Моя первая жизнь. Или все имена и фамилии изменены

                Предисловие.

       Ну вот, через неделю мой сын отправится служить в Армию. Быстро время пролетело. Когда увидел сына подстриженным, понял – какими же и мы были классными «балбесами». Но ни мы прежние, ни эти, сегодняшние, естественно, так не считали. Сейчас, с высоты лет я говорю ему:     « Ты должен определиться, кем хочешь стать в этой жизни. Что, неужели  тебе не хочется кем-нибудь стать?» Молчит мой сын. «Чего папа пристал»,- говорит.

       А если честно, то и я не представлял, чего же мне хочется в этой жизни. Знал, сначала надо отслужить, а потом само собой всё получится. Зато родители позаботились за меня, они уговорили меня окончить техникум (по- современному -  колледж), получить образование и специальность. Так, что после Армии я должен был стать ТЕХНИКОМ - ТЕХНОЛОГОМ или МАСТЕРОМ на заводе. Круто?  Ещё бы, большинство ребят совсем не хотели учиться после школы. Эх, мои восьмидесятые. Уверенные, заносчивые, добрые, любимые.

       Тогда было время рабочих специальностей. Токари, фрезеровщики, слесари зарабатывали больше, чем образованные инженеры в отделах. Рабочие со временем получали 6- высший разряд, и тогда они становились «спецами».  Это уважение, доска почёта и премии на праздники. Для этого можно было не горбатиться над учебниками. А  инженеры с дипломами - быстро оценивали свою перспективу - денег не будет больше оклада, как ни старайся, они были только у  больших начальников. А ими станешь где-нибудь к пенсии, при примерном поведении. Поэтому в отделах практически ничего не делали, любили больше заниматься общественной работой. Готовиться к собраниям, проводить разные мероприятия, конкурсы для поднятия жизненного тонуса. Но зато все были заняты, безработицы не было.

        Некоторые рабочие хотели заработать ещё больше, перевыполняли план и иногда получали действительно на много больше, чем другие. Но это быстро замечали, и тогда им подрезали расценки на продукцию, которую они делали. Чтобы не выделялись. В общем, все жили практически одинаково, серенько. Но зато завидовали друг другу мало. Добрее были.

         Заводы делали продукцию для других заводов, а те еще для других. Модным было планы по производству перевыполнять, и тогда лишние изделия власти насильно заставляли приобретать друг у друга. А чтобы было не обидно, давали к ненужной, плохой продукции  что-нибудь хорошее. Такой товар назывался - ДЕФИЦИТ. Все соглашались, ведь со временем ненужное можно было сдать в металлолом, и всё начиналось заново.  Но я отвлёкся, ведь разговор хочу вести про свою молодость,  службу в армии, а не про анализ советской системы хозяйствования.

         Мысли  кем стать в будущем  стали появляться у меня только в армии. Наверное, погранвойска подействовали. Я захотел стать чекистом, работать в КГБ.  Тогда во всех подразделениях в армии, да и на гражданке тоже, были особые отделы,  в которых «бдили» за остальными людьми. Ну, там, как бы, шпионы не подобрались и не навредили чего-нибудь.  В нашей части нас проверял начальник особого отдела капитан Гордиенко. За жизнь говорил с нами, а заодно интересовался, как дела в твоей роте. Неуставные отношения, дедовщина и т.п. пресекались. Этим пограничники всегда отличались от других войск. Мы были  политические войска. У нас, да может у десантников, была  дисциплина.

         Вот с этим капитаном, слово, за слово, говоря,  я и решил, что это здорово быть «КГБистом». Узнал  что есть учебное заведение - МГИМО ( Московский государственный институт международных отношений). Там и появляются работники КГБ. Есть направление внутренней работы, как у капитана Гордиенко, а есть направление внешней работы – это загранка. Когда дошла речь до этого момента, в голове у меня стали проплывать моменты из кинофильмов про разведчиков. Песня « не думай о секундах с высока» Штирлица - сама запелась. И что самое главное! Если после пограничных войск поступать туда будешь (Войска ПВ принадлежали КГБ)- то наполовину уже будешь принят. А если с характеристикой от капитана Гордиенко- то вероятность поступления ещё больше увеличивалась. На землю я опустился, когда мне было сказано, что готовиться нужно прямо сейчас. А именно, рассказать, что у меня во взводе не нравится мне, или, может, кто-то не такой как все. Я грустно посмотрел на капитана. Он видимо не увидел в моих глазах (только что восторженных) прежнего огня и сказал, что это совсем не «стукачество», а огромная работа. Но разговор пошел уже сухо и быстро закончился. Но мысль стать работником КГБ, пусть и на гражданке у меня появилась. Потом, где то через год службы, когда этот же капитан ( и не только он ) допрашивал меня - мечта о разведке улетела далеко, далеко. Но это история была, когда я был уже зрелым войном, когда больше года уже прослужил. Думалось что, вот ведь, как долго я уже дома не был, а ещё столько же служить. А рассказы про свою службу, да и молодость вообще, начну, когда «духом» был. Это значит, ещё присяги не принял.

1. БЕГ.

      Команда подъём раздалась вовремя и…  Думаете - неожиданно. Нет, я не спал.
«Рота подъём!» - прокричал дневальный по тумбочке несколько раз. Первый раз не слишком громко, второй - хорошо. Третий уже хрипло. Видимо дежурный по роте сержант перестарался в обучении командному голосу. Многие, как и я, уже не спали. Все-таки уже 3 неделю служим. Знаем, что к чему. Нужно будет быстро вскочить и одеться, а потом на зарядку бежать. Успеть всё это сделать - пока горит спичка. Она действительно горит, где-то секунд 45. Поэтому замок (заместитель командира взвода) вслух считает до 45, а мы - все курсанты прыгаем. Кто в одном сапоге. Кто в сапогах без штанов. Кто портянки потерял. Кто – как, пытаемся быстро одеться. Вот поэтому я, как то, уже приспособился просыпаться за несколько минут до команды и уже готовиться прыгнуть к тумбочке с одеждой.  С учетом того, что спал я на втором ярусе кроватей, то нужно было ещё не прыгнуть на шею нижнего бойца. Не сразу, но мы приноровились и старались не мешать дуг другу. Наиболее расторопные уже к этому времени под одеялом одевали галифе. Впрочем, если не терять времени на ругань с соседом, одеться вовремя можно. Главное правило -не экономить время на заматывании портянок. Это выйдет боком потом. Мозоли кровавые получишь точно. А застегиваться можно, пока бежишь, в строй вставать. Вообще проблема с подъёмом бывает вначале только.

      Вот построились, а я вспоминаю, какой сегодня день недели. Плохие дни - когда вариант зарядки номер 3. Вообще, на тумбочке кричат - какая форма одежды и про зарядку, но никто не слышит этого при подъёме. «Ужас! Вторник! Значит - 3 вариант» - вспомнил я. Значит кросс за пределами части. Значит 25-30 минут мучений. Бег! Бег! Бег.

        Готовиться к армии я стал заранее. Знал, что там придётся много бегать, знал, что в погранвойсках ещё больше. И вот мы с братом двоюродным  и дружком моим Андреем Мовергоз решили бегать по утрам. Между прочим, очень хорошее дело. Морозным утром пробежаться по набережной любимого города – одно удовольствие. Вокруг почти никого. Солнце!!! Жалко, что я не поэт. Оно такое, что хочется жить, и легкий визг готов вырваться из тебя! Морозец подгоняет.  За Волгой прямые дымки от деревянных домов. Вот с этой стороны город, а за рекой деревня деревней. Домики маленькие. Но большой портрет прищуренного Ленина в кепке с ладонью. Его укрепили на большой металлической эстакаде. И сейчас всё на меня щурится. А солнце уже полностью показалось во всей своей красе над рекой, замёрзшей,  с блеском от снега. Надо уточнить, Волга замерзает в городе не полностью. Остается ближе к берегу открытая вода. Ярославль - промышленный город и вырабатывает много тёплой воды. А вспомнил про эту полоску  незамёрзшей реки, потому, что на самой кромке льда, чудом не падая, по вечерам было чёрное пятно. Это птицы: галки, а может и вороны вперемежку там ночевали. Видимо на старых липах на набережной и бульваре места не хватало. Так вот они чёрным пятном сидели на этой кромке и двигались, перелетая, по течению вниз. Птицы, оставшись крайними, перелетали в середину и начало стаи. Так это пятно и смещалось вниз по реке. Люди тоже стремятся попасть туда, где теплее и безопаснее. Природа - одним словом! Но сейчас, утром, эта полоска, тонким льдом покрытая, была без птиц. Улетели в город, пищу добывать.

      Солнце совсем поднялось, смотреть на него неудобно, глаза режет, и я сосредотачиваю внимание на нашей набережной. Вот какой высокий берег! Вот какие могучие липы! Они стояли здесь ещё до революции и видели, как дамы с собачками и с офицерами прогуливались. Но прекрасные мысли заканчиваются. Просто  подбегаем к Арсенальной  башне (это часть бывшей крепостной стены), а это почти половина нашего маршрута. А напротив башни, через мост, внизу «медвежьего» оврага домик стоит. Его в своём романе Лев Толстой упоминает, там князь Болконский умирает.  Но мне не до этого сейчас. Нужно следить за дыханием, а то нахватаешься холодного воздуху и заболеешь. А это уже не просто, и ты иногда переходишь на шаг.

     Хорошо - поворачиваем. Вернее я вижу, что мои спортсмены уже бегут навстречу. Но ерунда,- каких- то 50 шагов не добежал. Обратно бежится легче, не знаю почему. Так мы бегали, пока друга моего не забрили в солдаты. Он один из первых ушёл служить. Попал в Чехословакию, в ЦГВ (центральная группа войск). Тогда Советская Армия находилась во всей Восточной Европе и в Германской Демократической Республике. 

      А ещё были кирзовые сапоги. Мы их обували, чтобы кататься с «мякушки». Так назывался асфальтированный спуск  с верхней набережной на нижнюю у знаменитой беседки. Это потом я узнал, что название произошло от дома купца Мякушина, который жил там. Так вот, по этому спуску мы катались летом на самокатах. Причём самокаты делали сами. Доставали где-то подшипники, в отверстие втыкали обструганные бруски и соединяли их доской с сидением. Задний брус неподвижный, а передний верёвкой можно было поворачивать. Это летом. А зимой этот спуск становился ледяной горкой. Дети катались на «кардонках», по нашему так назывались куски фанеры. Кто придёт на санках, тех ругали - ведь можно лёд поцарапать. Длина этого спуска -чуть меньше ста  метров. Так вот, особым геройством было – съехать, стоя на ногах, и не упасть. А кирзовые сапоги надевали для скорости. Вот с разбегу вскакиваешь на лунку и мчишься, сапоги шумят, тебя разворачивает, но ты стоишь. «Не трусь, должно опять развернуть, и поедешь опять прямо» - мысленно подбадриваешь себя. Только бы не упасть. Ведь сверху, ты точно знаешь, на тебя девчонки из нашего двора и школы смотрят. Вот съехал, наклонившись, врезался в бугор снега, который наскрёбся у борта нижней набережной, пробежал по инерции. Здорово! Ура! Получилось! Теперь высматриваешь наверху ту самую, самую. Ага, она среди других девчонок! Наверняка, видала меня. Вот оно счастье!
     Да! Про кирзовые сапоги ещё. Я где то прочитал, что какой-то спортсмен тренировался, бегая с утяжелением. Вот, для тренировки к службе в пограничных войсках, я решил тоже самое сделать. Моя мама работала в гальванике на заводе. Там для электролита нужен был свинец. Это тяжёлый металл, мы ещё грузила для рыбалки из него выплавляли на огне. Так вот, мне достали две тяжёлые свинцовые пластины. Я загнул голенище сапог, подсунул пластины и зашил. Теперь можно было гулять и заодно тренироваться. Конечно, зимой на этих сапогах часто падал. Да и с девчонками, познакомиться на «кирзачах» не всегда получалось. С этим вообще одни страдания. Влюбляешься в одних. Они любят других. А ты, оказывается, нравишься третьим. Так всё запутано. Да ещё старшие парни разные пакости про твоих подружек говорят.
       Познакомиться для меня не было проблемой. Подойдёшь к  девочкам на набережной, всякую ерунду начнёшь говорить, чтобы развеселить. Идём дальше, а сам заглядываю в лицо, как бы ненароком. И раз! Удача! Да она красивая. Сердце застучит, теперь надо следить за речью, чтобы не «брякнуть» дурь какую-нибудь, а то всё сорвётся. Девочки по одной не гуляют. Вообще, как назло, всегда попадалось, что одна подружка красивая, а другая «мягко сказано» не очень. Да и ты, конечно, не один гулял.  И друзья тоже видят, кто посимпатичнее. Андрюха Капралов – мой ровесник, парень видный, тут не зевать надо. Мы толкаемся, естественно, со стороны той, что покрасивее. Так, слово за слово, могли  договориться о  новой встрече. Проводим девчонок. А потом разбираемся, кто с кем будет. А один раз мы с Капраловым вроде договорились, но оказалось потом, что не совсем.
        А сейчас приказ старшины: « Рота! На зарядку, в колонну по 3, строится внизу, бегом марш!» Мы по лестнице спешим вниз на улицу, нужно ещё через туалет обязательно успеть пробежать. Построились,  я в середине, по росту, в первом отделении первого взвода.  Форма одежды - голый торс. Старшина в галифе, но в кедах. Он тоже срочник, но дед (полгода осталось), да и главный в роте,- ему можно так бегать. С ним наши сержанты из взвода, пока все три. Сначала бежать терпимо, пока огибаем здание казармы, к воротам движемся, петляем  - поэтому несильно бежим. Вот ворота пробегаем! Да…  Сейчас начнётся мучение, я это уже знаю.
       Дело в том, что, не смотря на мои тренировки дома, бежать было очень тяжело. Моя любимая бабушка, из-за заботы по любимому внуку, советовала мне взять сапоги на размер больше. Слышала она, значит, как в армии ноги в кровь стирают. Вот и хотела мне помочь. На деле всё получилось плохо. Кирзовые сапоги  разнашиваются, и надо брать их  даже немного «маловатыми». А у меня они стали на два размера велики. Ноги болтались в них, как карандаши в стакане. Конечно, бежать со скрюченными пальцами, чтобы не выскочить из сапог, очень тяжело. Но бегу. Вот достигли конца нашего городка. Фу… Вот закончились офицерские пятиэтажки. Они жили тут близко, чтобы по тревоге быстрее до части добираться. Успеваю заметить – какое прекрасное утро! И Воздух свежий. И листья и трава так пахнут, молодостью какой то.
     А я размечтался: «Вот мы бежим, как- будто  на задание, отбить прорвавшихся диверсантов.  И конечно будет трудная битва, и много наших поляжет. Но я весь в крови останусь живым. Такой, поднимаюсь с земли, отказываюсь от помощи. А кругом возгласы: « Этого не может быть, один против семи и всех уложил!» Или ещё так - попутно спасаю какую-нибудь красавицу. Да, так лучше; иду я такой, весь израненный, на руках Ленку из нашей группы из техникума несу без сознания. Откуда она здесь взялась? Неважно, не дадут помечтать. Тётка, может, у неё здесь живёт.   
   
    Брат мой двоюродный приглашение на свадьбу прислал мне два дня назад. Хорошо им там на гражданке. Я тут изнемогаю в бегах, а они там веселиться будут. Да…  А на свадьбе, как будто кто-нибудь про мой подвиг расскажет, и все такие: «Да, классный парень!»
  А там Красавица одна спросит: « А написать ему можно письмо будет?»
  А там парень, которого я не перевариваю, говорит: « Да брось ты, пойдем лучше со мной после свадьбы».
  А ему ответ: « Нет! Я знаю теперь, кого люблю!» Эхе,хе… 

      Мы теперь бежим по дороге между полей. Она извилистая. Нам сержанты объясняли, что её так сделали немцы, якобы для того, чтобы  в ехавшую машину с воздуха из самолёта труднее было прицелиться.  В Восточной Пруссии нет густых лесов, поля в основном. Этот район называли «житницей» Германии. Мы в этих землях столько небольших красных керамических трубок находили, просто ужас.  Это была дренажная система для орошения полей. Наши власти всё распахали, вместе с трубами и урожаи стали оставлять желать лучшего.

      Бежать всё труднее. В мозгу прикидываешь – До середины пути ещё далеко. Может четверть уже пробежали? - Нет. Там за поворотом будет дорожный знак и там, будет приблизительно четверть. Стройная вначале колонна нашей роты всё больше растягивается. Сзади наступают на сапоги. Из последних сил старюсь. О! Вот он родимый  знак «Озёрск2 км». Теперь ещё столько же и обратно. Перед тем как, обратно побежим - должны дать отдышаться и справить нужду.    Колонна наша совсем растянулась. Многие бегают хуже меня. Вон курсант Свирский - из первых рядов отшатнулся из общего строя, «кряхтит» уже сбоку от меня.  Сержанты - деды со старшиной  свернули с  дороги и побежали к небольшому озерцу искупаться. Когда побежим обратно, они присоединятся. С нами остаются молодые сержанты (те - кто полгода отслужил и год,«Фазаны» и «черпаки»). Они, не стесняясь, руками и ногами пихают обратно в строй отстающих. Мне сзади наступают на ноги, толкают в спину. Это курсант Ванюхов, здоровый  парень, широкоплечий, ростом - почти такой же как я. Только походка, какая то у него шаркающая, ноги не поднимаются высоко, он  сам еле бежит. Я больше не могу! Принимаю вправо из строя - бегу уже рядом с колонной, и не в середине, а в конце взвода. «Чёрт! Когда же это всё кончится!» И тут - «Рота! Принять вправо! Стой! Справить нужду!».

       Мы разбредаемся на обочине. Кто- то прямо на коленки садится. Я встал «в наклонку », руки на колени опёр, дышу как паровоз, во рту пересохло. Многие садятся перемотать портянки - не успеют, как следуют это сделать, и значит будет хуже . Сержанты сделали своё дело, уже гонят нас в строй: «Бегом! Марш»! 

        Я на своём месте опять бегу, чуть – чуть отдышались, вроде силы остались. Сейчас вон  у того перекрестка развернёмся и обратно. Топот, топот сапог. Вот он уже-  перекрёсточек!! Сей час, пока разворачиваться будем, немного замедлим темп - здорово! Ну, теперь ещё столько же.
Опять уже устал. И бегу рядом со строем. И не со своим взводом, а уже со вторым. Хорошо я не один такой. Вот этот, куда- то дальше меня, назад отстал. Чуть не сшиб его. Не оборачиваюсь - упасть могу, только сержанты позади орут. Они по бокам бегают, запинывают обратно в строй. Ой! Меня так толкнули, что я уже напротив своего взвода. Еле сапоги  со своими ногами успел переставлять. А то бы упал. 
-Митин! А ну- ка, в строй! И ещё толчёк в спину.
Я запихиваюсь на своё место, сзади опять на ноги наступают.
«Да где же этот знак, у которого будет уже  три четверти, как пробежали?»- думаю я.
И вдруг,- «Хрясь». Что это? В глазах потемнело, чуть не упал. Да это же, мне в «морду» дали! Курсант Ванюхов - деревенщина из глубинки Горьковской области, что-то рычит. Я отскочил опять в конец взвода. Но здесь сержант тыкает в спину так, что я вперёди Ванюхова опять встраиваюсь в колонну. Он мне что-то грозит сзади. Но не до разборок. И я, и он еле дышим.
     « Рота! Принять вправо»- кричат командиры. Машина, какая – то проезжает, мы, пока на обочину сдвинулись, медленно бежим. Да, с этой историей не заметил, как по городу уже бежим. Это здорово, ещё «чуть- чуть» и к воротам подбегаем, а по части медленно движемся. Зарядка закончена, но…  Проклятый Ванюхов. Ощупываю свою челюсть - гад! Щека разбита изнутри, до глаза  не дошло. Синяк в целом небольшой получится, наверное. Это прощать нельзя! Что подумали бы пацаны с моего района. Даже представилось, как они говорят: «Ну что, вот и покажи, на что способен, а то только болтать горазд, про подвиги свои».

       К этому времени оказываемся у здания нашей казармы. Оно трёхэтажное красивое, в готическом стиле. У немцев, говорят, здесь была школа СС.  В колонну по одному бежим наверх по лестнице в роту. Думаю: «Если сейчас не отвечу - потом не соберусь. Да и выше я нахожусь сейчас чем он». Смотрю вниз - Ага, вот ты где. Гад! Я сверху тычу кулак в его широкую «морду». Он отшатывается. Но дальше напирают снизу уставшие бойцы, они как в водовороте подхватывают нас  наверх. Знаю, это ещё не всё – но и страх прошёл, только сердце ещё сильнее стучит. Вот мы уже на своём этаже. Гад оказался впереди, пропал где-то.  Длинный коридор. С одной стороны окна, а с другой двери помещений. Спальни, оружейная комната, классы. В нашей спальне - только наш взвод (около 30 человек). Иду между двухъярусных кроватей по проходу  к своей койке. Вот он! Впереди у окна- Ванюхов со своим дружком Еропкиным. Они призывались из одного района. Оба «дуба» по умственному развитию. У карты на политических занятиях - один Африку не может показать, а у Еропкина 4 полюса на Земле есть: и Восточный и Западный.  Вот Ванюхов направляется ко мне, его Еропкин подзуживает.

       Я уже говорил, что обидчик мой из сельской глубинки, ширококостный, удар его, если пропущу, будет накаутирующим. Но вижу, что не поворотливый он. А ведь я боксом почти год занимался. Надо попробовать, чему учили. Эта «деревня» со всего размаху бьёт, я приседаю под его руку, выпрямляюсь уже сбоку от него и по  его челюсти успеваю заехать. Между кроватей тесно, я вцепляюсь в него так, чтобы ему не повернуться. Позиция удачная получилась. Я правой рукой крепко прижимаю его к себе, чтобы руки его не освободились, а левой наношу ему по затылку удары. Впереди и сзади наши сослуживцы обхватили нас и растаскивают. Всё! Ванюхов  пытается вырваться, но его крепко держат. Бойцы кричат, что из-за нас накажут всех. Это обычная история - коллективное наказание. То весь взвод маршировать заставят, то перекуры сократят из-за кого-нибудь одного. Сейчас быстро умываться надо и на утренний осмотр строиться. Будут проверять форму одежды, внешний вид. Курсант погранвойск должен быть побрит, иметь свежий подворотничёк, начищенные сапоги. Поэтому все разбегаемся доделывать у кого чего не в порядке. Ванюхов злой, не может понять, как какой -то «дохляк» ему тумаков насовал. После драки кулаками не машут.

2. Солдатские будни.

      «Рота! Выходи строиться на вечернюю поверку!» - орёт изо всех  сил дневальный. Это значит, что надо заканчивать подшиваться. Вечером  в распорядке дня нашей курсантской жизни написано, 20 минут свободного времени. Мы сначала думали: « Вот! Хоть немного отдохнуть давать будут». Но оказалось, что ты только- только успеешь подшить белым  материалом «подворотничёк» гимнастёрки. Да в туалет сходить. Хорошо, что я не курю. А то мужики никак не могут накуриться. Всё время не хватает. Вот, только успел хорошо подшиться ( это значит, что видно небольшой кантик из под воротничка), как уже бежать строиться надо.

      С белой материей, чудеса происходят. Ну, кто знал, что шея так пачкается. Раньше и не думал об этом, а теперь, даже если с мылом её  моешь каждый день, воротник все равно становится грязный. Поэтому белую тряпочку использовать получится, перевернув её, не более двух раз. Где взять столько белых тряпок? На первый раз выдали сержанты, показали, как правильно пришивать надо, и хватит.  Говорят: « Где хотите там и берите». А если «подворотничёк» на утреннем осмотре будет не то чтобы грязный, а не свежий - то мало не покажется, накажут не только тебя, но всё отделение. Так я стал писать  домой, чтобы бандероль присылали с  подшивочным  материалом, и стельки для сапог, кстати, тоже просил. Со стельками ноги в сапогах меньше болтались. А пока где брать? Что из белого материала? Правильно – простыни! Они стали уменьшаться в размерах. Даже, если ты свою жалеешь, то кто-нибудь у тебя оторвёт кусочек всё равно. Ведь в спальнях, когда весь  личный состав на зарядке, дежурные моют помещение, наводят порядок. Да и в течение дня дневальные заходят туда. Поэтому никак нельзя было уследить, кто именно рвёт простыни.
     Но сейчас бежим строиться в две шеренги. В коридоре как раз вся рота помещается. Четыре взвода. Во взводе 3 отделения.
    «Носочки выровняли»! - орёт старшина, проходя  со списком личного состава.
Почему поверка, а не проверка? Никто толком не знает, но в армии лишние вопросы не задают. Старшина - старший сержант Филимонов.  Круглолицый, среднего роста мужик. Именно мужик. По возрасту не больше, чем на 5 лет старше меня, но он уже взрослый какой-то. Потом только стало ясно, что это так выглядело в сравнении с нами - духами. У всех сержантов форма была ушита, сапоги с набитыми каблуками, волосы уже не «налысо» сбриты. Короче подтянутые  были вояки.
-Рота! Ранясь, смирно, вольно - грохочет команда. Слово «равняйсь» нужно кричать без звука «В». Тогда звучнее получается. Филимонов начинает зачитывать.
-Курсант Абросимов
-Я.
-Курсант Варичев
-Я.
Сзади меня Огарков  пытается острить по поводу фамилий, смешно их коверкая.  Морозкин поддерживает его, тихо хихикают.
-Курсант Огарков.
Тишина. Я- то слышал, а Огарков прозевал.
-Курсант Огарков.
-Я – Заорали у меня за спиной.
-Ты что, родной, оглох? Тебе что «киль намять», чтобы слух прорезался? Сержант Кочетков разберитесь с бойцами.
-Курсант Митин
-Я - отвечаю громко. Я всё расслышал вовремя. ХА-ХА.

      Теперь скорее бы: « Рота отбой». Эта одна из любимых для всех команд. Пока сержанты медленно идут в спальню, нужно быстро раздеться, очень аккуратно сложить обмундирование и прыгнуть в кровать под байковое одеяло. У курсанта вообще небогатое хозяйство. Как говорится: «Всё свое ношу с собой». Вот табурет у спинки кровати. На него гимнастёрку и галифе складывают. Возле него сапоги с портянками, обмотанными вокруг голенища. Еще прикроватная тумбочка. В ней туалетные принадлежности. Подшивочный белый  материал можно хранить ещё в ней. Это практически всё.   Командир моего  1-го отделения  - сержант Кочетков, он же и заместитель командира взвода т.е. «замок». Еще сержант Бочкарёв и сержант Чудаков. Вот мои три начальника. Они тоже с нами в кубрике спят.

      Чудаков – фазан, только сам закончил учебку, еще не заматерел. А Бочкарёв и Кочетков уже год отслужили. У молодых сержантов не так много привилегий. Они должны всё время быть с личным составом. Поэтому Чудаков быстро придёт, помыв ноги. Но пока, мы одни лежим на двухъярусных кроватях. Я наверху, мне видно в окно часть соседней школы. Там учат поваров, на границе много специальностей есть. Но им сержантов не дают. Только нам в инженерных ротах и водителям с автошколы. Кровати через три от меня, Морозкин из Наро-фоминска - крепкий парень с накаченной спиной, так, что она у него похожа на фигуру шахматного коня. Он начинает шутить, анекдоты рассказывать, подсмеивается над всеми.
-Митин. А ты почему Митин? – спрашивает меня. - Потому что… - и пытается срифмовать мою фамилию, смеётся, всем весело.
-А ты, тогда Иван - болван! - Среагировал я. Все опять смеются.
Морозкин, получив отпор, переключается на других. Кто- то не сможет ответить раз, другой. И как то не заметно, над ним начинают подтрунивать уже все. Козлы отпущения во многих коллективах появляются. И в школе и на работе.

     -АЛЁ-Ё-Ё!!!  - дверь резко открывается и появляется Чудаков. Он ещё недавно сам был курсантом, всё ещё не забылось, знает слабые стороны жизни молодого бойца.
-Курсант Абросимов!
-Я
-Ко мне,– командует сержант.
Бедный Абросимов вскакивает с кровати,  быстро протискивается между рядами кроватей, виляет между тубареток и, не доходя до Чудакова шага три, переходит на строевой шаг. В трусах, босиком – со стороны, наверное, смешно. Но все молчат. Алексей Абросимов, парень из Москвы, с выпученными глазами. Он немного неуклюжий, медлительный. Но зато по Уставу, по «политике» у него всё в порядке. Быстро всё запоминает.
-Курсант Абросимов по Вашему  приказанию прибыл, -  бойко говорит Лёха.
- Прибыл, говоришь. А что это ты под подушку спрятал? А? Хочешь, чтобы весь взвод из-за тебя завтра лишний круг по плацу маршировал? – Чудаков успел заметить, что курсант что-то сунул под подушку.
-Никак нет, товарищ сержант - уже потерянно говорит Абросимов.
-Так. Давай неси всё, что у тебя есть там.
Бедный Алексей тащит спрятанный под подушкой хлеб. Он его с ужина принёс, не успел съесть. Залёт!

     В столовой еда тоже по команде. За длинным столом, рассчитанном на всё отделение, сержант сидит с краю.  Дежурные по столовой уже стол накрыли. Стоит кастрюля с первым блюдом, со вторым, чайник, хлеб, тарелки, вилки - уже всё готово. Бедные курсанты стоят пока вдоль стола и слюни глотают. - Командир, ну не тяни… Наконец команда: «Приступить к приёму пищи». Назначенный боец начинает раскладывать половником по тарелкам еду. Естественно первому сержанту, потом, по собственным симпатиям, подаётся  другим курсантам, они тянут к нему свои тарелки, отталкивают другие миски, пропихивают свои, ругаются в полголоса. Последний получил свою порцию, когда сержант уже половину пищи съел. Так и со вторым блюдом. Бедные бойцы бросают взгляды на тарелку сержанта. – Ну, ешь ты помедленнее. Но вот наш командир поёл, переговаривается с другими сержантами. И вот – «Закончили приём пищи»! «Отделение, встать, строиться на плацу. Марш»! Кому последнему накладывали, как правило, не успевал доесть. Да и другие тоже не наелись. Поэтому «тырят» по карманам оставшиеся куски хлеба.
-Ты что? Правил не знешь?- начинает воспитывать Чудаков.
Абросимов молчит. Он знает, что хлебная заначка и у других есть: «Но блин, почему меня заметили?»
-У кого ещё хлеб под подушкой? Хотите, чтобы я проверил? Еще у кого увижу, пеняйте на себя.
 Приём пищи в столовой! Ясно? Здесь бардак разводить нечего.- Сержант, конечно, знает, что может ещё провинившихся найти. Но ему неохота. Сейчас на этом бойце примерное наказание устроит.
-Так вот, на первый раз, считай, отделался легким испугом. Понял боец?
-Так точно! – облегчённо рапортует Алексей.
-Что, так точно? Упор лёжа принять. 50 раз отжался.
-Есть. - Абросимов падает и начинает отжиматься.
Конечно, пятьдесят ему не отжаться, и после двадцати он просто лежит, и поднимаются у него одни плечи. Но сегодня ему везёт, сержант не придирается, а мог бы и ногой заставлять живот от пола поднимать.
Наконец «отжимальщик»  встаёт: «Товарищ  сержант, ваше приказание выполнено!»
-Всё на сегодня. Всем спать.- Приказывает Чудаков.

      Постепенно становится тихо. Слышно только, как кто-то похрапывает. Но вот возвращаются Бочкарёв и Кочетков. Они смотрели в ленинской комнате фильм по Польской программе. Разница во времени с Поляками -1 час раньше. У нас отбой в 23 часа. У них ещё все гуляют. Плюс  там ближе к «Загнивающему капиталистическому Западу». Кино показывают «допоздна». А у нас в Союзе в 24 часа гимн проиграет и телевизор выключается. Серый экран шипит.
-Думаешь каптёр не врёт? - слышится речь Кочеткова. - В «самовол» то он ходил, может и не врёт. Она, говорят, с мужем всё ругается, - отвечает сам себе он.
-Да. Вроде на самом деле ходил, - поддерживает  Бочкарёв. - Иришка - девка «шесть шаров!»
     Вот это - Да! А здесь, оказывается, интересные вещи творятся, – думаю я. А «шесть шаров» - это выражение такое. Значит очень хорошо, класс. Но сон берёт своё. Хотя всё ещё болит рука.  Это я на своих проводах в армию решил похвастаться, как буду на турнике упражнения делать. А выпито уже было не мало – вот и сорвался на землю. Локоть зашиб. Теперь отжиматься приходиться практически на одной руке, но подтягиваюсь всё равно 12 раз, на отлично.  Подъём переворотом делаю легко. Я руку на кровати свешиваю так, чтобы локоть на углу лежал. Больно, но терпимо.

    Мне врач на медосмотре посоветовал: « Пройдёт только через боль, но если  хочешь,  можем тебя перевести в другие войска, в стройбат».  В стойбате служили парни с проблемами в милиции или со здоровьем. Работали там в основном, а не служили. Многие, как мне говорили,  автомат за 2 года службы только на присяге и видели. Через месяц службы, где то, эта медицинская комиссия была. Сортировали нас, кто не тянет - в другие места и вообще в другие войска отправляли. Вот один врач внимательно у меня осматривал мою руку. Думал, может я закосить захотел. Но я уже видел себя героем пограничником, поэтому отказался.
-Тогда терпи, долго будет болеть. - Сказал врач с черными глазами и носом с горбинкой. Я вспомнил что, кто- то говорил, что лучшие врачи - евреи. И букву «Р» не выговаривает. Вот этот, наверное, из них, знает, что говорит.
-А потом то, пройдёт?- поинтересовался я.
-Потом не заметишь как, пройдёт. - Ответил врач.
  Точно не заметишь, вот и сейчас я, вроде засыпаааюююю.

3. Воспоминания.

    Вот уже больше месяца, как я на службе. Не заметил, как стал военным, выполняю разные команды дурацкие. Как будто так и всегда было. «Есть!» «Так точно!» «Никак нет!» «Разрешите».  Скажешь «Можно»- тебе сразу «Можно Машку под забором», и «упор лёжа принять» и «50 раз отжался».

     Перед армией запугивали нас, что вот с дедами придется драться. А если «слабинку» дашь, то «зачморят» совсем. С восемнадцати лет в солдаты забривают. А я техникум заканчивал, поэтому отсрочку получил. Пошёл служить, когда до девятнадцати лет меньше месяца оставалось.
     Как было здорово! Учеба закончилась, направили по распределению на моторный завод. Про этот завод можно много говорить. В лучшие времена здесь работало 40000 человек. В три смены трудились. Безостановочное производство. В литейных цехах печи не тушили, чтобы не сорвать производственный процесс. Отливали корпуса двигателей и другие части  для них же. Специфический запах стоял на много километров вокруг. В конце концов, на этом «монстре» собирали двигатели для грузовиков разных моделей, от обыкновенных КАМАЗов и МАЗов до карьерных самосвалов. По кооперации двигатели отправляли в братскую Белоруссию и в Татарстан. Там их ставили на автомобили. На этом заводе я ещё в техникуме на практике успел поработать несколько раз. И вот теперь распределили меня сюда опять. А некоторых наших девчонок хотели отправить в другие города работать. Я с отличием закончил «технарь», поэтому в родном городе остался. Вообще то, парни всё равно в Армию уходили, а через два года уже можно самому выбирать свой дальнейший путь. Девкам хуже, им три года по распределению отработать надо. Что было: и слёзы и истерики. Но насколько я знаю, всё утряслось хорошо. Все остались в родном городе. Предки связи подключили, справки разные раздобыли.

     Хотя специальность позволяла стать небольшим начальником - мастером, или в отдел технолога устроиться, куда большинство наших девчонок пошло, нас с Волковым Саней устроили на станки поработать, куда не шли работать обычные люди. Расценки маленькие на этих операциях.
- Да вам всё равно в Армию идти, помогите производству, - попросило начальство.
- А мы, тогда пораньше уволимся, чтобы время осталось погулять до службы.

