О ком звонит колокол. разрушенный символизм в текс
«У соседки Коршуновых Пелагеи в ночь под субботу на страстной неделе собрались бабы на посиделки». (ТД, гл.18, ч.2)
На стр.73 шолоховских «черновиков», являющихся, вероятно, вторичной перепиской с протографа, вместо субботы видим четверг: «в четверг вечером собрались бабы на посиделки»:
Почему же для автора важен именно четверг? Почему для редакторов и соавторов было так важно изменить день недели? На что это влияет?
Прочтение «черновика» дает ответы на эти вопросы: «черновик» ближе к протографу, чем канонический текст.
В самом низу стр. 65 части 2 находим прелюбопытное предложение, отличающееся от канонического текста: «Пошел стор, под мерные удары церковного колокола, отбивавшего «двенадцать евангелий» на Дону сотрясая берега крушились, сталкиваясь, ледяные поля».
В изданном тексте: «Пошел стор. Под мерные удары церковного колокола на Дону, сотрясая берега, крушились, сталкиваясь, ледяные поля» (ТД, гл. 18., ч.2).
В «каноническом» тексте не хватает «двенадцати Евангелий». Колокола отбивающие «двенадцать евангелий» присутствующие в шолоховском «черновике», и отсутствующие в итоговом тексте, позволяют сделать четкую привязку к времени — ночь с четверга на пятницу. В эту ночь совершается Утреня Великой Пятницы, сопровождаемая чтением и колокольным боем «двенадцати евангелий». Это второе указание автора, что события происходят в ночь на пятницу.
Для справки:
По Церковному Уставу Последование святых страстей должно начинаться в 8 часов вечера в Великий Четверг. По своей литургической форме это есть утреня Великой Пятницы с двенадцатью евангельскими чтениями, между которыми поются и читаются антифоны и располагается последование утрени. Содержание Евангелий и последования посвящено прощальной беседе Иисуса Христа со Своими учениками на Тайной Вечери, преданию Его Иудой, суду над Ним у первосвященников и Пилата, Его распятию и отчасти погребению. По времени эти события относятся к ночи с четверга на пятницу и ко дню Великой Пятницы до вечера ее. Во время чтения ударяют в колокол столько раз, какое по порядку Евангелие читается: при чтении первого Евангелия – один раз, второго два, третьего – три и т.д. По окончании чтения двенадцатого Евангелия бывает трезвон.
Символизм сцены посиделок Натальи с бабами в четверг – Христова Тайная Вечеря.
Еще для справки:
Великий Четверг, Страстной четверг, Чистый четверг, Великий четверток — в христианстве четверг Страстной недели (Великой седмицы), в который вспоминаются Тайная вечеря, на которой Иисус Христос установил таинство Евхаристии и совершил омовение ног учеников, молитва Христа в Гефсиманском саду и предательство Иуды.
Не случайно в тексте сохранилось и упоминание о побеленной хате и уборке: «Пелагея выбелила стены и прибрала в хате еще в понедельник» (ТД, гл. 18., ч. 2). По задумке автора это еще одна привязка к христианскому Чистому Четвергу, но редактор и тут внес свою правку, заменив на «понедельник». Автор глубоко понимал тонкости христианской культуры и традиций, под его пером, по моему мнению, было, что-то подобное: «к приходу баб, Пелагея прибрала в хате, и завершила побелку стен, начатую еще в понедельник». Стены побелены, белые, чистые – Чистый Четверг.
Перед тем как пойти на решающий шаг и резануть себя по горлу, Наталья как человек глубоко верующий должна была помолиться. Этому молению соответствовало моление Христа в Гефсиманском саду, перед его арестом и отправкой на казнь. Христос молился ночью, в полной темноте. Автор дважды обращает внимание читателя, что событие происходит ночью. Весьма вероятно, в протографе была сцена моления, символизирующая, моление Христа в Гефсиманском лесу перед казнью. Иначе сложно объяснить, почему автор, так акцентирует внимание читателя, на том что события происходят в полной темноте. Два маленьких, размытых следа остались и в «черновиках» и в каноническом тексте, и Наталья и Лукинична, передвигаются наощупь, в кромешной тьме:
В рукописи: «Ощупью добралась до угла». В издании: «Наталья ощупью, без мысли, без чувства, в черной тоске, когтившей ее заполненную позором и отчаянием душу, добралась до угла» (ТД, гл. 18., ч. 2).
«Лукинична, щупая ногой порожек» (ТД, гл. 18., ч. 2)
Еще один неясный след – действие происходящее в углу «Наталья ощупью, без мысли, без чувства, в черной тоске, когтившей ее заполненную позором и отчаянием душу, добралась до угла.» (ТД, гл. 18., ч. 2). Почему до угла? Почему нельзя было резануть горло, посреди сарая? Думаю, дело, в молении Натальи, удаленном редакторами. В углу дома размещают иконы, перед иконами молятся. Наталья, на ощупь направилась в угол помолиться, параллель моления Христа в Гефсиманском саду, произошедшая после Тайной вечери, перед распятием.
