Я знаю Юлика

рассказ
Мы работаем с ним давно.  Когда-то я пришел молодым человеком в отдел, где он работал в соседней лаборатории. И первой моей работой было проектирование многоканального генератора для проверки плат с помощью сигнатурного анализатора. На эту работу имелся спрос и ее следовало быстро сделать. Мне старались не мешать, но в качестве куратора мне дали более опытного и проверенного работника. Начальник отдела попросил его присматривать за мной. Молодость ретива, желание отличиться и воплотить задуманное двигали мной и вели вперед. Я быстро сделал схему и собрал макетный образец. Но Юлик не мог безучастно оставаться в стороне и наблюдать чем это закончится. Ему нужно было подтвердить свою репутацию образцового работника, и он принес мне свою схему, предложив ее отмакетировать. Я посмотрел его схему и сказал, что моя схема проще и понятнее, но его схема тоже интересна и скорее всего будет работать. Он все-таки настоял, чтобы я отмакетировал и проверил его схему. Признаться, мне было не до его схемы, тем более, что я сильно увлекся своей и уже  макет генератора я отдал в работу. Скоро выявилась неоднозначность в подсчета фронтов импульсов. Юлик сказал, что это происходит из-за того, что мой генератор неправильно работает. Я с ним не согласился и переделал схему так, что подсчеты стали более точными. Но надо знать Юлика, который в своей щепетильности и доскональности не успокоился и попросил все-таки отмакетировать его схему, потому что она имеет ряд преимуществ. Этих преимуществ я не видел, но следующий генератор решил сделать на других более экономичных микросхемах и по его принципиальной схеме. Отлаживали этот генератор мы с ним вместе. Так что перед начальником отдела он не потерял лицо надежного человека и отменного схемотехника, а я занял достойное место в рабочем коллективе. Эта совместная работа стала для нас первой. Потом каждый из нас продолжил работу отдельно в разных лабораториях.
Я жил около стадиона «Динамо» и ходил прогуливаться в парк с  мамой, или с девушкой. Часто около теннисных кортов я встречал Юлика со спортивной сумкой и зачехленной теннисной ракеткой. Худенький, стройный, седоватый  и невысокого роста он выглядел довольно спортивным.  Мы приветствовали друг друга, коротко говорили и расходились по своим делам. Оказалось, что наше предприятие арендовало корты для занятий тенниса, и Юлик там тренировался. 
На предприятиях всегда можно было найти несколько хороших специалистов будь то схемотехники, программисты или конструкторы. Их знали, о них говорили, их ценили. Юлика знали и ценили, несмотря на то, что конкуренция была высокой.
Наступили тревожные перестроечные времена. Наше предприятие переходило из рук в руки по законам дикого рынка, где действуют не законы, правила, а понятия и главное из них: кто сильней и захотел, тот и куш съел. Предприятие возглавил очередной ставленник из военных, который техническими знаниями не обладал, но умел служить. Первое, что сделал вояка, это отремонтировал все туалеты и заменил обычные ручки в них на золоченые. Этого, по его мнению, наверное, казалось вполне достаточным, чтобы предприятие заработало ритмично.  Но туалеты не решили проблемы проектирования и производства. Денег особо не платили, заказов не хватало. И нас человек двадцать сплотилось вокруг одного интересного заказа, сделанного известной нефтяной кампанией, который появился у нас благодаря одному нашему коллеге. Мы разрабатывали новый двигатель и систему управления к нему с защитами и регулированием скорости вращения. Вояке наша отдельная работа не понравилась, и он решил уволить всех руководителей этой работы, за которыми на выход потянулись все, кто занимался этим заказом. Позже вояка одумался, точнее сказать, хозяин на него рассердился и приказал вернуть специалистов обратно. Но было поздно. Никто возвращаться не собирался.  Все в количестве десяти человек перешли на авиационное предприятие, где нам поручалось заняться приводами с учетом, что нам разрешат продолжить работу по прежнему заказу. Юлик, как основной специалист перешел с нами на другое предприятие. 
Примерно год-два мы проработали на авиационной фирме, сделали для них  привод, и нефтяная компания предложила нам перейти под ее крыло. За это время нам пришлось выдержать жесткую конкуренцию. Над таким же двигателем работало еще несколько команд со своими лидерами и специалистами. Наши идеи имели преимущества и, хотя те команды начали раньше нас работать мы их догнали и выходили вперед. Нам пришлось соперничать с людьми из академических кругов, известных, награжденных, о которых писали газеты. И даже в нашей нефтяной компании, куда нас взяли под крыло, работали руководители, которые не верили в нашу команду. Однажды такой руководитель, улучив момент, когда наши главные специалисты уехали на совещание к нефтяникам, приехал к нам производственно-конструкторский офис, чтобы разобраться с разработчиками.  Поехал он к нам со словами, которые высказал нашим оппонентам и конкурентам: «Я их выведу на чистую воду. Я этих неучей всех разгоню». И приехав, с грозным видом стал обходить всех разработчиков и конструкторов, задавая один и тот же вопрос: «А вы чем занимаетесь?.. Расскажите мне о своей работе… Как это работает? А это что такое?»  И все ему подробно рассказывали, чем занимаются, какие преодолевают трудности. Уезжал он растерянный и хмурый. Акция его не оказалась успешной, а мы все прошли очередное испытание. Мы работали с большим энтузиазмом и интересом к тому, что делали. Рабочее время растягивалось на двенадцать часов и более. Никто не считал, сколько осталось до конца рабочего дня. Трудились, пока имелись силы и хватало умственных устремлений для достижения целей. В это время первый образец нашей продукции отправили для испытания на стендах нефтяников и месторождениях.  Часть людей уехала с этим образцом, а остальные должны были подготовить второй такой же образец. Я как раз остался готовить второй экземпляр системы управления. И как раз в эти дни у Юлика случился инфаркт. Работа по сборке отладке упала на меня и моего помощника. Нам пришлось заниматься той работой, которую выполнял Юлик. Мы готовили платы для источника питания и налаживали блок управления двигателем. Сроки поджимали, работы по сборке второго образца нельзя было останавливать. Нам пришлось делать работу, которую выполнял Юлик. В чужих схемах трудно разбираться тем более, когда нет описания и нельзя понять мыслей разработчика. Юлик оказался в сложной ситуации, Он перенес инфаркт и у него умерла мама, что не способствовало его поправке. С платами для источника питания я как-то разобрался. Правда, одна плата так и не захотела заработать. Мне пришлось самому заняться блоком управления двигателем, который был собран, но работать не хотел. Я работал над его наладкой несколько дней и совершенно не продвинулся вперед. Все это время мне позвонил Юлик, который перебрался из больницы домой и, находясь, еще в сложном положении после инфаркта стал расспрашивать, как идет работа. Я знаю Юлика. Мы раньше ездили в командировки на другие предприятия в иные города. Однажды он заболел в командировке, но все равно принимал участи в работе. Звонил, давал советы, вносил предложения, благодаря чему, мы справились с работой. И в этот раз Юлик держа в голове схемы и клочки бумаги с нарисованными фрагментами схем, давал мне советы. У меня никак не получалось запустить один хитрый узел. И с ним мне это удалось. Я разобрался в схеме и начал собирать и налаживать другие основные блоки.   Через месяц пришел Юлик. И я ему дал наладить плату к источнику питания, которую я сам наладить не смог. Он просидел с ней неделю, после чего сказал: «Иногда труднее объяснить почему это работает, чем объяснить, почему это не работает».  И еще он сказал: «Я так делать больше не буду».  Я знаю Юлика, его перфекционизм и желание бесконечно улучшать сделанное и переделывать готовое. Иногда из-за его стремления  к улучшению его приходилось уговаривать разрабатывать что-то новое, и не трогать старое.
Я редко с ним спорил. С нами работали другие люди и вот в спорах с этими людьми Юлик доходил до громких разбирательств и крайней горячности. Но как известно, в спорах рождается истина.  Я все время удивлялся его неуступчивости и ершистости.  Иногда споры переходили и на другой день. Он не жалел себя ради дела и принципиального подхода. Будучи не всегда правым он почти всегда стоял на своем и редко уступал. Самоутверждение залог перспективных достижений.