     Работали по сменам, друг друга сменяя.  Сначала я даже пытался норму сделать. Берешь заготовку, ставишь в приспособу и рассверливаешь отверстие в литье. Потом меняешь инструмент и зенкуешь фаску под болт. Норму не сделал ни я, ни Саня Волков. Там тётка какая - то работала, она и установила рекорд. Теперь расценки на эту операцию упали. Денег стало мало. Никто не хотел здесь горбатиться, и ставили на эту работу таких как мы.

     Я до завода добирался чаще всего на троллейбусе. В утреннюю смену к семи утра надо было успеть. И другим  людям кстати тоже. Эти «рогатые» машины и автобусы люди штурмовали в прямом смысле.
     Стою на остановке. Вот - вижу появляется мой троллейбус номер 8, быстро прорываюсь в первый ряд ожидающих на остановке, многим не нравится, но ничего я аккуратно протиснулся. Теперь главное попасть так, чтобы двери распахнулись напротив тебя, тогда тебя сами пассажиры занесут в транспорт. Но так думают и другие. Знают, что, если не попадёшь, что называется в струю, то можно и на обочине этого людского водоворота оказаться, до проёма дверей не доберёшься. Останется на лестнице позади троллейбуса висеть или опоздаешь. Толпа людей, друг друга оттискивая, постепенно выходит с тротуара на дорогу. Водитель бибикает, чтобы под колёса не лезли. Но вот повезло, двери распахиваются напротив меня, а там уже битком народу, хватаюсь за поручень и протискиваюсь вперёд, сзади подпирают и я уже в троллейбусе. Ура! Стоим как «Килька в бочке», утрамбованные такие.
-Граждане машина дальше не пойдёт, если не закроете двери.- Объявляет водитель.
Содрогаюсь от толчков – это висящие у дверей дёргаются, пытаются закрыть их.
- Да, подвиньтесь чуть- чуть, всем на работу надо! - требуют снаружи.
-Да некуда уже, не резиновый троллейбус, - отвечают счастливчики внутри. Добрые люди!
    Транспорт потихоньку трогается и… резко тормозит. Люди по инерции проталкиваются вперёд , и двери, наконец, закрываются. Постепенно осматриваюсь по сторонам. Рука мужика сзади, через меня, схватилась за верхний поручень так, что он практически висит на мне. При каждом качке он на меня падает, - я похоже, вообще, его держу. Да и вонища перегаром от него. Надо как то поменяться, пролезти подальше внутрь. Но тут тётка, в которую я уперся поворачивает голову.
-На следующей не выходишь?- спрашивает она, и не дожидаясь ответа, протискивается за меня.
Как это получилось у неё?
-Мужчина не выходите? - Женщина дальше, расталкивает уже мужиков за мной. Платье между телами застревает, она руками то  сумку придерживает, то платье, чтобы пуговицы не оторвались. – Да, дай пройти! Подвинься немного, встал как вкопанный, - повышает голос на мужика.
 - Да как? Мне не развернуться. Осторожней локтями то, – мужик бурчит.
- Прямо, не развернуться. Вот сюда пройди!- командует женщина.
Но тут троллейбус повернул - всех качнуло, и как то все поменялись сами собой.
-Осторожно! Платье порвёшь! Из-за тебя вся растрёпанная выйду отсюда. - Не унимается тётка.
-ХА, ха, ха. Беременной ты отсюда уже выйдешь! - Съязвил мужик.
Все кто рядом стоял, засмеялись. А я не заметил, как очутился совсем в другой компании.

     Я ещё на остановке, каким - то боковым зрением заприметил её. Она к нам в техникум пришла после 10 класса. По-моему, тоже на «Холодную обработку металлов резанием». И тогда многие парни  стали шеи сворачивать, провожая её взглядом - «косяка давить». Нет, она, конечно, не красавица. И лицо круглое, широкоскулое, восточное и глаза большие. А волосы седые ( т.е. белые ) под «Мирей Матье» подстрижены. Гарсон - вроде эта причёска называется. Потом догадался - восточные женщины не бывают блондинками. Значит крашенная перекисью водорода. Среднего роста, но дальше всё как надо. Фигурка точёная. И что самое главное, щеголяла она в джинсах «MONTANA». Они туго обтягивали её крутые бедра. Обувь с каблуками делала своё дело- ягодицы… Ну, прямо Ой!!! Фирма идёт. Грудь, кстати, небольшая, но это уже как- то не замечалось. Зная свои достоинства, она и походкой какой- то ходила, ну… так что парни млели. Да ещё и улыбалась, будто дразнила. У меня джинсов не было, хотя брюки клёш от бедра, внизу 35 см., сам в ателье заказывал( в магазине какой то отстой продавали).
 
    Но к ней такие, самые крутые парни приставали. А мы только переговаривались – «Стал бы», - «Конечно стал бы». Но между прочим, «по-серьёзному» гулять с ней не хотелось. Выглядела она совсем по взрослому. Я не пытался даже подойти. В конце концов её, говорят, видели с каким то мужиком совсем взрослым. 

     И вот меня прижали прямо в неё. Она у окошка тут, с какой- то знакомой стояла. Они, лицом к лицу, держась за поручни, что- то, только что говорили. Но я помешал, между ними встрял. Тепло стало мне и от того, что прижался к ней так близко, и от какого- то волнения внутри. Соседка за спиной ёрзает, от других отбивается. Троллейбус покачивается, вверх – вниз, скорость видно набирает. А она снизу немного на меня смотрит. Не пойму, злобно или нет. Платье на ней такое тонкое, что, чувствую я - вот изгиб её бедра. А ещё чувствую, что внизу живота моего, как- то всё напрягается. И.. О боже! Вижу я, что и она моё напряжение чувствует. Я руку просовываю за её спиной, хватаюсь за поручень, отталкиваясь, пытаюсь спиной отодвинуть нависших людей. Но в ответ меня ещё сильнее к ней прижимают.  Сейчас моя соседка пощечину мне, наверное, даст. Но она ко мне сама жмется. НЕ может быть! Пытаюсь отодвинуть свою нижнюю часть спины, но девчонка в ответ двигается плотнее. Да и ладно! Значит так и будем ехать. Я пытаюсь поймать её взгляд, что вообще происходит между нами? Но не видно, волосы её одни седые, т.е. крашенные передо мной. Одной рукой она за поручень держится, а другая уже на груди у меня. А я тоже могу одной рукой держаться. Вот так,- уже опустил свою руку вдоль тела своего и её тела тоже. И пальцы, как будто случайно, касаются её. Да! Вот это под платьем нащупывается след от её… нижнего белья. И троллейбус качается в такт. Вверх- вниз. И напряжение всё сильнее. И не стесняюсь я уже. И вроде и платья то, на ней уже нет, и вот и голову она подняла ко мне, и посмеивается только. Крепко теперь вжимаюсь и …
   -Да ёлки палки!- выругался я про себя, а на самом- то деле слова были посильнее. - Вот опять! Проснулся я на своём втором ярусе. Проклятые ПОЛЮЦИИ замучили. До армии парни рассказывали, что в компот добавляют Бром, для уменьшения желания. Каждый день этот напиток пьём в обед и ничего. Почти каждую ночь сладострастные сновидения. И чтобы не липнуть, надо теперь спуститься с третьего этажа в умывальник. Мимо дневального почти пробегаю мелкими шажками, одной рукой незаметно оттопыривая испачканные трусы. Он весь изнемогает у тумбочки, спать хочет. Ему не до меня. Смотрю на свои дешёвенькие часы (Их у меня никто, как ни странно, не отнял). До подъёма ещё полчаса. Потом ещё успею заснуть немного.

4. Я – дневальный.

    «Рота подъём!» - орёт дневальный. Но я не вскакиваю с кровати и никуда не бегу. Дело в том, что наш взвод дежурный по части. Мы в наряде по роте. Мы - это: Романенко, который сейчас на тумбочке стоит, а Я, Пашка Краснов и ещё один боец - просто дневальные. Чистоту, порядок наводим. Завидуем тем нашим бойцам, кто в караул пошёл.  Им там автоматы дали с боевыми патронами, всё по - настоящему. Ходят там часовыми, охраняют объекты, территорию части. До этого мы Устав зубрили и теперь знаем  - Часовой лицо неприкосновенное!

     Если кто подойдёт к тебе чужой, кроме разводящего, можно после предупредительных: «Стой! Кто идёт?» «Стой! Стрелять буду!» и пальнуть, в конце концов, в кого-нибудь.
     А если этот «кто-нибудь» ночью, например, захочет подобраться к тебе со спины, ну, там склад открыть и патронов украсть, а может и пулемёт, то ты уже будешь готовым. И раз! Он тебя обхватил руками сзади, а у тебя штык-нож. И ты его… 

     Но меня не взяли в караул, я просто дневальный по роте. Сержант Чудаков  – дежурный, а мы дневальные. Один стоит на тумбочке с телефоном,  с повязкой на руке, а другие моют пол и лестницу в подъезде. Потом меняемся. Теперь мы на себе поняли, что значит выражение сержантов: «Сгною на линолеуме!»

      Дело в том, что по нашему длинному коридору посередине постелен светло зеленый линолеум. А по бокам - просто крашеные деревянные половицы. И вот этот длинный пол должен быть идеально чистым, а кирзовые сапоги оставляют на нём чёрные полосы, даже если очень осторожно идти, всё равно полоски чёрные остаются.
 -По краю линолеума ходим!- голосят, нет,  просто истошно орут дневальные с тазиком.
  -Чего это там курсанты на корточках делают? Замученные какие-то, с тряпками, чего-то кричат?- недоумевали мы сначала, когда с занятий из классов на перерыв выходили гурьбой. Но на всякий случай шли по половицам сбоку, не зная ещё, зачем это.
     Только потом, когда дневальными побывали почти все – всегда ходили по краям коридора без напоминаний. Вот что называется: «Уважайте труд уборщиц!»
Свободная середина, а по бокам курсанты «гуськом» друг за другом ходят, иногда перепрыгивая через линолеум, как через ручей. Смешно для непосвященного.

    Чистыми должны быть и деревянные панели на стенах, вдоль всего коридора. Тоже касается подоконников и разных потайных мест. Таких как, например, огнетушитель и короб под него, верхние части плакатов с наглядной агитацией и прочие места, где может скопиться пыль.        Сержант может провести где-нибудь платочком и найти грязь. Тогда никакого отдыха - опять начинать мыть с самого начала. Но мы стараемся, Чудаков  сказал, если быстро и чисто вымоем  коридор, то, может, отпустит в кафе. О! Это мечта. На территории части есть кафешка. Там печенье, плюшки разные, пирожные, сметанка, чаёк сладенький. Рассказываю, а у самого слюни текут. Очень хочется есть, и спать - всегда!! Но нас туда не пускают. Это можно только офицерам и сержантам. Или группой в сопровождении командира, за какой-нибудь очень уж знаменитый повод. А у меня сегодня день рождения! 19 лет!
     Чудаков нашёл всё же к чему придраться и заставил нас мыть проклятый линолеум сначала. Мы теперь уже без всякого усердия работаем. Быстро поняли - никуда нас не отпустят отдохнуть. Быстро вымоем - начнём опять сначала. Поэтому куда торопиться? Солдат спит – служба идёт. Сейчас в других взводах (Их четыре в роте) идут занятия. Все по классам сидят, зубрят одни Устав, другие на политзанятиях Политическую карту  изучают, запоминают страны врагов по НАТО и наши дружественные по Варшавскому Договору. В коридоре – тишина. 

     Сержант наказал: чуть, что дневальному орать во всё горло: «Дежурный по роте на выход!»
Это если придёт офицер из штаба - дежурный по части с проверкой.  А  сам Чудаков отправился в наш класс. Сейчас там никого. Может дембельский альбом делать или письма писать, сказал без нужды не тревожить.
     Я с намыленным полотёром и  Паша Краснов со здоровенной тряпкой  стоим у окна и смотрим вдаль. Тазик с водой - посредине линолеума. Андрюха Романенко поближе к нашему классу, почти у тумбочки дневального. Он на «шухере». Чуть что и мы уже в «поте лица драим» линолеум, а Романенко с  усердием протирает пыль с  панелей. Каждый о своём думает. Мне вспомнился последний день в родном городе.

     С Пашей мы земляки, вместе в начальной школе учились, в судомодельный кружок ходили, потом в «технаре», только в разных группах. Ещё совсем недавно, на следующий день после сбора в военкомате, сидели мы с ним в электричке у себя в городе. За окном моросил дождик, и хотя в вагоне было тепло и сухо, мы всё же ещё чувствовали этот влажный воздух, с которого только что пришли. Мы ночевали на вокзале, сидя на жестких стульях из толстой фанеры, скреплённых в ряды по четыре штуки. Потом нас разбудили сопровождающие пограничники. Тогда впервые команда « Подъём» прозвучала, и быстро под противным  дождём нас отправили в вагон зелёной электрички. Про которую анекдот есть.
   Длинная, зелёная колбасой пахнет?? Это электричка из соседних с Москвой городов. В провинции в магазинах с продовольствием, да и со шмотками тоже, плохо. Вот люди и отправляются отовариваться в Столицу. Обратно возвращаются с огромными сумками. За это Москвичи нас не любят. Обзывают голодранцами. В очередях отпускают товар по небольшому количеству.
- Больше 2 кило в одни руки не отпускать!- требуют в очереди москвичи. - Понаехали тут, всю колбасу скупили.
-Мы за своим приехали. Эта колбаса с нашего мясокомбината. Вы всю выгребли. Всю Вам отправили по разнарядке. Так что давайте батонами и нечего.- Требуют приехавшие из соседних областей.
Но продавец стоит за своих: «Сказано больше двух кило в одни руки не давать и точка!»
-Совсем обнаглели, мы что виноваты, что у нас ничего нет. Страна то одна у нас!- Возмущается одна полная женщина.- Мы и так намучились к Вам ездить. Мы также вкалываем как и вы. Москва - столица нашей Родины! - Язвительно продолжает она.
-Так. Дочка стой, а я в конец очереди. На вот тебе сумку,- говорит другая, помоложе, быстро ориентируясь в сложной обстановке.- Возьмёшь, сколько дадут!
Так вся очередь перестроилась:  через одного - двух человек встал член  одной семьи.
 Голь на выдумки хитра!

      Вот в этой самой электричке нас и расположили. За окнами снаружи постепенно становилось всё больше народу. Это были наши родители, друзья, любимые. Те из них, кто нашёл в вагоне  своих сыновей или мужей, заняли места у окон электрички и что- то  кричали, показывали пальцами, улыбались и тут же плакали. Другие же суетливо перебегали от окошка к окошку, их взгляды торопливо перебегали по стриженным головам новобранцев и не могли сразу отыскать того, кого было надо. Тогда нам самим казалось, что мы похожи друг на друга.

     Я внимательно следил за движущимися по ту сторону людьми, стараясь не пропустить родного, знакомого до мелочей милого лица. Мать  обещала ко мне придти, но с вокзала, где мы ночевали, нас  почему- то отправили раньше, чем обещали. Всё время пока шла посадка по вагонам, я ждал, что меня окликнут.  Но меня никто не позвал. Несмотря на то, что отправку ускорили, чуткие материнские сердца невозможно было обмануть. Каким - то образом опять все провожающие были в сборе. Я заметил как Пашка Краснов, сидевший неподвижно, весь оживился, завертелся, мешая мне наблюдать за улицей. Всё ясно - под одним из зонтиков появилась  его мать. А моей мамы всё не было. Тут я подумал, что она придёт в тот час, что ей сказали на призывном пункте, а электричка со мной уже уйдёт. Я отчётливо представил одинокую тень на перроне. Мне сделалось очень жарко и ужасно неудобно сидеть от этой мысли, я заёрзал на сиденье, стал оглядывать вагон внутри. Здесь творилось то же самое, что и на улице. Те же жесты, гримасы, махания руками. Кто- то уже приспособился и жевал собранные в дорогу харчи.
       Когда же я опять посмотрел за окно, то увидел знакомый тёмно синий плащ и голубую вязаную шапочку. Да, это была моя мама. Я приподнялся, взмахнул рукой, и она меня заметила. На её глазах, хоть она и улыбалась, появились слёзы. У самого меня пересохло в горле, и какой- то лишний комок образовался там, мешая глотать. Я украдкой, чтобы не заметили, стёр накатившую слезу. Пашкина мать подошла к моей. На призывном пункте они познакомились друг с другом и сейчас остались довольны, что мы с ним по-прежнему вместе. Тут поезд тронулся, мать и другие провожающие пошли рядом с вагоном. Теперь все плакали открыто, и сам я опять с трудом подавил слёзы. Электричка быстро набирала скорость, скоро мама скрылась из глаз, но у меня мысленно всё виднелось её заплаканное  лицо. За окном теперь мелькали знакомые дома, пролетали мимо церкви моего старого города. А я тогда подумал, что вот теперь я уже взрослый, детство прошло, и от этого то - очень грустно. 
               
      Я очнулся от своих мыслей. Что же делать - теперь у меня вот такая жизнь. Паша, похоже, тоже, куда то мысленно улетел, смотрит вдаль куда то за окном. Он крупный мужик, почти толстый. Очень тяжело ему с «физо». Бег, подтягивание для него беда. Он всё хочет проситься в другую роту перевестись, где поменьше требования. Наша - то рота - отличная!  Значит и все в ней должны быть отличниками. А это на самом деле трудно.
 -В первой роте меньше гоняют и по «физо», и вообще меньше ко всему придираются, - говорит Краснов, увидев, что я на него смотрю. - Я с Саней Алексеевым из нашего технаря говорил в курилке вчера, понял -  никакого сравнения нет с нашей долбанной отличной ротой. 
 - Осталось ещё почти четыре месяца до конца учебки, потом разъедемся по разным заставам. Там, говорят, как в семье живёшь, все друг за друга. Будем только вспоминать этот ужас. Потерпи.
- Нет. Я буду рапорт писать, чтобы перевестись в первую роту. Я на комиссии у врача узнал всё. Пишешь командиру взвода, отдаёшь через своего сержанта. Должны перевести. – Не унимается Паша. – А одно место рвать на «отличника», чтобы лишнюю лычку получить? Да на хрен мне это. Очень хорошо, если буду после школы младшим сержантом. Вообще говорят - чистые погоны, чистая совесть.
-Меня бег тоже совсем достал, сапоги очень велики. Вчера мне из дома стельки войлочные прислали. Вставил, вроде стало можно жить, не знаю надолго или нет хватит. И рука болит очень в локте. Я тебе рассказывал - это я с турника сорвался на своих проводах в армию, – говорю я, а сам несколько раз согнул руку в локте и чувствую, что меньше стала она болеть. Не соврал врач еврей. Хороший врач! – Нет, я потерплю уж, немного осталось.
-А я рапорт подам, тем более, что всё равно скоро все разъедемся, - бубнит курсант Краснов.

     У него немного дёргается щека, это с рождения у него. Мне он кажется похожим на белого медведя. Белого потому, что волосы у нас поотросли, и теперь  мы их сами друг другу стрижём ручной машинкой или просто ножницами  под расчёску. И стало видно, что Паша белобрысый - с почти белыми бровями. А медведь потому, что гимнастёрка у него как- то мешком сидит. Не успеет он заправиться, как она опять у него вся расправляется. Что - то с размером не так. Да у нас у всех форма как- то вся висит. А сержанты свою ушивают по фигуре, эх, ничего, доживу и я до этого дня…
- Да! Время совсем не двигается. День быстро пролетает, а неделя долго идёт. До конца учебки не дождёшься, - отвечаю я, глядя за окно на плац. На плацу кого- то муштруют строевой. РАЗ, ДВА, РАЗ, ДВА…  Нога достает до погона впереди идущего, РАЗ, ДВА. Я не слышу, но понимаю уже, что там творится.
-Мужики! Есть план!- подходит Романенко к нам.
- Есть ли у Вас план мистер ФИКС. - Смеёмся мы.
- Да слушайте. Чудаков надолго ушёл. Когда воду менять пойдём в следующий раз, можно тазик внизу спрятать и смотаться в кафешку самим. Всё равно не отпустит нас сержант. Наших командиров никого! Никто ничего не спросит. Если что - подумают, вдруг нас офицер послал, что- то купить.
-Да, можно попробовать, - говорю я, глядя в окно. Там заветное кафе не видно, но я знаю – оно сбоку от плаца. И занятия строевой закончились. На территории - как все вымерли. Все где- то при деле находятся.
-Да. Сейчас самое время. Занятия минут двадцать ещё продолжатся, - размышляю дальше, а сам уже лезу рукой во внутренний карман гимнастёрки.

    Тут должны храниться тоже обязательные для всех бойцов вещи. Платок, маленькая расчёска и военный с  комсомольским билеты. Некомсомольцев в погранвойсках не было. Ну и денежки хранили. Кто - то письма ещё от любимой хранил. Всё это полагалась на утреннем осмотре вынимать и показывать сержантам. Они наводили в твоих вещах «шмон» и половина вещей у тебя в кармане оказывалась не положенной к хранению. Но деньги, надо отдать должное, никогда не брали. Почти все хранили их под корочками для документов.
Боец получал три рубля восемьдесят копеек. Много это или мало – не скажешь. Для курильщиков этого мало. А у меня пара рубликов желтеньких всегда в заначке была. Вы, может, подумаете - что, на что тратить то деньги. Ведь в столовку строем ходим – бесплатно, обмундирование бесплатное, в кафе не пускают. Но, как и везде деньги быстро кончаются, их собирают на всякие «разности». То на тетради, то на ручки с  карандашами. Несколько раз делали фото цветные. Они очень дорогие. Я свои отправил домой бабушке. Она потом в ответном письме спрашивает: « Всё ли хорошо у тебя? Грустный очень и худой».
-  Это  шанс немного скрасить суровые будни курсанта, – решаюсь я, сжимая в кулаке два жёлтеньких рубля.- Давай Паша, пошли менять воду вниз в туалет. Быстро сбегаем.
- Я не пойду. – Вдруг говорит Краснов.
- Что засикал? Вон уже видно потекло, – ехидничает Романенко.
-Да пошёл ты! Чего сам- то не идёшь? А?- Паша когда нервничает, у него щека больше дёргаться начинает. Он переступает к  тазику, тряпку мокает. Я смотрю на его толстые икры в сапогах, кажется, сейчас голенища лопнут, настолько они в «обтяжку». Думаю ему трудно натягивать их по утрам. 
- Меня же Чудаков за старшего оставил. Если вдруг выйдет. То что? – приводит безотказный аргумент Романенко.
- Я вообще скоро перевожусь от Вас. Мне  залёты не нужны, – отбивается Паша.
-Да ты вообще размазня! Пограничник хренов. В «стройбат» тебя надо, - говорит Романенко и смотрит уже на меня.- Митин. Ну, ты же вроде нормальный пацан. Другого раза не будет.
- Да ладно,  Паша давай таз, пойду заодно воду поменяю, – решаюсь я, да и  деньги уже в кулаке зажаты.
-Сочень и ещё ТУ-134 пачку купи, пожалуйста, - протягивает мне бумажку Романенко, – запазуху засунешь,  невидно будет.

     Вот уже бегу по цветочной аллее мимо ухоженных клумб. Красота! Все бардюры побелены. Розы классно пахнут. Через плац  короче, но нельзя по нему без дела ходить. И вообще пешком ходить тоже курсантам нельзя. Любой сержант докапается: «Алё военный, ты чего разгуливаешь как на гражданке?» И вопросы, и упор лёжа принять, и 50 раз отжался.  Поэтому бегу потихоньку. Стараюсь уверенно с беззаботным видом. Вот недавно меня  послали капитана Рыжикова позвать с занятий. Я также бежал, и сердце не стучало, что же сейчас – то, оно просто выскочить готово. Вот и дверь в Кафе. Встаю в очередь. Знакомых искоса выглядываю. Ни-ко-го. Ха! Коржик возьму и сметану пол стаканчика, нет - целый стакан сметаны. Стою, смотрю в окно на плац.

    Совсем недавно я был нормальный человек.  А теперь…  Помню, привезли нас сюда под вечер. Спрыгиваем с машины, в которую посадили после поезда. Оглядываемся по сторонам. Сержанты, что нас сюда привезли, пытаются построить нас в колонну. А мы всё толпой ходим. С трудом им это удалось. Но идём - кто, как хочет, разговариваем друг с другом. Мимо нас ровные квадратики людей в форме пробегают. Туда – сюда. Один квадратик бритоголовых около нас остановился, и бегут они такие, на месте. Сапогами топают. Мы даже подальше от них посторонились. Из дурдома,  что ли?
 - Взвод! На месте. Стой!  В колонну по одному в столовую марш!- командует им сержант. И побежали солдатики друг  за другом. Умора какая то! Ха-ха!!
- Вешайтесь ребята! Вы ещё не знаете - что Вы попали!  – раздаются возгласы от пробегавших.
- Разговорчики, - прикрикивает им командир.
А теперь я и сам, как робот, на месте со всеми бегаю. Марширую, говорю по-дурацкому.
   -Митин! Тебя сюда кто послал?- Раздаётся сзади голос.
Не поворачиваясь, я узнаю. Это наш замок, то есть заместитель командира взвода сержант Кочетков. Он вообще-то в карауле должен быть. Как он здесь оказался? Что соврать то теперь?
-Никто. – Сам не зная почему, я говорю правду. Просто, наверное, подумал, что всё равно всё выяснится. Лучше сразу отмучиться.
-Совсем припухли! – говорит не сильно громко сержант. Ему неудобно отчитывать меня в Кафе. За прилавком отоваривают посетителей две женщины – наши буфетчицы. 
-Это залёт воин! Пойдёшь в роту, доложишь сержанту Чудакову, что бы тебя наказал, как следует. Я потом проверю, как исполнил приказание. – Он говорит мне всё это, а сам косится на буфетчицу Капку. Гримасы суровые не строит мне, стесняется её видно и со стороны может показаться, что просто разговариваем мы ни о чём.
-Есть. Разрешите идти.
-Не идти, а бегом марш! – Сквозь зубы рычит Кочетков.

      Обратно бегу  не торопясь, чего уж теперь то. И сердце не стучит, как будто легче стало, что ли.
Зато теперь я герой! На весь взвод прославился. Теперь завтра только обо мне говорить и будут.
-Всё! Хана. Поймал меня Кочетков!- говорю я Романенко - Забирай свой рубль.
-Откуда он там взялся?
-Они термосы с едой из столовки в караул несли, наверное, ну вот он и заскочил в Кафе. Не судьба значит. - Пашка говорит.
- Да! Ты замолкни! Ты всё накаркал, - злится Романенко.- А к Чудакову, ты сходи перед самой нашей сменой. Может к вечеру все добрее будут.

      Вот подвал - здесь туалеты и умывальники, и сушилка, и ещё кладовки для разного инвентаря. Окна узкие наверху - повыше, чем у меня дома были.  В умывальном отделении по всему периметру крантики с холодной водой. Да, горячую воду мы видим только раз в неделю в бане. Но ничего уже привыкли и бреемся холодной водой и умываемся без проблем.  Те краны, что у окон, всегда свободные. А у других стен к воде по утрам очереди выстраиваются, курсанты торопят друг друга, ругаются. Всем успеть надо, время как всегда ограничено, нужно ещё столько дел сделать кроме умывания. Постель заправить так, чтобы рубчик был сбоку и чтобы полоски  на байковых одеялах были на всех кроватях в одну линию, не виляли. Не понравится сержанту - будешь раз десять перезаправлять. Вот все и торопятся. А к свободным кранам у окошек не идут. Это места для сержантов. Многие решали попробовать рискнуть умыться здесь. Потом или отжимались, пока силы не кончатся, и плошмя не упадёшь, или ещё какие экзекуции тебе придумают. Так что мало не покажется. В общем, всегда они свободные, чтобы сержант без очереди, неспеша, всё сделал. Они командиры наши, что скажешь. Это всё-таки не так обидно, как если бы тобой командовали деды. Они то - тоже рядовые. А тут вроде ты по уставу должен подчиняться сержантам. Они младшие командиры. Скоро и мы такими станем.  Хотя перегибы конечно есть. Во второй роте один курсант достал своего сержанта, тот сорвался и ударил бойца. Неудачно попал. У того фингал весь глаз накрыл, не скроешь. Разжаловали драчуна в рядовые и отправили в строй роту. Неизвестно повезло ему или нет.

      Но я в другом отделении подвала, где нужду справляют. На возвышении  в две ступеньки вмонтированы чаши, на одном уровне с полом, между ними кафельная плитка. Эти плитки и «очки» должны быть чистыми. Так мне Чудаков сказал, когда назначил меня сюда в наказание за неудачный поход  за жрачкой.
-Алё! Военный! Как там тебя, иди сюда. Передай шланг с водой и покажи, как кирпичиками чистят, - обратился он к бойцу по фамилии Кулагин, который там  в наряде был, потом добавил. - Вот Митин, что бывает, если борзеть начинаешь.

     Вообще сюда назначают в наряд или больных, или у кого «залёт». Боец  достал откуда-то маленькие осколки разбитого красного кирпича и стал царапать кафельную плитку, потом полученное месиво смыл шлангом.
-Так, Митин, всё понятно? Чтобы всё блестело, я приду -  проверю. - Чудаков ещё хотел, что- то сказать, наверно лекцию почитать про службу по Уставу, и как тогда бойцам плохо будет, но не успел.
- Товарищ сержант, разрешите обратиться ,– появился вовремя наш дневальный. - Вас к командиру роты вызывают.
-Так, всё понятно? – спросил ещё раз сержант.
-Так точно!- отвечаю я
-Выполнять,- бросил удаляясь Чудаков.
-Вот бери, а я пойду, покурю, – протягивает мне кирпичи курсант Кулагин. Он постоянно косит под больного. Не хочет служить, потому, что знает -  ему скоро из военкомата придёт приказ об освобождении от  воинской обязанности в связи с рождением второго ребёнка.
 
     Нехотя я взял эти красные камешки, поскоблил немного. Потом подумал, что это ведь  недостойное занятие. Пацаны мои засмеяли бы, если бы узнали - чем я тут сейчас занимаюсь. Да. Всё хватит – и так всё чисто, открыл кран с водой для шланга, и стал поливать всё вокруг. Точно, и так всё чисто. Сыро, но чисто. Тут слышу гром от множества бегущих сапог, это занятия кончились. Бойцы на перекур бегут через туалет. В подвале стало тесно от курсантов.
- Надо завязывать это грязное дело,- подумал я. Бросил шланг, закрыл воду. Скоро вообще смена наряда должна быть. И Кулагин куда-то делся?
- Опа! Опять  Кочетков идёт, – увидел я, как курсанты расступаются перед  идущим, похоже, прямо ко мне, сержантом.

    Это, значит, они с караула уже пришли. Наряд закончен. Я отвернулся, пытаюсь, как будто, по нужде пристроиться. Но не успел.
-Курсант Митин! Ко мне! – сзади команда.
-Курсант Митин по Вашему приказанию прибыл!- Рапортую я, протиснувшись между бойцов к сержанту.
- То, что доложил Чудакову, всё как положено - молодец! У тебя сегодня день рождения,  мне сказали.
 -Так точно. Девятнадцать!
-Молодец! Ладно, освобождаю тебя. Иди готовься к ужину.
-Есть! Товарищ старший сержант.
Ну и денёк! Ну и день рождение.






5. Про день рождения
 
       День рожденья – день варенья! В детстве почти не справляли мне эти дни. Один раз помню, классе в третьем,  разрешили друзей привести. Мама лимонада купила, пирожных. Поели мы и нас быстренько на улицу выгнали гулять. Всё-норма!

       Только 18 лет решил сам отметить. С бабушкой договорился.
-Бабанька! - говорю- Восемнадцать всё же. Можно позову друзей.
Разрешили, может, потому, что братан мой двоюродный к этому времени со своей девчонкой уехал к её родителям. И тетя Вера с ними. Типа смотрины. Познакомиться.
 
      Вот, пока я дома с бабушкой остался вдвоём, пригласил Андрюху Мовергоза со своей девчонкой и Виталика Колесова к себе домой. Больше просто не поместилось бы.  Надо отдельно описать моё жилище.   
   
     А дом мой - это подвал старинного трёх этажного кирпичного здания, построенного князем Куракиным.  Дом угловой, с одной стороны набережная, с другой памятник Некрасову. Он открывает вход на «Бродвей». Так мы бульвар называем. Впрочем, 3 этажа будет, если считать и наш подвал. Подвал или полуподвал, кто как называет. Окна стоят прямо на асфальтовом тротуаре. Видно как ходят ноги. Иногда это ноги молодых женщин, я сколько раз приседал, чтобы подсмотреть, что там  у них под юбкой. Но ничего не увидел - стены очень толстые. Нужно на подоконник вылезти ближе к стеклу, чтобы лучше увидеть, но тогда и тебя бы заметили.

     Вот в этом подвале  семь комнат выходят в общий коридор, он  ведет на общую кухню  мимо двух дверей: одна в туалет, другая в умывальник с ванной. Чтобы помыться или постирать нужно очередь с другими жильцами согласовать. Эту сложную процедуру строго контролируют старшие жильцы. Моя бабушка в число авторитетов входит. Она даже следит за тем, чтобы газовые баллоны нам вовремя меняли. Они во дворе стоят в специальных шкафах, зимой она разгребает снег, чтобы к ним можно было пройти. Нас со старшим братом всё ругает, что не помогаем ей. Но сама не напоминает нам лишний раз, жалеет, наверное. Очень хорошая, добрая моя бабушка. Всё знает, всё может. Она даже с нами в карты играет, когда в гости ещё двое моих двоюродных братьев приходят с ночёвкой. В дурака, козла и покер. Вот какая бабушка.

       Как мы все размещаемся тут в одной из этих семи комнат - трудно понять. К тому же эта комната ещё разделена  деревянной перегородкой с  дверным проёмом, который аккуратно занавесками закрывался. За ней место двоюродного брата с тётей Верой. А в моём отсеке в центре круглый стол. 4 стула задвинуты под него. Так что одни спинки видно. Потому что если их не задвинешь, то не пройти будет вокруг стола. По стенкам стоят Шифоньер с зеркалом на одной двери, на нём  до потолка чемоданы с одеждой. Напротив сложное зеркало в оправе резной. Сверху большое, посередине маленькая полочка, а внизу опять зеркало для ног. Вот я и смотрел, сидя за столом в отражение. В резном зеркале видно шифоньер с зеркальной дверью, а в нем опять зеркало резное, а в нем опять шифоньер. Ну и несколько моих физиономий. По другой стене стоит «богатство» - книжные шкафы тети Веры. Она стоит в очереди на подписные издания в магазине «Просвещение». Хорошие книги просто так не достать. Но она потихоньку собрала довольно приличную библиотеку. Вся «Большая Советская Энциклопедия» « Мир Животных» и множество других редких книг.

   Готовят на общей кухне, где у каждой семьи свой стол. Здесь все про всех всё знают. Как в песне у Анжелики Варум «Старый двор». Потом еду разносят по своим комнатам, потом обратно посуду на кухню. Бабушка жалуется: «Знаете, сколько я километров нахаживаю, пока вас обстираю да накормлю?»

     А сегодня мы сидим в четвером  за нашим круглым столом. Бабушка на кухне, но мы всё равно осторожничаем. Я обещал, что без водки посидим. Только шампанским побалуемся. Но Виталик принес, конечно, в пакете две бутылки - колдуньи «Кавказа». Это прилично будет. Но потом прогуляемся, а потом на танцы. Выветримся. Болтаем о том, о сём. В основном разговор сводится к тому, что вечером на танцы пойдём. Кого встретим, будет драка или нет, какие девчонки придут. Андрюха Мовергоз, слушая как мы с Виталиком планируем дальнейший день, весь изъёрзался. Ему с нами хочется. Но подруга «начеку», на плечо ему голову склонила и что- то своё ему каждый раз нашёптывает. Они вместе в строительном технаре учатся, там она  его и охомутала. Он живёт совсем в другом доме и квартире. Окна у него на втором этаже, выходят они прямо на Красную Площадь. Видно из них другой памятник-Ленину. Он стоит во весь рост и указывает рукой в «светлоё будущее». А народ шутит: « Это он говорит, пошли быстрее за вином, а то смотри, магазин закрывается». Вино продаётся до 19.00 часов. Квартира у него полногабаритная с высокими потолками, не достанешь, как у меня, рукой, и комнат штуки четыре. Там он с младшим братом живёт, мать отец. Словом  жильё у него - « есть разгуляться где на воле». Мовер у нас ведомый, его на что хочешь можно легко уговорить. Вот она ему, какую то «лапшу на уши» всё и вешает.

