Девочка и собака

               
               
                «Олесе, моей племяннице   29.08.2022 г.».
               

              Впервые Олеся и Чонка встретились когда щенку было не больше 5 месяцев. Но это уже был не новорождённый несмышлёныш. Эволюция ускорила собачий процесс взросления и по человеческим меркам Чонка соответствовала девочки вышедшей из детского садика и остановившейся перед воротами школы.

      В таком же возрасте была и Олеся.

      Любое событие становится важным если его ожидаешь. Поступление Олеси в первый класс ожидала вся семья. Ожидание пришло не сразу. Ещё в прошлом году про школу никто не думал и гости, скинув обувь, не говорили, оглядывая встречающих:
              - А где наша школьница?
              - Как дела у школьницы?
 
      Слово «школьница» ещё не было привязано к маленькой быстроногой девочке. Для мамы с папой она была просто «дочка», для сестры - «сестра», для других «девочка» и для всех «Олеся».
 
              Наверху, в небесной канцелярии, ангелы, расписывая её жизнь по календарным дням, долго думали, в какой день ей родиться. И придумали. Привязали день её рождения к началу школьного учебного года. Её сестру они так же не обидели и единогласно назначили день её рождения в «День Победы». Так и жили сёстры встречая свои дни рождения под весёлый гомон школьников и грохот салютов. Из всех дней рождения я помню только три — свой, Олеси и её сестры.
 
      Когда Олеся перестала показывать на пальцах сколько ей лет, пришло время готовиться к школе. Она становилась взрослой и ей уже неинтересно было говорить с младшими девочками у которых пупок ещё был связан с садиком.

              Чонка не кончала школу, она не могла писать и считать, не знала Пифагора, Ломоносова и дедушку Ленина. Она не могла позвонить по смартфону своей подружке с соседнего двора и сказать:
              - Приходи сегодня вечером к калитке. Поболтаем, косточку погрызём.

      Всё что нужно для её собачьей жизни уже было заложено в коде её ДНК  и программе нейронов головного мозга с рождения. Программа самостоятельно запускалась по мере взросления щенка. У программы был специальный ключ — ключ «проб — ошибок». Сделал что-то, получилось не так — сразу же получаешь предупреждающий сигнал - болезненную оплеуху, укус или ещё что-то более пакостное от этого «что- то». Это предупреждение - «Так делать не нужно». В другой раз попробовал что-то сделать — в ответ приятные сигналы — удовольствие, сытость, радость. Это так же предупреждение - поступай так и дальше.

      Многим отличались девочка и щенок. Но они не обращали на это внимание. Почему? Кто его знает. Да и сами они вряд ли смогли ответить. Просто однажды встретились две маленькие девочки, посмотрели друг на друга, своими вишенками глаз, понравились и побежали дружить.
 
      Ни щенок ни дошкольница ещё не были обременены бытовыми проблемами. Взрослый мир был им не известен и отражался только в играх. В играх они были вдвоём, им никто не мешал, они понимали и доверяли друг другу. Взрослых с их проблемами, горестями, радостями и заботами в этом мире не было. Мир игр — это чистенький мир детских представлений. Омрачался он только тем, что Олеся жила в городе, а озорная такса на даче в деревне.

      Чонка всегда знала (а может быть действительно знала), когда Олеся из города приедет на дачу.
 
      Олеся ещё только входит в деревню, а Чонка уже начинает беспокоиться. Прибегает ко мне, начинает прыгать стараясь достать до гладящей её руки, вяжет хвостом какие-то неописуемые узоры, заглядывает в глаза, крутиться меж ног, повизгивает, отбежит и опять трётся у ног. Весь её вид говорит:
      - Ну что ты стоишь! Там Олеся идёт! Открой дверь. Пойдём на улицу! Ну что ты еле двигаешься?
      Наконец щёлкает щеколда калитки и гости заходят во двор. Чонка присев у крыльца ждёт. Всё её напряжённое тело, подрагивающий хвостик, устремлённый немигающий взгляд переступающие лапы, говорят о раскалённом до нельзя ожидании.
      Появляется Олеся. Ни на кого не обращая внимания, собака стремительно летит к девочке, поскуливая от нетерпения, прыгает на неё, щёлкает не больно зубами по гладящей руке, визжит, махает хвостом, встаёт на задние лапы, кладя передние на ноги и смотрит, смотрит, смотрит неотрывно на подружку.
 
      Олеся восторженно охает, старается погладить мелькающее у ног тело, ловит и поднимает вертящего щенка, который дрыгается во все стороны, успевает лизнуть смеющееся лицо и царапнуть руки задними лапами. Олеся визжит и готова расцеловать мохнатую мордочку так же как и она захлёбывающую от радости. Весь мир для них перестал существовать.

      Опущенная на землю Чонка от избытка восторга как бешеная мчится куда-нибудь. Олесина душа летит вместе с ней. Промчавшись метров двадцать коричневый шарик разворачивается и стремительно катится назад к Олесе, которая пытается его поймать. Не удаётся! Визжащий вихрь восторга увиливает, щёлкает зубами и радостно взвизгивая опять несётся в другую сторону. Опять возвращается, опять ускользает от рук. Всё это доставляет им неслыханное удовольствие. Наконец Олесина мама не выдерживает.
      - Олеся, ты что на улице останешься или в дом пойдёшь? Ты к кому приехала? К собаке?
      - Конечно на улице, конечно к собаке - думает Олеся, но маме ведь этого не скажешь. Виновато взглянув на Чонку, Олеся идёт в дом. Щенок тяжело дыша ложиться у крыльца, положив голову на вытянутые лапы, провожает её грустным взглядом. Они понимают друг друга.

      На даче всегда было много работы. Выдёргивались сорняки, пропалывались, окучивались и поливались семена, зёрнышки, веточки, проростки. Издалека огород напоминал зелёное поле с вкрапленными в него разноцветными пятнами. Пятна двигались. Это были спины дачниц. Кому какая принадлежит - непонятно.

      Олеся всегда помогала. Но стоило ей присесть на корточки, появлялась Чонка. Откуда она возникала — неизвестно. Сразу же тыкалась своим длинным влажным носом в лицо, норовя обязательно лизнуть. Это был высший признак симпатии. Олеся отмахивалась от симпатии и отталкивала щенка. Тот настойчиво лез со своими любезностями. Начиналась возня. Олеся валила Чонку на спину, та дрыгала ногами и визжала, щёлкала не кусаясь пастью, вывёртывалась из рук и старалась убежать. Высокая трава мешала. Чонка отпрыгивала, замирала в гуще травы и оттуда выставив длинный нос, махая возбуждённо хвостом, внимательно следила своими блестящими чёрными глазами за Олесей, ожидая следующего благоприятного момента. Но и Олеся не дремала. Сделав вид, что о Чонке она и думать забыла, она начинает медленно, бочком, передвигаться и, когда расстояние сокращается до длины Олесиных рук, снова хватает Чонку и перевёртывает её на спину, та пытается встать, но её вновь кладут на бок, Хвост бешено колотится по земле, визг, смех, восклицания.
      - Вам что делать нечего - кричит им какая-то спина.
      Щенок человеческую речь не понимает и на замечание реагирует только Олеся. Она отходит от Чонки, садится на корточки и вновь склонив голову, продолжает работать.
 
