверное, он был тот самый человек, о котором говорила Мария. Он устроил мне с ней встречу, из которой я узнал, что ей нужна помощь. Она сказала, что Шура шантажирует ее, и она хочет, чтобы Шура умолкла. Ну, остальное Вы знаете.

Выслушав признание от Корыстолюбова, следователь спросил:
– А почему Вы прибегли к помощи Небабы?
– Я решил сам найти эти камни, а всю информацию о них стереть из памяти Марии. Ей все равно, эти камни для нее – только обрести, как она считала умиротворение, гармонию с самой собой. А для меня они олицетворяют власть.
– Вы верите в их сверхъестественную силу?
– Да, верю.
– Мы вчера арестовали Небабу Женивьеву Жановну. Она рассказала нам, что Мария не сумасшедшая. Ее сделали сумасшедшей Вы?
– Это не так. Ее сделали сумасшедшей не я, а камни Лозань. Они делают из людей безумцев. Поверьте мне, я это знаю наверняка.
– Что Вы скажете на это? – Сследователь предъявил Корыстолюбову показание Небабы, где говорилось: «Я выполняла просьбы Корыстолюбова. Он привозил ко мне Марию и просил внушить ей то, что Алиса – миф из воображения ее, освободить от Марии. Я это делала. И видела, как Мария стала одержимой».
Корыстолюбов прочел ее показание и сказал:
– Я это обвинение отвергаю. Я возил Марию к Небабе, чтобы она помогла Марии освободиться от навязчивой идеи. А что она там ей внушала, я не знаю.
Затем следователь дал прочесть показание Крысова. Где было написано: «Я познакомился с Шурой на трансвестит-шоу. Меня туда привел Корыстолюбов. Он познакомил меня с Шурой и сказал, что если мы уничтожим Марию и я отдам ему украшение, то он избавит нас от Марии».
Крысов прочел показание Крысова и сказал:
– Я хотел, чтобы Мария была счастлива, а для этого все способы мне тогда были хороши. Я с Небабой хотел, чтобы Мария обрела покой. Но это мне не удалось. Мария была одержимой. И она была неизлечима. Я не отказываюсь оттого, что сделал. Я отвечу за все. Но для окончательного решения прошу Вас поговорить с ее лечащим доктором.
– Мы проверим, – заверил Корыстолюбову следователь. – Не беспокойтесь. Свое дело мы знаем.
Корыстолюбов признался в содеянном. Теперь что скажет доктор?
Следователь спросил:
– Почему она это сделала?
– Видимо, она не захотела быть подопытным кроликом в руках врачей, – ответил Роман Дмитриевич. Они сидели за столом в кабинете следователя, и Роман Дмитриевич Жук давал показания по этому делу. – Она предпочла свободу вместо заточения в палате психбольницы.
– Вы думаете, что она знала свою судьбу?
Жук предположил:
– Не знаю, но она точно знала, что хочет быть свободной, и то гипнотическое состояние, в которое она ввела меня и себя, показало, что это так оно и есть.
– Да, Вы рассказывали о нем, – сказал следователь. И спросил: – Что оно с точки зрения психиатрии значит?
Жук ответил.
– Я полагаю, звезды означают свободу. Свободу от всех мыслей, что есть у человека. Она привыкла широко мыслить и не могла иначе.
– Вы хотите сказать, что ее интеллект был безграничен? – удивился следователь. – Что ее мозг был способен работать…
– На сто процентов, – перебил его Жук. – Да, Вы правы, она была уникумом.
Следователь возразил.
– Но это невозможно! Мозг человека способен работать менее чем на пять процентов от своего объема. Даже великие были вынуждены признать самим себе, что они недостаточно компетентны в своей области. Но конечно, сейчас не то время, и все-таки?
– Вы правы, – согласился Жук, – но мы имели дело с необычной девочкой. Она, как не покажется нам странным, смогла воспользоваться своим разумом на все сто процентов.
Следователь не понимал. Он видел за свою жизнь уникумов, но они скорее были лицедеями, чем униками. И это был факт.
– Но как?
– Признаюсь, я и сам не знаю, – признался Жук. И добавил: – Впрочем, если понять море или океан в ее видении, как безграничную ее фантазию и ее интеллект, и совместить их с горизонтом бескрайного неба, и те мерцающие звезды на небосклоне, что я видел, я могу сделать определенный вывод.
– Какой?
Жук задумался. Он не мог ошибиться, просто не имел никакого права. Он был психиатром и он был сейчас под следствием органов, по статье…
– Я думаю, – осторожно начел Жук, – она хотела сказать, что наши мысли – это бескрайные просторы. Так же, как и бескрайные просторы океана и вселенной. А звезды, это наши мысли, желания. Чем светлее звезда горит, тем мы ближе к своей единственной цели.
Тут следователь его прервал. Он хотел знать, что представляла собой Алиса. Кто она была, эта девочка. Он спросил:
– Какой цели?
– Возможно, мы никогда этого не узнаем, – сказал Жук, – а возможно, как она уже сказала, она хотела быть свободной. И она обрела эту свободу. Свободу, которую никто у нее не отнимет.
– Что Вы хотите сказать, она была сумасшедшей?
– Я уже говорил, что нет. Она сумасшедшей не была. Она просто знала все на свете, а мы убили ее.
В это самое время у двери кабинета следователя стояла девочка в голубом платьице. Она была невидима. Смотря на Романа, она анализировала его каждое слово, стараясь уловить в них смысл.
«Что ж, он был прав, – решила она, – вы меня убили. Вам нужны были ответы на вопросы, и вы хотели их с помощью меня и украшений Лозань получить. Что ж, вы добились своего. Вы здесь все, кто хотел причинить мне боль. Каждый по-своему. Но у вас была одна цель. И эту цель вы так и не достигли. Украшение Лозань. Мифические украшения, которые созданы людскими фантазиями. А они не такие, украшения Лозань».
Автор: – Какие же они?
Призрак: «Это просто украшение, и больше ничего. Они обладают только одним даром».
Автор: – Каким?
Призрак: «Они служат только добру. И больше ничему. Они просто уничтожают в человеке зло. И это зло в нас самих. Надевая эти украшения, мы считаем, что получаем необъятную силу, силу, которая способна подчиниться людям. Но это не так. Вам камни дают выбор. И мы его делаем. Кто знает, почему мы делаем такой выбор? Только они, эти украшения. Они чувствуют в людских сердцах зло и добро. Жаль, что на этой планете так много зла. Оно уничтожает вас, люди, и приносит вас в жертву своим амбициям и желаниям».
Она подошла к Роману. Заглянула ему в глаза, она в них ничего не увидела, ни раскаяния, ни жалости. Пустой, холодный взгляд. Взгляд человека, готовый на все ради славы. Какой бы ценой она ни досталась. Он был гордый, корыстолюбивый, жадный, готовый на все изверг. Хотя со стороны этого видно как будто и не было, но это было не так.
Заключив эту сделку, он обрек себя на бесконечные муки. Он считал, что Алиса – его ключ в мир богатства, славы и премий. Но он ошибся. Алиса не была тем человеком, от которой можно было что-то получить. Это она дала увидеть Роману то, что он и сам не мог осознать. Вместо славы, денег и премий Роман Дмитриевич оказался здесь, в кабинете у следователя, и давал показания.
Призрак прошептала ему на ухо:
«Ты убил меня, сволочь».
Тут Жук вздрогнул: ему показалось, что кто-то его окликнул. Он огляделся по сторонам – никого не было. «Показалось», – подумал он и тут же услышал снова тот же голос.
«Скажи, зачем ты здесь? Я этого не хотела. – Голос сделал паузу, и продолжил. – Я показала то, что хотела показать. Это было только для нас обоих и не для кого больше. А ты рассказываешь об этом этому хмырю. – Он снова сделал паузу. – Скажи, приятно предавать? Прощайся с жизнью, тебе пора».
Жук не понимал, кто или что говорит с ним. Он ничего не видел вокруг себя, и это было неприятно. Сначала он думал, что он сходит с ума, потом – что он снова погружается в Алисин гипноз, но вспомнив, что она мертва, успокоился.
Но в этот самый момент кто-то обхватил своими ладонями его горло и начал его душить.
Следователь не знал, что делать, выбежал из кабинета и, подбежав к стационарному телефону, снял телефонную трубку с телефонного аппарата и вызвав дежурного врача.
Он в панике кричал:
– Скорее, здесь человеку плохо.
Вернувшись в свой кабинет, он увидел Романа Дмитриевича, сидящего на стуле. Голова у него была опрокинута назад. Следователь пощупал пульс на его горле. Пульса не было. Жук был мертв. Следователь посмотрел на стол, где лежали документы и протокол допроса, но его на месте не было. Вместо него лежал лист бумаги. Следователь взял его и прочел следующее.



«Забудьте все, что Вам сказал этот человек. Он не имел права разглашать чужие тайны. За это он поплатился. Что касается украшений Лозань, они Вам не принадлежат. Я их забрала. Не ищите меня. Я всегда буду рядом, и никогда Вы меня не увидите. Прощайте, надеюсь, Вы выполните мою просьбу».



Подпись: ДРУГ.


Прочтя эту записку, следователь свернул ее и, положив в карман, подошел к окну.
«Ну вот, – подумал он, – все кончено. Жук мертв, а с ним последняя надежда найти с помощью Алисы, которая так же, как и он, мертвее мертвого. Что я теперь доложу?» – этот вопрос мучил его.
В кабинет следователя вошел доктор. Он подошел к Жук, пощупал его пульс, и сказал:
– Мертв.
Но тут Жук очнулся. Он снова был жив. Он огляделся и, не понимая вообще, что с ним произошло, спросил у следователя.
– Что случилось?
Врач ответил.
– Вы были мертвы?
Жук удивился.
– Мертв? Сколько?
Следователь ответил.
– Примерно пятнадцать минут.
Доктор поинтересовался:
– Что Вы почувствовали перед тем как отключиться?
– Меня как будто душили, – сказал Жук. – А потом – провал в памяти. – Он сделал паузу. – Ничего не помню, хоть убей.
– Ясно, – сказал доктор. – Считаю, что на сегодня хватит. – Он обратился к следователю: – Вы не возражаете?
– Нет.
– А Вы?
– Что ж, – согласился Жук, – я согласен с Вами.
У окна стояла девочка в голубом платьице. Она наблюдала за происходящим и видела, что все кончено. Жук понесет наказание за то, что он сделал с ней. Свою дочь обрек на страдание. Ради славы, признания и богатства.
Алиса была довольна тем, что она сделала. Она обрела покой. Покой в новом теле. Теле ребенка Алисы, дочери Наира и Жени.
Что касается других героев этой истории, то они были счастливы. Счастливы, каждый по-своему.
Козлов ничуть не раскаялся в содеянном. Он на судебном процессе вел себя неподобающе, и поэтому, чтобы успокоить его, суд был вынужден вызвать подмогу, ОМОН.
Что касается Шуры и Ивана Федоровича Козлова, то их судили и приговорили к пяти годам лишения свободы обоих. Мне говорили, что Шура во время вынесения приговора ничуть не раскаялась в содеянном. Она только жалела, что пошла на это преступление лишь только из-за того, что желала того, что она не могла себе позволить. Она так и не получила своего. Лишь тюремные нары и баланду. Когда дело было, наконец, закрыто, а Шура сидела в камере и ждала отправления в Лефортово, к ней пришел следователь и поинтересовался:
– Скажи, почему Мария выбрала именно тебя, а некого другого?
На что Шура ответила:
– Я единственная среди ее знакомых оказалась транссексуалом, – сказала она и добавила: – Наверное, так она думала. Подумайте сами: кто будет искать убийцу-мужчину, если он – женщина. И наоборот.
Да, в этом Шура была права, и следователь знал это.
– Но можно просто было переодеться женщиной? Почему она не нашла такого человека?
Шура тут же ответила:
– Согласитесь, носить женское платье с утра до вечера и одевать его на какое-то время – совсем не одно и то же. – Она сделала паузу. Казалось, что она о чем-то жалеет, о том, что знала только она одна. Одна Шура, и больше никто. Она спросила: – Скажите, Вы надели бы женское платье?
Следователь удивился.
– Я? Да ни за что на свете. Я ношу только мужское платье.
Шура сказала:
– Вот видите, не надели. Не надели, потому что Вы без всяких там фантазий. Но такие, как мы, любим то, что хотим, и больше ничего. «Я захотел в детстве с подачи моей приемной матери стать девочкой и не пожалел об этом». – сказала Шура. – Сейчас я выступала в шоу транссексуалов и могла носить платье с утра до вечера. Но то, что я трансвестит, она не знала.
Следователь был удовлетворен ответом Шуры. Он попрощался с ней и ушел. Ушел расследовать новое дело. Дело, в котором не было ничего личного, только бизнес.



Глава 2
Суд

Адвокат, прокурор и судья. Свидетели, вызываемые поочередно. Вот и все, кто был на том заседании. После перерыва судья вошел в зал заседаний, сел в кресло и слушание продолжилось.
ПРОКУРОР: – Вызываю свидетельницу со стороны обвинение Щепак Анастасию Владимировна.
В зал судебного заседания вошла молодая женщина лет тридцати пяти. Пышные формы, красивое голубое платье, подчеркивающее ее красивую фигуру. Дамская сумочка на плече. Длинные русые волосы. Туфли на высоких каблуках. Она шла к трибуне гордо, ни на кого не обращая внимание. Она подошла к трибуне, небрежно положила сумочку на трибуну.
Судья попросил ее представиться.
ЩЕПАК: – Щепак Анастасия Владимировна.
СУДЬЯ: – Где работаете?
ЩЕПАК: – Помощник адвоката.
СУДЬЯ: – Вы знаете, зачем Вас пригласили.
ЩЕПАК: – Разумеется.
Судья обратился к прокурору:
СУДЬЯ: – Приступайте.
Прокурор начел допрос.
ПРОКУРОР: – Вы помните день тринадцатого июня две тысячи шестнадцатого года?
ЩЕПАК: – Да.
ПРОКУРОР: – Вы на предварительном следствии утверждали, что в тот день Вы видели подсудимую в первый раз.
ЩЕПАК: – Да.
ПРОКУРОР: – Расскажите, как Вы познакомились?
ЩЕПАК: – Мы познакомились в гостях у Жени.
ПРОКУРОР: – Кто эта Женя?
ЩЕПАК: – Подруга моего парня.
ПРОКУРОР: – Ясно, продолжайте.
ЩЕПАК: – У Жени было день рождения. И мы были приглашены. В тот день нам было весело:
ПРОКУРОР: – Что значит весело?
ЩЕПАК: – Мы гуляли.
ПРОКУРОР: – Алкоголь был?
ЩЕПАК: – Нет. Наша компания непьющая.
ПРОКУРОР: – Хорошо, продолжайте.
Анастасия Владимировна продолжала свой рассказ.
ЩЕПАК: – Где-то после трех мы решили пойти в Третьяковскую галерею, там мы смотрели картины.
ПРОКУРОР: – Это понятно. Нас интересует время, когда было совершено преступление, в районе восьми вечера.
ЩЕПАК: – Мы тогда все уже расходились по домам. Лена, то есть подсудимая направилась в переход, и я вслед за ней. Тут нас догнала Женя, она попросила нас вернуться.
ПРОКУРОР: – Причина?
ЩЕПАК: – Она хотела нам что-то показать.
ПРОКУРОР: – Что именно?
ЩЕПАК: – Не знаю.
ПРОКУРОР: – Ладно, что дальше?
ЩЕПАК: – Мы пошли с ней. Затем войдя к ней в квартиру, она попросила меня пройти в комнату, а сама повела ее в другую.
ПРОКУРОР: – Зачем?
ЩЕПАК: – Я не знаю.
ПРОКУРОР: – Значит, Вы не знаете, что она хотела ей показать?
ЩЕПАК: – Нет.
ПРОКУРОР: – Продолжайте.
ЩЕПАК: – Я подождала, потом вышли Женя и подсудимая. И мы трое пошли гулять. Затем я отошла на какое-то время.
ПРОКУРОР: – Куда?
ЩЕПАК: – Я задержалась у ларька, купила сигареты.
ПРОКУРОР: – Вы говорили, что не употребляете?
ЩЕПАК: – Алкоголь да, – пояснила Анастасия Владимировна, – но курить я курю.
ПРОКУРОР: – Ясно, продолжайте.
ЩЕПАК: – Когда я оглянулась, никого не было, и вдруг – крик. Я побежала и неподалеку увидела подсудимую.
ПРОКУРОР: – Что она делала?
ЩЕПАК: – Ничего. Она лежала на земле, правая рука у нее была окровавлена, а рядом лежала Женя. В груди у нее торчал нож.
Прокурор взял со стола пакет, внутри которого лежал нож, спросил:
ПРОКУРОР: – Этот?
Посмотрев на него, Анастасия Владимировна утвердительно кивнула головой.
ЩЕПАК: – Этот.
ПРОКУРОР: – У меня все, Ваша честь.
ПРОКУРОР сел на свое место.
СУДЬЯ: – У адвоката вопросы будут?
АДВОКАТ: – Да Ваша честь.
СУДЬЯ: – Приступайте.
АДВОКАТ: – Вы утверждаете, что во время убийства Вы покупали сигареты?
ЩЕПАК: – Это так.
АДВОКАТ: – Значит, Вы не могли видеть само преступление?
ПРОКУРОР: – Протестую.
СУДЬЯ: – Откланяется.
Свидетель продолжала давать показания.
ЩЕПАК: – Не видела.
АДВОКАТ: – Вы только утверждаете, что видели окровавленную подсудимую и убитую?
ЩЕПАК: – Да.
АДВОКАТ: – Значит, можно предположить, что преступление могло иметь место и не в таком контексте.
ПРОКУРОР: – Протестую. Адвокат пытается навязать моей свидетельнице свою теорию. Так как мы знаем из судебно-медицинской экспертизы, что кроме подсудимой к орудию преступления никто не прикасался.
СУДЬЯ: – Принимается. Не стройте догадок, опирайтесь на факты.
АДВОКАТ: – Да Ваша честь. Свидетельница, Вы видели момент убийства?
ЩЕПАК: – Нет.
АДВОКАТ: – Хорошо. У меня нет вопросов.
СУДЬЯ: – Садитесь, свидетельница.
Женщина села в зале заседаний на свободное место.
СУДЬЯ: – У адвоката есть свидетель?
АДВОКАТ: – Да, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Пригласите.
В зал заседаний вошел мужчина средних лет. Он прошел к трибуне, представился, поклялся говорить только правду и ничего кроме правды.
АДВОКАТ: – Вы знаете подсудимую?
КРЫСОВ: – Да.
АДВОКАТ: – Как ее зовут, где познакомились?
КРЫСОВ: – Как звать, не знаю, она убийца моей дочери, вот и все.
АДВОКАТ: – Расскажите суду о себе.
СВИДЕТЕЛЬ: – Что именно?
АДВОКАТ: – Вы знали подсудимую до того, как произошла трагедия, или нет?
КРЫСОВ: – Я вообще ее не знал, – отрезал свидетель, – и знать не желаю. И вообще она – убийца, уже доказано, что еще тут говорить.
СУДЬЯ: – Я понимаю Ваши чувства, но суд еще не вынес свой вердикт. И по праву больше впредь не опережать событие, а отвечать на вопросы. Вас вызвали со стороны защиты, так отвечайте на поставленные вопросы.
СВИДЕТЕЛЬ: – Защита, – ухмыльнулся свидетель: – Я защищать эту убийцу не намерен, только обвинять.
СУДЬЯ: – Хорошо, прокурор Ваша очередь, а адвокату предупреждение.
АДВОКАТ: – Да, Ваша честь.
ПРОКУРОР: – Скажите, как часто Вы видели обвиняемую в квартире?
КРЫСОВ: – Тогда – в первый раз.
ПРОКУРОР: – Вам не показалось что-нибудь странным в поведении подсудимой?
КРЫСОВ: – Нет. Она была, как все.
ПРОКУРОР: – Так, она была как все, поясните?
КРЫСОВ: – Не знаю, я видел ее мельком, только в конце праздника. Она, мне показалось, что-то замышляла.
ПРОКУРОР: – Почему Вам эта показалось?
КРЫСОВ: – Скорей всего это предчувствие неминуемого несчастья. Мне показалось, что она что-то затевает.
ПРОКУРОР: – Когда вам это показалось?
КРЫСОВ: – Когда она вернулась домой вместе с моей дочерью.
АДВОКАТ: – Протестую, это только домыслы, если мы будем опираться лишь на них, а не на факты…
СУДЬЯ: – Принимается. – И обратившись к прокурору, он сказал: – Конкретизируйте свой вопрос.
ПРОКУРОР: – Да, Ваша честь. – И обратившись к свидетелю, прокурор спросил: – Ваша дочь хотела что-то показать подсудимой, Вы не знаете, что?
КРЫСОВ: – Только могу предположить, что она хотела похвастаться старинным перстнем. Этот перстень бесценен.
ПРОКУРОР: – Сейчас он у Вас?
КРЫСОВ: – Пропал.
ПРОКУРОР: – Вы можете предположить, где он?
КРЫСОВ: – Не знаю, очевидно, этот вопрос надо задать подсудимой.
АДВОКАТ: – Хочу напомнить, что при личном досмотре у подсудимой не оказался перстень, о котором говорится здесь.
ПРОКУРОР: – Но его нет и в квартире, при ее обыске никакого перстня не обнаружено.
СУДЬЯ: – Понятно. У сторон вопросов к свидетелю нет, то он может садиться. А суд вызывает повторно свидетельницу Щепак.
Она прошла за трибуну.
СУДЬЯ: – Вы слышали показания предыдущего свидетеля, что Вы скажете по этому поводу?
ЩЕПАК: – Что именно Вы хотите услышать?
СУДЬЯ: – Вы видели перстень?
ЩЕПАК: – Нет.
СУДЬЯ: – Но на покойной и у задержанной его тоже нет.
ЩЕПАК: – Вы обвиняете меня?
СУДЬЯ: – Нет. Просто ответьте на вопрос, Вы взяли перстень?
ЩЕПАК: – Да я его и в глаза не видела.
СУДЬЯ: – Уверены?
ЩЕПАК: – Да.
СУДЬЯ: – Хорошо, садитесь. – Судья посмотрел на часы. Полдень. – В связи с открывшимися новыми обстоятельствами по этому делу, – сказал он, – суд переносится на завтра в девять.
Судебное заседание закончилось. Анастасия Владимировна вышла из зала суда, прошла по коридору, спустилась на первый этаж и вышла на улицу. Подошла к стоящей неподалеку машине, села в нее и, заведя мотор, уехала прочь.
Звонок по сотовому телефону.
– Алло, как дела?
– Плохо, заседание перенесено на завтра.
– Почему?
– Кто-то украл перстень.
– И?
– Теперь очевидно: у кого найдут перстень, тот, очевидно, и станет убийцей.
– Понятно.
Анастасия отключила сотовый телефон и положила его в бардачок авто.
– Вот сука, еще на меня повесят убийство. Вот сволочь, зачем он его взял?
Итак, что сейчас происходит в суде, где возобновилось заседание, в котором обвиняется женщина в связи с убийством Жени.
Все как будто в сборе. Судья, адвокат, прокурор, пристав. Обвиняемая, свидетели. Суд начался.
ПРИСТАВ: – Встать, суд идет.
Зайдя в зал заседания, судья сел на свое место.
СУДЬЯ: – Садитесь. Прокурор готов?
ПРОКУРОР: – Да, Ваша есть.
СУДЬЯ: – Адвокат?
АДВОКАТ: – Да, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Подсудимая?
АДВОКАТ: – Присутствует.
СУДЬЯ: – Где отец потерпевшей?
ПРОКУРОР: – Он исчез, очевидно, сбежал. Дабы не давать показания против подозреваемой. Я считаю…
АДВОКАТ: – Протестую. Мы не знаем, где отец убитой. Эта следствию не известно. А остальное – это только домыслы прокурора.
ПРОКУРОР: – Очевидно, адвокат сам подстроил так, что свидетель не явился.
АДВОКАТ: – Протестую. Эта неподтвержденные домыслы со стороны прокурора и обвинение суда в пристрастности к этому делу.
СУДЬЯ: – Принимается. – Он обратился к прокурору. – Прошу впредь не высказываться подобным образом. Опирайтесь на факты, а не на домыслы.
ПРОКУРОР: – Да, Ваша честь, понятно.
АДВОКАТ: – Ваша честь. Я знаю в отличие от прокурора, где находится отец убитой.
СУДЬЯ: – Где?
АДВОКАТ: – Он здесь, Ваша честь. В комнате предварительного заключения.
СУДЬЯ: – Что он там делает?
АДВОКАТ: – Он был вчера задержан за сбыт краденного, а точнее, этого перстня. – Адвокат попросил пристава передать лежащую на столе коробочку судье. Когда тот это сделал и судья, открыв ее, извлек из нее перстень и показал всем присутствующим, адвокат продолжал. – Это он, – сказал он. – Я считаю, что сейчас стоит выслушать его. И завести на него уголовное дело.
Судья согласился, а прокурор отчаянно прокричал:
ПРОКУРОР: – Протестую.
СУДЬЯ: – Отклоняется. – И обратившись к приставу, попросил. – Ведите подозреваемого.
В зал заседания в сопровождении двух охранников вошел Виктор. У него на запястьях блестели новые, только что начищенные наручники. Подойдя к трибуне, он еле взобрался на нее и самодовольным высокомерным тоном заявил.
Виктор. – Я буду жаловаться. Эта произвол. Я требую моего адвоката.
СУДЬЯ: – Вас задержали по обвинению в продаже краденого перстня, который проходит по этому делу. Сейчас Вы находитесь здесь как свидетель. А что касается дальнейшей Вашей судьбы, то если у Вас не будет возможности найти адвоката, то суд Вам его предоставит. Вам это ясно?
КРЫСОВ: – Понятно.
СУДЬЯ: – Итак, Вы будете давать показания?
КРЫСОВ: – Я могу отказаться?
СУДЬ: – Да, но эта усугубит Ваше без того шаткое положение.
КРЫСОВ: – Ладно, – без особого энтузиазма бросил он, – черт с Вами, задавайте свои вопросы.
СУДЬЯ: – Итак, прокурор, приступайте к допросу.
Прокурор вышел на середину зала и задал свой первый вопрос.
ПРОКУРОР: – Как Вас зовут?
КРЫСОВ: – Виктор.
ПРОКУРОР: – Полностью, пожалуйста.
КРЫСОВ: – Крысов Виктор Владимирович.
ПРОКУРОР: – Где Вы работаете.
КРЫСОВ: – Безработный.
ПРОКУРОР: – На что Вы живете?
КРЫСОВ: – На пособие по безработице.
ПРОКУРОР: – Сколько это?
КРЫСОВ: – Около тысячи.
ПРОКУРОР: – И Вам это хватает?
КРЫСОВ: – Да.
ПРОКУРОР: – Не верю! Как можно жить на тысячу рублей, если за квартиру Вы платите около шести тысяч. Откуда Вы берете деньги?
КРЫСОВ: – За квартиру платила моя покойная дочь.
ПРОКУРОР: – Она работала?
КРЫСОВ: – Да.
ПРОКУРОР: – Где?
КРЫСОВ: – Она была стажером адвоката.
ПРОКУРОР: – И много она получала?
КРЫСОВ: – Около двадцати.
ПРОКУРОР: – И Вы хотите сказать, что Вам хватало?
КРЫСОВ: – Нет. Было впритык.
ПРОКУРОР: – Так, было впритык. Ясно. Но выход у Вас был?
КРЫСОВ: – Что Вы имеете в виду?
ПРОКУРОР: – Перстень, Вы его хотели продать?
КРЫСОВ: – Нет. Это было наше фамильное наследство.
ПРОКУРОР: – Оно Вам принадлежало много лет?
КРЫСОВ: – Да, оно нам принесло одно несчастье.
ПРОКУРОР: – Что Вы имеете в виду?
КРЫСОВ: – Оно – проклятие нашего рода. Оно погубила наше семейство.
ПРОКУРОР: – Это как? Расскажите суду.
КРЫСОВ: – Когда оно к нам попало, мы были рады. Дело в том, что моя первая жена была больна.
ПРОКУРОР: – Чем?
КРЫСОВ: – …
ПРОКУРОР: – Дальше.
КРЫСОВ: – Оно исцелило ее.
ПРОКУРОР: – Вы хотите сказать, что этот перстень лечит?
КРЫСОВ: – Да.
ПРОКУРОР: – Но это нонсенс.
ВИКТОР: – Я понимаю, что Вы мне не верите, но это так. Этот перстень исцеляет, но он же и губит. Когда мы встретились с ней, она подарила мне Женю. – После этих слов Виктор не сдержался, и на его глазах появились слезы. Он указал рукой на подсудимую и добавил. – Она ее убила, сука!
СУДЬЯ: – Прошу Вас не выражаться. Обвиняемая еще не признана виновной.
КРЫСОВ: – Да, Ваша честь. Извините.
СУДЬЯ: – Хорошо, продолжайте.
КРЫСОВ: – Итак, продолжу. Когда моя жена подарила мне дочь, то вскоре она заболела и умерла. Я остался один с дочерью на руках. Вырастил ее и параллельно изучал историю этого камня. – Он сделал паузу. – Признаюсь, она жуткая.
ПРОКУРОР: – Продолжайте.
КРЫСОВ: – Итак, я выяснил, что этот камень был не в одной семье, и все, кто им владел, умирал.
ПРОКУРОР: – Это как?
КРЫСОВ: – Я выяснил из архивных документов, что этот камень убивал только тех, кто терял свою невинность…
ВИКТОР: – …итак, я на этом закончу свой рассказ. – Он посмотрел на перстень. – Этот перстень проклят, – сказал он. – И много горя он принесет еще.
Прокурор, выслушав Виктора, сказал:
ПРОКУРОР: – Вы хотите убедить, что это камень – убийца, а не человек?
КРЫСОВ: – Да.
ПРОКУРОР: – Чушь, за каждым преступлением стоит конкретный человек. И так было всегда. А теперь послушайте меня. Вы были на мели. У Вас не было ни гроша за душой, и Вы попросили обвиняемую, соблазнив ее деньгами, которые у Вас появятся от продажи этого камня, убить Вашу дочь, а преступление свалить на Анастасию Владимировну. Не вышло. Но Вы не рассчитывали, что она не покинет место преступления. – Он посмотрел на судью. – У меня все, Ваша честь.
Прокурор сел на рабочее место.
СУДЬЯ: – Спасибо, у адвоката вопросы есть?
АДВОКАТ: – Да, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Приступайте.
Адвокат начал допрос.
АДВОКАТ: – Скажите, Вы состоите на лечении в психо диспансере?
КРЫСОВ: – Нет.
АДВОКАТ: – А кто-нибудь лечился из Вашей семьи в подобном заведении?
КРЫСОВ: – Нет.
АДВОКАТ: – Хорошо. Тогда ответьте на вопрос: может, все, что Вы здесь сказали – игра Вашего воображения, которое было нарушено в тот момент, когда Вы потеряли жену?
КРЫСОВ: – Нет.
АДВОКАТ: – Хорошо. Тогда следующий вопрос. Почему Вы уверены, что камень лежит в Ваших злоключениях?
КРЫСОВ: – Это так. Вы не верите, но это так. Я Вам не лгу.
АДВОКАТ: – Но в это невозможно поверить!
КРЫСОВ: – Разве? Даже если этот камень проклят? Вы не поверите. «Это и неважно, – сказал он, – но Вы ошибаетесь». Вспомните, драгоценности, которые были подарены Раисе Максимовне Горбачевой. Они ее и убили. Разве это не так?
АДВОКАТ: – Но это исторический факт, – сказал адвокат. – А здесь что?
КРЫСОВ: – Я не понимаю?
АДВОКАТ: – Все тут понятно, – сказал адвокат. – У Вас есть свидетели, кто знает, что Вы делали тогда, когда обвиняемая была там, где ее задержали? У Вас нет алиби, а фантазии приберегите для романов. – Он обратился к судье: – У меня все, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Хорошо. У прокурора больше вопросов нет?
ПРОКУРОР: – Нет, Ваша честь.
Судья попросил свидетеля покинуть трибуну, и его препроводили на скамейку для свидетелей.
СУДЬЯ: – Еще свидетели есть?
АДВОКАТ: – Да, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Кого Вы хотели бы пригласить?
АДВОКАТ: – Я хотел бы вызвать повторно свидетельницу Щепак Анастасию Владимировну.
СУДЬЯ: – Пригласите.
В зал судебного заседания вошла Настя. Она была в отличной форме. Она прошла к трибуне, принесла присягу.
СУДЬЯ: – Адвокат, начинайте.
Итак, адвокат приступил к допросу. С чего начать? Да это и неважно, адвокат приступил к допросу.
АДВОКАТ: – Скажите, где Вы были вчера?
ЩЕПАК: – Я ездила в клуб.
АДВОКАТ: – Какой клуб?
ЩЕПАК: – Клуб у Дмитрия.
АДВОКАТ: – А, понятно…
Дело в том, что все, кто знал этот клуб, знал, чем и кто там занимается. Всех это устраивало. И власти закрывали на этот клуб глаза.
АДВОКАТ: – Там что-нибудь произошло?
ЩЕПАК: – Почему Вы это у меня спрашиваете?
АДВОКАТ: – Значит, есть причина. Скажите, что Вы там делали?
ЩЕПАК: – Танцевала.
АДВОКАТ: – И ничего не видели?
ЩЕПАК: – Что я должна была видеть?
АДВОКАТ: – Например, какого-то подозрительного субъекта?
ЩЕПАК: – В клубе много людей.
АДВОКАТ: – Да, конечно. Но я спрашиваю о том человеке, кто бы мог в клубе предложить какую-то вещь на продажу?
ЩЕПАК: – Таких я не видела.
АДВОКАТ: – А Дмитрий?
ЩЕПАК: – Спросите его.
АДВОКАТ: – Конечно, спросим. Вам перед началом слушания было предложено опознать человека, который, как предполагается, причастен к смерти Жени.
ЩЕПАК: – Это так.
АДВОКАТ: – Вы кого-нибудь опознали?
ЩЕПАК: – Да.
АДВОКАТ: – Посмотрите, этот человек находится сейчас в зале суда или нет?
Настя окинула взглядом зал суда и, указав на Виктора, сказала:
ЩЕПАК: – Он.
АДВОКАТ: – Кто?
ЩЕПАК: – Вон, в наручниках, отец Жени.
АДВОКАТ: – Вы уверены?
ЩЕПАК: – Да, уверена.
АДВОКАТ: – Итак, продолжим. Где Вы его видели?
ЩЕПАК: – Я видела его вчера здесь, а затем на улице около шести вечера. Он стоял с какой-то женщиной и разговаривал.
АДВОКАТ: – Вы опознали б эту женщину, если увидели?
ЩЕПАК: – Возможно.
АДВОКАТ: – Что значит «возможно»? Да или нет?
ЩЕПАК: – Было далеко видно, но я смогу узнать ее.
АДВОКАТ: – В этом зале она присутствует?
Она снова окинула зал взглядом.
ЩЕПАК: – Нет.
АДВОКАТ: – Вы уверены?
ЩЕПАК: – Да.
АДВОКАТ: – Хорошо. – Он сделал паузу. – Что было дальше?
ЩЕПАК: – Он пошел с ней в ресторан Прага.
АДВОКАТ: – Почему Вы так уверены?
ЩЕПАК: – Я была рядом. Он не видел меня, но я его видела.
АДВОКАТ: – С какого расстояния Вы его заметили?
ЩЕПАК: – Я шла по новому Арбату и видела его возле ресторана.
АДВОКАТ: – Ясно.
ПРОКУРОР: – Разрешите вопрос, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Задавайте.
ПРОКУРОР: – Вы уверены в том, что сейчас сказали?
ЩЕПАК: – Да.
ПРОКУРОР: – Я заявляю официально, что эта женщина лжет.
СУДЬЯ: – Обоснуйте.
ПРОКУРОР: – Вчера он не мог быть у ресторана Прага. Так как вчера он в это самое время давал показания в следственных органах. – Он взял со стола клочок бумаги. – Вот справка из следственных органов.
Пристав передал справку судье.
Судья прочел ее.
СУДЬЯ: – Что Вы на это скажете?
ЩЕПАК: – То, что говорила раньше, – сказала Настя. – Я видела его у ресторана.
ПРОКУРОР: – Ваша честь, я считаю, что эту свидетельницу теперь со стороны защиты, а не обвинения, не стоит брать во внимание, так как я считаю, что они подложны.
СУДЬЯ: – Что скажете, адвокат?
АДВОКАТ: – Эту ситуацию могли бы нам пояснить только два человека. Сам задержанный Виктор и Дмитрий, хозяин казино. Но так как Дмитрия мы сейчас вызвать не можем в суд, я предлагаю выслушать самого Виктора. Его версию по этому делу.
СУДЬЯ: – Хорошо. Суд вызывает повторно свидетеля Крысова Виктора Владимировича. Можете говорить с места, – разрешил судья.
ПРОКУРОР: – Это правда, что сейчас сказала свидетельница Щепак?
КРЫСОВ: – Да, – ответил тот, – правда.
АДВОКАТ: – Кто она?
КРЫСОВ: – Невеста.
ПРОКУРОР: – Где она сейчас?
КРЫСОВ: – У себя дома.
ПРОКУРОР: – Где она живет?
КРЫСОВ: – В Жулебине.
ПРОКУРОР: – У нее есть сотовый?
КРЫСОВ: – Есть.
ПРОКУРОР: – Ваша честь, я хотел бы послушать невесту Крысова.
СУДЬЯ: – Хорошо. Крысов, какой у вашей невесты номер телефона?
КРЫСОВ: – 9054584592
Пристав позвонил по указанному номеру телефона и затем сказал: – Она будет через час.
СУДЬЯ: – Суд откладывается на полтора часа.
Итак, суд отложен. Женщина вышла из зала суда и, пройдя по коридору, подошла к окну. Взяла из сумочки телефонный аппарат, набрала номер, звонок.
– Алло, это я.
– Слушаю.
– Как дела?
– Хорошо.
– Пробей номер.
– Диктуй.
– 9054584592
– Кто она?
– Эта не она.
– А кто?
– Это он.
– Он?
– Да, он.
– Как его зовут?
– Крапин Александр Евгеньевич.
– Хорошо, спасибо.
– Не за что.
Прошло два часа, свидетельницы не было на месте. Заседание возобновилось.
СУДЬЯ: – Где свидетельница?
ПРИСТАВ: – Не явилась, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Ладно, продолжим. Алиби Виктора никто подтвердить не может. Суд считает, что показания Щепак являются шаткими. И в полной мере не могут быть объективны.
ПРОКУРОР: – Да, Ваша честь.
АДВОКАТ: – Да, Ваша честь.
Итак, сейчас мы увидим человека, ранее не показывавшегося на строках ни одной из глав. Кто он? Загадка. Он неизвестен никому. Кто он?
А вот и он, человек. Он выступал в шоу транссексуалов. Сейчас сидела у себя в гримерке и готовилась к шоу. Кто он такой? Его зовут Саша. Он транссексуал. Кто знает, было это у него врожденно или приобретено? Эта и неважно. Где он сейчас, понятно. Но вот ему позвонили, и он, быстро переодевшись в женское платье, вышел из клуба, сел в свое авто, закурил сигарету и, заведя мотор, уехал.
Кто его тогда вызвал? Можно догадаться. Он или она ехала в суд. Сегодня ее попросили приехать, дать показания по делу Жени и Виктора. И вот она здесь.
Пристав сообщил суду, что свидетельница прибыла.
СУДЬЯ: – Хорошо, пусть подождет. Итак, к Щепак еще вопросы?
АДВОКАТ: – Нет, Ваша честь.
Он обратился к прокурору.
СУДЬЯ: – У Вас?
ПРОКУРОР: – Да, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Приступайте.
ПРОКУРОР: – Итак, что Вы делали в Клубе у Дмитрия?
ЩЕПАК: – Танцевала. Я иногда у него подрабатываю.
ПРОКУРОР: – В тот день, когда задержали Виктора, Вы утверждаете, что видели его у ресторана Прага.
ЩЕПАК: – Да.
ПРОКУРОР: – А в клубе Вы его видели?
ЩЕПАК: – Нет.
ПРОКУРОР: – Тогда как Вы узнали о том, что он был там?
ЩЕПАК: – Мне сказал Дмитрий.
ПРОКУРОР: – Хозяин клуба?
ЩЕПАК: – Да.
ПРОКУРОР: – Если его вызвать, он сможет подтвердить Вашу версию?
ЩЕПАК: – Разумеется.
ПРОКУРОР: – У меня больше нет вопросов.
СУДЬЯ: – Хорошо. Мне только что сообщили, что женщина, о которой идет речь, здесь. Какая из сторон ее будет вызывать?
АДВОКАТ: – Это мой свидетель:
СУДЬЯ: – Хорошо.
АДВОКАТ: – Я вызываю свидетеля Крапина Александра Евгеньевича.
В холл заседание вошла женщина. Темные короткие волосы. Темные глаза. На ней был надет костюм: блузка и юбка. На ногах были надеты туфли на высоком каблуке.
Все присутствующие в зале заседаний недоуменно смотрели на нее, пытаясь понять, кто эта женщина.
Она подошла к трибуне.
СУДЬЯ: – Кто Вы?
КРАПИН: – Меня зовут Александр Евгеньевич. Но я предпочитаю, чтобы меня звали Шура.
СУДЬЯ: – Вы женщина?
КРАПИН: – Да, в моем паспорте есть справка о смене пола.
Судья посмотрел справку.
СУДЬЯ: – Вы по паспорту мужчина.
КРАПИН: – Да, это так. Дело в том, что в паспортном столе говорят, что это не в их власти.
СУДЬЯ: – Ладно, разберемся потом. Сейчас Вы вызваны, чтобы дать показания по делу. Вы готовы говорить правду и ничего кроме правды.
КРАПИН: – Клянусь.
СУДЬЯ: – Приступайте.
АДВОКАТ: – Как Вас зовут?
КРАПИН: – Крапин Александр Евгеньевич.
АДВОКАТ: – Где Вы работаете?
КРАПИН: – Я выступаю в шоу транссексуалов.
АДВОКАТ: – Вы транссексуал?
КРАПИН: – Да.
АДВОКАТ: – Скажите, подсудимая Вам знакома?
КРАПИН: – Нет.
АДВОКАТ: – А тот человек? – Он указал рукой на Виктора. – Этот человек Вам знаком?
Шура посмотрел на Виктора. Тот сидел меж двух полицейских на первом ряду.
КРАПИН: – Знаком.
АДВОКАТ: – Как его зовут?
КРАПИН: – Я его зову Виктор, – сказала Шура.
АДВОКАТ: – А фамилия?
КРАПИН: – Крысов.
АДВОКАТ: – При каких обстоятельствах Вы познакомились?
КРАПИН: – Я встретила его два месяца назад. Он пришел на наше шоу.
АДВОКАТ: – И?
КРАПИН: – После шоу он предложил со мной встретиться. Но я отказалась. Тогда он пояснил, что я его не поняла, и что ему нужно оказать небольшую услугу.
АДВОКАТ: – Какую услугу?
КРАПИН: – Личную.
АДВОКАТ: – Личную?
КРАПИН: – Да. Личную.
АДВОКАТ: – Какую именно? – Адвокат сделал паузу. – Напоминаю, Вы принесли клятву.
Шура замялась. Она не хотела говорить о своей жизни, но сейчас это было невозможно. Шура знала, к каким последствиям может привести ее показание. Также она знала, что сейчас выбора у нее нет. Она или он. Кто из двоих?
КРАПИН: – Он попросил меня отдать шкатулку.
АДВОКАТ: – Какую шкатулку.
Шура начала свой рассказ.
Ее все звали Шура. Но это все-таки был мужчина. Мужчина, любящий носить женское платье. Он не был ни транссексуалом, но любил как женщин, так и мужчин. Вообще, транссексуализм был у него неврожденный, а лишь приобретенный из-за отсутствия в его жизни женского внимания. Он всю свою жизнь правел в детдоме. Много раз он сбегал из него, пока его не усыновила какая-то женщина. Вообще-то ей хотелось всегда девочку, а получилось так, что усыновила мальчика. Вскоре сын сказал маме: – Я хочу надеть твое платье. Женщина купила ему платье и парик. Он надел платье и парик, посмотрел на себя в зеркало и, увидев себя в таком образе, решил поносить его. Ему понравилось это перевоплощение. Затем он заявил, что хочет стать девочкой. Выслушав своего сына, женщина разрешила ему носить женское платье, а затем начала давать ему женские гормоны. Итак он превратился в девочку. У него появилась грудь, кожа стала мягкой.
Как-то раз она увидела, как его мама занимается любовью с какой-то женщиной, и Шура спросила:
– Мама, что ты делаешь?
– Занимаемся сексом, – сказала его мать. А другая спросила, не желает ли Шура к ним присоединиться.
Шура согласилась.
Женщины соблазнили ее, сказав, что в этом нет ничего предосудительного, и прознав, что у Шуры есть член, подруга ее мамы воспользовалась этим и предложила заняться с ней сексом, а подруге сказала, что вот способ завести ребенка. Может быть, родилась бы девочка, как она и мечтала.
Так обе женщины забеременели, а Шура потерял девственность, и секс с женщинами ей понравился. Ей казалось, что она полюбила. И эта любовь была взаимной.
Как-то раз женщина-мать Шуры поинтересовалась:
– Не хочешь ли ты сделать себе операцию. И стать девочкой?
– Да, я думала об этом, но у меня нет на это денег.
– Я дам.
Так он окончательно стал девочкой. И был рад этому.
Вскоре его мать умерла при родах, а ее подруга забрала ее дитя, и, родив своего дитя, предложила Шуре жить с ней. Та согласилась. И в то же самое время, она познакомилась с Женей. Той самой, по делу которой шел процесс. А та ее познакомила с Виктором.
Вот это история ее жизни. История, конечно, не такая, как хотелось бы написать, но есть такие люди, и их много.
Теперь перейдем к событиям, произошедшим два месяца тому назад. Итак, начнем.
Шоу трансвеститов. Было всегда заманчиво для тех, кто их посещает. Что это шоу делает известным? Кто скажет, что кто-то хочет увидеть перевоплощение людей в другую ипостась. Кто скажет, что это способ увидеть тех, кого в жизни не увидишь. Кто скажет, что это способ понять себя. Я же считаю, что это способ просто расслабиться.
Шура познакомилась с Виктором, как было уже написано; она познакомилась с Женей и с тех пор она встречалась с Виктором. Не в том смысле, как можно было подумать, они были друзьями.
Две недели тому назад Виктор пришел к Шуре и попросил сохранить одну вещь. Шкатулку с позолотой. Что в ней он не сказал, только сказал, что то, что там находится, не должно попасть в чужие руки.
Шура согласилась и взяла шкатулку с позолотой. И вскоре пожалеет об этом. С ней стали происходить непонятные вещи. То она опоздает на работу, то заболеет. В конце концов, она решила открыть эту шкатулку, но это она сделать не смогла, а лишь потеряла свое время. Она попросила взять эту шкатулку обратно. Но Виктор вместо этого пригласил ее в ресторан Прага. Это было вчера. В то же самое время, когда их видела Настя. В ресторане они обсуждали шкатулку с позолотой. Шура говорила, что эта шкатулка нехорошая. – С тех пор как ее взяла, со мной происходить странные вещи. Например, я не помню ничего, что произошло со мной за эти два месяца. Что в этой шкатулке?
– Там то, что никому зло не принесет.
– Что там?
– Драгоценности.
– Взглянуть можно?
– Нет, – отрезал Виктор и попросил вернуть шкатулку.
– Хорошо, – согласилась она, – она у меня дома.
– Привезешь завтра ко мне домой.
– Договорились.
После этого Виктор проводил Шуру до автобусной остановки и поехал в казино у Дмитрия, где его задержали полицейские. Вот и вся история, которая была поведана мной читателям.
Итак, вернемся в зал суда.
АДВОКАТ: – Итак, Вы утверждаете, что Виктор попросил Вас сохранить шкатулку?
КРАПИН: – Да.
АДВОКАТ: – И Вы не знаете, что в этой шкатулке?
КРАПИН: – Нет, не знаю.
АДВОКАТ: – Я хочу задать вопрос Виктору.
СУДЬЯ: – Разрешаю.
АДВОКАТ: – Скажите Крысов, о какой шкатулке идет речь?
КРЫСОВ: – Эта шкатулка с драгоценностями.
АДВОКАТ: – Может, в этой шкатулке лежит перстень?
КРЫСОВ: – Нет.
СУДЬЯ: – Шура, Вы готовы предоставить суду эту шкатулку?
КРАПИН: – Да, она у меня с собой.
АДВОКАТ: – Где она?
КРАПИН: – В машине.
Полицейские вместе с Шурой принесли эту шкатулку. Судья попросил Виктора ее открыть, что он нехотя сделал. Что же там находилась? Он не обманул, там были драгоценности, но кроме того там находился перстень. Они сравнили его с тем, что находился в суде, и на первый взгляд было ясно, что они идентичные.
Заседание суда продолжалось.
СУДЬЯ: – Что Вы на это скажете, Крысов?
КРЫСОВ: – Я отказываюсь дальше отвечать без адвоката.
СУДЬЯ: – Ваше право.
АДВОКАТ: – Да, это так, это право Виктора. Но я допускаю, что Виктор причастен к данному убийству, и прошу суд выделить дополнительное делопроизводство в связи с этим делом.
СУДЬЯ: – Это само собой. У Вас все?
АДВОКАТ: – Я закончил.
СУДЬЯ: – У прокурора есть вопросы?
ПРОКУРОР: – Нет, но я требую экспертизу на подлинность этих двух перстней.
СУДЬЯ: – Хорошо. Подсудимая, Вы не хотите ничего сказать?
Подсудимая: – Хочу.
СУДЬЯ: – Суд предоставляет Вам слово.
Подсудимая: – Я не знаю, что дальше будет со мной, но я утверждаю так же, как и раньше: я не виновна. – Она бросила взгляд на Виктора. – Я не могла понять, как все это могло произойти, теперь я могу сказать, как. Виктор, очевидно, был в заговоре с Шурой. Она, приняв на сохранение эту шкатулку, не подозревала, что эта шкатулка может повелевать людьми. Точнее, не она сама, а то, что внутри. Ваша честь, делать экспертизу этих двух камней бессмысленно. Они оба подлинны. Сделаны из одного камня. Этот камень был распилен надвое. И было сделано из него два перстня. Да, Вы все знаете историю лишь одного перстня, но второй был скрыт от глаз людских, так как если их воссоединить, человек, который будет им обладать, будет могущественнее самого… – Она сделала паузу. – Дело в том, что мастер, который изготовил этот перстень, изготовил два перстня, один из которых пропал, а второй был известен как камень дьявола. У него, конечно, много названий, но это самое то. Шура, я понимаю, так сама не зная, была под действием этого камня. А управлял ей Виктор своим перстнем. А когда Женя показала перстень Щепак, и они пошли погулять, Виктор, боясь потерять власть, убил свою дочь. В этот самый момент я оказалась возле трупа, и моя вина заключается лишь в том, что я по своей глупости вытащила из ее тела нож.
СУДЬЯ: – Вы утверждаете, что этот камень проклят, и два этих камня – одно целое?
Подсудимая: – Да.
Судья задумался.
СУДЬЯ: – Но улики утверждают обратное?
Подсудимая: – Это так.
СУДЬЯ: – К свидетелю Крапину есть вопросы?
АДВОКАТ: – Нет.
ПРОКУРОР: – Нет.
СУДЬЯ: – К свидетелю Щепак есть вопросы?
АДВОКАТ: – Нет.
ПРОКУРОР: – Нет.
СУДЬЯ: – В связи с тем, что подсудимая заявила, что этот камень и тот – это один целый камень, в экспертизе этих камней отпала необходимость. Со стороны защиты и обвинения нет вопросов. Суд постановил: судебное заседание считать закрытым. Перейдем к прению сторон.
ПРОКУРОР: – Да, Ваша честь. Итак, позвольте начать. Что мы имеем. Подсудимую, убитую и свидетеля. Здесь на этом процессе нас пытались убедить, что подсудимая – не убийца. Убийца – этот камень. Что ж, это могло бы сработать в прошлом, когда люди были необразованы и верили во все то, что было. Сейчас мы имеем факты. А факты говорят следующее. Убитая шла по улице с подругой, присутствующей здесь. Щепак. Как она утверждает, она остановилась у палатки купить сигареты. Это подтверждает и продавец той палатки. Мы не вызывали его на этот процесс, да это и не нужно. Его показания в деле. Итак. Что дальше? Щепак услышала женский крик. Она побежала на этот крик и что же она увидела? Лежащую в луже крови свою подругу и возле нее обвиняемую. Она держала в руках нож и была в крови. Нож, кроме обвиняемой, никто не брал в руки. Это доказала судебно-медицинская экспертиза. Что касается пропавшего камня, то я утверждаю, что камень пропал неслучайно. И я настаиваю, чтобы по этому делу было отправлено дело на доследование. Так как подозреваемый Виктор солгал, что пропавший перстень у него, и он хотел его продать. Я думаю, тут все ясно. В связи со сказанным я требую определить ей меру наказания по статье № 105 УК РФ, части первой. И назначить ей меру наказания сроком пятнадцать лет. У меня все, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Защита, прошу Вас начать.
АДВОКАТ: – Да, Ваша честь. Мы слышали речь обвинения. Казалось, он не упустил ничего. Все, что он сказал, верно. И про убийство, и про камень. Что ж, это так. Факты – от них никуда не денешься. И про камень тоже он прав. Но вот тут в чем штука. Никто не заметил или не хотел замечать, что подсудимая больна. У нее рак, и ей осталось жить не больше трех месяцев. Вы скажете, это невозможно. Но в деле есть справка из диспансера, где лечится подсудимая. Да, ее застали на месте преступления. Да, у нее в руках был нож, и она была вся в крови. Но если ее заставили взять на себя это преступление? Это следствие не изучало. Итак, вот Виктор, он пытался продать перстень, а вот Шура, она взяла на сохранение шкатулку где со слов Виктора, и мы сами видели такой же камень. В связи с открывшимися новыми фактами я считаю, что обвиняемую стоит оправдать. Однако, в связи с тем, что она утверждала в процессе этого судебного заседания, и мне кажется, она уверена, что этот камень проклят, я, ссылаюсь на статью № 104 УК РФ, частью вторую. Прошу направить подсудимую на лечение. У меня, все Ваша честь.
СУДЬЯ: – Прокурор что-нибудь скажет?
ПРОКУРОР: – Да, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Прошу.
ПРОКУРОР: – Уважаемый суд, адвокат хочет сказать, что это дело было предвзято. Он ошибается. Все первоначальное следствие было непристрастным. А что касается ее болезни – это не значит, что она не должна понести заслуженное наказание. У меня все, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Что скажет адвокат?
АДВОКАТ: – Я считаю, что прокурор ошибается. И если он уверен, что это дело не было проведено на достаточном уровне, то почему обвинение не стало ходатайствовать о его доследовании? У меня все Ваша честь.
СУДЬЯ: – Суд удаляется для вынесения приговора.
Суд удалился.
Он долго думал, какой вынести приговор. Он взвешивал все за и против.
А в зале судебного заседания подсудимая ждала обвинение. Она была готова к любому исходу этого дела. И ждала приговор как должное.
И вот в зал заседание вошел судья. Он занял свое полагающееся по праву место, и присутствующие вместе с ним.
СУДЬЯ: – Именем Российской Федерации суд приговорил: Пикун Марию Сергеевну признать виновной по статье № 105 УК РФ, части первой и назначить ей наказание в виде трех лет лишения свободы в колонии строгого режима. Руководствуясь статьей № 104 УК РФ, частью второй, отправить Пикун Марию Сергеевну на медицинское свидетельство. И в случае ее болезни или недееспособности заменить заключение на принудительное лечение. В соответствии со статьями № 154 УПК РФ выделить отдельное уголовное дело и послать его к следователю. Крысова Виктора Владимировича оставить под стражей и привлечь и по статье № 194 УПК РФ возбудить уголовное дело Крысова Виктора Владимировича. Руководствуясь статьей № 102 УПК РФ с Крапина Александра Евгеньевича взять подписку о невыезде и надлежащем поведении. Приговор может быть обжалован в установленный законом срок в десять дней.
Приговор вынесен. Виктор и Шура были недовольны вынесенным приговором, но что делать – закон есть закон.
Все разъехались. Зал заседания опустел. Скоро следующее заседание. Скоро новая история.
Зал суда.
ПРИСТАВ: – Встать, суд идет.
Входит судья, садитесь.
СУДЬЯ: – Садитесь. Дело о гибели Жени объявляется открытым. Вызывается свидетель Щепак Анастасия Владимировна.
Входит Щепак:
СУДЬЯ: – Прокурор, у Вас есть вопросы к свидетелю.
ПРОКУРОР: – Да, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Приступайте к допросу свидетеля.
ПРОКУРОР: – Расскажите, Щепак, что действительно произошло там, в доме, где, как Вы утверждаете, находились? Вы утверждаете, что там было чье-то присутствие? Но чье?
ЩЕПАК: – Я не знаю.
ПРОКУРОР: – Но как? Вы утверждаете, что были там?
ЩЕПАК: – Да.
ПРОКУРОР: – И не слышали ничего, кроме чьего-то голоса.
ЩЕПАК: – Да.
ПРОКУРОР: – Но согласитесь, эта глупо. Голос, дом? Похоже на шизофрению.
ЩЕПАК: – Я не шизофреник.
ПРОКУРОР: – Разве? Все это из области фантастики.
АДВОКАТ: – Протестую. Прокурор давит на свидетельницу.
СУДЬЯ: – Принимается. Прошу Вас опираться на факты.
ПРОКУРОР: – Да, Ваша честь. Итак, – обратился он к Щепак, – я не склонен верить в правдивость Вашей истории. Скажите, вы любите фантастическую литературу?
ЩЕПАК: – Люблю.
ПРОКУРОР: – Какое произведение Вы любите больше всего?
ЩЕПАК: – Вий.
ПРОКУРОР: – То есть Вий по произведению Гоголя?
ЩЕПАК: – Да.
ПРОКУРОР: – Вам нравится в нем что?
ЩЕПАК: – Способность воскрешения мертвых.
ПРОКУРОР: – Поясните.
ЩЕПАК: – Я имею в виду панночку, – сказала Щепак. – Она была ведьмой, что там говорить. И после ее смерти она была способна общаться с живыми, а это не так, я скажу Вам, просто.
ПРОКУРОР: – Вы что, общались с мертвыми?
ЩЕПАК: – Нет.
ПРОКУРОР: – Тогда как Вы можете судить об этом?
ЩЕПАК: – Я знаю людей, которым это под силу.
ПРОКУРОР: – Кто же они?
ЩЕПАК: – Медиумы. Одна из них сейчас ждет в коридоре. Она свидетель со стороны защиты.
ПРОКУРОР: – Откуда Вам это известно?
ЩЕПАК: – Она сама мне сказала во время перерыва.
ПРОКУРОР: – Ясно. Ваша честь, я закончил.
СУДЬЯ: – У адвоката есть вопросы?
АДВОКАТ: – Да, Ваша честь. Свидетель Щепак, Вам известно, что Ваша мать была экстрасенсом?
ЩЕПАК: – Разумеется.
АДВОКАТ: – Может, Вы считаете, что все люди в той или иной степени могут общаться с покойниками?
ЩЕПАК: – Считаю.
АДВОКАТ: – Объясните?
ЩЕПАК: – Мы можем общаться с ними через наши сны.
АДВОКАТ: – Вы в этом уверены?
ЩЕПАК: – Да.
АДВОКАТ: – Тогда может все это Вам приснилось?
ЩЕПАК: – Нет.
АДВОКАТ: – Вы в этом абсолютно уверены?
ЩЕПАК: – Да.
АДВОКАТ: – Ваша честь, вопросов больше не имею.
СУДЬЯ: – Садитесь.
Щепак села.
СУДЬЯ: – Суд вызывает свидетельницу со стороны защиты, Эмьгуль Эльзу Родионовну.
Пристав открыл дверь и позвал Эмьгуль Эльзу Родионовну.
В зал суда вошла Эльза Родионовна. Подошла к трибуне.
СУДЬЯ: – Как Вас зовут?
ЭМГУЛЬ: – Эмьгуль Эльза Родионовна.
СУДЬЯ привел ее к присяге. Адвокат начал допрос.
АДВОКАТ: – Ваша профессия?
ЭМГУЛЬ: – Медиум.
АДВОКАТ: – Поясните.
ЭМГУЛЬ: – Я вызываю духи.
АДВОКАТ: – И?
ЭМГУЛЬ: – Я не понимаю вопроса?
АДВОКАТ: – Они приходят, духи?
ЭМГУЛЬ: – Разумеется.
АДВОКАТ: – Сейчас Вы можете вызвать дух.
ЭМГУЛЬ: – Нет.
АДВОКАТ: – Почему?
ЭМГУЛЬ: – Дух вызвать – это не то, что Вы думаете. Это очень опасно. Если неправильно что сделать и его тем самым разозлить, то можно за это и поплатиться.
АДВОКАТ: – Объясните, что значит поплатиться?
ЭМГУЛЬ: – Вызываемый дух овладевает человеком и подчиняет его себе.
АДВОКАТ: – А если этот дух призван человеком в состоянии эффекта, постродовой депрессии?
ЭМГУЛЬ: – Вполне возможно, он в этом человеке.
АДВОКАТ: – Значит, это не лишено здравого смысла?
ЭМГУЛЬ: – Совершенно верно.
АДВОКАТ: – А что Вы скажете на то, что этот человек стал одержим.
ЭМГУЛЬ: – Такое случается. Смотря, какой дух вселился в этого человека.
АДВОКАТ: – Значит, Вы не отрицаете, что духи способны изменить психику людей?
ПРОКУРОР: – Протестую, Ваша честь, это только домыслы адвоката.
СУДЬЯ: – Протест отклоняется, продолжайте допрос.
АДВОКАТ: – Повторю вопрос. Вы не отрицаете, что духи способны изменить психику людей?
ЭМГУЛЬ: – Если дух в человеческом теле.
АДВОКАТ: – Но Вы не упомянули про шизофрению, как определить, что человек не болен этой болезнью, а только одержим демоном или духами?
ЭМГУЛЬ: – Это может точно определить только врач-психиатр, а мы только с ними общаемся.
АДВОКАТ: – С кем?
ЭМГУЛЬ: – С потусторонними силами.
АДВОКАТ: – То есть с духами?
ЭМГУЛЬ: – Да. С духами.
АДВОКАТ: – Вы знаете подсудимую?
Эльза Родионовна посмотрела на подсудимую.
ЭМГУЛЬ: – Знаю.
АДВОКАТ: – Кто она?
ЭМГУЛЬ: – Моя клиентка.
АДВОКАТ: – Поясните.
ЭМГУЛЬ: – Как-то раз она пришла ко мне с какими-то людьми и попросила меня провести с ней спиритический сеанс. Я согласилась. И когда я вошла в транс…
АДВОКАТ: – Извините. Она хотела пообщаться с кем?
ЭМГУЛЬ: – Она хотела пообщаться с некой девочкой.
АДВОКАТ: – Как ее звали?
АДВОКАТ: – Алиса.
ЭМГУЛЬ: – Алиса? Кто такая Алиса, она это сказала?
АДВОКАТ: – Нет, но она сказала, что она хочет что-то узнать.
ЭМГУЛЬ: – Что именно?
АДВОКАТ: – Она хотела узнать, где находится украшение.
ЭМГУЛЬ: – Какое украшение?
АДВОКАТ: – Проклятое украшение Лозань. Я отговаривала ее от этого шага, так как знаю, что эти украшения приносят лишь беды. Хотя считается, что они не прокляты и лечат людей, на самом деле они прокляты и опасны.
СУДЬЯ: – Откуда Вы это знаете?
ЭМГУЛЬ: – Я изучала их. Как-то раз даже видела их.
СУДЬЯ: – Видели где?
ЭМГУЛЬ: – У одного коллекционера. Он дорожил ими и никому он их не показывал. С некоторых пор он просто их стал бояться, он вызвал меня, и я ему сказала, что от этих украшений ему надо избавиться. Не знаю, сделал он это или нет, но с тех самых пор я эти украшения не видела.
Судья показал несколько фото украшений.
СУДЬЯ: – Эти драгоценности на этих фотокарточках есть?
ЭМЬГУЛЬ выбрала один из снимков и показала суду.
ЭМГУЛЬ: – Эти.
СУДЬЯ: – Кто был тот коллекционер?
ЭМГУЛЬ: – Его звали Крысов Виктор Владимирович.
СУДЬЯ: – Продолжайте допрос, адвокат.
АДВОКАТ: – Вы утверждаете, что именно об этих драгоценностях мы сейчас говорим. Вы хотели узнать, где именно находятся украшения Лозань, и в этом может помочь только…
ЭМГУЛЬ: – Алиса.
АДВОКАТ: – Верно, Алиса. Вы согласились помочь?
ЭМГУЛЬ: – Она настаивала, и я согласилась.
АДВОКАТ: – Что было дальше?
ЭМЬГУЛЬ рассказала, что они вошли в транс и очутились в каком-то дворе: там находился дом, очень похожий на дом из ужасов. Он как будто манил их вовнутрь, и когда они вошли, они увидели винтовую лестницу, по которой спустился дух женщины…
Впрочем, для нас уже эта история не была столь загадочна. Мы ее уже знаем. И ее конец.
Закончив свою историю, Эльза Родионовна сказала, что то, что она услышала по поводу Жанны, она же и Мария, она посоветовала ей обратиться к врачу. Но та просто в буквальном смысле вышла из себя, и она увидела, что чей-то дух, а он был, на ее взгляд, злым, хотел войти в нее, но ее защита этому помешала. С тех самых пор она верит, что Жанна одержима этим духом. Она связалась с ним, и тот сказал:
«Я дух, призванный этим телом. Она – это я. Я – это она. Я та, кто не родился, но родилась мертвой».
Эмьгуль тогда поинтересовалась:
– Кто ты?
– «Ее нерожденное дитя, и камни мне нужны, чтобы обрести вечный покой в этом теле».
Так она узнала о ее тайне. Тайне камней и зачем ей нужна Алиса. Дух тогда сказал, что только Алиса способна их воссоединить. Что было дальше, она не знала. Но слышала, что после этого сеанса Мария, она же Жанна, попала в больницу. «Наверное, это Алиса постаралась», – думала она. «Ведь голос в ее кабинете утверждал, что она убийца, а кто такое перенесет? Тем более если этот человек об этом даже не догадывается».
Выслушав эту историю, адвокат поинтересовался.
АДВОКАТ: – Почему Вы не обратились в полицию?
ЭМГУЛЬ: – Я обратилась, но там надо мной лишь посмеялись. Сказали, чтобы я пошла похмелилась.
АДВОКАТ: – Вы пьете?
ЭМГУЛЬ: – Нет.
АДВОКАТ: – А в тот день?
ЭМГУЛЬ: – Я никогда даже не прикасаюсь ни к спиртному, ни к табаку.
АДВОКАТ: – Вопросов больше не имею.
СУДЬЯ: – У прокурора есть вопросы?
ПРОКУРОР: – Да, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Приступайте.
ПРОКУРОР: – Что для Вас есть понятие шизофрения?
ЭМГУЛЬ: – Это когда у человека раздваивается его личность.
ПРОКУРОР: – И Вы можете с уверенностью сказать, что подсудимая не больна этим заболеванием?
ЭМГУЛЬ: – Нет. Этого я утверждать не берусь.
ПРОКУРОР: – Тогда как Вы объясните свой рассказ? Знаете, это похоже на шизофрению.
ЭМГУЛЬ: – Это не так.
ПРОКУРОР: – Поясните.
ЭМГУЛЬ: – Шизофрения – это то состояние человека, когда он считает себя в иной реальности, меж тем он находится в этой реальности. Я понимаю, куда Вы клоните, но я могу абсолютно точно сказать, что это так.
ПРОКУРОР: – Точно?
ЭМГУЛЬ: – Да, я сама закончила факультет психологии.
АДВОКАТ: – Я это подтверждаю. Справка из учебного заведение МГУ в деле имеется.
СУДЬЯ: – Подтверждаю.
ПРОКУРОР: – Вы закончили МГУ, допустим. К Вам приходила подсудимая, чтобы Вы ей помогли разобраться в ее проблеме. Но Вы могли бы подтвердить, что все убийства, в которых ее обвиняют, не были совершены на почве неприязни и не мотивированы тем, что ей так повелел дух?
ЭМГУЛЬ: – Это прерогатива психиатра.
ПРОКУРОР: – Верно. А что Вы сами думаете?
ЭМГУЛЬ: – Духи способны убить только тех, кто им мешает обрести счастье, – заявила свидетель: – Я смотрела фильм «Астрал», там дух хотел избавиться от души мальчика и хотел занять его место. Эта так. Но что касается физического тела, то нет, это просто невозможно.
ПРОКУРОР: – Так возможно или нет?
ЭМГУЛЬ: – Нет.
ПРОКУРОР: – У обвинения больше вопросов нет.
СУДЬЯ: – Займите место в зале. – Он обратился к адвокату и прокурору. – Еще свидетели есть?
АДВОКАТ: – Да, Ваша честь. Это лечащей врач Марии Сергеевны Пикун, Эмма Георгиевна Лаждыкова-Смирнова.
СУДЬЯ: – Пригласите свидетельницу Лаждыкову-Смирнову в зал судебного заседания.
ПРИСТАВ: – В зал судебного заседания приглашается свидетель Эмма Георгиевна Лаждыкова-Смирнова.
В зал судебного заседание вошла капитан Эмма Георгиевна Лаждыкова-Смирнова. Она прошла за трибуну, приняла присягу, и начался допрос.
АДВОКАТ: – Вы наблюдали подсудимую месяц, что Вы можете сказать о ее психическом здоровье?
ЭММА: – Я считаю, что она неадекватная.
АДВОКАТ: – Поясните.
ЭММА: – Она не отдает отчет своим поступкам.
АДВОКАТ: – Полностью или только частично?
ЭММА: – Частично.
АДВОКАТ: – Скажите, она могла быть неадекватна, когда она считала себя Жанной?
ЭММА: – Разумеется.
АДВОКАТ: – В клинику она попала после того как она вместе с остальными поехали к Эмьгуль Эльзе Родионовне, но подсудимая утверждает, что она попала в больницу после посещения медиума. Отсюда вопрос. Возможно ли, что медиум внушила Марии, она же Жанна, что она попала к Вам не так, как она думает, а совсем иначе?
ЭММА: – Это возможно.
АДВОКАТ: – И как Вы объясните тот факт, что подсудимую увезли с улицы, когда она находилась вместе со своими спутниками?
ЭММА: – Очевидно, она была в иной реальности, – объяснила Эмма Георгиевна. – Человеческий мозг – загадка для науки. Мы еще не научились пользоваться его полным объемом. Только на пять процентов от его общей функции. Очевидно, с точки зрение психиатрии, мозг Марии создал блокировку. Блокировку того, что она хотела забыть. Иногда это вполне возможно. Мозг поглощает эти воспоминания и заменяет их другими. Это произошло и с Марией. Она подавила свои воспоминания о родах и заменила их своими. Мозг активировал ее желание, подавив другое. И в тот самый момент, когда она увидела своего нерожденного ребенка, ее мозг дал сбой. Он заменил ее сущность на сущность умершего ребенка. И с тех пор Мария стала Жанной.
Так и в произошедшей ситуации с Эмгуль. Ее мозг поглотил одни воспоминания заменив их другими. Она была в двух реальностях одновременно. В настоящем, когда ее увозили в больницу, и в ее второй реальности. Когда она еще была в той комнате. – Она обратилась к суду: – Можно я задам вопрос подсудимой?
СУДЬЯ: – Задавайте.
ЭММА: – Скажите, что Вы видели там, в той комнате? Где Вы были и разговаривали с голосом?
ПОДСУДИМАЯ: – Я видела там маленькую девочку.
ЭММА: – Какую девочку?
ПОДСУДИМАЯ: – Я смотрела в темноту. Глубокую и бездонно мглу комнаты. Скрип, открылась дверь. Я увидела чистый свет, полный чистоты и спокойствия. Контуры маленькой девочки. Я тогда сразу узнала ее. Это была Алиса. – Она заплакала. – Алиса. Где она сейчас? – Ей адвокат дал платок, она вытерла слезы, продолжила. – Она протянула мне свои маленькие ручонки. Она позвала меня к себе.
ЭММА: – И Вы пошли?
ПОДСУДИМАЯ: – Да, пошла.
ЭММА: – Спасибо. – Она снова обратилась к суду: – Это и есть психоз. Мы все знаем, что никакой Алисы нет и не было. Это такая же ее фантазия, как и та, что она – это Жанна. Ее психическое состояние является паранормальной шизофренией с акцентом на ее личном психосоматическом состоянии, связанном с потерей одного из близнецов при родах.
АДВОКАТ: – У Вас все?
ЭММА: – Да, я закончила.
АДВОКАТ: – Поясните, из вышесказанного Мария – сумасшедшая?
ЭММА: – Это неоднозначный вопрос.
АДВОКАТ: – Мне нужен четкий ответ. Она адекватна в своих действиях или нет?
ЭММА: – Неадекватна.
АДВОКАТ: – Спасибо. Вопросов больше не имею.
СУДЬЯ: – Спасибо. У прокурора есть вопросы к свидетелю.
ПРОКУРОР: – Да, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Приступайте.
ПРОКУРОР: – Вы утверждаете, что подсудимая неадекватна в своих действиях.
ЭММА: – Совершенно верно.
ПРОКУРОР: – Как эта происходит?
ЭММА: – Я уже сказала.
ПРОКУРОР: – Да, конечно. Но суд хочет знать, этот случай был единичен, или подобные неадекватные состояния были не единичны?
ЭММА: – Что Вы имеете в виду?
ПРОКУРОР: – Суд хочет знать, является это ее так называемое неадекватное состояние следствием ее психического расстройства или…
АДВОКАТ: – Протестую, Ваша честь. Обвинение нажимает на подсудимую и принуждает ее сказать то, что надо обвинению.
ПРОКУРОР: – Я только хочу выяснить истину, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Протест принимается. Изложите свой вопрос иначе, господин прокурор:
ПРОКУРОР: – Вы знаете, что подсудимая лечилась от алкоголизма?
ЭММА: – Знала.
ПРОКУРОР: – Я могу предположить, что это побочное действие, связанное с ее прошлым. Вы уверены, что это неадекватное поведение вызвано ее психическим состоянием, а не из-за употребления горячительных напитков?
ЭММА: – Убеждена.
ПРОКУРОР: – И готовы поручиться, что так оно и есть?
ЭММА: – Да, готова поручиться. У Марии был когда-то срыв на нервной почве, это произошло в то время, когда она родила мертвого ребенка. Но затем она вылечилась.
ПРОКУРОР: – Каким образом?
ЭММА: – Очевидно вторая ее сущность, воплощение мертворожденной дочери, способствовало ее излечению.
ПРОКУРОР: – Но побочные действие осталось?
ЭММА: – Этого Вам никто сказать не сможет. Эта может сказать только она сама.
ПРОКУРОР: – То есть подсудимая?
ЭММА: – Совершенно верно.
ПРОКУРОР: – Многопочтенный суд. Оказывается, что у подсудимой была белая горячка! Конечно, этот факт оспорим. Так как подсудимая отрицает то, что она лечилась в наркологическом диспансере. Очевидно, там она решила отомстить. Там у нее созрел этот план. И воспользовавшись тем, что подсудимая была тогда безумна, она посчитала, что никакого наказания для нее не будет, и она совершит это убийство.
АДВОКАТ: – Протестую.
СУДЬЯ: – Протест принят. – Он обратился к прокурору. – Дебаты оставьте на потом, а сейчас продолжайте допрашивать свидетельницу.
ПРОКУРОР: – Да, Ваша честь. – Он обратился к Эмме: – Продолжим. Вы, значит, полностью уверены, что Мария одержима своими демонами?
ЭММА: – Это не так. Она неадекватна в своих решениях.
ПРОКУРОР: – Это ее неадекватность, ее поступков, могла привести ее к убийству?
ЭММА: – Разумеется.
ПРОКУРОР: – Хорошо. Вопросов больше не имею.
СУДЬЯ: – Если у сторон нет больше вопросов к свидетелю, то прошу Вас занять свое место в зале суда. А суд вызывает доктора Марфу Сергеевну Капустину.
Марфа Сергеевна вошла в зал заседания и принесла присягу.
СУДЬЯ: – У кого есть вопросы?
АДВОКАТ: – У меня.
СУДЬЯ: – Прошу Вас.
АДВОКАТ: – Вы наблюдали за Марией, не так ли?
КАПУСТИНА: – Совершенно верно.
АДВОКАТ: – Она хотела, чтобы ее считали Алисой, кто она была для нее?
КАПУСТИНА: – Спасением.
АДВОКАТ: – В смысле?
КАПУСТИНА: – Кто для нее была Алиса? Спасением отчего? От своего душевного состояния. Она считала, что Алиса освободит ее от Марии.
АДВОКАТ: – Ясно. Но как тогда объяснить, что Алису хотели удочерить? Согласитесь, что удочерить взрослую женщину – это смешно?
КАПУСТИНА: – Я с Вами согласна. Но дело не только в Алисе, а в проклятых украшениях Лозань. Все почему-то считают, что они доступны для Алисы. Она может управлять ими. И всем все равно, что она – взрослая женщина. Можно сказать, что эти люди виноваты в произошедшем.
АДВОКАТ: – Вы в это верите?
КАПУСТИНА: – Я прагматик, верю только в то, что я вижу. А вижу я то, что есть на самом деле.
АДВОКАТ: – И что же это?
КАПУСТИНА: – Алиса существует, – заявила она. – Она в какой-то ипостаси подчинила себе разум Марии. Она считает, что она может менять реальность.
АДВОКАТ: – Это так?
КАПУСТИНА: – Слава богу, что нет. На это никто неспособен из ныне живущих. Я провела с ней много времени и я уверена, что это ее фантазия. Фантазия ребенка.
АДВОКАТ: – Она что, ребенок?
КАПУСТИНА: – Очевидно, это так. Ее разум стал, словно у ребенка. У маленькой девочки, которая защищает себя от этого мира.
АДВОКАТ: – Вы считаете, что подсудимая – Алиса?
КАПУСТИНА: – То, что в ней.
АДВОКАТ: – А Жанна?
КАПУСТИНА: – Это тоже она.
АДВОКАТ: – Объясните.
КАПУСТИНА: – Жанна – это ее вторая дочь. Она не смирилась, что она родилась мертвой, и стала ей. А Алиса – это способ покончить с Марией. Остаться лиши одной Жанной.
АДВОКАТ: – Ясно. У защиты больше нет вопросов.
СУДЬЯ: – У прокурора вопросы есть?
ПРОКУРОР: – Да.
СУДЬЯ: – Прошу.
ПРОКУРОР: – Скажите, Марфа Сергеевна, как возможно с точки зрения психиатрии то, что у человека есть множество перевоплощений? Разве шизофрения – это не один отдельный образ, который видит пациент периодически?
МАРФА: – Это не так. Шизофрения имеет множество лиц. В некоторых случаях она буйная, в другом случае она спокойная. Сама же болезнь протекает достаточно трудно. Я не буду Вас занимать медицинскими терминами, я просто скажу: она, как чистое поле, все на ладони, в другом случае это лес, и третий случай – это просто болото. Болото в сознании человека является самым опасным видом шизофрении. От этих больных никто не знает, что ожидать.
ПРОКУРОР: – Под это описание подходит подсудимая?
МАРФА: – Да.
ПРОКУРОР: – К какому из трех сознаний шизофрении Вы ее отнесли?
МАРФА: – Она – болото.
ПРОКУРОР: – В Вашем отчете написано, что она общалась в тюрьме, куда ее направили с Жанной. Но Жанна – это она?
МАРФА: – Это ее в обращение.
ПРОКУРОР: – Больше вопросов не имею.
СУДЬЯ: – Садитесь. Суд окончен. Переходим к прению сторон. Прокурор, прошу.
ПРОКУРОР: – Ваша честь, обвиняемая считает себя Жанной, хотя на самом деле она Мария. Судмедэкспертиза признала, что она является не вполне здоровой и неадекватной в своих действиях. Кто же убийца? Нас, как и в прошлый раз, пытались уверить, что вся ее психическая сущность является не чем иным, как одержимостью найти проклятые камни Лозань, а в данном случае – их хозяйку, некую девочку, Алису. Но камни и мистические девочки не убивают, убивают люди. А Мария убила Женю. Убила с особой жестокостью и преднамеренно. Это доказано следствием. В связи с этим прошу по статье № 105 УК РФ части первой назначить подсудимой лишение свободы сроком на пять лет в колонии общего режима. У меня все, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Спасибо. Защита, Ваше слово.
АДВОКАТ: – Ваша честь. Мы выслушали сторону обвинения, и, по его мнению, обвиняемая здорова? Она может отвечать за свои действия? Но судмедэкспертиза установила, что Мария Пикун неспособна адекватно мыслить. Ее болезнь возникла после рождения ей мертворожденного ребенка. Она стала одержимой. В ее сознании возникла ненависть к живой дочери. Она посчитала, что это именно она. Она виновата в том, что ее ребенок умер. Она не приняла ее и стала тем нерожденным ребенком, которого она потеряла. Затем она стала одержимой, у нее возник образ Алисы, она считала, что она поможет ей обрести покой. И вот в ту злополучную ночь или вечер она подчинилась голосу Алисы. И с этого момента она стала убийцей. Посмотрите на нее, уважаемый суд. Кого мы видим? Женщину, мать? Кто она? Может Алиса? По заключению судмедэкспертизы Пикун Мария Сергеевна психически нездорова. В связи с этим прошу суд проявить смягчение к приговору и классифицировать его по статье № 107 части первой УК РФ. И назначить ей три года лишения свободы в колонии поселения. В связи с ее психическим состоянием прошу суд переквалифицировать статью № 107 часть первую на статью № 101 часть первую УК РФ и отправить Пикун Марию Сергеевну на принудительное лечение в медицинскую спецлечебницу. У меня все, Ваша честь.
СУДЬЯ: – Ответная реплика?
ПРОКУРОР: – Адвокат хочет убедить нас, что подсудимая безумна. Но я обращаю внимание суда, что доказано: она действовала при полном рассудке. То есть она отдавала себе отчет в своих действиях.
СУДЬЯ: – Ответная реплика?
АДВОКАТ: – Это только предположение прокурора. В деле есть заключение судмедэкспертизы, что Пикун неадекватно в своих действиях. Что она психически не здорова и ей требуется медицинское вмешательство специалистов.
СУДЬЯ: – Подсудимая, Ваше последнее слово.
ПИКУН: – Я понимаю, мне никто не верит. Все считают меня психически нездоровой личностью. Но поверьте, камни существуют. И я найду их, чего бы мне этого ни стоило.
СУДЬЯ: – У Вас все?
ПИКУН: – Все.
СУДЬЯ: – Суд удаляется для вынесения приговора.
ПРИСТАВ: – Встать, суд идет.
Прошло десять минут. Приговор был написан. В зал заседания вошел судья.
СУДЬЯ: – Именем Российской Федерации, суд приговорил: Пикун Марию Сергеевну признать виновной по статье № 107 части первой и назначить ей лишение свободы сроком на пять лет в колонии строгого режима. В связи с тем, что Пикун Мария Сергеевна признана неадекватной и не отдающей надлежащий отчет своим действиям и поступкам, срок заключения заменить по статье № 101 части первой и направить ее на принудительное лечение.
Приговор вынесен. Виктор и Шура были недовольны вынесенным приговором, но что делать – закон есть закон.
Все разъехались. Зал заседания опустел. Скоро следующее заседание. Скоро новая история.
Приговор вынесен. Виктор и Шура были недовольны вынесенным приговором, но что делать – закон есть закон.
Все разъехались. Зал заседания опустел. Скоро следующее заседание. Скоро новая история.
Приговор может быть обжалован в соответствии с законом в течение десяти дней.
Адвокат решением суда был вполне удовлетворен. Он знал, что так оно и будет. Это было только вопросом времени.
Прокурор считал, что вынесенный приговор Пикун был все же мягок, но он ни с кем этим поделать не смог. Он руководствуйся законом, а закон был на стороне адвоката.
Все закончилось. Суд приговорил подсудимую к принудительному лечению. Все списали на ее болезнь. Шизофрения, окончательный приговор для Марии. Это было для нее лучшей вариант чем оказаться за решеткой.