      Да. Пойдут гулять, точно, не с нами. Она догадывается, что нам не нравится. Мы всё «Моверу» говорим, что лучше найдёшь, а Виталик её, почему то вообще «Алигатором» называет. Я всё смотрю и думаю: «С чего он это взял?». Может, если с боку поглядеть? Да нет, на крокодила она не похожа. Наверное, из-за того, что очень крепко вцепилась она в Андрюху. Он, мы ещё его иногда зовём «Дюша»- парень видный, высокий. Наверное, даже симпатичнее меня. Нос у меня, честно признаться большеватый. Брательник мой, достал меня подтрунивать с этим носом. Он у меня курносый и на моём худом лице сильно выделяется. У Дюши нос тоже большой, но зато прямой - греческий. Но у меня, говорят, волосы красивые. В технаре девчонки с задней парты мне их всё наглаживают. Приятно, черт возьми!
-Митин! Давай волосами поменяемся. - Хихикают они.
-А мне чего? Вашу солому. Не-е-т, - смеюсь я.
     Отрастил я по плечи космы. Они у меня волнами лежат. Чуб прямо, как у казака, вьётся. Андрюха тоже длинные волосы носит, но гладкие, прилизанные какие то.  Оба мы с Мовером –«кожа да кости». Да и Виталик не далеко ушёл от нас. Правда он не «по моде» коротко стрижётся. Он постарше нас, уже работает.

     После моего застолья пошли на улицу. Как и ожидалось, Андрюха поехал со своей, то ли в гости, то ли ещё куда-то.
-Дюша! Ты вечером то в «АВТО» придешь?- спрашиваю я. Авто-это танцплощадка автозавода.
-Да, не знаю, как получится. Сейчас к ней домой поедем.
-Она тебе не даст, всё равно,- вмешивается Виталик, ухмыляясь. - Продинамит тебя, приходи к нам лучше.
- Да мне уже она обещала. Что скоро уже всё будет. Пойду, а то она ждёт. - Говорит Андрюха, поглядывая на стоящую в стороне подругу. - Вы там не добавляйте сильно. Всем привет.
-Ладно. Давай пока.

6. Про любовь морковь и ужасные поцелуи.
 
      -Да, Мовер, будет у тебя, или не будет, с твоей «нюшей» что-нибудь, неизвестно. Но, как ни крути, ты с подругой. А у меня что? Да пока ничего. Только одни мечты. – Грустно думал я в то время.

        Вообще то, я влюбляться стал рано. Ещё, наверное, до школы понравилась мне девчонка – соседка по коммуналке. Взял я и написал в блокнотике на последней странице: «Я полюбил Машу с первого взгляда». Особенно тщательно имя МАША своими детскими буквами вывел. Наверное, остальные слова могли быть с ошибками.

     А блокнотик был непростой. Это был мой паспорт. Рафик - старший двоюродный брат играл со сверстниками в «войнушку». У них у всех были такие блокнотики и ещё у всех  звания военные придуманы были. Кто генерал, кто полковник. Им подчиненные нужны были. Вот меня и взяли, присвоили мне капитана. Вклеили фотку в блокнотик, написали что то. На стирательной резинке что - то написали «задом наперёд», и оттиск поставили. Это печать. В общем – как, по-настоящему. Очень я гордился своим паспортом.
     А старшие эту надпись заметили и обсмеяли меня. Не помню, как я эту беду пережил. Тяжело, наверное. Потом влюблялся, помню, в свою пионервожатую. Потом в девочку из параллельного класса, ещё в кого то, и, наконец,  в Ленку из нашей группы. Пока мы с ней вместе учились, она успела повстречаться с несколькими парнями, а я всё страдал, и мечтал, и опять страдал. Сейчас она с Аркахой Воротынцевым  гуляет. Он красавец и смелый парень. В «бокс» на тренировки ходим  вместе. Дерётся он что надо. А со мной у Ленки просто очень хорошие дружеские отношения. Все нас, вообще, родственниками называют. Это потому, что в детстве у нас были общие знакомые у родителей. И мы -дети вместе играли, когда предки  встречались по праздникам. С тех пор, наверное, я и влюбился. 

       Вот теперь жду, когда они разругаются, может, я соберусь и скажу: «Я тебя люблю! Как ты этого не замечаешь?» А может она и замечает, но считает меня ещё маленьким, каким то.
Действительно, что у меня с девчонками было?  Самый яркий пример - это тот ужасный поцелуй».

     Надо рассказать подробнее про это.
     В эту Новогоднюю ночь мы с братом и его дружком у нас  дома в подвале справляли. Куранты пробили, выпили, закусили и на улицу.
    Как в песне поётся: « Выду на улицу, гляну на село
                Девки гуляют и мне весело» !

     Всё верно, и мы пошли гулять с парнями на набережную. Народу уже полно, я раньше не думал, что так много людей в Новый год гуляет. На «мякухе» смех  до нас доносится. На горке ледяной катаются. Все весёлые, пока ещё в меру пьяненькие. И не холодно слишком, но и не оттепель. Горка работает вовсю - караваны весёлых парней и девок друг за другом вниз по скользкой горке отправляются. Брат встретил знакомого, заболтался. А я с  Андрюхой  Качиком до горки дошли. Сюда  как раз группа девчонок подошла, стоят подальше от ледяного спуска. Боятся поскользнуться. К ним уже ребята подходят.
      Андрюха вперёд вырвался, обогнал всех, вырвал из толпы одну девчонку и вместе с ней вниз поехал. Я тоже бросился к завизжавшим подругам. За мной ещё кто то. Одна увернулась от меня, я другую поменьше поймал. Вот уже тащу к скользкой лунке её. Она упирается ногами, но ничего, раз - и поднял её, крепко обняв и поставив на лёд.

      Вот уже вместе едем вниз. Подруга на корточки хочет присесть, кричит. Но я не даю, крепко обняв сзади, прижал к себе, чувствую через пальто какая у неё «богатая» грудь.  Вот уже мчимся со скоростью. Бах! Врезались в Андрюху со своей подругой. Они упали, почему то перед нами. Из -за них и мы. А в нас сзади ещё кто то, потом ещё. Всё вповалячку получились. Хватаю свою девчонку за руки, вытаскиваю в сторону из этой «кучи-малы», чтобы для других дорогу освободить.
     Только теперь как следует, разглядел её. Она ещё и в очках оказалась. Протирает их от снега. Шапку вязанную поправляет. А моя, заячья – на месте. Шапку ушанку для таких мероприятий надо не наверху завязывать, а на затылке. Получается как в шлеме.
-Давай отряхну,- я принимаюсь чистить от снега её пальто. - Как зовут то тебя?
- Катя! – отвечает она,- варежки свои от прилипших ледышек и снега пытается очистить.
- А меня Валера. Скажи, здорово проехали, было бы ещё лучше, если бы впереди наши не упали.

          А, наши, Андрюха со своей девчонкой, к нам подходят уже. Тоже в снегу все.
-Давайте ещё разок проедем, только сразу встанем, как следует на лунку,- советую я.
-Да. Пошли наверх,- поддерживает Качик.- А вы откуда вообще то?- Слышу начинает подкатывать он.

       Уверенно обняв за талию подругу, он повёл её, что - то рассказывая и смеясь. Андрюха старше меня на два года. Конечно, посолиднее выглядит, чем я. Да и одет по-модному - куртка со стоячим воротником, короткая, вся черная из балонии, а спереди красные с белыми вставки от плеч до низу. Я всё просил такую у родителей, но они не нашли. Где ему достали - неизвестно. И семья у него тоже обыкновенная -рабочая. Где- то ПО-блату купили. Куртка для осени, но сегодня праздник, вот он и вырядился. А у меня серое с чёрными вкраплениями пальто, до  колен, с каракулевым воротником. В таких - пол города ходит, так что не обидно. Всё как у всех. Плевать, сейчас всё от решительности зависит, надо показать, что я уже тоже опытный кавалер.

             Я потащил свою девчонку за ними. Сам уже понял, что не повезло мне - это легко сказано. Про фигуру сразу и не скажешь ничего, вроде не слишком толстая, но не худышка точно. Коренастая такая, крепенькая. Пальто, шарф, обмотанный под воротником и свисающий спереди на грудь, скрывают комплекцию. А  лицо… детское какое то, из под здоровых очков смотрят глуповатые, готовые, как мне показалось, на всё глаза. У Андрюхи получше подруга, но тоже маленькая ещё.
           Вся кампания девок оказалась из общаги с кордной фабрики. Эта «ЯФТТ» фабрика технических тканей поставляла каждый год свежих девушек из провинции в наш город. Специальные покупатели ездили по северным городам и сёлам, ходили по школам и вербовали на работу девчат. Заманивали, рисовали прекрасную перспективу. На деле оказывалось, что работа не слишком благодарная. Стоять целую смену у станка, в адском шуме, в пыльном воздухе. Многие потом увольнялись. Кто замуж выходил, кто выучивался и находил другую работу. Но каждый год в общежития у шинного завода приходили новые партии доверчивых девочек. Парней на такую работу не брали. Поэтому общаги были чисто женскими. Одно здание пятиэтажное. Тут жили самые маленькие. Другое – девятиэтажка. Здесь жили уже заматеревшие женщины, которые в силу разных причин остались работать на фабрике. Были и семейные пары, но немного. Естественно в этом районе всегда крутилось много парней. Одни провожали, другие встречали.
      Наши знакомые были первый год в городе. Они смотрели на всё восторженными глазами. Поэтому доверчиво последовали за нами, когда Качик предложил прогуляться  немного. Я со своей плелся за Андрюхой, особо незадумываясь, куда идём. Не знаю как, но уговорили их пройти на территорию Детского садика, он был недалеко от «мякухи». Там все тропинки знакомые, через него можно было пройти на стадион Торпедо, где мы проводили почти всё время. А дальше на танцплощадку через забор попасть. Но это летом. А сейчас, в Новогоднюю ночь, здесь были очищенные узкие дорожки к детским домикам из фанеры и к игровым площадкам посреди больших сугробов. Сторожей мы не боялись. И летом то их не видно было. Мы были здесь частые гости по выходным. Никто не мешал распить бутылочку портвишка. Вот и сейчас сторож, наверное, спит или телик смотрит в корпусе. Из далека доносятся шумные выкрики. Все-таки Новый Год.

     Так, ну пришли. А делать то что? Хоть не очень холодно, но всё равно, зима ведь. Смотрю, Андрюха потащил свою девчонку в маленький детский домик. А она и соглашается, и тоже лезет за ним.  Летом там можно было поместиться, но сейчас в одежде? Удивительно, но они поместились как то. Андрюха, похоже, целоваться уже полез. А я?
-Смотри, чем они занимаются, а мы чего отстаём? - Говорю я и нагибаюсь для поцелуя.
 Но! Врезаюсь в её очки.
-Черт побери! - берусь за черную душку, вытаскиваю их кое- как одной рукой, другой обнимаю крепко, чтобы не вырвалась. А она и не сопротивляется.
     Без очков стало ещё хуже смотреть на нее, но надо когда-то научиться целоваться. Опять нагибаюсь и… лязгаю зубами об зубы. Как- то всё не так. Вспоминаю, что в разговорах слышал, что надо языком раздвинуть зубы. И тогда… Фу-у! Да ещё и почувствовал запах водки.
  - Дак, вот, почему они смелые такие. Тоже для храбрости приняли, взрослыми себя почувствовать решили.- Соображаю я.- Тогда и целоваться не обязательно.

    Я отдал ей держать свои очки и полез запазуху к ней. Груди, взрослые уже такие, под кофтой прощупываются. Но это уже прошедший этап. Надо что ниже попробовать, руку вниз веду.
-Неудобно, надо ещё пуговицу расстегнуть и быстрее дальше, а то сорвётся ещё - стучат в моей голове мысли.
-Да сколько тут всего, запутаешься. Всё складки, какие то. Надо всё это кверху сгрести. Это ещё что такое? Резинка какая -то. Это от ретузов, наверное. – Думаю я.- Но почему такая длинная, не может быть, чтобы вся вылезла из колготок.
     Вот, наконец, и голый живот и теперь вниз…, - удивительно, никто меня не бьёт, ладно, пока она молчит нужно все до конца исследовать.
     Но вскоре подруга заёрзала, конечно, холодно, не май месяц.
- Я замерзла уже, и они уж вылезают,- говорит девчонка, неуверенно пытаясь вынуть мою руку.
      Повернувшись к детскому домику, на котором нарисован «конёк-горбунёк, я увидел, что Андрюха и правда на корточках задом ползёт, а за ним подруга его.
-Интересно, они нормально разогнутся, или горбатыми теперь будут? - Пытаюсь я шутить- Слушай, извини, я у тебя какую то резинку нашёл, может, порвал чего, из колготок, наверное.
- Да это специальная резинка, чтобы платье не высовывалось из под пальто. Оно у меня длинное, - смеётся деваха.
   Когда подошёл Качик ближе, мы по глазам друг друга поняли, что продолжать гулять с этими девчонками не будем, надо «сруливать». Да и протрезвели уже совсем.
 -Ну ладно девчонки, С Новым Годом! Пошли мы обратно к друзьям. У нас дел ещё много, правда. - Закончил общение Андрей.
 - Пока. С Новым Годом! – Обрадовались и девки, что так легко всё закончилось.
 Мы пошли опять на Мякуху, а они бегом побежали в другую сторону. Только хохот от них раздавался.
    Вот и весь любовный опыт пока на этом.

7.      Очередной раз влюблён ПО-НАСТОЯЩЕМУ.

       А потом было интереснее. Стоял я на «Балконе» и мечтал о чём- то. В кавычках написано потому, что это название я придумал - для места на набережной напротив памятника Некрасову. И на самом деле здесь полукруглая площадка получилась, так как Волжскую набережную прорезает Красный съезд - это дорога, ведущая от Красной площади к  речному  вокзалу. Поэтому смотришь вниз, как с балкона, и видишь: вот сам вокзал слева, сделан как раз под уровень высокого берега. Удачно вписался в рельеф. В здании вокзала – кинотеатр «Парус». Совсем недавно там был фильм: «Табор уходит в небо». Мы с пацанами раза три это кино смотрели, просто потому, что артистка там, которая цыганку играла, блузку расстегивала и грудь показывала. До этого такого не показывали, даже если кино было «До шестнадцати лет не допускаются». 

     А прямо внизу - поле из песка. Здесь сделают гостиницу с рестораном по проекту. Так все говорят.
     А за Волгой Ленин в кепке на эстакаде нарисован, всё прищуривается. Да, вокзал построили, пристани убрали, корабли теперь сюда пристают. Одна большая пристань осталась, «Поплавок» называется, там ресторан находится.

     А ещё раньше, когда стройка вокзала только начиналась, здесь песок  выгружали ковшом из баржи. Баржи причаливали к сваям, забитым по периметру будущего вокзала. Такие великолепные горы из песка были, а ещё лучше был образовавшийся залив. Вот с этих гор сбегаешь и… прямо в воду. Изредка, нас пацанов гоняла сторожиха из строительного вагончика.
- Освободите территорию строительства, - кричала она во всё горло, и свистела в свисток.

      Но кто же её боялся. Уйдём ненадолго, а потом опять возвращаемся. Да ещё бабушка строго наказывала, когда гулять отпускала: «Вниз под Волгу не ходить! Утонешь, что я матери скажу?»
      Сама, наверное, понимала, что конечно туда мы и пойдём. Всё время там проводили, да ещё на нижней набережной картошку пекли в камнях. Эти огромные валуны были привезены сюда купцами. Чтобы берег Волги с красивой набережной сохранить от обрушения при весенних разливах, им приказано было привозить по большому камню и складывать их вдоль берега друг на друга. А иначе торговать не разрешали. Иногда эти валуны, разогревшись от костра, с треском разламывались. И мы пугались – отлетают камни далеко или нет?

    

       А ёщё раз однажды цыгане здесь табором встали, прямо на берегу, где набережная кончалась.
Настоящим табором. С повозками, с лошадьми. Шатёр раскинули. Их, особенно летом, и так было много, но стояли, видимо, они где-то за городом. А теперь в самый центр притащились. Наверное, из далека ехали и не знали, что здесь вокзал строят. Ведь до того, как Октябрьский мост построили, здесь переправа была с паромом. Туда-сюда, через Волгу плавал, всех перевозил.

     Цыганки и молодые, и старые, пошли клянчить деньги по дворам, предлагать погадать. Идёшь мимо них, глаза отводишь, чтобы не встретиться взглядом. Правда или нет, но говорят, что заболтают тебя так, что отдашь всё с себя. И не заметишь как. А меня с детства пугали чуть что:
 - Видишь цыгане, будешь себя плохо вести, отдадим тебя к ним, и не уходи от нас, а то украдут. И будешь тогда, как у них -  вон эти дети, босиком ходить, грязным, немытым.

     Я боялся, к бабушке крепко прижимался, вцепившись в её руку, и поглядывал на сидящих, прямо на земле мужчин и женщин. А цыганята их с визгом носились туда- сюда, ни на кого не обращая внимания.

     И в этот раз, они себя очень вольно вели. Как то мы у  Качика дома были, куда - то собирались, и вдруг звонок в дверь. Мы открыли, кто там? А там цыганёнок стоит, ровесник наш по виду.  Этот был уже в башмаках, без шнурков правда, но не босиком. Штаны какие-то короткие, рубаха не заправленная. Стоит, молчит, своими чёрными глазами смотрит. Мы спрашиваем, чего тебе надо. А он молчит, ничего не говорит. Качик подумал, что он, наверное, голодный:
- Давай я ему хлеба отрежу, а ты постой, не пускай его.

     Я один на один с ним остался, жутковато стало, вдруг бросится сейчас. Прикрыл дверь одной рукой, приготовился захлопнуть её, если что. Хорошо Андрюха быстро вернулся, протянул ему кусок хлеба. А он взял, посмотрел на нас и как швырнёт его в нас, и бежать по ступенькам вниз. Только дверь подъездная хлопнула.

      Дня три они стояли, а потом власти договорились с ними и их переправили на другой берег Волги.   
       А сейчас – вокзал построен, всё заасфальтировано! Этот квадрат песка, что внизу остался, тоже застроят скоро.
       Я повернулся к бульвару с памятником;  «Броду» по - нашему. Липы здоровые, все в листве, образуют зеленый купол над редкими пешеходами. Все эти деревья я облазал. Вскарабкивался почти на каждое. И в прятки здесь играли, и в казаки-разбойники. Сюда к памятнику любили привозить, да и сейчас привозят, интуристов. Конечно, красивое место. А мы, маленькие попрошайничали у них.
 -Дядь, а дядь. Дай жевачку. – И показывали движения челюстями.
И ведь понимали, и давали. И это было счастье, а потом ещё одно счастье: Когда ты, такой гордый, снисходительно разрешал дожевать её ещё кому-нибудь.

 -А ведь, я всё это не увижу долго потом, - подумалось мне. - На следующий год заберут в армию. Это весной будет, скорее всего. А через два года, когда отслужу, как всё будет? Качик - уже год как в армии. Придёт, а я уйду, может, не пересечёмся даже.
 - Надо наглядеться сейчас, потом осень будет, надо тоже запомнить, как будут родные места выглядеть. Потом зима..

      Ну ладно, не будем о грустном. Ни это хотел рассказать. Стоял я, и было у меня хорошее настроение. От чего - сейчас  расскажу. Ой, что вчера было!

      Вечером, как обычно, пошёл у себя во дворе за сарайки. Эти сооружения во всех старых дворах в центре города сколочены, целые крепости со множеством  дверей. В них хранятся всякие ненужные вещи, которые жалко выбросить, а хранить  в коммунальных квартирах негде. Ну, ещё велосипеды, лыжи и вторые рамы на окна на зиму, чтобы теплее было. Но самое главное, там, у большинства выкопаны ямы, закрытые люками. В них спущена лестница, и если спуститься вниз и оглядеться по сторонам, то можно увидеть различные разносолы. Солёные огурцы, грибы и прочие съестные припасы. И основной продукт - картошка в ящике, у кого побольше, у кого поменьше. У нас эти сарайки - двухэтажные, естественно на втором этаже ям не было, и хозяева завидовали тем, кто был на первом.

      Эти сарайки примыкают к парку Автозавода (моторного завода), здесь есть танцплощадка. Отделяет только высоченный забор. Называется в народе площадка: «Авто». В парке Шинного завода есть площадка тоже. Так и говорим: « Пойдём в шинный сегодня». Ещё есть площадка на острове,  который называется «Даманский», и на «Пятерке». Пятёрка – это район, где пятый трамвай ходит. Здесь танцплощадка называется «Веранда», потому что сделан навес  от дождя на ней. Мы, парни из нашего двора, относимся к Центровым, ходим на все площадки кроме Веранды. Этот район не наш. Если придёшь туда, могут привязаться и побить. Раньше и Центр воевал друг с другом. Два пролома, 41 дом, Кооперативная, Бутусовский и ещё несколько районов контролировали свою территорию.

      Идёшь там, а сам по сторонам «зыркаешь». Запросто из-за угла может появиться группа парней.
 -Эй, пацан! Иди сюда. А ну, попрыгай. Прыгать надо, чтобы услышать, есть у тебя деньги или нет. Зазвенят монетки, тогда беда, надо сразу говорить: «Я знаю Змея, (или другого какого-нибудь авторитетного хулигана) всё ему расскажу». Может, пронесёт, а лучше сразу бежать надо, не отстанут точно. Но сейчас из центра уехало много народу в новые районы. Огромное «Брагино» чего только стоит. Поэтому мы все в центре передружились.

      Что- то опять отвлёкся. Вообщем, захожу за сарайки, запашком обдаёт неприятным, в этом закутке нашего двора, люди не часто ходят, поэтому под ноги нужно смотреть. О, на втором этаже  уже собралась приличная компания. Все свои. Чужих не бывает. Редко кто осмелится сюда забрести. Поднимаюсь и я по скрипучей лестнице. Здороваюсь со всеми по очереди и так же как все облокачиваюсь на перила, и смотрю на танцплощадку. Сейчас пока играет духовой оркестр, народ потихоньку заполняет лавочки в разных местах. Кто - то в кинозал на скамейки проходит, Кинозал - это деревянная большая сцена. На ней иногда артисты выступают. Сверху крупно написано: «Искусство принадлежит народу! В.И.Ленин». Позади скамеек будка для киномеханика, он оттуда показывает фильмы на внутренней стене сцены.

      В парке есть и отдельный читальный зал, прокат шашки, шахматы, в настольный теннис можно поиграть. Но для нас  главная достопримечательность это круглый, довольно аккуратно зацементированный участок для танцев. Перед этим местом своя сцена с полукруглой крышей. Она намного меньше той, где кино показывают. Там сейчас играет духовой оркестр. Некоторые стоят, слушают. Но большинство  ожидает, когда оркестр сменит Вокально - инструментальный ансамбль. Парни там некоторые знакомые, из нашей школы подрабатывают. На гитарах играют, на ударнике хорошо стучат. Они сами и поют.

      У нас из-за сараек всё прекрасно видно, как из наблюдательного пункта. А нас с площадки не очень, скрывает листва деревьев. Народу становится всё больше. Вот замолк оркестр, включилась музыка из ретрансляторов.  «Мой адрес не дом, и не улица – мой адрес Советский Союз!»- раздается оттуда. И у нас оживление, все определяются куда пойдут.
 -Мы позднее через вход зайдём – говорит мой брательник, он со своим дружком тоже заглянул сюда. Через вход нас могут пропустить без денег, на контроле тетка Люба с нашего двора.
– Что- то ничего особенного сегодня нет. – Вздыхает брат Рафик, и с другом они спускаются вниз.

       А я, наоборот, вижу особенное. Вон, какие две складные фигурки появились. Встали у круга для танцев.
 - Дюша! Смотри быстрее какие! – обращаюсь к Андрюхе Капралову.
 - Где? Где? – Не сразу находит он.
 - Да вон, недалеко от лавочки, где Брагинские собираются.
 - У-у-у! Ничего Нюши, ничего. – Замечает он. Он в руке стакан держит с налитым напитком. Напиток – красное вино «Яблочное» или «Мишень», как все называют его, потому что на наклейке нарисована мишень. – Фу! Валерыч, допей, я что-то уже не хочу больше.
 - Давайте стакан, быстрее  доделываем и пойдём. - Виталик торопит, стоит с бутылкой. 
 - Ладно, давай.- Я выпиваю и отдаю стакан. Противное пойло, но зато дешёвое. Рубль с небольшим за поллитра.

     Пока мужики с Виталиком допивали, я и Андрюха внимательно наблюдаем за симпатичными девчонками. Замечаем, что и другие на площадке, их оценивают. На Брагинской скамейке парни уже шеи свернули, их пока ещё сдерживают свои подруги. Вон одна плюхнулась к «Грамофону» на колени, смеётся, не отпускает никуда.
 - Дюша! Давай пошли, не будем их ждать. Пора, пристанем к эти двум. - Предлагаю я, – а то Брагинские уведут. 

     На танцплощадку полезем через забор. Если с сарайки, где мы стоим сейчас, перелезть через перила со второго этажа, ногу протянуть чуть-чуть… - толчок, и уже на заборе, стоишь на верхней перекладине. Теперь самое страшное, вернее страшно было давно, когда первый раз это делал. Нужно встать на самую вершину забора, выпрямиться, выставить руки вперёд и падать на металлическую решетку, стоящую в полутора метре от забора. Решётка с нашей стороны, а с другой - это эстакада для плакатов. Там нарисованы Советские граждане, как они достойно проводят досуг. Кто на байдарке сплавляется, кто над волейбольной сеткой подпрыгивает, чтобы ударить по мячу, другие склонились над шахматной доской. В Здоровом теле – здоровый дух. Я, как по лестнице спустился вниз, теперь чтобы выйти  из-за плакатов, нужно через кусты пройти и всё. Ты уже на танцплощадке. Иногда чересчур правильные дружинники за тобой могут погнаться. Выведут через ворота, тогда с тёткой Любой надо договориться. Билет, как нормальный человек, покупать для нас было ниже нашего достоинства.

     Я быстрым шагом направился к нашей скамейке, у самой эстрады. Там уже ребята с «Железки» стоят, много наших из школы. Я со всеми здороваюсь, а сам косяка давлю, где подруги – то? Не смылись ли? Нет на месте, пошли в сторону кинотеатра.
-Эх! Где Дюша пропал? – Думаю я, отвечая что-то парням. – О! Наконец -то появляется Андрюха из кустов, откуда и я выполз. По сторонам смотрит - никого, и направляется к нам. Плечи поднял… руки в локтях согнул. К груди кулаки прижал и походкой Чарли Чаплина к нам направляется. Привилось видно ему вино, повыделываться захотелось. Но я перехватываю его, - пошли, вон они уже там! – и мы направляемся к девчонкам.

      Пот пути прикидываю, вроде одеты неплохо. По моде брюки «Клёш» от полубедра. И я и Андрюха шьём на заказ в ателье «Берёзка», рядом с пожаркой. А в магазинах продают  одни трубки. Уж мода на Клёш от колена прошла, только в мультфильме «Ну, погоди!» у волка такие брюки остались. Сейчас уже начинают шить брюки от бедра, а внизу 35 и более сантиметров. А наши в магазинах свои прямые штаны всё шьют. Если бы джинсы были сейчас на нас, то был бы полный отпад. А если бы кроссовки…, то вообще улёт, но этот товар признан вредным для здоровья, во всех газетах и журналах об этом пишут. Можно ноги испортить, они потеют в кроссовках очень и поэтому разные болезни развиваются. Это мы всё знаем и все мечтаем - вот бы и нам попортить ноги немного в них. В фильмах все наши артисты в них ходят, когда богатых показывают. Но у нашей компании ни у кого пока их нет.

     Вот и девушки наши сидят на лавочке, переговариваются, на нас посматривая. Да, удача! Обе симпатичные.
-Девушки, можно я вот рядом присяду, - говорю я, и плюхаюсь рядом, заодно отгораживая нас от какой-то компании, сидящей на этой же длинной скамейке.
-Девчонки! А вы не сестрёнки?- начинает было Капралов.
-Да, нет. Не слушайте его. Мы вообще то, за помощью к Вам, - прерываю я Андрюху, надо первое впечатление не испортить, как бы он ни ляпнул чего-нибудь непристойное. Девки то и на самом деле классные. Глаза быстро пробежали и по фигурам, и по лицам. И не худышки вроде, юбки,  гофре по моде, у обеих, босоножечки с каблучком, всё здорово. И бугорки под модными кофточками с капюшоном на месте.  Аж страшно стало. Как бы они ни отшили нас. Ладно, вперёд, смелее. Где наша не пропадала.
-Да что ты? Что случилось? - Идёт на контакт одна из них. Это добрый знак.
-Я ищу девушку по имени «Жозефа». Вас, кстати, не Жозефа зовут?- Продолжаю я мести языком смелее, видя, что подруги усмехаются, в хорошем настроении находятся.
-Нет. Не Жозефа.- Отвечает та, что ближе ко мне, повернув чуть голову ко мне. И встретившись взглядами, мы уже чуть не смеёмся вовсю, еле сдерживаемся.
-Очень жаль. Как же я своё слово сдержу. Я, вот, поклялся, что как встречу девушку с таким именем - сразу женюсь. Я бы ей говорил: «О! Жозефа, моя Жозефа!» - пропищал я тонким голосом, передразнивая Луи Де Финеса из кинофильма «Жандарм женится».
- А как Вас на самом деле зовут? – Подключается  Дюша, присаживаясь с другой стороны к другой девчонке.- Меня Андрей.
 - А меня, Валерочка.
 Девчонки тут засмеялись.
- А мы думали, что Людовик. В кино ведь так звали жандарма. Если Жозефу ищешь, то, наверное, тебя должны звать – Людовик. А ты - Валерочка оказался. – Сквозь смех говорит та, что с Капраловым рядом.
 - Ну, нельзя пошутить, уже засмеяли,- притворно обижаюсь. – А как на самом деле вас то зовут?
 - Люда. Меня зовут, - сказала моя соседка. Не знаю, но мне показалось, что очень ласково на меня посмотрев своими карими глазами. Такими добрыми, честными. Показалось потому, что уже влюбился я, это точно!

     Андрюха что- то заливает про нас. Что ходим сюда каждый день. Что основные здесь.
Лена, так вторая назвалась, что-то ему отвечает. Она постарше выглядит, волосы у неё как - то аккуратно взади закручены, как у взрослой слишком. На лице слой грима скрывает на щеках бугорки. Но в целом, симпатичная тоже. Редко так бывает.
- Люда, а вы откуда? Где живете?- Начинаю я, после паузы.
- Слишком много вопросов сразу. Не скажу, - улыбается моя соседка.
И всё у неё классное. И стрижка под гарсон. Как у певицы Мирей Матье. И смеётся от чистого сердца.
- Вон, наши пришли тоже, - говорит Лена, прерывая Капралова, и кивает на показавшуюся группу девчонок, что только подошли к танцплощадке. – Пошли к ним подойдём.
     Она встаёт, за ней и Людмила.
 -Ладно, пока мальчики.
-Да мы, тоже пойдём к своим, - говорит Андрей. – Мы к вам ещё подойдём сегодня, далеко не уходите. Если что, говорите, что вы с нами.
-Ой, ой! Ладно, герои. - Лена берёт мою девчонку под руку, и они направляются к своим подругам.
- Да- да. Вон, уже скоро дрыгаться все пойдут. Вы хоть танцевать то умеете?- брякнул я что-то им вдогонку, не думая. Наверное, невпопад. Ну и ладно. Пусть будет, как будет.

     Мы ещё некоторое время идём за ними. Подруги засунули руки в карманы своих кофточек, свели кулачки на животе, от этого отчётливо выделилась талия, и всё остальное. Да-а-а!
Из репродукторов доносилась песня Маккартни: «Хоп, хей хоп». А гитаристы уже настраивали струны. Дзынь, брынь. И вот поздоровались и запели хит от Макаревича.
                Годы летят стрелою,
                Скоро и мы с тобою
                Разом из города уйдём.
                Где-то в лесу дремучем
                Или на горной круче,
                Сами себе построим дом.
                Там вокруг такая тишина,
                Что вовек не снилась нам   
    А народ под эту музыку группы «Машина времени» со всех сторон стал собираться на площадку, а многие уже сразу танцевать. Мы с Андрюхой вышли на место перед эстрадой, стали ногами двигать потихоньку, показывая, что неохота нам совсем танцевать. Ну, уж ладно, подвигаемся немного. К нам наши парни потихоньку подходят, вот и кружок уже у нас образовался. Рядом Брагинские свой организовали. У них выделяется Юра-сила, здоровенный парень. Кулаком двинет – убьёт. Мало кто знает, что на самом деле он не злой, в драках почти не участвует.

      Люди всё подходят и подходят, и мне уже невидно кружок с нашими девчонками.
-Я пойду к этим подругам потанцую, - кричу я Андрюхе, чтобы услышал сквозь музыку ансамбля.
 И с другого края танцующей толпы нахожу наших подружек. У них свой кружок организовался вокруг сумочек своих на земле.
 - Девочки, я к вам, – протискиваюсь к ним в круг, и уже танцую, стараюсь.

      Я знаю, что неплохо танцую. Есть у меня пара заученных движений. Здорово получается. Смотрю в глаза Людмиле, а она, назло,  наверное, нет. Зато другие при мне оживились, активнее двигаться стали. Да соперников в этом круге у меня почти нет. Напротив парень танцует, сразу видно, что он вместе с той, которой на ухо кричит что-то. А этот в пиджаке - он какой- то ненормальный. Сразу видно - деревенщина.  Но на меня не смотрят милые глаза. Ой, вот посмотрела и заулыбалась. Фу, всё хорошо. Так, парень в пиджаке, ты здесь лишний. А он, наверное, думает, что лишний я. В кругу и другие девчонки, тоже симпатичные есть, но на кого он глаз положил? Зло косится на меня, я это чувствую.

      Дюша не пошёл со мной, я один в незнакомой компании. Конечно, парни прибегут и порвут этих из-за меня, но сначала может прийтись туго. Тут Виталик протискивается к нам в круг, раздаёт девкам карамельки, от  закуски у него видно остались.  И обстановка более мирная стала. Музыка закончилась. Но все стоят на своих местах, сейчас другая будет.
- Как фабрика поживает? – Спрашивает Виталик у одной из девчонок, - план даёте?
Точно, как я сразу не догадался. Они же с кордной. В Общаге живут.
-Ага. Вот я и знаю, откуда вы. – Обращаюсь я к Людмиле.
- Какой догадливый, сам то работаешь или ещё учишься?- спрашивает Лена, она, похоже, за главную у них в компании.
-Я в автомеханическом, на следующий год в армию загребут, как закончу. А вы новенькие, первый год, в пятиэтажке живете?
- Людмила да, а я второй уже.
      А вот и медленный танец подоспел. Вовремя.
          Случилось так, что небо
          Было сине и бездонно,
          И лёгкий ветер по морю
          Гнал мелкую волну.
          И был корабль полон
          И друзьями и знакомыми,
          И путь держал в далёкую страну.
          И капитан был опытный. И все моря проплавал…
 -Люда. Можно вас пригласить?  – двигаюсь я к девушке, протягивая руку.
Она замешкалась, смотрит на подругу.
- Мы танцуем, если только нас всех пригласят, – отвечает неожиданно она.
Я на Ленку взгляд бросаю, по сторонам смотрю, кто её может пригласить. Вот напасть. Виталик срулил куда – то. О, Капралов, наконец- то, откуда нивозьмись появился. Приглашает её.

    И вот уже танцуем мы с Людой, и рука её в моей, и кладу наши кулачки к себе на грудь, чуть повыше сердца. А другой рукой, за талию обнимаю, не сильно прижимая к себе. Сразу сильно обниматься стесняюсь, чувствую, как щеки горят. Ну вот, осмелел чуть-чуть, и голову свою к её волосам тихонько прижал. И сердце стучит, как ненормальное. Ну, ладно, постепенно будем наглеть, не так, как эта пара, что танцует за спиной у Людмилы. Там, этот деревенщина обеими руками крепко прижал свою партнёршу к себе, она нос подняла, воздух ловит из-за его плеча. Видно, что дышать ей тяжело, так прижал к себе. Я подумал, а он, наверное, хотел и с моей Людой так танцевать. Морду бы ему набил. Но он про всех забыл, балдеет в танце.