      Чонка ложится в траву, вынюхивает травинку, жуёт её и искоса наблюдает за Олесей.
 
      После работы купались. В деревне два озера. Одно (Центральное) в центре деревни, другое (Сенькино озеро) в километре от деревни.

      Сенькино озеро красиво и уютно лежит среди поля под голубым без облачка небом. Красавицы ивы, присевшие на берегу, оглядывают себя в зеркальной глади. Тёплый ветер, еле долетевший до них с жарких полей, устало шевелит их густые не расчёсанные пряди и, разомлев от жары, скатывается по бережку в прохладную воду, разгоняя по её глади дорожки сверкающей зыби. Вода здесь чистая, холодная, из донных родников. Сверху она прогрета солнышком, а внизу, если опустишь ноги, ощущается холод и становиться страшновато тёмного далёкого дна.
 
      Идти к озеру нужно через поле, по хорошей гладкой глинистой степной дороге. Ходили гурьбой. В центре всегда возвышалась колоритная фигура Олесиной мамы, а вокруг шустро сновали родственники различной степени дальности. Фигура величаво несла свои семейные и административные должности, подаренными судьбой за её ум и активность. Её наблюдательный взгляд мгновенно замечал малейший непорядок, ум быстро находил решение, а решительность быстро восстанавливала неурядицы, разноголосицы и неразберихи. В зоне её видимости всегда был порядок, спокойствие и умиротворение.
 
      Олеся слушалась маму и вначале пути всегда находилась в зоне её гравитации. По мере приближения к воде она всё дальше удалялись от мамы, затем бегом, забыв всё на свете, бежала с ребятами к озеру. За ними вприпрыжку, не оглядываясь бежала Чонка.
 
      Я звал Чонку — она нехотя с большим нежеланием останавливалась, потом стремглав кидалась назад. Добежав до нас она делала петлю и вновь бросалась в погоню за ребятами. И так несколько раз.
 
        Мне было жалко эту маленькую шуструю собачку с длинными ушами, которая по душевной доброте хотела быть со всеми, и бегала на разрыв сердца то туда, то сюда. В очередной раз, когда она подбегала ко мне я ловил и брал на руки часто дышащий комочек.  несмотря на её стремление вырваться и бежать — не отпускал её.
 
      Побарахтавшись в руках она успокаивалась. Недалеко от озера опускал щенка на землю и он взвизгнув от нахлынувшей свободы, не поблагодарив, быстро мчался к ребятам. Первой, конечно, Чонку видела Олеся.
      - Чонка, Чонка!!. Иди сюда моя хорошая, иди сюда, где это ты была,- кричала Олеся, протягивая руки к мчащемуся ей навстречу коричневому мячику.
      Но мячик с визгом восторга ускользал от её рук, проносился мимо, круто разворачивался и опять несся навстречу протянутым рукам и опять не давал себя поймать, щёлкнув челюстями на протянутую руку, будто отбиваясь от злейшего и опасного врага с визгом проносился мимо Олеси. Так повторялось несколько раз. Наконец Олеся ловила щенка, валила на спину, он огрызался, дрыгал лапами и поворачивал вытянутую мордочку в разные стороны будто пытаясь укусить, отбивался ногами, мордой, зубами, извивался под рукой стремясь вскочить и удрать. Но это был только вид, только игра.
 
      Так и играли два детёныша на берегу озера на зелёной травки под летним солнцем и весь мир кружился вокруг них серебряными стрекозами радости и беззаботностью счастливого детства.

              Все уже плавали в озере и никто не обращал внимания на Олесю, только мама, поглядывая на берег, наконец, не выдержала:
      - Олеся! Слышишь. Олеся! Ты когда купаться пойдёшь? Связалась с собакой. Потом наиграешься. Иди купаться.

      Две мордочки поворачивались на голос, притихли и оглядываясь друг на друга, медленно расходились. Олеся шла переодеваться, а Чонка усаживалась как свечка на берегу, поглядывая то на купающихся, то на приближающуюся к воде подружку.

      Спуститься к воде было не просто. Вначале нужно было преодолеть скользкий глинистый высокий берег. Затем осторожно зайти в воду по илистому дну. Мягкое донное месиво под ногами всегда вызывала испуг — а вдруг кто-то там внизу выползет из этой кашицы и обовьёт ногу? Это длинное тонкое мерзкое и отвратительное существо всегда жило только в двух местах - в представлении Олеси и где-то там в мрачной скользкой глубине. Она уже ощущала его прикосновение, страх потихоньку заползал в сердце, леденил мысли и она замирала не зная что делать - бежать с криком на берег или идти дальше. Но она шла вперёд. Смелость придавала мама. Она всегда была рядом.
 
      Наконец вязкое дно заканчивалось. Вода дошла до пупка. Теперь нужно было терпя прикосновение к телу холодной воды сразу же броситься в воду. А это ох как не просто! Попробуйте представить, что на тебя обрушивается поток холодной воды! Бр -р -р-р! Даже подумать страшно! Одни войдя в воду поднимали руки и замирали на месте с содроганием чувствуя холод родников. Другие, сумев преодолеть страх холода, медленно шли в глубину, погружая по миллиметру своё дорогое, нагретое тело в прохладную воду. Олеся бросалась сразу. Страх у неё уходил с визгом.
 
      Чонка внимательно следила за подружкой с берега, переступая передними ногами и неодобрительно встряхивая головой.

              Накупавшись все вылезали на травянистый берег и разбрасывались где и как кому хотелось.
 
      Олеся устроилась на пледе и делает венок из собранных в воде и на берегу цветов. Чонка тут же. Помогает. Куда же без неё! Рук у собаки нет, зато есть нос и нестерпимое желание помочь подружке. Она то и дело суёт нос то в ладошки Олеси, то в горку собранных цветов, то чиркает влажным носом, по щеке нагнувшейся девочки, то старается губами не больно куснуть мелькающие пальцы, то вытянуть из почти готового венка какой-нибудь понравившейся ей цветок, то забирается на коленки, оттуда сваливается на землю и вновь лезет царапая ноги и пачкая плед и купальник.
 