Картина



Глава 1
Карл Жюфийе

Эммануэль ехала в такси в аэропорт Шарля де Голля. Она ехала туда одна. Ее подруги разбежались. Мужчины исчезли. Никто не хотел сейчас поедаться полиции на глаза. У жандармерии и так хватало дел. О них после пожара в доме доктора Паж, все должны были забыть. Они просто исчезли. Растворились в толпе на улицах Парижа. Кто-то собирался уехать за границу, кто-то спрятаться и переждать. Сейчас, когда Раиса Петровна Жаловская и Прасковья Федоровна были мертвы, ей хотелось поскорей забыться. Заглушить ту источающую кровью рану в ее сердце, что появилась после того, как умерли две этих женщины. Она искала и не находила себе покоя. Воспоминания о недавнем прошлом болело ее бедное женское сердечко. На ее душе скреблись кошки. Ей не давал покой тот факт, что тот человек, который убил Прасковью Федоровну, останется безнаказанным. Ему это убийство сойдет с рук, и не будет ему наказание за содеянное. Что ни говори, факт, что все останется, так как есть ужасал Эммануэль. Ей было тяжело и тоскливо на сердце. Некоторые ее подруги – немезиды, говорили; – в подобных ситуациях надо расслабиться, отвлечься от повседневных забот, послать все куда подальше, и насладиться тишиной. Эммануэль так и делала. Она бросала все, и уединялась. Сидя в одиночестве, она размышляла осмысли жизни. Читала книги по философии. Но сейчас всего этого не было. Ни тихой уютной комнаты, ни книги по философии. Ничего. Ее сердце и душа металась из стороны в сторону, и не давала ей покоя.
Подъехав к аэропорту Шарля де Голля, она, расплатившись с таксистом, вошла в терминал аэропорта. В нем было шумно. Несколько рейсов отменили из-за забастовки диспетчеров. Аэропорт жил своей жизнью. Все пассажиры не смогшие улететь ждали рейс в зале ожидания. Некоторые из них поехали в ближащею гостиницу предоставленным им администрацией аэропорта.
Эммануэль стояла под чесами, и казалась она как будто ждала кого-то. Она посмотрела на циферблат часов: половина шестого. Весь день проведенный у доктора Паж, был наполнен остротою ощущения от рассказанного Жан-Жаком истории о Марусе. Сейчас, стоя под этими часами, Эммануэль хотела покинуть эту страну. Ее сердце и душа неистово желали того, чтоб она села скорее в самолет, и улетела из этой страны куда подальше, лишь бы не видеть, забыть все то, что произошло здесь. Но как бы ни хотела Эммануэль, она не могла этого сделать. Она могла уехать в Англию, но в это время железная дорога между Франции и Англии еще не была построена. Поэтому Эммануэль Вынуждена была остаться в аэропорту. Но вот, к ней подошел молодой человек, он посмотрел на нее и спросил:
– Ваш рейс тоже отменили?
Эммануэль посмотрев на мужчину, увидела перед собой мужчину среднего роста, на вид он был еще ребенком. Он был молод, и хорош собой. У него были черные зачесанные набок волосы, с небольшими седыми волосами. У него были карие глаза, продолговатое лицо. Про таких говорят; – «красавец-мужчина».
– Мне кажется, что сегодня никто не улетит из Парижа.
– Это так. – согласился мужчина, а затем добавил. – Забастовка парализовала всю Францию. Даже машинисты бастуют.
– Что же они хотят?
– Как обычно, повышение зарплаты, и уменьшение рабочих часов.
– И?
– Пока ничего. – ответил мужчина. – Они бастуют, а пассажиры страдают. – он сделал паузу. – Вот мне надо в Леон, а уехать не могу.
– У Вас в Леоне дела?
– Да. – ответил мужчина. – Я хирург. У одного из моих пациентов сильная недостаток сердечной мышцы. Ему срочно нужна хирургическая помощь.
Женщина заметила:
– А что, в Леоне хирургов недостаток?
– Нет. – ответил мужчина. – В Леоне хорошие хирурги. – затем он добавил. – Я сам из Леона. – затем он объяснил. – Я приехал в Париж по приглашению одной из больниц. – затем он добавил. – Дело в том, что я разработал новую методику хирургического вмешательства в области кардиологии…
Женщина легонько улыбнулась. Она предположила:
– И Вы решили этой методикой поделиться со мной?
Мужчина ответил:
– Я действительно хирург-кардиолог. – он сделав паузу, добавил. – Я действительно из Леона, лечу на операцию. – он сделал паузу, затем признался. – Вы мне понравились, и я хотел провести в Вашем обществе долгие ожидание окончание этой забастовки.
Польщенная этим откровением, женщина не могла отказать этому мужчине. Ее одиночество плохо влияло на нее саму. Ей нужно было с кем-то поговорить, пусть даже не о чем.
Она уточнила:
– Вы хотите только поговорить? Провести время в ожидании самолета?
Обиженный этими словами, мужчина сказал:
– Я не из тех, кто снимает женщин на час.
Поняв, что она сказала лишнее, женщина извинившись, сказала: – У меня сегодня был трудный день, а тут еще забастовка. – она сделала долгую затяжную паузу, затем добавила. – Все к одному, невезуха какая-то.
– После черной полосы наступает белая. – заверил ее мужчина. – Мы врачи это знаем наверняка.
Эммануэль смотря на мужчину, спросила:
– Вы работаете кардиологом?
– Совершенно верно.
– Скажите, если какая-то таблетка от сердечной раны?
Мужчина уточнил:
– Вы это о чем? – затем он предположил. – Что? Кто-то разбил вам сердце?
– Нет. – ответила Эммануэль. – С этим у меня порядок.
– А что тогда?
Эммануэль призналась.
– Недавно мои родители умерли.
– Понимаю. – с сочувствием сказал мужчина. Затем он добавил. – Когда умер мой отец, а за ним через год моя мать, я тоже не находил себе место.
– Как же Вы справились с этим?
– Я взял отпуск, и поехал в круиз по Средиземному морю. – он сделав паузу, добавил. – Знаете, вода успокаивает. Когда на нее смотришь, вдаль, за горизонт, и видишь, как солнце заходит за горизонт, а море становится желто-бордовом. – он, сделав паузу, добавил. – Это что-то! – затем, он неожиданно вспомнил, что, до сих пор разговаривая с этой женщиной, он так и не представился, и не узнал ее имя. Он сказал. – Мы уже целых пять минут говорим, а я так и не знаю как Вас зовут? – затем он представился. – Меня зовут Карл Жюфийе. А Вас?
Эммануэль хотела солгать, сказать ему какое-то Вымышленное имя. Она предположила, что этот мужчина подошел к ней не просто так. Возможно, он агент? Но сейчас, после непродолжительного разговора с ним, она изменила свою точку зрение. Она представилась.
– Эммануэль.
Хотя сделать женщине комплимент, Карл с улыбкой на лице спросил:
– Та самая Эммануэль, что написала Эммануэль?
– Нет. – улыбнулась Эммануэль, поняв, что Карл Жюфийе решил таким образом сделать ей комплемент. – К сожалению это не я. – затем она легонько спросила. – А что мы стоим здесь? – затем она предложила. – Может пока перекусим?
– Я не прочь перекусить. – сказал Карл Жюфийе. – Но я не знаю где?
– В аэропорту должно быть кафе. – сказала Эммануэль. – Надо лишь найти его.
В это самое время по громкой связи объявили: «ЛЕДИ И ДЖЕНТЛЬМЕНЫ. ВСЕ РЕЙСЫ ОТКЛАДЫВАЮТСЯ НА НЕОПРЕДЕЛЕННЫЙ СРОК. ВСЕМ ПАССАЖИРОМ ВЫЛЕТАЮЩИХ ЗА ГРАНИЦУ АВИАКОМПАНИЯ ПРЕДОСТАВИТ ГОСТИНИЦУ. ОСТАЛЬНЫЕ ЖЕ ПАССАЖИРЫ МОГУТ СДАТЬ БИЛЕТЫ, ИЛИ ПОЕХАТЬ ДОМОЙ. МЫ СООБЩИМ ВАМ О ВЫЛЕТЕ САМОЛЕТОВ».
Карл тотчас же нервно воскликнул:
– Что за черт! – затем, он ругаясь добавил. – Что за страна та такая? Улететь и то нельзя, и уехать тоже!
Эммануэль видя, что Карл был взбешен. Он только что услышал объявление по громкой связи, и так же, как и многие люди в аэропорту, хотевшие сегодня улететь каждый по своим делам, не могли этого сделать из-за забастовки работников аэропорта. Эммануэль поспешила сказать:
– Не волнуйтесь так. Не сможете улететь сегодня, улетите завтра.
– Вам та легко говорить! – злился на это безобразие Карл. – Вас пациенты не ждут.
– Я Вас понимаю. – ответила Эммануэль. – Но Вы тоже поймите бастующих. Они должны кормить свои семьи, а платят мизер. – затем она добавила. – При такой инфляции скора нечего будет есть, а о медицине я вообще молчу.
Карл не понял:
– Что Вы имеете в виду?
– Ну как же! Медицина платная.
– Нет. – возразил Карл. – Медицина бесплатная. Ее покрывает страховка.
Элизабет заметила:
– Но чтобы застраховаться нужны деньги. Где их взять? Если денег нехватка?
Карл Вынужден был согласиться с Эммануэль.
– Вы правы. – сказал он. И как бы упрекая свою профессию, добавил. – Иногда даже страховка не может покрыть дорогостоящее лечения.
– Вот видите, – сказала Эммануэль. – Выходит сегодняшняя забастовка имеет смысл.
– Вы правы. – согласился Карл Жюфийе. – Смысл есть во всем, даже если кажется, что все то, что делает человек бессмысленно.
Услышав эти слова, Элизабет поинтересовалась:
– Вы любите пофилософствовать?
– Иногда. – ответил Карл, и тяжело вздохнув, добавил. – Если ситуация примерно такая, как сейчас. – затем он сказал. – В жизни никогда не получается то, на что рассчитываешь.
Эммануэль с ним согласилась:
– Жизнь – это сложная штука. Иногда она преподносит нам сюрпризы, иногда отбирает все до последней копейки. – затем она предложила. – Знаете, плюньте на все, и пуститесь в путешествие. Поведайте мир.
Карл заметил:
– Но для такого путешествие одному будет не комфортно.
Эммануэль улыбнулась. Затем предположила:
– Вы хотите чтобы я составила вам кампанию?
– Только затем, чтобы показать вам Париж.
Эммануэль тотчас же отпарила.
– Но я знаю Париж!
– Знаете, это я не отрицаю. – он сделав паузу, сказал. – Но видели Вы его? Вряд ли?
Эммануэль не поняла:
– Что Вы этим хотите сказать?
– У меня есть хобби. – сказал Карл. – Я рисую. – затем он пояснил. – Рисую для себя. – он сделал паузу. – Мои работы – это Париж. Я в свободное от работы время свободный художник. «Художник Франции», – эти слова он говорил гордо и легко. – Я рисую Францию, я уже написал более ста картин! И, я…
Эммануэль закончила за него.
– Вы хотите чтобы я увидела Ваши работы?
– Совершенно верно. – подтвердил он, и добавил. – Вы будите первая, кто их увидит.
Польщенная этими словами, она оценила его. Ей он казался напыщенном индюком. Тем индюком, который лишь хочет похвастаться своими произведениями искусства, и все.
– Скажите. – спросила Эммануэль. – Вы действительно такой или только претворяетесь?
Не поняв сарказма, Карл Жюфийе непонимающе спросил:
– Вы это о чем?
Эммануэль продолжала:
– Вы хотите пригласить к себе совсем незнакомую женщину, показать ей свои работы, и при этом Вы говорите, что она будет первой кто их увидит!?
– И что туту такого?
– Знаете! – продолжала возмущаться Эммануэль. – Когда женщине говорят, что она первая увидит то или иное! По сути, ей предлагают постель!
– Что за чушь! – возмутился он. – Я просто хотел показать вам свои работы. – затем он добавил. – Но если Вы считаете, что мое предложение оскорбила Ваше женское достоинство, то, что ж, извините. – и как бы в саркастическом тоне он добавил. – Я не знал, что подобное предложение будет вами так искаженно. – затем он отпарил. – Что ж, прощайте, я не желаю быть превратно понят. – затем он добавил как бы в упрек Эммануэль. – Я хотел показать вам мои работы, а Вы? Даже не взглянув на них, поставили свою оценку. – он сделал паузу, затем равнодушно добавил. – Что ж, если Вы считаете, что я предложил вам постель, пусть будет так. Я же хочу в свою защиту добавить; я никогда не предлагал никому подобного рода предложения. – он сделав паузу, добавил. – Я иногда пишу портреты с натуры, женщины конечно обнажают свои прелестные тела, чтобы б мог писать портреты. – он сделав паузу, внимательно посмотрев на Эммануэль, специально спросил. – Скажите, у Вас красивое тело? – он сделал паузу, и не дав Эммануэль ответить на этот вопрос, ответил на него сам. – Очевидно Вы им гордитесь – телом. Каждая женщина, даже если она уродлива не признается в этом. – он усмехнулся. – Может я нашел в Вас что-то привлекательное, что еще не было на моих картинах. – он снова сделав паузу и усмехнувшись, саркастично и грустно добавил. – жаль, что это ни так. – затем он попрощавшись, и пожелав всего наилучшего, тихо пошел от часов в середине терминала аэропорта. У него был грустный вид. Он шел тихо, и ему хотелось сейчас уже никуда не уезжать. Он хотел поехать к себе на дачу под Парижем, и снова и снова любоваться холстами собственной кисти. Лишь в них он находил покой и равновесие, и забывал глядя на них о суете этой сумасшедшей – безумной жизни.
Оставшись одна, стоящая у часов женщина, не могла понять, что произошло? Она не понимала, почему она неожиданно взъелась на Карла Жюфийе. Она обидела ни за что человека. Человека, который лишь хотел показать ей свои картины. Она не понимала, почему она решила, что тот хочет под предлогом показа ей своих картин, предложить ей переспать с ней. Ну и что, что он сказал: – «Вы будите первая, кто их увидит». Может это так. Карл Жюфийе никогда не Выставлял свои картины в свет. Его холсты были предназначены только для него. Для него одного, и никого больше. Он просто хотел, чтобы кто-нибудь оценил эти произведения искусства. Сказал свое мнения о них «КАРТИНАХ». А она? Что сделала она? Послала человека куда подальше, и ни за что. Какая же она дура! Просто идиотка, если решила, что?.. неужели она ассоциировала себя с проституткой? Этого не может быть! Она не проститутка. Так почему же она решила именно так, а ни иначе? Вряд ли кто-нибудь ответит на этот вопрос. «Женщина по своей натуре – кошка». Так кажется говорят люди. Женщина любит лишь тех, кто сможет ее обеспечить. Нет женщин, которые не выгадают сой резон в этой жизни. Хотела ли Эммануэль Выгадать свой резон. Эммануэль не относилась ни к тем, ни к другим. Она не искала свою Выгоду, и не была проституткой. Для нее сама мысль об этих двух вещах была оскорбительна. Так что, когда Карл Жюфийе сказал: – «Вы будите первая, кто их увидит», он это и имел в виду. Здесь никакого тайного смысла, или намек на непристойность никакого не было. Дело в том, что он хотел сделать Выставку своих картин, и первоначально он хотел услышать мнение человека со стороны – мнение женщины.
Поняв свою ошибку, Эммануэль догнала Карла Жюфийе, и встав напротив него сказала:
– Извините меня за мою неучтивость. – затем как бы оправдывая саму себя, добавила. – У меня сегодня был ужасно трудный день. Я замоталась, и… – сделала она паузу подбирая нужные слова для оправдания. Затем она призналась. – У меня был опыт подобных предложений. – она сделала тяжелую долгую паузу. – Все они сводились к одному. К…
Слушая Эммануэль, Карл понимал, что Эммануэль не знает как загладить свою вину. Возможно у нее и был подобный опыт, но при чем здесь он? Он хотел показать свои работы художника и только. Ничего предосудительного он не имел в виду. Ее реакция на его предложение сама по себе была абсурдна. Абсурдна и неуместно в данном случаи и вообще.
Карл перебил Эммануэль, он строгим голосом похожего на сарказм, спросил:
– Скажите, Вы всегда сначала нахамите, а потом извиняетесь, или бывает наоборот?
Та тотчас ответила:
– Нет, только когда неправа.
– Значит, – строго спрашивал ее Карл. – Вы признаете что были неправы?
– Признаю.
– И Вы извиняетесь ни потому, что хотите посмотреть мои картины? – уточнил Карл. – Вы Эммануэль извиняетесь потому, что Вы неправы?
Эммануэль конечно очень хотелось посмотреть на картины, но сейчас это было невозможно. Она тихо сказала:
– Я неправа.
– Хорошо. – строго сказал Карл. – Извинение приняты. – он повернулся, и сделав несколько шагов от Эммануэль, остановился, и обернувшись сказал. – Знаете, я вам все же покажи пои холсты, – затем он добавил. – Хотя Вы этого не заслуживаете. – он сделал паузу, а затем сухо добавил. – Если хотите, идемте, я покажу вам мое творения искусства.
Это предложение удивила Эммануэль. Скажите, может ли мужчина, предложить женщине посмотреть на его работы после того, как та обвинила его в бог знает чем. Не знаю, что и сказать? Я считаю, что это вполне возможно, если один из людей признал себя виноватым в чем бы то, ни было. Еще есть одно обстоятельства подобного поведение у людей. Люди жаждут наслаждаться в одиночестве тем, что приобрели тайно. Они единственные владельцы этой красоты, и никому кроме их самих не позволено видеть эту красоту. И вот, в один прекрасный день, человек; в данном случае это Карл Жюфийе – влюбился! Ему понравилась Эммануэль, и он нашел в ней что-то прекрасное, и решил показать ей свою прелесть, коллекцию картин, которые он написал собственными кистями. Вероятно, так оно и есть. Эммануэль понравилась Карлу, а та этого не поняла. Конечно, он был зол на нее, но человек любит себя показать. Он хотел показать свои картины Эммануэль лишь потому, что ему хотелось показать хоть кому-нибудь эти работы. Холсты собственных кистей.
Эммануэль подбежав к Карлу Жюфийе, посмотрев на него, поспешила сказать:
– Я, конечно, не могу просить Вас о снисхождении, но я поклонница искусства. – она сделав небольшую паузу, добавила. – Я люблю живопись – абстракционизм. – Она сделала паузу. – Я, конечно, люблю и другие направления в искусстве живописи, но абстракционизм – мое любимое направление в живописи.
Выслушав Эммануэль, Карл удивился:
– С чего Вы решили, что я пишу абстрактные картины?
Эммануэль тотчас удивилась:
– Разве нет? – на ее лице было такое Выражение лица, что казалась, ее лицо было похоже на Выжитый лимон. – Вся Франция сейчас пишет в абстракте.
– Но ни я. – утвердил Карл. Затем он пояснил. – Современное художество давно перестала быть профессиональным. – он сделал паузу, и с сожалением добавил. – Сейчас искусства – это халтура. Вывелись истинные ценители искусства, остались только халтурщики. – он сделал долгую паузу, сказал. – Мои же картины – это истинное искусства. Я пишу портреты и пейзажи с натуры. Пишу маслом. Мои произведения искусства – это классика. Классика, и ничто больше.
Элизабет понимая, что Карл ни то, что пишет картины, он практически живет им, а иначе нельзя было нечего сказать, она попросила:
– Покажите мне их.
– Конечно. – ответил Карл. – Вы их увидите.
Они сдали билеты, и затем покинули здание терминала аэропорта, поймали такси, и сев в машину, поехали загород.
Эммануэль поинтересовалась:
– Где Вы живете в Париже?
– Я живу в Шантийи.
– Тихое место. – сказала она, затем она неожиданно спросила. – Вы любите музыку?
– Почему Вы меня об этом спрашиваете?
Эммануэль сказала:
– Многие считают, что музыка и живопись неразделимы.
– Эти люди правы. – согласился Карл. – Музыка в живописи настраивает художника на гармоничное состояние между природой и искусством. – он сделал небольшую паузу, сказал. – Согласитесь, от неких картин веет музыкой, и хочется пуститься в быстрый танец с тем написанным на полотне картине, которую написал художник. Некоторые картины плачут, а некоторые смеются над нами.
Выслушав Карла, Эммануэль спросила:
– Вы философ?
Карл ответил:
– Медицина не может существовать без алхимии, а та не может существовать без философии. – он сделал паузу, и сказал. – Медицина и философия – это одно целое. Нельзя разделять одно от другого. Не будь философии, не было ни единой науки. Человечества просто повязла в своем невежестве и безнравственности. Мы бы превратились бы в нечто похожее на уродство. – он сделал паузу, и как бы оправдывая свою речь, добавил. – Хотя и в уродстве можно найти красоту. – затем он сказал. – У меня много полотен. На них изображены портреты самых разных людей. Многие из них красивы, многие нет. Есть и такие, кто уродлив от рождения, а другие хоть и красивы, но после того как напишешь их портрет, заметишь, что по сути своей, они просто ни то, что уродливы, а омерзительно тошнотворны. – он внимательно посмотрел на Эмму, и спросил. – А кем Вы себя считаете? Красивой или нет? – не дав ей ответить на этот вопрос, он продолжил. – Каждая женщина не признается даже самой себе, что она некрасива, а тем более уродлива. Отбросит эту абстракцию. – затем он уточнил. – Ведь Вы сказали, что любите абстрактную живопись, ни так ли?
– Совершенно верно.
– Ну вот и посмотрите на себя в зеркало. – продолжал Карл. – Вы увидите в нем не себя, и не свое отражение. Вы увидите в нем нечто. – он сделал паузу, а затем уточнил. – Наши лица изменчивы. Каждая наша мимика выражает какую-нибудь нашу эмоцию. Мы видим в зеркале не себя, мы видим в зеркале маску. Маску, которую мы носим день ото дня. Каждый божий день. Наше лицо выражает многое, и ничего. То оно злое, то надменное, то лицемерное, завистливое, хитрое, умное, растерянное, дурацкое, глупое, и. т. д. Иногда оно выражает абстрактность, это состояние задумчивость. Принятие определенного решение в жизни. Иногда лицо ничто не Выражает. Ему все безразлично. На все наплевать. Оно просто устало от бесконечных гримас – перевоплощений. – он сделал паузу, а затем добавил. – Я видел сегодня четырех женщин. – сказал он. – Одна из них была в замешательстве, ей надо было уехать из Парижа. Вторая: женщина – любящая поговорить. Третья: свирепая женщина, и четвертая: пристыженная женщина.
Эммануэль усмехнулась:
– А я какая?
– Вы и есть эта женщина. – пояснил он. – Четыре женской сущности в одной, в Вас Эммануэль.
Эммануэль не верила своим ушам. Какой-то мужик говорит ей что она уродлива и к тому же неадекватная, иначе это состояние никак не назовешь. А она? Что она? Она сидела на сидении авто, слушала как над ней глумиться Карл, и ничего не может с этим поделать. Она в подсознание знала, что он прав. Она не была таким идеалом, которую ей всегда хотелось видеть. Смотря в зеркало, на свое отражение, она не раз замечала, как ее лицо изменяется. В нем всегда присутствовало нечто неуловимое, что не поддавалась никакому объяснению. Она видела в нем, то стерву, то красавицу желающею любви. То хитрую и расчетливою хищницу, которая выбрала себе жертву, и готова вцепиться в его горло, и разорвать его на клочья. Зеркало: душа человеческого «Я». Вторая его сущность. Говорят, кто смотрится в зеркало, тот видит свою душу. Ни свое зеркальное отражение, а свою душу. «Зеркало – это душа-человека». Так говорят древние книги и философы. И я с ними согласна.
Эммануэль спросила:
– Вы меня пристыжаете во второй раз. Первый я сама была виновата, а что сейчас? Что Вы от меня хотите?
Тут наконец Карл Жюфийе сказал.
– Вы красивая женщина. – начел он с этих слов свою речь. – Когда я к вам подошел, я подошел к женщине, которая не может улететь из Парижа. – он сделал паузу, затем продолжил. – поговорив с вами, я понял, что Вы ни такая, как все. – он сделал паузу, а затем сказал. – Вы особая. – он посмотрел на Эммануэль, сказал. – В Вас нет фальши. Вы такая какая Вы есть.
Не ожидав такого комплемента, Эммануэль с гордостью присущей женщинам, сказала:
– Такая какая есть, – затем она словно подковырнула. – А Вы надеялись что я такая, как все?
– Да что Вы говорите! – поспешил сказать Карл. Ни в коем разе. Я считаю, что человек должен быть таким, как создала его сама мать-природа. Не больше и не меньше.
Эммануэль из чисто женского любопытства, поинтересовалась.
– А я, по-Вашему, какая?
Карл ответил:
– Вы такая какая Вы есть, ни больше и ни меньше. – затем он сказал. – Я хотел бы написать Ваш портрет. – он предложил. – Не могли бы Вы попозировать мне?
Для Эммануэль это предложение было неожиданно, хотя не лишено здравого смысла. Ведь в конце-то концов он художник!? Хотя она не видела его холстов, она предположила, что он так или иначе, возможно захочет прикоснуться к тайне, и она не ошиблась. Когда он говорил о зеркале, и отражение в нем человеческой души, она уже тогда была полностью уверенна, что подобное предложение поступит. Эммануэль снова спросила:
– Почему я?
На этот вопрос нет однозначного ответа. Художник – мастер кисти, наносит на холст краски, и те ложатся на полотна ровным слоем, и в конце концов получается та или иная картина, произведения искусства. Многие художники пишут маслом, многие акварелью. Я не буду говорить на тему; кто пишет лучше, акварель или масло? Мне кажется, маслом писать лучше. Портреты и натюрморты получатся лучше. Они смотрят на нас, пришедших в галерею или на презентацию какого-либо художника, и попадаешь в тот самый мир, который хотел показать нам художник. Почти все художники – мастера своего дело, писали картины маслом, и лишь в начале двадцатого века многие художники – революционеры, писали свои картины акварелью. Считалось, что картины написанные маслом, признак буржуазии. Новые направления в революционной культуре считалось неприемлемым возвращаться к буржуазному настрою капитализма. И лишь в середине восьмидесятых годов, при правлении Леонида Ильича Брежнева, художником в СССР было позволено писать маслом. Но этой привилегии были удостоены лишь избранные, любимчики партии, преданные идее коммунизма. И то лишь по заказу, первых членов ЦК. К счастью, эти времена давно сгинула в лету. Наступила иное время, время свободных художников. Но мы отвлеклись. Вернемся во Францию, в Париж, и ответим на вопрос: почему Карл Жюфийе захотел написать портрет Эммануэль? Мы не можем однозначно ответить на этот вопрос. Может быть, она понравилась ему, и тот захотел оставить на память образ женщины которую он никогда не увидит. Возможно он уловил в ее чертах что-то такое, что обычный человек не сможет уловить, и это он захотел передать на холст картины. Третье, он просто искал новый образ для своего полотна. Образ непохожий ни на что, что-то новое, что-то воздушное, что-то парящее там, под небосклоном солнечного света. Кто знает? Спросим об этом самого Карла Жюфийе. Итак, он ответил:
– Я пишу портреты разных людей. – он сделав паузу, сказал. – На моих картинах они выглядят так, как они выглядят в жизни. – он снова сделал паузу, уточнил. Без прикрас. Такими какие они есть на самом деле.
Эммануэль тотчас спросила:
– Вы считаете меня уродливой?
– С чего Вы это взяли?
– Если женщине говорят, что ее видят такой какая она на самом деле, то она либо понравилась этому человеку, что в данном случае, вряд ли. – она сделала паузу, и тяжело вздохнув, сказала. – Либо в ней куча недостатков, и их хотят увековечить для потомков. – она сделав паузу, спросила. – Вы меня таковой считаете?
Карл не мог сказать ни единого слово. Он смотрел на Эммануэль, и не понимал, почему она так решила?
– Я ничего такого не имел в виду. – осторожно сказал он. – Вы красиво. – добавив эти слова, он недоуменно добавил. – Кто вам сказал, что я нашел в Вас недостатки? – он сделал паузу, затем сам себе сказал как бы оправдывая ее слова. – У каждого человека, конечно, есть недостатки, но… – он сделал долгую паузу, подбирая слова к окончанию своей фразы. – на холстах они появляются лишь потому, что художник видит человека такого какой он есть на самом деле. – затем он поспешил добавить. – Я ни в коем разе не хотел Вас обидеть. – он, сделав паузу, сказал. – Если я оскорбил Вас, то прошу за это прощение. Мое предложение заключалось лишь в том, чтобы Вы по позировали мне, и только.
Выслушав Карла Жюфийе, Эммануэль ничего не сказала в ответ. Он ей показался искроенным. Возможно он не хотел рисовать ее порок. Он хотел нарисовать лишь человека. Человека, которого он хотел нарисовать. Того, кто ему просто понравился. Ведь сколько художников во всем мире, переносят на холсты тот образ, который им ярче всех запечатлелся в их голове. Мик! И вот она – муза. Муза художник которую он будет в течение некоторого времени переносить на холст.
Эммануэль призналась:
– Я никогда не позировала.
– Это ни так трудно как все считают. – сказал Карл, а затем добавил. – Правда я сразу должен предупредить, что эта работа утомляет человека. – затем он сказал. – Стоять несколько часов в неподвижности. – он сделав паузу, добавил. – Это скажу я вам ни так-то легко.
Эммануэль знала, что Карл прав. Позировать, стоять несколько часов в неподвижности, пока художник пишет свою картину с чьей-нибудь натуры, это ни так просто. И все же Эммануэль решила рискнуть. Она хотела увидеть себя на холсте. Тайно она хотела, чтобы ее выставляли на всемирных Выставках, и чтобы любовались ее автопортретом. В глубине души она об этом мечтала. Она хотела показать себя всему миру такой какая она была на самом деле.
– Хорошо. – согласилась она. – Я вам по позирую. – затем она сказала. – Но прежде, я хочу посмотреть на Ваши холсты.
– Разумеется, – поспешил ответить Карл Жюфийе. – Вы их увидите.
В это время машина такси остановилась, и таксист сказал:
– Приехали.



