Ф. Д. Крюков и один из героев Тихого Дона П. Агеев

Павел Агеев родился в ноябре 1881 (по другим данным 1880) в станице Клетской Усть-Медведецкого округа и погиб в Бутырской тюрьме в сентябре 1930 года (по некоторым данным расстрелян в 1939 году). Закончил Юридический и Физико-Математический факультет Харьковского Университета. Летом 1906 года Агеев, будучи студентом, вместе с Ф. К. Мироновым, Ф. Д. Крюковым и «студентом-ветеринаром» П. А. Скачковым участвовал в митинге в станице Усть-Медведецкой (описан в очерке Крюкова «Шквал»). Член Войскового Круга с 1917 года, депутат от Клетской станицы Усть-Медведицкого округа, в январе 1918 года — председатель Круга, участник переговоров в январе 1918 года с Подтелковым, лидер Донской социал-демократической партии, идеологический противник «самостийного монархиста» Краснова. Директор Клетской гимназии. Эмигрировал в Грузию, в 1920 году признал советскую власть и агитировал казаков возвращаться на Дон. В 1921 году арестован, в этом же году амнистирован и отпущен на свободу, с конца 1921 года по 1930 на хозслужбе в Совете центров сельскохозяйственной кооперации, Союзе союзов сельскохозяйственной кооперации и Хлебоцентре. В августе 1930 года арестован.

Прежде, чем перейти к упоминаниям Агеева в «Тихом Доне», рассмотрим несколько цитат.

У Крюкова под своим именем П. М. Агеев встречается в очерке «Войсковой Круг и Россия» («Донская волна», № 16. 30 сент. (13 окт.) 1918. С. 4–5):

«Шел вопрос о войсковом гербе, войсковом гимне и войсковом флаге. Надо было заводить все свое, собственное…
Как у тех молодых хозяев-одиночек, которые только что оставили старое родовое гнездо, отошли «на свои хлеба», – на казачьем языке в шутку они называются «бесквасниками» – всюду, куда ни глянь, нехватка, нужда и оголенность – ни звена, ни сарайчика, ни колодца, ни даже обсиженной мухами лубочной картинки в переднем углу, – так и у нынешнего Круга чувствуется если не отсутствие, то большая скудость по части государственной «абсе<лю>ции» (опять пользуюсь своеобразной казачьей словесностью). Многого не хватает. А надо. До зарезу нужен герб, символ народного быта и духа. В забытых сокровищницах седой старины, нашли герб: «Олень пронзен стрелой». После примелькавшегося изображения двуглавого царя пернатых, могучего и хищного, образ благородного оленя, истекающего кровью, был трогательно грустен и близок сердцу… Кто-то из глубины серых рядов партера, тонувших в сумерках скупого освещения, спросил:
– Объясните нам, чего оно обозначает?