      Надо что-нибудь говорить, а что?
-Дак, (пишу так, как говорил в то время) откуда вы к нам приехали? – Наконец говорю я на ухо своей партнерше, перекрикивая музыку, и моя щека прикасается к её. И показалась, что и у неё щека красная, горячая, как и у меня. Да, влюбился, точно! Она лучше всех!
      Оказалось, что обе наши знакомые из Данилова. Ленка над Людмилой, как бы шефство взяла, это ей родители велели, приглядывать за младшими. Она на два года старше. А потом ещё раз медленный танец был, и я прижимался смелее к Люде. А она, в свою очередь, меньше стала от меня отодвигаться.
      Вот, наконец, ребята стали играть коронную песню для нашей площадки.
        Ах, Одесса, жемчужина у моря,
        Ах, Одесса, ты знала много горя,
        Ах, Одесса, любимый милый край,
        Живи, моя Одесса, живи и процветай.
        Ах, Одесса, не город, а невеста,
        Ах, Одесса, нет в мире лучше места,
        Ах, Одесса, прекрасный милый край,
        Живи, моя Одесса, живи и процветай.

      Под эту музыку танцевать становились почти все наши ребята, брались за руки, и начинали по кругу бегать, выбрасывая вперёд ноги. Потом останавливались и начинали в другую сторону двигаться. Вот наш круг столкнулся с Брагинским…  Но - ничего, все свои, что называется. Слились в один большой круг, расталкивая спинами тех, кто не присоединился. Визг стоит, толкают не успевших сообразить людей. Многим парням не из нашей тусовки это не нравится. Но расступаются, терпят. Попробуй, возрази. Весь танцующий круг только этого и ждёт. Запинают досмерти. Много раз отчаянных парней, решивших возразить против толчков, потом находили в кровавой луже, после того как толпа разбежится.

      Самое главное, что после танцев, договорились с Людмилой, что она теперь опять придёт сюда.
 - Да, на веранде делать нечего, там даже кино нет. А если в шинный пойдёте, то нас позовите, мы с вами. - Говорю я.
- Да, наши девчонки в «авто» все ходят, здесь нравится.
- Вот правильно, дак, когда встретимся? Мы каждый день ходим сюда, - я договариваюсь, чтобы не сорвалось знакомство.
-Нет, мы работаем, в отличие от некоторых, в пятницу или субботу теперь придём.
- Люда! Слушай, честно, давай пройдёмся до общаги. Я тебя провожу, - пытаюсь навязаться в провожатые, беру её за руку, пытаясь задержать.

      Незаметно уже дошли до Красной Площади. Рядом группы парней с девчонками проходят, знакомые и незнакомые. Все по домам разбредаются, кто на остановку троллейбуса, а кто- то на брод  дальше продолжать гулянку.
-Нет. Не надо, в следующий раз, как- нибудь, вон, видишь, меня все ждут. Мы договорились вместе придти и вместе уйти.- Кивает она на группу девчонок, которая шла, а теперь встала  у ларьков на углу.
- Да вижу, жаль, тогда до выходных, точно придёшь? –  Спрашиваю я с надеждой.
- Ладно, приду, пока. – Отвечает мне подруга.
- Люда! Мы договорились с твоими подругами, теперь вместе будем  танцевать. Мы вас будем защищать от хулиганов. – Это Дюша с Андрюхой Чикой подходят вдруг к нам. – Валерыч, я уже обо всём договорился.
-Ладно, пошла я, досвидания. – Смеётся Люда и присоединяется к своим.
Девки её со смехом что то спрашивают, оглядываются, но идут к себе в общагу на проспект.

- Нормальные девки, можно с ними зарулить будет. – Делает вывод Капралов.
-Я всё уже договорился, на следующие выходные придут опять, Людка мне понравилась. - Я заранее обозначаю, всех предупреждая.
- Да видели, как ты крутился около её. Ну чего, пройдёмся по броду. - Предлагает Чика.

     Он года на два, с лишним младше нас, но по физическому развитию развит не по годам, превосходит меня, да и Капралова тоже, пожалуй. С детства борьбой занимался, теперь в бокс с нами стал ходить. Смелый парень, отчаянный даже, бросается в бой чуть что. Ну, с нами стал ходить - ума чуток прибавилось. Все думают теперь, что мы ровесники. 
     Оба Андрюхи живут не в нашем районе, один на улице свобода, другой вообще на пятёрке, но там не гуляет – к нам прибился.
- Вы потом домой пойдёте, а мне возвращаться, нет, я домой, – говорю я.
Вот такой денёк был здоровский!

 8. Опять про любовь.

       А дальше стал встречаться с Людой. Провожать после танцев до общаги, иногда вдвоём шли, а иногда целой толпой. Помню, когда первый раз провожал, стеснялся немного. Как идти то? Все в обнимку ходят. Странно, если безразлична тебе девчонка, ты и не задумываешься об этом. Всё само - сабой получается. А когда влюблён?

       Вот распрощались с друзьями после танцев на обычном месте, на Красной площади.
- Как пойдём по набережной, или здесь прямо? – показываю я на улицу Терешковой
-Как ближе? Может мне с Леной на троллейбусе? Пока они не уехали, завтра увидимся? - говорит Люда. 
- Не-е.. Давай я тебе школу свою покажу, пойдём, прогуляемся. Вон, какая благодать на улице. Уже договорились вроде. – Возражаю я, и, обняв, подталкиваю Людмилу от нашей  кампании.
- Ну ладно, пошли.  – Тихо освобождаясь от моей руки, соглашается подружка.
      Ну и чего, как дураки, на пионерском расстоянии идти. Я спиной чувствую, как обсуждают нас оставшиеся парни. Пытаюсь снова, обнять, но Люда берёт мою руку и просовывает  под неё свою.
 Ну ничего, так ещё куда ни шло. Под ручку можно идти.

      Помню, что не заметил, как до общежития дошли. Там у входа полно провожающих. И знакомых и незнакомых. Тут и парни из враждебных районов. Но драки редко бывают, если, что и выясняют, то подальше от здания. Не подводят своих подруг. Я уверенно проводил до входной двери Людмилу.
- Ну что до завтра, как договорились, в 10 часов. - Говорю я.
- Может позднее, поспать охота, - просит она, строит гримасу просящую.
- Да мало погуляем совсем тогда, ты говоришь к 12 надо обратно, чтобы успеть собраться и на работу не опоздать, –  не соглашаюсь я. Люда по сменам работает, неделю утро, неделю вечер.
- Ладно, попросишь кого-нибудь вызвать меня на вахте, - отвечает моя подруга.

      Вот и скрылась она за дверью. Пойду обратно в хорошем настроении, только пройти надо мимо вот этой компании «Проспектовских» парней. Так, надо уверенный вид принять. Я пришёл сюда с честными намерениями, подругу свою проводил. Святое дело. Иду мимо, глаза не надо отводить, а то подумают, что струсил. Пробежал взглядом по их лицам, конечно, они не одобряют, что я тут в их районе болтаюсь. Но, может, видели меня в общей тусовке, в Шинном саду, проспектовские туда часто ходят тоже, может просто не до меня, никто ничего не сказал. Через проходные дворы, и  я уже иду через  дорогу мимо гостиницы Турист к набережной, решил по берегу Волги обратно идти.
          Летний вечер, тёплый самый, был у нас с тобой,
          Разговаривали с нами звёзды и прибой..

       Слова песни группы Цветы сами собой поются. Я ускоряю шаг и.. прыжками бегу по асфальтированной  дороге. Раз прыжок.. Два прыжок.. И, поворот вокруг оси.. И ещё прыжок. И.. вдруг удивляюсь, как так можно. Ведь я так высоко подпрыгивал, что чуть не за два прыжка преодолел дорогу. Вот оно! Правда, говорят: «Летел на крыльях любви!»
       Я еще попробовал попрыгать, но так высоко больше не получалось.  Ладно, и так быстро иду.
Надо домой добраться в свой подвальчик. Там уже все спят как, обычно. Дверь коридорную, за которой семь комнат с общей кухней и санузлами, бабушка караулит, чтобы не закрывали. А ключ мне не даёт.
 -Бабанька, дайте мне ключ. Я не буду вас беспокоить, потихоньку пройду, всё закрою. – Просил я.
 - Ещё чего, потеряешь, да и поздно нечего приходить. Танцы пол одиннадцатого заканчиваются, вот и в 11 часов домой будь любезен. - Получил ответ.
- Да все же гуляют ещё в это время. Что я маленький что ли?
- Вот с матерью будешь жить, техникум закончишь - гуляйте до скольких хотите. Я за тебя ответственность несу пока, будь добр приходить вовремя.
С трудом договорился тогда к половине двенадцатого  приходить.
- Позднее придёшь, уже увидишь - висеть на верёвке буду. Мне эти переживания не нужны. На твоей совести тогда всё будет, - серьёзно или нет, говорила бабанька, непонятно было.
Но всёже, старался к этому времени всегда приходить.

       На следующий день с утра пошёл на свидание, хорошо, что практика на заводе топливной аппаратуры закончилась.
Теперь полмесяца можно отдыхать. Потом в сентябре в колхоз опять, наверное. А потом финишная прямая. Диплом надо будет защищать. Это уже зимой, когда буду на последнем четвёртом курсе учиться.

      У девчонок около вахты попросил вызвать свою подружку. И не узнал сначала, Люда вышла в домашнем халате, в тапочках. Но такая, даже больше нравится – уютная какая то, тёплая.
- Жди, сейчас соберусь, выйду, – говорит она.
- Уже 10 часов, я точно пришёл ,– пытаюсь возмутиться я, смотрю, как с усмешками мимо нас проходят знакомые и незнакомые девки. Сколько же здесь товара разного. На все вкусы.
- Да я быстро, – отвечают мне.
- Иди на улицу жди. Нечего здесь торчать, – грозно меня выгоняет вахтёрша, выходя из-за своего стола, закрытого перегородкой со стеклом. – Сказали тебе, сейчас выйдет. Нечего  тут топтаться.
-Всё, всё, выхожу, – не стал пререкаться.

      Вот идём к набережной, где вчера я от счастья прыгал высоко, высоко. Набережная в этом месте, одно название. Знаменитая решётка ограждения, конечно, есть. Но через дорогу - забор от Водоканала, как тюремный, какой то. Зато, пройдя потом завод «Красный маяк», за мостом через Волгу, начинается настоящая красота – набережная с липами, внизу речной вокзал. Лепота - как в фильме про Ивана Васильевича. А дальше уже и мой дом покажется. А здесь тихо, народу никого в это время, только машины гремят по мосту проезжая. Да одинокие прохожие, да мужик, вон с собакой гуляет.
 - Давай посидим на лавочке – предлагаю я.
- А что это ты всё крутишь в руке? Дай посмотреть. – Просит Люда, когда устроились на скамейке.
- Да это собачка, бутылки открывать, - протягиваю я бронзовую штучку в форме собачки с расплющенными лапками.
- Смешная какая, подари, – хитро смотрит, один глаз прищурив.
      Мне собачку не хочется отдавать, всегда в кармане на всякий случай. Бутылку из под лимонада или пива можно открыть аккуратно. Их на моторном заводе отливали. Не знаю, даже откуда у меня взялась она.
Но жадным тоже не хочется выглядеть.
- Ну, бери, - вздыхаю я.
- Да я пошутила, – смеётся подруга. – Зачем мне она. Давай рассказывай что-нибудь.
- Что. Как я докатился до такой жизни?
- Да, да. Именно про это.
- Да неинтересно, я тебе уже рассказал про себя всё. А ты слышала песню, мне она нравится.       Сейчас, как же слова там…  А, вот:
  «Комната с балконом и окном светла сейчас»…
- Всё напоминает о тебе, а ты нигде,
  Остался мир, который вместе видел нас
        В последний раз…  - Уже старая песня. У нас в общежитии её закрутили, что надоела. Это «Весёлые ребята» поют. А ты очнулся. - Перебивают меня.
- Ну, ладно. Я просто, всё западную больше люблю. Мне дружок Мовергоз дал плёнку с «Rainbow». Это класс. Там такой гитарист на соло! Такие вещи выделывает! Ричи Блекмор зовут.
Ну, ты не знаешь, наверно. Он из «Deep Purple» ушёл, вот свою команду собрал. Его королева Англии даже наградила.
- Ой, ой. У нас покруче заводят. Все новинки. - Отвечает Людмила.

      А я смотрю на её лицо, совсем не худое, но и не толстое. Ну, может, самую малость - кругловатое. Но очень милое. Красавица она или нет? Ну, видел красоток, она не из таких. Но очень симпатичная, не даром парни мне завидуют. А  глаза её карие, вон какие выразительные, как будто всё про тебя знают. Губы…,  думаю, что  пора что- то предпринять. Что, попусту болтать, только время потеряешь.      
-Люда, слушай ка, иди ка сюда, - пытаюсь я её прижать к себе, обняв рукой, которая давно подбиралась по спинке скамейки к её плечику, противоположному от меня.

      Пытаюсь быстро наклонить голову для поцелуя, но не успеваю. Люда прижала подбородок к груди, вся согнулась.
-Какая резкая у меня девчонка, да и сильная, - думаю я, никак не подступишься к её губам.
- Ну, что ты? Как маленькая. Вон, никого нет кругом.- Устал я с ней бороться.
- Тебе бы так сразу и всё получить!
- Да что получить то? В детском садике уже целуются вовсю. - Притворно обижаюсь.
-Ничего подождёшь, ничего не случится. Это важно для меня, уж не знаю как для тебя.
-И для меня важно, – я успокаиваюсь, парням то скажу, что обнимались вовсю, миловались, если с расспросами приставать будут. – Да, и забыл сказать, я вообще-то послезавтра в Колхоз уезжаю на месяц. Долго тебя не увижу, соскучаю совсем.
- И не приедешь целый месяц?
- Ну, может, вырвусь на побывку. Как там дела пойдут? Кто его знает. - Я пытаюсь опять к ней нагнуться для поцелуя, но Людка опять успевает съёжиться, не подступиться.
- За месяц, может, наоборот забудешь совсем. Вот посмотрим, какой приедешь.
- Приеду, первым делом к тебе приду.
- Да, да. Увидим. Валера,  мне пора уже. Время как быстро прошло.  Давай, провожай, иди меня.   
      А меня по имени, вроде, первый раз назвали. Как то непривычно из её уст. Но приятно.
-  Что уже? Ну, пошли, - я со вздохом встаю со скамейки. - Приобнять то,  хоть можно?
- Ладно, можно если осторожно, пошли, - разрешает она положить ей на плечо руку. - А перед общагой отойдёшь. На пионерское расстояние. - Шутит Люда.

9.   Про первый колхоз.

    Раньше на всех предприятиях, в институтах, в учебных заведениях отправляли людей на помощь в колхозы. На селе ужасно не хватало рук для сбора урожая. Вот и мы каждый год в сентябре отправлялись в Первомайский район, он самый северный, за ним Вологодчина начинается. Даже на первом курсе нас отправляли туда. Бабушка моя вся изпереживалась. Как же там её внучек сможет один жить, без неё? Сколько советов. Наставлений было. Впрочем, это ко всем относилось, не только ко мне. На первом курсе - 15 лет нам, а нас на целый месяц от родителей отрывают. Ведь дети ещё совсем. Но с нами преподаватели были, помогали, чем могли. Да и власти в колхозе достаточно грамотно старались нас расселить к хозяйкам по домам. Те прикармливали нас, им, наверное, что- то доплачивали за это.

      В колхозе я свои первые деньги заработал. Рублей 12. Это получилось после того, как вычли за молоко, ещё за что- то.  А работали в основном на сушилках, зерно ворошили, чтобы быстрее высохло, ещё лён с  полей собирали - это девчонкам больше предлагали. Хотя зерно они тоже ворошили. А Саня Волков с Витькой Фоминым, помню, пасти коров стали. Как мы им завидовали. Хоть и вставали они раньше, чем мы – те, кто на сушилке работал. Они и получили под расчёт прилично - рублей по 60. Иногда, когда была дождливая погода, и зерно не собирали, мы ходили помогать коров пасти нашим парням. Нет, ковбоями мы не стали. Коней нам не выдавали. Но кнутом щёлкать научились все. Громко получалось, как выстрел звучит. Надо махнуть кнутом, пока он весь разворачивается ждать, и на последнем моменте, когда кнут вроде бы совсем выпрямился, дёрнуть назад. Короче целая наука.

      Над Женькой Орловым смеялись, помню. Он парень воспитанный. Никак матом не получалось у него ругнуться.
-А нуу.. Ну-ка пошли... – старался он грозно крикнуть.

      Но кровы посмотрят на него и опять идут куда хотят. А надо следить, чтобы на поле с клевером не зашли, с овсом, тем более. Главное голову стада поворачивать, остальные пойдут следом. Но, были дурные животные. Они всё норовили отстать от основной группы, или в лес забрести. Вот для них - и кнут, и крепкое матерное слово нужны. Их к этому местное население приучило. Мат  –основной язык на деревне. Да и в городе сейчас тоже. Где культура? Первый раз ругнёшься осторожно, потом не замечаешь, как эти слова из тебя вылетают.

- Женя! Епа мать! Смотри однорогая, в лес уже совсем залезла, потом не выгонишь оттуда,  – кричит ему Саня.
- А нуу… Ну-ка выходи… – напрягается Евгений. 
- Да, женя. Иди, беги вон туда, а я отсюда погоню её. - Саня умело распоряжается.- Ты что б.ядь! Сука, куда залезла. Я тебе сейчас е…ну как!
     Эта скотина, услышав знакомый жаргон на повышенных тонах, и без кнута становится понятливой и бежит в кучу к остальным коровам.

     В субботу танцы бывали в центральном селе. Там клуб был, вот мы и отправлялись из разных мест туда. Нас человек по пять в разные деревни расселяли. Находились они друг от друга на расстоянии от 5 до 6 километров, причём дороги между ними были такими…, как бы сказать. Короче, там и летом грузовики только между крупными селами ездят. А между остальными деревнями на тракторе, народ там больше всё пешком ходит.

- Дак, мы привычные, одел сапоги, и шуруй, мы и в школу так ходили, когда маленькие были,- говорили нам местные. - Это вы, городские балованные. Ездите, это, как же… на троллейбусах.

     А мы осенью, в дожди приехали. Нас с железнодорожной станции в центральное село на грузовике привезли, а дальше до места развозили на гусеничном ДТ-75. Причём не на телеге, она бы поломалась в это грязи. Посадили нас на так называемые «волокуши». Это два бревна здоровые, соединённые настилом из досок. К трактору прицепили, и по грязи, как по маслу поехали.

      Вот ближе к субботе стали мы готовиться к походу, в соседнее село на танцы. В нашем доме у хозяйки ещё два сына жили. Немного нас старше. Нормальные парни. Учились в техникуме лесном, а сейчас дома были. Они нам всё рассказали, какая у них тут культурная жизнь. Подсказали, что трезвыми - в клуб не ходят, надо выпить сначала. С водкой помогли купить, нам - то ещё по возрасту нельзя продавать, да и колхозники могут рассказать преподавателям. Думали, думали, сколько водки покупать. Решили, что бутылку на двоих в самый раз.
- Парни, и так, давайте скидываться. Бутылка стоит три рубля 62 копейки. Кто с кем  будет пить?-      Витька Фомин начал сбор денег. – Валерка, сын бабкин, купит нам сегодня.   
- Я не пью – сказал Женька Орлов.
-Да и не надо, ты деньги сдавай главное, – пошутил Серёга Сбитнев.
- Да, Женя. Давай, надо попробовать, понемногу, сколько хочешь - столько выпьешь. Ты что, не пил никогда? - разхорохорился я, принялся его уговаривать. Как будто у самого богатый опыт. Раза два, к тому времени, за праздничным столом мне наливали стопочку красного.
- Сказал, не буду, значит, не буду, нате вот деньги, отстаньте только, - отбился Женя.
- Вот и здорово! Женя, а на сигареты нам ещё надо, – говорит с улыбкой Витька.
 -Это уже обойдётесь,- отвечает Орлов серьёзно.
       А мы все, уже хохочем. Если бы не физическая сила у Женьки, наверное, так бы и дальше издевались над ним. Но он парень крепкий, черноволосый, лицо уже, какое - то взрослое, с усами. Шути, шути с таким, но знай меру. Тогда ещё не знали, что за этой внешней взрослостью скрывается удивительная скромность. Очень правильное воспитание, вообще.
-Да мы шутим Женёк,- подключился Саня Волков, когда все насмеялись от души.- Митин Валера, давай с тобой будем пить. Ты курить то будешь?
      Не нравится мне курить, во рту какая та гадость потом. Но, почему то стрелял уже у парней сигареты несколько раз. Дымил за кампанию. Чтобы от коллектива не отрываться, наверное. Уже попрошайничать дальше несолидно.
- Да буду, вот на пачку, - добавляю мелочь я.

      Наконец суббота, завтра выходной. Между раскладушек поставлены две табуретки, газетку постелили – это стол. Сидим, болтаем про разное. Валерка, сын хозяйки к нам в комнату тоже должен придти. Выпили уже по половине стакана. Щеки красные у всех, толи от выпитого, толи от духоты.
       Я сижу и смотрю на бутылку с водкой, и думаю,- «Как же эта прозрачная жидкость может человека дураком сделать? И жидкости вроде немного, это же не баллон  трёх литровый. Может что-то тут не так? Ладно, потом разберёмся».

       А разговор естественно про наших девчонок зашёл. Стали обсуждать, кому какая нравится.
- Мне с длинными чёрными волосами, высокая такая. Ленка зовут вроде. - Витька первым стал девок делить,- я к ней уже пока ехали, подходил,- нормальная чувиха. Я её выбираю.
      Алкоголь уже потихоньку стал действовать, поэтому он совсем смелый стал, курить всё зовёт на крыльцо.
 - Да успеем, ещё по чуть- чуть выпьем, и потом сходим, покурим. А я на невысокую, такую запал, в малиновой куртке. Таня зовут. Валерка, а ты на кого глаз положил? Ты что, зря, что ли чёлку свою красил? – Саня ко мне обращается.

      Чёлку я действительно в рыжий цвет покрасил перед самым колхозом. На моих длинных волнистых волосах, образовался великолепный чуб, просто, как у казака настоящего. Увидел как мама красится хной, и попросил её меня покрасить. Надо же чем- то выделиться, раз мышцы ещё не успел накачать, да физиономия на красавца не похожа. А у баб, главное интерес возбудить, а дальше, как по маслу пойдёт, почему то считал я.
- Да я ещё не определился как- то. Многие у нас, девки на самом деле симпатичные. Попозже, наверное, скажу.- Стал мямлить я, хотя давно заприметил Ленку, про которую Фомин говорил. Узнал ту девчонку, с которой маленькие играли, когда к родственникам в гости меня родители приводили, а она жила в соседней комнате в общежитии на пятёрке. Но сейчас с Витькой спорить не хотелось, промолчу, а там посмотрим.
- А мне Оля нравится, ну… та..., которая лучше всех. – Серёга Сбитнев свой выбор озвучил.
- Вот молоко вам мать передала,  - входит к нам и ставит на подоконник Валерка трех литровую банку. – Только водку запивать не очень им, может не привиться.
- А хозяйка не будет ругаться? Ну… что мы тут сидим, ужинать здесь решили.- Сбитнев стал наливать себе молоко, а за ним и все потянулись к баллону.
- Да не, она у меня понятливая.  Вы тут про девок ваших говорили, а к ним уже другие ходят на гулянку. Ваши же, городские, в Терехово остановились. Я в магазине все новости узнал.
- Я говорил, что надо было раньше к ним в гости идти, это нас опередили те, кто в этой же деревне остановились, но ничего, не всё ещё потеряно. Сегодня все на танцы, наверное, придут, там и разберёмся. А ты Женя, с нами пойдёшь, девок делить, тебе то, кто больше нравится? – Витёк всё пытается пошутить над Орловым.
- Я то,- пойду, а вот ты дойдешь ли? 5 километров топать надо будет. А ты уже пошатываешься. 
 - Да, давайте доделывать будем, и пойдём сначала к девкам, возьмём их и вместе на танцы пойдём, – говорю я, и не понимаю,… почему то язык стал плохо говорить.
- Туда 5 км. На танцы 5км, потом домой ещё столько же. Всю ночь ходить будем ,– трезво рассуждает Орлов.
- Не пискай, Томас! - Саня Волков, какое- то своё выражение применил. – Женёк, у нас всё схвачено. Ты пойдёшь впереди нас, будешь нам дорогу светить фонариком. Мужики не забудьте фонарики свои.      
- Да, давайте одеваться, пошли уже. – Я встал, и стал искать свою синею олимпийку. Всё хотелось водолазку купить, как в кино у артистов. Но в магазинах одни олимпийки, у них ворот на молнии застёгивается. Всё бы ничего, она и тёплая, но когда застегнёшься - ворот становится толстым ошейником,  с молнией, шаркающей по подбородку. Эти олимпийки были у нас у всех, и у парней, и у девчонок.

      Когда вышли, наконец, на улицу, уже смеркаться стало, долго собирались, координация движений стала нарушена.
- Давайте пока ещё светло, пойдём напрямик по колее. Так быстрее, а то если на большак выходить, потом опять с него - долго получится.- Предлагает Валерка, он местный,- ему виднее.
- Да, если не завязнем, - я стал заправлять выправившуюся брючину в голенище резинового сапога. Чуть не упал, пока наклонялся. - Я не исключение, водка косит всех, - подумалось мне.
     По колеям от трактора, по этим буеракам, как то незаметно дошли до деревни. Незаметно - потому, что дурачились всю дорогу. Пели, какие - то похабные песни.
           Тихо в лесу, только не спит олень.
           Он зацепился за пень, вот и не спит олень.
           Тихо в лесу, только не спит барсук.
            Он зацепился за сук, вот и не спит барсук…
Слова некоторые там покрепче были, да ещё другие песенки.
            Огнями светит ночной бродвей,
            Моя чувиха пьёт коктель,
            А я один, мне всё равно,
            Я пью грузинское вино….
        Пели это слабо сказано,- орали на всю мочь, только уже перед самой деревней угомонились.
 Запах свободы пьянил нас ещё больше, хотя по дороге, почти все успели постоять в наклонку на обочине, издавая из себя неприятные звуки. Вот она свобода: кричи, ори, что хочешь. Темнота, вокруг никого, только млечный путь шатается наверху и говорит: « Эх, ребята, ребята, как вам не стыдно!»

       Каким- то образом выяснилось, что девки наши гуляют в конце деревни. У кого спросили – не понятно. Темнота же кругом. Два фонаря горят на всю деревню.
- О, пошли, они нас там уже ждут, - решил Витька. - Они на танцы собрались идти.
- Девчонки! Вы где?- стали кричать, когда дошли до конца села.
       Но никто не отвечал нам, только собаки лаять стали со всех сторон. Вдруг в темноте неподалёку, мы увидели проблески от фонарика.
- Вон они, там у тех домишек, там бани вроде,- сориентировался наш местный помощник Валерка.
- Подождите нас. Мы свои.- Стали мы кричать, и пошли к какой-то избушке. Пошли, запинаясь и спотыкаясь, раздвигая какие- то лопухи, громко ругаясь при этом. Фонарики выхватывали из темноты, какие- то ужасные силуэты.
- Идите отсюда, мы вас не ждём совсем,- отвечают нам из темноты. И слышно, что стали в постройку заходить.- Идите. Идите отсюда, не откроем Вам. - Дверь хлопнула и закрылась на засов.
       А мы уже вплотную подошли к этой избушке, точно вроде баня. А может, нет.
- Да не бойтесь, мы свои. Из техникума, просто погулять к вам пришли. – Начал Витька Фомин, и потихоньку в дверь стучать стал.
- Да валите уже отсюда, неясно, что ли?- уже грозно прокричал нам голос, какой- то из девчонок.
- Может окна есть здесь,- Саня стал протискиваться между каким-то забором и стеной бани,- сейчас заглянем туда.
- Мы пять километров протопали к вам, а вы и поздороваться с нами не хотите?- сказал я и сильно пнул дверь.- Что нам дверь ломать что ли?
- Мы завтра всё классной расскажем, выгонят вас из техникума, - голоса становятся всё злее. – Да, в Ярославле с Вами разберутся. Ломайте, будете отвечать, дураков, каких- то в техникум набрали.     - Там они с парнями, я слышал голоса мужицкие. - Вылез из-за бани Валерка.
- А, вон в чём дело. Парни, а Вы Ярославские? – Витька с девок переключился на  мужиков.
- Если драться будем, я за вас подпишусь, - хозяйкин сын говорит громко, чтобы слышали внутри.
 - А это кого ещё привели? Своих мало у вас недоразвитых, что - ли?- Слышится смех с той стороны.   
- А вы там что? Подсматриваете что ли?- отвечаю я девкам, фонариком освещаю стены, ищу щели, а сам прикидываю - что много нас, если драться придётся, справимся, наверное.

        Светил, светил ничего не нашёл, только верёвка вон болтается, на углу. Там Саня разведку ведёт.
И вдруг истошный крик: «А-а-а! Дергайте шнур»!
-Да это Санин голос. А где он?- я к углу ринулся. Там Серёга уже заглядывает к Волкову, дёргает верёвку, что науглу.
- А-а-а! Да дёргайте шнур скорее!
Мы забегали в отчаянии, не зная как помочь, вот верёвка, её уже дергали, а это - должен наверное провод быть какой- то. С электричеством, наверное.
- А-а-а! Дёргайте шнур! – Саня кричит всё сильнее. Я ещё раз дернул висевшую на углу верёвку - бесполезно. Волков всё кричит…. И вдруг тихо стало.
- Саня ты как? Живой? – Сбитнев спрашиает.
- Вроде отпустило.- Слышится ответ после тяжёлого выдоха.
- Это я очень сильно вон эту верёвку дёрнул.- Говорю я довольный собой.
- Придурки! Это мы свет выключили, валите, давайте отсюда, а то опять включим – будете опять орать, – кричат нам из бани.
- Да уж, мужики, пошли домой,- предлагает Саня.
- Да, уже поздно, пока домой по этой дороге доберёмся. - Женя даёт свой разумный совет.
Все соглашаются с этим мудрым решением.
- Мы просто познакомиться хотели с Вами. - Оправдываемся мы.
- Домой идите, проспитесь,- отвечают нам.

      Эта история была на первом курсе. Потом в техникуме нас с Витькой, как самых буйных, парни со второго курса (это они там прятались вместе с нашими девчонками) на разговор вызывали. По лицу получили тогда, обидно, что как- то и не ответили. Всё собирались потом и… ничего. А потом вообще подружились с ними.

10. Последний колхоз.

        Да, на первом курсе мы были совсем неопытные. А сейчас 4 курс – последний. Зимой надо диплом защищать. Вообще- то нас не должны были отправлять на последнем курсе в колхоз, нам надо было на учёбе сосредоточиться. Но наши отчаянные девчонки пошли к директору техникума и, угрожая подать ото всех заявления на отчисления, выбили для нас поездку в колхоз. Зачем?

        Дело в том, что к концу учёбы они, наконец, заценили нас. Несколько любовных пар организовалось. Ленка на Аркахе Воротынцевым остановилась, наконец, Альберт с  Наташкой, Серёга Коптяев и Любка, Ирка Гузанова с Бешкаревым и ещё многие только хотели начать отношения. Просто, какое - то брачное агентство. Вот и хотелось им насладиться любовью вдалеке от родных, чтобы никто не мешал. Да, в колхозе лучше, чем учиться в технаре. Но для меня не очень тогда было. Ведь я то - свою любовь в Ярославле оставил. Как вспомню свою Людмилу… Грустно.

       Не знаю как, но поселили одну группу из нас сначала вместе с девчонками в одном доме. Я как раз в эту кампанию попал, жили через занавеску. Девки готовить вызвались, парни помогать во всём. Это воду принести, дрова наколоть, печку затопить. Всё что требует мужской силы. Продукты, кто, что привёз с собой, в общий котёл собрали и девчонкам доверили хозяйничать.   
      
      Первый день, с дороги еда такая вкусная показалась. От колхоза мешок картошки выделили, ещё каких - то овощей. Вот и получилась славная картошечка с тушёнкой, привезённой из дома. В общем, легли спать довольные, как всегда на раскладушках. Мы даже похвалили наших поварих, хотя среди них не все в восторге были от того, что надо кормить такую ораву. Больше десяти человек нас получилось  под одной крышей. Пока ехали, пока готовили, пока разбирались, кто, где спать будет… Словом, поужинали уже совсем поздно. Девчонки по двое в туалет ходить решили. Одна стоит, охраняет, потом меняются. Удобства в деревенской избе какие? Никакие.
Дырка в полу, и гвоздь в стене для газет. Мы – парни, чаще за избу ходить стали, чем очереди ждать. Темнота на улице всё равно. «Хоть глаз выколи».

      На второй день бригадир из местных мужиков нас по объектам  распределил. Мне опять сушилка досталась.
-Вот здесь будете работать, знаете что делать? – спросил бригадир, когда вошли в длинный гудящий сарай. Пахнуло тёплом.  Шум стоит от того, что воздух разогревают. Потом это тепло проходит под огромными сколоченными ящиками. В них зерно и сушат.
- Да знаем, закидать зерно из этой кучи через транспортёр в тот ящик. Потом в нём перекидывай  из одного угла в другой. Бери больше, кидай дальше - пока летит, отдыхай. – Ответил Андрюха Киселёв. – Потом сухое зерно выгружаем, закидываем новое. Уже в который раз приезжаем – одно и то же. Без лопаты большой, совковой никуда. Где механизация, автоматизация?
-Шустрый какой. Выучишься вот, к нам приедешь и наладишь дело, мы тебе невесту сыщем.- Засмеялся бригадир.
- Это нет. Меня  Москва ждёт, ГОССНАБ, ГОСПЛАН.
   Все засмеялись.
-Ага, потом Париж, Лондон.- Добавляю я.
- А вам пришлют новых студентов, лопат на всех хватит. А то нечестно. Мы тут лопатами орудуем, а другие пить кофе будут.- Андрюха со знанием дела подошёл к ленточному транспортёру, нашёл кнопки пуска, заглянул в ящики, взял горсть зерна. - А это зерно уже высушенное вроде?
- Не, вон потрогай в том ящике, вот там какое, такое и должно быть. Это ещё поворошить надо. Потом трасо…, трансон.., тьфу, потом по ленте в тот ящик, где сухое закидаете. А нового больше не привезут сегодня. Вот эта куча и всё. Дождь идёт всё, не пошли комбайны в поле. Так что, это всё на сегодня. Завтра зайду, скажу, чего делать будете, если опять мокро будет. Да! И цыгарки курить не вздумайте, на улицу выходите. Полыхнёт. Мало не покажется.- Бригадир, попрощавшись,  пошагал к выходу. Он самый ответственный в селе из мужиков.  Да и мало их совсем, одни бабы. А женщины все друг на друга похожие. Да, в туфлях здесь не ходят!

     Как только скрылась фигура бригадира, мы залезли в ящик с сухим  зерном и разлеглись. Здорово, тепло. Что- то где-то монотонно гудит, в сон клонит, только чихать с непривычки хочется.
- Мужики, я карты прихватил. Давай в козла сыграем для разминки, – предложил Альберт Левицкий.
- Да лучше сделать побыстрее, да и отдохнём тогда, больше не привезут ничего, бригадир же сказал, – возразил Саня Волков.
     Он скинул на зерно короткую фуфайку и остался в солдатской гимнастёрке старого образца, одевают которую через голову, через широкий стоячий воротник. Ворот у него не застёгнут, чтобы видна была тельняшка. Почти десантник Саня у нас. Но я не завидую, так как он мне по - братски такую же гимнастёрку подарил. И мы теперь вдвоём щеголяем в них. Где он их взял, так и не сказал.
- Пару конов сыграем и пойдём, работа не волк в лес не убежит. – Но видя, как Саня берёт с серьёзным намерением лопату и перелезает в ларь с необработанным зерном, Левицкий добавляет. - Всё ясно, Саня Волков в лес не бегает.- Засмеялся он своей остроте.
- Пошли, разомнёмся немного, - Киселёв тоже скинул свою фуфайку и взял лопату.
 - Как это у него получается? Если бы я предложил такое, навряд ли кто за мной пошёл. Сначала бы в карты сыграли. Это уж 100 процентов. – Подумал я о Волкове, тоже снял куртку, бросил её к остальным вещам, остался в гимнастёрке, как Саня. Начали шевелить зерно, сначала в одну сторону ларя кидаем, потом в другую. Когда подсохли семена, перебросили их в ларь с готовым зерном, его на элеватор потом на машинах отгрузим.