Глава 2
Таинственность: ФОТО Эммануэль

Карл Жюфийе расплатился с таксистом, и он с Эммануэль Вышли из авто.
Где же Вы спросите находился загородный дом Карла Жюфийе? Это было одно из мест пригорода Парижа. Где именно? Этого я не скажу, потому что и сам не знаю. Скажу одно. Это место было прекрасным. Здесь можно было забыть обо всем, и наслаждаться тишиной. Вокруг шумели лиственные деревья. Мягкая трава развевалась на ветру. Все было тихо и спокойно вокруг. Где-то свою песнь пели птицы.
Эммануэль поинтересовалась:
– Где это мы?
– Это Шантийи. Неправда ли, красива тут!
– Да, – ответила Эммануэль вздохнув полной грудью. – здесь прекрасно!
– Согласитесь, здесь хорошо черпать вдохновение для будущих произведений искусства?
Эммануэль заметила:
– Шагал точно нарисовал это место, как написал свои стога.
Карл легонько улыбнулся.
– Разрешите пригласить Вас в дом.
– С удовольствием приму Ваше приглашение. – затем она между прочем добавила. Конечно если у Вас есть кофе.
Карл поинтересовался с явным любопытством.
– Какое кофе Вы предпочитаете? Капучино? Горький? Кофе со сливками или просто кофе?
– Горячий – горький кофе. Пиле.
Карл удивился:
– Вы любите Пиле? Странно? Я думал что Вы предпочитаете другой кофе?
– Какой же?
– Платинум?
– Я тоже люблю этот кофе. – поспешила заявить Эммануэль. – Но в большинстве случаев предпочитаю Пиле.
– Ясно. – сказал он. – Пиле, значит Пиле.
Они зашли в дом. Это был двухэтажный особняк. На первом этаже было жилое помещение, а на втором этаже художественная мастерская. Вряд ли кто может с точностью сказать, как живут художники? Мне кажется, что в большинстве случаев они живут примерно одинаково. Вот и Карл Жюфийе ничем не отличался от них. На первом этаже расположилась гостиная, на стенах которой висели произведения искусства. Тут был и Шагал, и Франциско Гойя, Густав Курбе, Эдгар Дега, Винсента Ван Гога, и еще несколько произведений искусства неизвестного автора. Коло нее его кабинет и спальня. Небольшая кухня, подвал. И пожалуй, это все, что можно было написать про его жилище. Что касается второго этажа. Он был полностью отдан под художественную мастерскую. Там было все. От мольберта, до красок и кисточек художника. На полу лежали холсты начатых Карлом Жюфийе работ, которые еще не были окончены. Кисти мастера еще не нашли тот идеальный образ, который бы лек на холсты этих картин. Эммануэль осмотрелась, и видя висевшие на стенах картины, воскликнула:
– Какая красота! – она прошла в гостиную, и посмотрев на полотно, спросила. – Это подлинники?
– Только несколько. – ответил Карл. Затем добавил. – В основном здесь только копии. – затем он с горечью добавил. – Я ни настолько богат, чтобы покупать оригиналы.
Эммануэль чтобы поддержать Карла, и приподнять ему настроение, спросила:
– Вы рисовали?
– Я.
– Отличные работы! – с твердостью заявила она. – Можно позавидовать оригиналу.
– Не понимаю Вашу иронию. – сказал Карл. Затем он добавил в укор Эммануэль. – Хоть я и копирую холсты известных авторов, я никогда не говорю, что мои копии лучше оригинала. – затем он добавил. – Это было бы цинично, сравнивать свои копии с кистями гениев.
Эммануэль поняла, что совершила непростительную оплошность. «Каждый автор своего творения никогда не скажет про другое творение, что оно хуже. Все говорят что нарисовано лучше чем можно было нарисовать, даже если это не так. И только истинные знатоки, и художники произведений искусства, готовы поспорить меж собой; чьи произведения лучше?». Эммануэль таковой не являлась. Она любила музыку и картины, но истинным ценителем не была.
– Я позволила себе неучтива сказать о Ваших произведениях искусства. – начала она свою речь. – Я прошу за это прощение. – затем она сказала. – Я никогда не видела подобной красоты. – после чего она призналась. – Да и вообще красоты я не видела. – она сделала паузу, затем добавила. – Я не должна была сравнивать копии с оригиналом. – Вы правы. – согласилась она. – Это цинично.
– Выслушав Эммануэль, Карл Жюфийе сказал:
– Никогда не сравниваете копии с оригиналом. – затем он добавил. – Копий много – оригинал один.
Эммануэль согласилась с ним.
– Вы правы.
Видя что дальнейший разговор не клеятся. Вот-вот, да и будет тупик этому разговору, а что говорить потом? Этого он не мог решить. Карл Жюфийе напомнил:
– Вы кажется хотели кофе?
Поняв, что Карл Жюфийе хочет сменить тему этого неприятного разговора, в котором Эммануэль была виновата, она ответила:
– Я проголодалась. – затем она как бы осторожно спросила. – Не поймите меня неправильно, но что-нибудь перекусить было б кстати.
Карл Жюфийе сам проголодался. Проведя весь день в аэропорту, он страшно как хотел есть.
– Я не знаю. – сказала он. – В доме наверное, ничего нет, только кофе.
Эммануэль понимающе ответила:
– Что ж, кофе так кофе.
Они прошли в кухню, где на полках почти ничего не было.
Карл Жюфийе предложил Эммануэль сесть за стол, и та сев, поинтересовалась:
– А где Ваши произведения искусства?
– Здесь. – ответил Карл Жюфийе показывая вверх. – На втором этаже, там моя мастерская.
Странно? Говорят, что французы любят экзотику? Про Карла Жюфийе этого не скажешь. Его предпочтения было к французской кухне, но не в ее экзотическом виде, как привычно считать: французы любят лягушек. Может это показаться странным, но побывав во Франции Вы поймете, что они питаются, как и все, нормальной едой. Едой которой питается весь мир. Правда есть экзотика, но это на гурманов.
Итак, что же лежала в кухонной полке Жюфийе? Рис, гречка, разные пряности. Масло, чай, кофе. Где-то в углу кухни, в ведре лежала картошка. На холодильнике лежал завернутый в пакет хлеб. Он открыл холодильник. Там в морозильнике лежала курица, сыр масло. Что-то еще. Кто знает? Как на самом деле питаются французы? Ведь во Франции и русские есть, и негры. И еще куча других национальностей. Всем не угодишь. Каждый любит свою кухню.
Карл предложил:
– Хотите бутерброд с сыром?
– Я сейчас что угодно съела б, только съела б.
Эти слова подбодрили Карла. Он не хотел сейчас что-то готовить. Он просто хотел перекусить. Он вытащил из холодильника масло и сыр-Маздам, и хлеб. Затем, закрыв холодильник он положил продукты на стол, и поставил чайник на газ, Вытащив при этом из полки кофе. Он поставил все на стол, и сев напротив Эммануэль, он спросил:
– Почему Вы поехали со мной?
Эммануэль отпарила:
– Я хочу посмотреть Ваши картины.
Карл Жюфийе осторожно спросил.
– Вы в этом уверены?
Эммануэль спросила:
– Что Вы имеете в виду?
– Я ни плохой философ. – сказал он. – А философ в какой-то степени психолог. – продолжал он. – Я художник. Моя профессия – кардиолог, мое хобби – живопись. – он сделал паузу, затем сказал. – Когда я рисую с натуры, я вижу людей. Людей такими какими они есть на самом деле. Я вижу, когда люди переживают, радуются, скучают, и. т. д. – он снова сделал паузу, затем сказал. – В Вас я вижу женщину, которая по каким-либо причинам стала раздражительной. Очевидно Вас что-то мучит. Вы о чем-то хотите забыть, что произошло с вами ни так давно. Можно сказать на днях.
Эммануэль возмутилась.
– С чего Вы это взяли?

– Вы даже сейчас раздражительна. – сказал он. – Раздражительность – это признак неуверенности. Если человек неуверен в себе, то он становится раздражительным. – он сделал паузу, затем продолжил. – Вы когда разговариваете, то сами того не замечая говорите то, что можно было сослать на оговорку, если этот оговор был один раз. Но Вы оговариваетесь постоянно. Сначала в аэропорту, затем здесь, у меня дома. – он сделал паузу, затем добавил. – А сейчас Вы признались, цитирую: «
Я позволила себе неучтива сказать о Ваших произведениях искусства. Я прошу за это прощение. Я никогда не видела подобной красоты. Да и вообще красоты я не видела. Я не должна была сравнивать копии с оригиналом. Вы правы. Это цинично
». – закончил он цитату. Затем продолжил. – Я заметил, что Вы ни только оговариваетесь, и при этом Вы становитесь немного раздражительной, но и Ваш вид…

Эммануэль перебила Карла:
– Что мой Вид?
– Он не уверенный. – объяснил Карл. – Вы хотите чего-то, и не можете решить, делать вам это или нет. – он сделал паузу, затем сказал. – Я не знаю, что у Вас произошло, но согласитесь, что с вами что-то ни так. – он сделал паузу, затем спросил. – Скажите, почему Вы пошли со мной? Разве только ради искусства?

Эммануэль не могла возразить ничего. Она действительно была неуверенная в себе женщина. Она не знала что ей делать? Она хотела улететь из этой страны. Улететь туда, где все то, что с ней произошло она бы забыла. Чтобы никто ее не нашел. Исчезнуть, испариться. Но забастовка диспетчеров стала проблемой для нее. Она не знала, что ей делать? Куда идти дальше? Стоя у часов посреди терминала аэропорта, она анализировала все всевозможные ситуации, и подошедшей к ней Карл Жюфийе стал тем катализатором ее решение, которое она хотела принять. Ей надо было просто успокоиться, прийти в себя, и привести все свои мысли в порядок. Она не могла сразу успокоиться, и по этому ее речь была не столь красивой какой она хотела, чтобы она была. Она действительно сказала то, что сказала. Призналась Карлу Жюфийе; – «
я никогда не видела подобной красоты. Да и вообще красоты я не видела
». Вообще, она жила вся на нервах. Шутка ли? Знать то, что она знала о Прасковье Федоровне, и ничего с этим она сделать не могла. А тут еще и эти убийства. Что может быть хуже? Она не знала что и сказать в ответ, когда в процессе разговора она была груба с Карлом. Ее речь была скорее спонтанной, чем разумной. Ведь когда человек не следит затем что говорит, из его уст можно услышать все что угодно, только неразумную речь. Поэтому ей пришлось извиняться перед Карлом Жюфийе, хотя ей этого совершенно не хотелось. Она не привыкла ни перед кем-либо извиняться. Но в этой ситуации ей пришлось это сделать неоднократно. Ее слова просто машинально выскакивали из ее ротика. Вот так все и было. Теперь Вы знаете, о чем думала Эммануэль разговаривая а аэропорту с Карлом Жюфийе. Она призналась:

– Вы правы. – сказала Эммануэль. – Я пошла с вами ни только ради искусства.
Карл Жюфийе осторожно спросил:
– Тогда ради чего?
– Прежде чем ответить вам на этот вопрос, я хотел бы знать.
– Что? – спокойно спросил Карл Жюфийе. И добавил. – Вы хотите знать?
– Вы процитировали мое сказание по поводу счастья.
– Это так.
Эммануэль поинтересовалась:
– Значит у Вас хорошая память.
Карл усмехнулся:
– Я врач. – напомнил он. – А в нашей профессии без памяти никуда.
– Да. – вспомнила Эммануэль, что говорил Карл Жюфийе ей в аэропорту. – Конечно.
Карл видя что Эммануэль о чем-то задумалась. Он поинтересовался:
– А о чем Вы хотели меня спросить?
Эммануэль на секунду задумалась, а потом сказала:
– Так, ни о чем.
Карл внимательно посмотрел на Эммануэль. Ему показалось, что она ушла глубоко в себя. Что-то напомнило ей о чем-то. Что-то заставила ее отключиться от внешнего мира, и погрузиться в свой мир. Мир понятной только ей одной. Не понимая что происходит, Карл Жюфийе спросил:
– С вами все в порядке?
– Что? – спросила только что пробудившаяся от своей задумчивости Эммануэль. – Вы что-то сказали?
Не понимая что происходит, Карл Жюфийе повторил свой вопрос:
– С вами все в порядке?
– Да. – ответила Эммануэль. – Со мной все в порядке.
Видя, что с Эммануэль твориться что-то ни то, вот-вот у нее из глаз польются слезы. А ее задумчивость возможно выла первопричиной ее начинающийся истерики, Карл Жюфийе сказал:
– О чем бы Вы сейчас ни думали – забудьте. Все в прошлом. – он сделал паузу, затем добавил. – Чтобы с вами не произошло, ничего не изменишь. Прошлое останется в прошлом. Ничего не изменишь.
Слушая эти слова Карла Жюфийе, Эммануэль понимала, что он как мог хотел помочь ей. Воспоминания о недавних событиях крепко засели в ее памяти. Она не могла выбросить их из головы. Все эти воспоминания были еще свежи. Эммануэль сказала:
– Ни давно со мной произошла трагедия. – призналась она. Затем, чтобы не проболтаться, добавила. – Никто не знает, чего мне все это было пережить. – она, сделав паузу посмотрела на Карла. – Знаете, – сказала она. – никто не может понять меня, только я сама.
В это самое время закипел чайник. Карл встал со стула, и подойдя к плите, отключил газ. Затем он разлил кофе по чашкам, и подав на стол, сказал:
– Мы – люди, иной раз говорим о том или ином с теми, кто нам незнаком. Нам трудно выплеснуть всю боль на того, кто нас знает. Он сделав паузу, добавил. – В Вас скрылась все то страдание или страдания которые Вы за всю свою жизнь накопили в себе. – он сделав паузу, продолжил. – Теперь все это вырывается наружу. Вы хотите все это снова запереть на замок, но это невозможно. Ваше все накопившееся в Вас сейчас выплеснется наружу, и от этого никуда ни денешься. – закончил он свою речь.
– Откуда Вы это знаете?
– Я портретист. – объяснил он. – Я пишу портреты людей. – затем он добавил. – Да что портреты, это жизнь.
– Вы правы. – согласилась Эммануэль. Она сделала глоток, а затем добавила. – Жизнь – это страдания. Никто не может жить без страдания. – затем она добавила. Страдание – это удел смертных.
Карл Выслушав Эммануэль поинтересовался:
– Вы религиозна?
– С чего Вы это взяли?
– Так рассуждают только религиозные люди. – объяснил он. – Они все что сними не произойдет плохого или хорошего, все списывают на страдания.
Эммануэль заявила:
– Я не такая! – она выпила чашку кофе, а затем заявила на полном серьезе. – Я верю в бога, но считаю что, страдания которые мы испытываем в своей жизни, это ни дело рук Бога. – затем она однозначно закончила. – Это просто судьба. Жизнь если хотите, и ничего большего.

Карл понимал что Эммануэль хотела сказать. Каждый человек не верит в то, что с ним случилось делом рук Бога. Человек считает, что все то, что с ним произошло или произойдет, не что иное, как… Для каждого человека это все по-своему. не что иное, как баловень судьбы, карма, слияние звезд, или просто его рвение к чему-то или его беспечность. В большинстве случаев последней ответ и есть та непреложная истина, которую внушают нам родители, и в которую мы искренне верим:
«…не что иное, как рвение к чему-то или его беспечность».
И это факт. Ведь никто не скажет: он сделал так, потому что ему так велели звезды? Это согласитесь глупо. Глупо с точки зрение самого человека. Поэтому он и создал себе веру в то, что все то, что происходит с ним, это дело ни звезд и не Бога. Это дело самого человека, его судьба.

Карл поинтересовался:
– Вы считаете, что все то, что с вами произошло, это судьба и только?
Эммануэль тяжело вздохнула.
– Вы не знаете, – сказала она. – и никогда не узнаете, что пришлось пережить мне.
Она сказала эти слова так искренне и трогательна, что Карл тяжело вздохнул. Ему почему-то стала жаль Эммануэль. Он видел в этой женщины ни капли радости. Только печаль и горе. Он легонько улыбнувшись, сказал:
– Что-то мы оба впали в печаль, а пригласил я Вас не затем, чтобы Вы тут мне потоп устроили. – Эммануэль легонько улыбнулась. Она понимала, что Карл Жюфийе пригласил ее не затем, чтобы слезы лить. Он пригласил ее совсем по другому поводу. Карл Жюфийе продолжал. – Я хочу показать вам свои картины. – сказав эти слова, он гордо добавил. – Я рад буду что Вы увидите их.
Придя в себя, Эммануэль сказала:
– Вы правы Карл. – она сделала паузу, затем добавила. – Вы совершенно правы. Я что-то… – она сделала паузу. Не зная что сказать, она сказала. – вдавилась во воспоминание. – она посмотрела на Карла Жюфийе, и спросила:
– Где Ваши холсты?
– На втором этаже.
– Что ж, я пришла чтобы увидеть их. – она сделала паузу, а затем сказала. – Я готова. Покажите мне их.
Удивившись столь быстротечной перемене настроение у Эммануэль, Карл растерялся, и чтобы не Выглядеть глупо, сказал:
– Прошу за мной.
Итак, Эммануэль и Карл Жюфийе пошли на второй этаж, смотреть холсты Карла, которые он нарисовал сам. Пока они и Карл идут на второй этаж, мы обсудим поведение Эммануэль. Что с ней произошло? Каждый человек, хотя бы один раз в своей жизни выплёскивает свои накопившиеся эмоции на кого бы то ни было. Это у одних людей происходит редко, а у других довольно часто. Никто не может сдержать эту эмоциональный всплеск. Он как ракета, летит наружу, и в этот момент, человек сам того нехотя выплёскивает все свои эмоции наружу, и не повезет тому человеку кто окажется рядом в этот момент с тем, у кого эти эмоции уже Выплеснулись на белый свет. Что касается Эммануэль, то ее легко понять. Ни каждая женщина или мужчина переживет подобное. На его глазах убили ее бабку, и где-то застрелили человека с котором она провела много лет, и та стала ей очень близким для Эммануэль человеком. Все увиденное и услышанное Эммануэль скопились у нее в душе. Если выражения: «тяжело на сердце», и «всплеск эмоций» верны, то эти Выражения как нельзя лучше подошли бы сейчас к Эммануэль. В ее сердце скопилась много горе. Она с трудом переносила все то, что сейчас выпала на ее бедное женское сердечко. Она не могла поверить в то, что осталась совершенно одна. Одна в этом пустом мире. Вы спросите почему в пустом мире? Да потому что, когда человек остается один, в его жизни больше никого не осталось, он ощущает вокруг себя пустоту. Если хотите пустоту пустоши. Его сердце несчастно. Оно просто опустошенно. Опустошенно тем, что в психологии можно назвать; полное безразличие. Его жизнь прожита. Он потерял все, и теперь его жизнь потеряла всякий смысл. Потом у человека появляются эмоции. Он хочет выплеснуть всю свою боль наружу. Поделиться с кем-нибудь своим неутешным горем. Из его глас идут слезы. Я специально пишу слово – идут, так как они не текут в буквальном понимании этого слово. Они невидимы для окружающих человека людей. Они внутри нас. Дальше чувство двоякое, но оно единое. Обида. Обида на всех, включая окружающий мир. Мы – люди, задаем один и тот же вопрос: «почему?». Почему так произошло? Ведь те, кто ушли в мир иной, могли еще жить! Небеса несправедливы. Они лишили Эммануэль самого дорогого в жизни, и оставили ее одну. Одну, в этом пустом, бесконечным миром сердечной пустоты. Страшно, неправда ли? Пустота, это самое страшное что есть в мире. Хотя, сердечная пустошь гораздо страшнее. А духовная пустота, это не что иное, как смерть. Хотя и у смерти есть душа. А что же тогда пустота? У каждого свой ответ на этот вопрос. Один из них звучит примерно так: «Пустота – это состояние души, ее смерти». Вот и Эммануэль. Что произошло с ней? Ее частичка души умерла, оставив после себя лишь пустоту. Не вините Эммануэль за это, описанная в этой истории ситуация, может случиться с каждым из нас, с каждым жителем земли.
Ну ладно. Вернемся к Эммануэль и к Карлу Жюфийе. Где они сейчас? Поднялись на второй этаж, в мастерскую Карла Жюфийе. Что же она там увидела? Конечно картины. Стоящие у стен картины. Они небыли видны из-за того, что они все были закрыты от пыли. У окна стоял мольберт, на нем стоял холст. Рядом лежали краски. Где-то в другом конце стоял пустой мольберт, немножко легче первого. Этот мольберт предназначался для создания картин на свежем воздухе. Согласитесь, лучше мольберт маленький чем большой. И носить его гораздо легче.
– Вот, – сказал Карл Жюфийе. – моя мастерская.
Эммануэль посмотрела на Карла удивленными глазами, затем спросила:
– А где же картины? – Эммануэль смотрела на закрытые тряпками картины, и не могла понять, если это они? То почему закрыты, и не висят на стенах, как это положено каждой картине. – Они здесь?
– Да. – ответил Карл Жюфийе. Затем подтвердил. – они здесь.
– Где же они? – недоуменно спросила Эммануэль. – Почему я их не вижу?
Карл Жюфийе показал рукой на закрытые под тряпками холсты, и сказал:
– Они там.
Эммануэль удивилась:
– Там? А почему ни на стенах? – она сделала паузу. А затем как бы в укор Карлу сказала. – Ведь холсты должны висеть на стенах. – затем она снова посмотрела на хлам картин, и словно плюнув, сказала. – А не пылиться среди барахла.
Карл тотчас же возразил:
– Это не барахло. Это мои картины.
Эммануэль усмехнулась:
– Картины? Им полагается висеть на стенах, а не стаять как хлам. – затем она вопросила. – Что же я по-Вашему увижу?
Карл быстро подошел к набросанным друг на друга картинам, снял с них тряпки, и расставив их в том порядке, как они были поставлены до того, и осветив второй этаж солнцем, которое ворвалось в комнату, когда Карл разновесе окна, он спросил:
– А сейчас?
Сейчас, холсты расставленные по порядку холсты, выглядели ни так уныло как это было раньше. Теперь холсты приобрели свой истинный вид. Красивые, образы запечатленные на них навечно, казались жизнерадостными и красивыми. Падающим на них закатом уходящего солнце, придавали им загадочность. Карл посмотрел в окно, и увидев закат, сказал:
– Я всегда любуюсь этим чудом природы. – он сделав паузу, сказал. – Закат, как прекрасен он – закат.
Эммануэль подошла к Карлу Жюфийе, и посмотрев на заходящее за горизонт солнце, легко вздохнув, произнесла только три слова. – Как он прекрасен!

Действительно, кто видел закат, может сказать, что видел нечто. Закат. Этот загадочный и неповторимый закат солнце. Каждый из нас видит его каждый раз. И этот каждый как в первый раз, всегда загадочен. Никто не скажет, что видя закат один раз, он может понять его природу. Это не так. Закат солнце, как заход луны, и мерцанья звезд. Всегда по-разному мы воспринимаем эту природу действия. Каждый закат так же как и рассвет совсем непохож на предыдущий. Они всегда разные. Всегда по-своему загадочные. Многие люди говорят: –
«закат – это мистика».
И они правы. Закат так же мистичен как и рассвет. Смерть и рождение это олицетворяет солнце в своем жизненном пути. Об этом говорят философы и многие ученые других наук. И они правы. Смотря на закат, мы видим как природа засыпает, а когда наступает рассвет, все оживает. Жизненный круговорот.

Но вернемся к Эммануэль, и посмотрим, что она делает?
А вот и она, смотрит на лучи солнце уходящего заката и любуется чистотой – его красотой.
Тем временем, Карл Жюфийе как мог повесил на стены свои произведения искусства, коих было ровно десять, и подойдя к Эммануэль, спросил:
– Скажите, что Вы видите когда смотрите на эту красоту?
– Я? – тихо сказала Эммануэль глядя на закат. – Я чувствую покой и умиротворенность.
– Да. – согласился Карл, и с восхищением добавил. – Прекрасное зрелище!
Эммануэль согласилась:
– Это точно.
Затем Карл сказал:
– Я развесил картины на стену. – затем он спросил. – Взглянете?
– Да-да, – ответила Эммануэль, не отрывая свой взгляд от прекрасных золотистых лучей уходящего за горизонт ярко-желтого солнце. – только посмотрю еще на этот закат. – затем она добавила. – Он так прекрасен!
Карл пожал плечами. На его взгляд, закат как закат, ничего такого особенного в нем не было. Он поинтересовался:
– Что в нем такого особенного?
– Не знаю. – ответила Эммануэль глядя вдаль. – Просто для меня он какой-то что ли особенный. – сказала она. – Закат. – затем она тихо добавила лишь одно слово. – Красиво. – В этот самый момент Карлу показалось, что лицо Эммануэль преобразилось. Оно стало каким-то ни таким. Что-то в ее лице появилось. Что-то незаметное, что-то мистическое. Теперь она не была похожа на ту одинокую женщину, которую Карл Жюфийе встретил в аэропорту Шарля де Голля. Теперь она преобразилась. На ее лице появилась что-то непонятное, мистически-радостное. То, что присуще лишь одним только женщинам.
Карл Жюфийе заметив это преобразование, сказал:
– Какая Вы красивая. – он не мог понять, что происходит? Карл никогда не смотрел на женщин так, как он смотрел на Эммануэль. В его взгляде было что-то непонятное. Он смотрел на Эммануэль, и не мог от нее отвести взгляд. Что-то задело его в ней, и это что-то предавала ему нечто, что он хотел передать на холст. Он отошел от нее, и подойдя к одной из стен, снял с нее висевший на гвозде фотоаппарат, выключил свет, и включил висевшие на стене бра. Получился полумрак. После чего, подойдя к Эммануэль, сфотографировал ее. Заметив что Карл Жюфийе ее сфотографировал, Эммануэль поинтересовалась:
– Что Вы делаете? – при этом вид у нее был недовольный. Она никак не ожидала, что ее вот так, без на то ее ведома сфотографируют. – Вы что себе позволяете? – возмутилась она. – Что? Если хотите меня сфотографировать, то и разрешение мое не нужно?
Эти слова задели Карла. Он никак не ожидал такой реакции.
– Я, – поспешил ответить он. – только хотел подарить вам Вашу фотографию. – он подошел к Эммануэль, и показав ей снимок на своем фотоаппарате CANON, добавил. – Прекрасно Вышло, неправда ли?
Эммануэль посмотрела на экран фотоаппарата, и увидела свою фотографию. Фотография получилась темной. В ней прослеживались черты стоящей у окна женщины. Ее одежда напоминала преследующие черты фигуры прекрасного телосложение Эммануэль. На фотографии оно казалось хрупким и прекрасным. Она стояла у окна, и смотрела в окно. Ее лицо, так же как ее прекрасное тело не было видно на этой фотографии. Фотографирующий эту женщину Карл, знал, если фотографировать против солнца, лица не будет видно. Вместо него он запечатлел некую загадочность этой женщины. В каждой женщины должна быть какая та загадка, и Карл Жюфийе смог запечатлеть ее на этой фотокамере.
Эммануэль посмотрев на Карла Жюфийе, сказала:
– ОНА ПРЕКРАСНА! – затем она добавила как бы упрекая его за то, что он ее сфотографировал. – И все же я вам скажу Карл. – начала она свой упрек. – Я не хотела бы чтобы в следующий раз меня сфотографировали без моего на то согласие. – она сделав паузу, добавила. – Ни каждый человек хотел бы чтобы его фото висела где-нибудь в соцсетях.
– Вы правы. – согласился Жюфийе. – Это нехорошо, когда Вас или кого бы то там ни было фотографировали без того на то позволение. – он сделал паузу, и как бы извиняясь за это фото спросил. – Но согласитесь, в этой фотокарточке есть что-то загадочное, я бы сказал мистическое.
Эммануэль легонько улыбнулась. Ей понравилась извинение Карла Жюфийе. Он нашел способ ни только извиниться не навлекая на себя гнев этой женщины, он еще сказал ей, что она красива и загадочна. Ну как тут не улыбнуться.
Эммануэль смягчила гнев на милость, и сказала:
– У каждой женщины есть своя загадка. – сказала Эммануэль. – Нет женщины у которой нет своей загадки это только наполовину женщина. – Она сделала паузу, а затем добавила. – Это непреложная истина.
– Я не буду с вами спорить. – сказал Карл. – Вы правы, у женщины должна быть своя загадочность. – он сделал паузу, а затем добавил. – Ведь без загадочности женского пола, мы мужчины не сможем полюбить Вас. – он сделав паузу, добавил. – Мы влюбляемся в Вас за что-то, а за что сами не знаем.
Эммануэль была польщена. Ей никто еще не говорил эти слова. А если говорили, то ни так-как Карл Жюфийе. Кто скажет лучше эти слова женщине? Конечно француз. Франция – страна королевских романов, и дворцовых переворотов. В мире нет лучших романтиков чем французы. Из их пера Вышли классические романы: «Горбун из Нотер-Дама», «Человек который смеется». В них описана любовь между красотой и чудовищем. Но разве красота в красоте? Чудовище тоже красиво. Хотя его красоту сложно разглядеть под его маской урода. Хотя красота тоже бывает уродливой.
Тем временим Карл предложил:
– Я, конечно не могу Вас просить об этом. – осторожно начел он свою речь. – Но не могли бы Вы позволить нарисовать Ваш портрет с этой фотографии.
Эммануэль поняла, что Карл Жюфийе хочет, чтобы она по позировала ему. Ведь Эммануэль согласилась на это, если тот покажет ей свои произведения искусства. Она спросила:
– Вам нравится загадочность на этой фотографии?
– Я пишу портреты. – начел он. – Мои работы – это загадка. Что-то есть в них мистическое, прямо как на этой фотографии. – он сделал паузу, затем добавил. – Я, конечно, был бы рад чтоб Вы мне позировали, но этот процесс долгий, и вряд ли Вы согласитесь.
Эммануэль поняла намек Карла. Он хотел, чтобы Эммануэль осталась в этом доме. Она станет его музой, а может быть он рассчитывал и набольшее.
– Я помню, что я вам обещала попозировать если, Вы покажите мне Ваши работы, и мне они понравятся. – она, сделав паузу, продолжила. – Но пока я ничего не видела. – сказала она, и вопросила. – Как же я могу судить о Вашем творчестве, и позировать вам в Ваших работах, если я не видела ни одной.
Карл Жюфийе тотчас же поспешил отпарить:
– В чем же дело? – он сделал паузу, а затем показав рукой на стену, где висели его десять картин, добавил с явно приподнятом настроением. – Прошу.