Докладчик ответил, что затрудняется дать историческую справку о происхождении этого символа. И, кажется, никто не знал, откуда вело начало это изображение. Может быть, еще древний мастер – грек – создал его на какой-нибудь вазе скифского периода. Из серых рядов вышел рядовой член с подвязанной щекой и объяснил:
– Как ты, олень, ни быстер ногами, а от казачьей стрелы не уйдешь…
Так оно или нет по существу – разбирать не стали. Понравилось объяснение. Герб приняли. Перешли к флагу.
– Комиссия по выработке основных законов единогласно решила: флагом войска донского считать общерусский флаг – бело-сине-алый, – сказал докладчик, Агеев Павел, подчеркивая особенно единогласность
«Была когда-то великая Россия… рассыпалась на куски… Мы, Войско Донское, представляем собою один из осколков ее, но думаем и вслух заявляем, что это временно. «Впредь до»… Мы не можем верить – не мирится с этим наше сердце, – что она умерла навеки, великая наша Россия… что не встанет она из праха… Нет великой России, но… да здравствует великая Россия!..»
Дрогнул и зазвенел голос оратора и – показалось мне – ударил по сердцам, истомленным скорбью о поверженной во прах общей матери нашей как призывный сигнал серебряной трубы, зовущей вперед. И зигзагом пронеслись по зале аплодисменты, дружные, но жидкие, далеко не всех захватившие. Отозвался одобрением и приветствовал оратора лишь тот тонкий слой, который представлен интеллигенцией на Круге. Масса осталась безмолвна. И когда из ее рядов вышел на эстраду оратор в рубахе защитного цвета и шароварах с лампасами и в речи не очень гладкой, взлохмаченной, сказал, что казачьему сердцу больше говорит новый флаг, донской, – васильково-золотисто-алый, и там, на фронте, идут за ним как за боевым знаменем, – последующее голосование лесом крепких рабочих рук показало, что быть на Дону флагу донскому, а не общерусскому…
Звучало гордо это – «собственный флаг», но осязательно почувствовалось тут же, что сироты мы и «бесквасники», голыши, сидим у разваленной печки, холодной и ободранной, и нечем отогреть нам иззябшее сердце…
– Нет России – но да здравствует великая Россия!..
Звенит и сейчас в ушах взволнованный голос, и слезы навертываются на глаза и бьется сердце, цепляясь за восторженный зов, как за взмах родных крыльев.
Да, была она неумытая, тупо терпеливая и тупо жестокая, убогая, пьяная – великая Русь. Резали огурцом телушку ее пошехонцы, соломой пожар тушили. Но отчего же так неутомимо тоскует о ней сердце, отчего так жаль ее, несчастную Федору, со всей ее темнотой и грязью, и вонью, кроткой тихостью и пьяными слезами, и ее городовыми и жуликами, старыми наивными церковками и питейными домами, университетами и кутузками?.. Почему кажется сейчас, что все в ней было такое чудесное и славное, какого нет ни в одной стране на свете? И почему так тепло было около ее патриархальной печки с лежанкой и так сиротливо-холодно теперь, под собственным флагом?»


Павел Михайлович – общественный активист либеральных взглядов. В 1906 году в Усть-Медведице было бурное лето, митинги, приезд Крюкова, первого народного избранника в Госдуму, отчет Миронова о поездке в Думу, роспуск Госдумы, «Выборгское воззвание», подписание ходатайства о роспуске находящихся на службе льготных казачьих полков, и арест активистов, всколыхнувший всю станицу.

Усть-Медведецкая в 1906 году собрала в одну горсть Донских активистов требующих социальной справедливости: героя русско-японской войны Филиппа Козьмича Миронова; студента-ветеринара, будущего члена Большого Круга и окружного атамана Павла Александровича Скачкова; депутата первой Госдумы и писателя Федора Дмитриевича Крюкова, дьякона Николая Бурыкина и героя данного очерка – студента Павла Михайловича Агеева.

За участие в событиях 1906 года участники понесли наказание. Миронова посадили на гауптвахту, а затем уволили из армии вплоть до 1914 года и запретили проживать в Области Войска Донского; Крюкова пока еще не осужденного за «Выборгское воззвание» лишили права проживать в Области Войска Донского, переизбираться в Думу, вести преподавательскую деятельность; Агееву и дьякону – арест на три месяца.
В 1906 году собрались в Усть-Медведецкой вольнодумцы борющиеся за «счастье и
светлую долю русского народа». Сохранилась фотокарточка Миронова отправленная Федору Крюкову с надписью » Дорогому борцу за счастье и светлую долю русского народа – Федору Дмитриевичу Крюкову. Автономия Донских казаков будет нашим девизом и на этой платформе лягут наши головы. Подъесаул Миронов. 1906 24-го ноября. Ст. Усть-Медведицкая».
https://nestoriana.wordpress.com/2018/06/17/mironov_foto/

В 1917 году Миронов напоминает в открытом письме о тех событиях ставшему идеологическим противником лидеру Донских социал-демократов Агееву:

«Позвольте мне на правах старого товарища по несчастью напомнить Вам, Павел Михайлович, об одном обстоятельстве из нашей жизни: «Постановление… Рассмотрев переписку… Войсковой наказной атаман нашел, что 18 июня 1906 г. в ст. Усть-Медведицкой… подъесаул Филипп Миронов, диакон Николай Бурыкин и студент Павел Агеев принимали деятельное участие в означенном собрании, на котором был подписан незаконный приговор… содержащий в себе ходатайство о роспуске находящихся на службе льготных казачьих полков, а также заявление об отказе казаков выходить на службу на случай новой мобилизации.

