Мой первый литературный опыт

”Человек живёт не счастьем, а воспоминанием о нём" Наташа из музыкального училища

Из студентческих воспоминаний   (продолжение)
В ЛЕНИНГРАДЕ продолжение

САУНА

 На новогодние праздники Барон уехал домой в Тбилиси и привёз нам историю о том, как два наших друга - коротышки Алёш и Серёж  чуть не подрались с баскетболистами тбилисского "Динамо".

А я, Ролик, Чахун и его девушка с подругой поехали на три дня в Таллин. Интересный город, как он резко отличается от всех городов, какие я видел до этого! Перейдя вокзальную площадь, мы очутились в старой части города, которая называется "ВЫШГОРОД" и словно попали в средневековье: узкие кривые улочки,мощённые  булыжником, дома в средневековом стиле с заострёнными крышами... Прямо декорации к трагедиям Шекспира.

Поселились мы в современной гостинице "Виру", построенной финнами. Интересно было гулять по старому городу, посидеть в кафе и попить кофе.

 И конечно же, посетить сауну, что была в подвальном этаже гостиницы. Удовольствие непередаваемое: пропотеешь в парилке так, что пот ручьём стекает с тебя, потом бултыхнёшься в бассейн с холодной водой, как пробка, выскочишь оттуда и снова в парилку. А там тебя словно тысячи мелких иголок покалывают. И так несколько раз. А потом, обмывшись под душем, завернёшься в тёплую простынь и сидишь в предбаннике, попивая холодное пиво!

Райское наслаждение, Баунти!

В очереди за билетами в сауну перед нами стояли трое взрослых солидных грузинa, которых у нас почтительно называют ;;;;;;  (ДЯДИ). Спрашивают они у кассирши, а что такое "САУНА"? Та отвечает: "Это горячий воздух, прогретый до 110 градусов". "Слюши, - удивились они, - при 100 градусах яйца варятся, а с нами что будет при 110?"

Но когда на другой день, встретив их в вестибюле, мы спросили: "Ну как?", они подняли большой палец вверх: “;;-;, ;;;;;; ;;;!” (Сильно было!)





В ЛЕНИНГРАДЕ продолжение

ОХОТА

Познакомился Барон с одной девушкой, и возникло у них обоюдоострое желание поохотиться. Но...

Говорят, когда есть КОМУ, есть ГДЕ, но нету КОГО, то это драма. Если есть КОГО, есть ГДЕ, но нету КОМУ - трагедия. Но когда есть КОМУ, есть КОГО, но нету ГДЕ, то это форменная комедия!

 Вот у Барона с его девушкой и была проблема - никак не могли уединиться.

Но вот как-то вбегает в комнату радостный Барон: "Ура! она позвонила, что родители уехали на дачу на три дня, ждёт меня!" С этими словами он бросился к умывальнику, начисто до синевы выбрил под холодной воде свои щёки, помыл под мышками, и стал одеваться.

А одевался он очень своеобразно. Белоснежная сорочка всегда чистая: если он одевал её даже на пять минут, то обязательно должен был потом сразу постирать, выжать, расправить на плечиках и повесить сушиться на карниз. Но никогда не гладил: на мне, мол, разгладится. Брюки из какого-то серого сукна типа офицерской шинели и тоже ни разу не познавшие тепло утюга, всегда топорщившиеся на коленках. Туфли тоже мытые под краном, но не удосуженные  прикосновения щётки или тряпки для наведения блеска. Но зато какой был пиджак! Модно пошитый из дорогого
американского твида в клетку. И умопомрачительный галстук от Пьера Кардена, купленный у фарцовщика на галерее Гостиного двора.

Вот Барон прихорашивается перед зеркалом, разглядывает себя со всех сторон, десять раз завязывает и развязывает галстук, добиваясь идеального узла. А мы подтруниваем над ним, отпускаем всякие фривольные шутки, даём разные советы. Зардевшийся Барон сияет, похихикивает своим баритончиком.

В это время я заметил в дверях ключ. Подмигнул Чахуну: отвлеки, мол, а сам повернул ключ и положил его в карман.

Наконец, Барон последний раз развязал-завязал галстук, уложил свои редкие волосы по ранжиру, выслушал наши последние наставления, натянул пальто, нахлобучил картуз и со словами: "Присядем на дорожку" присел к столу. Потом встал и в предвкушении райского наслаждения, Баунти бодро пошёл к двери.

Подошёл к двери и...

Если бы он возмутился, заругался, ну хотя бы укоризненно посмотрел на нас, мы, конечно, разразились бы заранее заготовленным хохотом.

Но он как-то весь обмяк, осунулся, у него опустились плечи, руки, щёки. Молча, шаркающей походкой он вернулся к столу, сел и опустил голову на руки.

И столько было облома во всём его облике, что нам стало стыдно. Особенно, мне. Молча отпер я дверь, подошёл к нему, похлопал по плечу и сказал:

"Извини, Барон!"
3