Мы неплохо начали, достигли заметных результатов и опередили конкурентно, потому что внедрили в него свою магнитную систему и не стали основательно меня конструкцию двигателя, а взяли за основу его унифицированные детали: корпус, головки, подшипники, сальники. Конкуренты делали уникальные конструкции, шагнули далеко вперед, но промахнулись, потому что их идеи оказались не покреплены передовыми технологиями.  Да их двигатели выигрывали в габаритах, но теряли в наработках и перегревались.
Настало время, когда мы перешли на серию двигателей. Нефтяники в нас поверили. Но, как известно, чем больше серия изделия, тем больше проявляется просчетов в схемотехнике и в конструкции. Приходилось выезжать на месторождение, досконально выяснять причины отказов, чтобы вносить изменения.  Иногда поломки приходилось чинить, если не в сервисных центрах, то  прямо на скважинах. Причины той или  иной неисправности, суть отказов и того, что произошло не всегда можно было быстро определить на месте. В таких ситуациях необходима была помощь и консультации. Я звонил Юлику, понимая, что он подскажет что-нибудь интересное. Так оно и происходило. На него можно было рассчитывать. Мы выросли с ним до начальников отделов и работали бок о бок.
        Что мне нравилось в нем так это то, что он никогда себя не жалел. Работа для него являлась главным и ради нее он по-прежнему задерживался на работе, пока не выяснит что-то важное или не дойдет до понимания происходящего. Случалось, на работе ему становилось плохо. Он хватался на сердце, бледнел, терял вдруг силы. Тогда мы сажали его в кресло, давали таблетки, предлагали вызвать скорую. Он тихо сидел некоторое время, приходил в себя и снова работал.  Несмотря на то, что здоровье его пошатнулось, он по-прежнему  выглядел неуступчивым, принципиальным. И когда он начинал спорить, в нем появлялось что-то юношеское, ершистое, задиристое, что от забияки воробья. Вместе с тем он следил за своим здоровьем, ходил к врачам, сдавал анализы, принимал таблетки. И не переставал интенсивно трудиться. Мы чувствовали в нем опору.
           За время работы мы сошлись с ним семьями. Ходили к друг другу на дни рождения, ездили погостить на дачи, они к нам, мы к ним. Мы каждый год приглашали их отпраздновать мой день рождения на дачу. Они каждый год приглашали нас на празднование дней рождения в ресторан. Раньше мать у Юлика работала по финансам в ГОСПЛАНЕ. Жили они в центре Москвы в престижном кооперативном двенадцатиэтажном кирпичном доме, который втиснулся недалеко от Тверской улицы между двумя домами давней постройки. Они всегда ездили отдыхать на курорты за границу. Жена Юлика Элеонора  очень хорошо одевалась. И из каждой поездки привозила новые вещи и сувениры. Любимое время препровождение у нее было хождение по магазинам. И я как-то на один день рождение подарил ей кроме подарка еще и иронические стихи: «Элю любят магазины…»  Это действительно соответствовало действительности. Потому что она знала престижные магазины, а продавцы во всех магазинах знали ее и, когда она прогуливалась рядом по улице, из магазинов выбегали владельцы или продавцы и предлагали ей зайти, заманивая ласковыми словами о новых поступлениях.  На каждый выход у нее имелась обновка, как зимой, так и летом. Они очень любили ходить в рестораны, искали новые особенные с изюминкой, хорошей кухней  и потом приглашали  в них нас и своих знакомых.  Можно сказать, Юлик и Элеонора коллекционировали рестораны. Они оба были эрудированными людьми и интересными собеседниками.  Много читали и знали.
Последнее время мы сменили заграничные поездки с познаванием мира на отдых в Крыму. Юлик и Элеонора в последний год тоже поехали отдыхать в Ялту в съемную квартиру по рекомендации хороших знакомых. Они поехали по весне в мае, когда солнце не слишком жаркое и дожди не слишком назойливы. На отдых отправились поездом в двухместном купе, степенно все рассчитав.  Но именно в это время на всем южном побережье Крыма и Кавказа пошли проливные дожди начались чрезвычайные происшествия с оползнями, авариями и катастрофами. В Ялте оказалась размыта набережная, в море снесло  постройки и о намеченных прогулках  следовало забыть. О вальяжном  отдыхе можно было тоже забыть. Горло мне мелко першил смех, когда я расспрашивал его о всем происходящем. Но надо было знать Юлика.  Он рассказывал мне по телефону, что они хорошо устроились. Квартира расположена у  набережной с видом на море. Прогулки по набережной они заменили на походы в ресторан, который располагался у дома. На набережной, по его словам, быстро наводят порядок. И они уже несколько раз выходили гулять.  Затем снова пошли проливные дожди. И снова набережную размыло и какие-то постройки снова уплыли в море. Я забеспокоился и снова позвонил Юлику. Тот мне по телефону говорил, что у них в доме все хорошо. Квартира отличная. Набережную ремонтируют, и они скоро снова выйдут на прогулки.  Кода они вернулись, я с большой иронией, ерничая, спросил его, как ему понравился отдых.  Потому что я им для отдыха предлагал другой город, который катаклизмы и катастрофы с потопами и взбунтовавшимися реками, миновали.  Ялта располагалась у самых гор и во время сильных дождей реки мощными потоками неслись в море. Я предлагал им спокойный городок в степном районе Крыма. Но это надо знать Юлика. Потому что на мой ироничный вопрос об отдыхе, он ответил, что они отдохнули очень хорошо.
Осенью в сентябре у Юлика случился инсульт. Два месяца он приходил в себя и вышел на работу, не давая себе послаблений. Мы говорили, что после первого инсульта может случиться второй. Юлик спокойно это воспринимал и не менял рабочего ритма и главное он не менял домашнего ритма, потому что дома по ночам смотрел старые заграничные фильмы. Перед Новым Годом мы с женой ходили к ним в гости. Шутили, смеялись. Все было хорошо. И в середине января у Юлика случился второй инсульт. Его забрали на скорой помощи больницу. Я с сослуживцами очень беспокоились.
Я позвонил Эле.  Она рассказала, что Юлик упал в дверях большой комнаты. Они не могли понять, что произошло. Пришлось вызвать скорую помощь. «Он в больнице с инсультом. Говорит плохо. Правые рука и нога не двигаются», - коротко сказала она.
