Непонятливый! И только?

      

     Сначала в парке среди медленно опадающей листвы и  подсохших после только что  прошедшего дождя  аллей, у скамейки:

       —  Можно,  я присяду рядом, я вам не помешаю?
Нет? О, это здорово!

       —   А мне присесть, как,  справа или слева, вам как,  удобнее будет? Что б снова вам не помешать?

        —   Да, как- нибудь уже присядьте, или идите мимо, если не можете определиться с тем, как сесть, чтобы мне не помешать и чтобы мне было удобнее.
 
     Сел-таки,  посидел, сначала с правого, потом с левого края. Посидел, поёрзал штанами по крашеным доскам парковой  скамейки, потом  решил, что все -таки помешал  и кому -то из- за него неудобно, встал и пошёл мимо, как посоветовали, не услышав даже за  собой следом раздавшегося  облегчённого вздоха, он же не хотел помешать, но вот, наверное, что -то все- таки сделал не так, не совсем с краю сел, или  не с того, с которого надо было, а надо было вообще, посередине, а ещё  лучше рядом со скамейкой на серого унылого цвета мокрую землю, так, чтобы уже всем и наверняка было удобно.

      Но он же спросил! Со всех сторон зашёл.  Узнал как  —     так или по другому.  А  может,  слишком  тихо или невнятно спрашивал, потому нехотя и предложили сесть,  посидеть и уже как- нибудь, а ещё  лучше идти бы  ему мимо, следуя данному совету  и недовольному выражению лица советующего.

      И  потому,  так и не поняв, ещё  и не спросив, а что делать, может,  что-то ещё,  то, чего он не знает, чуть- чуть посидел и пошёл дальше.

           Дошёл до  трамвайной остановки,  оставив позади себя осенний  парк с разноцветными скамейками  и такой же разноцветной жёлто-оранжевой листвой,  теперь уже здесь  занял очередь на посадку в трамвай —   тоже со всех сторон обошёл очередь с намерением ей не помешать  стоять дальше, с тем, чтобы он мог узнать, как ему так встать, чтобы очереди было удобно и дальше стоять и ждать посадки в  ещё не подошедший трамвай.

       Всех для этого опросил, начав  с первого  и закончив последним, не спросил только удобно ли будет этой очереди, если он будет среди них, оравой кричащих и мнущих  друг друга ещё даже не  пассажиров,  вмиг  забывших кто тут первый, кто последний,   ворваться в подъехавший транспорт, а он будет среди них.  И  потому залез в этот железный короб  на таких же железных гремучих  колёсах последним, чуть не оставив на остановке свои ноги в  новых лаковых ботинках —    он их тоже,  стоя в такой же  очереди,  покупал  по тому же сценарию с кучей вопросов об удобстве и состоянии комфорта занявших очередь за туфлями —   и потому их  было бы жаль, не смотря на то, что в трамвай всё  же залез.

   И  потому и здесь снова,  как в парке, тем более,  что удачно остался при своих ногах и ещё  и туфли новые не сдёрнули по дороге пока  залезал, желая не доставить  никому неудобства, хотя лез по головам, потому что тут иначе было нельзя,  и мог и вовсе выпасть уже из окна, даже  не из двери, и тогда снова, начало начинай  сначала,  если эта консервная банка на колёсах  ещё  и  не уедет, оставив  тебя в комфорте одного отдыхать на остановке.

   И потому внутри всё,  как в парке,  всё,  как всегда.

       —     Позвольте пройти, вам как,  удобно будет,  если позволите, чтобы я по ногам вашим своими педалями проехался хоть и в надетых новых ботинках, или лучше, чтобы  ёрзая  по коленкам своим задним местом протиснулся, и уж извините, штаны, как туфли новые,   не купил, не успел,  жаль конечно, но все равно…  Вам как удобнее, чтобы я вам не сильно помешал?
 