      Такое внимание щенка конечно приятно, но уж больно он бестолковый и никакого проку от него нет. Мешает только. Олеся отталкивает собаку то локтём, то сбрасывает с коленки, то грозно покрикивает:
      - Чонка-а-а-а! Ну что ты наделала? Иди отсюда.
      Бесполезно. Весёлая возня собаки не прекращается. Да и у Олеси в конце крика голос добреет и злости в нём совершенно нет. Но в конце концов она не выдерживает.
      - Мам! Мам! Ну убери ты Чонку. Мешает и мешает.
       Мама для Олеси как пушка для короля — последний аргумент. И этот аргумент всегда приходил на помощь.
        По жизни Олеся трусиха. Это создавала в ней осторожность и медлительность в решениях. Неожиданно возникшая чрезвычайная ситуация не вызывала в ней быстрых и решительных действий. Наоборот, она замирает, лихорадочно работающий мозг бросается то в одну, то в другую сторону, и не даёт выбрать что лучше и что хуже. Неожиданности — не для неё. Она человек медленных, размеренных поступков, спокойного, равномерного течения жизни, где всё предсказуемо на годы. Предсказуемость будущего — это покой. Покой это её мир и в нём она счастлива.

       Если предстояло сделать что-то не известное, ранее не встречающееся в её жизни, а поэтому инстинктивно опасное, Олеся долго раздумывает, соединяет разные варианты решения, думает, что лучше — отказаться или исполнить. Но ничего не может окончательно решить и зовёт на помощь. Рядом всегда мама, которой Бог дал способность щёлкать чужие проблемы как орехи.
 
      Единственное состояние в котором Олеся поступает решительно и без раздумья — минуты крайнего раздражение. От разозлившейся Олеси лучше держаться на расстоянии её вытянутой руки или за пределами видимости и слышимости. Но отходит она быстро. Тогда к ней можно без всякого страха подойти, потрогать, пощупать, погладить. Она уже не опасна.
 
             Утро. Начало июля. Во дворе и на улице безлюдно, покойно и тихо. Солнышко ещё не высоко, жара не пришла. Ангелы за ночь хорошо постарались — голубое небо от горизонта до горизонта чисто вымыто, дышит свежестью, наполнено птичьим гамом и суматошным перелётами давно проснувшихся воробьёв. Пушинки облаков появляются у горизонта и быстро тают. Белый реверс, оставленный ранним утром пролетевшим реактивным самолётом, истончается, разжижается. Верховой ветер гонит оставшуюся дымку в сторону «Гнилого угла». Там она исчезает.
 
      В доме тихо, по-утреннему прохладно, слышно сонное сопение и шорохи от ленивых потягиваний. Рай бездельников.

      Ближе к обеду щёлкнул засов калитки и двор сразу же наполнился детскими, женскими и мужскими голосами хозяев и гостей. Наспех поздоровавшись, побросав вещи шумная ватага устремляется купаться на большое Центральное озеро. Оно намного больше Сенькиного и расположено в ладошке холмов. Место для купания идеальное. Широкий песчаный или покрытый травой пляж полого спускается к воде. Нет ни рытвин, ни обрывов, ни опасных ям. Вода чистая. Низовую толщину холодят донные родники. Верх щедро прогревается солнышком и тело пловца не чувствует холода, но стоит опустить ноги как ледяные иголки сразу же заколют кожу. К обеду купальщики перемешивают воду и она, даже в центре озера, тёплая.
               
      Издавна озеро поделено на три части. Вначале идёт прибрежная полоса. Здесь царство малышей 3-4 летнего возраста. Голенький народец сидит у самого берега по пупок в воде и знакомится с ней. С землёй он уже знаком — она твёрдая. Её можно взять в горсть, а если шлёпнуться на неё — будет больно. Вода — пока неизвестная, а потому непонятная сфера обитания. Вначале она пугала, потом мама взяла подмышки и посадила попой прямо в воду. Не больно! Это уже хорошо! И малыш серьёзно и молчаливо исследует жидкое состояние окружающего мира. Он окунает кисть руки в воду, хватает её, медленно поднимает, сосредоточенно глядя на блестящие капли проскальзывающие сквозь пальцы и падающие в воду. В глазах удивление. Странно! Её не схватишь! Он делает ещё одну попытку схватить воду. Опять не получается. Хлопает по воде ладошкой. Вода разбрызгивается под ударом и ладошке не больно. Но брызги завораживают и он с удовольствием смеясь и гукая хлопает ещё и ещё по мягкой воде и только брызги, попавшие в глаз, вызывают неудовольствие от этого знакомства. Перевернувшись на живот с наслаждением бьёт ногами по воде, причмокивая и приговаривая что-то на своём языке. Изучение воды идёт полным ходом. Прибрежная полоса — лаборатория исследования голопузых учёных.
 
       Дальше до глубины в 1 метр — район купания детворы от 5 до 14 лет. Позади им уже не интересно, а впереди — пока страшно. Здесь самое шумное место озера. Пацаны и девчонки неотличимые в плавках, беспорядочно двигаются, скачут, падают, бьют по воде руками, брызгая друг на друга, визжат, хохочут, обижаются, кричат …... Из визжащей мешанина из худеньких, загорелых тела вместе с брызгами вылетают отдельные слова - «Не брызгай», «Ты дурак, что ли?», «Ой! В глаз попало». Прозрачный воздух звенит от дисканта срывающегося с тонких голосовых связок, а улыбающееся солнце кидает на них пригоршни летних лучей. Здесь полное слияние природы и проклёвывающихся ростков человечества.

      Шум и тарарам иногда замолкает под грозным криком взрослых женщин продирающих через этот первозданный хаос:
      - Ой! Не брызгайте на меня. Ты чего не слышишь? Не брызгай, тебе говорят!

              Поросль старше 15 лет и взрослые первые две территории проходят без задержки и плывут не спеша до середины озера. Там мрачно и молчаливо стоит плавучий острова с буйным, непроходимым кустарником и низкорослыми деревьями. Их извивающиеся корни сплетены в густой шевелящий слой, вырвавшись из которого, скользкими плетями свисают в тёмную глубину. Самые смелые, плечистые парни, доплыв до мрачного острова, взбираются на него скользя ногами по подводным корням и ветвям. Но долго не остаются. На острове дико и страшновато. Между невысокими деревцами растёт низкий кустарник переплетённый с травой, сквозь которую иногда проглядывает тёмная вода и смотрит на вас как око лешего. Жутко. Ни тропинок, ни дорожек. Здесь царство лягушек, комаров и змей.

      Рассказывают, что однажды поспорив с мужиками, которые были в состоянии «море по колено», на остров ночью приплыл с фонариком Федька с Нижней улицы. Парни видели как он помигал им фонариком с острова, потом фонарик погас и никто больше ни Федьку ни его фонарик не видел.
 