Меня ее сообщение очень расстроило. Юлик не выходил у меня из головы. Я ходил, и одна и та же фраза крутилась в голове и не давала покоя. «Я знаю Юлика. Он обязательно поправится и встанет на ноги».  Эля ходила в больницу, но ее из-за карантина не пускали к Юлику в реанимацию. Она наняла сиделку. От Эли поступали какие-то новые сигналы. «Юлик сам попил воды».  «Юлик сам ест левой рукой». «К Юлику приходят врачи и с ним занимаются». Прошло три недели и Юлика повезли в реабилитационный центр. Я с облегчением вздохнул. Фраза: «Я знаю Юлика» все крутилась у меня в голове». Вечером на следующий день я позвонил Эле. Она плакала: «Его привезли домой. Заразили там ковидом и вернули домой». После расспросов выяснилось, что у Юлика в больнице взяли тест ПРЦ. Он оказался отрицательным. Перевезли в реабилитационный центр, взяли тест ПРЦ и он уже оказался положительным.  «Они его там заразили, - плакала Эля. – Или где-то в пути». Она плакала и я представлял, как эта женщина, которая изысканна, умеет делать уникальные и отвечающие назначению покупки, теперь должна ухаживать за мужем, чего совершенно не умеет. Мне нужно было ехать и все посмотреть на месте. Я сам сидел с ковидом на карантине в связи с болезнью жены, но мой карантин подходил к концу. На следующий день я поехал к Юлику, повторяя про себя одно и то же: «Я знаю Юлика. Он обязательно поправится…» Я вышел на станции «Пушкинская» и пошел к нему домой. Много раз я ходил по Тверской и по центральным переулкам, тесным и обжитым. Вошел в решетчатые ворота, прошел к подъезду. У подъезда консьержка кормила трех серых пушистых кошек.  Я ждал, когда кошки нарадуются вынесенной еде. Они  поднимали хвосты, ласково терлись о решетку подвального помещения и ждали, когда еду для них выложат в миски. В это время дверь подъезда открылась, из нее вышел молодой холеный мужчина и поздоровался. Я тоже поздоровался с ним и вошел в подъезд. Стоя у лифта, нажал кнопку вызова, сел в лифт и поехал на третий этаж. Выйдя из лифта, повернул направо и направился к двери без глазка с потертым темным дерматином. Позвонил в звонок. Дверь открыла Эля. Худенькая и, как мне показалось, сгорбленная. В тесном коридоре слева расположились шкафчики, справа заполненные вешалки для сезонных вещей.  Кроме того, весь коридор полнился всякими вещами и вещицами, каждая из которых имела особое значение,  несомненную ценность и могла возбудить интерес. Но вместе теперь они казались скопищем рассредоточенного и ненужного имущества.  На стене слева наискосок вверх висели зеркальные часы, которые ему подарил наш руководитель. Они правильно показывали время, если на них посмотреть через зеркало. Эля предложила мне раздеться,  побрызгала  на руки из пульверизатора раствором хлоргексидина и указала путь пойти сразу вымыть руки.  Через дверь в большую комнату я увидел угол застеленного простыней развернутого дивана. И понял, что на нем лежит Юлик. Я прошел в ванную комнату, помыл руки и вернулся в большую комнату. На повернутом от стены диване у рабочего стола лежал седой мужчина, худой, бледный со страшными глазами. Я поздоровался с Юликом. Он промолчал. Эля, которая перед моим приходом плакала и подвывала, как она это делала по телефону, села рядом с Юликом и предложила ему попить воды. Он попил и уставился на меня строгим взглядом. Я не понимал, почему он смотрит так строго и обратился к Эле: «Температура у него повышенная есть? Кашель, насморк?» - «Нет, - ответила Эля. Только тест положительный».  – Она посмотрела на мужа и спросила: «Ты узнаешь, кто пришел?» Он назвал мое имя. «Как его фамилия?» - спросила она. Ответа не последовало.  Я снова посмотрел на Юлика и встретил его прежний взгляд. Я снова не понимал, почему он так на меня смотрит. То ли он меня за что-то осуждал, то ли стеснялся своего беспомощного положения. «Ему нужно с кем-то общаться, - проныла Эля. – Ему нужно для реабилитации быть в коллективе, чтобы он мог с кем-то говорить». Я начал с ним говорить о работе, рассказывая новости. Задавал ему вопросы, и он мне односложно на них отвечал. Я слышал от него два слова: «да и нет». Мне даже показалось, что мы понимаем друг друга. Я спросил его о самочувствии, спросил о машине». Он промолчал. Я спросил его: «Где машина»? Его машину, которая стояла у подъезда я не углядел. И он мне ответил: «У брата… Перегнал». Я понял, что старший брат приезжал или его племянник, сын брата, и перегнал машину к себе под присмотр». Эля чувствовавшая себя одинокой и заброшенной при мне оживилась. Я помогал ей сажать Юлика, пересаживать его с кровати на стул.  Мы общались с Юликом кроткими фразами. В какой-то момент он неожиданно сказал мне : «Семьдесят пять лошадей…» Эта фраза поставила меня в абсолютный тупик. Я не знал, что это могло означать, и долго над этим думал. «Почему семьдесят пять… У него мащина  с двигателем в сто пять лошадей… Мы говорили о другом. При чем тут семьдесят пять лошадей…» Этот инцидент заставил меня как-то по-другому начать думать о Юлике. Напоследок я сходил в аптеку и купил лекарства по списку, который оставил врач. Перед уходом я протянул ему руку на прощание. Он протянул мне левую руку. Но я взял его за правую и предложил мне ее сжать. Он немного сжал ее. Я попросил сжать мою руку сильнее. И он постарался ее сжать. «Все будет хорошо. Ты уже сжимаешь мне руку. Это хорошо». 
Я шел домой и повторял одно и то же: «Я знаю Юлика… Все будет хорошо».
Дома жена с нетерпением спросила у меня: «Как Юлик?» - «Ничего, получше», - ответил я, не желая посвящать щепетильную и впечатлительную натуру моей жен в подробности.  Понимая, что мне не следует ее нагружать своими эмоциями ввиду последующих переживаний.
Я думал о Юлике. Вспоминал, как Эля пыталась его поднять с кровати. Он ей совершенно не помогал, ощущая себя бессильным и неспособным. Я придумал купить канатик, привязать его к краю дивана так, чтобы он здоровой рукой мог ей поднимать себя и так садиться. Ему нужно было нагружать здоровую руку и те мышцы, которые могли двигаться и оказывать помощь при движении. Я позвонил Эле и рассказал о том, что придумал. Она плакала и подвывала от беспомощности. Она выслушала меня и согласилась с моим предложением. С утра на следующий день я пошел в магазины искать тросик, канатик или плетеную веревку, которая могла бы выдержать вес человека. Купив крепкий и гибкий фал, я поехал к Юлику. У Эли в квартире находилась подруга. Я разделся, привязал фал к дивану и предложил Юлику взять в руки веревку и попробовать подтянуться, чтобы сесть на диване. Он взял фал левой рукой и начал подтягиваться.  Я совсем немного ему помог, и он сел. «Вот так нужно каждый день заставлять себя тренироваться», - сказал я. Юлик лег на кровать и понял что он очень устал. И только теперь я понял его вчерашний строгий взгляд. Он меня узнавал, не узнавая. Сейчас он смотрел на меня по-другому, как на человека, которого он признал. «Мы ждем сиделку, - сказала Эля расстроенно. – Его нужно обработать. Поменять памперсы. Он часто ходит  под себя…»  Я ощущал этот запах, подумал и сказал: «Кишечник работает. И это хорошо».  Эля повторила за мной: «Да, кишечник работает». И неожиданно тут же Юлик повторил: «Кишечник работает». Я заметил, что он легко повторял слова и фразы, которые говорили около него. Это было для него просто. Я снова начал общаться с Юликом. «Я видел твою машину у подъезда.  Узнал ее по номеру «404».  Это же твоя машина стоит у дома. Юлик помолчал и ответил: «Да». Мне вспомнился наш вчерашний разговор и как он мне сказал, что машину отогнали к брату». Сегодня снег облетел и я увидел, что машина стоит на прежнем месте. Я продолжил с ним говорить и понял, что ему трудно строить фразы. Проще сказать : «Да или нет». Но и это иногда не отвечает действительности, потому что  он не до конца понимает то, что ему говорят. Я видел, как его глаза становятся задумчивыми от простого вопроса. Я старался понять его новое состояние и пришел к выводу, что его мыслительный процесс так же не адекватен, как и его речь. Но в этот момент я не давал себе в этом отчета. У  меня в сознании крепко сидела мысль: «Я знаю Юлика… Он обязательно поправится…» На прощание я снова пожал ему правую руку. И почувствовал, его старание сжать мне руку. Я взял его за ступню правой ноги, согнул  ногу в колене и попросил с силой ее разогнуть. При этом я старался оказывать ему сопротивление. Юлик начал распрямлять ногу и я почувствовал применение им силы, чтобы распрямить ступню. «Ничего сказал я, все будет хорошо». Попрощался с Элей, ее подругой Ирой и пошел домой. На следующий день мне следовало выходить на работу. Я подумал о том, что скажу нашему руководителю Андрею, который тоже дружил с Юликом. Мне следовало сформулировать то, чему очевидцем я являлся. его двигать понял, что говорить  входа.  «Что я скажу Андрею?  Речь сбивчивая, односложная, не всегда отвечает действительности, не всегда связана… Иногда говорит слова, которые я не знаю, как применить к контексту по линии общения. Мыслительный процесс хаотичен, не строен…» И как только я себе начинал говорить все это, настроение у меня падало, и я понимал, что с Юликом не все так хорошо. И все равно слова, вертевшиеся у меня в голове, не давали мне покоя. «Я знаю Юлика… Он обязательно поправится…»
Дома жена меня снова спросила: «Ну как дела? Как Юлик? Почему ты мне ничего не рассказываешь? Я тоже могу поехать и что-нибудь помочь». Я молчал, думал о Юлике и ничего не говорил. «Почему ты молчишь. Я спрашиваю, как Юлик. Мне тоже хочется поехать и что-то для него сделать».  Я подумал и сказал: «Чем ты сможешь ему помочь? Это надо там жить рядом и все делать…»  Она посмотрела на мена и сказала: «Скажи мне как он там? Как Эля?» И я ей ответил: «Ты знаешь, это все очень плохо выглядит. И еще это очень плохо пахнет».  Она удивилась: «Что значит плохо пахнет?» Я ей ничего не ответил, хотя мог бы сказать, представь, человек лежит в памперсах. Он все делает под себя…» Но я ничего не стал говорить ей, и она и так все поняла.