Глава 3
Последняя картина

Эммануэль подошла к висевшей на стене картине. Она посмотрела на нее, и увидела. На нее смотрела некая женщина. Она гордо и величаво стояла в длинном розовом платье. Ее взгляд был устремлен вдаль. Она гордо и величаво смотрела в некую точку. Изначальную точку ее жизненного пути. Она не была похожа на остальных женщин. Она сама по себе была королевой. Королевой все сущего на этой земле. Она была повелительницей народа, его королевой. Она не могла быть другой. Урожденная повелительницей мира сего, она стала ей. Королевой проклятых душ, главой всемирной корпорации «Сознание человеческого разума». Которая занималась тем, что внушала людям как им жить, что делать? Мы – люди привыкли думать что это мы выбираем то или иное. На самом деле мы только пародия на эту выборочную систему. Все выбрано до нас, а мы лишь марионетки в той структуре всемирного господства – политической власти – ее превосходства над людьми. И пусть политики говорят обратное, что это народ выбирает их, а не они выбирают сами себя, свои должности. Все знают что это не так. Господства власти, выбор самих себя – это и есть структура коррупции, ее структуры власти. Вот какая была эта женщина – властительница, повелительница человеческих душ, контролирующая разум человечества – всего мира.
Смотря на эту картину, Эммануэль была в ужасе. У нее перехватила дыхание. По ее телу пробежал легкий озноб. Ей почему-то стала страшно. Страшно от того, как женщина смотрела на этой картине. Эммануэль показалось, что взгляд женщины с этого портрета был голоден. В нем не было ни капли любви и сострадание. Вместо этого у нее взгляд казался холодным. У этой женщины на этом портрете не было ни грамма сочувствие, ни грамма сострадание. Она казалась холодной и лишенная всякого чувств. От нее веяла холодом.
Тут Эммануэль почувствовала, что ее лицо стало холодным. Ее кожа съежилась, и Эммануэль почувствовала страх. Ужас исходящего от этого портрета. Она осторожно так, чтобы та ее не услышала, тихим шепотом спросила:
– Кто эта женщина?
Карл Жюфийе посмотрел на Эммануэль, и на его лицо появился страх. Он испугался за нее. Он испугался за Эммануэль. Тот ужас и холодность которую он изобразил на этом холсте, передалась Эммануэль. Теперь она не была той решительной женщиной готовая постоять за себя. Он видел до смерти напуганную женщину, боявшейся этого портрета женщины, холст который висел на стене.
Карл Жюфийе ответил:
– Ее зовут Сэлиана-Карла де Йрон. – затем он усмехнулся. – Согласитесь, необычное имя и Фамилия. Язык можно сломать.
– Да уж? – согласилась Эммануэль. – Язык точно сломаешь. – затем она добавила. – Но ее имя и фамилия подходят к ней как никогда.
– Что Вы имеете в виду?
Эммануэль снова посмотрев на портрет, сказала:
– От этого портрета веет холодом. – она скрестила руки на груди, и положив ладони на лопатки плеч, сказала. – От него веет страхом. – она сделав паузу, и снова посмотрев на портрет, добавила. – Жуть меня берет когда я смотрю на него. – затем она снова обратилась к Карлу Жюфийе. – Кто она такая?
– Она глава корпорации «Сознание человеческого разума». К ней обращаются много людей и государств. Можно сказать что они ее финансируют. – он сделав паузу, спросил. – Вы слышали об этой корпорации?
– Пожалуй, нет.
Так вот. – продолжал свой рассказ Карл Жюфийе. – Мы все думаем, что мы рациональные люди, но никогда не задумываемся над тем, почему мы порой считая себя рациональным человеком на самом деле такими не являемся. Что-то иногда в нашем сознании меняется, и мы делаем то, что не должны делать, хотя считаем что делаем все правильно. – он сделал паузу, а затем спросил. – У Вас такого не бывает?
Эммануэль призналась:
– Бывает. – затем она добавила. – Я думаю нет ни единого человека в мире, у кого не было этого ощущение.
– Верно. – согласился Карл Жюфийе. – Это ощущение полного непонимание присуща человеку. Он не понимает, что с ним происходит? Он считает, что все делает правильно, но это ни так. – он сделав паузу, добавил. – Он только думает что делает все правильно, на самом деле это ему внушили.
– Вы хотите сказать, что… – она показала рукой на портрет. – эта женщина их внушает? – она сделав паузу, посмотрев на портрет, ужаснулась. Ей вспомнилась Раиса Петровна Жаловская, и вся та история, которая произошла с ней. На лице Эммануэль появился страх. Страх которого она еще не ощущала. Ей казалось, что вокруг нее стоит кто-то, кто-то кого она еще не знает, кого она боится. Кого она страшится пуще всего на свете. Этот страх присущ лишь женщинам, страх – это состояние человеческой психики, предупреждающей его о неминуемой опасности. Все утверждают, что страх – это состояние человеческой психики, но я считаю, что страх – это состояние человеческого сознание. Согласитесь, это не одни и тоже. Страх есть осознание человеком той или иной ситуации его жизни. – Но это невозможно! – затем Эммануэль предположила. – Если только эта женщина не обладает способностью к телекинезу?
Это утверждение было не лишено смысла. Ведь кто как никто способен внушить то или иное человеку, если тот, кто внушает обладает этим поистине уникальным даром – телекинез.
– Это верно. – подтвердил Карл Жюфийе. – Эта женщина обладает поистине уникальным даром. – он сделав паузу, добавил. – Она способна внушать людям то, что никогда не было. – затем он закончил. – Она обладает этим даром, даром телекинеза.
Выслушав Карла Жюфийе, Эммануэль сделав вывод, что все то, что здесь сейчас происходит неслучайна. Она вообще появилась в его жизни неслучайно, он хотел очевидно чтобы она что-то сделала ему. Эммануэль поинтересовалась:
– Зачем Вы все это мне рассказываете? – Затем она задала следующий вопрос. – И кто Вы такой на самом деле? И почему у Вас фото этих людей?
Карл тотчас же отпарил:
– Значит Вы их знаете?
– Мне кажется что мы договорились. – напомнила Эммануэль. Затем она добавила. – Не надо играть со мной. Я знаю, что Вы знаете обо мне достаточно чтобы я сейчас была здесь. – она сделав паузу, спросила снова. – Кто Вы? Что Вам от меня надо?
Карл ответил:
– Я хочу чтобы Вы помогли нам.
– Кому это нам?
– Тем, кто хочет остановить эту женщину. Тем, кто хочет чтобы их не контролировали. Тем, кто хочет избавиться от диктата государств, какими-то там хорошими они небыли. – затем он добавил. – Если Вы согласны избавить мир от пагубного влияния корпорации «Сознание человеческого разума» и сделать так чтобы люди жили лучше, чем сейчас, то я расскажу кто я.
– А если нет?
– Тогда Вы уйдете отсюда, и никогда меня больше не увидите. – затем он сделав паузу, сказал. – Вам решать.
Эммануэль задумалась. Она перебирала все варианты и пришла к выводу, что раз она здесь, и еще жива, а Карл Жюфийе если конечно это его настоящее имя, говорит ей о том, что ей знать необязательно, ему, кем бы он там ни был можно довериться. Она сказала:
– Я готова Вас выслушать.
– Вот и хорошо. – облегченно вздохнул Карл Жюфийе. Затем он добавил. – Я рад, что у Вас есть здравый смысл.
– Не поняла?
– Вы понимаете, что Вас после убийства Прасковьи Федоровны, и убийство Раисы Петровны, Вас не оставят в покое. – он сделал паузу, затем добавил с утверждением. – Следующая Вы. Они Вас в покое не оставят.
Эммануэль не поняла, спросила:
– Откуда Вы это знаете? – удивилась она. – Об этом никто ничего не говорил.
– Я знаю. – ответил Карл, затем будто так, между прочим бросил. – Работа такая.
Эммануэль спросила с явной осторожностью:
– Кто же Вы такой?
Карл Жюфийе ответил:
– Я агент МИ-5. – он сделал паузу, продолжил. – Я работал когда-то с Питером Рож.
Ошарашенная этим признанием, Эммануэль долго не могла сказать ни единого слово. Она стояла как вкопанная. Смотря на Карла Жюфийе, она вспомнила о фотографии, которую он показал ей, и не могла поверить в это. Питер Рож был агентом швейцарской контрразведки. Его последнее задание в Дании было для него последним. Никто не знал, что он должен был выяснить, что делать?
Стоящий перед ней Карл Жюфийе приоткрыл эту тайну, но прав ли он или лжет? Этого Эммануэль не знала. Она никогда не слышала ничего подобного он него и от Жюльет Паж или как Эммануэль ее называла, Прасковья Федоровна. Не поверив в услышанное, она переспросила:
– Что? Что Вы сказали?
– Я понимаю Ваше недоумение Эммануэль. – начел говорить Карл Жюфийе. – Вы мало что знали о нем, о Питере Рож. – он сделав паузу, добавил. – А вот Жюльет Паж знала, о нем гораздо больше. – он сделав паузу, сообщил. – Прасковья Федоровна или Жюльет Паж была завербована швейцарской контрразведкой. – Она была двойным агентом, и сообщала швейцарской контрразведке о том что делается в ГДР. Да… – продолжал он. – Жюльет Паж работала в ГДР. Она сообщала швейцарской контрразведке о действии «Сознание человеческого разума». Она была против этих экспериментов, и хотела чтобы все это прекратилось. Об этом узнали мы, МИ-5: предложили Жюльет Паж работать на нас. Та согласилась с условием, что мы никогда не будем пользоваться этой технологией в военных целях. Мы согласились с оговоркой: война! – Карл Жюфийе сделав паузу, добавил. – Эта единственная что может пустить эту технологию в массы. – он снова сделав паузу, добавил. – она с этим согласилась. – он посмотрел на портрет женщины на холсте, и продолжил. – Селиана-Карла де Йрон была нашей целью. Мы хотели к ней подобраться, и на наше счастье мы встретили Раису Петровну. По нашим сведениям, она была не в себе. Ее мозг был подвержен полной очистке, и вложенная в него другая личность, жила в ней. Она считала себя тем кем не являлась. – он сделав паузу продолжил. – Здесь в эту игру вступил уже известный Вам Жан-Жак Летруа. Он совместно с нами стал разрабатывать Селиану-Карлу де Йрон. Французская разведка также была заинтересована в ее скорейшей поимке. – он сделав паузу, сказал. – И тут появились Натали и Элизабет. Они обе решили уйти из КГБ, но предательницами их не назовешь. По нашем сведениям, за ними КГБ или как сейчас их зовут ФСБ, послали Раису Петровну чтобы ликвидировать предателей. Но Жаловская с этой задачей не справилась. Что-то помешала ей исполнить приказ? – он сделав паузу, сказал. – Я не знаю что именно ей помешала исполнить приказ командование? Я думаю что она медлила потому, что смотря на Натали и Элизабет, она видела в них себя. – он сделал паузу, а затем добавил. – По нашим данным, Элизабет и Раиса Петровна Жаловская, она же Маруся, дальняя родственница. – он сделав паузу, продолжил. – Жаловская хотела выполнить приказ, но чувство родства не дали ей это сделать. – он снова сделав паузу, добавил. – она смотрела на женщин, и не знала кто из них ее родственница. Она боялась попасть ни в того человека, и поэтому вместо них, пострадала она.
Эммануэль слушая Карла Жюфийе теперь многое понимала. Она понимала почти все. Привязанность Жюльет Паж к ней. Нерешительность и сомнения Жаловской, ее решение пойти в разведку. Это было ни ее решение, а выбор судьбы. Если Карл Жюфийе говорит правду, то именно это задание она должна исполнить. Найти и уничтожить Селиану-Карлу де Йрон. Главу корпорации «Сознание человеческого разума». Она уже сталкивалась с подобным. Работая в германской разведке, она работала в похожем проекте. Боже! Что она видела!? Уму непостижимо! Опыты над человеком, внушение ему личности того, кем он не являлся. Помните фильм «МЕРТВЫЙ СЕЗОН?», там доктор Хатц – военный преступник, ставил жестокие опыты над военнопленными. Смотреть невыносимо, ужас какой-то. Террор над личностью, и такого человека еще покрывали!? Кто же тогда эти люди сами? Они не лучше Хатца, они в миллиард раз хуже его.
Эммануэль спросила:
– Скажите, если бы Раиса Петровна тогда, в Жан-сюр-Марн. Что тогда?
Карл Жюфийе удивился:
– Откуда Вы это знаете?
– Мне об этом рассказала сама Элизабет, а ей об этом рассказала Жаловская.
Карл Жюфийе удивился:
– Она Вам эту историю рассказала?
– Я и без нее, ее знала.
– Откуда? – не понимал Карл. – Кто Вам ее рассказал?
Сама Раиса Петровна. – ответила Эммануэль. – Когда мы гуляли по Парижу, Раиса Петровна разговорилась, и наверное, чувствуя скорою свою смерть, рассказала мне об убийстве в Жан-сюр-Марн.
Карл удивился:
– Она Вам рассказала?
– Разумеется, да, – утвердив этот заданный ей вопрос, на который она дала однозначный ответ, она с осторожностью поинтересовалась. – а откуда Вы знаете?
– Я? – этот вопрос стал шокирующим для Карла. Он понял, что проболтался. И чтобы не выглядеть полным придурком, сказал. – Мне Летруа сказал.
– Летруа значит? – усмехнулась она. – Пусть будет Летруа. – приняла его версию Эммануэль, но все же не поверив в нее, спросила. – А что еще кроме убийства в Жан-сюр-Марн он Вам рассказал?
Карл Жюфийе на секунду задумался. Он пытался сообразить, что можно ответить на ее вопрос, чтобы она поверила в ответ. Наконец он сказал:
– Он рассказал мне о том, как он познакомился с Натали и Элизабет в кафе гуляет Монте-Кристо. – затем он спросил. – А Вы знаете как они познакомились? – у Эммануэль почему-то был растерянный вид. – Видите, не знаете, – сказал он, а затем добавил. – я, конечно, понимаю Ваше ко мне недоверие, каждый человек не смог бы довериться первому попавшемуся человеку, а тем более в Вашем случае. – он сделав паузу, сказал. – Я могу доказать, что говорю правду. – он сделав паузу, добавил. – Спросите когда встретите Жан-Жака, он подтвердит.
– Знаете, – призналась Эммануэль. – на секунду мне показалась, что Вы говорите ни то, о чем думаете.
– Это побочное действие нашей с Вами профессии. – ответил Карл Жюфийе. – Всегда сомневаться, и анализировать сказанное.
– Вы правы. – согласилась Эммануэль. Затем она добавила. – Если Мы будем доверять друг другу, то какие мы работники? Так, никчемные простаки.
– Я с Вами совершенно согласен. – затем, сделав очередную паузу, Эммануэль спросила. – А что Вы хотите от меня? – затем она, посмотрев на портрет, и ответила сама себе на этот вопрос. – Чтобы я нашла ее? Эту женщину? Как ее там? Селиана-Карла де Йрон. – она сделав паузу, сказала. – Это не для меня. Вы ошиблись. Я на это не подписывалась. – Эммануэль была раздражена. Она всеми фибрами своего женского начала показывала, что она не интересуется этим. Селиана-Карла де Йрон была для нее лишь портретом. Эммануэль ничего о ней не знала, и не хотела вмешиваться в происходящее. Она уже потеряла всех близких ей людей, и теперь решила остановиться. И хоть она хотела найти Селиану-Карлу де Йрон, и посмотрев ей в глаза спросить; – почему? Она этого сделать не могла. Она неожиданно испугалась. Испугалась потому, что боялась. Боялась услышать правду о том, что на самом деле произошло с Прасковьей Федоровной, Жюльет Паж и Раисой Петровной. Она знала правду, но правда ли было все то, что она узнала? Или это была очередная мозговая атака? Чтобы никто не узнал истину? Возможно это было так. Каждый человек в сознание боится, боится сделать ошибку. Ту ошибку, которую уже не исправить. Эммануэль хотела того, о чем говорил Карл Жюфийе. Она хотела покончить со всем. Со всем что ей предстояла пережить. Она потеряла всех. Прасковью Федоровну, Жюльет Паж, Раису Петровну. Она оказалась одна в этом мире. И теперь ей было все равно что с ней будет. Она хотела покончить с ней, с Селианой-Карлой де Йрон. Уничтожить корпорацию «Сознание человеческого разума». Но больше всего хотела Эммануэль посмотреть в холодные бездушные глаза этой женщины, и спросить; – почему? Эммануэль задавала сама себе этот вопрос и не находила на него ответа. Она не могла понять, почему имена она и ее семья прошла сквозь ад сознание человеческого разума, которое подверглась разрушению и воздействию извне. Почему она была выбрана для этого чудовищного эксперимента, разрушение человеческой личности? Ее сознание. И не только ее сознание, но и сознание маленькой девочки, Маруси. В чем виновата была она? Этот невинный ребенок? Теперь, глядя на портрет женщины которая смотрела с него холодными бездушными глазами. Женщине, которая повелевала человеческой психикой, ее сознание. Эммануэль хотела лишь только одного. Уничтожить ее Селиану-Карлу де Йрон. Уничтожить корпорацию «Сознание человеческого разума». Она знала, что Элизабет с Натали не откажут ей в помощи. Проведя много времени с Раисой Петровной, и Прасковьей Федоровной, они как никто знали, что есть человеческое сознание в его искаженном виде. – Эммануэль смотря на портрет Селианы-Карлы де Йрон сказала. – Эта женщина довольна страшная по своей натуре. Она не остановится ни перед чем ради своей цели. Цели завоевать весь мир, чтобы все государства были в ее подчинении. – она сделала паузу, затем извинившись за всплеск своих эмоций, сказала. – Я не могу точно сказать, что еще хочет эта женщина. Мирового господство? Денег? Войны? Впрочем, чтобы она не хотела, Селиана-Карла де Йрон получит свое, она не остановиться ни перед чем.
Слушая Эммануэль, Карл Жюфийе понимал, что ей страшна, она в своеобразной панике, в сомнении, что ей делать? Как поступить? Пойти на сделку с ним, или нет? Карл Жюфийе также предположил, что она все еще не доверяет ему. Она понимает, что он хочет от нее нечто конкретное, и не знает согласиться она на его предложение или нет? Что ни говори, Карла Жюфийе Эммануэль видела в первый раз в своей жизни. Она не знала, что от него ожидать? Можно ли верить ему? – Что ж? – думал Карл Жюфийе. – Я не буду торопить Эммануэль. Пусть все взвесит, и тогда, примет решение.
Карл Жюфийе спросил:
– Что Вы решили?
Тут неожиданно Эммануэль изменилась в лице. Она смотрела на портрет Селианы-Карлы де Йрон и на ее лице появилась безумие. Казалось, что Эммануэль что-то поняла, что-то в ее голове стало совершенно другим. Со стороны казалось, что она была спокойна. Но это спокойствие было чем-то страшным. Она посмотрела на Карла Жюфийе, и словно говоря от чего-то имени, произнесла:
– Я знаю, что Вы хотите сделать. – она сделала паузу, и добавила. – Вы хотите убить меня. – эти слова она произнесла с присуще женщине ядовитой улыбкой, словно прошипев. – Вы хотите убить это прекрасное тело. – она приблизилась к нему, и посмотрев в глаза, задала вопрос. – Я Вам нравлюсь? – затем как бы отвечая на него сама, произнесла слова так, словно прошипела змея. – Конечно нравлюсь. – она положила правую ладонь на шеренгу его брюк, и нащупав его фамос, прошипела. – Какой упитанный. Ух ты! Упругий. – она сделав паузу посмотрела на Карла Жюфийе, и прошипела. – Я могу доставить ему удовольствие.
Не понимая, что происходит, Карл Жюфийе недоуменно поинтересовался:
– Что с Вами?
– Ничего. – прошипела Эммануэль расстегивая шеренгу его брюк, и вытаскивая из его брюк огромный толстый член. – Вы мне нравитесь. – прошипела она так сексуально, что у Карла Жюфийе тотчас же перехватило дыхание, возбудился его фамос. И став упругим, был готов к работе. – Вот видите, – смотря на возбудившийся фамос прошипела с наслаждением Эммануэль. – он тоже не прочь пошалить. – она взяла его в рот, и с наслаждением стала удовлетворять не только свою похоть, но и приносить удовлетворение Карлу Жюфийе, который хоть и не понимал, что происходит, но был вполне удовлетворен тем что сейчас происходила. В какой-то момент он посмотрел на холст, на котором была изображена Селиана-Карла де Йрон, и увидел на портрете, как Селиана-Карла де Йрон, получала удовлетворение. Казалось, что Селиана-Карла де Йрон занимается сексом с ними вместе. Получая удовольствие оттого, что с холста она смотрела на них. Впрочем, Карлу Жюфийе показалось, что эта именно она, Селиана-Карла де Йрон, а не Эммануэль сейчас делала ему приятное, делала ему минет. Он не понимал, как это возможно? Как она, Селиана-Карла де Йрон, делала ему минет в теле Эммануэль? Тут в его голову тотчас же пришел ответ: он нарисовал картину – живую. Да, этот ответ как нельзя подходил к этой ситуации. На свете много есть картин, которые своими мистическими свойствами не только пугают, но и приводят в ужас людей в квартире, в которой они находятся. На портретах людей иной раз появляться те или иные изображения который художник никогда не видел и не изображал на том или ином холсте. Есть картина мальчика, который каждую ночь выходит из своей картины, и бродит по дому или квартире до раннего утра. Что он пытается сказать нам? Может он из потустороннего мира? Художник писавший эту картину, изобразил того мальчика, который никогда не будет покоен. Говорят, что картины, их изображения, художники подчас видят во сне. Может и этот художник увидел образ мальчика во сне? Кто знает? Кто знает. Но вернемся к холсту, на котором была изображена Селиана-Карла де Йрон. Карл Жюфийе смотрел на портрет, и его тело возбудилось. Та сексуальная энергия, связь которую он только что ощутил, позволила ему расслабиться. Он был полностью удовлетворен Эммануэль и Селианой-Карлой де Йрон, портрет которой висел на стене.
В это самое время, Карл изверг семя, и его высшее наслаждение было удовлетворено он посмотрел на Эммануэль. Та, сделав глотательное движение облезнула свои сексуальные губы, и поднявшись с корточек, посмотрев в глаза Карла Жюфийе, поцеловала его в губы. Затем она сняла с него брюки, а с себя платье. Она смотрела на него, в его глаза, и видела в них, что он хочет того же что и она. Он сам того не осознавая хотел быть сейчас внутри этой женщины. Какие-то неведомые для них обоих флюиды свели их вместе. Сейчас, прислонившись спиной к стене, на которой висела картина Селианы-Карлы де Йрон, когда Карл Жюфийе вошел в Эммануэль, которая в свою очередь возбуждала портрет на стене, Эммануэль была возбуждена. Она получала наслаждение от неистового животного секса от Карла Жюфийе, и стараясь возбудиться еще больше, смотря в глаза Карлу Жюфийе, и на картину, на которой была изображена Селена-Карла де Йрон, охала и ахала, и изо всех сил что было мочи, кричала:
– Еще-еще. – затем она довольно выдохнув польстила Карлу Жюфийе. – Ну Вы и герой!!!
Тем временем Карл Жюфийе польщенной похвалой Эммануэль, вдруг, неожиданно ощутил какую-то непонятную связь между Эммануэль и Селианой-Карлой де Йрон. Он не понимал, почему он ощущает эту взаимосвязь? Каким образом Селиана-Карла де Йрон управляет сознанием Эммануэль. Возможно она знала, что он хотел поручить Эммануэль, и овладев ее телом Селиана-Карла де Йрон хотела, чтобы после того как Карл Жюфийе будет с ней, он не сможет убить ее. Убить Селиану-Карлу де Йрон, женщину с холста.
И вдруг, в один момент, когда семя Карла Жюфийе изверглась в тело Эммануэль, она пришла в себя, и посмотрев на себя, а затем на Карла Жюфийе, который занимался тем, что усердно удовлетворял Эммануэль, недоуменно спросила:
– Что происходит? – они оба недоуменно посмотрели друг на друга. Эммануэль не понимала, что происходит? Почему она совершенно нагая? Нагая, и перед ней Карл Жюфийе, который был в ней? Она не могла вспомнить, что произошло? Почему она находится с ним, с Карлом Жюфийе? Она последнее помнила, что смотрела на холст этой женщины, Селианы-Карлы де Йрон. В какой-то момент она увидела как Селиана-Карла де Йрон смотрела на нее, и словно выйдя из холста картины вошла в нее. С этого момента Эммануэль ничего не помнила. Ее сознание было неподвластно ей, оно было замещено сознанием этой женщины с холста картины. «Иногда, когда человек долго смотрит на холст, его сознание сливается с ней, и они становится одним целом, что и произошло с Эммануэль». Эммануэль неистово с возмущением выкрикнула что было мочи. – Что Вы себе позволяете?
Карл Жюфийе посмотрев на Эммануэль непонимающе – растерянном взглядом, немножко опешив, пробормотал:
– Ничего, Вы первая сделали мне это?
– Что я Вам еще там сделала? – неистовала она. Затем, в свое оправдание она отпарила. – Это Вы сделали со мной!
– Нет. – ответил ничего не понимающий Карл. И в свою защиту сказал. – Я ничего с Вами не делал. – затем он напомнил. – Это Вы мне сделали.
Эммануэль пришла в бешенство, и хоть она не знала о чем говорит Карл, она была уверенна, что она ничего ни делала. Она с явной издевкой и усмешкой спросила:
– И что же я, по-Вашему, Вам сделала?
Карл усмехнулся:
– Вы не помните?
– Помню. – решительно отпарила Эммануэль. – Но хочу узнать от Вас. – она подошла к лежащему на полу платье, и надев его, бросила. – наденьте брюки, – затем она добавила. – смотреть на Вас противна. – затем она подошла к Карлу, и глядя в его бесстыжие глаза, с интересом и явным любопытством поинтересовалась:
– Так что же я Вам сделала?
Карл понимал, что Эммануэль возможно не претворяться. Она действительна может не помнить, что произошло с ней, и с Карлом Жюфийе. Она возможно действительно ничего не помнила. Ведь Карлу Жюфийе показалась, что в Эммануэль вселился кто-то, и этот кто-то возможно была женщина с картины. Селиана-Карла де Йрон, так звали эту женщину. По крайней мере так называл ее Карл Жюфийе. Он сказал чистую правду:
– Вы сделали… – сделав паузу подбирал слова чтобы сказать ей правду, и не находя никаких слов-синонимов к слову «МИНЕТ», сказал так как оно есть:
– Вы сделала мне минет.
– Что? – не поняла Эммануэль. Она подумала, что Карл специально сказал это. Он хотел унизить ее, и снять с себя всю ответственность за происходящее. – Я сделала Вам ЧТО?
Карл Жюфийе спокойно ответил:
– Минет. – он посмотрел на картину, и тяжело вздохнув, пояснил. – Точнее не Вы, а она, – он показал рукой на холст. – эта женщина, – пояснил он. – Селиана-Карла де Йрон.
– Что? – возмутилась Эммануэль, и посмотрев на Карла Жюфийе пристальным взглядом. Думая, что она все же ослышалась, переспросила. – Что я Вам сделала?
Карл спокойно ответил:
– Минет.
Эммануэль приблизившись к Карлу Жюфийе, и посмотрев ему прямо в глаза, с явной долей злобой и ненавистью к самой себе, сжав зубы поинтересовалась:
– И что? Понравилась?
Карл смотрел на Эммануэль, и видел в ее глазах ненависть. Она была жестока не только к себе, но и к Карлу Жюфийе. Она хотела понять, каким образом произошло то, что произошло. Она ничего не помнила об этом, и теперь хотела понять, почему Карл Жюфийе не остановил ее, а предоставил свой инструмент для удовлетворения своего инстинкта. Сейчас, в этот момент, он не мог ответить однозначно на этот вопрос. Какому же мужчине ни хочется женской ласки? Мне кажется, что в мире вообще нет мужчин которые хоть раз в жизни, смотря на тела женщин или тело одной женщины ни хотел заняться с ней сексом. Пусть даже воображаемым. Сказав сейчас, что ему было приятно, значило б для него в лучшем случае пощечину. Скажи он что он не мог ей отказать, хоть ему это было противно, значило б оскорбить Эммануэль, ее все женское нутро. А в этом случае пощечина показалась бы ничем по сравнению с тем, что будет скажи он ей то, что он не был удовлетворен ее лаской. Ну что тут делать мужчине? Каждый решит за себя сам. Карл Жюфийе тоже решил сказать Эммануэль то, что сказал бы в этом положении большинство из мужчин. Он сказал:
– Бывало и лучше.
Эти слова привели Эммануэль в бешенство. Что что, но она никак не ожидала такова ответа от этого мужчины. По ее женскому мнению, Карл Жюфийе каким-то образом одурманил ее. Одурманил потому, что хотел, чтобы она сделала ему приятное. Пусть даже таким образом. В конце концов он привел ее ни только чтобы та увидела его картины, но, и чтобы переспать с ней. В глубине души она все же думала об этом. Но никак не ожидала, что это будет вот так. Она недоумевающе-вопросительным монотонным произнесла:
– Что??? – затем она залепила Карлу Жюфийе горячею пощечину, и ударив его своим коленом в его пах, добавила с явной раздражительностью и злобой. – ХАМ. – затем она добавила с явным удовольствием. – Теперь Вы точно знаете кто из нас лучше, – затем она прошипев сквозь зубы, оскалив свою улыбку, прошипела. – ПАДОНОК. – затем она врезала еще одну пощечину, а затем добавила. – Если Вы хотели именно этого, то не стоило мне показывать было Выши работы. – она сделав паузу, выплеснула все свои эмоции, сказав. – Работы хорошие, жаль, что хозяин… – она, сделав паузу, и с отвращением посмотрев на Карла Жюфийе, плюнула. – ДЕРЬМО. – и вот она уже собралась уходить, как вдруг Карл Жюфийе ее остановил, взяв ее за руку, произнес:
– Постойте. – сказал он, и еще корячась от причиненной ему боли в области паха, добавил. – Вы неправы, я ни дерьмо.
В эту самую минуте, Эммануэль повелевающем тоном твердо произнесла:
– ОТПУСТИТЕ. – она сказала это слово так, что, услышав ее голос, человек бы вздрогнул, но ни Карл Жюфийе. Он знал, что боль, причиненная ему, была возможна заслужена, но он понимал, что к произошедшему никто из них двоих не имел никакого отношение. Все то, что с ними произошло, произошло по вине картины. Как это не смешно было сказать, вся случившаяся ситуация, была из-за этой картины, картины, висевшей на стене. Картины, на которой была изображена женщина. Звали ее, Селиана-Карла де Йрон. Эммануэль потребовала решительно-повелевающим тоном снова. – ОТПУСТИТЕ. – Она сделав упреждающею паузу, твердо добавила. – Я КОМУ СКАЗАЛА.
– Вы ошибаетесь. – произнес он эти слова оправлявшись от мучительной, и нестерпимой боли причиненный ему Эммануэль. – Я-то не делал.
– Что Вы не делали? – ни совсем понимала Эммануэль. – Скажите, что это ни Вы овладели мной? Хотя я об этом почему-то не помню!?
– Нет ни я.
– А кто же тогда? Если не Вы?
Карл Жюфийе показав рукой на портрет Селианы-Карлы де Йрон, произнес. – Она.
Эммануэль не понимала, о чем говорит Карл Жюфийе, посмотрев на картину, переспросила:
– Что она?
– НЕ я овладел Вами, и не вы были со мной. – он сделав паузу, посмотрел на картину, и произнес. – Она. – в эту минуту он был похож скорее на безумца, чем на нормального человека. – Она овладела Вами. – сказал он, а затем пояснил. – Эта картина; женщина. Он сделал паузу, а затем добавил. – Селиана-Карла де Йрон.
Эммануэль недоуменно посмотрев на картину, а затем на Карла, вырвала свою руку из его, и недоуменно воскликнула:
– Да Вы с ума сошли! – затем посмотрев в его глаза, и увидев в них нечто напоминающее безумие, добавила. – Точно. Сумасшедший.
– Нет. – возразил Карл, и что было мочи выкрикнул. – Я не сумасшедший!
– Ну да. – иронично произнесла Эммануэль. – Не сумасшедший. Видели мы таких.
– Я не лгу. – сказал он выпрямляясь. Он снова показал рукой на портрет, и сказал. – Вы можете мне не верить, но это правда. – он сделав паузу, с призрением посмотрел на портрет Селианы-Карлы де Йрон, и показывая рукой на портрет с призрением воскликнул. – Эта она! Она вошла в Вас. – он посмотрел на Эммануэль, и добавил. – Этот портрет проклят. – это заявление Карла Жюфийе было неожиданным для Эммануэль. На секунду она подумала, что Карл Жюфийе сошел с ума. У него поехала крыша, и его рассудок повредился. Писав эту картину, Карл был убежден, что эта женщина и есть глава корпорации «Сознание человеческого разума». Согласитесь, когда о чем-то думаешь, и не можешь переключиться на что-либо иное, человек начинает верить, что то, о чем он думает совершенно реально. Многие люди, многие художники – творцы, сходят с ума, когда пишут картины или сочиняют музыку. Они живут этим, и иногда сходят с ума. Вспомним замечательный с участием Жана Маре, «ОРФЕЙ». Скажите, был ли в себе герой Жана Маре сам Орфей? Не думаю. Он был в своем естественном разуме, пока не встретил свою принцессу. С этого момента он стал сходить с ума. Но когда это происходила, он считал себя вполне нормальным человеком. Он разговаривал с теми кого никто кроме него не видел. А эпизод с зеркалами, это одна из величайших тайн человеческого безумие. Зеркала – отражение человеческой души. Какая она у нас, у художников – мастеров. Никто не понимает художника кроме его самого. Лишь только он один способен увидеть в человеке то, что потом перенесет на холст, напишет музыку, воспоет в стихах. Вот и Карл Жюфийе увидел в портрете Селианы-Карлы де Йрон, ту женщину, которая, по его мнению, была шефом корпорации «Сознание человеческого разума». Это обстоятельство было затрудненным для Эммануэль. Ведь она считала, что Карл Жюфийе лишь хочет внушить ей свое видение этой нелепой ситуации. Внушить Эммануэль, что именно этот портрет овладел ей, и эта женщина Селиана-Карла де Йрон каким-то неизвестным способом вошла в сознание Эммануэль, и подчинила не только его себе, но и саму ее душу. – Эта картина. – продолжал Карл Жюфийе. – Эта женщина! – тут он замер. Ему показалась, что портрет пристально смотрит на него. Изображенной на нем портрет Селианы-Карлы де Йрон не хотел, чтобы Карл Жюфийе продолжал этот разговор. Казалась, что она была зла и строга. Она повелевающим взглядом смотрела на Карла Жюфийе, как будто приказывая ему замолчать. – Смотрите! – неожиданно воскликнул Карл. – ОНА ЖИВАЯ!!! Вот-вот сейчас, да и выйдет из картины.
Эммануэль не хотела слушать безумные фантазии Карла Жюфийе. Она резко одернула его, сказав:
– Хватит! Хватит, я уже вдоволь наслушалась Ваших бредней. – Эммануэль подошла к картине, и посмотрев на нее, сказал. – Ну что такого, картина как картина. – Эммануэль повернувшись к Карлу Жюфийе, с усмешкой добавила. – Я люблю шутки, но им тоже есть предел. – В эту минуту она почувствовала чей-то взгляд позади себя. Она оглянулась, и, что за Черт. Перед ней стояла женщина с картины. Она смотрела на Эммануэль строгим повелевающем взглядом. Казалось, что ее взгляд пронзал Эммануэль насквозь. Эммануэль не могла смотреть в ее глаза, да и сама она не верила в происходящее: как такое вообще возможно, чтобы портрет ожил? У Эммануэль был растерянный вид. Она понимала, что эта женщина с картины. Как ее там зовут? Это она в тот же миг забыла. Тут она увидела, как рука женщины с холста дотронулась до ее лба, и та не могла этому противиться. Она была словно под гипнозом. У нее не было никакой реакции. Тело ее попросту застыло на месте, и в нем она почувствовала холод. Ее сердце словно скукожилось. В душе появилась пустота, а на сердце холод. В ее глазах появился ужас, и в это самое время, женщина с холста сказала холодным, леденящем ужасом голосом:
– Моя.
Это слово прозвучало из ее уст так холодно, что в теле Эммануэль погас последний лучик надежды. Надежды на то, что она думала, верила, что это только сон. Кошмар, да и только. Но это был не сон. Она осмотрелась, и увидела. Она стояла посередине комнаты в которой не было света. Только там, где они находились было тускло светло. Казалось что это место было похоже на какой-то кошмар. Кошмар который происходит с ней. С Эммануэль.
Женщина сказала все тем же леденящем ужасом голосом:
– Добро пожаловать в…



Глава 4
По ту сторону реальности: последняя картина маслом

…Эммануэль подошла к картине, и посмотрев на нее, сказал. – Ну что такого, картина как картина. – Эммануэль повернувшись к Карлу Жюфийе, с усмешкой добавила. – Я люблю шутки, но им тоже есть предел. – В эту минуту она почувствовала чей-то взгляд позади себя. Она оглянулась, и что за Черт. Перед ней стояла женщина с картины. Она смотрела на Эммануэль строгим повелевающем взглядом. Казалось, что ее взгляд пронзал Эммануэль насквозь. Эммануэль не могла смотреть в ее глаза, да и сама она не верила в происходящее: как такое вообще возможно, чтобы портрет ожил? У Эммануэль был растерянный вид. Она понимала, что эта женщина с картины. Как ее там зовут? Это она в тот же миг забыла. Тут она увидела, как рука женщины с холста дотронулась до ее лба, и та не могла этому противиться. Она была словно под гипнозом. У нее не было никакой реакции. Тело ее попросту застыло на месте, и в нем она почувствовала холод. Ее сердце словно скукожилось. В душе появилась пустота, а на сердце холод. В ее глазах появился ужас, и в это самое время, женщина с холста сказала холодным, леденящем ужасом голосом:
– Моя.
Это слово прозвучало из ее уст так холодно, что в теле Эммануэль погас последний лучик надежды. Надежды на то, что она думала, верила, что это только сон. Кошмар, да и только. Но это был не сон. Она осмотрелась, и увидела. Она стояла посередине комнаты в которой, не было света. Только там, где они находились было тускло светло. Казалось, что это место было похоже на какой-то кошмар. Кошмар, который происходит с ней. С Эммануэль.
Женщина сказала все тем же леденящем ужасом голосом:
– Добро пожаловать в мой мир. – сказала женщина из картины. – Добро пожаловать по ту сторону картины. В мир, где я живу.
Выслушав ее, Эммануэль снова осмотрелась. Вокруг нее была полная пустота. Нечто темное и ужасное, нечто ужасающее страшное ощущала она вокруг себя. Что-то ее страшила. Что-то ввергала ее в ужас. Эммануэль осторожно поинтересовалась:
– Где это я? – затем она спросила. – Почему вокруг темно? Где Карл?
– Карл? – усмехнулась женщина, а затем сказала. – Здесь нет никакого Карла, здесь только мы?
Эммануэль не поняла, о чем говорит эта женщина. Она понимала, что все то, что с ней происходит нереально. В реальности она не была бы здесь, в этом жутком и пугающе – ужасном месте. Она с острасткой спросила:
– Где это здесь? – затем она внимательно посмотрев на женщину, узнала ее. – Вы Селиана-Карла де Йрон. – она сделав паузу, добавила. – Вы эта она. – она сделав паузу, добавила. Женщина с картины.
– Да. – подтвердила Селиана-Карла де Йрон. – Эта я.
Эммануэль снова огляделась. Она не могла понять, что происходит? Как она оказалась здесь. По ту сторону реальности. Ведь она была не сумасшедшая! Или нет? Она все же сошла с ума, и теперь ей видеться то, что видеться никому не должно. Но как же понять тот факт, что она только что разговаривала с Карлом Жюфийе? Или это ей тоже снилось? Да, это вполне возможно. Что говорил там Карл? «Эта картина… эта женщина!». – «Неужели он был прав? – подумала Эммануэль. – Но этого же быть не может? Это просто абсурд! Я не могу быть в картине, по крайне мере в той реальности, в которой можно было понять эту ситуацию. Карл Жюфийе был и остается реальным человеком. Я же, как он говорит, ублажила его в реальности, не в своих и его фантазиях? – она сделала паузу в своих рассуждениях, а затем, подумала. – в этом случае он оказался прав, а я ему не поверила. Ах! Какая же я попросту дура!». – она посмотрела на стоящею перед ней женщину, и спросила ее:
– Это Вы вселились в меня, чтобы доставить себе и Карлу Жюфийе это маленькое удовольствие?
Селиана-Карла де Йрон призналась:
– Я. – утвердила Селиана-Карла де Йрон. – Эта была Я.
Признание Селианы-Карлы де Йрон сбили с толку Эммануэль. Она хотела услышать совсем иной ответ, но этот ответ оказался слишком горьким, чтобы продолжать этот разговор. Эммануэль почувствовала себя использованной. Ей показалась, что кто-то воспользовался ей как падшей женщиной, и выбросил ее на помойку. Такой собственно одноразовый товар. Тарелка, из которой поел и все. Больше она ни для чего негодно. Конечно, можно ее оставить, и поесть из нее еще один раз, но вкус уже будет ни тот. «Девственницы всегда привлекательней тех, кто стал из девочки женщиной». Впрочем, может я ошибаюсь. Но не в этом случае. Дело в том, как Вы уже догадались, портрет возжелал их обоих. Он никогда не видел секса. Некоторые занимаются им у картин. А эта картина стояла в запаснике уже много времени. Неудивительно, что если судить по рассказу Карла Жюфийе. Он говорил: эта женщина глава корпорации «сознание человеческого разума», то в этом случае абсолютно возможно, чтобы портрет вышел из холста картины, и вошел в Эммануэль. Ведь она долго на него смотрела. А когда долго смотришь на один и тот же предмет, на одну и ту же картину, и если эта портрет, то возможно человеческое подсознание в прямом смысле этого слово станет той личностью, на которую обращен наш взор. Ведь человеку свойственно «подорожать» тому или иному индивидууму. Черпать из него что-то, что пригодиться, по его мнению, в его жизни. Далеко не надо ходить. Родители – пример для подорожания. В детстве мы слушаемся их, затем хотим быть такими какие они. То есть подорожаем им. И в конце концов это у нас получается, и мы такие же, как они. Но вернемся к Эммануэль и Селине-Карле де Йрон. Эммануэль смотря на Селиану-Карлу де Йрон не понимала, зачем та так поступила с ней? Она вопросила:
– Почему Я?
– Вы хотели этого так же, как и я.
Эммануэль ошарашенная таким признанием Селианы-Карлы де Йрон, привели Эммануэль в замешательство. Она точно знала, что того, о чем говорила и Селиана-Карла де Йрон не было и быть не могло. Эммануэль никогда не хотела этого. Вообще, она оказалась у него лишь потому, что хотела увидеть его произведения искусства. Не ради того, чтобы переспать с ним, а ради живописи – картин.
Эммануэль решительно запротестовала:
– Вы лжете! Это ни так!..
Селиана-Карла де Йрон легонько улыбнулась. Она та знала, что это так оно и есть на самом деле. В подсознании каждого человека заложена своя генетически-сексуальная информация. У всех она разная, но схожая. Схожая в том, что видя по мнению самого человека, красивого и по его мнению, сексуально-привлекательного человека противоположного пола, или того же пола, если этот человек не традиционный ориентации, то рано или поздно, хотя бы мысленно человек возжелал бы другого человека, и пусть даже мысленно переспал бы с ним.
Это мое мнение, но и мнение многих иных людей. Каждый из них по-своему разный, но сексуальное влечения у каждого человека одинаковое. Исключение есть, но оно редкое. Апатичность людей к сексу – это не болезнь. Лишь способ продлить себе жизнь.
Эммануэль любила секс, но была к нему равнодушна. Ей хотелось, чтобы мужчина овладел ей, но если этого не случиться, то она бы не обиделась. Поэтому, сказанное и Селианой-Карлой де Йрон; – «вы хотели этого так же, как и я». Было для Эммануэль личным оскорблением. Она запротестовала:
…-Я этого не хотела! – затем она добавила. – Я его вообще первый раз видела.
– Пусть будет так. – неожиданно согласилась с ней Селиана-Карла де Йрон. – Вы этого не хотели. – она сделав паузу, воскликнула. – Но, я этого хотела! – затем Селиана-Карла де Йрон сделав незначительную паузу, твердо добавила. – Он это заслужил.
– Что заслужил? – не понимала Эммануэль. – Я-то здесь при чем?
Селиана-Карла де Йрон посмотрела в темноту, и зловеще улыбнулась. Казалось, что она увидела там кого-то, того кто незримо приближался к ним.
Эммануэль также ощутила незримое присутствие кого-то? Казалась, что это кто-то, хотел причинить ей вред. Эммануэль подумала: вот-вот, пряма сейчас, из этой кромешной темноты, покажется нечто. Что-то жуткое и ужасно до омерзения противное. Что-то что я боялась. Боялась всю свою жизнь. Боялась, и не хотела себе в этом признаться самой себе. Страх присущей человеку всегда, или почти всегда загоняет его в угол. И только повернувшись к своему страху, и встретив его лицом к лицу, можно понять – страх напущенный или реальный. Если страх напущенный, то есть мы его выдумали сами, то глядя страху в лицо, мы смеемся над ним. Но если этот страх имеет под собой смысл, и он оказывается реальным. Наш мозг тотчас же анализирует происходящее, и блокирует сознание человека, дав ему только одну команду; не делать того, о чем можно пожалеть, и. т. д. Сейчас Эммануэль чувствовала приближение нечто. Того, что она боялась больше всего на свете. Но что это было такое? Этого она не знала. Она знала лишь то, что больше всего боится, и это был ни пустяк. Помните кого боялся Есенин? «Человека в черном». Для него он был его концом. Он знал, что этот человек его погубит. Человек в черном – тень зла. Бездушная пустая тень, пришедшая из ниоткуда, и ушедшая в никуда. Предчувствие Эммануэль ее не обманули. Как уже было сказано; каждый человек боится. Боится своих собственных страхов. У Эммануэль этим страхом была тень. Тень призрачной личности, которая могла воспользоваться ей. Каждая женщина боится, что ее изнасилуют. Я не имею в виду Sex как общепринятое понятие об изнасиловании. Хотя это единственной по сравнению с другими типами насилия, которые не преследуется по закону. Есть достаточно много примеров насилия над людьми, одна из них уничтожения человеческой личности, вход в его сознание. Многие хотят, чтобы им все подчинялись. Подчинялись безоговорочно. Они лишь делают вид, что они заботятся о нас. На самом деле они нас попросту зомбирует. Подчиняют своей воле, и делают из нас своих рабов без нашего на того согласия. Мы живем в небытие. Не подозревая о том, что мы лишь марионетки, пешки в одной большой игре. Игре, под названием – политика. Но мы как-то отвлеклись. Политика – удел сильных мира сего. Вернемся к Эммануэль. Она вглядывалась в темноту, и чем больше она в нее вглядывалась, тем больше ей становилась не по себе. А вот показались глаза. Они были алыми. Ужасающе – страшными. Злобными и леденящий дрожь холодными. Они приближались к Эммануэль, а та, смотря на них, и не в силах отвести от них свой взгляд, застыла на месте. Смотря как кто-то приближается к ней все ближе и ближе. Она чувствовала, как холод пронзил ее сердце, и оно словно замерло. Что-то пронзило его, и так в сердце и осталось.
Эммануэль призналась:
– Я боюсь.
Эти слова успокоили Селиану-Карлу де Йрон. она облегченно вздохнула, сказала:
– Это хорошо что Вы боитесь. – она сделав паузу, добавила. – Страх всегда должен был быть присущ человеку. Без страха человечество давно вымерло. – она сделав паузу, добавила. – Человек страшится перед наказанием. Ни важно чье наказание. Бога или человек. На то есть закон. И он не дает человечеству погубить самого себя.
Выслушав Селиану-Карлу де Йрон Эммануэль поинтересовалась:
– Вы говорите о законе, а сами внушаете людям то, что Вам выгодно. Какой же здесь, по-Вашему, закон?
– Вы правы. – согласилась Селиана-Карла де Йрон. – Здесь нет никакого закона. – она сделав паузу, добавила. – Мы вынуждены иногда менять сознания людей, чтобы они жили хорошо.
– Это как?
– К примеру, вот допустим человек кого-то похоронил. – она сделав паузу, добавила. – кого-то из своих близких. – затем после не большой паузы, продолжила. – Человек продолжает жить, но он теперь живет ни будущем, а прошлым. Его жизнь кончилась со смертью человека. Теперь он живет лишь одними воспоминаниями о нем. Время идет, а он никак не может забыть… – она Селиана-Карла де Йрон сделала многозначительную паузу, а затем сказал. – Тогда вмешиваемся мы.
– Что значит вмешиваемся? – не поняла Эммануэль. – Кто это – мы?
– Корпорация «сознание человеческого разума».
– И что Вы делаете?
– Помогаем забыть человеку о его горе.
Эммануэль воскликнула:
– Ложь! – затем она сказала. – Вы не помогаете забыть, Вы лишаете человека его жизни.
– Нет. – возразила Селиана-Карла де Йрон – Мы этого не делаем.
Эммануэль возмутилась:
– Не делаете? А как же Маруся, или Раиса Петровна Жаловская? Скажете Вы ни при чем?
– Не при чем.
– Ложь! Это Вы изменили ее сознание, и сделали из Маруси Раису Петровну.
– Не мы.
– Тогда кто же? Скажите?
Селиана-Карла де Йрон в свою очередь спросила:
– Скажите, где Вы сейчас находитесь? – затем она поинтересовалась. – Скажете, все это реально?
Эммануэль задумалась. Она понимала, что этот вопрос был с подтекстом. Она не могла быть здесь. Она только что была в доме Карла Жюфийе, и ни могла представить, почему она здесь? Что? Она спит? Но тогда Карл Жюфийе тоже сон? А Селиана-Карла де Йрон сон во сне. Но она мыслила, как нормальный человек. Сейчас для нее казалась, что реален именно этот мир, и никакой больше. Так что на вопрос Селиана-Карла де Йрон не было однозначного ответа. Эммануэль подумала: безумие какое-то? Я не сумасшедшая! Я просто человек. И то, что сейчас происходит здесь, эта игра моего воображение. Я перенесла много горе за эту неделю или месяц. Не каждый выдержит такое.
Эммануэль ответила:
– Реальность для безумцев нереальна. Они живут в созданном ими своем мире. Мире реальном лишь для них. Я же знаю, что все то, что сейчас происходит, реально только в моем воображении. Этот мир нереален. – она сделав паузу, добавила. – Он лишь только в моем подсознании.
– В подсознании? – спросила удивлена Селиана-Карла де Йрон. – Это как?
– Вы являетесь плодом моего воображение. – продолжила Эммануэль. Она сделав паузу, на секунду задумалась, а затем сказала. – все началось с секса, с Карлом Жюфийе. – Эммануэль сделал паузу, а затем сказала. – Вы возможно правы, когда сказали мне, что я хотела секса. – она сделав паузу, продолжила. – Но я не хотела признавать, что я хотела секса. Для меня было легче заменить себя на Вас. – снова пауза. – Смотря на Ваш портрет, – продолжала Эммануэль. – я хотела, пусть это было в моем подсознание, хотела… – она запнулась. Ей было неудобно говорить про это. – Я пыталась понять! – оправдывалась она. – Если б Вы были на моем месте, какой бы был в этом случае у меня с Карлом СЕКС? – она снова сделав паузу, продолжила. – Смотря на Ваш портрет, я на какой-то момент стала Вами. Я почувствовала, что Вы это я. – затем Эммануэль сказала сама себе правду. – Наверное мне надоело быть Эммануэль, и я захотела стать кем-то другим. Другой женщиной. Я хотела забыть о прошлом, и жить будущим.
Селиана-Карла де Йрон выслушав внимательно Эммануэль, сказала:
– И Вы решили стать мной.
– На какой-то момент, да. – призналась Эммануэль. – Решила.
Селиана-Карла де Йрон тихо повторно спросила:
– Как же вы оказались здесь, если считаете, что все это не безумие?
Эммануэль ответила так.
– Очевидно, это… – начала размышлять Эммануэль. Она в своих размышлениях старалась быть осторожной и объективной. – …рациональное мышление моего мозга. – она запнулась, думая, что еще сказать.
В это самое время Селиана-Карла де Йрон прервала Эммануэль, она поняла, что та хотела сказать. Человек всегда мыслит объективно и рационально. Если человек необъективен, то он и не рационален. В своих суждениях он не сможет сказать однозначно, что вымысел, а что истина. Селиана-Карла де Йрон спросила:
– Вы считаете, что все то, что здесь происходит это рационально?
В вопросе Селианы-Карлы де Йрон был виден смысл. Смысл, ответ на который давал бы рациональный ответ.
Эммануэль ответила:
– Я не считаю, что все то происходит здесь, рационально. – затем она добавила. – Я не могу утверждать, что все то, что происходит сейчас со мной, это не плод моего воображение. – она сделав паузу, предположила. – Возможно, я в той мастерской, у Карла Жюфийе. – она на секунду задумалась, затем сказала. – Возможно, я все еще смотрю на Ваш портрет, и смотря на него, я представляю Вас. – она сделав паузу, сказала. Вас и меня. – затем она как будто повторилась. – Вы правы. Я возможно хотела разрядки, и секс с Карлом Жюфийе пришелся кстати. – она сделав очередную паузу, снова согласилась с Селианой-Карлой де Йрон. – Возможно я не хотела заняться с ним сексом. – сделав долгую паузу, Эммануэль как будто о чем-то размышляла, и собирав все мысли в одно целое, продолжала говорить. – Увидев Ваш портрет, я на какой-то миг, захотела чтобы Вы помогли мне решиться на секс с Карлом Жюфийе. Как я поняла из его разговора, Карл Жюфийе отчасти знал Вас. – Эммануэль сделав долгую паузу, и собравшись с мыслями, продолжила свой рассказ. – Я пристально смотрела на Ваш портрет, и в какой-то миг я поняла.
– Что же вы поняли?
– Я поняла. – продолжала Эммануэль. – Что дух картины, точнее Вашего образа, в какой-то момент вселился в мой разум. – она сделав паузу, пояснила. – Мы стали одним целом. Наш разум стал единым, и сейчас, я вижу и разговариваю не с Вами, а с самой собой. – это умозаключение Эммануэль, само по себе могло не иметь смысла. Согласитесь, это безумие. Безумие разговаривать с самим собой. На это способны только люди склоны к параноидальным наклонностям, которые возникают у человека лишь потому, что ему попросту одиноко. Он в своем мозгу создает образ человека, с котором можно поговорить. Со временим эта становиться закономерностью, и воображаемый друг станет реальным. Он будет жить в сознании человека, и станет ему заместо матери и отца. Именно в этот момент возникает паранойя. А вскоре воображаемый друг замещает сознание человека, и из человека, которого мы знали, получается некий человек-монстр. Монстр с двойным сознанием. В случае с Эммануэль произошло следующее. Ей просто надоела, и она устала от такой жизни, и портрет Селианы-Карлы де Йрон стал для нее панацеей от бед. Вселившись сознание Эммануэль, сознание Селианы-Карлы де Йрон стала едином с Эммануэль. Эммануэль сказала. – Я и Вы сейчас одно целое. Разговаривая с Вами, я говорю с самой собой. – затем она добавила. – Считайте это как угодно. – она сделав паузу, добавила. – Я считаю, это просто разрядка. Разрядка от всего что накопилась в моей душе, в моем сердце. Вы это образ. Образ созданным моим разумом, и ничего боле. – на этом Эммануэль закончила свое рассуждение.
Выслушав Эммануэль, Селиана-Карла де Йрон была поражена тем, как мозг Эммануэль рационально мыслил, и дала ей ответ, который был достойным этого момента, в который был сейчас погружено ее сознание. Сознание Эммануэль и Селианы-Карлы де Йрон. Селиана-Карла де Йрон спросила:
– А что для Вас в этом случаи эта тьма вокруг нас, этот свет где мы стоим, и этот неизвестный, чьи глаза Вы сейчас видите?
Эммануэль на секунду задумалась. Она огляделась вокруг себя. Тьма вокруг нее сгустила свои тучи. В ней ничего не было, кроме холода и пустоты. Страх и ужас надвигался из темноты. Эммануэль всей своей женской сущностью ощущала ее темный, незримый, пустой и ужасающе омерзительной. Ей казалось, что там, в этой пустоте, была пустота. Безжизненная, темная пустота-пустота пустоши. В ней не было ничего, только страх и ужасающий ужас. И только у света, она казалась ни столь ужасающе – страшной. Здесь она казалась Эммануэль холодной. Казалась, что по ее телу бегает озноб. Сотни-миллиардов мурашек маленькими своими лапками, бегали по телу Эммануэль. Это страх. Страх – перед неизбежным. Страх – перед грядущим. И просто человеческий инстинкт страха. Все это сейчас ощущала Эммануэль. Видя глаза в темноте, она представляла себе кого-то, кто всегда следил за ней, и не только за ней, но и за всем человечеством, наблюдая, что оно делает в своей жизни? Стоит ли ему продолжать свой род или все же человечество или его некоторые представители должны отойти в мир иной. Сгинуть во мраке этой темной пустоты. Бездонный пустоты поступок всего человеческого рода. Эти размышления привели Эммануэль к одному выводу. Она сказала:
– Никто не может знать свою судьбу. Тьма преследует нас с нашего самого рождение. Она старается поглотить нас, нашу душу. Овладеть нашим разумом. Она как эти глаза, наблюдает за нами, и стоит нам сделать что-то ни так, как она уже здесь, в нас. В нашем сердце и душе. – она сделав паузу, продолжила. – Свет – это островок той детской незапятнанной чистой души, – затем Эммануэль уточнила. – души ребенка, который еще не родился. – затем она сказала. – Он чист душой, и безгрешен. – она сделав паузу, добавила. – Люди и священники всего мира ошибаются, когда говорят; дети безгрешны. – это ложь! Дети греховны. – она сделав паузу, сказала. – они появляются из наших утроб. Утроб женщин, их матери. – она снова сделав паузу, сказала. – Рождение – это чудо. Так говорят священники и врачи. Рождение – это чудо новой жизни. Рождение ребенка не может быть грехом, – продолжала Эммануэль. – если только он не зачат в грехе. – она снова сделав паузу, пояснила. – В грехе прелюбодеяние. Я не имею в виду, когда женщина не замужем хочет завести ребенка. – она сделав паузу, добавила. – Прелюбодеяние – это измена, а она совсем другое дело. – она посмотрела вокруг себя, и тяжело вздохнула. – Говорят, – продолжала она. – грехи родителей лежаться на их детей? Вот и в этом случае грехи родителей неотъемлемо будут возложены на плечи только что родившегося ребенка. Они уже будут при нем, при его рождении.
– Вы в этом уверенны?
– Уверенна? – усмехнулась Эммануэль. – Я это знаю. – она сделав тяжелою паузу, сказала. – За свою жизнь я видела много чего, в том числе и роды. – она снова сделав тяжелую паузу, сказала. – Иногда рождение ребенка сопровождается некими проблемами при его рождении. Одна из них – послеродовое маточное кровотечение. Ведь при родах матка иногда разрывается, и появляются узлы. Узлы сопровождающиеся кровотечением. Вы можете считать меня сумасшедшей, но если посчитать послеродовые узлы, то можно определить так же, как и у дерева, сколько ему лет, также определить сколько грехов родителей возложены на плечи родившегося ребенка.
Селиана-Карла де Йрон спросила:
– Вы считаете что, это может быть именно так?
– Я в этом убеждена.
– Что ж? – на секунду задумалась Селиана-Карла де Йрон. – Я принимаю Ваше объяснение. – она сделав паузу, сказала. – Я вижу Вы человек рациональный. Вас ни так просто сбить с толку. Вы способны отличить реальность от вымысла, и способны дать всему этому свое объяснение. – Селиана-Карла де Йрон сделав паузу, уточнила. – Ответьте на последний вопрос, Вы действительно считаете, что я, это всего лишь Ваша второе я, и ничего боле?
– Это объяснение вполне рационально подходит к этой ситуации.
– Хорошо. – согласилась Селиана-Карла де Йрон, затем она поинтересовалась. – Скажите Эммануэль, где та точка отсчета, где Ваша реальность соединилась с этой действительностью?
Немножко подумав, Эммануэль предположила.
– Гораздо раньше, когда я вошла в дом Карда Жюфийе.
– Точнее?
– Я думаю это произошло тогда, когда я вошла в терминал аэропорта и встала возле часов. – она сделав паузу, предположила. – Возможно, я и сейчас там стою.
Селиана-Карла де Йрон уточнила:
– Вы в этом уверены?
– Я не могу быть абсолютно уверенной в этом. – ответила Эммануэль. – Я могу лишь только предположить.
– Хорошо. – согласилась Селиана-Карла де Йрон с Эммануэль. – Вы показали мне, что Вы не сумасшедшая. Этому я рада. – Селиана-Карла де Йрон сделав паузу, сказала. – Теперь я могу Вам сказать, почему Вы здесь? – она сделав паузу, посмотрев на Эммануэль, увидела на ее лице недоумение. Она как будто не поняла, о чем сейчас говорит Селиана-Карла де Йрон. А та продолжила. – Вы видели на что способны эксперименты над людьми. – она сделав паузу, сказала. К сожалению эта технология использовалась еще при фашизме. Ведь только сумасшедший способен развязать такую войну, как развязал ее Адольф Гитлер. Некоторые считают, что он был безумен!? Что ж, возможно это так. Ведь только безумцы способны на открытия, и сумасшедшие поступки, и Гитлер в их числе.
Выслушав Селиану-Карлу де Йрон, Эммануэль спросила:
– А я-то здесь причем?
– Сейчас. – продолжала Селиана-Карла де Йрон. – Нечто подобное происходит в мире. Я не могу одна справиться со всем этим, и мне нужна помощь.
Эти слова удивили Эммануэль. Она поняла, что возможно этот портрет не портрет, а отражение образа женщины борющийся с этим злом. Тогда Карл Жюфийе и есть то зло, а предположение, что Эммануэль еще в аэропорту, навило ее на мысль, что эта именно Селиана-Карла де Йрон сделала так, что она оказалась здесь. У Карла Жюфийе, а потом в этой картине.
– Значит Вы реальна? – удивилась Эммануэль. – Значит все то что сейчас происходит не в моей голове? Это реально?
– Реально. – ответила Селиана-Карла де Йрон, а затем добавила. Если Вы согласитесь помочь нам, то мы с Вами встретимся.
– И что я должна делать?
– Найти источник.
– Какой источник?
– Источник наших бед. Мы должны прекратить это навсегда. Человек должен сам принимать решения, а никто бы то не был, кто-нибудь за него.
– Почему я должна Вам верить?
– Потому что это правда.
– Но Карл говорил…
Селиана-Карла де Йрон тотчас же ее перебила.
– Карла Жюфийе нет! Он лишь плод Вашего воображение созданным мной.
– Значит, – предположила она. – я все же не безумна. Это лишь всего лишь абстракция. Внушение кем-то, что все то, что здесь происходит, все это реально.
Селиана-Карла де Йрон тотчас же отпарила:
– И кто же внушил Вам эту мысль?
Эммануэль задумалась. Она не находила ответ на этот вопрос.
– Не можете сказать? – продолжала Селиана-Карла де Йрон. – У Вас нет ответа! А знаете почему?
– Почему?
– Потому что Вы считаете, что Вы об этом лишь только думаете. Это всего лишь плод Вашего воображение. Но это ни так. Селиана-Карла де Йрон сделав паузу, продолжила. – Это все не Ваша фантазия, и не мое внушение. Это реальность. – она сделав паузу, добавила. – Реальность истины. Я не могу принудить Вас к тому или иному Вашему решению. Вы должны сами решить, как Вам поступить. Принять мое предложение, и вместе найти источник, или отказаться. В этом случае Вы все забудете. – Селиана-Карла де Йрон сделав паузу, напомнила. – Но прежде чем дать окончательный ответ, вспомните Раису Петровну «МАРУСЮ», Прасковью Федоровну – Вашу бабушку и Жюльет Паж, с ней Вы были знакомы больше всех. Она так же, как и я хотела уничтожить этот отдел. Он никак не связан с нашей корпорацией «сознание человеческого разума». – затем Селиана-Карла де Йрон сказала. – Вам решать Эммануэль. Я приму любое Ваше решение. Но, я вижу Вы уже знаете, что Вы будете делать? Ваш ответ «ДА». Это и не удивительно. Мы все хотим одного и того же – мести. Впрочем, мы не хотим, чтобы нашим сознанием управляли другие.
На что Эммануэль ответила:
– Если я согласилась, это не значит, что Вы знаете меня?
Селиана-Карла де Йрон согласилась:
– Конечно.
В этот момент в комнате, где находились женщины, появился тусклый свет. Этот свет надежду на светлое будущее. Тень испарилась, и вместо нее Эммануэль увидела стоящего неподалеку от них Карла Жюфийе.
Селиана-Карла де Йрон сказала:
– Карл Жюфийе это всего лишь один из Ваших воображаемых образов людей, с которыми все люди проводят вместе. Они размышляют, задают сами себе вопросы и дают на них ответы. Все это для Вас Карл Жюфийе. Он Вас привел ко мне, он и проводит вас обратно. – Селиана-Карла де Йрон сделав паузу, сказал. – Летите в Россию, возможно там, Вы узнаете правду о Прасковье Федоровне и Раисе Петровны. – она сделав знак Карлу Жюфийе чтобы он подошел к ним, и затем тот взял ее за руку, а Селиана-Карла де Йрон сняла свою руку с ее плеча, сказав. – До свидания, встретимся в России. – исчезла. Оставив их одних в этой полу мрачной комнате. Они посмотрели друг на друга, и свет погас. Все исчезло. Исчезло как будто ничего и не было.