      Чонка не любит ходить на Центральное озеро. Ей не нравится сутолока, галдёж и крики заполняющее маленькое пространство пляжа. Пугали заполошные мамы, увидевшие, что их чадо, только что начавшее ходить, устремляет свой взор, руки и заплетающие ножки в сторону длиннотелой рыжей собаки. Для малыша это соблазнительная игрушка, неожиданный сюрприз, которую он характеризует одним словом «Дай». Для мамаши это кровавая пасть истекающая кровью и слюной в которой стальные клыки, грызут трепыхающееся тело её любимого чада. В сторону Чонки летят грозные крики, щепки, палки и камни. Не понимая в чём дело, собака обиженно оглядывается и убегает на безопасное расстояние. Малыш ревёт, мать торжествует.
 
      Другая неприятность на Центральном озере — скопище мальчишек. Их поведение напрямую зависит от количества. Когда мальчик один — его, как моль, не видно и неслышно. Когда их два — это тоже неплохо. Они умеренно безопасны, в меру спокойны и с натяжкой разумны. Пакость от них почти не исходит. Но когда мальчишек много — количество ломает их качество. Чувство поиграть преобразуется в чувство поиздеваться. Всё что на чём останавливается их блудливый взгляд становиться центром внимания. Диковинную таксу норовят шлёпнуть, дёрнуть, облить водой, подразнить называя её «колбасой», «сосиськой», «хот-догом» «гармошкой» и другими прозвищами. Всё этот под хохот, ужимки и непонятный гогот. Чонке всё это не нравиться и она уходит под защиту взрослых.
 
       На Центральном озере Чонка не провожает Олесю до воды. С берега с недоумением  смотрит на подружку полными жалости глазами.
              - Ну зачем ты полезла в эту мокрятину? Тебе что сухого бережка мало?
        Олеся не отвечает. Чонка ложиться на травку положив на лапу голову и пристально смотрит на мелькавшее в воде тело Олеси. Иногда садиться на покрывало. Молча, неподвижно как маленький божок с острова Пасхи устремляет длинный нос и взгляд на озеро. Она не осматривает окрестности озера, его берега, дома, деревья. Она сосредоточенно смотрит в одном направлении — туда где плывёт Олеся.

       Если Олеся долго не возвращается, она встаёт, обнюхивает покрывало и траву вокруг пледа. Затем осматривает ближайший к пляжу берег. Она так занята этим важным делом, что не замечает, что удаляется всё дальше и дальше. В обследовании принимает участие только чёрный, влажный нос, который тыкается под камни, раздвигает траву, обнюхает каждый кустик и пеньки деревьев, особенно одиноко стоящие кусты. Везде нос находит что-то интересное. За носом двигается тело оно не вихляется, движется равномерно, спокойно, как будто с презрением ждёт когда это любопытный нос перестанет вертеться. Иногда нос, как миноискатель, останавливается и, шумно шмыгая, начинает тщательно обнюхивать ничем не примечательный кустик. Обнюхав вдоль и поперёк теряет к нему интерес и поиск продолжается.  Иногда на самом обычном месте, наткнувшись на что-то собака приходит в возбуждение, как золотоискатель от находки самородка. Нос несколько раз обследует всё что лежит на земле. Что её там заинтересовало, непонятно. Земля как земля, трава как трава. Но видимо там остался чей-то микроскопический след, вызвавший пристальный интерес.
 
      Обнюхать пляж для собаки — прочитать книгу. Теперь она знает много про окрестных собак, которые также приходят сюда почитать повесть пляжа. Знает об их болезнях, поле, возрасте ….. Да много чего написано на страницах, которую собаки читают носом.

      Когда Олеся возвращается, Чонка бросает библиотечные залы пляжа и пристраивается рядов.

              У взрослеющей Олеси появилась своя поза сидеть — колени согнутых ног, обхватывают руки, на них подбородок. Так она может сидеть подолгу, наблюдая за купающимися, отгоняя надоедающих мух и комаров. Рядом с ней всегда свечкой сидит Чонка — она тоже, не шелохнувшись сосредоточенно смотрит на купающихся. Что видят там подружки и о чём они думают в этот момент — один Бог знает.

      Я долго вспоминал, где видел такую позу. Может быть на картине Врубеля «Демон сидящий». Посмотрел. Нет. Там демон сидит в совершенно другой позе — сцепленные руки уныло свешиваются с колен. У Олеси никакой унылости. Она спокойна, на сердце ни облачка и есть непоколебимая уверенность что в неясной ещё жизненной перспективе всё будет хорошо. Ещё бы! Мама и папа рядом.
 
      В такие минуты, мы с ней разговаривали о всякой всячине. Всего не упомнишь, но некоторые вопросы и ответы запомнились и, придя домой, я их записал. Олеся в это время училась во втором или третьем классе.

              - О чём задумалась? - спрашиваю я.
              - Да так, ни о чём.
              - Ты какая-то грустная.
              - Нет я весёлая, это лицо грустит.
              - У тебя есть сердце ?
              - Нет.
              - Как нет? А что же есть?
              - Душа.
              - А где она?
              - Где-то там, внутри.
              - Тебе нравиться учиться?
              - Нравиться, только скучно.
              - Ты с кем сидишь?
              - С ним же?
              - С кем и раньше?
              - Да.
              - Ну и как он?
              - Он ползучий.
              - Не понял. Он что змея?
              - Девчонки говорят, что он в душу может заползти.
              - А чем мальчишки в классе отличаются от вас девчонок?
              - Мальчишки всё бегают и бегают, а мы всё переживаем и переживаем.

      Иногда мы заводили разговоры о её будущем. Я рассказывал, куда можно пойти после школы. Объяснял что такое институт, лекции, студенты. Она слушала молча и никаких вопросов не задала.
              - Наверное ничего не поняла, — думал я.
      На следующий день она, собирая сливы в саду, неожиданно спрашивает:
              - Дядь Валера, а Вы кто?
              - Учу студентов.
              - Ты их всё время наказываешь?
              - С чего это ты так решила?
              - Ты вчера говорил, что они все хорошие?
              - Да, говорил.
              - Ну вот. Если я плохо сделаю, мама накажет и я сразу хорошая, а если студенты всегда хорошие, то ты их всегда наказываешь?

      Я не знал что ответить, а потом подумал, то о чём я рассказывал вчера, не исчезло. В детском мозге шёл интенсивный процесс обдумывания услышанного. И хотя выводы были сделаны неправильные, это не так уж и важно. Существенно то, что она может мыслить, умеет рассуждать, стремиться найти свои пути объяснения происходящему. И я сказал.
              - Олеся ты умница.
      Она с недоумением посмотрела на меня. По-моему, не поняла к чему это относилось, но ей было приятно. Настроение у неё улучшилось. По её лицу было видно, что она даже тайком поцеловала саму себя умную. Чего-чего, а похвалы девочка любила. Господи, да кто же их не любит?
              - Ну и что? Ну похвалили и похвалили! Подумаешь невидаль. Меня чаще хвалят. Ничего особенного,- фыркнула, сидящая рядом Чонка. Как и всякая нормальная девчонка она не любила когда хвалят другую.
               