У меня из головы не выходил Юлик. Почему я так близко принял к сердцу случившееся с ним, моим другом и товарищем.  Нужно было себе это объяснить. Потому  в жизни есть люди, которые, как вехи. Их жизнь течет рядом с твоей и с ними много связано. Ты невольно соизмеряешь их жизнь со своей и понимаешь, в каком времени вы оба находитесь.  Есть человек и есть веха. Нет человека и нет вехи. Нет ориентиров. Без них нужно по-другому жить. Вместе с ним уходит и моя жизнь, кончается этап жизни. Когда я первый раз его увидел, то мне показалось, что я вижу на его лице маску смерти. Слишком бледен, слишком худ и безучастен к происходящему. Теперь, когда бы я ни посмотрел в зеркало, на своем лице вижу тоже маску смерти. Она словно прилепилась к моему лицу. Я не могу улыбаться не могу владеть мимикой вполне. Меня словно что-то придавило и не дает спокойно дышать. 
Я пришел на работу и по электронной почте написал нашему руководителю: « Был у Юлика. Правая рука и нога почти не действуют. Речь фрагментарная, мыслительный процесс разлажен. Посмотрим, что дальше». Через минуту мне позвонил Андрей и принялся задавать вопросы. Я ему отвечал и чем дольше я на них отвечал, тем больше понимал, что все потеряно. И Юлик на работу не выйдет, во что мне верить не хотелось. «Да, - сказал в конце Андрей, жалко Юлика…» И замолчал. Он долго не клал трубку и все ждал, что я ему могу сказать еще. Но мне сказать ему было нечего. «Ладно, Андрей, давай, пока», - сказал я, понимая, что он так и не положит трубку. «Пока»,- сказал он и отключился.
Всем сотрудникам я говорил одно и то же и все то, что сказал Андрею. Настроение у меня упало еще ниже прежнего. Мой сотрудник, который сидел за соседним столом спросил меня: «Как дела у Юлика? « И мне пришлось ему повторить слова, которые я говорил Андрею. Володя принялся мне рассказывать, как у его тещи случился инсульт и что что она после инсульта через какое-то время ходила в магазин и прожила пятнадцать лет почти до девяносто лет. Он говорил подробно и нудно. Обычно я старался его перебивать и торопился выяснить суть, но Вова всегда спокойно высказывал свои мысли подробно и до конца пока все не выскажет. Часто он даже перебивал остальных и несмотря на то, что его никто не слушал, продолжал спокойно говорить дальше, пока его не начинали слушать. В этот раз я его не стал перебивать, чтобы добраться до сути. Вова очень долго к ней всегда подводил.  Слушал его и молчал, вдруг понял, что он как бы говорит сам с собой. Я за ним и раньше замечал, что он со вкусом и расстановкой говорит сам с собой. Это были такие размышления вслух. Поэтому его трудно было перебить. Ты ему что-то скажешь или спросишь, когда он рассказывает, а он свое говорит и все. Зато у него есть достоинство он подробен и никогда ничего не упустит. Пока он все мне рассказывал фраза: «Я знаю Юлика…» по-прежнему вертелась у меня в голове.
По дороге домой в метро мне позвонила Эля и сказала: «Юлик хочет, чтобы ты зашел».  Я подумал: «Если он чего-нибудь хочет, то это уже хорошо».
Я вышел из метро на две остановки раньше нужного, на «Пушкинской», и направился к их дому. Меня снова встретили дезинфецирующими средствами. Я разделся. Эля побрызгала мне на руки хлоргексидином и заставила пойти помыть руки.  «Юлик хочет, чтобы ты придвинул диван ближе к столу», - сказала Эля.  Я посмотрел на Юлика. Тот посмотрел на меня с надеждой и немощно сказал: «Надо придвинуть…К столу…» Я взялся за диван, на котором он лежал и попытался его сдвинуть с места. Ничего не получалось. Диван оказался тяжел. И откинутая  спинка хлипко вихлялась и не могла дать за нее как следует ухватиться и сдвинуть диван с места. Я зашел с другой стороны. И снова ничего не получалось. Ира и Эля, маленькие и хрупкие, прыгали со мной у дивана и пытались его сдвинуть с места. Я представил, как они здесь мучились без меня. На этих женщин мне рассчитывать не приходилось. Я подошел к стене, ухватился за диван и дернул его на себя. Диван сдвинулся. Я зашел в ноги и снова дернул диван на себя. Он снова немного сдвинулся с места.  И так за несколько раз я придвинул диван к столу таким образом, что щель между диваном и рабочим столом сошла на нет и пропала. Мы с Элей сели около Юлика, чтобы поговорить. И он нам сказал: «Я хочу вам сказать один секрет…» Вдруг он замолчал и снова начал: «Секрет… секрет…» Такое складывалось впечатление что он забыл то, что хотел сказать. В голове у него пропали какие-то важные связи. Он их искал, подбирал слова. И потом он вдруг произнес: «Кровать…» Эля оживилась и сказала, что в больнице у него была специальная кровать. «Это такая с ручками, которая регулирует  лежачего?» - спросил я. «Нет… - сказал Юлик – С кнопочками…» Я кивнул. Вместо ручек на таких кроватях ставят привода, чтобы обеспечивать автоматический подъем лежачего. «Зачем ему кровать? - спросил я. – Ему надо подниматься». Эля помолчала и сказала: «Он собирается лежать» И эта ее фраза меня очень расстроила. Если человек собирается лежать, не тренироваться, не пытаться вставать, его шансы уменьшаются. Пришла сиделка, чтобы кормить Юлика. Его посадили, постелили салфетку и принесли суп. Я понял, что мне пора уходить и заторопился домой. «У вас сегодня людно», - попытался пошутить я. «Да, - сказала Эля. - Сиделка пришла». 
Я звонил Эле каждый день. За несколько дней разговоров по телефону я вдруг понял, что  голос у нее изменился и из тонкого избалованного голоса подрастающего  ребенка или изящной хрупкой девушки превратился в низкий обыденный голос претерпевающей жизненные неудачи женщины. Через несколько дней Эля сказала, что собирается купить Юлику кровать и спросила не займем ли мы с женой ей денег. Я утвердил ее во мнении, что мы одолжим ей денег. И снова стал говорить Эле о том, что не нужно покупать дорогую кровать. Нужно с ним заниматься, чтобы он восстанавливался. «Он хочет кровать, - сказала Эля. – Я тебя попрошу приехать, когда ее привезут». Я утвердил ее и в этом.  Информация о кровати меня очень огорчила. Но потом, подумав, я даже развеселился. «Это надо знать Юлика, подумал я. – Раньше он управлял машиной, отделом, теперь будет управлять кроватью. Ему нужно чем-то руководить.