Распятию предшествуют «страсти христовы», битье и насмешки:
«Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие. Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу; и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове» (от Матфея. Гл. 27).
«Вслед ей вполголоса камнем пустили грязное, позорное слово. Под хихиканье стоявших на паперти девок Наталья прошла в другую калитку и, пьяно раскачиваясь, побежала домой» (ТД, гл. 18., ч. 2).
Можно ли этот отрывок воспринимать иначе, чем битье и насмешки над Христом перед казнью?
Через звон колокола и скрежет льда, автор, сводит в единое время события, описанные в разных главах: церковную сцену, где Митька сообщает отцу «Наталья умирает» и сцену Натальи с косой, размещены в разных главах. В обеих сценах колокольный звон и скрежет льда: «Лукинична, щупая ногой порожек, спускалась с крыльца. С колокольни размеренные сыпались удары. На Дону с немолчным скрежетом ходили на дыбах саженные крыги» (ТД, гл. 18., ч. 2).
«Смерть» Натальи должна произойти в ночь с четверга на пятницу, когда в церкви будет проходить утреня Великой Пятницы – время распятия Христа. Автор отождествляет Христову жертву и жертву Натальи.
Во время великопятничного богослужения Митька примчался к церкви: «В полночь, когда закрутела кисельная чернота, к ограде верхом на незаседланном коне подъехал Митька Коршунов» (ТД, гл. 16., ч. 2). Он сообщает о попытке самоубийства Натальи: «Бать, выдь на час… Наталья помирает» (ТД, гл. 16., ч. 2).
«В сей день ко Кресту пригвоздили Иудеи Господа, рассекшего море жезлом и проведшего их в пустыне. В сей день копьем пронзили ребра Его, казнями поразившего за них Египет, и желчью напоили манну в пищу дождем им пролившего» (Антифон 6-й, гл. 7).
Коса направленная Натальей в грудь – символ «копья пронзившего ребра его».
«Одной рукой отвела тугую неподатливую грудь, другой направила острие косы. На коленях доползла до стены, уперла в нее тупой конец, тот, который надевается на держак, и, заломив над запрокинутой головой руки, грудью твердо подалась вперед, вперед… Ясно слышала, ощущала противный капустный хруст разрезаемого тела» (ТД, гл. 18., ч. 2).
Крюков в ранней своей повести уже имел схожий сюжет. Христианский праздник, все ушли в церковь, молодая красивая замужняя женщина в сарае кончает жизнь самоубийством.
В 1896 году, еще молодой автор Федор Крюков (26 лет), печатает в «Русском богатстве» повесть «Казачка», с теми же узнаваемыми сюжетными контурами:
«Торжественный трезвон только что смолк на станичной колокольне. Это был мастерской, отчетливый, веселый трезвон, исполненный руками художника по этой части купеческого сына Петра Пихаева. На этот раз он особенно постарался для праздника Успения Пресвятой Богородицы. Под его волшебной рукой маленькие колокольчики просто смеялись серебристым, дробным смехом; большие чуть не выговаривали что-то благочестивое, глубоко-серьезное, но не лишенное ликования и жизнерадостности. Народ толпами шел в церковь. Солнце только что поднялось над вербами. Веселые теплые лучи заиграли на соломенных крышах и заблестели на листьях высоких груш и тополей. Тонкий сизый туман еще вился над станицей, пахло кизячным дымом. Тени были длинны и прохладны. Весело начинался день…» (Федор Крюков, «Казачка», гл. 7).
В день успения Пресвятой Богородицы во время праздничного перезвона сводит счеты с жизнью главная героиня повести Наталья. Она понесла ребенка, пока муж был на службе, с ужасом ждет его возвращения, пытается у знахарки избавиться от ребенка, и в итоге кончает жизнь самоубийством.
В «Казачке» в день памяти об успении Богородицы героиня умирает; в ТД в праздник воскрешения – героиня «воскресает».
Крюковский символизм сюжета был разрушен редактором, но следы первоначального замысла остались — Наталья «погибает» за чужие грехи, как Христос на Голгофе, и «воскресает» в православную Пасху.
Пасхальная сцена «воскрешения» присутствовала в протографе, но, вероятно, была удалена из текста романа.
Из текста романа убраны «двенадцать евангелий» и другие символические привязки, попытка самоубийства Натальи перенесена с ночи на пятницу на ночь с субботы на воскресенье. «Тайная вечеря» также перенесена с четверга на субботу. С этими изменениями пропал изначальный Крюковский символизм христовой жертвы и воскрешения в Пасху.
Остается вероятность, что нестыковки романа, как и в множестве других случаев, объясняются наличием нескольких вариантов Крюковских черновиков, в одном из которых присутствовал пасхальный сюжет, а в другом этого сюжета нет. При компилировании итогового текста редакторами и соавторами возникли нестыковки.
12.04.2017
Свидетельство о публикации №222082901510