             Чонка, в отличие от Олеси, никогда не испытывала желания лезть в воду. Затащить её, или уговорить залезть в воду было невозможно. Понятно! Она не рыба и в воде не живёт, хотя плавать все собаки умеют от рождения.
 
      Впервые Чонка самостоятельно поплыла на Центральном озере. На Сенькином озере я поддерживая её за брюхо, окунал в воду. Но плавать она не желала и я таскал её то на берег, то от берега. С собаками это бывает. Они ни за что не пойдут в воду если крутой спуск, холодная вода, отсутствие поблизости хозяина и ещё масса каких-то заморочек, которых я не знаю.
 
              На Центральном озере берег был пологий и не сразу уходил в глубину, а вода почти всегда тёплая. Поэтому мы с Олесей не сомневались, что приручим это непослушное создание к воде. Мы попеременно заходили в воду и, стоя по колено, причмокивая губами, показывая как нам приятно в воде, нежно призывали Чонку залезть в воду. Мы иногда брали с собой кусочек колбаски, протягивали его в сторону стоящей на берегу упрямице и жмуря от удовольствия глаза, завали ей зайти в воду и попробовать эту вкуснятину. Не шла. Страх перед водой заглушал приятные ощущения от еды. Потом мы поняли — собака боялась не воды, её пугали кричащие и визжащие ребята полностью оккупировавшие весь берег. Они могли помешать ей в случае чего вылезти на сушу. Отрезали пути отхода. А это не нравилось никакому хищнику.

              Однажды пришли на озеро к вечеру. Солнце ещё было высоко. Жара не спала. На пляже никого. Вода задумчивая, спокойная, гладкая. Ветра нет. На темнеющей воде неожиданно возникали и расходились круги, то ли от рыб, то ли от насекомых прикоснувшихся в полёте к воде. Все разделись и побежали купаться. Олеся замешкалась и осталась на берегу, Чонка беспокойно ходила около неё, поглядывая на купающихся. Олеся разделась и побежала в воду, Зашла в воду, обернулась и крикнула.
              - Чонка, Чонка, сода, сюда, чего бегаешь? Иди сюда, ну, иди, иди!      
              Чонка суматошно забегала по берегу то поднимая голову, посматривая на Олесю, то вновь беспокойно бегала по пляжу.
              - Чонка, Чона иди, иди, сюда - Олеся смеялась и призывно махала руками.
      Собака неожиданно остановилась и вприпрыжку побежала по воде к Олесе. Вначале по берегу, затем прыжками по мелководью разбрызгивая воду во все стороны. Дно в озере опускалось быстро и Чонка потеряла опору для задних ног, которые всю жизнь служили собаке для толчка — в беге, броске, повороте и др. Ноги всегда отталкивались от что-то, и это было естественно. И вдруг всё исчезло. Собака оказалось в неестественном подвешенном состоянии в котором непонятно где низ, а где верх. Это испугало и передние ноги бешено замолотили поверхность воды, поднимая тучи брызг. Вертикально торчащая голова беспрерывно поворачивалась в разные стороны не зная куда лучше плыть. Наконец поплыла к Олесе. Смешно и жалко было смотреть на маленькую перепуганную собачку с вытаращенными от испуга глазами, почти невидимой за пеленой поднятых брызг.

      Олеся не спешила на выручку. Она медленно отошла ещё дальше в глубину, остановилась и ласково подбадривала барахтающуюся собаку. Наверное это было в тот момент жестокое, но самое правильное решение. Чонка видела спокойную Олесю, слышала её голос в котором не было ни капли тревоги, знала, что её подружка если нужно придёт на помощь. Это постепенно вытесняло все возникшие страхи. Движения стали спокойнее, испуг в глазах таял и Чонка неожиданно поплыла.
 
      Это произошло сразу. Я даже не заметил точку перехода. Древний инстинкт проснулся внезапно и тело само поняло что нужно делать — передние ноги уже не барабанили по поверхности воды, а, погрузившись вглубь, делали нужные движения синхронно с задними лапами. Плыла она плавно, без брызг и довольно быстро рассекала воду. Высунутая из воды голова лежала почти на поверхности, а нос, форштевнем выдвинутый вперёд, рассекал воду, оставляя кильватерный след как катер. На макушке головы этого судна сверкали восторженно два сигнальных фонаря — глаза — справа и слева по борту. За всем этим плыли раскинутые уши. Самое уморительное было, что она начала с нескрываемым любопытством оглядывать окрестности озера.

              Чонка обогнула Олесю и поплыла назад. Олеся пошла за ней и у берега схватила её за туловище. Смеясь приподняла. Чонка не переставала делать плавательные движения, дрыгала в разные стороны передними и задними ногами. А это уже было опасно! Таксы — норковые собаки. Для преследования зверей в земляных норах у них есть мощный землеройный аппарат — когти. Это довольно длинное, твёрдое как сталь, острое оружие. И не дай Бог попасть под их удар. Олеся попала. На коже осталась не царапина. Это была рана. Потекла кровь ……. Мама мгновенно оказалась рядом.

      Опущенная на землю Чонка, немного отбежала от суетящихся вокруг плачущей Олеси фигур и встряхнулась всем телом, разбрызгивая веер брызг на гомонящих женщин. Все от неожиданности охнули, повернулись к Чонке и на неё посыпались разные неласковые слова. И только пострадавшая и перепуганная от вида крови Олеся, ещё не пришедшая в себя от нанесённой травмы, вдруг неожиданно для всех безудержно расхохоталась. Чонка обернулась, их глаза встретились.
              - Я не хотела, — сказала виновница.
              - Пустяки, — ответили глаза Олеси.
              Дружба возобновилась.
      
              В любом случае подружки и мы приобрели новые знания. Чонка научилась плавать, Олеся узнала, что вытаскивать собак из воды опасно. А мы, поняли, что если собака из воды вприпрыжку бежит к вам, то бросайте всё и задрав хвост (если есть) бегите от неё куда глаза глядят. Иначе попадёте под собачий душ. Б-р-р-р. Как вспомню этот душ, так холод пробирает до костей.
 