Конечно, мне было трудно смотреть, как Эля подпоясывает себя ремнем, прежде, чем поднять Юлика с кровати. Она жаловалась на остеохондроз и боли в спине, которые теперь обострились от ее бесконечных напряжений в спине. Я говорил ей, чтобы она не напрягалась и звонила мне. На что Эля отвечала: «Что же я тебе все время буду звонить. Нужно нам как-то самим приспосабливаться». На этот раз я ей помог поднять Юлика с кровати, чтобы она перестелила постель. 
На другой день я позвонил Эле, чтобы узнать, как дела у Юлика. Ее голос звучал еле слышно. Это меня насторожило. 
- Как там у вас дела? Как Юлик?
- Юлика нет, - ответила Эля.
И мое сердце упало в пропасть. Оно летело и трепыхалось от неожиданного падения в поисках чего-то прочного, репкого.
- Как нет?
- Его забрали в больницу.
- Что с ним.
- Вчера стало плохо. Он начал метаться из стороны в сторону, словно чего-то искал, бросать на пол вещи. Я вызвала скорою помощь и его забрали в больницу. 
- Не плач, я сегодня приеду, - успокоил ее я.
Я ехал к Эле и думал, что Юлик умирает. Вот так умирала мама моей соседки.  Она как будто чего-то искала. Старая женщина под девяносто лет. Она казалась мне вечной. Они жили в соседней квартире. Ее дочь куда-то ушла. И та ощупью шла по стене к нашей квартире и звонила в дверь. Я ее впускал, и она, испытывая сильное беспокойство, ходила и чего-то искала. Глаза ее смотрели и как будто ничего не видели. Брала мою руку и удерживала. Я не понимал, что ей надо и отвел ее обратно в их квартиру. Через некоторое время она снова позвонила в нашу квартиру. Я растерянно открыл дверь.  Старушка крепко взяла меня за руку и не отпускала. Я подвел ее к дивану, положил. Она по-прежнему не отпускала мне руку и другой рукой как будто что-то искала. Я не знал тогда, что за ней пришла смерть. Она ходила возле меня и забирала старушку, а та не хотела уходить. Через некоторое время пришла ее дочь и мы перенесли хрупкое невесомое тело к ней домой. Приехала скорая помощь. В этот же день старушка умерла. Возможно, она умерла, когда мы ее переносили к ним в квартиру. Я вспомнил этот случай, когда шел к Юлику домой. Мне показалось, что я больше не буду ходить по этой центральной улице и видеть эти дома. В этот день Тверская мне показалась какой-то другой. На знакомом доме я вдруг разглядел  изящные балконы, которых раньше не видел. Около дома Юлика рассмотрел особняк, который напоминал терем.  Его ступенчатое строение уступами поднималось на четыре этажа и на самом верху дома расположилась ротонда. Я обошел этот дом с одной стороны, с другой, повернул в переулок к Юлику и посмотрел на дом третьей стороны. Вошел в арку и грустью направился к его подъезду. Только теперь я рассмотрел его тесный двор, заставленный машинами. Двенадцатиэтажный дом из розового кирпича был словно встроен между двумя старыми домами и теснился между ними. У подъезда консьержка кормила кошек. Картина вполне знакомая. У нас во дворе тоже есть пожилая женщина, которая много лет кормит дворовых кошек. Рядом с ней стояли две женщины, мать и в расцвете сил и лет ее дочка. Я подошел к подъезду. Девушка кинулась с магнитным ключом открывать дверь. Поблагодарив ее, я вошел в подъезд, поднялся по ступенькам, прошел мимо стеклянной отгородки консьержки и подошел к лифту. Тут же дверь лифта открылась, и из нее вышел молодой человек. Он вежливо поздоровался и прошел мимо. Вместе с ним прошли благосостояние, модность и хорошие перспективы. За него очень хотелось порадоваться. Я доехал на лифте до четвертого этажа и вышел в холл. Справой стороны из квартиры слышалась фортепианная музыка  и добротный лай собаки. «Этот дом себя еще не изжил, - подумал я. – Здесь еще есть хорошо одетые молодые люди, квартиры, полные жизни. Наш дом с женой, казалось, себя изжил. Мало детей, молодежи и почти нет людей полных жизнью. Лучшие времена людей, которые жили в нашем доме прошли лет десять назад. Хотя около дома еще стояли машины хороших марок.
Эля встретила меня потерянной. Я старался ее приободрить, но самому мне было печально. Очень тяжело осознавать, что люди, которые связаны с тобой по жизни, с которыми много связано уходят и наступает другое время, с которым приближается твой черед.
- У него диагностировали ковид, - сказала Эля. –Я разговаривала с врачом. Юлика подключили к аппарату искусственной вентиляции легких.
Я немного поговорил с Элей. К ней приехала подруга Лена, и я засобирался домой.
Из подъезда я вышел задумчивый. Переступил через лужу и в этот момент заметил женщину, которая топталась у края лужи, примериваясь ее переступить. Хорошо одетая и даже фасонистая она держалась за сердце и тяжело дышала. В таком модном пальто она сначала мне показалась моложе своих лет. В серой шапочке, серебристом пальто и белом шарфике, сапожках на каблуке она  деликатными жестами давала понять всему окружающему, что ей нужна какая-то помощь. На такое способны люди, которые легко привлекают к себе внимание. Поэтому из-за этих движений я ее просто не мог не заметить.
- Давайте, я вам помогу, - протянул я ей руку.
И она мне ее подала.
- Я быстро не могу, - сказала она, слегка задыхаясь.
Я обратил внимание на ее прическу под шапочкой, на которую она потратила немало времени, и посмотрел на нее. Ее лицо почти все было съедено морщинами, оставляя на нем все-таки следы благородства.
Я помог ей перейти лужу и направился к арке, чтобы выйти на улицу, припоминая рассказы Юлика о том, что в их доме жили довольно известные люди.
Теперь я шел в обратном порядке к метро, смотрел на прохожих, угадывал в них особенности их жизни, разглядывал с грустью улицу, по которой, наверное, не буду уже так ходить к Юлику в гости, хотя я все еще надеялся на что-то хорошее.
Через два дня, я позвонил Эле и услышал от нее, что Юлику стало лучше. Еще через несколько дней она мне позвонила и со слезами в голосе сообщила, что Юлика выписывают.
- Что же ты плачешь? –спросил я.
- Я с ним не справлюсь. Все звонят, спрашивают, как у него дела, и никто не помогает.
- Ты говори, что тебе нужно помочь. Давай каждому задание.
- Я не знаю, - сказала она. – Врач сказала, что за ним надо ехать. Ты можешь за ним поехать?
- У меня на машине ездит жена. Она не может перемещаться по городу в сторону работы на  метро. У нее клаустрофобия. Она боится замкнутых пространств. Но я попробую с ней договориться.
- Хорошо, я тебе позвоню, - сказала она.
- Только как мы его повезем? – спохватился я. – Он же лежачий.
- Да, - сказала она. - Я поговорю с врачом и все узнаю.
Через день она позвонила мне и сказала:
- Сажи, ты можешь завтра приехать к двум часам?
- Могу, - ответил я, не задавая вопросы.
- Я тебя завтра буду ждать.
На следующий день я позвонил в дверь квартиры Юлика.
- Ты как раз вовремя, - сказала Эля, открыв мне входную дверь. – Нам привезли кровать, какую хотел Юлик. Посмотри, как она управляется.
Один из двух мужчин показал мне пульт от кровати и показал, как им нужно управлять. У кровати при нажатии кнопок поднималось изголовье, ноги и средняя часть. Над кроватью на кронштейне висела на ремешке ручка. Это чтобы лежачий мог помогать себе подтягиваться и садиться.  Я сказал, что мне все понятно. Мужчины, привозившие кровать, попрощались и ушли.
- Я взяла кровать на прокат.  Она будет у нас три месяца. Потом мы решим, что делать. Покупать кровать слишком дорого.
- Ты правильно все сделала, - поддержал ее я.