А потому, признавая Миронова, Бурыкина и Агеева виновными в нарушении § 3 Обязательного постановления от 14 января 1906 г. № 208, постановил: подвергнуть подъесаула Миронова аресту на военной гауптвахте, а Бурыкина и Агеева аресту при полиции на три месяца каждого…» (Открытое письмо Ф. К. Миронова члену Донского Войскового правительства П. М. Агееву. 15 декабря 1917 г.)

В очерке Федора Крюкова «Шквал» видим отражение тех же событий:

» – Ваше п-ство! Покорнейшая просьба к вам граждан в следующем: во-первых, мы желаем знать, за что арестованы доктор Лапин, священник Диалектов, есаул Карташов и хорунжий Алехин? Во-вторых, так как мы убеждены в том, что они решительно ни в чем не виновны, то просим вас освободить их…
…
– Предписание об аресте Лапина и священника Диалектова нужно, Степан Семеныч. Желают знать, почему они арестованы…
Секретарь не сразу ответил. Подумал. Потом с расстановкой, вразумительно, мягко, при водворившейся общей тишине сказал:
– Арестованы, руководствуясь § 6 обязательного постановления от 14 января 1906 года, за No 208, как виновные в нарушении § 3 того же положения… » (Ф.Д. Крюков, «Шквал»)

В сборнике документов: «Филипп Миронов и Тихий Дон в 1917–1921 году, Документы», под общей редакцией академика А. Н. Яковлева. С. 731–732:

«Крюков Федор Дмитриевич (1870–1920), из ст. Глазуновской, талантливый писатель, закончил Усть-медведецкую гимназию и историко-филологический факультет Московского университета (ошибка, Крюков окончил Императорский Санкт-Петербургский историко-филологический институт, – Г. М.), депутат I Госдумы, в 1906 году арестован за то, что подписал Выборгское воззвание (арестован за «Выборгское воззвание» был в декабре 1907 года, если бы арестовали в 1906 году, не мог бы совместно сидеть с Ковалевым В.С. возможно здесь упоминание об временном заключении под стражу в Усть-Медведецкой – Г. М.), несколько месяцев провел в «Крестах» (вместе с В. С. Ковалевым). В 1906 г. выступал на митинге на базарной площади ст. Усть-Медведецкой вместе с Ф. К. Мироновым и студентом Скачковым».

Здесь интересны два момента: 1. Активным участником летних событий 1906 года был студент Скачков; 2. В «Крестах» Крюков сидел вместе с Ковалевым.

Студент Скачков – это «студент-ветеринар» из Крюковского очерка «Шквал» и товарищ Агеева по Харьковскому университету. Павел Александрович Скачков в 1906 году студент, к 1918-му урядник, депутат от Усть-Медведицкой станицы, гражданин Краснокутской станицы Верхне-Донского округа. Он закончил Харьковский ветеринарный институт, был участковым агрономом, секретарем кооператива, помощником Окружного Атамана, Летом 1918 года – окружной Атаман.

В Крюковском «Шквале» – студент играет заметную роль.

В этом же автобиографическом очерке Федор Крюков присутствует в образе двух персонажей: народного избранника депутата Госдумы и доктора Лапина.

Под настоящим именем Крюков упоминает Скачкова в «Камне Созидания»: «Порой мы боремся с этой таинственной немотой, говорим, мечтаем вслух. Мой спутник – П.А. Скачков, усть-медведицкий окружной атаман, – говорит об Усть-Медведице, нашем родном гнезде, о создании из неё культурного уголка, из которого свет шёл бы по радиусам в глубь и к перифериям округа» (Ф.Д. Крюков, «Камень созидания»).

Второй заинтересовавший нас момент, Крюковский односум по «Крестам», также открывает поле для дальнейшего исследования.

Справка по Виктору Семеновичу Ковалеву, с которым сидел Крюков в «Крестах».