      Действительно, быстро закончили работать. Решили домой в избу идти, как то проголодались уже.
- Пошли мужики, попробуем, что нам девки на обед приготовили.- Левицкий схватил нунчаки, которые Волков привёз, и зашагал к выходу, крутя палки.
      После фильма « Пираты ХХ века» все захотели каратэ заниматься, а потом показали бой боксёра  Мухамеда Али с каратистом. И популярность Каратэ поднялась до предела. Хотя в этом бою никто не победил, наверное, так было договорено.
      А у нас секции каратэ были запрещены, только подпольные существовали. Но мы все были увлечены этим спортом, с криками и выдохами махали ногами. Вот и нунчаки крутили с переменным успехом. Иногда себе чего-нибудь расшибая. У Сани палки из эбонита были сделаны, парашютной стропой соединены. Убить такими точно можно. Холодное оружие считается.
- Алик, у тебя уже хорошо получается. Дай мне покрутить. – Обратился я к Альберту.
- Да! Бляха муха! Валерыч! Под руку говоришь! - Ругнулся Левицкий, когда заехал себе по спине эбонитовой палкой.
- Вот, вот. Всё, это значит заканчивать тебе надо, - Андрюха Киселёв первым успел перехватить у Альберта нунчаки.
- Саня! А вот эту оглоблю можно ими перешибить, эбонит ведь крепче дерева?- спросил я, когда нунчаки ко мне попали.
-Э-э, не надо. Треснуть могут. - Заволновался Волков.
- Да шучу я, Ой! Ё..- вскрикнул я, когда и мне зацепило по голове. – Шишка будет, точно, – стал растирать я затылок.

     За разговорами дошли до места, хотя от сушилки по грязи идти совсем нелегко. Надо вдоль обочин ходить по траве, но ноги соскальзывают в колею, тогда сапог грязью облепляется, и идти совсем плохо. Идёшь ногами шаркаешь, сбиваешь грязь. 


       Серёга Сбитнев первым в крыльцо зашёл, да и обратно выскочил.
-Куда прёшь в грязных сапожищах! Иди отсюда, сапоги мой  сначала, - раздался командный голос Ольги Садовничьей. – Видишь у нас чистота здесь.
    Сбитнев всё пытается ухаживать за ней. А она этим пользуется, не слишком церемонится с ним, держит на расстоянии. Вот и вытолкнули его на улицу.
- Да, да. А потом вот сюда с краю их на крыльце поставите, - добавляет знакомый голос.- Пока не вымоете не заходите. 

     У меня сначала ёкнуло что- то, когда Ленкины слова услышал, но потом вспомнил, что у меня Люда в городе осталась.
- Ты Лена, конечно, красивая. Но теперь у меня другая уже есть. Оставайся с Аркахой.- Подумал я. – Что- то я за этой суетой забыл про свою подругу. Как она там в городе?

      Ну, мы спорить не стали, пошли сапогами по траве скоблить, палочки нашли, чтобы из протектора грязь выковыривать. Потом за домом нашли корыто оцинкованное, воды принесли, там всё помыли хорошенько. Потолкались у приколоченного синего рукомойника и двинулись, наконец, в избу. Обедать хочется.
      Каждый из нас с собой привёз кружку, ложку, миску. Вот мы всё это вытащили, кто откуда. Вчера кто помыл, кто нет. Я успел перед сном сполоснуть свою посуду, под раскладушку сложил к рюкзаку.
- Идите, идите, ешьте, - из-за занавески девки нам объясняют. – В печке всё стоит. В кастрюле суп, в сковороде картошка. Всё найдёте. Как в ресторане для Вас приготовлено.

    Изба внутри на две половины перегорожена. Одна часть  с печкой, с небольшим столом – как бы кухня. Другая жилая. Но она сейчас перегорожена натянутой верёвкой с простынями, какими то. Всё пространство раскладушками заставлено. Разгуляться негде. Проходи к своей койке и лежи - отдыхай.
     Мы с трудом поместились за столом, Киселёв к печке спиной сел - всех ближе к еде получился.
Теперь накладывать надо по тарелкам.  Ага, а кто это будет делать? Мы с Альбертом первыми поднялись, стараемся через Андрюху протиснуться к кастрюле. Неудобно. Надо было сначала накладывать, потом садиться.
- Андрей, давай ты уж нам наложи, а то разольём сейчас всю еду.- Говорит Волков, видя, что мы с Левицким толкаемся у печки.
- Да, вы хоть по одному лезьте, я вам что, официант что ли? – Кисель не хочет раздавать еду, и не хочет место освободить. Он как- то первым себе наложил и уже устроился за столом. – Ладно. Садитесь, давайте миски.
    Андрюха встал, чтобы удобнее было. А мы ему свою посуду протягиваем. Миски у всех почти одинаковые. Только у Феди размер больше чем у других.
- Федя! Подожди, что ты пихаешь свою посудину. Видишь - делю, тут на всех еле-еле хватит. – сказал Киселёв, посматривая на убывающий суп в кастрюле и примеривая сколько тарелок ещё пустых осталось.
- Да. Федя! У тебя какая- то бездонная миска, - говорю я.  – Ты сейчас всю еду заберёшь, - и свою посудину поверх Фединой к Андрюхе протягиваю.
- Федя! Да у тебя просто тазик, какой то. Туда хоть всю кастрюли выливай, донышко еле скроет. - Добавляет Сбитнев Серёга. - В баню надо ходить с такой!
     Все смеёмся. Андрюха тоже хохочет.
-Да пошли вы, сами накладывайте, - положил поварёшку в кастрюлю и пересел на освободившееся место Кисель.

     На самом деле Феде совсем мало досталось супа. Он быстро всё съел и картошку наложил уже первым себе, сколько захотел. Федя высокий, физически крепкий парень, но, отдать должное, этим никогда не пользуется. Даже когда шутки бывают про него, что, называется: чересчур обидные.
-  Федя! Не один ведь, на самом деле. Оставь другим то, хватит накладывать.- Делает замечание Саня. Он чинил кассету для своего магнитофона «Электроника», плёнку зажевало и теперь аккуратно, с помощью карандаша, надо её опять на место замотать. Главное не оборвать ленту. 
       Всё очень просто – сказки обман,
       Солнечный остров скрылся в туман…
  Заиграла Песня Макаревича.
  Пока занимался плёнкой, Саня не успел  тарелку подсунуть под раздачу.
- Да ты чего молчишь то. Я прикинул на всех хватить должно. Твою миску не заметил.- Федя сделал невинную гримасу на лице. Но, всё же отложил немного картошки обратно в кастрюлю.      - Да это всё из-за девок! – стал продолжать он. И уже громче крикнул.- Эй, девочки, чего так мало еды то сварили. Сами наелись.  А другим что? Голодать?
- Плохо родителям помогали, готовить не научились.- Вставляю я.
- Да вам, сколько не приготовь, всё мало будет.- Почти мгновенно среагировала Ольга за занавеской.
-Просто кто- то слишком много ест! – это уже Елена добавила.
- Похудеете, будете стройными, как кипарисы. – Ольга пошутила, - И вообще, не нравится - сами себе готовьте. Нам кстати, предлагают другую избу. Мы вот всё думали, уезжать или нет от Вас.
- Да уж теперь точно будем переезжать,- продолжила Оля после паузы. – Вот и посмотрим, как вы родителям помогали, чему научились. Давайте девочки собираться будем.
- Да? А чего тогда договаривались вчера. Продукты собрали все в одно место? Это измена.- Пошёл я с Киселёвым  полежать немного на раскладушке.
     Из-за занавески вышла Ленка Шигина, вынесла пакет с продуктами, положила на свободную койку: «Вот это Вам, сами кашеварьте теперь».

     Подошедший Альберт стал вытаскивать из него пакеты с макаронами, консервы и прочее.
- Я две банки тушёнки вчера отдавал, а здесь всего одна.- Подключился Серёга Сбитнев, роясь в пакете, - что всё пожрал хомяк что - ли?
- А сгущенку отдали? – спрашивает Саня.
- Да вроде есть... - Альберт ели успел увернуться от пролетающей из-за занавески банки.
 - Ой, Б..дь! – Выругался Андрюха. Банка с тушёнкой угодила ему в коленку. – Ах, так, нате вам, наше с кисточкой! – Он перекинул в соседний отдел пакет с макаронами. Он шлепнулся обо что то, и по звуку понятно было, что рассыпались все макароны.
- Дураки, чего продукты портите. Я прибиралась, прибиралась.- Подала свой голос  Наташка Гудкова.

       А к нам уже летели продукты, только успевали увёртываться. Мы отвечали тоже.
- Не-е-е. Андрюха! Оставь тушёнку, не бросай. Сами съедим.- Альберт  остановил приготовившегося к броску Киселёва. Он  смекнул, что нужно выманить с девчонок побольше консервов.- Вон, давай картошкой бросать.
       На той стороне то же быстро догадались, что продукты выкидывать другим невыгодно. И обстрелы через занавеску свелись к бросанию нескольких картошин туда обратно.
       Неизвестно, как долго это продолжалось бы, но нам надо было на сушилку возвращаться. Вдруг после обеда зерно всё- таки привезут. Так как девчонки уезжали жить в другую избу, нам пришлось организовать дежурство из самих парней. Первым кашеварить пришлось Серёге Сбитневу.
 
11. Последний колхоз 2.

     На сушилке зерно не привезли, и мы домой пошли немного пораньше. Хоть и не работали почти, но пока по этим ухабам дойдёшь туда - сюда, вытаскивая сапоги из грязи…
 Идём, скользим по обочинам дороги.
-Конечно, жалко, что девчонки уехали от нас, и Ленки тоже не будет. – Стал я рассуждать. – Так. Что это? У меня есть Люда. Всем ясно! – Пристрожил я сам себя.
      Сапоги опять чистить от грязи стали, хорошо девки к порядку приучили.
-Так. Девок нет. А что нам Сбитнев накашеварил?- Пойду посмотрю, первым пошёл в избу Киселёв.
Я что- то замешкался, пока раздевался на крыльце, только слышу - мужики Сбитнева поливают крепкими словцами. Когда внутрь зашёл - всё стало понятно. Из-за чего сыр бор.
- Всё Валерыч. Будем голодать. Серёга макароны бросил в холодную воду. - Альберт усмехаясь, показывает на покрасневшего Сбитнева.
- Вот здесь же написано! Сыпать в кипячёную воду. – Киселёв читает надпись на пакете из под макарон, поднимает одной рукой кисть Сбитнева и хлопает в неё этот пакет. – Иди, читай, учи. Это тебе не Герасима из Му-Му учить.
 - Ну ладно мужики. Вот не знал я про это совсем. Может, всё же как-нибудь разделим это. - Оправдывался Серёга, показывая на тарелку, в которой  был комок из макарон. – Завтра сами не известно, что приготовите.

     Мы всё же вилками разделили этот почти, что пирог из макарон. Хорошо, что ещё на ужин молоко с фермы нам полагалось. Каждый день с ведром ходили туда. На следующий день мне кашеварить выпало.
- Ладно тогда и на ферму схожу с тобой, раз начинается моя очередь. – Говорю я Сбитневу, беру ведро с марлей. Его надо будет вернуть, нам там другое дадут.
- Пошли, да я фонарик только возьму.- Обрадовался Серёга, что не нужно будет больше подколок выслушивать.

     На ферму по двое ходили. Ведро тяжелое, тащить далеко. По пути менялись. Когда с Серёгой вышли, то погода наладилась. Изморось вся ушла. Небо ясное стало. И раскинулся ковёр со звёздами. Нигде, как в колхозе я не любовался больше звёздным небом.
      Ещё бы вечером темнота кругом, с фонариками ходим. Поэтому смотреть ничего не мешает. Вот где астрономию изучать надо. Вот ковш большой медведицы, вот маленькой, а вот полярная звезда. Ой, чиркнула падающая звезда. В который раз не успел загадать желание.
      Я даже один раз надолго уставился в эту пропасть с занавеской из звёзд и стал проговаривать своё желание, много раз подряд. В надежде, что когда увижу падающую звезду, как раз буду желание мысленно произносить. Но толи желание было длинное, толи звезда быстро пролетала, в общем, не успевал я проговорить его, пока она падала. Сократил желание до двух слов: « Любви взаимной!». Может, в этот раз успею проговорить.

       Вот млечный путь. Его только здесь видно. Всё небо чистое со звёздами, и только в этом месте оно с белой пылью. Большую медведицу придумали предки. Как они сфантазировали, что ковш и эти рядом расположенные звёзды на медведицу похожи. Я, как ни фантазировал…  Медведица не получалась. Про маленькую уж и говорить нечего. Она вообще кверху  ногами.       
- Ой, - я запнулся и упал. Коленки, руки в грязи. Я поднёс руки к лицу, понюхал…  Вроде пронесло, не вляпался.
 
      Ферму издалека видно, хоть и представляет собой - одноэтажную длинную избу, кирпичные столбики, между ними брёвна со светящимися маленькими окошками. Крыша из шифера, во многих местах ремонтированная. Сейчас её хорошо видно. Луна освещает нам дорогу как прожектор, даже наши тени появились. А когда ближе подходишь, то слышно гудение: «У-У-У».

       Главное не вляпаться в лепёшки, теперь под ноги светить лучше надо. Вонища идёт от загона, куда днём коров пригоняют. Там и грязь, и всё остальное. А коровы по колено в этой смеси стоят. Очень их жалко, на ними рои мух ещё висят.

     На ферме уже ждали «надоя» наши парни. Серёга Коптяев и Бешкарев. Их в другой деревне поселили, они тоже за молоком пришли.
-Серёга, не знаешь, где у них умывальник или что- то ещё.- Обратился я к Коптяеву.
- Да вон там закуток такой, налево, там прямо из шланга вода. Пойдем, покажу.
    Мы двинулись вдоль строя коров, стоящих задом к нам. У одной из них на табуреточке сидела доярка, мыла вымя, перед тем как доильный аппарат подключить.
- Сейчас, сейчас, Серёжа, доделаю и налью вам, подождите немного.- Сказала она, заметив нас.
- Да, не торопись, Лена, мы вон, на быка посмотрим пока, пойдём, глянем.- Уже обращаясь ко мне, говорит Серёга.
    Лена??? Тётка непонятного возраста, круглая с большими грудями. Она сидит на табуретке, а они на коленях почти лежат. Халатик, телогрейка, резиновые сапоги. Хотя лицо из под косынки моложавое.   Всё равно я бы её, наверное, на «ВЫ» назвал. А Серёга с ней на «ты». И она при нём оживилась. Повернулась, руками  грудь  поправляет. Знает своё богатство.

       Я почистился водой из длиннющего шланга, им смывают бетонный пол под коровами. В конце фермы было стойло для быка. Проходим мимо последних коров, ожидающих, когда их подоят. Они нас не замечали, хвостами мотали и мирно жевали корм.

      Вот он бык. Мы подошли к изгороди из брёвен. Вроде толстые оглобли, но близко как- то страшновато подходить. Вон какая гора стоит, а башка с рогами…  О-го-го. В розовом носу кольцо. Толи сопли, толи капельки пойла, которым его кормят, из ноздрей. Подёргали навсякий случай оглобли, держатся надёжно ли.
- Глаза вроде не красные, - значит не злой, - обращаюсь я к Коптяеву. - Говорят, когда бык злится, у него глаза кровью наливаются. Не понимаю, как мы могли в прошлом году такого мерина из деревни в деревню переводить.
- Когда это вы переводили?
- А ты что не знаешь? У, вообще страх был. Бригадир нас попросил помочь перевести быка. Так мы его на растяжках сопровождали. Бригадир за кольцо верёвку привязал, чтобы спереди вести. А нам  другую, потоньше дал. Он как то ловко смастерил на другом конце петлю и зацепил ей быка за яйца. Не боялся подходить.
- Да уж прямо за яйца. – Сомневается Серёга.- Заливаешь, наверное.
- Да ты у Фомина спроси, он эту верёвку держал. А мы по бокам с оглоблями шли, на всякий случай. Бригадир спереди за кольцо вывел его, говоря ему то, что- то ласковое, то с матюгами словца. Короче перевели. Со страхом, конечно.

-Да здоровая машина! – говорю я опять, смотря на быка. – Как  его коровы выдерживают, когда он на них запрыгивает? И ноги не подгибаются у них.
      Вместе с Серёгой смеёмся.
- Он не целиком запрыгивает. А так бы, конечно, ноги у них переломались бы. – Говорит он и вдруг спрашивает, - а у тебя уже было с девками.
- Да… Не совсем, как то… Нет, не было. – Неожиданно признался я.- Всё до самого… Как то не доходило.
    Обычно я сочинял дворовым пацанам про романы с девками из технаря. А парням из группы плёл про приключения с девками на танцах. И кто верил, кто- то нет. Но больше верили, это точно.
- Ну, пора уже, это, знаешь, лучше даже чем водку пить. – Серёга сделал довольную гримасу, закатил глаза, чмокнул языком и добавил. - И девкам тоже нравится.
- Да я знаю, вон Любаша вокруг тебя крутится. Всё Серёжа! Да, Серёжа!
- А подруга то вообще у тебя есть? А то могу познакомить. У нас есть клёвые бабы. В этом деле толк знают. – Предложил он мне.
 - Да есть у меня уже, встречаюсь с одной. Только она молодая ещё…
- Это вообще самое то, слушай. Когда девочка… - Серёга собрался рассказать мне о своих подвигах.
- Ой. Серёга хорош учить. Уж, понаслушался я всего с детства. Да и было у меня уже почти, только пожалел  подругу пока. – Приврал немного я.- Всё будет, успею ещё. Ты вот скажи, ты чего от жизни ждёшь?
- Ну, не знаю, Просто жить. Вот с Аркахой в вертолётку поступили. В Карачихе находится. Закончим - в армию не пойдём. А вас всех загребут. Будут Вас деды дрючить.– Рассмеялся Коптяев.
- А я славы хочу, как Болконский из «Воины и Мира». И любви хочу. Денег тоже неплохо, конечно. Но уж слишком много хотеть, уже вредно. Так уж на любви можно остановиться.
- Ни хрена ты, Митин, даёшь! – Серёга удивился ненашутку. - Я что- то не задумывался. Надо проще жить. Пойдём, вон Ленку потискаем за груди. Она в нашей деревне живёт, я её прижал недавно - она как паровоз дышать стала. Но я с Любой, сам знаешь. Продолжать не стал. Иди, попробуй. Она 10 классов закончила, поступала куда- то в Ярославле, но не прошла. На следующий год собирается, а пока здесь.
      Серёга, шутя, подтолкнул меня, и мы пошли к нашим парням. Там уже наливали молоко нам.
  Обратно без приключений дошли. Молоко с хлебом – классный ужин.

   12. Последний колхоз 3.

       А на следующий день я остался в избе готовить жрачку. 
- Ладно. Спокойно, я справлюсь,- мысленно подбадривал я сам себя. – С макаронами не буду связываться. Хотя уже всем понятно. Сначала вскипятить воду, потом их бросать. Вон есть картошка. Сварю её. Это я смогу. Зелёный лук положу рядом. Пусть в соль макают. Помидорины всего две. А я на четыре части их, восемь их будет. Разберутся как- нибудь. Консервы килька в томате. Открою. Так, а это что? Пакетики… Суп быстрого приготовления. Его сделаю, и всё хорошо будет.
 
     Так я приступил к своему дежурству, печку легко растопил. Одно время я с мамой жил года два в доме с печным отоплением, причём на втором этаже. В углу комнаты была полукруглая печь до потолка. Передней ней всегда поленья лежали на листе железа. Следить за заслонкой надо было всегда, а то угореешь. Закрывать её надо, только когда красненьких угольков не останется. Не закроешь – тепло быстро выйдет. У нас здесь тоже самое. Вот сложил колодец маленький из сухих полешек. Киселёв вчера решил размяться, наколол топором. У него это здорово получилось, а потом и все освоили это упражнение. Колуном конечно лучше рубить, но и топором приноровившись, получается. В середину колодца бумажку, и маленьких лучин. Заслонка открыта. Всё можно поджигать. Ура. Получилось. Пока горит, можно картошку почистить. Сколько? Ну, суп ещё же будет. Так что по две картошины на брата, наверное, ну и ещё плюс две.

    Со всем я справился, пока не дошёл до супчика. В печке догорали дровишки. Я их кочергой подальше задвинул, поставил чугунок с  водой и картошкой вариться. Жар такой, что рука не терпит. Поглубже задвинул будущий обед. Должно сготовиться. Хотя поглядывать надо, наверное.  Нет, всё будет хорошо. Вон уже угли остались только.
      Пока пакетики разглядывать стал. Там колечки тоненькие, понятно они потом разбухнут. Какие -то маленькие квадратики красные, серые, зелёные. Это всё приправа - соображаю я. Но суп то в печке не сделать мне. Так что на плитке можно в кастрюле воду кипятить, а потом всё туда забросать.

      В печке, на удивление, картошка  сготовилась довольно быстро. Воду слил и проставил в чугунке с краю в печке. Да и с супом всё хорошо вроде идёт. Только содержимое пакетов…
Вроде маловато будет. Что- то не рассчитал я. Пакетиков то два на всех мало?  А и нет больше их.
    Я представил, как содержимое кастрюли разольётся по мискам. Конечно, мало будет. Но эти колечки должны разбухнуть ведь ещё. Я ещё ковшик воды добавил, с запасом чтобы. Пусть всё кипятится.

      Скоро уже и парни должны придти, чем заняться пока? Покурить? - Неохота, когда со всеми, можно повыделываться. А одному? Нет, не нравится же мне. Да и сигареты кончились. Вчера из бычков табак вытряхивали, и самокрутки делали из газеты. Как в старину курили.
- Всё, уже кипит супчик, можно выключать. Эх, скорее бы выходные, - подумал я, ведь с Андрюхой Киселёвым договорились на побывку в город смотаться. – Как там моя Люда?   
     - А, вот и наши идут, - услышав шум на улице, посмотрел через окно я. - Что это? Лошадь, какая то.

     Я наспех накинул куртку, сапоги напялил, и выскочил на улицу, чтобы ничего не пропустить. А там Кисель уже удалялся верхом на лошади, поехал вдоль деревни. Это местный парень, да уже мужик, скорее  – Серёга Коровин, разрешил нашим покататься, когда они встретились здесь случайно. Я вспомнил, что в детстве, когда отдыхал в Большом Селе вместе с бабушкой у родственников, катался тоже. Здорово было.
- Кто следующий? Я за кем буду? – Я попытался занять очередь.
-Я сейчас поеду. – Сказал, как отрезал Федя.
- Всё, всё, хватит уже, некогда мне, - говорит  деревенским говором Серёга.- И так опаздываю.

      Киселёв, проехав до конца деревни, приехал обратно. Именно приехал, хотя пытался поскакать немного, лошадь в рысь перешла чуть-чуть, но что – то дальше опять на шаг перешла. Он соскочил с неё и передал узду Феде. Тот кое- как взгромоздился и крикнул: «Но, но, пошла!»
     Лошадь помахала головой, отгоняя мух и медленно пошла той же дорогой, что и с Андрюхой. Саня Волков и Сбитнев претендовали на поездку тоже.
- Да некогда, мужики, говорю же. Вы больно медленные. В следующий раз, приеду ещё.
-Федя! Давай скачи быстрее, другим тоже хочется,- крикнул Серёга Сбитнев.- Давай в голоп.
- Да я всё уже, как её поворачивать? – Слышим Баикина голос, видно не понравилось ему.

       А лошадь медленно плелась, пытаясь ещё и траву ухватить с обочины.
 -Да натяни поводья, с одной стоны уздечку тяни, в одну сторону, - кричим мы, чтобы он услышал.
    Но ничего у него не получается, смотрим - слезает он посреди деревни. Машет рукой со злостью, и идёт к нам пешком. Бросил лошадь.
- Ну, вы даёте, всё. Больше не дам никому. - Коровин пошёл за своей лошадью.
- Федя! Ё-моё, из-за тебя мы не покатались, чего бросил кобылу.  Она не поворачивает, она не поворачивает, иди на права учись, водитель кобылы. - Сбитнев с сожалением, пошёл в избу, вдруг вспомнил, что то.  - О! А что нам дежурный Митин приготовил, сейчас посмотрим.

        А я не помню, выключил плитку или нет. Бегом побежал вперед в дом. Оказалось - выключил.   
 Парни пока на турнике, сделанном из двух брёвен и лома, подъём переворотом покрутили, пока руки мыли.  Я успел, уж миски поставить на стол. Кастрюлю с супчиком.
- Чего Валера? Чем кормить будешь?- говорит Сбитнев, снимая крышку с кастрюли и внимательно вглядываясь.
 – Это что за водица? – скривил гримассу Андрюха Киселёв, попробовав ложкой мой супчик.
- Какая водица! Это суп из пакетов,- я подошёл и заглянул в кастрюлю. – Ну, жидковатый, так больше не было пакетиков. Я хотел чтоб на всех хватило. – Разочарованно произнёс я, видя, что кружочки совсем почти не расширились, а такими почти и остались. И квадратики маленькими точками плавали в чуть зеленоватой воде. Зря я добавил целый ковш воды.
- Это всё что ли? – хотел возмутиться Киселёв, - опять голодать будем что ли.
 Но заметил чугунок в печке. Полез туда.
- О, картофан! Пахнет  как печёная на костре. Я без Митинского  супчика обойдусь, - стал себе накладывать.
     Большинство так и проступило. Только Федя один, после картошки ложкой половил колечки из жидкости, нацедил себе тарелку.
- Да и супчик ничего вроде, мало конечно на всех не хватит, я всё повыловил. – Смеётся он. 
 
     Не понравилось мне готовить пищу, не моё это.
- Так, сколько ещё раз придётся за время колхоза готовить, где то через неделю, потом ещё через одну. Раза два точно, а может и три. Эх, ладно, как - нибудь, справлюсь. Скорее бы выходные, поеду на побывку в город. А там Люда.

   13. В карауле.

 – Митин! Митин! Подъём! Подъём!- кто-то шепчет и сильно трясёт меня за плечо.
-Ах, чёрт! Я же в карауле, - начинаю понимать я спросонья, оглядываюсь в полутьме, слегка приподнимаясь на локте. Спим в гимнастёрках на полу, на матрасах. Только ремни да сапоги с портянками оставляем  в углу. Чтобы чуть что, быстро вскочить и помчатся.
- Давай вставай быстро,- потихоньку говорит и тянет меня за руку Морозкин. – Всё, хорош дрыхнуть. Уже четыре часа прошло.
- Не может быть, только прилёг,- говорю я, зевая.
-Может, может. Тише! Других разбудишь.- Он меня почти выволок из ряда спящих курсантов.
Я нехотя стал обуваться, застёгиваться с завистью глядя, как Морозкин заползает на моё место.

      Выхожу на свет из комнаты отдыха, застёгивая ремень, оправляюсь. За столом сидят бойцы из бодрствующей смены. Я тоже к ним присоединяюсь. Но расслабится, не получится, за этим же столом  сержант Виктор Бочкарёв сидит и книжечку какую-то читает. А у нас одна книга – Устав. Сейчас все зубрим обязанности караульного. Надо наизусть всё знать. Уж скоро экзамены. По уставу отдельный, наверное,  главный. Ещё физо, ещё политика и спецуха. Если на отлично всё сдать, то тебе сразу сержанта присвоят. Это три лычки на погоны. Если завалишь что-нибудь, - то капрала, то есть младшего сержанта. Это две лычки. Будем младшими командирами, разъедемся по всему Советскому Союзу, по заставам. У нас самая протяженная граница. От Прибалтики до Камчатки, от Северного океана до города Кушка в Средней Азии. Ещё и морская граница. На заставах будет намного легче, там живут своей семьёй. Никто не гоняет, как здесь.
   
      С молчаливого согласия Бочкарёва, мы учим  Устав так: молча сидим и смотрим в открытые толщиной в два пальца книги. Учим наизусть обязанности солдата-матроса.
     « Солдат, матрос обязан стойко переносить все тягости и лишения солдатской службы» и еще очень много чего обязан. Учим главы из караульной службы.
     «Часовой – есть лицо неприкосновенное». И так далее и тому подобное. И всё это наизусть. Конечно книги открытые, но мы совсем не учим тексты. Просто тихо сидим, мечтаем каждый о своём. Не шумим, не раздражаем Бочкарёва. А то придётся отвечать, что  выучил. А выучил не всё. Значит опять отжиматься или ещё какие-нибудь упражнения делать, фантазия у сержанта есть. Вон, Романенко  умудряется письмо писать незаметно. Рисковый парень.

        В животе урчит, есть хочется, так как моя очередь в Караул идти, то неплохо бы подкрепиться чуть- чуть. Я тихонько подхожу к командиру, прошу разрешения в комнату приёма пищи сходить.
        Сержант Бочкарёв здоровый мужик. Ростом  под метр восемьдесят пять. Он «Кандидат в мастера спорта» по Дзюдо. Его даже на соревнования пограничного округа отпускали, и там он место, какое- то занял. Его не назовёшь слишком подтянутым, жирка чуть-чуть накопил. Поэтому время от времени он усиленно тренируется, отдельно от остальных, ходит в спортивный зал. Сейчас он уже год  отслужил, в роте есть сержанты и постарше во главе со старшиной. Но они все как то избегают с ним конфликтовать. Он сластёна, когда посылки курсантам приходят из дома, он первый предлагает услуги, отвести в  город на почту. Вот ему дают офицеры увольнительную, и он ведёт всех, кому пришли уведомления за посылками или бандеролями. Естественно все делятся с ним съестными припасами. Потом надо со всеми поделиться во взводе. Курсант Варичев однажды решил спрятать ото всех свою посылку. И поесть втихаря. Теперь от него все сторонятся. Не разговаривают. В армии быстро на «вшивость» проходят проверку.
 
      Бочкарёв смотрит на часы, вздыхает.
 -Две минуты тебе, сейчас собираться будем, - нехотя встает Бочкарёв.
       Он разводящий, ему тоже надо идти. Часовой только ему подчиняется. И никому больше. Если не так, то «Стой! Стой стрелять буду!» В «калашах» боевые патроны. Так что никто не пытается шутить с часовым. «Часовой лицо неприкосновенное».
       Конечно, странно, что так легко меня отпустили пожрать. Вот, подумается, какая лапочка сержант,  бойцам поесть даёт. Но не так всё просто. Недели две назад мы узнали, каким бывает Виктор Бочкарёв, если его вывести из себя. Были занятия по тактике. Учились ползать по «пластунски», это чтобы никакие части тела не выпирали сильно над землёй. А то пуля быстро зацепит. А ползали по стадиону, порядком все измотались.

       Курсант Кулагин, кстати, мой земляк тоже, упитанный такой же, как Паша Краснов, но Паша перевёлся в первую роту, а этот остался, потому, что у него второй ребёнок родился, и он ждёт приказа об освобождении от армии вообще. Так он решился спорить с Виктором.
  - Алё боец! Ты что свою жопу оттопырил? - заметил Бочкарёв, - ну-ка прижался к земле, ползком, ползком  марш.
  - Да, ведь гимнастёрка испачкается, а я скоро всё равно уеду, мне в эту войнушку играть не придётся больше.
  - Ах, не придётся больше. Курсант Кулагин! Встать! Смирно!- у Бочкарёва желваки задвигались.– Значит,  домой собрался? Уже и нюх потерял! – Слова страшно изрыгались изо рта сержанта.

     Бедный Кулагин, кое- как поднялся с земли и принял сойку «Смирно». Он понял, что попал. Не мог потерпеть, совсем  немного ему осталось. Он стоял смешно вытянувшись перед нависшим над ним командиром. В скомканной гимнастёрке темного цвета от замасляных пятен, хотя когда-то форма была цвета «ХАКИ». Но стирать «хб» (это значит хлопчатобумажная ткань) только один раз нас водили на речку, поэтому форма у нас уже блестела от грязи.

     Руки его немного тряслись и с лица спадали капли пота. Можно понять его мысли. Одно движение Бочкарёва и прощай жена, прощай сладкая жизнь дома с двумя маленькими детьми.
 -До дома ещё долго, я успею тебя, родной, воспитать, ты у меня запомнишь эти оставшиеся дни. На всю жизнь запомнишь. Знаешь, что бывает за невыполнение приказа командира? – все-таки взял себя в руки Виктор.
- Так точно, товарищ сержант! Извините, товарищ сержант! Сам не знаю, как вырвалось, устал очень.- Начал оправдываться Кулагин.
-Родной, ты знаешь, что в мире творится? На политзанятиях ты чем слушал?- Виктор прищурился, скорчил брезгливую гримасу, осмотрелся вокруг. Подошёл вплотную, схватился за  гимнастерку на груди курсанта и поднял её к Кулагинскому подбородку. – Я сейчас так тебе «киль» намну, что вмятина на всю жизнь останется.

     Мы все в это время лежали на земле и смотрели снизу, как воспитывали курсанта. Он порядком  всем надоел, из-за него случаются разные залёты, а мы все потом расхлёбываем. Коллективное наказание называется. Поэтому нам не жалко его совсем. На последнем марш броске мы его, вообще, несли на руках, так как весь взвод целиком  должен к финишу придти. А он упал, и ни в какую, бежать дальше не хотел.
     У Кулагина выпятилось белое пузо, гимнастёрка на  носу уже висит. Но Бочкарёв оглянулся опять вокруг и отпустил бедолагу.
-Ты дома будешь жир копить. А мы защищать тебя? В Афгане парни погибают за что? Чтобы твою жену враги не насиловали, чтобы дети твои здоровыми выросли, или тебе наплевать на это. Душманы, которых американцы на нас натравливают, на тебя сапогом наступят, заставят смотреть, как твою тёлку иметь будут. Ты этого хочешь?- Виктор продолжал объяснять политику партии.
- Если нас опять из-за него накажут, я ему по морде дам ночью, пока никто не увидит, - говорит Морозкин, потом, подумав,  добавляет. - Да, вообще-то, из-за него залетать неохота. Пусть уж скорее отчаливает от нас.

    Долго еще сержант выступал, потом лишних несколько кругов вокруг стадиона мы из-за Кулагина пробежались. Только потом он остыл. Бочкарёв уже несколько раз писал рапорт об отправке в Афганистан, но что-то не получается у него. Может по - молодости какой- то залёт был у него или что ещё. Но он опять будет писать, говорит – «добьюсь всё равно».
     Но сейчас этот грозный мужик мне поблажку дал. Все иззавидовались. Дело в том, что Сержант Бочкарёв как то попросил меня нарисовать портрет его девчонки.

      А я, еще, когда нас только привезли в часть, отвечал на разные вопросы. Что умеешь? Рисовать, играть на каких- нибудь инструментах. Сказал, что рисовать могу. В общем, теперь боевые листки выпускаю, про достижения нашего взвода, про соцсоревнования с другими взводами, оформляю, сколько на отлично учится, сколько на отлично стреляют.
- Митин, иди сюда ко мне, потом доучишь, - позвал к себе на заднюю парту Бочкарёв, когда мы в классе чего- то зубрили.
- Вот видишь фото. Моя девчонка. Класная?- спросил он, когда я уселся рядом с ним.
- Конечно, товарищ сержант, - отвечаю я - и самое главное не вру. На фотке действительно очень симпатичное личико было. Почему то мне казалось, что у такого здорового мужика и девка должна быть «Бабой-дизель». Но нет, оказывается и по-другому бывает.
- Вот только мелковата фотография, ты мне её увеличь на всю страницу тетрадную. А я ей обратно пошлю этот рисунок, и она сразу поймёт, как я к ней отношусь.

     С заданием я справился на отлично. Тихонько фото на квадраты карандашом разделил, потом, на столько же квадратов лист тетрадный. И срисовал. Теперь Бочкарёв меня немного поддерживает.