- Я не знаю, что я с ним буду делать. Я не справлюсь. У меня позвоночник болит, - захныкала Эля. – Снова придется сиделку нанимать. Мне надо к врачу, в аптеку.  Я ничего не успеваю. Нужно продукты покупать.
- Сейчас можно все заказать по интернету. И лекарства и продукты и любые другие товары.
Она в отчаянии словно металась из стороны в сторону и не знала, за что ей браться в первую очередь.
- Мы с Юликом пьем только эту воду, - Эля показала на пустую бутылку.
- Сейчас закажу тебе доставку.
Я нашел марку питьевой воды, по интернету заказал нужный литраж и оплатил доставку до двери квартиры.
Она заикнулась о судне для лежачих.
- Ему же нужно будет обходиться без памперсов. После больницы у него появились такие жуткие пролежни.
И я тут же  заказал ей доставку судна, которое мы выбрали по интернету.
- Я думаю, может мне его в пансионат устроить? – спросила она. – Я же с ним не справлюсь.
- В реабилитационный центр, - поправил ее я, потому что после инсульта всех направляли в реабилитационный центр. 
- После ковида его сразу не возьмут. Надо будет собирать бумаги, брать направление. Я думала, в пансионат.
Она начала мне рассказывать, какие условия содержания ей предлагают и какая за это может быть цена. Я видел, что она боялась и нервничала, и уже подумал о том, что сам перееду к ним и буду помогать ей управляться с Юликом. В какой-то момент поток моих мыслей изменился и я сказал:
- Может быть тебе нанять сиделку с проживанием. Это будет ненамного дороже, зато человек будет с вами целый день и помощник все время будет находиться рядом.
- Нет, что ты, - сказала она. – Чужой человек в доме. Я не выдержу. Одно дело человек пришел утром и вечером помог и ушел. И другое, когда целый день.
Здесь  и в этот момент я предположил, что при такой щепетильности  Элеоноры я вряд ли тоже смог бы подойти помощники.  И супругу я не мог ей предложить. Элеонора все время была недовольна и это разрушило бы наши хорошие отношения.
- Я все время думаю о том, что ему нужно будет купить коляску для сидячих, чтобы он мог передвигаться по квартире, - направил я ее мысли в другое русло. 
- Я тоже об этом думаю, - сказала она. - Ему нужно будет передвигаться по комнате. Сейчас его должны уже привезти, - сказала она и посмотрела на часы.
Действительно в это время в дверь позвонили. Она открыла входную дверь и на коляске  завезли Юлика. Двое бравых молодых человека его мигом завезли в комнату и посадили на кровать. Элеонора их отблагодарила, и они так же лихо с маневренной коляской для перевозки сидячих больных удалились. Что-то в их коляске, которая мне так понравилась, было не то. Мне не давало это покоя. И вдруг я понял, что у этой коляске маленькие колеса, и она годится, чтобы ее толкать за ручки, прикрепленные к креслу сзади, но не годится, чтобы ей управлял сидящий в ней больной.
Я подошел к Юлику и сел на стул рядом с ним.
- Теперь у тебя есть кровать и ты можешь ей управлять, - сказал я.
Юлик улыбнулся. Он попробовал управлять кроватью с помощью пульта.
- Как ты себя чувствуешь? – спросил я.
- Нормально, - с некоторой запинкой ответил Юлик.  – Я запомнил дорогу, по которой ехал. – Кажется он похвалился. И я понял, что для него сейчас это было важно. - Кутузовский, Садовое Кольцо, Тверская улица и сюда, домой.
Он улыбался. И я поймал себя на том, что первый раз видел его лицо таким светлым. 
 Он еще плохо говорил, но старался выражать свои мысли, путался, подыскивал слова, замолкал и снова начинал говорить. Я видел, что он устал и решил дать ему отдохнуть.  На прощание я дал ему правую руку. Он же мне протянул левую. Правая лежали у него на коленях.
- Нет, ты мне правую давай. Что ты мне левую протягиваешь?
Левую он мне дать не смог. Я сам взял его за правую руку.
- Сжимай, - сказал я.
Он немного сжал мою руку. Я это почувствовал.
- Вот так, - сказал я. Это другое дело. Немного двигается и это хорошо. Теперь надо с правой ногой что-то делать.  Нужно двигаться.
Эля принесла ему резиновый мячик, который помещался у него в руке.
- Вот это правильно, - сказал я и помахал Юлику рукой от двери.
В коридоре я сказал Эле:
- Если что нужно будет, звони.
- Ладно, - сказала она.
Дома жена спросила у меня:
- Ну что там? Как он?
- Привезли домой. Правая рука у него малоподвижная. Двигается с помощью левой. Если взять за руку, то пожатие чувствуется. Немного пальцы двигаются.  Правую ногу он не чувствует.
- Чем я могу им помочь?
Зная ее чувствительный характер, запредельные переживания  и возможные обмороки я попросил:
- Лучше побудь дома.

Через несколько дней Эля позвонила и сказала, что собирает документы для оформления второй группы инвалидности. Она попросила меня принести справку с места работы. Я спросил ее, как дела у Юлика. Она сообщила мне, что к Юлику каждый день приходит реабилитолог и занимается с ним.
- Что он с ним делает? – живо поинтересовался  я.
- Таскает его по комнате, - без энтузиазма ответила она.
- Он ходит с ним? – спросил я еще более заинтересованно.
- Да он с ним ходит. Но у Юлика же одна нога не двигается.
- Ничего, - сказал я, - это хорошо.

После выходных дней мне позвонила начальник административного отдела Татьяна, осведомилась, буду ли я сейчас на месте и попросила никуда не уходить, так как она принесет заказанную справку. В это время к нам в отдел пришли мужчины, которые собрались идти поздравлять ее с прошедшим праздником восьмого марта.  Я попросил их остаться и не ходить в кабинет к Татьяне, потому что они могли разминуться или встретиться с ней в коридоре. Через пять минут пришла Татьяна и протянула мне запечатанный конверт с напечатанной на нем фамилией человека, которому следовало передать конверт. Мужчины с моим участием принялись ее поздравлять с прошедшим праздником и вручили коробку конфет. Все улыбались.
Конверт оказался большим и не влезал в кожаную сумку, с которой я ходил на работу. Мять его я не хотел и положил в отдельную целлофановую сумку. Отдать конверт со справкой  Эле мне хотелось в тот же день, потому что последующие дни представлялись мне занятыми. Я позвонил Эле и сообщил, что собираюсь прийти и принести справку. До этого я несколько раз звонил ей, чтобы узнать о Юлике, она или не брала трубку или просила перезвонить и говорила, что находится у врача. На этот раз Эля взяла трубу и оживленно сказала мне, что будет ждать.
После работы я шел навестить Юлика и отдать конверт со справкой. Снова Тверская, отель Интерконтиненталь, узкие переулки. Честно сказать, я ожидал увидеть Юлика в той же позе, на той же кровати, в подавленном состоянии. Я повернул в Дегтярный переулок, подошел  их дому. Дверь мне открыла Эля. Я надел бахилы. Она всегда просила меня надеть бахилы, поливала на ладони  раствором Хлоргексидина и отправляться мыть руки в ванную комнату, что соответствовало правилам дезинфекции в условиях не проходящей пандемии. Снимая куртку, я услышал голос Юлика. Он с кем-то тихо разговаривал. Второй голос, по моим предположениям, мог принадлежать подруге Элеоноры, Лене. Я снял куртку, надел бахилы и в это время по коридору со стороны туалетной и ванной комнаты  вышел Юлик, что меня поразило так, что я открыл рот. Он стоял, держался руками за ходунки и смотрел на меня. Сзади его страховала статная, крупная  женщина, которая казалась на его фоне крепкой стеной. Это о ней Эля мне рассказывала, что, когда они водили Юлика мыться в ванную комнату, обратно эта женщина взяла Юлика подмышки и перенесла на кровать. Эля была женщиной маленькой и хрупкой под стать Юлику. Иначе себе трудно было бы представить другую женщину, не принимая в серьез возможную комичность. Юлик худой и угнетенный болезнью стоял в проеме комнаты, где стояла его кровать, опираясь на ходунки,  и улыбался.