       Всё спрашивал и спрашивал  он пассажиров, будто того сидящего на скамейке в парке, сам в это время своим задним местом тыкаясь совсем  не в коленки, а куда- то выше, сам не понимая куда,  потому что те ноги, по которым он все же умудрился с извиняющимся видом пройтись своими лаковыми штиблетами, от боли и негодования подкинули его,  куда повыше, куда он сейчас и тыкался своим мягким толстым задом, почти вытирая им  с губ женского пола помаду и текущие слюни  от завистливой похоти с  мужских подбородков…    Снова извинялся, боясь доставить неудобства всем тем, кто просто с радостью вздыхал,  когда где-то уже вдали затихали его однотипные вопросы и извинения, сказанные по десятому и двадцатому разу, так он не хотел никого беспокоить и никому мешать,  потому не переставал  всё  же извиняться и  спрашивать  теперь уже того, кто уступил ему место лишь бы оставил в покое тех, кто только что успел вздохнуть и даже покинуть железный вагон, где всё  было так неудобно, но никто ни у кого прощения не просил и только желал быстрее доехать хоть как -то до нужной остановки, чтобы почти так же,  как заходил,  и выйти наружу, что значит,  толкаясь и сражаясь за место на выход, даже не спрашивая вежливо предыдущего  или следующего, тут очереди не было, тут была куча мала,  о том будет ли он выходить, главное, чтобы вышел он сам.  Тем временем как за его спиной всё неслись извинения   в тему, что ему уступили место.   А  может,  не стоило,  может,  он мог постоять на чужих ногах?  И тому, кто уступил место, было бы удобнее сидеть и не вставать?  А может, есть такое предложение, чтобы было всем удобно, они могут вдвоём сесть на одно сидение, поделив его,  как своё  заднее место,  на две половинки,   или на худой конец по очереди  друг у друга на коленках посидеть пока не доедут до нужной им обоим остановки ?

       И все таки, при таких удобствах и извинениях,  как ни  странно не доехали, вернее не доехал он.  Его вынесли из транспорта заботливые руки, которым  тоже очень хотелось,  чтобы  им было удобно.  Вынесли вперёд ногами в новых лаковых туфлях, и даже из благодарности, что его,  наконец, не будет вместе  с ними, в  той грохочущей колёсами  консервной банке, не сорвали с него лаковые туфли, которыми он так гордился, а даже наоборот, заботливо поправляя  их у него на ногах пока выносили, в них же  его на  первой же  остановке  и поставили, аккуратно вставив  туда его уставшие по всем статьям ноги,  которыми  он,  с трудом передвигая, сам уже,  без посторонней помощи  доплёлся до первой попавшейся скамейки и благо на ней никто не расположился, а то сразу сесть  на неё и отдохнуть  ещё так просто и не вышло бы,  он  тяжело плюхнулся на деревянные окрашенные в тёмно-зелёный цвет доски, с облегчением и с выражением муки на лице  откинулся на такую же деревянную спинку и только тогда глубоко,  пару раз  вздохнув,  спросил,  но уже себя, ибо рядом никого больше не было, а то…  но так как не было, то всё  же спросил себя:

       —     А что я не так сделал, что оказался сейчас в неизвестном для себя месте и на неизвестной мне  скамейке? Что я не так спросил или не достаточно подробно уточнил на тему,  как мне себя вести, чтобы всем было удобно?  Потому что удобно всем,  как я понял,  без меня, а мне кстати, без них  и по всем статьям, что значит,  вся скамейка  в моем распоряжении, хочу,  на неё  сяду,  хочу,  ноги в лаковых туфлях положу, а хочу,  туфли сниму и рядом с собой на скамейку поставлю, всё  сделаю так,  как мне удобно,    никого десять раз  не спросив  как удобно им, а если не удобно, извиняться тоже не придётся,  тем более в  своей постоянной  манере вечного зануды.  Это ведь как здорово, никто тебя занудой не назовёт  и никто   куда подальше не пошлёт,  тебя с твоей порядочностью и с вечной заботой  о других, потому что эти  другие в кои века сами о себе позаботились, вынеся тебя живого вперёд ногами из транспорта  и почти спихнув с той парковой скамейки, чтобы не повадно было в дурачка играть  ещё  и будучи занудой, заботящимся о комфорте окружающих таким странным способом, правда, они не знали, что ты ещё и зануда,  не только странно себя ведёшь, и  не только порядочный дурак, а то ты гораздо быстрее  обрёл  бы  душевный и физический покой, выйдя с их помощью на пару остановок раньше.


         Непонятливыми они, однако, оказались, впрочем, как и ты сам, потому в этом месте тебе всё же  ясно, почему ты здесь, а не там, и даже спрашивать не надо:  А  как вы думаете, чтобы вам не помешать, мне сейчас выйти или лучше  потом?  Тем более, что ответ и без вопроса  ясен, даже таким непонятливым  занудам, как ты.

29.08.2022 г
Марина Леванте