       Ватага с озера всегда приходила свеженькая, пропечённая солнцем, оголодавшая, шумная и озорная. Женщины, скинув шлёпанцы, пошевелив пальцами ног, босые, занимают всю террасу готовить обед. Моют, рубят, режут, чистят, пересыпают. Стук, скрежет, звон, постукивание сливаются в слаженную мелодию, успокаивающую нетерпеливо шевелящего и что-то негромко бурчащего пищеварительного тракта. На столе кульки, пакеты, стаканы, кастрюли. Разноцветные халаты порхают по дому разгоняя по всем закоулкам вкусные запахи, от разложенных на столе нарезок колбасы, присыпанных белыми капельками жира, дырявых ломтиков сыра, золотистых боков крупных балтийских шпрот, холодных красных солёных помидор и огурчиков прикрытых зонтиком укропа и листком черёмухи, ломтей хлеба, разбросанных ложек, стопок тарелок, рюмок и букета только что сорванных полевых цветов. Один бежит на кухню, другой с чашкой спешит в огород, кто-то включает музыку, что-то просят, кого-то зовут, чему-то смеются, что-то роняют и говорят, говорят, говорят, не слушая друг друга, не замечая друг друга, но всё понимая и видя. Готовиться что-то домашнее, обильное, вкусное. Это царство Олесиной мамы.

               Олеся сидит у крыльца во дворе на табуретки и чистит картошку в эмалированный белый таз. Вода в тазе родниковая, холодна и так чиста, что еле заметна под ярким солнцем. Брошенная в неё картошка мелькнёт белым чистым бочком и ныряет в прохладную глубь, где уже рядком разместились на белом донышке её подружки. Вспыхнувшие на взволнованной поверхности  озорные солнечные зайчики будут ещё долго плескаться и смеясь указывать друг другу на притаившихся внизу белых чистюль.

          Внимание Олеси раздвоено. Уши прислушиваются к разговору женщин, а глаза смотрят, что делают в нежной зелёной травке у высокой берёзы кутёнок и котёнок.

      По животному календарю они ещё дети. Взрослые инстинкты беспричинной ненависти друг к другу у них пока не сформировались, но уже проклёвываются — Чонка озлясь на пушистого озорника покажет зубы и заворчит, хулиган в ответ поднимет хвост трубой и зашипит. Но это так себе. Не по правде и не пугает ни того ни другого. Да и случается редко.

      А сейчас щенок спит в детской расслабленности и незащищённости недалеко от Олеси в тенёчке берёзы. Его разморённая, размякшее, а главное доступное тело, настолько умилительно и соблазнительно для бодрствующего хулиганистого котёнка, что он не выдерживает. Осторожно подбирается к кончику хвоста и кидается на него, стараясь прижать лапками и схватить ртом как мышку. Хвост виляет и соблазнительно укладывается неподалеку. Промах поднимает градус охотничьего азарта. Глаза разгораются, пружинистое тело прижимается к земле, лапки нервно переминают землю и котёнок вновь бросается на хвост. Тот опять увиливает. Опять бросок. Вновь неудача. Промахи надоедают. Шалопай садиться и не спеша оглядывает спящего друга. Замечает уши.

      Уши у таксы большие. Одно распластано по земле и никакого интереса у котёнка не вызывает. Другое более интересно - оно лежит на морде. Пушистый шарик медленно поднимается. Залезает на собачий бок и, мягко ступая по животу, усаживается на шее. Тянется лапкой к уху, теряет равновесие и шлёпается на морду спящему. Если игра с хвостом — безобидна и собаке лень просыпаться и прогнать друга, то падение на морду — это верх безобразия. Чонка резко поднимает голову, злобно урчит, котёнок испуганно отпрыгивает, выгибает спину и воинственно шипит. Чонка, не обращая внимания на ощетинившуюся пушистую молекулу,  укладывает голову на прежнее место, закрывает глаза, вздыхает и опять проваливается в сон. Боевой дух у котёнка угасает,  он отходит, ждёт и всё повторяется заново. Один отдыхает убаюканный своим детством, другой хулиганит с его хвостом, ушами, сопящей мордочкой. В конце концов Чонка вскакивает, рычит, оскаливая зубы. У неё настоящая злость на этого маленького непутёвого дружка. Котёнок от неожиданности вздрагивает и стремительно взбирается на берёзу. Чонка провожает сорванца глазами и успокаивается. Вяло отряхивается всем телом, разбрасывая вокруг сухие травинки и остатки сна. Садиться сонно поглядывая вокруг, не зная что делать дальше.

      Котёнок спускается со ствола и ложиться у берёзы, посматривая на сидящего рядом друга.

      Олеся берёт со стола кусочек колбасы и бросает друзьям. Колбаса неслышно упала в густую траву и потерялась. Ни собака ни котёнок не замечают брошенного подарка. В это время на берёзу шумно уселись сороки и истошно закричали прыгая с ветки на ветку. Друзья задрали голову и внимательно смотрят на прыгающие по ветвям куски мяса. У обоих в глазах жадность и сожаление. Жаль, что не достать!

      Сороки улетели. Ребята проводили их взглядом, покосились друг на друга и принялись оглядывать двор и веранду. Колбасу не видят.

               Вдруг Чонка забеспокоилась. Дыхание участилось, она приподнимается, направляет нос в сторону колбаски и шумно втягивает воздух. Котёнок встревожился таким поведением друга и озабоченно наблюдает за Чонкой не понимая что с ней происходит. Но котёнок уже не интересен. Собака опускает нос и, раздвигая им траву, начинает шумно обнюхивать землю медленно, рыская из стороны в сторону, приближается к лакомому кусочку. Наконец нашла. Схватила. Не разжёвывая проглотила. Котёнок почуял запах колбасы видимо только изо рта Чонки. Он тоже встревожился и начинает усиленно обнюхивать землю. Напрасно. Обоняние у собак развито сильнее чем у кошек. Собака в выигрыше.
 
      Олеся смеётся. Забыв про картошку хватает котёнка, прижимает к себе, гладит приговаривая.
      - Пойдём, пойдём. Не досталось тебе. Сейчас покушаешь.
На веранде берёт со стола колбасу и даёт котёнку. Тот хватает и держит во рту не в состоянии есть на руках. Олеся сажает его на пол. Котёнок жадно уплетает подарок. Прибегает Чонка. Она всё видела и явно в обиде на Олесю. Не позвала, подружка называется! Останавливается рядом готовая моментально отобрать колбаску. Но побаивается Олесю.
      - Чонка! Иди отсюда. Мало тебе. Съела своё. Иди, иди. - прикрикивает Олеся на собаку.
      - Хватит кормить всех колбасой. Ты почистила картошку? - кричит мама Олесе.
      - Да! Только глазки остались. - отвечает Олеся.
      - Быстрее дочищай.

      Олеся возвращается чистить картошку. Котёнок с собакой повертевшись на веранде, ничего не получив опять идут к Олесе и устраиваются рядом. Всё тихо и покойно.

              Только движение глаз и приподнимание ушей говорит о том, что Чонка настороже. Стоит Олесе подняться как Чонка тут же вскакивает и вопросительно смотрит не неё.
      - Куда пойдём? - спрашивают ей глаза.

      Олеся никуда не уходит. Она выливает воду из-под картошки и вновь садиться. Чонка подходит садиться рядом. Ждёт. Олеся не обращает на неё никакого внимания. Чонка вздыхает, чихает, мотает носом. Слегка ударяет снизу вверх своим носом Олесю по согнутой руке. Ждёт ласки. Олеся прислушивается к разговору женщин и не замечает собаку. Собака обиженная невниманием отходит и вновь ложится держа в поле своего зрения Олесю.