- Стой, - сказал я ему. – Стой!.. Дай я тебя сфотографирую. Потому что меня все с на работе спрашивают о тебе, и я говорю одно и то же.
Он замер, и я его сфотографировал. Фото получилось неудовлетворительное, что я, потом рассматривая снимок, понял. Юлик закрыл глаза, и совсем не кстати превратившимися в ниточки руками держался за ходунки. Спереди на ножках ходунков имелись колесики, а сзади на ножках имелись обрезиненные ножки.
- Молодец! – сказал я и повторил. – Молодец!
Юлик на ходунках пошел в комнату, а я отправился в ванную комнату мыть руки.
Меня интересовало, как он за неделю смог добиться таких результатов.
Я вернулся в комнату и протянул ему руку.
- Здравствуй!.. Ну, как дела, как самочувствие?
Он взял мою руку своей правой рукой и пожал в знак приветствия. Через рукопожатие я почувствовал улучшение в его состоянии.
- Вот это другое дело, - сказал я.
Юлик сидел. Ходунки стояли перед ним. Сиделка ушла на кухню. Элеонора сидела с нами.
- Я тебе звонил, - сказал я. – Ни один раз.
- Слышал, - сказал Юлик. – Не могу пока говорить. Тяжело.
- Давайте, рассказывайте, что тут у вас происходит. Откуда такие успехи?
- К нам ходят врачи. Вчера приходила психиатр. Задавала ему вопросы. Сколько будет от ста отнять семь. И другие. Юлик на все вопросы ответил правильно.  Каждый день в течение недели приходит  реабилитолог. Он с Юликом занимается. Делает с ним упражнения, ходит с ним по квартире.
- Я смотрю, купили ходунки.
- Это мне подруга принесла. У нее мама на них ходила.
- Теперь Юлик кушает на кухне, в туалет ходит на ходунках?
- Да, теперь кушает на кухне. И в туалет ходит на ходунках, - сказала Эля.
Юлик заулыбался.
Я заметил, голос у Эли выправился и приобрел прежние оттенки капризной девочки.
Он реабилитологу знаешь, что сказал? – спросила Эля.
- Что он сказал?
- Я вам не доверяю.
Я испытующе посмотрел на Юлика и сказал:
- Но положительная динамика есть. Ты же лучше стал говорить и двигаться. За ходунки держишься двумя руками уверенно.
Юлик кивнул. Он улыбался и даже, можно было сказать, сиял. Так мне показалось. В окно заглядывало солнце. И именно оно давало новую надежду. Мне казалось, что теперь все будет хорошо. Во всем хорошо.
- Значит, занятия с реабилитологом не прошли дам. 
- Да, не прошли даром. Юлик так ему сказал, что не доверяет, когда реабилитолог пришел к нам во второй раз, - заметила Эля.
Я с пониманием кивнул и снова посмотрел на Юлика.
- Вижу, правая рука у него уже неплохо двигается. Правая нога еще так себе. Приволакивается…
- Он ее не чувствует, - уточнила Эля.
- Ходит же… - вставил радостно я.
- Да, ходит, - согласилась Эля, подошла к окну, чтобы прикрыть форточку.
- Ничего, - сказал я. – скоро гулять на улицу будете выходить, а там глядишь и в ресторан сходите.
- Ну уж ты сказал, - недовольно проныла Эля. – Ты там на работе особо не говори о нем. Что он ходит и все такое.
- Обязательно скажу. Вот когда ты мне говорила…  «Ты не рассказывай, что он в памперсах лежит». Я это понимал, а здесь человек ходит. Как об этом можно не говорить.
Я собрался уходить и протянул руку Юлику. Он сам подал мне правую руку и в ответ на мое пожатие пожал мою руку на прощание.
- Вот это другое дело, - сказал я и  направился одеваться в прихожую. - Все хорошо, ребята, - сказал я на прощание. – Вы меня сегодня порадовали. Ухожу от вас вполне воодушевленным.   

Несколько раз я звонил Юлику  и разговаривал с ним и с женой. Он еще не слишком уверенно говорил и делал долгие паузы. Мы сидели на кухне и разговаривали. Рядом сидела его жена. Я рассказывал что-то Юлику неторопливо обстоятельно спокойно в том размеренном режиме, который он сам и задавал.
- Ну, и что ты хочешь сказать? – спрашивала нетерпеливо его жена.
Когда Юлик что-то мне начинал говорить, она перебивала его и снова говорила:
- Ну, и что ты хочешь сказать?
Она нарушала нить нашего разговора и начала раздражать. Но я   понимал. Ей хотелось, чтобы Юлик говорил, как раньше, проявляя живой беспокойный ум и склонность к юмору.
Когда я пришел в следующий раз он ходил по квартире с ходунками. Он сам держался за переднюю горизонтальную ручку ходунков, находясь внутри сооружения, которое давало ему хорошую опору.
Я порадовался его успеху, похвалил обоих порасспросил о занятиях с реабилитологом.
- Он Юлика таскает по всей квартире, по лестничной площаде и на улицу.
- Правильно, - сказал я, - пусть Юлик привыкает на улицу выходить.
Я позванивал Юлику и узнал, что наш общий руководитель Андрей приезжал навестить его с женой. Мы давно работали вместе и дружили.
Когда я ему позвонил в следующий раз и спросил, как дела, он ответил:
- Я упал… У меня опухла рука… Правая, которая плохо работает.
- Как это произошло?
- Пошел в туалет… И меня нечаянно толкнула сиделка. Она вышла из кухни.
- Ничего, - успокоил его я. – Пройдет.
- Да, пройдет, - сказал он.
По телефону Эля сказала мне, что возила его к хирургу. Делали снимок. Хирург выписал ему мазь.
Спустя короткое время меня попросили из отдела кадров поехать и забрать медицинский документ о нетрудоспособности Юлика. Я, созвонившись с ним,  в обеденный перерыв поехал к его дому в центре города. Эля сказала мне, что они будут сидеть на скамейке у дома на детской площадке.
- Сам увидишь нас перед домом, - сказала она. – Детская площадка – это как раз то, что нам надо.
Я не видел Юлика на улице и представлял, как мы встретимся. Подходя  к их дому, увидел на детской площадке  две инородные фигуры. Эти фигуры никак не напоминали детские и не походили на фигуры родителей. И в одной из них я узнал Юлика в пальто, а в другой не сразу признал Элю. Она выглядела как-то молодо и неряшливо. И мне сначала показалось, что Юлик сидел с какой-то очень худой до измождения и молоденькой женщиной. На ней была надеты куртка, из-под которой высовывался серый матерчатый капюшон, надетый на ее голову так, что из-под него торчал заметно выступающий, я бы даже сказал, вороний нос.  Он как бы немного торчал из-за капюшона. Когда я подошел, то узнал в этой женщине Элеонору. Она сидела вся по моде одетая. Брюки, большого размера куртка с капюшоном. Юлик сидел на скамейке. Рядом я не увидел ходунков, но около него стояла палка с тремя расходящимися опорами внизу, которые носят с собой люди для основательной устойчивости.
- Как рука? - спросил я.
Рука действительно выглядела опухшей, как будто ее надули изнутри.
- Мажем мазью, - сказала Эля.
Я поговорил с ними. Они мне передали медицинский документ и поднялись со скамейки, собираясь уходить домой. Мы уводили Юлика с детской площадки и я обратил внимание на кроссовки Эли.
- У тебя какие симпатичные кроссовки, - отпустил ей дежурный комплимент, зная ее склонность модничанью и умению одеваться, что про себя я с иронией называл склонностью к разнотряпью.
- Швейцарские, - горделиво отреагировала она и тем потешила меня вновь.
Все выглядело не так мрачно. Юлик начал ходить. Говорил он лучше. Я попрощался с ними и с грандиозной сиделкой, которая большая во всем вальяжно следовала за нами, и поспешил на работу.