«Ковалев Виктор Семенович (1883–1919), из казаков ст. Кременской, нестроевой (сотенный кузнец) лейб-гвардии Атаманского полка. В коммунистической партии с 1905 г. За работу в социал-демократической организации в 1908 г. приговорен к 8 годам каторги и ссылки, отбывал в Енисейской губернии. В 1917 году, избран депутатом Большого Войскового Круга, вел партийную работу среди шахтеров, председатель Совета г. Гуково, делегат II съезда Советов в октябре 1917 года, участник вооруженного восстания в Петрограде, один из организаторов Казачьего отдела ВЦИК. С марта 1918 года – председатель Донецкого окрисполкома. В апреле 1918 – председатель 1 съезда Советов Донской советской республики. С 14 апреля 1918 года председатель президиума ЦИК Донской советской республики, главком вооруженных сил, член Чрезвычайного штаба обороны. С мая 1918 года в казачьей секции Царицинского Совета, организатор советских воинских частей в Усть-Медведецком округе. 2 декабря 1918 – 4 марта 1919 года – комиссар 23-й стрелковой дивизии. Умер от туберкулеза. («Филипп Миронов и Тихий Дон в 1917–1921 году, Документы». Под общей редакцией академика А. Н. Яковлева. С. 730)

Надо полагать, что именно Ковалев отпустил из под ареста в начале 1918 года Крюкова.

Из воспоминаний Петра Крюкова:

«Отца ввели к «командующему революционными войсками», и тут произошло неожиданное: командующим оказался прежний односум по «Крестам» – Каменов.
– Федор Митревич!.. Какими судьбами?!..
Отец рассказал все, что с ним случилось и почему он очутился тут.
Каменов тотчас же написал пропуск «Гражданину Крюкову Федору Дмитриевичу, Глазуновской станицы, для свободного передвижения по территории, занятой революционными войсками».
Вручая отцу этот пропуск, Каменов сказал:
– Федор Митревич! Возвращайтесь сейчас же домой, а там схоронитесь где-нибудь: не попадайтесь им! Вот я этой сволочью командую, а не знаю сам: завтра буду живой, ай нет? Могут убить ни за щто, ни про щто… Вот за какую сволочь мы с Вами сидели в тюрьме! Ежели бы зарас повернуть все назад, так я сроду бы не пошел с ними, а теперь некуда деваться: все одно вырваться нельзя и в живых мине они не оставють!..
Отец распрощался с Каменовым и, выйдя из штаба с пропуском, столкнулся с ожидавшим Назаровым. Дорогой отец рассказал ему, что произошло, и Назаров только сказал: «Ну, слава Богу, што на свово напали! Теперича, как доедем до станицы, так Вы пешки идите до дому, потаясь и уходте куда-нить подальше, а там постараетесь пробраться в Усть-Хоперскую. Может быть, они и Усть-Медведицкую захватят к тому времени».


Видимо, Каменов из воспоминаний Петра Крюкова и Ковалев Виктор Семенович – одно и то же историческое лицо.

Имея некоторое представление о Павле Михайловиче Агееве и круге его знакомств, перейдем к упоминаниям в «Тихом Доне».

В романе Павел Михайлович Агеев упоминается трижды:

1) «13 января в Каменскую прибыла для переговоров делегация от белого донского правительства, в составе председателя Войскового круга Агеева, членов Круга: Светозарова, Уланова, Карева, Бажелова и войскового старшины Кушнарева.
У вокзала встретила их густая толпа народа. Охрана из казаков Лейб-гвардии Атаманского полка проводила прибывших до здания почтово-телеграфной конторы. Всю ночь происходило заседание членов Военно-революционного комитета совместно с прибывшей делегацией правительства.

От Военно-революционного комитета присутствовало семнадцать человек. Подтелков первый, отвечая на речь Агеева, обвинявшего Военно-революционный комитет в измене Дону и соглашении с большевиками, дал ему резкую отповедь. После выступали Кривошлыков, Лагутин. Речь войскового старшины Кушнарева неоднократно прерывалась криками сгрудившихся в коридоре казаков. Один из пулеметчиков от имени революционных казаков требовал ареста делегации..» (ТД: 5, IX, 239)

2) «От Каледина, сидевшего в центре, по обе стороны рассаживались члены войскового правительства. Некоторые из них приезжали в Каменскую: Карев, Светозаров, Уланов, Агеев; немного поодаль сели Елатонцев, Мельников, Боссе, Шошников, Поляков.
Подтелков слышал, как Митрофан Богаевский вполголоса что-то сказал Каледину» (ТД: 5, IX, 243).