      Вообще караульное помещение находится  в подвале под штабом с отдельным входом. Это здание, также как и казарма наша в готическом стиле из красного кирпича построена. И в подвале окна также, на уровне головы. Но в караульном помещении они закрыты. И дверь мы по секретному слову открываем. Пароль - отзыв. Караул дело серьёзное. Есть преимущество, когда здесь находишься, еду себе из столовой сами приносим в термосах больших. Её, как правило, с запасом дают. Поэтому порций на всех хватает. И есть можно неторопясь. Одни приходят, другие уходят на охрану территории. Я открыл термос, там на дне ещё остались макароны с мясом.       Вкуснятина! Вроде перед  сном ел, вроде ещё и не голодный совсем то. Но с хлебцем …  Нет, надо чуть- чуть положить. Приду с караула, уже должны новые термосы  принести. Пока жую пищу, взгляд опять находит выбоину на стене. 

      Вчера здесь застрелился курсант из автошколы. Нас сюда поэтому на час позднее запустили. Но когда мы зашли, ничего уже не было видно. Ни крови, ни мозгов. Вот также как я сидел на лавке у стены, приставил автомат к подбородку, и бах… Дебил какой то. Ну, тяжело, ну непривычно по сравнению с гражданкой. Ещё месяц с небольшим, и до свидание учебка, а дальше ты командир. Деды тебя не тронут, а ты можешь командовать над молодыми. Да, на заставах всё по-другому.  Димка Хайдуков пишет из Кантемировской дивизии, под Москвой он служит. Так дерётся там, в кровь, спит где- то вне казармы. Не даёт спуску дедам.  А у нас? Сержант гоняет, так он твой командир. Это не обидно. Из-за баб ещё стреляются, так у него вроде всё в порядке с этим. И главное сегодня к нему мать с его девчонкой приехала. Нам об этом с КПП рассказали, там тоже из нашего взвода дежурят сегодня. Да как сказать то им?
–Знаете, а ваш сын сегодня застрелился.
- Точно ненормально с головой у него было. - Решил я.

     Я встал, подошёл к этой стене, где отколотая плитка. Чуть - чуть поцарапал пальцем впадину.  Кровищи, наверное, было много. Но всё вымыто, хлоркой попахивает. Вмятина какая- то небольшая, голова его на себя взяла много. Да и  перевооружились мы. Сейчас калибр стал 5,45 мм, а до этого 7,62 мм был. Патрончики маленькие, и автомат намного легче стал. А то когда бежишь с полной выкладкой по тревоге, он тебе, то по затылку, то по локтю стукает. Да, недели две назад, так бежали с заставы после ночных стрельб  в казарму из первой роты бойцы. И грузовик какой-то сбил двоих из строя. Говорят, водитель пьяный был, теперь судить будут. А парней уже нет. Что- то трупов много у нас стало.

   -Митин, ты чего тут застрял,- сержант прервал мои раздумья, – собирайся, бери Огаркова и ко мне. Осмотр оружия буду делать.
  -Есть собираться, - отвечаю бодро я.
- Не забудьте тулупы одеть, - Говорит Бочкарёв.

      И вот я один остался. Развод ушёл в темноту. Сейчас в тепле будут. Я вспомнил, как уютно было сидеть за столом перед открытым уставом и просто отдыхать, мечтать. А здесь совсем не жарко. Осень уже вовсю. Белые мухи, то есть первые снежинки уже были, и листья почти все облетели. Говорят здесь и зима почти такая же. Снега немного бывает. Совсем тулуп не лишний. И ветер этот сильный, какой то. У меня поднят здоровенный воротник, поэтому, когда иду по ветру вдоль вещевого склада, всё хорошо. Но я должен дойти до угла, заглянуть за него, осмотреться, и идти обратно. Теперь ветер в лицо, я поджимаю подбородок, голову чуть-чуть поворачиваю, глаза прищуриваю, чтобы хоть как то от ветра укрыться. Вот другой угол склада и эстакада по которой я хожу заканчивается. Впрочем, здесь и часть наша заканчивается. Забор сразу за складом, за ним дорога просёлочная, не асфальтированная. По ней мы на марш- броски ходим. По пересечённой местности, то в гору, то вниз среди холмов, поросших кустарником и невысокими деревьями. Большого леса нет здесь. Хутора были раньше на этой земле.

       Так, надо навстречу ветру быстро идти, а когда по ветру - медленно, потому что воротник от ветра тогда защищает. Ну, осмотрелся, всё нормально. Правда, если честно, то в тех кустах у забора может любой спрятаться. Перемахнуть к примеру через забор с  помощью верёвки и притаиться там, а потом, когда я обратно поверну…  Эх, пальнуть бы по тем кустам. Я направил автомат на темноту и представил, как даю очередь туда.
  -Ту-ду-ду-ду. – Само произнеслось у меня. Автомат с боевыми патронами - великая сила.
Пошагал по ветру, медленно убивая время. Я вспомнил фильмы про войну, там много раз показывали, как часовых «снимают». И всегда думал: «Ненормальные, какие- то караульные, неужели не слышат, как к тебе подбираются сзади?»

      А сейчас ... Я быстро повернулся всем корпусом, направив автомат в сторону забора. Ветер противно в лицо дунул. Нет вроде никого. Из-за этого тулупа с воротником ничего не слышно.
 -  Ладно, сейчас не война всё же, а так, подкрасться запросто можно, - стал размышлять я, и повернул опять по ветру, на всякий случай, - вот хорошо сейчас идти, воротник защищает. Просто надо почаще оборачиваться, тогда к тебе не подкрадутся.

     Я стал представлять, что из кустов появляется, к примеру, какой-нибудь « амбал», а я его «пух» в глазик. Если бы у нас оружие разрешили бы носить с собой, как в Америке, то все смелые были бы, и уважали бы друг друга. Слабые не боялись бы здоровенных.

    Но по пьянке  столько бы трупов было бы…  Нет, правильно, надо только избранным разрешать иметь оружие. Но пристрелить несколько нехороших людишек??? Чтобы другим не мешали? Да если ничего за это не будет, потому, что служебный долг выполнял?

     Вот, к примеру «Гусёныш». Это ровесник моего брата. Значит года на четыре старше. По- моему, нигде не работает, пристаёт к нам, молодым постоянно. То это ему нужно, то другое. Мы когда видим, что он пьяный стараемся его обойти из далека.  Я обернулся, направил АК на кусты. Раз, и нет его, если он там был бы. Но вообще то, он на танцах несколько раз нас поддерживал. Да и жена у него есть, и ребёнок уже. И последний раз со мной уважительно здоровался.
- Пусть живёт,- стал дальше размышлять.
 - А вот Вовчика, можно бы шлёпнуть. Сколько я переживал из-за тебя, - вспомнил я про своего одноклассника. – Да, да. Совсем ни за что мне по морде в школе в туалете съездил. 

    Вова Щукин – двоечник. Его ко мне по комсомольской воспитательной работе прикрепили. Для подтягивания по учёбе. Но не нашли мы с ним общего подхода к этому процессу. Я стал объяснять, что ему самому надо кое- что делать. А он представлял, что я «домашку» теперь за него буду делать и списывать давать. Вот он однажды выбрал момент в школе, в туалет позвал.

       Я, не ожидая ни чего плохого, за ним пошёл. А он там, как развернётся и мне по скуле заехал.
- Что? Кому теперь скажешь? – отпрыгнул он от меня, приготовившись к драке.
- Да ты чего с ума сошёл, никому я ничего не буду говорить,- потирая скулу вышел я из туалета. Хорошо позора не видел никто. Струсил я.

      Долго потом переживал. Гуляли то мы вечерами в одной компании. Всё решал, что завтра вот вызову его на разговор. Но время лечит, всё забылось вроде. Через несколько лет, за год до армии, наверное, я вышел вечером на прогулку. Только на брод свернул, слышу голоса знакомые внизу под мостом через спуск. Я направился туда. По лесенке деревянной спускаюсь, точно Андрюха Чика с Капраловым, ещё парни, шумят чего то. Подхожу к ним и вижу, Чика драться зовёт  Вовку Щукина. А тот отказывается.
- Нет, не пойду с тобой, ты выше меня, - бормочет Вовчик.

       А Андрюха  его уже за грудки одной рукой держит, вот- вот заедет ему. Но не хочет так просто ударить, хочет, чтобы тот защищался. Увидел меня Вовка, обрадовался.
- Валера, ну скажи ты ему, свой я. Здесь живу рядом. - Просит меня дрожащим голосом.
       Прошла злость у меня к нему, я то, так не дрожал, как он сейчас.
- Дюша, да, отпусти ты его, это одноклассник мой бывший.- Заступился тогда я за него.
 - Дергай отсюда быстрее, пока не передумал, - отчикнул его от себя Чика.
А Вовка тогда к лестнице побежал и когда до середины поднялся, крикнул: « Я всё Чапе скажу, он с вами разберётся». Чапа – это ещё один авторитетный хулиган. Смешно нам тогда стало. Нет, не совсем пропащий человек Вовка.

                ****
       А! Вот кого пристрелил бы, точно!
   Классе в шестом было это, наверное. Я со старшим братом и его друзьями ловили рыбу у третьего причала на набережной. Первые причалы маленькие, для трамвайчиков да маленьких катерков. А третий и четвёртый для теплоходов. Это здоровенные пристани. В третьем и ресторан есть. «Поплавок» называется. Здесь лучше всего рыба ловилась. Или с берега с набережной, или, пока не прогонят, с понтонов, на которых мостик на причал проложен. Я вообще зрителем был. Колодку с мармышкой подержать, чтобы не упала в воду, пока опарышей насаживают. Кормушку с хлебом подёргать. Вообще на подхвате. Но что - то клёв был не очень. Плюс Андрюха Архипов подцепил «Зацеп». Лёска никак не освобождалась, и он разделся и спрыгнул с набережной в воду. Вода ему, где то по-шейку была там. Он нырнул и вытащил, какой-то моток проволоки с тиной вместе. Бросил на берег. Теперь распутывать всё это будет. Всю рыбу распугал, конечно. Пока всё успокоится.

     Я стоял, стоял на мостках, которые на железных понтонах закреплены, по ним на пристань проходят. Облокотившись на перила, смотрел вниз, слушал, как вода под ними: « Плю, Плю, Плюкала». И решил домой отправиться. Сказал парням об этом и пошёл. Уже дошёл до второго причала, здесь тропинка  на верхнюю набережную вела, прямо к нашему двору, как меня окликнули.
- Что не клюёт сегодня? – Спросил меня молодой мужик, шедший с причала. – Не там ловите парни, места надо знать.

     Я посмотрел на него. Молодой парень то, наверное, после армии только. Одет прилично.
- Есть у меня одно секретное место, хочешь, покажу. Тут недалеко. - Продолжал он, уверенно ко мне подошёл. Руку на плечо  положил.

     Я раздумывать стал, дома ещё не ждут. Час точно времени есть. А своим парням потом покажу…
- Пошли, пошли. Недалеко тут совсем. – Говорит незнакомец, пытаясь меня приобнять, разворачивает обратно, подталкивает. Видит моё замешательство.
- Да, я вообще- то почти все места знаю, - говорю.
- Все, да не все. У моего места штуку за штукой рыбу таскают. Потом дружкам расскажешь, они тебе завидовать будут.

    Это срабатывает безошибочно. Я представил, как со снисходительным видом показываю клёвое место. А все спасибо говорят.
- Ну ладно, если недалеко, можно посмотреть, - соглашаюсь я.
Так мы обратно по нижней набережной пошли. Незнакомец всё ко мне приближается. Руку нам плечо пытается положить. Но я отстранился, чего это, с чужими так ходить. Да и большой я уже, чтобы меня вели.
- Я сейчас своим скажу, - говорю я, когда стали мимо парней проходить.
- Да, зачем, не надо, всем знать необязательно. Это же секретное место. - Мой попутчик  как припустил вперед на несколько шагов от меня, и, оборачиваясь, - Пойдём, пойдём, не надо никому говорить.

     А я посмотрел, что мои друзья всё «зацепом» занимаются до сих пор, только Андрюха уже на берег вскарабкался и оделся. И решил, что место это, наверное, у 4 причала, там мы иногда тоже ловили.
«Немного осталось, пройдусь за этим мужиком. Вдруг там сейчас ловля идёт крутая». - Подумал я и догнал поджидавшего меня мужика. Чего это он от меня отбежал?
- Ну чего, где тут место? – Спрашиваю мужика, когда дошли до четвёртого причала,- С понтонов что ли, так мы там пробовали, обычно клюёт.
- Нет, нет. Подальше. Пошли, пошли, ещё немного осталось, - опять пытается меня приобнять, подталкивает. И самое главное: Какой - то другой он стал. Нервный, оглядывается по сторонам.

     Да, странный мужик. И нет там дальше никаких мест. Пляж там, купаемся мы там. Надо как то от него отделаться. Прохожих  стало меньше внизу. Я наверх посмотрел, - там полно ещё народу прогуливается. А он взгляд мой перехватил и всё ближе пытается ко мне подойти.
- Ну чего ты, осталось чуть – чуть. – Пытается меня приобнять и подтолкнуть дальше. Глаза стали у него, какие - то не добрые. Не то, что вначале.

      Я тогда придумал, что ногу натёр уже пока ходим. Хромать стал специально. Но он понял видимо, что я обманываю. Наверх смотрит – там люди ходят. А я от него уже сторонюсь. Близко не подпускаю. И так  уже Арсенальную башню прошли.
 - Всё, дальше не пойду, нога болит, а домой надо ещё идти. – Говорю, когда уже за угол на пляж завернули. А там перед спасательной станцией деревца росли, кустики.
- Слушай, пойдём, отольём туда сходим.- Предлагает мой попутчик.
- Нет, сказал дальше не пойду, нога болит,- а сам смотрю наверх, как бы люди не пропали там, понимаю уже, что гад что- то задумал.
- Слушай, а ты знаешь, как клизму делают? – спрашивает, когда прохожие скрылись на верхней набережной.
- Знаю, конечно. – Отвечаю я, в детстве чем только не болел, чего только не прописывали мне.
- Я всё же отолью, - говорит мне попутчик.
    И у него морда стала красная, глаза бегают. Наверх. На меня. Стал штаны расстегивать прямо здесь. Ну, совсем, что ли обнаглел. Здесь даже кустов приличных нет.
    И как прыгнет ко мне.
- Вот сюда клизму делают, - пытается меня  одной рукой удержать, другой штаны поддерживает. Но я как то вовремя увернулся.
 О! Слава богу! Гуляющие наверху появились.
 - Да, знаю, знаю я всё. – Говорю я, отбегая от него,- некогда мне, пошёл я.
И наверх побежал к людям, пока не скрылись они.
- Если надумаешь, приходи завтра часов в 6, где встретились,- кричит «гад» мне вдогонку.
- Разбежался, ты - урод, какой то, - подумал я, перелезая через забор на верхней набережной. Вот теперь домой через «вечный огонь».

                ***
               
      А сейчас я представил, что в кустах этот гад, за ремень с плеча калаш снял, и изобразил, что очередь по нему дал.
-Та.. та..та..та,- проговорил, потом опять накинул на плечо автомат.
      Огляделся ещё раз. Темнота, никого. Зашагал вдоль склада.
- Когда же развод придёт. Так, пароль помню хоть. - Я вспомнил пароль и отзыв. -  Уже давайте появляйтесь, время, наверное, пришло.
 Размышляю дальше:
 - Конечно, с калашом с боевыми патронами все смелые. А что же не пишешь, чтобы отправили тебя в Афган, как Сержант Бочкарёв.
       Я что- то решил для себя, что само всё решится. Ещё месяц и распределят туда куда надо. По всем границам разбросают. В Афган попаду, значит судьба. 

   14. Я – сержант пограничных войск.

  - Рота! Выходи строиться на обед. – Старается изо всех сил кричать дневальный на тумбочке.
-Вот,  уже лучше. Можешь же - если захочешь, - говорю я бойцу. - А с утра что было? Давай старайся и всё «шесть шаров» будет.
- Так точно, товарищ сержант, буду орать изо всех сил, - отвечает дневальный.

      Да. Вот и произошло то, чего так долго мы ждали. Закончил я учебку, закончил на отлично, поэтому присвоили мне сразу звание сержант. О, с каким удовольствием я покупал в армейском магазине «галун». Это тесёмка такая золотисто-жёлтая для нашивок на погоны. Сделал сразу три, а кто не отличники – тем по две лычки положено. Они - младшие сержанты.

     Разъехались мои друзья по всей стране, по заставам, а Романенко, вообще, ко мне на Родину попал служить. Я и не знал раньше, что под Борисоглебом в нашей области есть полевой учебный центр Высшего Пограничного Училища. Оно в Москве находится, а тренироваться, осваивать боевые навыки курсанты – будущие офицеры сюда приезжают. Я когда узнал, что есть такое распределение, загорелся, вдруг попаду туда. Почти домой получается. Но…  Оставили меня здесь, воспитывать новобранцев, учить уму-разуму. Сыграло, может быть то, что красный диплом у меня об окончании техникума. Другого дружка моего - Свирского на север отправили, куда- то под Мурманск.

     Пашку Краснова после того, как он перевёлся в первую роту почти не встречал, и тут, уже, когда разъезжаться стали все, встретил около курилки. Он ещё с одним «зёмой» стоял, тоже из технаря кстати. Санька Алексеев вместе с ним в одной группе учился, я то с ними - в разных.
- О, Паша тебе тоже сержанта дали, - удивляюсь. Хоть он и похудел, но сразу видно, что всё равно тяжёлый он слишком. Плечи надо в два раза больше иметь, чтобы такой вес поднять, норматив на перекладине сделать. Двенадцать раз подтянуться положено на пятёрку. Да и с бегом аналогично, с таким весом, никак на отлично не пробежишь.

- А что? Только в вашей роте сержантов дают? У нас в роте выше одного места не прыгают, а всё по нормальному получается. Как я доволен, что из вашей «отличной» роты перевёлся. – Говорит он, и щека с глазом задёргалась, как и раньше. Разволновался, значит.
- Нет, но, Паша у тебя же с «физо» всегда проблема была.
- Чего пристал, была, да сплыла, - и пошёл в подъезд, к себе в роту, наверное, что- то не расположен он был разговаривать.
 - Саня, - говорю я Алексееву. – Как так? Ты худой – а «капрал» (это значит – младший сержант). А Паша как три лычки заработал?
- Да я и Устав завалил, и по стрельбе… Плохо получилось. -  Вздохнул он. - А с Пашей? Ты, что ли не знаешь, как? У него всё «отлично», кроме «физо». Вот его и вытянули, пробежали за него, и подтянулись тоже. Результаты социалистического соревнования нужно повышать. Ты только не говори ему, что я рассказал тебе.
- Да ладно, не беспокойся. А у тебя ещё всё впереди, ещё полтора года служить, догонишь.- Отвечаю.
- Ага, конечно. – Смеётся он, и я вместе с ним.

      Вообще, наверное, неплохо, что здесь остался. Тут я всё уже знаю. То, что придется, ещё как минимум полгода вместе с «духами» прыгать, бегать, физо заниматься, так это хорошо. Поднакачаюсь может, и самое главное – мне поменяли сапоги. По сроку положено, оказывается. В этот раз, я уже опытный, взял по ноге 39 размер. Теперь знаю, что разносятся они и всё будет «шесть шаров». И никаких дополнительных стелек. О! Это счастье. Я стал подпрыгивать, бегать как олень. Счастье – это конец несчастья, и не надо ничего усложнять. Жаль длится оно недолго.

 Значит, судьба -  здесь служить. Как Бочкарёв проситься в Афган не стал тоже, да и его рапорты не одобрили. Он теперь в нашей роте - ДЕД. Это вообще неприкасаемый, значит. Круче только дембеля, но они быстро уезжают, когда такими становятся. А мне с ним ещё полгода служить.          Вообще, жизнь изменилась.
- Здравие желаю, товарищ старший лейтенант, - говоришь нашим ротным офицерам.
- Здравствуй, Митин,- отвечают они, и руку жмут. Не всегда, правда, но приятно, чувствовать себя человеком.
       Только «черпаки» - кто год отслужил, не дают расслабиться. Если нас не будут заставлять с личным составом работать, то им придётся самим заниматься. Вот мы и носимся вместе с курсантами. А деды, даже на зарядку не каждый раз выходят. Но ничего, теперь всё равно легче будет. А до дома ещё больше года.

                ***

      В Ноябре ночью по тревоге в очередной раз поднимали. Мы по правилам должны создавать заслон неприятелю при прорыве границы. Вся наша часть разъезжается и разбегается по установленным местам. Раньше я бегал со своей ротой маршбросок с полной выкладкой, а в этот раз меня определили вместе с несколькими офицерами, в том числе с замполитом  из нашей роты, и ещё двумя курсантами в место, где будет связь с нашими окопавшимися  частями.

       Поэтому клёво получилось, на ГАЗ-66 мы выехали на какой - то перекрёсток и выгрузились. Бежать совсем не пришлось, может потому, что меня секретарём комсомольской организации роты выбрали. По рации установили связь со всеми частями. И отдыхать стали, ждать приказов. Офицеры своим кружком  - срочники своим. Достаточно долго сидели, так что еду привезли к нам на место. Я с курсантами из термоса еду разделили по котелкам, включая офицеров. Макароны по  флотски – объедение. Уже время обратно в часть ехать, а мы всё на этом перекрёстке болтаемся. Офицеры меня позвали к себе, угощают бутербродами с колбасой. Жёны им успели доппаёк нарезать.
- Митин, на вот, угоститесь с бойцами, - протягивает лейтенант Бойко мне свёрток.
- Товарищ лейтенант, что- то долго сидим здесь, - говорю, на самом деле уже и в кузове посидели, и вокруг побродили… Холодновато, даже в бушлатах.
- Уже вот передали – скоро поедем обратно. А ты что, не знаешь ещё, что Брежнев умер? – известил меня замполит, не ожидая ответа.
- Никак нет. Разрешите идти. – Разворачиваюсь я к курсантам, ничего себе, думаю.
- Враги передают по радио, что Андропов будет генсеком.- Подслушал напоследок я разговор  офицеров.
- Они тоже «голоса разных там Америк»  слушают, откуда там - то знают, что у нас будет. – Подумал я тогда.
    Действительно, минут через двадцать погрузились и поехали в часть. Всё хорошо, значит в стране.
    Много чего произошло, пока я служу здесь, брат женился, друзья из группы письма присылают, рассказывают как, они переносят все тягости и лишения солдатской службы, Аркаха Воротынцев на Ленке женился. Фотку прислали.

                ***

       Я поправил повязку дежурного  на рукаве, штык – нож на ремне. Из классов стали выбегать сумасшедшие курсанты с тревожными глазами. Им перед построением на обед на улице нужно забежать в туалет, а кому то ещё в курилку нужно успеть.
- По краю линолеума ходим! - Орут мои дневальные, чтобы «кирзачи» не нарисовали на светлом полу чёрных полос .
       Я смотрю на бойцов: « Как быстро эти парни, ещё недавно бравировавшие перед  сержантами по прибытии, показывающие свою независимость,  превратились в послушное стадо людей.» Великая штука – Армия!
- Как бы, не сбили меня, - я отошёл с прохода к тумбочке дневального, чтобы поток курсантов мимо пропустить.

       А они, как и положено, по Уставу, при встрече со старшим по званию, замедляют бег, делают пару шагов строевым шагом и отдают честь, и дальше вниз по лестнице бежать. Я из уважения, помня себя таким же, тоже прикладываю руку к серой шапке ушанке. Недавно перешли на зимнюю форму одежды. Это значит, что теперь мне за место трусов дают кальсоны, и портянки зимние - более толстые.

       Вдруг один боец замешкался, отдавая мне честь, и его напирающая сзади толпа прямо на меня вытолкнула. Хорошо, я среагировал и устоял на месте.
- Алё, родной, ты что, забурел совсем, - я подхватил его за грудки, затем повернул и с силой в стену вдавил, - тебе, что киль не мяли давно? Вот эта пуговичка, как в позвоночник вдавливается, хочешь попробовать? – говорю я, поворачивая  одной рукой металлическую пуговицу с большой душкой у него на груди, а другой, продолжая удерживать у стены.
- Виноват, товарищ сержант, это меня сзади толкнули, я не хотел, так получилось, - испуганно отвечает боец,  держа руки по швам, не рыпается.
- Винова-а-т, - передразниваю я,- не надо щёлкать одним местом, так, упор лёжа принять, тридцать раз отжаться.

     Курсант начинает отжиматься, а я думаю про себя, как это я так осмелел, не побоялся, он ведь повыше меня будет, да и офицеры могут из своей комнаты выйти, не похвалят, наверное, что я бойца разложил около тумбочки дневального. Видно командный голос и уверенность в себе я всё-таки выработал за время учёбы здесь.
- Отставить, воин,- приказываю дальше я, прерывая его отжимания. – Встать!
     Провинившийся встал, стал оправлять х/б, ремень подтянул.
- Разрешите идти, товарищ сержант, - спрашивает, невозмутимо глядя мне в глаза.
- Давай дуй отсюда, бегом.- Сам думаю, нормальный будет боец, толковый, сразу видно.
- Есть, товарищ сержант,- поворачивается и бе-е-гом по лестнице.

      Вот вся рота выбежала на обед. Офицеры тоже ушли. Дело в том, что скоро Новый 1983 год!
У нас в Ленинской комнате поставили ёлку, нарядили. Оказывается, здесь тоже новый год отмечают. А ещё в нашей «отличной» 3 роте решили провести новогоднюю ёлку для детей офицеров. Вот поэтому на этаже затишье перед бурей, наверное. Я пошёл по коридору, с краю, не наступая на линолеум. Надо уважать труд дневальных. Вон они - протирают пыль на панелях вдоль стен. Увидали, что я иду, изображают добросовестный труд. Я поглядел в окно, там пейзаж совсем грустный. Вся зелень пропала, деревья на плацу голые, у стеллы « Границы СССР – священны и неприкосновенны» розы уже не цветут, как было летом. Перевожу взгляд  за территорию части – там тоже всё серое, снега очень мало. Да, вот такая зима, но на чердаке нашей части заготовлены лыжи на все 3 роты нашей школы. Значит, раньше были здесь и нормальные зимы, со снегом.
 - Товарищ, сержант, разрешите обратиться,- прерывает мои раздумья курсант Блашенков.
- Ну, давай попробуй, - отвечаю, а сам вижу, - все дневальные с надеждой смотрят на меня.
- Товарищ, сержант, мы линолеум ещё раз протёрли, пыль вытерли, всё как вы сказали, сделали, разрешите в кафешку сгонять кому то одному из нас ненадолго. А то потом Ёлка начнётся, вы потом не отпустите.
- Конечно, потом не отпущу,- как мне знакомы все ваши желания. Пожрать бы чего, да поспать хоть с полчасика. – И сейчас тоже, этот ты думаешь, что всё сделали. Нас, вообще, проверяли с белым платочком. А пойдём, что я тебе покажу без всякого платка.

     Я уверенным шагом подхожу к огнетушителям: « Тут что такое?»
 За огнетушителями никто никогда не вытирал пыль без напоминания. Они довольно тяжёлые, чтобы хорошо протереть, их нужно вынимать из специальных лотков, потом опять ставить. Уж я то, знаю, как это неохота делать.
- Дальше пойдём, - веду дневального  на лестничную клетку, там висят бушлаты, шинели. – Это что за бардак? – Показываю на упавшую шинель, бойцы, убегая на построение, сбили все стройные ряды из одежды.
- Дак, они только что пробежали, и скоро опять придут. – Отвечает уже грустный Блашенков.
- Порядок должен быть всегда, быстро всё прибрали, красоту навели, скоро гости на ёлку будут собираться, а то опять лестницу мыть будете. В кафе им. Ишь чего захотели. – Строго говорю я, а сам думаю. - Нас не пускали ни в какие кафе, даже под конец учебки. И черпаки предупредили, чтобы не расслабляли курсантов.

     И вдруг замечаю, по лестнице поднимается молодая мамаша с пацаном. Ребёнок видно, что ещё маленький, в школу не ходит, наверное. Аккуратная такая, высокая девка. В осеннем, хотя на улице холодно, длинном пальто, таком, что одной рукой она мальчика держит, а другой полы придерживает, чтобы на лестнице не упасть. Шарф вместо платка на голове надет так, чтобы причёска не сбилась. Почти на затылке. Концы заправлены в пальто на груди. Когда поднимает ногу на ступеньку, видны сапоги модные и платье нарядное в разрезе пальто.

- Модная подруга, - подумал я, сам на ремне штык – нож поправил, ребро ладони приложил к кокарде на шапке, взгляд на сапоги - там всё нормально теперь. Каптёр нашего призыва, так что научил, как набить каблук. – О, да это же Ирка! Ирина Клещина то есть.

    После рассказов в спальне вначале службы, я её несколько раз видел на территории части издалека. Она проходила в день завоза в армейский магазин, что- то покупала. Мы -  курсанты в курилке слюни сглатывали, обсуждали всех проходящих. Эта -  того то жена, эта – того то дочка. Ирина – жена командира первой роты.

    Но теперь она шла прямо на меня. Вот теперь разглядел её как следует. Не секс – бомба. Худая очень, и притом высокая, чуть пониже меня. Но личико очень симпатичное, и взгляд уверенный. За словом в карман не полезет, сразу видно.
-Что? – Спрашивает она, немного всё - таки растерявшись, видимо увидев на моей физиономии, что- то не нормальное. Челюсть что ли отвисла, так долго с женщинами не разговаривал. И продолжает. – Где тут у Вас ёлка будет?
-  Да, да. Вон проходите туда, в ленинскую комнату. Пойдёмте я вас провожу. – И подмигнул, причмокнув языком малышу.
 - Т-чы! – Издав ртом звук, ответил мне пацан и тоже подмигнул.
   Я улыбнулся, Ирина тоже. И после этого, осмелев, я провел их в ленинскую комнату.
    Что такое Ленинская комната? Это такое же помещение, как и классы для взводов, только парты там стоят для всей роты. Поэтому места много. Здесь мы все смотрим программу «Время» по цветному телевизору. Это круто! Я до этого не видел изображения такого. Следим за войной Англичан с Аргентиной из-за Фолклендских островов. Большинство болеет за Аргентину. На самом деле, где эти острова, и где Англия. Но тут Америка всё вмешивается. Наверное, Англия всё же победит.

     Просмотр «Время» ежедневно, он в распорядок дня включён. За эти полчаса можно иногда пощемить, то есть, например, оперев голову на кулак, сидеть с закрытыми глазами. Но сержанты время от времени, хотя сидят у самого телевизора, оборачиваются на курсантов. И замечая, что кто- то заснул, кидают в него, чем попало. Боец вздрагивает, иногда вскакивает. Короче все хохочут. Иногда, когда «телик» начинает барахлить, сержанты выбирают кого- нибудь потупее, и заставляют разгонять помехи шваброй вокруг  него. Опять все хохочут до изнеможения.

    Здесь проводят занятия по полит подготовке.  Замполит лейтенант Бойко рассказывает про международное положение, заставляет учить наизусть членов политбюро ЦК КПСС. Их портреты висят на стене. На стенах находится и разная агитация. Социалистическое соревнование взводов и прочее. А также материалы пленумов и съездов КПСС.

   Но сейчас парты все сдвинуты к одной стене, и поставлены друг на друга. А посередине стоит настоящая украшенная Ёлка. Мы постарались, нарядили и стены и над окнами украшения разные повесили. В основном из разноцветной бумаги – снежинки, бусы и прочие игрушки наклеили. А ещё главная фишка – в нашей роте, на третьем этаже, живёт и музвзвод нашей части. Поэтому они все свои инструменты притащили сюда. Ударник, гитары – всё есть. Скоро здесь будет очень весело.
 - Вот проходите сюда, одежду можно здесь сложить, - показываю я гостям.
- Мы, что первые? А во сколько начнётся? – спрашивает Ирина, смотрит на свои часики на руке.
- Да, вроде через полчаса уже, так что всё вовремя, располагайтесь и… - Не успеваю я договорить.   
 - Смирно! Дежурный по роте на выход! – орёт, как учили, во всё горло, дневальный на тумбочке.
 
       Извинившись, я скоренько к выходу. Гляжу – командир роты, майор Небреев.
- Товарищ майор! За время моего дежурства никаких происшествий не случилось, дежурный по роте сержант Митин. - Отчеканил я, подходя к нему строевым шагом.
- Вольно, вольно, - говорит майор,- гости уже идут, давайте, встречайте, показывайте куда идти. – И скрылся к себе в кабинет. Я даже ничего не успел ему сказать.
     А потом столько народу пришло с детишками, музыка играла. Хороводы водили. А мне уже наряд сдавать надо было, так что я прозевал, как Ириша ушла. Но чем хоть она цепляет? Ведь не красавица и худая через чур, вроде. Но в целом симпатичная. Нам здесь все девочки классными кажутся, нет на самом деле Ирина симпатичная. Что то и про свою Людмилу вспомнилось.
 
   15.  На побывку из колхоза

     В пятницу мы с Киселёвым, не дожидаясь обеда, с согласия наших парней рванули в город.
Не знаю, что у Андрюхи за дела были, а у меня то - любовь же осталась дома. Как добраться до железнодорожной станции долго не думали, сначала пешком пошли до села, откуда автобусы ходят. Там дальше видно будет. Знали, что электричка до города ходит, а если опоздаем, то на проходящий какой – нибудь сядем.

     Хорошо, когда на «легке» идёшь, хотя в резиновых сапогах – это не в кедах прогулка. Но нам повезло - погода стояла сухая, поэтому дорога просохла, грязи не было.
  - О, Андрей, смотри - машина пылит, - говорю я, оборачиваясь назад. Там вдалеке поднимался клубок пыли.
 - Это очень хорошо. Голоснём сейчас, пусть подбросит, до куда - нибудь.
  И мы уже издалека стали махать ему.
- Давай встанем посередине, чтобы не проехал мимо. Как Вицин, Моргунов, Никулин из «Кавказкой пленницы». – Шучу я.
- Точно, - усмехается Киселёв, - возьмёмся за руки, а ты будешь рожицы корчить, как в фильме.

      Оказалось, что грузовик с острой мордой - ГАЗ -51(сейчас уже не выпускают их. ГАЗ - 53 делают), едет до самой станции Пречистое. Водитель охотно согласился подвезти нас. Пустой ехал за грузом. В кабину одного только можно пустить, поэтому мы оба в кузов через борт забрались. Пока ехали, конечно, нас потрясло изрядно. Мы сначала на корточках сидели, но потом я первый решился на задницу сесть. Доски в кузове грязные, но сухие. Как - нибудь, потом отряхнусь. А Андрюха – парень аккуратный, всё боялся испачкаться. Пока на очередной кочке его так подбросило, что он чуть не вылетел. После этого мы оба уже оставшуюся дорогу просто лежали на досках кузова. На электричку, конечно, опоздали. Купили билеты на проходящий поезд в общий вагон. Это такой же вагон, как и плацкартный, только нет спальных мест, никто бельё не стелит. Но поскольку народу почти не было, мы сразу на сиденьях растянулись. Доехали дальше без приключений, хотя изрядно изголодавшиеся. В буфете на станции томатного сока попили, бросив по щепотки соли из приспособленного под это отдельного стакана. Пироги так и не купили, уж больно вчерашнего вида были они. 

       Распрощались в Ярославле с Андреем до воскресенья. Обратно будем вместе опять добираться. Идя домой, не застал уже никого из знакомых после «Авто» сада гуляющих. Уже поздно было, постучался в форточку, бабушка перепуганная выглянула, заохала. Пошла коридорную дверь отпирать, ведь подвал наш мы запирали на ночь.
        Зато как приятно было просыпаться в родном месте, везде знакомый запах. Бабанька завтрак принесла, всё рассматривала своего внучка. Охала, что похудел. А прошло то всего две недели, с небольшим. А брательник Рафаил тоже в колхозе сейчас, от «политеха», только в Борисоглебском районе.