              А вокруг постоянное движение, кто-то уходит и приходит, двигаются табуретки, чашки, шуршит листва на деревьях, где-то захлопал крыльями и прокукарекал петух, на забор упала с неба стайка суматошно чирикающих воробьёв, поскакали, покричали, пошумели, испугались чего-то и дружно россыпью улетели.
 
      Чонка слушает шум, чуть-чуть приподнимает распластанное большое ухо и водит его в разные стороны. То же делает и котёнок своим маленьким ухом. Но все шумы привычные и никакой тревоги не вызывают. Разговоры женщин разной тональности и эмоционального накала давно стали привычными и не интересует ни котёнка ни щенка. Да и смысл слов они не понимают. Зачем? Им это не нужно. Ну зачем знать как ведёт себя муж какой-то подруги, или на ком женилась какая-то сотрудница по работе? Для щенка и котёнка сейчас важно то, что вокруг спокойно, скоро обед, потом сон, потом можно поиграть, а рядом сидит Олеся. Её рука изредка почёсывает, поглаживает, нежно треплет. А это ой как приятно! И они раскинувшись в приятной расслабленности думают что это будет долго, долго, долго.
         Собаки не могут думать. Зачатки мышления у них есть, но логично обосновать верность какой-либо математической или биологической теории они не в состоянии.
 
      Я много раз видел у нас в деревне многочисленные компании собак. Сбегались они не для обсуждения научной проблемы, а для удовлетворения древнего инстинкта продолжения рода. И все интересы их сконцентрированы вон на той красивой особи, которая в кажущейся безучастности ко всему миру лежит в тенёчке у кустов. Убежит красавица, разбежится и «научный коллектив».
 
      Если встретятся два пса, то это не значит что они подошли друг к другу чтобы учтиво поздороваться и начать обсуждать статью напечатанную в последнем номере научного журнала. Нет! Разговор начинается так.
- Ты кто такой и чего припёрся на мою территорию. Пошёл отсюда!
- Заткнись! Где хочу там и хожу!
- Чего?
      Дальше этого диспут не идёт. Начинается грызня.
      Всё это я знал. Но всё же …….

               Сижу в зале на диване. Олеся и другие где-то во дворе. Чонка бегает по комнате, не зная куда ей пристроиться — лечь на мягкую подстилку, взобраться на кресло у окна или запрыгнуть на диван и пристроится рядом со мной. В каждом месте есть своя прелесть, но все они равноценны и Чонка кружится по комнате не зная куда приткнуться.

        Искоса наблюдаю за ней. Можно вмешаться в эту круговерть крикнув «Чона иди сюда» или «Чона, на кресло», или «Чона, на место». Мои слова положенные на чашу весов Чонкиного выбора сразу же определили бы её предпочтение. Но мне лень и я смотрю как внутренняя борьба желаний дёргает в разные стороны бестолкового щенка.

        Во дворе за окном раздался Олесин смех. Чонка замерла, насторожилась. Чувствую как нейроны в её голове бешено анализируют услышанные звуки, запахи и ещё какие-то параметры собачьего чутья, стараясь понять «Кто там?». Через секунду она взвизгнула. Узнала! И сломя голову кинулась к окну. Прыгнула в кресло, поставила передние лапы на подоконник и уставилась своими янтарными глазами в окно.

      Раньше я не раз брал маленькую хулиганку на руки и подносил к окну дачи или многоэтажки в городе стараясь заинтересовать происходящим за окном. Без толку! Прелести за оконного мира её абсолютно не интересовали. Она крутила головой, извивалась телом, царапалась когтями, делая всё, чтобы быстрее спрыгнуть на пол — лучший этаж её жизни.

      А сейчас она внимательно, как человек пристально смотрит во двор, чуть наклоняя голову то вправо, то влево, приседая и фыркая от нетерпения.

      За окном была Олеся и Чонка её быстро увидела.
      Это мгновенно изменило её.

      Она подпрыгнула, взвизгнула и замолотила лапами по подоконнику. Хвост бешено вращался. Задние лапы не стояли на месте, они подбрасывали щенка вверх, выполняли какой-то немыслимый танец, за которым еле поспевало ходившее ходуном тело. Всё существо этого малыша было переполнено нестерпимым желанием быть там, за стеклом, рядом с Олесей. Прямо сейчас. Немедленно. Сию же секунду. Мешало стекло.

      Олеся ничего не видела.
 
      Но вот её взгляд случайно скользнул по окну и она почувствовала — там кто-то есть. Остановилась. Всмотрелась и вдруг осознала, что рожица в окне это мордочка её истомившейся любимицы. Коротко взвизгнув, как щенок Олеся бросилась к окну и расплющила нос о стекло.

      Так и стояли две маленькие девочки, забыв всё на свете, смотря друг на друга через стекло влюблёнными, смеющимися от счастья глазами.

      Я смотрел на них и думал:
              - Ну хорошо! Пусть собаки не могут думать, но уж любить они точно могут.

              Подружек роднила общая черта — любопытство. Оно двигало их по жизни как непрерывно работающий моторчик. Какое топливо вырабатывало у движка энергию было неизвестно, но лошадиной силы у движка было много и направлена она была только в одну сторону - в сторону познания неизвестного. К тому, что окружало подружек они привыкли быстро. Оно стало привычным, малозаметным и почти не доставляло удовольствия. А любопытство вытаскивало их в новый мир, в мир неизвестного. Любопытство было удовольствием само по себе. Таким же как стремление во что бы то ни стало почесать зудящую спину или чихнуть. Попробуй, удержись. А уж если сделал - получил удовольствие.

       К сожалению Боженька неравномерно распределил это чувство среди людей и собак. Чонке он дал его с лихвой. Я вообще не видел в своей жизнь собак любопытнее Чонки. Ей до всего было дело. Любопытство прямо корёжило её маленькое тело. И казалось, что если она не подойдёт вон к тому сучку на дороге, не обнюхает и не осмотрит его - она тут же умрёт. Она готова была удавить себя до предела натянутым ошейником. Она скрежетала о землю когтями, лезла из кожи, хрипела от удушья, выпученные глаза готовы были выкатиться из орбит, но она упорно лезла вперёд, чтобы ткнуться носом в незнакомую тряпку под кустом. Узнать «Что это» было для неё важнее жизни.

               Если нас приглашали соседи, то в числе первых, сгорая от любопытства, в гости опережая всех бежало это лопоухое создание. Олеся, скромно вместе со всеми только заходит в дверь к соседям, а эта любопытная вертихвостка уже успевала обнюхать весь двор и наполовину залезть в сарай и только заполошное кудахтанье кур, не дают ей обследовать куриное жильё.
 