3) «Были противники и у Краснова. Один делегат-учитель без успеха пытался опорочить генеральское имя. Бродил учитель по комнатам делегатов, ядовито, по-комариному звенел в заволосатевшие уши казаков:
— Краснов-то? И генерал паршивый и писатель ни к черту! Шаркун придворный, подлиза! Человек, который хочет, так сказать, и национальный капитал приобрести и демократическую невинность сохранить. Вот, поглядите, продаст он Дон первому же покупателю, на обчин! Мелкий человек. Политик из него равен нулю. Агеева надо выбирать! Тот — совсем иное дело.
Но учитель успехом не пользовался.» (ТД: 6, I, 16)

3 мая 1918 года ст. ст. на вечернем заседании Круга Спасения Дона, 107 голосами «За», 13 «против» и 10 «воздержавшимися», выбрали атаманом генерала Краснова, для управления областью и ведению борьбы с большевизмом. Полномочия Атамана были ограничены временем – до созыва Большого Войскового Круга.

Автор «Тихого Дона», на мой взгляд, вводит в текст абзац с Агеевым в начальную главу 6 части романа, акцентируя внимание на Агееве, как некой политической альтернативе Атаману Краснову, с намерением вернуться к этому противостоянию к концу части, когда вновь будет решаться, кто станет во главе Войска Донского. К концу 6 части, к февралю 1919 года, именно покушение на убийство Агеева, помешает Краснову переизбраться на пост атамана.
По мнению атамана Краснова покушение 1 февраля 1919 года на П.М. Агеева, в чем обвинили сторонников атамана, было провокацией со стороны противников его политики и стало той недостающей частичкой в чаше весов перевесившей мнение Войскового Круга о смещении Краснова и назначении Африкана Богаевского.

Архив русской революции. Т.5. С. 317:

2 февраля 1919 года. «Вчера ночью, при возвращении с Круга в глухой и пустынной улице двумя неизвестными молодыми людьми в солдатских шинелях ранен в живот член Круга от Усть-Медведецкого округа и лидер Донской социал-демократической партии, известный сотрудник атамана Каледина, Павел Михайлович Агеев…
…Кто мог интересоваться смертью Агеева? – Конечно атаман! – говорили казакам. – Агеев стоял во главе оппозиции правительству, Агеев разрабатывал земельный закон. Атаман, или его приспешник Денисов, или по его приказу земельные собственники совершили это покушение на убийство».

Крюков, будучи секретарем Войскового Круга, был непосредственным свидетелем и даже участником происходящих событий.

«Согласно ст. 21 основных законов Всевеликого Войска Донского, атаманская власть в войске Донском Переходит председателю совета управляющих отделами генерал-лейтенанту А. П. Богаевскому, – впредь до избрания Кругом Атамана Всевиликого Войска Донского. Председатель Круга В. Харламов. Товарищи председателя Круга Н. Парамонов, Ис. Быкадоров, И (?) Дудаков, И. Зенков, Б. Уланов, К. Попов. Секретарь: Ф. Крюков» (Архив Русской революции. Т. 5. С. 319)

С отсканированным «Архивом русской революции» можно ознакомиться по ссылке: http://istmat.info/node/33587

Павел Михайлович был братом Александра Михайловича Агеева (1883 г.р.), еще одного исторического лица, адъютанта Каледина, Краснова и Сидорина, и героя «Тихого Дона».

* * *
В Доме русского зарубежья (фонд 14, опись 1, дело 74) сохранилось письмо Александра Агеева Федору Крюкову на бланке героя нашего очерка, в то время помощника присяжного поверенного, Павла Михайловича Агеева.
Александр Агеев просит Федора Дмитриевича написать очерк о злоупотреблениях в гимназии и опубликовать этот очерк в «Русских заметках». Письмо написано в период, ограниченный сентябрем 1914 и мартом 1917 года, вывод сделан на основании того, что тексте письма встречается «Петроград» и журнал «Русские записки».
В обозначенный период журнал «Русское богатство» назывался «Русские записки», а Петербург стал Петроградом в августе 1914 года. Письмо завершается передачей
«сердечного привета от брата моего Павла». Этот документ – еще одно доказательство знакомства Александра и Павла Агеевых, реальных лиц и персонажей «Тихого Дона», с Федором Крюковым.

21.03.2018