       Итак, суббота. Выспавшийся и сытый с удовольствием послушал записи на своём магнитофоне. Мне помогли достать «Астру-209» - вертикальный магнитофон. Это считается в нашем кругу довольно серьёзный аппарат. Очень нравится группа «АВВА». У меня все концерты есть на плёнках. Я с удовольствием перебирал коробки с катушками магнитофонных записей. Все они аккуратно подписаны с названием концерта и года выхода. Самые лучшие, с хорошим звучанием, мы храним  с особым трепетом в целлофановых пакетиках. Они типа с пластов записаны, то есть с пластинок. Первая запись называется. Их мы друг другу даём переписывать и обижаемся, если кто – нибудь потом целлофановый пакетик заиграет. «Boney M» с Бобби Фаррелл, конечно, довольно неплохая запись. В нашей компании есть и металлисты, это кто предпочитает музыку типа Hevi Metall, но мне не очень такой стиль. Хотя медляки у них самые классные получаются. Чего стоит только «Анджей» от Роллинг Стоун. И Андрей Мовергоз дал переписать Rainbow c Ричи Блекмором, теперь наслаждаюсь его игрой на соло гитаре. Неплохие записи, только нашу «Машину времени» всё никак достойного качества не найду, один песок да шипение. Несколько песен записал с приёмника «Океан». Но мне уже обещали дать хорошего качества запись.

     Так перебрав всю свою коллекцию и посмотрев на часы, пошёл уже на прогулку. На нашем месте кто- то уже точно есть. Я привычным маршрутом зашёл во дворе за двух этажные сарайки, тот же запах, ничего не изменилось, взбежал по лесенке на площадку на втором этаже. Взглянул вдаль. О, точно, уже сидят у турника, в карты играют. Компания - человек пять собралась.
 
     Заученными движениями преодолел оба забора, ограждающие танцплощадку. Вот уже по стадиону «Торпедо» иду. В самом конце у турника наше место. Весь район об этом знает. Тут же сложены щиты от хоккейной коробки, которую зимой ставят и заливают каток. Проводятся соревнования среди подростков - «Золотая шайба». Но что- то из нас никто не участвует в этом. Мы вечерами играем в хоккей здесь без коньков. А летом в футбол гоняем. Вот и сейчас в хоккейные ворота играют в  футбол незнакомые, уже взрослые парни, почти мужики.    
      Они, вроде, из спортивной школы, находящейся здесь же. Тут и школа бокса есть. В ней мы занимались с парнями из группы. Но сейчас почти все забросили это дело. Мяч прямо ко мне прилетел, когда я мимо них проходил, и я щёточкой им его отправил обратно. Нас они не трогают, а мы их не задеваем. Мирно существуем с этими спортсменами.

     Я почти дошёл до своих, - точно в карты играют на сломанном столе для настольного тенниса. В «трыну», наверное, бьются. По пятачку на кон. Но вот вижу: «Жиба» - Серёга Смирнов к Виталику оборачивается и на меня с усмешкой кивает. И все чего - то захихикали, играть прекратили.

     Я даже себя оглядел: «Может что- то у меня с одеждой»? – Да нет, вроде всё впорядке.
- О, здорово, колхозник, - Виталик первый отреагировал на моё появление. – Как продовольственная программа, выполняется? Собрал урожай?
 Все засмеялись, а я стал придумывать, чтобы ему посмешнее ответить, но не успел.
- А ты с Дюшей то махаться будешь? – Жиба быстро спросил, как обрезал и ехидно посмотрел на меня.

      Жибой его прозвали ещё в третьем классе. За то, что он отличался крепким упитанным телосложением, мы его даже побаивались. Уважали за силу. Но теперь он заплыл жиром, сила куда то исчезла. Но кликуха осталась. Он у нас такой весёлый балагур, что обижаться на него никто не собирается. Хохмит что - то всегда, всех веселит и самого себя прежде всего.

- С Дюшей, Червонцем что ли?- ни врубаюсь я, а у самого сердце стало чаще биться.
- Да подожди ты, успеешь. - Виталик перебил Серёгу. – У нас вара, может, приваришься? Кто ещё желает? - Он пересчитывает деньги на кону, делит, -  по двадцать копеек получается.
 - Ну, давай приварюсь,  у меня после покупки вчера билетов как раз мелочь осталась,- а сам уже жду, не дождусь, чтобы узнать, что же произошло?
 
     Виталик по три карты раздаёт. «Трына» от «Очка» отличается тем, что не дают запасных карт. Только три и всё. Зато быстро игра идёт. Я взял со стола карты, сложил и не спешу смотреть в них. Сначала реакцию других увидеть надо. Но все - тоже самое делают. «Бахал» - от фамилии Бахвалов тянет одну карту из за другой, близко поднеся их к лицу, чтобы никто не подглядел. Корчит рожицы, показывая, что двадцать точно есть. Врёт, конечно. Виталик вообще не поднял со стола свои.
 - Я уверен, в тёмную сыграю, - добавляет он сразу десять копеек.
- А, сорвалось, - бросает карты Серёга Бахвалов.
     Теперь  мой ход, я смотрю на рисунок карт с задней стороны. Дело в том, что у меня был оторванный уголок карты от старой колоды. И один раз, я, зажав в кулаке карты, подсунул этот клочёк четвёртой картой. Потянул его не до конца, показав, другим игрокам карты в полуоткрытом виде, так, что лишнюю было не видно. Никто тогда не потребовал бросить карты на стол, просто поглядели их в моих руках.  Потом устыдился и сам рассказал об этом шулерстве.

     Но сейчас Жиба сбил с толку своим вопросом. Поэтому я, открыв две карты и увидев, что они разной масти, принялся тянуть третью. Но потом решил не спешить, а покривляться тоже. Я воздел руки к верху, театрально произнёс: « О, фортуна, помоги мне»! На самом деле, мысли совсем не о картах, а о том, что Серёга не досказал.
- Фортуна! Ты же слышишь меня? – Продолжаю, глядя в небо, и тут, какая- то соринка мне в глаз попадает. – Ой! – Вскрикнул я, глаз стал тереть. - Ну вот, как же так, фортуна. 

     На Жибу мой театр больше всех подействовал, он захихикал, своим каким - то женским смехом.
- Не услышала тебя фортуна, - сквозь смех говорит он, - придётся с Дюшей тебе разбираться.
- Да. Не буду добивать, - говорю я и бросил карты на стол. Совсем не до игры стало, но смотрю «вошки» всё же выпали мне – это значит восемнадцать.

    Виталик не спеша, одну за другой перевернул свои, и оказалось, что у него целых двадцать. Повезло ему.
- Червонец вместе с Чикой на танцах всё время с девками с кордной проводят. А после провожаются до общаги, там тусуются.  Дюша с твоей Людкой всё трётся, не отстаёт. – Говорит Виталик, сгребая выигрыш.

- Бляха муха! С утра такое хорошее настроение было, а сейчас что? – Думаю про себя. - Да как же так? И за что?   
- Чего, на самом деле что ли? – вслух тихо переспрашиваю.
- Все знают об этом, Червонцу говорили - чего лезешь к чужой бабе. А он говорит, что у вас ничего ещё не ясно, - уже серьёзно сказал Жиба, перестал смеяться. Видно на моей физиономии «ни пойми, что изобразилось».
- Кхм, кх! – Захрипело у меня что- то в горле, - ладно вечером разберёмся, сегодня все придут, наверное, в Авто.

    После этого я проиграл всю вчерашнюю мелочь. Хоть и старался виду не показывать, что очень расстроился, но думать ни о чём другом не мог, часто отвечая невпопад.
- Да когда же вечер настанет, чтобы на танцы идти. Не может быть, что бы Люда с Капраловым. У нас же всё хорошо. Скорее бы вечер. – Постоянно сидели в голове эти мысли.

    Наконец то, вот я снова в «Авто».  Я здороваюсь с парнями на нашем месте у сцены. Уже закончил играть духовой оркестр, собирают свои инструменты, скоро ансамбль с гитарами придёт. А я всё всматриваюсь вдаль - не появится ли где дорогой мне силуэт. 

  -  Как будто и не уезжал на две недели. Все как обычно. Но что- то не так. И темно, и видно плохо. Конечно, ведь сентябрь, рано темнеет сейчас, - я на фонари посмотрел, - фонари как фонари, летом их и не замечаешь, а сейчас они горят уже. И воздух, какой то - другой, не такой как летом. Поэт, наверное, красивыми словами всё объяснил бы. А я могу сказать только, что свежий воздух с прохладой, дышится легко. И народу полно, уже целый круг набрался, танцевать готовятся. Ну, это потому что суббота. Да и вообще скоро танцы прекратят работать. В городе танцевальный сезон с 1 мая до 1 октября. Да, народу привалило сегодня…

 - Коля Смирнов рядом стоит, что-то спросил вроде. Коля, - потом, потом. - Я здороваюсь машинально с подходящими парнями. Сам совсем не слушаю, что говорят. Вот все заржали рядом. – Это Коля анекдот рассказал, надо хоть ухмыльнуться, хотя ничего не понял. Вот про собак стали говорить. Точно - менты с дружинниками с овчарками стоят. Это потому, что позавчера драка была с грузинами, наши с брагинскими на непрошенных гостей навалились. Но те отбились, ножики повытаскивали, «граммофону» куртку порезали. Им можно носить ножи, национальная гордость и всё такое, а если у нас у кого-то найдут - то статью какую-нибудь пришьют точно.

 -Не нахожу девчонок из общаги чего то. А вот если  Червонец  подойдёт, что делать? – Я решаю пройтись вокруг толпы, а то стало вообще невозможно кого- нибудь заметить.
   - Солнечный остров скрылся в туман. Замков воздушных… - Песня уже целый час в голове крутится. Как остановить её не знаю. – Я теперь стою с другой стороны от круга танцующих. Смотрю и на вход в «Авто» и на площадку, рыскаю глазами в толпе. – Люда, да где ты? О, Капралов пришёл, - вижу, как он подошёл туда, где я только что стоял. – Не буду подходить, подожду здесь.

     Вот и музыка заиграла, толпа как море, заволновалась, задвигалась.
- Да вот же она! В своём кругу из общаговских. Никого не найдёшь сразу. Народу припёрлось, ходят, толкаются. Но, наверное, недавно пришли. Ленка там тоже, ещё подружки знакомые. – Я через головы, вытянув шею, заглядываю в толпу. – Вроде на меня посмотрела, а вроде не замечает ещё. Что- то сердце то забилось? Да, надо идти. С богом.
- Привет честной кампании,- говорю я, когда протиснулся в круг к Людмиле. Стал танцевать напротив её, радом с Ленкой.
- О! Кого давно не видели, всё приехал уже, осторожно не раздави, - перекрикивает Елена музыку, показывает на сумки в центре нашего круга.
    А я, и правда сначала не заметил их, став танцевать. Всё смотрю на дорогое мне лицо. Улыбается оно мне. Головой кивает. Мол - привет. И хорошо стало… 
- Да, блин, этот Капралов... Может, и не было ничего. - И я улыбаюсь в ответ Людмиле, успокаиваюсь. - Музыка орёт не поговорить. Будет медленный танец скоро, поговорю. Ну вот, как по заказу.

     Раздались знакомые звуки песни Макаревича.
            Случилось так, что небо
            Было синее и бездонное,
            И лёгкий ветер по морю
            Гнал мелкую волну.
    Народ, услышав медленную песню, направляется в разные стороны. Не все танцуют. Большинство в сторону от центра круга отходит.  Но я то - не пойду ни куда. И так столько ждал этого момента.
 - Можно Вас пригласить? – Подхожу  быстро к Люде, за локоть беру, придерживаю. А то вся её кампания в сторону пошла. Ещё голову склонил, как раньше к барышням обращались.
- Да ты же знаешь, мы по одной не танцуем. – Освобождается она от моей руки, следует за своими подружками в сторону от танцевального круга. Под деревьями остановились.

    Кровь вся поднялась из моего тела в голову, того гляди лопнет она. Что- то надо сказать. Что?
А я, как болван, встал, смотрю, как любимая в стороне стала с подружками болтать. На меня взглянула, или показалось, что взглянула. Хихикают там. Весело им.

    Сколько это было, секунд  десять, не больше. Взял себя в руки, к своим пошёл к Эстрадной будке, обходя танцующие пары.  Интересно, заметили они, как меня «отшили»? Хорошо Андрюхи Капралова вроде нет, куда- то отошёл. Вижу, парни ещё с «железки» подходят.
- О, «Орера» нарисовался,- говорит Димон, крепко с размаху жмёт мою руку. Всё ясно - поддали парни немного. Димка меня иногда так в честь ансамбля называет. – Чего то  давно не было тебя?
 - Дак, в колхозе я сейчас, на побывку вырвался.
 - А, хорошее дело.

    Танец закончился, все опять в центр площадки устремились. Не пойду к девкам в круг, здесь с парнями постою. Музыканты что- то замешкались, тишина, только гогочут из разных мест в толпе.
-Всё очень просто, сказки обман, солнечный остров скрылся … - Опять в башке эта песня крутится. - Как же так: «Не танцуем мы по одной». Что, опять сначала? Танцевали же раньше. Будто и не встречались совсем, будто чужие совсем. Пойду, посмотрю - какой фильм начался, потом ближе к медленному танцу вернусь. Надо всё сегодня прояснить.

    Удивительно, вроде недалеко совсем ансамбль играет, а в кинотеатре фильм идёт, всё слышно нормально. Видно сцену сделали с хорошей акустикой. «А зори здесь тихие» показывают. Классный фильм, но надо быть начеку, чтобы успеть, как только танец начнётся первым к Людмиле подойти. И я, посмотрев немного фильм, пошёл обратно к танцующим. Пробрался сквозь танцующих в центр к нашим парням в круг. Все что- то раскочегарились, с азартом танцуют.
-О, Валерыч, привет.- Догадываюсь я, что говорит мне Червонец, так как музыка орёт и ничего не слышно, приветливо машет рукой напротив меня.

    О-ппа, приподняли меня сзади и в центр круга бросили. Это Дюша, который «Чика», лезет обниматься. Продолжая танцевать, здороваюсь с ним за руку, которая у него всегда с синими опухолями на косточках. Всё дерётся он, за всех вступается, удар у него, конечно, сокрушающий. Натренировался, но на кистях пальцы выбиты бывают часто. Болят они у него.
   Песня закончилась, пауза. Стоят все, а я всё поглядываю через головы, туда, где Люда находится.  О, вот и медленный опять.
        Всё очень просто, сказки обман,
        Солнечный остров скрылся в туман,
        Замков воздушных не носит земля,
        Кто- то ошибся - ты или я,
   Вот почему эта песня «Машины времени» целый вечер в голове крутится. Потому что надо разъяснить, наконец, ситуацию.
         Всё очень просто, нет гор золотых,
         Падают звёзды в руки других…

     Я продвигаюсь навстречу расходящимся людям к месту, где девчонки с кордной фабрики были. Боковым зрением заметил, что Андрей, тоже хотел двинуться к ним. Нет, надо первому подойти.
- Здравствуйте,- говорю я, улыбаясь, первое, что пришло в голову, когда добрался до Люды. – Сейчас то, можно пригласить.

      Смотрю в её глаза, невинные, добрые как будто, руку протягиваю ей. Подружки её сумки с асфальта поднимают, в сторону собрались отойти.
- Ну, я же сказала, мы по одной…
      Шлёп. Это моя рука пощечину моей любимой девушке заехала. Не сильно, но хлестко получилось. Как это произошло?  – Не пойму. Вижу её взгляд удивлённый – за что? Рукой своей щеку прикрыла. Подруги её в ужасе. Заохали.

       Впрочем, это всё я заметил, или представил, когда  уже уходил с места своего преступления.
-Ведь женщин не бьют. Это слабость. Не знаю, как получилось. Не оборачивайся, иди домой. Завтра с Киселёвым встретишься, в колхоз поедешь.  Киш - миш стоял в моей голове какой то.
 
       Сволочи, все сволочи. А у меня, всё равно, будет всё всех лучше. И Людмила меня любила, я же чувствовал, просто запуталась. Капралов – не радуйся, ничего у тебя не получится. Она же разберётся, она же поймет, что я лучше. Что это? Слёзы что ли? - Дома, в кровати долго не мог заснуть.
      Рядом на раскладушке бабушка спит. Слышно, как дышит. - Три раза замужем была. Четверых детей родила, но тогда не так, как сейчас было. А как? Да также и было. А Людмила всё равно меня любила. Сейчас, конечно, уже нет.  Не простит, или…  Дурак, конечно не простит. Но я всем отомщу, у меня будет всё всех лучше. Вот увидите. И с Людой у меня всё ещё будет. Ведь я же лучше.   

   16. Второй год службы. Крупный залёт.

     Вот уже второй год идёт моей службы. Стал «Черпак» по армейской классификации. Вообще много произошло изменений. Кочетков, Бочкарёв домой уже уехали. Чудаков  – старшина у нас в роте теперь. Он полноправный  «Дед», полтора года уже позади у него. И звание ему присвоили Старшина. Широкий галун вдоль всего погона. С уважением к нему все относятся. Но их – дедов в нашей роте четыре, а нас – черпаков шесть. Так что, мы подчиняемся, но не очень.

      А  меня вообще, выбрали секретарём комсомольской организации всей инженерной школы.  Теперь самый главный комсомолец всего нашего трёхэтажного здания. Это прапорщицкая должность, поэтому и денег стали мне платить больше. Двадцать два рубля. Куда тратить? В кафе теперь постоянный посетитель. Ещё у меня свой кабинет. Я там готовлю собрания. Собираю секретарей из наших трёх рот. Они подводят свои итоги обучения, социалистического соревнования. Я всё это обобщаю. И общие итоги вывожу. Слежу за оформлением наглядной агитации.
       Я сначала испугался, думал, не справлюсь. Но сейчас попривык. Главное провести отчётное собрание по итогам окончания школы, вот осенью будет очередной выпуск курсантов. Придётся с отчётным докладом выступать. Но это ещё не скоро. Я так пролистал предыдущие конспекты – и решил, что их можно использовать на восемьдесят процентов. Одни и те же фразы. Только номера съездов КПСС и пленумов поменять, не запутаться. А так: «Претворяя в жизнь решения нашей партии», «С чувством глубокого удовлетворения восприняли речь Леонида Ильича». « Вот и мы, своим упорным  трудом по овладению воинских специальностей  вносим достойный вклад в дело укрепления безопасности». Только теперь Ю.В.Андропов – генеральный секретарь. Ну и фамилии курсантов отличников другие вписать надо. Ладно, прочитаю, главное с выражением это сделать. А то все заснут на моём выступлении.

     Теперь о происшествии, которое случилось этим летом. Кабинетом, который мне выделили, пользуюсь не я один. До меня капитан Филиппов здесь сидел, он мне и ключи от сейфа оставил. Он преподавал «спецуху». Нас ведь в инженерной школе готовили помимо всего, ещё строить заставы на границе. Поэтому преподавали нам ещё строительные специальности.  Но теперь капитана назначили ответственным за строительство автодрома. На территории нашей части ещё и водителей – пограничников готовили. Вот Филиппов там и пропадал всё время, так что кабинет был в полном моём распоряжении.

     А для лучшего овладения строительными специальностями у нас предусмотрена месячная практика. Распределяют почти всю нашу школу по разным стройкам, даже в город Вильнюс отправляли некоторых везунчиков. Там, конечно, бывает рай. Офицеры не требуют многого, больше собой занимаются. Сержанты тоже всем слабинку дают. Распорядок дня соблюдается и то хорошо. Работают вместе с гражданскими. Бесплатная рабочая сила. Жаль мне не довелось на практику уехать, всё время меня оставляли на этот период времени в родной части. Ремонтировали здесь что- то всегда.

     Но возвращаясь к кабинету…
- Вот, Митин, оставляю тебе ключи от сейфа, - стал протягивать мне связку капитан Филиппов. Он отличался от всех остальных офицеров. Лицо -  загорелое, как с курорта, волосы уже кудрявиться начинали, бакенбарды уже определялись. Зарос короче, он там на своём автодроме. Окантовочкой на затылке и в помине не пахло. Не каждый день к нему начальство заглядывало.
– А, вот ещё забыл. – Помолчал немного он, потом открыл нижнюю дверь большого сейфа, забрал оттуда сигареты, посмотрел ещё на меня и вынул большой свёрток. – Вот, видишь ещё, что у меня здесь.

     Капитан положил на стол и развернул плотную белую бумагу. О - го! Это оказалось скрученным цветным календарём с обнажёнными женщинами. Не целым календарём, а двумя всего лишь листами со знойными красотками. Внутри ещё несколько черно- белых фоток. Вот на них то –разврат.
- Смотри, никому не проболтайся, это я отобрал у своих бойцов в прошлом году, когда на практику в Вильнюс ездили. Никому ключи не давай,- так Филиппов, разделив Связку ключей на двоих, оставил меня в шоке.

     Много раз я в одиночестве любовался этими фотками, закрыв на ключ кабинет. И… не выдержал. Ну, нужно же было всё равно показать кому то ещё. Больше всех я сблизился тогда с нашим каптёром. Каптёр – это ближайший помощник старшины роты. На нём всё хозяйство. Портянки, постельное бельё, одеяла. Он в прачечную это отвозит, привозит. У него все ключи от подсобных помещений. Где то хранится парадная форма, где то инструмент для различных нужд.
 Так как мы с каптёром - ефрейтором Соболевым были с одного призыва, то я поделился с ним.
- Не вздумай кому-нибудь рассказать, - предупредил я его.

- Митьк, а Митьк, дай ещё посмотреть,- как то заходит ко мне в кабинет каптёр, а за ним ещё Олег Бородулин – тоже сержант нашего призыва.
- Серёга, я же сказал никому, - возмутился я.
- Да, Валера, хорош ты, мы же кореша с тобой. – Полез обниматься Олег.

     А потом уже, как то вваливаются ко мне сержанты Бородулин с Балашовым, все черпаки, вроде свои, но позади них лейтенант Богданов. Он у них командир взвода. В принципе года на три старше нас всего.
- Давай Митин, покажь, - стал требовать офицер, - не ссы, между нами всё будет.
- Да о чём вы? Товарищ лейтенант.- Пытаюсь увильнуть я, - Извините мне надо выйти. Разрешите выйти? Товарищ лейтенант.
- Не разрешаю, давай вынимайте у него ключи, Балашов помогай, Бородулин - вон у него ключи на связке в кармане, - и крепко обхватил меня вместе с руками.

     Я пытался сопротивляться, но втроём они меня заломали, стали ключи из кармана тащить.
- Да хорош уже, сам открою,- сдался я, чтобы х/б не порвали, я только что гимнастёрку и голифе, так аккуратно ушил, что самому понравилось. Ну, посмотрели вместе с офицером, посмеялись, да и забыли.

    А через некоторое время, когда я сидел один в кабинете, приходит капитан Филиппов. Весь какой – то взмыленный; бегом что ли на третий этаж взбежал.
 - Здравие желаю, товарищ капитан, - начал я, поднялся со стула.
 - Да сиди. Эх, Митин, как знал я, что не надо было это всё оставлять. – Он открыл своим ключом сейф и забрал всю порнографию. Что - то ещё пробурчал и вышел.
 -  Странный какой- то он сегодня. Эх, жалко, что забрал, - подумал я,  но достал из сейфа «нулёвую» парадную форму. Я её уже на дембель припас. Мне её бойцы принесли, когда прибирались на вещевом складе. Я пошутил: « Мол будет возможность - принесите мой размер».
А один молодой воин и принёс её за пазухой. Уважают, значит немного, меня всётаки.

 – Вот стрелочки наведу, всё шесть шаров будет. Мы надеваем парадку  на праздники, когда дежурные по роте, когда в увольнение ходим, на праздники. И выдают её на все два года одну, так что она, как не береги - всё равно изнашивается. А эта не надёванная, штамп стоит, что изготовлена три года назад, Эта немаловажная деталь. Если накроют меня, скажут:
-Откуда? Где украл?
-Нашёл на чердаке, когда отопление регулировал, воздух спускал,- отвечу я, - из предыдущих призывов кто - то спрятал и забыл.

     Мы, кто, где тайники делаем. Лучше всего у каптёра в кладовке, но старшина там хозяин. Он своему призыву  там всё хранить разрешает, мы на полгода младше, не доросли ещё. Но ничего, скоро мы будем главные. Сейф мой – тоже отличная хоронушка. Я убрал на место форму, прикрыл газетными вырезками, папками с документами. Среди документов и фотки прячу для дембельского альбома, и бумагу бархатную – для красивых букв, всё своё богатство.

    Но планы мои скорректировали.
- Дежурный по роте на выход, - слышу, орёт дневальный, машинально сейф запер.
Кабинет мой недалеко от тумбочки. Ну, пришёл кто- то, мало ли. Но дверь ко мне открывается, и - появляется подполковник Слыщенко - начальник штаба и ещё штабные офицеры.
- Здравие желаю, товарищ подполковник,- почти кричу. А он ноль внимания, по сторонам смотрит.
- Ага. Вот.- Указывает он на сейф, и приказывает.- Открывай.

     Что в моей голове происходило тогда трудно рассказать, но только вымолвил:
- Ключи, где то оставил, не помню.
 - Хорошо ищи, не найдёшь – приходи с ножовкой, пилить будешь, в кладовках в роте ведь есть ножовка? А мы тебя здесь подождём, - отодвигает стул, присаживается своей задницей.
- Бегом, марш! Пять минут тебе, - дальше командует.
- Разрешите идти, - говорю, а сам уже к двери, и бегу вниз в каптёрку за ножовкой. – Но, во–первых, каптёрка заперта, нужно Соболева найти, чтобы открыть её. Во-вторых, зачем имущество портить – вот ключ то, в кармане на кожаном ремешке.

     Медленно разворачиваюсь и иду обратно на казнь, к Слыщенко. Он уже старый в принципе, лысина во всю голову блестит, когда фуражку снимет. Но это я со злости на него. А так:
- Всё Митин, вот и кончилась твоя сержантская жизнь, разжалуют теперь, а, может, переведут куда-нибудь в другое место служить. А может, вообще, из погранцов в стройбат отправят.
- Вот, товарищ подполковник, нашёл,- показываю снятый со связки ключ, когда мои ватные ноги всё- таки дошагали до места.
- Открывай, сейчас посмотрим, что там у тебя.- Говорит начштаба и первый лезет выгребать всё из сейфа, как только я открыл дверь.
- Вот, вот. И это отличная рота, - вытаскивает парадку, потряс форму, повертел, на стол бросил, понял - не понял, что это, и дальше выгребать всё. – Развели тут гадюжник.

     Кто - то из офицеров, видно опытный, клеймо осмотрел на моей форме, повертел тоже, опять на стол положил. А там уже фотки мои появились. И уставные – это, когда фотограф приходил, и сделанные мной тайно с автоматом.  Потом альбом, который мне мама прислала, я за ним на почту ходил. Всё моё барахло на столе оказалось.
 - Вот о чём думают: - о дембеле. А на службу наплевать. – Трясёт фотками, где я тайно на заставе на стельбище фоткался. Сейчас увидит, что на них – вообще разорётся, думаю.

     Но Слыщенко, вдруг со злостью бросил фото на стол, задумался:
- А где это? Ну, где это то-то? – заглянул в совсем пустой сейф. – Так, что ещё у тебя здесь было? - обратился ко мне.
- Больше ничего, товарищ подполковник.
 -Так, разберитесь тут, со всем этим бардаком, - обратился он уже к подошедшему замполиту нашей роты лейтенанту Бойко. И на выход пошёл, а за ним и вся компания ушла. Только я остался стоять напротив раскрытой двери.

      Только когда делегация к командиру роты направилась, я сообразил, что можно дверь закрыть. Хорошо фотки не порвали, всё аккуратно сложил опять, запер дверь. Сел и не знаю чего делать.  Дневальный орет, чтобы строиться на ужин, а у меня ноги не идут, ещё дрожат. Что теперь будет? Вечером с замполитом был разговор:
- Слушай, Митин. У тебя там ещё фотки были интересные. Куда ты их задевал?
- Да, не было ничего, товарищ лейтенант, вы же видели: всё вынули из сейфа.- Отвечаю.
   
                ****

     Вот пообедал. Все на занятия разошлись, а мне через полчаса в Особый отдел. Я стою в коридоре, смотрю в окно. Лето на улице, солнце, на клумбе под эстакадой с надписью «Границы священны и неприкосновенны» розы цветут. По плацу бойцы маршируют. Перевёл взгляд внутрь, курсанты пыль протирают, линолеум только помыли – чистый без чёрных полосок от сапог. Год назад я таким же был.

     Но сейчас совсем мне грустно: история с сейфом всё никак не закончится. Вчера в особый отдел к капитану Гордиенко вызывали. Всё пытают меня – чтобы про порнографию рассказал. Я отбиваюсь, как могу, не признаюсь. Говорю, что не было ничего. Но мне не верят. Вот и опять к Гордиенко идти. Как же так: так было всё хорошо - старшего сержанта должны были дать скоро. В кандидаты в КПСС уже готовили. И всё теперь кончено. Теперь карьера моя загублена, куда переведут служить теперь? Как то тошнит даже от этих мыслей. И на гражданке, теперь уж ничего хорошего не получится. В личное дело напишут какую- нибудь гадость. А я же героем хотел вернуться в родной город.
      Ну что же, и не жить теперь что ли? Устроюсь на заводе кем - нибудь. Начальником теперь не стану уж, точно. Гордиенко вчера сначала приветливо:
- А я же тебя помню, мы с тобой про КГБ разговаривали. Ты там службу хотел продолжить. Ну и что? Давай, рассказывай. Что было в сейфе?
    Но не сказал я ничего.
- Хорошо, сержант Митин, сейчас иди, завтра ко мне опять придёшь в это же время, - уже по армейски строго говорит, - и думай, у тебя вся жизнь впереди. Кем будешь?

     Посмотрел на часы - надо идти, пора. А ноги не хотят шагать. Но, вздохнув, всё же пошёл на допрос. Уже почти по лестнице стал спускаться - встретил командира роты. Он из своего кабинета выходил как раз. В одной руке сигарета дымит, наверное, дежурному что - то хотел поручить. Но увидев меня, в ответ на моё приветствие, сказал:
 - А, Митин. А ну- ка, зайди ко мне, давай, дверь прикрой.

    Ротный наш - уже не молодой, брюшко проглядывает, лысина намечается, как у Слыщенко. Они одного возраста, наверное, скоро на пенсию.  Но как то видел, что он перед курсантами с прыжка один раз подъём переворотом сделал. И спрыгнул с турника. Мол, вот как надо, но мы – сержанты, понимали - больше не получилось бы.
- Товарищ майор, разрешите войти? – И не дожидаясь ответа. – Есть. – Вошёл, дверь закрыл и остановился.

- Слушай, я вот чего хотел тебе сказать, - начал ротный, заметил на догорающей сигарете много пепла, стряхнул себе в кулак. Пошёл к столу к пепельнице и выбросил пепел, ещё раз напоследок затянулся, и  чинарик затушил. Платок достал, руки вытер. Молчит чего то. Стул отодвинул, хотел присесть, но передумал и ко мне опять подошёл:
- Я ведь тоже молодой был. Всякое было. Жизнь то она долгая, а у тебя только начинается. Сколько тебе ещё – через год ведь дембель. Дальше вся жизнь впереди. А с этой историей, можешь не с той колеи начать её. И самое главное из-за кого, да и из-за чего. Ты потом и не вспомнишь этого ничего. Мой тебе совет пойти и рассказать всю правду, как есть. Зачем тебе покрывать кого- то, пусть каждый за себя отвечает. А ты парень хороший, мы вот тебя в кандидаты КПСС собрались принимать. Зачем тебе чужое брать. Не дури, иди и расскажи всё как есть.
- Есть, товарищ майор, разрешите идти.
- Иди, всё понял.
-Так точно, товарищ майор. – Отвечаю, а самому легче стало. - Конечно, нафиг мне всё это нужно. Пусть капитан Филиппов сам отмазывается, как хочет. В самом деле - не моё же это всё в сейфе было.

    В особом отделе у Гордиенко, рассказал, всё как было, что Капитан Филиппов всё своё хозяйство унёс из сейфа, куда не знаю.
  - Ну ладно, листы от календаря, говоришь, были. Женщины обнажённые. А фотки то ещё какие-нибудь были? Порнографические, например, – опять начинает, в который раз Гордиенко.
 - Никак нет, - отвечаю я, решив, что и так много рассказал. И думаю: – Как он, достал с этими фотками, который раз спрашивает. Кто же меня заложил? Причём со всеми подробностями, и про порнографию знает. Нас всего шесть с одного призыва в роте, включая каптёра. Ещё лейтенант Богданов. Но разве догадаешься.
  - Хорошо Митин, иди, служи дальше.
  - Разрешите идти, товарищ капитан.- Говорю, не веря своему счастью.
    Обратно в роту я уже вприпрыжку бежал, наконец- то, закончились эти допросы. Будь что будет, главное - мне легче намного стало.   

     17. Светлая полоса.

    Я думал, что теперь изгоем стану. Будет теперь чёрная полоса жизни. Но, как оказалось,
 наоборот - меня все уважать стали. Да, прославился я на всю часть. В штабе как- то раз в одном из кабинетов оказался с командиром взвода Рыжковым и его женой. Она в бухгалтерии работала там. Уж не помню, зачем туда зашёл. Вот он и решил представить меня ей и сидящим другим женщинам:
 - Вот, а это герой наш – сержант Митин. Ну, который прославился недавно.
   Не знаю, что он ожидал в ответ от них, а мне стыдно стало. Жены то все молодые ещё. Оказывается все всё уже знают.  Что подумают обо мне. Чувствую, что краснеют уши даже.
- Не ругайте там, Митина. Он же у нас хороший, - был неожиданный ласковый ответ супруги комвзвода.
- Конечно хороший, - добавляют другие тётки, - на себя сами посмотрели бы. 

     Я тогда подумал, оказывается не так уж всё и плохо. Потом как- то с сержантами с автошколы в кафе сидели. Чай с булкой со сметанкой забежал поесть. Это такое счастье, такая вкуснятина.
  А они узнали, что я с 3- ей инженерной роты, спрашивают:
- У вас там залёт, говорят, был крупный. У нас даже собирали сержантов всех, воспитывали. Потом шмон во всей школе устроили. Всё дембельское искали.  А что, правда, целый комплект парадной формы нашли? Кто там такой шустрый? Дед, что ли какой?
- Да нет, с нашего призыва. Весенник. У меня и нашли. - Отвечаю.
-Да иди ты. Ладно - деды могли. А у тебя- то откуда?- Удивляются, верят и не верят. Но и в автомобильной школе теперь все здороваются со мной.

    А по службе откомандировали меня в распоряжение подполковника Мизрах. Видно посчитали, что много свободного времени у меня. Собрания комсомольские - итак успею провести, наглядную агитацию я вовремя обновляю. А может просто другого никого не нашлось. Теперь после развода на плацу все знают, что я иду делать отопление подполковнику, он зам. командира по техчасти.  Дают мне в помощь одного или двух курсантов, и я отправляюсь через КПП в город. Иногда говорю, что сегодня не надо никого, и один иду. Пара увольнительных у меня в запасе всегда, чтобы дежурного по части не беспокоить каждый день. Сержанты, которые на КПП дежурят, уже не смотрят их.
 - Здорово, к Мизраху? – спрашивают.
- Да, - нехотя киваю им в ответ.
 - Хорошо устроился,- продолжают с завистью, и курсанту за столом, тоже дежурному. – Запиши сержант Митин, плюс два к подполковнику Мизраху.   
 
     Дело в том, что большинство офицеров живёт с семьями в специальных двух домах, расположенных около части. Горячая вода и отопление к ним идёт от котельной с территории нашей части. А Мизрах поселился в старинном коттедже, хорошо сохранившимся от немцев. Только горячая вода в нём от котла, который в подвале стоит. Его угольком топить надо. Семья у зама по техчасти: жена и дочка. Не хотят особо в этой кочегарке работать. Вот и принято было решение врезаться в трубы у офицерских домов, и протянуть трубу горячей воды с обраткой до коттеджа подполковника. Когда я приступил, траншея уже выкопана была – метров шестьсот.          Надо было трубы уложить, сварить (для этого сварщика из гаража привлекали), изолировать. Ещё в доме подсоединить к котлу, чтобы и от котла работала система и от котельной в части.