Глава 5
Прощай Париж

Эммануэль снова стояла под чесами в терминале аэропорта. Вокруг нее проходили люди, а в громкую связь сообщили, что все рейсы откладываются на неопределенное время, и лишь рейс в Россию на который только что объявили посадку скоро взлетит в небо.
– «Ну вот и все». – подумала вслух Эммануэль. – «Я лечу в Россию». – она поморщилась. – «Что за дикость! Я лечу в ту страну, куда мне совершенно лететь неохота. Да и тут оставаться нельзя. Да что говорить, жизнь – это сложно. Никогда не знаешь, где окажешься в ту или иную минуту». – она прошла к билетным кассам, и взяв билет в Россию, в Москву, пошла на посадку. Тут она вспомнила, что у нее нет визы. Но посмотрев в свой паспорт, она увидела в нем визу в Россию. Кто-то позаботился об этом. Эммануэль подумала. – «Наверно это судьба. Россия – мать моя! Я все-таки немножко из России. Неважно откуда именно, я этого никогда не узнаю. Одно меня утешает в этой истории. Я увижу откуда мои родители». – предъявив билет, она пройдя таможню направилась к входу в самолет. Что-то ее страшила, но этот страх был скорее напущен, чем настоящий. Она знала, что ей предстоит не только увидеть Москву, но и еще многое другое. Например, встреча с Селианой-Карлой де Йрон, и понять, кто сделал с Раисой Петровной то, что с ней сделали? – «Что ж?». – подумала она войдя в салон самолета, и предъявив билет стюардессе, спросила ее на английском языке, где ее место, та ответила:
– Ваше место VIP. – она проводила Эммануэль на ее место, и та сев, спросила:
– Кофе можно. – она хотела успокоиться. Сейчас, после того как с ней произошла эта история, она все еще не могла прийти в себя, и волнуясь, хотела успокоить свои нервы чашкой кофе.
– Кофе и другие напитки Вы можете заказать после взлета самолета.
– Хорошо. – ответила Эммануэль, и добавила. – когда самолет наберет высоту, принесите горячий кофе.
– Хорошо. – ответила стюардесса, а затем попросила. – пристегнитесь пожалуйста.
Эммануэль пристегнувшись ремнем безопасности к креслу, поинтересовалась у стюардессы:
– Скажите, почему ремни безопасности расположены внизу, а не по всему креслу? – затем Эммануэль добавила. – Согласитесь, лучше было, чтобы ремень безопасности был с обоих сторон кресло и крепились на теле где-нибудь в области живота. Тогда бы при падении можно было не сомневаться что травм будет меньше.
– Я с Вами совершенно согласна. – ответила стюардесса, а затем с сожалением добавила. – Это стандарт, и никто его не отменит. – затем она будто в усмешку добавила. – Если мы разобьемся, то, где расположены Ремни безопасности не будет иметь никакого значение.
Эммануэль иронично усмехнулась:
– Ваша правда.
Стюардесса ушла, а Эммануэль осталась сидеть на своем месте. Она смотрела в окно иллюминатора самолета, и думала. – «Вот и все, через три часа я буду в Москве. В городе, в котором происходили события кардинально изменивший ход истории. Как она меня примет – Москва. Столица Российской империи. Впрочем, это спорно. Некоторые из историков считают, что столица российской империи; Санкт-Петербург. Город Петра Великого – основателя флота российского. Что ж, каждый прав по-своему».
Вот и закончилась посадка на самолет. Тягач медленно стал вывозит его на разворот, на взлетную полосу. Скоро взлет. Все несчастье и горести останутся здесь, во Франции. В городе поэтов и музыкантов. В городе Королей и их «Парижских тайн». Сколько можно было рассказать о Франции, о Париже, обо всех его городах, всех достопримечательностей. Здесь приходят на ум одно стихотворение, написанное ни так давно.


Пари-Париж! – Пари-Париж!
Прекрасный город любви.
Пари-Париж! – Пари-Париж!
Прекрасный город красоты.
Красоты Парижа разнообразны,
Красоты Парижа прекрасны.
Поэты, художники и музыканты,
Прекрасные стихи и музыка любви!
Прекрасной искренней любви,
Прекрасной чистой красоты!
Любви красивой, любви прекрасной!
Вот музыканты и певцы,
Поэты, художники любви,
В Париже свободны они,
Прекрасной тишины любви!
Поэтов Парижа, художников фантазий,
Любви фантазий, в небе голубом,
В тиши полета поднебесья, души-любви моей.
Там Квазимодо Форда там живет,
Там Эсмеральда и Гюго.
Там Верди оперы, Отелло и Аида там живет,
Там любовь красы, Травиаты ее любви,
Там музыка прекрасной музы.
Художники, поэты-бунтари,
Художников бомонд, там их простор.
Там Леонардо и Сальвадор Дали,
Там МоноЛиза ждет своей разгадки,
Там Эйфелевая башня смотрит в небеса, в покое небес тиши.
Предложение любви прекрасного союза,
Пора любви, скрепленной небесами,
Покое и тишины, пора любви.
Парижские дворцы, их короли,
Правители страны, великие они!
Держава-власти искушаемой,
Любви к народу милосердный.
Правители Парижа, вот они все здесь,
В прекрасном Лувре, прекрасных красот эпох.
Здесь все картины Королей, здесь все их портреты,
Мадонны здесь, здесь весь Да Винчи, красоты тайн Парижа.
Тайна тамплиеров закрыта тут – Дэн Брауна здесь книга,
Покой и тишина, здесь их приют, тиши-покоя наслаждения!
Любви гасконца Д'Артаньяна, любви и чести дам,
Там Монте-Кристо с ним Мерседес, Фернан, и друг Кадрус.
Там в замке Иф сидит Аббат, Фария, друг его Дантес,
Там королевский прокурор Жерар – Его там сын сидит, он Эдуар.
Там весь Париж, Парижских тайн весь двор,
Король-Любовник там, там Кардинал интриг,
Там мушкетер один, он звонких шпаг любитель,
Его друзья там, чести слова их.
Миледи там, и сын ее Мордаунт, Атос, Портом и Д'Артаньян,
Там человек в железной маске, Король-Людовик там живет.
Там Наполеон, там Шарль Де Голь, он был политик,
Француз-Француз – Пари-Париж!
Пари-Париж! – Пари-Париж!
Прекрасный город чистоты.
Пари-Париж! – Пари-Париж!
Прекрасный город красоты-любви!


Да, этот город прекрасен! В Париже так же, как и во Франции все создано для того, чтобы жить и радоваться жизни. Много интеллигенции уехав из России в семнадцатом году двадцатого века, уехали в Париж, Во Францию. Поистине город любви и интеллигенции не только европейской, но и Российской. Эммануэль надеялась, что она еще вернуться сюда. Во Францию, в Париж, в город, который она полюбила, и не хотела покидать его. Сейчас, когда самолет из аэропорта Шарля де Голля поднялся в небо, Эммануэль из иллюминатора любовалась красотами Парижа. Он казался ей прекрасен. До свидания Париж! До свидания Франция! Надеюсь, скоро я вернусь. Тем временем самолет набрав высоту скрылся за облаками, оставив внизу воспоминание о тех грустных и счастливых днях Эммануэль, где она провела хоть и немного, но лучшие часы или дни в своей жизни. Прощай Париж! До скорой встречи.




Мистическая история



Глава 1
Трагедия приходит внезапно

Около пятнадцати часов дня женщина и Эдвард были дома у Эдварда. Приехав домой и войдя в дом, Эдвард и сопровождающая его женщина увидели в доме беспорядок. Все вещи были разбросаны, мебель лежала на полу. В доме никого не было. Лишь запах чего-то зловещего витало в воздухе. Женщина и Эдвард медленно переглянулись. Им было жутко. Жутко оттого, что вокруг них был непонятный запах зловещей запах ужаса витала вокруг них. Они осмотрели комнату, и посмотрев друг на друга, будто поинтересовались друг у друга: что произошло? Но что произошло в действительности никто из них не знали. Неожиданно они услышали позади себя чей-то голос. Они от неожиданности вздрогнули. Женщина обернулась и, увидела сидевшую сзади нее в инвалидном кресле безногую девушку. Эдвард оглянулся вслед за женщиной, и увидел сидевшую в инвалидном кресле девочку. Он тотчас же узнал ее. Да как можно было ее не узнать. Ведь он вместе с Ритой был у нее в гостях. Он от неожиданности вопросил:
– Вы?
Марья посмотрев на пришедших, сказала:
– Я.
Эдвард поинтересовался:
– Что произошло? – затем он спросил. – Где Рита и мама?
– Я не знаю что произошло. – призналась она. – Когда я приехала к дому, – объясняла она. – я увидела как кто-то выбежал из дома, сел в машину, и, – свистнула она. – только ее и видели. – затем она сделала паузу, и сказала. – Я, приехав в деревню решила заглянуть в гости к… – тут она запнулась, затем она добавила. – я думаю что они что-то искали.
Эдвард поинтересовался:
– С чего Вы это взяли?
– Я слышала, как кто-то крикнул, когда садился в авто.
Эдвард поинтересовался:
– Что?
– Он крикнул; его здесь нет! – затем она поинтересовалась. – Не знаете, о чем это он?
– Нет, – бросил задумчиво он. – не знаю. – затем он посмотрел на женщину, и сказал. – Эта Марья. Марья, это… – тут он посмотрел на женщину давая ей понять, что она должна представиться.
Женщина поняв взгляд Эдварда, представилась:
– Алиса. – женщина подошла к Марье и протянула ей свою женскую руку. – затем она сказала. – Очень приятно познакомиться.
Марья посмотрев на Алису, и протянула ей руку в ответ.
– Очень приятно познакомиться.
– Мне тоже.
Затем Марья сказала:
– Я приехала только что из города, хотела прийти к Вам в гости, и… – развела она руками. – вот, – добавила она. – пришла. – на ее глазах появились слезы. Она взяла из надетой на нее куртке платок, и утерла слезы. – Что ни говори, – сказала она и тяжело вздохнула. – Вряд ли кто-нибудь мог предположить такое.
В это самое время все трое услышали в другой комнате чей-то крик о помощи. Чей-то сиплый голос пытался выкрикнуть, помогите. Эдвард тотчас же побежал в комнату, из которой раздавался крик о помощи, а Алиса осталась вместе с Марьей. Та ее попросила вывести кресло на крыльцо, чтобы та могла подышать свежим воздухом. Алиса вывезла кресло Марьи на крыльцо, и поставив его на тормоз, поинтересовалась:
– Как это произошло?
Марья тяжело вздохнула. Ей было трудно говорить о прошлом, тем более о том случае, который оставил Марью без ног.
– Как? – небрежно – безразлично бросила Марья. Затем она тяжело вздохнула, и с грустинкой добавила. – Сама не знаю. – она сделала тяжелую паузу, и на ее сердце словно лег камень. Она с тоской добавила. – Хотела изменить мир. – призналась она. – Хотела быть никак как все, – она тяжело вздохнула. – я хотела быть ни такой как они. – она сделав грустную паузу, добавила. – Бунтаркой если хотите.
Алиса закурила сигарету. Она не могла слышать рассказ, признание Марьи, без содрогания. Ужас, который она говорила, был для нее просто содрогающе-пугающей историей. Она была пугающе – ужасающей. Алиса понимала это. Понимала Марью Анастасиевну, и ее мать, Клавдию Ивановну Мщэртц. Вечный спор отцов и детей. В этом случае матерей и их дочерей. Ужас, да и только.
Алиса сделав затяжку, спросила:
– Скажите, если б Вам представилась возможность изменить свою судьбу? Вы изменили б ее?
Марья не поняла вопроса:
– Это Вы о чем?
В это самое время, к женщинам подбежал Эдвард. Он сообщил им, что в комнате лежит в бессознательном состоянии его сестра, Рита. Он также сказал, что ей срочно нужна скорая помощь. Но вызвать ее сейчас можно лишь с телефонного узла куда добраться почти невозможно, а если и доберешься то, он уже как полгода закрыт. Телефонистку сократили, а другая так и не пришла. Зарплата маленькая, ее совсем не платят, не платят по месяцам. Ну кто на такую должность пойдет? Одни говорят, что надо работать на голодной желудок, ради чертова патриотизма. Другие утверждают что лучше работать за деньги. Что ж, я соглашусь со вторыми. Ведь одним патриотизмом сыт не будешь, его надо кормить. А кто этого не понимает, тот просто Русский Иван.
Не думая ни секунды, Алиса предложила свою помощь. Дело в том, что хоть она и была у мужа его домашней домработницей, все же основные медицинские термины она знала, и применяла их на практике.
– Я знаю основы медицины. – сообщила Алиса Эдварду. – Могу посмотреть если не возражаете.
Эдварду ничего не оставалось делать, как поверить на слово Алисе. Он торопливо сказал:
– Я буду Вам признателен.
Алиса сделав затяжку, бросила оставшуюся сигаре на крыльцо, и выпустив струю дыма из своих сексуальных губ, потушила ее подошвой своего сапога. Затем она направилась в дом, и пройдя в комнату где находилась Рита, улицезрев увиденное, ужаснулась. Что же она увидела? Помимо того, что вокруг был беспорядок, вещи разбросаны где попала, на полу лежала женщина в окровавленном и разорванном платье. Лицо ее было разбито в кровь, до неузнаваемости. Правого глаза не было видно вовсе. Он был закрыт кровавом отеком правого веко. Второй глаз был попросту поцелован чьим-то кулаком. Он был залит кровью. Дергался и ужасно болел. Поэтому Рита была вынуждена прислонить к нему свою левою ладонь, рука которой была вся в сенниках. Ее правая же ее рука была очевидно не только вывихнута, но и сломана в трех местах. На подоле ее разорванного платье была видна кровь. Ее живот болел от нестерпимой боле.
Алиса подбежала к ней так быстро как только смогла, и нагнувшись над ней, поинтересовалась:
– Что произошло?
Рита тупо посмотрела на Алису. Ей было нестерпимо больно поворачивать свою голову. Она не то что болела, а просто ныла от нестерпимой боли и головокружение.
В этот момент она словно попыталась что-то сказать, но так и не смогла. Ее легкие были просто отбиты, а изо рта текла кровь.
Тут Алиса услышала невнятную Ритину речь. Она Алисе сказала:

–
К. Г. Б.

Затем она попыталась вздохнуть, но не смогла этого сделать, она потеряла сознание.
Алиса посмотрела на Эдварда, и не теряя ни минуты, сказала:
– По-видимому над ней хорошо поработали. – затем она призналась. – Я тут бессильна, ей надо к специалисту.
Эдвард не знал, что делать? Он знал так же как и Алиса, что его сестре нужна медицинская помощь, но где ее достать в такой глуши? Этого он не знал. Он смотрел на свою сестру, и на говорившую что-то ему Алису. Он никак не мог понять, как вообще такое возможно, его сестра присмирит. Кто-то ее избил. Избил так жестоко, что вряд ли можно было б назвать этого человека человеком. Нет, ни человеком ни даже зверем его не назовешь. Зверь, убивает свою добычу, а не оставляет ее растерзанной, на милость судьбе, умирать.
Алиса как могла привадила Эдварда в чувства. Она взяв его за плечи теребила его как только могла. Пытаясь привести его в чувства. И вот, наконец, Эдвард очнулся. Он тупо смотрел на Алису, пытаясь понять, что происходит? И вот его взгляд снова пал на почти бездыханную сестру. Он тотчас же кинулся к ней, и осмотрев ее беглым взглядом, пообещал ей и сам себе:
– Я найду этого негодяя кто сделал такое. – на его лице появились слезы. – Обещаю, этот человек кем бы он ни был ответит за заделанное. – затем он посмотрел на Алису, и спросил. – Есть машина? – впрочем, этот вопрос был спонтанно-неуместным. Ведь они приехали в автобусе. Что ж, не будем осуждать Эдварда за эту реакцию, никто не знает как будете выглядеть, и что будете делать Вы, в подобной ситуации?
В это самое время, в комнату въехала сидевшая своем кресле Марья. Увидев что происходит, и услышав вопрос Эдварда по поводу авто, Марья сразу же оценив ситуацию, и сказала:
– Машина есть у меня. – затем она добавила. – Она за околицей.
Услышав что сказала Марья, Алиса и Эдвард переглянулись друг с другом. Затем оба посмотрели на Марью, и синхронно поинтересовались:
– Где… – тут они снова переглянулись, и снова посмотрев на Марью, и снова синхронно спросили. – Где ма…
Тут Эдвард снова посмотрел на Алису, и дал понять, чтобы она задала этот вопрос:
Алиса спросила:
– Где машина? – а затем настороженно поинтересовалась. – Надеюсь в ней есть водитель?
– Глупый вопрос. – горько усмехнулась Марья. Затем она посмотрела на Алису, и с грустью добавила. – Если Вы думаете, что я могу положить это… – она стукнула подлокотники кресло обеими руками. – кресло, – продолжила она. – в капот или на крышу авто, а потом еще сесть на переднее кресло за руль автомобиля, и повернув ключ зажигание при этом нажимая педали газа, скорости или тормоза, то Вы очевидно ошибаетесь, – заплакала она. – или считаете меня незнамо кем.
Почувствовав свою вину, Алиса подошла к Марье, и попросила у нее прощение за свой нелепой вопрос.
Приняв извинение, Марья утерла слезы платком, и отложив его в сторону, сказала:
– Машина у ворот. – затем она добавила. – В ней сидит шофер. – сделав паузу, Марья попросила Алису позвать шофера, чтобы тот мог им помочь перенести Риту в машину.
Когда Алиса ушла, Марья спросила у Эдварда:
– А где Ваша мать?
Эдвард растерянно пожал плечами. Действительно, где его мать Виолетта Георгиевна? Действительно, где она? В доме ее не было, на улице тоже. Судя по произошедшему, она тоже должна быть где-то здесь, в доме. Но где? Этого ни Эдвард, ни Алиса, ни Марья не знали.
– Не знаю. Растерянно сказал он.
Марья высказала предположение:
– Очевидно в этом доме что-то искали, и не найдя того что искали решили похитить Вашу матушку, с целью шантажа.
Эдвард подошел к Марье, спросил:
– Какого шантажа?
– Самого банального, – ответила Марья, и добавила. – шантажа. – затем она сделав задумчивую паузу, вопросила саму себя. – Но кого похитители будут шантажировать? – не давала покоя ей эта мысль. – «Кого будут шантажировать, кем?» – ну кем, на этот вопрос был очевидный ответ. Но оставался вопрос, кого? Также возник следующий вопрос, ради чего все это? Не ради ласкового словца? Это очевидно. В доме искали конкретно что-то. Но что? Никто из них этого не знал. – ЧТО ЗА ЛЮДИ! – неистова выкрикнула Марья, и тотчас же тихо, в отчаяние добавила. – НЕНАВИЖУ.
Эдвард задал вопрос:
– Ненавидите, кого?
Марья посмотрела на Эдварда, сказала:
– Ненавижу все это. – показала она руками вокруг себя. – Что за жизнь такая, что за страна где нельзя нормально жить? Где бандитизм поглотил весь закон, попрал его, и стал превыше его. – затем она сделав паузу, сыронией добавила. – Людям дали свободу, но в то же время отобрали ее. – она бросила взгляд на разбросанные в комнате вещи, и продолжила. – Свобода, это лишь хотение жить так как хочется, мечтать об этом. А как дело дошло до дела, и дело нет.
Эдвард не понял:
– К чему Вы это?
– Мы все хотим свободы. – сказала Марья. – Но свобода жестока. – затем она предположила. – Очевидно то, что искали, это и есть свобода. – затем она добавила. – Только свобода не для нас – простых смертных, а для тех, кто правит миром, в частности этой страной. – затем она сказал. – То, что они ищут, очевидно так важно для них, что они готовы пойти на все, ради достижения своих целей. – затем она добавил. – Ведь то что они ищут позволит им остаться у власти до скончания века. – затем она добавила. – А если этого они не найдут, то их свобода не стоит и ломаного гроша. – сделав паузу Марья пришла к выводу. – Отсюда вывод: власть сделала свободу только для себя, а для людей ничего не изменилось. Стало даже хуже чем при КПСС.
– Может быть Вы правы, – задумчиво согласился Эдвард с Марьей. – Это не ограбление. – затем он добавил. – Те кто здесь были, работают на правительство. – затем он вопросил. – Но что они искали? Вот вопрос.
– Что ж, – ответила Марья, и предположила. – возможно мы скоро об этом узнаем.
– Вы уверенны?
– Абсолютно. – заверила Эдварда Марья. – Я из семьи, в которой не может быть ошибок. – сказала она. – Моя мать Клавдия Ивановна Мщэртц, работала в ЦК при КПСС. – затем она тихо добавила. – Так что я знаю о чем говорю.
В это самое время в комнату вбежала Алиса с водителем авто. Они подошли к лежащей без сознания и мужчина – водитель авто, водрузил на правое плечо Риту, а Эдвард водрузил ее на левою сторону. Так они и пошли. То есть они несли на себе Риту, а та волочила свои ноги по земле. Эдвард торопил водителя авто, а тот говорил ему, что он быстрей не может.
Закрыв дом на ключ, который дал ей Эдвард, Алиса помогла Марье. Она везла инвалидное кресло, в котором сидела Марья к стоящей за околицей авто.
Волоча Риту, водитель авто сказал про себя:
– Тяжела, – и выругнулся. – Черт.
Услышав водителя авто, Эдвард сказал:
– Это моя сестра.
На что водитель такси с явном отвращением пробурил:
– Извините что плохо сказал о Вашей сестре. – затем он добавил. – Мне на сегодня одной Марье хватила б. – затем он добавил. – Ну куда я их обеих посажу? Ваша сестра весь мне салон кровью запачкает, а мне мыть. Это денег стоит, да и в салоне поинтересуются, откуда кровь?
Поняв, что водитель авто, нагло вымогает у Эдварда деньги, тот сказал:
– Черт с Вами, заплачу. – затем он спросил. – Сколько?
Водитель авто посмотрев на Эдварда, сказал:
– Пять кусков я думаю будет нормально.
– Сколько? Да Вы сума сошли.
– Несколько. – ответил тот. – Пяти тысяч долларов будет вполне нормально.
Эдвард ужаснулся:
– Сколько? – затем он сказал. – Да Вы сума сошли? Откуда у меня такие деньги?
– Это не моя проблема. – бросил водитель такси. – Платите, – сказал он. – или…
– Или, что? – перебил его Эдвард. – Что Вы сделаете? Заявите? «Так Вы же такой же соучастник как и мы все», – затем он сказал. – Это нетрудно доказать, – затем он обернулся и посмотрел на следующих за ними Марью и Алису. – Свидетели. – сказал он. – Вряд ли они скажут что-то что не следует говорить.
– Вы думаете что Марья будет свидетельствовать?
– Да. – легко сказал Эдвард. – Ведь она такая же соучастница как и мы все.
– А вторая?
Эдвард однозначно бросил:
– Тоже.
Мужчины стрельнули друг в друга взглядом. Их взгляд выражал недовольство и призрение друг к другу. Он говорил о том, что они были готовы убить друг друга. Растерзать на миллионы частей, и не оставить друг от друга ничего.
В это самое время они подошли к авто. Мужчины усадили Марью на заднее сидение, а когда подвезла Алиса Марью, ее усадили на переднее сидение, и пристегнули ее ремнем безопасности. Затем положили укрепили сложенное кресло инвалида на багажники крыши авто, сели в него, и поехали по дороге. Поехали в город, чтобы отвести в больницу Риту.
Тем временем, из ближайшего палисадника вышел наблюдавший за происходящим какие-то мужчины. Они прошли к дому откуда только что вытащили почти бездыханное тело Риты, и открыв входную дверь отмычкой, вошли внутрь, закрыв дверь на засов.
Один мужчина приказал:
– Смотрите лучше, папка должна быть здесь.
Тем временем, ехавшие в авто, люди были в недоумении. Они вообще не представляли в какую больницу можно привести Риту, чтобы те не сообщали о случившемся в милицию. Вряд ли можно сказать, что в данный момент они действовали правильно. Но, с другой стороны, если б они этого не сделали, то может быть Рита умерла.
Алиса поинтересовалась у ехавших с ней людьми:
– А куда мы отвезем ее?
На этот вопрос Эдвард ответить не смог, а водителю авто до этого вообще не было никакого дело. Что касается Марьи, то она вряд ли могла сказать, где Рите окажут квалифицированную медицинскую помощь. Одно для всех было ясно наверняка, если они не привезут вовремя Риту в больницу, то она умрет.
Тут водитель авто поинтересовался:
– Куда все-таки мы едим?
– В… – начала было Марья, но запнулась. Она как никто понимала, что в город и в какую-либо больницу им показываться нельзя. Тут она сказала. – Есть одно место, тут, недалеко.
– Недалеко? – вопросил водитель авто. – Это где?
– В лесу, – ответила Марья. – в самой его чаще.
– И что? – недоумевал водитель авто. – Я должен что? Ехать в эту чащ.
В это момент сидевший на заднем сидении Эдвард, прошипел:
– Надеюсь Вы не хотите действительно стать соучастником всей этой истории? – затем он сказал. – Мне терять нечего, а Вам?
– А Вы не угрожайте мне. – сказал в ответ злой водитель такси. – Знаем мы таких. Ничего из себя не стоят, а хотят завоевать весь мир. А сами ничего сделать не…
В это время у горла водителя авто блеснуло лезвие ножа, и Эдвард на ухо ему прошипел:
– Вы в этом уверены?
В это самое время Алиса поняв, что мирно это дело не кончится, выкрикнула:
– ХВАТИТ! – затем она добавила. – Вы еще подеритесь и перережьте друг друга. Мало Вам Риты, Вы еще хотите?
– А она права. – сказал водитель такси. – Ну убьете Вы меня, а куда трупп денете, да и от авто избавиться нелегко.
– Марья повелевающем тоном сказала:
– Опустите нож. – затем она добавила. – Хватит. – после того ка Эдвард убрал нож от горла водителя авто, Марья сказала. – Я знаю этот дом в чаще леса. – затем она добавила. – Говорят, что она может исцелить все болезни.
– Я тоже слышала о чудесах этого место.
– Что ж, – решительно сказал Эдвард. – значит едим туда.
– А если машина там не проедет.
– Проедет. – кинул Эдвард. – Ведь если не проедет, то нам с Вами придется не только вести Марью в ее кресле по лесу, но и тащить Риту в эту чащу.
– Это угроза?
– Нет, лишь предупреждение. Я свою сестру не брошу, никогда.
Поняв, что у него нет выхода, как только ехать туда куда говорят эти люди, он недовольно пробурил:
– Ладно, поехали. Все равно уже соучастник. – затем он посмотрел на Марью, и поинтересовался. – Куда ехать?
Марья показала рукой вдаль, в лес, куда должен был следовать авто, и сказала:
– Сейчас будет поворот.
Действительно. Не успела Марья сказать, как от дороги, по которой они ехали, возник будто неоткуда поворот. Дорога ведущая к лесу. Она была вся усеянная кочками, канавками, и чем бы только можно было представить. Повернув на эту дорогу, водитель авто, горько пожалел об этом. Ехав по этой дороге, машина тряслась. Ее подвески, казалось, вот-вот, да и лопнут. Всех трясло из стороны в сторону. И лишь одной Марье удавалось усидеть на своем месте. Привязанная к сидению ремнями безопасностями, она крепко усидела в кресле авто.
Тут водитель авто выругался:
– Что за черт такую дорогу проложил?
– Она здесь так давно, – сказала Марья. – что никто не помнит вообще, как она здесь появилась.
– Что, старинная?
– Древняя.
– Оно и видно.
Тут Эдвард поинтересовался:
– Скажите Марья, а почему Вы вообще оказались в нашем доме? – затем он вопросил. – Что, Вы обдумали наше к Вам предложение?
– Нет. – ответила Марья. – Это не связано с этим делом.
– Тогда почему?
– Хотела поговорить с Ритой.
– О чем?
– Этого я не могу сказать.
– И все-таки?
– Нет. – наотрез ответила Марья, на этот вопрос я не отвечу.
Алиса задала наводящей вопрос:
– Это лично, женское?
– Да, – ответила Марья. – оно.
Затем Алиса обратившись к Эдварду, сказала:
– Не стоит спрашивать о том, что все равно нельзя узнать. – затем она добавила. – Мы – женщины, все равно не выдадим своих женских тайн.
Эдвард тяжело вздохнул:
– Я знаю.