По телефону Юлик рассказал мне, что наш общий начальник пообещал его взять снова взять на работу по договору, как только его уволят по нетрудоспособности с первой группой инвалидности. Я почувствовал, что он радуется. Большое дело поддержать человека морально, когда он в такой плачевной ситуации. Наша фирма не бросала заслуженных людей, которые своим трудом делали все от них зависящее, чтобы она процветала.
Через несколько дней мне из отдела кадров пришла электронная почта, в которой начальник отдела кадров сообщала, что по корпоративной почте мне придет конверт с бумагами для Юлика, которые тому следовало подписать. В электронном письме перечислялись бумаги какие-то в двух экземплярах, какие-то в одном. Заявление и приказ на отпуск в двух экземплярах, дополнительное соглашение на выполнение работ в двух экземплярах, заявление и приказ на увольнение в двух экземплярах и карточка сотрудника Т2 в одном экземпляре с фотографией Юлика на первой странице. В конце письма было написано, что все подписанные бумаги нужно в тот же день переслать по почте обратно в отдел кадров. До обеда я сходил в канцелярию, забрал пришедшие по корпоративной почте бумаги и просмотрел их, проверив на соответствие письму и подумал, что за время обеденного перерыва смогу съездить домой к Юлику, тем более, что он жил в центре неподалеку, и подписать бумаги, с тем чтобы  в этот же день отправить их в отдел кадров. Вернувшись в отдел я позвонил Юлику.  Он заговорил со мной так, что я сразу узнал его голос с прежними уверенными оборотами. Я договорился, что в ближайшее время навестить его, чтобы подписать бумаги из отдела кадров.
- Я плохо расписываюсь. У меня буквы получаются квадратными, - сказал Юлик. 
Начальник отдела кадров заверила меня, что подпись может быть любой.

Я привез Юлику документы на подпись. Меня встретила Эля в светлом строгом костюме. Это был новый костюм с узкой юбкой и свободным пиджаком. Она выглядела стильно и почему-то это радовало. Это очень важно в плохом грустном и безвыходном положении выглядеть благополучно. Причину такой раскрепощенности и хорошей надежды на будущее я увидел в лице грандиозной сиделке, женщины спокойной, невозмутимой,  статной, сильной духом и телом, которая находилась при них, как  ангел хранитель. Хорошо, когда у тебя есть поддержка даже в таком виде, когда человек делает свое дело за деньги, благонамерен и отзывчив на всякие домашние нужды. Она сидела на диване, который отгораживал часть комнаты от прихожей. За ним на  трансформируемой кровати сидел Юлик. Когда он увидел меня, то поднялся и, опираясь на диван, двинулся ко мне навстречу. Мы оба обрадовались встрече.
- Нам нужен стол, - сказал я, доставая документы, которые ему следовало подписать.
- Да-да, - сказал Юлик и прошел к столу, который освободила сиделка, спокойная покладистая женщина, которая знала, что нужно делать в любой момент протекающей вокруг жизни. В ней чувствовалась надежность, крепость и способность стать на время незаметной. Она занимала много места, но умудрялась не мешать хозяевам.  Сейчас она поняла, что ей нужно уйти, что она и сделала, удалившись на кухню.
Бумаги для подписи разложили тут же на компьютерном столе, который использовался всеми понемножку. На нем лежало все то, что использовал Юлик раньше для работы в течение многих лет, столику присаживались приходившие врачи, на нем лежали таблетки, семечки и сухарики, которые вкушала статная сиделка с короткой стрижкой. Ночевать ей приходилось на диване рядом со столиком и ее пациентом.
Юлик сел к столу и взял ручку. Рука у него по-прежнему была опухшая. Я разложил перед ним бумаги, показывал, где нужно расписаться согласно галочкам поставленным карандашом. Он фрагментарно читал бумаги, пытаясь уловить суть, и подписывал медленно и старательно. Получалось неплохо. Эля стояла около него в белом модном костюме с выстроченными крупными по моде клетками и помогала ему. На этот раз она хороша выглядела, о чем говорила мне ее картинность, и я понял, что она полностью пришла в себя. Мы оба помогали ему. Она проверяла подписи, я убирал бумаги в папку.
Когда он поставил подписи, я попрощался, пожал ему опухшую руку и почувствовал ответное рукопожатие.
- Юлик хочет тебя проводить, - услышал я голос Эли.
В коридоре я оглянулся и увидел, что Юлик сам без палочки пошел за мной в коридор, приволакивая правую ногу. Это соответствовало тому, что он говорил мне по телефону: «По дому я уже хожу сам, без палочки». Его целеустремленность меня порадовала.
У двери я снова попрощался и поспешил на работу.

Я шел по Тверской  улице и думал о Юлике. Теперь сомнения, связанные с ним, исчезали. Мне казалось, что он поправится, будет работать по договору, когда нужно будет ходить на работу и все как-то наладится. Всегда, когда плохое проходит приятно сознавать, что за ним наступает что-то хорошее. А когда наступает хорошее не думаешь о том, что оно тоже может пройти.  Ты с ним живешь и все. Когда жизнь что-то отнимает, она что-то и дает. Он и жена вместе прошли испытания, кризис жизни. Оба эти испытания выдержали. Я им говорил, что теперь нужно продать машину, дачу и на эти деньги жить. Но Юлик карабкался к той жизни, которой они теперь жили. И у него что-то получалось. Это была конечно не та жизнь, которой они жили прежде. Теперь они начинали жить иначе, сообразно с теми возможностями, которыми оба располагали. И то что ему обещали посильную работу по договору, его поддержало, давало надежды и стимул для теперешней жизни. И мысли о них не казались мне такими серыми. Перед ними открывало новые просторы жизни. И им нужно жить.

Послесловие.
Прошло полгода. Однажды после отпуска я заехал к ним, чтобы отдать сладости, привезенные из Крыма. К этому времени они продали дачу и выручили деньги, которые будут им помогать в жизни. Часть из них они собирались потратить на сиделку. Рая у них прижилась и не хочет никуда уходить, тогда, как Юлик к ней никак не может проникнуться симпатией. Он высказывает недовольства по поводу ее присутствия. Правая рука его почти пришла в норму. Правая нога не двигается, как нужно.
Мы сидели на кухне разговаривали.
- Я садился за руль машины, - похвастался  Юлик.- Но не смог переносить правую ногу с одной педали на другую. Машина завелась сразу, хотя простояла больше полгода. Мы пока ее продавать не будем.
Я понял, что он надеется еще сесть за руль и поездить. Эта перспектива его явно тешила.
- Как, в ресторан еще не ходили? – спросил я с иронией, зная их слабость к подобным заведениям, передав подарки жены из Крыма в виде коробки со сладостями.
- В кафе ходили, - сказала Эля. – Из поликлинике вышли и зашли в кафе.
- Жизнь налаживается, - не без с удовольствием констатировал я.
Я рассказал им, как мы отдыхали. Эля пожаловалась мне, что Юлик иногда грубит и выгоняет ее из кухни или из комнаты. И сиделку он никак не принимает. А она готовит, ходит с ним гулять, моет его в ванной.
- Нет, это нельзя, - сказал я. – Вы за ней, как за каменной стеной.
- Он хочет отказаться от ее услуг.
- Юлик, я вижу, что вам с ней лучше.
- Она не обижается и иногда меня успокаивает. Говорит, не обращай внимание, - говорила Эля и пожаловалась. - Он меня может грубо прогнать от себя. Мне обидно.
- А ты возьми сними тапочек и помассируй им ему голову, - неожиданно сказал я.
И мы все рассмеялись.
Я видел, что быт у них как-то наладился и жизнь продолжается.  В этот момент я понимал, что мы с женой еще будем приходить  ним в гости и, может быть, вместе с ходим еще в ресторан.
Та уж заведено в жизни что не сразу и не все отнимается. И вместо чего-то одного дается что-нибудь другое. Нужно только этого дождаться, пройти испытания, выстоять  и тогда уж обязательно воздастся в большом или в малом.