   На самом деле – многие мне завидуют. Просто рай - сам себе командир. Ушёл с утра, и к обеду в часть возвращаешься. Сильно не напрягаешься, пока на улице изолировали трубы рубероидом с расплавленным битумом, я даже загорел как на курорте. Жарко было, и я до пояса раздевался. Ну, конечно, бдить надо, чтобы Мизрах не нагрянул внезапно.  Мы с бойцами частенько просто сидели и болтали ни о чём. Но я знал, что он, как по расписанию, на обед  домой и к нам заглядывает.
- Давайте, давайте ребятки, поднажмите. – Говорит.
- Так точно, товарищ подполковник, поднажмём, - отвечаю.
  А когда он уходит, можно опять в «развалочку» работать, рассматривать прохожих, жён офицерских в том числе.

       Несколько раз Ирку видел, но из далека. Она оказывается в школе работает. Я об этом узнал когда весной нас позвали в местную школу на урок по НВП ( начальной военной подготовке). Почему то меня с Морозкиным  выбрал тогда командир роты. И мы перед  детьми из её класса несколько раз на время ОЗК (Общевойсковой защитный костюм) одевали. Весело было тогда, потом школьники пробовали одевать. Только не понял я, узнала она того дежурного, который ей дорогу на ёлку показывал или нет. Пока работаешь можно помечтать, никто не мешает. Повспоминать.

                ****

     Уже зимой перед самой армией морозы стояли сильные. И мы с парнями вечерами по подъездам шарились. В одном на подоконнике  посидим в карты поиграем, в другой погреться пойдём. Накурим, наплюём на лестничной площадке – сами не заметим, как получилось. Жильцы открывают двери, ругаются. Грозят милицию вызвать. Но нам всё нипочём. Конечно, меня коробило, когда кто- нибудь из наших матюгаться в ответ начинал. Ведь действительно сильно нагадили в подъезде. Но молчишь - стадное чувство. Просто те, кто из нас покультурнее, старались замять конфликт:
- Всё, всё уходим. Не надо милицию.

     Вот однажды сидим в доме, где Мовергоз живёт. Его то здесь все знают, поэтому он время от времени просит не ругаться громко, чтобы соседи не вышли. Уже в «балду» поиграли, это когда называешь букву, а другой следующую говорит, но только, чтобы слово какое то получалось. На ком слово заканчивается – тот проиграл. Вдруг дверь входная хлопнула. Мы притихли – кто идёт?
- Руки за спину, по одному на выход… Ага, испугались? – Это Андрюха Чика резко выскочил к нам. За ним  Капралов поднимается к нам на этаж. С поднятыми воротниками заваливаются с мороза к нам погреться. Щеки красные.
- Во что играем? В балду?- Продолжает, закуривая, не дожидаясь ответа Чика.

    Парни холода принесли, мы в тёплом подъезде уже разомлели, все расстёгнутые сидим, кто на подоконнике, кто прямо на лестнице. Я давно их не видел, как приехал с колхоза, к защите диплома готовиться стал. Танцы закончились, гулять по вечерам меньше стал. Знал, что они оба всё у общаги пропадают. Андрюха с Людой там встречается, а Чикалёв ещё к кому то шары подкатывает. Пришедшие за руку со всеми стали здороваться, а когда Андрей Червонец со мной стал здороваться, вдруг говорит:
- Заколебала, Валера, твоя Людка. Я к ней и так и сяк. А она даже сосаться не даёт. Всё прячется. Забирай её себе обратно.

    Вот это поворот. Я даже опешил, что сказать не знаю. Молчу, пока все разные комментарии со смехом произносят. Вот это да! Что, правда всё-таки есть. Конечно, она поняла, что я лучше. Но не бежать же теперь в общагу к ней. Да и в армию скоро уходить мне, может уже через три месяца. Эх, Люда, Люда. Если в армию не заберут, в «Авто» на танцах встретимся. Не буду ничего загадывать.

   И вот 1 мая наступило. Танцы открылись, как обычно. А перед этим, всех почти друзей проводил в армию. С Волковым Саней получилось интересно. Я на его проводах погулял, а его не забрали, домой вернули. Что- то не получилось, отсрочку небольшую дали в военкомате. Теперь он на моих проводах погуляет. И Капралова Андрея проводил уже. Причём по весне мы с ним опять за одной девчонкой стали ухаживать. С двумя подружками на набережной познакомились. Стали гуляли вместе всей компанией. Как обычно одна нормальная, другая… Стали к одной приставать. Чья она так и не определились. То Червонец её на троллейбус посадит, то когда его не было, я её провожал. Но тут без ревности мы с ним как то обошлись. Видимо просто перед армией хотели соблазнить её, но подружка её, которая неинтересная была, только мешалась, и тесного контакта ни у меня, ни у него не получалось. Да и вряд ли могло. Она умело выкручивалась из всех ситуаций. Но на проводах у Дюши она вдруг оказалась среди его провожающих.

  - Валерыч, смотри Людка твоя пришла,- говорит мне Виталик, когда оркестр уходить стал. Он один остался из ровесников из нашей компании, остальные все вокруг помладше. И брагинских знакомых, кстати, меньше стало. Всё новые.
     Я посмотрел, куда указывал Виталий, и увидел её. Люда моя с прежней подружкой Ленкой пришли вместе со всеми общаговскими.  Встали с краю площадки, ждут, когда ВИА ( вокально инструментальный  ансамбль)заиграет. Как будто и не прошло столько времени, как будто вчера расстались. Вижу, что и девчонки меня заметили. Я кивнул головой, мол -  здравствуйте. Показалось, что и мне ответили. Сердце забилось сильнее. Что делать то?
 - Пошли, подойдём, поболтаем, - предлагает Виталик.
 - Да подожди ты, так сразу, - мямлю я.

   Но он положил руку мне на плечо и стал незаметно подталкивать. Да, и что, в самом деле, переживать, да-да, нет-нет. Но всё равно, как то не по себе. Короче подходим уже, вдвоём к их компании.
 - Привет, сколько лет, сколько зим. – Начал Виталик.
 - Привет, привет, всего одну зиму не виделись. Вы всё те же. А вас чего в армию не забрали? - отвечает Елена.
- Такие люди в тылу нужны.
      Пока они треплются ни о чём, я на Люду смотрю, она на меня. Молчим.
- А тебе когда в армию? – спрашивает она, прерывая долгую паузу.
 -Да, через две недели вроде, - отвечаю, хотел сказать, что Капралова уже проводил, да решил, что про него ничего не буду говорить. Опять молчим. Только Виталик всякую дребедень рассказывает.
- Ладно, мы ещё подойдём, пока к своим пойдём. - Говорю, когда музыка начинается и Виталия утаскиваю к нашей кампании у оркестровой будки.

   А потом, набрался смелости, пригласил на медленный танец Людмилу. И вот уже танцуем, и рука её в моей. А другая на талии её лежит. И как будто и не разруганные мы. Говорим о постороннем, старое не вспоминаем. Напросился проводить её и Елену.
 - Вот, как у Вас всё хорошо. Почти год не встречались, а как будто и не расставались, - говорит Елена, когда после танцев пошли до общаги знакомым маршрутом.
   Они меня обе под руки держат, я важный иду, но сосредоточен то я на Люде. Поглядываю довольно на свою мечту. И подружка моя (теперь точно моя) на меня ласково смотрит. Значит простила. Не буду старое поминать. Про себя думаю:
 - Конечно, хорошо. Я же знал, что так будет. Я же лучше. Но хорошо то - хорошо, да что- то не то. А что именно, не пойму. Как будто располнела она за зиму. Лицо совсем круглое стало, а вот ещё краситься стала. Ладно - тени под глазами. Но на щеках крем уж больно заметно. Это она пример с Ленки берёт, но у той на лице от рождения неровности. Ей нужно мазаться. И взрослее сразу стала выглядеть. Нет, что- то не то. А что?

    Незаметно до общаги дошли, всё- то же самое. Куча парней разных стоит. Девок своих провожают и на чужих смотрят. Надо своих до самого подъезда проводить.
  - Ну что, до завтра? Завтра выходной, на танцах встретимся. Придёшь? – Стал прощаться, взял за руку, держу. Столько раз я представлял эту встречу. Думал, как обниму, зацелую свою любимою. А сейчас … Что - то не хочется обниматься.  Люда не сразу, но освободила свою руку.
 - Да. Приду. Ладно, пошла. Завтра увидимся.- Отвечает. 
   

      Домой иду, опять размышляю:
- Вроде торжествовать должен. Всё получилось, как мечтал. Но что же не так то? К Людмиле придираюсь, рассматриваю – как изменилась. Или у меня глаза от любви ничего не замечали раньше. Или за это время было с кем сравнивать. Но точно, красавицей сейчас её не назовёшь. Ах, вот в чём дело! Прошла любовь то, незаметно как то, поэтому и придираешься к человеку. А ведь как её боготворил. Ах, эта любовь  – обманщица. Что творит. Как Людмила стала вновь моей, так и не надо мне этого. В армию уходить мне, а ей чего меня ждать что ли. И если сейчас у меня такое чувство, что через два года будет? Нет. Не надо Люде мозги пудрить. Девчонка она всё- таки хорошая. Умерла, так умерла - в каком - то анекдоте было.
     А на завтра у меня проводы в армию очередного друга. На танцы поздно пришёл, навеселе. Смотрел на Людмилу издалека.…  И не подошёл к ней. Не знаю, что она подумала.   
 
                ****
 - Товарищ сержант, разрешите обратиться. На обед уже пора, наверное - прервал мои воспоминания курсант, выделенный мне на помощь.
 - Точно, пора, - говорю, посмотрев на часы, - строиться в колонну по одному.
Хоть и трое нас, а гурьбой идти не положено.
 - Товарищ Сержант, а завтра нас с собой возьмёте? - Спрашивает боец.
 -  Это кого ваш командир выделит, сами проситесь. Ещё  дня на три - четыре здесь работы. Жалко, что всё заканчивается.

 18. Светлая полоса продолжается.

     Работа Мизраху понравилась. Когда сварщик своё дело сделал, мы в подвале  все сгоны резьбовые подсоединили – вроде неплохо получилось. Теперь у него горячая вода идёт постоянно,  топить не надо. Но на всякий случай и от котла система работать может. Объявил  мне благодарность, и ещё потом отблагодарить обещал подполковник. Немного времени прошло, как вызывает меня к себе ротный Небреев. Думаю, что случилось?
 -Товарищ майор, разрешите войти.. – и чуть язык не проглотил, но продолжил,- Сержант Митин по вашему приказанию прибыл.

     А запнулся потому, что в кабинете Ирина Клещина стояла. На меня посмотрела – узнала, не узнала, не понял. А ротный говорит:
- Вот, Митин, у человека беда дома случилась. В туалете вода не поступает. Короче, надо помочь. – Когда можно подойти? - обращается уже к Ирине.
- Да, прямо сейчас можно, я ещё в магазин зайду и приду домой. Да, вот, могу ключи дать, мало ли задержусь. – И не боясь, протягивает мне связку ключей. – Вот этот ключ, второй офицерский дом. Знаешь ведь? Ну вот, второй подъезд, квартира двеннадцать. А я позднее подойду. Хорошо.
 -Так точно, - по привычке выскакивает у меня, мог бы и промолчать, чтобы солдафоном не выглядеть.
 - Спасибо. – Это уже майору она сказала, выходя из кабинета.

 - Сейчас я тебе увольнительную выпишу, - обращается ко мне ротный, а потом, протягивая бумажку, добавляет. – Иди, разберись, что там.
- Разрешите идти, товарищ майор.
- Иди, - и когда я уже у двери был, добавляет, ехидно улыбаясь. – А муж у неё в отпуске с ребёнком. Эх-хх. Ха-ха. – Захихикал мне в след.

    Ничего себе, все всё знают в нашей части. На КПП у меня как обычно спросили: «К Мизраху?»
- Так точно. – Отвечаю, увольнительную бумажку не стал показывать, а её у меня как обычно не спросили.   
      Дом, квартиру быстро нашёл. Открыл дверь, сапоги снял, прошёл в чёрных носках, которые предварительно надел из заначки, поменяв портянки.  Сразу заметил - какой порядок в квартире, начиная с прихожей. Нигде ничего не валяется. Всё висит на своих местах. На окнах тюль с занавесками красивыми. Ковёр в большой комнате. Диван заправлен. Ничего на нём не лежит. В стенке хрусталь расставлен аккуратно. Просто до этого я был в квартире у замполита Бойко. Там настоящий бардак. Даже в прихожей одежда с вешалок на тебя готова упасть. В комнатах на кроватях и на стульях кучки белья и одежды. В углах, какие - то кульки стоят. На кухне полная раковина посуды. А здесь даже дышится легко. Вот значит, как Ира живёт с мужем и сыном. Вспомнил, что ротный сказал. И что?

     Но нужно посмотреть, что с водой то случилось. В туалете тоже порядок, пузырёчки, баночки. Нажал в бачке на слив – ничего. Снял крышку -  там сухо. На коленках стал рассматривать – вроде всё подсоединено. Придётся разбирать подводку воды.  Разложил инструменты, надо воду перекрыть. Потянулся рукой к вентилю, только сдвинул немного барашек – вода как зажурчит. Всё заработало. Закрыл, открыл несколько раз – может ржавчина забилась.
  - А может она специально кран подзакрыла, - начал фантазировать я, когда встал с пола.
  - Ну что? Как дела? - Вдруг слышу голос за спиной. Вернулась уже хозяйка.
  - Всё готово, принимайте работу. Ловкость рук и никакого мошенничества, - шучу, нажимая на слив.
  - Здорово, как быстро. А что было?
  - Да, так. Зачем вам, главное ведь, что сейчас всё работает.

    И пауза наступила, стоим, друг на друга смотрим. Видно мой жадный, разглядывающий её взгляд слишком, где то задержался. Так, что она чуть засмущалась, ладонью до волос дотронулась, ворот поправила. Надо что – то сказать.
  - Ну и порядок у Вас везде. Чистота, просто загляденье. – Вымолвил я, наконец.
  - Правда! Нравится. А вот занавески мои понравились? – говорит Ирина, проходя в комнату.
  - Конечно. Я сразу обратил внимание, - иду следом за ней.
  - Это я сама, всё фантазировала. И так попробую, и так. Вот что получилось, но некоторые этого не ценят. Говорят, что бездельничаю.
  - Да, такую красоту сделать:  надо вкус иметь, - конечно, я понял, кто её не ценит, но промолчал и стал продолжать. – Я вот недавно у Бойко был, у лейтенанта Бойко, так там развал какой- то.
  - Да я устала уже Нине говорить, я бываю у неё. Всё бестолку.

       Опять пауза, молчим. Пошёл к выходу обуваться.
  - А что, всё- таки было с водой?- Спрашивает для приличия уже у двери Ира.
  - Да, ничего особенного, кран был перекрыт.
  - Интересно, кто его закрыл? Я не трогала ничего. Ну, в любом случае спасибо. – Выпроваживает она меня.
       И тут, находясь уже в дверном проёме, я набираюсь храбрости и говорю:
- А я, вообще то,  могу ещё раз придти.
- Что-о? Пошёл вон отсюда,- хозяйка подтолкнула меня и захлопнула дверь.
- Ну вот, получил, чего хотел? – Думаю я, поправляя ремень, на лестничной площадке. – Раскатал губу то.
     И вдруг…  Дверь открывается, и на пороге Ирина уже другим тоном, негромко спрашивает:
- А когда ты можешь придти, ночью?
- Могу ночью, а лучше днём, у меня есть возможность,- сам думаю. - Согласилась бы она на день, а то, как ночью то в самовол пойду?
- Ну давай тогда завтра днём. В час, сможешь?
- Да, смогу.- Отвечаю.
- Ну ладно, тогда до завтра. – Ирка уже миролюбиво улыбнулась и закрыла дверь.

       Вот это повороты. Я всё никак отойти не могу, смотрю на закрытую дверь. Потом всё же очнулся, пошёл в часть. Конечно, весь оставшийся день только о завтрашней встрече и думал. И ночью тоже думал.
 -  А вдруг на КПП увольнительную всё же спросят или ещё что то.
 - Может не ходить, придумать что- нибудь. 
 - Да, кому придумывать то, самому себе что ли?
- Так, что ты писаешь? Ну ка собрался. Любой бы мечтал на моём месте оказаться. Собрался завтра и пошёл. 
   Примерно такие мысли проносились в моей голове.

                ****

    На следующий день всё вроде получилось по плану: спокойно прошагал с инструментами через КПП,  дошёл до нужного подъезда. Немного замешкался – Ирина во дворе сидит на лавочке, с какой- то знакомой с ребёнком. Вижу, что заметила меня, тогда смело вошёл в подъезд. Потоптался на лестничной клетке, вроде как заблудился, если что. Но нет, поднимается Ириша.
- Проходи, - говорит, открывая дверь, - садись на диван, я сейчас, подойду.

      Пока она отлучилась, ещё раз себя осматриваю. Х/б вроде недавно стиранное, ушитое. Вроде всё что надо. Надо смелее. А как смелее? Хоть и считали меня некоторые девки на танцах опытным бабником, но на самом- то деле, ещё ничего и не было. И сердце противно стучит, сейчас выскочит.
- Ну, привет. Молодец, не испугался. – Появилась Ирина, вся такая домашняя, в халате до колен.

      Я поднялся с дивана, смотрю на неё, разглядываю вырез на халатике. Представляю, как хорошо будет, когда моя рука нащупает её небольшую, но такую классную грудь.
 - Садись, чего вскочил, - садится сама, - чай не предлагаю, ты, наверно, пообедал уже.            
 - Да. Уже сытый. Спасибо.
 - Да, красиво у тебя, даже очень,- говорю, помолчав немного, и, набравшись наглости, кладу свою руку на её ладонь.
 - Ты меня вчера этим и купил. Никто меня не хвалит, я всё стараюсь уют создать, всё чего- то придумываю. А муж придёт, ничего не замечает. Не похвалит. Всё про своё. Шагом марш, смирно. Как там у Вас? – Засмеялась хозяйка. И вдруг говорит. – Ты, наверное, плохо обо мне думаешь?
 - Да ты что? Ты мне очень нравишься, просто.. – и замолкнув, начинаю к ней приставать.

     Обнимаю её, прижимаю к себе, и вот уже целую в губы. И вот она грудь – ладонь проскальзывает за лифчик, касается заветного.  Я вспоминаю разговоры с пацанами на гражданке - что многим, вроде нравится с языком целоваться. И начинаю раздвигать её зубы, чтобы добраться до её языка. Но что- то не очень получается, не даётся.
 - Подожди, - она освобождается и садится выпрямившись. – Давай поговорим немного.
 - Да, давай, - я тоже отталкиваюсь со спинки дивана, присаживаюсь. Но не отпускаю, её руку. Держу своими двумя. Ремень снял, мешает.

 - Я просто молодая была, только школу закончила. А тут он появился. Офицер, погоны. Взрослый уже. Ухаживал красиво, с цветами всегда. Подружки мне завидовали. Говорили: «Вот, повезло». Голова закружилась. Ну, я и согласилась. Замуж вышла. А потом, он училище закончил, и поехали мы к чёрту на куличики. В хабаровский край. Ой, и вспоминать не хочу. Да, и выяснилось, что мы совсем разные люди. Ничего общего. Сейчас сюда нас перевели. Здесь ещё ничего, вот в школу устроилась. Разведёмся, наверное, скоро. Только претендентов то здесь никого. Офицеры все женатые. А среди, вашего брата…  Вам, только одного и надо, добьётесь своего и потом домой увольняетесь. Поминай,  как звали. Думаю, домой, что ли в Москву с ребёнком перебираться. Что скажешь? – вдруг спрашивает меня, пока я поглаживал её руку.

  - Ира! Ты такая классная девчонка, ты же заслужила счастье. Всё, думаю, у тебя получится.- Бормочу что- то в ответ. Но ничего я сейчас толкового не скажу тебе. Потому, что чувствую уже, в одном месте у меня всё напряглось. А с этим и страх совсем прошёл, уверенность появилась.
   Начал опять потихоньку к ней приставать. Вот опять целуемся, сдвинулся сам на край и ноги ей на диван закинул. Вот лежим уже вместе, уже и по ноге руку поднимаю, полы халатика раздвигаю. И Ирка задышала глубже, руку мою от трусиков своих отодвигать перестала.
  И вдруг… « Дзинь-дзи-и-инь.»- Звонок в дверь. Кто-то долго кнопку не отпускает.
   -Тихо, лежи спокойно, не говори ничего. – Ира, прижала меня к себе, чтобы я не рыпался.
   «Дзи-и-инь – ещё несколько раз прозвучало.
   - Кто- то, настойчивый такой, - шёпотом спрашиваю я, приподнимая голову.
   - Не знаю, тихо. Нет никого дома. Будь здесь. – Она поднялась и на цыпочках пошла к двери.

      Когда всё стихло, я сел на диване. Думаю, что - какая незадача. Вот, как всегда. Вроде уже всё - и ничего. Потом Ирина входит:
- Не знаю, кто был. Ушли уже, похоже, - она уже успела привести себя в порядок. Причёска на месте, халат заправлен.
 
     Посмотрев на хозяйку, какая она собранная, опрятная. Понял – продолжения не будет.
- Давай ещё чуть – чуть подождём и пойдёшь. И мне потом собираться надо, в одно место сходить. Да, все вы одинаковые. Всем вам одного и того же надо. – Улыбаясь, подводит она итог.
- Да, нет. Есть нормальные, - пытаюсь что то возразить я, и оправдать своё поведение. - Хотя, среди сержантов искать жениха - навряд ли получится. Мы все домой мечтаем попасть поскорее. Но среди офицеров есть нормальные мужики. Их ведь и развести с женой можно. Прапорщики ещё есть холостые.
-Ладно, герой. Пошли уже потихоньку, провожу тебя, - ласково говорит Ирина, беря меня под руку и ведя к выходу.

    Когда я обувался у двери, она вдруг говорит:
- А целуешься ты неправильно. Давай покажу как надо. Она взяла руками мою голову, притянула к себе, и я почувствовал её тёплый поцелуй. Ирка всасывала своими пухленькими губами мои, чуть касаясь язычком. Это было действительно прекрасно, и без всякого засовывания языка в чужой рот. Я даже подумал, что продолжение может состояться. Обнял её, к себе прижал. Но хозяйка взяла себя в руки.
 -Всё, всё. Давай иди уже и подтолкнула к двери. Может увидимся, ещё когда-нибудь.
- Может, - буркнул я, когда дверь уже закрылась, и весело спустился по лестнице.

   Всё равно классное приключение, даже если получилось – то, что получилось. После, когда со своими в роте общался – мне, похоже, не поверили, что ничего не было. Особенно каптёр – Серёга Соболев приставал:
- Митьк, а Митьк, когда в самоход пойдёшь к своей.
- Отстань, говорю, и не называй меня так. Сколько раз говорить: Митин - моя фамилия. Иди сам, сходи. У неё уже муж приехал вроде.
- Нет, в первой роте он ещё не появлялся. Она тебя, наверное, полюбила.
- Дурак, ты Серёга. – Отвечаю.
   
   19. Последний месяц службы.
      
     Сегодня на плацу мне присвоили воинское звание – Старшина. До дембеля остаётся совсем немного. Пойду галун покупать погоны делать. А старшего сержанта и отпуск на родину, мне подполковник Мизрах выхлопотал в прошлом году в сентябре, как обещал.

                ****
     Про отпуск расскажу немного. На рейсовом автобусе добрался до города Черняховска. Там до Москвы на поезде. И уж на электричке до дома. За билеты платить не надо. Командировочное требование везде показываю. Воинские кассы для этого специально есть.

    А дома ещё успел попасть на танцы, в «АВТО». Из друзей один Виталик – остальные в армии, а Чика – оказалось, сидит. Год тюрьмы получил. За драки и хулиганство.
    По приезду надо обязательно в комендатуре отметиться. Она у нас в госпитале около Даманского острова находится. Мне там мой парадный прикид подпортили. Заставили из погон вставки вынуть. Типа не положено.  Сами, себе, наверное, взяли. Я их сделал аккуратненькими, тоненькими. Специально расщеплял спрессованную стеклоткань. Всё норовили отодрать дополнительные каблуки от ботинок, но я отстоял. Легко отделался вообщем.

    В один из дней отпуска прогуливаюсь по центру, вдруг вижу погранец, зашёл в продуктовый магазин на перекрёстке улицы Кирова с Первомайской. Ну, я то - опытный боец, знаю, откуда граница в Ярославле.
- О, зёма, постой-ка, - окликнул я его, когда он вышел. – Ты с Борисоглеба, наверное?
- Тебе какое дело? Не положено нам разговаривать с всякими там гражданскими. Секрет это.
- Да, ладно не выделывайся. Я тоже в отпуске сейчас здесь. Да остановись ты на минуту, – говорю ему. Так как он продолжает идти в направлении припаркованного недалеко воинского Уазика, - старшего сержанта Романенко знаешь? Вот, я его друг. Мы с ним вместе в учебке были. Передай Андрюхе, если сможет, пусть на это место приходит. Завтра я его буду ждать в пять часов вечера. Скажи Митин Валерий в отпуск приехал.
- Ладно, передам, пока, некогда мне. - И боец побежал с пакетами своими к машине.
-  Звание у него ефрейтор, максимум полгода отслужил. Романенко – скоро, как и я, дедом будет. Значит должен уважать его боец. Обязательно передаст Андрюхе от меня весточку. Только как он вырвется из части? Это его проблемы. Он всегда пронырой был. Надо не забыть завтра сюда подойти. – Рассуждал я.

     И на следующий день, когда я уже устал ходить по улице туда, сюда. На меня сзади навалился здоровяк какой то.
- Привет Митяй! – раздался знакомый голос.
    Я обернулся и не сразу узнал Романенко. Он был в спортивном костюме, в кроссовках. Прикид - совсем классный. Да и сам он раздобрел немного, хоть и раньше не был худым. Амбалом - спортсменом стал Андрюха. Как он вырвался неизвестно, но до часов девяти, сказал, у него есть время. Сейчас и не вспомню, о чём тогда болтали. Успели сходить на танцы на веранду. Там с моим однокурсником Серёгой Коптяевым встретились. Подрягались на площадке немного. Но всё благополучно закончилось. Проводили Андрюху до Площади Подбельского, там он в какую то гражданскую машину сел. Крепко обнимались на прощание.

   А с девчонками? Ведь спрашивать будут, как да что. Вспомнил про Свету Кожину, она и мне писала в армию, и Андрюхе Капралову. Заехал, нашёл по адресу. Удачно зашёл, никого дома кроме неё не было, стал приставать больно ретиво. А она подраздобрела за это время. Сильная, какая- то стала. Все атаки мои умело отбивает. По пояс всё, что хочешь, разрешает делать, а ниже не дается. Повалялись, повалялись - два раза меня с кровати спихивали. Вообщем, собрался и ушёл.  Обещал на следующий день придти, да не пришёл. Встреча с Виталиком в Авто назначена была. Да и ну, не нравится она мне уже. Опять же только целоваться даёт, а мне другого надо. Не справиться мне с ней было.

    Зато в авто на танцах перед отъездом всё же отличился. Ввязался я там в драку между центровыми и Брагинскими. Без нас молодёжь переругались все. Мы то, с Брагинскими ладили. А тут понеслось. Хорошо в милицию не попал, но поехал обратно в часть с синяком. Потом друзьям в письмах писал, что как приду на гражданку, в потасовках больше не буду участвовать. Хватить, взрослые ведь уже. 
     В часть приехал, ротный показывает на синяк, спрашивает:
- Это что?
- С мотоцикла упал, товарищ майор.
- Ладно, а за этот мотоцикл, депеши какие - нибудь, к нам писать не будут?
- Никак нет, ничего писать не будут, - отвечаю.
- Ну, смотри, если что. – Кулак показывает. – Отправляешь вас как людей, а вы потом … мотоциклы.   
    Вот такой отпуск получился.

                ****
    
      Конечно, на втором году служить можно. Всё уже знаешь. А сейчас, когда мы дембеля, так совсем лафа. У нас так называемый аккорд. Используют нас на разных работах вне помещений, подальше от курсантов, чтобы не мешали учебному процессу. Но не отпускают домой, ждут, пока молодые из нового призыва немного привыкнут к службе. И поляки – пшеки проклятые, с той стороны границы масло в огонь подливают. «Солидарность» видите ли объявили. Валенса – их лидер воду мутит. Не хочет социалистический строй. Говорит, что на западе лучше, и население подбивает не подчиняться властям. Частной собственности хочет. Думает, что они разбогатеют там все сразу. Поэтому у нас усиление на границе идёт, у меня все друзья уже домой вернулись. Гуляют. А мы вот уже больше двух лет служим, третий год пошёл как мы здесь. Уже третье день рождение в армии справил. Все уважительно поздравили, ротный и офицеры лично руку жали. Ладно, пойду в спальню из Ленинской комнаты. По телеку что - то ничего интересного.

     Добрался до своей койки, слышу, не спят ещё.
- Курсант Видов, ко мне.- Командует старший сержант Подолин со своей койки. Он теперь дед уже, почудачить решил.
- Товарищ старший сержант, курсант Видов по вашему приказанию прибыл, - смешно рапортует боец, стоя босиком в трусах и майке перед кроватью Серёги Подолина.
- Старшего сержанта Гарифуллина из второго взвода знаешь?
- Так точно.
- Вот пойдёшь к нему сейчас и попросишь баночку менструации. Понял? Повтори.
- Попросить для вас баночку менструации.- Отвечает дух, не чувствуя подвоха.
-  Давай бегом.

    Бедный Видов бросился выполнять приказание. Поскольку он очень быстро выбежал за дверь, то не слышал нашего хохота. По коридору до кубрика второго взвода и обратно - не долго. Мы с нетерпением ждём  возвращения. И вот появляется курсант. Опять босыми ногами марширует к лежащему на нижнем ярусе кровати у окна Подолину, и на полном серьёзе говорит: «Товарищ старший сержант! Разрешите обратиться? Старший сержант Гарифуллин не дал, говорит только в обмен на компрессию». Вся наша спальня опять, как грохнет хохотом. Потом долго ещё не могли уснуть.

   - Рота подъём! - Орёт дневальный.
Вокруг курсанты вскакивают, одеваются на ходу, бегут на выход. Дембелям спешить не приходиться. Пусть все уберутся сначала, потом встанем. Спокойно одеваемся.

      Ешё один день начался. А вдруг сегодня на разводе зачитают приказ об увольнении. Но чуда не случилось. И мы пять дембелей идём работать на строящийся корпус казармы. Пять потому, что шестого - старшину Федина, отпустили домой раньше. У него тётка умерла. В этой новой казарме будет даже горячая вода. Работаем мы, кто, лёжа, кто сидя.  На всякий случай наши сержанты выделили нам бойца на шухере стоять. Вот сидим на крыше здания болтаем ни о чём. Курсанты тоже на стройке помогают. Таскают всё чего- то туда, сюда. Мы тоже вроде порядок должны наводить, и, наверное, стали бы, если бы сказали точно, что завтра уволят.
- Митьк, а Митьк, расскажи как к Иришке Клещиной ходил, - просит каптёр Соболев. Он младшим сержантом под дембель стал.
- Да, заколебал, Серёга. Говорю, что особо не чего рассказывать.
    В это время мимо нас сержант молодой с первого взвода проходил, притормозил. Точно слышал наш разговор. Разнесёт, наверное, как по эстафете.

- Если не отпустят, в субботу в увольнение пойдём?- Спрашиваю я корешей.
- Я точно не пойду, я уже попрощался со всеми. – Отвечает Бородулин Олег.
- А я, не знаю, может, схожу, чего делать то?- рассуждаю.
    После обеда зашёл в свой кабинет. Вернее он уже сержанта Блашенкова, которому я передал все комсомольские дела. Но второй ключ я пока у себя оставил.
    Эх, письмецо, что ли написать домой. Точно - самому себе. Пока оно идёт, я может, приеду домой и сам его получу.

    Привожу сохранённое своё письмо дословно:
                Здравствуйте Валерий Валентинович!
   Сегодня 18.06.1984 года. Наконец - то узнали, что отправят  нас всех завтра, потом на следующий день и ещё на следующий.
   За три дня всех уволят. Что нас и конкретно тебя ждёт через 3 дня? Может быть, ещё что-нибудь случится и партии отложат на более поздний срок. Я этого не перенесу. В это верить уже не хочется. Нас и так почти весь июнь морят в этом городе (портовом городе Озёрске). Вчера последний раз ходили в увольнение ( прощаться со всеми знакомыми). На танцах было нормально, у всех тоскливые взгляды. Будем надеяться, что в этот раз попрощались уже точно, потому что делали это уже пять раз, и всё судьба нас на следующую неделю опять заставляла прощаться. Они  и на этот раз плохо верили, что мы уедем, но мы то, знаем – дембель неизбежен, как крах капитализма. Дмитрий Фёдорович подписал приказ № 63 от 29 марта 1984 года, там написано уволить до 1 июля 1984 года, а до этого дня осталось чуть больше 10 дней. Так что, я верю, что дня через три от силы, буду дома. Буду вспоминать эти последние дни службы в погранвойсках.
   Мои друзья сейчас в классе третьего взвода играют на гитаре. Каждый из нас будет начинать жизнь по разному, у всех в голове свои планы. Конечно, из армии мы придём другими людьми. Немного взрослее и серьёзнее. От этого немного грустно, уже не будешь жить бесшабашной жизнью. Надо будет вставать на ноги. Хочу встать так, чтобы стоять уже твёрдо, чтобы уже не могло ничто сбить с ног. Но планов в голове много, а на каком же остановиться…
   Сейчас кажется всё в розовом цвете. Может быть, этот цвет со временем почернеет, но нет…
    Об этом не надо думать. Надо быть оптимистом. Ну ладно, Валерий Валентинович, желают тебе всего самого наилучшего в новой фазе твоей жизни, оставайся всегда самим собой и не надо ничего усложнять. Голова теперь у тебя на плечах есть, и надо, чтобы она недаром занимала там место. Я хочу, чтобы ты согласился с этими моими словами, когда прочитаешь это письмо дома. Тогда пройдёт уже несколько буйных гражданских дней. Смотри, крепче держи весло, чтобы тебя в этом бурном водовороте не занесло в какую-нибудь тину и грязь. Счастливого пути. Счастья тебе.
 
   20. Дорога домой.
   
  Вот уже еду домой на электричке из Москвы. В вагоне в проходе столкнулся с девчонкой из Автомеханического. Вернее, уже девушкой что ли. Она симпатичная так и осталась. На год, наверное, старше меня, потому что после десятого класса училась. Заметил её восхищённый взгляд. Ещё бы у меня форма вся знаках, погоны старшины. И самое главное фура (фуражка то есть) зелёная, не как у шурупов - серая. Я уже здороваться приготовился, и вижу, не прочь она поболтать. Как за ней нарисовался её хахоль, а может быть и муж. Невзрачный тип с её группы, умненький он вроде. Иначе как, она, такая красавица, с этим хиляком оказалась.
  - Пойдём, пойдём, - говорит он ей, слегка подталкивая.
 Пропустил их, спиной прижался к стене. Она, мимо проскальзывая, взгляд подняла к моим глазам… Я слегка гримасу, сожалеющую, сделал. И она чуть- чуть грустно вздохнула. Эх, с ней бы я точно стал бы. А партнёр её, идёт, не догадывается ни о чём. А, может, просто прикидывается.
 - Уведут её у тебя, как, пить дать, уведут.

    Что же новая жизнь неплохо начинается. С нетерпением жду, когда появятся очертания Ярославля.
    Странное дело, расстался я с сослуживцами удивительно спокойно. На Белорусском вокзале обнялись, что- то пробурчали друг другу. И скорым шагом своей дорогой пошли. Всем не терпелось домой. Наверное, так всегда бывает. Я только задним числом понял в армии, как мне дороги были мои однокурсники из технаря. Какие письма потом писали друг другу. О сослуживцах, через некоторое время, тоже буду тепло вспоминать, письма писать. А сейчас уже представляю, как соберу всех из нашей 47 (холодников) группы, и пойдём гулять.  В «Авто» непременно сходим.
   Вот Ростов проехали, скоро, когда через мост проезжать будем, должно быть видно колокольню нашего кремля.
     Ну, вот и случилось, то о чём всё время предупреждали большевики. (Шутка) Здравствуй родной город. Здравствуй новая жизнь. Девчонки держись.