Глава 2
Пелагея

Итак, по дороге, по которой они ехали, возник будто ниоткуда поворот. Дорога ведущая к лесу. Она была вся усеянная кочками, канавками, и чем бы только можно было представить. Машина повернула на эту дорогу, которая была вся усеянная кочками, канавками, и чем бы только можно было представить. Ехав по этой дороге, машина тряслась. Ее подвески, казалось, вот-вот, да и лопнут. Всех трясло из стороны в сторону. И лишь одной Марье удавалось усидеть на своем месте. Привязанная к сидению ремнями безопасностями, она крепко усидела в кресле авто. С лево и с права была видна возникшая будто ниоткуда, густая трава. То есть она на поле была, но когда машина повернула на эту дорогу, она выросла с человеческий рост, и ветер дунув на нее изо всех сил, стал раскачивать ее из стороны в сторону. Его вой казался настолько ужасающем, что его вой в зарослях густой травы напоминал волчий вой, как будто голодный волк выл на луну, прося ее о скорой смерти. Ужасающей страх и ужас лег на сердца героев и героин этого повествование, и только сидевшая впереди Марья знала наверняка, что этого воя густой травы не стоит бояться. Ведь она ни так уж страшна как может показаться на первый взгляд. Трава – это, по сути, лишь одеяло полей и степей, и даже если она слишком высока, то вряд ли на это стоит обращать внимание. Ведь высокая трава, по сути, может спрятать человека от каких-либо бед. Ищи его в ней, бесполезно. Другое дело ветер. Он бывает ласков, и зол. Ласков с теми, кто его уважает и ценит, и беспощаден к тем, кто забывает его природную сущность, его мощь. Все в этом мире неидеально, но все закономерно. Вот и в этом случае есть простая закономерность. Трудность перемещение авто с героями этой истории, и их конечная цель. Ведь они едут к старухе, в дом, который покрыт тайнами и легендами. Что их ожидает там, в этом доме? Никто из них не знал. Впрочем, они и не хотели знать, ведь ехали они туда не по своей воле, а по воле Эдварда и Марьи. В какой-то миг Алиса поинтересовалась у Марьи:
– Вы не волнуетесь, почему?
– Я никогда не волнуюсь. – твердо сказал она. Затем добавила. – Волноваться нечего, ведь мы едим к той, кто спасет Риту.
Алиса поинтересовалась:
– Кто она?
– Старая женщина, – ответила Марья. – поведавшая на своем веку и белого и серого. Прошла огонь и воду и медные трубы. Побывала у черта на сковородке и вернулась домой.
Алиса с осторожностью поинтересовалась:
– Кто же она?
– Ее считают ведьмой. – сказала Марья. – Ей столько лет сколько стоит этот мир. В округе, – она сделав паузу, добавила. – Что в округе, во всей стране не найдется женщины мудрее и прозорливее чем она. Ее дальновидность не знает границ. Она мудра как сама вечность, и исцеляет вмиг.
Тут на лице Алисы появился неподдельный испуг. Судя по рассказу Марьи, эта старуха, что-то неземное. Ведь помимо того, что она ей сказала, эта женщина к которой они ехали могла излечить все на свете недуги, нужно было только обратиться к ней.
Алиса поинтересовалась:
– Что значит, исцеляет вмиг?
– То и значит, – ответила Марья – она может исцелить любую болезнь.
Алиса сыронизировала:
– А вернуть Вам ноги она может?
Марья секунду помолчав, грустно ответила:
– Это жестоко. – затем она тихо сказала. – К сожалению, нет.
– Вот видите, – сказала Алиса и тяжело вздохнув, добавила. – к сожалению, нет.
– Хватит болтать о ней и о том, что она может. – сказал Эдвард. – Мы это узнаем, когда доберемся до нее.
– Я тоже так думаю, – согласился с Эдвардом водитель авто. – зачем говорить о том, что и так знаешь.
Эдвард поинтересовался:
– Вы это о чем?
Водитель авто ответил:
– Все знают, кто эта женщина? – сказал он. – Просто никто не хочет признаться в том, что иной раз мы обращаемся к повитухам и знахарям. – затем он как бы между прочим добавил. – к тем кто может помочь.
Алиса уточнила:
– Вы имеете в виду Дьявола?
– Его. – ответил он. – Ведь я так понимаю, что мы едим сейчас к нему. – затем он добавил. – В юбке.
Женщины рассмеялись, и Марья сказала:
– Порой дьявол честней чем Бог.
Водитель авто спросил:
– С чего Вы это взяли?
– Видите ли, – начала Марья. – я хотела свободы. Как сказали б сейчас, скинуть оковы коммунизма. – затем она сказала. – Я хотела этого, быть свободной. Неформалом системы, как сейчас сказали б. Но… – запнулась она. – Мне не удалось насладиться свободой. – она грустно взглянула на свой обрубок правой ноги, и тяжело вздохнув произнесла. – Свобода. Будь проклята такая свобода. – заплакала она. – Жить без ног это такая мука!
Водитель авто удивился:
– При чем же тут Бог или Черт? – затем он сказал. – Я считаю, что сам человек выбирает себе свою судьбу, и если он остался без части тело, то это лишь его вина, больше ничья.
– Так оно так, – согласилась с водителем авто Марья. – Человек сам порой виноват в своих несчастьях, – затем она призналась. – впрочем так же как и я сама виновата в своих. – затем она объяснила. – Но сейчас разговор идет даже не обо мне лично. Разговор идет обо всех. – она сделав паузу, сказала. – Видите что случилось с Ритой. Это цена свободы.
Эдвард поинтересовался:
– Что Вы имеете в виду?
– Моя мать работала на КПСС, ни так ли? – затем она сказала. – Вот теперь как уже, впрочем, кажется мы об этом уже говорили, коммунисты стали демократами и прочими… теперь им надо что-то от Вас. От меня, от всех тех, кто каким бы то либо боком причастен к КПСС.
Водитель авто согласился с Марьей.
– Совершенно верно. – затем она сказал. – Коммунизм пал, а его дух остался. И как бы никто ни хотел, чтобы коммунизм исчез навсегда, этому не бывать никогда. – затем он уточнил. – По крайне мере в России. – затем он добавил. – он недавно политик одна выступала, коммунистка сраная. Так она говорила, что русские вымирают. Их нужно будет пополнить. Узбеками, Татарами, Неграми, Азиатами, и. т. д. – затем он добавил. – Она перечислила все национальности мира, кроме славян. – затем он вопросил. – Так зачем же было скидывать со счетов СССР, и его пятнадцать республик? Если они все равно здесь остались. – затем он как бы в укор сказанному им самим, добавил. – А говорим, что коммунизм пал. Слуги дьявола уничтожены. Да здравствует свободная Россия! «Бог с нами». – затем она сказал. – Кто бы говорил? Только название партии поменяли, люди те же остались.
Марья ответила:
– Я с Вами совершенно согласна. – затем она добавила. – Они свободу дали, а ноги у нее отрезали так же как и у меня. – затем она сказала. – Но я потеряла их по своей глупости, а они отрезали из специально. – злилась она на себя саму. – Он! наслаждайтесь свободой, только впроголодь. Есть только мы будем, а Вы подыхайте, свободные люди России.
– Да-уж, – согласилась с Марьей Эдвард. – Сокращения, невыплаты зарплаты, которую и на оплату коммуналки не хватит, а еще питаться надо, что может быть хуже этого?
Марья ответила:
– Пенсия.
Тем временем они подъехали к лесу. Водитель авто вышел из авто, и подойдя к лесу не увидел ни единой дороге, по которой мог проехать авто. Вместо этого он увидел небольшую тропинку убегающею в лес, скрывающеюся за каким-то деревом вдали. Он посмотрел на деревья и увидел, что этот лес казавшейся издалека березово-липовом, оказался дубово-елевым. Впрочем, вдали виднелась дубовая роща, за которой находился дремучий, ужасающий лес.
Вернувшись к авто, водитель сообщил сидевшим в ней пассажирам, что дороги нет, и если продолжать путь, то придется идти пешем шагом.
– Вот видите. – сказала Марья. – Я же говорила.
Эдвард вышел из машины, и вместе с водителем авто снял с крыши автокресло-инвалида. Затем, поставив его на землю, они вытащили из авто, безногую Марью, и посадив ее в кресло-инвалида пошли за бесчувственной Ритой.
Алиса вышла из авто, и подойдя к Марье сказала:
– Я помогу.
Та ответила:
– Спасибо, одна бы я вряд ли справилась.
Мужчины вытащили Риту из авто, и Эдвард взяв ее на руки, понес к лесной тропинке. Пронеся два шага, он сказал:
– Никогда не думал, что моя сестра, – слон.
Услышав такие обидные слова, Рита обняла брата за шею, и простонала:
– От слона слышу.
– Эй! – воскликнул Эдвард услышав голос сестры. – Вы как? – но в ответ ни единого отклика. Рита пала головой на своего брата, и казалось, что она лишь просто спит.
В это самое время, из лесу раздался стон. Казалось, что лес был недоволен тем, что они пришли. Пришли, чтобы взять что-то у него безвозвратно. Хотя, с другой стороны могло показаться, что лес жалеет Риту, а может быть и Марью. Ведь обе они нуждались в помощи. Каждая из них по-своему, и каждая по отдельности. В какой-то миг, женщинам показалось, что он словно приглашает их к себе. Зайти в гости, насладиться его одухотворением жизни. Но все это было лишь чувством. На самом деле все было страшней. Никто из них не мог даже предположить, в какой части леса находиться жилье старухи. Женщины, которая знала все на свете. Женщины, которая могла исцелить Риту. Женщины, которая… впрочем, не будем причислять ей то, что и так понятно. Ведь эта женщина могла сделать все и даже больше.
Алиса поинтересовалась:
– Куда теперь?
– Вперед. – сказала Марья, и показав рукой на тропинку убегающею в лес, добавила. – Прямо, по тропинке.
Все герои этой истории вошли в лес, и в ту же секунду оказались словно в раю. Страх, который нагонял лес, исчез. На душе стало легко и радостно. Где-то на ветвях деревьев запел соловей, каркнула во всю свою мощь ворона. И лес ожил. Теперь на душе было радостно и спокойно. Откуда ни возьмись у Эдварда появились силы. Теперь он не чувствовал, то, что Рита у него на руках. Он чувствовал, что она превратилась в пушок. Легкая словно пушинка, она словно парила в воздухе.
Марья тоже забыла, что у нее нет ног. Лес взбодрил ее. Дал новые силы, Новую надежду. Казалось, что он говорил: не печальтесь, и не грустите. Идите, не бойтесь. Все будет хорошо.
МАРЬЯ: – Ну что? Пошли.
АЛИСА: – Пошли.
ЭДВАРД: – Вперед.
ВОДИТЕЛЬ АВТО: – Черт с Вами, и я пойду.
Шаг. Всего лишь один шаг, и, лес словно ожил. Тропинка понеслась вдаль, а все кто находился на ней стояли на своих местах. Лес словно бежал к ним, и убегал за поворот. Мимо них пробегали причудливые деревья. Старые как сама земля. Казалось, что некоторые из них были посажены в землю доисторическими людьми. И теперь они гордо, величаво стояли посреди леса, скрывая свои стволы за облаками, и окутаю своими большими руками «ветками деревья» всю приближенную округу лесной чаще. На них жили не только птицы, но и много разных лесных жителей. И хоте под ними не было ни единого луча солнце, все равно, их жизненный цикл не увядал. В деревне их называли Древние. Древние как сама мать-земля, как само солнце и все девять планет солнечной системы. И вот, не прошло и минуты, как герои этого повествование очутились на поляне. Они тотчас же почувствовали запах недалеко расположившегося болото. Трясина, квакают лягушки. Поганки на поляне, мох на деревьях. А вот и старая сторожка. Гнилая, пахнувшая болотом. Ступенька. Запертая на замок дверь. Покосившееся окно без стекла. На крыше труба. Она вся в саже. Крыша худая без покрытия. Лишь доски прибиты наискось, и больше ничего. За домом дуб старый, полый. В него можно зайти словно к себе домой. Он смертью пах, и был он мертвый. Тот дуб, что за сторожкою стоял. Темно вокруг, страшно. Ветка сломалась где-то. Лес вздрогнул, и с ветвей деревьев птицы вспорхнули вверх. Сделав круг над сторожкой, они обратно сели на ветви деревьев. Тут кто-то из них почувствовал, что кто-то сзади смотрит на них. Никто не шевельнулся. Все вздрогнули, и душа ушла в пятки. Тут Марья повернулась, и увидела смотрящею на них женщину.
Она была одета в старую блузку, какую-то грязную юбку. На ногах кирзовые сапоги. Ее голова была повязана каким-то старым платком, из которого были видны седые волосы. Ее лицо было все в морщинах. Руки сморщены очевидно от грязной работы. На пальцах росли необычайных размеров ногти, которые выглядели настолько уродливо, что можно было сказать, что они уже зачерствении оттого, что их никогда не стригли. Теперь что касается ее лица. Не сказать о нем ничего, это конечно было б милосерднее если сказать о нем хоть что-то. Если не считать, что оно было все в глубочайших морщинах, то еще на правом глазу была видна белая нарость во весь глаз. По-научному «ГЛАУКОМА». Она закрывала не то что зрачок, а весь ее правый глаз, на веке которого еще в придачу святился огромаднейший фурункул, и на веке была огромаднейшая закрывающее весь глаз, на правом веке бородавка. Второй ее глаз не был такой ужасный, и, хотя он тоже не был идеальным, но все же он мог различать достаточно хорошо то что он видел, перед собой. Различать ту информацию, которую он воспринимал. Те образы, которые он видел не очень отчетливо. Нос старухи был длинным, с горбинкой, словно как у орла. Его конец напоминал свиное рыло, а ноздри были словно как у хрюшки, две маленькие точки. В ее левой руке какой-то узелок, а в другой руке, старую клюку. Марья сделала глотательное движение. Она не знала что и сказать? Марья ужаснулась. Она конечно понимала, что могла увидеть нечто, но чтобы такое? Старуха словно из сказки, где есть Кощей, баба-яга, Кикимора, Леший, Водяной. И их антиподы. Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович, – защитники земли Русской. Герои Русских сказок. Тут Марья немного придя в себя, сказала:
– Ничего себе, ну и ну.
Затем обернулась Алиса, и увидев старуху, сказала:
– Я пришла, – и добавила. – МАМА.
Марья недоуменно посмотрев на Алису, вопросила:
– Она Ваша мать?
– Да, – утвердила Алиса. – она моя мать.
Марья тупо посмотрела на Алису и инстинктивно поинтересовалась:
– Во сколько же лет она Вас родила?
На что Алиса ответила:
– Довольно рано. – затем она добавила. – Впрочем, интересоваться у женщины ее возраст, это последнее дело.
Марья сделала Алисе комплемент:
– Вы неплохо сохранились.
– Спасибо, я знаю.
Что касается мужчин, то они смотрели на старую женщину раскрыв свои рты. Эдвард еле-еле удержал сестру на руках, но в последний миг ее удержал.
Старая женщина подошла к пришедшем на полян людям, и поинтересовалась:
– Зачем пожаловали?
– Мама. – начала Алиса, и показав рукой на Риту, сказала. – Этой женщине нужна помощь.
Старуха подошла к держащему Риту Эдварду, и посмотрев на Риту сказала:
– Хорошо отделали, – зачем она добавила. – Нечего сказать. – затем она сказала. – что ж, пришли, значит пришли. Чего на поляне прохлаждаться? В ногах правды нет, а этой женщине помощь треба. – затем она сказала. – Идите в дом, там продолжим беседу. – затем она обратившись к Алисе, сказала. – Как дела?
Та отмахнулась:
– Развожусь.
– А я говорила. – с упреком сказала старуха. – Нечего было из дому к этому уроду бежать. – сделав паузу, она иронически сказала. – Любовь-любовь, видите ли. Вот вам и вся любовь. Миг и ее не стало. Осталось только разочарование в ней.
– Давайте не сейчас, маменька.
– Чего уж там, конечно, поговорим позже, а сейчас этой женщине помощь треба срочная. – затем она видя, что все замерли слушая ее, показала клюкой на дверь, и прикрикнула. – Чаво рты поразевали? Ну мать я ее, а она моя дочь. «Что тут такого?» – затем она сказала. – Вам не нравится мой внешней вид, на себя посмотрите, – затем она плюнула. – Уроды. – затем она крикнула. – В дом. «Живо». – не сказав ни единого слово, пришедшие к ней мужчины пошли в дом.
Водитель авто выругался:
– Черт побери эту старую каргу. – затем она вопросил. – Ну носится свет такое? Ей уже с прародителями беседовать надо, а она здесь, воздух коптит.
В это самое время, словно услышав что сказал водитель авто, старуха коса посмотрела на него своим презрительным взглядом, и жестока усмехнувшись, пожелала ему всего хорошего, сказав зловеще напоследок:
– Как бы сам ни пожалел.
А Алиса добавила:
– Пожалеет, можно не сомневаться.
Не поняв, что те имеют в виду, Марья поинтересовалась:
– О чем это Вы?
Старуха ответила:
– Не обращайте внимание на нас.
Когда герои вошли в дом, они увидели совсем иное. Сначала они оказались в прихожей, и пройдя через кухню в комнату, остолбенели. Внутри это был крепкий дом. Можно было сказать построен он был не раньше, чем пять лет тому назад. Печь, на ней лежанка. Стол у окна в кухне, и четыре стула. В комнате стоял новый сервант, гардероб. У окна стол, у него стулья. На окнах в вазах цветы. На стенах старые фотографии и какой-то портрет женщины. У одной стены стоял диван. В углу старый сундук, запертый на замок, которому вовеки было тысяча лет, а то и больше.
Тут Эдвард услышал старушечий голос:
– Что, не знаете куда положить? На диван, что ему станется?
И вот в дом въехала на своем кресле-инвалида, с помощью Алисы, Марья. Она провезла ее в комнату, и та попросила:
– Если можно, к окну.
Алиса подвезла кресло к окну, и придвинув его у столу, оставила Марью сидеть за ним, а сама взяла стул, и села рядом.
Алиса поинтересовалась:
– Почему Вы не сказали, что она Ваша матушка?
Алиса ответила:
– Вряд ли б Вы приняли мою помощь, узнав Вы правду. – затем она сказала. – Согласитесь, со стороны это выглядит как безумие.
Секунду размыслив, Марья задумчиво ответила:
– Возможно Вы правы. В это время в комнату вошла старуха со своим узелком и клюкой. Войдя в комнату, она повесила свой узелок на вбитый в стену гвоздик, и подошла к Рите, и осмотрев ее пришла к выводу, что дело не терпит отлагательства. Вот-вот, и ее уже будет не спасти. Обратившись к Алисе, она сказала:
– Мне нужен столетник, чертополох, крапива… – она еще назвала с десяток трав, и приготовленных ей отваров. – Помогите мне. – сказала она Алисе. – Вы знаете где все это лежит.
Алиса тотчас же встала со стула, и вышла из комнаты.
Тем временем старуха спросила:
– Кто ее так?
Эдвард ответил:
– Не имею не малейшего понятия? – затем он спросил. – Вы ей поможете? – затем он задал следующий вопрос. – Она не умрет?
Старуха ответила:
– Об этом нужно было думать раньше, когда Вы ее одну бросили, а сами в городе остались с Алисой.
Эдвард недоуменно вопросил:
– Откуда Вам это известно?
– Этот вопрос глупый. – ответила старуха. – Важен совсем другой вопрос:
– Какой?
– Почему это произошло? – затем она посмотрела на водителя авто, вопросила. – Я вижу, что Вас смущает мой вид? – затем она понимающе сказала. – Что ж, я понимаю Ваше удивление? – затем она добавила. – Но согласитесь, что лучше быть уродливой снаружи чем изнутри. – затем она сказала. – Порой, под красотой телесной скрывается ужас внутренняя красоты человека, его кошмар, его жестокая сущность. Но бывает, что под ужасным отвращением телесной красоты, скрывается истинная красота человеческой сущности. Затем она поинтересовалась. – Вы со мною согласны?
Водитель авто отмахнулся:
– Что за бредни Вы тут несете? – затем он усмехнулся. – Впрочем, если Вы считаете себя красивой, то… – размахнул он руками. – каждому своя красота. – затем, словно в укор, он подчеркнул. – Даже если эта красота уродлива, – и злобно усмехнувшись, подчеркнул. – Как Вы. – затем он с усмешкой поинтересовался. – Вы сами, считаете себя красивой?
Все присутствующие умолкли. Они словно набрали воды в рот. Им не было что сказать. Эдвард еле-еле сдерживался, чтобы не врезать водителю такси по его самодовольно-нахальной харе. А Марья хотела попросту вцепиться в эту наглую морду, и разорвать ее на мелкие кусочки.
– Что ж, – начала старуха. – может Вы правы. – с грустью согласилась она с водителем такси. – Может телесная красота важней чем душевная, кто знает?
В это время, в комнату вернулась Алиса. В правой руке она держала узелок, в котором находились травы и, настойки, приготовленные старухой.
– Ма… – произнесла Алиса войдя в комнату, и тут же почувствовала что что-то не в порядке, она поинтересовалась. – Что-то произошло, пока меня не было?
Старуха посмотрев на Алису, сказала:
– Не сошлись во мнении о красоте.
– А. – понимающе произнесла Алиса. – Красота, – сказала она. – это сила. – затем она добавила. – Жаль, что многие ценят ни ту красоту, которую должны были ценить, а совсем иную.
– Совершенно верно. – согласилась с ней старуха, а затем поинтересовалась, принесла ли она то, что та ее просила?
– Принесла. – ответила Алиса показывая узелок. Затем она добавила. – Здесь все.
– Хорошо. – сказала старуха. – Начнем. – она подошла к испускающей дух Рите, и посмотрев на нее, сказала. – Вот к чему приводит легкомыслие.
Эдвард не понял, что имеет в виду старуха, он поинтересовался:
– О чем это Вы?
– Сейчас это совершенно неважно. – ответила старуха. – Сейчас, самое главное спасти ее. – затем, она стукнула своей клюкой по полу, и из нее, то есть из клюки, полетели искры. Затем, она, прикоснулась клюки к лицу Риты, и что-то прошептала. Что это было? Может какой-то заговор или заклятие. А может быть еще что-то, но, когда старуха шептала что-то, в это самое время ее клюка святилась. А когда старуха прекратила свой шепот, и отвела клюку от лица Риты, та словно помолодела. Нет, это не то. Ее лицо преобразилось. Все синие и побои просто исчезли, ее тело снова стало прежнем. И непросто прежнем, а словно очищенном от всякой боли и зла.
Очнувшись, Рита осмотрелась. Она не могла понять, где она? Это место было ей не знакомо. Вокруг нее стояли какие-то люди, среди которых ее брат, Эдвард. Не понимая, что происходит? Она простонала: – Где это я? – У нее ломила голова. Казалось, что она вот-вот, да и треснет или того хуже, взорвется. Она хотела встать, но так и не смогла. Невыносимая тяжесть надавала ей поднять ей свою голову. Да что там голову? Ее и свои веки было открыть непросто, а что там говорить об остальном? Ведь ее тело в данный момент было подвластно самой легкой и вместе с тем тяжелой эйфории. Оно словно не подчинялась ей. Оно словно в этот момент жило собственной жизнью.
Алиса подошла к матери, и посмотрев на Риту, с ужасом в голосе спросила:
– Это так и должно быть?
А Эдвард спросил:
– Что происходит?
– Скоро Рита поправится. – заверила старуха присутствующих. Затем она взяла узелок у Алисы, и обратившись к Эдварду, сказала. – В этом узелке есть все что поставит… – она посмотрела на лежащею на диване женщину. – Риту на ноги. – Затем она сказала. – Пусть Рита побудет у меня. Ей здесь будет хорошо.
Подъехавшая к ним в своей инвалидной коляске Марья, посмотрела на Риту, и обратившись к Эдварду, сказала:
– Я надеюсь с Вашей сестрой все будет хорошо.
Водитель авто добавил:
– Я, конечно, не ангел, но в данной ситуации, не знаю Вашего имени…
Старуха откряхтела:
– Ну хоть кто-то догадался спросить мое имя. – затем она ответила. – Пелагея я, Пелагея.
Водитель авто продолжил:
…-Рита должна остаться здесь, пока не поправиться. – затем она сделал однозначную паузу, и представился. – Кстати, меня Федором зову.
Марья поинтересовалась:
– А по батюшке?
– Федор Матвеевич я.
Марья ответила с добродушной улыбкой. Рада познакомится.
– И я.
– Что Вы там горланите что есть мочи?
Пелагея посмотрела на Риту, и сказал:
– Вам надо отдохнуть.
Держа голову рукой, Рита пожаловалась:
– Как болит. – затем она поинтересовалась. – Что со мной? Где я? Где мама?
Пелагея тотчас же приказала всем покинуть комнату, и выйти в кухню. И даже когда Эдвард попросил остаться, Пелагея ему это сделать не дала, сказав:
– Здесь и так душно, а Рите нужен воздух. – затем она сказал. – Да и раньше Вы должны были выйти отсюда. Как ее принесли сюда.
Что ж, всем пришлось уйти в кухню. А Марья осталась в комнате. Что касается Алисы, то ее Пелагея отправила на болото, за целебными растениями.
Оставшись одни, Пелагея сказала шептать над Ритой свои заклятия, а Марья слушала их. В конце концов она поинтересовалась:
– Почему Вы разрешили мне присутствовать?
Пелагея ответила:
– Все то что с Вами произошло, неслучайно. – она сделав задумчивую паузу, добавила. – Все не происходит случайно.
– Вы о чем?
Бабка Пелагея ответила:
– Многие провидцы прежде, чем предсказывать, лишились в своей жизни что-то. – затем она пояснила. – Далеко нечего ходить, к примеру Ванга. Прежде чем стать Вангой, она в детстве лишилась зрение.
– Вы хотите сказать, что я потеряла ноги потому?..
Пелагея поспешила ответить:
– Возможно. – затем она сказал. – У Вас есть способность о которых Вы даже и не слышали.
– О чем это Вы?
Бабка Пелагея ответила:
– Я не могу Вам сказать, но я знаю, что у Вас есть способности. – затем она сказала. – Вы можете перемещаться во времени.
– В чем перемещаться? – не поверила Марья своим ушам. – Где?
– Во времени. – ответила Пелагея. Затем она поинтересовалась. – Скажите, как Вы попали ко мне?
Марья пожала плечами.
– Пришли.
– А когда как Вы говорите, шли, с Вами ничего сверхъестественного не произошло?
Марья на секунду задумалась, а Пелагея продолжала что лечить Риту своей клюкой. Тут Марья неуверенно сказала:
– Правда…
– Что правда?
– Когда мы вошли в лес. – начала Марья свой рассказ. – Лес словно, – она сделала паузу пытаясь сообразить, что сказать. – бежал к нам, и убегал за поворот. Мимо нас. – продолжала она. – пробегали причудливые деревья. Нам казалось, что они старые, как сама земля. Казалось, что некоторые из них были посажены в землю доисторическими людьми. И теперь они гордо и величаво, стояло посреди леса, скрывая свои стволы за облаками, и окутывают своими большими ветками деревьев всю приближенную округу лесной чаще. – затем она сказала. – И хоть под ними не было ни единого луча солнце, все равно, их жизненный цикл казалось, не увядал. Наоборот, – продолжала она. Мне казалось, что на них жили не только птицы, но и много разных лесных жителей. Это дерево. – продолжала она пытаясь сказать еще что-то. – Мне казалось, что в целом, это был один ствол дерева. – закончила она свой рассказ.
– Почему так Вам показалось?
– Не знаю? – пожала плечами Марья. – Просто, показалось. – тут Марья вспомнила вопрос Алисы. Она спросила ее: – «Скажите, если б Вам представилась возможность изменить свою судьбу? Вы изменили б ее?» – Что Алиса имела в виду спрашивая меня об этом? Неужели она уже тогда знала? – не верила она сама себе. – Неужели знала? – затем она сказала сама себе. – Почему бы и нет? Ведь она дочь Пелагее, а она… – на этом ее размышление окончились, и она сказала. – Но вряд ли можно сказать спасибо за этот дар, и быть при этом без ног.
– Я не буду с Вами спорить Марья. – ответила Пелагея. – Каждая из нас останется при своем мнении. Одно скажу наверняка. Наша встреча неслучайна. – тут она посмотрев на ее живот, сказала. – Вы беременно.
– Как Вы узнали?
– Я знаю все. – сказала Пелагея. – Вы беременна, – сказала она. – и Вам нужен покой. – затем она сказала. – Здесь он у Вас будет. – заверила ее Пелагея. – Да и научитесь тому, о чем я говорила.
Марья уточнила:
– Путешествие во времени.
– О нем.
В это самое время с дивана встала Рита. Она была здорово и бодра. Полная сил. Но когда она встала с дивана, и оглянулась по сторонам, поняв, что находиться ни там, где должна была быть. Она будто что-то вспомнив ужасное, закрыла руками лицо, и плюхам сев на диван, заревела. При этом воскликнув что было мочи:
– Нет!!!
В это время в комнату влетел Эдвард. Посмотрев на женщин и на сестру, он спросил, что произошло, и потребовал ответ. Увидев Риту, Эдвард тотчас же подбежал к ней, и та упала на него, и Эдвард еле успел ее подхватить своими крепкими руками. Посмотрев на нее, он не мог поверить своим глазам. Вся былая поруганье исчезла с ее белого личика. Оно выглядела как у молодой полной силами девушки, готовой к новым приключением, открывая что-то в своей жизни.
Он тотчас вопросил у бабки Пелагее:
– Что Вы сделали с моей сестрой?
– Ничего. – спокойно ответила Пелагея садясь на диван. – Я исцелила ее. – сказала она. – посмотрите, ведь на ней нет ни единой царапинки, ни единого синяка. Все тело ее пришло в норму, теперь ее тело функционирует как прежде.
Тут Рита простонала:
– Эдвард, это Я?
– Да. – поспешил ответить он. – Это я.
Рита посмотрев на брата, спросила:
– А где мама? – в ее глазах читалась тревога. – Где она?
– Я не знаю – признался Эдвард. – Затем поинтересовался. – Вы что-нибудь помните?
Рита посмотрела на сидящею рядом в кресле-инвалида Марью, и поинтересовалась:
– А Вы как здесь оказались? – затем она спросила. – Вообще, где я сейчас?
Тут она услышала голос лечившую ее женщину. Она сказала:
– Вы у меня в гостях.
Рита обернулась, и увидев старую женщину на лице которой были глубочайшие морщины. На правом глазу была видна белая нарость во весь глаз. Она закрывала не то что зрачок, а весь ее правый глаз, на веке которого еще в придачу святился огромаднейший фурункул, и на веке была огромаднейшая закрывающее весь глаз, на правом веке бородавка. Второй ее глаз не был такой ужасный, и, хотя он тоже не был идеальным. Нос старухи был длинным, с горбинкой, словно как у орла. Его конец напоминал свиное рыло, а ноздри были словно как у хрюшки, две маленькие точки. На лице Риты появился недоумение. За всю жизнь она вообще не видела ничего подобного.
Увидев Риту, у которой взгляд был недоуменно-испуганный, она сказала:
– Не пугайтесь моего вида. – сказала она. – Мой вид всегда пугают тех, кто видит меня.
Рита пришла в себя и сказала:
– Да-уж, нечасто встретишь… – тут она запнулась, но Пелагея поняла, что та хотела сказать. А Рита тем временем подобрав слова, закончила свою фразу. – увидишь. – заменила она слово встретишь. – такое лицо.
– Да, – согласилась старуха. – лицо как у меня, это редкость.
– Согласна.
Затем женщина представилась:
– Меня зовут Пелагея. – затем она сказал. – Ваш брат Эдвард, со своими спутниками привезли Вас ко мне. – затем она сказала. – Вы были на последнем издыхании, когда Вас привезли ко мне. – затем она поинтересовалась. – Вы что-нибудь помните?
Рита напрягла память, и тут же почувствовала невыносимую боль в голове. Она схватила голову руками, и сказала:
– Не могу. – затем она добавила. – Как болит голова.
– Выйдете все от сюда. – приказала Пелагея. Затем она обратилась к Марье. – Кроме Вас. – добавила она. – Вы можете остаться.
Когда мужчины вышли из комнаты, а женщины остались в ней, Пелагея попросила:
– Рита, подойдите ко мне.
Рита подошла к Пелагее, и та попросила ее сесть. Затем она посмотрев на Риту, сказала:
– Я не буду врать. – сказала она. – Я буду с Вами честна. – затем она сказала. – Судя по нанесенным Вам побоям, Вас хотели убить.
– Что? – не поверила Рита словам Пелагее. – Что хотели сделать?
Пелагея повторилась:
– Убить.
Рита остолбенела. На ее лице появился страх и непонимание.
– О чем это Вы?
– Это я должна у Вас спросить по идее, а не Вы у меня.
– Понимаю. – затем она призналась, воскликнув. – Но я не помню! – затем она заплакала, и добавила. – Я вообще ничего не помню.
– Верю. – сказала Пелагея. – Человек после какого-либо стресса может забыть все. – затем она объяснила. – Это память. «Она блокирует наши воспоминания», – затем она сказал. – но я могу Вам помочь.
Рита вопросила:
– Помочь, в чем?
– Вспомнить.
Тут Марья сказала:
– Я так же как и Вы, вижу эту женщину в первый раз в своей жизни, но то что я видела, как она Вас лечила, я могу сказать только одно, она может Вам помочь.
– Что ж, – ответила Рита. – у нас были разногласие, но вряд ли это сделали Вы. – затем она сказала. – Вы на такое неспособны. – затем она посмотрела на Пелагею, и сказала. – Хорошо, я согласна.
Пелагея сказала:
– Вы еще слабы, Рита. В мире, который Вы знаете, Вас не ждут. «Оставайтесь у меня». – сказала она, и обратившись к Марье, поинтересовалась. – А Вы что решили?
Секунду подумав, Марья ответила:
– Я согласна.
– Вот и хорошо. – вздохнула спокойно Пелагея. – Вам будет веселее вдвоем, да и мне какая-то кампания.
Марья спросила:
– А как же Алиса?
Рита поинтересовалась:
– Какая Алиса?
– Алиса, моя дочь. – объяснила Пелагея. – Она живет в городе, и редко посещает меня. – затем она добавила. – Только в таких случаях как сейчас.
Рита уточнила:
– То есть она приводит к Вам больных, а Вы их лечите.
Пелагея подтвердила:
– Совершенно верно.
В это самое время в комнату вошла Алиса. Она вернулась с болота куда ее послала Пелагея, за целебными растениями. Войдя в комнату, она спросила:
– Почему гости на улице?
Бабка Пелагея ответила:
– Очевидно они захотели подышать свежим болотным воздухом.
– Да, – ответила Алиса, – они тоже мне так сказали.
Пелагея спросила:
– Вы принесли то, за чем я Вас посылала?
– Да. – сказала Алиса. – Принесла.
– Где?
– Там, в кухне.
– Хорошо. – затем она сказала. – Вот, я решила, что Рита и Марья останется у меня. – затем она спросила. – А Вы снова уедите?
Алиса подошла к матери, и сказала:
– Я развожусь. – затем она заверила. – Скоро я приеду домой, – и добавила. – навсегда.
– Я рада это слышать. – затем она сказала. – Я всегда знала, что Вы вернетесь домой. – затем она сказала. – Но сейчас мне нужна помощь дочери. Развод подождет, пусть им занимаются адвокаты. А семья, нет.
– Я понимаю. – ответила Алиса, и пообещала остаться. Затем она вышла из комнаты, и пройдя через кухню, вышла на поляну.
Пелагея заверила женщин:
– Теперь, все будит хорошо. – затем она сказала. – Вы правильно решили остаться у меня. – затем она сказала. – В том мире, который Вы знаете Вам делать нечего, а у меня научитесь чему-то. – затем она встала с дивана, и сказала. – Но это еще не все. Прежде чем мужчины уйдут, мне нужно кое-что сделать. – затем она сказала. – Оставайтесь в комнате пока я разберусь с моим делом. – затем она подошла к комнатной двери, и вышла из комнаты. Затем закрыла за собой дверь.
Когда Пелагея Вышла из комнаты, Рита поинтересовалась у Марьи:
– Скажите, почему Вы решили остаться?
– А Вы?
– Я? – на секунду задумалась Рита. Ей вряд ли было что-то сказать? Впрочем. – Наверное потому, что моя жизнь совсем не та, которую я хотела бы прожить. – она тяжело вздохнула. – И это тоже повлияло на мое решение. – затем она объяснила. – Если меня хотели убить, то они не остановиться. Если не убьют, то все равно не дадут жить. – она грустную паузу, добавила. – А здесь, возможно, я обрету покой.
– А как же Ваша мать?
– Я думаю что вряд ли она была бы против того, чтоб ее дочь была счастливой.
– Ясно.
– А Вы? – задала повторно вопрос Рита Марье. – Почему Вы решили остаться?
– Вы видите, я в инвалидном кресле. – сказала Марья. – У меня нет ног. – она тяжело вздохнула. – Что тут скажешь, сказать нечего. – затем она сказала. – Инвалидам нет место там, в мире, где мы живем. На нас просто плюют, и размазывают по асфальту топча нас ногами. – затем она сказал. – Здесь же я, возможно, обрету покой и умиротворение. Гармонию души и тело. К тому же Пелагея пообещала мне обучить меня своими премудростями. А кто не хочет знать то, что знает она. Вряд ли найдется человек кто захочет не выучиться хоть небольшой части того что знает Пелагея, а знает она немало.
– Да. – согласилась Рита. – Я с Вами совершенно согласна.
Тем временем из дома на поляне вышла на поляну, где стояли двое мужчин молодая женщина Бальзаковского возраста. Она была красива и чертовски привлекательна. Жгучая брюнетка в розовом с блесками переливающегося в лучах проскальзывающего на поляну лучами солнце. У нее были достаточно большие окружности в области груди. На ее голове была надета шапочка. В правой руке она держала Клюку «Клюку». На ногах были надеты капроновые чулки, и голубые полусапожки из замши. Ее лицо. На правом глазу была видна нарость во весь глаз, которая закрывала не то что зрачок, а весь ее правый глаз, на веке которого еще в придачу святился огромаднейший фурункул, и на веке была огромаднейшая закрывающее весь глаз на правом веке бородавка. Второй ее глаз не был такой ужасный, и, хотя он тоже не был идеальным, но все же он мог различать достаточно хорошо то, что он видел, перед собой. Сейчас же когда из старухи появилась женщина Бальзаковского возраста, она стала лучше видеть. Ее левый глаз видел почти на сто процентов, а правый, на котором была большая нарость и фурункул, не стал лучше. И хотя нарость на правом глазу стала меньше, фурункул и огромаднейшая бородавка на правом веке никуда не исчезли. Многие сказали б, что эта женщина уродлива, и отвернулись бы от нее. Некоторые просто пожалели ее, а оставшиеся лишь посочувствовали ей. Но люди все же забывают, что красота в их понимании бывает жестока и уродлива, а недостатка и уродства красивыми и привлекательными. Никто не знает, даже сим человек, уродлив он или привлекателен? Что касается Пелагеи, то ее лицевое уродство ничуть не портило ее. Никто не сказал бы что она уродлива, наоборот, ее недостатки в ее уродстве подчеркивали ее красоту. Что касается ее носа, то свиной пяточек, который был у старухи на носу, исчез, но орлиная горбинка на нем осталась.
Увидев женщину, Мужчины не поверили своим глазам. Они не знали, кто она? Откуда она появилась?
Федор Михайлович поинтересовался:
– Вы кто?
Женщина подошла к мужчинам и представилась:
– Пелагея я.
– Но как? – не верил своим глазам Федор Михайлович. – Каким образом?
На что Пелагея поинтересовалась:
– Теперь вы не скажите, что я уродина?
– Я этого не говорил.
– Разве?
Федору Михайловичу не было что сказать. Он словно проглотил свой язык. Ничего не мог вымолвить. И вот, опомнившись, он обрел дар речи, и поинтересовался:
– Почему Вы не такая всегда? Почему Вы живете в образе старухе нежели молодой женщины?
– Вижу, я не ошиблась. – сказала Пелагея. – Вы цените наружную красоту, не внутреннею. Что ж, – продолжила она. – да будет так. Внешняя красота станет Вашей погибелью, – она стукнула своей клюкой по поляне, и из нее сверкнули искры. – внутренней красоты человека. – затем она сказал. – Прощайте. – затем она добавила. – Больше мы не встретимся. – она стукнула клюкой по поляне, и Федор Михайлович исчез. – затем она обратилась к Эдварду. – Не горюйте, что Рита останется здесь. – затем она его заверила. – Вы еще встретитесь. «Но не сейчас», – затем она добавила. – позже. – затем она сказала. – Сейчас же Вам надо найти то, что искали те, кто Вашу сестру чуть не убил, а вашу мать, да. Я не хотела говорить этого при Рите, ей и так досталось.
– Я понимаю. – затем он поинтересовался. – Обещайте, что здесь ей будет хорошо, и Марье тоже.
– Это для Вас так важно?
Эдвард ответил:
– У нее никого больше нет. Она беремена, и у нее нет ног. Что ждет ее там, в мире людей? «Одни боли и страдания». – затем он сказал. – Если она останется здесь, то пусть будет счастлива.
– Вы любите ее.
– Люблю, – признался Эдвард. – и потому хочу, чтобы она была счастлива. – затем он добавил, утвердил. – Там она счастлива не будет. Пусть здесь обретет его.
Обещаю Вам. – заверила его Пелагея. – Я о девочках позабочусь.
Тут к ней подошла ее дочь Алиса. Она сказала маме:
– Пора. Скора закроется проход. – затем она подошла к Эдварду, и поцеловала его в губы, сказав:
– Вы не забудете меня, и своих родных. – затем она заверила. – Скоро мы встретимся, и я расскажу Вам о Вашей сестре и Марье. До свидания, до скорой встречи.
ПЕЛАГЕЯ: – До свидания.
ЭДВАРД: – До свидания.
Пелагея стукнула клюкой по поляне, и Эдвард исчез.
– Что ж, – сказала Пелагея Алисе. – теперь у нас есть кому передать наше знания. – затем она сказала. – Марья станет повелительницей времени, я это увидела тогда, на поляне. Когда полная луна принесла покой и тишину. Когда я – Рысь, увидела в ней потенциал ее дара. А Вы Алиса, увидели в ней способность оценить ситуацию прагматично. Ведь не зря Вы пришли к ней как кошка, которую она назвала Лунною.
– Да. – ответила Алиса. – Я всегда буду Лунной кошкой, и ей останусь навсегда, как Вы маменька Рысью. – затем Алиса сделала паузу, и посмотрев в сторону болото, сказала. – Пора. Солнце садится.
– Пора. – ответила Пелагея. – Скоро закат.
Они пошли в дом, и в этот миг Алиса поинтересовалась:
– А что Рита?
– Я тоже ее обучу. – ответила Пелагея. Затем она сказала. – Я Вижу в ней способность к целительству.
– Что ж, – согласилась Алиса. – целительница – значит целительница.
Они подошли к дому, вошли внутрь, и закрыли за собой дверь. В это самое время на болото опустилась глубокая темная ночь, и через мгновение, на небе появились мерцающие звезды. Из-за туч вышел месяц-молодник. Где-то в деревьях запели ночные птицы. Покой и тишина опустилась на болото. Спокойной ночи, сладких снов.
Тем временем, Федор Михайлович, и Эдвард оказались на поле, у леса, где Федор Михайлович оставил свое авто. Вечерело. Федор тупо посмотрев на Эдварда, он сказал:
– Рассказать, не поверят.
Эдвард посмотрев на Федора, сказал:
– Я вообще не стал говорить об этом, с кем бы то ни было.
– И то верно. – согласился Федор. – Расскажешь, в психушку угадишь, в России это запросто.
Они сели в авто, Федор завел мотор, они поехали в деревню, где жил Эдвард. Когда же Федор отвез его в деревню, и даже не взял ни копейке денег, он пулей уехал из деревни на такой скорости, что только его и видели.




Одна ночь под луной



Глава 1
Плавучий ресторан на Москве реке: разговор и осознание неизбежного

Итак, Марья повернула назад голову, и посмотрела в окно квартиры Клавдии Ивановны. Там, она увидела смотрящею в окно Лику. Она махала ей рукой словно говоря: все в порядке, доброй прогулки.
Все было тихо. Вечер был теплым. Все вокруг было спокойно. На небе сверила словно умиротворяя и успокаивая своим тихим взором бабушка-луна. В ночной далекой гладе мерцали одинокие звезды и многочисленные созвездия. Покой и тишина вокруг. Как прекрасно!
Марья смотрела на небо и восхищалась его непорочной красотой. Казалось, что эта просто женщина. Непорочная девственница. Умиротворяющая своей лаской и теплотой старушка-луна. Марья глубоко вздохнула. Она почувствовала какое-то облегчение. Словно что-то отлегло от сердца. Посмотрев на Клавдию Ивановну, она с чувством непорочной облегченности сказала:
– Какой сегодня чудный вечер, не правда ли?
– Да. – согласилась Клавдия Ивановна смотря как и Марья на небесную гладь. – Сегодня чудный вечер. – затем она с сожалением добавила. – Жаль, что мы так мало проводили друг с другой время. – затем она сказала. – Оно неумолимо все мчится и мчится вперед. – она посмотрела на дочь, и сказала. – Но сегодня время как будто бы остановилось. Оно замерло и предоставила нам возможность побыть вместе. «Жаль что это продлиться недолго», – затем она задумчиво сказала. – Ночь, лишь одна ночь нам отведена чтобы мы могли побыть наедине. Завтра все вернется на круги своя.
– Это Вы о чем?
Клавдия Ивановна посмотрела на дочь, и ласково улыбнувшись, сказала:
– Никто не знает что будет завтра. Что принесет нам новый день. Все думают что завтра наступит лучше чем вчера. «Они ошибаются», – сказала Клавдия Ивановна. – Завтра может не наступить никогда. – затем она тяжело вздохнула, и сказала. – Я вот тоже не думала что одна моя дочь умрет, а вторая… – тут она запнулась, но Марья поняла, что она хотела сказать.
– В том что произошло со мной, – сказала Марья. – виновата лишь я сама. – затем она утвердила. – Лишь я несу это нелегкое бремя, и никто более.
Клавдия Ивановна тяжело вздохнула. Затем она словно коря себя за произошедшие сказала:
– Если бы я уделяла Вам больше внимание, возможно все было бы по-другому.

Марья пожала плечами. В это самое время она посмотрела на пешеходную улицу, и поняла, что кроме них никого на ней нет. Клавдия Ивановна везла кресло-инвалида, в котором сидела Марья по набережной Москва реки. Вокруг было темно. Казалось, что ночь нежданно поглотила город. Но она казалась незлой, а добродушной. Приветливой и располагающей к гостям хозяйкой. Хозяйкой ночи – бабушка-луна. И ее дети, мерцающие на небосклоне звезды. Москва горела яркими огнями. В ночной мгле, озаряющей путь странствующему по московским улицам, и набережным Москвы реки людям. В Москве реке вода отражала желтый свет словно убаюкивающей ночную гладь воды бабушка-луна. Ночной воздух был чист. В нем не было никаких химикатов, ни CO
2
, ни химического соединения нефти, что так присуще в районе Капотни. Ни сигаретного дыма, ни запаха алкогольного перегара. Всего этого не было. Вместо этого был лишь чистый воздух. Он был настолько чист, что можно было б сказать, что он первородный, появившийся тогда, когда на землю сошла благодать Божья, и появились первые люди, Адам и Ева.

Марья удивленно вопросила:
– Где это мы? – затем она добавила. – Я не понимаю, что происходит? Вроде бы Москва, но она какая-то не такая. – затем она пояснила. – Непохожая на тот город который я знаю.
– Я тоже не узнаю Москву. – сказала Клавдия Ивановна. – Как будто бы она… – задумалась она.
Тем временем Марья помогла закончить мысль матери.
– Необычная. – сказала она дав определение этому феномену. – Она другая. – сказала она. – Не такая какую мы привыкли видеть. – затем она вопросила. – И где все люди?
– Не знаю. – Тихо сказала Клавдия Ивановна. – Я понимаю если их было мало, или два – три человека мы увидели. – она сделав маленькую паузу, добавила. – Но чтобы совсем никого в город-герой Москве, это нонсенс. Сколько я живу здесь, всегда народ есть.
В это время они увидели стоящей у берега корабль. Впрочем он не был похож на корабль, скорее это был ресторан. Ресторан на воде, так сейчас бы его назвали. Внутри было светло и радостно. Играла музыка, веселился народ. Клавдии Ивановне и Марье Анастасиевне показалось, нет, они были в этом абсолютно уверены, что это единственное месть на набережной Москвы реки, где было весело. Тут они почувствовали запах. Запах который веял из ресторана на воде. Это было что-то. Запахов было множество, и каждый был вкусней другого. От избытка этих запахов у Марьи вскружилась голова. Она уже сутки ничего не ела и была чертовски голодна. Облезав губы после того как у нее появились слюнки от разыгравшегося у нее аппетита, она предложила маме зайти в этот ресторан чтобы хоть что-нибудь перекусить. Клавдия Ивановна ответила, что сама бы не прочь отужинать, но кто знает, что в этом заведении подают на стол?
– Я не думаю чтобы в эту ночь с нами что-нибудь произошло. – сказала Мария. – Мы неслучайно оказались здесь. – затем она добавила. – Эта ночь для нас, не будем ее портить.
В это самое время, словно ниоткуда, на набережной появился человек. На нем была надета форма швейцара. Он стоял у причала и смотрел на женщин. Затем он сказал:
– Мы Вас ждем.
– Кого ждете? – не поняла Клавдия Ивановна. – Это Вы о чем?
Швейцар легонько улыбнулся. Его улыбка казалась добродушной.
– Все уже собрались. – сказал швейцар показывая рукой на плавучий ресторан. – Мы ждем лишь только Вас.
– Нас? – удивилась Клавдия Ивановна. – Вы ждете нас?
– Да. – ответил швейцар. – Вас.
Тогда Клавдия Ивановна спросила:
– Кто нас ждет, и где это мы?
– Вы там где находитесь. – сказал швейцар. – Это Москва – столица России.
– Это так. – согласилась со швейцаром Клавдия Ивановна. – Но, – нерешительно продолжила она. – Москва какая-то странная, Вы со мной согласны?
– А Вы хотели бы чтобы сейчас здесь шли люди и проезжали как угорелые машины? Мчась осломя голову ища свою смерть? – он сделал паузу, и сказал. – Я думаю что этого Вы не хотите. – затем она ответил на второй вопрос. – Что касается этого место, что Вы заметили, что Москва не такая как всегда, то и на этот вопрос есть ответ.
Марья с присуще ей любопытством, поинтересовалась.
– А какая?
– Покойная. – ответил швейцар, и добавил. – Покойная и умиротворяющая.
Марья не поняла что имел в виду швейцар. Она спросила:
– Что Вы имеете в виду? – в это самый момент ей стало страшно, и ее лицо похолодело от страха. – Вы меня пугаете.
– Не стоит бояться. – ответил швейцар. – Вас приглашают лишь на прогулку по Москве реке, и только.
Клавдия Ивановна поинтересовалась:
– Кто приглашает?
– Те, кто пригласил Вас сюда.
– Марья спросила:
– Кто пригласил?
– Тот кто желает с Вами говорить.
– Кто это? – спросила Клавдия Ивановна. – Кто хочет пообщаться с нами? – она не могла понять, что происходит? Вряд ли считала она, что они оказались здесь абсолютно случайно. Ведь за свою жизнь которую она прожила, она знала абсолютно точно, что случайностей не бывает. Все закономерно идет своим чередом. А если и есть в жизни случайности, то это всегда кому-нибудь нужно. – Вы что-то не договариваете? Кто Вы вообще такой?
– Слишком много вопросов. – ответил Швейцар. – Хотя, – согласился он. – они не лишены здравого смысла. – затем он сказал. – Я не могу ответить на вопрос, кто Вас ожидает в этом плавучем ресторане. – затем он сказал. – Этого мне говорить не разрешено. Одно скажу. – продолжал он. – От этой встречи зависит Ваше будущее.
– Будущее? – вопросила Клавдия Ивановна. – Я знаю свое будущее. – ответила она. Затем посмотрев на Марью, с грустью дополнила. – И Марья – моя дочь, тоже знает что ее ожидает в жизни.
Марья с глубочайшей грустью согласилась с матушкой:
– Знаю. – затем она сказала. – Мне суждено всю свою оставшуюся жизнь провести в этом кресле. – на ее лице появились слезы, и она не сдержавшись, воскликнула. – Хоть бы я умерла! – эта фраза вылетела из уст Марьи, и пронесшись словно реактивный самолет, и разрезав воздух, отдался отдаленном эхом в мерцающем звездном ковре ночного небо.
– Тихо. – попросил швейцар. – Здесь не принято говорить громко. – затем он сказал. – Я Вас отлично понимаю, трудно признать то что очевидно.
Клавдия Ивановна принялась успокаивать дочь. Она понимала, что сейчас слова швейцара будут хуже любой известной ей пытки. Стрельнув взглядом в швейцара, она выкрикнула:
– Вы что, не видите до чего довели Вы мою дочь? Будьте же человеком в конце-то концов, если можно применить к Вам этот словесный термин.
– Я ничего не сказал. – возразил швейцар. – Это Вы сказали, – напомнил швейцар. – что Вы знаю свое будущее. – он сделал паузу, затем добавил. – Затем Вы посмотрели на Марью, и грустью сказали; и Марья – моя дочь, тоже знает что ее ожидает в жизни. – затем он сказал. – Так что я тут ни при чем.
Клавдии Ивановне не было что возразить. Она посмотрела на Марью, и поинтересовалась:
– Все в порядке?
– Да. – ответила Марья утирая ладонью слезы. – Я в порядке.
Клавдия Ивановна вытащила из своей сумочке одноразовый платок, и дала его дочери чтобы та могла вытереть слезы.
Та, вытерев слезы, хотела выбросить платок на асфальт, но тут Швейцар показал ей на стоящую неподалеку урну, и та отдала платок матери, которая в свою очередь выбросила платок в мусорную корзину.
Швейцар сказал:
– Здесь мы не мусорничем. – затем он поинтересовался. – У Вас еще есть вопросы ко мне?
Марья спросила:
– Вы так и не ответили, как Вас зовут?
Швейцар ответил:
– Владимиром. – затем он сказал. – Я швейцар.
– Скажите Владимир, где это мы?
– На все вопросы Вы получите ответы в плавучим ресторане. – ответил он. – Я лишь швейцар, – ответил он. – и только.
Клавдия Ивановна подошла к Марье, и сказала Владимиру, заметив:
– Швейцар открывает все двери.
На что Владимир заметил:
– Смотря где.
Женщины переглянулись. Они понимали что Владимир прав. Порой швейцар открывает не все двери, а лишь только некоторые.
Заметив, что швейцар-Владимир весь их разговор стоял на одном и том же месте, Клавдия Ивановна спросила:
– Скажите, почему Вы все время стоите на одном и том же месте? Может быть подойдете к нам? – дело в том, что все то время пока они разговаривали, Владимир стоял неподалеку от женщин, возле входа в плавучий ресторан, на пристани, а женщины наверху, на пешеходной дорожке.
– Я не могу покинуть свое рабочее место. – ответил тот. – Если я его покину, – пояснил он. – то меня незамедлительно уволят.
Марья поинтересовалась:
– И что, все время? – не поверила она. – Без выходных?
Владимир тихо подтвердил:
– Каждый день, без выходных.
В это самое время он умолк, и встав как вкопанный по стойке смирно, открыл дверь плавучего ресторана. Из него вышла молодая женщина. Брюнетка тридцати пяти лет. Она была одета в красивое вечернее платье до пят, из-под которого были видны мысы черных туфелек. В области декольте у нее были видны блески. Переливающееся в ночном лунном свете, они словно мерцали словно небесные звезды при свете лунного света. Ее глаза напоминали маленькие звездочки, и словно умиротворяли пришедших к ней людей. Увидев пришедших Клавдию Ивановну и Марью, она удивленно спросила:
– Вы еще здесь? «Почему?» – затем она сказала. – Все уже давно собрались. – она сделала однозначную паузу, и добавила. – Вас все ждут.
Так и не поняв, кто их ждет и зачем они собрались, Марья поинтересовалась:
– Кто нас ждет? – затем, она сделала паузу, и спросила. – Вообще, где это мы? И кто Вы?
Женщина посмотрела на Владимира, спросила:
– Вы что? Не объяснили почему они здесь?
Швейцар-Владимир посмотрел на женщину, и произнес:
– Я лишь сказал то, что должен был сказать. – он сделав паузу, добавил. – Ничего боле.
Женщина посмотрела на пришедших, и затем представилась:
– Меня зовут Аманда. – она сделав паузу, добавила. – Здесь Вам нечего беспокоиться. Вы гости. – затем она словно приглашая их войти, сказала. – Здесь Вы в безопасности. – затем она добавила. – Вас ждут?
Клавдии Ивановне показалась что Аманда провоцирует их. – ведь если кто-либо войдет в эти двери. – считала она. – то вряд ли можно было бы выйти. Обратно.
Зная все это, Клавдия Ивановна осторожно поинтересовалась:
– И все-таки, кто нас там ждет?
– Люди. – тихо ответила Аманда. – Такие же люди ка и мы с Вами. – затем она обратилась к Марье. – Вспомните парк, и встречу с тремя женщинами. – напомнила Аманда. – Одна из них так же как и Вы Марья, сидела в таком же кресле как и Вы.
Марья удивилась:
– Откуда Вы знаете как меня зовут?
На что Аманда ответила:
– Своих гостей я знаю поименно.
Клавдия Ивановна поинтересовалась:
– Значит Вы хозяйка?
– Хозяйка. – утвердила Аманда, и добавила пояснив. – Хозяйка звездной ночи. – она подняла голову в верх, и звезды на небе замерцали. Казалось, что они словно игриво стали бегать друг с другом на перегонки. Аманда восхищенно заметила. – Красиво, не правда ли?
Женщины тоже посмотрели на небо, и увидев свод мерцающих звезд, которые играли на небе в догонялки. Словно волшебник флейты, несущей сквозь время звуки музыки и дарящий ее всем людям планеты – земля. Жаль, что ее так никто и не слышит. Заботы и собственные амбиции не дают людям услышать прекрасную музыку ночного небо и мерцающих в дали звезд. Аманда сказала:
– Вы здесь, потому что Вы слышите эту прекрасную музыку. – затем она обратившись к Марье напомнила ей. – Вы кажется хотели услышать классическую музыку?
– Откуда Вы знаете?
– Я знаю все. – ответила Аманда. – Я вижу тех людей которые не разучились слушать. – объясняла она. – Слушать и слышать то, что другим уже не дано.
Клавдия Ивановна поинтересовалась:
– Что это?
– Сердце. – объяснила Аманда. – Это сердце и человеческая душа. – затем она сказала. – если бы люди могли слушать ту музыку которую они могли слушать когда были детьми, то они бы не потеряли бы ту чистоту души которая им дана была от природы. Люди разучились слушать. Вместо этого у них лишь заботы о себе. – затем она прочла четверостишья.



Тщеславны похотью они;


Корыстны и честолюбивы:


В грехе погрязли прелюбодеяния;


И злато их корысть:



– Эти стихи как нельзя лучше подходят к нынешним людям. – продолжала Аманда. – Все люди забыли о своей красоте, и о мирозданье. «Они разучились слушать», – сказала Аманда. – И лишь некоторые кто сохранил эту частицу своей души может попасть сюда. – она сделав паузу, добавила. – В мир, где можно услышать музыку души.
Поняв, о чем идет речь, Марья поинтересовалась:
– Мы в раю?
– Нет. – ответила Аманда. – Это не рай и не ад.
– Что же тогда? – не понимала Марья.
– Это лишь покой. – ответила Аманда, пояснив. – Вы здесь чтобы отдохнуть от мирских проблем. – затем она добавила. – Вы это заслужили, Марья.
Марья недоуменно посмотрела на Клавдию Ивановну, а затем на Аманду, спросив:
– Это Вы о чем?
– О вашем понимании смысла жизни. – ответила Аманда. – Вы не устрашились подать заявление в службу опеки и не сделали аборт, хотя прекрасно осознаете, что у Вас нет шансов вырастить ребенка. – затем она сказала. – У Вас много силы воли. – она сделала паузу, и утверждено добавила. – Это самое главное в жизни. Главное – это сила воли и душевное понятие о чистоте. Лишь в этом случае человек добьется своего. У вас есть все это, и потому Вы здесь. – затем она сказала. – Надеюсь, что я ответила на Ваш вопрос, почему Вы здесь?
– Да. – кивнула понимающе Марья. – Понимаю.
– В этом ресторане, – продолжала Аманда. – Вы встретитесь с теми кто так же как и Вы не потеряли способность слушать музыку ночного небо, своего сердце, своей души. – затем она отошла от двери, и открыв ее чтобы гости могли войти, сказала. – Вас ждут.
Что ж, Марьи и Клавдии Ивановн было понятно, что они здесь неслучайно. Кто-то сделал так чтобы они появились здесь. Этим вечером. Вечером которой покрыл звездопад глубокой ночи. Звездного покрывало блестевшего на черном фоне ночного небо. Ласково улыбающейся им бабушки-луны, и мерцающих звезд ночи, музыки ночного небо. Клавдия Ивановна подошла к лестнице, которая вела к причалу, и посмотрев на нее увидела, что возле нее есть спуск. Спуск для колясок. Она подкатила инвалидное кресло к спуску, и тут она поняла, что самостоятельно ей не спустить кресло-коляску к причалу. В это самое время к ним подошел шедший по набережной какой-то человек. Он помог спустить коляску к причалу и завести ее в плавучий ресторан. Вслед за ним на палубу плавучего ресторана вступила Клавдия Ивановна, а за ней вошла Аманда и Владимир.
Маленький корабль снаружи оказался большим изнутри. Это был довольно просторный трехпалубный корабль на нижней палубе которого расположился ресторан, а на верхней стояли стулья чтобы отдыхающие на нем люди могли посидеть и насладиться тихо проплывающим перед глазами ночным городом. Третья палуба занимала самый низ корабля. Это были каюты для путешественников. Чтобы они могли не только отдохнуть, но и расслабиться, побыть наедине с самими собой. В них было все. Кровать, стол, стул. Книжный шкаф. Пишущая машинка или компьютер. У иллюминатора стояли столы с лежащими на них тетрадками и авторучками. Что качается капитанского мостика, то он находился выше верхней палубы. Управлял плавучим рестораном капитан – морской волк, видевший за свою жизнь все что мог увидеть капитан корабля и даже больше. На нижней палубе как уже было сказано находился ресторан. Сейчас он был почти безлюдный. Сидевшие за столами несколько людей были непохожи на людей из того времени, из которого пришли Марья и Клавдия Ивановна. Вряд ли можно было бы сказать, что они были мертвы. Наоборот, они казались живучи как некогда. Они тихо сидели за столами, которые стояли возле борта плавучего ресторана. Ели, и о чем-то тихо беседовали. Каждый из них был одет в платье своего времени. Мужчины в сюртуки, а женщины в платья восемнадцатого – девятнадцатого века. На потолке висела люстра, в которой было зажжены свечи. Их было ровно двенадцать. Что касается столов, то на них горели в подсвечниках девятнадцатого века по семь свечей. Откуда-то доносилась музыку. Звуки пианино. Умиротворяющие людей пришедших в ресторан. Создавая им покой и умиротворение. Аманда провела гостей за один из столиков возле левого борта, и усадив их за стол, поинтересовалась:
– Что-нибудь закажите?
Марья спросила:
– А что есть? – ей хотелось попробовать здешнею стряпню, и к тому же она была голодная как волк. – Можно посмотреть меню?
Аманда подозвала официанта, и тот подойдя к их столику протянул обеим женщинам меню. Марья открыла его, и увидев название сделала глотательное движение. Ей чертовски как захотелось есть. От перечисления блюд, которые были в меню можно было просто сойти с ума. В нем были все блюда мира, которые только существовали на свете. Марьи хотелось попробовать все блюда которые только были в меню, но тут она заметила, что цены на эти блюда нет. Марья подумала: – «нет цены, странно? Чем же платить?» – тут она у Аманды спросила. – А где цена?
– Ее нет. – ответила Аманда. – Вы в гостях. – сказала она. – Здесь Вас угощают за счет заведения.
Клавдия Ивановна поинтересовалась:
– Вы шутите? – не верила она. – Это какая-то шутку? – затем она усмехнулась, и с иронией, шутя, вопросила. – Это что, сыр в мышеловке?
– Нет. – ответила однозначно Аманда. – Это не сыр в мышеловке. – она сделала паузу, и добавила. – Хотя я Вас отлично понимаю. – затем она сказала. – Вы в гостях у меня. Заказываете что хотите, – затем она добавила. – Вы заслужили отдых. – она посмотрела на палубу, и подняв правую руку вверх, щелкнула пальцами и в это самое время корабль отплыв от причала, поплыл по Москве реке к Тушинскому водохранилищу. Столы ресторана уже не были пусты. За ними сидели люди. Они казались не такими как все. Так оно и было. Ведь они были из разных эпох, разного времени.
Оглянувшись по сторонам, Марья поинтересовалась:
– Кто эти люди?
– Приглашенные в гости так же как и Вы Марья.
В это самое время Марья увидела идущею к их столику женщину. Она тотчас же узнала ее. Да и как не узнать свою сестру. Олеся. Да, это была она, Олеся Анастасиевна Мщэртц. Ее сестра. Подойдя к столу, она душевно улыбнулась. Она как никто была рада этой встречи. Встречи со своей сестрой Марьей.
– Здравствуйте. – поздоровалась она как обычно уважительно, затем поинтересовалась. – Как дела?
Не зная что сказать, Марья Анастасиевна тупо смотрела на сестру. Она не могла поверить своим глазам что это она.
– Я не верю своим глазам! – радостно воскликнула Марья. – Олеся, это Вы?
– Да. – ответила Олеся. – Это я.
– Да что же это! Я не верю! Откуда?
– Я здесь по приглашению Аманды. – пояснила она. – Это она пригласила меня на этот корабль.
– Да что же это! – не верила своим глазам Марья. – Садитесь за стол, – предложила она. – поболтаем.
Олеся села за стол, а официант дал ей меню, а Аманда ушла, чтобы не мешать женщинам говорить.
– Здесь хорошая кухня. – сказала Олеся. Затем она предложила. – Давайте я закажу на троих.
Женщины согласились.
Приняв заказ, официант удалился, а женщины стали делиться новостями или просто говорить каждая о своем.
Марья нетерпеливо спросила:
– Ну, рассказывайте, что нового? – казалось что Марья на секунду забыла что произошло с ее сестрой, и где они сейчас находятся. Но это не так. Конечно Марья тотчас опомнилась. Она вспомнила что произошло с ее сестрой. И радость с ее лица тотчас пропала. Вместо него на ее лице появилась выражение сочувствие. Радости и чего-то еще. В этот момент она перефразировала свой вопрос. – Где Вы сейчас? – затем она рассудила. – Если не здесь, то где?
– Я? – запнулась на секунду Олеся. – Сейчас лежу в коме в Раменской больнице.
– Это я уже слышала.
– Да, я говорила об этом в парке.
– Так все было реально?
– Реально. – ответила на вопрос Олеся. – Реально так же как и сейчас.
Марья посмотрела непонимающе не Олесю, затем на Клавдию Ивановну.
– Это не может быть реально. – сказала она. – Ведь там, где мы сейчас, это нереальный мир! – Тут она поняла, что ее мать, Клавдия Ивановна относиться к происходящему ни так как относилась ее мать будь она в реальном мире. Казалось, что ей было хорошо. Она была счастлива что Олеся снова с ней. Впрочем, это и понятно. Ведь Олеся была ее любимой дочерью, и делить ни с кем она ее не собиралась. На ее глазах появились слезы радости, казалось, что она не верила что ее дочь снова с ней рядом. Да и как тут не поверить? Ведь она сидела рядам, около нее. На ее глазах были горькие слезы.
– Я не верю что я снова вижу свою дочь! – со счастливыми слезами на глазах сказала Клавдия Ивановна. Она обняла свою дочь и воскликнула. – Неужели это моя Олеся! Моя дочь.
– Да, это я. – сказала Олеся Анастасиевна. – Сижу здесь, рядом с Вами, маменька.
– Я не верю что я снова вижу свою дочь.
– Но это так. – ответила Олеся. – Я здесь, и никуда я не делась.
– Но ведь была ужасная авария. – сказала Клавдия Ивановна. – Как? – не понимала она. – Как это возможно? – затем Клавдия Ивановна придя в себя, и разомкнув свои объятия села на свой стул.
– Все в этом мире относительно. – сказала она. – Вот я, лежу в Раменской больнице, в коме. – сказала она. – Про меня уже все давно забыли. Я никому не нужна. – она сделала грустную паузу, и сказала. – Порой мы сами себе не нужны, что тут говорить о других. – тут она поинтересовалась. Она просто не знала, что сказать? Ведь сказать можно было много, но кто знает, поймут ли? Затем она неожиданно спросила. – Скажите, Вы меня любили? Маменька?
– Конечно любила. – удивилась Клавдия Ивановна этому неожиданному для нее вопросу. – Что за вопрос? – затем она спросила. – К чему этот вопрос?
Затем Олеся поинтересовалась:
– А Марью Вы любили?
На этот вопрос не было однозначного ответа. Весь ответ сводился к одному; любовь это лишь ненависть к человеку который порой хочет любви. Но любовь порой бывает жестока, и превращаясь лишь в жестокую ненависть по отношению к любящему человеку, претворяет ее в жизнь, и становиться невыносимо жестокой. Так что кто говорит, что любовь это лишь только что-то абстрактно-неземное чувство, те нагла врут. Врут, потому что любовь это лишь ненависть и порой презрение. Человек способен любить лишь самого себя, такого какой он есть на самом деле. А любить другого человека с его всеми недостатками и пороками это ни то что сложно, просто невыносимо тяжело. И из этой тяжести непосильной любви вырастает ненависть, и непреодолимая стена. Так что исходя из вышеописанного можно сделать однозначный вывод: человек не способен любить кого бы то ни было, он способен любить лишь самого себя.
– Конечно! – поспешно отпарила Клавдия Ивановна. – Что за глупый вопрос?
– Вы не ответили на него. – заметила Олеся Анастасиевна. – Лишь сказали поверхностно. – затем она заметила. – Вы сказали: конечно, что за глупый вопрос.
Клавдия Ивановна тотчас же отпарила:
– А надо было сказать по-другому?
– Да. – подчеркнула Олеся Анастасиевна, и добавила. – Нужно было сказать, да или нет, и больше ничего. – она пронзающем взглядом посмотрела на мать, и словно требуя от нее однозначного ответа, спросила. – Да или нет.
В душе Клавдии Ивановны закипела буря. Буря смятение. С одной стороны она понимала, что всеми фибрами своей души она ее не то что ненавидела, а просто презирала. Ведь как уже было написано ране, она считала что Марья сломала ей и ее карьеру по политической жизни, и ее саму, ее жизнь. Сейчас, вспомнив обо всем этом, Клавдия Ивановна передернулась. Нет, конечно, это ни так. Она не передернулась в общем понимании этого слово. Ее передернуло что-то изнутри. Ее неостывшая ненависть и злоба передернули ее ни только все тело так, что со стороны казалось что ее тело свела судорога. Но и ее лицо, которое показало полное недовольство, а в глазах было видно презрение.
– Что Вы хотите услышать? – спросила Клавдия Ивановна. – Вы хотите чтобы я сказала правду или солгала?
Олеся Анастасиевна сказала:
– Правду.
Клавдия Ивановна посмотрела на Марью презрительным взглядом, и на ее лице появилась оскал. Затем она сквозь зубы прошипела словно змея:
– Ненавижу. – это одно единственное слово которое говорила обо всем. О презрении, о ненависти, о любви. Да в каждой матери есть любовь к своему ребенку, и Клавдия Ивановна была не исключением. В потаенном уголке ее сердце была частичка той материнской любви, которая должна испытывать каждая женщина по отношению к своему ребенку. – Ненавижу и люблю. – горько заревела Клавдия Ивановна. – Да что мне бог такую дочь послал? – проклинала она себя и все вокруг. – Я что, в чем виновата? – думала она вслух. – Ни в чем я не виноватая. – затем она утвердила. – Ни в чем. – она смотрела на Марью и видела в ней и свою дочь и ту, кто лишил ее жизни. Тут она вытерла слезы, и ее лицо снова стало лицом женщины которая пришла в этот плавучий ресторан со своей дочерью, Марьей. Ее лицо выражало любовь. Она видела перед собой свою дочь. Дочь, которая нуждалась в помощи. Дочь, которая нуждалась в поддержке, любви и заботе. Где-то в глубине сердце она понимала, что никто о ней не позаботиться лучше, чем она сама. Вряд ли Марья будет кому-нибудь нужна? Всем она будет в тягость. В лучшем случае лишь только посочувствуют, и все. На этом их забота закончится.
Клавдия Ивановна тяжело вздохнула, и тихо призналась:
– Конечно я любила. «Любила и люблю свою дочь». – сказала она. – Кто может любить свое дитя если не собственная мать. Вы спрашиваете любила я Марью? Конечно любила. Я и сейчас ее люблю, и ничего не могу с этим поделать. – она сделала паузу, и призналась. – Ведь я ее ненавижу. Ненавижу за то, что она сломала мне всю мою жизнь. Что она не такая как я или Вы Олеся. – затем она сделав долгую тяжелую паузу, продолжила. – Я уже никогда не изменюсь. Я такая какая есть, и воспринимайте меня такой. – затем она призналась. – Да, я ненавижу неформалов. Для меня их новые так сказать веяние в жизнь не что иное, как просто хулиганство. «Попомните мое слово», – сказала она. – ни к чему хорошему это не приведет. – затем она сказала. – Вот наглядный пример неформалов. – она посмотрела на дочь сочувственным взглядом, и сказала. – Результат налицо. Новое веяние жизни сделало мою дочь инвалидом. «Что дальше?» – спрашивала она саму себя и Марью. – Что дальше? – она сделала долгую грустную паузу, тяжело вздохнула, затем сказала. – Ничего. – это слово прозвучало как приговор. «ничего». Классик сказал как-то, кажется это был Шекспир устами Гамлета: «Из ничего не выйдет ничего». Так и у Марьи. Дальше ничего. Лишь пустота, и только. Впрочем на эту тему уже было размышление в другой главе. К чему писать то, что уже написано? Надо двигаться дальше, и Марья не исключение.
– Да. – призналась она. – Я неформала. Я останусь ей до конца, до самой моей смерти. – затем она сказала. – Но в том что произошло со мной ничьей вины нет. Виновата только я одна.
– Я конечно хвалю Ваше признание, – сказала Клавдия Ивановна. – но оно не вернет ноги.
Марья согласилась с матерью:
– Это так.
– Не надо расстраиваться. – сказала Олеся. Правда она не знала что сказать в такой ситуации. – Надо продолжать жить.
– Жить? – усмехнулась Марья. – Вряд ли это можно назвать житьем. – затем она сказала. – Жизнь – это мгновение, а жизнь – это вечность.
Клавдия Ивановна посмотрела на дочь удивленном взглядом, а затем сказала:
– Не знала что моя дочь поумнела.
– Иногда, – ответила Марья. – чтобы чтоб что-то понять, надо что-то потерять. – затем она добавила. – Я это поняла только сейчас. – затем она добавила. – Меня жизнь проучила, и научила ценить ее. – затем она тихо добавила. – Всю свою жизнь я буду вспоминать это. – она тихо умолкла, и тяжело вздохнула. Ей было тяжело говорить об этом. Ведь то что произошло с ней, никто не был виновен. Никто, кроме ее самой. Впрочем, виновата была ни только она. Ее мать была виновна тоже. Ведь она по сущности бросила дочь на произвол судьбы, и к чему это привело? Страшно. Марья грустно посмотрела на свой обрубок левой ноги, и снова тяжело вздохнув, сказала. – Моя жизнь, по сути, уже кончина. Вряд ли я стану счастливой в этом мире. Единственная радость, это то, что я беременна, и в надежде удочерить мою племянницу. – затем она сказала. – Я знаю, что мне одной могут ее не отдать, но я надеюсь что все же ее мне отдадут. – затем она сделав паузу, добавила. – Жизнь – это нелегкая штука. Не успеешь погулять, вдоволь насладиться жизнью, как она оставляет нас наедине с самими собой, и делает одних счастливыми, а других нет. – она тяжело вздохнула, добавив. – Это я знаю точно. – затем она добавила. – Наверняка.
Никто не знал что сказать? Слушая Марью, и Клавдия Ивановна, и Олеся Анастасиевна понимали, что сейчас Марья говорит правду. Изливает перед ними свою душу, словно прося прошение за что-то. Марья была искренняя. Она не лгала, она была искренна со всеми. Можно сказать, она изливала душу.
Клавдия Ивановна выслушав свою дочь сказала:
– Я даже не подозревала что моя дочь философ. Я думала что она лишь способна на пакости и только. – она сделала паузу, и с сожалением добавила. – Как я ошибалась. – она сделала тяжелую паузу, и сказала. – Это я виновата в разыгравшейся трагедии. – винила она саму себя. – Я и больше никто. – дальше она продолжила винить себя начиная каждое свое предложение с союза «если бы». Впрочем причитать ей не шло. Было видно, что она просто хочет отговориться, убедив свою дочь что та совершенно невиновата в случившемся. Это она, ее непутевая мать недосмотрела за своей дочерью. Да, в этой женщины погибла великая актриса. Впрочем, политика – это такая же сцена, и кто на ней куклы, а кто кукловоды, это вопрос.
Тут Марья сказала:
– Из Вас получилась бы замечательная актриса! – затем она с иронизировала. – Такой талант пропал.
– Я не понимаю Вашей иронии. – жестко сказала Клавдия Ивановна. – Это что, усмешка?
– Я никогда не видела чтобы Вы винили саму себя за что либо сделанное Вами, маменька. – сказала Марья. – Вы всю свою жизнь то и делали что ненавидели меня, и я не поверю что Вы изменились.
Клавдия Ивановна ответила:
– Вряд ли Вы поймете как мне сейчас тяжело. Вы думаете что я кремень. Женщина из стали? Вы все ошибаетесь. Мне тоже не чужды человеческие слабости. Вряд ли Вы поверите мне, что вообще-то я ни такая какую Вы привыкли меня видеть.
Марья поинтересовалась:
– А какая Вы?
– Я просто женщина. – сказла она. – Я просто мать. Мать хотящая чтобы ее ребенок не был изгоем общество, чтобы на него всю жизнь показывали пальцем и говорили; он неуч пошел. – она сделала паузу, затем добавила. – Я этого не хочу. – затем она сказала. – Я хотела чтобы Вы обе выучились, вышли в люди и стали теми кто стали бы хозяйками собственной судьбы. Теми, кто ни в чем бы не нуждался. – затем она с грустью сказала. – Но к сожалению этого не произошло. Как бы я ни старалась вывести Вас в люди, так у меня ничего не получилась. – она посмотрела на Олесю и с горестью произнесла. – К сожалению Вы мертва. – затем она посмотрела на Марью. – А Вы всю свою жизнь будете прикованы к этому ненавистному креслу. – затем она утвердила. – И это факт. Неоспоримый факт, от которого никуда не деться. Все мои усилия были напрасны. – затем она сжала силу волю в кулак, и сказал с чистой ненавистью к самой себе воскликнула. – КАК Я СЕБЯ НЕНАВИЖУ!!!
Женщины не заметили как заказ который принял у них официант уже давно стоял на столе. Они даже не заметили что плавучий ресторан пересек тушинское водохранилище и уже плыл дальше и дальше, прочь из города.
Олеся посмотрев на проплывающею вдоль берега город Москву ничего не сказал. Ей было все равно, ругаются ли Клавдия Ивановна и Марья или просто о чем-то говорят. Ей было все равно. Она слышала музыку. Ту музыку которую хотела послушать Марья, и которую ей так до сих пор не удалось услышать.
Но что это такое? Марья тоже услышала эту музыку. Музыку которую слышала она своим сердцем. Душой маленькой девочки, душой ребенка.
Музыка лилась словно ниоткуда, словно умиротворяя и успокаивая их. Вряд ли кто-либо может услышать ее, ведь она это мы! Мы это сами люди. И кто знает, кто может ее услышать. Ведь чтобы ее услышать нужно быть ребенком. Но кто может сказать сам про себя, что он еще ребенок? Никто. Мы становимся взрослыми или считаем себя таковыми слишком рано. Некоторые уже в десять лет становиться родителями. Родителями, у которых нет ничего из детства, лишь дым сигареты и бутылка пива или что-то покрепче в десять лет, а может быть и раньше. Результат таково взросление – одиночество. Пьянства, дебош, наркотики и… Мы уничтожаем сами себя. Мы сам себя убиваем.
Вернемся к Марье и Олеси. Что они видят? Что они слышат? Сейчас Вы об этом узнаете.
На палубе все стихло. Свечные огни потускнели сами собой. И теперь вместо яркого ночного света пылающих на ветру свеч, было видно покойный их красно желтый огонь. Вдали появился рояль. Черный наводящей ужас инструмент. Вы спросите, почему ужас? Извольте, отвечу. В тусклом пламени свечей что может ни показаться. Порой человек может представить такое, что волосы дыбом встанут, а свет пламени лепестка свечи порой может показать нам то, о чем мы давно забыли. И лишь ее тень способна испугать нас. Вот и ответ на этот вопрос: почему рояль показался зловеще ужасающем. Это лишь тень. Тень, которая способна испугать. Довести человека до инфаркта, сделать так чтобы у него появился паралич после страха, который возник неоткуда, словно из воздуха родился он. страх тени зловещего, порой неожиданного. Так что вряд ли можно было сказать, что рояль ужасал присутствующих. Это было б неверно сказано. Скорее это его возникшая неоткуда тень, заставила от неожиданности вздрогнуть всех присутствующих на палубе ресторана. Вскоре вдали появился свет, и словно ниоткуда к роялю подошла женщина в красивом розовом платье. У него были длинные рукава которые заканчивались на запястьях. У него было небольшое скрывающее ее красивую грудь декольте, из которой была видна небольшая ложбинка из-под платье зоны декольте. Вообще-то, что касается ее груди, то вряд ли можно было бы назвать ее маленькой. Она была довольно большой. Грудь твердого раз Само же платье было длинным, и лишь небольшие черные сапожки были видны из подола платье. На само же платье под тусклым светом светящихся свечей, и держащей в правой руке подсвечник в который можно поставить три свечи, переливались блеском нашитых на нее бриллиантовой мишуры. Она подошла к роялю, и поставив свечку на рояль села на стоящий у клавиатуры стул. Теперь рояль не казался таким страшным. Теперь он приобрел свой естественный вид. Черный, горделивый, он стоял на появившейся словно ниоткуда сцене. Когда женщина села на стул, за рояль, ее лицо освятили стоящие на подсвечники три свечи, их тусклый свет. Теперь можно было разглядеть ее лицо. Оно было красиво. Чуть-чуть вытянутое. Маленький носик, черные жгучие глаза. Длинные до пола распущенные, повязанные в небольшой пучок на голове черные. Ее руки были красивы. За всю свою жизнь которую она когда-то прожила на земле, она никогда не занималась физическим трудом. Она была сочинитель. Она сочиняла музыку. Музыку для души, которую она слышала в своем сердце, в своей душе. Она слышала ее в лесу, в растениях, даже в живущих в лесу животных и поющих радостные песни певучих птиц. И вот, она сделала первый аккорд. Ее тонкие гибкие пальчики плавно стали скользить черно-белой клавиатуры рояля. Она тихо, будто трепеща перед музыкой и инструментом, словно скользя по черным белом клавиш, начала играть свою партию и, забыв обо всем на свете, ушла в музыку исполняющей партии. Казалось, что она играет так, что кроме музыки ей ничего было не надо. Она была погружена в музыку, играя на рояле так, что казалось, это не она играет свою партию, а сама музыка, вот она. Взяла за руки ее, и сама ее вела по своим музыкальным нотам. Она лилась из этого музыкального инструмента, словно соловей пел свою песнь. Но вот музыкальная композиция закончилась, и присутствующие в зале зрители, встав, зааплодировали. Зрители аплодировали довольно долго, а игравшая на сцене женщина готовилась к следующей партии. Овации слушающих не знала границ. Руки рукоплескали. И вот, словно ниоткуда появился оркестр. Сидя на стульях, у своих инструментов они с нетерпением ждали когда дирижер взмахнет своей дирижерской палочкой, и они оживят свои инструменты вдохнув в них музыкальную композицию своей души и сердце. Ведь музыка льется лишь из сердца, а та в свою очередь идет от души. И вот, дирижер взмахнул своей дирижёрской палочкой, и инструменты зазвучали. Они ожили в музыкальном сопровождении своих друзей-нот. Дирижер дирижировал своей дирижерской палочкой, смотря на оркестрантов, внимательно вслушиваясь в каждую скрипку и другой музыкальный инструмент. Вот оркестр затих, и слушатели услышал стоящий на сцене рояль.
Женщина снова, будто трепеща перед музыкой и инструментом, словно скользя по черным белом клавиш, начала играть свою партию и, забыв обо всем на свете, ушла в музыку исполняющей партии. Казалось, что она играет так, что кроме музыки ей ничего было не надо. Она так же как и в первый раз была погружен в музыку, играя на фортепьяно так, что казалось, что это не она играет свою партию, а сама музыка льется из стоящего на сцене рояля. Вот она, прекрасна. Взяла за руки этого человека и сама его ведет по своим музыкальным нотам. Она лилась из этого музыкального инструмента так, что казалось что словно соловей пел свою сладкую песнь. Но вот снова вступил оркестр, влившись в музыкальную композицию партии. Прекрасная музыка! Олеся и Марья сидели за столом, и не могла сказать ни единого слово. Они за свою жизнь никогда не слышали такого красивого исполнения музыкальной композиции, льющейся из сердца и сопровождающейся душевным вдохновением.
– Прекрасно. – тихо сказала Марья. – Эта музыка меня успокаивает. – затем она обратилась к Олесе. – А Вы ее слышите?
– Конечно. – тихо ответила Олеся. – Я ее слышу. – с какой-то долей таинственности ответила она. – Она так прекрасна, словно неземная.
Тут Клавдия Ивановна прервав их, поинтересовалась:
– Это Вы о чем? – не понимала она.
– О музыке. – ответила Марья. Затем она поинтересовалась. – Разве вы ее не слышите?
– Нет. – ответила удивленная Клавдия Ивановна. Она была в недоумении. Никакой музыки она не слышала. Она сидела за столом, смотрела на проплывающей мимо нее город, и слышала лишь разговор, в котором сама принимала участие. Скорее всего даже не разговор, а лишь то, что она хотела слышать. То, что ей было в радость. Ничего другого она слышать не хотела. Только то, что сама хотела слышать. А слышать она хотела лишь одну свою дочь, Олесю. Только ее и больше никого. – Я музыки не слышала. – сказала она. – Да и какая тут музыка позвольте сказать, ведь мы в плавучем ресторане, то есть на судне. – затем она сказала. – Посмотрите черт побери, где тут музыканты позвольте спросить? Их нет. «Нет и быть не может», – затем она сказала. – Это в конце-то концов ресторан на воде, а не концертный зал имени Чайковского. – затем она утвердила. – Здесь нет музыки, только еда.
– Вы ошибаетесь. – сказала незаметно подошедшая к ним Аманда. – В нашем ресторане есть все.
Клавдия Ивановна с усмешкой посмотрела на Аманду, затем иронично, словно считая что все это одна большая шутка, поинтересовалась:
– И Музыканты здесь тоже играют? – в этом вопросе была слышна неподдельная усмешка, как будто Клавдия Ивановна желала принизить Аманду, чтобы та не лгала. – Так где же музыканты позвольте спросить?
Аманда равнодушно посмотрела на Клавдию Ивановну. Ей стало жаль бедную женщину. Ведь она в жизни не видела никакого счастье. Вся ее жизнь была в заботах. Никакой радости жизни. Лишь одна преданность своему делу и партии СССР.
– Никто не сможет услышать музыку. – начала Аманда. – Ее может услышать лишь тот человек, который даже в самой адской ситуации и ее безнадежным исходом остается счастливо.
– Вы считаете что Марья остается счастливой? – удивилась Клавдия Ивановна. – У нее же ног нет. Всю жизнь проведет в коляске. Что тут за счастье позвольте спросить? – затем она заявила. – Она же инвалид! – затем добавила. – Какое тут позвольте спросить счастье в ее инвалидности?
Клавдия Ивановна была конечно права, в инвалидности нет никакого счастье, лишь одни страдание.
Тут Марья сказала:
– Вы жестоки, маменька.
– Я не жестока. – отпарила Клавдия Ивановна. – Я всегда говорю только правду. – затем она добавила. – Порой она жестока. Но она такова какова она есть на самом деле, не больше и не меньше. А кому это не нравится прошу. Путь свободен. Гуляйте. Авось ни только ноги потеряете, головы лишитесь. – затем она заявила. – Возможно я и не слышу музыку, но разве в музыке счастье? «Нет, – сказала она. – это не так». – Жизнь жестока, и это факт. А кто слышит музыку в этой жизни – счастливый человек.
Аманда тотчас же поинтересовалась:
– Значит Вы признаете что Марья счастлива?
Клавдия Ивановна усмехнулась:

– Что ж, – сказала она. – Вы меня поймали. – затем она сказала. – Возможно она и счастлива. – затем она пояснила. – Счастлива что поняла, что не погибла, а лишь лишилась ног. – затем она вопросила. – Но счастлива она на самом деле? Ведь для нее жизнь закончилась не начавшись. Куда она пойдет учиться? Ведь здоровые люди никому не нужны, что тут говорить об инвалидах. – на ее глазах появились горькие слезы. Она не могла видеть свою дочь в этом кресле. Ведь она знала, что для Марьи жизнь закончилась не начавшись, и что ее ожидает в будущем никто не знал. – затем она сказала. – Хоть что Вы не говорите я права. – затем она добавила. – Жизнь – это не музыка, это лишь одни страдания. И Вы все присутствующие здесь это знаете не хуже меня. – затем она обернулась к сидевшим за столами людей, и прокричала. –
НЕ ПРАВДА ЛИ, А?

Сидевшие за столами люди ничего не ответили. Они словно не слышали Клавдию Ивановну. Всем было все равно. Каждый думал и говорил только о своем. Каждого занимали свои проблемы и мысли, и другие люди и их проблемы их не касались.
Вместо ответа раздался отголосок ее вопроса. Он пронзил воздух, и дойдя до стен корабля-ресторана, вернулся отголоском эхо назад. Пройдя через уши Клавдии Ивановны и остановившись в ее голове. В это самое время у Клавдии Ивановны заболела голова. То есть она заныла. Казалось что у нее в голове миллиард иголок пронзали ее мозг и отдавались болью в черепную коробку так, что казалось что голова просто ныла. Затем в ее мозгу появилось ощущение полной пустоты. Казалось что ее мозг просто исчез. В нем появилась пустота, а с веска лилась какая-то жидкость. Это ощущения заставили Клавдию Ивановну взяться за голову, и она что есть мочи, воскликнула:
– Не-е-е-е… т!!!
В это самое время Марья и Олеся увидели безумие в глазах Клавдии Ивановны. Ее взгляд выражал полный испуг и непонимание осознание что с ней происходит? Девочки переглянулись меж собой. Им обеим стало страшно. Страшно, что их мать стала такой. Безумной женщиной. Как они могли проглядеть это? Ладно Марья, но как же Олеся? Ведь она все это время находилась с Клавдией Ивановной. Они общались. И никогда она так и не замечала, что у Клавдии Ивановны прогрессирует безумие. А может это и не безумие вовсе? Может Клавдия Ивановна сошла с ума? Задавая себе этот вопрос, они не находили на него ответ.
Аманда протянула правою руку к голове Клавдии Ивановны, и щелкнула пальцами. В туже секунду боль так терзающею Клавдию Ивановну, прекратилась, а Аманда сказала:
– Не надо кричать здесь. Никто Вас все равно не услышит. – затем она пояснила. – Мои гости сами по себе. Каждый из них из своего времени, из своей эпохи. Они не слышат никого кроме тех кто сидит с ними за одним столом. Это правильно. Ведь если бы они услышали б друг друга, то кто знает, смогли бы они понять ни то что других, а самих себя? – затем она скептически добавила. – Вряд ли?
Клавдия Ивановна почувствовала как терзающая ее мозг боль, отступила. Боль и головокружение исчезли. Исчезли словно их не было вовсе. Задавая сама себе вопрос, что это было? Она не могла прийти к однозначному ответу. Звуковая волна отраженная от стен плавучего ресторана не оставляла мысли что, этот ресторан один большой звуковой инструмент. Единый инструмент в котором были присуще все звуковые дорожки музыкального сопровождения. Клавдия Ивановна недоуменно посмотрев на Аманду, закрыв ладонями уши, поинтересовалась:
– Что это было?
– Звук Вашей судьбы. – непонятно сказала Аманда. – Это Ваши ноты жизненного пути. – пояснив она добавила. – Громогласный голос не всегда сопровождается жизненным путем дороги жизни. Не всегда громогласный голос способен разрешить проблемы жизни. Он лишь тень жизненного пути в далеком жизненном пути. Крикнешь, и он вернется к человеку резонансывым эхом далекого прошлого, грядущего будущего. Жизненного пути.
– Что Вы имеете ввиду?
– Поступки. – ответила Аманда. – Человеческие жизненный поступки. – она сделав паузу, сказала. – Человек властен над своей судьбой, и глупец тот кто говорит, что судьба властна над человеком, это ни так. – затем она сказала. – Люди сами предопределяем свои поступки. От них зависит их жизненный путь, их судьба. – затем она привела пример. – Вот Вы Клавдия Ивановна, не ужели Вы ни о чем не жалеете? Ни хотите вернуть назад то, что хоте ли бы исправить?
– Нет. – твердо ответила Клавдия Ивановна. – Не хочу. – затем она сказала. Я прожила жизнь так, что каждый на своем месте позавидовал мне.
– Позавидовал бы? – удивилась Аманда. – Чему? – она сделала недоуменную паузу, затем вопросила. – Тому что Вы прожили жизнь без каких там было радостей?
– А чему радоваться? – удивилась Клавдия Ивановна. – Он поглядите радость какая стала, КПСС пал, советы ушли в небытие. И что? Радость? – ухмыльнулась она. – Где тут радость позвольте спросить? Радость то что, – она показала рукой на Марью, затем добавила. – Марья осталась без ног. – сказала она. Радость то, что радость вскружила всем голову, и те как оголтелые стали от радости все крушить, уничтожая то, что мы старые партийцы создавали восемьдесят лет, а потом почувствовав свободу разрушили все в одночасье. – затем она уточнила. – Вы считаете что это и есть радость жизненного пути? Нет, меня никто не переубедит в обратном. Свобода – это уничтожение того, что строилось годами. Пусть кто-нибудь скажет что я неправа, а я тогда скажу тому человеку. Свобода приводит людей лишь к саморазрушению, и никто не сможет их спасти. Они истребят самих себя, даже не поняв этого. – затем она добавила. – Марья тому подтверждение. Она хотела стать свободной, для нее не существовала никаких правил, и вот результат. – тяжело вздохнула она. – Кресло к которому она будет прикована навечно, грошовая пенсия, и жалость – вот ее удел жизненного пути, ее радости жизни, ее так называемой свободы. Молчите, нечего сказать? Вы знаете что я права. Права, потому и молчите. – она сделала долгую и тяжелую паузу, будто о чем-то размышляя, затем тяжело вздохнула и сама себе сказала. – Я права, я всегда права.
Да, Клавдия Ивановна была права, и Аманда это знала. Свобода данная человеку никогда не предвещает ничего хорошего кроме беды. Ведь свобода это лишь иллюзия беззаботной жизни. На самом деле свобода это не что иное, как показ власти человеком его истинных желаний. Свобода дана людям затем, чтобы понять власти, президенту РФ, чего ему стоит опасаться. Давая свободу власть контролирует людей, а те сами того не подозревая галдят направо и налево какая в России и во всем мире хорошая власть. Повеситься хочется.
– Что ж, – согласилась Аманда с Клавдией Ивановной. – Возможно Вы и правы. – Радость человека иллюзорна. – сказала она. – Ее всегда замещает свобода которая никогда не даст человеку той свободы которую он намерен получить.
– Вот видите. – сказала она. – Я всегда права.
Тут Аманда поинтересовалась:
– Скажите, Вы любите своих дочерей?
Клавдия Ивановна не ответила на этот вопрос. В ней боролись два чувства: чувство любви и ненависти. Вряд ли можно было сказать, что она ненавидела своих дочерей. Она их конечно любила. И это она только что поняла. Она ненавидела себя, и призирала свое легкомыслие. Кто знает, что могло бы произойти если бы Клавдия Ивановна не отвернулась бы от Марьи. Приняла б ее такой какая она есть на самом деле. Возможно такой трагедии не случилось бы. Олеся Анастасиевна была бы жива, а Марья Анастасиевна не потеряла бы ноги. Ведь в попытке затем чтобы доказать своей матери, что она ошибается, и то что ее дочь Марья лучше чем она о ней думает, Марья сделала то, что привело ее по сути к гибели. Она хотела доказать по-своему, что она по-своему права, и это доказательство привело ее к трагедии. Инвалидности. Многие дети, по сути все, доказывают своим родителем что они правы, а родители нет. А родители наоборот. Все это приводит к трагедии. И пока дети не поймут, что они порой неправы, а родители этого им не объяснят, и они не придут к компромиссу, Отцы и дети всегда будут спорить, а порой враждовать меж собой. Так было, так есть, и так будет всегда. Это жизнь, а жизнь – это дорога, по которой идет человек. Она порой идет пряма, порой разветвляется на несколько дорог как в сказке про былинного богатыря. Порой мы доходим до переулка, и не знаем куда идти дальше? Мы встречаем множество препятствий на дороге. Это кочки, канавы. Порой это кусты и деревья. Эта дорога и есть – жизнь. Жизнь в дорогу в целую вечность, и жизнь дорогой лишь миг.
Клавдия Ивановна плача, призналась:
– Я ненавижу себя.
– Я ни тот вопрос задала. – сказала Аманда, и снова повторила его. – Вы любите своих детей?
Тут Клавдия Ивановна посмотрела на Аманду так, что вряд ли Аманда могла заподозрить в ее взгляде подлог. Клавдия Ивановна смотрела на нее искренне. В ее взгляде можно было прочесть ненависть к самой себе. Она ненавидела себя за то, какая она есть на самом деле. Затем она вытянула сквозь зубы:
– Конечно же люблю. – затем она сказала. – Я всегда любила, люблю и буду любить моих девочек. – затем она призналась. – Я ненавижу себя, что я за ними недоглядела. – затем она неожиданно сама для себя призналась. – Я бросила их на произвол судьбы. Отпустила их. Предоставила их самим себе. Что я за мать та такая? Всю жизнь заботилась обо всех, а о дочерях забыла.
Аманда сказала:
– Я рада что Вы осознали что любите своих дочерей. – затем она добавила. – Другим матерям даже это не удается. – затем она кинула. – Родят, бросят, и как будто так и надо. – Аманда прошипела. – НЕНАВИЖУ. – пояснив. – Ненавижу таких если можно сказать, МАМАШ. – затем она обратилась к Марье, сказав. – Власть над судьбой в Ваших руках. Да, у Вас нет ног, и этого уже не исправить. Крепитесь. Жизнь принесет еще немало разочарований и горестей. «В ней так же будут радости». – затем она сказала. – Сегодня Вы узнали, что несмотря ни на что, Ваша любит Вас, а это немало.
Марья смотря на свою мать, сказала:
– Я всегда была уверена в этом.
Олеся подтвердила:
– Я тоже.
Клавдия Ивановна сказала:
– И я Вас люблю.
Затем они протянули друг другу руки, и взяв друг друга за ладони, крепко сжали их в своих. Тут все трое осознали, что это цепь. Оковы семьи. Семейного счастья. Его никогда не разорвешь. Ведь семья это самое ценное на свете, что есть в жизни. И кто этого не понимает, тот не сможет оценить золото, алмаз, бриллиант. Ведь их ценность ничто по сравнению с ценностью семьи. И даже если заработать все золото мира разом, оно не сравнится с ценностью семейного очага, домашнего уюта у очага. Семейного очага счастья.
Клавдия Ивановна сказала:
– Я обещаю. – заверила она девочек. – Я буду хорошей матерью для Марьи. – затем она хотела поклясться в этом, но не смогла. Ведь рядом сидела Олеся, а та как она считала, была уже мертва. Она не могла поклясться в том, в чем поклясться не могла. Она боялась, что она не сможет стать матерью которую заслуживала Марья. Она просто боялась не исполнить свою клятву. Свою материнскую клятву. Она разжала ладони и сказала. – Я не могу.
Аманда поинтересовалась:
– Почему?
– Я боюсь стати плахой матерью.
Марья поспешно сказала:
– Вы будете хорошей матерью. – сказала она, и взяв ее за руку ласково и любя, добавила Марья. – Маменька. – как уже было написано ране, несмотря ни на что любила свою мать. Она понимала ее и хотела чтобы та была счастлива. Затем тихо она добавила. – Я это знаю.
Они смотрели друг на друга, и плакали. Им обеим было много что сказать друг друге, и сказать было нечего. Так бывает с людьми. Когда хочешь с кем-либо встретиться подготавливаешь речь, а встретившись и сказать-то оказываеться нечего.
Клавдия Ивановна плача, сказала:
– Я не смогу стать Вам хорошей матерью. – сказала она. – Я стала матерью, – она посмотрела на одну из дочерей, и добавила. – для Олеси. – затем она сказала. Я любила ее больше своей жизни, и забыла о том, что у меня есть вторая дочь. – она посмотрела на вторую дочь, и сказала. – Вы Марья. – затем она сказала. – Я всегда гордилась своей старшей дочерью и не уделяла никакого внимание младшей. – затем она с горестью и сожалением сказала. – В итоге я потеряла свою старшую дочь, а младшую… – тут она запнулась. Ей было трудно говорить об этом. Говорить о том, что отчасти по ее вине Марья стала инвалидом. Она думала: если бы я не отвернулась от Марьи, то возможно все было по-другому. Эти мысли не давали ей покоя. Она винила себя за случившееся, и не могла себе простить эту легкомысленную халатность с ее стороны.
Понимая, что Клавдия Ивановна хочет но не может сказать, Марья поспешно сказала за нее:
– Я никого не виню в случившемся. Виновата я сама, лишь одна.
– Нет. – возразила Клавдия Ивановна. – Виноваты мы обе. – затем она добавила. – Я виновата больше, чем Вы, Марья. Я не заботилась о Вас так как вы хотели. Я лишила Вас своего общество. По сути, я Вас предоставила самой себе. – затем она заключила. – В этом моя ошибка.
На ресторанной палубе снова зазвучала Музыка. Это Штраус, легкая музыка из какого-то произведение. Гости на палубе встали из-за столов, и пустились в быстрый танец. Казалось, что ресторан закружился. Закружился в безустанной страсти танца. Легкого и веселого вальса «The Blue Danube – Голубой Дунай». Короля вальса Иоганна Штрауса.
– Пришло время танцев. – сказала все еще стоящая у стола Аманда. Затем она добавила. – Слышите звуки музыки. «Это вальс!» – сказала она. – Вальс. The Blue Danube.
Марья тотчас перевела:
– Синий Дунай. – она грустно вздохнула. – Как это жестоко. – сказала она.
Аманда спросила:
– Почему?
– Я всегда хотела прокатиться на пароходе по Дунаю. – грустно сказала она. – теперь это невозможно? – она сделав долгую тяжелую паузу, добавила. – Посмотреть на города. Будапешт, Вена, Братиславу, Белград. Регенсбург, Линц. Ульм, Русе, Нови-Сад. Ингольштадт, Дьор, Эстергом. Вуковар, Земун, Панчево и Сремски-Карловиц. – затем Марья сказала. – Эти города лежат на пути Дуная. Как бы я хотела их увидеть хоть одним глазком! Но, – понимала она. – К сожалению это невозможно.
– Отчего же? – возразила Аманда. Затем она сказала. – Возможно.
– Что? – не поняла Марья. – Что Вы сказали? Возможно? Да Вы смеетесь надомной.
– Ничуть. – ответила стоящую возле стола Аманда. – Возможно. – затем она показала рукой на левый берег, и сказала. – Смотрите, это же Дунай.