               - Что это за шум в курятнике? - спрашивают недоуменно хозяева сами себя.

               Мы молчим, смущённо смотрим друг на друга. Спрашивают не нас. Можно не отвечать.

       Не дай бог хозяева оставят ненароком приоткрытую дверь. Чонка рассматривает это как приглашение войти. Начинается детальный осмотр всех комнат, всех предметов, закоулков, щелей и углов.

               - Смотрите ка! - восклицают хозяева,- Она уже здесь. Прыткая какая она у вас.
      Прыткая уже всё осмотрели и сидит в центре комнаты. Детские честные глаза  смотрят снизу на нас.

      Мы шли к озеру. На дороге собралась кучку людей обступивших что-то. Разве можно было пройти мимо этого двум подружкам! Чонка сразу же потянула за поводок Олесю. Та немедленно последовала за ней. И вот они уже мчаться узнать — что произошло? Сюда же, со всех сторон, сломя голову, бегут такие же любопытные. Прорваться через плотную стену людей не так-то просто. Чонке легче. Она протискивается между ног, расталкивая зевак.

              - Куда ты лезешь? - кричит на неё мужчина, стремящейся протиснуться в центр, но бесцеремонно отпихнутый подлезающей собакой-конкуренткой. Если сейчас в эту группу будут лезть бегемот, тигр и леопард — их никто не увидит и не испугается. В глазах любопытных они перестали быть хищники, они стали конкуренты способные не дать пролезть и посмотреть. Их будут отпихивать, ругать, толкать, отдавливать ноги, дёргать за усы, не ощущая никакого страха. Любопытство сильнее.

      Наконец цель достигнута. Кольцо из людей, накрепко спаянных чувством любопытства, стоят и смотрят вниз. Самые передние — это супер любопытные. Они быстрее всех отреагировали на происшествие. Это особая каста людей и собак. Для них посмотреть, узнать, поглядеть всё равно что посмаковать, побалдеть, покайфовать. Важна не достигнутая цель, а процесс её достижения. Вершина блаженства - увидеть то, к чему стремился. Но это очень короткий миг. Он длится секунды. Потом торжество гаснет, любопытство спадает и из личинки появляется обычный человек или обычная собака с сонными от безразличия глазами.
      
              - Ну что там? - Спрашиваем мы отошедших от группы Олесю и Чонку.
              - Кошку машина раздавила.

              Последний раз я видел их вместе незадолго до смерти Чонки. Мы шли купаться на Центральное озеро. Взрослые, отстав, шли сзади, обсуждая свои дела. Олеся и Чонка шли впереди.

      Олеся повзрослела, стала красивой девушкой, высокой и статной. Собака уже не взрослела, она старела. Её возраст по человеческим меркам приближался к 70 годам. Подружки уже не были детьми и не играли как прежде по дороге, а чинно шагали по её середине.
 
      Олеся привлекала внимание. Из-за низеньких заборов, загородок, распахнутых окошек на неё смотрели парни. Смотрели с огородов прекратив работу и оперившись на лопату, смотрели подняв голову от мотоциклов, легковых машин и прочей техники, смотрели, повернув головы вон те, четыре балбеса, встретившиеся друг с другом на дороге.

      Чонка чувствовала восхищение своей подружкой и чинно, достойно семеня короткими ножками, подняв гордо голову, важно держалась сбоку. Она напоминала строгую бонну, которая шла рядом со своей воспитанницей. По внимательным взглядам, которые Чонка изредка бросала на Олесю, можно было догадаться что она говорит ей.
              - Иди и не оглядывайся по сторонам. Не верти головой. Не сутулься. Держи спину прямо ….»

      Олеся слышала эти слова и чувствовала взгляды. Они были приятны, желанны, притягательно и тревожны в своей непредсказуемости. Они наделяли её властью, были слаще мёда и ради них стоило жить.

      По пыльной деревенской дороге как по Парижскому бархатному подиуму дефилировали модельным шагом в сторону озера очаровательная в своей красоте юность и безмятежная в своей мудрости старость. Это был парад-алле среди восхищённых зрителей мальчишек.

      Я вспомнил как давным-давно, на этом же месте наша компания также шла на озеро. Впереди, как всегда, Чонка и Олеся. Они уже сидели за партами третьего класса в собачьей и человечьей школе. Их ничего не интересовало. Они не шли. Они то бегали друг за другом, то дразнили друг друга, то ловили, то догоняли, то что-то кричали, смеялись, поднимали пыль, создавая бестолковую, но приятную для обеих кутерьму.
 
      Навстречу им с озера шли ребята 10-11 лет. В них ещё фонтанировало озорство купания. Разгорячённые солнцем, водой и брызгами они вынесли игру из воды, на дорогу и шли не группой, а бегали друг за другом, хохотали, догоняли, хлопали по разгорячённым, худым загоревшим телам.
 
      На Олесю они не обратили никакого внимания. Ну девчонка и девчонка. Ничего особенного. А вот собака-такса — это интересно. Все глаза устремились на это чудное длинное лопоухое создание, которое стремительно носилось мимо них туда-сюда, туда-сюда. То ли присутствие взрослых, то ли необычный вид этой маленькой собачки сразу же утихомирила мальчишек. Они отошли на обочину дороги и с любопытством смотрели на проходящую собаку. « Сосиська», «Трамвай», «Гармошка» - доносилось до нас прозвища.
      
             И если бы их спросили кто был рядом с таксой, они бы удивились. Они смутно помнили, что рядом кто-то был. «Точно не собака» — вот всё что они могли вспомнить. Девочку они не помнили. В то время она не привлекала их внимание.

     Сейчас всё наоборот. На Чонку повзрослевшие парни не обратили никакого внимания. Их интересовала только Олеся.
 
             Время изменило приоритеты внимания.

               

**От автора **

             Вечер. Солнце садится. Его последние мазки ложатся на дворе печальными жёлтыми неровными полосами. На улице и дома тихо. Окна открыты и со двора чуть веет сумеречной прохладой. Чонка дремлет на диване. Олеся с родителями уехала в город.

     Прожит день — написан ещё один листок жизни. Она пишется сразу на чистовик. И в прожитом, как в черновике, уже ничего нельзя дополнить, исправить, переделать, заменить. Завтра новый день, новый листок в "Книге жизни",
    
             Мне удалось подсмотреть несколько строк из Олесиной "Книги"— её дружбу с лопоухим подарком Судьбы, преданной подружкой, Чонкой.
 
             Они любили друг друга.

     Может быть и Олесина дочка, быстроногая озорница-егоза, встретит на своём пути такую же собаку, назовёт её ласковым именем, подружится с ней и они вместе напишут несколько строк в своих "Книгах жизни". В главе, название которой "Детство".

            Кто знает? Всё может быть.