Глава 2
Музыка души

Итак, напомним на чем закончилась предыдущая глава этой истории. Не удивляйтесь, все что здесь написано лишь к продолжению той истории, которая по своей сути трагична. Итак, начнем с небольшого перечета предыдущей главы, чтобы начать писать следующую главу, которая является продолжением предыдущей. Итак, начнем.
…На ресторанной палубе снова зазвучала Музыка. Это Штраус, легкая музыка из какого-то произведение. Гости на палубе встали из-за столов, и пустились в быстрый танец. Казалось, что ресторан закружился. Закружился в безустанной страсти танца. Легкого и веселого вальса «The Blue Danube – Голубой Дунай». Короля вальса Иоганна Штрауса.
– Пришло время танцев. – сказала все еще стоящая у стола Аманда. Затем она добавила. – Слышите звуки музыки. «Это вальс!» – сказала она. – Вальс. The Blue Danube.
Марья тотчас перевела:
– Синий Дунай. – она грустно вздохнула. – Как это жестоко. – сказала она.
Аманда спросила:
– Почему?
– Я всегда хотела прокатиться на пароходе по Дунаю. – грустно сказала она. – теперь это невозможно? – она сделав долгую тяжелую паузу, добавила. – Посмотреть на города. Будапешт, Вена, Братиславу, Белград. Регенсбург, Линц. Ульм, Русе, Нови-Сад. Ингольштадт, Дьор, Эстергом. Вуковар, Земун, Панчево и Сремски-Карловиц. – затем Марья сказала. – Эти города лежат на пути Дуная. Как бы я хотела их увидеть хоть одним глазком! Но, – понимала она. – К сожалению это невозможно.
– Отчего же? – возразила Аманда. Затем она сказала. – Возможно.
– Что? – не поняла Марья. – Что Вы сказали? Возможно? Да Вы смеетесь надомной.
– Ничуть. – ответила стоящую возле стола Аманда. – Возможно. – затем она показала рукой на левый берег, и сказала. – Смотрите, это же Дунай. – затем она сделала рукой движение показывающее все его величие, и затея дыхание сказала. – Как он прекрасен.
Женщины посмотрели на проплывающий рядом берег и поняли, что это не Москва. Все вокруг было чужим. Город, который величественно стоял вдоль берега словно сопровождая проплывающих по реки-Дунай корабли напоминал что этот город, город вальса Иоганна Штрауса. Как он прекрасен! Дунай. Город Вена – столица Австрии. Расположилась в восточной части страны на реке Дунай. В которой культурное и интеллектуальное наследие города внесли также известные жители, как В. А. Моцарт. Л. Бетховен и З. Фрейд. Вена также знаменита своими императорскими дворцами, среди которых Шенбрун – летняя резиденция династии Габсбургов. А в районе Музейный квартал в исторических и современных зданиях собраны работы таких художников как Э. Шиле и Г. Климент. Вообще страны Европы имеющие свою историю в искусстве могут считаться поистине кладезь духовного наследия планеты.
Марья смотря на реку Дунай, слышала в нем звуки музыки. Произведений Штрауса и других композиторов.
– Прекрасно. – тихо сказала она. – Вы слышите? – тихо сказала она и на секунду замерев, добавила. – Музыка. – затем, сделав паузу, она добавила. – Я ее слышу. Как она прекрасна.
Вообще, можно ли услышать то где этого нет? На этот вопрос можно рассуждать вечно. Философы утверждают: можно. Психологи что можно лишь в том случае когда человек находится в определенной точки своего жизненного пути. Когда он раскрывается перед самим собой и уходит в мир покоя и гармонии своей души, и тело. Что касается психиатрии, то тут все ясно как лоточной снег: слышишь голоса или музыку которой на самом деле не в помине: шизофреник. Все легко свалить на шизофрению. Жаль, что психиатры ничем не лучше любого из докторов. Будто это доктор философских наук или психолог. Те хоть изучают первоначальную сущность этой сущности человеческого сознание и его подсознание. Некоторые сводят все к надсознанию и переводят все в рациональность сознание покоя и равновесие человеческого сознание, его покоя и бодрствуя. И лишь психиатр все списывают на банальную шизофрению, хотя ее нет. Есть только желания стремления к чистоте души. Жаль, что доктора этого не понимают. Ведь иногда душа не гармонирует с телом, и доктора просто залечивают своих пациентов до смерти. А что стоит, дать человеку свободу, и из гусеницы превратить его в бабочку. Впрочем это размышление совсем для другой истории. Вернемся же к нашей.
В какой-то миг Марья почувствовала что у нее словно появились крылья. Она словно воспарила в небо. Легко летя вверх и вверх. Музыка словно несла ее за собой, а возможно и впереди себя. Игривый проказник-ветер летел рядом с ней легонько, словно перо неся ее все дальше и дальше, выше и выше, за облака. Туда, где чистый звук музыки лился из Поднебесных музыка арф и громогласных – глашатых труб. Теперь она чувствовала вместо ног крылья. Они несли ее далеко и еще дальше. Звуки музыки вальса The Blue Danube звучали в ее голове. И не только в голове, но и в ее душе и сердце. Как прекрасно когда человек слышит музыку в своем сердце, в своей душе. Как прекрасно когда эта музыка помогает воспарить человеку под небеса. И как ужасно когда эта невидимая нить обрывается. Человек губит сам себя. Он сам принимает собственный яд, и вскоре умирает. Правда он не умирает физически. Он живет. Но его душа умерла, а сердце зачерствело. Что это как не ужас кошмара надвигающегося апокалипсиса? Страшно.
Впрочем ни так страшен черт как его малюют. Некоторые люди живут словно в раю, а на самом деле в аду. И некоторые живут в аду не зная что это и есть рай. Ни мне судить этих людей. Им предоставленный выбор их жизни свелся к одному, страданию. Что есть ад? Страдания. Что есть рай? Страдание. Вот и выходит что рай и ад одно и то же, страдания. Так что кто бы судил? Когда в сущности попадешь в одну из точек бытия которая станет для нас лишь страданием.
Музыканты умолкли, и Марья грохнулась с небес на землю. Наступило осознание полного недоумение. Как это возможно? Ведь она только что парила в облаках, а сейчас? Она не понимала что произошло? Боль вернулась. Она посмотрела на свои ноги и, чувство глубокого разочарование и горести охватило ее сердце. Она не понимала, зачем нужны были несбыточные надежды? Зачем кто-то подарил ей счастье и так погано забрал его обратно. Зачем обнадеживать человека когда знаешь что все равно этого не произойдет. Зачем? Только лишь затем чтобы посмеяться над человеком? Дать понять что он вошь в игре двух держав? Впрочем почему двух? Одной державы. Трехликого дьявола-бога. Ведь кто хочет служить ему – богу, тот пожертвовать обязан все для него. Но для кого? Для него или его служителей? Служителей, которые чревоугодничают и разъезжают на мерседесах за счет прихожан? На этот вопрос нет человеческого ответа, лишь философский. «Бог это лишь плод нашего отчаянного хотение верить в что-либо, и только. Ведь римляне и греки верили в своих богов, и они так у них и остались. Что касается бога, и его трех сущностей, то это лишь гипноз что-то хотение поверить в нечто новое, и дать эту веру другим. Ведь бога так никто и не видел, лишь верим в него – тот гипноз человеческого сознание которым наградил нас человек живший две тысячи лет тому назад, и только. Ведь верой вера, а влияющие на жизнь плавающие в глубине космического пространства планеты никто не отменял. Они влияют на жизнь на земле, приливы и отливы связаны с луной, а времена года с солнцем. Мы молимся богу, но не знаем, что человек живет со своей планетой, планетой влияющею на его судьбу. Так зачем же давать ненужные надежды когда и надеяться не на что. Ведь судьба зависит лишь только от нас – людей, и оттого когда в космическом мире бесконечного пространства благословят нас звезды. Всех и каждого в отдельности.
Марьи было уготовлено судьбой стать инвалидом. Многие инвалидами рождаются, а некоторые ими становятся. И это конечно не связано с богом или дьяволом. Это связано лишь с тем, когда произошло зачатие плода, и только.
Это лишь мое мнение, у Вас совсем иное. Смешно, в мире столько религий, и столько Новых годов, что просто посмеяться хочется. Ведь летоисчисления у всех разное, а годовой оборот солнце во круг земли одно. Смех, да и только.
Поняв, что она уже не в небе, Марья посмотрела во круг себя чтобы убедиться что она там где была до того как воспарила в небо. Все было так как всегда. Столик за котором сидела Олеся и Клавдия Ивановна. У него стояла Аманда. С плавучего ресторана был виден берег проплывающей мимо них Вены. На столах стояли подсвечники в которых стояли горящие свечи. Затем она сказала:
– Это жестоко. Зачем дарить надежду если она иллюзорна, и никогда не осуществиться? – затем она тихо добавила. – Жестоко.
Не зная что сказать, Клавдия Ивановна с упреком посмотрела на Аманду, но та не предала этому взгляду никакое значение. Казалось, что она застыла в той позе в которой стояла до этого. Смотря вдаль она словно была отчужденная от всех. Ее мозг был занят мыслями, но не теми которые у нее были до сих пор. Мысли были совершенно иными, а взгляд был безжизненно пустым. В какой-то момент она пришла в себя, и посмотрев на Марью, поинтересовалась:
– Вам понравился вальс?
– Да. – ответила Марья, затем поинтересовалась. – Что это было?
– Вальс Штрауса Голубой Дунай.
– Я не об этом.
– А чем же?
– Я чувствовала что я лечу в облака. – объясняла Марья. – Я чувствовала что у меня словно появились крылья. Будто я порхаю там, – показала она рукой на небо. – в облаках. – затем она сказала. – Но стоило музыки закончиться, как я упала в большой колодец. – объясняла она. – Меня словно тащило вниз! «И вот я здесь», – горько сказала она, и тяжело вздохнув тихо добавила. – это жестоко. «Жестоко дарить людям надежду на счастливую жизнь и их исцеления», – затем она сказала. – это жестоко.
Аманда ответила так:
– Все в этом мире эфемерно.
– Надежда тоже?
– И она.
Тут Клавдия Ивановна вмешалась, сказав:
– Зачем Вы так? Девочка и так не находит себе место, а Вы еще обнадеживаете ее впустую.
– Я никогда и никого не обнадеживаю. – резко ответила Аманда. – Человек обнадеживает себя сам! Надеяться на то что никогда не сбудется. – она сделав паузу, добавила. – Человек всегда надеяться на лучшее, – затем она добавила. – только этого лучшего можно не дождаться. Оно никогда не наступит. – затем она добавила. Только в надеждах и фантазиях самого человека.
Марья сказала:
– Это жестоко.
– Это жизнь. – ответила Аманда. – Жестокая беспощадная жизнь, и ее злодейка, судьба. – затем она призналась. – Я тоже когда-то хотела жить. Но мне не позволили жить, насладиться жизнью. – затем она продолжила. – Я любила, а он изменил мне. Тогда я с ним развилась оставив его без гроша в кармане. Недолго думая его любовница его бросила, а он прибежал ко мне просить прощение. Я его не простила, и выгнала его из моей жилплощади. Пущай идет куда хочет, лишь бы с глаз долой и из сердца вон. Навсегда. Я больше не слышала о нем, и лишь в конце его бесславной жизни он написал мне письмо, в котором он просил прощение. Но я его так и не простила.
Выслушав Аманду, Клавдия Ивановна поинтересовалась:
– К чему Вы это нам рассказываете?
– Я рассказываю Вам эту историю потому, что хочу чтобы вы поняли, не стоит злиться на свою судьбу, а то судьба рассердится на Вас.
Марья сказала:
– Не поняла.
А Олеся сказала:
– Я тоже.
– В тот раз мне надо было хотя бы дать ему хотя бы шанс. – сказала Аманда. – Но я его выгнала. – она сделала грустную паузу, и сказала. – Теперь мой удел принимать на этом плавучем ресторане влюбленные пары, сама же при этом оставаясь одинокой.
Тут Клавдия Ивановна сказала:
– Порой лучше быть одинокой чем семейной.
– Может Вы и правы. – согласилась с ней Аманда. – Порой одиночество лучше любого лекарства от сердечных ран. Не быть ни от кого зависимой, ни к кому привязанной, и не стоять на кухни день и ночь пытаясь состряпать из ничего хоть что-то. А о стирке уж молчу, – надоело.
В это самое время к Аманде подошла женщина игравшая на рояле. Она посмотрела на гостей, и спросила:
– Вам понравился вальс?
Ее голос был тонок как звук самой флейты. Играя свою мелодию в лесу под пенья сидящих на деревьях птиц.
Сидевшие за столом женщины посмотрели на спрашиваемую их женщину, и одна из них ответила за всех:
– Нам понравился вальс.
Женщина посмотрела на Марью, сказала:
– Я знаю, что Вы чувствовали каждую ноту одного из замечательного произведение Иоганна Штрауса. – затем она поинтересовалась. – Что Вы хотели бы сказать по этому поводу?
Этот вопрос почему-то смутил Марью. Она не хотела говорить о том, что она чувствовала слушая это произведение великого мастера вальса.
– Вы хотите знать? – сказала она, затем спросила. – Как Вас зовут?
– Извините, я не представилась. Меня зовут Доремианна.
Тут Марья поняла, что и Аманда и Доремианна все еще стоят, и она предложила им сесть, на что Аманда сказала:
– Мы не можем сесть за стол с гостями. – затем она добавила. – Каждая из нас сидит на своем месте, и только. Я за столом хозяйке, а Доремианна за роялем. – затем она добавила. Мы не можем сесть не на свое место, – и сделав паузу она добавила. – Это было бы неправильно.
Женщины переглянулись, и Марья с понимающе ответила:
– Порядок прежде всего.
Аманда подтвердила:
– Это верно. – затем она добавила. – Все в этом мире не идеально, даже искусство.
Доремианна поинтересовалась:
– Это Вы о чем?
– Об искусстве как таковом. – ответила Марья. – Все искусство не совершенно. – сказала она, затем добавила. – Даже вальс.
Доремианна удивилась и недоуменно спросила:
– Вам не нравиться вальсы Штрауса?
– Нет. – возразила она. – Вальсы Штрауса мне очень нравится. – затем она добавила. – Если бы он жил в наше время, то я уверенна, что он написал бы свои лучшие произведения. – затем она пояснила. – Я имею в виду что искусство движется вперед, и бессмертные произведения бессмертных композиторов будут жить вечно. – затем она сказала. – Но если бы эти музыканты жили в наше время, то они создали б произведения в тысячу раз лучше, чем тогда при их жизни.
– Это так. – согласилась с сестрой Олеся. – Искусство много потеряет если классика умрет. – затем она добавила. – впрочем, она сейчас умирает. – затем она сказала. – Джас уж не играют, а рок-н-ролл заменил рэп. Скоро появиться попса. Рэп – музыка для дебилов, а попса не знаю для кого. – затем она сказала. – Эта музыка, если ее можно так назвать, конечно найдет своего слушателя, но все же скажу я Вам, рок-н-ролл и джас когда-нибудь возьмут свое потерявшее лидерство, а вместе с ними и классика. – затем она сказала. – Так что Марья права, искусство не стоит на месте. Оно движется вперед. – затем она с сожалением добавила. – Жаль что молодежь не осознает это. На веянии с новой жизнью они уничтожают все то, что для них делали годами. – она посмотрела на Клавдию Ивановну, и сказала. – В этом я абсолютно согласна с Вами маменька.
Клавдия Ивановна легонько улыбнулась дочери, и сказала:
– Я рада, что кто-то понимает меня, и всегда будет на моей стороне. – затем она посмотрела на Марью, и как бы ей в упрек сказала. – Жаль что осознание порой приходит слишком поздно. – затем она добавила. – Иногда чтобы осознать правоту матери… – тут она запнулась. Ей нечего было сказать. Ведь перед ней сидела ее дочь. Дочь которую уже судьба наказала за ее беспечность. Теперь она на всю свою оставшуюся жизнь будет прикована к этому ненавистному для Клавдии Ивановны креслу. Что тут добавить? Вряд ли что можно сказать или добавить. Ведь сказать даже нечего, а добавить, подавно. Тут она сказала. – Я никогда не желала своим дочерям подобной судьбы. – затем она добавила. – Жаль, что осознание неизбежного конца и правды матери приходит слишком поздно.
– Я это знаю. – тихо ответила Марья, добавив. – Я уже это говорила.
Затем Клавдия Ивановна сказал:
– Что спрашивать что чувствовала Марья, – она посмотрела на Доремианну, сказала. – когда Вы играли вальс Штрауса голубой Дунай? – затем она тихо добавила. – Ведь она от этого не встанет на ноги?
– Не встанет. – согласилась Доремианна. – Но она будет летать! – обнадежила она ее. – Разве это не счастье? Летать! Чувствовать сому музыку и порхать вместе с ней на крыльях любви. Разве это не прекрасно?
– Лишь тогда, – ответила вытирая слезы платком Клавдия Ивановна, когда все части тело при себе. – затем она сказала. – А двухчасовое забытье под звуки музыки в каком-нибудь концертном заде, это совсем другое. Не правда ли?
– Может быть Вы и правы. – согласилась с Клавдией Ивановной, Доремианна. – Музыка лишь способна унести нас от каких-либо проблем лишь на какое-то время, а потом мы возвращаемся в реальность.
Клавдия Ивановна согласилась, сказав:
– Верно.
Тут Доремианна снова посмотрела на Марью, и спросила:
– Все же, что Вы чувствовали когда я играла?
Марья тихо спросила:
– Вы хотите это знать?
– Мне просто интересно.
– Мне казалось, – начала свой рассказ Марья. – что я лечу в облака. – объясняла Марья. – Я чувствовала что у меня словно появились крылья. Будто я порхаю там, – показала она рукой на небо. – в облаках.
– Я так и знала. – ответила Доремианна. Затем пояснила. – Я чувствовала то же самое что чувствовала я. – затем она сказала. – Вы так же как и я, музыкант. Позвольте дать мне Вам совет. – Поступайте в консерваторию. Вы станете отличным музыкантом. – она сделала паузу, добавила. – Может станете лучше нынешних.
– Вы мне льстите.
– Ни чуть. – отпарила Доремианна. – Я говорю правду. – утвердила она. – Вы станете отличным музыкантом, и не только.
– И не только? – не поняла Марья. – О чем это Вы?
– Вы умеете слушать музыку, погружаться в нее. – затем она сказала. – Вы станете отличным сочинителем музыкальных произведений. – затем она сказала. – Мне пора, скоро моя партия. Доремианна ушла. Подойдя к роялю, она села за него, и дирижер взмахнули своей волшебной дирижерской палочкой. Ноты ожили, и музыка открыв двери музыкальных аккордов легко вышла из музыкальных инструментов, неся людям радость и душевный покой, ее сердечное упокоение души и тело.
Жаль, что живущей на земле человек не может услышать эту музыку. Музыку души и сердце.
В какой-то момент Марья почувствовала что она сидит как будто рядом, с ней. С Доремианной за роялем. Они играли в четыре руки и, музыка лившаяся из музыкального инструмента была прекрасной. Она была неземной. Оркестр сопровождавший музыку вершил свое прекрасное творенья. Звуки музыки лившиеся из инструментов были настолько неземными что вряд ли кто либо мог сказать что эта музыка земная. Нет, она не была земная. Она была Поднебесная. Казалось, что все присутствующие на этом вечере парили под облаками. Все было прекрасно. Все было неземное. И вот, плавучий ресторан пересек невидимую черту того мира и того, где нет забот, лишь только красота. На берегах росли деревья. Сама река была широка. Под лучами лунного света и мерцанья звезд она переливалась в ночном свете желтого лунного света. Горизонт был так близок, что казалось что можно потрогать его руками, а мерцающие на небе звезды сияли звездной азбукой прекрасного лунного света. Здесь был покой и уют. Тишина и умиротворение души и тело. Здесь человек мог расслабиться. Обрести душевное равновесие и гармонию с самим собой.
Марья спросила Доремианну:
– Что это за место?
– Это место покоя и тишины. – ответила Доремианна. – Здесь человек обретает покой и равновесие с самим собой. Слышите, как поют птицы свои веселые песни. Они поют для Вас. Вас – людей. Жаль что этих птиц люди порой не слышат. Они заняты собственными делами, и нет времени для прекрасного. – затем она сказала. – Марья, Вы хотите знать что это за место? Извольте, я скажу. – Она сделала долгую паузу, продолжила. – Эта сама музыка. – сказала она. – Мы в сому музыки. – затем она подняв голову сказала. – Звезды – это ноты, а луна скрипичный ключ. – затем она посмотрела на левый берег, сказав. – Птицы – это сама музыка. «Ведь только птицы способны передать то настроение музыке которое есть на самом деле», – затем она сказала. – Я вижу что Вам нравиться эта музыка. Вы даже забыли что сидите в кресле. – затем она вопросила. – Но в кресле ли Вы?
– Я не понимаю. – она посмотрела на свои ноги, и недоуменно повторила. – Я не понимаю? – она не сидела в кресле, а сидела на стуле. У нее снова были ноги, а позади, на спине, крылья. – Что происходит? – не понимала она. – Что?
– Ничего. – ответила Доремианна. – Просто музыка дает полное ощущение свободы. Когда ее слушаешь мы забываем обо всем. – затем она добавила. – Вот как Вы сейчас, забыли о том что у Вас нет ног. – затем она сказала. – Вы на мгновение забыли об этом, и вот, они есть.
Тут Марья грустно сказала:
– Это жестоко. Жестоко обнадеживать человека на счастье. Вернуть ему то, что вернуть нельзя.
– Я согласна. Но кто знает, может в музыке спасенья. Спасенья для всего человечества. Видите сами, что может сделать музыка. Живая, без фонограммы. – сделав грустную паузу, она продолжила. – Сейчас музыка просто убивает человека, сводит его сума. – затем она сказала. – Человек когда-нибудь поймет, что эта музыка гибельная для него, и тогда он вернется к ее первоисточнику. К классической музыке. И лишь тогда он возродится. Возродиться из пепла, как птица феникс.
Марья тихо спросила:
– Вы в это верите?
– Я это знаю. – ответила Доремианна. Затем сказала. – Музыка не стоит на месте. Она движется вперед, и кто знает, – сказала она задумчиво. – кто знает, может быть даже Вы Марья не догадываетесь, что заставите человечество осознать, что музыка не терпит фальши. Ее нельзя играть под фонограмму. Только живую.
Марья очнулась. Она осмотрелась, и тотчас же поняла, что сидит за столом на палубе, в своем кресле. Она видела как о чем-то говорила ее мать с Олесей, а Аманды не было в помине.
Закончив говорить с Олесей, Клавдия Ивановна спросила у Марьи:
– Что Вы думаете по этому поводу?
Не зная, что ответить, Марья недоуменно спросила:
– Это Вы о чем?
Клавдия Ивановна поинтересовалась:
– Вы нас не слушали?
– Я слушала музыку.
– А нас?
– Нет.
– Ясно.
Оркестр перестал играть, и корабль причалил к берегу.
В центр ресторанной палубы вышла Аманда. Она сказала:
– Мы причалили к пристани покоя и душевного равновесия. – затем она сказала. – Стоянка тридцать минут, затем кто захочет отправиться дальше, а кто хочет вернуться домой, тем придется подождать корабль. Он причалит тотчас же когда мы отчалим. – все гости покинули ресторанную палубу, и по трапу вышли на улицу. Тем временем Аманда подойдя к Клавдии Ивановне и ее дочерям, с присущем женским любопытством спросила:
– Вам понравилось это путешествие?
Клавдия Ивановна ответила:
– Понравилось.
Олеся подтвердила с удовольствием:
– Я еще так никогда не отдыхала.
Аманда посмотрела на Марью, и поинтересовалась:
– А Вам?
Марья с приподнятым настроением ответила:
– Оно замечательное! Я еще никогда в своей жизни не отдыхала.
Аманда поинтересовалась:
– Вы хотели бы вернуться или продолжить путь?
– Вернуться. – тотчас же ответила Клавдия Ивановна. – Что мне идти дальше? Вся жизнь моя уже пройдена. Дальше идти некуда.
Марья тяжело вздохнув, и с грустной тоской посмотрев на свой обрубок правой ноги, сказала:
– Что мне делать там, в бытие? Моя жизнь уже кончина, а другой у меня не будет.
– А я хотела бы вернуться. – сказала Олеся. – вернуться, и отомстить за моего ребенка. Его у меня украли! А я так и не знаю кто тому виной? – она сделала долгую затяжную паузу, затем сказала. – Кум Карл Ибрагимович? Он украл моего ребенка. – обвинила она его. – Так кто же не найдет своего ребенка, не вырвет его из лап этого чудовище как его собственная мать. – она сделала паузу, затем сказала. – Во мне сейчас кипит гнев и ярость. Я знаю что мой ребенок жив. Его похитили, и этому виной Карл Ибрагимович. Только он один, и больше никто. – В эту самую секунду она оскалилась и злобно, как змея, прошипела. – Я хочу его наказать. Чтобы он сгинул в аду, и никто о нем больше не вспомнил. А сам он жалился на костре, на раскаленной сковородке, и плачь всех обездоленных детей лишившихся своих родителей был ему адом. – тут ее лицо приобрело очертание женского лица, и она сказала. – Вот что я хочу. Чтобы он мучился и страдал так же как и его жертвы, матери хотевшие родить и воспитать своих детей.
– Вы именно это хотите? – поинтересовалась Аманда, и уточнила. – Это, и больше ничего?
– Я хочу вернуть свою девочку. – сказал Олеся. – Вернуть и дать ей воспитание, образование. Я хочу, чтобы она стала моей дочерью, будущей матерью, и просто человеком. – затем она сказала. – Это хочет каждая мать. – затем она с упреком посмотрела на Клавдию Ивановну, и сказала. – Жаль, что иногда, матеря заботиться только о себе, и ни о ком больше.
Клавдия Ивановна осторожно спросила:
– Это камень в мой огород?
– Я говорю об общем понятии – материзма.
– А-а-а… – неоднозначно произнесла Клавдия Ивановна. – Материзма.
– Да. – ответила однозначно Олеся. – Материзма.
Клавдии Ивановне стало стыдно за свои слова. Действительно, она заботилась только о себе. Даже сейчас, когда ее детям нужна была ее помощь, ее заботили лишь свои проблемы, а на дочерей ей оказалась начхать.
Она посмотрела на левый берег и увидела стоящие вдоль берега фонари. Они освещали тусклую дорогу вдоль берега. На котором росли деревья. На деревьях пели свои песни ночные птицы. Под небосводом мерцали звезды, и желтая бабушка луна смотрела добродушным взглядом на землю, отражаясь в ночном воде проплывающих мимо плавучего ресторана волн.
На сердце Клавдии Ивановны скреблись кошки. Душа была грустна. Клавдия Ивановна понимала, что ее девочкам нужна ее помощь. Но чем она могла бы помочь? Этого она не знала.
Тут она сказала:
– Знаете, – обратилась она к обеим своим дочерям. – Если Олеся захочет отомстить, а Марья ей помочь, то и я в долгу не останусь. – она сделав паузу, добавила. – помогу чем смогу.
Женщины посмотрели на Марью. Та сказала:
– Ради семьи я готова забыть что я калека.
– Значит решено. – утвердила Олеся. – Возвращаемся.
Марья добавила:
– Возвращаемся, чтобы отомстить.
Клавдия Ивановна резанула:
– Убьем гада.
Олеся ответила:
– Убьем.
– Значит домой. – сказала Аманда, и пожелала. – Счастливого пути.



Глава 3
Дорого домой

– Значит домой. – сказала Аманда, и пожелала. – Счастливого пути. – что может быть лучше чем пожелать человеку счастливого пути. Наверное ничего. Ничего лучшего как в дороги быть счастливым. Не иметь никаких преград. Путь должен быть радостным и счастливым. Впрочем, многие люди лицемерит желая человеку счастливого пути. В душе они хотят чтобы по дороге с ним случилось что-то. Что-то плохое. Так что есть всякие люди на этом свете. Лицемеры, эгоисты, подонки, и многие другие. И лишь некоторые из них, а их по сущности меньшинство, говорят искренне желая другому человеку счастливого пути. Аманда была искренней женщиной, она действительно желала Клавдии Ивановне счастливого пути. Она надеялась на то, что их жизненный путь будет счастливым. Невзгоды уйдут прочь, и наступит радостная жизнь. Жизнь, которую они заслужили. Правда сама Аманда в это не верила. Да и можно было б верить в это? Ведь Марья… бедная Марья. Ее та жизнь не пощадила. Аманда добавила. – Надеюсь вы найдете каждая свое счастье. – затем она сказала. – Но, прежде чем Вы уйдете, разрешите Вам Марья сделать подарок. – она подняла руку, и вытянула ее ладоней вверх. Откуда ни возьмись в ее ладони появился огонь, а затем вместо него на ладони появился какой-то предмет. Аманда протянула его Марьи, сказав при этом: – Я дарю Вам эту шкатулку. Пусть она будет с Вами всегда. «Вы будете в ней держать свою боль и радость», – затем она сказала. – Возможно Вы когда-нибудь забудете меня и этот плавучий ресторан. Но шкатулка Вам напомнит, и Вы снова вспомните те замечательные часы проведенные здесь, и печаль и радость снова вернется к Вам. Вы спросите к чему я все это говорю Вам? Ответ на этот вопрос прост. Вернувшись Вы станете музыкантом. Эта шкатулка поможет Вам сочинять. «Сочинять музыку которая будет сама вести Вас по жизни», – затем она сказала. – Поверти, это не каждому дано.
Марья приняла из рук Аманды подарок. Эта была действительно шкатулка. На ней не было ни золота, ни серебра, ни каких-либо других драгоценных металлов. Она была сплошь сделано из одного дерева. Вырезанная целиковая из его ствола. Покрытая лаком, и величественным узором на ней. Жар-птица. Вырезанная на крышке жар-птица. На четырех сторонах самой шкатулки были вырезаны также птицы: жаворонок, соловей, глухарь и сова. Аманда объяснила их смыл:
– Эти пять птиц здесь неслучайно. – сказала она. – Соловей – музыкант. Без него не было бы самой музыки. Жаворонок обозначает раннею музыку. С восходом солнце жаворонок просыпается, и со своим другом соловьем поет свои утреней песни. Сова тоже – музыкант. Она поет ночью. Когда все спят. Что касается глухаря, то и он ко всеобщему удивлению музыкант. Он слушает музыку и воспринимает ее по-своему, а затем лишь воспроизводит их в своей тональности звука. Теперь что касается жар-птицы. То я думаю что здесь все понятно. Музыка прекрасна. Она льется отовсюду. Она везде где красота души подобна этой райской птицы. – закончила Аманда свое объяснение, а напоследок она сказала. – Вся музыка души, ее грусть и радость здесь, в этой шкатулке. Храните ее, она Вам поможет в жизненном пути.
Не зная что сказать. Любуясь подаркам Аманды, Марья сказала лишь одно слово:
– Спасибо.
– Не за что. – ответил другой женский голос. – Я рада что мой подарок Вам понравился.
Марья посмотрела на Аманду, и увидела вместо нее стоявшую перед ней Доремианну. Марья недоуменно поинтересовалась:
– А где Аманда?
Доремианна тихо ответила:
– Ушла.
– Но она только что была здесь?
– Все в этом мире эфемерно. – ответила Доремианна. – Иногда видимость так же как и музыка бывает обманчива. – затем она сказала. – Подчас человек слышит музыку и не слышит ее вовсе.
– Я не понимаю?
– Люди разучились слушать музыку в своих сердцах, душе. И лишь избранные могут услышать ее там, где ее возможно нет.
Марья пристально посмотрела на шкатулку, и тотчас сообразила:
– Вы и есть музыка. – предположила она. – Я ее слышу, и Вы появляетесь.
– Я не ошиблась. – сказала Доремианна. – Вы будите гениальной музыкантшей этой эпохи. – затем она сказала. – Я всегда буду с Вами, в горестях и радостях. Музыка никогда не покинет Вас, и я тоже. – затем она сказала. – Пора. Скоро рассвет. С первыми лучами солнце мы исчезнем, и Вы окажетесь там, где и должны были быть.
– Где?
Доремианна показала рукой на левый берег, сказав:
– На берегу своего жизненного пути. Прощайте, рассвет.
Доремианна исчезла, а вместо нее у их столика появилась какая-то женщина. Марья, Олеся и Клавдия Ивановна ее до сих пор не видели. На ней было надето черное платье, на голове шляпка черноного цвета, на которой висела закрывающее ее лицо вуаль. А в правой руке она держала золотую трость. Она представилась:
– Меня зовут Печальная леди. – затем она сказала. – Я вместе со своей сестрой, Радостной леди будем сопровождать Вас домой.
На палубе появилась женщина, одетая в белое подвенечное платье. На ее голое ее была белая шляпка, и так же как и у леди Печали у ее лицо покрывало от любопытных взглядов вуаль, а в правой руке она держала золотую трость. Она показала рукой на берег, и сказал:
– Пора, жизнь ждет когда Вы вернетесь обратно. Вот. – продолжала она. Первые лучи солнечного света. Пора.
Клавдия Ивановна с Олесей покинув столик за котором сидели вышли с палубы ресторанного корабля на пристань, затем Владимир помог вывести кресло-инвалида, в котором сидела Марья на палубу. Леди печали и Леди радости остались на пристани, а корабль вместе с пассажирами уплыл. Он исчез, растворился в восходящих лучах солнечного света, из которых словно ниоткуда появился другой корабль. Он был точная копия первого, и все-таки что-то в нем было не то. Что-то отличало его от первого корабля. Женщины не могли понять что? Одно они знали наверняка. И это ощущали они всеми своими женскими сущностями: этот корабль радости и веселья. Но что может быть за веселье у Марьи? Сидя в коляске она это отлично понимала. И возмущенно спросила:
– Вы что, издеваетесь? – затем она сказала. – Какое тут веселие по-Вашему, если… – она не закончила предложение, но все ее отлично поняли.
Леди радости сказал:
– Веселье это ни только танцы и прочие, это состояние души. Согласитесь, на том корабле Вам было хорошо, ни так ли? – затем она добавила. – Человек веселится каждый по-своему. – затем она осторожно спросила – не так ли?
– Так. – согласилась Марья. – Мы – люди веселимся каждый как хочет, и каждый по-своему.
– Так что же Вы ждете? Прошу на борт. Домой.
Все те же люди. Владимир, Аманда, и Доремианна. Все они находились на этом судне. Вы спросите как такое могло произойти? Ответ прост. Все люди делают один круговорот своей жизни. Альфа и омега. Начало и конец. Мы возвращаемся всегда в исходную точку. Это факт жизненного пути.
На ресторанной палубе было безлюдно. Все ночные гости исчезли. Сейчас можно всем было расслабиться, и Аманда с Доремианной сели за стол вместе с Клавдией Ивановной и ее дочерями. Что касается Леди печали и леди радости, то они тоже были там. На этом корабле. Сидевшие неподалеку от них, они о чем-то беседовали меж собой. Их лица не было видно, а их трости находились возле стола.
Олеся поинтересовалась:
– Кто они такие? Почему они все время в вуали?
– Они. – сказала Аманда. – Печаль и радость. Две женские сущности всего человечество которые и зовутся – жизнью.
Клавдия Ивановна удивилась:
– Они это жизнь?
– Да. – ответила Аманда, и подтвердила. – Они это жизнь.
Марья поинтересовалась.
– А почему на их лицах вуаль?
Аманда ответила:
– В них радость и горе всего человечества. Если они снимут вуаль, то вряд ли это будет по душе тому кто их увидит. Ведь он увидит все страдания и радости всего человеческого рода, испокон веков.
Олеся поинтересовалась:
– А зачем трости?
– Чтобы им было легче идти.
Клавдия Ивановна сказала:
– Идти по жизни. – ответила Аманда. – В них их сила и их мощь. «Все их страдания и радости самого человечество». – затем она сказала. – Ведь они стары. Стары как сам мир и мироздание. Они помогают им идти. Идти все дальше, по их пути. – затем она сказала. – если б ни трости в их руках, то кто знает, смогли бы они идти вперед. Ведь трости помогают им идти, а без них они бы давно уж умерли. – затем она тихо, словно скорбя сказала. – А за ними умерло бы все человечество. Ведь без радостей и печалей не было бы жизни так каковой, лишь пустота вокруг, и больше ничего.
Выслушав внимательно Аманду, Марья поинтересовалась:
– Зачем они тут?
– Чтобы Вам помочь.
– Помочь? – удивилась Олеся. – Чем?
– Жить. – ответила Аманда. – Просто жить. Забыть о своих горестях и несчастьях, и просто жить.
– Но эта не жизнь, а только мучения. – сказала Марья, и напомнила. – Я согласилась вернуться лишь затем, чтобы найти девочку моей сестры, и только. Если бы ни этот факт, то я ушла бы дальше. Туда, в даль вечности. Где все счастливы.
– Значит Вы не хотите возвращаться назад?
– Не хочу. – ответила Марья. – Что мне делать там, где я была несчастна. – затем она сказала. – И сейчас, оглядываясь назад, я это понимаю как никогда. – затем она сказала. – Зачем идти по дороге давно минувших дней. Я не оглядываюсь назад, и иду только вперед. Я знаю, что жизнь моя кончина, и я больше никогда не буду счастлива. – она сделала паузу, и сказала. – Но это я уже говорила.
– Я понимаю Вас Марья. – сказала Доремианна. – Вы считаете что Ваша жизнь никому не нужна. Она кончена, и дальше пустота. – она сделав паузу, продолжила. – Но поверти музыкантше. «Нет счастливее человека который может услышать неуслышанное и осознать неосознанное», – затем она сказала. – Вам это дано Марья. – затем она сказала. – Так донесите до людей эту музыку. Откройте им их же сердца, и внесите в них любовь. Я понимаю, Вы сомневаетесь в себе. Но это все напрасно. Сомнение – это естественная реакция человека на какое-то действие. Но не сомневайтесь в своем решении. Оно верное. Вы созданы сочинять и дарить радость людям. – затем она добавила. – Это ваша судьба. Ваш неосознанный выбор.
Тем временем корабль причалил к пристани на Москве реке, где-то в районе кремлевской набережной. Все вокруг было тихо, и лишь шум воды на Москве реке напоминал, что жизнь продолжается.
– Вот и прибыли. – сказала Аманда. – Пора Вам на берег, домой.
Олеся поинтересовалась:
– Мы еще увидимся?
Аманда ответила:
– Возможно.
Доремианна сказала:
– Я всегда буду с Вами. – затем она пояснила. – Я – музыка души. Я в Вашем сердце навсегда, в душе я Вашей прибываю. Я Лика – Ваша подруга – музыка Вашей души. – затем она сказала. – Пора просыпаться, пора. – в этот момент оно щелкнула пальцами левой руки, и Марья очнулась.
– Что за черт? – подумала Марья тупо глядя по сторонам. – Где это я? Что со мной было? – оглянувшись по сторонам, Марья увидела сидящею неподалеку, на ступеньках ведущие к пристани Клавдию Ивановну. Она молча сидела и смотрела куда-то в даль. В пустоту как можно было сказать или подумать. В одну точку. Марья испугалась. Она еще не видела ее такой. Такой отрешенной, задумчивой. Олеся поняла, что что-то с ней произошло. Что-то непонятное для всех окружающих ее людях и понятное только ей одной. Впрочем, что здесь думать? Ведь очевидно было для Марьи, что ее мать тоже была там, поту сторону реальности. Там, где был покой и тишина. Где музыка играла свои чистые душевные мелодии. Где вальс – король всех произведений упокоил души давно почивших и ныне здравствующих людей. Душевная музыка лившиеся из музыкальных инструментов написанных гениям нот. Все это и даже больше умиротворяла ее в этом безумном-безумном-безумном мире. В мире жестокости и насилия. В мире, где властвуют над миром деньги и нет радости в жизни.
Тут Клавдия Ивановна сказала:
– Я никогда не понимала, что есть счастье? – она сделала паузу, и добавила. – Сегодня я это поняла.
Марья тихо посмотрела на Клавдию Ивановну, поинтересовалась:
– И что же это?
– Семья. – сказала Клавдия Ивановна. – Семья. – она сделала паузу, и добавила. – Я никогда не ценила семью, его очаг, и вот я осталась одна. – затем она сказала. – Меня кто-то наказал. Наказал Вами Марья. – она сделала паузу, и добавила. – Я никогда не ценила семью, ее очаг. Вся моя жизнь пробежала мимо меня не дав насладиться ею. Я отвернулась от Вас обеих. Думала что Вы проживете жизнь так же как прожила ее я. – она сделала грустную паузу, и добавила. – Не вышло. – затем она сказала. – Вы не стали такими как была я. Что ж, – развела она руками. – это Ваш выбор. – затем она сказала. – Я просто не поняла Вас. Упустила. Отвернулась от Вас. Оставила Вас на попечение самих себя. И вот результат. – завершила она свою речь. – Вы Марья стали Инвалидом, Олеся где-то лежит в коме, а ее ребенок, ребенок… – тут она запнулась. Она не могла произнести ни единого слово. Казалось что ей было стыдно за то что она сделала.
Тут Марья как бы в невзначай поинтересовалась:
– Что ребенок? Что Вы с ним сделали?
– Я? – удивилась Клавдия Ивановна. – Разве я сказала, что что-то я с ним сделала? – затем она сделав долгую и тяжелую паузу, и словно осознав неизбежность своего поступка, сказала. – Сделала. – она сделала долгую паузу, и тяжело призналась. – Я избавилась от ребенка. Он напоминал мне Олесю. Я не могла и не могу думать о том что с ней произошло.
– Что Вы с ним сделали? – затем Марья потребовала ответ. – Отвечайте маман, что Вы сделали с ребенком своей дочери моей сестры. – глаза Марьи были взбешены от гнева, а лицо выражала полное призрение и ненависть по отношению к ее матери. – Отвечайте, что?
– Я его отдала в дом малютки. – призналась Клавдия Ивановна. – Там о ней позаботятся.
– Позаботятся? – возмутилась Марья. – Кто?
Клавдия Ивановна вскочила со ступенек ведущих к пристани, и рявкнула что было мочи:
– Кому следует, те и позаботятся. – затем она добавила. – Им все же зарплату платят за это, а я безработная пенсионерка с дочерью-инвалидом на руках. Где уж третьего воспитывать? «Самим бы не сдохнуть», – затем она перевела дух и успокоившись сказала. – а впрочем Ваше дело. Хотите на себя обузу взять, берите. Я в этом не помощница.
Марья напомнила:
– Но Вы же обещали!?
– И что? – иронично усмехнулась Клавдия Ивановна. – Что не пообещаешь лишь бы вернуться назад, домой. – затем она добавила. – Вы Марья еще молоды, и не все понимаете в жизни. – затем она сказала. – Жизнь – это не радость жизни, это тернии и страдания. – затем она добавила. – И кто этого не понимает, тот глуп. – затем она неожиданно сказала. – Я помогу вернуть ребенка. Но это все, точка. Потом как хотите так и живите с ним. – она презрительно фыркнула. – Калека и младенец. Посмотреть бы на это хоть одним глазком.
Марья сказал:
– Вы не меняетесь, маменька.
– Да. – утвердила Клавдия Ивановна. – Я такая какая есть и меняться не собираюсь вовсе. Лучше быть сукой и стервой одновременно чем той о которую ноги вытирают.
– С этим я согласна. – Марья окинула взглядом кремлевскую набережную. Восход солнечного света казался безоблачным. Все как будто оживала вокруг. Первые машины, первые люди. Казалась что Москва ниспала вовсе, а лишь только прилегла на часок отдохнуть. Марья сказала. – Ночь позади. Впереди утро. Какое оно будет это утро? Радости или печали? – затем она сказала. – мне сегодня очевидно снился сон, будто я с Вами маменька… – и она рассказала Клавдии Ивановне свой сон.
– Мне тоже снился такой же сон. – призналась Клавдия Ивановна. – Я думала что он сниться лишь только мне.
Марья спросила:
– Так может это был не сон, а быль?
– Возможно. – согласилась Клавдия Ивановна. – Ведь ни сон же это, когда во сне обещаешь своей дочери восстановить справедливость, а затем в реальности делаешь это. – она сделала паузу, и на секунду задумавшись, сказала. – Очевидно это и есть реальность жизни. Ее параллель.
Марья призналась:
– Хочу побывать в концертном зале, послушать классическую музыку.
– Я тоже. – призналась Клавдия Ивановна. Затем добавила. – Штрауса.
– Я устала. – призналась Марья. – Хочу домой.
– Я тоже. – ответила Клавдия Ивановна. Она взяла ручки кресло-инвалида в свои ладони, и повезла его по улице домой. Они шли медленно. Наслаждаясь утренним воздухом утреннего рассвета и радости плывущей вдоль берега Москвы реки. Все хорошо. Жаль что приходиться всю дорогу идти пешком, ведь в метро лифты для колясочников не предусмотрены. И лишь на новых станциях метро они есть, а на других они отсутствуют. И никто не хочет их строить, а в них нуждаются.
Марья поинтересовалась:
– Почему мы никогда не могли поговорить? Лишь только сейчас мы нашли общий язык, а раньше нет.
Клавдия Ивановна не ответила на этот вопрос. Она шла молча, везя кресло в котором сидела ее безногая дочь. Она плакала и это Марья чувствовала. Она не знала что сказать, да и сказать-то было нечего. Все было сказано давно, и ничего добавить уже было нельзя.
Прошел час или два. Кто знает сколько часов шла Клавдия Ивановна по Москве везя в кресле-инвалида свою дочь. Но вот и их двор, их дом. Они дома. Теперь нужно было подняться на шестой этаж, где и жила Клавдия Ивановна.
Женщины переглянулись, и тяжело вздохнув продолжили свой путь. Когда они вошли в подъезд, и подошли к лифту, и Клавдия Ивановна нажала кнопку вызова, вошедший за ними десятилетний подросток, сообщил им печальную новость:
– Лифт сломался. Мантре обещал быть завтра, после обеда.
– Черт Вас всех побери. – выругнулась Марья. – Этих с позволения сказать монтеров. – на ее глазах было видно отчаяние. Ее лицо выражало недоумение. – Как я теперь черт возьми на шестой этаж поднимусь? По воздуху что ли прикажете лететь, А? – она в отчаянии посмотрела на свою мать, и с отчаянием разочарование поинтересовалась. – Как? А?
Паренька уже не было когда Клавдия Ивановна хотела обратиться к нему, чтобы тот помог найти помощь. Она сказала:
– Ничего не поделаешь, придется самим подниматься. – она посмотрела на верх лестничной клетке, и тяжело вздохнув сказала. – Как-нибудь. Тяжело вздохнула она. – Как-нибудь поднимемся. – затем она помогла слесть с кресло-инвалида Марью, а затем сложив его потащила по лестничной клетке на шестой этаж. Проходя через очередной проем, она останавливалась и обтирая голову локтем говорила. – Черт побери этот лифт. Пандусы и то поставить не соизволили. Он поставили в доме через дорогу, так там и инвалидов нет, одни пенсионеры ходят. Ходят по краю лестницы, а пандус на всю лестницу. Пройти можно лишь краем. Ну что за невежество такое? Ни одного уважение к инвалидам и просто к здоровым людям, нет.
В это самое время Марья решила попробовать взобраться по лестничной клетке на шестой этаж используя лишь свои руки. Опираясь на них, она надеялась что все же взбираться по лестнице хотя бы до первого лестничного промежутка меж этажей. Она поставила руку на одну ступень и обперевшесь на нее поставила свою вторую руку на первую ступень. Причем ее обрубок левой ноги она держала на весу, как гимнасты на брусьях. С непривычки ей было тяжело подниматься по ступенькам на ногах. Ведь это было нелегко, опиравшись на одну руку, вторую перемещать за ней. Можно было просто упасть. Упасть с лестницы, разбиться насмерть. Впрочем, чем так жить, лучше умереть.
Тем временим Клавдия Ивановна с невероятным трудом дотащила коляску-инвалида до шестого этажа. И поставив ее к стене двери своей квартиры, села на лестницу чтобы отдышаться. Она схватись за левую грудь и отдышавшись сказала:
– Это накладно такую бандуру поднимать на шестой этаж. Тут на второй еле ее затащишь, а то на шестой, что-то. – затем она крикнула Марьи. – Эй! Как дела?
– Все хорошо. – услышала она в ответ, а сама Марья в нос буркнула. – Хоть бы этого монтера черти съели. Черт. Это не легко взбираться на руках на шестой этаж. До второго добраться проблематично, а на шестой подавно. Все мышцы затекут, прежде чем доберешься. – затем она крикнула. – Помогли бы, маменька.
– Сейчас отдышусь. – услышала она в ответ. – Помогу. – сама же Клавдия Ивановна не знала как помочь своей дочери? Звать на помощь? Никто не откликнется. Помочь самой? Как? Ведь она ее не возьмет на руки, не понесет как когда-то несла ее будучи когда она была крохой. То время уже прошло. Марья уже выросла. Клавдия Ивановна спустилась на второй этаж. Марья уже сидела на лестничной клетке второго этажа и прислонившись к стене, отдыхала. Увидев Клавдию Ивановну, она сказала. – это не легко взбираться на руках по лестнице.
– Согласна. – затем она словно ища помощи со стороны сказала. – Ни одного человека. Хоть бы один прошмыгнул на этой лестнице. – злилась она. – А нет. «Когда надо их нет». – с горькой иронией говорила она. – Герои нашего времени. – вопрошала с ироничной улыбкой она. – Где они, эти славные герои нашего отечество? – затем она утвердила. – Нет их. – затем она закончила. – Их не было, нет и никогда не будет.
– Никому сейчас ничего не надо. – с горестью сказала Марья. – У каждого свои проблемы, что им дело до других.
– Это верно. – согласилась с дочерью Клавдия Ивановна, и тяжело вздохнув, сказала. – Ну что, доча. Надо подниматься.
– Как? – не понимала Марья. – Как подниматься?
Тут разрешите написать то, что в жизни должно быть на самом деле. Это конечно метафора, но метафора ли факт, который не является метафорой? Он лишь факт, истина которую люди забыли. Итак, истина ли это или метафора решать Вам. Я же утверждаю, что это истина метеоризма или сама жизнь.
– Я помогу. – ответила Клавдия Ивановна, и нагнувшись, сказала. – Возьми меня за шею. – Марья обхватила свою мать за шею провой рукой, а Клавдия Ивановна взяла Марью – свою дочь на руки и понесла ее по лестнице на шестой этаж. Ей было трудно, почти невыносимо трудно нести собственную дочь на шестой этаж. Еще трудность была в том, что у Марьи не было ног, и Клавдия Ивановна держала свою дочь лишь за торс. Чертовски тяжело. Тем более женщине. Женщине-матери. Просто невыносимо. Они смотрели друг другу в глаза. Мать и дочь – два одиноких сердца. Клавдия Ивановна понимала, что теперь она никогда не отпустит свою дочь. Она будет помогать ей чем только сможет. И этому она посвятит всю свою оставшуюся жизнь.
Марья это понимала. Понимала как никогда. Эта жертва, которую принесла ее мать ради того, чтобы ее дочь была жива. И не только жива, но и счастлива.
Все распри позади. Впереди новая жизнь. Что она принесет ей? Радости или печали? Кто знает? Кто знает? Кто знает?
Когда же они добрались до шестого этажа, Клавдия Ивановна поняла, что кресло в котором сидела Марья сложено, и Клавдии Ивановне пришлось посадить Марью на пол, сказав при этом:
– Что за дура такая. Принесла кресло но не разложила его.
На что Марья сказала:
– Хорошее самомнение о себе. – затем она легко добавила. – Дура, дура и есть. Принесла кресло, а разложить забыла. Куда уж дочери присесть бедной, – укоряла она ее. – На полу самое место. – затем она рассмеялась. – Вот умора. Видели б Вы свое лицо, маменька.
Лицо Клавдии Ивановны выглядело недоуменно. Оно было растеряно и Клавдия Ивановна не знала как оправдаться. Но поняв что Марья шутит, у Клавдии Ивановны отлегло от сердца. Она так же как и ее дочь рассмеялась. Шутка удалась. Клавдия Ивановна открыла входную дверь. Затем она разложила кресло и помогла дочери сесть в него. Затем она помогла Марье въехать в квартиру, и закрыла за собой дверь.
Клавдия Ивановна легко вздохнув, и положив ключи на тумбочку у двери, сказала:
– Ну вот мы и дома.
Марья облегченно вздохнув, сказала:
– Дома.




В парке

Итак, Лика дала Марьи воду, и та открыв ее тотчас принялась пить. Она пила ее с жаждой. Казалось что Марья не пила целую неделю, а затем она увидела следующее. На парк опустилась тьма. Все вокруг стало темным-темно. Ничего не было нигде видно. Какой-то страх и полная опустошенность чувствовалось из темноты. Но вот включились фонарные фонари, и на дорогу упал тусклый свет. Марья посмотрела вокруг, все было в полумраке, и лишь вдали у палатки скопилось множество народа. Они стояли в очереди и что-то покупали. Затем они направились по дороге к скамейке, где сидела Лика, и Марья. Приближаясь все ближе и ближе, Марья видела их, но не могла понять, кто они такие. Казалось что они были совсем из другого времени. И ни то что из другого времени, из другой эпохи. Мужчины так же как и женщины, были одеты в костюмы и фраки восемнадцатого – девятнадцатого века. Кто-то в руке держал трость, кто-то зонтик.
Марья недоуменно посмотрела на Лику, и увидев что та смотрит на нее, поинтересовалась:
– Что происходит?
На лице обеих женщин читалось недоуменное удивление.
– Не знаю. – ответила Лика, и посмотрев на проходящих мимо людей, предположила. – Очевидно это из-за пирожков и воды которые мы съели.
– Наверное я сплю. – предположила Марья. – И сейчас Вы и все эти люди снятся мне.
– Возможно это так оно и есть. – согласилась Лика, и предположила. – Я даже готова допустить, что мы обе спим, но почему нам тогда сниться одно и то же? – не понимала Лика. – Почему?
Марья растерянно пожала плечами.
– Сама не знаю, почему?
В этот самый момент к скамейке подошла какая-то женщина, и села. Женщины посмотрели на нее, и Марья тотчас признала в ней свою сестру, Олесю Анастасиевну. Она посмотрела на сестру, и сказала:
– Это я, Олеся. – грустная женщина с потерянным лицом. Впрочем лицо как таковое у нее было, но оно было безрадостным, унылом, потерянным. Мы никогда не задумываемся над тем, что вообще такое, потерянное лицо? Для кого-то это сравнимо с честью. Для кого-то с долгом. Для иных упасть в глазах общество. Они так стремиться ввысь, что даже не замечают, что, по сути, они уже внизу. Они не существуют по их неверному мнению, что они потеряли лицо, ударили в грязь так сказать. Может быть по-своему они и правы. Но все же, что есть выражение, потерянный вид, и выражение потерять лицо? Они кажутся разными, но, по сути, это одно и то же. Разница лишь в том, что выражение потерять лицо это попросту лишь утратить доверия коллег или семьи, а выражение ударить в грязь это значить сделать какой либо поступок который будет до того неприличен, что вам скажут эти слова, и вы потеряете лицо, то есть вы перестанете существовать как личность в их глазах. Что касается Олеси Анастасиевны, то выражение потерять лицо, для нее было заключено в следующем. Она потеряла ребенка, и теперь зная что ее дочь у ее матери, а та могла сделать с ним что угодно, а защитить его она не могла. Это и значило для нее, потерянное лицо. Она сказала:
– Моя дочь в опасности. – затем она добавила. – Ее наша мать хочет отдать ее на попечение государству. – затем она жалобно, словно прося о помощи, произнесла. – Спасите мою дочь, Диану. Так я ее назвала по имени. Подайте заявление в службу опеки. Не дайте Клавдии Ивановне сделать задуманное.
Не зная что и сказать, Марья сказала лишь одно:
– У меня есть такая мысль, но кто мне ее доверит? Ведь я – инвалид.
Тут Лика спросила:
– А Лика, она сможет помочь?
– Не знаю. – ответила Марья, и посмотрев на Лику, спросила, поможете?
– Конечно. – заверила Олесю Анастасиевну Лика. – Помогу.
– Хорошо. – облегченно вздохнула Олеся. – Теперь я спокойна. Затем она сказала. – Я еще не умерла.
От этих слов Марья остолбенела. Кто бы мог подумать что сказанное Олесей Анастасиевной будет правдой? Ведь она погибла, так во всяком случае сказали Марье врачи.
– Но как это возможно?
– Авария была подстроена. – неожиданно сказала она. Затем она рассказала о том, что некий доктор, которого звали, Кум Карла Ибрагимовича, заинтересовался ее ребенком. Он говорил, что он родиться больной, что у нее врожденная ДЦП, и ему потребуется специальное лечение: – Тогда он предложил мне избавиться от ребенка, а когда я отказалась, он заявил что я еще пожалею, что не сделала аборт. Когда я узнала о том, что Вы, Марья в больнице, – продолжала свой рассказ Олеся, я тотчас же приехала к Вам, и здесь я встретила доктора Кум. Он мне снова предложил сделать аборт, и когда я отказалась, он, каким-то образом устроил мне преждевременные роды. Очевидно все дело в успокоительным, которое мне дали, прежде чем когда я посетила Вас. – затем она продолжила. – Когда меня повезли в роддом, я по дороге родила. А так как на мосту была огромная пробка, вскоре приехала еще одна скорая, и повезла меня через Сафоновский переезд, в роддом. – затем она сказала. – По дороге мне сделали как мне сказали, успокоительный укол, и я уснула. – затем она сказала. – Теперь я в коме, лежу в московском центре. Что касается моей дочери Дианы, то эта так называемая авария, была выдумана самим доктором Кум. На самом деле никакой аварии не было, была лишь пародия на нее. Кто-то сказал, что на Сафоновском переезде была авария, и доктор Кум воспользовался этой информацией, и, убедил в этом Клавдию Ивановну. Та взяла ребенка к себе, а сейчас хочет от него избавиться. – затем она сказала. – Это на руку доктору Кум, и он сейчас хочет во чтобы-то не стало заполучить ребенка.
Не веря услышанному, Марья поинтересовалась:
– Зачем это ему надо?
– Все дело в деньгах. – сказала с удручающею грустью Олеся Анастасиевна. – Дети идут на трансплантацию. – сказала она. – Самый лучшей материал, – с усмешкой добавила она, и с иронией произнесла. – Не испорченный. – затем она попросила снова о помощи. – Теперь Вы понимаете, почему я прошу помощи? Я прошу ее не ради себя, а ради моей дочери, и справедливости, какой бы она ни была.
– Мы конечно поможем Вам. – заверила Олесю Марья. Она была вне себя от услышанного. Она даже не понимала, как это вообще возможно, чтобы доктор отнимал ребенка от матери? Лишал ее материнства, а ребенка попросту лишал жизни. И ради чего? Денег. Лишь деньги главное в их жизни. Деньги, и ничего другого. Ведь деньги – это бог или боги. Их много. В каждой стране она своя – валюта. Ее много, и лишь три из них наиболее ценны, Американский доллар, Европейская евро, и Английский Фунт-Стерлинг. Все остальные понятия о валюте, эфемерны. А что касается Российского рубля, то его вряд ли можно увидеть, лишь в России. Кстати, Вы знаете почему Россия до сих пор в рублевой зоне? Не знаете, так я скажу. Российская заработная плата составляет около сорока тысяч на две тысячи двадцатый год, – его начало. А в евро она бы составляла пятьсот шестьдесят три евро. Как говорится поднимать заработную плату в евро никто не захочет, да этот невыгодно России. Ведь тогда свой бюджет чиновнический аппарат должен пересмотреть, а это значит уменьшения их заработных плат. А кто добровольно от денег откажется? Лишь дурак. Правда сейчас вышла банкнота в две тысячи рублей. По цвету вроде евро, а по сути… бумага, бумага и есть. Дубовый рубль, так его прозвали в народе. Но вернемся к Марье. Она сказала, заверив Олесю. – Мы завтра же подадим заявление на совместное удочерение или опеку. – затем она спросила. – А что это за место?
– Другой мир. – объясняла Олеся Анастасиевна. – Мир, где нет страданий и мучений, только покой. Покой и умиротворение с самим собой.
Марья поинтересовалась:
– Разве существует такой мир?
– Да. – ответила Олеся. – Существует. – затем она показала рукой на дорогу по которой шли прохожие. – Вот он, мир покоя и безмятежной души. – затем она сказала. – Они, люди идут по дороге к покою безмятежного пути. Они идут и им покойно. Все здесь покойно. Тишь и благодать, покой и безмятежный дух. Что нужно еще для счастья? «Больше ничего», – затем она сказал. – Жаль, что на земле нет такой же безмятежной красоты и покоя. Безмятежной души. Лишь деньги на земле дороже всех на свете, и оттого всечеловеческие проблемы.
– Вы правы. – согласилась Марья с Олесей. – К сожалению везде ценят деньги, а о покое как-то само собой забывается.
– Вот видите, я права. – затем она добавила. – Жаль, что люди не понимают этого.
– Ничто на земле не вечно. – сказала Марья. – Может быть люди когда-то поймут, что все на свете не вечно, и деньги, это всего лишь пыль, а покой, он вечен. – затем она спросила. – Так я могу быть уверенна, что мою дочь Диану, избавите от страданий которые уготовила ей Клавдия Ивановна, наша мать.
– Да, уверенна. – затем она добавила. – Я же уже говорила об этом.
– Да, говорила. – тихо ответила Марья. – И я пообещала выполнить Вашу просьбу. – затем она призналась. – У меня самой была такая мысль.
– Хорошо. – тихо сказала Олеся. – Так оно и будет. – затем она исчезла, оставив Марью сидящей в своем кресле.
Когда Олеся исчезла, Лика спросила:
– Как Вы думаете, она сказала правду?
– Это Вы о чем?
– О докторе Кум?
– Не знаю. – неуверенно ответила Марья, и добавила. – С этим надо разобраться. – затем она тихо сказала. – Пора домой. – Лика встала со скамейки, и обойдя кресло-каталку сзади, взяла ее за ручки, и повезла по дороге к выходу из парка. Они даже не заметили, что шли по дороге, по которой еще шли люди из иного века. Другого времени, другой эпохи. Марья сидела в кресле, и задумчиво смотрела вдаль. День заканчивался, а время, нет. Оно словно бежало впереди нее, и тотчас же замедлялась. Шедшие возле нее люди словно вихрь помчались вдаль, оставив после себя лишь призрачное воспоминание о былом. Тем временем Лика везла Марью. Она видела что все ускорилось. Ветер зашумел и желтые листья сорвало с веток деревьев, и они закружились в пришедшем вихре лунного света, и тихо легли на землю. Укрыв ее желтым одеялом, они словно светились под желтым светом бабушке-луны, и мерцания ночных звезд. Все тихо и хорошо. Покой и тишина. Гулять бы по такой дороге, и не о чем не думать. Жаль что сказка заканчивается, и начинается жизнь.
Выехав из парка, Марья и Лика попали в водоворот реальной. Мимо них пролетали авто, народ суетливо спешил куда-то. Не замечая друг друга, они летели лишь только вперед. Не оглядываясь по сторонам. Они шли только вперед. Не останавливаясь ни на единую секунду. Для них она как бы и ни существовала. Люди просто не замечали ни Лику, ни Марью. Да впрочем что их замечать, ведь в толпе жизненного пути и его никто не замечает других проблем. Проблем других, тех кто не может вести полноценную жизнь. Кто они? Инвалиды. И никому они не нужны. Лишь они вынуждены доказывать другим, что они на что-то способны, но все их попытки тщетны. Лишь жалость их удел, и глубокое сочувствие, которое можно засунуть, в… Государство даже пенсию зажимает, только говорит что прибавляет, а на самом деле? Нет. Попробуй инвалиду прожить на десяти тысячах целый месяц. На лекарства не хватит, а на жизнь уж… а еще за квартиру плати. Смех да и только.
Марья посмотрела на Лику, и с грустью сказала:
– Очевидно на такси нам не доехать, а на метро тем более. – затем она пояснила. – Ведь лифты для инвалидов-колясочников в нем не предусмотрены.
– Что ж, – с грустью сказала Лика. – Вы правы. – затем она как бы подбодряя сама себя, и Марью, сказала весело. – Да ну его, это такси и это метро! Мы и так доберемся. Всего лишь несколько километров и мы дома.
– И то верно. – согласилась Марья, и с радостным возгласом сказала. – Поехали.

Конец